Bad to the bone (джен)

Декабрь. 1988 год

Кастор досадливо оглядел свой внешний вид: тёплые зимние ботинки, пальто с меховым воротником. Декабрь в Больё-Сюр-Мер был похож на середину осени, как-никак — Лазурный берег, и лишь прохладный морской ветер напоминал, что в юго-восточный регион Франции пришла мягкая зима. Однако это никак не умаляло того факта, что он был одет не по погоде.

Кастор мельком осмотрел порт-ключ — серебряную чайную ложку, убрал его в карман, сверился с наручными часами, переведёнными на час вперед согласно континентальному времени, поправил лямку дорожной сумки, снял шапку и пригладил взъерошенные волосы. Всем видом он старался казаться старше своих восьми лет. Не зря ведь родители доверили ему совершить перемещение во Францию без сопровождения. Он без опоздания активировал порт-ключ и даже удержался на ногах после перемещения. Отец наверняка был бы им доволен. Если бы не был занят в Министерстве. Британский консул магической конфедерации нечасто находил время для таких пустяковых дел. Матушка продолжала семейное дело Шаплен — поэтому вечно пропадала где-то в магическом заповеднике на юге Соединённого Королевства в теплицах с кучей редких, опасных и в большинстве своём чертовски дорогих растений. С самого детства Кастор воспитал в себе самостоятельность, однако с огромной радостью и трепетом хватался за любые крохи родительского внимания, ведь он прекрасно понимал, что они любят его, пусть и другой, непонятной ему любовью.

Кастор вышел из-за угла тихой жилой зоны, до коттеджа семейства Шаплен было недалеко. В летнее время улица утопала в зелени, а уютный сад был засажен фруктовыми деревьями, пряча от чужих глаз небольшую теплицу с нетленными магическими растениями. Теперь всё казалось каким-то унылым и потерянным.

Они ожидали его у аллеи дома. Бабушка, мадам Диана в домашнем бирюзовом платье с небрежно накинутой на плечи серой накидкой счастливо улыбалась, положив заботливую руку на плечо внучке.

Офелия!

Кастор не подал виду, что удивился, но сестра словно вытянулась за эти полгода. Школьный пиджак с алой лентой — отличительным знаком прилежной ученицы-отличницы, белые колготы, балетки без каблука, наверняка она специально не переодевалась, чтобы в очередной раз утереть ему нос и показать всю свою красоту и превосходство. Она тепло улыбнулась, а огромные золотисто-карие кукольные глаза загорелись ярче солнца, говоря без всяких слов — Офелия рада видеть брата.

— Bienvenue mon cher frère!⁽¹⁾ — прощебетала она, вспорхнув вниз со ступеньки, широко, словно крылья, распахнув руки.

Кастор замер всего на секунду, отметив, что сестра действительно вытянулась, выше него на добрых три дюйма, а уже через секунду оказался в тёплых объятиях.

— О, бабушка, скажи, что он так возмужал! — Офелия кивнула мадам Диане, расплывшись в очередной добродушной улыбке.

А Кастор словно дар речи потерял. Он давно привык к протяжному французскому грассированию бабушки и дедушки, но вот чтобы так говорила сестра… Когда полгода назад она уезжала во Францию, то разговаривала на чистом английском, а тут вдруг вмиг позабыла, как говорить на родном языке. Это было выше его понимания.

— Филипп, как же мы рады тебя видеть! — проговорила мадам Диана, на её губах мелькнула мягкая улыбка, а вокруг серых глаз, словно веер, рассыпались морщины, которые делали её такой домашней и родной.

— Я тоже очень скучал, — улыбнулся Кастор, кивнув сестре в ответ, считая, что ведет себя как взрослый.

— Филипп! — в дверях показался невысокий, полноватый дедушка, месье Бонифас, поглаживая свою подёрнувшуюся сединой небольшую бороду — это был его привычный жест. — Проходи скорее!

Французским родственникам было чертовски трудно произносить его имя. «Кастор», казалось бы, что проще? Но эти жуткие сочетания букв вызвали у французов жуткое неудобство, они кривили лицо, складывали губы в трубочку, будто их насильно заставляли съесть лимон целиком. Поэтому во Франции Кастора звали вторым именем, хотя ему казалось, что таким образом родственники протестуют против имени, которое выбрал ему ирландец-отец.

В уютном коттедже четы Шаплен ему предстояло задержаться ненадолго. Впереди их ожидало долгое путешествие к предгорью Альп, в небольшую снежную деревеньку Кондемонтань.

Офелия порхала рядом с ним, пока старшие облачались в подходящую зимнюю одежду, щебетала о своих успехах в Школе благородных девиц. А Кастор смотрел на неё и думал о том, что когда родители приедут на Рождество, они не узнают свою маленькую дочь. Темпераментный отец наверняка пожалеет, что согласился отдать наследницу в «лучшую французскую школу для юных волшебниц» и вернёт Офелию из розовых мечтаний обратно на бренную землю, а точнее на домашнее обучение в Британию.

Фели с чувством рассказывала об уроках музыки, показала свою ученическую скрипку в футляре, которую она вместе с багажом взяла с собой в Кондемонтань, чтобы порадовать своими успехами прабабушку Шаплен. Она слегка приподняла брови, изображая восторженную гордость, потом по лисьему улыбнулась и показала брату волшебную палочку, ловко вытащив её из дорожной сумки.

Кастор не смог сдержать шумного вздоха удивления вперемешку с нотками зависти. Он столько раз просил отца купить ему собственную палочку, но тот вечно отказывал, парируя тем, что это не детская игрушка. А Офелия улыбалась во все двадцать восемь зубов, с огромным удовольствием покручивая в руках свою отполированную палочку, желая, чтобы брат разглядел её полностью, попутное выслушивая рассказы об её успехах в магических и маггловских дисциплинах.

— Офелия! — сверкнула глазами мадам Диана, направившись в сторону детей. — Мы же договорились, палочка остается дома. Это не игрушка!

Кастор лишь недовольно нахмурился и отвернулся, поджимая от обиды губы. Офелия — противная французская лягушка! — специально хвасталась перед ним, зная, что отец не купил ему волшебную палочку. Она обращалась с ней как с игрушкой, ни на секунду не задумывалась своей кукольной головой, что это бесценный магический артефакт, а не безделушка…

Она не достойна её!

Тем временем Офелия надела своё тёмно-синее приталенное пальто, завязала бант на норковой горжетке, застегнула сапожки и стала похожа на самую настоящую фарфоровую куклу. Дорогую, красивую, но такую беспомощную. Она всё ещё была самым настоящим ребёнком! А он сам уже давно вырос, и никогда не будет вести себя так глупо и хвастливо!

Месье и мадам Шаплен были любителями путешествовать на машине, да и вообще достаточно лояльно относились к магглам и их изобретениям. Пока месье Бонифас с нежным трепетом грузил сумки в багажник своего глубоко любимого бежевого мерседеса, ласково называя машину «la petit oiseau» ⁽²⁾, мадам Диана ворковала на французском с Офелией, а Кастор с серьёзным видом изучал свои ботинки. Долгое путешествие маггловским способом его не сильно радовало. Столько потраченного впустую времени. Но дедушка обещал ему «восхитительные панорамные виды».

Когда привычный размеренный пейзаж сменился, и ясное голубое небо нарисовало чётко очерченные верхушки гор, Кастор с упоением залюбовался солнечными лучами, заливающими оранжевым светом заснеженные верхушки деревьев. Чем дальше от Лазурного берега, тем ощутимее вступала в свои права самая настоящая снежная зима.

Всю дорогу Офелия напевала французские песенки, с улыбкой просила бабушку подпевать ей. Кастор лишь сурово хмурился, он давно не занимался таким ребячеством, он взрослый.

Потемнело достаточно быстро, поэтому прекрасные пейзажи скрыла чернильная темнота, однако Кастор успел насладиться восхитительным пурпурным горным закатом, разливающимся по небу. Только с наступлением вечера он увидел настоящие горы, они возвышались, словно каменные исполины, окружали со всех сторон, когда машина проезжала по ущелью. А дальше…

Кастор с замиранием следил за каждым извилистым поворотом горной дороги, это был настоящий восторг, испытав который он простил дурацкие французские песенки Офелии и её бесконечное хвастовство. Он просто любовался невероятными горными пейзажами и даже не мог вообразить, какая красота тут открывается при свете солнца.

— Я же говорил, что тебе понравится! — усмехнулся в усы месье Бонифас, заметив неподдельный восторг в глазах младшего внука. — Так, дети, мы подъезжаем.

Машина начала медленно спускаться с гор, и где-то впереди показалась беспорядочная россыпь маленьких, нелепо-уютных домиков с мягко светящимися, словно рождественские огоньки, оранжевыми окошками.

Кастор с улыбкой осматривал причудливую деревню, когда машина медленно проезжала по извилистым улочкам: невысокие дома с черепичными крышами, изящные фонари, прикрепленные к их стенам; снег медленно, но обильно падал, искрясь в свете фонарей, одеялом укутывая уютную горную деревушку Кондемонтань.

Когда машина остановилась у маленького крепенького домишки, Офелия первая выскочила на улицу, с девчачьим писком бросившись к показавшейся у дверей старой прабабушке-вдове мадам Изидоре. Кастор вышел следом, зажмурил глаза, подставляя лицо мягкому снегу, ощущая неповторимый запах хвои, остролиста и невероятно вкусной французской выпечки.

Тем временем Офелия лепетала на французском, она чуть ли не подпрыгивала на месте, перекатываясь с пятки на мысок, сжимая морщинистую руку старой леди, и с восторгом чирикала что-то на неведомом Кастору языке.

— Юная мадемуазель, с каждым годом ты хорошеешь и хорошеешь, становишься точной копией своей матери, моей дорогой Клеменси, — проговорила певучим, твердым голосом старая леди на неплохом английском, погладив Офелию по голове и поправив выбившиеся из-под чепца седые волосы.

Небольшой выкрашенный в солнечно-бежевый цвет, аккуратный домишко с черепичной крышей, укрытой теплым снежным одеялом, выглядел старчески приветливо и гостеприимно. Рядом росли две огромные старые сосны, на их раскидистых ветвях лежали пышные шапки снега, напоминая проголодавшемуся Кастору кремовый торт со взбитыми сливками.

Прабабушка Изидора. Он смутно помнил её, зато отчетливо узнал запах — остролиста и ванили, рождественского уюта. Она была маленькой и чуть полноватой, с невероятно худым породистым лицом, которое изрезали глубокие морщины, но взгляд карих глаз оставался острым и ясным.

— Филипп! — проговорила она, заметив внука, и протянула руку в его сторону. — Как ты вырос!

— А ты совсем не изменилась, бабуля Изидора, — улыбнулся он, обняв прабабушку.

Коттедж мадам Изидоры встретил гостей дружелюбием и уютом, а Кастора вновь захлестнул запах рождественской выпечки, ведь — о чудо! — в маленькой гостиной, на небольшом столике со стеклянной столешницей стояли два подноса со свежей французской выпечкой: мини-пирожки с разнообразной начинкой, воздушные эклеры с сыром. Кастор с улыбкой опустился в благородно-болотное велюровое кресло возле дивана, с благодарностью принял кружку горячего шоколада и устало прикрыл глаза.

Так начались его французские каникулы.

* * *

Вечером в сочельник прибыл кузен Маркэль с родителями. Кастор с нетерпением ждал встречи со своим старшим приятелем, они не виделись полтора года. Однако некогда приветливый брат даже не взглянул на него, словно они были далёкими знакомыми, а не лучшими друзьями. Он предпочел общаться на французском, хотя прекрасно знал, что Кастор ничего не понимает.

Офелия в обнимку со своей ученической скрипкой порхала около него словно бабочка в невесомом нежно-розовом платье и наверняка расспрашивала про школу Шармбатон, ведь Маркель перешел уже на второй курс.

Кастор лишь неуверенно мялся рядом с некогда лучшим другом, вглядывался в его лицо, силясь понять, что изменилось за это время. Маркель с неохотой отвечал на вопросы Офелии, Кастор чувствовал это по его насмешливой и фальшивой интонации. Он театрально закатывал голубые глаза, будто общество младших кузенов его безумно утомляло, скрестив руки на груди, кривил свои тонкие бледные губы.

Фели нахмурила бровки, видимо, наконец-таки поняла, какой дискомфорт одним только своим присутствием доставляла кузену Маркелю, фыркнула, показав язык, и на чистом английском вкрадчиво проговорила:

— Ну и стой тут один, как напыщенный индюк!

Она схватила Кастора за руку и потянула за собой. Кастор лишь успел ухмыльнуться в холёное лицо старого приятеля. Всё-таки было приятно, что сестра на его стороне.

— Видите ли, он совсем не хотел ехать в эту глушь и проводить Рождество и каникулы в компании малышей! — фыркнула Офелия и качнула головой, отчего её медовые завитки разметались по плечам. — Поглядите-ка, какой взрослый! Ну, ничего, мы ему покажем, кто тут малыши! Пошли гулять, бабушка Изидора сказала, что сегодня рождественская ярмарка на главной площади, покатаемся на коньках!

Офелия переоделась в зимнюю одежду, сменив пальто на удобную куртку с пушистым капюшоном, покрутилась у зеркала, собирая восхищенные улыбки дедушки Бонифаса, после взяла его за руку и протянула свои белоснежные коньки.

— Моя маленькая мадемуазель, — добродушно улыбнулся в усы месье Бонифас, покрутив внучку за поднятую руку вокруг своей оси, словно балерину.

Радость на лице Офелии потухла в одно мгновение, стоило появиться у двери Маркелю. Кузен высокомерно вскинул голову, застёгивая пальто, и проговорил что-то на французском, обращаясь к месье Бонифасу. После чего он вышел из коттеджа, строя из себя невероятно важного и взрослого, наперекор родителям стянув с белобрысой головы шапку.

— Какой же он отвратительный! — фыркнула на улице Офелия, поджав губу, когда месье Бонифас спросил младших внуков, о причине их конфликта с Маркелем.

— Не представляю, как мог дружить с ним раньше, — бросил Кастор, нахмурившись. — Он такой заносчивый!

— Не делайте поспешных выводов. Он, как-никак, ваш брат, — заключил месье Бонифас, оглядев по очереди Кастора и Офелию. — Быть может, он утомился с дороги или неудачно сдал экзамены. Не обижайтесь на него, он ведь всегда был добр к вам.

Офелия незаметно скривилась, не желая обижать дедушку Бонифаса. Несмотря на юный возраст, она понимала, что он не способен разорваться между внуками, поэтому решила по возможности не ругаться с кузеном, хотя Кастор ясно видел, как подрагивал её подбородок, когда на главной площади они заметили Маркеля в компании местных подростков. Наверняка у неё на языке вертелась парочка горьких, как недозрелый лимон, колких словечек, но Офелия лишь лучезарно улыбнулась месье Бонифасу, попросив его помощи в шнуровке коньков.

Главная площадь была небольшой, поэтому Кастору казалось, что улочка буквально трещит по швам от изобилия людей. В маленькой церквушке сквозь толстые стены доносилось приглушенное пение детского хора, в витражах мелькал свет свечей, а мелкие снежинки медленно парили в воздухе, опускаясь к земле, словно маленькие пёрышки неземных ангелов.

Вокруг небольшого замёрзшего фонтана залили каток, где уже вовсю порхала Офелия, легко и непринужденно катаясь, словно парящая в поднебесье птица. Кастору казалось, что нет такой области, в которой его сестра не могла бы блеснуть своими способностями; наверное, в этой французской школе обучали всему, или же Фели просто была невероятно талантливой девочкой. Она улыбалась месье Бонифасу, кружилась, как искусная фигуристка, а когда заметила неуверенно вышагивающего по льду Кастора, весело прыснула в кулак.

Поначалу ему казалось, что он совсем не может стоять на коньках, но когда всё же удержал равновесие и попытался скользить, правая нога поехала куда-то в сторону, и лишь благодаря поддержке дедушки он устоял на месте и не упал.

— Никогда не сдавайся! — шепнул месье Бонифас, похлопав внука по плечу.

Офелия взяла его под руку и медленно поехала рядом, с улыбкой наблюдая за скованными движениям сосредоточенного Кастора. После нескольких кругов она отпустила его руку, и он вполне уверенно заскользил по льду. По крайней мере, это было вполне неплохо для восьмилетнего мальчика.

Вскоре Офелия познакомилась с местными девочками и каталась с ними в стайке, периодически с задорной улыбкой махая Кастору рукой. Маркель пару раз мелькал перед глазами, мальчишки из его компании бросались снежками в девочек, а после затеяли игру в догонялки, норовя повалить самых симпатичных девчонок в снег. Маркель не участвовал в всеобщем веселье, как и Кастор. Они оба считали себя слишком взрослыми, хотя Кастор ни за что на свете не согласился бы, что его поведение хоть чем-то схоже с показным высокомерием кузена.

Он просто хотел доказать всем, что так же как Офелия достоин доверия. Он неплохо учился, обожал занятия географией и фехтование, на котором так настаивал отец, утверждая, что эти уроки необходимы каждому достойному дуэлянту. Какой в них смысл, если ему не разрешали практиковаться в магии? Все занятия по магическим дисциплинам казались ему такими далёкими, что иногда он ловил себя на мысли, что всё это выдумка, что невозможно с помощью заклинания починить, к примеру, разбившуюся вазу. И лишь периодические магические выбросы в моменты, когда он испытывал особенно сильные эмоции, напоминали Кастору, что он действительно волшебник. Он научился управлять ими, контролировать и направлять в нужное русло: мог поднимать небольшие предметы, включать свет и воду, а иногда даже получалось пропустить небольшую порцию электрических разрядов на кончиках пальцев, после чего у него весь день электризовались и стояли торчком волосы… Но Кастору не хватало выдержки и концентрации, поэтому он мечтал о палочке, которая была неисполнимой мечтой вплоть до его одиннадцатилетия.

Однажды он пробрался в кабинет отца и решил испытать свои способности. Взял его палочку, прекрасно зная, что с её помощью сможет верно направить магическую энергию. Хлесткая палочка показалась невероятно длинной, Кастор с замиранием сердца провёл по деревку пальцем, в точности повторяя узоры; он чувствовал сердцем, что у него в руках невероятный артефакт, ощущал её силу и мощь. Она больно уколола его, сопротивляясь незнакомцу, не желала поддаваться, но это лишь ещё больше подстегнуло юного исследователя. Он разрезал воздух, прошептал простейшее заклятие, но вместо желаемого результата невидимая магическая сила отбросила его к стене, а деревко палочки словно обожгло руку. Она не послушалась его. Тогда Кастору сильно влетело, отец сказал, что он безответственный мальчишка, глупый ребенок, что подобными действиями он позорит древнюю фамилию.

И все это время он мечтал доказать отцу обратное. Вернуть его доверие и расположение, ведь после этого момента дверь в кабинет мистера Марлоу была всегда запертой, словно он больше никогда не поверит собственному сыну.

За этими воспоминаниями и размышлениями его застал месье Бонифас.

— Замечательный вечер, не находишь?

Он присел на скамейку рядом с внуком, отряхнул плечи от пушистого одеяла из снега и укутался в воротник пальто.

— Всё моё детство прошло здесь, — улыбнулся месье Бонифас, обведя взглядом небольшую площадь. — Но под старость лет все воспоминания стираются из памяти, становятся бесцветными, словно они и не твои вовсе. Словно всю свою жизнь я провёл в Больё-Сюр-Мер, словно не было детства… Хотя где-то здесь, — замерзшая рука коснулась груди, и он тут же поспешил спрятать её в карман, — бессознательно разгорается тепло при виде этих магазинчиков и старых домов, укутанных в роскошные горные снега… Не упускай этих мгновений, они настолько быстротечны. Ты всегда успеешь стать взрослым, не теряй драгоценные минуты своего детства.

Кастор взглянул на него так, будто впервые заметил, на секунду ему показалось, что дедушка прочёл его мысли. Он по-доброму улыбнулся в усы, в уголках серовато-водянистых глаз мелькнула влага… или же это свет так упал. Кастору показалось, что месье Бонифас понимал его без слов.

— Я просто хочу, чтобы он мне доверял, — Кастор чуть нахмурил брови, опустив взгляд на свои соединенные в замок руки.

— Неужели ты думаешь, что отец не доверяет тебе? Тогда бы он не разрешил совершить такое опасное путешествие одному. Порт-ключи — это не игрушка, мало кому из твоих знакомых родители доверили бы такое ответственное задание.

Кастор вновь взглянул в глаза дедушки, встретив на его лице улыбку, но лишь опять насупился, ковыряя носком ботинка снег, и быстро добавил:

— Я не про это, — взгляд сам собой отыскал в толпе девочек Офелию, она улыбалась, отбиваясь от мальчишек снежками. — Почему он разрешил купить палочку Фели, но не позволяет мне? Ведь я гораздо ответственнее, чем она!

— Придёт время, и он обязательно это поймёт, — проговорил месье Бонифас, проследив за взглядом внука. — Пойми, палочка не является показателем взрослости. Да, ты гораздо самостоятельнее сестры, здесь она растёт в тепличных условиях, не знает зла, в то время как ты привык полагаться на себя. Ты мужчина, Филипп, и отсутствие палочки не изменит этого. А она твоя сестра, — продолжил он, указав подбородком на кружащуюся на льду, словно бабочка, Офелию, — какой бы вредной забиякой тебе сейчас не казалась, она твой самый близкий человек. Всегда помни, особенно в моменты обиды, что она от природы слабее тебя, а ты её брат и защитник…

— Дедушка! — крикнула Офелия, с улыбкой скользя по льду в их сторону. У начала снежной каши она резко затормозила, повернув один конёк носком вовнутрь, задорно рассмеялась, отряхивая куртку от снега. — Вивьен Меньер сказала, что в дальней лавке продаётся невероятно вкусное какао и круассаны!

— Да, нам не помешает согреться, юная мадемуазель! — месье Бонифас встал со скамьи, поправил шляпу, оглянулся в сторону Кастора, тихо добавив: — Подумай над моими словами.

Офелия взяла его под локоть и заскользила по льду змейкой, поворачивая коньки то в правую, то в левую сторону.

— Нет, я не видела Маркеля, — отозвалась она, отвечая на вопрос месье Бонифаса, в её голосе чувствовали плохо скрываемые нотки недовольства.

Кастор посидел ещё пару минут, переваривая слова дедушки и вглядываясь в чернильное зимнее небо, а снежинки падали ему на ресницы, искажая мир вокруг; после он направился следом за месье Бонифасом, разминая озябшие конечности.

— Тебя дедушка искал, — пересилив свою гордость, бросил он встретившемуся на пути Маркелю, хотя тот и бровью не повёл, сделав вид, что не понял его слов. Однако немного позже Кастор заметил, что кузен развернулся и последовал за ним.

— Смотри не испорть аппетит, юная мадемуазель, — Бонифас с улыбкой погрозил Офелии пальцем, наблюдая за тем с каким удовольствием она откусывает кусок от горячего круассана. — Бабушка Изидора сильно расстроится, если ты не попробуешь её рождественскую утку. Нам, кстати, пора идти домой, — добавил он, сверившись с часами.

Заметив Кастора, месье Бонифас еле заметно улыбнулся в усы и протянул ему кружку с горячим какао, по-отечески похлопав по плечу.

— Давайте сначала прокатимся на лошадях, я видела на той улице рождественскую упряжку! — быстро проговорила Офелия, с неохотой отрываясь от горячего круассана.

— Забава для малышни! — фыркнул Маркель, скривив губы и засунув руки в карманы, он остановился неподалеку, но всё же на значительном расстоянии.

— Замечательная идея, Фели, — кивнул Кастор, заметив по лицу сестры, что она с трудом сдерживает негласное обещание не вступать с кузеном в перепалки. — Идём!

Офелия с любопытством разглядывала и гладила лошадей, с умилением пролепетав что-то на французском, пока месье Бонифас договаривался с извозчиком. Подошла мадам Диана, кутаясь в зимнее пальто. Она звала всю честную компанию домой, но, заметив лошадей, с неподдельной радостью проговорила, что это отличная идея для колдофото.

Офелия недовольно нахмурилась, ведь бабушка настояла на том, чтобы Маркель поехал вместе с ними. Мадам Диана не принимала никаких возражений. Кузен скривил губы, оглядев Офелию и Кастора с ног до головы, после чего подошел к кучеру, проговорив что-то на французском. Фели цокнула языком, закатив глаза, видимо, поняла просьбу кузена. Тем временем с одного коня сняли попону, поправив седло, а Маркель с видом коронованного принца с невероятной ловкостью забрался на лошадь, выпрямив спину.

— Мы встретим вас на площади, я как раз вернусь с колдокамерой, — улыбнулась мадам Диана, поправив шапку на голове Офлеии, легонько коснулась губами кончиков пальцев, посылая поцелуй; закуталась в пальто, приобняла месье Бонифаса и с невероятной любовью во взгляде провожала рождественские сани.

Офелия удобнее утроилась в санях, взяла Кастора за руку, лишь на мгновение дрогнув, касаясь его холодных пальцев, улыбнулась, так что в осенних глазах мелькнуло его собственное: он тоже улыбнулся, впервые узнав в этой повзрослевшей девчонке старую добрую Фели Марлоу.

Кучер вёл лошадь под уздцы, переговариваясь о чем-то с Маркелем. Мимо кружились в медленном танце уютные домишки, покрытые тёплым снежным одеялом, яркие огни фонарей, мерцающие вывески, впереди вздымались Альпы, снежные хребты — стоит только задрать голову выше, и они обрушат на тебя всю исполинскую мощь…

Сани развернулись обратно к главной площади, свернув на следующую улочку. Кастор улыбнулся, сильнее сжав руку сестры, впереди его ожидал замечательный праздничный ужин в кругу любимой семьи. Должен приехать отец. Теперь он обязательно поймет, что Кастор достоин доверия… и никакой задавака Маркель не способен испортить этот светлый праздник и каникулы…

Где-то на другом конце деревни в лесу всполошились птицы, огромной чёрной стаей взмыли ввысь, словно испугались неведомого чудовища. Они заволокли всё небо и неслись в разные стороны.

Лошади заволновались, дёргая головами и фыркая. Кучер с улыбкой похлопал одного коня по шее, ласково приговаривая какие-то команды на французском, а Маркель с ухмылкой потянул за узду своего. Но лошади лишь перебирали копытами на месте, не подчиняясь ни юному всаднику, ни хозяину.

Рождественскую тишину нарушил волчий вой, протяжный и голодный. Офелия вздрогнула, сильнее сжав руку Кастора. Но кучер быстро протараторил на ломаном английском, что вой звучит громче из-за какого-то акустического обмана, волки не приходят в деревню, их останавливает магический купол.

Однако вскоре натянутую тишину разрезал душераздирающий крик. Мужчина стал лепетать что-то на французском, стараясь успокоить взволнованную Офелию, но его голос дрожал, пронизанный липким холодным страхом.

Лошади волновались сильнее, топтались на месте, били копытами землю и громко ржали, высоко запрокидывая головы.

И вновь истошные крики.

Кучер принялся успокаивать лошадей, взял их за поводья, срываясь на ругань. Фели крепко обхватила себя руками, испуганно оглядываясь по сторонам огромными, влажными глазами.

Вой повторился.

Кастор замер, вжавшись в сидение, сердце пропустило пару ударов, он заметил то, чего не видели остальные.

— Да успокойся уже, глупая скотина! — выругался на английском Маркель, ударив лошадь каблуками ботинок.

Жёлтые, нечеловечьи глаза смотрели из темноты. Волк расчётливо, не спеша показываться на освещённой улочке, наблюдал за ярко жестикулирующим кучером, стоявшим к нему спиной, готовился, выжидал минуту.

Кастор хотел было крикнуть предостережение, но слова словно застряли в горле, а вырвался какой-то хрип.

Оно показалось из темноты — неуклюжее, обросшее шерстью человеческое тело, с длинными обезьяньими руками, которые словно не слушали его. Но всё это было показным, зверь оскалил отвратительную морду, обнажая длинные жёлтые клыки.

Лошади заржали, взбесившись, били копытами и рвались прочь. Конь Маркеля встал на дыбы и сбросил с себя седока. Они рванули в сторону в тот самый момент, как оборотень кинулся на кучера. Сани перевернулись, одичавшие кони вырвались из упряжки, не замечая ничего на своём пути.

Кастор больно ударился о мощёную улицу. Хоть она и была обильно запорошена снегом, он умудрился разбить бровь. Он не кричал. Просто смотрел вперёд, на огромную горбатую спину оборотня, вслушиваясь в отвратительные звуки разрываемой плоти и предсмертные вопли несчастного.

— Фели, — он прошептал имя одними губами, заметив перепуганную и заплаканную сестру, которая с силой закрыла рукой рот, чтобы не закричать. — Тихо!

Дети и оборотень. Исход был предсказуем. Кастор читал о вервольфах в книгах, рассматривал отвратительные рисунки обращения и никогда бы не мог подумать, что окажется там, внутри учебника, внутри этих жутких колдографий с растерзанными телами.

Но он всё-таки надеялся, что они успеют спрятаться, пока изголодавший оборотень был занят своей добычей.

Фели беззвучно рыдая подползла к нему, она тряслась от страха, закусив губу, в то время как Кастор просто онемел от ужаса. Он втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы, силясь не кричать и не совершить тем самым роковую ошибку. Кровь стучала в висках и пульсировала на кончиках ледяных пальцев.

— Ползи к трактиру, — прошептал Кастор не своим голосом, схватив Офелию за руку. — Тихо. Возможно, у нас есть шанс. Пока он занят…

Фели затрясла головой, закрыла глаза, по щекам побежали слёзы. А Кастор словно выпал из реальности, вслушиваясь в бешеное биение собственного сердца, погружаясь в пучину разнообразных мыслей; жадно ловил воздух ртом, наблюдая за вялящим паром горячего дыхания. Он уткнулся лбом в снег, зажмурил глаза, пытаясь сдержать слёзы. Ему предстояло отыскать своего непутёвого кузена.

Маркель потерял сознание, сильно ударившись головой. Кастор беззвучно благодарил всех богов, что тело кузена было сокрыто от взора оборотня перевёрнутыми санями.

Кастор медленно полз к нему, вздрагивая от каждого хруста костей и рычания голодного зверя; подкатывала тошнота, но он упорно двигался дальше. Попытался тянуть Маркеля за руку, но тот был неподъёмно тяжёлый, Кастор не смог его и с места сдвинуть. Медлить было нельзя. Он крепко зажал ему рот левой рукой, а другой ударил по щекам, приводя в сознание. Наверное, Маркель не закричал именно потому, что увидел до смерти перепуганное лицо Кастора и огромные, мокрые глаза с немой мольбой.

Оборотень утробно завыл, продолжая разрывать когтями плоть в поисках наиболее сочного куска человечины. Кастор зажмурился, сжал зубы, так что у него загудело в голове, и сильнее зажал рот Маркелю, всё ещё питая призрачную надежду, что Офелия выдержит это испытание и не закричит.

Существо вновь уткнулось мордой в растерзанное тело, а Кастор жестом приказал Маркелю ползти. Кузен морщился, закусывал губу, волоча за собой неестественно согнутую ногу, не иначе сломал, но всё же стойко держался, не замечая, как по лицу текут слёзы страха и боли. Фели выглядывала из арки магазинчика, дверь которого была так удачно «утоплена» вглубь, позволяя укрыться от взора монстра. Пусть и ненадолго.

Кастор без конца оглядывался, вслушивался в далёкие крики раненых людей, совершенно не представляя, какое зверство творилось на главной площади, ведь оборотень, с рычанием вгрызающийся в остывшую плоть, пришёл в деревню не один… Кастор просто полз, подгоняемый стучащей в висках кровью, в голове точно гудел набат, а рот был полон кислой слюны…

Фели нервно тряслась, выглядывая из-за стены, закрывала рот рукой, беззвучно подгоняя братьев; на секунду в ней проснулась несвойственная смелость, точнее сказать, ударила в голову — она почему-то вышла из укрытия, желая помочь раненому кузену. Неосторожно наступила на запорошённый гравий, который хрустнул с невероятно громким треском.

Оборотень навострил уши, напряг мохнатую спину, сфокусировавшись на своём волчьем чутье. Его больше не волновало холодное истерзанное тело. Он наконец уловил новые, тёплые запахи живых людей. Порывисто обернулся, оскалившись. Жёлтые глаза впились в новых жертв, перепачканная кровью и потрохами пасть хищно оскалилась.

Офелия надрывно закричала и замерла рядом с братьями, выставила вперёд трясущуюся руку, в которой сжимала древко волшебной палочки. Попыталась произнести какое-то заклятье, но с губ срывались только бессвязные всхлипы — она не знала никаких проклятий. Школа юных волшебниц не готовила своих маленьких учениц к борьбе с вервольфами.

Оборотень утробно взвыл, готовясь к прыжку.

Кастор не помнил, как вскочил, загородил собой сестру и сжавшегося в комок кузена. Вырвал её палочку, совершенно не представляя, что будет делать дальше. Оборотня можно убить только серебром, это знал каждый ребенок… Или же неимоверно сильный маг, коим не был никто из них троих.

Офелия ухватилась за его куртку, спрятала лицо на плече и зарыдала. А Кастор не моргая смотрел на оборотня, внутри него плескался страх, отчаяние; он понял, что всё кончилось. Существо сорвалось с места, вытянулось в прыжке, а Кастор по инерции полоснул палочкой, желая защитить сестру…

Деревко словно завибрировало в руке — из конца вырвался белый луч. Нет. Волна. Это была энергетическая волна. Очередной магический выброс, сфокусированный и преобразованный палочкой в электрический разряд, не идущий ни в какое сравнение с лёгким током на кончиках пальцев.

Глаза заволокла пелена, Кастор видел всё словно через матовое стекло и мог различить лишь мелкие трещинки на его поверхности. Он исчерпал весь свой крохотный магический резерв: из носа пошла кровь, во рту чувствовался её металлический привкус, ноги подкосились, и он упал, не в силах выпустить словно приклеившуюся к руке палочку.

1) Bienvenue mon cher frère (фр.) — Добро пожаловать, мой дорогой брат.

Вернуться к тексту

2) La petit oiseau (фр.) — маленькая птичка.

Вернуться к тексту