Автор ничего не хотел... черкать (джен)

Жил-был автор. Нет, не так — Автор. Жил он не в деревне и не в мегаполисе, а в средненьком по всем показателям городишке, в маленькой квартирке на третьем этаже пятиэтажного дома.

И решился как-то Автор поучаствовать в литературном конкурсе. Да не в простом конкурсе, а в конкурсе Защитников. Да-да, том самом, на который по обыкновению несут истории про умудрённых опытом и шрамами старых вояк, про мужчин «в самом расцвете сил» и даже про совсем ещё юных смельчаков — но обязательно про борцов и бойцов, которые вступают в схватку, долго ли, коротко ли мутузят противников (и огребают сами, куда же без этого!), но, в конце концов, побеждают самым что ни на есть честным образом, невзирая ни на какие ухищрения сил зла. После побитый и подбитый герой, кряхтя и вздыхая, галантно преклоняет колено и целует ручку прекрасной даме — ибо кто же ещё стоит на трибуне и, поминутно ахая и промокая глаза кружевным платочком, умоляет не сдаваться?

Ещё не имея толком понятия, что же он всё-таки хотел бы написать, Автор обратился к великолепным, как ему казалось, примерам из жизни своих знакомых. Тихим, но хищным паучком сновал он то вокруг одного приглянувшегося образа, то другого, потом внезапно видел что-то эдакое в третьем, но так и не познав волшебства вдохновения, вновь возвращался к первому. Подолгу рассматривая черты, задавая вопросы, а потом снова и снова выплетая словами портрет Мужчины, он словно ткал диковинную паутину, блестевшую капельками росы — непролитых слёз будущих очарованных читателей. Но снова и снова эти самые Мужчины, разглядывая творчество Автора, брезгливо морщили носы (да-да, в лучших традициях какого-нибудь изысканного женского общества), потрясали кулаками и совершенно не по-мужски кричали, а то и вовсе визжали, срываясь на фальцет, но тут же, словно устыдившись, позорно сбегали. Так могло бы продолжаться довольно долго, если бы однажды вечером кто-то из реципиентов, попивая пивко на диване перед телевизором, с презрительной гримасой не нажаловался своей жене на горе-недоучку.

Будучи женщиной молодой и активной, она донесла весть о причине плохого настроения мужа до своих подружек, высказав при этом предположение, что не он один стал жертвой литературного маньяка. Подружки приняли информацию к сведению, и через пару часов причина плохого настроения и падения активности в супружеской постели не только не опроверглась, но еще и подтвердилась в восьмикратном размере — именно таким было количество жертв Автора. Сердобольные жены, посочувствовав обиженным супругам, налетели на него, требуя прекратить выставлять их дражайших половинок в неприглядном свете. Одна из дам даже весьма вульгарно обвинила Автора в том, что он намеренно (но никак не в силу отсутствия таланта!) посмеялся над ними всеми.

Разъярённые женщины, разом превратившиеся вдруг в фурий, уже было хотели растерзать бедного Автора, но в дело вмешалась баба Нюра — огромная тётка с громовым голосом:

— Автор ничего не хотел сказать! — прогрохотала она, высунувшись на площадку. — Это моя территория! Брысь отседова, пока не поубивала на!..

Жужжащий рой в ту же секунду будто волной смыло.

А соседка, теряя стоптанные тапки, ковыляла вслед за ними — пару пролётов, пока не запыхалась, — и громогласно орала:

— Хватит в подсознанье к нему влезать! Хватит, кому сказала! Достали уже, истерички малахольные!

Обшарпанная дверь на площадке второго этажа со скрипом приоткрылась, и на свет божий показалась любопытная физиономия тёти Мани — первой сплетницы подъезда.

— Что случилось? Кого-то ограбили или убили? — с азартным блеском в глазах прошептала она.

— Пока никого! Но убьют, если это не прекратится. Хватит фантазировать ерунду! — взбеленившись окончательно, баба Нюра так шарахнула кулачищем по двери, что тётю Маню как вихрем внесло обратно в квартиру, а баба Нюра подула на кулак, потрясла им перед дверным глазком для пущей убедительности и неторопливо, останавливаясь через каждые две ступеньки, стала подниматься по лестнице. — Я уж не знаю, из-за чего весь этот сыр-бор начался, но верю, что автор ничего не имел в виду, — бурчала она себе под нос, — предосудительного, по крайней мере. И уж точно не специально. Авторы же всегда только показывают мир той стороной, какой этот самый мир к ним повёрнут. Я-то знаю! И я автора в обиду не дам. Ишь, нашлись бравые защитницы мужской чести! Вертихвостки!

Автор тем временем тихо стоял на верхних ступеньках с подобранными тапочками в руках, едва не прижимая их к сердцу, словно они являли собою нечто очень дорогое. Соседка добралась до своего этажа, приняла тапки, при этом улыбнувшись насмерть перепуганному автору во все тридцать два неровных зуба, четыре из которых сверкали благородным металлом, и нежно проворковала:

— Что у тебя там стряслось? Опять про каких-нибудь сомнительных типов пишешь? Идём ко мне, что ли. Чаем с блинами угощу, а там, глядишь, и подсоблю чем-нибудь, — баба Нюра приглашающе распахнула дверь.

* * *

— Ну, рассказывай, из-за чего тебя там едва не разорвали в клочки, — баба Нюра поставила перед Автором огромное блюдо с блинами — да так, что чашки и блюдца протестующе звякнули, слегка подпрыгнув на пёстрой клеёнке.

— Да вот, понимаете ли, — начал издалека Автор и потянулся за первым блином, — мне тут захотелось поучаствовать в литературном конкурсе, а там по условиям в центре сюжета должен быть мужской персонаж… — он пытливо заглянул в лицо бабе Нюре, ища понимания. — А поиски своего персонажа я начал с тех, с кем чаще всего общаюсь...

— С соседей и друзей, — закончила за него баба Нюра. И добавила — скорее для себя, нисколько не заботясь, слышат её или нет: — Всё правильно. Автор — не беспомощный лоботряс. Да и не должен он им быть, иначе он нихрена не напишет, — После уже громко продолжила: — И ты, стало быть, как порядочный человек, дал этим, с позволения сказать, друзьям и их жёнам возможность ознакомиться с получившимися пробами пера? — Автор обречённо кивнул. — Так вот, я уверена: эти змеюки подколодные просто не в состоянии адекватно оценить творчество такого милого, такого интеллигентного соседа только потому, что он не вкалывает на заводе и не валяется по субботам где-нибудь в канаве, в отличие от них самих, — глубокий проникновенный вздох бабы Нюры едва не снёс Автора с табуретки, а у блинов на блюде опасно приподнялись края. — Да ты ешь, касатик, не стесняйся.

— Угу, — флегматично откликнулся Автор с полным ртом. Рука его при этом автоматически потянулась к блюду за следующим блином.

Баба Нюра умилённо смотрела, как её новоиспечённый подопечный маленькими глотками прихлёбывает чай, и на лице его при этом разливается такое блаженство, словно эта маленькая, немного обшарпанная кухонька, чашка с полустёршейся позолотой на ободке и целая гора блинов — всё, что ему надо для полного счастья. Внезапно из приоткрытого окна послышались голоса, обсуждающие сынка непутёвой Надьки с третьего, этого бедного компутерщика, у которого настолько кривые руки, что он даже не может работать в цеху, как все нормальные люди, а потому от нечего делать (не иначе!) занимается какими-то писульками, в которых высмеивает добропорядочных сограждан. И девушки, дескать, у него нет потому, что из-за этих компутеров у него там всё отсохло и скоро отвалится. Вы только посмотрите, там же штанам не на чем держаться, вот и носит, небось, подтяжки, прикрывая их этими огромными шерстяными свитерами. Да где ж это видано, чтобы свитера летом носили?!

Баба Нюра опасливо глянула на Автора, и, убедившись, что он настолько глубоко ушёл в себя, что не слышит всей непотребщины, которую продолжали нести женщины, подлила ему чая и пододвинула ближе блюдо. А рядом ещё и поставила вазочку с конфетами, тоже, впрочем, оставшуюся незамеченной. Сама же она, чуть шире открыв фрамугу, высунулась наружу взглянуть на источник беспокойства: возле детской площадки кучковались несколько соседок — с мусорными вёдрами для конспирации. Она тихонько выругалась — разумеется, всё, что происходило в подъезде или во дворе, тут же становилось предметом обсуждения этой стайки стареющих сплетниц. Да ещё, небось, злобные фурии растрепали недостающие подробности, безбожно привирая при этом.

— Эй, вы, там! Хорэ перемалывать косточки Автору! Всё, чего хотел, он сказал без вас! — проорала она и захлопнула окно, чтобы никто и ничто не могло вырвать Автора из состояния гармонии с собой.

— Автор и представить себе не мог, чем ему аукнутся шесть страничек вполне себе невинного текста, — пробурчал Автор, всё же услышавший последние слова соседок и безжалостно выдернутый ими из познанной было нирваны. Теперь он давился седьмым блином, с тоской поглядывая на слишком медленно пустеющую тарелку.

— Эх, правда твоя. Впрочем, вот когда ты выиграешь этот несчастный конкурс, тогда-то они локти себе и искусают, — баба Нюра мстительно усмехнулась, напоследок совершенно хулиганским образом показав язык окну — точнее тем, кто всё ещё стоял около площадки, периодически поглядывая вверх. — При случае так и скажи тем недомужчинам, которых ты хотел сделать героями своей истории: мол, недостойны вы моего произведения, я не буду тут бегать за каждым обиженным. Тем более не буду пытаться просчитать, что вам померещится между строк.

Автор облизал блюдце из-под варенья и повеселел. В конце концов, совершенно необязательно было описывать жизнь и подвиги реально существующих Мужчин. Мужчины воображаемые открывали не меньший, да и, пожалуй, даже больший простор для фантазии и, главное, им можно было придать нужные черты и наделить удобным для себя характером. «Не пытайтесь автора разъяснить, — вспомнил Автор слова своей учительницы литературы. — Всё равно вам никогда не угадать в точности, что тот подразумевал».

— Вот, бывает, пишете вы сочинение, аргументируете своё мнение, проводите самый тщательный анализ деталей — и ни сном, ни духом, что порой автора от вас норовит стошнить, потому что всё найденное на проверку оказывается всего лишь выдумкой, притянутой за уши и опровергаемой буквально теми же строчками, которые использовались для доказательства, — забывшись, последние слова цитаты Автор произнёс вслух и растерянно умолк, наткнувшись на обалдевший взгляд бабы Нюры. — Ладно, спасибо за чай, соседка. Поздно уже, пойду я.

— Завтра приходи, — добродушно прогудела она, жалостливо глядя на худенького Автора. — Обсудим твой конкурс.

Выйдя во двор для вечерней прогулки с таксой Люськой, Автор окинул высокомерным взглядом «друзей», уже совершенно точно не прошедших отбора на звание Мужчины, курящих у подъезда (и явно обсуждающих его внезапно оказавшуюся достаточно значимой для такого персону), и с неожиданной даже для самого себя злостью процедил:

— Не беритесь автора толковать, — и, вскинув голову, гордо удалился за угол дома.

Мужички попытались было что-то вякнуть вслед, но Люська недвусмысленно ощерилась и зарычала. Душа Автора возликовала. «Автор вас хотел бы поубивать, да ладно уж, живите. Живите и страдайте — мир никогда о вас не узнает», — мстительно думал он, послушно бредя за Люськой на пятачок вытоптанной травы, который лишь с огромной натяжкой можно было назвать газоном.

* * *

Утром Автор с тоской полюбовался на пустой холодильник, задумчиво щёлкнул по носу закачавшуюся в петле мышь и решительно направился завтракать к бабе Нюре. А что, сама приглашала же! Истинному Творцу некогда думать о приземлённых житейских проблемах, он может расстроиться или, не дай боже, разозлиться. Не тащите автора на борьбу, а любите и ублажайте — он же для вас старается!

— Может, мне обратиться к классике? — отвалившись от стола, вслух рассуждал сытый Автор, покусывая кончик карандаша. — Вот взять, к примеру, Каренина...

— Милый мой, — баба Нюра, едва почуяв, что Автор сворачивает куда-то не туда, коршуном нависла над ним, — классикам, пожалуйста, не мешайте мирно лежать в гробу. Они вас за это по головке не погладят. Да и читатели тоже. Тут, знаете ли, плагиатом попахивает.

— Вот в этом-то всё и дело, — печально вздохнул Автор. — Да я так… Хотя, признаться, сама мысль очень соблазнительна. Но любой настоящий писатель так и скажет: не давайте повода вылезать. И будет прав. Они честно заслужили свой отдых. Хватает и того, что в гробах приходится вертеться по расписанию. По расписанию школьной программы.

— Ну и ладненько, — повеселела баба Нюра. — Ты скажи, мил человек, а вот конкурс этот твой литературный... Туда же можно написать о ком угодно, лишь бы у героя, прости господи, причиндалы на месте были, верно? А что ты собственно, хочешь показать своим произведением?

— Да не знаю я, — раздосадовано протянул Автор. — Не зна-аю! Вот вы давеча меня защищали, кричали: автор ничего не хотел сказать! А я вот сразу и подумал: действительно, ничего не хотел. Тычусь во все стороны, как кутёнок слепой, а о ком в действительности писать, и не представляю.

— Охохонюшки, — баба Нюра ласково погладила Автора по голове. — Да напиши ты про себя, бестолковый. Все вокруг кого видят-то? Недотёпу-ботаника, растяпу, вечно попадающего в нелепые ситуации. Но если приглядеться — автор незатейлив и легкокрыл. Милый, обаятельный, добрый парень. Необязательно в роли Защитника представлять эдакого мачо с автоматом. Защищать можно и нежностью, и простым ласковым словом или жестом.

Автор ошалело смотрел на соседку круглыми глазами, даже не моргая. Как же он сразу не осознал такую простую истину? И самое главное: самому на себя и обижаться-то будет не на что — что надумает, то и напишет.

Он перехватил изрядно погрызенный карандаш поудобнее и перевернул страницу толстой тетради, чтобы начать с чистого листа. Поначалу на бумагу ложились ровные строчки — даже с претензией на каллиграфию, Автор часто останавливался и устремлял взгляд в потолок, снова опускал его в текст, черкал, тщательно вымарывая местами отдельные слова, а где-то и целые предложения. Но постепенно карандаш тупился, Автор всё больше входил в раж, и оттого почерк становился всё менее и менее разборчивым. Потом карандаш затупился настолько, что его хватило только поставить три большие жирные точки на середине листа. Автор пошарил по карманам, цапнул, не глядя и не поблагодарив, услужливо поднесённую бабой Нюрой ручку, но так и не продолжил, будто зависнув над последними строками. Потом медленно перелистал к началу. Вот тут-то и раздался мученический стон, и сразу за ним — звук рвущейся бумаги.

Баба Нюра тем временем перебирала крупу, с умилением наблюдая, как Автора несёт вдохновенный пыл. Но, едва во все стороны полетели клочки, а то и целые скомканные листы бумаги, тихонько выскользнула из кухни и засела за вязание в комнате, чутко прислушиваясь к происходящему за стенкой. Сначала Автор раскладывал на столе смятые обрывки, проговаривая вслух номера кусочков и рассуждая, что, может быть, и сгодится, а что — однозначно в топку, потом зверем метался по кухне (и чувствуя, верно, при этом себя будто в клетке), стуча пальцами и кулаками (а иногда и головой) по большей части твёрдых поверхностей, и лишь потом успокоился и снова принялся творить, не замечая ничего вокруг, и больше не оторвался от бумаги до самого вечера. А там, наскоро перекусив, продолжил писать, да так и задремал у стола.

— Вот он и творит, как его несёт, — ласково прошептала баба Нюра, бережно укрывая сопящего Автора пледом и аккуратно вынимая из-под его головы исписанную тетрадку, — не обращая внимание на потребности организма. Умаялся совсем, бедный.

Вооружившись очками, она направилась к себе — читать написанное. По мере чтения она то улыбалась — почти интеллигентно, лишь слегка приподнимая уголки губ, то качала головой, а то и вовсе грустила, глядя на старинный бабушкин сервиз в стеклянной полке шкафчика, и, наверное, пытаясь отогнать картины былого. Наконец, когда уже совсем стемнело, она перевернула последнюю исписанную страницу, за которой больше ничего не было.

— Эх, хорошо пишет! Ладно. Да только порой понимая сам далеко не всё, — добавила она, тяжело поднимаясь с дивана. — Эх, где мои семнадцать лет! Придётся немного помочь, да прояснить. Ну вот, на старости лет и в редакторы запишусь.

Невесело усмехнувшись, баба Нюра перебралась к письменному столу, включила лампу, помусолила найденный в ящике карандаш и приступила к работе.

* * *

Утро началось классически — с кофе.

Прихлёбывая растворимый, безбожно разбавленный молоком, приторно-сладкий (ещё бы! семь ложек сахара), но восхитительно горячий и бодрящий напиток из огромной кружки, Автор перечитывал результаты своего вчерашнего творчества — с жирными правками убористым почерком бабы Нюры. По мере чтения он то хмурил брови, то улыбался, а порой даже прочитывал вслух — еле слышным шёпотом — отдельные особенно колоритные, на его взгляд, предложения и крутил головой, разминая затёкшую за ночь шею. Наконец, Автор закрыл тетрадку и машинально начал сворачивать её в трубочку, подняв на соседку насквозь несчастные глаза.

— Но это же не я! — горестно простонал он и даже потряс на миг распрямившейся тетрадкой, уголки которой, однако, уже загнулись кверху. — Я же совершенно не такой. Здесь рассказывается про какого-то слишком положительного героя, а я… я всего лишь обычный человек, лишённый каких-либо героических черт.

— Ну и что? — всплеснула руками баба Нюра. — Ты же не автобиографию пишешь, милок, и не мемуары для потомков, которых у тебя пока не наблюдается. Или ты, прости господи, резюме составляешь для устройства на работу?

— Да понимаю я! В любом художественном произведении присутствует вымысел и прочая, и прочая, но... — развёл руками Автор и, выдохнув, признался: — Но всё же как-то нескромно.

— А вот скромность свою спрячь подальше, — нахмурилась баба Нюра. — Не абы куда пишешь, а на конкурс, будь он неладен. Конкуренты не дремлют.

— И то верно, — проворчал Автор и задумался.

«Непропорциональный герой получился. Всё в нем хорошо, но идеальный он слишком выходит», — он снова раскрыл тетрадку, беспорядочно листая страницы в поисках нужных фрагментов.

— А что, если… — обнаружив, наконец, искомое, Автор вытряхнул из тетрадки ручку и быстро принялся делать на полях пометки, напоминающие стенографию.

Потом, очевидно, удовлетворившись, расправил плечи и решительно тряхнул головой.

— Спасибо вам! — искренне поблагодарил он, резво соскакивая с табуретки. — Побежал я. Тут работы непочатый край, а время поджимает, — и направился к выходу, провожаемый подозрительным взглядом бабы Нюры.

— Не натвори ничего там и не демонизируй слишком своего героя, — крикнула она вслед, тепло улыбаясь.

Аккуратно расправляя тетрадь, Автор спустился на свою площадку. Последние ступеньки он уже преодолевал бегом, заслышав из квартиры жалобный скулёж незаслуженно страдающей Люськи.

Собаке срочно требовалась прогулка — и внимание, конечно. Автор сдёрнул поводок с крючка в прихожей, и они с Люськой помчались вниз по лестнице. Пристегнуть поводок можно было и позже.

Отдышавшись после бурного спринта, Автор обнаружил, что так и сжимает в руке драгоценную тетрадку. Он посмотрел на деловито читающую носом собачьи метки Люську, на рыжее тёплое солнце, подставил лицо лёгкому ветерку и рассмеялся — легко и свободно.

— Сегодня у меня точно всё получится. Не может не получиться. Правда?

Счастливая собака была абсолютно согласна с хозяином.

Выгуляв и накормив таксу, Автор с энтузиазмом взялся за набор и правку текста. На это ушла большая часть дня, но результат того стоил — рассказ был полностью готов.

— Ай да Автор, ай да… гм, — Автор почесал затылок и, непроизвольно задержав воздух в лёгких, будто собираясь нырять, щёлкнул мышью. — Удачи тебе, Защитник, — прошептал он.

* * *

Процесс публикации непростительно затянулся. Автор буквально не находил себе места от волнения, бледнел, поминутно вытирая подрагивающей рукой пот со лба, и нервно бегал по потолку. Глазами, естественно, бегал — тяжёлая (хотя и удивительно костлявая) бренная тушка оставалась на месте, в кресле у компьютера. Но любое ожидание рано или поздно заканчивается, и вот очередная ступенька к пьедесталу была благополучно преодолена.

Автор в порыве азарта закатал растянутые рукава неизменного свитера и отправился принимать цветы и помидоры (надеясь, что они хотя бы не гнилые) от придирчивых читателей.

— Здравствуйте, Автор, я к вам с отзывом, — первый комментатор был добродушен и мил. — Неплохо, весьма неплохо. Нестандартно обыграна тема конкурса, да и слог у вас приятный. Прочитал с удовольствием, спасибо.

— Как же я рад, что вам понравилось, — набирал дрожащими пальцами Автор. — Спасибо за положительный отзыв, я ведь в первый раз… — Тут он остановился и после некоторых колебаний всё же удалил последние слова. — Я благодарен за такую лестную оценку, — так заканчивался отправленный ответ.

И пусть это был (пока что!) единственный комментарий, душа Автора пела и ликовала, и от избытка нахлынувших эмоций он совсем по-мальчишечьи прокрутился на кресле несколько оборотов. Начало положено. Его Защитника оценили.

Следующий отзыв оставила весьма капризная и недовольная девица:

— Ну что за ерунда-а, — протянула она насмешливо. — Таких Защитников не быва-а-ает. Его же самого защищать нужно, фи.

— От кого же, позвольте, вы его защищать хотите? — сухо, но вежливо поинтересовался Автор, в глубине души надеясь, что имеет место быть некое недоразумение, вызванное неверной трактовкой текста — нет, ну а чем же иначе? Разве при такой постановке вопроса может идти речь о вкусе или подобной чепухе!

— Ой, да какая разница, от кого, главное, Защитник из вашего героя никакущий, — легкомысленно отмахнулась девица. — Защитник должен быть у-у-ух! — мечтательно прибавила она. — А если мы с вами сейчас углубимся в дебри рассуждений, кто, да кого и как должен защищать — это надолго. У меня нет ни малейшего желания тратить на это время. Ваш рассказ неудачен — и точка.

— Вот эти мысли о великолепном мачо в роли Защитника сами и выпасайте в дебрях своей… ботвы! — не сдержавшись, нагрубил Автор.

Он буквально кипел от негодования. Как же можно быть такой примитивной дурочкой и вестись на внешний антураж? От злости Автор совершенно забыл, что не далее как пять дней назад сам придерживался точно такой точки зрения — пока не был вразумлён бабой Нюрой.

— Хам, — лаконично ответила девица и покинула обсуждение.

«Не больно-то и нужна была», — сквозь зубы процедил Автор.

Привлечённые дискуссией (а проще говоря, скандалом), в обсуждение набежали и другие комментаторы. Среди них нашлись как выступающие в поддержку Автора, так и яростно критикующие его самого и героя его рассказа. Постепенно Автора оттеснили в сторону, и достаточно агрессивный спор продолжился без его активного участия.

— Вы ничего не понимаете? Или не хотите понять? Советую вам повытряхивать буйных тараканов из головы — и спуститься на землю, — орали одни. — От такого Мужчины никакого толку нет. Пародия просто!

— Это ваши личные представления, и ничего более, — не менее громко возражали другие. — И, к вопросу о тараканах... В любом случае их не выйдет автору навязать, как бы вы не драли здесь глотку. Автор молодец, он не побоялся сломать стереотипы и изложить своё уникальное видение темы. Брали бы пример лучше с Защитника — доброта спасёт мир, господа! Автор, ваше здоровье!

А Автор, будто вняв тостам, постепенно успокоился и продолжил тихонько крутиться на стуле. Да, он иногда вставлял пару слов, выказывая свою оценку отзывам, но в драку не лез и особенно-то и не переживал, чем закончится эта словесная дуэль. С каждой минутой он всё отчётливее понимал, что при любом исходе конкурсного голосования он ни за что не изменит текст — ни единого словечка. Мнение читателей — это лишь их точка зрения, а самому Автору очень нравился его рассказ. И сам себе он там тоже нравился. Впервые за всё время своей литературной деятельности Автор ничего не хотел… черкать.