Однажды в другой вселенной (гет)

— Эй, я здесь! — Тина хохочет; глаза — щёлочки, на щеках полукруглые ямочки. — Догоняй! — она бежит по скошенной траве; босые ноги мелькают под длинной цветастой юбкой.

Персиваль смотрит на неё и думает, что Тина похожа на олицетворение самой жизни.

Тина безуспешно пытается сдержать счастливые слёзы, когда они стоят на ступеньках небольшой уютной церквушки. Куинни уже давно закрывает лицо кружевным платочком, а Тина держалась — до этого момента. Персиваль нежно гладит её по щеке, и Тина накрывает его ладонь своими пальцами; на безымянном теперь блестит колечко.

Персиваль смотрит в блестящие глаза Тины и думает, что любовь — это что-то невероятное.

Тина что-то тихонько напевает, стоя у плиты и изредка пританцовывая. Палочка в её руке порхает, а за ней порхают и ингредиенты нового — рецепт Якоба! — лимонного пирога. На мгновение она оборачивается: «Я же вся в муке, не смей проявлять снимок!» — и хихикает, когда Персиваль отвечает ей чем-то двусмысленным.

Этот пирог, помнит Персиваль, получился слегка подгорелым. Он съел половину — ради Тины.

Прощальная вечеринка в честь Тины проходит весело и громко: звон бокалов в одном из залов МАКУСА не стихает до полуночи. Тина обнимается с напарниками, со смехом утверждая, что это всего лишь на несколько месяцев. Свободная блузка прекрасно скрывает едва заметно округлившийся живот.

Персиваль смотрит, как один из его подчиненных похлопывает Тину по плечу и что-то шепчет ей на ухо; она переводит взгляд на Персиваля и громко фыркает: аврор просит её поговорить с Грейвсом о том, что более мягкая политика поведения с подчинёнными только приветствуется.

Тина выглядит измождено, но на бледном лице — неописуемое счастье. В её руках копошится их дочь — малышка Каролина с невероятно большими карими глазами. Ей всего два дня, но Персиваль уже понимает, что это маленькое чудо безраздельно завладело его сердцем.

Персивалю кажется, что Тина светится изнутри. Ему всегда так кажется.

Каролина крепко обнимает Тину маленькими ручонками, пачкая бежевую блузку акварелью: Тина учит дочку рисовать, но Каролине больше нравится смотреть, как красиво расплываются цветные пятна на ткани блузки Тины.

Следующей в жертву была принесена белоснежная рубашка Персиваля.

Тина стоит у окна, обхватив плечи руками. Она кажется невероятно хрупкой; тронь — и переломится, как тростинка. Она медленно поворачивает голову; отросшие прядки струятся по лопаткам. На лице чётко проступают скулы; глаза темнее на несколько тонов.

Похожа на тающую свечку, думает Персиваль.

Фотоальбом с магическими фотографиями заполнен едва на половину. Остальные листы безуспешно ждут своего часа, но им так и суждено остаться пустыми. Этот альбом — только для фотографий Тины. Этот альбом — только для неё.

Она сгорела, сгорела как тонкая свечка. Быстро и тихо, оставив после себя узкий надгробный камень, старые фотографии в полупустом альбоме да зияющую пустоту в сердце Персиваля.

Он снова и снова переворачивает плотные листы. Тина смеётся с фотографий, прядки волос касаются её щёк; в сияющих глазах — счастье. Тина смеётся, и Персиваль горько улыбается вместе с ней.

Каролина, вернувшись с работы, шурша пакетами заходит в гостиную. Ей уже двадцать один; она работает в МАКУСА — пока только помощник аврора, но у неё есть все шансы на повышение.

— Купила твой любимый лимонный пирог, — певуче возвещает она и замирает на пороге, роняя пакеты.

Персиваль сидит в глубоком кожаном кресле. На коленях — раскрытый альбом. Руки безвольно свисают с подлокотников. Жилка на шее застыла навсегда.

Тина на фотографиях продолжает смеяться.