Вернись на миг (джен)

Ночью выпал первый снег и, вопреки обыкновению, ни таять, ни кончаться он, похоже, не собирался — так и продолжал сыпать редкой, мелкой крупой. Все вокруг стало белым, отчего немного посветлело и стерло унылую картину темно-серой поздней осени. В магазинах еще с первого числа стали появляться елки и гирлянды, теперь же, с началом снежной зимы все с завидным энтузиазмом примутся украшать витрины, приемные, офисы — все, на что хватит фантазии. Предстоящая новогодняя кутерьма только добавляла тоски и боли: не замечать ее сложно, а постоянно думать «Какой Новый год без Борьки? Зачем?» — слишком больно.

Вчера Рите, отпросившись в конце дня у Пригова, пришлось заняться самым нелюбимым делом — покупками, в данном случае, поиском новых сапог. Нелюбимым, потому что этот процесс всегда отнимал много времени, которое можно было с успехом потратить на что-то более приятное — отдых, например. Новые вещи иногда по-женски радовали, впрочем, появлялись в гардеробе не часто — с ношением формы в них просто нет сильной надобности и носить купленные вещи особо и некуда. Вот и вчерашний поход по магазинам не принес ничего, кроме раздражения — от усталости и окружающей атмосферы. Ладно, хоть сапоги нашлись.

Вчера, особенно ярко почувствовав собственное одиночество после похода по торговому центру, где гуляли, в том числе, пары с детьми, придя в пустую квартиру, Рита не выдержала. Достала убранное было вчера письмо.

Его нет, а он так нужен. Просто нужен, просто знать, что он есть, даже если где-то далеко — ведь однажды вернется.

Не вернется.

Какого еще ей ждать повода, чтобы прочитать его письмо? Если ей сейчас так плохо — оттого, что его нет, оттого, что она совсем-совсем одна, — что желание вернуть его такое огромное: хотя бы вот так, на пару минут, пока она будет читать…

Выпавший снег по традиции усилил утренние пробки, до базы Рита добиралась, мечтая о стаканчике кофе — а лучше чашки настоящего от генерала: стояние в пробках и полубессонная после прочитанного письма ночь действовали усыпляюще.

Отчасти затрудненной дорожной ситуации Рита была даже благодарна: на работу хотелось — но не в ИВЦ. С того самого момента, со дня смерти Бизона, она еще ни разу не вела группу за пультом. И совершенно не была уверена, что сможет это сделать. Впервые работа не была отвлечением — невозможно в ИВЦ отвлечься от того, что произошло именно там.

С Игорем было не так. Задача помочь группе, поиск пропавшего Бати стали тем самым спасением, отвлечением. Боль потери наваливалась только дома — когда оставалась одна, когда из Маргариты Степановны превращалась в женщину, потерявшую любимого мужчину. А Бизона потеряла и Маргарита Степановна, и женщина, так остро нуждающаяся в близком, любимом друге.

«Я всегда рядом с тобой» — так заканчивается его письмо. Ничего другого он и не мог сказать, ему больше ничто и не подвластно. Но что ей делать, если этого так мало?.. Если ей нужен он, а не его ментальное присутствие?

У нее нет выбора. Придется довольствоваться тем, что есть.

Шлагбаум ожидаемо поднялся заранее, еще когда она только подъехала к повороту с улицы. Почти пустая парковка тоже была вполне привычной, еще слишком рано. Стараясь не смотреть в сторону одинокого Борькиного джипа, Рита направилась к лифту.

Что оказалось неожиданным — так это Физик в коридоре возле ее кабинета.

— Сереж?..

Занятый своими мыслями Физик поднял голову не сразу, только когда она подошла совсем близко.

— Здравствуй, Рита… я… мне спросить кое-что нужно.

— Ну, проходи, — приложив карту к считывающему устройству, она толкнула дверь и кивнула головой. И с беспокойством оглядела входящего в кабинет Физика. Не найдя ответы на свои вопросы, спросила:

— Что-то случилось?

— Да нет, — Физик выглядел растерянным, — я хотел спросить… Что происходило, когда… когда шел суд? Ну, когда меня посадили.

Тема вопроса несказанно удивила, но подавать вида Рита не стала. Повесила сумку и пальто на вешалку и прошла к своему столу:

— Садись, — кивнула Физику на стул, и когда он сел, спросила: — Что именно тебя интересует?

— Вы обсуждали между собой… то, что произошло?

— Конечно… то есть… ну, не совсем…

— С Батей вы не общались, а Рифа перевели, — подсказал сам Физик, и Рита не сразу вспомнила, что он об этом знал и сам, пока они ждали окончания разбирательств по делу.

— Ну… да, — проговорила она озадаченно.

— А Кот? Как он… себя вел, что говорил?

В том, что Серега спрашивает не из праздного любопытства, Рита не сомневалась: ситуация не располагает к шуткам, да и он слишком серьезен. Но непонимание, к чему эти расспросы, мешало сосредоточиться и вспомнить нужные подробности.

— Кот?.. Да как?.. Бесился…

— В смысле?

— Ну, что, ты Кота не знаешь? Он все время твердил о несправедливости, что это рядовая операция, что ни ты, ни кто-то из нас ни в чем не виноваты, вся вина на Кечаеве.

— А после суда?

— После суда бесился еще больше. Требовал, чтобы мы что-то предприняли, поговорили с Соловьевым, с Приговым, как будто мы этого не делали.

— А… после… Месяца через два-три ты с ним общалась?

— Н…не-е-ет… — задумчиво протянула Рита, вспоминая. — Его потом перевели, у него загранки пошли.

— Понятно, — кивнул Физик и задумался.

— И что тебе понятно?

— Нет… Ну… Все нормально, Рит. Спасибо.

— Физик!..

— Правда, все нормально. Я пойду, — произнес Серега поднимаясь. Выбора у Риты не оставалось, уговорами из Физика ничего не вытащишь.

— Иди.

Что значили эти вопросы, она не поняла и логичного объяснения найти не могла. Что вдруг случилось такого, чтобы Физик расспрашивал о том времени и поведении Кота? Это должно быть что-то важное, пустяками он сейчас не интересовался бы.

Вчера они вроде были абсолютно нормальными, насколько это возможно, учитывая ситуацию. Может, позавчера на операции произошло что-то? Той, вечерней, о которой ни Пригов, ни Булатов ей даже не сообщили. Но что могло произойти? Поссорились? Так вчера нормально разговаривали, вроде.

— Багира, — в приоткрытую дверь заглянул Батя, — привет.

— Привет, — Рита вспомнила, что хотела выпить кофе, и поднялась, направляясь к выходу.

— Я тебе вчера не сказал, — Батя как будто бы не хотел выпускать ее из кабинета, стоял в открытом проеме и не двигался. — Мне Бизон письма отцу и Ирке оставил. Надо отвезти. Сегодня как раз подходящий борт есть. Пушкинские летят. Вылетают через три часа, и потом часа через два-три обратно. Так что меня сегодня нет.

— Поняла, — кивнула Рита, — ты им позвонил уже? Андрею Ивановичу или Ире?

— Нет еще, мне самому только что позвонили.

Рита еще раз кивнула, Батя ушел, а она задумалась и вернулась к столу. Про кофе совершенно забылось.

Руки сами машинально взяли оставшуюся со вчера на столе папку с записью допроса задержанного, с которым ей вчера пришлось провозиться почти весь день. Почти не глядя пролистнув несколько страниц, думая вовсе не о работе, Рита положила папку на стол и решительно вышла из кабинета.

* * *

Небольшой городок встретил отсутствием снега, но очень холодным ветром. Номер службы такси оставался в памяти телефона еще с прошлого приезда трехлетней давности. И осматривая тихие улочки из окна машины, Рита думала о том, что за три года ничего в городке не изменилось. Вообще ничего, кроме того, что тогда рядом с ней в таком же такси сидел Боря. Злой, потому что сестра не брала трубку, но… Но живой.

А вот новый дом, где теперь жила Ира с мужем и сыном, она еще не видела.

На этот раз Иришка ответила сразу, когда Рита позвонила ей еще из КТЦ. И теперь встречала в открытых дверях:

— Рита, ты позвонила бы вчера! Мне даже угостить тебя нечем, готовить только вечером собиралась, когда папа придет.

— Не переживай, чай попьем. А вчера я позвонить не могла, сама только утром узнала, что есть возможность прилететь к вам.

Ира посторонилась, чтобы пропустить гостью в квартиру, и сказала уже тише:

— Рит, Ванька спит, в гостиной и на кухне можно нормально разговаривать, а здесь спальня рядом, лучше потише.

— Конечно, — прошептала Багира, расстегивая пуговицы замерзшими руками. Что-то привлекло ее внимание в девушке, закрывающей за ней дверь, и она пристальнее вгляделась в ее лицо:

— У-у-у, кажется, я вовремя?

Ира смахнула с глаз слезинки и шмыгнула носом:

— Угу, — шепотом ответила девушка. — Да, это… перманентное состояние. Ты проходи. Давай пальто.

Ира повесила Ритино пальто и произнесла:

— Я зайду проведаю Ваньку, а ты проходи в гостиную. Я сейчас.

— Хорошо.

Багира всунула ноги в приготовленные для нее тапочки, вытащила из сумки коробку печенья и пакет с фруктами и направилась в гостиную, ловко лавируя среди разбросанных игрушек. Ванька, как и положено мальчишке, оказался владельцем огромного автопарка, хотя более подробный осмотр показывал, что зоопарк у него примерно таких же размеров. Фигурки животных были везде — на полу, на столе, на стуле и в машинах, видимо, перед тем, как отправиться спать, парень занимался зооперевозками. Что удивляло — у животных присутствовали все необходимые лапы, рога, хвосты и прочие важные, но так легко ломающиеся части. Как двухгодовалому малышу удавалось так осторожно обращаться с игрушками — настоящая загадка!

Рита точно знала, что пару месяцев назад Боря подарил племяннику фигурку бизона — сам ее искал в магазинах, не нашел и заказывал через интернет. Нашла ее Багира не сразу. Среди всевозможных лошадей, тигров, коров и даже крокодилов — особенно, если это все разных форм и размеров — найти что-то быстро оказалось весьма проблематично. Бизон нашелся под столом в компании пары змей, странного волка, в котором можно было предположить койота, и птицы, похожей на сокола. Видимо, под столом раскинулись американские прерии.

Багира не заметила, когда зашла Ира — любая молодая мама не хуже спецназовца умеет ходить бесшумно, особенно в то время, когда ребенок наконец-то спит.

— Боря тогда не только бизона подарил. Ты знаешь? — спросила девушка, глядя на фигурку в руке Риты.

— Нет… что ты имеешь в виду?

Вместо ответа Ира шагнула к открытым полкам стеллажа и, взяв оттуда что-то, подошла к Багире и присела рядом.

— Вот.

На раскрытой ладони девушки в обманчиво-расслабленной позе лежала черная пантера. Передние лапы вальяжно скрещены, длинный хвост прикрывает задние, в длинном грациозном теле чувствуется напряжение и упругость, хотя животное вроде бы расслаблено, голова поднята и острые уши улавливают малейшие звуки. Кажется, еще секунда и пантера молниеносно вскочит с места своего отдыха. Удивительно, но в ней безошибочно угадывалась киплинговская Багира.

Рита с умилением смотрела на свою любимицу, взяла ее с Ириной ладошки и осторожно погладила гладкую матовую поверхность. Как только Бизон смог отыскать такую красоту? И почему не показал ее ей?

Ира вдруг тихо ахнула:

— Ох… я только сейчас подумала! Наверняка, он купил такую же и тебе, и подарил бы на день рождения… Вот, блин, дура! Поискала бы у него и подарила бы… был бы… последний… подарок… от Бори… — на последних словах Ира отвернулась, пытаясь сдержать эмоции.

— Не расстраивайся, подаришь, если она есть. Я буду очень рада, — с этими словами Рита поднялась, поставила фигурку на стол и присела на диван. — Ириш, расскажи, как у вас дела? Как отец?

— Отец держится, — заговорила, вздохнув, девушка, пересев к своей гостье. — Они же все трое: что папа, что Борька, что муж — боевые офицеры. Твердость духа и все такое. Внешне все спокойно, а внутри… какие там шторма и бури… одному Богу известно, — судорожно вздохнула Ира. — Стойкие оловянные солдатики. Нет, я любя. Но иногда от этого очень тяжело. Да и вообще… кому я это рассказываю, — горько улыбнулась девушка, — ты же сама такая.

Рита тоже чуть улыбнулась и кивнула. А сама слушала взрослые рассуждения Иры и удивлялась — когда эта девочка успела вырасти и повзрослеть? Еще каких-то три года назад была подростком, ветреной студенткой, они с Бизоном еле выцепили ее с какой-то вечеринки, когда приехали навестить. А сейчас рядом сидит молодая женщина, мудрая и любящая.

— А я… — продолжала Ира, — я тоже держусь, только с наименьшим успехом. Особо раскисать Ванька не дает. Целый день носишься — то накорми, то одень, то поиграй, потом еще раз накорми и двадцать раз переодень. Но я благодарю Бога, что он у меня есть. В том числе за то, что есть именно сейчас. Если бы не он, не представляю, чтобы со мной было. Жаль только, что он дядю своего так и не запомнил. И знать будет только по рассказам.

— Но ведь будет. Это главное.

— Будет. Обязательно… — твердо кивнула девушка, — Ой, что-то я говорю-говорю… Я пойду чайник нам поставлю, — Ира вскочила и направилась к кухне, когда Рита ее остановила:

— Иришка, вон, печенье возьми. Я не стала тортик покупать… как-то обстановка не подходящая, наверно… И фрукты для Ваньки.

— Ой, да не надо было, — махнула рукой девушка и взяла коробку и пакет со стола. — Спасибо. Да… тортик… не уверена, что в ближайшее время смогу есть тортики…

Она вышла из комнаты, а Багира подошла к столу. Ее внимание еще во время разговора привлекла вещь, весьма похожая на старый советский фотоальбом. Открыв его наугад посередине, Рита убедилась, что права, — фотоальбом, причем с Борькиными фотографиями. Она осторожно взяла его и пошла с ним на кухню.

— Ириш, я посмотрю?

Ира, накрывавшая на стол, обернулась и кивнула:

— Я для тебя его и приготовила. Конечно. Садись, — кивнула на табуретку. — Именно из-за этого и расплакалась перед твоим приходом… Этот альбом мама делала… Они с папой вместе фотографии проявляли… А теперь ни мамы, ни Бори… — и закусив губу, отвернулась.

Успевшая сесть Рита вскочила, положила альбом на стол и обняла расплакавшуюся девушку:

— Девочка моя, я знаю, как это больно. Но ты же умненькая, ты же знаешь — человек не умирает, пока о нем помнят, — Багира поглаживала чуть вздрагивающую худенькую спинку. — Он всегда с нами. Он будет нам помогать, когда нам нужна будет помощь, так же, как он и делал всегда.

— И он сам так говорил… когда мамы не стало…

— Вот видишь. Потому что это правда, — Рита задумалась, достаточно ли сейчас подходящий момент, и решилась. — Ириш, — она чуть отстранилась от девушки, чтобы заглянуть в ее глаза. — Ириш, у меня для тебя кое-что есть…

— Что? — всхлипывая, Ира пыталась вытереть слезы. — Прости, что расплакалась.

— Боюсь, слезы ты рано вытираешь… — заметила Рита, чтобы хоть как-то подготовить девушку и тут же себя обругала — на нее уставились перепуганные глаза.

— Не пугайся, все… все нормально. Сейчас.

Рита дошла до прихожей и из сумки достала конверты. Молча протянула их, вернувшись на кухню. Дрожащей рукой Ира взяла их, как будто заранее опасаясь, заглянула в чистый, не заклеенный конверт и начала было вытаскивать вложенный лист, когда вдруг остановилась — узнала почерк. Заглянула во второй конверт и подняла испуганные и не верящие глаза на Багиру:

— Рит, это то, что я думаю?

Рита кивнула.

Ира присела за стол, стоять сил не было, теперь слезы катились по ее щекам, но она их не замечала. Она не сводила взгляд с кусочка вытащенного листка, исписанного рукой брата.

— Он все-таки написал…

— Да. Он, я так поняла, написал их сразу после вашего разговора. И все это время они хранились… у нашего начальника.

— Он и вам написал?

— Да. Всем.

Ира, до этого так и не сводившая взгляда с конверта, будто очнувшись, посмотрела на часы и вздохнула.

— Мне Ваньку скоро поднимать…

— Нет, Ириш, — поняв, о чем та думает, произнесла Багира, — не стоит сейчас читать. Лучше потерпи и прочитай завтра. Без меня и без Ваньки. Когда он заснет.

— Наверно, ты права, — неуверенно прошептала Ира. Вложила лист обратно и поставила конверты к стенке, у которой стоял стол. Переставила чашки, поправила клеенку, но отвлечься не смогла — белый прямоугольник конверта притягивал ее взгляд, как магнит.

— Права я, права, поверь. А сейчас давай пить чай. И я до ужаса хочу посмотреть фотографии.

— Хорошо, — вспомнив о хозяйских обязанностях, согласилась Ира. — Я только умоюсь.

Да и чайник надо заново подогреть.

Ира ушла, чайник уютно зашипел, а Рита притянула к себе альбом. Провела ладонью по бархатной обложке. Сейчас таких не делают. Современные фотографии люди хранят в компьютерах, телефонах, а, если и распечатывают, то засовывают фотографии в альбомы с полиэтиленовыми кармашками. Ни тебе твердой бумаги, ни аккуратных уголков для фоток, ни места, чтобы подписать их. От альбома пахло особенным книжно-фотографическим запахом, так могут пахнуть только старые книги и старые фотографии. От него веяло тем временем, когда Борины родители проявляли отснятые снимки в проявителях и реактивах, внимательно вглядываясь в детское личико сына, медленно проступающее на бумаге. Веяло маминой любовью, с которой она собирала этот альбом, клеила уголочки, делала надписи.

Посвежевшая Ира вернулась одновременно с щелчком вскипевшего чайника, а Багира так еще и не открыла обложку.

— Давай мы попьем чай, а потом вместе посмотрим, — предложила хозяйка.

— Ты наливай, я только немного взгляну, удовлетворю любопытство, — улыбнулась Багира и открыла наугад один из начальных разворотов.

И с удивлением увидела новогодние снимки — огромная елка, богато украшенная игрушками и «дождиком», и нарядный мальчик Боря лет десяти — радостно позирующий у лесной красавицы. С удивлением — потому что на мальчике были классические брючки и белоснежная рубашка. Пиджачок явно отсутствовал лишь по причине хорошего отопления.

— Надо же, а все время говорил, что ненавидит классические костюмы, — шутя, возмутилась Рита.

— Он в них драться ненавидел… — пояснила Ира, разливая по чашкам с заваркой кипяток.

Багира взглянула в грустные глаза собеседницы и вдруг спросила:

— Ир… А когда ты узнала о Борькиной работе?

— Совсем недавно, незадолго до свадьбы, — девушка замолчала, вспоминая, и улыбнулась. — Не без помощи мужа, тогда еще жениха, — поставила чайник на место, переставила на стол сахарницу, достала хлеб и нарезанные сыр и колбасу, оглядев стол — не надо ли чего еще — выдвинула из-под стола табуретку и присела. — Боря приехал знакомиться. Как всегда, когда речь заходила о его работе, отмахнулся от расспросов со своим извечным «служу на флоте». А муж что-то заподозрил тогда, уж не знаю, по каким-то фразам, по интонациям, по взгляду… Попытался узнать по своим каналам Борино досье, а когда выяснил, что доступ закрыт, мне все и выложил. Очки так себе набивал, хотел понравиться, — усмехнулась Ирина. — Мол, смотри, какой я проницательный, твоего сурового братца раскусил.

Тут уже усмехнулась Рита, она хорошо представляла, как Бизон вел себя с претендентом на Ирины руку и сердце. Да и сама наслышана была об этих смотринах после Борькиного возвращения.

— Он объяснил мне, что, если доступ закрыт, значит, человек служит в каком-то секретном подразделении. И что, судя по… так сказать, внешнему виду моего брата, служит он не каким-нибудь аналитиком в штабе. Ну и… я пошла к отцу, который, конечно же, все знал. — Девушка усмехнулась: — Немного шантажа, немного лести, очень много дочерней любви, тьма заверений, что я уже взрослая, и — вуаля, я знаю правду.

— Испугалась?

— Ты знаешь, странно, но нет. Сначала. Сначала я безмерно братом возгордилась, — сказала это Ира таким тоном, что моментально становилось понятно, что гордость со временем лишь крепла. — Только потом пришло осознание, как он рискует. А как-то не могла дозвониться до него два дня, по несколько раз звонила — все… «абонент — не абонент»… и вдруг до меня как дошло, что это значит… Раньше тоже звонила и не дозванивалась, но думала, мало ли какие дела у военного, до папы я тоже не всегда могу добраться. А тут поняла… и вот тогда испугалась, что не услышу больше…

Только произнеся эту последнюю фразу, Ира поняла ее сегодняшний смысл, закрыла глаза, отвернулась, а Рита мягко пожала ее сжавшийся кулачок. Справившись с собой, девушка продолжила:

— А потом Боря приехал на свадьбу, опаздывал, еле успел, и мы увиделись только в ЗАГСе. И я прямо там, перед церемонией, в платье и фате — хоть хватило ума в сторонку его отвести — устроила ему разнос, что столько лет мне врал. Когда он понял, о чем речь и что я знаю правду, бледнел, краснел и не знал, куда себя деть. И кидал гневные взоры на папу. Папа меня и успокоил, а уж как они там объяснялись, это я не знаю.

«Странно, что мне ничего не рассказывал. Про свадьбу — во всех красках, а про то, что Иришка теперь в курсе — нет. Я уже только потом поняла», — удивилась Багира.

— Рит, если мы будем только разговаривать, ты соберешься уезжать, не съев даже бутерброда, я же тебя знаю.

Они вернулись в гостиную, Рита присела на диван, а Ира убрала Борины письма в ящик компьютерного стола и подсела к Багире.

Открыв первую же страницу, Рита тихонько рассмеялась:

— Теперь я понимаю, почему никогда этого не видела!

Как водится, альбом с детскими фотографиями начинался с самого рождения. А почему-то все советские родители любили фотографировать своих детей голышом. Да, Бизон не за что не позволил бы Багире любоваться на себя голышом. Ну и что, что в возрасте трех месяцев!

Ира тоже улыбнулась:

— Мама рассказывала, что он очень ругался на эти фотки, когда был подростком.

Рита перелистнула страницу. С маленьких черно-белых фотографий на нее смотрело неизменно улыбающееся личико, в котором без труда угадывался каптри Тарасов — хотя больше напоминал Рите тайфуновского каплея, которого она собиралась усыновлять. Не все дети, вырастая, похожи на себя маленьких, но Бизон с самого юного возраста был очень похож на себя. Иногда попадались цветные фотографии и рыжие волосы лишь увеличивали сходство.

Вот маленький Борька в детском пальтишке и шапке с помпоном сосредоточено дубасит совочком по перевернутому ведерку — куличики делает. Как всегда — с чувством, толком и расстановкой, ровненький ряд нерассыпавшихся башенок тому подтверждение. Вот он на школьной линейке первого сентября, под фотографией подписано «Первый раз в первый класс». Мальчишка с рыжей шевелюрой озорно улыбается, держа в руках неизменный букет осенний астр. Интересно, он хулиганил в школе? Вспоминая, как часто и с какими талантами он любил подшутить или разыграть сослуживцев, Рита не сомневалась, тренировать эти навыки юный Тарасов начал именно в школе.

А вот Борька дома — с очень серьезным лицом… гладит пионерский галстук. Багира усмехнулась, надо же, она и не задумывалась, что Бизон тоже успел побывать пионером тогда, когда пионерское движение еще не совсем шло на спад. И улыбнулась, представив, как, всегда верный долгу во взрослой жизни, совсем юный мальчик задорным и дрожащим от волнения голоском произносил слова пионерской клятвы. «Я, Борис Тарасов, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь: горячо любить и беречь свою Родину…» Навернулись слезы и Рита быстро провела рукой по глазам, еще не хватало фотографии испортить. Да, Родину Борис Тарасов любил и защищал всю жизнь. И той клятвы, данной в столь юном возрасте, не нарушил до самой смерти.

А вот и фотография в галстуке, жаль, что не цветная. А вот те самые, новогодние снимки. Теперь Рита с интересом рассматривала елку и елочные игрушки, почти не удивившись, когда нашла такие же, которые помнила со своего детства.

А вот и Нахимовское, видимо, родители приехали навестить сына. Фотографий было несколько: еще маленький, совсем юный нахимовец с мамой у крейсера «Аврора» и на Дворцовой площади, и несколько фотографий с «Последнего звонка». На первых на Боре синяя форменка с голубым воротником и белая бескозырка, на вторых — парадная черная форма и белая фуражка — и там, и там красавец.

На следующей странице уже появилась Иришка. Боря активно помогал маме ухаживать за сестренкой. Гулял, кормил, одевал, развлекал. И фотографии были соответствующие — то он с коляской на улице, то одевает капризничающую девочку, то кормит ее какой-то кашей, а Иришка, сидя у брата на коленях, тянется подергать его за волосы. Рита улыбнулась, вспомнив, как удивилась, когда Бизон, устав смотреть на ее попытки заплести ровные косички в условиях отсутствия зеркала, предложил свои услуги. Батя тогда только посмеялся, он, конечно, знал о маленькой сестренке каплея Тарасова. А сам каплей в свойственной ему манере поинтересовался: «Тебе косички простые или французские?»

А это, видимо, поход. И, видимо, всем классом. Лес, рюкзаки, костер с треногой и висящим на ней котелком. Это поразительно, но Боря не возле котелка. Позирует, обнимая двоих друзей. Наверно, один из них его друг Валера, про которого он рассказывал.

Альбом закончился с окончанием училища, последней была общая фотография выпускного класса.

— Иришка, спасибо тебе огромное за это чудо. Очень-очень интересно! Я догадывалась, каким ребенком был Боря, но не ожидала, что когда-нибудь увижу. Вроде и непривычно, а, с другой стороны, он узнается даже в маленьком возрасте. И не только внешне.

— Да, — грустно улыбнулась Ира, — у меня уникальн… — слова девушки прервал отдаленный детский плач, Ира вздохнула, — уникальный брат, и уникальный сын, вот не мог он поспать еще хоть минут десять. Я сейчас.

Ира ушла на зов проснувшегося Ваньки, а Рита огляделась и на одной из полок стеллажа заметила рамку с фотографией Бори в парадной форме капитана третьего ранга. На фотографии не было черной ленты. Для них он не умер. «Надо будет мне тоже фотографию поставить на столе». Мысль о работе пришлось отгонять — не время сейчас думать о плохом.

Ира вернулась с заспанным и стесняющимся ребенком на руках. Ванюша посмотрел на незнакомую тетю и, хотя та улыбалась, смущенно отвернулся, уткнувшись в мамины волосы. Увы, времени на завоевание детского доверия у Багиры уже не было, как бы ей ни хотелось понянчиться с юным зоологом-вундеркиндом.

— Ир, — вспомнила Рита с восхищением, — как это возможно, что Ванька не поломал ни одной игрушки? Да еще и явно разбирается в местах обитания разных животных?

— А это папа у нас старается, — с гордостью ответила девушка, — занимается с сыном, рассказывает ему много всего интересного. А у Ваньки память очень хорошая.

— Молодец какой! Оба молодцы!

— Да, — улыбнулась Ира.

Они распрощались, Ира долго благодарила Риту за приезд и за письмо, а Багира извинялась, что так ненадолго — служба не отпускает, и уверяла девушку, что та может звонить в любое время дня и ночи, если что. И просто так тоже звонить. Обязательно.

— Помни, пожалуйста, что ты такой же член нашей семьи, каким был… и остается… Боря.

— Спасибо… Багира, — грустно, но с благодарностью, улыбнулась Ира.

* * *

Питер может быть очень разным. Если любишь город, он отвечает взаимностью. Переливается сотнями огней, когда тебе весело, готов качать, баюкать и плакать дождем, если грустно, плохо и одиноко.

Дождя не было, снег перестал, но Рита чувствовала то самое, особенное настроение города — как будто бы он был с ней на одной волне, как будто бы… хотел поддержать.

— Сержант, остановите у метро, до базы я сама дойду, — тронула Рита за плечо водителя служебной машины, которую прислал за ней Булатов.

— Точно, товарищ капитан третьего ранга?

— Точно.

— Есть. — Сержант перестроился в правый ряд, пропустил отходящий от остановки автобус и остановился у тротуара.

— Спасибо, — Рита вышла из машины, захлопнула дверцу и огляделась, зябко поежившись от холода.

Привычные огни — вывески торговых центров, окна жилых домов, фары и габаритки, мигающие лампочки в разноцветных кружках светофоров. Суета, вечер, люди торопятся с работы по домам, в тихий уют и покой или в шумную компанию друзей.

Рита пошла вдоль проспекта, слушая шум города — разговоры людей, то близкие, то далекие, звуки проезжающих машин — гудки, работающие моторы, шелест шин по мокрому асфальту. Далеко-далеко в вышине — темное небо. А где-то между далеким небом и огнями внизу — город, сам город, его душа. Рита смотрела по сторонам, прислушивалась, вдыхала морозный вечерний воздух, и ей казалось, что она чувствует душу города — с каждым дуновением ветра, пусть и холодного.

«Я всегда рядом с тобой» — казалось, Питер повторяет эти слова для нее, вслед за Борькой.

Надо учиться жить в этом новом мире. Без Борьки.

Есть Батя, есть «дети», есть Пригов. Есть любимая работа — надо только уговорить Батю отпустить ее «в поля». Может быть, хотя бы сейчас он будет более сговорчивым? Ей просто необходимо в «поля», необходима разрядка, необходимо ощущение нужности.

Это кажется невозможным, но иначе — никак.

Жилые дома остались позади, возле бизнес-центра прохожие на пути уже не встречались — время позднее. Только проспект рядом гудел от проезжающих на приличной скорости машин. Вот и поворот на ставшую родной улицу. Здесь и вовсе ни машин, ни прохожих. Тихо поскрипывает снег под ногами. Рита подняла голову к небу.

Привычная жизнь, любимый город, любимые люди — все осталось прежним. В этом во всем нужно искать силы жить дальше.

Найдутся ли они?..

Страшно продолжать жить, когда стоишь на обломках рухнувшего мира.

Зайдя в двери главного входа, кивнув охраннику на КПП, Рита толкнула вертушку турникета и направилась к лифту. Уже поздно, работать сегодня она уже не будет, сил нет на бесконечные бумаги, но надо узнать, что сегодня происходило.

Под дверью кабинета Булатова ожидаемо горел свет. Стукнув для порядка в дверь и тут же ее открыв, Рита обнаружила хозяина кабинета за столом в окружении все тех же бумаг. Молниеносно вспомнилась база «Тайфуна», где и ее, и командира можно было застать разве что за чисткой оружия. Годы идут и оружие в их руках оказывается все реже, особенно, у нее. Годы идут и все чаще уходят те, кто был рядом…

— Вернулась? Ну, как съездила? Как Ирка?

— Нормально, — Рита устало прошла к креслу и опустилась в него. — Иришка… тоже. Держится. А ты чего домой не идешь? Оля тебя когда последний раз видела-то?

Батя взглянул на часы:

— Пойду скоро. А Оля… Странно, но она как будто бы понимает…

— Даже если понимает, это не значит, что можно этим пониманием злоупотреблять, Вань.

— Я знаю, — чему-то улыбнулся Булатов, встал из-за стола, обошел его и присел на краешек напротив Риты. — А поехали к нам? Поужинаем? Ты Ваньку-то видела? Расскажешь?

В пустую квартиру категорически не хотелось, но играть спектакль и изображать более-менее нормальное состояние не хотелось еще больше. Тем не менее за приглашение Рита была благодарна.

— Как-нибудь в другой раз, хорошо?

— Хорошо. Значит, по домам?

— Угу.

— Хорошо, — Булатов поднялся, подошел к шкафу в углу, вытащил оттуда куртку, взял со стола мобильный и взглянул на все еще сидящую Риту: — Пойдем?

Вздохнув, Рита поднялась.

— Бать…

— А?

— Спасибо, что согласился, что дал мне съездить к Иришке.

Булатов растерянно посмотрел по сторонам, потом вгляделся к лицо Риты и подошел ближе:

— Ну… ты же умеешь уговаривать.

Рите подумалось, что сейчас неплохой момент для просьбы о «полях», но два раза за день пойти на уступку для контр-адмирала может показаться чрезмерным. Поэтому она решила подождать более удобного случая, а в том, что он настанет, она не сомневалась.

— Пойдем?

— Пойдем.

Приглушенный свет пустых коридоров и полное отсутствие людей. Дежурная смена в ИВЦ, кто-то из группы в комнате отдыха, здесь же никому делать нечего. Только они вдвоем с Батей идут по пустым коридорам.

Вдвоем. Теперь только вдвоем.

Не страшно продолжать жить, когда родной человек рядом. Даже если стоишь на обломках рухнувшего мира.

Мир можно создать заново. Он не будет прежним. Он будет другим. Но он будет.

* * *

Конец первой части

Примечания:

Не верится, но я-таки дошла до того момента, который изначально виделся мне окончанием фанфа. Если кто-то очень сильно устал от потока ангста, на этом можно поставить точку. Как вариант, можно дождаться появления эпилога и прочитать его.

В процессе написания поняла, что оставить фанф в таком виде я не могу. Я не могу бросить ни Риту, ни тем более Физика, на полпути. К тому же я не раз уже говорила, что смерть Бизона — это куда более разрушительное для них всех событие, чем смерть любого другого. И первая реакция на его смерть — это далеко не единственные последствия. Для Риты это абсолютно разрушительное событие, чтобы его пережить, мало поддержки Бати и ребят. Для Физика разрушительными стали обстоятельства гибели Бизона и его реакция на них еще будет — пока писала и разбирала ситуацию со всех сторон, поняла, что иначе и быть не может. У меня просто нет другого выхода, как пройти с ними путь до состояния "хорошо". Конечно, не так подробно, каким было повествование в первой части — цели переплюнуть "Войну и мир" нет) Но все значимые моменты я постараюсь охватить.

Риты во второй части будет чуть меньше, это будет обусловлено сюжетом. На первом плане — Физик, в том числе Физик/Кристина.