Лисий город (джен)

«Верните наших детей»

Сложно было поверить в то, что видела Алиса, вцепившись руками в край подоконника, но четкие буквы, начерченные краской, не оставляли никаких сомнений.

За окном, метрах в трех от входной двери в ЦКМ, стояло двадцать, а может быть тридцать человек. Молчали. Все в черном, на головах накинуты капюшоны, словно бы сговорились за ночь друг с другом и с дождем. А на столицу упал дождь, что не слишком удивляло, если вспомнить вчерашний водяной смерч. Теперь, пока вся вода не вернется обратно на землю, он, вероятно, не прекратится. Но людей это нисколько не смущало, они мокли с тяжелым, мрачным безмолвием.

Алиса не знала, что и думать, глядя на них, и ничего, совершенно ничего не понимая. Зачем они пришли, что случилось с их детьми? Почему Алиса должна их вернуть? И самое главное — где их взять?

Разбудивший ее телефон так и остался в руке — она сжимала его неосознанно с тех пор, как подошла к окну на первом этаже и увидела то, что увидела. Наташин звонок, на который Алиса так и не ответила, угас последним всхлипом известной песни, а чуть позже телефон пиликнул входящим сообщением. Но поднести его к глазам и прочитать сообщение показалось кощунством по отношению к людям за окном. Алиса не могла оторвать от них взгляд и судорожно соображала, что делать и как помочь — но только так, чтобы не выходить и не показываться им на глаза. Сложно было сомневаться, что кто-то сорвется — учитывая слова на их транспарантах.

Верните наших детей — и точка, словно бы Алиса вместо того, чтобы спать, похищала их всю ночь.

— Я позвонила Горюну, но его телефон недоступен, — вздрогнув, она обернулась и увидела бледную Анну — психолога, все еще не ушедшую с ночной смены.

— А в полицию? Нужно звонить туда, потому что я ничего не понимаю.

На самом деле чего Алисе больше всего хотелось — вернуться на старенький диван в столовой на втором этаже и забыть обо всем. После вчерашнего приключения ныли все мышцы, болела голова, а во рту ощущался привкус… тоски. И несвежего дыхания. Страшно было подумать, что творилось на голове, но она и не думала. Просто оторвала взгляд от толпы, скинула входящее сообщение от Наташи и набрала номер полиции.

Ждать пришлось долго — гудки нудно тянулись, а взгляд Алисы снова вернулся к толпе. Может быть, они и переговаривались, но между собой, а не на публику, и, конечно, слов было не расслышать.

— Полиция. Что у вас случилось?

— Это ЦКМ Северного округа… У нас здесь стоят люди, много, просят вернуть детей. Я ничего не понимаю, пожалуйста…

Она не договорила, потому что вдалеке послышался вой сирен и одновременно с этим оператор совершенно непрофессионально ее перебил:

— Ты издеваешься, да? К тебе уже едут.

И бросил трубку. Алиса округлившимися глазами посмотрела сначала телефон, а потом повернулась к Анне.

— Ерунда какая-то. Вы идите вниз, к детям, ладно? Я разберусь… наверное.

Анна кивнула и, к радости Алисы, без вопросов ее послушалась, хотя та ожидала как минимум каких-то вопросов. Глядя, как закрывается дверь, Алиса набрала Горюна, чувствуя внутри себя раздражение его долгим отсутствием. Хотя еще не было восьми утра, но ведь он так и не появился вчера, даже несмотря на то, что сам признался, что не готов оставить Алису одну в конторе.

Что это — передумал?

«Телефон абонента недоступен или находится вне зоны действия сети».

Или, может быть, потерял телефон, такое ведь часто бывает. В любом случае, если он появится на горизонте прямо сейчас, Алиса будет рада переложить на его плечи всю ответственность, какой бы она ни была.

Звук сирены все приближался, и вскоре стало понятно, что машин едет отнюдь не одна и даже не две, но определить точно оказалось слишком сложно. Алиса все это время стояла у окна и смотрела на людей, радуясь, что не зажгла свет в холле, когда спускалась вниз. Так они просто стояли и ждали прихода сотрудников, не зная, что один из них уже внутри.

Чтобы сделать — что? Она даже забыла, зачем это сделала, а помнила, что проснулась от телефонного звонка и тут же захотела уснуть обратно. Усталость от вчерашних событий давала о себе знать, и больше всего хотелось отсюда исчезнуть, забравшись куда-то в нору и спрятаться от окружающих. Но бежать оказалось некуда — она одна из всего ЦКМ была в конторе, а проклятый Горюн исчез. И даже Наташа пропадала у постели Игоря…

Алиса тут же вспомнила про смс, но в этот момент подъехала полиция. Одна за другой во двор въезжали пять машин, и шестая — принадлежащая силовой группе искателей — на миг поколебала молчаливую толпу. Было известно, что силовая группа не церемонилась ни с кем, но вскоре строй восстановился, заставив Алису их уважать.

Впрочем, «верните наших детей» было сильным мотивом никого не бояться.

Алиса оторвалась от окна и кинулась отпирать дверь, не совсем, правда. Она не совсем понимала, зачем нужно столько сил, чтобы разогнать людей на улице, но им, наверное, было виднее. Но самое главное — Алиса подметила это совершенно машинально — если никто до этого не звонил в полицию — как же они узнали, что необходима помощь?

Но едва только отодвинув старинный засов, Алиса оказалась скручена чьими-то сильными руками и перетащена в холл. А потом ее с такой силой приложили о стену, что она даже не особо почувствовала быстрый, бесцеремонный обыск. Удар выбил из нее весь воздух, так что вместо «эй», она что-то прохрипела, сквозь боль слыша, как остальные поднимаются на второй этаж. Шикнула чем-то непереводимым рация на груди у державшего ее силовика, и Алиса вдруг пришла в себя. Тело от удара болело, и говорить было сложно, но в мысли уже вкралась дающая разуму ясность ярость.

— Имя, я тебя спрашиваю! — тот, кто ее держал, вопрос повторил уже дважды, но сам был виноват, что первого раза Алиса услышать не смогла.

— Алиса Чернова… — она едва это прохрипела, не в силах сдержать желание закашляться.

— Что здесь делаешь?

— Ра…кха…ботаю. Что…

— Должность?

— Ликвидатор.

— Кто есть еще в здании?

Не отвечать не было смысла.

— Два психолога и пятеро детей… в подвале. Что случилось?

Он не ответил и, не разжимая ее рук, передал кому-то по рации только что полученную информацию, а потом щелкнули наручники, и Алиса оказалась неудобно в них закована.

— Эй, вы должны предъявить мне обвинение и все такое, слышите? Иначе… я отвечаю за детей внизу, ясно? Если с ними что-то сделают, наказание понесете и вы то… — она отдышалась, но сердце стучало так сильно, что заставляло тело все еще глубоко и часто вдыхать.

— Заткнись, — он больно ее толкнул, и Алиса вспомнила, что Горюн говорил ей про самооборону. Но одно дело всеми средствами защищаться от обычного человека, а другое — от тех, кто ее арестовал. На этот счет он ничего не уточнял, и, немного подумав, Алиса решила послушаться, не навлекая на себя лишние удары и тычки. И хотя ее по-прежнему заботила судьба детей, наверное, спрашивать о них у человека за спиной смысла не было.

Наверху что-то искали — судя по звукам, выбивали двери и выламывали запертые шкафчики. Алиса не понимала, что они там могут найти — бухгалтерские отчеты? Может быть, здесь происходили какие-то махинации с деньгами, но тогда зачем до сих пор держат ее — ведь она ликвидатор и не имеет никакого отношения к бухгалтерии. Был еще вариант, что Горюн каким-то образом был связан с взятками — и тогда становилось понятно его отсутствие: если он узнал об облаве, решение исчезнуть было самым логичным.

Потом снова открылись входные двери, и Алиса увидела вспышки камер и фотоаппаратов — прибыли репортеры и, краснея от нахлынувшего стыда, она все-таки попыталась вырваться — и снова получила резкий толчок.

— Вы за это ответите, — процедила взбешенная унижением Алиса. — Конкретно вы — за незаконное задержание и нарушение моих прав.

— Заткнись, — голос силовика был по-прежнему безэмоционален, и будь Алиса немного поспокойнее, поняла бы, насколько бессмысленно ему угрожать. Специфика работы силовой группы предполагала постоянные угрозы, и к части из них — таких, как ее — они уже давно не относились серьезно.

Но оставаться спокойной, когда ее поставили лицом к стене и заковали в наручники, словно торговку наркотиками, было выше алисиных сил. Позади нее суетились репортеры, и можно было даже не сомневаться, что как только ей позволят повернуться лицом в холл, они попытаются взять у нее интервью. Со своими вечными вопросами с ноткой превосходства в голосе: вы знаете, за что вас задержали? И вы считаете себя ни в чем не виноватой?

Если бы Алиса еще хоть что-то понимала... Она злилась на держащего ее силовика, на людей, разрушающих их контору, на репортеров и больше всего на Горюна, что оставил ее здесь одну. Никогда раньше она бы не подумала, что он испугается чего-то — ответственности, например. Тем более, играло большую роль то, что он сам работал искателем и в отличие от выведенной из равновесия Алисы мог хоть что-то прояснить и знал, как себя вести.

— И не смей подпускать ко мне журналистов, ясно? — ей хотелось еще сказать что-то о своей исключительности и своем даре, но быстро вспомнила, как спокойно раньше ЦКМ обходился без нее.

— Я сказал, заткнись и успокойся. Будешь вести себя хорошо, отпущу быстрее.

Алиса, усмиряя внутри себя волну возмущения и ярости, решила послушаться, хотя тело, получив гормонов, требовало действий и выхода ярости. Возможно, она займется этим позже, когда станет ясно, в чем ее обвиняют и когда она получит шанс доказать свою невиновность.

Внизу, громче всего прочего шума, стал слышен мужской, хорошо поставленный голос — достаточно известный всем, у кого дома есть телевизор. У Алисы его не было, но Грега Шортинга, одного из лучших репортеров столицы, она знала хорошо. Он был любимчиком их декана и, пользуясь своим положением, частенько заходил в университетскую библиотеку. На первом курсе Алиса была в него влюблена, но даже переболев мимолетным увлечением, навсегда запомнила его голос. Его же она вчера увидела в толпе на мосту, но это вряд ли чем могло ей помочь.

Силовик, в награду за послушание, не подпустил к ней ни единого репортера, но продолжал удерживать лицом к стене. Это, ко всем прочим причинам, стало порядком раздражать — в самом деле, что могло такого случиться, что ее так долго держат здесь? Из стрекота репортеров сложно было что-то понять — слова смешивались с шумом и получалось что-то неудобоваримое. У нее вышло вычленить отдельные слова, и среди них была фамилия Горюн, ЦКМ, происшествие, но дело это не проясняло.

Ее отпустили, когда в очередной раз хлопнула входная дверь, и, судя по звукам, значительная часть людей, торчащих в холле, бросилась к вошедшему.

— Как вы прокомментируете случившееся?

— Вы знаете, зачем…

— …он это сделал?

— Вы с уверенностью можете сказать, что….

— Уберите репортеров.

Шум стал сильнее — Алиса ясно слышала возню и как сопротивлялись жадные до ответов журналисты, но вскоре шум перенесся на улицу, и только тогда стало ясно, как же сильно они действовали на нервы.

— Что за представление здесь устроили? — тот же голос, что велел убрать журналистов, спокойный и прохладный, принадлежал кому-то, кого предпочитают слушаться. — Я ясно попросил дождаться меня. Мальчик, отпусти Чернову, у нее здесь самое железное алиби.

И вот только тогда руки, державшие ее все это время, разжались. Алиса неуклюже повернулась, все еще закованная наручниками, и встретилась взглядом со своим спасителем. Откуда он ее знал, было отдельным вопросом, потому что, едва только взглянув на него, Алисе стало ясно, что они встречаются впервые в жизни.

— Наручники сними, — раздраженно попросила она, и силовик почти тотчас же послушался.

— Здравствуйте, Алиса Чернова. Печально, что вы здесь оказались так не вовремя. Идите за мной.

— Кто вы?

Алиса все еще была в ярости, и поэтому любые слова, хоть как-то напоминающие приказ, могли окончательно вывести ее из себя. И человек этот, сверлящий ее неподвижным взглядом водянистых голубых глаз, совсем ей не понравился, даже несмотря на то, что разобрался с силовиком.

— Начальник вашего начальника, Алиса. Сожалею, что вас втянули в это, но ничего уже не поделаешь. Вам придется подняться наверх и рассказать мне все, что вы знаете, — он говорил так размеренно и безэмоционально, что при должной фантазии Алиса сравнила бы его с каким-нибудь искусственным интеллектом, а не человеком.

— Что… рассказать? Я ничего не понимаю, что мне рассказать?

Но он сделал знак идти за ним, и Алисе ничего другого не оставалось. «Начальник ее начальника» могло означать только руководителя всех отделений ЦКМ, и хоть о нем ничего не было известно, он становился здесь главным. Ей снова приходилось слушаться.

— Там внизу дети, — напомнила она и оглянулась на холл.

Они разнесли все, словно стадо диких животных. Кресла оказались перевернуты, столы передвинуты — зачем? Алиса помотала головой.

— В том числе те, которых вы нашли на крыше?

— Ну… да. Но еще и другие. Если их сейчас пугать и волновать…

— С ними все будет в порядке.

— А… ладно, — Алиса не поверила. Он так ей и не представился и мог быть каким угодно начальником, но доверить ему детей она не могла.

Когда он выяснит все, что ему будет нужно, Алиса сама спустится вниз и попробует отправить детей в другой ЦКМ. Все равно время их пребывания здесь подходило к концу, и пора было одних отправлять домой, а других — в интернаты.

Человек безошибочно завел ее в столовую, запер дверь невесть откуда взявшимися ключами, а увидев округлившиеся от удивления глаза Алисы, пояснил:

— Я все всегда держу под контролем. Присаживайтесь, у нас мало времени.

Скомкав в руках плед, под которым спала, Алиса села на диванчик.

— Что происходит? Это из-за Горюна, да? Его вчера не было, и у него выключен телефон. И как вас зовут?

— Мало времени отвечать на все вопросы. Эдуард, да, из-за Горюна. А теперь вы. Как Горюн вел себя в последнее время? Вы замечали за ним признаки срыва? Он бесился? Орал на вас? Отсылал вас беспричинно из ЦКМ? Он колдовал при вас? Подумайте хорошо и ответьте очень кратко.

Ярость и злость слетели с Алисы мгновенно, она только таращила на Эдуарда глаза и думала, что же случилось с Горюном. Такие вопросы подразумевали что-то серьезное.

В дверь требовательно застучали.

— Шпиль, не делай глупостей, открой дверь и отдай нам девчонку!

— Быстрее, Алиса.

Нужно было что-то соображать и выбирать — из неизвестного начальника ее начальника и тех, кто ворвался к ним, разгромил контору и что-то, видимо, сделал с Горюном.

— Я не знаю Горюна так хорошо, чтобы… быть точной. Он был резким, иногда орал на меня, когда я ошибалась или, по его мнению, задавала глупые вопросы. Но он… не бесился, нет, я думала, это его поведение — нормальное. Он не колдовал, и никаких признаков срыва я не видела. Горюн наоборот… был иногда веселым. И он не отсылал меня. Ну если только когда я задерживалась на работе.

— Хорошо. Горюн интересовался как-то особенно теми детьми, что вы нашли на крыше?

— Шпиль, я велю выломать дверь!

— Да… он… ему было интересно, откуда они взялись, и он даже немного рассказал мне, что было, когда я… ну, когда меня нашли.

— И он вас попросил написать заявление к искателям?

— Нет… я сама. Но я попросила его помочь…. Ну…

— Понятно. Алиса, ни слова о том, что Горюн интересовался детьми и что-то рассказывал о вас. Понятно? Скажете, что это был ваш личный интерес. Были вообще странности в его поведении?

Алиса с открытым ртом уставилась на Эдуарда, одновременно чувствуя себя дурой и, пожалуй, обманутой.

— Он дал мне выходные, а потом пришел ко мне домой и позвал гулять. Мы почти всю ночь были в парке, и тогда он… рассказывал все это.

— Вас видели?

— Ну…мы же по улице шли. Да.

Эдуард на миг закрыл глаза.

— Отговаривайтесь общими фразами — вы просто гуляли, Горюн объяснял вам детали вашей работы или вы помогали справиться ему с откатом. Не говорите ничего конкретного.

В дверь ударили. И снова, и снова.

— Он оставался после восьми на работе?

— Да… часто. Очень часто.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Позавчера… вечером. Когда писала заявление.

Эдуард кивнул, поднялся на ноги и отпер дверь. Внутрь тут же ворвался разъяренный мужчина, а на его шее болтался медальон искателей.

— Ты пожалеешь об этом! Думаешь сорвать мне дело? С подозреваемыми говорю только я! Алиса Чернова, вы…

— Успокойтесь, я говорил с моей подчиненной, а не с подозреваемой. Если вы вспомните, вчера у нас был инцидент на мосту. Многие готовы подтвердить, в том числе и камеры центрального канала, что Алиса во время происшествия находилась там и усмиряла смерч.

— Пока я не переведу ее из подоз…

— Вы не можете этого делать. Алиса перестала быть подозреваемой, как только стало известно, где она была вчера днем.

Алиса в растерянности переводи взгляд то на одного, то на другого, и понимала, что случилась какая-то катастрофа. Горюн не брал телефон, потому что его, видимо, вчера задержали, и этот Эдуард не смог его защитить. А теперь пришли за Алисой, и ей повезло немного больше. Что мог натворить Горюн?

Ей сложно было сразу связать в одно вопросы и приказы Эдуарда. Магия, срыв, странное поведение, эти дети опять всплыли — уж они-то причем? Слишком было шумно — искатель распалялся и распалялся, в то время как Эдуард вообще не проявил ни единой эмоции, кроме закрытых на пару секунд глаз. Думать в такой ситуации у Алисы не получалось.

— Чернова, идите за мной! — искатель резко протянул к ней руку, желая схватить Алису за локоть, но та, этого ожидавшая отскочила.

— Я никуда с вами не пойду, понятно? И разговаривать не буду, пока не перестанете вести себя, как гопники в подворотне!

Искатель прищурился, кажется, доведенный до крайности, шагнул к ней, и Алиса снова отступила, поставив между собой и им стул.

— Я могу защищаться, как хочу, — нервно предупредила она, — я знаю это.

— Действительно, детектив, — Эдуард за ними наблюдал спокойно, но с места не сдвинулся. — Алиса, насколько я понял, не знает, что произошло. Вы, не предъявляя никакого обвинения, угрожаете ей. Давайте успокоимся. Это будет конструктивнее.

— И безопаснее, — добавила Алиса. — И вообще, можно мне адвоката?

— Он вам не нужен, — успокоил ее Эдуаррд, но Алиса, глядя на искателя, так не думала. Он сейчас ненавидел ее, наверное, сильнее всех. — Просто ответьте на вопросы детектива, и он вас больше не побеспокоит.

Потом он снова предложил ей сесть, а искателю сходить за своими бумажками для допроса. В этом был резон, и поэтому они снова ненадолго остались наедине с Эдуардом.

— И что мне ответить, когда он спросит, о чем мы с вами разговаривали?

— Можете не отвечать на этот вопрос. А можете сказать правду — я спрашивал вас о состоянии Горюна. Умолчите о моих просьбах.

— Может, вы… объясните, что случилось? Из-за чего этот бардак?

Эдуард повернулся к ней всем корпусом, и Алиса засомневалась, что он станет рассказывать что-то. Но все же рассказал.

— Вчера днем в «Вереске-5» во время мероприятия исчезли сорок три ребенка, случился взрыв, и под завалами погибли еще пятеро детей. Они обвиняют в этом Горюна.

* * *

Допрос прошел, как в тумане. Вместить в себя ответ Эдуарда Алиса не смогла, потому что сосредоточилась на максимально размытых ответах, даже не думая в это время, кого защищает — убийцу или невиновного. Собственная косноязычность здорово ей помогала, но злила детектива Бреннинга и заставляла задавать уточняющие вопросы. Ему нужна была точность, и еще ему нужна была Алиса — зачем только, она совсем не понимала. Он не походил на родителя одного из пропавших или погибших детей, да и не допустили бы его до дела в таком случае. Детектив был очень подозрителен, и было видно, что он не верит ни единому ее слову.

— Горюн задерживался на работе?

— Я не знаю, я уходила раньше него.

— Он при вас когда-нибудь колдовал?

— Нет.

— Вы так быстро ответили, будто готовились к этому вопросу.

— Я просто… ну, сама это заметила и много думала — почему он не пользуется магией.

Потом речь зашла о заявлении, которое все же оказалось отправлено к искателям, и Алиса, как и просил Эдуард, объяснила, что просто решила воспользоваться своим положением и побольше о себе узнать. А Горюна просто просила помочь договориться, потому что видела у него медальон искателя и подумала, что он сможет посодействовать ей.

Это было утомительно — отвечать так, чтобы не возникала куча дополнительных вопросов. К тому же Алиса не имела понятия, насколько сходились ее ответы и Горюна. Но рядом сидел Эдуард, и это придавало ей немного спокойствия.

На последний вопрос — будет ли она отвечать на вопросы в суде — Алиса ответила очередным «не знаю», потому что действительно не знала. А потом детектив Бреннинг, предупредив ее об ответственности за дачу ложных показаний, ушел. Алиса этому даже не сразу поверила, а все ждала, когда он снова вернется.

— Я его что, больше не интересую? Он же знает, что мы тут, ну, шептались с вами. Он мне поверил?

— Не думаю. Но теперь вы можете отказаться от дачи дальнейших показаний. И вы это сделаете, пока я вас не попрошу переменить решение.

— Но зачем?

— Нам нужно потянуть время, Алиса. А теперь запишите мой номер телефона и пообещайте звонить, если к вам будут приезжать и что-то требовать. Ни слова не говорите им без моего разрешения.

Тут было бы, по ее мнению, уместна какая-то угроза, вроде «иначе я вас уволю», но Эдуард просто ушел, мягко прикрыв двери столовой. Алиса осталась сидеть, сложив локти на столе — оглушенная, ошеломленная и жутко уставшая. И несмотря на то, что получила ответы на свои вопросы, по-прежнему ничего не понимающая. Горюн никак не походил на того, кто станет делать… такое. Алиса бы все на свете отдала, чтобы его увидеть и убедиться в своих ощущениях, но это было невыполнимо.

Она, наконец, поднялась и выглянула в коридор, чтобы оглядеться. Все двери были выбиты, и в кабинетах сидели люди, методично собирая документы в коробки. Хотелось выгнать их всех из конторы, или, по крайней мере, заставить относиться уважительно, но неожиданная мысль отвлекла ее.

Часы показывали уже десятый час утра, а никого из бухгалтерии и кадрового отдела не было. Почему так? Если их предупредили, то почему не предупредили Алису, ведь если подумать, она могла все испортить, отвечая на вопросы чистую правду. Потом вспомнился утренний звонок Наташи и смс, которую силовики не дали прочитать.

Не помня себя от ужаса, Алиса сбежала в холл, помня, что телефон вывалился из рук, когда внутрь ворвались силовики. Если Наташа написала что-то опасное, все ее ответы и усилия Эдуарда катились под откос. Она и так здорово сомневалась, что детектив примет во внимание ее отказ от дальнейших показаний, он будет давить на нее и других свидетелей. И пусть Алиса не считала, что знала что-то важное, но задержки на работе могли Горюна потопить, как и интерес к детям с крыши. Иначе вряд ли бы Эдуард примчался сюда, чтобы проинструктировать ее.

Телефон валялся на полу, и, как следовало ожидать, смс от Наташи была кем-то прочитана.

«Алиса, не отвечай на их вопросы».

Алисе оставалось только выдохнуть и растерянно оглядеть царящий в холле беспорядок. Ее ждал очередной долгий день.