Виражи жизни (джен)

— Мои поздравления, почтеннейшая мадам Трюк! — проорал ей с портрета сэр Кэдоган. — С новым учебным годом вас!

— И вас, дорогой сэр рыцарь, и вас! — закивала ему в ответ седой головой преподавательница полетов на метлах. И отправилась дальше, недовольно бурча себе под нос: — «Почтеннейшая»… Ха! На себя посмотри, реликвия в доспехах! Вот ведь повезло с родственничками — даже этот, нарисованный, и то норовит подколоть…

Сэр Кэдоган, по фамильному преданию, был основателем рода Крэббов. Несмотря на это, он частенько раздражал своими бравурными речами мадам Трюк, принадлежащую к этому славному роду — увы, пресекшемуся некоторое время назад (с бесславной смертью юного Винсента). Так что ответить ворчанием на его приветствие для нее было делом обычным.

Впрочем, сэр Кэдоган после своей эпохальной схватки с виверной, расплавившей ему забрало шлема, был немного глуховат, так что бормотание пожилой преподавательницы оставалось вне его восприятия мира. Его несовершенный слух милосердно доносил до него только вежливые приветствия с ее стороны, так что он относился к мадам Трюк в высшей степени уважительно. И даже не обижался на то, что она давным-давно не использовала в своей жизни свою истинную фамилию — гордое имя династии, которой он был родоначальником.

Порой он впадал в сентиментальность и в такие минуты жаловался своей правнучке в энной степени на очередной каприз его Прекрасной Дамы — Дамары Доддеридж. Следует отметить, что Дамара тоже была весьма неравнодушна к сэру Кэдогану, но их отношения были неровными — влюбленные то ссорились, то мирились.

Когда-то портрет Дамары Доддеридж висел в башне Гриффиндора, поскольку в свое время она была деканом этого факультета. Там он украшал собой дверь в спальню мальчиков-первокурсников. Все пароли для входа туда, которые придумывала Дамара, были связаны с именем ее верного рыцаря. «Прекрасный Кэдоган», «Храбрейший рыцарь Кэдоган», «Сияющий меч Кэдогана», «Кэдоган спешит на помощь» — и так далее, и тому подобное в том же духе. Первокурсники недоуменно пожимали плечами, а старшекурсники умирали от хохота.

В ту пору Роланда Трюк, которой надоело выслушивать высокопарные стенания сэра Кэдогана о том, что он большую часть времени разлучен с любимой, решила поспособствовать воссоединению влюбленных. Конный портрет сэра Кэдогана находился тогда на пустынной площадке седьмого этажа. Там рыцарь выполнял важную задачу — указывал новичкам дорогу к кабинету прорицания, найти который без подсказки было сложновато. Других картин в коридоре седьмого этажа было очень мало, поговорить там было почти не с кем, и рыцарь отчаянно скучал. В довершение всего, к своей любимой Дамаре он мог наведываться только по вечерам, после окончания занятий у студентов. И Роланда Трюк, пожалев своего не в меру романтичного предка, упросила директора перевесить портрет сэра Кэдогана в башню Гриффиндора.

Ввиду большого размера полотна ему нашлось место только на оборотной стороне двери в башню, что чрезвычайно оскорбило Полную Даму. В сэре Кэдогане ей почудился конкурент, невзирая на то, что у него хватило мозгов не назначать учащимся никаких паролей для выхода из помещения. Кроме того, Полную Даму страшно раздражало, что он без умолку восхваляет достоинства несравненной Дамары Доддеридж, в то время как в гриффиндорской башне есть и другие портреты прекрасных женщин. Впрочем, безудержная болтовня сэра Кэдогана раздражала не только Полную Даму, но и всех обитателей башни. Особенно с тех пор, как влюбленный рыцарь на радостях от воссоединения с дамой сердца завел моду ежевечерне исполнять в честь леди Дамары длиннющие серенады.

Все изменилось, когда в Хогвартс проник Сириус Блэк. Его, беднягу, тогда считали преступником, хотя Роланда ни на секунду не сомневалась в том, что обвинения, которые ему вменили, были ложными. И время подтвердило, что она была права, но… Оказалось, что Сириусу было отмерено не так уж много времени на свободе. Сколько уж лет прошло с тех пор, а она до сих пор тоскует о нем…

Кстати, она была не одинока тогда в своем доверии к нему. Помнится, профессор МакГонагалл попросила ее и профессора Флитвика разобрать на части и проверить на предмет наложенных заклятий метлу, присланную Сириусом в подарок его крестнику Гарри Поттеру. И вот когда они вдвоем корпели над проверкой деталей метлы, Флитвик вдруг заметил своим тихим голосом, что по его мнению, они сейчас выполняют абсолютно бесполезную работу, ибо от Сириуса подобных действий ждать не стоит.

В тот неспокойный год, после трагической встречи Полной Дамы с Сириусом Блэком, исполосованный портрет несчастной привратницы гриффиндорской башни отправили на реставрацию, и заменить ее на посту мужественно вызвался ни кто иной как сэр Кэдоган. Вот уж когда рыцарь оторвался по полной! Он неутомимо изобретал все новые и новые пароли, меняя их дважды на день, а всех лиц мужского пола, не знающих пароля или просто проходящих мимо входа в башню, задиристо вызывал на дуэль. Закончилось все это тем, что Сириус Блэк, заполучив список паролей за неделю, записанный Невиллом Долгопупсом, беспрепятственно проник в башню. Да, Сириус всегда получал то, что хотел… Любой ценой. Он с детства был таким, и Роланде в нем это очень нравилось.

После такого вопиющего инцидента портрет сэра Кэдогана отправили обратно на седьмой этаж. Более того, приказом Минервы МакГонагалл ему было запрещено появляться на картинах, висящих в башне Гриффиндора. Несчастный рыцарь, отловив Роланду в одном из пустынных коридоров, дабы поговорить без свидетелей (сам он для этого перебежал на пейзаж с квиддичным полем Хогвартса), стал слезно молить ее поспособствовать тому, чтобы его портрет перевесили обратно в гриффиндорскую башню, поближе к Дамаре. Но Роланда твердо ответила, что не только декан факультета, но и сам директор категорически против этого.

В принципе, так оно наверняка и было, но узнавать у директора о столь очевидном она бы и не стала. Ей хватило разговора с Дамарой, которая горько рыдала, уронив голову на раму портрета, и сдавленным голосом попросила Роланду ни в коем случае не переселять сэра Кэдогана в гриффиндорскую башню. Она, мол, больше не желает его видеть, ибо сильно в нем разочарована. Но об этой просьбе Дамары Роланда рыцарю, понятное дело, говорить не стала. Женское сердце отходчиво, подумала она. Милые бранятся — только тешатся.

И действительно, уже на следующий год роман Дамары и сэра Кэдогана вновь расцвел пышным цветом. В немалой степени этому способствовал тот факт, что портрет Дамары Доддеридж перевесили из башни Гриффиндора на Парадную лестницу Хогвартса, после чего сэр Кэдоган, часто навещая возлюбленную, смог заслужить ее прощение.

Позднее и портрет самого рыцаря перевесили в более оживленную часть замка — как раз недалеко от личных покоев Роланды. Надо сказать, что к ней, хотя она и не исполнила когда-то его просьбу, рыцарь всегда продолжал относиться с большой теплотой. И вот теперь воинственный прародич ежедневно перебрасывался с ней словом-другим. Он очень гордился тем, что женщина из его рода преподает в Хогвартсе.

Роланда и сама порой удивлялась тому, что преподает здесь. Она хорошо помнила, как ее судьба сделала очередной вираж. Тот день в Министерстве был самым обычным. Ей практически любой день на работе казался обычным, за исключением тех, когда она случайно сталкивалась в коридоре с Аластором Грюмом. После таких встреч у нее подолгу ныло сердце… Но этот день стал поистине особенным. Утром, когда она спешила в свой кабинет, в вестибюле Министерства к ней подошел профессор Дамблдор, директор Хогвартса. Роланда очень удивилась, ибо они были не очень близко знакомы. Дамблдор сказал, что всегда восхищался ее успехами в квиддиче, и предложил ей преподавать полеты на метлах в школе, а также судить школьные матчи. В жалованье, заявил он, особой разницы с Министерством для нее не окажется. Захочет ли она сменить привычный образ жизни — вот в чем вопрос. Но он, Дамблдор, будет чрезвычайно рад, если она согласится на его предложение. И Роланда практически тут же уверенно кивнула головой.

Из вестибюля она прямиком направилась в кабинет Амбридж, которая к тому времени уже занимала пост заместителя начальника их отдела. Роланда думала, что это будет неприятный разговор, но Долорес спокойно отнеслась к желанию подчиненной уволиться и без всяких проволочек подписала нужный документ. Более того, искренне пожелала Роланде успехов на новом месте. Гораздо позже, когда Амбридж стала генеральным инспектором Хогвартса, именно благодаря этому знакомству мадам Трюк не была уволена из школы. Впрочем, людям свойственно меняться, и в те мрачные годы Роланда предпочитала помалкивать о том, что Долорес всегда относилась к ней благосклонно. Потому что от прежней Долорес к тому времени почти ничего не осталось. А когда грянула битва за Хогвартс, мадам Трюк без малейшего колебания выбрала свою сторону в этом бою. Ей с этой новой Долорес было не по пути…

Оглянувшись на портрет поприветствовавшего ее сэра Кэдогана, Роланда двинулась к выходу из замка, поправляя мантию, под которой предательски взбулькнула фляжка с виски. Эх, надо было в этот раз оставить ее в комнате, а то еще углядит кто-нибудь из первокурсников. Сегодня у них первый в учебном году урок полета на метлах, и они пока не привыкли к тому, что преподавательница этого предмета то и дело втихаря прикладывается к фляжке. Не говоря уже о том, что среди новичков этого года — Скорпиус Малфой, праправнук ее покойной сестры Ирмы. Но возвращаться — плохая примета, особенно в первый день нового учебного года. И Роланда продолжила свой путь.

Во дворе ярко светило солнце. Стайка первокурсников уже ждала ее. У их ног аккуратно, рядком, были разложены на земле метлы. Один из мальчишек гордо вскинул голову, откидывая волосы со лба, и его платинового оттенка пряди тускло сверкнули на солнце. Вот он, значит, какой — сын Драко… Ну что ж. Порода соблюдена «от и до».

Почему-то в этот момент Роланде вновь вспомнилась Долорес. С чего бы это? Ах, ну да, Скорпиус — он ведь не только сын Драко, но и внук Люциуса! А Долорес в молодости была неравнодушна к Люциусу. Он же, в свою очередь, неизменно любезно общался с ней по работе, но никогда не глядел на нее как на женщину. Такой эстет и поборник чистой крови ни за что не связал бы себя узами брака с грязнокровкой, да еще и некрасивой. А Долорес, как бы она там ни пыжилась, была именно грязнокровкой. Да и внешностью, мягко говоря, не вышла.

Вот так вот, дорогой Скорпиус… Благодаря избирательности твоего деда ты сейчас можешь похвастаться тем, что ничуточки не похож на одну некрасивую женщину из прошлого.

Однако пора приступать к уроку. Сколько раз в своей жизни она говорила эту фразу? Вот и сейчас произнесет…

— Вытяните руки над метлами и скажите: «Вверх!»

А у Скорпиуса неплохо получается! Пусть и не с первого раза, но весьма неплохо. Не то что у Альбуса Поттера, например.

— Хорошо, дети. Время летать.

Еще одна привычная фраза. Обычно после нее мадам Трюк первой взмывала в небо на метле, своим примером показывая, что и как надо делать. Но сейчас у нее нет на это сил. Дети взлетели самостоятельно и уже кружат на небольшой высоте, а она только изредка руководит ими с земли, подавая команды все еще громким, хотя и дребезжащим голосом.

М-да… Может, пора на покой? Она достаточно потрудилась в этой жизни. Позади — длинный путь, большую часть которого она прошла под своим цирковым псевдонимом, вопреки мнению семьи и общества. Просто чтобы доказать, что может это. Ну, еще и отчасти в память о том периоде своей жизни. И о Штефане. Она уже плохо помнит, каким он был внешне, но хорошо помнит те чувства, что он у нее вызывал. После окончания школы она попыталась навести о нем справки, даже вновь побывала в тех краях, где несколько лет назад выступала в цирке. Но так и не смогла отыскать его следов. И тогда она впервые в жизни обратилась к прорицательнице. Ответ был неутешительным: глядя в хрустальный шар, гадалка сказала, что человек, о котором спрашивает заказчица, погиб в большой битве. Видимо, на недавней войне.

— Его застрелили? — сама не зная, почему, уточнила Роланда.

— Нет, — помолчав, ответила прорицательница, не отрывая глаз от шара. — Он умер от нехватки воздуха. Задохнулся.

Роланда захлопала ресницами. Задохнулся в бою? Это как? Что за ерунда! Этого не может быть! Неправда всё это. А раз неправда, то возможно, Штефан жив… Но тут она вспомнила долетевшие до магического сообщества слухи о том, что маглы в ходе минувшей войны использовали новое оружие, напоминающее отравленные зелья. И поняла, что ошибки, скорее всего, быть не может. Жаль, тогда она еще не употребляла спиртного — легче было бы перенести ту боль.

А вот когда погиб Аластор, ей уже привычно было заливать горе крепкими напитками. Что она и сделала. И хотя Аластор был ей формально никем, да и общались они, после ее отказа работать в Управлении мракоборцев, не очень близко, она отчетливо ощущала, что именно с ним вдвоем они прошли мимо чего-то такого, что, наверное, и именуется личным счастьем. И ей было безумно жаль, что из-за его и ее нерешительности этот вираж ее жизни оборвался, почти не начавшись.

Роланда перевела взгляд на Скорпиуса. Он в этот миг как раз заложил крутой поворот на своей метле, поднявшись выше всех остальных ребят. Что ж, сейчас именно для них, для их поколения пришло время виражей. А ей уже пора. Повидала потомка сестры — ну и славно. Больше ей тут смотреть не на что. Лучше всего было бы уйти прямо отсюда — с лужайки, на которой она за долгие годы провела бессчетное количество занятий. Но не сейчас, не во время урока. Зачем пугать детей?

На следующий день на лужайке для полетов на метлах собралось несколько преподавателей, запыхавшихся от долгих поисков своей пропавшей коллеги. Они с раннего утра искали ее по всему замку, но так и не нашли. И вот теперь они озадаченно глядели на лежащие на траве одежду, обувь и шляпу Роланды Трюк. Рядом с мантией валялась выпавшая из кармана фляжка.

Преподаватели выдвигали одну за другой версии происшедшего, зачем-то рассматривали и даже пересчитывали школьные метлы, валявшиеся поблизости, бурно спорили, не в силах прийти к единому решению…

А из кустов на всю эту возню смотрела старая рыжая кошка с желтыми глазами.