Страх (гет)

Здесь царили полумрак, холод и сырость. Гермиона медленно приходила в себя. Болела спина, а правая нога затекла и, стоило только пошевелиться, отозвалась противным покалыванием. Гермиона едва слышно захныкала.

Она лежала на каменном полу, вокруг были блестящие от влаги стены из бутовой кладки. Сводчатый потолок уходил высоко вверх. Единственным предметом здесь был унитаз напротив.

Гермиона обнаружила, что лежит прямо перед дверью. И не имеет ни малейшего понятия, как тут очутилась. Последнее, что она помнила — внезапная боль в спине, а затем все пропало в темноте. Проклятье, они напали сзади! Наверняка Малфой или его прихлебатели.

Осмотрев себя, Гермиона увидела, что ее одежда цела, а она сама не ранена. Похоже, с ней все в порядке.

Если бы это был Малфой или кто-то из его слизеринских дружков, они вряд ли упустили бы возможность полапать ее, а может, и еще что похуже, и уж точно не стали бы аккуратно одевать ее после этого. Значит, это были не они или же они действовали по чьему-то приказу. По велению того, кто непременно желал получить ее целой и невредимой в свои руки.

Волдеморт! Никто, кроме него, не обладал такой властью.

Она пленница Лорда Волдеморта. Это единственное логическое объяснение.

От этой мысли Гермиона оцепенела.

Ничего ужаснее невозможно было себе представить. Она уже знала, каково это — бороться с Волдемортом и Пожирателями и что все может закончиться намного хуже, чем тогда, в Министерстве. Но в той битве она не чувствовала страха перед смертью. Тогда Гермионе было не до того — она защищалась. Испуг пришел позже — когда она очнулась в Больничном крыле.

Но теперь... У нее не было палочки. Ее заперли. Она стала беспомощной.

И постепенно в ней начал зарождаться страх. Он медленно расползался от кончиков пальцев на ногах, всё выше и выше, пока не поглотил ее всю.

— Гермиона Грейнджер! — громко приказала она себе. — Немедленно соберись!

Но слова не помогли. Ей и раньше было холодно, а сейчас заколотило так сильно, что зубы начали выбивать дробь. Своим рациональным умом она понимала что у нее шок, но это совершенно не помогало. Её обуял страх. Неконтролируемый леденящий ужас.

Что они сделают с ней? Будут пытать? Насиловать? Изувечат? Замучают до смерти? А если Волдеморт лично займется ею? Из ночных кошмаров Гарри Гермиона знала, насколько жестоким и безжалостным он мог быть.

Как долго она сможет выдержать? Гарри проговорился как-то, что далеко не каждому человеку по силам перенести боль от круцио. Гермиона мысленно представила, как она кричит от боли и корчится на полу.

А если ее будут резать? Тогда она просто истечет кровью. Это не больно, резаная рана болит не сразу, поскольку происходит выброс адреналина в кровь. Но как долго может длиться адренолиновый всплеск?

Внезапно за дверью раздались шаги. Кто-то прошел мимо, зазвенели ключи, где-то заскрипела дверь. Вскоре послышались приглушенные голоса, а следом крик. Крик длился и длился… Гермиона зажала уши, поглядывая, не открылась ли ее дверь. Но никто не пришёл, и крик постепенно стих.

Какое-то время было тихо. Затем Гермиона снова услышала звук шагов, и внутренне сжалась. Но человек прошел мимо — возможно, просто смена караула.

Что она сделает, когда за ней придут? Начнет кричать? Молить о помощи? Сопротивляться?

Разум твердил: «Именно этого они и ждут. Хотят увидеть тебя слабой. Им нравится мучить. И ты не доставишь им этого удовольствия. Никакой борьбы. И никакой мольбы. Все равно ничего не поможет».

Гермиона знала: от Волдеморта и Пожирателей не стоит ждать милости. И если вынести боль будет невозможно, она будет кричать, тут уж ничего не поделать.

Она вдруг осознала, что скоро умрет. Волдеморт не станет долго держать ее в плену. Ему нужна информация: о Гарри, об Армии Дамблдора, об Ордене. И не имеет значения, заговорит она или нет, Волдеморт убьет ее. Рано или поздно, быстро или долго и мучительно — как ему захочется.

Гермиона заскулила и села на пол. Обняла руками колени и начала покачиваться взад-вперед, а потом легла набок и свернулась калачиком на полу.

Она не знала, как долго пролежала так. Паника и страх отступили, оставив после себя глубокую тоску оттого, что ей было отведено всего лишь семнадцать лет. Одним движением палочки Волдеморт заберет все оставшиеся годы ее жизни.

Да, с первого же года учёбы в Хогвартсе её жизнь была очень насыщенной. Все, что она узнала и пережила, намного превышало то, чем мог бы похвастаться обычный подросток: приключения, новые уроки, жизнь между двумя мирами, борьба с Волдемортом и Пожирателями.

Гермиона влюблялась и была любима, познала секс — медленный и чувственный, безудержный и страстный. Она нашла друзей, которые пожертвовали бы ради нее всем. И это было гораздо больше того, на что она могла надеяться.

И все же она чувствовала себя преданой. Зная, что и она, и Гарри могут умереть совсем молодыми, в глубине души она всё равно мечтала — о семье и домике на двоих. О совместной жизни без школьных правил и о работе, где нашла бы применение своим талантам. Но ничего из этого теперь не будет.

Сидя на берегу озера, они много разговаривали о том, что все может закончиться именно так. Но, конечно же, Гермиона надеялась, что ее не схватят. Уж лучше умереть в бою. Быть пленником Волдеморта означало совершенно иное, чем быть пленником магглов. Здесь не существовало Женевской конвенции, Красного Креста и международных наблюдателей.

Последнее, что она могла бы сделать для Гарри и своих друзей — молчать. Не произносить ни слова.

Она не заговорит.

Правда же?

Снаружи опять раздались шаги и звук, будто кого-то тащили по коридору. Незнакомый голос кричал: «Нет-нет-нет-нет-нет!». Гермиона задрожала, но приказала себе оставаться спокойной.

Что они сделают с ней, чтобы получить сведения? Круцио? Заклинание сломанных костей? Это было бы не так страшно. Если круцио применять не слишком долго, то от последствий можно оправиться, а сломанные кости — срасти.

«Гермиона, не тешь себя иллюзиями. Так или иначе, тебя убьют. Единственная разница, что твое тело не обезобразят. Но это совершенно неважно, поскольку тебя так и так никто больше не увидит».

Интересно, а что делают Пожиратели с телами своих жертв?

Пытливый ум сразу же подсунул варианты: удары, оторванные конечности, сектумсемпра... Мысли понеслись вскачь, и паника настолько захлестнула Гермиону, что ее вырвало. Потом, совсем обессиленая, она долго лежала на полу.

Когда она пришла в себя, ей показалось, что она спала. Но, возможно, она просто была без сознания. Можно ли от страха лишиться чувств?

Гермиона села и принялась внимательно разглядывать свои руки, словно увидела в первый раз. Чудо природы, никакая техника не способна такое повторить. Чувствительные и нежные, но при этом наполненные силой и магией. Все ее тело представляет собой венец творения из мускулов, сухожилий, кожи, костей, внутренних органов и химических процессов.

И теперь Гермиона осознала, насколько она уязвима, несмотря на физическую и ментальную силу.

Удары в определённые места заставят ее с криком корчиться на полу. Разрезанная вена, и кровь, насыщающая ее тело кислородом, вытечет. Импульс энергии из кончика палочки — и ее сердце перестанет биться, а с ним умрет и мозг. Весь ее потенциал, знания, логическое мышление, любовь, мужество — все исчезнет от вспышки заклинания.

Гермиона потеряла всякое ощущение времени — она даже не могла предположить, сколько часов провела в камере. Единственным источником света служила коптящая масляная лампа на стене. Она захотела пить и обыскала свою камеру, но ничего не нашла. В унитазе не было воды даже в бачке.

Она прислонилась к стене и сползла по ней на пол, чувствуя через свитер влагу и холод. В голове царила полная неразбериха.

Внезапно её осенило.

«Они запугивают тебя, даже толком ничего не начав делать! Ну же, борись! Думай о чем-нибудь хорошем! Твои воспоминания еще с тобой, используй их!».

Гермиона подумала о своих родителях, о Гарри, и друзьях из АД. «Долго ли они будут оплакивать меня?» Родители и Гарри наверняка. А другие? Может, для них она станет очередной жертвой этой проклятой войны?

«Гермиона, — одернула она себя, — ты опять отвлеклась. Тебе нужны хорошие воспоминания!».

Ладно. Как насчет первого поцелуя с Гарри? Он был очень нежным. Это случилось ночью на Астрономической Башне, после того как они признались друг другу в своих чувствах. А когда она поцеловала его в последний раз? Сегодня утром, после завтрака, на бегу. Он получил сову из Министерства, и ему срочно надо было ехать в Лондон. Если бы она только знала, что это будет их последний поцелуй...

Гермиона почувствовала, как глаза наполняются слезами, и разрыдалась. «К черту! Все равно никто не видит».

За дверью в очередной раз раздались шаги, и в скважине заскрежетал ключ. «Они пришли!».

Она вытерла глаза, поднялась на ноги и приготовилась к неизбежному.

Замок скрипнул, но дверь так и не открылась. Шаги начали удаляться, а потом Гермиона услышала громкие крики и шум борьбы. И снова наступила тишина.

Гермиона опустилась на пол. Что это было? «Думай! — одернула она себя. — Думай логически!». Что произошло? Кто-то ошибся дверью? Но ведь тогда он направился бы в соседнюю камеру. А там вроде все спокойно.

В голове всплыла безрадостная мысль: «Они хотят нагнать на тебя страх! Сломить тебя! Проклятье, им это удается!».

— Нет! — она испугалась собственного голоса. Хриплого из-за пересохшего горла, но громкого и уверенного. — Не дождетесь! Я не поддамся! Мне страшно, но я не сойду с ума! — последнее предложение она почти прокричала.

Послышались торопливые шаги. Гермиона встала и распрямила плечи.

За дверью раздались голоса. Кто-то ругался:

— Немедленно выпустите ее! Хватит! Двенадцати часов достаточно! Чего вы еще хотите?

Стоп! Этот голос был ей знаком. Это же Гарри. Как он попал сюда и почему раздает приказания слугам Волдеморта?

Не успела она обдумать эту мысль, как дверь распахнулась, явив хмурого Аластора Муди. Мимо него протиснулся Гарри, схватил Гермиону за руку и выволок из камеры.

— Пойдем, я все тебе объясню.

Чувствуя себя полностью опустошенной и подавленной, Гермиона последовала за ним. Теперь она поняла, где находилась — в коридорах Хогвартса, ведущих в подземелья.

Гарри потащил ее вверх по лестнице в ближайший свободный класс. Быстро наколдовав стакан, он налил в него воды из крана и протянул ей.

— Пей.

Гермиона в два глотка осушила стакан, и Гарри снова наполнил его.

— Пей медленно. Я тогда выпил сразу четыре стакана, и меня вырвало. Делай маленькие глотки, тогда все будет в порядке.

— Что значит «ты тогда»? — спросила она, пытаясь сохранять спокойствие.

— Орден решил: мы должен быть готовы к тому, что нас могут поймать. Мы сами для себя должны были понять, как поведем себя в таком случае. Такое ведь не почерпнешь из книг и не выучишь на занятиях. Поэтому они разыграли здесь сценарий из аврорской школы. — Гарри замолчал. Когда Гермиона не отозвалась, он продолжил: — Я был первым. Три месяца назад на меня напали и заперли. Остальное проще простого: нанятые люди, крики, шаги, звон ключей. Все остальное — плод нашего воображения.

Гарри помолчал, а затем тихо сказал:

— От страха я намочил штаны. Но все же смог выдержать и не сойти с ума. Через какое-то время мне удалось подавить панику и оставаться спокойным. Меня выпустили через двенадцать часов и заставили поклясться, что я никому не расскажу.

— Из наших там был кто-то еще? — спросила Гермиона.

Он кивнул.

— Многие. Мне известно не про всех. Но я знаю, что, кроме нас с тобой, только Луна смогла продержаться двенадцать часов. Остальные уже после короткого времени настолько теряли самообладание, что их приходилось выпускать. Ты в последнее время не заметила ничего странного в Роне или Симусе? Они же всегда были хвастунами. А теперь стали тише воды, ниже травы. И я понял, что они побывали в камере. Если ты чему и учишься там, так это смирению.

Гермиона села на парту. Гарри встал перед ней, не решаясь обнять. Посмотрев на него, она спросила:

— И ты знал, что сегодня они заберут меня?

— Ты правда думаешь, что я бы не предупредил тебя? Я очень надеялся, что тебя это не коснется, что в твоем случае это не потребуется. Все знают: ты умнее нас всех, и тебя так просто не сломать.

Гермиона молчала.

— Как оказалось, вызов в Министерство был отвлекающим маневром. Думаю, они заранее знали, что я не допущу сделать такое с тобой. Они гоняли меня от кабинета к кабинету по всем этажам, пока мне не стало ясно: что-то тут не так. Я сразу же вернулся домой и обнаружил, что ты пропала. Остальное можешь додумать сама.

Гарри сел рядом — он до сих пор не решался прикоснуться к ней.

— Ты злишься? — опустив голову, спросил он.

— Мне было страшно, — ответила Гермиона. — Мне в жизни еще никогда не было так страшно.

И между ними снова воцарилась тишина.

— Но мои штаны сухие, — произнесла Гермиона с невесёлым смешком.

Гарри обнял ее за плечи и прижал к себе, ощутив ее ответное объятие.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.

— Только если ты тоже расскажешь.

— Хорошо, если позволишь опустить подробности с мокрыми штанами.

Гермиона улыбнулась.

— Конечно. На самом деле, мне это ни капельки не кажется смешным.

— Мне тоже было не до смеха. Если бы у меня была волшебная палочка, когда Муди открыл дверь в камеру, то сейчас у него было бы уже два стеклянных глаза. — Гарри криво улыбнулся и продолжил: — Я готов был провалиться сквозь землю от стыда за свою панику. Ремус очень помог мне, поговорив со мной. Но мне потребовалось время, прежде чем я смог успокоиться. Тебе оно тоже понадобится. Поговори со мной, или с Луной, или с Джинни. Только не держи в себе.

Довольно долго они молчали. Взглянув на Гарри, Гермиона заметила, что он сидит с закрытыми глазами.

Она соскользнула с парты и потянула его за собой.

— Как насчет прогулки к озеру? Мне бы не помешал свежий воздух.

Вместо ответа Гарри взял ее за руку и пошел к двери. У озера всегда разговаривалось легче. Хотя, может быть, было бы лучше не говорить слишком много. Им не нужно знать друг о друге все.

Иногда — и это он тоже понял после заточения в камере — кое-что лучше сохранить только для себя.

«Я должен сказать ей об этом до того, как она начнет говорить. — подумал он. — Обязательно должен сказать. Лучше всего прямо сейчас».

— Гермиона...