Памяти вернувшихся (джен)

Бэла отошла от двери и оглядела комнату: и правда, получилось красиво. Гирлянды из местных белоцветок — таких похожих на камонэи с его любимых никханских гравюр — оплетали стены, и падавшие с них лепестки только добавляли прелести интерьеру. Серебряные светильники мерцали из-за резных флимсипластовых ширм — Бэла взяла в руки ножницы чуть ли не впервые с юности. Теперь оставалось только дождаться Эарлена.

* * *

Это началось ещё до Договора, ещё даже до того, как Сатель вошла в Совет. Ей тогда оторвало левую ногу на Рен-Варе — и только благодаря Силе она не потеряла её навсегда: притянула к себе телекинезом и быстро закрепила кольто-пластырем. Но ступня уцелела не полностью, и пришлось лететь на Корусант долечиваться.

Когда дроид вынимал Бэлу из кольто-камеры, её на секунду показалось, что она в доме на Шили, где провела детство — такой сильный запах цветов верехайи стоял вокруг. Она открыла глаза — нет, это не была Шили, это была храмовая больница, но рядом с кольто-камерой стоял юноша Ленчик с огромным букетом: кисти мелких голубых цветов, в середине каждого — жёлтый пестик.

- Я слышал, ты любишь их.

- Джедаям не следует любить, — ответила она с улыбкой, но букет взяла.

- Джедаям не следует привязываться, — заметил Ленчик, улыбнувшись ей в ответ — но любить все вещи мира в равной…

- Ах, оставь! Получать от тебя цветы мне нравится больше, чем получать нравоучения.

- Ай-ай-ай, а ведь джедай должен любить все вещи мира в равной мере, — Эарлен поцокал языком, — и предпочитать цветы нравоучениям есть проявление Тёмной стороны.

- А занудство, — ответила Бэла самым серьёзным на свете голосом, — есть способ не только пасть на Тёмную сторону самому, но и привести туда всех окружающих.

Бэла стояла, нюхала цветы и не могла вспомнить, когда она так дурачилась последний раз.

* * *

У них было всё как в старинных алдераанских поэмах — она была рыцарем и совершала подвиги (правда не в одиночку, а во главе батальона, и подвиги совершались по большей части во время проигранных битв на потерянных планетах), а он был её Прекрасным… Господином? Кавалером? Старинные алдераанские поэмы писались в слишком патриархальном обществе, так что Эарлен был просто её Прекрасным.

Лицо его было всегда скрыто под маской, но в награду за подвиги её Прекрасный как будто случайно выпускал несколько волосков из-под капюшона. Это было взято уже из аргайских новелл: у Ксима Деспота (если верить новеллам) было десять тысяч жён, и они должны были ездить в закрытых паланкинах, дабы их не видел никто, кроме мужа. Но когда мимо паланкинов проезжали влюблённые юноши (для того, чтобы влюбиться, им было достаточно увидеть искусно вышитые занавеси паланкина и услышать голос), наложницы Деспота как бы случайно позволяли концам своих кос (непременно «ниспадающих до земли») выглянуть из-под занавесей. А юноши потом бросали службу, отчий дом и друзей и уезжали на другие планеты — ведь они видели часть тела жён самого Ксима Завеователя.

…Они бродили по пустым улицам, где не было даже патрулей, и Бэла уже почти не прихрамывала. Ленчик говорил без умолку об аргайских новеллах (пока он был на Спинтире, вышло большое комментированное издание), о том, как слабо могут быть связаны любовь и секс, как зарождение любви может отличаться от зарождения желания и как в Центральных мирах не умеют видеть эту разницу.

- Знаешь, — сказала она тогда, — сейчас многих тянет читать про что-то такое. Романтика, идеал, небесная любовь… Услышал голос и потерял сознание от восхищения, полюбил на всю жизнь девушку, которую видел один раз, пока она быстро проходила мимо. Такой противовес вот этому вот, — она приподняла босую левую пятку, сделанную из ярко-красной синтеплоти. Как и все тогруты, Бэла всегда (то есть в редкие отпуска) ходила босиком, — И тебя, оказывается, тоже потянуло.

- Идеал… — повторил он тихо, — а ведь ты мне кажешься именно идеалом.

Бэла серьёзно кивнула.

- Я сидел в трапезной — тогда, сразу после возвращения, и смотрел на других джедаев. Они погрязли кто в ненависти, кто в чувстве вины, кто в усталости. А ты шла среди них, одетая как на приём в Сенате, держащая всю боль на отдалении от сознания и как будто чуждая этому миру.

- Это я-то чуждая? Это ты у нас гость из прошлого, у тебя даже темп речи ещё довоенный, медленнее, чем у всех вокруг. Не замечал?

* * *

Иногда Бэла тревожилась: не слишком ли далеко зашла их игра в любовь? Да, она хорошо помнила, что настоящий Ленчик, привыкший ходить по грани дарксайда по поводу и без повода, - не тот Идеальный Рыцарь, которого ей нравится видеть. Но всё же… была та ночь, и был юноша, поющий над пропастью, и почему-то именно в нём было легко увидеть Идеального Рыцаря.

Бэла как-то прямо спросила у Эрин, любовь ли это. Та долго думала, но только и смогла сказать:

- Я не знаю, кого из вас двоих сложнее читать. У него куски эмоций как будто стеной разделены, у тебя часть уходит куда-то в Силу. Я так и не разобралась.

Тогда же они с Ленчиком условились: никогда не скрываться ото всех — ведь любовь у джедаев может быть только тайной. Хоть кто-то, хоть пара друзей, но должны знать обо всём: и о привычке обращаться друг к другу «моя Прекрасная» и «мой Прекрасный», и о стихах, и о венках и гирляндах.

* * *

И всё же, был один разговор, не дававший Бэле спокойно сказать себе: «Нет, мы не любим друг друга». Она услышала его случайно, а потом, впервые в жизни, нарочно подслушала.

Эрин говорила о чём-то резко и почти зло.

- Не ругайся ты так на Дар’Налу, — тихо ответил Ленчик, — это неизбежно. Просто если о ком-то знаешь, что у него «промыты мозги», это автоматически запускает очень сильную десубъективацию. Такого человека можно жалеть, можно поддерживать, можно пытаться помочь, но уважать нельзя технически.

Потом помолчал, и тихо — но Бэла всё равно услышала, — добавил.

- Хотя моя Прекрасная, — он назвал Бэлу так почти без иронии, — может.

* * *

Слышались шаги. Обычно Бэла приезжала на Корусант, и тогда Эарлен готовил ей комнату — каждый раз придумывал новые украшения, но всегда (кроме первых лет после Договора) приносил ей любимые цветы верехайи. И теперь Бэла надеялась, что её белоцветки так же порадуют Эарлена.