Памяти вернувшихся (джен)

Даже сейчас, когда Брага номинально отдыхал, он был одет в юбку из лазероотражающей ткани и броню с широкими наплечниками на имперский манер. Эарлен не мог вспомнить, когда он видел Брагу без доспеха — но последние лет десять он видел его только на трансляциях заседаний Совета, где некоторая торжественность в одежде была уместна. А надевать броню ради шая со знакомым джедаем — это не вязалось ни с имиджем миротворца, ни с репутацией слабо задетого войной разумного.

— Скажите, рыцарь, — он продолжил прерванный разговор, — раз вам уже давно не нравятся те, с кем сотрудничает Сатель, почему вы не рассказали мне об этом раньше?

На этот вопрос у Эарлена ответ был готов давно.

— Знаете, магистр, до Договора мне часто казалось, что наш Совет отличается от Тёмного Совета только тем, что у нас не принято убивать своих коллег. А так — те же фракции, те же интриги. Я, конечно, сам активно участвовал в этих интригах — но, когда Сатель перевозила орден с Бендомира на Тайтон, мы все всерьёз верили, что теперь у магистров больше не будет тайн друг от друга, не будет «своих людей».

— И я верил, — Брага медленно кивнул, — помните, Шигару Конши долго не хотели давать звание рыцаря? Это ведь не потому, что он так уж плохо контролировал себя. Все тогда решили, что мы показываем ордену: ученик Сатель равен остальным падаванам. Но мы показывали и другое: за недопуск Конши к Испытаниям голосовали Джарек и Бэла, а я голосовал за допуск — потому что ученик Сатель не был «человеком Сатель», которого обязаны поддержать её сторонники.

— Почему же тогда вы так старательно возвращаете старые порядки? Года два назад я много переписывался с Лиа Наризз — не о делах, просто она единственная из всех форсъюзеров по обе стороны границы, кто разрабатывает теорию сознания и души дроидов. Но Бэла запретила мне это делать, потому что Лиа «стала человеком Браги» и может использовать мои наработки по сознанию с искусственно заданными параметрами против неё.

На самом деле тогда Бэле через психометрию Конши удалось узнать, что Лиа уговорила её протокольного дроида шпионить на Брагу в обмен на то, чтобы восстановить у него стёртую память.

— Потом Сатель писала мне похожее о Джомаре Чуле и Фэй Шошадд, мол, проследи за тем, чтобы они не добывали информацию, которая хранится на Корусанте. И я опять слышал старое недоброе «человек такого-то».

Тогда Чул и Шошадд собрали доказательства того, что Сатель по поручению Санте отправляла приписанных к сельхозкорпусу джедаев командовать эскадрильями в частной армии Санте во время стычек с боковой ветвью Дреев. И Брага шантажировал Сатель оглаской этих сведений, когда шёл спор о том, допустимо ли джедаям официально становиться агентами СИС и при этом оставаться в ордене — Сатель и Бэла вынуждены были проголосовать против.

— После Договора мне казалось, что мы изжили недоверие друг к другу — а вы, думал я тогда, возвращаете это недоверие. И я не хотел в этом участвовать, не хотел становиться «вашим человеком», потому и не говорил вам о Годере.

Брага слушал спокойно; он не показывал, что считает такую манеру разговора с магистром недопустимой. Эарлен подумал, что это забавно: обвинения и резкий тон, которые всегда были знаком грубости, становятся знаком уважения друг к другу — они говорят как разумный с разумным, а не как рыцарь с магистром.

— Вот как, — сказал Брага, — я это слышал от многих. Почему же вы теперь изменили своё решение?

Ответ снова был давно готов.

— Потому что я никогда не был в нём уверен до конца. А теперь вы сами вышли на меня: я знаю от Бэлы о том, что вы знаете моё прежнее имя. И я решил, что наши пути пересеклись не случайно — поэтому и говорю с вами сейчас.

— Так вы думаете, рыцарь Беатрис, что нас свела сама Сила? — впервые за разговор Эарлен почувствовал, что Брага улыбается.

— Мне трудно судить об этом, магистр Брага, я простой рыцарь.

* * *

- Для нас, тви’лечек, рабство — это истинная независимость: ведь мы перестаём зависеть от тех стереотипов о свободе, которые люди навязывают всей Галактике!

Я переводил взгляд с её холёного лица на шею, на так не заживший шрам от кнута. У меня никак не выходило понять: верит ли она своим словам.

Эмхиль оторвалась от книги: этот рассказ был одним из немногих республиканских текстов, который ей по-настоящему понравился. Сюжет был забавный: студент с Брентаала почти случайно помогает бежать тви’лечке, хаттской наложнице. Потом — не бросать же её — помогает обустроиться на Брентаале и раскручивает вокруг неё шумиху в медиа, так что хозяин официально освобождает её. Проходит несколько лет, и брентаалец слышит, как тви’лечка, сама теперь студентка, восхваляет рабство.

В свои пятнадцать Эмхиль не слишком интересовалась республиканской политикой — но всё равно видела, что рассказ задумывался как сатира на Сареш. Но автор слишком полюбил своих героев — и брентаальца, и тви’лечку — и вместо сатиры вышла трагедия.

Теперь надо было решать физику, но Эмхиль не хотелось резко переключаться. Она подошла к окну своей камеры — было пасмурно, по реке шли сильные волны.

…Когда из джедайского корабля вышли двое в белых костюмах и масках, одинаковые даже в Силе, когда бабушка толкнула Эмхиль им навстречу, не скрывая брезгливости — тогда Эмхиль было страшнее, чем перед любым наказанием. Ей вспоминался рассказ о том, как во время войны джедаи похитили учеников одной из малых Академий и пытали их только для того, чтобы убедиться: боль разрушает психику дарксайдеров, а не укрепляет её. Но тогда джедаи похищали всего лишь людей — а Эмхиль джедаи считали чистокровной. Им же не объяснишь, что полукровки — не ситы!

Бабушка вызвала Эмхиль из Академии посередине семестра, и вместо приветствия объявила: не распаковывай вещи, завтра тебя заберут джедаи. Куда? зачем? — она не считала нужным объяснять. Только маленькая Нуш пришла ночью и объяснила: Соквейн смог добиться разрешения для официальной экспедиции на Ондерон, но только при условии, что пару месяцев, пока будет длиться экспедиция, на Тайтоне будет жить в заложниках кто-то из его семьи. Разумеется, это оказалась полунаутоланка Эмхиль.

Но никаких ужасов у джедаев не оказалось. Здесь, на Тайтоне, она чуть ли не впервые в жизни жила одна — не в людской дома или в казарме в Академии. У неё были и учебники, и художественная литература. Но учебники были только общеимперской школьной программы: ситские учебники о Силе ей предоставить отказались, от джедайских она отказалась сама. Предоставлять ей отказались и книги на рэйга — так что она читала либо республиканскую классику, либо стихи и рассказы, которые ей советовал Благородный.

Благородный — так она называла одного из джедаев, который чаще всего с ней разговаривал. Несмотря на маски, Эмхиль постепенно научилась их различать — но ничьих имён так и не узнала, поэтому каждому про себя давала прозвище. Тот же Благородный, например — единственный двигался так, что это не резало глаза, в Силе — привычка следовать страстям, а не замораживать свою душу. Эмхиль иногда нравилось придумывать, как она уговаривает его отречься от служения преступникам, мечтающим о том, чтобы погрузить весь мир в стазис — и они вдвоем уходят в Империю...

Эмхиль отошла от окна. Мечты мечтами, но теперь пора было заняться физикой. Часа через два принести обед зайдёт Закрытый, или Юная, или тот же Благородный — можно будет попросить их проверить задачи седьмого урока. А для этого надо успеть эти задачи сделать.

* * *

— Вот вы говорите: разобщение в Ордене, фракции, недоверие, — тон у Браги был несколько ворчливый, но в Силе чувствовалось его хорошее настроение, — и при этом считаете, что в них виноват только я. Но разве Сатель так уж сильно отличается от меня? Разве она не скрывает от магистрата, что Орден работает с Годерой? Разве она не отправляет тайно одних джедаев сражаться с Куатами против Ганреев, а других — шпионить и ментально влиять на Ганреев для Куатов?

— Скрывает, — Эарлен кивнул, — и отправляет.

«Она не первая стала шпионить за другими магистрами — но всё-таки стала. Она не шантажирует других магистров — но ведётся на шантаж».

— Просто она грандмастер, — объяснял Брага, — и вы привыкли, что она в своём праве. А ещё — она ваша хорошая знакомая, и вам легче доверять ей. А ведь это привязанность, рыцарь, просто способ проявления необычный.

«А ведь это — то самое деление на своих и остальных, которое ты так не любишь, дорогой Эарлен».

* * *

Экат Фаэнхав, глава Стражи Ордена джедаев, контрразведчик и воин, менталист и геммолог, сидел и проверял задачу по физике для восьмого класса. Он занимался этим несколько непривычным делом потому, что у одной ситской девочки было право на получение образования, а он «должен способствовать его реализации». Рядом сидела сама ситская девочка — короткие рыжие волосы, бритые на республиканский манер виски, не полностью пожелтевшие глаза.

Экат помнил, как только привёз её в Храм — сжатую, как пружина, готовую в любой момент броситься в бой хоть с голыми руками. Но за две недели на Тайтоне она изменилась: казалось, здесь она отдыхала впервые за много лет. И если ещё недавно спокойное, злое желание вернуть всему миру — не только людям, даже вещам — свою боль ощущалось почти физически, то теперь оно стало еле заметным среди медленных усталых мыслей.

«Стены Храма исцеляют всех» — подумал Экат. Он и сам когда-то приехал сюда желтоглазкой: ближе к концу войны о запрете на пытки в Ордене забыли настолько, что магистры не отдавали пленных Страже, чтобы те узнали нужную информацию мы-не-видели-каким-способом, а могли даже присутствовать при допросах. Во время одного из них — это было, кстати, во время перемирия — у него и пожелтели глаза. Поначалу он, конечно, был несколько выбит из колеи, кричал, что готов ехать на Спинтир — но Фриула, тогдашняя глава Стражи, сказала просто: «Ты сдурел? Какой Спинтир? Иди выставляй уровень допуска артефактам из поместья Нэвайнов». Год за годом глаза оставались жёлтыми, несмотря на многочасовые медитации каждый день и отречение от эмоций, доходящее до диссоциации. И только здесь, на Тайтоне, когда Экат уже отчаялся и стал всерьёз пытаться жить так, как будто никаких жёлтых глаз у него нет, в его душу пришёл подлинный покой. «Пусть так же исцелится и Эмхиль» — тихо попросил он кого-то, сам не зная, кого.

— В расчёте времени полёта в гиперпространстве, — сказал Экат, — у тебя неправильные коэффициенты. Подумай, как их исправить, я пока проверю следующую задачу.

— Угу, — ответила Эмхиль, — спасибо.

Но Эмхиль была чистокровной (хотя и считала, что из-за отца-наутоланина каким-то образом не является таковой). А чистокровные, плод старого арканианского эксперимента, самой своей природой могли нести только разрушение и зло — арканиане не думали ни об этике, ни о метафизике, когда создавали материальное воплощение Изменения и меняли с его помощью очередных своих полукровок. И теперь эти бывшие арканианские полукровки (по странной иронии судьбы, привыкшие кичиться чистотой крови едва не сильнее, чем силой и властью) построили на борьбе с миром государственную идеологию и школу владения Силой, узаконили в своем государстве рабство по умолчанию почти для всех видов разумных, убили в недавней войне миллиарды… Чистокровных следовало уничтожить, чтобы мир смог обрести хоть какое-нибудь подобие стабильности — но в нынешнем магистрате кто в открытую не желал признавать этого, как Брага, кто незаметно тормозил все инициативы, как Шан.

И всё же — эта девочка не должна воплощать Зло. Она не заслужила этого. Должен быть какой-то выход, кроме уничтожения — хотя бы для Эмхиль.

— Вторую задачу ты решила правильно. Поняла, как исправить первую?

* * *

— Если вы всё-таки хотите стать одним из, как вы выразились, «моих людей», то мне стоит у вас сперва кое-что выяснить. Какой вы видите цель Ордена?

— Если вы про популярный нынче спор про «хранить мир» или «сражаться с Тьмой», то я за первое.

— Рад слышать. А Сатель? Как, по-вашему, думает она?

— Мне казалось, что так же.

— Верно. Но, заметьте, она может допустить и расторжение Договора, и зачистку всех дарксайдеров или всех чистокровных — только всё это для неё средства, а не цели. Это ведь принципы довоенного Ордена как они есть. Единственная задача Ордена — добиваться стабильности в Галактике, этических ограничений довольно мало. А пытаться думать о более-менее отдалённом будущем, добиваться чего-то, кроме стабильности здесь и сейчас — это уже политика, а не хранение мира.

Сатель, подумал Эарлен, как будто привязана к довоенному Ордену. Хотя кому, как ни ей — правнучке Ревана, которую отправили на Коррибан только для того, чтобы она пала на дарксайд и дала предлог сослать себя на Бендомир — знать, как мало было в довоенном Ордене хорошего.

— Эти принципы, — продолжил магистр, — работали всю историю Ордена. Иногда от них отступали, вспомните то же Истребление ситхов. Но есть одна проблема, которая не была очевидна до поры до времени. Джедаи исходили из того, что наиболее влиятельные в Республике существа редко живут дольше ста лет, наиболее влиятельные в Галактике в целом — редко дольше пятисот. И никому не приходило в голову задуматься о том, что будет, если ключевой фигурой в жизни Галактики станет бессмертный.

Брага начал ходить по комнате туда-сюда; неяркий свет перетекал по широким металлическим наплечникам.

— А сейчас именно бессмертный — самое влиятельное в Галактике существо. И он хочет много крови; не покорения Республики, не уничтожения Ордена, а именно много крови. В круги, где вращается один из орденских разведчиков, Принн Джет, просачивалась информация от работников Цитадели: некоторые пленные джедаи за минуту общения с Императором превращались в верных Империи дарксайдеров. Те же работники цитадели не помнят большую часть своей биографии, практически все. И ещё любопытная информация, уже от Номена Карра: Барас с согласия Тёмного Совета требовал роспуск Ордена и ограничение численности армии — но именно тогда, когда Республика была готова подписать очень многое, эти требования Барасу сказали отозвать.

— Но зачем?

— Мне кажется вот что. Император не просто решил уничтожить Республику именно в войне, а не, например, взяв под контроль большинство в Сенате и заставив их проголосовать за вхождение в Империю, но и как будто бы нарочно сделал победу неполной. Поэтому я подозреваю, что ему нужна не месть за Истребление, а война как таковая. Зачем? Не знаю. Но есть вероятность, что мир не должен настать, пока он жив.

— Пока он жив… — тихо повторил Эарлен, — и что вы предлагаете?

— В идеале, заманить его на Спинтир, но я не знаю, как. Единственный выход, который я вижу: в Империи война оказывается не нужна большинству, в том числе Совету и большинству ситов. Это план на десятилетия, если на не века — но наш главный противник бессмертен. Для этого нужно как минимум признание Истребления (возможно, даже с роспуском Ордена, нам надо быть к этому готовым) — а для этого признания нужно разрушить и страх перед чистокровными, и их восприятие как Другого. И здесь могли бы помочь чистокровные-джедаи, а лучше — ещё и чистокровные-яркие фигуры в жизни Республики.

Эарлен медленно кивнул. Он понимал, почему Сатель не услышала Брагу: слишком долгосрочный план, слишком слабые доказательства планов Императора, слишком велики риски для Ордена (и речь не о потенциальном роспуске, а о том, что слишком многие не примут чистокровных даже на лайтсайде). И Брага предпочёл ослаблять влияние Сатель на Орден.

— Хорошо, магистр Брага. Но что вам нужно от меня?

— Пока что не очень многое. Сейчас у нас в Храме живёт девочка-чистокровная из Невайнов. Её кузен очень интересовался артефактами Надда и вообще историей Ондерона. Кроме того, он крайне недоволен тем, что три четверти имперской истории — военная тайна, и поэтому, помимо прочего, все свои статьи выкладывает в открытый доступ. Так что ему захотелось не просто сделать экспедицию на Ондерон, но сделать её легально. Я помог ему добиться этого — и предложил оставить кого-то из родственников в заложники. Юная Невайн будет жить у нас ещё месяц — и за это время нам надо перевести её на Светлую Сторону и предотвратить возвращение во Тьму. После этого она полетит в Империю — и оттуда будет помогать нам перевербовать уже взрослых и заметных чистокровных.

* * *

— У меня к вам вопрос, немного странный, — Эмхиль расправила полы коричневого кафтанчика на бендомирский манер, который ей выдали в Ордене, — а как у вас тренируются… ну, хорошего аналога наших чародеев у вас нет.

— У нас есть консулы, могу рассказать про них, — предложил Экат.

Девочка впервые заговорила о том, как в Ордене учат Силе — раньше она от таких разговоров старалась уйти, более или менее незаметно.

— Ну, чародеи и консулы — это, насколько я знаю, очень про разное. Чародеи — это те, кто изучает техники Силы, направленные вовне. А ваши консулы — это про использование Силы не для насилия и всё такое, да ведь?

— А тебе интересно то, как в Ордене работают над боевым чародейством?

Эмхиль быстро закивала. Догадаться о том, что именно нужно Эмхиль, было легко: она сама была боевой чародейкой. Вот только ответить Экат мог немногое:

— Понимаешь, — заговорил он, — боевое чародейство у нас развито очень слабо, и сводится к бросанию крупных предметов и созданию вихрей Силы. Ещё до Договора разработали лайтсайдерский вариант молний, но там всё, кроме опорного желания, скопировано у вас.

Эмхиль недовольно потеребила ёжик волос на слегка отросших висках.

— А другие техники вы не пытались копировать?

— Нет. Понимаешь, тут дело именно в том, как их тренировать. Возьмём то же удушение, или высасывание Силы: чтобы их отработать, нужно, собственно, кого-то душить, или у кого-то высасывать Силу — и лучше или разумных, или хотя бы похожих на них животных. А включить это в программу обучения мы не можем, сама понимаешь.

Эмхиль резко изменила позу: спина идеально прямая, руки ровно лежат на коленях. Экат замечал, что Эмхиль зачем-то каждый день меняет свою пластику: по чётным дням — идеальная осанка, на каждое движение руки или головы любуешься, как на балет, а по нечётным — спина сгорблена, плечи опущены, руки постоянно что-то теребят. Но чтобы она меняла осанку в середине дня, Экат не помнил.

— Вот из-за этого я вас и спрашивала, — печально сказала она, — у нас как раз то же высасывание тренируют на крепостных. А дома я отказывалась.

Экат вспомнил: Эмхиль рассказывала, что из-за пресловутого отца-наутоланина (любопытно, что кроме расы Экат так ничего и не смог узнать об отце Эмхиль) она должна была жить дома с инородцами, то есть с крепостными — которых и было-то только четверо фелуциан — муж, жена и двое девочек-близняшек. Эмхиль была им и покровительницей перед родственниками, и чем-то вроде младшей приёмной дочери.

— Это очень достойно, — ответил Экат, — а ты ведь хотела понять, как тренироваться не на ком-то?

Эмхиль кивнула — теперь один раз и плавно.

— Просто дома и наставник Шайшен, и дорогие родственники сдались довольно легко: если я плохо выучусь и погибну на испытаниях, они не будут сильно против. А в Академии — с одной стороны, тамошние крестные мне никто. А с другой — каждые каникулы я не знаю, как рассказывать об учёбе своим.

«Своими» Эмхиль иногда называла тех фелуциан.

— Знаешь что, — эта идея крутилась в голове Эката ещё с начала разговора, — сейчас на Тайтон приехал один мой знакомый, он разбирается в кайбертехе. Он может создать тебе голокрон-симулятор тренировок с Силой, внутри него и будешь устраивать свои жуткие дарксайдерские тренировки.

Экат увидел, что Эмхиль — впервые за время их знакомства — по-настоящему счастлива. Но Экату приходили на ум иные, горькие мысли.

«Понимаешь, -недавно объяснял ему Кейдан, — в эпидемию рагулянки мы убиваем тех, кого не вылечить, даже если они ещё не успели стать рагулями. То же самое с красными ситхами — даже если они ещё не принесли зла, даже если они ещё дети, они неизбежно принесут его однажды. И мне не нравится, что Сатель повадилась их щадить».

Но чтобы не допустить рагулянки, можно было наладить систему здравоохранения. А что могла сделать Эмхиль, чтобы не быть ситхом?

* * *

— То есть от меня нужна менталистика, — уточнил Эарлен.

— По изначальному плану за менталистику должна была отвечать рыцарь Шошадд, — стал объяснять Брага, — но дело в том, что у нас нет ни времени, ни способностей на глубокую трансформацию сознания. Внушить-то можно многое — но пройдёт пара месяцев, и человек (точнее, конечно, разумный) может... Не снять внушение, а просто передумать, отказаться от внушённого так же, как отказываются от естественных мыслей. Так что мы решили попытаться найти вернувшихся со Спинтира, посмотреть их сознание — и скопировать какие-нибудь нужные трансформации на артефакт.

Кел’дор Брага, называющий разумных по умолчанию «людьми», выглядел забавно. Что ни говори, простая сила привычки и не слишком осознанное подражание окружающим заставляют отказываться от своей индивидуальности сильнее любых пафосных «глубоких трансформаций».

— Но вы, — продолжил магистр, — оказались сущим подарком для нас. Во-первых, вы же начинали как менталист?

— Ну… В последние годы до Договора я много изучал такие техники.

— Во-вторых, вы хорошо знаете Эката Фаэнхава. Он с недавних пор очень уж сблизился с Кейданом — а вы сможете ему противодействовать изнутри Стражи.

— Я же говорил, — Эарлен улыбнулся, — что меня привела к вам сама Сила?