Подарок (джен)

— Гарри, — очень проникновенно, явно волнуясь проговорила Петунья Дурсль. — Я знаю, мы все были очень несправедливы к тебе.

Она нервно стиснула платочек, что держала в руках, и облизнула губы.

Это была его первая встреча с Дурслями после войны. Ещё год назад, покидая их дом, Гарри мог бы поклясться, что никогда больше сюда не вернётся — но прошедший год заставил его на многое посмотреть иначе, а известие о том, что Дурслям тоже пришлось несладко: они тоже были вынуждены скрываться, и вернулись к себе домой только после его, Гарри, победы, неожиданно вызвало в нём желание их увидеть.

Он пришёл к ним через пару дней после своего восемнадцатилетия, в самом начале августа, и совсем не был уверен, что ему здесь обрадуются — однако Дурсли встретили его почти радостно. И теперь они все сидели за наспех накрытым столом, улыбались друг другу… и неловко молчали. Потому что все извинения были принесены — и приняты — в самом начале, а все новости рассказаны ещё во время закусок. Теперь же, за десертом, тем для разговора у них совсем не осталось, но и просто встать и уйти было как-то неловко — и Гарри всё пытался придумать какой-то благовидный предлог для этого, когда его тётя снова зачем-то вернулась к уже, вроде, закрытой теме.

— Что было — то было, — улыбнулся ей Гарри. — Давайте забудем всё это, — очень искренне предложил он, и вправду больше всего на свете желая всё это просто забыть.

— Конечно, — проговорила она с признательностью. — И мы… мы никогда тебе ничего не дарили, — сказала она дрогнувшим от волнения и смущения голосом. — И это ужасно и отвратительно…

— И мы решили это исправить, — помог жене дядя Вернон.

Гарри пришлось приложить усилие, чтобы не позволить своим бровям удивлённо поползти вверх. Они решили сделать ему подарок? За все прошлые годы?

— Гарри, — тётя Петуния встала, и дядя Вернон и Дадли поднялись тоже. Пришлось встать и ему — с трудом удерживаясь от какой-нибудь не очень уместной шутки. — Мы все очень мало знаем про этот ваш мир — но знаем, что он очень опасен, — она приложила кончик платка к внутреннему уголку правого глаза. — Куда опасней, чем наш… и знаем, что там очень легко погибнуть, — она промокнула теперь и правый. Гарри чуть было не пошутил о том, что если они надеются на его скорую смерть — то, наверное, зря, ибо если уж его не взяла Авада, то вряд ли их надежды имеют много шансов оправдаться, однако в последний момент сдержался, решив, что они, пожалуй, обидятся. А ведь он, вроде бы, пришёл помириться? — И мы… мы очень надеемся, разумеется, что с тобой ничего подобного не случится, — сказала она торопливо, — но… и мы… — она запнулась и замолчала.

— Пойдём, — пробасил дядя Вернон, кладя руку на плечо донельзя заинтригованному Гарри, пояснив: — Подарок в гараже.

По дороге в гараж Гарри успел перебрать вариантов двадцать — однако, как выяснилось, ни один из них не имел ничего общего с реальностью.

Потому что реальность превзошла все его фантазии так же, как он сам превосходил в умении колдовать Дурслей.

— Вот, — сказал дядя Вернон, когда они вошли в гараж и подошли чему-то высотой футов в семь и шириной около трёх, укрытого брезентом.

— Мы очень надеемся, что наш подарок тебе очень долго не пригодится, — заглянув племяннику в глаза, проговорила Петуния и порывисто обняла слегка растерявшегося от подобного заявления Гарри. — Но если вдруг…

— Мы выбрали самый лучший, — с напором сказал дядя Вернон — и снял брезент.

Гарри… онемел.

Перед ним стоял гроб — самый настоящий гроб, из полированного тёмного дерева, с позолоченными ручками и открывающейся верхней половиной.

— Настоящий атлас! — сказал Вернон Дурсль, словно бы прочитав мысли племянника и открывая её.

И действительно, внутри гроб был обит белым атласом — и не каким-то дешёвым, а самым что ни на есть натуральным.

Шёлковым.

— Спасибо, — выговорил, наконец, Гарри, просто не придумав, что тут можно сказать ещё.

— Если тебе не нравится, его можно обменять на другой, — деловито проговорил дядя Вернон, вручая ему какую-то визитную карточку. — И если нужно будет доплатить — ты не стесняйся, скажи, — настойчиво сказал он. — Мы доплатим.

Гарри мотнул головой, с огромным трудом удерживая рвущийся наружу смех.

— Н-не надо, — с некоторым трудом выдавил он. — Он… отличный, — он замолчал, справляясь с очередным приступом хохота и представляя, как будет рассказывать эту историю Гермионе и Рону. А также всем остальным… о — надо будет непременно упомянуть об этом в каком-нибудь интервью. Не уточняя дарителя. Вот спросят его в очередной раз про самый необычный подарок — он и расскажет.

Не ржать. Не ржать!

— Ты же не обиделся, дорогой? — с тревогой… Мерлинова задница — искренней же тревогой спросила тётя Петуния.

Гарри помотал головой, очень боясь, что если он скажет хоть слово, то сдерживаться уже не сможет.

— Конечно, он не обиделся! — воскликнул дядя Вернон, хлопая его по плечу. — Он же мужик! Боец, наш Гарри, — он снова похлопал племянника по плечу.

— Отличный гроб, — немного успокоившись, выговорил, наконец, Гарри. — Очень хороший. Вы знаете — я его прямо сейчас заберу, — он достал палочку и, уменьшив его до размера спичечного коробка, сунул в карман. — Спасибо, тётя, спасибо, дядя, — он сглотнул, давя поднимающийся смех, потом посмотрел на часы и сказал: — Что-то я у вас засиделся… вы извините — дела. Я пойду.

— С днём рождения, милый! — растроганно проговорила тётя Петуния, обнимая его за шею и даже целуя в щёку. Дядя Вернон и Дадли, по счастью, ограничились обычным рукопожатием — и Гарри, аппарировав к себе на Гриммо, наконец-то смог дать себе волю.

Хохоча, он обессиленно опустился на лестницу, и продолжал веселиться, покуда у него не заныли живот, челюсти и даже уши. А успокоившись, увидел с привычным осуждением глядящего на него Кричера.

— А вот зря, — сказал ему Гарри. — Ты посмотри, какой мне потрясающий подарок на восемнадцатилетие подарили! Истинно, я бы сказал, блэковский, — он вытащил из кармана гроб и, поставив на пол, вернул ему обычный размер. — А? Что скажешь? — спросил он домовика.

Тот подошёл, осмотрел подарок, потрогал, даже обнюхал — и, скривившись, лишь сплюнул на пол, махнул рукой и ушёл, бормоча что-то о том, что негоже молодому господину лежать после смерти незнамо в чём — то ли дело камень и склеп! Где это видано, чтобы волшебники упокаивались в поделках каких-то магглов?!

— А мне нравится! — крикнул Гарри ему вдогонку. — Кому ещё на восемнадцать лет единственные кровные родственники дарят гроб?