Звон колокола (джен)

Жарко — единственная мысль, которая осталась у Гермионы спустя полчаса после начала службы. Солнечные лучи едва проникали в церковь сквозь узкие окна, но и этого было достаточно. Когда-то она честно пыталась прислушиваться к словам молодого священника, который не так давно возглавил их приход, но эти дни давно миновали. Последнее время она думала о своем — чаще всего о работе.

Гермиона еще раз посмотрела на мать, внимающую тихому, но уверенному голосу, и украдкой зевнула. Спать хотелось неимоверно, даже уроки Бинса, давно уже ставшие притчей во языцех, не действовали на нее так. Хотя ничего удивительного в этом не было, учитывая, что ей полночи не давала спать Рози — у дочки как раз начали резаться зубки.

В который раз за сегодняшнее утро она взглянула на часы и еще раз зевнула… По идее, служба должна была закончиться уже минут десять назад, но, судя по всему, сегодня не самый удачный для Гермионы день. Она попыталась припомнить, нет ли нынче какого-нибудь праздника, но, естественно, не смогла.

Вообще, религиозный аспект жизни Гермиону интересовал мало. В детстве родители не водили ее в церковь, и, оказавшись в магическом мире, она с легкостью влилась в магическое общество, где абсолютное большинство были атеистами. Вот только жизнь преподнесла ей сюрприз.

Когда в 1997 году Гермиона стирала родителям память, она и представить себе не могла, к каким последствиям это приведет. Почему-то ей казалось, что в Австралии они продолжат вести точно такую же жизнь, как в Англии, лишь с некоторыми изменениями — но все оказалось не так просто. Лишенные привычного занятия, попавшие в новое окружение и вынужденные забыть о дочери, Моника и Гектор Грейнджеры нашли себе отдушину в религии. И, наверное, в данном случае католицизм был не самым плохим вариантом.

И, хотя это удивило Гермиону, вначале она не придала этому особого значения — да и других проблем тогда хватало. Отношения с вернувшими себе память родителями трещали по швам. С каждой новой встречей, каждым разговором Гермиона чувствовала, как отдаляется от них. Они были обижены на дочь, и, скрипя зубами, она все же смогла признать за ними право на это, хотя до конца так и не поняла, в чем ее вина.

Вот только на свое законное “я хотела вас спасти” она все время получала ответ: “ты могла бы просто объяснить”. Дальше разговор обычно заходил в тупик и, в лучшем случае, заканчивался взаимными немыми укорами.

Скандал разразился позже, когда Гермиона узнала, что родители посещают местную церковь. Позже она сама не могла ответить на вопрос, почему это ее так взбесило, но в тот день она вспыхнула, как спичка, и очередная встреча закончилась ультиматумом, из-за которого она и ходила с матерью в церковь каждое воскресенье.

— Я подожду тебя на улице, — сказала Гермиона, дотронувшись до локтя матери, когда служба закончилась. Впрочем, предупреждение было излишним, потому что это уже стало традицией: Моника почти каждый раз оставалась лично переговорить со священником, в то время, как Гермиона старалась как можно быстрее покинуть храм.

На улице оказалось едва ли не жарче, чем в помещении, если это было вообще возможно, а единственным местом, где можно спрятаться от солнца, была тень от большого дуба, к которому и направилась Гермиона, на ходу стягивая платок с головы и снимая пиджак. Учитывая, что плохо переносящий такую погоду отец остался дома, она могла надеяться, что ждать ей придется не слишком долго.

Проходящие мимо люди заинтересованно посматривали на Гермиону, но ей было на это плевать. Она волновалась за Рози, которую оставила на Рона и отца, она хотела домой. В конце концов, она хотела хоть немного поспать, но это пока оставалось недостижимой мечтой.

Моника вышла из церкви одной из последних и направилась к Гермионе. Она не сказала ни слова, лишь неодобрительно поджала губы, глядя, как Гермиона пытается обмахиваться платком. По пути домой они никогда не разговаривали, и, если бы не семейное сходство, то, глядя на них, можно было подумать, что они — две незнакомых друг с другом женщины, которым просто надо в одну сторону, и поэтому они идут вместе. Лишь у самого дома Моника небрежно обронила:

— Могла бы хоть сделать вид, что тебе интересно.

И, не дав Гермионе ответить, шагнула в холодный полумрак коридора.

* * *

Царившее за столом молчание, казалось, можно было пощупать руками. Накормленная Рози мирно спала на кровати в спальне, обложенная со всех четырех сторон одеялами — чтобы не упала. Трансфигурировать детскую кроватку Гермионе, как всегда, не дали, но к этому она уже привыкла. Вообще, последнее время это уже стало напоминать какую-то нехорошую традицию — обедать в молчании. Просто с каждым визитом общих тем для разговора становилось все меньше и меньше, и наконец, они окончательно иссякли. Родителям Гермионы были абсолютно не интересны ни работа в Министерстве, ни, уж тем более, магазин приколов, а Гермионе как-то не хотелось слушать про стоматологию. Книги они читали разные, газеты тоже… Да они не могли обсудить даже такую вечную застольную тему, как политика…

— Кстати, а когда вы собираетесь крестить Рози? — первым нарушил молчание Гектор, заставив сидящего рядом Рона закашляться.

Гермиона похлопала мужа по спине и посмотрела на родителей. Можно было, конечно, сказать правду, что крестить Рози они и не думали — вот только в очередной раз заводить спор не было сил.

— Мы пока не думали об этом, — она улыбнулась, одновременно с этим наступая на ногу Рону, который явно хотел что-то сказать.

— Обязательно надо решить вопрос! Уже столько времени прошло. И надо определиться с тем, кто будет крестным. У вас есть варианты.

— Мы подумаем и об этом тоже...

Вообще, она не любила врать родителям и старалась этого не делать. Вот только отстаивать свое решение с каждым разом становилось все труднее. И сейчас, глядя на решительное лицо матери, Гермиона понимала, что к этой теме они еще обязательно вернутся.

* * *

— Знаешь, мне иногда хочется снова стереть им память, — обеденный перерыв в понедельник всегда был исключительно их с Гарри. И если в другие дни они не всегда успевали перекусить даже на рабочем месте, то по понедельникам старались выбраться из стен министерства, чтобы спокойно поговорить с глазу на глаз. В принципе, появлению этой традиции они были обязаны как раз воскресным обедам у Грейнджеров, после которых Гермионе надо было выговориться.

— Второй раз опасно, — Гарри покачал головой и слегка укоризненно посмотрел на Гермиону. — Хватит вам и одного раза.

— Да знаю я… — она вздохнула и попыталась сделать глоток кофе, но чашка оказалась пуста.

— Опять не спала? — спроси Гарри, проследив за движением ее руки. — Что опять случилось?

— Они хотят, чтобы мы крестили Рози, — Гермиона жестом подозвала официанта и заказала еще одну чашку кофе.

Живший в свое время на два мира Гарри был едва ли не единственным, кто понимал ее проблемы, и сейчас Гермиона очень надеялась, что он поможет найти выход.

— Ну так и крести, — отмахнулся Гарри. — Я же крещеный, и ничего.

Гермиона уставилась на Гарри немигающим взглядом. Почему-то ни разу за время их бесед о религии она не вспоминала об этом факте.

— Знаешь, меня немного забавляет мысль, что, раз Сириус был моим крестным отцом, то значит, он тоже крещеный. И мне было бы очень интересно на это посмотреть, учитывая, что крестили его явно не Блэки, когда он был маленьким.

Гарри усмехнулся и отсалютировал Гермионе чашкой с кофе

— Твоя мама была очень сильной женщиной, — наконец подвела итог Гермиона, и они оба рассмеялись.

— Ты справишься со всем.

Ей хотелось в это верить, но, когда дело касалось ее родителей, она пасовала. Она не врала по поводу повторного стирания памяти, и реально уже несколько раз сжимала палочку в складках мантии, но отпускала, стоило ей лишь увидеть полные упрека карие глаза, точно такие же, как те, которые она каждый день видела в зеркале. Она знала, что в любом случае не простит себе этого поступка, особенно, если после этого с родителями что-то случится. Поэтому она просто шла на уступки, принимая их решения и их ультиматумы.

— Ты согласишься быть крестным? — спросила она, наконец решившись.

— Конечно. И если надо, могу помочь уговорить Рона.

— Не надо, я справлюсь, — на душе было пакостно, но ничего другого придумать она не могла.

* * *

В день крестин людей в церкви было еще больше, чем обычно. Или так казалось Гермионе, которая очень волновалась за Рози, сидящую у Гарри на руках. В храме опять было душно, и Гермиона временами опасалась, что вот-вот потеряет сознание, тем более, что ночью накануне она опять не спала, правда, в этот раз из-за собственных нервов. Всю ночь ее мучили дурные предчувствия, но у нее фантазии не хватало на то, чтобы представить, что может случиться плохого.

Ближе к началу церемонии Рози заворочалась на руках крестного, и Гермиона с трудом подавила желание забрать ее себе — только уверенная улыбка Гарри удержала ее на месте. Сидящая рядом мама с гордой улыбкой наблюдала за процессом.

Но что-то было не так, она чувствовала это, хоть и не понимала, что происходит. Духота усиливалась, в лампадах зажгли какие-то благовония, от чего Гермионе тут же захотелось выйти на воздух, но она позволила себе лишь прикрыть рот платком. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Она посмотрела на часы и снова перевела взгляд на Гарри. Он тоже больше не улыбался, а сосредоточенно осматривался вокруг. Гермиона хотела знать, что он думает.

Поняв, что больше не может находиться в помещении, она шепотом предупредила мать и, тихо выйдя из храма, пошла к уже знакомому дубу. Она волновалась, но все, что ей сейчас оставалось — верить Гарри. Порадовавшись, что не надела светлые брюки, она уселась прямо на траву, прислонясь спиной к дереву. В лучах солнца белые стены храма выглядели будто самим олицетворением света. Наверное, не будь она магом, она смогла бы верить, вот только ей неприятно было находиться там. Неприятно связывать свою судьбу с религией, которая объявила охоту на ведьм. В который раз она задалась вопросом — не допускает ли она ошибку.

Донесшийся из храма приглушенный грохот заставил Гермиону подскочить на месте. Сразу же распахнулись двери церкви, и оттуда выбежала ее мать.

— Вы — монстры! — выплюнула она в лицо Гермионе. — Ты, твой муж и твое дитя...

И она двинулась быстрым шагом по направлению к дому, но Гермионе было уже все равно. Она бежала к храму, надеясь лишь на то, что с Рози все в порядке. Зря она послушалась Гарри...

Вокруг раздавались хлопки аппарации, но Гермиона не собиралась останавливаться, даже чтобы посмотреть, кто это. Это было неважно.

С Гарри они столкнулись в дверях через секунду после того, как Гермиона услышала детский плач. Она взяла Рози на руки и, крепко прижимая к себе, пошла прочь от храма, скорее чувствуя, чем видя, что Гарри идет за ней.

— Не переживай, все нормально, — он подошел к Гермионе. — Это просто магический выброс. У тебя очень сильная дочь.

Не в силах ответить, Гермиона только кивнула.

— Мне надо проследить, как работают обливиаторы, — он развернулся, чтобы уйти, но Гермиона окликнула его.

— Мои родители тоже… — он непонимающе посмотрел на нее. — Они видели, им надо стереть память.

Она больше ничего не уточнила, но и не сомневалась, что Гарри ее понял.

Посмотрев последний раз на белые стены храма, которые больше не казались ей величественными, Гермиона еще крепче прижала к себе Рози. Она знала, что больше сюда не вернется.