Необратимые (гет)

Гермиона наблюдает за Бриджетиной, невольно перебирая в пальцах перо. Броук говорит с новой подчиненной, сидя во главе стола в большой переговорной, и та слушает с сосредоточенностью, достойной похвалы. Вчера Стенли представил их с Гермионой друг другу — встреча получилась деловой и короткой, но «Бридж» умела задавать вопросы, затрагивающие самую суть, и после десяти минут разъяснений по делам прежней работы Грейнджер прониклась уверенностью, что ей нашли прекрасную замену.

Гарри занимает соседний стул и легонько толкает Гермиону в плечо.

— Вроде все собрались.

— Да, — отзывается она. — Стенли?

Броук выдерживает паузу, заставляя присутствующих переключить на него всё свое внимание.

— Хочу начать с того, что мы рады вновь приветствовать Гермиону Грейнджер в наших рядах, — громко объявляет он.

На нее обращаются взгляды — заинтригованные и настороженные. Гарри под столом ободряюще сжимает ее руку.

— Гермиона перешла на должность советника, — продолжает Броук. — Де факто она будет специализироваться на текущей обостренной ситуации с вампирами. Роджер, хочу, чтобы мы обсудили сегодня этот вопрос и установили здоровые партнерские отношения.

Роджер Динг, возглавляющий Отдел магического правопорядка, молча кивает, призывая продолжать.

— Гермиона хочет начать дежурить вместе с аврорами, которые не прекратят следить за опасными зонами, пока…

— …пока людей не перестанут кусать, — помогает Гарри. — Это идеальный вариант, — дождавшись, пока Броук выразит безмолвное согласие, он добавляет: — Мистер Динг, я разрешение на дежурства уже дал. Мы просим вас поддержать.

— Под твою ответственность, Гарри, — не торопясь отвечает Роджер Динг. — Я поддержу. Но для начала разъясните мне, есть ли хоть малейшее продвижение по этому делу или мы просто бегаем за этими дикарями как мальчишки.

— Пока дежурства выглядят именно так, — говорит Гермиона, глядя Роджеру в карие глаза. — Но у меня есть зацепки. С вашего согласия, я побеседую с пойманным вампиром, а в дневные часы займусь расследованием, которое может привести к более основательным предположениям.

— Мисс Грейнджер, вы не произнесли ни слова конкретики, — спокойно замечает Динг.

Она резко замолкает, чувствуя, как сильно забилось сердце. Такое холодное сопротивление вырастает неожиданной стеной.

— Роджер, дело серьезное и конфиденциальное, — отвечает Броук с несколько опекающей интонацией. — Гермиона знает слишком много — а в таких ситуациях, сам понимаешь, со своим знанием надо обращаться очень аккуратно.

— Не воспринимайте это как претензию, — говорит Динг. — Я лишь ставлю в центр всего нашего обсуждения стержневой, критически важный вопрос: выбирая, кому что сообщать, как пользоваться информацией и распоряжаться поддержкой всех присутствующих, всегда ли вы, Гермиона, будете на стороне людей, не допуская и капли сомнений?

Роджер Динг выглядит обманчиво равнодушно. Гермиона ясно осознает, что он читает каждый ее жест и списывает в брак каждую секунду лишних раздумий.

— Я всегда на стороне мира, — говорит она наконец.

— Мира людей? — переспрашивает Роджер Динг с легкой улыбкой.

— Почему вы не уверены?

Он пожимает плечами.

— Сколько дней вы там провели? Слишком много. Я старый волк, мне все внушает подозрения.

— Мне было невесело. И возвращаться туда совершенно не хочется.

Внутри у Гермионы поднимается вихрь раздражения и обиды, который, она знает, уймется и растворится — надо только дать себе время. Ей ни минуты не доверяли в замке, теперь унижают здесь — о, для всего есть основания, старый волк Динг прав, но какой обжигающей несправедливостью это проникает в легкие… Гарри говорит Роджеру что-то про пройденную бок о бок войну, пока Гермиона окончательно берет себя в руки.

— Хорошо, — миролюбиво заключает Динг, разводя ладони в стороны. — Хорошо. Есть что-то еще?

— Расследование будет связано с древними вампирами, — выдает Гермиона чуть резче, чем собиралась.

Роджер тут же меняется в лице. Его полуиздевательский тон становится серьезным и требовательным:

— Здесь замешаны основатели рода?

— С каждый днем я все больше об этом думаю, — признается Гермиона. Смотрит на всех в переговорной — ловит все те же настороженные, но теперь еще более боязливые взгляды. — Я жила в общине, видела диких — и каждый раз, размышляя, натыкаюсь на тупик. В замке что-то таят. Пленник не говорит ничего по делу. Где-то скрывается нить, и я чувствую — это нить первородителей.

Динг едва сдерживает недовольный вздох и с ходу затевает мозговой штурм: вбрасывает вопросы про древних вампиров один за другим, и Гермиона отвечает на них, с невероятной скоростью перебирая в голове страницы книг, прочитанные за время жизни в общине и за последние сутки. В конце концов Роджер убеждается в серьезности ее подхода к делу. Два заместителя главы Отдела магического правопорядка, как сторожевые псы, ловят каждое слово босса.

— Держите меня в курсе, — говорит он, когда напряженное и утомительное собрание точно пора заканчивать. — Хочу знать хоть немного заранее, если из местечковых стычек разверзнется война.

— Хорошо, — тихо отзывается Гермиона.

Гарри отпускает двух авроров и, пока все расходятся, облокачивается на стол и массирует пальцами лоб. Броук встает, шумно задвигает свой стул и отходит к окну, уперев руки в бока.

— Гермиона, — окликает Бриджетина, когда они остаются вчетвером. Та оборачивается, нахмурившись: приходится силой вытаскивать себя из круговорота мыслей. — Я готова помочь, если будет нужно.

— Спасибо, — отвечает Грейнджер с вежливой улыбкой. — Спасибо большое.

* * *

«Привет»

Рука замирает, капля чернил падает на пергамент, и Гермиона смиренно выбрасывает скомканный лист в урну.

Как он там? Драко не написал честно в прошлый раз — просто отшутился. Да и не скажет он правду, а на все попытки проникнуть ему в душу будет отвечать агрессией и раздражением — чем еще отвечать в его положении и с его характером?

Гермиона раскладывает новый пергамент, но косится на дверь, живо представляя шумные коридоры, холлы, толпы служащих, вырвавшихся на обед. Сколько у нее есть времени до того момента, как они с Люциусом Малфоем столкнутся в Министерстве? Он наверняка слышал о таинственной истории Гермионы Грейнджер, вернувшейся из общины — в то время как его сын, кажется, застрял там навечно и никто не хочет давать ответы, никто не собирается в замок с тараном и армией авроров. Стенли говорил, Люциус рвет и мечет и дважды был у министра.

Интересно, когда Малфой-старший осознает, что до врага не добраться политическими ухищрениями, он попытается проклясть ее или отравить? Рука Гермионы невольно касается кружки с кофе и слегка отодвигает.

«Привет.

Рада, что позволила тебе почувствовать себя особенным, но, увы, сегодня письмо Элмерсу ушло раньше, так что на это послание уже никто не обратит внимания. Мало ли что я тебе пишу? Может, на встречу выпускников сходила и передаю сплетни.

Хочу поблагодарить тебя за укрепляющие зелья. Я ощущаю себя здоровой — и мечтать о таком не смела.

На следующих дежурствах я буду с аврорами. Мы с тобой, наверное, не пересечемся, но поле боя-то все равно одно, так что…»

— Какие-то записки умалишенного, — шепчет Гермиона себе под нос. Едва справившись с желанием смять и этот пергамент, она на несколько секунд прячет лицо в ладонях, чтобы вслушаться в тишину и усмирить беспокойное сознание.

«Всё, что я хотела сказать: держись, пока я ищу разгадки. Знаю, звучит глупо и по-детски, и ты там скривился так, что я отсюда вижу, но будь молодцом.

Я же обещала, что постараюсь тебя вытащить, — я свое слово держу».

* * *

Сборы на ночное дежурство проходят в обстановке сосредоточенности и прицельного внимания. Авроры проверяют палочки, закрепляют последние застежки на мантиях и перебрасываются вопросами-ответами о том районе, где им назначил свидание Элмерс — по последним сведениям от Джереми.

Гермиона проходит к двери Гарри, открытой нараспашку, и рассеянно стучит костяшками пальцев по косяку. Гарри поднимает голову от карты и быстрым движением поправляет очки.

— Поспала?

— Да. А ты?

— Да, пришлось глотнуть снотворного.

— Переживаешь?

Он со вздохом распрямляется и пожимает плечами.

— Элмерс еще что-то написал?

— Да нет, — Гермиона пробегается по спискам преступников на стене — кажется странным, что в магическом мире происходит еще куча других ужасных событий, пока вампиры так удачно перетягивают на себя одеяло. — От него пришел довольно сухой ответ, надо говорить лично.

— Понятно, — кивает Гарри. — Ты готова? Можем выдвигаться.

— Да, пойдем.

Еще до трансгрессии Гермиона понимает, что ее приказали охранять: пара авроров держатся к ней ближе остальных, страшно неумело маскируя свои намерения, а когда Грейнджер посылает Гарри красноречивый обвинительный взгляд, тот простосердечно разводит руками.

Они перемещаются в поле с редкими кустарниками и двумя туристическими палатками на берегу в отдалении — этого и ожидали, но беспокойство все равно сковывает всех дежурных на несколько тихих, наполненных звуками тяжелого дыхания секунд.

— Никого, кроме тех людей, — шепчет Гарри.

Гермиона снова оглядывается по сторонам, чуть ли не пытаясь разыскать вампиров не так давно отключенными вампирскими же «сенсорами».

— Мисс Грейнджер.

Она вздрагивает, тут же проклиная себя за это, и резко оборачивается, вместе с Гарри и двумя сторожащими ее аврорами вскидывая палочку.

— Эмиль, — говорит она как можно тише.

— Мы заняли площадь побольше, — он оглядывает их скучковавшуюся группку и снисходительно замечает: — Вам бы тоже распределиться.

— Мы только прибыли, — бросает Гарри, явно задетый этой репликой.

Эмиль кивает, прислушивается к обстановке и снова обращается к Гермионе, которая все еще держит палочку в боевой готовности:

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо. Лучше, чем вообще можно было ожидать.

— Прекрасно. Я вернусь к своим.

— Здесь точно есть дикари? — торопливо интересуется Гермиона.

Эмиль с очевидным неудовольствием отрицательно качает головой.

— Это самый свежий след, на который напал Джереми. Больше ничего не знаю.

— Ладно.

— Удачи.

Когда Эмиль исчезает — бесшумно, словно актуальное напоминание о том, как несладко воевать с вампирами, Гарри неохотно отступает подальше, подавая знаки и другим аврорам. «Охранники» тем не менее остаются к Гермионе ближе, чем того требуют условия. Она задумывается, что обязательно надо будет обсудить всю эту ерунду: вовсе не хочется быть скорее обузой, чем помощницей.

Около часа они все ждут хоть какого-то изменения: звука, запаха, движения, — но слышны только осторожные шаги авроров, время от времени разминающих затекающие конечности. Гермиона в четвертый или пятый раз сканирует пространство вокруг, однако долго не видит ни мирных, ни диких вампиров. Пока на участке ближе к берегу не появляется длинный силуэт.

— Какого черта он там делает? — шепчет один из авроров. — Это вообще наш?

— Наш, — торопливо отвечает Гермиона. — Это Чарльз.

Гарри внимательно слушает ее и снова отворачивается к берегу.

— Чувствует что-то не то, — объясняет Гермиона. Она сжимает древко волшебной палочки и до боли в глазах всматривается в ночную темноту. — Может, я?..

— Джек?!

С берега доносится беспокойный шум: четверо друзей-туристов собираются в одной палатке, панический страх слышится в голосе девушки, которая повторяет:

— Джек?!

Авроры готовятся к атаке — то ли своей, то ли чужой, — атмосфера ощутимо накаляется. Гарри слегка приподнимает руку, чтобы предостеречь команду от лишних действий.

— Марк, что с ним, Марк?!

Гермиона видит со странной четкостью, как Чарльз, глядя в ту сторону, где дежурит Эмиль, зло и раздраженно проводит у своего горла большим пальцем.

— Он мертв? — спрашивает Гермиона. Она уже не особенно заботится о том, чтобы говорить тихо.

— Мы к трупу уже пришли, что ли? — подхватывает аврор.

Гарри позволяет себе грубо выругаться. Он делает несколько шагов к берегу, пока Чарльз не замечает его и не дает знак стоять на месте. Он подходит сам, и они коротко и совсем невесело переговариваются.

— Ну что? — спрашивают у Гарри, когда он возвращается к своим.

Большая часть команды стягивается поближе, потому что становится непонятно, есть ли смысл тут еще оставаться.

— Нас снова использовали как предмет веселой шутки, — резко отвечает Гарри.

Авроры тоже выплевывают проклятья. Туристы на берегу в спешке сворачивают палатки и закидывают вещи в машину.

— Уезжают?

Гарри кивает Гермионе, которая ощущает холодную пустоту в сердце: эта ночь потрачена зря. Их обвели вокруг пальца. Дикарям, должно быть, смешно до визга.

— Мы тогда тоже уходим, — тяжело вздыхает Поттер. — Надо…

— Скажу Эмилю, чтобы сопроводили людей до больницы.

— Да. Спасибо.

Эмиль появляется из темноты навстречу Гермионе, выслушивает ее и согласно кивает. Выглядит он, мягко говоря, мрачно.

— У нас крыса в общине, — вдруг бросает он, когда Грейнджер уже собирается уходить. — Теперь я уверен.

Холодная пустота в сердце затягивается льдом, и, когда Гермиона на секунду встречается с Эмилем взглядом, от этого становится труднее дышать.

— Будете искать? — шепчет она.

— Будем, — отвечает Эмиль. — Я лично займусь, раз Дрейвн застрял в своем розовом мире и думает, что его контроля и запугивания достаточно, чтобы никто не бунтовал.

— Дадите мне знать? — нерешительно спрашивает Гермиона. — Если у вас там что произойдет или станет известно?

— Ладно, — на автомате отвечает Эмиль. — А сейчас расходимся. До связи.

— До связи, — отзывается Гермиона за мгновение до того, как остается одна. Она торопится уйти к аврорам, чтобы почувствовать людей рядом в этом до дрожи неприятном месте.

* * *

Драко слушает, как Эмиль раздает приказы: двоим назначается пробежка за маггловской машиной, а Джереми и его, Малфоя, оставляют на пару часов здесь — на всякий пожарный.

Авроры отходят подальше, чтобы аппарировать. Ситуация, конечно, дрянь — опять все в замке будут злые, как под проклятьем вечной неудачи, и останется либо терпеть, либо прятаться в лаборатории, чтобы наварить побольше смеси. Жалко, что свежая кровь прибудет только завтра, — было бы чудесное оправдание.

Наконец становится совсем тихо: люди и не представляют, как громко дышат и дергаются. Может, Элмерсу опять обсудить с аврорами, какого черта они тут делают? Только мешают.

Драко оглядывается по сторонам, тут же мысленно поражаясь, когда стал таким занудой и человеконенавистником.

Грейнджер была с Поттером, он ее почуял и, кажется, даже разобрал среди беспокойства последних десяти минут ее напряженный шепот. Получается, Драко помнил ее запах еще со времен школы… со времен войны, может быть. Иначе не объяснить, почему он так запросто ее идентифицировал, да еще и успел побеситься, что недели не прошло после обратного превращения, а эта героиня уже скачет по полям и чуть ли не красной тряпкой перед дикарями машет.

Зелья ей помогли — ну и хорошо. Только ведь Грейнджер сама должна понимать, что укрепляющие не спасают от смерти.

После двух часов совершенно бесполезного дежурства они с Джереми возвращаются в замок, где и правда царит недовольство во всех его формах и проявлениях. Дора молча указывает Драко на два пустых кувшина, и он, не останавливаясь, проходит в лабораторию.

Когда заняться становится совсем нечем, а в большой комнате продолжается какой-то неприятный разговор между Дрейвном, Эмилем и Людовиком, Малфой достает из шкафчика пергамент, перо и чернила.

«Привет, Грейнджер.

Завел альбом. Буду туда складывать твои обещания превратить меня в человека и вспоминать, пуская слезу, через двести лет.

Как прошло сегодняшнее дежурство? Отстойно, правда? Надеюсь, у вас с Поттером появятся какие-нибудь гениальные планы — типа тех, которые помогли вам избавиться от Волан-де-Морта. Я только портить все могу, поэтому отсижусь тихо».

Драко откидывается на спинку стула, усиленно перебирая в уме, что еще написать. Слов, уже выведенных на пергаменте, кажется катастрофически мало. В голове было куда больше хаотичных, неразобранных мыслей, которые обязательно должны были отправиться недавней подруге по несчастью. Теперь они представляются какими-то идиотскими и уж точно недостойными внимания занятой дамочки-адресата.

«…Грейнджер, если тебе что-то понадобится из замка (книги скопировать? нормальные зелья сварить?) — ты мне напиши, вдруг что-то смогу сделать. А то, честно признаться, иногда я чувствую себя совсем… тараканом каким-то. Ну ты поняла.

Д.М.»

Драко остается недоволен скомканной концовкой почти так же, как собой, но машет на это рукой и отправляет как есть, пока вообще не передумал.