Каникулы на Тисовой (джен)

Литл Уиннинг. Город моего детства. Я не был здесь целых семнадцать лет. Как же это много и мало одновременно. Много, потому что ребенок, который носился по этим чистым зеленым улочкам, уже вырос. И мало, ведь воспоминания, связанные с этим местом, до сих пор отзываются болью в сердце. Моя первая и единственная любовь, Лили, оставившая глубокий след в душе странного черноволосого мальчика, жила на Тисовой улице, 4.

Медленно подхожу к зеленой ограде. Ничем не примечательный коттедж, обвитый зеленым плющом. На улице июнь. Лето в Англии довольно холодное, но это не мешает зеленым росткам тянуться к солнцу, выпуская новые листья и заглушая собой всю эту серость двухэтажных домов, похожих друг на друга, словно близнецы.

Перед довольно ухоженной на вид пестрой клумбой спиной ко мне на корточках сидит тринадцатилетний мальчишка в огромной клетчатой рубашке с закатанными рукавами. Он аккуратно достает из стоящего рядом ящика рассаду и сажает в подготовленные для этого ямки, создавая лишь один известный ему узор. Гарри Поттер, ее сын. Худющий, зеленоглазый, с непокорной копной черных волос, вечно торчащих во все стороны. Мой кошмар, моя боль, моя совесть.

Молча прохожу мимо, сворачивая к дому напротив. Это мое пристанище на ближайший месяц, наблюдательный пункт и тюрьма одновременно. Три спальни, гостиная, кухня с открытой верандой и ванная. И кошки. Много кошек, кажется, пять. Или семь? Хотя какая разница? Все равно я заперт в этом узилище и покинуть его в ближайшее время мне не светит. Что же, я сам в этом виноват.

Мальчишка из четвертого дома заканчивает высаживать рассаду и хватается за лейку. Я посылаю ему вслед измученную улыбку и принимаюсь разбирать свои вещи. Брюки, рубашки и мантии в шифоньер, нижнее белье — в комод, обувь — в тумбу возле входной двери. Мыло с мочалкой и шампунь — в ванную, полотенца — на крючок, зелья — в висящий шкафчик за зеркалом. Так, а что у нас на кухне? Практически пустой холодильник. Неприятно, но вполне поправимо. Кажется, продуктовый магазин у нас в самом начале улицы. Придется прогуляться.

Солнце уже садится за горизонт, когда я с двумя нагруженными пакетами подхожу к калитке дома миссис Фигг. И, конечно же, кидаю оценивающий взгляд на охраняемый объект. Поттера нигде не видно, но высаженная им клумба радует своей красотой даже капризного меня. Ведь умеет же работать, паршивец, когда захочет! Из дома раздаются крики. Кажется, кричит мужчина. Разобрать суть трудно, поэтому я не задерживаюсь и толкаю дверь, в уме делая пометку, что неплохо было бы поставить на дом Дурслей прослушку. Раз уж мне поручили охранять Поттера и не ограничили в выборе средств, то можно. А Дамблдору знать об этом вовсе не обязательно.

Сказано — сделано. Вот уже три дня я остаюсь негласным наблюдателем семейной жизни моего самого нелюбимого ученика. К слову, он так и не знает, кто поселился напротив. Я редко выхожу из дома, а если и выхожу, то набрасываю на себя иллюзию. Мне так спокойней. Да и Поттер меньше дергается. Не думаю, что он очень уж будет рад нашей встрече.

Целые дни мальчишка проводит на улице. Возится с клумбой, поливает газон, стрижет живую изгородь. Сегодня красит гараж. Я встаю в восемь, а Поттер уже на улице. И так до самой темноты. Изредка забегает внутрь, чтобы перекусить. Только сегодня понял, что делает он это, когда в доме никого нет. Что же, вполне разумно. Я уже наслушался всевозможных эпитетов, которыми награждают моего подопечного его родные. Мальчишка старается не нарываться по мере возможности. Не спорит, не огрызается, не повышает голос. В памяти невольно всплывают уроки зельеварения у третьего курса Слизерин-Гриффиндор, когда Поттер на мои постоянные подколки в свой адрес краснеет, сжимает от ярости кулаки и в итоге срывается и начинает огрызаться в ответ. И мне даже на какое-то мгновение становится его жалко. Но лишь на мгновение.

На подъездной дорожке у четвертого дома останавливается большой черный джип. Из машины вылезает толстый дядя Поттера и что-то говорит племяннику. Тот молча кивает, берет шланг, мочалку, баллончик с пеной и начинает мыть машину. Сегодня на улице +50 F и порывистый ветер. Лето в Англии редко бывает жарким. К концу помывки я уже вижу, что Поттер трясется от холода, а дрожащие руки с трудом елозят по гладкому стеклу машины. Его губы плотно сжаты, а в четких выверенных движениях явно прослеживается, что ребенок готов сорваться в любую минуту. Наконец, машина вымыта, и мальчик скрывается в доме.

Естественно, на следующий день он заболевает. Я вижу это по его красным глазам и постоянно шмыгающему носу, который он все время вытирает длинным рукавом той самой клетчатой рубашки, в которой я наблюдаю его изо дня в день. Сегодня он выходит из дома и направляется в сторону знаменитых холмов. Я набрасываю на себя иллюзию и иду следом на довольно приличном расстоянии. Поттер останавливается около заброшенного дома в конце улицы, оглядывается по сторонам и входит внутрь. Я скрываю себя чарами невидимости и выжидаю. Десять минут. Двадцать. Двадцать пять. Неспешно, не создавая шума, захожу в дом. Поттер лежит на видавшей виды железной кровати в полуразрушенной спальне, укрытый старым дырявым одеялом. Тяжелое дыхание, переходящее в хрипы, я слышу издалека. Он дрожит, пытаясь согреться. Я подхожу ближе и, невербально наложив сонные чары, кладу руку ему на лоб. Горячий. Ругаюсь сквозь зубы, проклиная Дурслей, Дамблдора и самого Поттера. Осторожно беру его на руки и аппарирую в свой коттедж. Прощай, конспирация. Достаю зелья из зеркального шкафчика и медленно, по капле, вливаю ему в горло, массируя при этом шею. Опускаю спящего Поттера на диван и кутаю в теплый плед, снимаю очки и кладу их рядом на тумбочку. Через пять минут слышу, как выравнивается его дыхание. Сажусь в стоящее рядом кресло, беру в руки книгу и погружаюсь в чтиво.

Поттер просыпается спустя три часа и в ужасе вскакивает с дивана, обнаружив под боком теплого черного кота, одного из питомцев хозяйки этого дома. Я молча сую ему в руку очки, и приторно-вежливым голосом интересуюсь:

— Как вы себя чувствуете, Поттер?

Испуганный, тот вскидывает голову и нервно сглатывает, узрев подле себя неизвестно откуда взявшегося Ужаса Подземелий, делает шаг назад и тут же плюхается на диван, не удержав равновесия.

— Но-нормально, профессор.

Я сажусь рядом, но он пытается отодвинуться от меня как можно дальше.

— Сидите спокойно, Поттер, я должен вас осмотреть.

Касаюсь рукой его лба, ощупываю лимфатические узлы, заставляю показать горло. Он монотонно выполняет все мои приказы, тщательно избегая смотреть мне в глаза.

— Ну что ж, Поттер. Вы почти здоровы, — выдаю я в заключении. — Больше так не делайте.

— Что не делать, профессор? — недоуменно спрашивает он, приглаживая растрепавшиеся волосы.

— Не убегайте из дома больным, — хмыкаю я, протягивая ему флакон с зельем. — Вот, выпьете это сегодня перед сном.

— Э-э-э… Да, сэр. Спасибо… — Он прячет лекарство в карман джинсов, и встает с дивана: — Я пойду?

— Идите, Поттер, — киваю я.

— До свидания, профессор.

Провожаю маленькую щуплую фигурку равнодушным взглядом, пока она не скрывается за дверью соседнего коттеджа. Через минуту в прослушивающей сфере раздается противный голос Петуньи, которая делает выговор племяннику. Взмах рукой, и звук выключается. Молча валюсь в кресло и закрываю глаза. Память услужливо подкидывает воспоминания собственного безрадостного детства. Все, хватит! К черту Поттера, Дамблдора, Тобиаса Снейпа и и всех остальных! Как же я устал!

Но Поттер решительно не оставляет меня в покое. Следующим утром он, потеряв всякий страх, звонит в мою дверь.

— Что еще? — рявкаю я, оглядывая храброго гриффиндорца, протягивающего мне свежеиспеченный пирог.

— Вот. Тетя Петунья испекла. Для вас.

Удивленно приподнимаю бровь.

— Она видела, как я выходил из вашего дома. Пришлось ей рассказать, что я у вас делал.

— И что же вы у меня делали?

Поттер пару секунд мнется, потом опускает глаза.

— Понимаете, она не любит волшебников. Я сказал ей, что вы родственник миссис Фигг, и пригласили меня выпить чаю.

— Понима-а-а-ю, — удрученно протягиваю я. — Проходите, не стойте на пороге.

Затаскиваю Поттера в дом и усаживаю в кресло.

— Так уж и быть, попьем с вами чай. Раз у нас уже был такой опыт в прошлом.

Поттер краснеет и начинает нервно теребить пальцы рук. Я же разливаю горячий чай по чашкам, разрезаю пирог и усаживаюсь в соседнее кресло.

— Скажите, сэр, а что все-таки случилось с миссис Фигг? — набравшись смелости, спрашивает Поттер.

Я уже собираюсь ответить ему в стиле а-ля грозный профессор Хогвартса, но тут ко мне на колени прыгает пушистая рыжая кошечка и начинает тереться об руку. Поттер открывает рот от удивления, когда я начинаю нежно почесывать ее за ушком. Ситуация довольно нестандартная. Злой профессор, и тут такая забота о братьях наших меньших. Образ Ужаса Подземелий рушится прямо на глазах. Ну и пусть. Если что, старый добрый Обливиэйт никто не отменял.

— Видите ли, мистер Поттер, у миссис Фигг сестра из Портленда попала в аварию и сломала ногу. Она маггл, поэтому костерост на нее не действует. Арабелла поехала ей помочь, а наш уважаемый директор не придумал ничего лучше, как попросить меня присмотреть за вами, пока ваша соседка будет отсутствовать.

— То есть, все это время за мной присматривала миссис Фигг? — удивленно спрашивает Поттер.

— Вы не знали?

— Мне вообще никто ничего не говорит, — бурчит он, уткнувшись в чашку.

— Может, потому что вы не умеете держать язык за зубами? — язвлю я.

— Неправда! — вскидывается Поттер.

— Неужели? У вас есть доказательства?

— Да! — улыбается Гарри. — Вы ведь так и не узнали, каким образом Сириус избежал поцелуя дементора после тех событий в Визжащей хижине?

Уел, нечего сказать. Я надменно смотрю в его зеленые глаза. В них пляшут веселые искорки, которых я не видел уже довольно давно.

— Что, и не расскажете?

— Нет! — резко отвечает Поттер.

— Придется использовать легилименцию, — удрученно произношу я, продолжаю наблюдать за ним.

— Что?! — вскакивает он с кресла. — Вы! Вы! Вы не имеете права! Так нельзя! Я все расскажу директору! — И пятится к двери.

Я не сдерживаюсь и начинаю хохотать. Очень уж комично выглядит Поттер со стороны. Гриффиндор!

Гарри застывает у двери, так и не взявшись за ручку. На его лице отображается так много чувств, что я невольно начинаю опасаться за детскую психику.

— Так что, Поттер, уходите? — интересуюсь я, отсмеявшись. И добавляю: — Я пошутил про легилименцию. Видели бы вы себя!

— Мне хватило того, что я видел вас, — отмирает он. — Не знал, что вы умеете смеяться.

— Вы многого обо мне не знаете. И не советую распространяться об уже узнанном. Если что, я вас предупредил, — строго говорю я.

— Да, сэр, я понял. До свидания.

Я киваю. Гарри исчезает за дверью.