Необратимые (гет)

Палящее солнце нагрело тяжелые шторы, и Гермиона чувствует тепло, сжав пальцами грубую ткань. Она хотела бы знать, из чисто исследовательского любопытства, как это: обжечься солнечным светом, будучи вампиром. Но ее так тщательно опекают, что, стоит только попытаться вылезти из искусственного полумрака, кто-нибудь ее обязательно перехватит. Выпрыгнут из шкафа или из-под кровати, с ничего не выражающим лицом окажутся в комнате, где полсекунды назад Грейнджер была, казалось бы, совершенно одна.

Оглянувшись на дверной проем, она продолжает задумчиво перебирать ткань и пытается вспомнить ощущения от того, как обжигала палец, — в последний раз пару лет назад.

Шаги у Драко напряженные и несколько даже тяжелые по сравнению с его обычной походкой. Он без особого интереса косится из коридора туда, где стоит Гермиона, и проходит мимо, ничего не сказав.

Гермиона бесшумно выскальзывает следом.

— Собираешься наблюдать за моими пытками? — спрашивает он с нескрываемым недовольством.

— Ты бы тоже с радостью понаблюдал за моими. Особенно если бы получил личное приглашение.

— Кто это тебя пригласил?

— Твой тренер.

Эмиль действительно позвал ее на пробную тренировку, и это был их первый разговор наедине. Внушительный и внушающий — теперь Гермиона характеризовала для себя Эмиля именно так. Он произносил каждое слово спокойно и размеренно, так что в какой-то момент могло показаться, что тебя гипнотизируют. Но потом вампир замолкал и приходило осознание, что пора что-то отвечать, — в мозгу судорожно прокручивалось только что услышанное, пока Эмиль с проницательным вниманием и чуткой терпеливостью ждал. Не секрет, что это удобно для его неявной легилименции.

В просторной комнате, из-за пустоты кажущейся самой холодной в доме и словно бы нежилой, высокий жилистый вампир, сложа руки на груди, прислонился к столу. Эмиль, который стоит чуть поодаль, весь в угольно-черном, встречает Гермиону и Драко удовлетворенным кивком.

— Как настрой?

Малфой предпочитает продемонстрировать свои чувства не словами, а выражением лица, искаженным от недоверия ко всей этой затее.

— Сколько ты не пил кровь?

— Пять часов. Мне уже нехорошо.

Эмиль сканирует Малфоя глазами, пока тот крутит головой, решая, где ему встать и что делать. Высокий вампир тем временем выдвигает из-за стола тяжелый стул и указывает на него Гермионе.

— А вы? — спрашивает ее Эмиль.

— Сыта, — сообщает Грейнджер.

— Что ж, все верно, на сегодня это самый удобный расклад.

Драко и правда голоден, думает Гермиона, усевшись и отметив, что высокий вампир остается рядом, как личный стражник. Малфой хрустит костяшками пальцев и всем своим видом выражает раздраженное требование: давайте уже начнем, чтобы быстрее закончить.

— Все просто как дважды два, — начинает Эмиль, снимая крышку с кувшина в углу комнаты. — Есть голодный ты, неразбавленная донорская кровь и необходимость стоять на месте. За каждое неверное движение я буду посылать в тебя заклятие электрического удара. Мало приятного.

Гермиона чувствует сладкий, завораживающий запах, исходящий от крови, и ей приходится приложить серьезные усилия, чтобы перестать смотреть в ту сторону. Драко не удается побороть себя: все его внимание заострено на кувшине, и вряд ли он вообще слышал, что ему грозит.

— Малфой!

Громкий, резкий окрик, щелчок пальцев и предупредительный разряд заставляют его дернуться всем телом и сделать шаг назад.

— Он ведь будет сыт, когда придет на встречу с отцом?

Гермиона спрашивает это, потому что ощущает потребность говорить, чтобы отвлечься от соблазняющей жидкости и некой дикости только что примененного «кнута». Эмиль тут же оборачивается к ней, проверяя ее состояние — своей, по сути, второй подопечной.

— Да. Но с человеком будет сложнее, чем просто с сосудом. Поэтому тренировки действенны исключительно в уязвленном состоянии.

У Драко на лице ходят желваки, он утыкается глазами в пол.

Под воздействием магии Эмиля кувшин поднимается над тумбочкой, повисая чуть ближе и вызывая этим затравленный взгляд Малфоя исподлобья.

Гермиона крепче цепляется за края стула, кожей чувствуя готовность высокого вампира при случае перехватить ее и блокировать все движения.

— У живого человека бьется сердце, разгоняя теплую свежую кровь по всему телу, и тебе хочется стать причастным к этому зацикленному потоку, Драко, — ты хочешь стать замыкающим звеном. Звеном, на котором все закончится.

— Все эти лирические отступления тоже часть тренировок? — озлобленно интересуется Малфой, но Гермиона знает: это действует.

— Ты видишь синие ниточки вен и знаешь, что готов отдать все за вкус, эйфорию и сытость.

Теперь Драко и Гермиона вздрагивают одновременно. Только первый — от очередного удара током, а вторая — оттого, что ощущает себя такой же соблазненной и достойной наказания, когда слегка приходит в чувство от звериного рыка Малфоя.

Она решает взглянуть на Эмиля — нельзя сказать, что он может похвастаться абсолютной бесстрастностью, когда держит кровь так близко к себе. Но весь он — контроль. От сведенных к переносице бровей до устойчиво расставленных ног.

Когда кувшин двигается еще на полметра к Малфою, тот, очевидно раздразненный и разочарованный в себе, дергается в сторону крови и только очередное хлесткое, четко направленное заклятие останавливает его.

А затем весь груз осознания своей беспомощности опускает Драко на корточки, заставляет его сильно сжать пальцами голову, спрятавшись от всего вокруг.

Гермиона несколько секунд слушает и наблюдает, как Малфой глубоко вдыхает носом воздух и яростно его выдыхает. Почти уже непривычные звуки.

Всем становится гораздо, гораздо легче, когда плотная крышка снова оказывается на кувшине.

— Ну как, логика ясна?

Драко пошатываясь встает, а Гермиона, надеясь, что Эмиль не заметил ее напряженное состояние, аккуратно двигается обратно к спинке стула.

— Давай дальше, — говорит Малфой.

— Хватит на сегодня, — с легким удивлением в голосе отвечает Эмиль.

— Этого мало.

Тренер качает головой. Он уходит в другую часть комнаты, на несколько секунд оставляя их двоих, таких тяжело зависимых от крови новичков, почти наедине друг с другом — давая тем самым возможность несмело переглянуться и трусливо спрятать глаза.

— На, — Эмиль протягивает стакан с обычным вампирским зельем Малфою. Тот медлит несколько мгновений, затем забирает смесь и с упоением делает один глоток за другим.

— Мисс Грейнджер, с вами все хорошо?

Она кивает — ответить вслух попросту не решается.

— Давай продолжим завтра вечером, — говорит Эмиль. — Чтобы прошло чуть больше суток. Мне нужны все те же пять часов голода.

Задумчиво отставив стакан на стол — с таким видом, словно собирался что-то сказать, но не решился, — Драко наконец поворачивается спиной и нетвердой походкой удаляется из комнаты. Когда дверь захлопывается, Эмиль интересуется:

— Ну, мисс Грейнджер… А вы когда хотите начать?

«Это чтение мыслей или попросту проницательность?» — спрашивает себя Гермиона.

— Я?

— Нет никакого сомнения, что вы хотели бы научиться контролю.

«Наверное, и то и другое. И чтение мыслей, и проницательность».

— Нам с Драко нужно тренироваться отдельно?

— Да, желательно.

— Я скажу, когда буду готова.

Соглашаясь, он что-то говорит, а потом Гермиона упускает момент, когда чёрные глаза начинают заполонять все пространство вокруг, — и вдруг это прекращается, снова быстрее, чем можно сообразить и осознать произошедшее.

— Чарльз, ты можешь идти, мы же закончили.

Высокий вампир неторопливо уходит, а Гермиона сидит застыв, запоздало блокируя все мысли о спорах Эмиля с вожаком общины, упрекая себя за непрекращающиеся рассуждения, которые так легко зачерпнуть и рассмотреть буквально поверхностной волной легилименции.

— Мисс Грейнджер, может, вина?

Само дружелюбие. Гермиону снова терзают вопросы: это попытка втереться в доверие или искреннее стремление поговорить по душам?

— Не хочется, спасибо.

— На каком этапе ваш диалог с начальником? — интересуется Эмиль, мягким движением руки наполняя для себя стакан кровью примерно на одну треть и заставляя его плавно перелететь через полкомнаты. — Наш общий диалог, если быть точным.

Его белые пальцы обнимают темное стекло, пока глаза смотрят на Гермиону внимательно и требовательно.

— Я собираюсь написать Броуку, что настаиваю на сохранении мирных взаимоотношений.

«Будет ли он проверять?..»

Не стал. Прислоняется к столу, предоставляя Гермионе недолгий отдых от напряженного зрительного контакта, давая возможность прочувствовать, что даже разболелась голова.

— Хорошо.

Создается впечатление, что Эмиль не собирается давить. Он знает наверняка, какое мнение сложилось о нем у Грейнджер, и при этом достаточно умен и искусен в чтении мыслей, чтобы разглядеть зачатки сомнений, порожденные ее усиленными размышлениями, опасениями и осторожностью подхода.

Гермиона решает сделать ход конем — нестандартный, но единственно возможный сейчас, потому что Эмиль, не настаивая в открытую, оставил не так много вариантов.

— Вы с Дрейвном довольно часто расходитесь во мнениях.

Еще один удовлетворенный кивок за сегодня: в этот раз он значит, что Гермиона произнесла в точности то, что хотелось услышать Эмилю.

— Можно я скажу очевидную, но очень важную для напоминания вещь? — спрашивает он и, не дождавшись ответа, продолжает: — Нельзя делить жизнь на черное и белое. Это упрощает восприятие, но создает много, много побочных проблем.

Гермиона ждет продолжения, хотя где-то на задворках сознания уже мелькнула догадка, к чему он ведет.

Эмиль подходит ближе и приподнимает стакан, как будто собирается выпить последние капли крови за Грейнджер.

— Дрейвн не ангел. Пожалуйста, возьмите это в расчет и не забывайте копать под общину равномерно.

Гермиона какое-то время молчит, а потом согласно качает головой, глядя прямо в черные глаза, — с абсолютной уверенностью, что в этот момент, в данную секунду ей говорят правду.

* * *

По пути из совятни, отправив Броуку письмо, Гермиона надеется случайно встретить Драко, но в конце концов приходится признать: он у себя в спальне. Грейнджер стучит раньше, чем может поддаться сомнениям.

— Можно?

Малфой стоит с книгой у шкафа, крепко держась за обложку, но явно с трудом концентрируясь: его глаза бегают из стороны в сторону, а потом вдруг замирают; брови хмурятся, на лбу залегает складка.

— Я подумала, тебе может быть нехорошо после такой…

— Зайди.

Гермиона послушно закрывает за собой дверь и подходит ближе.

— Мне тоже такое предстоит. Было бы неплохо узнать, каково это.

Драко поворачивает голову, собираясь возмутиться:

— Давай не будем говорить, что тебе предстоит «такое же», пока твой отец не пришлет безапелляционное требование о встрече.

— Я имела в виду тренировки. Тренировки. Не горячись.

Он откладывает книгу, но остается на месте, как будто ждет продолжения разговора, но сам даже не собирается проявлять дружелюбие. А потом что-то меняется во всем его виде: как волной проходит по телу, расслабляя руки, спину, демонстрирует во всей красе поникший вид и отчаяние в лице.

Нерешительно замерев на секунду от этих плавных, но довольно быстрых изменений, Гермиона протягивает руку, чтобы притронуться к его предплечью через плотную черную рубашку в подобии жеста поддержки.

Драко опускает глаза на ее руку и тихо говорит:

— Ты все время так делаешь.

— Как? — переспрашивает Гермиона, притворяясь сама перед собой, что не знает ответа.

— Прикасаешься ко мне.

«Зачем ты это озвучиваешь, — думает Гермиона, — зачем?»

Это должно было остаться тишиной между ними, остаться несказанным.

— Прости.

Малфой удерживает ее за пальцы, покрывает ее ладонь своею и теперь уже очень не вовремя молчит.

— Удивительно все-таки, — снова заговаривает Драко наконец, — как мне это нравится.

Гермиона знает, что в грудной клетке нечему замирать, потому что там все омертвело, но что поделать, если что-то все-таки екает?

Нельзя, нельзя в таком признаваться, они же договаривались…

Нет, не договаривались.

— Хочешь узнать, каково это: пытаться игнорировать свой вампирский голод и держаться подальше от человеческой крови? Настолько неестественно и настолько сводит с ума, что, как только ты сейчас зашла в мою спальню, я думал: пусть она попросит поцеловать ее или пусть сделает это сама. Иначе к чертям всю эту дрянь, что произошла и еще произойдет с нами.

— Да уж, — отзывается Грейнджер как можно скорее, как будто быстрота слов спасет ее от того, что неминуемо случится. — Надо сказать Эмилю, что его техники абсолютно неприемлемы и разрушают психическое здоровье…

Сразу после она чувствует, как Драко с мучительной неторопливостью притягивает ее к себе и как она безропотно поддается, теперь уже вцепившись в его предплечья двумя руками.

Этот медлительный поцелуй, возможно, куда лучше неразбавленной крови, но почему-то никто не произносит останавливающее заклинание, и между ними двумя проходит только естественный, совершенно иного рода ток.