Забытые (джен)

Нутро храма, приметное пока лишь непроглядной тьмой и заботливо затёртыми стенами без единого узора, ввинчивалось в скалу всё глубже. Единственными отчётливо ощутимыми вещами осталась тупая боль, дёргающая мышцы, да непроходящее ощущение тошноты от едва заметного уклона пола. Изредка казалось, что и у стен есть слабый-слабый, едва заметный поворот, но уверенности не было. Хуже того, после нескольких попыток осветить место кратких привалов Альхаге зарёкся делать это вновь: всякий раз свет выхватывал совершенно одинаковые куски стен, плиты без швов и сколов под ногами и ровный, как стрела, путь в черноту. Не было ни поворотов, ни ответвлений, ни комнат. Не ощущался даже сквозняк, сочащийся из щелей и тайных панелей. Темнота, как надеялись все они, поглощала звуки, кроме шагов и дыхания, но разум знал: здесь больше ничего и нет.

В старых сказках, которые с детства слышали трое учёных, часто рассказывали о старых языческих культах с их жуткими верованиями о трещинах, расколовших земную твердь до самого центра, и о тропах в царство мёртвых. Они, конечно, не верили, но Густаф, начавший запинаться о собственные ноги и ни на миг не отрывающий ладонь от небывало-гладкой стены, перебирал про себя варианты фраз, которыми можно упрашивать тёмного привратника вернуть их в мир живых.

Он не спрашивал остальных — и рта не открывал, боясь вновь понять, что оглох, — но отчего-то думал, что и они размышляют о чём-то подобном.

Время растворялось, как и весь мир за границами пустоты в толще камня. По остаткам внутреннего чутья и реакциям крепко побитого тела выходило, что плетутся они не меньше двух часов, и в весьма приличном темпе, только вот была одна странность: пусть коридор и, возможно, складывался в огромную, незаметно поворачивающую спираль, но вниз уходил слишком заметно. И для такой глубины дышалось им очень уж свободно.

Прежде их команда облазила десятки древних развалин, и в каждой находилось своё подземелье. Однако и в подвалах, едва скрытых под землёй, и в многоуровневых пыточных казематах архитекторы прошлых столетий предусматривали систему вентиляции. Где-то это были воздуховодные трубы и ниши, где-то — отдушины. Но в храме на далёком то ли острове, то ли континенте на это не было ни намёка. Разумеется, трезвомыслие говорило, что это лишь возносит архитектурное искусство улаев, но нет-нет, а проскакивала мыслишка, что дело в магии.

«Я не буду спешить с выводами, — насильно повторял Густаф, заглушая голоски ужаса в своей голове и уставившись на окончательно истончившуюся полосу инея. Носок сапога в очередной раз зацепился за ногу. — Я буду мыслить здраво. Я буду наблюдательным, хладнокровным и бесконечно выдержанным, как старое вино... Бесконечно. Бесконечно выдержанный грязекопатель в бесконечном коридоре, начало которого уже затерялось, а конца, может, и вовсе не существует».

Горло сдавило, пережимая судорожный вздох, но Густаф не закричал. Выдержка, о которой он просил себя, роли не сыграла: его просто опередили.

— Лучше бы я подох на поганом болоте! — хрипло взвыл резко остановившийся проводник, стряхивая на пол тощий заплечный мешок. На него налетела Александра, и он отпихнул её, замахнулся кулаком, но ударил в стену, да так, что хрупнули пальцы. — Лучше бы в горах, в бою, лучше бы меня сожрал этот ублюдочный коротышка! Да что угодно, милостью Праматери, но не здесь! Как крыса! В сраной старой норе!

Взвившийся вверх голос хлестнул по ушам и сорвался в хрипы и надсадный кашель. Густаф замер: в темноте, поглотившей их, когда волшебный иней совсем пропал, этот голос показался ему стонами раненного животного, отгрызающего себе лапу, чтобы выбраться из ловушки. Только вот Альхаге бежать некуда.

— Остановись, — хотел оборвать он самоистязания, но сказал это чуть слышно, не перекрыв стука крови в ушах. На счастье, Гоито и Александра не нуждались в командах, но остановили скулящего мага слишком поздно.

— Альхаге, Альхаге, прекрати истерику! Достаточно!

Александра, ухитрившаяся повалить проводника и теперь сидевшая на нём, пока Гоито держал руки, охнула: Альхаге лягался и изворачивался как кошка. Истерика — самое верное слово, чтобы охарактеризовать творящееся с ним безумие: он сипло визжал, кусался, сопротивлялся всем попыткам себя утихомирить и бранился, перескакивая с языка на язык и срываясь в жуткое шипение. Лишь несколько минут спустя, перемазавшись кровью и наставив учёным новых синяков, он, утомившись, обмяк и забормотал, что не хочет сгнить под землёй и что даже золото не стоит таких мучений, а затем вдруг замолк, задышал ровнее и медленно-медленно распрямил один из пальцев, сощёлкнув маленькую искорку света.

— Кто шаги считал? — сумрачно, но без намёка на припадок спросил он, облизывая растрескавшиеся губы. Пошевелив ладонями и создав ещё десяток искр, поглядел на перекошенное лицо нависшего над ним Гоито. Гоито на несколько томительных секунд застыл, позабыв моргать, и медленно разжал пальцы.

— Шесть с лишним тысяч. Плюс-минус. А ты...

Густаф с присвистом вдохнул. Захотелось засмеяться так, чтобы вытолкнуть из горла комок спазмов, и повторить трюк Альхаге с превращением рук в кровавую кашу. А затем упасть на месте.

— Привал, — тихо прошептал он, поднимая руку и закрывая глаза. В ушах ещё звучало эхо воплей, а кожа почти не чувствовала прикосновения. — Разложить вещи. Гоито, посмотри раны Альхаге. Будет плохо, если наш проводник подхватит какую-нибудь древнюю заразу.

Не дожидаясь исполнения, учёный отошёл на несколько шагов вперёд и сел. В тот же миг тело словно превратилось в студень, и он с протяжным вздохом привалился к стене. Заболело всё, на что сегодня он падал, и это было почти приятно.

* * *

Альхаге сидел молча, позволив себя раздеть и ощупать. Не повезло ему и на этот раз: Александра растянулась около Густафа, а за рёбра и ладони хватал их коллега с медвежьими лапами. Жаловаться не на что, даже с измочаленной косой, мешающей бинтовать, обошлись бережно, не говоря ни о чём ином.

Кивком поблагодарив Гоито, накинувшегося на галету сразу, как убрал медицинские принадлежности, проводник пересел поближе к женщине. Раньше за ним такого не водилось.

— Госпожа, — обратился он как можно учтивее, уложив на колени аккуратно замотанные ладони, — какие сейчас настроения в вашей стране? Насколько там безопасно?

— Настроения? — повторила Александра немного заторможенно, приоткрывая один глаз. На фоне серого, запорошенного пылью лица он показался тёмным провалом. — Всяко лучше, чем здесь.

Смешок прозвучал не слишком-то весело. Перекатившись набок и уложив голову на руку, учёная уже нормально поглядела на Альхаге, остановилась на несколько секунд на следах ногтей, расцветивших шею, и уставилась в стену за его плечом. Ни тени прежней легкомысленности.

— Понимаю, что вас беспокоит. Вы ведь поэтому молчали о своих силах, верно? Мы не одни такие, — суховато хмыкнула она, пытаясь лёжа покачать головой, — это прежде магия была не в почёте, но не теперь. Мы куда более... прогрессивны. Не знаю, что вы слышали, но почти всё это байки прошлых лет: синод обещал, что никогда более не вернётся к охоте на магов. Ну а касательно всего остального — то чем дальше вы от границы, тем безопаснее живётся. Если, конечно, вы не подумаете об использовании ваших талантов, — неловко приподняла она край рта; Альхаге запустил под потолок ещё несколько «огненных» шариков, и она залюбовалась холодными переливами зелени и бледно-голубого. Сложно отвести взгляд. — Мелхорский университет готов щедро платить тем, кто может принести реальную пользу, а вы... — Александра прерывисто вздохнула и вновь перелегла на спину. Руки дрожали, когда она ослабляла шнуровку под горлом. — Я так думаю: вы ловко прикидываетесь нелюдимым дикарём, верящим в злых духов, прячущихся по развалинам, но не более того. Вы умны, возможно, получили образование, сравнимое с нашим. И Всетворец свидетельствует — какое у вас чутьё!..

Вполне искреннее восхищение смазалось зевком. Кривовато ухмыльнувшись, Альхаге отодвинулся, задержал дыхание, поднапрягся и встал на ноги.

— Ну конечно... Я подумаю. Отдыхайте, госпожа.

Он оглядел место их остановки и шёпотом пообещал Гоито, что подежурит. Если бы не внушительная сумма, и без того гарантированная словом Густафа Лаэрмо и честью целого заведения любителей грязи и старых камней, он, чтобы набить цену, помахал бы руками, поколдовал для вида, как колдун из сказок, и сообщил о незримой защите. Увы, совесть или усталость тому виной, но Альхаге ограничился кривоватым ковылянием туда-сюда и уверением, что здесь нет крыс.

Ни у кого не хватило решимости сказать вслух, что это не лучшая новость.

Учёные заснули быстро, и Альхаге, устав ходить, сел неподалёку. Щурясь, он разглядывал лица спящих, смотрел то в потолок, то в пол, лениво и без особой охоты жевал полоску вяленого мяса и думал. В красках вспоминал вспышку позорного страха, заставлял себя представлять, как стены и вправду сжимаются, и бил по щекам, приводя в чувства, чтобы смотреть на реальность здраво, а не через призму паники. Пусть и слабо, но это помогало: голова кружилась чуть меньше, дышалось — чуть легче. Наверное, при должном старании он сумеет разрушить толщу скалы и пробиться к поверхности, да только знать бы, как глубоко они спустились...

«Я буду прямо как червяк», — беззвучно хмыкнул он, подняв руки. Разбитые костяшки нещадно зудели. Спина болела. Даже от необходимости продолжать существовать мутило, несмотря на перспективы навсегда оставить дом, постараться забыть об унижениях и изгнании и, быть может, обрести занятие по душе. Совместить деньги, уважаемую должность и науку — прекрасный способ скоротать оставшийся срок.

Не без некоторого труда припоминая рассказы, услышанные за время пути, Альхаге позволил себе невиданную роскошь: погрузился в мечты. Полуразрушенные подвалы (изрядно скромнее того, в который он влез на этот раз), позолоченный солнцем кабинет с рядами книг на полках и вежливое «господин маг» увлекли его, вырвав из реальности на несколько прекрасных часов. Он даже попытался придумать себе фамилию на манер имперской аристократии, но шевельнулся и едва не взвыл от боли в накрепко затёкшей ноге. Давясь шипением, Альхаге отлип от стены, скривился пуще прежнего и следующие минуты, не идущие в сравнение с затраченным на сладкие грёзы временем, разминал и разгибал себя, силясь встать. Перекосило его знатно, и, чтобы случайно не наступить на кого-то из группы, если снова подведут ноги, он похромал прочь, но не вниз, а обратно.

Его чуткие глаза едва-едва различали очертания стен, и удушливый ужас, загнанный подальше, вновь начал просачиваться в разум. Выдыхая, как учил его Гоито, Альхаге вскинул руку и резко сжал пальцы. Боль хлестнула до позвоночника, но в трясущейся, обессиленно раскрывшейся ладони задрожало пламя. От него по бинтам расползался иней, холод проникал под кожу, крутя суставы, но отнимая чувствительность у отёкшей кожи — и он разгонял тьму. В отличие от глупых светлячков, показывавших другим ровно то, что видел сам Альхаге, его ледяное чудо светило, раздвигало монолит стен и... и было настоящим.

В пустоту истощение, решил Альхаге, раз всё одно здесь подыхать. Кривя губы в сардонической усмешке, он сделал нетвёрдый шаг вперёд, повернулся глянуть, как там его наниматели — и не успел задавить вскрик: стена по левую руку исправно отражала свет везде, кроме узкого прямоугольника, тянущегося от пола до потолка. Тьма, поселившаяся в нём, пожирала отсветы...

Он рванул назад так, будто не его мышцы закостенели, а конечности и торс принимали удары пуховых подушек, а не камней. Альхаге не успел поразмыслить над этим: его несчастное тело хлопнулось на колени и принялось тормошить поочерёдно поганых заморских приключенцев.

— Вставайте, — шипел Альхаге, морщась от отбивающихся рук. — Встать, ну же! Ну!

После он, поразмыслив, признал, что не гордится: вместо красноречивой речи или хотя бы внятного «я обнаружил нишу в стене, идём посмотрим» он выдал поток сознания на дикой смеси двух языков, шипения и ругани, бешено вращая глазами и размахивая «горящей» рукой. Александра, спавшая тяжелее всех и не успевшая прийти в себя, слушала его, отупело хлопая глазами, но Густаф и Гоито, кажется, что-то да разобрали.

— Какой, чтоб его, выход? — возмущался младший исследователь, растирая лицо и лохматя бородку трясущимися с недосыпу руками. Начальник тем временем собирал пожитки, покачиваясь и то и дело промахиваясь, хватая воздух. — Какой, к демонам, вход?

— Тёмный, — выдохнул Альхаге и понял, что за такой ответ его больше прежнего хотят стукнуть по голове и упасть спать обратно. Язык и мозги стали работать чуть чётче. — Выше этого места, прямо в стене, и клянусь чешуёй Праматери, что в той, которую я же и трогал, когда шёл. Возможно, это ловушка, а возможно, и нет. Но там колдовство, и я не знаю, надолго ли оно открыло эту дыру.

— И ты настаиваешь...

Он едва не хлопнул в гневе ладошами, но вовремя остановился.

— Да, — прошептал Альхаге, неловко помогая Густафу и немного встряхнувшейся Александре собирать вещи. — Может, это наш последний шанс не умереть от жажды и голода в бесконечной каменной кишке. Но если вы не хотите...

— Как мы можем не исследовать таинственный проход, если нас туда буквально зовут? — бледно улыбнулась Александра, поднимаясь и забрасывая за спину изрядно отощавший мешок. Альхаге подняли в четыре руки, морщась от вновь накатившей темноты и морозца, разошедшегося волной, когда потухло нервно дрогнувшее «пламя». — Вы ведь сможете нас спасти?

На этот раз смех прозвучал бодрее. Альхаге, так и не сумевший понять, как вообще может что-то различать без источников света, сощурился.

— Я попытаюсь, — сказал он без особой уверенности. Стало противно: рядом с человечками, говорящими, придерживающими его горячими руками, расходился в стороны страх. Утешала лишь мысль, что с ними разум понимает: начни стены сдвигаться под покровом тьмы — он сперва услышит крики.

Чуть переведя дыхание, Альхаге вновь заставил пальцы вспыхнуть льдом. Зрачки сжались, стоило подзадержать взгляд на белом пламени, заныло в голове, а по перетянутой спине прокатился озноб. Одно хорошо: будь огонь огнём, им вскоре перестало бы хватать и этого чуть спёртого воздуха. А холод... Можно и потерпеть.

— Я готов. Но на месте того, что там может прятаться, я бы уже напал. От напряжённого ожидания мы не становимся вкуснее.

— Ты ведь просто пытаешься убедить нас не отказываться от этой безумной затеи, Альхаге? — нашёл силы растянуть губы в почти пристойной улыбке Густаф, во все глаза любуясь настоящей магией. Не выдержав такого внимания, проводник и сам ухмыльнулся:

— Если вас утешит, я всё ещё не чую крыс.

Он поплёлся по показавшемуся слишком уж наклонным полу, приволакивая ноги и норовя поджать руки к животу. Если бы не Густаф, поддерживающий его под локоть, коротенький отрезок пути стал бы куда неприятнее. Внутри всё цепенело: стоило только подумать, что ход лишь пригрезился, как холодок, схожий с тем, что лизал пальцы, расползался в груди. Бывает же, что засыпаешь стоя, так отчего бы не вздремнуть на ходу?

Учёный вовремя шагнул ближе, придержав, когда Альхаге едва вновь не завопил, качнувшись на подгибающихся ногах: свет пламени в отражении стен точно ножом рассекли. Только в этот раз бедняга, не бросившись прочь в ту же секунду, увидел слабый-слабый блик в глубине хода. Там, где, по логике, предполагалось быть одной из боковых стен.

— Альхаге, — встряхнул Густаф задержавшего дыхание мага, не зная, что спас этим от нового приступа, — а ведь и правда — вход.

— И там есть нечто, мешающее мне колдовать. Или перекрывающее, — с присвистом поправился тот. Сглатывая и особо не чувствуя на языке слюны, проводник осторожно-осторожно, бочком, шагнул к нише, вытягивая «горящую» руку. Холодное свечение не погасло, но дрогнуло. Альхаге обернулся: — Надолго моего «светильника» не хватит, но вместе с тем, если подумать, это хороший для вас знак: мы приближаемся к святилищу. Навряд ли древние стали бы охранять так тщательно что-то ещё.

— Вероятно, — согласился Густаф, жестом велев остальным ближе не подходить, и сам встав у Альхаге за спиной. С такого расстояния «пламя» осветило узкий коридор, делающий поворот шагов через пятьдесят от начала, с такими же гладкими стенами и потолком. — Мне сейчас интереснее, что его открыло. Ты, Альхаге? Твоя магия? Наше присутствие? Может, стена открывается сама через определённые промежутки, и мы прошли мимо десятка таких? Или рядом нужно было поспать? — Хмыкнув, он тронул мага за рукав: — Гаси, не трать силы. Здесь обойдёмся простым огнём.

На огниво, извлечённое из внутреннего кармана куртки, Альхаге уставился с нескрываемым ужасом.

— Чем бы это ни было, — хладнокровно прибавил учёный, выдержав его взгляд, — оно не огонь не любит, а лёд.

— Когда началось землетрясение, я не колдовал, — огрызнулся Альхаге, огромным усилием не позволяя себе скатываться в истерику. Человеки... — Всё началось с появлением огня. Или непоявлением, если вам так будет угодно. И здесь-то нам прятаться особо негде. Подумайте хорошенько, — почти зашептал он, по привычке взмахнув пустой рукой, но покривившись и пряча во избежание новых травм за спину, — не лучше ли вернуться наверх? В пустоту храм, мы и так весело прогулялись. Спустимся в дыру, после проползём по стенам, как дикие жуки, и выберемся. Ну же, — выдохнул он, заметив сомнение в глазах Гоито, да и Александры, хмуро взирающей на лаз, — подумайте, пока не поздно. Во имя Праматери, у вас и без того множество материалов для ваших книг — одни колдовские двери чего стоят.

— Может, ты и прав... но я себе не прощу, если мы остановимся в десятке шагов от последних следов древней культуры. — Густаф, тронув проводника за плечо, обернулся: — Голосуем. Александра? Гоито?

Не было нужды оборачиваться, Альхаге уже знал, как эти дурни поднимают ручонки, не задумываясь, на что подписываются. Впрочем... раз они переплыли с одного материка на другой ради надежды найти старинную нору, чего ещё ожидать? Благоразумия?

— Вперёд, — буркнул он, не дожидаясь, когда Густаф скажет это сам. — Навстречу приключениям.

Его снова хлопнули по плечу, но возмутиться Альхаге не успел: рука принадлежала Александре. Женщина кивнула:

— А вы начинаете проникаться, да?

* * *

Крик продолжал звенеть в ушах.

Лаз, вопреки самым страшным предположениям, первые триста шагов вёл себя пристойно и не чудил, но когда за поворотом впереди заметно посветлело, под ногой Гоито громко хрустнул камень. В следующий миг крупная лапа рванула Альхаге к стене, а Александра точно так же схватила беднягу-художника. Несколько секунд они, вжавшись в стену, вслушивались, пытаясь за стихающим визгом услышать зарождающийся грохот обвала.

— Плита просела? Нет?.. Да чтоб вас, почтеннейший, — прошептал тихо-тихо Альхаге. Плохо управляясь с рукой, он обтёр лоб, отчётливо вдруг осознав, как выглядел сам в несколько схожей ситуации. Правда, у Гоито поводов было больше. — Всем бы так верещать.

— Моя младшая вопит хуже, — поддержал его таким же сдавленным шёпотом Густаф, ногой пробуя пол. Копья не повылетали, камни не покатились.

— Это потому что она маленькая, — сглотнув, шагнула за ним Александра, тайком проверяя, продолжает ли на неё поглядывать Альхаге. Не то чтобы это действительно становилось проблемой, но отчего-то смущало. — Подрастёт — научится.

Упражнялись в остроумии они до тех пор, пока не прекратили дрожать колени, да и после лишь сбавили обороты. Учёных бодрило всё: и неспешно приближающийся свет, и гаснущее под действием неведомой силы колдовство Альхаге, и близость тайны, до которой у них, как оказалось, есть все шансы добраться. Подлило масло в огонь замечание проводника, что ход, открывшийся им, больше похож на жреческий, а не коридорчик для просящих и молящихся. А что хрустнуло — так не накрыло, и благо.

— Погодите, — поднял ладонь Альхаге, прервав весьма изящную шутку Гоито, остановившись перед очередным поворотом. Оглядевшись, глубоко вдохнул. — Так не бывает. Пахнет... лугом?

— Не чую, — признался Густаф, а Александра шумно принюхалась, прикрывая нос рукой.

— Можжевельник, кипарис... — Она вышла чуть вперёд Альхаге. — Вода. Слышите?

— Подземная река? В этих краях такое возможно?

— Мы ушли далеко, — повёл плечом проводник, нервно щёлкая пальцами. Искры потухли быстрее, чем прежде. — Кто знает, но здесь, верно, не только река, но и лес с полем, полным цветов и благодати. Ну зачем я сюда полез...

Позади него хихикнули, но не слишком уверенно. Все они обрадовались бы и хорошему, и плохому, лишь бы не шататься по узким коридорам, влезая в новые узкие коридоры и возвращаясь обратно. Путь в таинственные святилища и не должен быть лёгким, но чтобы настолько странным...

Вскоре они увидели первое пятно влажной плесени, и чем дальше — тем гуще она расползалась по всем доступным поверхностям, слабо мерцая и напоминая мох, населённый светлячками. Скромную арку, выходящую в полутёмный зал, она облепила полностью.

Альхаге вышел первым и зябко поёжился: тусклое мерцание уходило далеко вперёд и вверх. Он, помедлив, плеснул вверх ледяным пламенем, потухшим через доли секунды, не выдержав напора остаточной магии этого места, и успел лишь разглядеть высоко поднимающиеся колонны впереди и куполообразный потолок. В самом верху, как ему показалось, блестело что-то безумно похожее на стекло, но он не посмел тешить себя надеждой.

После стен, лишающих возможности полностью развести руки, пространство зала оглушало. Запахи трав и молодой коры кружили голову, шум воды разносился с обеих сторон от арки, и разыграйся воображение ещё немного — покажется, будто лицо обдувает свежий ветерок.

— Добрались?..

Голос Александры дрогнул, и женщина до хрипоты раскашлялась. Не оборачиваясь, Альхаге зашагал прочь от арки, прочь от людей, озираясь и напрягая зрение, оборачиваясь вокруг себя и стараясь вложить в память каждую деталь. В верхней части храма и стены, и пол казались обычной каменной кладкой, по пути вниз — полированным камнем, но ни там, ни там они не напоминали дорогой мрамор. Пол и вовсе не имел швов и казался чёрным, опалённым и превратившимся в стекло. Ни разводов, ни потёков.

— Нужно зарисовать, ну хотя бы несколько набросков, вы погодите, погодите, я сейчас... — бормотал далеко позади Гоито. Когда Альхаге в который уже раз обернулся, учёный суетливо рылся в мешке, то и дело вскидывая голову и очарованно разглядывая огромное чёрное храмовое нутро. Не отходящие, не спорящие и не менее удивлённые Александра и Густаф, едва не склеившись боками и накрепко схватившись за руки, запрокинули головы.

Это оказалось много большим, нежели всё, что они ожидали увидеть.

— Люди так не могут... верно? Верно?

— Я хочу, чтобы вы запоминали каждую трещинку, — растягивая слова, произнёс Густаф, когда Альхаге, оправившись от неожиданности, повернул назад. — Света мало, но это всё, что мы можем сделать. Если Гоито сделает хоть какие-то зарисовки, то, думаю, они станут единственными изображениями этого места за последние несколько сотен лет. Если вообще есть какие-то другие. А мы осмотримся. Александра, мы же...

— Маски.

На Альхаге поглядела только женщина.

— Вы наденете маски, если у вас есть ещё, — повторил проводник, обходя их по широкой дуге. — Не знаю, чем мы сейчас дышим, но если эта поросль рассыпает споры, то вам не захочется глотать их и дальше. Да и запах этот...

Он остановился у края площадки и побрёл вдоль него к стене с аркой. Весь зал, насколько хватало глаз, рассекали по обе стороны два глубоких жёлоба. В стену они вгрызались огромными отверстиями: когда-то, должно быть, в каменных руслах бесновались полноводные потоки, но ныне по ним бежали ручьи. Тянуло водорослями и мокрым песком, но никак не цветами.

— И молю, — не решившись кричать, повысил он голос, — не пытайтесь отколоть камешек на память. Только нового обвала нам не хватало.

«И контакта со здешней дивной растительностью, без которого можно обойтись...»

Он боялся закрыть глаза. Боялся зажмуриться. Только чёрные стены отделяли его от уверования в то, что они выползли на поверхность. После пыльной прохлады подземелья нереальность ощущений сбивала с ног.

— Альхаге, сопроводите меня? — разбивая хитросплетения разбушевавшейся фантазии, с неизменной вежливостью окликнула его Александра, шаркая по зеркальному полу стоптанными подошвами. Кроме маски она нацепила очки, несомненно стянутые из алхимической лаборатории: на одну линзу опускались увеличительные стёклышки. — Я хочу осмотреться, пока Густаф удерживает Гоито от лобызания каждой неровности, но опасаюсь на что-нибудь наступить.

— Отчего же не сходить?

Они пошли вдоль одного из ручьёв, договорившись повернуть обратно у первых колонн. По ногам сквозило, журчание воды умиротворяло почти так же, как могло бы на поверхности, и единственным, что сбивало с толку, было чувство оглушающей пустоты. Альхаге, заложивший руки за спину, чувствовал, как нелепо-дружелюбно растянулись его губы.

— Зачем вы приплыли сюда, госпожа? — поинтересовался он через несколько минут молчания, понизив голос. Предосторожность казалась напрасной: звуки терялись в этой громадине, не желая отражаться от удивительных гладких пола и стен. — На вашей земле тоже хватает малоприятных и провонявших невесть чем нор.

Александра крепче вцепилась в лямку своего мешка, тоже улыбнувшись за тканью, скрывшей рот и нос, но покачивая головой. Глядя под ноги, призадумалась и нехотя пожала плечами.

— Мне кажется, что в это место меня вела целая череда невозможностей и случайностей. Портовый городок, в котором я росла, старые байки, долг в сотню монет, вынудивший отправиться не в столицу, а в библиотеки древнего, но куда менее престижного Мелхорского университета... — Голос становился ровнее и размереннее. Не решаясь перебить, Альхаге чуть замедлил шаг: до колонн оставалось всего ничего. — Там я снова повстречала сказки из детства, но называли их уже не стариковскими глупостями, а песнями былых времён. Не знаю... Глупо прозвучит, но когда я нашла их, внутри всё запело. Я грезила выжженной солнцем степью и красными скалами, резьбой на раскалённых камнях и людях, носящих имена звёзд. Когда Густаф стал собирать группу, — остановившись, обернулась она к Альхаге, — я не дала себя опередить. Никому. Как видите, степь, резьбу и звёздного господина я нашла. Ну а вы?

Смешок вырвался против воли. Проводник крепче стиснул запястье, болью приводя себя в чувства, и привалился к колонне боком. На этой громадине, отполированной до неизменной зеркальности, не цвела светящаяся плесень, а слабые отсветы той, что осталась позади, не разгоняли темноту.

— «Звёздный господин», — невесело ухмыльнулся он, сдувая волосы с лица. — Да... Хорошо звучит. Я старший сын старого рода, такие имена — традиция. В сказках моего народа древние, наши предки, были способны гасить звёзды и поглощать миры, пронзая пустоту между ними подобно вашим вестницам. Не буду врать, мне бы польстило узнать, что моя никчёмная кровь могла обратить на себя внимание Праматери, или что мне уготовано нечто невероятное, но я давно не дитя. И если вас сюда вело провидение, то я бежал к этой помойке сам, подгоняя себя своими же ошибками. Впрочем, если эта встреча позволит уплыть отсюда и мирно жить отпущенные годы, я с готовностью уверую и в судьбу, и в магию имён. Не снимайте.

Александра, севшая на край жёлоба, виновато поглядела на него сквозь линзы очков и вернула маску на место. Голос Альхаге и шум воды нагоняли на неё покой и податливую мягкую сонливость, и она, растирая ноющие запястья, сложила заплечный мешок и со вздохом легла, уложив на него голову. Обернувшись, смотрела, как Альхаге обходит колонну, возвращается и замирает на краю, там, где бок тёмного каменного ствола пересёк край русла, выйдя за него боком, как проросшее на берегу дерево.

— Нам толком ничего не известно про улаев. Даже то, кому именно они поклонялись и строили ли храмы, подобные этому, где-то ещё. Кто знает, Альхаге, вдруг и вас сюда привели ради великой цели? Я открою тайны этого места, а вы узнаете историю своего народа.

Постояв у обрыва и поковыряв несуществующую ямку в полу, Альхаге подошёл к учёной и сел рядом. Он хромал и даже дышать старался не в полную силу, казался неуклюжим и измотанным, но ухитрился опуститься на каменный пол с поистине нечеловеческой грацией. Белки светлых глаз влажно блестели.

— Подумайте сами, госпожа, — пробормотал он, зевая в предплечье и испортив такой красивый, обводящий всё вокруг жест, — способны ли люди сотворить подобное? Улаи кажутся вам загадочными дикарями, но они люди. Смертные, как и вы. — Потерев наиболее уцелевшим пальцем пол, Альхаге поморщился. — А это творения драконов.

— Это может быть драконьей усыпальницей? — помолчав и взвешивая все доводы в пользу того, что Альхаге лишь неудачно пошутил, спросила Александра. Пол под её спиной не имел ни щербинки, чтобы и правда махнуть рукой и заявить, что это лишь гений человеческого трудолюбия. — Или дворцом? Или... кладбищем? Что они вообще делали с телами мёртвых? Об этом где-то написано?

— Вы так любознательны, — вздохнул с присвистом проводник, пытаясь поколдовать. Искорки затухали, теряясь в живущей в зале пустоте, а стараться в полную силу не больно-то хотелось. — Но разве ответ не очевиден?

Наслаждаясь мастерски изображённым ожиданием, он сощёлкнул с ногтя ледяную полоску, влив в неё достаточно сил, чтобы она успела долететь до ручейка, и не менее мастерски выдержал паузу. Зловещая ухмылка, растянувшая губы, вышла более чем пристойно.

— Они их... съедают.

Он клацнул зубами и картинно, хоть и не слишком громко, расхохотался. Она прижала ладонь к груди и горестно простонала «о ужас!». Общий смешок прозвучал почти одновременно и вполне удовлетворённо.

— А вы шутник, — протянула Александра, садясь и похрустывая суставами. Альхаге ответил ей улыбкой, и гораздо более дружелюбной, нежели на всём пути до того.

— Ни в коем случае, госпожа. Именно так они и делают, клянусь крыльями их вождя. Ну что же, — предложил он, поднимаясь и протягивая ладонь, — пойдёмте дальше? Или вернёмся?

— Да... нет, постойте, — ухватившись как можно выше бинтов, встала и исследовательница, — погодите немного.

Альхаге, помедлив, повернулся, пытаясь отследить её взгляд. Кивнув, неспешно обошёл колонну, снова сощурился и, растерев пальцы, сосредоточился. Давление остаточной магии неприятно прокатилось по позвоночнику, но запущенный на другой «берег» огонёк благополучно долетел и разбился о стену. Примерно в шаге от арки, утонувшей в густых тенях. Глаза успели разглядеть резьбу и короткий коридор, сворачивающий в сторону. Точно не тупик.

Правильнее всего было увести женщину, взывая к разуму и объясняя, что путь к святилищу любого храма, если его строили не блаженные, точно не прячется в непонятных кривых коридорчиках. Помешали две вещи: осознание, через какой кривой коридорчик пришли сюда они сами, и любопытство. Альхаге просто надышался ароматной плесени до безумия, а может, заразился им от этой троицы.

— Не хотите перебраться через бушующую воду, дабы осмотреть загадочные помещения, сокрытые в глубинах древнейших подземелий? — поинтересовался он тоном, подходящим имперскому аристократу, а не дикарю из далёких земель. Александра, не сводя глаз с черноты, затопившей вожделенную арку, изобразила неглубокий реверанс и подтянула перчатки.

— Если вы приглашаете, господин Альхаге, — ведите.