Долг (гет)

Все-таки Ольга заболела, хотя и приняла все необходимые меры. Но все же на следующей день она проснулась с паршивой ломотой в теле, заложенным носом и красными воспаленными глазами. И не столько простуда, а сколько отодвинувшаяся поездка в городок, ее огорчила.

Барнс же, после ее постыдного признания в собственной трусости перед ним, оставался по-прежнему молчаливым и неохотным на контакт. И по-прежнему отводил глаза. Хотя Ольга теперь сама пыталась поймать его взгляд. Она так и не смогла себе ответить на вопрос, зачем. Ей отчего-то казалось это важным.

Тем не менее, как-то вечером, когда Ольга сидела в гостиной и смотрела фильм, закутавшись в плед и обложившись бумажными платками, Барнс сам принес ей горячий чай. Просто молча и бесшумно поставил дымящуюся чашку перед ней на журнальный столик. Это проявление заботы Ольгу растрогало до слез и она снова почувствовала острый укол вины перед ним. Она лишь понадеялась, что слезящиеся глаза он спишет на простуду. В его внимательности она убеждалась не раз.

Когда же Ольга выздоровела, то первым делом настояла на поездке в город, хотя Барнс сомневался в том, что идея хорошая. Но ей отчаянно хотелось вкусно поесть, их стряпня была, мягко говоря, невкусной. Да и продукты уже заканчивались. А еще ей безумно хотелось яблок.

С погодой в день поездки им повезло: на улице стоял крепкий мороз, но яркое солнце на безоблачном небе пригревало и не было привычного, пронизывающего ветра.

Городок оказался действительно небольшим. Он уютно устроился в живописной долине, окруженный снежными холмами. Вниз вела широкая центральная улица, на которой кипела жизнь. Здесь были и магазинчики, в том числе новенький со спортивными товарами, аптека, почта, два или три бара. Упиралась улица, конечно же, в церковь.

Считая вопрос о вере слишком интимным, Ольга предложила просто туда зайти, забыв, что они представляются православными христианами. Барнс, как обычно пожал плечами, но выразительно повертел рукой с кольцом.

Тогда Ольга направилась в продуктовый магазин, искать яблоки. Прохожие на них смотрели, не скрывая своего любопытства. А продавец прямо так и спросил:

— Так это вы супружеская пара, которая поселилась в доме мистера Стивенса?

— Да. Решили растянуть медовый месяц в уединении, — Ольга постаралась счастливо улыбнуться, вживаясь в роль.

— Какой-то муж у вас хмурый, — лукаво сказал продавец.

На что Ольга лишь пожала плечами.

— Ах, простите, меня зовут Джек Харрис.

— Очень приятно, мистер Харрис. Я — София, а муж — Андреас. Какие у вас симпатичные яблочки. Я возьму четыре фунта.

Взвешивая яблоки, Харрис посетовал:

— Что ж вы так поздно приехали-то. Уж три недели, как вы тут, а приехали первый раз.

— Ну, медовый месяц он такой, — неопределенно отмахнулась Ольга, стараясь не покраснеть. — Вот, решили теперь осмотреться. Какие у вас тут развлечения?

— Да какие тут могут быть развлечения, в этой глуши. Бары работают, по выходным танцы. Ну, вот открыли горнолыжный курорт. Уже были там?

— Нет, еще не доехали.

— Ну, ваша-то дорога в стороне, к нему трудно проехать, а вот ежели объезжать через наш город, то попасть туда легко. Построили новый курорт, уже люди потянулись. Так глядишь, наш городок и разрастется. Уже гостиница там заполнена под завязку, так сюда напрашиваются пожить.

Ольга тревожно переглянулась с Барнсом. Лишь бы до них не добрались, ищущие жилья. Быстро попрощавшись с продавцом, они вышли на морозный воздух.

В этой глуши не было ни достопримечательностей, ни чего-либо стоящего, что можно было бы посмотреть, поэтому Ольга предложила зайти в бар, который, к счастью уже работал, и там пообедать. В просторной, но уютной полутемной зале столики были расставлены вокруг небольшой танцплощадки с низенькой сценой. В самом темном углу, неподалеку от массивной барной стойки, устроились несколько работяг, попивающих пиво из массивных кружек. Из колонок ненавязчиво доносилась музыка. Ольга осмотрелась и ей решительно здесь понравилось. Здесь витала какая-то домашняя атмосфера.

— Джеймс, скоро у вас день рождения, — мягко сказала Ольга, когда им принесли напитки. Себе она взяла бутылочку светлого пива, хотя не отказалась бы от чего покрепче, а Барнсу колу. И пока они ожидали заказанный обед, решила завести не очень приятный разговор.

— Вы помните, что у вас скоро день рождения?

Барнс хмуро мазнул по ней взглядом, который Ольга попыталась поймать. Но тот снова отвернулся и лишь кивнул.

— Я хотела бы пригласить Роджерса.

Он лишь пожал плечами. Ольга разозлилась. Как же трудно общаться с человеком, который избегает контакта. Любого.

— Джеймс, посмотрите на меня, — мягко попросила Ольга, сумев скрыть раздражение.

Она улыбнулась ему дрожащими губами, но Барнс так и не посмотрел ей в глаза. Ольга глубоко вздохнула.

— После вашего дня рождения я хочу провести эксперимент. Зачитать вам код.

— Почему вы говорите об этом так рано? Почти за две недели до… эксперимента.

Ольга не ожидала вопроса. Она думала, нет, она уверена была, что Барнс лишь кивнет или пожмет плечами. Один вопрос и вся злость испарилась, уступив место растерянности.

— Вы знаете почему, — прошептала Ольга.

— Боялись сказать мне дома, — с горькой усмешкой сказал Барнс.

— Да, — выдохнула Ольга.

Ее щеки запылали от стыда. От горечи в голосе Джеймса.

— Извините. Я правда отчего-то решила, что лучше сказать это здесь, — Ольга плохо справилась со смущением в голосе.

Их прервал бармен, когда принес заказ. Ольга шумно втянула запах жареного мяса и сглотнула слюну. Все-таки они оба паршивые повара.

— Вас обижает мой страх? — спросила она, дождавшись, когда уйдет бармен.

Барнс удивленно на нее посмотрел, но лишь покачал головой. А Ольга поежилась, ей показалось, что стало холоднее.

Она дыханием согрела пальцы и деликатно приступила к своему обеду, смакуя каждый кусочек. Стейк превзошел все ожидания — сочный, нежный, он таял во рту, хотя в этом маленьком консервативном городе, казалось, невозможно было прилично поесть. Ольга не смогла сдержать тихий стон удовольствия.

— Я больше не боюсь вас, — нарушила тишину Ольга и пожала плечами. Подняв указательный палец вверх, добавила: — Но у меня есть для вас задание.

Ольга откинулась на стуле — порция оказалась слишком большой и ремень давил на живот. От сытной еды она согрелась и ее разморило, поклонило в сон. А впереди еще был десерт. Который она с не меньшим удовольствием съест!

— Подумайте, как вас можно будет вывести из этого состояния… — Ольга осеклась.

Барнс настороженно посматривал на гулящую компанию, которая вела себя все более шумно и развязно. Она осторожно покосилась в их сторону. Их стол был уставлен пустыми кружками из-под пива. И когда только успели? Они откровенно пялились в их сторону и что-то обсуждали, оглушая помещение взрывами хохота. Один из них, явно заметив взгляд Ольги, послал воздушный поцелуй.

Ольге стало тревожно. Она заерзала на стуле и тихо сказала:

— Чем-то мы не понравились той компании.

— Да. Им не понравился я. А вот вы — наоборот.

Ольга занервничала и засуетилась, быстро собираясь, неловко уронила вилку на пол, чуть не разлила принесенный кофе.

— Блин, — с досадой поморщилась Ольга и, еще раз украдкой глянув на веселых работяг, добавила: — Нам надо избежать конфликта.

— Успокойтесь, — тихо сказал Джеймс. — Никакого конфликта не будет.

Он достал деньги, расплатился и помог Ольге одеться, немало ее этим удивив. Один из подвыпивших посетителей бара прокричал им что-то вслед, но она ничего не расслышала.

Домой они ехали уже в сумерках. Всю дорогу Ольга молчала, вспоминая неприятную историю в баре, из-за которой она не успела съесть вожделенный десерт. Это немного ее огорчало.

— Как думаете, Джеймс, а не съездить ли нам на горнолыжный курорт на денек-два?

Идея пришла в голову внезапно и без лишних размышлений показалась Ольге отличной.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — с сомнением ответил Барнс.

— Это отличная идея! — Ольга воодушевилась и испорченное настроение мигом исправилось. — Вы покатаетесь на лыжах и я тоже.

— Вы ж не умеете.

— Ничего, научусь. На лыжах или на сноуборде, — Ольга помолчала, представив себе белоснежный крутой склон, синее небо, яркое солнце и себя с доской в руках и добавила: — Мне опостылел уже спортзал и лес вокруг дома.

Барнс, как всегда, только пожал плечами.

— А вы не хотите покататься? Сменить обстановку.

— Не знаю. Я не люблю горы, а тут они кругом.

Ольга слегка улыбнулась. Снова Джеймс ее удивил.

Дома они разгрузили купленные продукты и, когда Ольга позже заваривала ромашковый чай, с досадой отметила, что его-то они забыли купить. Пока чай заваривался, она с наслаждением впила зубы в яблоко, разбрызгивая сок и глубоко вдыхая любимый аромат.

— Почему вы не любите горы?

— Лаборатория, где меня держали, находилась в горах.

Ольга чуть не подавилась яблоком. Барнс на вопросы о прошлом либо отмалчивался, либо, с недавних пор, открыто говорил, что не хочет на них отвечать.

Откашлявшись, она прохрипела:

— Тогда тем более необходимо покататься. Если вам понравится, то образуется новая нейронная связь в голове. И уже не будете их так сильно не любить. Главное — открыться этому.

— У вас все так просто, — впервые у Джеймса было что-то похожее на улыбку.

Ночью Ольга не могла заснуть. Сильно болела рука. Такое уже несколько раз бывало, но врачи не могли выяснить причину, хотя она не раз проходила обследования у разных специалистов вплоть до психотерапевтов. Тупая пульсирующая боль терзала от кончиков пальцев бионической руки до локтя. Ей хотелось взять топор и отрубить мертвую кисть, лишь бы дергающая, изнуряющая не столько физически, сколько душевно, пытка отпустила. Руку, словно зажали в тиски и то сдавливали, то немного отпускали. Ольга скрутилась на боку, подтянув колени к груди и массировала ладонь и пальцы. Ощутимого облегчения массаж не приносил. Оставалось переждать несколько часов прежде, чем боль отпустит так же внезапно, как и началась.

Ольга сильно прикусила нижнюю губу, чтобы сдерживать стоны, как услышала посторонний звук. Она насторожилась и прислушалась: кто-то глухо бормотал, но слов не смогла разобрать. Ей показалось, что звук исходил из спальни Барнса. Ольга замерла, перестав даже дышать и уверилась, что не ей не показалось. Тихо выскользнув из комнаты она на цыпочках подошла к его двери — холодный деревянный пол под крадущимися шагами ни разу не скрипнул. Ольга тихо постучала. И не дождавшись ответа, приоткрыла дверь и шепотом позвала Джеймса. Ответом было все тоже невнятное бормотание.

Ольга зашла в комнату и зажгла ночник. Барнс метался в бреду, повторяя какие-то цифры и свою фамилию. Темные волосы слиплись от пота, мощная грудь содрогалась от рваного дыхания, железная рука комкала простыню, а на бледном, скорее зеленоватом, лице резко выделялись тени под глазами и недельная щетина.

Ольга легонько потрясла его за плечо:

— Джеймс. Джеймс, проснитесь. Это всего лишь кошмар.

Она повторяла его имя и трясла сильнее, но он так и не просыпался.

Внезапно Барнс резко сел и оттолкнул ее от себя железной рукой. Ольга больно впечаталась в стену и съехавшая на бок картина углом ударила в макушку, но Барнс наконец-то проснулся. Тяжело дыша, как будто после долгой пробежки, Барнс обезумевшими глазами смотрел на сползающую по стене Ольгу.

— Все в порядке, — Ольга соскреблась и подползла к кровати Джеймса. — Это всего лишь кошмар.

Ольга шептала всякую чепуху и робко присела на краешек кровати. Она смотрела на искаженное лицо Барнса и впервые сердце сжалось от жалости. С трудом проглотив ком, некстати вставший в горле, Ольга еле выдавила:

— Все хорошо, Джеймс. Все хорошо. Посмотрите на меня.

Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, но он перехватил ее и больно сжал.

— Джеймс, вы слышите меня? Скажите что-нибудь, — Ольга сквозь боль старалась говорить спокойно и ласково.

— Это… Это был кошмар. Да? — Барнс посмотрел на нее мутными, дикими, больными глазами.

— Да, Джеймс. Я рядом, все хорошо, это был всего лишь сон. Хотите, пойдем на кухню? Теплое молоко поможет успокоиться, — она снова шептала всякую чепуху, пытаясь сконцентрировать его на своем голосе.

Барнс тряхнул головой так, словно стряхивал кошмар. А Ольга, видя, что он начал приходить в себя, встала и легонько потянула его руку, чтобы он пошел за ней.

— Извините, я не хотел вас отталкивать, — Ольга слышала, что голос ему трудом подчинялся. — Сильно ушиблись?

— Нет. Все в порядке.

Ольга неосознанно потерла макушку рукой. Которая, кстати, перестала болеть.

Деловито гремя кастрюлькой, чтобы подогреть молоко, Ольга мысленно себя успокаивала, но руки дрожать не переставали. Ее даже не беспокоило то, что Барнс стоит в дверях в одном исподнем, а она, все так же босиком, в коротких шортах и розовой футболке с рисунком пушистых котят на груди.

— Вообще, есть мнение, что кошмары — это хорошо. Не хотите рассказать, что вам снилось? — прервала молчание Ольга.

— Не особо.

Ольга тяжело вздохнула. Сегодня ей впервые показалось, что натянулось некое подобие ниточки контакта. Тоненькой и ненадежной. И ей стало отчаянно жаль, что она рвется.

Но он вдруг спросил:

— Вам когда-нибудь они снились?

— Да.

О своих демонах ей хотелось говорить еще меньше. Но, спохватившись, что она ответила в стиле «Джеймса Барнса», быстро добавила:

— Я… Сейчас. Сбегаю за сигаретами только.

Вернулась она уже закутанная в длинный махровый халат и увидела, что Барнс уже разлил молоко по стаканам. Прикурив и сделав глубокую первую затяжку, Ольга зажмурилась от удовольствия. Кто бы знал, как давно она об этом мечтала! И низким, более хриплым голосом, чем обычно, сказала:

— В-общем, чуть меньше двух лет назад я поехала со своим мужем, военным врачом, в Ледарию⁽¹⁾. Его туда назначили.

Джеймс удивленно приподнял брови. Ольга потерла безымянный палец без обручального кольца, которое она при первой возможности снимала, и продолжила:

— Там, с две тысячи одиннадцатого года идет гражданская война. Мы тогда только поженились, и я поехала с ним. Решила, что врачебную практику я там тоже смогу осуществлять. Тем более хирургом. Одним… не очень прекрасным днем, мы ехали из столицы в Эль-Ханишир, когда на нас напали боевики оппозиции. Пальнули из рпг, впереди взорвался хаммер. Водитель нашего хаммера не смог справиться с управлением, и мы перевернулись. По нам стреляли.

Ольга замолчала. Последние несколько месяцев она усилием воли прогоняла мысли о прошлом.

Молчание затянулось. Ольга собралась с духом и продолжила:

— В-общем, тогда погиб мой муж, а я вылетела в окно, когда мы катились. Машиной зажало мою руку так, что спасать было нечего. После этого мне долго снился переворачивающийся военный хаммер. Иногда всю ночь машина переворачивается, как в замедленной съемке, а я болтаюсь как в невесомости. Иногда снится, как меня закрывает муж, а его спина окрашивается красными пятнами. Или снится, что зажимает мою руку, а я пытаюсь ее вытащить и никак. Короче, разные интерпретации одного и того же события.

Ольга затушила сигарету в раковине и прикурила следующую. Как всегда при этих воспоминаниях о себе напомнило чувство вины: ничем и никем не вытравленное, зудящее и навязчивое. Скреблось острыми когтями, раздирая душу.

— Я… Я могла бы отговорить его, приложи я больше усилий. Ну, от назначения туда. Наверное. Не знаю. Но думаю, что да.

Ольга криво усмехнулась и продолжила:

— С потерей мужа я смирилась… Наверное. Вот и на ухаживания доктора Лоуренса ответила. Но с виной я смириться не могу.

Она судорожно вдохнула, докурила вторую сигарету и потянулась за третьей. Во рту горчило, но до дрожи хотелось чувствовать эту горечь. Хотелось чувствовать что-то, кроме непомерной тяжести чувства вины. Но Барнс мягко отобрал от нее сигареты.

— С Ником Фьюри я познакомилась за пару месяцев до своего отъезда в Ледарию. Я оперировала его после покушения на него. Операция была сложная, многочасовая, очень много повреждений. А когда я после Ледарии лежала в больнице в Штатах, он меня навестил и сказал, что поможет мне сделать крутой протез, но это будет стоить мне услуги. Он подкупил меня тем, что с его протезом я смогу продолжать хирургическую практику, — и, мрачно усмехнувшись, добавила: — Это была какая-то сделка с дьяволом. Где выигрывает только он.

Ольга стояла и смотрела на свои дрожащие руки. Она проходила терапию. И хотела быстрее окунуться в работу, хотела работать двадцать пять часов в сутки, чтобы не выть одиноко в пустой квартире. Потом она сменила город, влилась в новый коллектив. На горизонте замаячил обаятельный доктор Лоуренс. Новый город — новая жизнь. И старая боль.

— Но какой бы ни был крутой протез, — почти шепотом сказала Ольга, — оперировать я больше не могу. Мой мозг его отторгает. Он действительно прекрасно функционирует, как родная рука. И выглядит… Кожа, как настоящая, все эти косточки, суставы… Но я знаю, что… не моя рука. Я прошла переквалификацию, старалась наладить жизнь…

На кухне воцарилась гнетущая тишина. Ольгу заколотило от сдерживаемых эмоций. Снова, как тогда в холодной квартире, хотелось кричать и выть, и снова, и снова, и снова крушить все, что под руку подвернется.

Она не думала, что все так повернется. Что снова придется запрещать себе думать об этом. Стискивая зубы и продираясь сквозь боль, продолжать жить заново.

На кухне пахнуло свежим сигаретным дымом. Она недоуменно посмотрела на Барнса, который протянул ей прикуренную сигарету. Благодарно кивнув, Ольга начала размышлять о нем: огромном, сильном мужчине, которого неласковая судьба потрепала еще сильнее. Ведь и он мечтал, наверное, о спокойной жизни. Была и девушка, на которой он хотел бы жениться, завести семью. А еще была война. И это. И мерзотная сука-судьба все никак не отцеплялась от него. Послала ему Ника Фьюри.

— Простите, Ольга, — тихо сказал Джеймс. — Я не хотел…

— Я обещала быть честной, — со вздохом ответила Ольга. — И я думаю, что на сегодня воспоминаний хватит.

Барнс, как обычно, кивнул и, отобрав у нее половину выкуренной сигареты, докурил ее сам.

1) Ледария — вымышленное государство.

Вернуться к тексту