Необратимые (гет)

Все в замке особенно бодры и сосредоточенны: грядущей ночью вампирам предстоит работать с аврорами по обговоренным правилам. В условиях двусторонних соглашений бессмертные существа ощущают себя как в тесной одежде, сковывающей каждое волевое движение, но делать нечего, остается только смириться и адаптироваться.

Выпив до краев наполненный стакан смеси и постепенно приходя в себя, Гермиона, сидящая в кресле напротив вожака в окружении остальных вампиров, пересказывает разговор с Гарри. Она старается не опускать глаз и быть максимально честной: дураку ясно, Грейнджер в этом доме вызывает все больше и больше опасений, ведь скрывать свои подозрительные, свободолюбивые и критические по отношению к общине мысли не умеет. Здесь и сейчас она хочет быть всецело на стороне приютивших ее вампиров — по крайней мере, пока запах, привкус, дрожание воздуха от предощущения битв царят в доме и никто не может их игнорировать.

— Хорошо, все запомнили? — обращается к общине Дрейвн.

Он дожидается уверенных «да» со всех сторон, но продолжает молчать — вместо него заговаривает Эмиль:

— Нужна смена дежурных. Чарльз и Николас остаются, они нужны здесь. Я сам пойду. Может остаться еще кто-нибудь, если будут такие просьбы.

— У меня скоро приступ, — отзывается один из вампиров.

— Принято, тогда нужны трое.

— Я пойду.

— Нет, ты не пойдешь.

То, как молниеносно и безапелляционно Эмиль отвечает Доре, производит впечатление на всех присутствующих. Он и сам это замечает — замолкает, пробежавшись глазами по вампирам, и сжимает зубы, чтобы подумать, добавить что-то в свое оправдание. Но прежде чем Эмиль успевает реабилитироваться, Дора в лоб интересуется:

— Почему?

В ее вопросе нет снисходительности, только чистая требовательность. Гермиона наблюдает за этой парочкой с нескрываемым интересом. Дора всем своим видом — позой, выражением лица — демонстрирует боевую готовность, а Эмиль, командир по призванию и отведенной ему роли, кажется, загнан в угол, он злится, но не может дать чувствам волю.

У него есть слабые места, и ему не всегда удается скрывать их, заключает про себя Гермиона. Опасный недостаток.

— Думаю, Дора могла бы справиться, — вмешивается Людовик в своей меланхоличной, «в целом я ни при чем» манере.

— На ближайшие ночи мне нужно больше поисковиков, — наконец находится Эмиль, восстановив в своем голосе былую твердость. — Дора пойдет, когда наступит время бегунов.

Недовольная то ли прикрепленным к ней несколько ироничным ярлыком «бегуна», то ли ситуацией с отказом в целом, Дора отворачивается и отходит в дальний конец комнаты. Эмиль, проследив за ней, приказывает:

— Джеймс, пойдешь ты.

Дрейвн тут же встает, обозначив конец разговора. Ночная команда следует за Эмилем прочь из гостиной, чтобы получить дополнительные и более конкретные инструкции, а Гермиона позволяет себе расслабиться в большом кресле: прикрыть глаза, успокоить мысли, размять шею и прекратить цепко держаться за подлокотники. Всего на пару минут.

* * *

Дверь закрывается, и Гермиона, провожавшая команду вместе с Людовиком и Дрейвном, идет к лестнице. Драко стоит на втором этаже, оперевшись на перила, Петра находится совсем рядом с ним — в облегающем темно-синем платье с черными узорами на предплечьях и талии. Напряжение Малфоя достаточно очевидно. Гермиона зовет его, и Драко распрямляется, неторопливо отходя с ней к стене.

— Чуть не укусила его, да?

— Не нагнетай. Это не поможет.

— Да. Я устал ныть. Путь будет как будет.

Малфой проводит рукой по лицу. До его встречи с отцом остается всего ничего, особенно в масштабах вампирской вечности, и, кажется, Драко и сам не знает, чего ждать от Люциуса.

— Как реагирует Нарцисса? Она не захотела с тобой увидеться?

Малфой кривится и качает головой:

— У меня ушло слишком много усилий на то, чтобы убедить ее своими письмами не напрашиваться на встречу и вообще успокоиться. Она знает, что меня не пытают и все такое. Надеюсь, плотина не прорвется, одного отца мне достаточно.

Петра не двигается с места, поэтому, скорее всего, слышит каждое слово. Глядя на нее через плечо Малфоя, Гермиона думает о том, что хотела бы поцеловать Драко, получить для себя и предоставить ему несколько секунд пустоты в голове и приятных покалываний на кончиках пальцев, гладящих по щеке, — но не сделает этого, пока они не за закрытыми дверями.

— Чарльз и Николас тебе помогут. Правда помогут.

— Прекрасно, — без энтузиазма отвечает Драко. — Я пойду, мне надо выпить крови.

Неловко прервавшийся разговор, который мог бы стать более глубоким, интимным и искренним, слегка расстраивает Гермиону, но она ничего не может сделать. Честно признаться, то, как поведут себя работающие с вампирами авроры и работающие с аврорами вампиры, в данный момент беспокоит ее сильнее.

Гермиона устремляется в противоположную сторону, к библиотеке. Теперь уже она осознает, что идет к книгам в любой сложной ситуации — даже когда нерешенных задач как таковых нет, а есть только независящие от нее обстоятельства, которые могут сработать страшнее пущенных волшебниками проклятий. На полпути, правда, единение с мыслями прерывают: кто-то догоняет Гермиону, идет вровень с ней, и по едва уловимому, не травмирующему вампирское обоняние древесному аромату духов она определяет, что это Петра.

— Почему ты не спросила меня?

Гермиона хмурится, пытаясь понять, о чем идет речь, но не останавливается. Петра смотрит перед собой и поясняет:

— Почему ты не спросила меня про зашифрованную страницу Кодекса?

— Ты знаешь? — вздрагивает Грейнджер.

— Я делаю тут много грязной работы, Гермиона, — тише, чем обычно, отвечает Петра. — Не шуми, заворачивай в библиотеку.

Сбитая с толку, но сосредоточенная, Гермиона заходит в нужную комнату, краем глаза заметив, как ее собеседница притормаживает у входа и откидывает волосы назад, прикрывая этим аристократическим жестом попытку определить, нет ли кого поблизости.

— Доставай.

Грейнджер следует приказам без лишних сомнений. Ее одолевает ощущение, что Петра всегда была в общине опытной внутренней шпионкой, но, конечно, не стоит так о ней думать. Ей доверяют уже много лет, и если бы раньше проявились какие-то бунтарские предрасположенности, то Дрейвн не оставил бы это в покое.

Пока Гермиона снимает Кодекс с полки и открывает его в нужном месте, Петра вытаскивает из скрытого кармана платья маленькую склянку с кровью. Быстро, ни на что не отвлекаясь, включая Гермиону, сдерживающую изумление, она роняет три капли себе на ладонь, а затем размашисто проводит рукой по пустой странице. Пергамент обагряется от неровного мазка, но буквально через секунду все следы крови исчезают с него, а спустя еще две — начинают проявляться буквы, слова, предложения.

— Мерлин! — восхищается Гермиона. — Эффектно.

Петра закупоривает склянку, снова прячет ее и говорит:

— Сядь где-нибудь за стеллажом, я пошла.

И она действительно оставляет Грейнджер в библиотеке, в общем-то, не выдавая себя ничем, если не знать подробностей.

Гермиона без труда находит для себя закоулок и тут же принимается вчитываться в новый, скрытый от глаз обычного наблюдателя текст. Первая часть касается камня, возвращающего вампиру человеческую сущность: это синий тааффеит, который надо растереть в порошок и добавить в зелье подробно описанного тут же состава. Грейнджер на мгновение впускает в голову мысль, что, если это сокровище когда-нибудь найдется, зелье (для нее) будет готовить Малфой.

«Синий тааффеит не обнаружен людьми, будь то магглы или волшебники. По этой причине любые поиски, приготовления и тонкости обратного превращения должны оставаться в тайне, максимально возможной в каждом конкретном случае. Обратные превращения, совершенные благодаря приготовленному из тааффеита зелью, следует представлять как случайные сложения магических сил и особенности генетического кода превращаемого».

Процесс оправдания и сокрытия тайны возвращения к жизни обещает быть весьма забавным, если отвлечься от контекста и следующего абзаца:

«В силу того, что воздействие синего тааффеита было исследовано исключительно теоретически, а три совершенных за всю историю обратных превращения не представляют из себя достаточную основу с точки зрения практики, безопасность этого процесса не доказана. Статистическая вероятность летальных или иных негативных исходов также не вычислена».

Тот, кто составлял тайный раздел Кодекса, кажется сейчас жестоким существом.

Можно было бы долго, со скептическими вздохами, перечитывать сочинения о камне, но Гермиона забрасывает все планы по этому поводу в тот самый момент, когда переворачивает страницу и видит, что обряд на крови открыл больше текста, чем ожидалось, а название следующего раздела весьма настораживает:

«Взаимодействия по поставке крови. Правила и особенности».

У Гермионы появляются нехорошие предчувствия, которые заставляют ее оглянуться и замереть, прислушиваясь к малейшим звукам в библиотеке, а затем снова вернуться к чтению: как назло, последующий текст лишен подробностей и основные мысли не очень-то ясны для непричастного.

«Взаимодействие осуществляется строго с разрешения и под контролем вожака или иного ответственного лица, назначенного вожаком. Список добросовестных приемщиков также обновляется исключительно вожаком. Взаимодействие с организациями и частными лицами, не входящими в список добросовестных приемщиков, запрещен до проведения процедуры проверки и заключения магического договора.

Все этапы и сам факт отправки крови носят тайный характер и не подлежат огласке».

В лихорадочных размышлениях Гермиона вновь и вновь проходится глазами по прочитанным словам, почти выучивает их наизусть и закрывает Кодекс, чтобы проверить, к чему это приведет. Когда она открывает книгу снова, страницы с тайными разделами оказываются пусты.

У Дрейвна Элмерса большие секреты. И он бесцеремонно растрачивает кровь, которую замглавы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними Гермиона Грейнджер каждый раз с таким трудом выбивает для «мирной, не представляющей никакой серьезной опасности» общины.

* * *

Несколько часов назад дежурные вернулись — раздраженные, недовольные и злые. Джеймс, которым заменили Дору, выглядел особенно неспокойным и на расспросы Людовика ответил, что упустил дикаря из-под самого носа, но авроры, похоже, неудачей остались довольны.

— Все, кроме Поттера, — бросил Эмиль.

Лицо Доры приобрело заслуженное победное выражение. Впрочем, ненадолго: она тут же почувствовала себя виноватой, как только Эмиль обернулся к ней, невольно продемонстрировав опасное недовольство — недовольство собой и командой. Дора вспомнила, что они в одной лодке, и попыталась как-то успокоить прибывших, но ей это не удалось, отчего, как показалось Гермионе, она почувствовала себя еще хуже.

Дрейвн потребовал деталей, и команда объяснила, что дикарь прибыл, очевидно, не для нападения, но чтобы разведать обстановку. Плюс был в том, что никто не пострадал, минус — обстановку действительно разведали. Если он и не понял, что на охоте не меньше пяти авроров и столько же вампиров, то уж точно выяснил, что их там ждут подготовленные воины.

— Завтра ночью придется ждать сюрпризов, — заключил Эмиль. — Сюда они не заявятся, а вот повеселиться и с нами, и с аврорами точно соблазнятся. Да еще будут убеждены, что мы первые начали, раз так стараемся запугать их.

— Но совместную работу с аврорами наладить удалось? — с надеждой спросила Гермиона.

— Они хоть и смеются, но боятся нас как чертей и не подходят, даже когда надо бы помочь.

Гермиона мысленно прокручивает все разговоры в голове, стоя у огромной картины, висящей в коридоре на первом этаже. На ней — россыпь острых лезвий, замаскированных под крылья стрекоз, а серебряная рамка с вензелями ослепительно блестит.

— Люциус у ворот.

Она слышит это в момент глубокой задумчивости и, наверное, только вампирская манера поведения, с каждым днем всё более привычная, не дает ей вздрогнуть. Вместо этого Гермиона оборачивается, прислушиваясь, где в доме происходит основное движение, и направляется туда, прямо в гущу событий.

Дрейвн Элмерс движением руки левитирует стул к пустой стене, садится перед ней и, удовлетворяя любопытство Гермионы, снова совершает магию: его ладони движутся по кругу, а под ними стена, словно тая, превращается в прозрачное стекло. За стеклом оказывается простая, по сравнению с остальными в этом замке, комната с темно-бордовыми стенами, длинным черным столом и двумя креслами на максимальном отдалении друг от друга.

Рядом с вожаком садится Людовик, Петра стоит чуть поодаль, и Гермиона останавливается с другой стороны. Скоро к небольшой компании наблюдателей присоединяется Эмиль, а сразу после этого в комнату за стеклом входит Люциус Малфой.

— Он нас не увидит? — тихо спрашивает Гермиона.

— Нет, это одностороннее стекло, — отвечает Дрейвн.

Люциус выглядит постаревшим и истощенным. Белые волосы плотно закреплены на затылке лентой, подол черной как уголь мантии скользит по полу. Он с неодобрением осматривает комнату и отодвигает кресло, чтобы неторопливо сесть.

Драко пока не видно ни в коридоре, ни в комнате, и Гермиона чувствует, что вампирское спокойствие решительно покидает ее, уступая место старой доброй тревоге.

Чем все это закончится?

Дверь в комнату снова открывается, но входит не Драко, а Чарльз. Он принимается что-то говорить Люциусу — и выглядит при этом далеко не услужливо. Гермионе думается, что Люциус не останется довольным таким обращением.

Очередной магический жест Дрейвна похож на быстрое вворачивание маггловской электрической лампочки — появляется звук, и слышно кое-что из разговора:

— …такой щит, как правило, не останавливает вампира, но может его притормозить.

— Притормозить моего сына, если он попытается убить меня? — нарочито разборчиво переспрашивает Малфой.

— Все верно, — с некоторым даже удовольствием отвечает Чарльз.

Ему не отвечают, но тонкие губы гостя складываются в кривую линию недовольства. Чарльз засчитывает это за достаточный знак согласия, поэтому принимается за работу. Через пару минут от пола до потолка, от одной стены до другой, прямо через середину стола устанавливается невидимый щит, который слегка поблескивает только в процессе создания. Люциус все это время внимательно наблюдает за тем, как без единого магического инструмента — только своими руками — и без того опасный вампир совершает перед ним практически показательное выступление.

— Схожу за вашим сыном?

Люциус тут же выпрямляет спину, несколько секунд молчит, затем кивает.

Чарльз покидает комнату, а возвращается уже не один — с Николасом и Драко.

Драко останавливается у самой двери, так что Гермионе приходится с беспокойством шагнуть к стеклянной стене, чтобы увидеть его. Эмиль любезно отодвигается, уступая ей более удобное место.

— Привет.

Люциус не сразу реагирует на приветствие, и тишина кажется всем предельно нервной. Но потом он все-таки произносит:

— Здравствуй, сын. Я рад тебя видеть.

Гермиона не особенно обращает внимание на слова Малфоя-старшего, потому что младший в это время выглядит совсем плохо.

— Этот щит не блокирует запах? — интересуется она, не отводя взгляда от бледного лица, белых губ и черных-черных глаз Драко.

— Это невозможно, вампир все равно почувствует, — объясняет Эмиль.

— Понятно.

В это время Чарльз и Николас крепко берут Драко за предплечья, и все вместе они делают осторожный шаг ко второму креслу. От внимания Люциуса не ускользает контроль, которому подвергают его сына, и он спрашивает:

— Это обязательно?

— Обязательно, — отрезает Драко, прежде чем успевает объяснить кто-то из его сопровождающих.

Гермиона различает в его голосе такие страдания и боль, что не выдерживает и говорит остальным наблюдателям:

— Ему надо передохнуть, он не может…

— Не паникуй, — обрывает ее Эмиль.

Грейнджер смотрит на него с неосознанной мольбой, но это не помогает, Эмиль только качает головой.

— Ты выглядишь по-другому, — говорит Люциус, оглядывая Драко с головы до ног. Чарльз и Николас же следят за каждым его рваным движением, пока он усаживается за стол.

— Да, ты тоже, — отвечает Драко. — Жизнь нас обоих потрепала.

Люциус сердито вздыхает и кладет руку на стол, чтобы постукивать по черному дереву пальцами.

— Давай, что ли, начнем издалека, — предлагает Драко, но прерывается, чтобы с большим усилием, сглотнув, продолжить: — Помню, как много лет назад у тебя были торговые связи с одним вампиром…

— Я заключал сделки и не с такими уродцами — единственной причиной была личная выгода.

Это нелестное высказывание даже на лицах у Чарльза и Николаса, обычно остающихся непроницаемыми, вызывает выражение чистейшей неприязни. Гермиона чувствует то же настроение в кругу наблюдателей, а Драко, едва заметно склонившись, чтобы заглушить внутренние боли, хрипло заключает:

— Да, не оттуда я все-таки начал.

— Мы бы все равно к этому пришли, — заявляет Люциус. — А раз мне небезопасно и не очень комфортно находиться в этом доме, надо бы ускорить разговор.

Драко кивает, теперь уже не в силах даже что-либо произнести: Гермиона видит это в движениях его рта, готового обнажить клыки.

— Мне нужно подышать.

Люциус не успевает ответить: все три вампира так быстро вылетают из комнаты и захлопывают за собой дверь, что у него расширяются глаза, прежде чем он заставляет себя вернуть спокойствие.

Гермиона оглядывается по сторонам, пытаясь просчитать, куда ведет дверь, но Дрейвн приказывает:

— Стойте здесь, — и по тону его голоса Грейнджер понимает, что лучше послушаться.

Проходит несколько минут, которые заставляют Люциуса растерять значительную долю самоуверенности. В этот раз, когда дверь открывается и пока Драко шаг за шагом приближается к креслу вместе с сопровождающими его вампирами, он наблюдает молча.

— Так на чем мы остановились? — говорит Драко с явным напряжением челюстей, но максимально возможной леностью в голосе.

— Как это произошло? — спрашивает Люциус.

Драко удивляется спокойному вопросу, в котором сквозит едва заметное, но точно присутствующее сочувствие. Гермиона внимательнее вглядывается в Люциуса. На лице у него не только привычная маска вечного превосходства, но и нескрываемая печаль.

— Познакомился в баре с девушкой, она сказала, что покажет кое-что интересное. Честно говоря, я думал, она примется толкать мне эту новую наркоту, которая появилась на каждом углу в Лютном.

— Ты пошел за наркотой? — брезгливо уточняет Люциус.

— Из любопытства, — отвечает Драко и делает паузу: может, чтобы сделать отцу какой-то только ему ясный намек, может, чтобы в очередной раз сглотнуть, успокаивая вампирский организм.

— И там тебя укусили?

— Да, их было трое: эта дамочка и ее дружки.

— Как только они тебя не убили?

— Их вариант веселее. Кажется, они меня узнали. Не знаю откуда.

Люциус исподлобья смотрит на то, как Драко отворачивает голову и хмурится, а Николас наклоняется к нему, чтобы что-то прошептать. Это только кажется Гермионе, или магический щит действительно снова поблескивает, как будто подвергнутый невидимым волнам воздействия.

— Опиши мне, как они выглядели. Лучше на пергаменте.

— Отец, — устало отзывается Драко, — не глупи. Тебе с ними не справиться.

— Тогда пусть их уничтожит Министерство, — сквозь зубы шипит Люциус, в избытке чувств наклонившись над столом. — Кто там за это ответственен?

Драко едва заметно ухмыляется, и у Гермионы по затылку пробегает холодок. Скоро Люциус узнает куда больше ироничных подробностей о дикарях, ее отделе и о ней самой.

— Или пусть займется эта твоя «мирная община».

Кажется, Чарльз и Николас с трудом сдерживаются, чтобы не ответить похожим ядовитым тоном, но вместо них совсем истерзанный жаждой Драко шепчет:

— Они занимаются.

— Посмотрим, — отзывается Люциус. — Я прослежу.

— Хорошо, удачи.

Гермиона оборачивается к Петре, с таким же беспокойством, как и она сама, глядящей через стекло на вцепившегося в край стола Драко. Гермиона ждет, когда же они закончат, и Петра, кажется, с ней солидарна.

— Сын, мне нужно знать, какое заклинание или зелье вернет тебя к нормальной жизни.

Драко качает головой, больше не поднимая на Люциуса взгляд, и бросает:

— Таких нет. Тебе пора, пап.

Люциус расшифровывает предупреждение и с неохотой, но все-таки без лишних споров встает.

— Я вернулся, чтобы вытащить тебя отсюда, Драко, — говорит он.

— Не обещай ничего, — отвечает Драко, — у тебя всегда плохо получалось… Уходим.

Его последнее слово похоже на рык, опасный звук зверя, прорывающегося к добыче. Через мгновение Малфой-старший остается в комнате за стеклом один, но и он поворачивается, чтобы выйти через другую дверь.

— Проводи его ко мне в кабинет, — просит Дрейвн Эмиля. — И останься там сам.

Эмиль уходит встречать Люциуса, Петра же достает откуда-то стакан смеси и тут же устремляется к другой двери, к Драко, а Грейнджер без раздумий бросается следом за ней.

За углом Гермиона пересекается с Малфоем взглядами: глаза у него злые, мрачные и отчаянные.

У Драко нет надежды на возвращение к жизни.

Гермиона думает об этом, пока он буднично, только чуть более поспешно выпивает кровь до самого дна.