Поцелуй Смерти (джен)

Вдруг стало очень-очень тихо. Так тихо, что можно было услышать, как поскрипывают старые деревянные рамы, настежь распахнутые и лишенные стекол, как шумит ветер в кронах деревьев, и даже как шелестит трава там, за окном. Как стучит мое сердце — очень спокойно и ритмично.

И все. Больше совсем ничего. Точно я находился в абсолютно пустом кабинете, а толпа моих однокурсников в какой-то момент растворилась в воздухе. Если бы я не видел их фигуры, застывшие на своих местах, если бы совсем рядом со мной не сидели Гарри и Гермиона — так, что я мог до них дотронуться, стоило только руку протянуть — я бы решил, что так и случилось.

Но все были здесь, в классе. Целые и невредимые. И все как будто бы было нормально (если, конечно, считать нормальным то, что преподаватель лежит, связанный паутиной). Исчезли даже пауки: ну, не совсем исчезли — уменьшились до своих первоначальных размеров и разбежались.

А тишина нервировала. Но нарушить ее долго никто не решался.

Первым к профессору Хмури подбежал Гарри — и это почему-то послужило сигналом ко всеобщей панике. Лаванда и Парвати завизжали одновременно, да так, что с потолка посыпалась каменная крошка. Через пару секунд к ним неожиданно присоединился Симус Финниган, замечательно разбавив девчоночье сопрано выразительным тенором.

До этого я думал, что у меня не хватит сил даже на то, чтобы моргнуть — я был полностью опустошен. Но тут я смог даже поднять руки и зажать ими уши. Если бы я этого не сделал, боюсь, мои барабанные перепонки просто лопнули бы.

На помощь Гарри кинулась Гермиона. А за ней — все тот же Симус, прервав свой замечательный вокализ. За Финниганом подтянулся Томас, относительно спокойный, только какой-то странно бледный, а уж за Дином все остальные, даже Лаванда и Парвати (продолжая исполнять дуэтом "арии мартовских кошек"). За партами остались только я и Невилл, который растерянно хлопал глазами, пытаясь осознать происходящее.

Нет, Невилл дураком не был — и плевать мне, что там думает Снейп и иже с ним. Невилл был флегматиком, а где-то глубоко в душе даже немножко меланхоликом. Он плохо переносил перемены, с трудом адаптировался к новым обстоятельствам. Поэтому в Хогвартсе, где что-нибудь постоянно менялось, разрушалось и создавалось, Лонгботтом был явно не в своей тарелке. А так, по жизни, это был умнейший человек, глубокая и интересная личность.

В общем, пока Невилл "адаптировался к новым обстоятельствам", а я пытался вернуться в реальность, остальные столпились возле Гарри и Хмури, образовав почти правильный полукруг и полностью скрыв от нас с Невиллом "спеленатого" преподавателя.

— Рон! Рон! Где ты?! РОН!!!

Да, самого Гарри я не видел, но его громкие, полные плохо скрытой паники крики все-таки слышал (ума не приложу, как, но ему даже удалось перекрыть вопли девчонок и добраться до моих зажатых ладонями ушей). Гермиона тоже что-то кричала, но я не разобрал — кажется, она кричала на Симуса, который мешал ей приводить профессора в чувство.

Когда я услышал свое имя, сразу поднялся на ноги. Очень резко, точно марионетка, которую дернули за невидимые веревочки. Я не чувствовал ног, но пошел вперед — даже побежал. Я отпихнул в сторону Финнигана — и ничего не ощутил, когда коснулся его.

В смысле, вообще ничего, как будто у меня вместо рук были нечувствительные протезы.

— Рон, помоги мне! — Гарри пытался поднять профессорское тело с пола и уложить на профессорский же стол. — Кто-нибудь, бегите к Дамблдору! Скорее! И к мадам Помфри!

Поскольку мне было велено помогать с поднятием Хмури, я к Дамблдору не побежал. А вот Гермиона, тоже отпихнув с дороги Симуса, бросилась к выходу из класса.

Зачем нужно было непременно поднимать Хмури с пола, я не знал — может, чтоб не простудился? Но скорее всего, Гарри просто необходимо было делать хоть что-то — он всегда был человеком действия, а поскольку привести профессора в сознание ему не удавалось, решил заняться перемещением его физического тела в пространстве. И я кинулся помогать другу.

Паутина, опутывавщая тело Хмури, была толстой, липкой и почему-то вызывала у меня ассоциации с макаронами, которые накануне в Хогвартсе подавали на ужин. Ее невозможно было ни разорвать, ни распилить перочинным ножиком Томаса, ни разрезать заклинанием. Так и пришлось оставить преподавателя связанным.

То ли конечности меня слушались плохо, то ли (что более вероятно) Хмури был слишком тяжелым (хорошо в Хогвартсе все-таки кормят) — поднять его у нас с Гарри никак не получалось. Но тут подоспел Невилл — его помощи всегда приходилось ждать долго, но зато она всегда была просто неоценима.

В общем, Дамблдор, МакГонагалл, Снейп и Гермиона ворвались в класс как раз тогда, когда мы укладывали профессора на стол. Как сказал Гарри (а уточнять я не стал), Хмури был вполне цел и невредим — просто потерял сознание. И в себя приходить не спешил — поэтому и возникла такая срочная необходимость в преподавателях.

Я даже немного удивился оперативности, с которой эти самые преподаватели подоспели. "Впрочем, — мысленно решил я, — они, наверное, на шум бежали. Здесь же был такой грохот — окна распахнулись, все стекла разбились. Неудивительно, что даже Снейп в своих подземельях услышал".

— Все вон, — тихо и спокойно сказал вышеупомянутый зельевар.

И странно — несмотря на истошное верещание девчонок, его все услышали. Не прошло и пяти секунд, как мы оказались в коридоре, а дверь в кабинет ЗОТИ сама по себе захлопнулась, наподдав напоследок замешкавшемуся Невиллу.

"Хорошее" продолжение "удачного" дня.

— Ну и что это было? — растерянно спросил Поттер у двери.

— Понятия не имею, — ответил ему я.

И, что удивительно, я не врал. Я действительно понятия не имел, что именно только что произошло. Единственное, что я знал совершенно точно — кто во всем этом виноват. Но признаваться не собирался. Уж по крайней мере, не здесь и не сейчас — народу слишком много.

— Очень похоже на вспышку стихийной магии, — задумчиво произнесла Гермиона. — Ну, знаете, как иногда бывает у дошкольников. Они еще не умеют правильно использовать свою силу, но самой-то силы хоть отбавляй. И иногда она именно так прорывается наружу.

Я как-то никогда не спрашивал, как именно у Гермионы первый раз проявился ее магический дар. Но, наверное, это было ярко, раз ее взяли в Хогвартс. Про Гарри я знал — он немало чудил в своем "светлом, безоблачном" детстве: и на крышу школы аппарировал без заклинаний, и со змеями довелось пообщаться. Со мной тоже все ясно — жить в полностью волшебной семье и с детства не колдовать можно, только если ты сквиб, но мне повезло. А вот Гермиона… неужели тоже что-нибудь разнесла?

Она может… Если очень разозлится или обидится.

— Такая вспышка стихийной магии? На четвертом-то курсе? — недоверчиво хмыкнул Симус. — Обычно в этом возрасте волшебные способности уже контролируются… более-менее…

Его, вообще-то, никто не спрашивал. Но все уже давно привыкли: если поблизости Финниган, о приватной беседе можно забыть.

— Мне это тоже кажется странным, — кивнула Гермиона, быстро смиряясь с мыслью, что разговор у нас пошел "на четверых". — Да и потом… кто это? Вы ничего не чувствовали, перед тем, как пауки стали увеличиваться? Может быть, неожиданный прилив сил?

— Скорее, легкую слабость, — покачал головой Гарри. — И еще, как будто ноги к полу приросли. Но это было не перед тем, а во время…

Гермиона и Симус дружно кивнули, как бы подтверждая, что ощутили то же самое.

— Ну а ты, Рон? — спросил у меня Поттер, заметив, что я помалкиваю.

Я встрепенулся.

— Э-э-э… о, да, слабость… — и я забормотал, сочиняя на ходу: — … и еще голова так закружилась!.. Я почувствовал, как перед глазами все темнеет… И ноги… ноги прирастают к полу…

Ну, в глазах-то у меня и правда вроде как потемнело. Так что это тоже не совсем ложь.

— Ясно, — кажется, ребята мне поверили. — А кто тогда?

— Не мы с Парвати, — взволнованно сообщила Лаванда.

Кажется, дурацкая привычка Финнигана влезать в чужие разговоры заразна. И передается воздушно-капельным путем.

Гермиона посмотрела на Лаванду так, словно даже мысль о том, что Браун и Патил могут сделать что-то более ужасное, чем завизжать, даже не забредала в Гермионину голову.

— А ты, Дин? Тоже ничего не почувствовал, кроме слабости?

— Не-а. Ну, разве что боль — меня осколком стекла по щеке задело.

Девчонки (включая Гермиону) тут же переключили свое внимание на Томаса. Коридор заполнился взволнованно-испуганно-восторженными возгласами. Их, девчонок, хлебом не корми, дай поворковать над какой-нибудь царапиной.

— Невилл? — Гарри повернулся к Лонгботтому, стоявщему в сторонке с отрешенным видом. — Эй, с тобой все в порядке? Ты очень бледный.

Невилл медленно поднял на нас глаза. Он и правда был бледнее, чем обычно, а зрачки его почему-то были расширены почти до предела.

— Все нормально, — кажется, он был в шоке — сейчас до Невилла наконец-то полностью дошел весь смысл происшествия. — Я просто…

Но договорить Лонгботтом не успел. Из-за двери класса донесся удивленно-испуганный возглас МакГонагалл. Гриффиндорцы, все как один, тут же рванулись в кабинет, стремясь узнать, что же там такое произошло с их драгоценным деканом. А тут еще Снейп: дверь закрыть — закрыл, а запереть или заклинанием запечатать не удосужился. Ну, его беспечность — его проблемы.

Я ворвался в класс одним из первых: мы с Гарри стояли ближе всех к двери, и нас попросту втолкнули внутрь. Поэтому и к преподавательскому столу, где мы оставили Хмури, я оказался ближе.

Дамблдор, МакГонагалл и Снейп застыли, как три мраморные колонны (ой-ой-ой, что-то мне это напоминает! и не нравится). Кажется, нашего самовольного вторжения они не заметили вовсе, что было, в общем-то, довольно сложно. Все их внимание было приковано к неподвижному телу, лежавшему на столе.

Паутины больше не было. Как преподаватели с ней справились я понятия не имел, но сейчас меня это не очень и волновало. Главное, что эта липкая "макаронная" субстанции исчезла. И Хмури преспокойненько валялся на собственном столе. Отдыхал, так сказать, на рабочем месте.

Только вот это был не Хмури.

Сначала я подумал, что мне померещилось: одежда вроде та же, вот только лицо… и нога… Оглядевшись вокруг, я увидел, что деревянный протез валяется под столом, а магический глаз и вовсе откатился к стене. Впервые за все время, что я его видел, глаз был неподвижен.

У Хмури было две абсолютно здоровых ноги — одна левая, вторая правая. И два абсолютно здоровых глаза — тоже (как ни странно!) левый и правый. А еще у "нового Хмури" не было шрамов. Ну, может, конечно, и были, но не как у "старого Хмури" — багровые рубцы по всему телу. Да и вообще, выглядело это чудо лет на тридцать, в то время как профессору ЗОТИ вообще-то было за шестьдесят.

Ну, за пятьдесят-то точно.

И, наконец, это просто был совершенно другой человек.

"Обалдеть, как он помолодел и похорошел!"

— Барти Крауч, — тихим, каким-то слегка задушенным голосом пробормотал Снейп. — Подумать только, это же Барти Крауч!

— Чего?! — ой, нет, это что, я говорю?! — Это не может быть Барти Крауч! Барти Крауч — начальник моего брата Перси. Он, профессор, даже старше вас!

Последнее замечание уж точно было лишним, даже при том, что Снейп не дама и говорить о его возрасте, в принципе, можно. Гарри, Гермиона и Невилл уставились на меня, как на психа-самоубийцу. Остальные просто молча разглядывали Крауча.

Но Снейп не ответил. Он, по-моему, вообще меня не услышал (эх, всегда бы так!). Мне ответил Дамблдор.

— Это его сын.

— Но, Альбус, — голос нашего декана был слабо удивленным — он же, насколько мне известно, должен быть в Азкабане.

— Более того, Минерва, — Дамблдор говорил медленно, словно анализировал каждое свое слово, — Барти Крауч-младший умер в Азкабане. Уже несколько лет назад.

Человек на столе слабо зашевелился и застонал, но глаз не открыл. Барти Краучу, видимо, и в бессознательном состоянии не понравилась идея о собственной смерти.

— А что он делает в Хогвартсе, — на этот раз голос подал Гарри, — если должен быть в Азкабане?

— На кладбище, — машинально поправила его Гермиона.

— Оборотное зелье… — почти прошелестел Снейп.

Однако тут он, видимо, узнал голос Гарри, потому что резко обернулся к нам.

— А вот что ВЫ здесь делаете?! — Ого, совсем другое дело — это уже наш профессор зельеварения, а не его жалкая, ошарашенная копия. — Я же велел вам выйти в коридор!

— Минерва, — глаза Дамблдора сверкнули за стеклами очков-половинок: и не поймешь, то ли смеется, то ли сердится, — уведите детей в Гриффиндорскую башню. Кажется, сейчас нам будет не до уроков…

Лицо МакГонагалл, когда она подошла к нам, вновь было собранным и уверенным — от растерянности не осталось и следа. И судя по сурово сдвинутым бровям, нам еще причиталось наказание за непослушание.

— Дети, следуйте за мной!

Вот так вот нас обломали. На самом интересном месте.

И не "дети" мы, в конце концов!