Орнейские хроники (джен)

— …Поскольку милость Странника безмерна, следует ожидать нам известий из Джинеры, и ожидаючи, не торопиться идти по стезе, что привести может к гиблую трясину. Считаю нападение на галеру дука Конти трагической случайностью и предлагаю послать петицию эмиру сахрейснкому, дабы неповадно татям посягять было...

Граф Риардо, маршал Запада, говорил получасие*. Или больше. Но принчепс, не выказывая ни малейшего нетерпения, выслушивая многословную и витиеватую речь графа, который выступал против усиления флота. Эрнан ожидал большей поддержки со стороны военной знати, однако и сьер Люмаж, маршал Севера, приближающийся по возрасту к разменявшему седьмой десяток главе дома Риардо, внимал тому со всем вниманием и время от времени кивал. А вот маршал Востока, молодой граф Оверне, раздраженно барабанил пальцами по столешнице. Принчепс подумал, что на месте маршала Запада желал бы видеть совсем другого человека, и даже знал — кого, но многочисленный род Риардо, «старая знать», был весьма влиятельным и действовать следовало осторожно.

Лучи солнца медленно перемещались по бордовым портьерам и полу из белого мрамора. Два цвета. «Служение и Честь. И нет ничего выше» — так говорила древняя присяга. Овальный дубовый стол и одиннадцать простых стульев, дабы не ублажать черезмерным удобством тело в ущерб разуму. Обстановка зала Равных отличалась традиционной аскетичностью, и прежде надлежало являться на совет в самых простых одеждах. Теперь же в солнечном свете вспыхивали золотое шитье и драгоценные камни. Жил ли еще дух Посланца Звезд в помыслах собравшихся?

Эрнан исподволь разглядывал лица остальных шести аристократов. Согласие, вежливая скука или недоумение пополам с недовольством — даже малейшие оттенки эмоций были внятны ему. Оверне, как главы еще трех домов, явно на его стороне. К сожалению, адмиралу Делакуру недостало родовитости, чтобы войти в совет Равных. Голос его самого приравнивался к двум, получалось шесть «за» и пять «против»... Для того, чтобы решение было принято, необходимо по крайней мере семь голосов. Значит, придется обрабатывать тех, кто колеблется. Своей властью он отложит голосование, а завтра переговорит с каждым. Возможно, стоит обратится к магистру Вальену, дабы наставил кое-кого на путь истинный...

Эрнан с горечью подумал, что вряд ли найдет понимание у старшего сына: Фабиана интересуют только охота и женщины. Вчера Магдала сетовала, что невестка, не в силах терпеть постоянные измены Фабиана, собирается вместе с детьми вернуться во владения свого отца. Только этих осложнений не хватало! Он должен серьезно поговорить с сыном...

— И напомню высокому собранию, что содержание флота уже обходится казне в кругленькую сумму, а строительство кораблей означает новые налоги и подати. Да и зачем, если иберийские владыки издревле готовы прийти на помощь Альби, как и заповедано нам Великим договором? И король Анэстас свято чтит его... — граф Риардо закашлялся и отпил из стоящего перед ним бокала.

«Король Анэстас чтит лишь свои интересы!» — едва не вырвалось у Эрнана. Однако он подавил гнев, и, поднявшись со своего места, заговорил:

— Все мы слушали с должным вниманием и почтением речь графа Риардо. Ничуть не сомневаясь в его мудрости и опыте, также позволю себе напомнить благородным месьерам, что сахрейнские «акулы» с каждым годом все ближе подбираются к берегам Альби. Но многим удобного того не замечать. Нападение на галеру дука Конти вовсе не случайность. А наш устаревший и полусгнивший флот не в силах противостоять им. Великий договор когда-то сплотил народы, но прошли века, и что же осталось от орнейского союза? Уже давно все владыки блюдут свою выгоду. Захват Ноорна тому пример. Высокому собранию ведомы настроения при галейском дворе. Особенно достопочтенному маршалу Запада. Ведь так, сьер Бодуэн? — Эрнан посмотрел в упор на Риардо: — Сколько раз за последние седмицы к вам поступали донесения о вылазках со стороны Ветанга?

Граф встрепенулся и проскрипел:

— Стоит ли предавать такое значение обычным пиррейским разбойникам, которые от века были и будут до скончания времен?

— Разбойники, вооруженные новыми мушкетами, — парировал принчепс, — среди которых половина — переодетые галейцы!

На впалых щеках Риардо проступили неровные пятна гневного румянца, однако Эрнан не дал ему возможность сказать что-то еще:

— Пришло время для новых союзов. Поэтому, опираясь на ваше согласие, месьеры, я заключил  новый двусторонний договор с Джинерой, и надеюсь, что этррури не откажутся от него, несмотря на печальные обстоятельства. Однако плох тот правитель, что в лихую годину уповает на помощь других, а не на собственные силы. Если в казне недостаточно денег, то я жертвую личные средства на постройку военного корабля. И предлагаю за основу взять опыт мастеров полуночных стран. И — возможно, кто-то последует моему примеру, — среди аристократов поднялся ропот, они переглядывались, пожимали плечами. Но в глазах Оверне принчепс видел одобрение. Как и в глазах тех, кого уже определил себе в союзники. Добрый знак! Шум нарастал и Эрнан возвысил голос: — Не стоит решать немедленно, ибо вопрос требует осмысления. Черед три дня я вновь соберу вас. Да будет со всеми нами милость Странника. Объявляю окончание совета.

Взяв маленький бронзовый гонг, лежащий перед ним на столе, принчепс ударил в него. Как только замер протяжный звон, гвардейцы, стоящие в почетном карауле снаружи зала, распахнули двери.

В зал вбежал Труве. Привлеченные необычным поведением бесконечно невозмутимого и сдержанного секретаря, члены совета Равных, которые уже поднялись со своих мест и направлялись к выходу, замедляли шаги и оборачивались. Труве бросился к принчепсу и проговорил срывающимся голосом:

— Срочное и важное известие! Дук Конти прибыл в Талассу!

— Но... Как такое возможно?! — воскликнул Эрнан, не смея верить.

Радость, облегчение, страх, что это может оказаться ошибкой — нахлынувшие чувства были насколько сильны, что вызывали физическую боль. Секретарь протянул сложенный вчетверо листок. Принчепс развернул его но от волнения строчки прыгали перед глазами, однако одно он смог уловить: короткое послание, без сомнения, было написано доном Винченцо. Он вздохнул и прижал руку к груди.

— Только что в приемную прибыл капитан порта, — начал сбивчиво рассказывать секретарь: — В гавани бросила якорь шебека либероса Фальго. Она шла под штандартом дука Джинеры, и на ее борту действительно оказались дон Винченцо с дочерью. В подтверждение он написал вам записку...

— Погоди, Труве. Месьеры! — обратился Эрнан к остолбеневшим аристократам. — Новости, впервые за долгое время, хорошие. И я вижу в этом знак милости Посланца Звезд. Сейчас я отправлюсь в гавань, чтобы лично поприветствовать дона Винченцо. И, надеюсь ни у кого не вызовет протеста, если он будет присутствовать в качестве гостя на следующем совете.

* * *

Пушечный выстрел заставил Лару вздрогнуть, однако никаких приготовлений к бою она не видела, и поняла, что их приветствуют — по-видимому, флаг либеросов и в самом деле был знаком альбийцам. А ведь она ни разу не замечала в порту Джинеры таких флагов. Пожалуй, стоит спросить у отца — почему. Лара окинула взглядом полутемный трюм. Задумавшись, она утратила счет времени. Никто не собирается на них нападать, так не подняться ли на палубу?

Отец так и стоял на носу, спиной к ней. Часть парусов была убрана и «Этансель» замедляла ход. Одна из пушек большого трехмачтового корабля, мимо которого они проходили, выстрелила, также салютуя им, с шебеки ответили. Удивленная такой торжественностью, Лара огляделась и заметила, что к бело-голубому полотнищу либеросов добавился штандарт Конти на грот-мачте. Странно, что отец сразу не велел поднять свой флаг...

— Мои опасения были напрасны. — раздался рядом с ней звучный голос капитана. — И к имени причепса Эрнана не зря добавили прозвище Справедливый.

Оказывается, он подошел к ней, а она не услышала шагов. Борясь со смущением, Лара отважилась взглянуть ему в лицо.

— А что символизируют цвета вашего флага?

— Голубой — цвет моря и доблести. А белый — свобода.

— Но ведь флаг коэртского владыки Танкреда выглядит иначе?

— Вы правы, однако храбрецы, сражающиеся против сахрейнских разбойников, существовали издревле. Лишь в последнее столетие сиды Коэрта обуздали стихийную силу и задали ей... верное направление.

— Благодарю капитан, за любезное разъяснение.

Теплая улыбка появилась на его губах, однако в синих глазах девушка уловила тень печали и еще — понимание? Сочувствие? Почему он так смотрит? Это смутило ее еще больше.

— Видите — от причала отвалила лоцманская лодка и идет к нам. Скоро мы пристанем к берегу. Со временем ужас, который вам пришлось пережить, забудется, как кошмарный сон.

— Возможно, нам больше не удастся поговорить, — тихо сказала она. — Я не хочу ничего забывать — напротив. Каждый миг, прожитый в эти дни, трагичный или наполненный надеждой и светом — ценен для меня. У вас благородная душа, сьер Фальго, и я рада, что узнала вас.

— Вот как? — он вдруг кашлянул. — Я тоже… рад. И надеюсь, ничто более не омрачит вашу жизнь, дона Лара.

Кровь прилила к щекам, и Лара, отведя взгляд, посмотрела за спину капитана. И вздрогнула: хмурящийся отец быстро шел к ним.

— Капитан Фальго?

— Дону Лару интересовало значение флага либеросов, месьер, — Фальго слегка поклонился и шагнул в сторону.

Конти проводил его взглядом и обернулся к дочери:

— Лара, полагаю, капитан Фальго исчерпывающе ответил на твои вопросы. Берег близко. Вернемся в каюту, нужно собраться.

В каюте отец что-то быстро написал на листе бумаги, затем устало сказал:

— Конечно, тебе не надо напоминать, что некие вольности, позволительные из-за перепетий нашего путешествия, теперь недопустимы?

Лара открыла было рот, чтобы возразить, но отец жестом остановил ее:

— Это уже неважно. Понимаю, что справляться без камеристки было сложно. Я обратился с просьбой к сьеру Эрнану. К тебе пришлют служанку, чтобы достойно предстать перед альбийцами. Все это... весьма неприятно, но случилось то, что случилось, и я намерен отстоять наши интересы.

— Но какой ценой?

— Принчепс Эрнан — человек слова, и союз нужен ему так же, как и Джинере. Однако та часть договора, что касается твоего брака — я не дам поставить под сомнение твою непорочность. Но и ты должна быть готова подтвердить...

От возмущения у Лары на глаза навернулись слезы. Воспоминания об другом «подтверждении» — унизительном осмотре, устроенном ей на пиратской шебеке, вызвали жгучий стыд.

— Надеюсь, месьер Эрнан не пожелает убедиться в моей невинности самолично?!

— Опомнись, как можешь ты даже думать так?!

Она не ответила, но и не опустила глаз.

— Нам было ниспослано тяжкое испытание, — уже спокойнее сказал отец. — И я поражен твой стойкостью и храбростью. Это делает честь правителю... или правительнице. Ты — дочь дука Джинеры. Моя дочь. Будь сильной всегда, даже если покажется, что во всем мире не осталось родной тебе души.

— Хорошо, папа... — помолчав, ответила она. — Я поняла.

* * *

Отец ушел, сославшись на важные вопросы, требующие срочного решения. Лара, в ожидании камеристки, присела на табурет перед столом, в ящике которого нашлось небольшой зеркало. Она вгляделась в свое отражение. Солнце и ветер сделали смуглее кожу, еще резче обозначились скулы и под глазами залегла синева. Да уж, красавица-невеста для приближенного владыки Альби, где всегда восхищались мраморной белизной лица и рук. Хорошо, что ей принесли шкатулку с косметикой. Лара подняла крышку и принялась разглядывать баночки с кремами и краской для век и губ и бутыльки с притираниями, как если ей никогда не приходилось пользоваться ими. Она открыла наугад одну из баночек. Внутри оказался крем из лепестков роз, и в воздухе разлилось благоухание, кажущееся чуждым и неуместным на военном корабле. Лара чуть улыбнулась — теперь капитану Фальго придется долго проветривать каюту, дабы избавиться от воспоминаний о хлопотных гостях.

Она подумала о спасшем их человеке. Кем он был — прежде? Обстановка каюты разительно отличалась от роскоши «Эль-Харише». Мебель из дерева темных пород, инструменты, предназначения которых Лара не знала, на столе — несколько книг и скатанные в рулон карты. Мягкий акцент в произношении свидетельствовал, что капитан Фальго не являлся ни иберийцем, ни — тем более — этррури. Гордая осанка бывала присуща простолюдинам, по милости судьбы получивших власть. Однако его речь и непринужденная, полная внутреннего достоинства манера держаться... И шпага — подобное оружие подобало бы дворянину, а не охотнику за головами. Что же, либеросами становятся разные люди...

Камеристка появилась даже раньше, чем Лара полагала, и оказалась бойкой светловолосой девушкой лет шестнадцати по имени Вивьен. Она сразу взялась за дело. Лара выбрала платье простой отделки из светло-синего атласа, с корсетом более темного оттенка. Процесс одевания довершила полупрозрачная шелковая вуаль, закрывающая голову и плечи. Пока Вивьен собирала ее густые волосы в прическу, Лара успела узнать, что за сноровку та недавно попала в услужение к самой сьере Магдале, супруге принчепса, и результат, а главное — расторопность — подтверждали слова девушки.

Лара еще раз взглянула в зеркало. Если верить отражению, благопристойный вид был соблюден. Почти.

Выйдя на палубу в сопровождении Вивьен, она увидела на пирсе несколько человек в богато расшитых камзолах и шляпах с пышным плюмажем, среди которых был отец. От толпы любопытствующих горожан их отделяла цепь гвардейцев в черных мундирах и сверкающих под ярким солнцем шлемах. На борт шебеки были перекинуты сходни. Рядом с ними стоял капитан, и Лара отметила, что он был чисто выбрит и сменил свободную одежду моряков юга на кюлоты и колет из тонкой замши цвета охры. Батистовая рубашка проглядывала в разрезах рукавов, у бедра на широкой перевязи висела шпага.

Фальго низко поклонился и указал на сходни.

— Дона Лара, прошу вас.

— Смелее, дочь, — сказал отец, подходя ко краю пирса.

Она ступила на пружинящие, не внушающие особого доверия доски и шагнула вперед. Накатившая волна подняла «Этансель», и Лара, теряя равновесие, покачнулась. Ее обдало холодом. В голове промелькнула картина, как она барахтается в мутной зеленоватой воде, полной отбросов, а черный борт шебеки надвигается, грозя раздавить ее о сваи. Лара зажмурилась. И ощутила сильную руку, обхватившую ее за талию.

Открыв глаза, она обнаружила, что ее удерживает от падения вспрыгнувший на сходни капитан. Намотав на другую руку свисающий с рея канат, он балансировал на шатком помосте. Из толпы собравшихся на набережной людей раздались одобрительные восклицания.

— Спокойствие, дона Лара, — улыбнулся Фальго. — Я не дам вам упасть.

Она выдохнула. На мгновение ей хотелось крепче прижаться к нему.

— Лара! — С пирса протягивал руку отец, на его побелевшем лице был написан ужас.

— Да будет с вами милость Странника, сьер Фальго. Прощайте, — прошептала Лара и, отстранившись, оперлась на руку отца.

* стоит напомнить что час в Орнее равен нашим трем часам