Слишком близко (джен)

— Боюсь, мисс, это именно то, о чём все подумали. Безумие мистера Гриндевальда становится всё очевиднее, — отстранённо заметил Грейвз.

— Вы что, ему позволите?! — возопил Ричардсон.

Грейвз промолчал, по-прежнему глядя на пустую лестницу. Он мог бы попытаться "не позволить" Гриндевальду устроить очередную нелепую выходку, но не хотел ещё больше позориться, обнаружив перед подчиненными истинную меру своего бессилия. Гриндевальд мог вести себя как буйный юнец, но вместе с тем оставался достаточно осмотрителен и наверняка не пренебрегал запирающими чарами, взломать которые без явных усилий Грейвз не сумел бы. Можно было просто дождаться возвращения слишком много о себе возомнившего гостя и наложить Ревелио или Фините на него самого — но Грейвз не хотел даже думать о том, как этот сумасшедший отреагирует на то, что его усилия пойдут прахом. Его подчиненные ещё могли питать какие-то иллюзии, но Грейвз воочию видел, на что был способен их незваный союзник, и не хотел повторения.

При мысли о том, что он должен был снова встать у Гриндевальда на пути, подступала паника.

— Жаль это признавать, — произнёс наконец Грейвз, — но в его затее есть рациональное зерно. Правда, лишь при условии, что он будет в точности следовать нашему плану.

Надеяться на это было бессмысленно, Гриндевальд всегда делал только то, чего хотел сам, не слушая ни голоса разума, ни чужих уговоров.

— Что?! — возмущённо переспросила опомнившаяся первой Тина. — Сэр, вы только что говорили, что нельзя пускать его туда, где могут храниться темномагические артефакты! А сейчас уже передумали? Мистер Грейвз, но это же...

Куини поймала её руку и сжала пальцы, заставив умолкнуть посреди фразы.

— Милая, — проворковала она, — у мистера Грейвза наверняка есть причины изменить решение.

Грейвз встретился с ней взглядом, и ему вдруг почудилось, будто эта светлая, невинная девочка видела его насквозь, знала, как страшно ему было снова попасть в подвал... и об ужасе ещё большем, который внушала ему мысль о том, чтобы прилюдно продемонстрировать своё бессилие перед этим страхом. Перед Гриндевальдом.

Марсо рухнула на подвернувшийся стул, словно у неё вдруг подкосились ноги, и обессиленно уткнулась лицом в резную спинку. Должно быть, не хотела видеть чужой позор.

— Сэр, верно ли я понял, что мы всё же отдаём ему... — гневно начал Ричардсон.

— Силенцио, — торопливо бросил стоявший у него за спиной Квелье. Предложение осталось незаконченным, но всё и так было понятно. Грейвз осознал, что не в силах смотреть на их растерянные и возмущенные лица, и остался стоять, уткнувшись взглядом в ковёр.

— Моя цель, — не поднимая глаз, тяжело проговорил он, — не только загнать тварей туда, откуда они явились, и арестовать вызвавшего их мерзавца. Моя цель — решить обе эти задачи так, чтобы вытащить вас всех из этой передряги живыми. Вам понятно?

— Да, сэр, — откликнулся Абернати. Он стоял у доски и бездумно тёр пальцем меловое пятно. — Понятно. Но если окажется, что для этого будет недостаточно просто ему подчиняться?

Он озвучил то, что Квелье помешал сказать Ричардсону, и все присутствующие помрачнели ещё больше.

— Тогда всё, что вам останется, это бежать, спасая свою жизнь, — пожал плечами Грейвз. Куини закусила губу и встревоженно посмотрела на него, и он на мгновение пожалел о том, что, должно быть, обидел её настолько равнодушным тоном. — И вы это сделаете, причём не дожидаясь моего приказа. И не оглядываясь, хорошенько это запомните — не оглядываясь и не пытаясь никого спасти, что бы ни происходило вокруг.

Если Гриндевальд обезумеет вконец, всё, что он сможет сделать — это отвлечь его внимание на себя. Кажется, это ему пока ещё было под силу.

— Вы всерьёз рассматриваете такой вариант? — холодно осведомилась Тина. Взгляд её, в противовес ледяному тону, пылал искренним негодованием.

— Разумеется. Если вы не заметили, он входит во вкус.

Фактически Грейвз сейчас расписался в своём бессилии. Он смотрел на подчиненных, с мрачной радостью предчувствуя тот горький миг, когда их настигнет прозрение, когда они наконец увидят, во что он превратился... но, кажется, до них никак не доходил весь ужас положения. Да, у них с Гриндевальдом был договор о взаимопомощи, но если хоть что-то пойдет не так — все они окажутся у него в заложниках. Впрочем, просто попасть этому безумцу под горячую руку будет ничуть не лучше.

...А всё началось с того, что Грейвз просто решил настоять на своём, теперь уже не в мелочах.

Наверху хлопнула дверь. Грейвз вздрогнул и торопливо сцепил пальцы за спиной, чтобы никто не заметил, что они подрагивают.

— Фините! — шепнул Квелье, возвратив Ричардсону дар речи, которым тот, впрочем, не воспользовался, ограничившись хмурой гримасой.

— А почему у вас такие мрачные лица? — окинув их несколько озадаченным взглядом, осведомился Гриндевальд.

— Ситуация не располагает к веселью, — устало откликнулся Грейвз. — Особенно когда вы своими выходками ставите под угрозу всю операцию.

Первая догадка Куини и в самом деле оказалась верна. У волшебников не принято было без крайней нужды брать для Оборотного зелья частицы человека противоположного пола: в конце концов, должны же были оставаться хоть какие-то приличия. Даже те из них, что презирали закон и магический, и немаговский, предпочитали избегать подобного. Но для Гриндевальда не существовало правил и ограничений — и сейчас по лестнице спускалась молодая женщина, чью изящную фигуру небрежно окутывало зелёное покрывало со стоявшей в гостевой комнате кровати. Грейвз напомнил себе, что внешность была обманчива.

Превратившийся в даму Гриндевальд остановился у лестницы так, чтобы у них была возможность разглядеть его во всех подробностях.

— Ну, как вам? — тонким голосом осведомился он, сверкнув озорной улыбкой. Его лицо разительно изменилось: острые черты сгладились, подбородок стал уже и изящнее — но сходство с настоящим его обликом всё равно оставалось очевидным. Волосы он тоже не стал менять, при превращении даже коса не расплелась, только цвет стал теплее и гуще, как у светловолосых от природы людей.

Все молча таращились на него, и Гриндевальд, добиваясь хоть какой-то реакции, напоказ крутанулся вокруг своей оси. Покрывало упало с его левого плеча и обнажило спину до поясницы, изящную белую спину без единого изъяна. На покрывале мелькнуло тёмное пятно — кровь.

Кровь? Отчего-то только сейчас Грейвз задумался о том, что его метаморфоза требовала великого искусства. Не так уж трудно было поправить детали, обращаясь в человека своего же пола, особенно сходного по росту и телосложению. А каково было менять скелет целиком? Укорачивать и истончать каждую кость, не повредив при этом их способности выдерживать вес тела, заново выплавлять череп по совершенно иному шаблону, крушить кости таза и плечевой пояс. Мерлин великий, да он же за десять минут исказил всего себя, надругался над тайной пола, а теперь стоял и улыбался им, как ни в чём не бывало. Словно не он в какой-то момент не согласовал превращение костей и плоти, пролив собственную кровь.

— Ну, что скажете? — нетерпеливо произнёс Гриндевальд, переступив босыми ногами. — Полное соответствие, гарантирую.

— Кошмар, — содрогнувшись, выдохнул Ричардсон. Видимо, мысль о полном лишении мужских признаков вызвала у него почти паническую реакцию.

— Зря я, что ли, препарировал маггловок? — до странного искренне обиделся Гриндевальд.

Грейвз втянул воздух сквозь зубы и перешёл в атаку.

— Очень жаль, что вам приходилось познавать женщин таким способом, — не удержавшись от вступительной шпильки, проговорил он. — Признаю ваше мастерство в трансфигурации, но результат не выдерживает никакой критики.

— Что?! — вспыхнул Гриндевальд, и Грейвз, не скрываясь, поморщился. Он подошёл ближе и придирчиво осмотрел Гриндевальда с ног до головы.

— Первое — голос. Это халтурный фальцет, голос кастрата, а не женщины. Переделать. Второе — лицо. Здесь два замечания. Во-первых, вы поленились... или вам не хватило фантазии, уж не знаю — вы похожи на собственную сестру, если таковая у вас имеется, даже слепой догадался бы, что обладательница вашего нового облика как-то связана с человеком с розыскных листовок. Любой намек на сходство убрать полностью, и Мерлина ради, смените цвет глаз, у нормальных, приличных и законопослушных магов такого оттенка не бывает. Вас первый же патруль загребет в аврорат просто во избежание. И наконец, чем вы слушали? Слащавая куколка совершенно не типаж Джонса, на невинность он не падок. — Грейвз намеревался до конца сохранять объективность, указав собеседнику лишь на те недочеты, которые могли подвергнуть опасности исполнение их пока ещё смутного плана — но все-таки не выдержал: — И прекратите уже глупо хлопать на меня ресницами, большую часть мужчин это только раздражает, вас что, никогда не соблазняли, что ли? И это не причёска, а лохмы, поинтересуйтесь у мисс Куини, что сейчас в моде. Я не знаток парикмахерских тонкостей, но косы современные ведьмы носят только во время семейных ритуалов. По крайней мере, в Новом свете.

Гриндевальд сверкал глазами, что-то шипел себе под нос — кажется, по-немецки и, кажется, ругательства — и с ненавистью смотрел на Грейвза снизу вверх. Одного этого было бы достаточно для того, чтобы снова впасть в панику, но охваченный каким-то самоубийственным порывом Грейвз не собирался останавливаться. Он зашёл Гриндевальду за спину и грубо дёрнул покрывало. Тот охнул от неожиданности и обеими руками вцепился в чуть не слетевшую на пол ткань. Палочка, которую он все ещё держал так, будто готовился к нападению, при этом едва не воткнулась ему под ключицу.

— Прекратите, — раздраженно велел Грейвз, — это же не ваше тело. Или уже входите в роль? И вправду, коли решили спасать свою жизнь — чего тут стесняться.

Он не увидел, а только почувствовал, как новое лицо Гриндевальда исказила его опасная улыбка — и покрывало упало вовсе. Воистину, этот человек не мог без драмы и театральщины... и теперь откровенно наслаждался, глядя на смущённые лица окружающих. Грейвз обречённо закатил глаза и ткнул Гриндевальда в спину между лопаток.

— Пройдитесь, ну?

Гриндевальд неторопливо прогулялся до двери и обратно, и Грейвз, устало потерев висок, скрестил руки на груди и снова посмотрел на него.

— Отвратительно, — резюмировал он. — Женщины так не двигаются. Да, и записные дуэлянтки тоже, нечего бравировать своим сомнительным опытом. К тому же вы уменьшили массу тела и ещё не привыкли учитывать, что силы на каждое движение теперь тоже нужно меньше.

— Зато я выгляжу как надо! — возразил Гриндевальд.

— Как надо! — в первый миг даже не поверив своим ушам, повторил Грейвз. — Очнитесь, что вы делаете? Это кукла, а не женщина! Где родинки или пигментные пятна? Где шрам от Секо, который она получила на дуэли с соперницей за сердце сокурсника? Почему не проколоты уши? Неужто она за всю жизнь ни разу не надевала серьги, гейсы не дают или мама запрещала? И кто она вообще такая? Что вы расскажете о себе, когда вас спросят?

— Это детали! — огрызнулся Гриндевальд.

— Эти детали вас погубили в прошлый раз! — рявкнул Грейвз. — Вы меня изобразить были не в состоянии, а тут речь идёт о смене пола! Я готов поставить что угодно на то, что вас раскусят из-за вашей же невнимательности!

И, воспользовавшись тем, что сейчас Гриндевальд стоял совсем близко, Грейвз резко ткнул ему в кадык выпрямленными пальцами.

— Вот они — ваши детали! — в ярости выплюнул он, пока его собеседник, похрипывая, восстанавливал сбитое тычком дыхание. — Ваша затея — опасное сумасбродство, видите теперь?

— Нет, не вижу! — мгновенно ожив, тотчас возразил Гриндевальд. Он взмахнул палочкой, и перед ним появилось зеркало в полный рост. Последовательно касаясь кончиком палочки ушей, лица, горла он изменял свою внешность, избавляясь от указанных ему недостатков.

Грейвз в раздражении прошёлся у него за спиной и напомнил:

— У нас осталась всего пара часов для того, чтобы подготовить вас к так называемому выходу в свет! Не представляю, что вы сможете перенять за это время? Хорошо ещё, если хотя бы выучитесь стоять на каблуках!

Он ёрничал и был в этом откровенно жесток, хотя и сам осознавал, насколько это было опасно. К счастью, Гриндевальд повёл себя куда благоразумнее и не проронил ни слова, пока не закончил со своими правками. Следовало заметить, что теперь образ стал точнее и естественнее: по рёбрам слева потянулся упомянутый шрам, с изящной женской шейки пропал кадык, а на правой ягодице, на шее под ухом и в ямке над ключицей появились аккуратные родинки. Уже не грубый, поспешный набросок на первой попавшейся под руку салфетке — но все же и не одушевленный портрет для семейной галереи.

— Ну что, джентльмены, — промурлыкал Гриндевальд красивым, совсем непохожим на прежний голосом, в котором сквозила лёгкая хрипотца, — кто из вас возжаждал расцеловать эту спину от шеи до... Может быть, вы, мистер Грейвз?

Это было наглой провокацией, издёвкой, и Гриндевальд, должно быть, ждал, что он взорвётся от возмущения, чтобы вволю над ним посмеяться — однако Грейвза спас Квелье. До этого подчинённые держались в стороне, наблюдая за происходящим с ужасом и брезгливостью, но для того, чтобы высказаться, приближаться к опасности и не требовалось.

— Как-то трудно вожделеть женщину, когда знаешь, что это мужчина, — рассудительно заметил Квелье. — Что, собираетесь поспорить?

Гриндевальд бросил на него взгляд, исполненный ненависти, и снова развернулся к зеркалу. Личико созданной им девицы все ещё было кукольным, почти ангельским, но внезапно в его выражении промелькнуло что-то тяжёлое, алчное и порочное — душа тёмного мага. Стоило отдать ему должное: теперь он оказался куда ближе к исполнению стоявшей перед ними задачи.

Звонок в дверь на этот раз был уже не спасением, а помехой, и Грейвз почувствовал новый всплеск раздражения. Кого бы сейчас ни принесло, хороших новостей ждать им не приходилось.

Шагнувшая к двери Тина уже привычно подхватила на руки Маркиза и лишь затем повернула ручку. Гриндевальд тем временем заставил покрывало взлететь с пола и накинул его на плечо, закутавшись в складки на манер тоги.

— Я выжала из невыразимцев черновик итогового отчета, — на ходу объявила Пиквери. Она решительным шагом вошла в холл и остановилась как вкопанная, увидев стоявшего чуть поодаль от всех Гриндевальда. Грейвз представил, как должно было выглядеть происходящее с точки зрения несведущего человека, и мысленно усмехнулся. Пиквери была его союзницей, его Президентом и, можно сказать, почти что его другом — но всем, что он оказался способен ощутить сейчас при виде секундной растерянности на её лице, была какая-то веселая злость.

— Кто эта женщина? — окинув собравшихся цепким взглядом, требовательно осведомилась Пиквери.

Повисла пауза; подать голос прежде начальства не решался никто, а сам Грейвз не собирался облегчать положение ни Пиквери, ни Гриндевальду. Тот, впрочем, не особенно в этом нуждался.

— Она поверила, — самодовольно прокомментировал он и снова бросил мимолётный взгляд в зеркало. — Сложно не поверить, правда? И напрасно вы так все раскритиковали, мистер Грейвз. Это же трансфигурация высшего уровня.

Пиквери не совладала со своим лицом, и вся буря охвативших её чувств — изумление, негодование и отвращение — отразилась на нём. Однако уже секундой спустя она глубоко вздохнула и расправила плечи, явным усилием воли возвратив себе прежний, исполненный царственного спокойствия облик.

— Вы не стали от этого менее отвратительны, мистер Гриндевальд. ― И она отвернулась от него, оставив за собой последнее слово. ― Введите меня в курс дела, мистер Грейвз. Я хочу знать, что вы задумали, — распорядилась она. Как будто это Грейвз решал, что они будут делать!

Но Гриндевальд в кои-то веки не лез с замечаниями, предоставив ему отдуваться за свои художества.

— Мы сошлись на том, что мистер Гриндевальд проникнет к Джонсу под видом дамы и выманит у него сведения о том, где хранится информация о проведенных им темномагических ритуалах, — тщательно подбирая слова, проговорил Грейвз. — После этого мы, получив все необходимые доказательства, арестуем Джонса и выясним, как закрыть дыру. Это всё.

Пиквери помолчала.

— Под вашу ответственность, — сухо проговорила она наконец. — Если что-то пойдёт не так, отвечать за эту авантюру будете вы, мистер Грейвз.

Как будто могло быть иначе.

Пиквери безо всякого интереса взглянула на Гриндевальда, и обратилась к остальным.

— Невыразимцы ещё не закончили все исследования, но основное заключение вряд ли изменится: в теле мистера Босолея не обнаружено ни яда, ни следов чужой магии. Он умер от остановки сердца. Впрочем, всем известно, что со смертью мага практически все наложенные на него заклятия рассеиваются, так что если кто-то, скажем, взял его под Империо и отдал приказ умереть в определённый момент или после произнесения определённых слов, то мы этого и не узнаем.

Не сказать, чтобы это сообщение сильно обрадовало присутствующих. Абернати молча кивнул, черкнув что-то в своих заметках, и Пиквери, удостоверившись, что её слова были приняты к сведению, развернулась к двери.

— За мной, мистер Гриндевальд, — скомандовала она, сделав нетерпеливый жест.

— Простите, я не ослышался? — сквозь зубы проговорил Грейвз. У него не было ни тени сомнения в том, что отвечать за все выходки Гриндевальда придется ему — независимо от того, будет у него хоть какая-нибудь возможность их пресечь или нет. Каковой возможности его сейчас и лишали.

— У Джонса запрещено колдовать. Этот запрет не абсолютен, но чем меньше лишней магии на человеке, который к нему отправится, тем лучше, — с некоторым раздражением пояснила Пиквери. — Платье и украшения нужно взять настоящие, я одолжу свои. С туфлями, боюсь, так не получится, но мы что-нибудь придумаем.

— Вы оказываете мне великую честь, мадам, — ёрничая, поклонился Гриндевальд и, поддернув покрывало, последовал за ней. — Не прощаюсь, дамы и господа. Подождите, там же холодно, я несчастная полуодетая девица, и мне...

Но Пиквери, не церемонясь, схватила его за локоть и вытащила на крыльцо. Раздался хлопок аппарации.

После их ухода Грейвзу как будто стало легче дышать. И, похоже, облегчение испытывал не он один: усталые, сосредоточенные лица его подчиненных словно посветлели, у Абернати пропала напряженная складка возле рта, Тина перестала едва заметно хмуриться, а Куини почти улыбнулась в ответ на его мимолетный взгляд. Даже Ричардсон и Квелье уже не выглядели так, словно готовы были в любой момент выхватить палочки.

Однако возможности насладиться минутой покоя у них не было. Слишком много дел; и до возвращения Гриндевальда следовало разделаться хотя бы с некоторыми из них.

Грейвз отыскал в залежах заметок в гостиной приличный лист чистой бумаги и, освободив себе место на журнальном столике, собственноручно написал письмо следующего содержания:

"В связи с неблагоприятной криминогенной обстановкой в условиях чрезвычайного положения настоятельно рекомендую вам позаботиться о вашей личной безопасности и сохранности ваших ценностей, буде таковые имеются. Об отмене чрезвычайного положения будет сообщено в прессе, а также специальным декретом МАКУСА. Благодарю за содействие. Персиваль Грейвз".

Он создал несколько копий письма, запечатал их и указал на конвертах имена самых богатых и влиятельных людей города, в том числе Лоренца Джонса, коротким росчерком палочки добавив предельно узнаваемую печать секретариата МАКУСА: "лично в руки". Несколько мгновений Грейвз молча смотрел на стопку бумаг перед собой, но затем встряхнулся, поднял голову и, найдя взглядом Тину, жестом подозвал к себе.

— Слушайте внимательно, мисс Голдштейн, — проговорил он, — и постарайтесь исполнить всё в точности. Вы отправитесь в офис Джонса, держа в руках вот эту пачку писем так, чтобы её не заметил только слепой. Вы будете настаивать, чтобы вам позволили вручить письмо Джонсу лично в руки и удостовериться в том, что он ознакомился с его содержанием. Ваша цель — узнать, где он находится или будет находиться, с как можно большей точностью. На словах передайте ему, что ситуация сложнее, чем кажется, но вы не вправе разглашать детали. Увы, потом придется потратить время ещё и на то, чтобы раздать остальные письма, и тоже лично в руки адресатам, чтобы поддержать легенду. В случае недопонимания упирайте на то, что начальство вас съест, если вы хоть в чем-то не соблюдете букву приказа. Те, кто меня знают, не станут в этом сомневаться. И постарайтесь держать хоть какие-то щиты на случай, если он легиллимент. Повторите.

Тина повторила — не дословно, конечно же, да это было и не нужно. Хватит и того, что смысл и цель его распоряжений она уловила верно.

— Как я должна убедить Джонса в том, что он должен оставаться в ресторане? — озабоченно сдвинув брови, уточнила она.

— Вы не должны, — покачав головой, повторил Грейвз. — Ни в коем случае не пытайтесь на него давить, он может заподозрить неладное. К тому же из этого, скорее всего, ничего не выйдет. Вы должны только увериться, в том, что он будет оставаться в определённом месте некоторое время, если это будет возможно. Мы будем действовать в зависимости от того, удастся ли вам раздобыть хоть какую-то информацию.

Тина вздохнула.

— Я сделаю всё, что могу.

— Уж постарайтесь, — проглотив едва не сорвавшуюся с языка ядовитую реплику, сдержанно согласился Грейвз. От Тины сейчас зависело слишком многое, и их предприятие буквально висело на волоске.

— У нас есть запасной план? — уточнил появившийся в дверях Ричардсон. — Мне стоит подстраховать аврора Голдштейн?

— Запасной план состоит в том, что я прибуду к мистеру Джонсу лично, — ответил Грейвз. — Меня-то никто не осмелится отправить восвояси. Ну а дальше буду действовать по обстановке. Прикройте спину мисс Голдштейн, но не обнаруживайте своего присутствия.

— Уж с такой задачей, как доставка писем, я вполне справлюсь и без напарника! — выходя из комнаты, гневно бросила Тина. Грейвз слышал, как она надевала свой плащ в коридоре, раздраженно дергая запутавшиеся рукава. — Я доложу о вручении письма немедленно, как только задание будет выполнено.

Ричардсон что-то ответил — Грейвз уже не разобрал его слов... и не стал вмешиваться, для этого пришлось бы подняться, выйти в коридор и вникнуть в то, что же именно вызвало у Тины такое недовольство… Пусть бы уже научились разрешать свои разногласия сами. Он понял, что начал самоустраняться, причём это происходило перед самой важной частью операции. А подчинённые… Кажется, они уже начинали открыто пренебрегать его приказами. Тогда пусть решают сами за себя.

Тина ушла. Грейвз счёл было, что остальные пока не нашли себе никакого дела, и ожидал увидеть их забившимися в какой-нибудь угол или бесцельно слонявшимися по дому, но ошибся: Куини воспользовалась минутной передышкой, чтобы попытаться наконец-то накормить проголодавшихся.

— Мистер Грейвз, — позвала она, словно бы нарочно подгадав момент, когда он вышел в холл, к полуоткрытой двери кухни. — Вы не присоединитесь к нам? А вы, мистер Абернати?

Тот всё ещё стоял у доски, изучая пришпиленную к ней статью с биржевой аналитикой, и, кажется, даже не услышал её слов.

— Непременно, мисс Голдштейн, просто дайте мне ещё пару минут, — вежливо ответил Грейвз и, обогнув так и стоявший на лестничной площадке пулемёт, поднялся наверх. До скрытого за деревянной панелью сейфа в его спальне Гриндевальд, похоже, не добрался: стоявшая в нем шкатулка с зельями казалась нетронутой и даже успела покрыться тонким, но заметным слоем пыли. Грейвз пробежался кончиками пальцев по пробкам и, выложив с полдюжины флаконов, забрал остальное вместе со шкатулкой. На освободившееся в ней место как раз уместились те несколько склянок с лечебными зельями, которые оставались в шкафчиках отданных Гриндевальду комнат.

— Разбирайте, — вернувшись на кухню, проговорил Грейвз. — К сожалению, ни Всевозможного зелья, ни Феликса Фелициса в моих запасах не найдется.

— Нам бы не помешало, — усмехнулся Квелье, исследуя содержимое поставленной посреди стола, прямо рядом с супницей, шкатулки. Он был прав, но Грейвз только покачал головой:

— Увы. И связываться сейчас с Гнарлаком нет смысла. Он и так уже нарушил одно обещание, я не хочу давать ему возможность нарушить и другое.

— С Гнарлаком, сэр? — растерянно переспросила Марсо. — Зачем бы нам опять понадобился этот отвратительный бандит?

— Бывают ситуации, когда некоторые вещи быстрее и проще всего можно добыть на чёрном рынке, — прежде, чем Грейвз успел его одернуть, объяснил Квелье.

— Поняла, — скривившись, коротко сказала Марсо, но смолчала о своей палочке.

— Здесь Животворящий эликсир, Охранное зелье, Бодрящее, Умиротворяющий бальзам. Про запас — экстракт бадьяна, настойка растопырника и Кровевосстанавливающее. Хочется верить, что не пригодится. Я надеюсь, что это не прозвучит грубо, но на вашем месте, мисс Голдштейн, я бы выпил Умиротворяющего бальзама. И лучше прямо сейчас.

— Только если вы выпьете Бодрящее зелье, — отозвалась та, дирижируя половником, который с совершенно невозможной аккуратностью разливал по тарелкам суп. Маркиз сидел на коленях у Абернати и крайне убедительно делал вид, что ни половник, ни стоявшая перед ними пока ещё пустая тарелка ни капельки его не интересуют. — Мне кажется, вам тоже нужно.

Куини тут же улыбнулась, смущенно и чуть-чуть виновато, словно не была уверена, что он поймет шутку и не сочтет её неприемлемой.

— Как скажете, — усмехнулся Грейвз и протянул руку к шкатулке. У него не было сил спорить.

Когда он пил зелье, все почему-то смотрели на него, будто хотели убедиться, что он не вздумает жульничать. Подобное внимание было даже несколько неприятно.

— Ваша очередь, — поставив опустевшую склянку на стол, сказал он. После зелья ему и впрямь стало лучше, в голове прояснилось, и мучившая его тяжесть в затылке постепенно начала таять. Куини одобрительно кивнула и, под его внимательным взглядом сделав несколько глотков Умиротворяющего бальзама, старательно улыбнулась — будто пыталась убедить, что она в полном порядке, если не себя, так хотя бы всех остальных.

— Иногда я безумно боюсь мистера Гриндевальда, — призналась она, когда все уже принялись за еду. У неё самой как будто не совершенно было аппетита: она только водила ложкой по своей тарелке, даже не попробовав супа.

— Это вполне обоснованно, мисс Голдштейн, — утешил её Квелье. — Гриндевальд — опасный преступник, и, как мы знаем, для него не существует никаких рамок.

— Вот именно, — подтвердила Куини. — Мне порой кажется, что он сейчас схватит меня и отправит в Европу, принудит служить ему, как домовиху!

Прежде Грейвз решил бы, что это совершенно невозможно, слишком мелочно и просто для упивающегося собственным могуществом позёра вроде Гриндевальда — но после того, как тот едва не напал на Куини прямо у него в доме, Грейвз уже не был в этом так уверен.

— Мы не позволим ему этого сделать! — с отчаянием сказал Абернати. Он сжимал ложку так, что пальцы побелели. Встретив скептические взгляды авроров, он, ко всеобщему удивлению, не смешался.

— Я знаю, что это звучит жалко, — упрямо продолжил он. — Но разве мы не попытаемся ему препятствовать, если он попробует увести с собой кого-то из нас?

Согласное молчание было ему ответом.

— Не попытаемся, — нарушил его Грейвз и, встретив изумлённые взгляды, жестко сказал: — Так, хватит геройствовать. Это приказ. Если Гриндевальд применит силу к кому-то из нас, остальные разворачиваются и бегут. Я говорил это полчаса назад! Меня что, никто не слушал?

По всей видимости, и ему самому не помешала бы хорошая порция Умиротворяющего бальзама. Грейвз почувствовал, что готов взорваться и наорать. Подчинённые чуть ли не прямым текстом признались в том, что готовы игнорировать его приказы — неужели они уже ни во что его не ставят?

— Бросить товарища в беде — предательство, — медленно проговорил Квелье. — Вы просите нас о предательстве, сэр?

Грейвз выдержал паузу, понимая, что, кажется, это все же не было готовностью к неподчинению. Просто прямым следствием того, что их вера в себя была сильнее страха поражения. Пока ещё была.

— Да, — ответил он. — Иногда это необходимо — бросить товарища в беде, чтобы не понести ещё большие потери. И если дело коснется моей персоны, я прямо настаиваю на том, чтобы вы спасались сами, пока его гнев обращён на меня.

Он стойко встретил недоверчивые взгляды и закончил:

— Просто вы ещё слишком молоды.

— А знаете, что придаёт мне сил? — вдруг спросила Куини. — Чувство, что я права. Что я — не преступница, не убийца, не тёмный маг. В отличие от мистера Гриндевальда. И так как он неправ, то он всегда будет слабее меня, пусть даже в магии и превосходит меня во много раз. Вот так. И когда я вспоминаю это, я вижу, что он просто запутавшийся человек, поддавшийся своим страстям. И перестаю его бояться.

— Вы совершенно правы, мисс Голдштейн, — вздохнула Марсо. — Кажется, нам всем нужно брать с вас пример.

— И всё же я не понимаю одной вещи, — после секундного колебания добавил Квелье. — Мы ведь ещё ничего не знали о Джонсе и имели возможности принимать обоснованные решения, почему же Гриндевальд превратился в женщину так поспешно?

— Поясните, — сухо потребовал Грейвз.

— Вся эта затея с чужим образом имеет смысл только в том случае, если Джонс будет находиться на публике, например, в театре или у кого-то на приёме — причём мы не имели сведений, осмеливался ли кто-то сейчас проводить такие мероприятия. А если он останется дома или в своём кабинете, то никакой необходимости в смене облика нет, можно с тем же успехом явиться к нему прямо так, — объяснил Квелье. — Знаете, мне кажется, что он преследует какие-то свои цели и это превращение...

— Возможно, он хотел нас впечатлить? — предположила Марсо.

— Ему просто нечем заняться, — хмыкнул Грейвз. Насколько он успел узнать Гриндевальда, тот, даже находясь в смертельной опасности, не мог удержаться ни от лишних речей, ни от лишних поступков. А сейчас, когда почти всё делали за него... — Мисс Голдштейн, почему вы так странно на меня смотрите?

— Я? — удивилась Куини. — Я просто задумалась... Э... — Она сбилась, поняв, что её уклончивость только насторожила его ещё больше, и смущенно потупилась. — Я подумала, что он пытался вывести из себя конкретно вас, сэр...

— Что же, пока ему это не удалось, — пренебрежительно отмахнулся Грейвз. При воспоминании о том, что случилось в библиотеке, у него по спине пробежали ледяные мурашки.

— Мне показалось, — осторожно продолжила Куини, — что вы были... довольно экспрессивны не так давно.

Грейвз молча приподнял бровь, побуждая её продолжать, и отметил, что остальные так и замерли. Боялись, что он сорвётся? Ну нет уж, такого удовольствия он никому не доставит.

— Вы... Так стащили с него это покрывало... Я подумала, что это было сделано даже... вы... как будто очень сильно злились. Настолько, что готовы были и впрямь... применить к нему... силу.

Куини так тщательно подбирала слова, что Грейвзу стало почти интересно, что же она думает на самом деле.

— Вы так считаете? — задумчиво уточнил он. — Что же, возможно, вы и правы. Я очень не люблю, когда кто-то влезает в мои планы и грозит всё развалить своей халтурой. Признаю, мой жест действительно был не вполне уместен, но в тот момент я не увидел иного способа донести до мистера Гриндевальда мысль о тех ошибках, которые могли стать для нас всех роковыми.

Интересно всё же, что крылось за устремленными на него взглядами, странными и настороженными? Грейвз затруднялся сказать, что было в этих взглядах — опаска? удивление? сострадание?

Они ещё не закончили трапезу, когда снова раздался звонок в дверь. Квелье торопливо сдернул возмущенного кота с колен Абернати и отправился открывать дверь. В кухне витало напряжение.

— Это Тина, — запоздало сообщил он, войдя на кухню секундой позже неё. Голдштейн плюхнулась на свободное место и перевела дух, в руках она всё ещё держала пачку писем, в которой должно было стать на одно меньше. Вошедший следом Ричардсон вернул кота хозяину и встал у дверей, опершись плечом о косяк.

— Так! — объявила Тина. — Поручение не выполнено, но можно сказать, что оно выполнено!

— Поясните, — потребовал Грейвз. — Нет, лучше начните с самого начала.

— Я пришла к его секретарю, — начала Тина. Её глаза шарили по столу в поисках чего-нибудь съестного, и Куини ловко подсунула ей наспех намазанный бутерброд с маслом. — Спасибо, Куини. Секретарь сказал, что мистера Джонса нет на месте, я настаивала и клялась, что вы меня съедите, и говорила, что я просто аврор, который только выполняет приказ. Если мистера Джонса нет на месте, то скажите, где я могу его найти, умоляла я. Мистер Джонс отдыхает, упорствовал секретарь. Когда он перестанет отдыхать, с меня же голову снимут, это вопрос безопасности, наседала я. И тогда мне было велено прийти туда, куда нам и нужно! В ресторан в Метрополитан Лайф Тауэр! Он будет там через три часа.

— Это либо чудовищное везение, либо ловушка! — воскликнул Квелье.

Грейвз, подумавший о том же, невольно кивнул.

— Это может быть просто совпадением, — все же проговорил он. — Мы знаем, что Джонс часто проводит вечера там. Почему бы ему не остаться в ресторане и сегодня, тем более что у него есть повод для праздника? Мы должны следовать первоначальному плану. Аврор Голдштейн, перекусите и отправляйтесь разносить остальные письма.

Он подспудно боялся возвращения Гриндевальда и не желал снова встречаться с ним лицом к лицу, но сопротивляться неизбежному не было смысла. Тина на минуту разминулась с сопровождаемым Пиквери Гриндевальдом. Грейвз вышел из кухни следом за ней и скептически воззрился на вновь прибывших, которых с сомнением обнюхивал Маркиз.

— Мило, — наконец выдавил из себя Грейвз. Гриндевальд был одет в чёрное платье, лежавший на его плечах лёгкий шелковый шарфик удерживала крупная брошь. Волосы под изящной маленькой шляпкой были уложены крупными волнами, длинные шпильки в них ярко блестели гранеными камешками, а шею перехватывала двойная нить бус — и на секунду Грейвз представил, как затягивает её всё туже и туже.

— Я сделала всё, что могла, — устало сказала Пиквери. — Мистер Гриндевальд, не забудьте, что мои вещи вы обязаны вернуть в целости и сохранности.

— Я никогда не опускаюсь до воровства, когда оно того не стоит, — откликнулся тот и проследовал к зеркалу, не слишком уверенно держась на каблуках. В остальном выглядел он безупречно, однако никакого низменного интереса к этому суррогату женщины Грейвз все равно не испытывал.

— И прекрасно, — проговорила Пиквери. — Мисс Куини, мне придётся попросить вас заняться его макияжем, мой ему не подойдет, совершенно не те цвета. И последите, чтобы он не падал с каблуков. Мерлин, какой безумный фарс! — куда тише добавила она. — Мистер Грейвз, на минуту.

Они отошли к самой входной двери, и Пиквери позволила себе сбросить маску холодной леди.

— Персиваль, будь предельно осторожен, — едва слышно проговорила она. Грейвз присмотрелся к ней внимательнее. Они с Пиквери были знакомы не первый год, и несмотря на её безупречно величественный облик, сейчас он прекрасно видел, что она была подавлена и расстроена.

— О чём вы говорили? — спросил он.

— О всеобщем благе, — пожала плечами Пиквери. Ну разумеется, Гриндевальд никак не мог удержаться, оставшись с ней наедине. Злопамятный и мстительный, он не забыл, что она пыталась запереть его наедине с тварью, и пока они занимались его нарядом, явно успел очень много наговорить. Даже у мадам Президент были больные места. Хорошо ещё, что ему всё же хватило ума не покушаться на её авторитет публично.

— И что же он сказал о всеобщем благе?

— Что за него нужно платить, и цена может оказаться велика, — через силу ответила Пиквери. Было видно, что ей неприятна эта тема. — В чём-то мы сошлись, в чём-то нет. Ему не откажешь в уме и изворотливости.

— Именно на них я и рассчитываю, нам нужно вывести Джонса на чистую воду, — признался Грейвз. — Тебе пора бежать?

— Как всегда, как всегда, — вздохнула Пиквери. Она взялась за ручку двери, и вдруг остановилась.

— Персиваль...

Грейвз чуть склонил голову, демонстрируя, что слушал её со всем вниманием.

— Спасибо за помощь, — произнесла Пиквери. — И будь осторожен, береги своих людей.

— И ты будь осторожна, — напутствовал Грейвз, закрывая за ней дверь.

Пиквери сказала совсем не то, что собиралась, в этом он был уверен. И причина была ему прекрасно известна.

Когда Грейвз вернулся в холл, Ричардсон уже вводил Гриндевальда в курс дела. Тот откуда-то достал высокий стул и сидел перед зеркалом, тщательно рассматривая своё отражение. Казалось, аврора он не слушал вовсе, и лицо Ричардсона мрачнело с каждым потраченным впустую словом.

— Да-да, мисс Куини, подойдите уже, — велел Гриндевальд, — я вас не съем, не надо меня бояться.

— Не думаю, — ответила Куини и, гордо вскинув голову, приблизилась к нему. Грейвз настороженно замер, следя, чтобы Гриндевальд не посмел ничего выкинуть, но тот даже не шевельнулся, пока девушка взмахивала своей палочкой то над ним, то над невесть откуда взявшейся коробочкой с волшебными тенями. Тени были синими, подходящими к голубым глазам. Гриндевальд взглянул в зеркало и не проронил ни слова, хотя, вообще-то, стоило хотя бы поблагодарить: у Куини определённо был вкус, и она сделала всё, что могла. Под её взглядом волшебный карандаш подвёл Гриндевальду глаза; если знать суть, выглядело это совершенно отвратительно… и вместе с тем завораживающе, отчего внушало омерзение ещё большее.

— У нас есть три часа в запасе, — взглянув на часы, проговорил Грейвз. — Вы поторопились со своим превращением.

— Кто же знал, — ответил Гриндевальд задумчиво. — Впрочем, всё к лучшему, мистер Абернати успеет подготовиться.

Грейвз переглянулся со стоявшим чуть поодаль Абернати, внезапно исполнившись подозрений: неужели они успели сговориться о чём-то? Ответный взгляд был полон ужаса.

— Подготовиться к чему? — спросил Грейвз, надеясь, что сейчас ему не придется выслушать очередную безумную идею. Вместо ответа Гриндевальд указал на доску, к которой были приколоты портреты дам, с которых он брал пример. Похоже, не ему одному этот жест ничего не объяснил; у несчастного Абернати был такой вид, будто Гриндевальд намеревался пришпилить его туда же.

— Вы плохо слушали вашу мадам Президент? — так и не получив ответа, скривился Гриндевальд. Прежнее его выражение на трансфигурированном женском личике смотрелось разом отталкивающе и зловеще.

— Он их уводит, — не своим голосом произнёс Абернати. — Вам нужен спутник. Я с вами не пойду!

Он с беспомощной мольбой посмотрел на Грейвза, будто ища у него защиты, которую тот, по им же установленному правилу, не мог ему дать. Грейвз его прекрасно понимал: одно дело находиться рядом с Гриндевальдом в этом доме, и не наедине, а в обществе своих коллег и соратников. Другое — оказаться один на один с врагом там, где не от кого ждать поддержки и спасения.

Гриндевальд развернулся к нему всем телом.

— Ладно, — решительно объявил он, — будем действовать вашими же методами. Мы знаем, что одинокие и свободные дамы Джонса не привлекают. Конечно, я неотразим в любом обличье, но рисковать мы всё же не станем. Что касается посвящённых в тайну джентльменов, то тут расклад такой: мистера Грейвза знают все, у мистера Ричардсона и мистера Квелье профессия на лице написана, никаких ордеров не надо, и только вы не обременены подобной печатью. Не слишком удачно для нас то, что вы не производите впечатление мужчины, у которого отбивают спутницу из азарта, скорее, из чувства справедливости по отношению к ней — не в обиду вам будь сказано — но и с этим, пожалуй, можно работать. Я ясно изложил свои аргументы?

По всей видимости, его аргументы были Абернати вполне понятны, и на своём поле тот почувствовал себя увереннее.

— Вы можете трансфигурировать лицо кому-то из них, — возразил он. — Я не силён в боевых заклинаниях, если до них дойдёт.

— Нет, не могу, — ответил Гриндевальд, который, видимо, наслаждался спором, методично уничтожая один аргумент оппонента за другим. — Вы слышали: чем меньше магии, тем меньше шанс, что нас вычислят. Собственное изменение я скрыть смогу, но в то же самое время попытка удерживать два вида совершенно разных чар на другом человеке будет слишком... утомительна. А уж если дойдет до боевых заклинаний, то я бы, откровенно говоря, предпочел, чтобы вы просто не путались под ногами со своей помощью.

— Почему я?

Грейвз понял, что других возражений у Абернати не нашлось — не столько даже по этому вопросу, сколько по слышавшейся в его голосе обреченной тоски.

— Потому что мне так хочется, — хмыкнул Гриндевальд. — И потому что превращать в молодого человека кого-то из девушек было бы верхом бесстыдства, не находите?

Абернати молчал. Стоило отдать ему должное, он больше не пытался поймать взгляд Грейвза, умоляя о спасении или совете, — Гриндевальд видел каждое их движение, и не стоило показывать ему слабость. И Грейвз знал, что смысл недавнего разговора Абернати на самом деле понял даже слишком хорошо, раз сам сформулировал его суть с беспощадной прямотой: "что если будет недостаточно просто ему подчиняться?". Требования Гриндевальда становились всё более абсурдными, и всё же ни у кого из них не было сил перечить.

— Послушайте, — не выдержав, закатил глаза Гриндевальд, — вам нечего бояться. Мы помелькаем перед Джонсом, я привлеку его внимание, добьюсь того, чтобы он начал за мной ухаживать, вас ототрут в сторону, вы посидите, изображая тоску и разочарование в женщинах, а мы с Джонсом удалимся в его личные комнаты. Там я быстренько вытрясу из него всё, что ему известно, как-нибудь добуду его записи — или дам знак аврорам, не испепеляйте меня взглядом, мистер Грейвз — потом спущусь, и мы мирно удалимся. Порознь, конечно же, либо вы прежде меня, либо наоборот. Во втором случае разрешаю посверлить мне спину укоризненным взором. Вам ничто не угрожает, от вас даже говорить ничего не требуется, я сам всё сделаю.

— Я согласен, — сдался Абернати. Грейвз не знал, стоит ли ему радоваться, что тот всё же согласился, но при мысли о том, что Абернати фактически вверял Гриндевальду свою жизнь, становилось не по себе.

— Я надеюсь, что с ним ничего не случится, — с нажимом произнёс Грейвз и не сводил глаз с Гриндевальда, пока дождался однозначно утвердительного ответа. — Что ж, в таком случае, мистер Абернати, следуйте за мной.

Тот, по всей видимости, думал, что они направятся в библиотеку или в его кабинет, и, совершенно растерялся, вместо этого оказавшись в спальне.

— Заходите, — велел Грейвз. Абернати боязливо переступил порог и осмотрелся. Грейвз тем временем распахнул шкаф и отступил, прикидывая, что можно было пустить в дело.

— Так, нет, это не пойдёт, — пробормотал он, занятый не столько подбором предметов гардероба, сколько сочинением легенды. — Это тоже не пойдёт. Так, Абернати, снимайте пиджак, жилет, галстук и запонки. Хм, это, пожалуй, сгодится... И даже это...

Он обернулся. Абернати, кажется, даже не шевельнулся, не говоря о том, чтобы выполнить приказ. Он стоял на прежнем месте, полыхая, как маков цвет, и смотрел на Грейвза так, будто тот превратился в ещё одного Гриндевальда.

— Да что вы застыли? — недовольно вопросил Грейвз. — Вы не слышали, что я сказал?

— Вы сказали... что-то странное, — выдавил Абернати.

— И вы пытаетесь уложить это в вашу картину мира? — с ироничной усмешкой уточнил Грейвз. — Если уж мы устраиваем это представление... не только мистеру Гриндевальду нужно выглядеть в соответствии со своей ролью, вам тоже придется потрудиться. Ваш костюм, думаю, можно оставить, но вот добавить кое-что необходимо. Так что — пиджак, жилет, галстук и запонки.

Получив объяснение, Абернати наконец повиновался. Бросил пиджак на спинку подвернувшегося стула, положил туда же развязанный галстук, который немедля стёк на пол. Стал снимать запонки, выронил одну, поднял, положил на сиденье, выронил вторую — и всё это старательно не глядя на Грейвза, наблюдающего за ним в зеркале на откинутой дверце шкафа.

Грейвз вытянул из глубин самый свой нелюбимый галстук и жилет, который давно не надевал, и левитировал их по направлению к Абернати, который уже снял всё, что было велено, и теперь потерянно стоял посреди комнаты. Распущенные рукава рубашки делали его похожим на... Грейвз не стал ловить смутную, не относившуюся к делу мысль.

— Надевайте, — велел он. — Вы его руками собрались завязывать, что ли?

Он взмахнул палочкой — и галстук сам завязался модным, слишком сложным для обычного похода в ресторан узлом. Абернати неловко натянул жилет, и сразу стало видно, что это одежда с чужого плеча. Впрочем, под пиджаком это не должно было так бросаться в глаза.

Грейвз постучал палочкой по дверце шкафа, и из зачарованного пространства выдвинулись полки с ящиками. Он мельком оглядел разложенные по отдельным коробочкам запонки, поморщился и, вытащив одну из тех, что стояли в самом дальнем углу, вручил Абернати самые нелепые и массивные, подарок какого-то шапочного знакомого.

— Давайте помогу, — памятуя о неловкости подчинённого, распорядился Грейвз. Абернати протянул ему руку и почему-то отвернулся. В покачнувшемся зеркале отразилось его потерянное лицо.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросил Грейвз наудачу.

— Я... Да, сэр.

— Предложение Гриндевальда вас так напугало?

Абернати судорожно вздохнул.

— Я... Я пытаюсь мыслить логически, сэр, — сказал он и с каким-то испугом посмотрел на Грейвза. — Я никогда раньше не участвовал ни в чём подобном, у меня нет ни опыта, ни… природной склонности, ни намёка на неё, и я боюсь провалить задание.

— Постарайтесь войти в роль, — посоветовал Грейвз. Как за два часа объяснить основы работы под прикрытием человеку, который видел только бумажную изнанку аврората?

— В этом и проблема. Я умею хранить тайны и способен не выдавать своих чувств, но не умею изображать то, чего не чувствую. Не умею притворяться.

— Запомните вот что, Абернати, — покончив с запонками, проговорил Грейвз. — Акцио, часы! Вы не один. Помните, что у вас есть поддержка. Что есть целых пять авроров, готовых прийти на помощь, и они ждут только сигнала.

— Нет, — едва заметно вздрогнув, решительно покачал головой Абернати. Громоздкие, совершенно отвратительные золотые часы в его руках смотрелись попросту нелепо, а кармашек жилета, в который он каким-то чудом сумел их уместить, неприлично раздулся. — Прийти мне на помощь ― значит пустить весь план под откос, мы не можем себе этого позволить.

— Акцио, кольцо! Вы правы, к сожалению. Но это не значит, что помощи не будет. На мизинец его, вот так. Надевайте пиджак, осталось несколько штрихов.

— Что делают авроры, когда их личности раскрыты? — серьёзно спросил Абернати. Он посмотрел Грейвзу в глаза, снизу вверх, будто ждавший команды щенок, с надеждой и опасением разом.

Грейвз помедлил. На их стороне был Гриндевальд, но в комнаты Джонса он пойдёт один.

— Спасают свою жизнь, — наконец ответил он.

— То есть, если что-то пойдёт не так, моя цель — добраться до двери и аппарировать?

— Да.

— А если не получится?

Грейвз вспомнил тех авроров, которым не повезло, — замученных, искалеченных, сдавшихся или нет, порой всё же выживших, но чаще нет. На его памяти таких случаев было много. Он не мог — и отчаянно не хотел — представить этого книжного мальчишку на месте кого-то из них.

— Если не получится, то держитесь сколько сможете. И ни в коем случае ни в чём не признавайтесь, упирайте на легенду. Притворитесь дурачком, кричите, что требуете вызвать авроров для разбирательства. Всё, что угодно, чтобы потянуть время.

Этот совет грозил выполнившему его гибелью, и Грейвз знал об этом — но знал также, что выбора у них не было. Абернати ничего не ответил, и Грейвз занялся тем, чем собирался: выдал ему носовой платок, придирчиво осмотрел его ботинки и вынес вердикт, что они выглядят довольно пристойно; потом нацепил на его галстук золотой зажим. Затем окинул его ещё одним оценивающим взглядом, вылил ему на голову в полтора раза больше, чем нужно, волшебного бриолина, и наконец вручил флакон самых дорогих своих духов.

— Полагаю, сойдет, — заключил Грейвз и, подтолкнув Абернати к зеркалу, спросил: — Что вы видите?

Тот неуверенно оглянулся на него.

— Не надо на меня смотреть, думайте.

— Я, конечно, ничего не понимаю в моде, но... Жилет не от костюма, да ещё и с узором. И... — Он замялся и все же добавил: — Узор безвкусный, слишком яркий и перетягивает на себя все внимание. Подобный предмет ещё можно носить как самостоятельный элемент гардероба, хотя, наверное, даже в этой роли он далеко не всегда был бы уместен, а вот так... Золотые запонки, перстень, огромные часы. Зажим не носят с жилетом, это даже я знаю. Красный с синим галстук и белый платок. Костюм дешёвый, украшения дорогие. Духи мне не по возрасту и не по статусу. — Абернати перевел дух и с неожиданно искренней грустью признался: — Это же какое-то пугало огородное.

— Правильно, — похвалил Грейвз. — И всё это работает на вашу легенду. А теперь слушайте, Абернати: позавчера вы получили богатое наследство.

— Я не...

— А кто будет проверять? Может, потом кто и спохватится, но это будет позже, мы успеем пресечь расспросы или увести их на ложный путь. На этот вечер достаточно будет просто упоминания. Несколько сотен тысяч драготов — достаточный повод, чтобы оказаться на седьмом небе от счастья.

— И начать скупать всё, что нравится! — закончил Абернати, взглянув на своё отражение совсем другими глазами. — И так как раньше я от богатства был совершенно далёк, то понятия не имею, что с чем носить. А к этому костюму я уже привык и счел, что он ещё вполне приличен — или мне просто ещё не успели сшить новый.

— Затем вы знакомитесь с женщиной, которая раньше была вам не по статусу, и, пьяный от счастья, ведёте её на свидание в дорогой ресторан. Она прекрасно видит, что вы собой представляете, но она с вами, пока у вас есть деньги — или пока на горизонте не появился какой-нибудь более толстый кошелёк, чей обладатель умеет распоряжаться финансами, не в пример вам — вы-то очень быстро снова вернетесь к прежней небогатой жизни...

— Да вы гений, сэр!

— Я не гений, это всего лишь основы вашей легенды. За два часа придумаете, выучите и расскажете мне подробности. От кого наследство, кем вы были раньше, что намерены делать с деньгами, где познакомились с... кхм... прекрасной дамой. Не придумывайте всё с нуля, мешайте правду с вымыслом… и вымысла, пожалуй, поменьше. Думаю, новое имя вам не нужно, пополоскать его в газетах, хвала Мерлину, ещё не успели, так что просто дополните вашу биографию наследством. Вам всё понятно?

— Да, сэр.

— Ещё вот что. Вручите вашей "даме" вот это кольцо. Вы же засыпаете её подарками, верно?

Бриллиант в кольце был крупным и чистым, но красоту камня совершенно убивала грубая, неумело сделанная оправа. Однако Абернати, с трепетом принявший его из рук Грейвза, кажется, этого не понял.

— И последнее. Деньги.

В ящике комода, где Грейвз хранил всякую мелочь, как раз нашелся подобающим образом зачарованный кошель, в который он и высыпал лежавшие вперемешку с остальной ерундой монеты. Глаза у наблюдавшего за ним Абернати стали квадратными, и он уже открыл рот, явно собираясь отказаться от того, что, похоже, счел подачкой.

— Это легенда, — не дожидаясь его реплики, прикрикнул Грейвз, — хотите, чтобы всё посыпалось? Вы ведь стараетесь произвести впечатление на даму — и что же, приведете её в ресторан и оставите голодной? Поверьте, я буду только рад, если эта авантюра будет стоить нам всего лишь тысячу-другую, или сколько там уйдет на капризы играющего в девицу Гриндевальда… — Он покачал головой и, видя, что Абернати по-прежнему колеблется, продолжил: — И ещё. Посмотрите в зеркало. Посмотрите, Абернати! На часы, кольцо, дурацкие запонки. Это человек, который готов тратить деньги — ну так тратьте их, Мерлина ради, не рискуйте своим прикрытием! Всё, теперь идите.

Абернати коротко кивнул и вышёл, и Грейвз устало оперся лбом о тыльную сторону лежавшей на дверце шкафа руки. У него всё ещё получалось, как и прежде, внушать уверенность робеющим и вдохновлять усомнившихся, но чего это теперь ему стоило…

Несколько минут он просто стоял, бездумно глядя на струившиеся под пальцами узоры древесины, а когда наконец спустился вниз, то обнаружил, что предназначенное «даме» кольцо уже красовалось на её изящном пальчике. Гриндевальд, сейчас как никогда похожий на себя самого, несмотря на женский облик, придирчиво рассматривал камень, подставляя его свету то одной гранью, то другой.

— Благодарю, мистер Грейвз, — сказал он, улыбнулся и поправил волосы кокетливым жестом, очевиднейшим образом подсмотренным у Куини. — Мисс Голдштейн, ещё раз.

Под его внимательным взглядом Куини быстро прошла от лестницы до самой входной двери и обратно. Гриндевальд повторил. Грейвз отметил, что походка у него оставалась немного неровной, но решил, что это можно будет списать на каблуки и вечернюю усталость.

— Пристойно, — одобрила Куини. — Жесты делайте более плавными, как будто стеснёнными, это смотрится элегантнее. Нет, девушки так круто не разворачиваются, вы же не на дуэли. Ни одна женщина не станет просто так демонстрировать всем подряд, на что она способна.

Во второй гостиной послышались голоса, и Грейвз, решив, что здесь в его вмешательстве пока не было нужды, направился туда. Как оказалось, Абернати последовал его распоряжениям и теперь сочинял свою легенду, а Квелье с Ричардсоном наперебой давали ему советы. Удивительно, как он успевал записывать. Прибившаяся к ним Марсо слушала так внимательно, словно они пообещали разделить с ней какую-то великую жизненную мудрость. Грейвз задал пару наводящих вопросов и, убедившись, что легенда получалась достаточно достоверной, с тяжёлым сердцем вернулся к Гриндевальду.

— А теперь изложите вашу легенду.

— А это так важно?

По всей видимости, здесь предстояла нешуточная битва, и Грейвз сделал глубокий вдох, уже намереваясь снова ринуться в бой — но тут Гриндевальд ловко подцепил его под руку и поволок обратно в гостиную, старательно ступая так, как учила Куини. Сама Куини сердито топнула ножкой и поспешила за ними, как будто предчувствуя неладное.

— Скажите, дамы и господа, разве такой роскошной женщине, как я, нужна какая-то там легенда? — громко спросил Гриндевальд. Взглядам авроров мог бы позавидовать и сам Грейвз — если бы у него оставались силы.

— Я хотя бы могу узнать, как зовут мою избранницу? — не без иронии поинтересовался Абернати. Кажется, он старался брать пример с начальства — и к тому же успел понять, что за один только сарказм ждать наказания не приходилось.

Мерлин, Грейвз уже и сам начинал думать так, будто Гриндевальд был здесь владыкой, который мог карать и миловать!

— Моё имя Стелла, — жеманно ответил Гриндевальд.

— Перестаньте кривляться! — не выдержала Куини, не на шутку обиженная грубым коверканьем её манеры. — Вы играете умную, расчётливую пожирательницу сердец и охотницу за чужими деньгами. То, что вы тут показываете — это просто, просто... Невыносимо смотреть!

Тот посерьёзнел, видимо, решив, что её упреки были справедливы.

— Итак, вас зовут Стелла, — проговорил Грейвз, как бы невзначай высвободившись из рук Гриндевальда. — Фамилия у госпожи Стеллы имеется?

— М... Адлер.

— Стелла Адлер, — медленно повторил Грейвз. — Откуда вы родом?

— Из Чикаго.

Грейвз почувствовал, что ещё чуть-чуть — и он просто заорёт.

— Где учились?

— В Ильверморни, разумеется.

— На каком факультете?

— На... Пакваджи.

— Когда закончили?

— В двадцатом.

— Мистер Гриндевальд, — не выдержал Ричардсон, — либо вам не так-то уж нужно спасать вашу жизнь, либо вы целенаправленно играете на наших нервах, либо вы попросту идиот!

Возможно, ситуация, о которой предупреждал Грейвз, была не так уж невообразима.

— Я не советую говорить со мной таким тоном, — произнёс Гриндевальд с угрозой. — Я решил, что мне лучше не делать совершенно никаких намёков на моё истинное происхождение, вообще не оставлять ничего, что могло бы связать меня с моим прошлым.

— Чушь, — устало сказал Грейвз. Он шагнул вперед и остановился прямо перед Гриндевальдом, закрыв собой Ричардсона и кусавшую губы в бессильной злости Куини. — Это полная, абсолютная чушь. Вам придётся заучивать очень много новой информации, вы не справитесь и начнёте плавать. В конце концов, среди гостей Джонса может оказаться кто-то, кто заканчивал Ильверморни примерно в те же годы — и он не сможет вас вспомнить... Что вы тогда станете делать? И наконец, последнее: у вас акцент и, поверьте мне, совсем не чикагский, и когда вы хоть немного теряете самообладание, он становится очевиден.

Его слова произвели на Гриндевальда удручающее впечатление — ага, ему не нравилось, когда его снова тыкали носом в его оплошности, как нашкодившего котёнка!

— Итак, я спрашиваю снова, — продолжил Грейвз, — как вас зовут и откуда вы родом?

Гриндевальд окинул его нечитаемым взглядом, отошёл и, грациозно опустившись на стул, закинул ногу на ногу. Подол узкого платья задрался, обнажив тонкую лодыжку настолько, что это стало почти неприличным.

— Меня зовут Хеде Ханнелоре Эстерлейн. Я из Мюнхена, — проговорил он с более заметным акцентом, чем раньше, и на мгновение Грейвз всё же купился на иллюзию и позволил себе поддаться иллюзии того, что перед ним настоящая женщина.

— Уже лучше, — одобрительно кивнул он. — Где учились?

— В Дурмштранге. Закончила в двадцатом году.

— Любимый предмет?

Гриндевальд томно взглянул на него из-под ресниц и небрежно-элегантным жестом подпер подбородок рукой.

— Мог бы и не спрашивать, — вздохнул Грейвз. — Профессия?

— Историк, специалист по старинным артефактам.

Грейвзу пришлось поверить, что в случае чего в этой теме Гриндевальд плавать не станет.

— Научные труды?

— Под руководством герра Германа Геценбилера участвовала в подготовке его монографии о темномагических гримуарах, сохранившихся до наших дней, в частности, трудов Годелота, Герпия Злостного и Дискордии Коварной. Издательство "Магическая наука и история", двадцать первый год. Затем предалась собственным изысканиям, но не спешу публиковаться — нацелилась сразу выпустить целую монографию. Для чего, как вы понимаете, нужны не только время, но и средства.

Грейвз понял, что таращится на Гриндевальда, как последний идиот; впрочем, остальные выглядели не лучше.

— Германа Геценбилера, значит... — повторил он.

— Ну не мог же я в двадцать первом публиковаться под своим именем!

— Разумно.

— Стоп! — вмешался Абернати. — Учёная дама — и вдруг беспринципная охотница за деньгами?

— Ну, — промурлыкал Гриндевальд, — скажем так, со временем я стала ценить не только научную сторону вопроса, но и вполне материальную. Мои труды ведь заслуживают вознаграждения, не так ли?

— Всё ещё протестую! Едва узнав о том, чем вы промышляете, Джонс выставит вас вон! Ведь всем сразу станет понятно, что вы охотитесь за его записями!

— Ставлю на то, что смогу обернуть это в свою пользу. Красивым женщинам вообще многое прощается... да и красивым мужчинам тоже. Вам есть что ещё сказать?

— Мне есть, — выступила Куини. — Где вы познакомились с мистером Абернати?

— В библиотеке? — заикнулся тот. Гриндевальд окинул его презрительным взглядом.

— Издеваетесь, что ли? Есть у вас в Нью-Йорке антикварная лавка для волшебников или магазин со всякими редкостями? Покажите ваши дурацкие часы, мистер Абернати. Мы с вами познакомились, когда вы их покупали, а я искала литературу, затрагивавшую сферу моих интересов. В Новом Свете ещё и ничего толкового не найдёшь, приходится рыться во всяком мусоре...

— Это может быть магазин "Магические древности и удивительные вещи Сабрины Бауэр", — подсказал Грейвз. — Угол пятой и одиннадцатой. Позавчера.

— Угол пятой и одиннадцатой, — повторил Гриндевальд. — Я запомню эту бессмыслицу. Мисс Куини, что-то ещё?

— Где вы были на первом свидании? — спросила та с решимостью девушки, попавшей в свою стихию. — Не надо так смотреть, всё должно быть романтично!

— Куда уж романтичнее, если в этот вечер она его бросит ради денег! — фыркнул Квелье. Видимо, абсурдность ситуации действовала на нервы всем, даже закаленные авроры начинали терять самообладание.

— Я повёл её на Перл-стрит, — без запинки ответил Абернати. — После ужина мы аппарировали в Центральный парк и гуляли там.

— Целовались?

— Нет!

— Да.

— Да, — с нажимом повторил Гриндевальд. — Я же раздаю вам авансы, а вы мне в ответ — бриллиантовое кольцо.

— Это так делается? — пробормотал пунцовый Абернати.

— Не обольщайтесь, вы совершенно не в моём вкусе, — отрезал Гриндевальд. — Мисс Куини, вы закончили с романтикой? Пожалуй, главного вы не заметили: он смотрит на меня так, будто я сейчас откушу ему голову. На женщину, которую хотят, смотрят совсем иначе.

― Разбирайтесь с этим сами, ― с неожиданным раздражением произнесла Куини. ― Мне кажется, свою часть работы я выполнила. А влезть в голову мистеру Абернати я никак не могу, тем более ― заставить его действовать так, как нужно мне! Вилфреда, можешь мне помочь на кухне?

Это всё было настоящим упрёком, девушка устала и тоже теряла самообладание. Грейвз тут же извинил ей эту несдержанность. Но неужели что-то в поведении Гриндевальда навело её на мысль о том, что тот задумал что-то непристойное, раз она ушла и увела вторую свидетельницу сцены, оставив в комнате только мужчин? Грейвз проводил Куини и Марсо подозрительным взглядом, опасаясь, что в их отсутствие мерзавец, уже не сдерживаемый условностями достойного воспитания — каковое у него, кажется, все-таки было — распоясается окончательно.

— Будьте любезны, подайте даме руку, — распорядился Гриндевальд. Абернати обреченно повиновался, но в каждом его жесте сквозила тоска.

— Вы это видели? — вопросил Гриндевальд, взяв его под руку. Даже сейчас он оказался выше его ростом, и Абернати смотрелся ещё нелепей, чем раньше. — Да не съём я вас!

— Я никак не могу забыть, кто вы на самом деле, — тихо признался Абернати. Ещё бы он мог...

— Я — любовь, стремительно возникшая в вашей жизни, — проникновенно поведал ему Гриндевальд, наклоняясь к его уху. — Вы слишком зажаты, молодой человек. Прекратите бояться и играйте роль. Здесь нет дам, так что могу говорить откровеннее: вы должны смотреть на меня как на объект своего самого низменного вожделения. Ну?

Абернати скосился на него. Квелье уронил голову на руки.

— Мы провалимся, — сказал он. — И не по вине мистера Гриндевальда.

— Возьмите себя в руки, мистер Абернати! — вмешался Грейвз. — Нечего стесняться, вам двадцать пять лет, в конце концов!

Абернати побледнел, как полотно, и только уши у него стали ярко-малиновыми.

— Эта сторона жизни мне не знакома, — уставившись в пол, тихо сказал он. — Прошу прощения, но я и правда совсем не гожусь для этой роли...

— Даже если незнакома, в этом нет ничего плохого, — осторожно проговорил Ричардсон, пытаясь, видимо, быть тактичным. — Но вы можете просто вспомнить свои... чувства...

— Вы не поняли, — прервал его Абернати. — Внесу ясность: мне незнакомы эти чувства в принципе. Я ждал, пока они появятся, не дождался и предпочёл заняться более осмысленными делами.

Видно было, как ему неловко, как он смущен своей откровенностью — и тем, что она была очевидно вынужденной, и Грейвз почувствовал что-то вроде укола стыда. Следовало извиниться — или замять неловкость, но Гриндевальд успел раньше. Грейвз ждал от него сарказма, но тот оказался неожиданно проницателен и сдержан.

— Ну и прекрасно, — невозмутимо заявил Гриндевальд. — Чем более невинными глазами вы будете на меня смотреть, тем надежней эти погрязшие в пороке толстосумы уверятся, что вы полный идиот. Нам же только того и надо. Смотрите на меня так, как вам будет угодно. Как вы смотрите на… книгу, к примеру; такую, которую долго не могли достать, и вот теперь она в ваших руках. Что же, господа, полагаю, что наши небольшие притирки друг к другу можно считать благополучно оконченными.

Судя по тому, как смотрел на него Абернати — едва ли не с благодарностью — он был прав. Грейвз в который раз отогнал давящее ощущение бессилия. Гриндевальд практически в открытую сманивал его людей, прельщал мнимым пониманием их проблем, а он ничего не мог с этим сделать. Гриндевальд блистал: показывал магию высшего порядка, вступался за слабых, разрешал конфликты — и они уже начинали забывать, с кем имели дело. А их потрёпанному, сломленному и уставшему чуть не до галлюцинаций начальнику уже никак было не угнаться за ним.

— Пройдёмся ещё раз, — почти без страха предложил Абернати. — И постараемся не волноваться. Очень, очень постараемся.

Он предложил Гриндевальду руку, и они прошествовали в холл. Грейвз отдал бы что угодно, только бы не смотреть сейчас на Квелье и Ричардсона, но выбора у него не было.

Ему следовало промолчать, хоть отчасти сохранив лицо, но он, невольно скривившись, все же проговорил:

— Если решите последовать за ним, сделайте так, чтобы я не узнал об этом заранее.

Квелье порывисто вскочил, Ричардсон подался вперёд, но ни у одного из них не нашлось слов. Вот значит как...

— Сэр! Как вы можете! — догнал его возглас в спину, но Грейвз не стал оборачиваться. Он пересёк холл, обошёл Гриндевальда и Абернати, которые собирались осваивать проход по лестнице, переругиваясь вполголоса, и, распахнув входную дверь, вышел на улицу.

Пиквери запретила ему покидать дом и, словно позабыв об этом в суматохе дел, до сих пор не отменила этого приказа. А вот Грейвз не забывал о нем ни на минуту. Под тонкую ткань рубашки мгновенно проник зимний холод, но Грейвз, и не подумав о Согревающих чарах, просто обхватил себя за плечи.

Припорошённый снегом двор был пуст. Грейвз с удивлением вспомнил, что вот-вот должно было наступить Рождество, но восстановить в памяти дату не сумел, хотя не больше часа назад сам подписывал ею подложные письма.

Хотя бы на минуту покинуть стены, где оказался заперт с человеком, ставшим его кошмаром, уже было облегчением. От холода Грейвза почти сразу пробрало крупной дрожью, но он не спешил вернуться внутрь — это была клетка, дурной насмешкой судьбы имевшая облик его родного дома. Даже здесь, не сходя с крыльца, он был свободнее, чем внутри. Мелькнула мысль аппарировать прочь, куда угодно, наплевав на приказы, но долг держал, словно крепкий поводок. Если он ещё мог спасти своих людей, удержать их от ошибки, которая искалечит их жизни, он должен был попытаться. Если он ещё мог что-то противопоставить обнаглевшему от своей неотразимости преступнику...

Никто не последовал за ним, и сейчас он был этому рад. Вернувшаяся с задания Тина так и застала его на крыльце, замершим в глубокой задумчивости.

— Сэр! — воскликнула она. В её возгласе было всё неодобрение, которое она могла себе позволить по отношению к нему. Грейвз молча посмотрел на неё.

— Идёмте в дом, — скомандовала Тина и, бесцеремонно ухватив его за локоть, потащила его в дом. Сопротивляться было бы глупо, и Грейвз последовал за ней, чтобы не усугублять неловкость.

— Можно нам с мистером Грейвзом горячего чаю? — заглянув на кухню, спросила она и, не дождавшись ответа, обиженно фыркнула: — А, ладно, сама сделаю.

Стало понятно, почему она так сердито загремела чайником. Остановившись в дверях, Грейвз наблюдал, как бедную Марсо буквально припёрли к стенке, добиваясь от неё чего-то. Суть просьбы он уловить не смог, но, кажется, ничего серьезного, иначе кто-то уже призвал бы на помощь тяжелую артиллерию в его лице.

— Что происходит? — негромко спросил он. Его будто не услышали, хотя раньше один лишь звук его голоса заставлял подчинённых вздрагивать, только Куини с немного виноватым видом обернулась к нему и сделала несколько шагов навстречу.

— Я постаралась их немного отвлечь, — очень тихо, словно извиняясь, проговорила она. — Не хотела, чтобы вас беспокоили.

Ох уж эта Куини, квинтэссенция нежной женственности, слишком проницательная и чуткая для своего поверхностного образа!

— От вас не спрятаться, мисс, — угрюмо пошутил Грейвз, и вид у Куини стал ещё более виноватым.

Тина грохнула чайником ещё раз.

— Если не хотите отчитываться мистеру Грейвзу, так хоть мне расскажите, в чём тут вообще дело! — заявила она. Вот её они услышали, и группа почти тотчас распалась, выпуская порозовевшую от смущения Марсо.

— Извините, сэр, — пронзительным от волнения голосом проговорила она, обращаясь к Грейвзу. — Куини узнала, что я умею гадать на картах, и попросила погадать насчёт нашего... нашей операции. Но я сказала, что не хочу заранее всех настраивать, вдруг расклад выйдет плохим?

— Всё это чушь, — резко обернувшись к ним, объявил Гриндевальд и, выйдя из роли, надменно скрестил руки на груди. — Если вы действительно жаждете победы, то никакие карты вам не помешают. А так хоть какое-то развлечение до назначенного часа.

Он лучился самодовольством, уже предвкушая грядущее торжество.

— Можно, сэр? — спросила Марсо, нелепо задрав брови.

— Я не вправе запрещать вам такую мелочь, — пожал плечами Грейвз и отошёл вглубь кухни, к Тине, которая разливала для них чай. — Спасибо, мисс Голдштейн.

Марсо, решившись, запустила руку в свою маленькую сумочку, вытащила оттуда тёмный прямоугольный предмет и, взглянув на него, заполошно охнула.

— Ой, перепутала! Простите, ещё секундочку!

Едва ли обычный гербарий — или фотоальбом, или чем там ещё могла быть книга со слишком толстыми, будто проложенными чем-то страницами — стоил такого испуга.

Грейвз встретился глазами с Гриндевальдом и сделал вид, что это вышло случайно. Он сделал глоток чая, запоздало поняв, что в чашке был настоящий кипяток, и, почти не ощутив боли в обожженном языке, отвернулся к окну. Какая-то часть его сознания бесстрастно отмечала, что нынешняя нечувствительность его тела была недобрым признаком, что шорох за спиной означал, что Марсо тасовала колоду, и то, каким громким он казался в полной тишине, выдавало дрожание её рук. Затем и шорох стих: Марсо выкладывала карты на стол, почти беззвучно и так медленно, словно они могли взорваться от неосторожного движения.

— Прорицание, — веско сказал Гриндевальд, воспользовавшись паузой, — зря считается презренным искусством. Пусть в этой области развелось много шарлатанов, но человек, который и в самом деле может предугадать грядущие события, должен чрезвычайно цениться там, где он находится. Превыше этого может быть только полученный или врождённый дар предвидения. Что говорит ваш расклад, мисс Марсо?

— Наше предприятие удастся, — слабым голосом произнесла та. — Не без трудностей, но всё получится.

Грейвз хотел вмешаться — и не смог. У каждого из них была своя воля и право самим принимать решения. Раньше, распоряжаясь людьми и даже посылая их на смерть, он не слишком задумывался об этом. Теперь же отмахнуться от осознания этой истины у него не получалось: были вещи, которые он не смог бы контролировать при всём желании. Стоило принять это и смириться, но он не мог.

— Спасибо за чай, мисс Голдштейн, — сказал он. — Но, мисс Марсо, уж простите мой скептицизм, я не верю, что предсказания могут быть настолько прямолинейны.

Он поставил чашку, отодвинул с дороги Абернати и двинулся было к двери, но прежде, остановившись напротив Марсо, окинул взглядом её расклад и покосившуюся стопку карт, выложенных рубашкой вверх.

— Иногда могут, — пожал плечами Квелье, — но это дело каждого — верить или нет. Лично я верю, и теперь, когда карты говорят, что всё получится, мне как-то спокойнее.

Наугад Грейвз выдернул одну карту из тех, что были перевернуты рубашкой вверх, мельком глянул на ничего не говорившую ему картинку и бросил её обратно.

— Я буду в библиотеке, если понадоблюсь, приходите, — сообщил он. На что он надеялся, вряд ли он кому-то будет нужен. — У нас ещё полтора часа.

Дежурная фраза сама собой сорвалась с его языка: на самом деле он вовсе не желал, чтобы кто-то его беспокоил. В этом бедламе, который грозил перерасти в полный хаос, он должен был урвать для себя хотя бы немного покоя. Что-то гнало его забиться в угол, как раненого зверя, и он не без удовольствия подчинился этому порыву.

В библиотеке Грейвз расположился за столом, отодвинул книги, которые Гриндевальд так и бросил раскрытыми на случайных — на первый взгляд — страницах, а после секундного колебания вынул из ящика припрятанный в глубине портсигар и закурил. Волшебный дым закрутился перед его лицом и сложился в дракона, машущего крыльями. Дракон изверг из пасти клуб дыма ещё более прозрачного, и Грейвз с раздражением развеял его. Вредной привычке нельзя было снова давать ход, и он преодолел искушение затянуться второй раз. В это время слабостям было не место.

Зря он выпил Бодрящее зелье — без него смог бы немного подремать в кресле, а теперь не получалось. Грейвз вытянул из стопки первую попавшуюся книгу и принялся бездумно перелистывать страницы, а потом просто уставился на попавшийся на глаза рисунок, изображающий какого-то демона.

Из оцепенения его вывел стук в дверь.

— Войдите, — ожидая худшего, хрипло отозвался Грейвз — однако на пороге показался всего лишь Ричардсон.

— Простите, что побеспокоил, сэр, — начал он. Грейвз задумался было, не примерещилась ли ему виноватая нотка в голосе подчиненного, но мысль тут же ускользнула. — Но я кое-что придумал, думаю, вам стоит взглянуть.

— Непременно, — сухо согласился Грейвз. Вставать не хотелось. Ричардсон помялся на пороге.

— И я хотел сказать вам, сэр... Что ни я, ни мистер Квелье не думаем о том, чтобы присоединиться к... нему.

С каких пор они стали бояться произносить это имя даже шёпотом?

— Я знаю. Но не думаю, что Гриндевальд обрадуется вашему заявлению, — уведомил Грейвз.

— Так никто из нас не собирается говорить это ему в лицо.

— А, то есть, подлизываясь, вы даёте ему ложную надежду? — съязвил Грейвз. — Ваше право. Идёмте, посмотрю, что там у вас.

Ричардсон сопроводил его в малую гостиную: Гриндевальд и Абернати, явно старавшийся держаться от последнего подальше, возились с наколдованным зеркалом, которое перенесли из холла и разделили надвое. Теперь обе половины, аккуратные прямоугольники в чёрных рамах, висели посередине комнаты так, чтобы их было хорошо видно почти с любой её точки. В них было что-то неправильное — отражалось какое-то мельтешение, и, присмотревшись, Грейвз узнал эту же комнату с других ракурсов.

— Вы когда-нибудь что-нибудь слышали про сквозные зеркала? — спросил Гриндевальд. Он наколдовал себе мягкий пуф вульгарного алого цвета и уселся, положив ногу на ногу.

— Разумеется, слышал, — отозвался Грейвз.

Гриндевальд потрогал брошь у себя на плече; в одном из зеркал качнулось отражение, и на мгновение Грейвз увидел там самого себя.

— Умно, — одобрительно кивнул он.

— Разумеется. У вас очень талантливые подчинённые. Жаль только, что большая часть их талантов обречена на забвение, когда общество волшебников находится под пятой...

— Помолчите, — устало оборвал Грейвз. — Я всего лишь сказал, что это умно, а не выразил пожелание выслушать порцию вашей примитивной пропаганды.

— О нет, мистер Грейвз, вы меня недооцениваете. Вздумай я использовать свой дар красноречия в полную силу, уже через час ваши люди принадлежали бы мне со всеми потрохами.

Это был удар по самому больному, и Грейвз пожалел, что пришёл. Он хотел ответить резкостью, но внезапно между ними встал Абернати.

— Обратите внимание, сэр, — сказал он, — что люди, находящиеся в этой комнате, смогут не только видеть нас, но и слышать. К сожалению, передать что-то нам вы не сможете, посторонний голос смогут услышать все, кто окажется рядом с нами.

— Могли бы обойтись только голосом, — проворчал Грейвз. — Я надеюсь, мы не отражаемся в вашей пуговице?

— Отражаетесь, но изображение слишком мелкое, и я надеюсь, что к нему не станут присматриваться. Таким образом, вы сможете прийти на помощь, если кому-то из нас будет грозить опасность, — объяснил Абернати.

— То есть, вам, — не преминул уточнить Гриндевальд. Абернати даже не обернулся.

— И вы сможете прийти арестовывать Джонса в тот момент, когда мистер Гриндевальд будет находиться в поле его зрения, — продолжил он. — Что снимет подозрения в доносе с этой его личины. И даст всем возможность видеть, чем он занят, — не без наслаждения добавил он.

— Отлично, — резюмировал Грейвз. — Вы помните мои инструкции?

— Помню. Я должен продержаться до того момента, когда Джонс будет арестован. Он — первостепенная задача.

— Надеюсь, что до этого не дойдёт.

Грейвз взглянул на часы — до их выхода оставалось сорок две минуты. Стоит ему провести ещё хоть немного времени в компании Гриндевальда, и он, кажется, начнет считать уже не минуты, а секунды.