Поцелуй Смерти (джен)

Разрытая могила почему-то напоминала мне открытую, кровоточащую рану — неровную, с рваными краями, точно оставленную тупым тесаком. Глубокая яма в сырой земле — точно порез на коже. Черная густая кровь уже засохла, но эта рана не скоро затянется. Годы, может быть, даже десятилетия, будет заживлять повреждение земля.

Но ведь в запасе у земли почти целая вечность, и ей некуда спешить.

На краю могилы стоял гроб с телом вурдалака. Деревянный, узкий, совсем простой — либо покойный был очень небогат, либо попросту не пользовался особой любовью у родни и соседей. Гроб, тем не менее, сохранился на удивление хорошо (а ведь, если верить Хагриду, этот деревянный ящик пролежал в земле не меньше десяти лет): сильно прогнил, конечно, но все еще не рассыпался. Гвозди, которыми гроб когда-то заколотили, были вытащены, но крышка оставалась закрытой. И сейчас взгляды всех собравшихся были прикованы именно к ней — студенты ждали начала практикума со смесью ужаса и любопытства (хотя ужаса, признаться, было гораздо больше).

Могильную плиту, видимо, тоже убрали заранее, поэтому имени покойника я не знал. Но искренне ему сочувствовал — сначала несчастный стал вурдалаком, потом по его душу явились студенты-четверокурсники. Не каждому после смерти так фатально не везет!

— Упырями обычно становятся самоубийцы, преступники, иногда — жертвы жестокой, насильственной смерти, — вещал тем временем Хагрид, присев на корточки возле гроба. — Хотя на этот счет существует несколько мнений… В общем, никто ничего точно не знает, как всегда. Не очень много нашлось за все века желающих поизучать происхождение и образ "жизни" вурдалаков. Боятся!.. На упырей практически не действует магия. Их невозможно убить даже Непростительным заклятием — и так уже мертвы. Живые трупы!.. Да… Можно отрубить вурдалаку руку, но он даже не почувствует боли. Можно искромсать упыря на кусочки, но каждый кусочек будет продолжать пытаться лишить вас жизни. Кроме того они, гады, еще восстанавливаться умеют — медленно, правда… Так что лучше сразу осиновый кол в сердце, голову отрезать, а тело сжечь — так-то оно вернее будет. После сожжения еще никто не восстанавливался.

Голос лесничего доносился до меня будто бы сквозь вату. В ушах странно шумело, и я отчетливо слышал лишь биение собственного сердца. Пульс не участился, наоборот, кажется, замедлился, но каждый удар, каждое сокращение сердечной мышцы было теперь почти болезненным. Грудную клетку словно сжал стальной обруч, и, как это теперь часто со мной бывало, дыхание давалось с трудом. Окружающий мир снова расплывался у меня перед глазами, как будто я находился на грани обморока.

Трудно было удержаться на ногах, поэтому пришлось опереться на соседнее надгробие. Это оказался каменный крест, высотой примерно в мой рост. Оставалось надеяться, что "хозяина" креста не оскорбил мой поступок.

Но, в принципе, все оказалось не так плохо, как я вначале предполагал. Я даже не потерял сознание. Должно быть, организм потихоньку привыкал к новым способностям. Честно говоря, я не знал, радоваться мне этому или огорчаться.

Наивный, я все еще верил, что эта история может кончиться благополучно!

— Все в порядке, Рон? — шепотом спросил у меня Гарри, наклонясь к самому уху. — Ты бледный, как… вурдалак.

Сравнение было достаточно забавным, особенно если учесть, что вышеупомянутый вурдалак мирно досматривал в своем гробу десятый сон совсем неподалеку. К тому же, до сегодняшнего дня Поттеру еще ни разу не приходилось сталкиваться с живыми мертвецами, поэтому, как именно выглядит настоящий упырь, Гарри понятия не имел.

Я, честно говоря, тоже.

— Не-выс-пал-ся… — медленно, по слогам произнес я еле слышно.

Гарри должно было показаться, что я просто очень устал и еще до конца не проснулся. На самом же деле, у меня челюсти свело какой-то непонятной судорогой, поэтому говорить получалось с трудом.

— Хорошо, — кивнул друг. — Ты… Рон, если тебе вдруг опять станет плохо… ну, как тогда, на уроке у Снейпа… ты только скажи, ладно?

Друзья проявляли такую трогательную заботу о моем здоровье… А ведь они ничего не знали. В который раз мне пришла в голову светлая мысль, что, наверное, стоило давно рассказать Гарри и Гермионе всю правду о происходящих со мной метаморфозах.

Почему-то светлые мысли всегда приходят в эту самую голову слишком поздно. А первой в очереди всегда оказывается какая-нибудь ерунда.

— Вам нужно запомнить главное, — подводил итог своей лекции великан, — упырем может стать любой человек, умерший не своей смертью и не похороненный должным образом. Маг ли это или магл — совершенно не важно, значения не имеет. Упырь — низшая нежить, но в отличие от скелетов и зомби, он может возникнуть сам (тогда как те должны быть созданы), обладает некоторой долей разума, свободой воли, инстинктом самосохранения…

— Профессор, можно вопрос? — предельно вежливо и официально обратилась к лесничему Гермиона.

Хагрид растерялся. На несколько секунд он просто застыл, не зная, что ответить. Как будто пытался понять, кого это тут Гермиона назвала "профессором". Несмотря на то, что весь прошлый год великан вел у нас Уход за магическими существами, студенты по-прежнему при встрече говорили ему "привет" вместо "здравствуйте" и уж точно никогда не произносили этого смешного и странного слова "профессор".

Но теперь Хагрид преподавал ЗОТИ, а это очень серьезный предмет. И говорить "привет" человеку, который ведет такой серьезный предмет, было как-то неправильно.

— Э-э-э… ну-у… можно, наверное… — неуверенно ответил "профессор".

Вопросы ему тоже, в общем-то, задавали нечасто. Пожалуй, по пальцам эти самые вопросы можно было пересчитать. К тому же, не стоило забывать, что все знания Хагрида по ЗОТИ ограничивались конспектом Дамблдора, а вот полет Гермиониной мысли не ограничивало ничто.

— Вы сказали, — продолжала подруга голосом крайне прилежной, хоть и чересчур любознательной ученицы, — что скелеты и зомби должны быть кем-то созданы. Вы имели ввиду некромантов?

По рядам гриффиндорцев-слизеринцев пронесся еле слышный шепоток. Да уж, вопрос, что называется, оказался с подвохом.

— Ну… — невнятно забормотал вконец опешивший великан. — Э-э-э… даже не знаю… некромантов же ведь не существует…

Вот тут я, признаться, выпал в осадок. Некромантов не существует? Вообще?! Что же тогда происходит со мной?!..

А я вроде только начал привыкать…

— … То есть… это ж как драконы-альбиносы — раз в тысячу лет встречается. Тут точно и не скажешь…

— Может, мы уже вернемся к нашим упырям, а? — раздраженно прервал неразборчивые рассуждения Хагрида Блейз Забини. — Тут сыро, холодно, мерзко… И из-за этого практикума мы все пропустили завтрак! Давайте побыстрее разберемся с этими ходячими мертвяками и отправимся обратно в теплый уютный замок.

Забини понятия не имел, как важен и серьезен разговор, которому теперь, по его вине, никогда не суждено состояться. Блейз Забини был бесцеремонен. Просто невыносимо бесцеремонен. Сравниться с ним, пожалуй, мог бы разве что Симус Финниган — только сейчас мне пришло в голову, что эти двое ужасно похожи.

Пожалуй, Распределяющей Шляпе действительно стоило отправить их обоих на Хаффлпафф.

Хотя нет, это было бы слишком жестоко по отношению к бедным студентам Хаффлпаффа.

— М-м-м, в самом деле, мы чего-то заговорились, — засуетился Хагрид. — Надо, значит, лекцию продолжать…

Крышка с гроба наконец была снята — опять-таки, быстро, суетливо и даже как-то неловко — и вурдалак в конце концов предстал перед нами во всей красе…

— Ну вот… как-то так оно и выглядит…

Часть учеников заинтересованно подались вперед, другие же благоразумно отступили. Я остался стоять на месте, поскольку единственной опорой, позволявшей мне держаться на ногах, по-прежнему был каменный крест.

В гробу лежала женщина, на вид лет тридцати. Обычная женщина — явно из маглов, высокая, худощавая, темноволосая. Кожа у нее при жизни, видимо, была смуглой, а после смерти приобрела какой-то неприятный сероватый оттенок. Как будто пылью покрылась. Или пеплом… Незнакомка была некрасива: черты лица неправильные, очень резкие, как будто высечены из камня, рот слишком большой, нос слишком широкий, глаза слишком близко посажены. К тому же выражение неземного спокойствия, умиротворенности, которое придают обычно лицам покойников, совершенно не шло этой женщине — толстые губы как-то странно кривились, брови приподнялись в немом удивлении. Покойница словно спрашивала: "Ну и зачем вы, несносные дети, потревожили мою могилу? Неужели даже после смерти нельзя оставить меня в покое?!"

Какое-то время я просто с интересом разглядывал упырицу, оценивая ее внешний облик, как если бы речь шла о живом человеке. И лишь спустя минуту или две до меня вдруг дошло, что для пролежавшей в земле с десяток лет эта женщина просто невероятно хорошо сохранилась.

— Не толпимся… не толпимся… у всех будет возможность посмотреть… Кхм, ну, как вы, наверное, уже сами поняли, вурдалаки разложению практически не подвержены. — Немного оттеснив самых любознательных студентов от гроба, Хагрид чуть приподнял его за один край. — Это вот самый верный признак и есть… Ну и потом, упыри обычно не очень чистоплотны — чаще они все кровью перепачканы. Но наша вот исключение… видите, только на одежде кое-где пятна.

В самом деле, то, что я поначалу принял за узор на старом, практически выцветшем платье, было пятнами засохшей крови. Такие же бурые разводы, если присмотреться, можно было разглядеть на руках женщины.

Меня мутило, поэтому я даже радовался, что из-за практикума мы сегодня пропустили завтрак. Основной причиной был этот приторно-сладкий запах, который ощущал только я, и который меня медленно убивал.

У меня невыносимо кружилась голова, и я почувствовал, как деревенеющие пальцы соскальзывают с холодной поверхности каменного креста.

Медленно, точно сомнамбула, я двинулся по направлению к гробу.

Ноги плохо слушались меня. Создалось даже впечатление, что слушались они кого-то другого. Сердце сжалось от страха, когда я ощутил эту чужую волю. Человек это был или зверь — я не мог понять. Что-то чудовищное, неопределенное и злое поднималось откуда-то из глубин сознания. Скорее все-таки животное, чем человек. Это оно отдавало приказы моему телу, оставляя мне лишь возможность молча наблюдать за происходящим.

"Нет, — вдруг понял я с какой-то холодной обреченностью, — это не зверь. Это я". И волна неконтролируемого панического ужаса накрыла меня с головой.

— Сейчас день поэтому упыри того… совсем безобидные. Совсем-совсем мертвые… А как ночь наступает, земля их отвергает… Говорят, просто выталкивает их на поверхность и все. А к утру обратно затягивает…

Страшно это, наверное — быть отвергнутым Смертью. Не находить себе покоя ни на земле, ни под землей. Каждую ночь вновь и вновь смотреть мертвыми глазами на холодную далекую луну, ледяными пальцами царапать сырую могильную землю, рвать острыми зубами теплую живую плоть и ненавидеть. Ненавидеть живых за то, что они живы, за то, что видят солнце, за то, что не давят на них земля и небо неизмеримой тяжестью. Ненавидеть истинно мертвых за то, что они истинно мертвы, за то, что нашли вечный покой, за то, что стали по-настоящему свободны. Страшно гореть каждую ночь в ледяном костре своей ненависти и не иметь возможности что-либо изменить. Страшно потерять все возможные права в этом мире и вечно терпеть невыносимую пытку, расплачиваясь за свои грехи.

Я смотрел на искривленное "умиротворением" лицо упырицы и подходил все ближе и ближе.

— Рон? Что-то не так?

"Я, тот, кто принадлежит Смерти, заклинаю душу твою молчанием ночи. Повинуйся, как если бы питала ты надежду на покой благословенный и на избавление от всех скорбей, и станут тогда они тебе наградой за подчинение. Во имя мук всех осужденных и проклятых повелеваю и приказываю тебе! Вставай, отвергнутая Смертью! Ощути на своих губах поцелуй Жизни…"

Не знаю, сказал ли я вслух все эти странные и страшные слова, которые явились в мое подсознание как будто с ТОЙ стороны бытия. Ледяной голос, звонкий и совершенно лишенный эмоций, громко произносил их у меня в голове, поэтому никаких иных звуков я не слышал. Я не слышал, как жалобно скрипнули, а потом с жутким треском лопнули доски старого гроба, как выкрикивали мое имя Гарри и Гермиона, как испуганно завизжала Миллисента Булстроуд.

"Я, тот, кто принадлежит Смерти, заклинаю душу твою молчанием ночи!"

Как тогда, на уроке ЗОТИ у Барти Крауча, мир взорвался ослепительной тьмой. Поток разрушительной Силы хлынул через мое тело в тело мертвой женщины. Только в этот момент, когда сознание уже тонуло в водовороте энергии Смерти, я вдруг понял, что мои пальцы сжимают чужую ледяную ладонь.

"Повинуйся, как если бы питала ты надежду на покой благословенный и на избавление от всех скорбей, и станут тогда они тебе наградой за подчинение".

Я только увидел, как тонкие пепельно-серые веки упырицы дрогнули, на некрасивом лице ее отразилась страшная мука и сдавленный стон вырвался сквозь стиснутые с невероятной силой зубы. Подчиняясь моей воле, душа женщины возвращалась в тело. И хотя сердце ее больше не билось, а давно остывшая кровь не бежала по жилам, упырица оживала.

"Во имя мук всех осужденных и проклятых повелеваю и приказываю тебе!"

От гроба давно остались только обломки, лесничий отступил назад, подчиняясь инстинкту, который у всех живых срабатывает при встрече с немертвыми. Тяжелое мертвое тело я обнимал точно родного и любимого человека. Там, где моя кожа соприкасалась с кожей упырицы, я чувствовал резкую, почти невыносимую боль.

"Вставай, отвергнутая Смертью! Ощути на своих губах поцелуй Жизни…"

Губы у мертвой женщины оказались обжигающе холодными. И чуть-чуть солоноватыми. Я почувствовал, что не могу вздохнуть, что кровь в моих жилах тоже становится холодной и течет намного медленнее, чем раньше.

— РОН!!!

Это… это Гарри…

Все повторялось. Совсем как в прошлый раз, Сила исчезла внезапно, как, впрочем, и появилась, оставив после себя страшную, невыносимую пустоту и слабость. Я ощутил сильное головокружение и упал на колени, чувствуя, что вот-вот провалюсь в беспамятство.

Тело упырицы лежало рядом со мной на земле. И я смотрел в мертвые, пустые глаза, оказавшиеся почти бесцветными, светло-светло-серыми.

А потом она поднялась на ноги и ее мутный, бессмысленный и безжизненный взор обратился к ученикам, которых Сила парализовала, лишив возможности спастись.

Что же я наделал…