Подавленные воспоминания (джен)

Все тайное становится явным.

* * *

— Ты умеешь хранить секреты?

Ты даже не представляешь, какие секреты я храню.

— Конечно.

— Мне кажется, ты мой лучший друг.

— Это и есть твой секрет?

— Моя лучшая подруга закатит истерику, если узнает.

Смех.

Смущенная улыбка.

— Ты тоже мой лучший друг.

Х

Он замирает, когда видит ее, прикованную к стене в подвале мэнора. По крайней мере, раньше это было подвалом. Сейчас напоминает скорее темницу, а его дом — тюрьму.

Он смотрит на нее — на ее грязную одежду и кожу, грязные спутанные волосы — и будто весь мир отходит на второй план. Раз — и нет безумного, маниакального смеха его тетки. Два — исчезают ядовитые насмешки отца по поводу ее крови и положения, в котором она оказалась. Только они вдвоем во всем мире. Она выглядит такой беззащитной. Такой опустошенной. Такой печальной, беспомощной и напуганной. Такой непохожей на себя, что он чувствует тошноту.

Отец делает шаг вперед, его палочка направлена прямо на нее, и у Драко сжимается желудок.

— Нет. Не надо. Пожалуйста, не делай ей больно, отец.

Его ладони начинают потеть, он сглатывает и ощущает тяжесть в груди, наблюдая за действиями отца. Внезапно у него появляется желание защитить ее, но он борется с ним — для их же безопасности.

Заклинание бьет прямо в грудь, заставляя ее кричать и корчиться от боли, и он вздрагивает от сцены, развернувшейся перед ним. Драко знает эту агонию, эту ослепляющую боль, которую она вынуждена терпеть, и он хочет помочь ей, спасти ее.

— Позаботься о себе, ладно? Даже если ты забудешь все на свете — помни об этом.

Заклятие снято, ее крики смолкают, но продолжают раздаваться отголоском в его голове, звучат эхом в ушах, заставляют закрыть глаза. Он чувствует себя ребенком, испугавшимся ночных кошмаров; подростком, который боится реальности.

Он застывает на месте, не в силах пошевелиться, и боится, что его ноги подкосились бы, сделай он хоть шаг, даже если бы все Пожиратели покинули комнату и поднялись наверх. Его взгляд останавливается на изможденной, безжизненной с виду девушке, что лежит на полу перед ним. И он не видит, как смотрит на него мать, поднимающаяся за отцом вверх по лестнице.

Х

— Знаешь, ты не должен этого делать.

— Конечно, должен. Они идиоты, они все.

— Да, но…

— Никому, кроме меня, нельзя смеяться над тобой. И поэтому я всегда буду защищать тебя. Пока я рядом, никто тебя не обидит.

Х

Он крадется вниз посреди ночи, чтобы увидеть ее, потому что даже его девочка не может помочь ему уснуть. Он не в силах найти этому объяснение, так как может думать только о Грейнджер.

Он медленно и осторожно приближается к ней. Девушка лежит на полу, свернувшись клубочком, лицом к стене. Она выглядит хрупкой, слабой, и он в очередной раз чувствует, как его живот скручивает. Он боится приблизиться к ней — боится сделать ей больно — и в то же время что-то толкает его все ближе и ближе, пока он не оказывается в состоянии коснуться ее. Драко склоняется над ней, смотря на ее тяжелые веки.

— Гре… — его голос срывается. Он прочищает горло, делая глубокий вдох. — Грейнджер, — шепчет хрипло.

Она вздрагивает, но не просыпается.

Его рука трясется, когда он протягивает ее, чтобы дотронуться до девушки.

— Эй, Грейнджер, — шепчет он снова, касаясь пальцами ее плеча. — Г-гермиона, — спина покрывается мурашками от ее имени на языке, но Драко не обращает внимания, потому что в этот момент она просыпается.

Испугавшись, она широко открывает глаза и отползает, натыкаясь на стену.

— Ш-ш! Я не собираюсь делать тебе больно, — бормочет он, опускаясь на колени рядом с ней, чтобы зажать ей рот прежде, чем она успеет закричать. — Я обещаю, никакой боли.

Она слабо кивает, уставившись на него.

— С тобой все нормально? — спрашивает он мягко, убирая свою руку.

— Я в порядке, — шепчет она упрямо.

— Ты лжешь. Тебе больно. Такое ощущение, будто твоя кожа плавится, а внутренности горят, — он садится так, что оказывается прямо напротив нее, сгибает ноги и наклоняется, упираясь локтями в колени. — Прямо сейчас ты хочешь умереть от боли, и на какой-то миг тебе кажется, что так и будет, но ничего не происходит, и ты почти жалеешь об этом. Боль ослабевает, но никогда не исчезает до конца.

Она моргает.

— Ты… откуда ты знаешь?

Мгновение он рассматривает ее.

— Я чувствовал это, — он медленно и нерешительно придвигается к ней. — Можно?

Она кивает.

Драко осторожно вытаскивает палочку из кармана и несколькими заклинаниями залечивает ее раны. Закончив, он садится у стены рядом с ней, искоса смотрит на нее, и это кажется нормальным. Естественным. Правильным.

Х

Стук в ее окно.

Грустный сероглазый мальчик смотрит на нее сквозь стекло. (Его глаза похожи на грозовые облака.)

Она открывает створки, и он пробирается в ее комнату.

— Что ты здесь делаешь?

— Я-я хотел увидеть тебя.

Он держится за бок, хромая к ее кровати.

— С тобой все нормально?

— Я в порядке.

— Нет, тебе больно…

— Сейчас все хорошо. Я с тобой.

Х

Точно так же, как и в десять лет, он останавливается перед дверью отцовского кабинета, когда слышит голос матери.

— Я говорила тебе, Люциус, что подобное произойдет.

— Все в порядке.

— Все не в порядке! Он знает, что что-то не так, Люциус. Он всегда знал — и это лишь вопрос времени, когда он докопается до правды.

— Я самолично наложил заклинание, нет никаких шансов, что он узнает. Это невозможно.

— А если ты ошибаешься? А если что-то более сильное поможет ему вспомнить?

Отец усмехается.

— Сильнее магии? Что сильнее, чем магия?

— Любовь.

Люциус, смеясь, рявкает:

— Любовь не сильнее магии. А даже если и так, он не влюблен — ему было семь, мерлиновы панталоны.

От слов отца к горлу Драко подкатывает ком.

Х

Свежескошенная трава.

Новый пергамент с заметкой от руки.

Мятная зубная паста.

Карие глаза, наблюдающие за ним.

— Мы всегда будем друзьями, хорошо?

Серые глаза глядят в ответ.

— Всегда.

Х

На следующее утро он смотрит на еду, лежащую у него на тарелке, и чувствует тошноту. Его мысли далеко отсюда. Он не может перестать думать о том, что сказал отец прошлой ночью.

Драко поднимает глаза на мать — она, тихая и сдержанная, режет еду на кусочки. Потом на отца — он так же спокоен и сдержан, его взгляд скользит по строчкам «Ежедневного пророка», который он держит перед собой. Всего несколько месяцев назад на этом самом столе была убита профессор маггловедения. А сейчас они здесь завтракают. От этого воспоминания кожа покрывается мурашками, а мысль о Грейнджер, холодной и безжизненной, лежащей на месте профессора, заставляет его вздрогнуть.

Вдруг он не может сдержаться.

— Что случилось, когда мне было семь?

Мать замирает, подавившись едой. Ее вилка со звоном падает на тарелку.

Отец сохраняет спокойствие, глядя на него поверх газеты.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем, — резко отвечает Драко. — Я слышал ваш разговор прошлой ночью.

— Так значит, ты подслушивал?

— Полагаю, если ты не хочешь, чтобы тебя услышали, то должен позаботиться, чтобы этого не произошло.

Люциус спокойно сворачивает газету и кладет ее на стол, глядя на сына.

Драко переводит взгляд на мать. Нарцисса смотрит в ответ, она выглядит изнуренной и расстроенной.

— Драко, прекрати, — требует Люциус.

Он разворачивается к отцу, вскакивая на ноги. Стул отлетает в сторону, а огни в столовой начинают мигать от накала магии.

— Ты что-то сделал с ней. Со мной. Что?

— Я сделал то, что было лучше для тебя.

— Что ты сделал? — спрашивает он снова, настойчивее.

— Драко, сейчас не время.

— Что, дракл тебя дери, ты сделал?! — он рычит, упираясь руками в стол. Звук пугает мать, она вскрикивает и вздрагивает, но Драко это мало волнует. Его взгляд прикован к отцу.

Люциус резко поднимается, упираясь ладонями о стол так же, как и его сын, и строго смотрит на Драко.

— Война в самом разгаре, а ты беспокоишься об этом? Она просто грязнокровка!

— Но она была больше, чем просто грязнокровка? — спрашивает Драко риторически. Он поправляет сам себя: — Она девочка из моих снов, но это вовсе не сны, ведь так? Это воспоминания. Я знал ее. Я дружил с ней — еще до того, как мы встретились в поезде до Хогвартса. И ты отнял мои воспоминания — забрал ее у меня.

— Я не мог позволить своему сыну водиться с грязнокровками, — выплевывает Люциус злобно. — Я определенно не мог позволить тебе поступать в школу с такими мыслями.

— Что ты сделал? — спрашивает Драко, хотя абсолютно уверен в ответе.

Малфой-старший облизывает губы, складывая руки на груди:

— Мне кажется, ты уже знаешь ответ.

Х

Звонкая пощечина.

Разбитый нос.

По лицу матери, как и по его собственному, бегут слезы.

— Ты связался с грязнокровкой! — кричит отец, в неверии хватаясь за голову, и поворачивается к жене. — А ты ему позволила!

Она вздрагивает.

— Люциус, пожалуйста, пойми…

— Я запрещаю. Мой сын не будет водиться с мерзкой грязнокровкой.

— Но отец… она не грязная.

— Конечно, сын, она не грязная снаружи. Это ее кровь, она грязная.

— Она владеет магией, отец, я видел это. Это действительно потрясающе — она очень талантлива. Вчера она создала бабочку, та появилась прямо на ее ладони.

— У нее не должно быть магии, Драко. Она магла, а у них нет магии, ты сам знаешь.

— Да, но…

— А если у нее есть магия, то она обладает тем, чего у нее не должно быть, и все равно не достойна таких, как мы. Она не достойна тебя.

— Но…

— Довольно!

— Люциус.

— Тебе больше не позволено видеться с грязнокровкой, и твоя мать больше не сможет тебе потакать, понятно?

— Н-но что насчет сегодняшнего дня? Мы договорились встретиться.

— Тогда ты скажешь, что не сможешь больше с ней видеться.

Х

Приглушенные голоса за тонкой стеной.

Рыдающая мать.

Полный злобы отец.

— Ты должна наложить на нее Обливиэйт. Ты должна уничтожить все воспоминания девочки о нем.

— Но как же Драко?

— Я лично позабочусь о его воспоминаниях.

— Это неправильно, Люциус.

— Это единственный выход.

Х

— Я не могу больше верить тебе, — бормочет Драко, отворачиваясь от отца.

— А что еще мне было делать?

— Ты мог оставить ее в покое.

— И ты бы вырос с грязнокровкой, как с другом…

— Не называй ее так, — шепчет Драко, закрывая глаза.

— Ты знаешь, что бы случилось с тобой? Как отреагировали бы люди, как бы отреагировал Темный Лорд…

— Мне плевать на Темного Лорда! — кричит Драко, крутанувшись на каблуках. — И мне плевать, как отреагировали бы люди, она была моим другом…

— Она была помехой!

Драко открывает рот, чтобы ответить, но тут же закрывает его. Глубоко вдыхает через нос в тщетной попытке успокоиться, облизывает губы.

— Я был счастлив. Рядом с ней я был счастлив — впервые. Вчера я бы сказал тебе, что не могу даже вспомнить, когда последний раз был счастлив, и это было правдой, но теперь… теперь я точно помню.

Х

— Драко? Ты будешь первым, кто поцелует меня?

— Не знаю, да?

— Драко…

— Только если ты будешь первой, кто поцелует меня.

— Хорошо.

— Хорошо. Когда?

— Сейчас.

— Хорошо.

Х

— Но тебя это не волновало, правда? Эта мысль никогда не приходила тебе в голову, потому что ты был занят размышлениями о Темном Лорде. Потому что все, о чем ты беспокоился — это Темный Лорд, — выплевывает Драко — и плевок в прямом смысле срывается с его губ. — Ты сделаешь все, чтобы угодить твоему дорогому лорду, разве нет?

— Что ты пытаешься сказать, мальчишка? Что ты был бы абсолютно счастлив, будучи… ее другом?

— Да.

Люциус всего мгновение смотрит на сына, а затем переводит взгляд на Нарциссу.

— Это твоя вина. Если бы ты не продолжала водить его туда…

— Я давала нашему сыну то, чего он хотел.

— Мы не можем всегда иметь то, что хотим, правда?!

— Даже если можем, ты убедишь, что нет, — срывается Драко.

— Следи за языком, за своим грязным языком, предатель кр…

— Или что? — спрашивает он с вызовом. — Опять отберешь мои воспоминания? Я вспомнил один раз, уверен, что вспомню снова.

Люциус выглядит так, будто вот-вот закричит. Чуть позже он начинает хлопать в ладоши.

— Хорошая работа, — говорит он, делая паузу между словами для большей выразительности. — Так держать. Ты сделал невозможное, что теперь? Каков твой план?

Драко не реагирует, главным образом потому, что не знает, что ему теперь делать.

— Я расскажу тебе, в чем заключается план. Ты держишься от нее подальше…

— Ты уже пытался держать меня подальше от нее, и мы оказались в одной школе…

— … или я буду пытать ее, пока она не умрет, а тебе придется смотреть.

Драко шагает вперед, становясь лицом к лицу со своим отцом. Вчера он, возможно, испугался бы его, сейчас же — ослеплен злостью.

— Если ты только посмеешь к ней притронуться, если наложишь хоть одно заклинание — клянусь Мерлином, я… — он замолкает, не в состоянии договорить.

— Твое покровительство над этой девушкой почти подкупает, Драко. Но, может быть, теперь ты сделаешь то, что тебе говорят?

Драко издает рык, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.

— Немедленно сядь и доешь свой завтрак, Темный Лорд скоро появится. Ты будешь вести себя наилучшим образом, верно? Мы же не хотим, чтобы он узнал о твоей… одержимости грязнокровкой?

Единственное, что сдерживает его от того, чтобы броситься на отца через стол, это мать, которая отрицательно качает головой.

Х

Двое качелей.

Песочница.

Ветреный день.

— Почему я никогда не видела твоих друзей?

— Что?

— Просто… ты знаком с моими друзьями, но я не видела твоих.

Неловкая пауза.

— Мои друзья… другие.

— В каком смысле?

— Они не мои настоящие друзья. Я просто тусуюсь с ними, потому что мне велел отец.

Тишина.

— Кроме того, они все равно тебе не понравятся.

— Почему ты так уверен?

— Потому что, к сожалению, я с ними знаком.

Смешок в ответ — значит, все в порядке.

Х

Сделать это нелегко, но он пробирается незамеченным в подземелья. На нем — большая черная мантия с капюшоном, натянутым поверх головы, чтобы спрятать лицо. В одной руке — палочка, в другой — сумка, он на цыпочках подходит туда, где лежит спящая Грейнджер.

Он не напуган.

Он не сомневается.

На этот раз он точно знает, почему находится здесь. На этот раз он точно знает, что делает.

Драко наклоняется, протягивая к ней свою большую руку, трогая ее за плечо.

— Грейнджер, — шепчет он. — Грейнджер.

Она ворочается, ее веки подрагивают, пока она привыкает к темноте вокруг. Замирает на мгновение, а потом отшатывается прочь от него.

— Ш-ш, это я, — убеждает он ее тихо, снимая капюшон, чтобы показать лицо. — Это всего лишь я.

— Откуда мне знать?

Ее сообразительность вызывает улыбку.

— На пятом курсе я дал тебе зелье, чтобы залечить рану на руке.

— На какой руке?

— Левой.

Она кивает и заметно расслабляется.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы уходим, — говорит он и с помощью палочки снимает цепь с ее правой руки.

— Ч-что?

— Я вытащу тебя отсюда, — объясняет он, поднимаясь на ноги, и протягивает ей руку, чтобы помочь подняться.

Она странно на него смотрит:

— Почему? Почему я должна тебе доверять?

— В том-то и дело — ты уже доверяешь мне, просто не знаешь почему, — говорит он, и понимание мелькает в ее глазах. — Ты чувствуешь это, да? Всегда чувствовала. Будто есть… притяжение между нами, верно? Связь. Но ты никогда не могла объяснить этого себе или кому-то еще.

Гермиона моргает, ее рот открывается, будто она хочет что-то сказать, но не делает этого.

— Я знаю, — говорит ей Драко. — Я знаю все и, как только мы будем в безопасности, расскажу тебе. Обещаю.

Она вкладывает свою руку в его, и он бережно помогает ей подняться на ноги. Пока Гермиона отряхивается от пыли, он достает другую мантию и набрасывает ей на плечи. Она вопросительно на него смотрит.

— Чем сильнее мы сольемся с темнотой, тем проще нам будет, — бормочет он, поплотнее запахивая мантию Гермионы, затем натягивает капюшон поверх ее головы. Он замирает, возвращается взглядом к ее лицу, вдыхает ее запах:

— Ты по-прежнему такая красивая…

Ее щеки розовеют, когда она склоняет голову:

— Куда мы идем?

— Есть одно место из моего детства, и только один человек, кроме меня, знает о его существовании.

— Ты не сможешь вернуться, они станут задавать вопросы и…

— Я не вернусь назад, — говорит он, перекидывая сумку через плечо.

— Не вернешься?

— Нет, — он качает головой.

— Как мы выберемся отсюда?

— Через парадный выход, — отвечает он, затем берет ее за руку и ведет к подножию лестницы. Осторожно открывает дверь.

— Парадный выход, ты спятил? Что, если нас поймают? — спрашивает она обеспокоенно.

— Он единственный, — объясняет парень. — На остальных охранные заклинания. Такие, что даже я — особенно я — не смогу трансгрессировать нас. Как только мы выберемся через парадный выход, нам останется лишь выйти за ворота. Оттуда мы сможем уйти, куда пожелаем.

— Т-ты уверен?

Он кивает и достает еще одну палочку из кармана мантии.

Гермиона смотрит на него, широко распахнув глаза, когда палочка оказывается в ее руках.

— Как ты…

— Это твое, верно?

Она кивает.

— Моя дорогая тетя не так умна, как ей кажется, — усмехается Драко, глядя, как Грейнджер вертит палочку между пальцев, заново привыкая к ощущениям. Затем он поднимает взгляд на ее лицо — грязные, испачканные кровью щеки, потрескавшиеся губы и маленькая рана на подбородке, даже загрязненная кожа кажется нежной и притягательной. Он прочищает горло, собираясь с мыслями:

— Готова?

Она смотрит на него снизу вверх и несмело улыбается, это ее первая улыбка за несколько недель.

— Готова, а ты?

Он усмехается.

— Всегда готов.

Х

Ярко сияющее солнце.

Восторженный девичий визг.

Мальчишеский блаженный смех.

— Бежим!

Два мальчика постарше кричат:

— Эй! А ну вернитесь!

— Беги, Гермиона!

— Я бегу!

— Быстрее!

— Я не могу быстрее!

Он, смеясь, берет ее за руку, обгоняет и тащит за собой.

— Ну же!