Два сапога пара (гет)

Не переживай, я все решу, так и знай,

Не переживай!

(с) Секрет

Молодой Роберт Баратеон иногда думал, что его силы беспредельны, и во время перехода через горы постоянно прокладывал дорогу через сугробы не в очередь, распахнув куртку на мокрой груди и не слушая добрых советов северян. Поэтому вскоре после того, как Роберт и его спутники преодолели Западные холмы, молодого лорда Штормовых земель стало серьезно штормить. Еще пару дней Роберт держался, по-прежнему лихо сидя в седле, и только Лианна с опаской поглядывала на холодный пот на его лбу, но когда граница Западных земель осталась позади, Роберта начало со страшной силой тянуть за две сотни миль в Эшфорд, где ему, никогда там не бывавшему, якобы всегда везет, и где надо выловить этого педераста Тирелла и покарать его за то, что его отец Арима занял какой-то замок в Штормовом пределе.

— Мейстера надо, — сказала Лианна, которую, когда она болела, мейстеру Лювину приходилось ловить по крышам, и Эддард, уложив своего друга спать и все еще усмехаясь ерунде, которую тот городил, только отмахнулся, но потом взглянул на лицо сестры и переменил свое решение.

— Ложись спать, Лия, — твердо сказала Эддард, потому что у Старков в трудную минуту командование всегда принимал старший. — Вечером поеду за мейстером.

Из Дорна в Простор дул теплый пустынный ветер, согревая уснувших среди кустов путников, жаркое дневное солнце обещало еще одну, уже настоящую, весну, а молодой Роберт беспокойно ворочался на траве на опушке леса, взмахивая руками и надрывно храпя, пока его неожиданно не разбудили.

— Роберт, ты, пожалуйста, не помирай, — попросила Серсея, кладя руку Роберту на мокрый лоб.

— Тебе-то что за печаль? — огрызнулся Роберт, у которого за время похода на Серсею появилась небольшая аллергия, в отличие от Старков, которые в конце концов к Серсее немного потеплели, как и она к ним.

— Я тогда всю жизнь буду думать, что это из-за меня, — трагическим голосом сказала Серсея. — Это же из-за меня ты постоянно не в очередь впереди шел.

— Ага, от великой и несчастной любви, — ответил Роберт, чувствуя новую, уже легкую и воздушную, слабость в руках и ногах, и небольшой звон в светлеющей голове. — Как гляну, как ты с лошадью через сугробы лезешь, так и думаю: «Что за несчастье!»

— Дурак ты, — ответила Серсея, но не обиделась, потому что поход выбил у нее из головы идеи, что все в нее влюблены, и даже объяснил ей, что в жалости нет ничего оскорбительного, потому что жалеют тебя только те, кто чувствует твою боль и готов помочь. — Принести тебе воды?

Когда Серсея вернулась с водой, Роберт уже снова захрапел, и Серсея улеглась на свой плащ, который когда-то, еще в Утесе Кастерли, снял с себя и накинул на нее Роберт. В родительском доме все капризы Серсеи немедленно исполнялись, так что она даже начала считать, что правда — это то, что ей угодно считать таковой, и поэтому теперь, когда она хотела помочь Роберту, ей было особенно тяжело осознавать свое бессилие, и эта тяжесть породила памятный для Серсеи сон. «Не жалей, — сказал ей во сне Роберт, и его лицо расплывалось, словно Серсея видела его сквозь слезы. Судьба Роберта была еще не написана, и умирающий лорд Баратеон казался спящей Серсее то совсем молодым, то сорокалетним, а то дожившим до лет своего прадеда Лионеля. — Главное себя не жалей, тогда о тебе пожалеют. Иначе таких детей вырастишь, что хоть ядом трави, хоть в окошко выбрось».

Вечером, когда Эддард проснулся, чтобы ехать за мейстером, обнаружилось, что Роберт пропал.

— Лия, погоди, — остановил сестру Эддард, потому что Лианна сразу взлетела в седло. — Конь его здесь, вряд ли он пешком отправился в этот свой Эшфорд. А вот куда…

Но долго гадать Эддарду не пришлось, потому что Роберт уже выходил из леса с увесистым кабанчиком на плечах.

— Ты болван! — закричала на него Серсея, сначала побледнев, но потом догадавшись, что кровь на плечах и груди Роберта — это кровь кабана. — Ты же мог погибнуть! Ты утром даже руку не мог поднять!

— Э, да брось, — отмахнулся Роберт, легко скидывая кабанчика наземь, и счастливая Лианна по его веселым и ясным глазам поняла, что силы молодого Роберта действительно почти беспредельны, и еще очень долго никакая болезнь не перекусит его тугие жилы. — Чтоб в кабана промазать — это ж я столько не выпью.

— А не развести ли нам костерок? — предложил Эддард, чтобы поберечь своего выздоравливающего друга и не ехать дальше. — Тиреллы нас небось не сдадут.

Когда до Башни Радости оставался один дневной переход, за поход постепенно увеличившийся вдвое, оказалось, что каждый из участников видит окончание похода по-своему. Эддард хотел подъехать к Башне Радости вчетвером, потому что ему почему-то хотелось на нее посмотреть. Роберт вызывался поехать один в качестве переговорщика. Серсея осталась верна себе и требовала достать ей хоть какое-то платье. Лианна, как обычно, была ни с кем не согласна.

— Знаю я, какой ты переговорщик, — сказала мужу Лианна. — Отъедешь переговорить, а потом рубины в одну сторону, рыцарь в другую, а лошадь его вообще волки в овраге доедают.

— Эту историю я еще не слышал, — заинтересовался Эддард.

— Да было дело на Трезубце, еще пока тебя не встретили, — отмахнулась Лианна, которая не любила рассказывать о тех случаях, когда Роберт не давал ей за себя постоять и вступался за нее как за благородную даму.

— Я одна поеду, — сказала Серсея, которую немного испугала перспектива таких переговоров.

— Вот я и говорю, куда тебе платье? — повернулась к ней Лианна, обрадовавшись возможности сменить тему. — Как ты в нем верхом поедешь? А у Башни степь, там переодеваться негде. Давай лучше тебе лютню купим. Я такую историю слышала, как одна девушка переоделась юношей, прибыла ко двору лорда, назвалась Цезарио…

— Короче, и так, и так к Каронам ехать, — подытожил Эддард. — То ли лютню нам, то ли платье, то ли севрюжины с хреном.

Серсея была настоящей женщиной и нашла из дилеммы платья и вареной кожи оригинальный выход, надев свободное платье поверх вареной кожи.

— То-то принцу будет сюрприз, — не сдержался Роберт и получил от Серсеи лютней по голове.

— Думаешь, в последний раз? — спросила Лианна, когда все четверо подъехали к Башне Радости, и Эддард сказал, что достаточно на нее насмотрелся. Серсея еще с горного перевала клялась, что больше никогда не наденет походной одежды, рассудив про себя, что в положении слабой женщины есть много преимуществ, если рядом будет хороший мужчина.

— Как повезет, — признала Серсея, и Лианна подумала, что для попытки сорвать банк, полагаясь на милость судьбы и благородство своего избранника, тоже нужна своя храбрость.

— Мы в Королевскую гавань, а потом в Винтерфелл, — сообщила Лианна. — Если что, посылай ворона, мы тебя обратно украдем.

Серсея проехала половину оставшегося пути в одиночку и, остановив свою лошадь, тронула струны лютни и запела печальную песню, которую никто из ее спутников не знал, и трое оставшихся позади следили за ней до тех пор, пока из башни не прозвучали звуки серебряной арфы, подхватывающей мелодию. Тогда Лианна начала тихо насвистывать знакомую с детства песню про то, что наша крыша — небо голубое, а Роберт первым развернул коня и пообещал привезти всем на пяти милях триста футов.

Джон Аррен, властвующий в Королевской гавани, был уже стар и сед, но прожитые годы не смогли ни согнуть его спину, ни потушить его энергию. Когда Роберт, Эддард и Лианна вступили в покои десницы, Аррен сидел за столом на шестерых в кольчуге и боевых поручах, всю длину стола справа от него занимал его тяжелый меч, в середине на крутящейся подставке стояли два блюда и два кубка, а на другом торце стола, напротив Аррена, сидел встревоженный Варис.

— А еще слыхал я, лорд Варис, про яд-душитель, — рассказывал Аррен, всегда умевший напасть на хорошую застольную тему. — Глотка от него сама сжимается, как очко труса перед боем, и человек так силится вдохнуть, что кровь из глаз, да так и задыхается. Дорогой яд, но уж больно его алхимики уважают.

— Готов за державу голову сложить? — спрашивал Аррен побледневшего от описания яда Вариса и крутил подставку с едой. — Выбирай себе блюдо и кубок.

— Весело живешь, батя, — вместо приветствия сказал Роберт. — С кем воюешь?

— Да я всех тут разогнал, — сообщил Аррен, принимаясь за свое блюдо и весело поглядывая на Вариса. — А Россарта-алхимика повесил, после того как целый склад Дикого огня под септой Бейлора накрыл. Одного лорда Вариса вот оставил, он божился всеми богами, что у него уникальная шпионская сеть, каждый день мне про меня новый анекдот с базара приносил. Ну посмотрим, какова его шпионская сеть, сдюжит ли против алхимиков да придворной сволочи, — если кто из нас двоих откинет копыта, значит, не так уж и хороша. Из одной миски мы с ним еще не едим, не сдружились настолько-то, а что нам принесут, то на карусельке крутим. Если покушаются на меня — то шанс у нас обоих пятьдесят-на-пятьдесят.

— Лорд Джон умеет замотивировать личный состав, — пояснил Эддард сестре, держа ее за локоть, на случай, если в ней проснутся благородство и авантюризм и она потребует сдать на нее тоже, чтобы улучшить шансы Аррена.

— Вы ступайте-ка в Твердыню Мейгора, — посоветовал лорд Аррен. — Представитесь королеве, на дочку ее маленькую посмотрите. Заодно и поедите без рулетки. Если встретите вдруг Ланнистера, будет он вас задирать — сильно не бейте, в коленках он слабоват.

— Что, можно просто припугнуть? — осклабился Роберт.

— Я не в том смысле, — пояснил Джон Аррен, который всегда с шуткой да прибауткой давал советы, пригождающиеся потом в бою и в жизни. — Я в прямом, ноги у него слабые. Он у меня раз возле Железного трона караул нес — я отошел на минуту, возвращаюсь — он, чертова кукла, уже на троне сидит, ноги у него стоять устали. Я аж злился на него, вот как он на вас за украденную сестру, но через неделю иду ночью коридорами — глядь, а он караул на кортах несет. Такой, значит, человек.

— Семки лузгает? — весело уточнил Роберт, а Лианна рассмеялась, потому что всю выловленную на юге шантрапу всегда гнали этапом на Стену через Винтерфелл.

— Семки не, — в свою очередь развеселился Аррен, которому всегда было весело со своим воспитанником. — Ничего, будет еще филонить да по кабакам куролесить — научим.

Перед королевской детской стоял на часах сэр Барристан, верный своей присяге, предписывающей ему только обороняться против нападения членов королевской фамилии, но не давать сдачи, и удерживал на безопасном расстоянии маленького принца Визериса, положив ему руку на лоб и не давая пнуть себя по ноге.

— Говорят, сэр Дункан делал иногда так, — произнес Эддард тоном сказителя, — выпишется из Королевской гвардии на пять минут, оборвет кому надо уши и обратно запишется.

— Ловкие вы ребята, — признал сэр Барристан, оставленный напуганным принцем в покое. — Да и то сказать, из Утеса Кастерли дочку Тайвина выкрали.

— Следуем вашему примеру, сэр Барристан, — вежливо ответил Эддард прославленному рыцарю. — Время-то мирное, когда вы короля из Сумеречного Дола вывели, небось охраны везде куда поболе было, и караульные не спали.

Принц Визерис тем временем вернулся в детскую, подошел к колыбели и начал задумчиво щипать свою грудную сестру, прислушиваясь к ее плачу с интересом естествоиспытателя. Роберт скривился, шагнул в детскую и сгреб Визериса за шиворот, несколько раз встряхнув его для вразумления.

— Тебе отрубят руку, — злобно сказал Визерис, поставленный наземь. — Никто не смеет бить принца крови.

— Поговори мне, у меня бабка из Таргариенов, — ответил Роберт, надел Визерису на голову пустой ночной горшок и звонко ударил по горшку рукояткой кинжала. — Будешь еще щипаться как гусак, надену тебе на голову полный. Понял?

Оглушенный Визерис действительно что-то понял и тихонько слинял из комнаты, а маленькая принцесса уже тянула свои пухленькие ручки к своему спасителю.

— Ишь, шустрая какая, мать драконов, — сказал Роберт, когда милая малышка пожевала шнурок на его кожаном жилете, потом бросила шнурок и пожевала у Роберта палец. — Мордашка симпатичная, глазки умненькие, а братья один другого хуже. Надо бы лорду Джону идею подкинуть, пусть престолонаследие будет по женской линии.

— Отец всегда говорил, что королева у нас лучше, чем король, — подтвердил Эддард и, сам того не зная, угадал заветную мысль Джона Аррена.

— Серсее действительно как-то не везет, — заметила Лианна. — Все ее мечты сбываются, но радости ей от этого никакой.

В этом Лианна, впрочем, была неправа, потому что вдохновленный и влюбленный Рейгар в этот момент уже записывал второй альбом, исписав своими стихами к прекрасной Серсее первый.