Попаданка в сапоги (гет)

Полет из окна закончился неожиданным приземлением на спину какого-то доисторического ящера, судя по всему, не принимавшего водных процедур еще со времен этой самой доистории. А может, это тащило у мертвого чародея из подмышек. В любом случае, Маше Ариэль уже через полчаса стало невыносимо дурно, и она начала перебирать в памяти все, что слышала о межвременных странствиях и параллельных мирах, но ничего у нее в голове так и не всплыло, кроме песенки про Валеру.

Вокруг царила кромешная тьма, может, потому, что стояла жуткая и беспросветная ночь. А может, потому, что Маша путешествовала под плащом у мерзлявого назгула, постоянно кутавшегося в тяжелую ткань с узором, напоминавшим каракулевую шубу, которые одно время носили все партийные руководители. «Интересно, куда это чародейское мудло меня тащит. Надеюсь, не в огнедышащую гору. Хоть бы уронил над каким-нибудь домом Элронда или лесом этой самой как ее там… Тырдырдриэли», — рассуждала Маша, с тоской вспоминая о корейских народных артистах и избитом ими Бибере, которых, наверное, уже выпустили из обезьянника. Дальше она сосредоточилась на своих магических способностях и попыталась телепортироваться, но назгул намертво вцепился в голенища ее новоприобретенного тела своими костлявыми трясущимися ручонками, словно боялся, что пролетающие мимо птицы отобьют у него добычу. С чревовещанием тоже не получилось: вместо речевых звуков Маша издала нечто, напоминавшее утробное урчание проголодавшегося бегемота, и назгул заботливо потрепал свою рептилию по холке.

— Проголодался, Трезор? Потерпи, щас долетим до заправки.

Маша Ариэль печально вздохнула и погрузилась в грустные размышления. Свадьба с Йорветом откладывалась на необозримый срок, о свидании с Чимином, Чонгуком и Бибером тоже можно было забыть. Да и вообще будущее представлялось Маше крайне туманным и малоприятным. Надо было срочно найти Гендальфа Серого, Сарумана Белого или какого еще представителя семейства волшебных разноцветных и выспросить у него, что за придурок превратил ее из красавицы с третьим размером в сапоги. Но где в Средиземье водятся волшебники и понимают ли они сапожный язык, Маша не знала, так что из стелек у нее снова полились горькие слезы. Назгул чертыхнулся, распахнул полу плаща, перевернул Машу вверх ногами и стал ожесточенно размахивать ее внешним обликом.

— Вот падла деформированная, нассал он в эти сапоги, что ли? Чего из них все время какая-то дрянь льется?

Маша Ариэль чувствительнейше оскорбилась такому невежливому предположению, потом испугалась высоты и снова попыталась расколдоваться или телепортироваться, а еще через минуту вслушалась в шипение матерящегося назгула и, к своему удивлению, расслышала в нем весьма понравившиеся ей командные нотки. В ее располовиненном уме стала складываться новая диспозиция. У назгула есть летательный аппарат, значит, не безлошадный нищеброд, с такими Маша ни за какие романтические коврижки не соглашалась контактировать. Опять же, судя по фильмам, была у него и своя хата где-то на окраине Мордора. «Да и вообще, — рассуждала Маша, — он ведь колдун там ихний крутой и бандой своей командует, и вроде до перестройки королем у какой-то диаспоры числился».

И через полчаса Машиного интенсивного умственного труда ничего не подозревавший Ангмарец из морального и физического разложенца, главного приспешника Саурона, врага номер два всех свободных народов и персонального обидчика бедняги Фродо превратился в выгодного жениха с машиной, квартирой и непыльной должностью. Сумей он прочитать Машины кровожадные мысли, пожалуй, срочно демобилизовался бы и свалил обратно в гробницу, заколотив для надежности с внутренней стороны дверь. Но назгул, к счастью для Маши, на уроках по легилименции и осанвэ сладко спал, прикрывшись забралом, поэтому они продолжали свой полет в относительно тихой и спокойной обстановке. И у нашей сьюхи было время даже обдумать во всех деталях такие вопросы, которые заставили бы покраснеть и стыдливо потупить глаза даже самого Саурона, не то что ангмарского чародея.

Меж тем рептилия, кашляя и отфыркиваясь, миновала Мораннонские болота, и вскоре назгул аккуратно припарковался на крыше родного дома. Маша Ариэль жизнерадостно осматривала свои будущие владения, стараясь не обращать внимания на дикие вопли пленников и мерзкие рожи шарившихся по башне орков. «Эт че, тусняк у них тут идет, что ли? Обкуренные они какие-то, и дым стоит подозрительный», — недовольно подумала Маша, но тут у назгула в кармане завопила рация, и сомнения в моральном облике жениха пришлось отложить подальше. Назгул на сверхзвуковой скорости помчался куда-то по лестницам, так что у Маши завернулись в трубку голенища. Полет затормозился на вершине здоровенной башни, где под самой крышей была затхлая темная комнатушка, сплошь завешанная орудиями пытки. «Прям как в „пятидесяти оттенках“», — довольно констатировала Маша, радуясь, что она теперь даже круче этой лохушки Анестейши Стил.

Тут назгул прервал Машины восторженные мысли, сев на табуретку. Выдав что-то вроде: "Иди ко мне, детка!", — он поспешно и без всякого предупреждения натянул ее себе на ноги. Маша выгнулась дугой и взвыла, совершенно офигев от непривычных и крайне малоприятных ощущений — ангмарские старые кости больно впились ей в самые неожиданные места. «Ах ты дубина стоеросовая», — злобно фыркнула она, с тоской вспомнив мозолистые лапы Азога. — «Я тебе это просто так не спущу». Назгул же, словно решив, что он тоже не какой-нибудь там Грей, начал форменное надругательство над бедной Машей Ариэлью. Он без всякой жалости дергал ее за голенища, плотнее натягивая на свои костлявые ноги, шлепал по заду, радуясь, что кожа издает такой громкий щелкающий звук, подпрыгивал, приземляясь на каблуки, и весело пинал каменные стены.

— Тыщу лет я такого кайфа не испытывал, — изрек он, наконец, притомившись и пытаясь справиться с одышкой. — Узковаты, правда, ну да ничего, еще пара раз и будут как по мне сшитые.

Маша Ариэль взвилась от злости на бесцеремонного назгула и твердо решила ему отомстить, чего бы это ей не стоило. Включать суккубо-инкубовские чары было крайне опасно — мало ли, чего еще мог удумать старый извращенец, а все остальные вряд ли бы подействовали на мертвяка достаточно ощутимым образом. Маша огорчилась и растерялась, снова приготовившись мочить стельки. Тут раздался свист и грохот, и в середине комнатушки материализовался здоровенный мужик, весь закованный в доспехи и излучавший пламя, как раскаленная мартеновская печка на Жмеринском сталелитейном заводе имени Дзержинского. «Твою ж мать, это Саурон!» — подумала офигевшая Маша, которой вдвойне захотелось вернуться обратно в родную Жмеринку к сбежавшим родителям и ненавидевшим ее ни за что одноклассницам. Саурон же, заложив руки за спину, прошелся по комнатушке, не глядя на назгула, скромно вжавшегося в стенку и ковырявшего пол Машиным носом.

— Тебя где, твою дивизию, полночи носило? — наконец, пробасил темный майя, и назгул вздрогнул, загремев шарнирами.

— Разрешите доложить, ваше опупейшество, инспектировал дальние гарнизоны.

— И че наиспектировал? — лениво поинтересовалось вашество, с тоской выглядывая в окно на маршировавших по центральной площади орков.

— Разброд и шатание, ваша неадекватная милость. У Азога сын на мандолине прям в казарме играет, Саруман сифилис от какого-то подопытного подхватил, а в доме Элронда опять «Двенадцатую ночь» с Линдиром в главной роли ставили, — бодренько отрапортовал назгул.

— И не надоест же им, — вздохнул Саурон. — Ломбарды все пробил, колечко мое так и нигде и не всплывало?

— Как есть все, ваша мерзопакостность, и ломбарды пробил, и у кентов по службе бывшей поспрашивал, в вещьдоках тоже ни у кого нет.

— Ну ищите дальше, если премию хотите к юбилею восстановления Мордора получить и из очереди на квартиры не вылететь.

— Есть искать дальше! — задрал подбородок Ангмарец, застывая в воинском приветствии.

Саурон отвернулся к окну, сложил руки на груди и, выпрямившись во весь рост, стал величественно отсвечивать на весь Мордор, озирая свои владения. Тут Маша Ариэль решила, что это самый подходящий момент для мести. Ангмарский чародей неожиданно для самого себя сорвался с места, задрал ногу и с разбегу захерачил Темному властелину под зад такой пинок, что сам Чак Норрис бы позавидовал. Саурон, согнувшись, вылетел в окно и через минуту с оглушительным грохотом приземлился у подножья башни, пропахав носом в площади овраг метров пять в длину и три в глубину и распугав всех окрестных орков. Отряхиваясь, он вылез из оврага и с руганью выплюнул из щелей забрала набившуюся туда землю, а потом решительно зашагал обратно на верх башни, многообещающе потирая кулаки.

Ангмарец, в ужасе приложив руки ко рту, пронаблюдал за полетом и последующими перемещениями владыки и галопом помчался вон из башни к своему летучему боевому коню. Прыгнув на рептилию, он задыхающимся голосом скомандовал всеобщий сбор и торопливо отчалил вместе с войском, справедливо сочтя, что лучше геройски пасть в бою. Саурон неодобрительно качал головой, глядя вслед своей самой многочисленной армии, топавшей к Черным вратам под звуки боевого марша и надсадный кашель подавившегося от страха Ангмарца без всякого тактического и стратегического плана. Так Маша, мстительно хихикая и ожесточенно натирая обидчику босые пятки, попала на последнюю войну за кольцо на ногах у чародея.