Принцип Снегиря (джен)

Как только Алёшка подошёл, она обернулась, взглянув на него парой больших и красивых глаз небесно-голубого цвета.

— Здравствуйте…

— Пр-р-риветствую, — тут же отозвался кот, не раскрывая рта. Потому что кошачья пасть, как думалось Алёшке, совершенно не подходила для человеческой речи. Но как же он тогда говорил?

— Ого, вы можете разговаривать! — удивился он, на всякий случай обращаясь к коту на «вы». Если бы белый кот умел — он бы, наверное, рассмеялся.

— Ну сам посуди: на что вообще годится книжка, если в ней нет ни одного говорящего кота?

Алёшка не очень понял, про какую именно книжку он говорит, но решил, что сейчас не до этого. Ведь стая огромных ворон кружила сейчас над городом, распугивая людей — а у Алёшки в руках был способ остановить их!

— Скажите, вы можете разогнать этих ворон в небе?

— Ах, если бы у меня были крылья, молодой человек, — тягостно вздохнул кот, возвращая взгляд небесно-голубых глаз к чернопёрой стае. — Клянусь честью, я бы задал трёпку этим подлым птицам!

Что-то шевельнулось в голове Алёшки и он раскрыл Тетрадь. Достал заранее взятый карандаш из кармана и по-быстрому набросал сидящего на краю крыши кота. Немного подумал, радостно хихикнул, и нарисовал ещё трёх котов рядом с ним.

Каждому из них он пририсовал небольшие крылья. Наверное, этого могло быть достаточно — но Алёшка, увлёкшись, пририсовал котам ещё и по шляпе с пером, по голубой накидке и по шпаге.

Сверху подписал над каждым, кого как зовут:

«Котос, Муртос, Мяумис и Муртаньян».

Коты-мушкетёры не только получились точь-в-точь такими, каких он изобразил в Тетради, но ещё и серьёзно приобрели в размерах. Помимо этого каждый из них встал на задние лапы (в сапогах со шпорами, между прочим). Ростом они были чуть ниже Алёшки.

— Мурмяу, друзья! — взметнул шпагу вверх Муртаньян. — Разгоним этих чёртовых созданий во имя всего хорошего в этой жизни! Мяу за всех!

— И мур за одного! — ответили его друзья.

Расправив крылья, взлетел вверх Котос. За ним, немного неуклюже покачиваясь, поднялся в воздух Муртос, но здорово набрал скорость. Мяумис взвился вверх изящно и грациозно, налету вынимая с пояса шпагу. Оставшийся на крыше Муртаньян — первый кот из встреченных Алёшкой — обратил взгляд на мальчика.

— У вас прекрасное воображение, молодой человек. Берегите это в себе.

Неловко улыбнувшись, Алёшка показал Тетрадь, сжатую в руках:

— Если бы не эта штука…

Не став больше возражать, Муртаньян взмахнул крыльями, согнул колени и воспарил в небо.

Врезавшись в вороний строй, кошкетёры, яростно шипя и рыча, начали махать шпагами направо и налево. Алёшка завороженно следил, как фехтует Мяумис, легко избегая вражеских клювов и когтей, как Котос отражает атаки сразу трёх противников, как Муртос, оседлав одну из ворон, что-то кричит своим товарищам, поражая то одну, то другую ворону острой шпагой. Огромные создания сначала попытались дать отпор и задавить кошкетёров количеством: каркая на весь город, они кидались перьями, стремились пронзить клювом или поцарапать острым когтем. Но кошкетёров, стоящих хвост к хвосту, было не сломить. Отважно отражая вороньи нападки, они царапались и кусались там, где не доставало острие шпаги, так что вскоре трусливые вороны предприняли попытку отступления. Воодушевившись, кошкетёры погнались за ними. Удаляясь от города, они всё уменьшались, превращаясь в маленькие точки в очищенном от гадких птиц небе. И, глядя им вслед, Алёшка всё ещё слышал кошачьи возгласы:

— Мяу за всех! И мур за одного!

Пернатая туша огромной вороны шлёпнулась на каменный пол перед огромным зеркалом. В Тёмном Зале воцарилась мрачная тишина. Длилась она до тех пор, пока не раздался еле слышный лязг цепей.

Перед зеркалом стояла высокая женщина, одетая в узкое чёрное платье. Лицо её было худым и бледным, и, хоть мрачный макияж и пытался это скрыть, оно кое-где треснуло морщинами. Волосы женщины были стянуты в тугой пучок на затылке. Из пучка торчало две перекрещенных стрелы.

— Вальхалла… — глаза Тенебриса появились в тёмном зеркале, которое ничего на свете не отражало. — Ты не справилась…

Женщина покорно склонила голову.

— Это была лишь часть моего плана, тёмный владыка. И заключалась она в том, чтобы найти владельца Тетради. Теперь я точно знаю, где примерно он живёт.

— И как же ты это выяснила? — спросил Тенебрис вкрадчиво. — Твоих ворон прогнали, а владелец Тетради так и не показался…

— Да, они потерпели поражение. Но им удалось захватить одно из Созданий. От него мы и выясним, где живёт Владелец.

Какое-то время помолчав, Тенебрис произнёс:

— Тетрадью владеет мальчишка. Я видел его лицо. Я смог завладеть его телом на какое-то время, оцепив его сон. Он слишком добр и мягок, так что там зацепиться не за что. К тому же, к нему всегда кто-то приходит на помощь. Но вне сна забрать у него Тетрадь просто. Он трусоват, слаб и мягкосердечен. Сделай это, Вальхалла. Принеси мне Тетрадь и тогда я дам тебе то, о чём ты просишь. Вернее, ты сама сможешь себе это забрать.

— Вечная молодость… — мечтательно прошептала Вальхалла, с восхищением смотря в зеркало, но видя не себя, и даже не два устрашающих глаза Тенебриса. — Вечная красота…

 — Да, Вальхалла. Вечная красота.

С этими словами, потонувшими в темноте, два глаза закрылись, и снова послышался лязг цепей — но на этот раз медленно затихающий. Женщина осталась в зале одна — с зеркалом, которое ничего не отражало.

Воодушевлённая Вальхалла подошла к одной из решёток: за ней сидел кот в пыльной и рваной синей накидке, в сапогах, с двумя потрёпанными крыльями за спиной. Поцарапанный, израненный, но всё ещё сохранивший остатки гордости.

— Как твоё имя, животное? — холодно спросила Вальхалла.

Кот поднял на неё один глаз — второй был рассечён царапиной — и остался молчать.

— Не притворяйся котом, коль уже надел сапоги, — сказала ему Вальхалла. — Я знаю, что говорить ты можешь, и ты скажешь, где твой Владелец, иначе пожалеешь, что появился на свет.

Кот по-прежнему не издал ни звука — лишь сидел, глядя на женщину исподлобья. Что ж, решила Вальхалла, будем действовать иначе.

— Твои друзья тоже у нас, Барсик. В других темницах. Если ты ничего не скажешь о своём Владельце, они пойдут на гарнир.

— Ты лжёшь! — зашипел кот, вскинувшись с места. — Скажи, что ты лжёшь, ведьма!..

Но он, кажется, поверил.

— Если ты мне не веришь, это твои проблемы… Ну что, оставишь друзей умирать? Или всё же скажешь?

— Не смей ничего делать с ними! — яростно произнёс кот. — Именем графа де ла Мурр я клянусь, что если ты хоть пальцем их тронешь, я…

— Так я не трону, — сладко пропела Вальхалла. — Я отпущу вас! Всех! Только скажи, где живёт ваш Владелец?

Внутри пленённого графа де ла Мурр, кажется, происходила нешуточная борьба. В конце концов, он опустил голову:

— Не трогайте их. Я отвечу на любой ваш вопрос, но не трогайте моих друзей!

— Как тебя зовут, животное? — Вальхалла повторила вопрос, заданный ей вначале.

— Граф де ла Мурр, но друзья зовут меня Котос.

— Где живёт твой Владелец? Мальчишка, в руках у которого была Тетрадь?

Котос задумался.

— Я не знаю адреса, потому что не умею читать по-человечьи. Но на том доме, откуда мы взлетели, было несколько голубых ящиков. Только их я запомнил.

Вальхалла недовольно перебирала когтистыми лапами по локтю. Хмурилась.

— Я сказал тебе всё, что знал! — напомнил ей кот. — Теперь отпусти моих друзей!

Его смерили насмешливым взглядом.

— Их здесь и нет… Они давно сбежали, глупец!

Подземелье потонуло в хохоте Вальхаллы, когда граф де ла Мурр осознал свою ошибку и схватился за голову.

— Жень, ты не поверишь, что было! — возбуждённо пропыхтел Алёшка, бросая свой портфель рядом с партой и садясь на стул. — Ты ворон видела в небе?!

— Видела! — кивнула Женя К., по какой-то причине сегодня кажущаяся симпатичной. — Да все их видели! Мы уж думали вмешаться, когда появились кошки…

— Это не просто кошки! — Алёшка заговорщически понизил голос. — Это кошкетёры!

И в доказательство своих слов он достал Тетрадь и показал Жене К. рисунок четверых котов с крыльями и шпагами. К его удовольствию, у Жени аж глаза на лоб полезли.

— Так это был ты?! — изумилась она. — Ты их прогнал?

— Не я. Кошкетёры. Я их нарисовал просто, остальное уже сделали они.

Алёшке, конечно же, хотелось немного похвастаться перед Женей, — но скорее тем, что он видел настолько невероятных кошкетёров в действии, а не тем, что он их нарисовал. Нарисовать мог кто угодно! Поэтому своей заслуги Алёшка почти что не чувствовал. Конечно, на задворках сознания вертелась мысль — «мы спасли город!», но как-то ей совсем не верилось.

— Обалдеть, Снегирь… Ну ты и уникум!

— Умникум? — где-то сзади возник Колька Шнуров, снова с самолётиком в руках. — Это кто тут умникум?

— У-ни-кум! — по слогам повторила Женя очень серьёзно. — Что ты тут разговоры подслушиваешь, Шнуров? Заняться нечем?

С теми, кто ей не нравился, Женя была чрезвычайно немила и сердита. Она помнила — как и весь класс, — как Колька выкинул Алёшкину Тетрадь в окно, но не знала, чем в итоге эпопея обернулась, и чем закончилась. Алёшка, естественно, знал, так что против Кольки по доброте душевной ничего не имел.

Но с Женей К. было трудно спорить. И уж перебивать её тем более никому не рекомендовалось.

— Будь добр, Шнуров, иди куда шёл! Мы со Снегирёвым сами разберёмся, без твоей самолёточной помощи! Ни мне, ни ему ты ни на йоту не сдался.

Алёшке стало жаль Кольку. На его взгляд, мало кто заслуживал признания в том, что он не нужен. Ну разве что если человеку это на руку — тогда случай другой. Но Кольке, кажется, на руку не было: нахмурив брови, он развернулся и отошёл к своей парте, раздосадованный.

Может быть, ему тоже хотелось быть посвящённым в какие-то тайны?

Прозвенел звонок и Женя почти ничего не успела рассказать. Когда в класс вошла учительница, и они встали с мест, она шепнула Алёшке:

— После уроков поговорим! Здесь много лишних ушей!

…После школы Женя К. подождала Алёшку, что было делом самим по себе невиданным: она всегда убегала домой раньше всех по каким-то своим (наверняка очень важным) делам. Только теперь Алёшке пришло в голову, что она, возможно, пользовалась Часами, чтобы как-нибудь успеть сбежать из класса раньше других.

— Пойдём со мной, Снегирь, — решительно сказала она, поправляя лямку рюкзака на плече. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.

Сколько Алёшка помнил, ни от одного человека обещание «серьёзно поговорить» не сулило ничего хорошего. Но больше ему ничего не оставалось.

— Твоя Тетрадь, как я понимаю, вещь невероятно могущественная, — сказала Женя К., понизив голос. — Откуда она у тебя?

Они почему-то пошли вдоль школы, в сторону, куда ни Алёшке, ни Жене идти не нужно было.

— От папы. Он дал её мне.

— А он знает?..

Алёшка уклончиво промолчал, пожав плечами.

— Ну раз «уклончиво», — небрежно поморщилась Женя К., — значит, фиг с тобой. Но суть в том, что такая вещь может очень сильно повлиять на ход времени. Я подумала об этом ещё вчера, когда ты рисовал Биг-Бен…

— Ты так и не встретила эту Женю-2?

— Нет… — Женя К. помотала головой. — Не знаю, кем она могла быть, но надеюсь, что больше она не покажется. Но не отвлекай меня! Мы, магистры времени, строго следим за тем, чтобы вещей, которые могут изменять его ход…

— А ты не хвастаешь? — недоверчиво спросил Алёшка. — Ты же наверняка ещё не совсем магистр…

Он видел в фильмах, что большинство магистров всегда ходят в странных квадратных шапочках и мрачных чёрных плащах. Женя К. на его памяти никогда не носила ничего подобного.

— Снегирь, имей совесть, ты снова отвлекаешь меня! — возмутилась Женя. — Да, я ещё не магистр, но у меня есть неплохой потенциал, так что…

«По-тан-це-вал», — подумал Алёшка, и Женя чихнула.

— У меня аллергия на глупые мысли… О чём ты подумал только что?!

— Не важно… Ну так и что вам до моей Тетради? Отобрать хотите?

Женя К. серьёзно на него посмотрела.

— Может и отобрать. Если посчитаем, что ты ненадёжный человек и что можешь натворить дел. Ты почти что изменил ход времени, когда нарисовал Биг-Бен и отправил нас в прошлое. Да, это помогло восстановить континуум…

«Ко-ти-ну-ум», — снова подумал Алёшка, представив себе большого, толстого кота, и Женя снова чихнула, почти подпрыгнув над землёй.

— Будь здорова. Кажется, у тебя и правда аллергия.

— Всё из-за того, что у тебя, Снегирь, мысли слишком глупые! Я говорю, что твоя Тетрадь, конечно, помогла мне вернуть Часы и устроить всё как было, но всё-таки, если ты сделаешь что-то сверх меры неправильное, Тетрадь у тебя отберут.

— Не имеют права! — возмутился Алёшка. — Это ведь моя Тетрадь, почему каким-то магистрам времени она понадобилась?!

— Пока что она твоя. Но сохранность мировых линий и временного Контура гораздо важнее того, что ты рисуешь в своей ненаглядной Тетрадочке. Поэтому и отберут, если будешь что-то вытворять со временем. Ещё и память тебе сотрут, чтобы ты всё забыл. Так что следи за тем, что рисуешь.

Алёшку это почти всерьёз испугало.

В этот момент они подошли к перекрёстку. Возле светофора, на котором горел красный, стояли люди, к компании которых Женя К. с Алёшкой и присоединились. Какое-то время покопавшись в собственных мыслях, мальчик с опаской спросил:

— Но они же не сотрут память за то, что я делал вчера?

— Об этом никто не знает. Пока что. Потому что, если узнают, то и мне тоже влетит. За потерю Часов.

Загорелся зелёный свет. Люди зашагали, проступая между белыми шпалами зебры. Женя шла немного впереди, Алёшка следовал за ней.

Когда они достигли противоположной стороны дороги, Женя сказала:

— Ты всё-таки молодец, что прогнал этих ворон, Снегирь. Магистрам в такие дела вмешиваться опасно и нельзя, потому что вороны на временной контур практически не влияют…

— А что такое этот временной контур? — спросил Алёшка.

Женя К. задумчиво посмотрела на него, при этом продолжая медленно шагать вперёд. Не к дому — куда глаза глядят.

— Ну вот как тебе объяснить… Дедушка рассказывал так: представь, говорил, внучка, что есть муравейник, в котором ползают муравьи. Каждый муравей оставляет за собой след из бесчисленных предыдущих версий самого себя. Каждую секунду муравей обновляется и становится не таким, каким был секунду назад. Так и птицы, и звери… и люди тоже. А теперь представь, сколько всего копий оставит за собой в муравейнике каждый муравей?

У Алёшки голова пошла кругом.

— Вот, — значительно сказала Женя. — И те очертания, что оставит своими копиями вся масса муравьёв до единого, и будет называться временным Контуром. Только вместо муравейника будет весь мир, а вместо муравьёв — всё в этом мире.

Она замолчала с таким видом, будто Алёшке сразу всё стало ясно и понятно. А у того чуть голова не вспухла от таких сравнений. Мир — и муравейник… Как вообще можно это соотнести?

— Если сказать проще, то временной Контур — это то, какое Время именно сейчас.

— Звучит нисколько не проще, если честно, — вздохнул Алёшка.

— Ну и ладно! Тебе не надо, так что не слишком задумывайся об этом. Об основном я тебя предупредила. Будешь косячить — Тетради у тебя не будет.

— Да не буду я косячить… — растерянно сказал Алёшка, разводя руками. — Мне время перематывать особого смысла нет…

— Ну и хорошо. А то был один… Взял и подчистую смёл целый прошедший месяц. До сих пор его не нашли. И как он это сделал — представить невозможно…

Алёшка поёжился: речь явно шла про его папу, который воспользовался Последним Желанием. Стоило ли рассказать Жене? Нет, конечно нет! Что, если эти сумасбродные магистры времени возьмут и придут за ним? Будет совсем не весело…

— Ладно! Погуляли, теперь домой, — решила Женя.

Внутри себя Алёшка вздохнул с облегчением. А сам сказал, будто бы равнодушно:

— А я думал, ты сейчас меня к своему дедушке потащишь…

— Пф, вот ещё! Как будто ему, кроме всяких Снегирей, заняться нечем!

Алёшку снова разобрало раздражение — какая же Женя иногда была заносчивая, это же надо! Только подумав об этом и приведя свои мысли в форму, он решил, что отныне слово «раздражение» будет употреблять только к Жене К., потому что в слове «раздражение» есть её имя.

Женя снова чихнула и сердито на него поглядела. Кажется, начала подозревать, кто виноват в её аллергии. Алёшка отвёл взгляд.