Рыцари на распутье (джен)

— Все слушаешь голоса? — тактичный вопрос Та'Лона прервал затянувшееся молчание. 

Они сидели в ресторане «Свежий воздух» после прогулки по станции. Разговор не клеился: оба были слишком сосредоточены на чем-то своем.

Г'Кар действительно слушал голоса. Они будили яркие воспоминания, вынуждали заново переживать события и эмоции, возвращали мысли, сомнения и вопросы, которые он оставил здесь когда-то.

Из сонма голосов один звучал громче остальных. Он всегда был таким, что Г'Кар не мог пропустить даже слово мимо ушей. Громким, наглым, угрожающим, пафосным, насмешливым, обрамленным хохотом, орудием протеста, невыносимым, полным сожаления, соревнующимся. Смущенным, что неизменно радовало и давало надежду. Голос озвучивал несусветные глупости и обескураживающие откровения, говорил совершенно неожиданные вещи, приносил поддержку, клятву, подтрунивал и, порой, следовало признать, остроумно шутил. 

Г'Кар не отказался бы услышать в его исполнении что-то новое. Причем не только в стенах «Вавилона 5». Заседания Консультативного Совета Альянса звучали теперь, словно музыкальный инструмент, лишившийся струны. Такое же чувство неправильности вызывало и пустующее четвертое кресло.

Г'Кар никому бы не признался, но порой он даже ловил себя на том, что мысленно разговаривает с этим голосом. Все случалось непроизвольно. Просто в какой-то момент он понимал, что обращается к его обладателю, спорит с ним, делится своими соображениями и впечатлениями, сообщает ему об увиденном или рассказывает, что удалось узнать. 

Это раздражало. Особенно тем, что Г'Кар не мог быть уверен в своих домыслах, каким оказался бы ответ. И вообще услышит ли он когда-нибудь еще этот голос. Не в записи, а вживую, говорящим непосредственно с ним. А еще Г'Кар помнил день, когда обнаружил, что в своей книге обращается не к соотечественникам, а написал уже целую страницу, адресованную одному единственному центаврианину.

— Да. И теперь к ним присоединились недавние высказывания Котто, — ответил он на вопрос Та'Лона.

— Не держи на него зла, — неожиданным образом отреагировал тот. — В последнее время с Виром творится что-то странное. Похоже, происходящее на родине сильно расстраивает его. А тут еще один известный дрази подлил масла в огонь. 

— Ты защищаешь центаврианина от меня, — усмехнулся Г'Кар.

— Нет, будь уверен, я полностью на твоей стороне, и считаю, что Вир здесь не прав. Но в то же время я знаю: он хороший центаврианин. Лучше большинства своих соотечественников. И поэтому ему приходится нелегко. Знаешь, в начале моей дипломатической карьеры я думал, свихнусь от всей этой бюрократии или обязательно испорчу что-нибудь важное, запутавшись в мелочах. И, как ни странно, именно новый посол Центавра подсказывал мне, где находится нужный зал для переговоров, как добраться туда кратчайшим путем, как правильно заполнить очередной документ для администрации станции, к кому лучше обращаться, если вышел из строя компьютер или как раз и навсегда избавиться от тараканов. Это выглядело вдвойне удивительным, ведь наш флот совсем недавно разбомбил его родную планету, но в советах никогда не было ни злого умысла, ни подобострастия. Я очень ценю всё, что нас с тобой связывает, Г'Кар, и меня по-настоящему опечалит, если вы с Виром Котто начнете враждовать из-за слов, которые говорил не он, а отчаяние. Понимаешь, мне кажется, я достаточно неплохо его знаю, чтобы судить. Так вот, со стороны складывается впечатление, будто последнее время он постоянно размышляет, как можно было предотвратить происходящее сейчас у него на родине. Столь дотошное изучение прошлого бывает из-за бессилия изменить настоящее. Думаю, Вира можно простить, хотя мне неприятно, что его слова задели тебя.

— Происходящее сейчас у него на родине, — нахмурившись, повторил Г'Кар. — Что же у них там творится?..

— Да-а-а, — протянул он в следующее мгновение, спохватившись и пытаясь скрыть смущение. — А я-то гордился собственной оригинальностью. Воображал себя единственным нарном, у которого есть свой центаврианин.

— Зато теперь мы можем организовать клуб по интересам. — Черти снова отплясывали задорный танец в красных глазах напротив.

Та'Лон допил свое тарго, и продолжил уже совершенно серьезно:

— Зато теперь я могу понять тебя, Г'Кар. Раньше я немного обижался. Недоумевал. Просто принимал тебя вместе с некоторыми странностями, ведь другие твои качества вызывали у меня глубокое уважение. А теперь я понимаю тебя. Теперь я понимаю, что значит беспокоиться за центаврианина.

Он замешкался, словно раздумывая, стоит ли продолжать или лучше промолчать.

— Помнишь наш прерванный разговор, когда ты только прилетел? Возможно, я ошибаюсь, но мне показалось, ты хотел посоветоваться. Если нет — прости, что лезу не в свое дело, но тем не менее я скажу.

Та'Лон повертел стакан, тщательно подбирая слова.

— Ты говорил, что нигде не находишь себе места. Всюду спустя какое-то время понимаешь: не это тебе нужно, не здесь хотелось бы остаться. Ты не чувствуешь полного удовлетворения от своих путешествий, открытий, дел и успехов. Чего-то все время не хватает. Ты находишь многое, но все равно продолжаешь искать. Нечто гонит тебя дальше, а тоска зовет обратно на «Вавилон 5». Однако я вижу — твое возвращение сюда ничего не изменило бы. Ты забыл, наверное, что покинул это место не только из-за наших соотечественников, которые своим количеством и поведением угрожали безопасности станции, а ты не хотел терять себя, превращаясь в идола. Еще одна причина стала последней каплей. Как бы ни был тебе дорог «Вавилон 5», ты в последний раз прислушался к звучащим в его стенах голосам и попрощался с ними. Потому что тоска и нежелание соглашаться с тем, как все обернулось, не оставляли тебя еще здесь. Ведь на самом деле твое сердце зовет не к двум с половиной миллионам тонн вращающегося в космосе металла, а в прошлое, когда одна частица многоликой души станции еще не покинула ее. Ты побывал в удивительных путешествиях, но предпочел бы, чтобы в них тебя сопровождал вполне определенный друг. Ты хотел бы поведать ему о своих открытиях, но больше всего — совпадения ваших целей и интересов. На самом деле ты остановился бы и на первой среди опасных, враждебных для нарна планет, но это не значит, что Прима Центавра привлекает тебя больше других мест. Ты видел прекрасные миры, но интереснее всего тебе было бы познавать мир по имени Лондо Моллари. Так случилось, что твоей родственной душой оказался не нарн.

Г'Кар отвел взгляд.

— Я начинаю тебя бояться, Та'Лон. Наши соотечественники выбрали своим идолом не того.

— Просто, к счастью, мне не дано писать книги, — не остался в долгу Та'Лон.

— На самом деле, я обошелся бы и без его постоянного присутствия в моей жизни. Он может быть ужасно утомительным, знаешь ли.

— Ну да, конечно, — скептически покивал Та'Лон.

— Меня бы вполне устроило время от времени поддерживать связь. Но я не могу сосредоточиться на своих делах, когда вокруг него происходят странные темные вещи. Такое чувство, что с каждым годом тучи все больше и больше сгущаются над его головой.

— К сожалению, ты не можешь повлиять на погоду Примы Центавра. Теперь, когда стало ясно, чего тебе не хватает для полной гармонии со Вселенной, нет сомнений, что несовершенны не места, которые ты перебираешь, пытаясь найти свое. Просто твоя мечта об идеальном положении вещей не осуществима. А раз изменить это мы не в силах, выход заключается в умении ценить воплощения ее возможных осколков. В согласии брать от путешествий и миров то, что они могут тебе подарить, и тогда твоим домом станет целая Вселенная.

— Да, «Вавилон 5» многому научил тебя. Но не такой совет я хотел получить.

— Что ж, это закон для всех советов. Они никогда не оказываются такими, какие мы ждем.

— Тогда, надеюсь, ты поймешь и не обидишься, если я ему не последую.

— Постой, Г'Кар, — догадка в один миг смела с мужественного лица Та'Лона выражение философского спокойствия. — Только не говори, что ты собираешься отправиться на Приму Центавра. Не-е-ет... 

Он выразительно посмотрел на Г'Кара, всем своим видом демонстрируя протест.

— Это безумие! Там и раньше не жаловали нарнов, но теперь, когда они ввели закрытый режим, запретив представителям других рас посещать их планету, соваться туда — чистой воды самоубийство! 

— Так говорили каждый раз, — нарочито беззаботно отмахнулся Г'Кар. — Но все четыре я возвращался оттуда живым. Если помнишь, именно это послужило знаком для наших соотечественников. Между прочим, они считают, будто я способен остановить центавриан одним только видом своего величия. Так что можешь за меня не беспокоиться.

— Вопрос в другом, — помрачнев, продолжил он совершенно серьезным тоном. — Нуждается ли Моллари в моем обществе? Не все зависит только от меня одного. Для того, чтобы моя мечта сбылась, у присутствующего в ней мечта должна кое в чем совпадать. Как говорят земляне, насильно мил не будешь.

— Тогда пускай ему же будет хуже. Значит, общество таких же недалеких зацикленных на своих хвостах павильонов именно то, что он заслуживает. А ты с легким сердцем можешь строить новые мечты и наслаждаться каждым прекрасным мгновением в самых разных уголках Вселенной. Миллиарды разумных существ хотели бы встретиться с тобой. 

— Они хотят встретиться не со мной, а со своей мечтой. Это далеко не одно и то же. А Моллари изведал мою ненависть, был свидетелем моей боли и унижения, знает, что я в действительности смог сделать. Он может и павлин, если ты имел в виду птиц с Земли, но один из немногих, кто разговаривает со мной, а не со своими иллюзиями, одетыми в мое лицо. Напротив него я всегда знаю, кто я и чего хочу. Мне кажется, что с Лондо Моллари я и есть самый настоящий Г'Кар. Цели становятся ясны, а ответы очевидны и просты. Это как если бы ты вдруг увидел выход из лабиринта. Он словно якорь для меня, а я в свою очередь для него.

— Или, может быть, ты просто принимаешь прозу за поэзию?

— Не знаю. До недавних пор я был уверен, что для него очень важны мое доверие и прощение. В последнюю нашу встречу, когда мы с мистером Гарибальди и его другом, покойным Лу Велчем, посещали Приму Центавра в рамках расследования, чем на самом деле являются заводы на Ксоносе, Лондо сильно интересовало, друг ли я ему. Когда я умышленно затянул с ответом, позволяя решить, будто нет, он выглядел необыкновенно расстроенным. Ты возразишь, что все это может быть лишь политической манипуляцией, умелой игрой, ложью. И я скажу, в последнее время у меня тоже стали появляться сомнения. Перед посещением заводов он угостил меня лучшим вином из своей коллекции в память о том, какими мы были раньше и какими могли бы быть. Это походило на встречу старых друзей. А когда мы вернулись с Ксоноса и узнали об убийстве мистера Велча, произошедшем в наше отсутствие, министр Дурла сообщил мне и мистеру Гарибальди, что император очень занят. И с тех пор я больше не видел Моллари. А взять хотя бы тот же указ о введении закрытого режима, который никогда не вступил бы в силу без подписи императора. И, наконец, невозможно закрыть глаза на внешнюю политику Центавра, напоминающего хищника, готовящегося к прыжку. Но ведь Моллари, которого я простил, искренне раскаивался, что однажды пошел по такому пути. Он знает, куда это может завести его народ. Ему не доставляло удовольствия проливать кровь, и я видел в его глазах, что жизнь имеет ценность независимо от формы, которая является ее сосудом. Неужели власть так сильно изменила его? Или он просто стал прежним?

— Сил и мудрости твоему духу, — Та'Лон с участием похлопал Г'Кара по руке, облаченной в кожаную перчатку. — Разочаровываться всегда неприятно.

— Самое странное, он предупреждал меня об этом, — с жаром продолжил Г'Кар, сжимая ладонь собеседника, чтобы привлечь его внимание к главной загадке. — Перед своей коронацией. Моллари прощался так, как уходят смертники. И я не могу это объяснить, но меня не покидает чувство, что нет ничего важнее продолжать доверять ему, верить в лучшее в нем. Ведь он, еще будучи премьер-министром, не усомнился во мне после того, как я убедил Консультативный Совет Альянса не говорить Моллари о наших подозрениях в отношении Центавра, пока не завершится расследование. Что если он был искренним со мной и просто влип в серьезные неприятности, а я своими сомнениями предаю его?

Заметив в глазах Та'Лона характерное выражение, какое появляется, когда тщательно подбирают слова, чтобы озвучить необнадеживающее мнение, Г'Кар поспешил добавить:

— Ты лучше поймёшь меня, если представишь, что речь идет о Вире Котто. И подумай вот над чем. Все знают, как Котто привязан к Лондо Моллари. Ты сам видел, что он принял слова посла Дрази очень близко к сердцу... К сердцам... Впрочем, не об анатомии сейчас речь. Стал бы «хороший центаврианин» так переживать за лицемерного властолюбца, в помыслах которого одна лишь тьма? 

После упоминания Вира Та'Лон застыл, словно неожиданно обнаружил нечто, в корне меняющее его представление о вещах. Результат этой смены убеждений, преобразивший лицо друга, воодушевил Г'Кара: 

— Теперь ты понимаешь, почему центаврианские загадки доводят меня до мигрени. Продолжая наблюдать искаженные расстоянием и разумом отголоски происходящего в Императорском Дворце, я лишь рискую дойти до буйного помешательства и потерять друга. Выяснить правду можно только отправившись на Приму Центавра. Если Моллари с самого начала до конца лишь искусно лгал и играл мною, я хочу посмотреть ему в глаза и покончить с этим раз и навсегда.

Г'Кар сделал паузу, уносясь мыслями в прошлое. Он не был уверен, может ли открыть кому-то третьему то, что даже между ними с Моллари неизменно замалчивалось. Наконец, Г'Кар решился: если кто-то и мог сохранить деликатную тайну и не вмешиваться, никогда не возвращаясь к ней, этот нарн сидел сейчас перед ним.

— Я должен полететь, дабы Моллари не обольщался, что может так легко от меня отделаться. Если бы он просто издевался над моей наивностью, то не стал бы отсылать с Примы Центавра перед своей инаугурацией. Ведь это лишило бы его возможности в полной мере насладиться триумфом, когда я пойму, каким идиотом выглядел, охраняя врага и помогая ему добиваться намеченных целей. Но другая вероятность выводит меня из себя. Что если Моллари на самом деле был моим другом, но даже оказавшись в беде и нуждаясь в надежном союзнике, который прикрывал бы ему спину, предпочитает, чтобы нас разделяли расстояния и дурацкие законы, из-за сна? Ты, конечно, знаешь об этой особенности центавриан: предвидеть свою смерть. И наверняка помнишь ту историю, когда я, приняв Прах, ворвался к Моллари и взломал его память. Судья «Вавилона 5» тогда еще приговорила меня к шестидесятидневному заключению.

— По правде говоря, я был не в курсе, так как счел нужным проследить, чтобы На'Фар добрался до Нарна и, не допусти Г'Лан, не нашел по дороге возможность остаться и выслужиться перед своими центаврианскими хозяевами. — Та'Лон выглядел крайне заинтересованным. — А когда вернулся на «Вавилон 5», ты уже был под арестом, и к тебе не пускали. Говорили, что ты напал на Моллари и избил его.

— Ах да, — вспомнил Г'Кар. — Зато теперь тебе станет известно то, о чем я не рассказывал никому. Тогда, во время моего пребывания в сознании Моллари, помимо всего прочего, выяснилось, что мое лицо было ему знакомо еще до нашей первой встречи. Он неоднократно видел сон, как мы задушим друг друга в интерьерах тронного зала. Скорее всего Моллари считал, что пока основные детали видения не совпадут с реальностью, роковой час не наступит. Насколько мне удалось вспомнить, титул императора Центавра был последним, дольше всего продержавшимся несоответствием. И, похоже, когда Моллари принесли белые одеяния, он решил, что с этих пор я представляю угрозу его жизни. 

Г'Кар был уже не в силах сдерживать свою обиду.

— Выходит, Моллари доверял метафизическому сну больше, чем мне. Несмотря на все он допускал, что я могу убить его. Вот этот страх подтолкнул его избавиться от моего общества и лишиться поддержки друга в трудную минуту. Террариум придворных интриганов, совершенно не разделяющих его принципы и устремления, постоянно прячущих нож за пазухой, представляется Моллари менее опасным, чем я! Когда-то мне бы это польстило...

— Ты ошибаешься.

Два простых слова, произнесенных негромким, но твердым тоном абсолютно не сомневающегося в своей правоте нарна, прозвучали столь неожиданно, что Г'Кар запнулся на вдохе и долгие мгновения растерянно смотрел на Та'Лона, ожидая хоть каких-то пояснений.

— Ты, конечно, знаешь Лондо Моллари гораздо лучше меня, — издалека начал тот. — Теперь я понял, откуда берет истоки твоя уверенность в нем: во время телепатического контакта ты заглянул ему в душу.

Г'Кар был все еще слишком изумлен и заинтригован, чтобы что-то сказать.

— Но в чем я глубоко убежден, — с непоколебимой категоричностью продолжал Та'Лон, — так это в том, что он не стал бы избегать тебя из-за страха перед смертью. Впрочем, я сейчас расскажу одну историю, а выводы сделаешь сам. Что примечательно, произошла она как раз во время событий, которые мы сейчас вспоминали, и фигурирует в ней все тот же На'Фар. 

Во время его пребывания на «Вавилоне 5», я, как телохранитель, сопровождал его почти всегда и везде, присутствуя на конфиденциальных встречах и при довольно интересных разговорах. Кроме того, центавриане решили, что будет невероятно хитроумным способом внесения раскола в наши ряды приказать мне «в качестве подстраховки» следить за На'Фаром, снабдив для этого необходимыми полномочиями и средствами. Чем я и пользовался, надеясь таким образом успеть предотвратить беду в случае чего.

По приказу Оккупационного Правительства перед встречей с тобой На'Фар должен был явиться в распоряжение посла Центавра и, введя в курс дела, в дальнейшем согласовывать с ним все свои действия. 

Моллари принял нас в дежурно-деловой манере. Я бы даже сказал, в его отношении не было ничего скотского в отличие от центаврианских хозяев На'Фара. Нам не пришлось ни дожидаться часами высочайшего соизволения потратить на нас минуту драгоценного времени, ни проходить демонстративно унизительные процедуры, вроде дезинфекции.

Однако стоило ему узнать, с какой целью так называемый советник прибыл на «Вавилон 5», Моллари словно подменили. Когда На'Фар с покладистой исполнительностью спросил, можно ли поговорить с тобой, посол уклонился от прямого ответа, вместо этого начав с таким смаком глумиться, что даже Вир, которого я перед аудиенцией впервые увидел, выглядел шокированным. Меня самого от того, чтобы размозжить ухмыляющуюся физиономию, удерживали лишь жизни пятиста наших собратьев. На'Фар же реагировал мирно и невозмутимо, всем своим видом демонстрируя уважение и повиновение. Правда, каждый его ответ в духе благодушного экскурсовода по захваченным территориям вместо того, чтобы успокоить и удовлетворить, казалось, только распалял Моллари и заставлял придумывать еще более издевательские вопросы. Тем не менее На'Фар говорил так, как должно было понравиться любому захватчику-победителю. В конце концов, когда упорные провокации уже никак не получилось бы выдавать за испытание покорности, проверку преданности или даже дрессировочные мероприятия, а к сдержанному облику На'Фара по-прежнему нельзя было придраться, Моллари дал ему разрешение увидеться с тобой, но все в той же унижающей манере.

В дальнейшем не заметить, что посол Центавра невзлюбил назначенного Оккупационным Правительством лояльного советника, смог бы только слепой и глухой. На'Фар исправно докладывал о ходе своей миссии и делился соображениями, как лучше организовать твою депортацию. И каждый раз раздражение Моллари можно было пощупать руками. Причем, складывалось впечатление, что такую реакцию вызывал один только вид На'Фара. Сначала я просто списывал все на центаврианскую натуру. Но вскоре заметил странную закономерность. Чем сильнее становилось рвение моего подопечного, тем с большей страстью Моллари принимался над ним изгаляться. В какой-то момент меня даже посетила абсурдная мысль, не хочет ли центаврианин таким образом разжечь гордость и ненависть На'Фара, чтобы нарн в нем взбунтовался, и он бросил либо сорвал свое задание вывезти тебя с «Вавилона 5» и выдать захватчикам. Но я отмел эту версию: все знали о вашей с Моллари взаимной ненависти и что на заседании Лиги Неприсоединившихся миров он от лица своего Правительства потребовал твоей выдачи. Это был враг, в конце концов.

Как мы знаем, несмотря на все усилия На'Фар потерпел неудачу. Тогда я уже твердо решил остаться с тобой на «Вавилоне 5», но Кодекс Чести Телохранителя тоже не намерен был нарушать. Кроме того, мне не хотелось упускать На'Фара из виду. Как выснилось позже, интуиция меня не подвела. 

Когда стало предельно ясно, что убедить нас признать его своим лидером не получится, На'Фар отправился к Моллари с прошением об оказании содействия в твоей поимке и принудительном вывозе на Нарн. Но тот, выслушав доклад, с нескрываемым воодушевлением назвал На'Фара ни на что не годным болваном и жалким ничтожеством, способным только морочить всем головы да постоянно путаться под ногами, мешая работать. А так как бесконечно это продолжаться не может, и любому терпению приходит конец, пусть ближайшим же рейсом вывозит на Нарн себя. Больше прожигать авансы Республики Центавр ему не удастся.

Однако, как выяснилось, На'Фар сдаваться не собирался. Мне он больше не доверял, и поэтому о его дальнейших планах я, к сожалению, узнал в самый последний момент и совершенно случайно. Вскоре после выволочки у Моллари мой бывший начальник куда-то пропал. Можно было бы подумать, что он улетел на Нарн, но рейсов в те дни не значилось. Мои поиски долго оставались безуспешными, и я уже отказался от них и направлялся к тебе, как вдруг увидел На'Фара в компании вооруженных центавриан, заворачивающих в безлюдный коридор, по которому ты обычно возвращался с наших собраний к себе. Полный нехороших предчувствий и мыслей, я незаметно приблизился к группе захвата, и, когда они остановились, укрылся за стеной ближайшего прохода.

Оказалось, что, потерпев неудачу с Моллари, На'Фар умудрился связаться с враждебной послу центаврианской коалицией и предложить ей услуги по твоей поимке. Таким образом он, видимо, рассчитывал всё же добиться своего: доказать Оккупационному Правительству собственную состоятельность и полезность и втереться захватчикам в доверие. Противники Моллари получали возможность расшатать позиции стремительно возвышающегося конкурента и выставить его в неприглядном свете перед императором, одновременно заработав себе баллы за устранение последнего из Кха'Ри, являющегося организатором вооруженного сопротивления. План, предложенный На' Фаром, заключался в следующем. Раз уж добиться твоей депортации не получалось, в том числе и по вине посла Центавра на «Вавилоне 5», лучшим и едва ли не единственным выходом было ликвидировать тебя прямо на станции. На'Фар сообщил, что после наших собраний ты имеешь обыкновение возвращаться к себе по малоиспользуемому коридору, не желая лишний раз попадаться центаврианам на глаза. Предатель вызвался указать время и место, где тебя можно будет подкараулить и убить. Расчет был на то, что нападавших потом очень сложно вычислить. В качестве альтернативы На'Фар советовал обставить все как несчастный случай либо самозащиту, спровоцированную твоей агрессией. При любом исходе подозрения и неприятные последствия этой операции падали на Моллари. И я думаю, На'Фар находил свой план также очень удобным и удачным способом отомстить ему.

Убийцы расположились в засаде. У меня был единственный выход: незаметно покинуть свое убежище и попытаться перехватить тебя до того, как ты окажешься в западне. К сожалению, а может быть и к счастью, я не успел ничего предпринять. К сожалению — потому что в этот момент ты вышел из-за поворота и, ничего не заметив, подставил спину для выстрела, удаляясь вперед по коридору. К счастью — поскольку, отступив назад, вынужденный передвигаться бесшумно, а значит, медленно, я бы уже в любом случае разминулся с тобой, и кто знает, чем бы все закончилось. А так оставался шанс, что мне еще удалось бы спасти тебя, напав на злоумышленников сзади.

— И погубить свою жизнь и жизни еще пятиста наших собратьев?! — не выдержал Г'Кар, до этого внимательно слушавший рассказ Та'Лона.

— А ты на моем месте смог бы просто стоять и наблюдать?! — возмутился тот. — К счастью (и на этот раз безо всяких вариантов для «к сожалению»), мне не пришлось тогда рисковать жизнями наших собратьев. Потому что о плане На'Фара каким-то образом узнал кое-кто еще. В тот самый момент, когда твоя спина превратилась в мишень, из тоннеля прямо перед убийцами вынырнул Моллари и заорал во весь голос:

— Страбо! Что вы здесь делаете, и почему мне об этом ничего не известно?!

— Да, я вспомнил, — улыбнулся Г'Кар. — Тогда, услышав эти громогласные восклицания, я решил, что Моллари выслеживал меня, и гордость воина взывала ко мне принять бой. Убегать и прятаться казалось мне неприемлемым для нарна. Я не мог позволить, чтобы Моллари допустил даже мысль, будто я его боюсь. Но он был там не один, и противостояние вышло бы слишком неравным. Как раз в то время я узнал от своих агентов о рейнджерах, и понял, что Деленн и Шеридан тайно сколачивают некий новый альянс. Разве можно было потерять шанс разгадать эти загадки из-за центавриан? Тем более уже тогда я чувствовал, что нужно обязательно попытаться стать частью формирующейся коалиции. В конце концов, получись у меня ввести наш народ в такую компанию — это тоже можно было рассматривать как триумф над врагом. И я решил, что сегодня победить центавриан и Моллари в частности можно, запутав их в коридорах станции, вынудив хорошенько поплутать и в итоге оставив в дураках. Правда, вскоре обнаружилось, что меня никто не преследует, и голоса центавриан удаляются по мере моего продвижения вперед. Причем доносившиеся звуки очень напоминали какие-то разборки, если выражаться словами мистера Гарибальди. Помню, меня тогда весьма повеселило, что центавриане потерпели неудачу из-за неспособности сотрудничать даже друг с другом.

— А Моллари в это время размахивал руками с выражением полнейшего недоумения на лице, демонстрируя большие проблемы с сообразительностью, — не выдержав, расмеялся Та'Лон. — Люди Страбо растерялись и не решались стрелять в тебя. То ли потому, что посол загораживал собой коридор и обзор, то ли не хотели, чтобы Моллари узнал о твоем присутствии. Либо не могли теперь слишком уж открыто пренебрегать высшим органом центаврианской власти на «Вавилоне 5». Правда, тогда, пока ты маячил в конце коридора, мне было совсем не до смеха. Но знаешь, что интересно. Стоило тебе скрыться за поворотом, как к Моллари тут же вернулись понятливость и быстрота реакции. У него случайно нет глаз на спине, ты не знаешь?

— Мы всегда... чувствовали друг друга, — совершенно серьезно ответил Г'Кар.

Видимо, заметив, что он взволнован, Та'Лон не стал комментировать его слова, а вернулся к своему рассказу.

— Моллари вынудил Страбо признаться в намерении подкараулить и убить тебя, и, не скрывая недовольства, объявил, что разрешить ситуацию можно, только связавшись с Родиной. Вероятно, результат консультации был предсказуем, либо недруги Моллари по каким-то причинам не хотели открытого противостояния, но их лидер начал обвинять во всем На'Фара. Дескать, это он ввел честных центавриан в заблуждение, убедив, что посол «за» твое физическое устранение, но не может отдать приказ открыто, так как у него связаны руки, и поэтому уполномочил советника-нарна намекнуть им на «одно сколь славное, столь и выгодное предприятие».

И тут Моллари сказал: «Пусть На'Фар со своим телохранителем тоже следуют за мной». И посмотрел прямо в мою сторону. 

Думаю, ты представляешь, какие эмоции обуревали меня в тот момент. И понимаешь, что трусливо спасаться бегством я бы никогда не стал. Хотя бы один из присутствоваших нарнов должен был сохранить достоинство и честь нашего народа перед захватчиками. Я подумал, обнажить меч всегда успею, да и цена, в которую обошлись бы жизни центавриан, по-прежнему оставалась слишком высокой. К тому же мне надо было убедиться, что охоту на тебя в ближайшее время не возобновят, и проследить за дальнейшей судьбой На'Фара. Поэтому я решил подчиниться приказу. 

На'Фар при виде меня опешил. И судя по тем взглядам, которыми одарили его центаврианские сообщники, их тоже неприятно удивило мое появление. У них на лицах было написано, что они заподозрили На'Фара в двойной, если не в тройной, игре, и гадали, не я ли привел Моллари. Только ради подобного шоу стоило присоединиться к той компании. Однако, как выяснилось, спектакль еще не закончился.

Когда кто-то из правительства Центавра, я не помню уже подробностей, вышел на связь, у Моллари сделался такой вид, словно его снедали безутешная скорбь и выжигающая сердца горечь. Начав сразу с места в карьер, он буквально огорошил лениво манерничавшего министра преисполненными душевной болью вопросами: 

«Нет большей печали для меня, чем утратить доверие тех, чье процветание и величие всегда были главным смыслом моей жизни! Еще больше душу терзает мука, что меня сочли недостойным уведомления, какую провинность я допустил! Сколь же серьезен тогда должен быть мой проступок! А ведь это то, чего я старался ни в коем случае не допустить! Меня лишили даже возможности приложить все усилия, чтобы исправить свое упущение. За какие грехи я наказан столь сурово?! Родина недовольна моей службой? Наш Император за что-то разгневан на меня? Могу ли я хотя бы узнать, чем и когда подвел народ Великой Республики Центавр? В Правительстве усомнились во мне или в моей способности решить этот вопрос?»

За точность воспроизведения не ручаюсь — у меня так не получится.

— Не важно. Я слышал его голос сейчас. Благодаря тебе — услышал. И могу представить, как все происходило.

Волнение, распахнувшее свои крылья в душе Г'Кара, на минуту уступило место странному созвучию светлой грусти и веселья. Оно одновременно горчило прошлым и опьяняло абсурдной мечтой. 

Витавший в своих воспоминаниях Та'Лон рассмеялся, очевидно, припомнив какую-то яркую деталь, на которые Лондо был горазд.

— Верю. Но тем не менее возражу, что это надо было видеть.

— Так чего он добивался? — не выдержал Г'Кар. — Я все еще не понял, к чему ты клонишь.

— Ты выбрал себе такого центаврианина, что весьма затруднительно разобраться в его намерениях и мотивах. Поэтому скорее мне стоит ждать от тебя, как от специалиста по Лондо Моллари, пояснений, он действительно был столь забавно в своем пафосе расстроен или играл? Я же обещал лишь доказать, что твой центаврианин не отослал бы тебя с Примы Центавра из-за страха за свою жизнь.

— Да, — тихо произнес Г'Кар. — В те дни, когда моя ненависть сильнее всего угрожала ему, он рисковал, не позволяя меня убить. Но значит ли это, что уже тогда...

Г'Кар замолчал, не решаясь озвучить свои мысли. Открывшиеся детали былых времен совершенно обескуражили его.

— Тогда я был уверен, что Моллари никому не хотел отдавать своего злейшего врага, — мягко заметил Та'Лон. — Нам нарнам легко понять желание лично одержать победу. Впрочем, я забегаю вперед, а тебе лучше узнать все и по порядку, чтобы сделать собственные выводы.

И продолжил свой рассказ:

— Когда центаврианский министр смог, наконец, соображать под натиском пламенной речи, которую обрушил на него Моллари, то первым же делом выразил свое недоумение: «Признаться, я не понимаю, о чем вы, посол. Император доволен вами, и мы высоко ценим ваши усилия на службе и преданность Родине».

На что Моллари с очень натуральным страданием в голосе спросил, почему же тогда его хотя бы не поставили в известность о порученном лорду Страбо задании убить на «Вавилоне 5» последнего из Кха'Ри.

Удивление министра было неподдельным. Он сказал, что никаких приказов и полномочий Страбо не получал. Более того, даже сама возможность поручить кому-либо ликвидировать тебя прямо на «Вавилоне 5» еще не рассматривалась ни на одном из заседаний. И тогда Страбо пришлось вступить в разговор и объяснить, что он действовал исключительно по своей инициативе. Министр его, конечно же, пожурил за самодеятельность и приказал в дальнейшем согласовывать свои энтузиастские идеи с соответствующими инстанциями. Страбо опять начал валить все на На'Фара, и тому уже досталось по полной. Однако после выговоров министр снова обратился к Моллари и заметил, что несмотря на нарушения субординации в самой идее есть рациональное зерно. Ведь ты занимаешься организацией вооруженного сопротивления, постоянно подбиваешь нарнов на бунт, и, возможно, чтобы пресечь это, действительно стоит разработать план, как устроить тебе несчастный случай прямо на «Вавилоне 5».

Моллари демонстративно обиделся. «Неужели вы считаете меня глупее этого так называемого советника? «Идея» На'Фара противоречит интересам Республики Центавр, иначе я бы уже давно разобрался с Г'Каром!» — довольно рискованно высказался он.

Однако министр не успел наказать его за дерзость. Моллари, не переводя духа, пустился в пояснения с патетическим вдохновением, более всего напоминавшим волны цунами. Его красноречие через пять минут вымыло любые мысли начисто и на их место принесло своим мощным потоком непоколебимое убеждение — убивать тебя на «Вавилоне 5» нельзя. Потому что тебе удалось завоевать симпатии капитана Шеридана и его помощников. Люди сочувствуют проигравшим и пострадавшим, как выразился Моллари, и ты затронул те струны их душ, которые звучат милосердием и уважением. Потому что сохранить возможность вести дела и переговоры с другими расами на «Вавилоне 5» очень важно для Республики Центавр. Если их народ лишат права иметь свое представительство в этом ключевом межзвездном порту, то будет утрачена ценная способность контролировать ситуацию и процессы, происходящие в Галактике, прямо из эпицентра событий. Потому что подобного рода санкции обязательно последуют, если убить тебя на «Вавилоне 5», так как в твоей смерти или исчезновении обязательно обвинят Республику Центавр и Моллари лично, пусть даже действительно произойдет несчастный случай.

Министр предпринял было неуверенную попытку найти жизнеспособные варианты и предложил поручить На'Фару устранить тебя и тем самым доказать свою преданность. Нарн убил нарна — по логике министра, все бы увидели, что даже соотечественники против твоих террористических устремлений и воспринимают присутствие Центавра на своей родной планете как благо, как освобождение от милитаристской диктатуры Режима, поддерживаемого Кха'Ри. И тогда ты перестал бы выглядеть в глазах Шеридана героем, а наш народ — великомучеником.

Я прикидывал, как тебе помочь, министр собирался дальше развить свою мысль, когда Моллари с драматичным волнением прервал его словами, что план, безусловно, незауряден, но у него есть один огромный изъян — На'Фар. 

«У меня была возможность разобраться, что из себя представляет этот нарн, и я считаю своим долгом предостеречь вас от всякого сотрудничества с ним. Он неизменно себе на уме и действует лишь в своих корыстных интересах. Принеся им в жертву соотечественника, этот двуличный интриган, ни секунды не сомневаясь, предаст и нас. Из источника информации, которому я склонен доверять, стало известно, что на встрече с На'Фаром Шеридан поинтересовался у него, разве он не хочет изгнать нас с Нарна? И ответ был: время действовать еще не пришло. То есть На'Фар лжет нам в глаза, а на самом деле не меньший бунтовщик, нежели Г'Кар. Просто он затаился и хочет усидеть на двух стульях, избежав каких-либо потерь со своей стороны. Узнав это, я не спускал с него глаз, и могу вам сообщить, что в дальнейшем На'Фар еще несколько раз встречался с Шериданом. Если позволите высказать своё мнение, скорее всего нас хотят поссорить, разобщить и заманить в ловушку, чтобы мы испортили отношения с командованием «Вавилона 5», а там, глядишь, и с Земным Содружеством».

На'Фар пытался оправдаться. И даже обвинить Моллари в лояльном к тебе отношении. Это-то и стало его роковой ошибкой. Центавриане дружно расхохотались в ответ на такое заявление, и министр принял все доводы На'Фара за бредовые сказки, придуманные в надежде выкрутиться. Используя благодатную почву, Моллари между делом выставил обвинения в свой адрес, как очередную попытку внести раскол в центаврианские ряды. По его словам, того же На'Фар добивался, связавшись с лордом Страбо. 

«Теперь вы видите, что этому нарну нельзя доверять. Кто знает, возможно, он хочет подтолкнуть нас убить Г'Кара на «Вавилоне 5», а потом собирается оповестить о свершившемся Шеридана. И таким образом надеется поймать сразу двух зайцев, как выражаются земляне. У нас будет серьезный конфликт по меньшей мере с командованием станции, Минбаром и Лигой Неприсоединившихся Миров, причем скорее всего с очень нежелательными последствиями. Совершенно не нужными нам сейчас. А На'Фар в свою очередь войдет в доверие к Шеридану, и уж тогда капитан назначит его главой диаспоры нарнов на «Вавилоне 5».»

И министр согласился с Моллари. Более того, даже объявил его подозрения доказанными в виду очевидной лживости На'Фара во время разбирательства. Вообще, министра, похоже, очень разозлила мысль, что нарн чуть было не обвел его вокруг пальца. Не долго думая, он приказал немедленно казнить На'Фара в назидание ему подобным.

Однако Моллари попросил дать ему возможность наказать интригана получше. Министр даже не поинтересовался, каким образом. Он сказал, что полностью доверяет уважаемому послу, и дабы впредь у того не возникало мучительных сомнений на этот счет, оставляет выбор неотвратимой кары за ним.

Моллари церемонно поблагодарил министра за ценный дар. Но на достигнутом останавливаться не стал. А предложил обсудить дальнейшие действия, назвав это гораздо более важным, чем разоблаченный пройдоха. Как я понял, министр решил, что Моллари избрал пытку ожиданием частью наказания На'Фара. 

А затем последовала бурная и многословная дискуссия. В итоге Моллари удалось убедить министра, что любая попытка физического воздействия на тебя, пока ты находишься на «Вавилоне 5», принесет Республике больше вреда, чем пользы, а наших вообще очень рискованно посвящать в дело о твоей поимке. Правда, единолично принимать официальное решение министр отказался, и мне пришлось выдержать многоканальную конференцию с привлечением еще нескольких высоких чинов. Моллари повторил им, что какой-то там последний из Кха'Ри не такая важная птица, чтобы из-за него портить отношения с командованием «Вавилона 5» и Минбаром.

— Однако же он устроил целое заседание своему правительству ради моей скромной персоны, — задиристым тоном вставил Г'Кар.

Та'Лон с удивлением посмотрел на него и присвистнул:

— Тебя и впрямь задели его слова, о великий и скромный Г'Кар. 

— Вовсе нет. Вот еще, — возразил Г'Кар. — Просто позабавили. Ведь в действительности они сами сделали меня важной персоной и столько носились с поимкой какого-то Кха'Ри.

Он смутился, понимая, что только подтвердил выводы Та'Лона.

— Хорошо, — поднял тот ладонь в примирительном жесте. — Как скажешь. И хотя мне лично было совсем не забавно слушать, как центавриане обсуждают способы убить тебя, признаюсь, они меня тоже изрядно повеселили, когда стали выяснять у Моллари, почему он считает тебя птицей, и тому пришлось распинаться о фразеологизмах людей, объясняться, зачем он их нахватался, и выслушивать указания впредь изъясняться по-центавриански от какого-то напыщенного престарелого сноба.

Впрочем, это не помешало Моллари внушить своему правительству мысль, что лучше дождаться, пока ты сам покинешь «Вавилон 5». Как он очень эмоционально выразился в финале своей витиеватой и высокопарной речи, центаврианам не к лицу караулить по подворотням в роли жалких преступников. У них, по мнению Моллари, было достаточно сил и достоинства, чтобы, не нарушая договоры и нормы международного права, дождаться своего часа и поступить по закону. В противном случае твоя смерть либо прошла бы незамеченной, либо сделала бы тебя великомучеником в глазах несведущих и мягкосердечных. А Республика и ее император предстали бы в невыгодном свете. Тогда как законный арест за твои собственные дерзкие и враждебные действия, ради которых ты однажды покинул бы «Вавилон 5», и последующий суд над тобой стали бы назиданием всем террористам и агрессорам, замышляющим посягнуть на жизни и благополучие центавриан, на безопасность и процветание их мира. Кроме того, показательный процесс нанес бы серьезный удар по нашим бунтарским настроениям. 

В общем, образ великого и грозного вершителя правосудия так понравился центаврианским чинушам, что они приняли решение не трогать тебя, пока ты находишься на «Вавилоне 5» и не совершаешь действий, однозначно дающих право требовать твоей выдачи. 

— Однако до чего много надежд было у них связано с каким-то там последним из Кха'Ри, — не удержался от самодовольного сарказма Г'Кар.

Та'Лон вздохнул.

— Сожалею. Неприятно узнавать о подобных речах того, кого считаешь... своим другом.

— Не стоит, — как можно небрежнее отмахнулся Г'Кар. А затем продолжил совершенно серьезным тоном, почему-то ощущая острую потребность объяснить Та'Лону, чтобы тот знал.

— Когда я попал в плен, у нас с Моллари состоялся разговор в моей тюремной камере. Обернувшийся заключением сделки. Я верю тем словам, которые услышал тогда. И они могут многое объяснить из истории, которую ты мне поведал. Думаю, Моллари просто рассчитывал, что я не стану покидать «Вавилон 5». К тому же, посмотри, организовав совещание, он добился официального приказа не трогать меня на станции. Теперь никто из центавриан не мог последовать примеру Страбо, так как это означало бы пойти против своего Правительства. А у самого Моллари все равно оставалась возможность убить меня и объяснить произошедшее исключительными обстоятельствами, требующими моего незамедлительного устранения, либо самообороной. 

— Допустим, — ответил Та'Лон. — Но точно также мы не можем исключать, что он действительно руководствовался интересами Центавра.

— Одно другому не мешало, — кивнул Г'Кар.

— И в самом деле, — согласился Та'Лон. — Тем временем мы почти вплотную приблизились к главному, ради чего я, собственно, и затеял сегодня вечер воспоминаний. 

Когда удаленное совещание закончилось, Страбо, которому надлежало немедленно вернуться на Центавр для объяснений, сославшись на это, поспешил покинуть территорию Моллари. Тот не стал его задерживать, лишь многозначительно заметил на прощание, что они уже и так поняли друг друга. 

За Страбо последовали его люди. Остались только мы и Моллари. И тогда На'Фар не выдержал.

«Почему?! — спросил он. — Я признал власть Центавра и стал служить вам! А Г'Кар будет сражаться и представлять смертельную угрозу до последнего вздоха!»

И Моллари охотно ему объяснил:

«Я не хочу в один прекрасный день, на мгновение потеряв бдительность, получить нож в спину от такого ничтожества, как ты, и жалко сдохнуть где-нибудь в подворотне. А с Г'Каром я могу быть уверен, что умру, как воин, на ногах, в честной битве, глядя смерти в лицо. С некоторых пор подобный финал стал казаться мне привлекательнее многих. И уж точно я не собираюсь уклоняться от личного выяснения отношений, как последний трус избавившись от Г'Кара чужими руками. Никогда не подарю ему такую победу над собой.»

Та'Лон испытывающе посмотрел на Г'Кара.

— Я не верю, что Моллари мог отослать тебя с Примы Центавра из-за страха перед смертью, поскольку слышал эти слова. Видел, как они подкреплялись действиями накануне своего рождения. И знаю, что не успел их последний отзвук слиться со Вселенной, завершив клятву, как слова Моллари снова подтвердились делом.

Г'Кар застыл, словно превратившись в каменное изваяние. 

— Да, ты прав, безусловно, — наконец, произнес он. — Так что произошло дальше? Мне необходимо знать все.

— Моллари сказал На'Фару, что даже с ним предпочитает разобраться сам, — откликнулся Та'Лон. — На'Фар, не видя больше смысла сдерживаться, прошипел парочку проклятий и швырнул ему в лицо, что не боится ни смерти, ни центавриан, ни их пыток. И в порыве ярости бросился к Моллари. Я помнил о цене за жизнь центаврианина, к тому же убийство посла могло обойтись и дороже, поэтому ринулся за новоявленным мстителем, чтобы вмешаться. Но Моллари опередил меня, оказавшись гораздо стремительнее, чем можно было предположить. Он молниеносным движением выхватил из ножен меч, висевший на стене, как я думал, для украшения, и приставил его к горлу На'Фара. Тот стал насмехаться, мол, кишка тонка, раз рука остановилась. И тогда у меня промелькнула мысль, что На'Фар специально пытается спровоцировать роковое движение меча, надеясь в результате отделаться быстрой и легкой смертью. Но Моллари лишь издевательски покачал головой.

«Мне надоело пачкаться пролитой кровью, — сказал он, отводя меч от горла На'Фара, но оставаясь наготове, на тот случай, если мы решим атаковать. — А уж о тебя марать руки я точно не собираюсь. Вдобавок когда узнают, что ты был убит центаврианином, а тем паче казнен нами, тебя, чего доброго, провозгласят героем. И тогда вмиг забудутся все предыдущие хитроумные похождения. Тебе будут сочувствовать, вспоминать добрым словом, сожалеть о твоей несправедливо оборвавшейся жизни. А нас рисовать чудовищами. Мне совершенно не нравится такой исход. Нет, славную смерть я мог бы подарить Г'Кару, но не тебе. Убирайся отсюда. Я приказываю тебе вернуться на Нарн. Поживешь без удобств, потому что я, естественно, лишаю тебя должности и привилегий советника. Ведь ради них ты решил признать нашу власть? Чтобы хорошо устроиться, не так ли? Ничего, думаю, занятие для тебя найдется. Теперь никто из наших представителей на Нарне не станет пользоваться твоими услугами — мой долг уведомить соотечественников, что ты из себя представляешь, и предостеречь от доверия такой лицемерной беспринципной натуре. Не сомневаюсь, и твои соплеменники вряд ли забудут, как ты продался нам ради собственной выгоды, прикрываясь заботой об их жизнях и семьях, и готов был идти по головам, лишь бы получить теплое местечко и власть. Жизнь изгоя — вот что ты заслуживаешь.»

Тут Моллари повернулся ко мне.

«Надо проследить, чтобы На'Фар добрался до Нарна без глупостей, которые могут привести к нежелательным последствиям.»

Он все время вел себя со мной так, будто я тоже согласился служить им и должен повиноваться его приказам. Я же, как ты знаешь, стал телохранителем На'Фара, заключил договор непосредственно с ним в надежде попасть на Вавилон 5 и вернуть долг Шеридану, но никогда не нанимался к центаврианам. В любом случае я мог проигнорировать указание Моллари. Но решил воспользоваться им, поскольку поручение от влиятельного посла Центавра могло стать моим щитом и пропуском на территории, которые контролировали захватчики. Мне нужно было убедиться, что На'Фар не найдет по дороге способ вернуться, договориться еще с кем-нибудь и продать тебя в надежде занять твое место. И гарантии я мог получить только одним способом — проследить за всем лично. 

Думаю, именно на это и рассчитывал Моллари. Не сразу меня осенило, но чем больше я размышлял и вспоминал детали, тем меньше оставалось сомнений, что на самом деле он прекрасно знал, кому с недавних пор принадлежал мой меч. Слишком уж хорошо Моллари был осведомлен в остальном и разбирался в ситуации. А нелепые совпадения, когда он, на первый взгляд, глупо заблуждаясь или теряя бдительность, давал мне карты в руки, выглядят чересчур удачными и многочисленными.

Наверное, Моллари понимал, что представители его расы не побоялись бы рискнуть ради такого трофея, как последний из Кха'Ри. Тот же Страбо мог пойти на открытое противостояние, правительство — не прислушаться к доводам посла или в дальнейшем изменить свое мнение. В конце концов, у Моллари наверняка существовали более могущественные враги из числа соотечественников, которым было под силу использовать тебя, вернее, твою жизнь, в интригах против него и представить это перед императором в выгодном им свете. Если подумать, план твоего центаврианина являлся не чем иным, как авантюрой. 

Скорее всего, он был в курсе, что я присоединился к тебе и вместе с другими нашими нарнами уговаривал остаться на «Вавилоне 5» и отказаться от намерения добровольно сдаться центаврианам. Полагаю, Моллари в тот день не сомневался — я теперь твой человек, а не На'Фара. Но наши с послом интересы совпали, и он сделал меня своим союзником, незаметно направляя ситуацию так, чтобы в своем стремлении спасти тебя, я невольно действовал с ним сообща. 

— Забавно, — засмеялся Та'Лон, — центаврианин полагался на меня, бунтовщика, больше, чем на соотечественников, и рассчитывал моими руками спасти тебя, своего врага. И знаешь, ни разу с того момента, как меня впервые посетила такая догадка, я не чувствовал себя обманутым или использованным. 

— Но почему ты никогда мне ничего не рассказывал?! — Г'Кар сейчас был не в состоянии оценить иронию ситуации и смотреть на вещи с юмором.

Та'Лон явно не ожидал такой реакции. Он пожал плечами:

— В определённой мере потому, что это значило бы нарушить Кодекс Чести Телохранителя. Мы не разглашаем информацию о тех, кого защищаем, если ты помнишь. Как бы я не относился к На'Фару, мои принципы не позволяли мне раскрывать его тайны. Конечно, в тот день ситуация приняла исключительный оборот. Речь стала идти о твоей жизни и интересах многих нарнов. К тому же, я уже не являлся телохранителем На'Фара. Но мне просто не представилось возможности сообщить тебе о произошедшем до нашего отлета. Не думаю, что было бы разумно пытаться связаться с тобой в присутствии гвардейцев. А когда я вернулся, ты уже был под арестом за нападение на Моллари. Мне оставалось только ждать, когда тебя выпустят, и охранять твое жилье. А потом, как ты помнишь, началась такая заварушка, что было просто не до этого. Появилось множество не менее важных вещей, требовавших нашего внимания. Ты вернулся... заметно изменившимся. Твои мысли были поглощены открывшейся тебе истиной и книгой, которую ты писал. Благодаря тебе Шеридан и Деленн приняли нас в свою коалицию. Чем дальше, тем больше война с Тенями напоминала сход лавины. Возможность пережить ее выглядела всего лишь надеждой, но выстоять нужно было обязательно. Каждый день происходило нечто более значимое, нежели события, оставшиеся в прошлом. Тебя я прикрывал бы в любом случае. А потом ты отправился искать мистера Гарибальди и был схвачен центаврианами. Когда все отгремело, и Нарн снова стал свободным, эта история окончательно потеряла актуальность. Так мне казалось. Наблюдая, как развиваются твои отношения с Моллари, я решил, что лучше не вмешиваться. Ведь он сам мог тебе все рассказать. И мне не пришлось бы нарушать Кодекс Чести Телохранителя. Но сегодня я увидел, какое важное значение те события могут иметь для тебя и для решения, которое ты принимаешь.

Г'Кар вскочил. Он вспомнил, где находится, лишь когда грохот упавшего стула вернул его к реальности. Сидящие за соседними столиками настороженно смотрели в их сторону. Кто-то в зале узнал его.

Г'Кар аккуратно поставил стул на место, чинно сел и, наклонившись к Та'Лону, возбужденно зашептал:

— Спасибо! Ты очень мне помог. Теперь я точно знаю, как поступить. Полечу на Приму Центавра, доберусь до столицы, найду способ попасть в Императорский Дворец и выясню, что происходит.

Г'Кар снова начал подниматься, однако Та'Лон остановил его, схватив за руку, и деликатно, но настойчиво усадил обратно. Вид у него был обескураженный.

— Вообще-то, я думал, ты сделаешь совершенно противоположные выводы из этой истории.

Теперь настала очередь Г'Кара удивляться.

— Да, вряд ли Моллари отослал тебя из-за страха, что ты убьешь его. Но он вполне мог поступить так, опасаясь не за свою, а за твою жизнь. Это представляется особенно вероятным, если вспомнить, что центавриане вкладывают в слово «дружба» смысл, близкий к тому, какой оно имеет в нашем языке. И тогда ты должен уважать его решение.

— Что?! — возмущенно зашипел Г'Кар, лишь усилием воли удерживая себя от того, чтобы не перейти с шепота на полноценный способ высказать свое негодование. — Это моя жизнь! И только мне решать, что с ней делать. Если я считаю необходимым рисковать — значит буду. Поскольку для этого есть причина. Он не имел права распоряжаться моей жизнью, не посоветовавшись со мной, — вообще не имел права распоряжаться ею — даже если стал императором своего Центавра, или что он там себе возомнил! 

Г'Кар покрутил в воздухе кистями рук, изображая недоступные здравому смыслу самонадеянные фантазии Лондо.

— И я собираюсь лично ему это высказать! — он многообещающе ткнул Та'Лона пальцем в грудь.

— Погоди, — решительно остановил его тот. — А тебе не приходило в голову, что твой центаврианин боялся тебя потерять? Ты не думал, Великий Мудрец, каким может быть горе друга, если с тобой что-нибудь случится? Каково ему будет знать, что ты попал в беду из-за желания повидаться или находиться рядом с ним! И не забывай, ты можешь стать очень удобным средством для шантажа императора Центавра.

— То есть он рассчитывал, что я буду спокойно наблюдать, как он занимается чем-то непонятным в эпицентре всех последних неприятностей в Галактике и падает в пропасть? Нет уж, будем переживать друг за друга вместе! — попытался обратить внимание и на свои чувства Г'Кар.

— Ну, а наш народ? — неуверенно спросил Та'Лон. — Ты бы мог еще столькому научить нарнов.

— Ох, только не напоминай, — не стал скрывать раздражения Г'Кар. Правда, направленно оно было не на Та'Лона. — Я дал нарнам все, что мог. Теперь пришло время им самим размышлять, наблюдать, делать выводы и учиться. Если они и дальше продолжат надеяться на идола, которого себе назначили, ждать с открытыми ртами, когда в них положат готовые решения любых проблем, и считать главной целью в своей жизни постоянное хождение за мной по пятам, то все дальнейшие уроки окажутся бесполезны и напрасны. Но что еще хуже — мой народ превратит меня в своего раба. Без права хотя бы на минуту остаться наедине с собой. Я нуждался в равном собеседнике, с которым можно поделиться и узнать его мнение. Поспорить и открыть нечто новое, взглянуть на вещи чужими глазами там, где собственное зрение подводит. А получил лишь новые цепи и слепой фанатизм. Жуткое сочетание! Даже в камере центаврианской тюрьмы я чувствовал себя более свободным!

— А как же Альянс? Ты оставишь свою мечту на полпути, так и не дождавшись ее воплощения? — Та'Лон сегодня, похоже, всерьез решил разорвать сердце Г'Кара на части. — Я помню, как ты горел идеей Альянса, работал день и ночь, но все равно хотел сделать больше, чтобы повысить его шансы выжить в этом жестоком мире. И вот сейчас твое детище встает на крыло. Вдруг не справится с враждебными вихрями и упадет? Или опьяненное ощущением своей молодой силы потеряет голову и полетит не туда? Не боишься, что браконьеры позарятся на ценную добычу? И в конце концов, ты вложил в Альянс душу, неужели тебя не беспокоит его дальнейшая судьба? Вдруг потребуется помощь или подстраховка, а тебя просто не будет рядом?

Это было нечестно. И в то же время Г'Кара обрадовало, что друг задавал вопросы, а не запирал возражения в своем сердце. Хуже, если бы между ними остались недомолвки, особенно принимая во внимание просьбу, которую Та'Лону предстояло выполнить. Г'Кар был категорически против вольных трактовок своих решений и новой волны беспочвенных фантазий, появлявшихся каждый раз после его путешествий на Центавр. Он нуждался в понимании и соратнике. Чтобы улететь со спокойной душой, зная — важные выводы последних лет не пропадут вместе с ним при неблагоприятном развитии событий.

— Если судьба Альянса зависит от одной личности — значит, мы потерпели неудачу. Так не должно быть. О чем прямо сказано в Декларации: «Мы — голос Вселенной». И он всегда сильнее, когда звучит как песня, в которой мы по-настоящему едины. Солисту не под силу воссоздать ее. Он не заменит собой оркестр и хор. И в какофонии станет лишь частью этой какофонии. Если многие не способны или не желают сосуществовать в Альянсе, одному их не перекричать. Невозможно заставить жить в мире. Поэтому наша цель — доносить идеи Альянса до представителей других рас, чтобы они поняли, приняли и разделили их с нами. Ведь «каждый голос обогащает и облагораживает нас. И каждый утраченный голос ослабляет нас».

Г'Кар сделал паузу, надеясь совладать с эмоциями, но в итоге не слишком преуспел.

— Вот почему я не согласен, что отправляясь на Центавр, оставляю свое детище, как ты выразился, на произвол судьбы. Наоборот, сейчас это путешествие может принести Альянсу больше пользы, чем любая другая деятельность в пределах моих скромных возможностей. Голос Центавра был не просто утрачен нами. Сильнее и сильнее обособляясь с каждым годом, он постепенно превращается в угрозу, которая может однажды заставить навсегда замолчать голоса других. С некоторых пор в новой музыке Центавра мне чудятся боевые барабаны. Песни их все больше военные марши напоминают. Мы не можем сидеть сложа руки — нужно что-то предпринимать. Наиболее очевидный способ наказать Центавр с помощью силы и оружия. Но в таком случае нам тоже не избежать утрат, ран, смертей, горя и боли. 

Г'Кар выпрямился и посмотрел Та'Лону в глаза:

— Я хочу отправиться на Приму Центавра, чтобы предотвратить начало нового цикла бесконечной войны. И убречь Альянс от испытания, которое может оказаться ему не под силу в таком юном возрасте. Наш народ вряд ли меня поймет и, скорее всего, не согласится с моими доводами. И я не могу винить его за это. Но ты — один из немногих нарнов, кто способен увидеть и принять то, что остальным не позволяют незалеченные раны. Мы ведь видели, каким хорошим союзником может быть Центавр. Я хочу вернуть его и тем самым принести Альянсу существенную пользу.

— Э-э, — протянул Та'Лон, откидываясь на спинку стула. Он провел ладонью по лицу, будто стирая с себя оцепенение, вызванное словами Г'Кара. — Я, конечно, очень польщен, что ты такого высокого мнения о широте моих взглядов. Но вынужден тебя разочаровать, в данном случае твоя идея представляется мне немного безумной. Мягко говоря. Да, теперь я знаю, что среди центавриан могут встречаться вполне положительные личности, но их явно недостаточно, чтобы повернуть процесс вспять.

— У меня там связи на самом высоком уровне. Эта персона имеет возможность повлиять на остальных центавриан и даже наделена своим народом полномочиями решить за всех единолично, — с напускным хвастовством заявил Г'Кар и сделал драматическую паузу, манерно промокая губы салфеткой. — А я, в свою очередь, обладаю существенным влиянием на него.

Он небрежным жестом смахнул с плеча невидимую пылинку.

Однако Та'Лон совершенно не проникся ни этим маленьким представлением, ни масштабом возможностей Г'Кара. 

— Ты же сам говорил, что император ведет себя странно, — тяжело вздохнув, напомнил он. — И допускал вероятность сознательного обмана твоего доверия. Может, не стоит рассчитывать на его хорошее отношение к тебе?

— О, давай не будем снова возвращаться к замкнутому кругу из предположений! — Г'Кар схватился за голову, принявшись ожесточенно массировать виски.— Все эти далеко идущие выводы сделаны моим циничным разумом, а сердце и интуиция с ним не согласны. 

— Но разум обычно более объективен. Все глупости во Вселенной совершаются либо от недостатка ума, либо по зову сердца.

— Не списывай со счетов мою интуицию. К тому же вместе с сердцем у них на один голос больше, чем у мозгов.

Заметив, что тревоги в глазах Та'Лона только прибавилось, Г'Кар почувствовал укол совести за свой эмоциональный всплеск. Но уверенность в необходимости проведать Моллари только крепла с каждым доводом против путешествия на Приму Центавра. Они лишь помогали Г'Кару яснее увидеть, что его решение — единственно верное. 

— Я не знаю, как это объяснить, Та'Лон, но во время последнего визита меня не покидало ощущение, что император скорее похож на стреноженного шаката, на запертого в золотой клетке, нежели на монарха, обладающего безграничной властью. И трудно было не заметить, насколько велики возможности Дурлы и его министров. Вероятно, именно они выковали золотую клетку для императора и управляют Республикой Центавр. И в таком случае Моллари важен каждый верный союзник. А нам — любой шанс предотвратить войну. 

Произнести следующие слова оказалось даже сложнее, чем он предполагал.

— Раз уж ты заговорил о моей мечте — ее я надеюсь возродить тоже. Потому что Альянс такой, какой он сейчас, это не то, о чем мне грезилось. В моих мечтах в Консультативном Совете четверо. Это было невероятным: мы с недавним врагом плечом к плечу идем к единой светлой цели, наконец-то, не разрушаем, а создаем хорошое и нужное, важное для будущих поколений обоих народов. Я увидел, что подобное чудо вполне реально, и его можно сотворить обычными руками, вроде наших. И теперь не стану просто так отказываться от этой идеи. Я хотел показать Центавру, насколько ценным соратником может быть Нарн, если относиться к нему, как к равному. Чтобы он понял, как много потерял, заковав протянутую при первой встрече руку дружбы в цепи раба. И сожалел о содеянном, раскаивался всей душой. Я хотел, чтобы он увидел, каким потенциалом обладает Нарн, и стал относиться с уважением к нам и нашим способностям!

Г'Кар осекся. Совершенно неожиданно он увлекся до откровений, которых не признавал до сих пор даже перед самим собой.

На лице Та'Лона отчетливо читалось: «Теперь мне все ясно. Ну ты даешь!». О чем тот не преминул сообщить:

— Другими словами, ты хотел утереть Моллари нос и произвести на него впечатление. Я вполне понимаю, что тебе могло понравиться, но ради такого не стоит рисковать...

— Вовсе нет! Моллари в данном случае выступал в качестве представителя своего народа, был его олицетворением в какой-то мере! Я говорю сейчас о действительно серьезных вещах! Я пытался объяснить тебе!..

Г'Кар не знал, как справиться со смущением. И тут ему в голову пришла мысль, что лучше всего просто рассказать Та'Лону, почему он относится к Моллари так... Так. И ведь прежде, чем разговор свернул не туда, именно этим Г'Кар хотел подтвердить необходимость разобраться в странностях, происходящих в высших кругах власти Центавра, и объяснить надежды, возлагаемые на встречу с императором. Спокойствие пришло вместе с пониманием. Оставалось надеяться, что к Та'Лону они приведут с собой принятие.

— Да, я мечтал, — произнес Г'Кар совершенно другим тоном. — И, самое удивительное, в глазах центаврианина я видел точно такую же мечту. Моллари горел своей мечтой. Так отчаянно, что ею вспыхивал каждый, чья душа не отсырела, оказавшийся в радиусе его излучения. Ведь это с него, можно сказать, начался Межзвездный Альянс. Моллари пришел ко мне с просьбой дать ему шанс помочь Шеридану и Деленн. Он боролся за рождение Альянса и его жизнь, как и каждый из нас. Моллари искренне сожалел о войне против нашего народа. И мечтал совершить нечто по-настоящему благое, создать как можно больше полезного и светлого. Он всей душой желал мира. А Моллари не та личность, которая меняет свои принципы и убеждения, как модница наряды каждый сезон. Я не верю, что он забыл свою мечту либо легко отказался от нее. Она не могла покинуть его сердце бесследно. 

Та'Лон долго молчал. Включили цветомузыку — чрезвычайно популярное культурное развлечение, появившееся в результате триумфального освоения ворлонской технологии Маком и Бо. Которые обнаружили в бывшей каюте послов Кошей необычное устройство, в действии напоминавшее распускающиеся на ветках коралла цветы. Игра света и тени на лице Та'Лона казалась Г'Кару отблесками внутренней борьбы в сердце его соратника. Диковинный танец разноцветных пятен, перезвон огоньков — совершенно из ниоткуда пришла уверенность, что это удивление взрывает привычную картину мира сотней оттенков, предубеждения постепенно растворяются в экзотической палитре, и реальность рождается заново, играя свежими, доселе не виданными красками. Световая мелодия вспыхнула мириадами звездных искр и, собравшись в иллюзию радужного цветка, затихла, когда Та'Лон, наконец, произнес:

— Да, твой центаврианин мечтал о мире в те дни. Но его соотечественники, очевидно, грезят об ином. А он не захотел оставлять свой народ и собирается разделить как его путь, так и судьбу. Может даже, и убеждения. И по какой-то причине тебя своим попутчиком видеть не хочет. Далеко не каждой мечте суждено сбыться, Г'Кар. Не стоит гонятся за призраками безвозвратно ушедшего прошлого — они все равно ускользнут сквозь пальцы, и ты совершенно бессмысленно погубишь себя. У тебя ведь были и другие мечты. Вспомни о них, вернись к ним, выходи и взрасти — и ты увидишь, что они ничем не хуже этой несбыточной. Перед тобой ведь столько возможностей, Г'Кар. Ты мечтал путешествовать, изучать и постигать Вселенную. Только представь, сколько еще ты можешь узнать! И эти сокровища останутся неизведанными, если ты похоронишь все на Приме Центавра.

Та'Лон по-прежнему не оставлял надежды отговорить Г'Кара.

— Я посвятил исследованию Вселенной большую часть последних лет. И основное, что я постиг, и чему она меня научила, — ее невозможно познать полностью. Сей процесс бесконечен. И даже если найдется способное на это живое существо, его знание будет очень недолговечно, поскольку Вселенная постоянно меняется. Каждый миг приносит что-то новое. И в то же время в каком бы месте мы ни находились, чем бы ни занимались — мы непрерывно познаем Вселенную, хотим мы этого или нет. Но самая важная истина, которая мне открылась, — главное, в погоне за неким абстрактным знанием не потерять то ценное, что уже подарила тебе судьба, не утратить качества, делающие тебя лучше. Кроме всего прочего, центавриане и их мир тоже часть Вселенной. Следовательно, отправившись к Моллари, я буду активно постигать ее многообразие и замысел. Должен же кто-то взять на себя труд разгадать тайну этого «чуда природы».

Г'Кар и сам не знал, шутит он или говорит серьезно, произнося последние фразы. Он покачал головой:

— Я всегда старался следовать долгу, не посрамить имя своего отца, не подвести наш народ и тех, кто зависит от меня. Но это не имеет ничего общего с удавкой постоянно жить в соответствии с ожиданиями окружающих. Неужели я не заслужил поступить так, как считаю нужным? Как хочу я сам? Отпусти меня, Та'Лон. Пожалуйста.

— Есть те, кому ты просто очень дорог, Г'Кар. Кто боится тебя потерять. Шеридан и Деленн... Мистер Гарибальди... Доктор Франклин... Ты для них как член семьи!

— Они должны понять.

— На'Тот! Она же убьет меня, если узнает, что я позволил тебе пуститься в такую безрассудную авантюру.

— Не убьет. На самом деле у нее доброе сердце, и она никогда не отнимет жизнь просто так. А тут твоя смерть ничего не изменит.

— Шутки здесь не уместны!

Г'Кар потупился. 

— Я подготовлю ей послание. И остальным тоже. Я бы обязательно поговорил со всеми лично, но, боюсь, тогда мне не дадут улететь. Поэтому я собирался попросить тебя передать им видеозаписи, где постараюсь объяснить...

— Мне тоже будет очень тяжело, если с тобой что-то случится, — тихо произнес Та'Лон.

— Я очень ценю, Друг. Поэтому мне так важно, чтобы ты отпустил меня, нужна твоя поддержка. Запомни, ты не должен себя винить при любом исходе. Ты сделал все, что мог, и гораздо больше.

— Я до последнего не хотел об этом говорить. Но как же твоя дочь? Г'Рика совсем недавно обрела родного отца...

— Она привыкла жить без меня. Это не то, чем стоит гордиться, я знаю. Но приемная семья для нее более настоящая, чем родная кровь. А сейчас Г'Рика уже в том возрасте, когда нарн покидает отчий дом и начинает строить свою собственную жизнь. Постоянное присутствие родителей не популярно у молодежи. Ее сверстники из-за войны рано стали самостоятельными, и, боюсь, слава папенькиной дочки ей только повредит, помешает стать одной из них. Я обеспечил Г'Рике свою поддержку, но не уверен, что она нуждается в большем. И не забывай о моих фанатах. Пока ее не сильно беспокоят. Первый ажиотаж от новости спал. У фанатиков сложилось представление, будто я сам по себе, она сама по себе. Что мы слишком разные. Но стоит им только получить парочку напоминаний о существовании у меня дочери, увидеть, как много она для меня значит, — и ее жизнь превратится в кошмар. А вообще, я не умею быть отцом, и не знаю, как им стать для взрослой девушки, — честно признался Г'Кар, беспомощно разводя руками.

— Мне казалось, что На'Тот ей ближе, чем я. Но недавно у нас с Г'Рикой зашел разговор о Моллари. И это было то самое чувство, когда тебя понимают с полуслова. Уверен, моя дочь согласится, что я не мог поступить иначе, и примет мое решение. К тому же, я планирую к ней вернуться, Та'Лон, — бодро закончил Г'Кар. — Не понимаю, почему ты настроен так пессимистично? Я ведь как раз и отправляюсь на Приму Центавра для того, чтобы все закончилось хорошо. На меньшее я не согласен.

— Похоже, твое решение окончательное и пересмотру не подлежит. Разве в моих силах удержать тебя? — сдался Та'Лон. — С таким же успехом можно пытаться остановить сход разогнавшейся лавины или выпущенный снаряд. А ведь я предчувствовал, что просто порадоваться нашей встрече не получится. Даже если ты прилетел не по какой-нибудь очень плохой сверхсекретной причине, все обязательно закончится чем-то эдаким.

— Ну, на счет сверхсекретности моей вылазки на Приму Центавра — это ты верно подметил, но...

Вдруг Та'Лон увидел что-то в отдалении за спиной Г'Кара и встрепенулся:

— Смотри, кто сюда идет!

Г'Кар обернулся и обнаружил, что к ним направляется, маневрируя между столиками в одному ему присущей манере, не кто иной, как Вир Котто. 

Центаврианину определенно было неловко под их внимательными взглядами, и он явно предпочел бы, чтобы преодолеваемое им расстояние оказалось более коротким либо уменьшалось быстрее.

Не меняя выражения лица, Г'Кар негромко сказал Та'Лону:

— Я очень благодарен, что ты осознаешь сверхсекретность моего плана и помнишь о ней.

— Угу, — без особого энтузиазма кивнул тот.

Остановившись перед их столиком, Вир сложил руки на животе, соединив пальцы в замок, и произнес:

— Добрый вечер. Прошу прощения, что прерываю вашу наверняка приятную трапезу. Это не займет много времени. Я хотел бы принести свои извинения.

И почему у Та'Лона сделался такой радостный и гордый вид?

— Безусловно, вы совершенно не виноваты в том, что произошло тогда, более десяти лет назад. Я не должен был говорить вам подобные вещи, — продолжал Вир, твердо глядя Г'Кару в глаза. — Будучи немного не в себе, я отреагировал неадекватно, хотя меня это, конечно, не оправдывает. 

— Выпей с нами, Котто, и забудем об этом, — ответил Г'Кар.

Та'Лон в подтверждение его слов взял стул у освободившегося рядом столика и придвинул к своему центаврианскому приятелю.

Однако тот продолжал стоять, почему-то мешкая принимать приглашение.

— Прежде я хотел бы прояснить еще один важный момент, — сказал он после небольшой заминки. — Все те бредни, которые слетели у меня с языка... Это только мои слова. Лондо никогда не говорил ничего подобного. И я абсолютно уверен, что и не думал. Напротив, он был бы очень недоволен, если бы узнал, какие претензии я вам предъявил. Не сомневаюсь, Лондо счел бы их возмутительно несправедливыми, а мое поведение недопустимым.

Вир внимательно посмотрел на Г'Кара, и на дне его глаз пряталась грусть, а затем добавил:

— Знаете, когда я был дома, мне удалось повидаться с ним. Именно с Лондо, — зачем-то уточнил Вир.

— У него получилось выкроить немного свободного времени для себя, и он пожелал отобедать в моей компании. Мы смогли поговорить. Без посторонних глаз. Ну, знаете, о чем беседуют разумные существа, долгое время работавшие вместе, представляя свой народ на космической станции вроде «Вавилона 5». И он вспоминал о вас. Лондо сказал, что если бы не долг перед народом, судьба которого зависит от него, давно бросил бы все к заглотам, и только бы его и видели. «Я мечтаю, как попытался бы набиться Г'Кару в компаньоны, и вдруг мне бы повезло, и он взял бы меня с собой в одно из своих путешествий».

Определенно следовало угостить Вира хорошим алкоголем. Самым лучшим из самых любимых. Г'Кар обнаружил, что понятия не имеет, какие напитки предпочитает старый знакомый. Однако тут же сообразил, что рядом находился главный нарнский специалист по Виру Котто. Кроме того, Г'Кар хорошо помнил, о чем одобрительно отзывался Лондо. Значит, по крайней мере, было известно, к чему Вир привык.