Через сто лет (джен)

Он стоял спиной к двери и смотрел на панораму города за окном. Чем темнее становилось небо, тем яростнее ночная иллюминация спорила с ночью. Небоскрёбы Нью-Йорка, одновременно наивные и угрожающие, как любые символы мужского превосходства, никогда не погружались во тьму.

Лили вытащила из-за пояса нож. Не то чтобы она планировала начать разговор, перерезав шею своему старому знакомому, но так хотелось проверить, не растерял ли он за это время скорость реакции.

— Я же говорил, что рано или поздно ты придёшь. И что я всегда буду тебя ждать.

Рука с занесённым ножом дрогнула и поспешно спряталась обратно. Тот, кто теперь называл себя Энтони Старком, развернулся на каблуках своей умопомрачительно дорогой обуви и теперь стоял к Лили лицом. В темноте кабинета она не могла определить, прежним ли.

Словно отвечая на её невысказанный вопрос, он коротко скомандовал:

— Пятница! Освещение, пожалуйста.

Кабинет залил мягкий свет.

— Лили.

— Дориан.

Он поморщился.

— Давно не пользуюсь этим именем. Всё-таки не надо было финансировать тот роман. Мистер Уайльд добавил слишком много от себя, как любой гений, впрочем, — он быстро и лукаво улыбнулся. — Почему ты пришла так поздно?

— Потеряла твой след, — улыбнулась в ответ Лили и, не дожидаясь приглашения, уселась на диван. — Я почему-то не думала, что ты покинешь Лондон.

Старк вынул руку из кармана, провёл по волосам и задумчиво опустил ладонь на столешницу, выстукивая пальцами какой-то нервный мотив. «Раньше у него этой привычки не было». Снова развернулся к окну, но на этот раз кивком головы подзывая Лили встать рядом с ним. Она встала так близко к стеклу, что почти касалась его носом. Освещение снова померкло, и стеклянная преграда растворилась в ночных огнях. Море света до самого горизонта, а дальше — море тьмы, ещё больше и ещё гуще.

— Ты видишь, — без тени вопросительной интонации сказал Старк. — Нью-Йорк — это новый Лондон. Скажешь, не так?

— Обычно говорят «новый Йорк» или «новый Амстердам», — с улыбкой парировала Лили.

— Это всё формальности, — Старк отмёл её возражения резким взмахом руки. — Когда-то он назывался Ершалаимом, потом Римом, Константинополем… и Лондоном. Может быть, завтра он будет зваться Бейдзином ⁽¹⁾. Центр торговых путей, столица света и власти, огромный город, за сияющей витриной которого скрывается грязь и нищета трущоб, набитых мигрантами, — и это всего в двух шагах от блеска такого количества денег, какое в других уголках земли никто и представить себе не может. Все пути ведут сюда, а сам он, как огромный паук, простирает свои сети по всей планете, диктуя волю и подгоняя прогресс.

Лили улыбнулась.

— Я всё не пойму: ты говоришь об этом с восхищением или с омерзением?

— С любопытством, — Старк подпёр голову кулаком. Он по-прежнему смотрел на пейзаж за окном, но потом неожиданно стрельнул взглядом на неё. — Только и исключительно с любопытством. Остальные эмоции не стоят того, чтобы их испытывать. Ведь согласись — ничего, в сущности, не меняется… Впрочем, некоторые ирландцы теперь живут гораздо лучше, чем раньше. Тебя это должно радовать ⁽²⁾.

Лили не знала, что ожидала услышать. Дориан… Тони казался в точности таким же, как раньше: доброжелательным, равнодушным, холодным и гладким, как дорогой шёлковый платок. Уязвить или удивить его было невозможно. Но тогда почему он занимался тем, чем занимался?

— Знаешь, когда я посмотрела «Мстителей», то сразу заподозрила тебя в Железном Человеке… Но решила проверить.

— С ножом? — он понимающе улыбнулся.

— Ага, — рассеянно подтвердила Лили, вытаскивая из кармана портсигар. — Здесь можно курить?

— Нельзя. Но тебе можно.

Она не выдержала и подмигнула ему.

— Видишь, какая я консервативная: до сих пор курю и таскаю с собой холодное оружие.

— Думаю, убить тебя это не может ⁽³⁾.

— Как бестактно, — промурлыкала Лили, еле заметно проводя языком по нижней губе. Тон её полностью противоречил сказанному, но это был обман в обмане: раздражение, которое выглядело как флирт, и тем сильнее походило на заигрывание, чем глубже в пучины ярости она погружалась. Глубоко затянулась. — Так вот. Знаешь, вот в «плейбоя и миллионера» я верю безоговорочно, — взмахнула сигаретой и указала на него чуть тлеющим кончиком. — Но филантроп? Какими судьбами? Не ты ли говорил мне, что драться за права слабых не только глупо, но и скучно, что всё это уже было и ни к чему не привело? И кстати: почему актёр совсем на тебя не похож?

Дориан расхохотался:

— Дорогая моя Лили. Знаешь, до сих пор я не понимал, как скучал по тебе и твоей древней дремучей агрессивности. Отвечаю с конца: для конспирации. Тебе же это всё равно не помешало меня узнать. Потому что у «добра» всегда находятся враги, то есть люди, которые меня развлекают. Кстати, — он взял её руку в свою и поцеловал. — Кто знает, может быть, меня вдохновил твой пример.

Лили недоверчиво усмехнулась. Ей тоже было, что вспомнить, конечно. Она даже прошла актёрские курсы и курсы пластического грима, чтобы научиться изменять внешность — без этого люди бы быстро поняли, что многие вожди феминистских и просто революционных движений как-то подозрительно похожи друг на друга и чертами лица, и повадками. Только, пожалуй, с Розой Паркс ⁽⁴⁾ ей пришлось подставить вместо себя другого человека, потому что в этой борьбе ей всё равно было не стать до конца «своей»…

— По-прежнему «развлечение»? А платить всегда приходится не тебе, — упрекнула она.

— Иногда и мне. Ты же смотрела фильм. Кстати, прочла бы комиксы, мы бы встретились гораздо раньше.

— Я не читаю комиксы, — отрезала Лили. — Они напоминают мне старые книжки на пенни, про бедных сироток, вечную любовь и кровожадных чудовищ ⁽⁵⁾. Я обожала их… В прошлой жизни. А теперь видеть не могу.

— А я видеть не могу мирскую несправедливость, — хмыкнул Старк. — Хотя знаю, что «в прошлой жизни» был другим.

Он посмотрел вниз, на свои руки, нервно сплетающие и расплетающие пальцы. Они жили, казалось, собственной жизнью. Что дало ему ощущение уязвимости? Остроту жизни? Страх? Ни то, ни другое. Только ноющую тревогу, нервный подкожный зуд, который не смыть и не унять, как нельзя почесать собственную душу.

— Все думают, что моё сердце просто было повреждено. Но ты же знаешь — для меня это не проблема…

До этого Лили порывалась что-то сказать, но сейчас, видимо, уловив перемену в его тоне, замолчала и только быстро кивнула в ответ на эту реплику.

— На самом деле тот удар полностью лишил меня сердца. Там была дыра. Пусто. Знаешь… — он нервно усмехнулся, — никогда бы не подумал, что оно вообще мне нужно. Но, оказалось, без него было трудновато. И ещё одно: я ещё сильнее почувствовал себя одиноким.

— Вся эта супергеройская деятельность — просто твой способ найти других… не совсем людей — и быть рядом с ними, — поняла Лили. — То, что не получилось со мной.

— Ну, ты же здесь? — тряхнул головой Старк, возвращаясь к своей обычной дружелюбно-равнодушной манере разговора. — Хочешь с нами? Мы придумаем тебе какой-нибудь броский псевдоним. «Белая гвоздика»? Или «Кулак феминизма»? Женщины всего мира будут брать с тебя пример, а фильмы и комиксы о тебе мне даже не придётся финансировать: их и так оторвут с руками. Ты же всегда мечтала о трибуне? «Мстители» — самая большая трибуна на свете.

Итак, он её ждал. Как всегда на шаг впереди… Лили внезапно с толикой разочарования поняла, что это не она так ловко обошла защитные системы Старк Тауэр, а он сам, скорее всего, включил её в список допущенных лиц.

«Мстители» были… почти всесильными. Не соблазниться такой возможностью глупо. Но работать на Дориана Грея? Лили слишком дорого купила возможность всё решать самостоятельно — и целый век у неё получалось. Возможно, Дориану хочется наконец-то оказаться в обществе таких же, как он. Но ей-то всегда было лучше среди людей. С ними она могла забыть, что сама уже больше не человек.

— Поговорим об этом ещё через сто лет, ладно?

Лили протянула руку для прощального рукопожатия. Её взгляд скользил по лицу Дориана, пытаясь уловить его реакцию: разочарован? Ждал чего-то подобного? Или удивлён? Странно, что ей не всё равно. Странно, что ему не всё равно. Но такие уж они уродились «дикобразы», чтобы никогда не говорить друг другу всей правды.

Его ответное рукопожатие утратило прежнюю мягкость, став крепким и деловым. Ещё одно маленькое отличие. Возможно, когда-нибудь их накопится так много, что она захочет узнать его заново. Но не сейчас. Пока Лили ещё хочет потешить себя иллюзией, будто она по-прежнему человек, а не сверхъестественное существо.

— Ладно. Ты же знаешь, я всегда буду тебя ждать.

* * *

Она ушла, конечно. Странно было бы ждать чего-то другого. И Энтони Старк (ещё одно ненастоящее имя в ряду таких же придуманных имён) не знал, жалел ли он об этом.

Его новая жизнь научила: никакие сверхспособности не могут уберечь от смерти. А что было у неё? Сверхсила и нечувствительность к ранениям. В век разрывных снарядов — негусто. С другой стороны, работали же на него и «обычные» люди… Неужели их он просто не так уж боялся потерять?

Старк устало провёл рукой по лицу. Всё это было слишком сложно.

После нескольких тысячелетий он изучил внешний мир до малейшей чёрточки и пресытился им, но что творилось у него в… душе, за неимением лучшего слова, хотя его душа была в проклятой картине (надёжно спрятанной среди целой коллекции странных и баснословно дорогих картин сумасшедших художников) — всё ещё оставалось секретом.

— Обожаю раскрывать секреты, — пробормотал он вполголоса. — Сто лет должно хватить.

1) Beijing — Пекин

Вернуться к тексту

2) До смерти и возрождения Лили Франкенштейн звали Брона Крофт, и она была нищей ирландской эмигранткой. Кого из потомков ирландских эмигрантов в США имеет в виду Дориан — на ваше усмотрение

Вернуться к тексту

3) Одна из "чудовищ Франкенштейна", Лили формально мертва — и бессмертна

Вернуться к тексту

4) https://ru.wikipedia.org/wiki/Паркс,_Роза

Вернуться к тексту

5) Penny Dreadful, "Грошовые ужасы" — жанр, получивший название из-за этих брошюрок, немного похожих на современные дешёвые ужастики, приключенческие и любовные романы в мягкой обложки. Или на комиксы (кроме графических новелл)

Вернуться к тексту