Жить вопреки (джен)

Когда к Сатин примчался Алор, который в принципе, нося своё гордое звание Брата Короля, никогда поручения гонцов не исполнял — для того были свои специалисты, натренированные и подготовленные именно к этой роли в их драконьем обществе, девушка поняла, что стряслось нечто экстраординарное.

А в их случае все подобные происшествия — беда.

Ну что на это раз?

Фурия был взволнован и явно напуган — это явственно читалось в его эмофоне, и от этого становилось совсем не по себе.

В последний раз, когда её накрывала такая тревога, её подстрелил какой-то арбалетчик, и провалялась она в мёртвом сне полгода, оставив порою такого глупого и по-юношески радикального в своих суждениях Арана без присмотра.

Позор!

Его тогда Мирослава отхаживала — прожил шесть лун под её присмотром и на человека стал похож!

Поседел, правда…

— Что с Араном?! — спросила Сатин резко, как только Алор всё же ворвался в специально сделанное для него окно в крыше.

Фурия недовольно и слегка раздражённо дёрнул заменявшими ему уши отростками и ответил, пусть и не сразу:

— Да что с ним сделается-то? Впрочем, сделаться-то может, на самом деле.

— Алор, не томи! — чуть повысила тон девушка, но не перегибая палку. — Что произошло?

— Какие-то Одарённые похитили Руни и теперь требуют, чтобы муженёк твой примчался к ним и сразился с их лидером за право обладания Драконьим Краем. А мальчишка — как гарант того, что Аран не явится по своей излюбленной схеме, с тысячей-другой лучших своих бойцов, — неожиданно с готовностью отозвался дракон.

Сатин пыталась осмыслить услышанное, но это всё равно, почему-то, не укладывалось у неё в голове.

— Это точно?

— По крайней мере, я так это понял, — признал Алор.

Сатин, схватившись за сердце, осела на стул и стала судорожно шарить по столу в поисках кувшина с настойкой из Драконьей Мяты, а найдя — залпом выпила всё содержимое, чуть поморщившись от горчившего привкуса.

Пришло умиротворение.

Алор, доселе заинтересованно поднявший голову и внимательно следивший за заинтересовавшим его сосудом с таким знакомым запахом, чуть разочарованно вздохнул.

— Где Аран сейчас? — уже спокойно задала вопрос девушка.

— С Беззубиком советуется, — отозвался дракон тут же.

— А потом?

— Как Король прикажет, так и поступим, — как отрезал, резко ответил Алор.

Кажется, неожиданно даже для себя самого.

— Мне-то зачем ты это сообщил? — спросила Сатин уже как-то устало.

Действительно, зачем?

У неё не было Бури, чтобы вместе с ней помчаться на помощь к Руни, да и вряд ли она сможет покинуть Драконий Край, ведь не на кого ей было оставить детей…

— Не понимаешь? — чуть удивился Фурия. — Он и так с тебя пылинки сдувает, а теперь свою Королеву он запрячет туда, где тебя и мелких точно никто не сумеет достать.

— К Берсеркам, что ли? — уточнила очевидное Сатин, вздохнув.

— Не исключаю.

Сказав это, Алор и был таков — только чёрный силуэт мелькнул за окном.

— Да что же это такое?! — всплеснула девушка руками в своём бессильном отчаянии. — Ведь всё было так хорошо…

* * *

Сморкала с улыбкой наблюдал, как толпа ребятишек, во главе с его собственным старшим сыном и Эир Хофферсон, носились по деревне, убегая от более мелкой малышни, которую вёл «в бой» тоже его сын, но — младший, и ощущал переполнявшее его умиротворение.

Многочисленный счастливый детский смех был лучшим звуком

Когда, наконец-то, все эти ужасы закончились, и он смог вести спокойную, размеренную жизнь, он понял, почему люди так это ценили.

И понял, почему родной народ этой странной Мирославы никогда и ни на кого не нападал — только защищался от разбойников, часто устраивавших набеги на их города и деревни.

Зачем?

Для чего?

Ненужной оказалась эта война.

Закончившаяся война.

Вчера один из посланцев Арана забрал близнецов Хеддок, гостивших на Новом Олухе (и, кстати, отказавшихся от любых претензий на этот остров) и, видимо, оказавшихся счастливыми вырваться из-под опеки своего вездесущего старшего брата.

Не удивлялся Сморкала теперь тому, как спокойно Ночная Фурия могла разгуливать по деревне — все к тому привыкли.

Люди ко всему привыкали.

Они — не исключение.

Где-то в доме хлопотала над обедом Забияка, причитая, что от кошки, которую меланхолично тискал в руках заглянувший в гости под предлогом того, чтобы поглядеть на племянников, Задирака, было слишком много шерсти.

И что некуда было девать котят.

А дети так радостно растаскивали этих несчастных детёнышей, вручая их каждому, кого встречали на своём пути, — вот уж нашли решение внезапно нарисовавшейся проблемы, юные гении. И эти самые встреченные люди были не так глупы, чтобы отказываться от котёнка Вождя.

Даже Мия и Магни не отвертелись от того, забрав с собой милый комочек шерсти, которому суждено было вырасти в наглую серую моську с очень умными глазами.

Обязательно.

— Наслаждаешься? — раздался рядом чуть хрипловатый голос Астрид, выводя из раздумий.

Женщина тоже улыбалась, наблюдая за тем, как её приёмная дочь лихо, совсем как она в детстве, гоняла мальчишек выструганным специально для неё деревянным мечом.

— Не представляешь — да.

Улыбка не сходила с губ мужчины.

— Почему же не представляю? — удивилась Хофферсон. — Всё я понимаю, что бы обо мне ни говорили.

Йоргенсон тихо рассмеялся, краем уха отмечая особенно заковыристое выражение жены, уже гонявшей без всякой жалости несчастную кошку и брата по дому.

— Кто бы мог подумать, да хоть мы сами, что теперь, тринадцать лет спустя всё будет… таким.

Он неопределённо махнул рукой в сторону детей.

— Каким «таким»? — удивлённо переспросила Астрид, но в глазах её читалось, что всё она поняла, просто хотела услышать ответ.

— Правильным, — и это слово было единственным верным теперь.

Из дома, громко хлопнув открывшейся дверью, вылетел, споткнувшись и несколько раз перевернувшись через голову, Задирака, а вслед за ним — большая серая кошка.

Оба — громко верещали, убегая куда-то в сторону леса.

Теперь и Астрид звонко рассмеялась, вторя своему товарищу и просто другу детства, слушая, как Забияка ругала брата, уже скрывшегося из виду, своего супруга, маявшегося непонятно чем, вместо работы и помощи ей, саму Астрид она благоразумно не трогала — мало ли, себе дороже…

У них была впереди вся жизнь.

И даже больше…

* * *

Мирослава внимательно выслушала невесёлый рассказ Арана, ни разу не перебив, только глазами своими голубыми стреляла исподлобья, горящими неестественно ярко на слишком бледном лице. Да и в принципе слишком бледной была девушка, словно что-то подкосило её.

Что же именно стало тому причиной — загадка.

Но…

Почему так блестели глаза Видящей?

Почему так угрюмо молчала она, не изменив ни выражения лица, ни позы своей, только глаза чуть прикрыв.

А потом Аран впервые увидел, как Мирослава применяла свои способности Провидицы — доселе он лишь слышал и читал о таком. Он почувствовал резкий отток своей энергии, перенаправившейся к девушке, резко преобразившейся, и едва ли в лучшую сторону, надо заметить.

Лицо её, и так почему-то осунувшееся, побелело ещё сильнее, и, казалось, сетка сосудов под кожей проступила особенно явно.

Вдруг — у неё пошла носом кровь.

Мирослава даже не пыталась её утереть, как-то остановить — только опёрлась, шагнув назад, на стену своего дома, судорожно сжимая руки, словно от сильной, почти нестерпимой боли.

А кровь всё текла и текла, неумолимо портя белое платье девушки.

Интересно, кстати, — почему траурный цвет?

А сил у Арана становилось всё меньше — пусть они и быстро, даже для такого сильного Стража, как он, восстанавливались, всё же у него в подчинённых ходили несколько сот одарённых разной силы, и у всех он по капле, неизбежно, забирал силы, даря им взамен контроль.

Было страшно подумать, каково же сейчас было Мирославе.

А глаза её…

Всё так же — полуприкрытые, они как никогда явственно показывали её особую природу.

Радужка горела потусторонним светом, как две голубые звезды, и обвитые чёрными кольцами фиолетовые зрачки, такие большие в тот миг, сияли намного ярче всего другого, почти ослепляя, просвечивая даже сквозь веки.

Зрачок двигался, подрагивая, словно девушка что-то видела.

Хотя, почему же словно?

Видела!

И вот, судорожно не то вздохнув, не то всхлипнув, Мирослава открыла глаза, в которых стояли слёзы, и, скользя спиной по стене, обессилено села прямо в траву у дома, закрыв лицо руками.

Всё так плохо.

Вдруг девушка вскинула голову, смотря уже совершенно обычными глазами прямо в душу Арану, который с каждым мигом чувствовал всё лучше, как восстанавливаются его силы, доселе без спросу бесцеремонно потраченные Видящей.

— Я отправлюсь с тобой! — твёрдо сказала Мирослава и вскочила на ноги.

Так тому и быть.

* * *

Клома, получившая наконец-то отчёт от группы Фурий, которую она, на правах Главы Сети, отправила расследовать убийство одного Одарённого мальчишки, с нетерпением слушала его от своих подчинённых.

Слишком уж загадочными были обстоятельства гибели парнишки, чтобы не обратить на них внимание.

Как оказалось — интуиция не подвела её.

Приговор подчинённых был неоспорим — это сделали Фурии.

Остатки камней, направление того, куда полетели осколки, и, самое важное — едва уловимый в воздухе запах собратьев — все это и не только обнаружили отправленные ею Дети Ночи.

При том — не Ночные.

Дневные Фурии.

Зачем им это понадобилось?

Потом, совершенно случайно, выяснилось, что убитый мальчишка был Учеником того самого Одарённого, который несколько лет назад подослал ту Дневную Фурию на Драконий Край.

Месть Дневных?

Возможно.

Конечно же, как только выяснилось это, Клома сразу же доложила обо всём Арану, но это было ещё до похищения Руни, которое произошло тоже очень непонятно, но, надо признать, по-своему гениально.

Как поняла Фурия, их противник отравил ядом Смертохвата одного из Детей Ночи и подчинил его себе этим, а поскольку с этими тварями, призванными только убивать (каннибалов драконы ну уж очень не любили) дел никто и никогда не имел, и потому определить то не сумели.

И даже самый сильный одарённый в некоторых чисто физических аспектах — силе и скорости — очень уступал драконам, и уж тем более Ночным Фуриям.

А Руни не был самым сильным — талантливым и искусным — да, но до того же Арана ему было ещё очень далеко.

Что мог противопоставить мальчишка взрослой Фурии?

Вот и вышло всё как вышло.

И, конечно, уже потом, после, Клома поделилась всей этой информацией ещё и со своим товарищем. Тагуш отнёсся к открывшимся фактам агрессивно и явно что-то задумал.

Только бы не натворил чего…

* * *

Теорию Истинных, что бы кто ни думал, Гриммель знал хорошо — она была одной из основополагающих в учении об Одарённых.

А его мужчина знал.

Потому Убийца Фурий прекрасно понимал, почему именно Драконий Король был так силён — всегда, любой лидер некой группы Одарённых, зачастую называемый Истинным, забирал по Связи, неизбежно между ними создаваемой, условные излишки энергии своих подчинённых, помогая им, таким образом, контролировать свои силы и становясь сильнее сам.

Именно поэтому Истинными не могли быть все — не каждый выдерживал такой напор энергии.

Даже Гриммель ощущал приток сил со стороны своих Учеников.

Так или иначе, но Гриммель знал — Арану в гневе, причиной коего могла бы стать нечаянная гибель его Ученика, было бы под силу уничтожить и весь занятый Армадой Гриммеля остров, со всеми его жителями.

Выжрать энергию из живых и, собственно, обратить их в мёртвых?

Вполне возможно, что Аран был способен и на это, раз он даже сумел выходить свою смертельно раненую Ученицу.

В общем, решил самопровозглашенный Воин Света от греха подальше похищенного мальчишку к своей Армаде не пропускать, остановившись на уютном островке за пределами принадлежащих Владыке Драконов территорий.

Он даже не стал связывать мальчишку — зачем?

А тот был неестественно для подобной ситуации спокоен, почти равнодушен — и не скажешь, что ему совсем недавно только четырнадцать лет исполнилось.

Мальчик, которого звали, как он сумел выяснить, Руни, сверлил его взглядом, словно хотел прожечь насквозь.

Это не вязалось с безмятежным выражением лица…

Что было на уме у мальчишки?

Попытавшись проникнуть в разум своего пленника, Гриммель с размаха наткнулся на ментальные щиты невероятной силы, едва успев не угодить в ловушку, которая с высокой долей вероятности могла свести его с ума.

— Зачем вы это делаете? — раздался звонкий голос Руни, с интересом, словно на забавное и нелепое существо, посмотревший на своего похитителя.

И Гриммель, словно что-то шепнуло ему это изнутри, понял, о чём говорил мальчик — и это было точно не про попытку вторжения в разум.

Про его деятельность?

Про его… идею?

— Делаю что? — не подал вида о своей догадке мужчина.

Ему вдруг стало любопытно.

— Убиваете Ночных Фурий, — заявил Руни, не меняя выражения своего лица. — Вы — умный человек, и отговариваться простым охотничьим азартом не стоит.

Проницательность ребенка несколько покоробила — неожиданной она оказалась.

Слишком.

— Почему же?

— Вы слишком умны и талантливы для этого, — повторился Руни, не отводя взгляда, и казался он в тот миг намного старше своего возраста, стариком в теле ребёнка, — и причём — прекрасно осведомлены о своих способностях, чтобы поступать так глупо и недальновидно, наживая себе во враги целый вид, причём — не малочисленный.

Не малочисленный?

Конечно, Гриммель понимал, что, скорее всего, видимая им численность Фурий — лишь верхушка айсберга, но чтобы до такой степени…

Странное разочарование окутало мужчину.

Неужели, все напрасно?

Нет!

Он видел — своими глазами видел! — результаты воплощения в жизнь его великой, но не понятой идеи!

Ребёнок, перед ним сидящий, — тоже доказательство.

— А может, я просто люблю убивать? — решил проверить проницательность Руни мужчина.

— Бессмысленно и глупо, — раздался смешок мальчишки. — Не верю.

Всего два слова.

И столько в них всего…

Гриммель понял — не показалось, это действительно был словно Видящий со способностями Стража — но видел он не просто Душу со всеми её Связями, а переживания и чувства людей.

И…

Руни не боялся его.

Конечно, на самом деле ему и нечего было опасаться — мальчишка ничего плохого лично Гриммелю и даже его людям не сделал, просто являлся Учеником его врага, но и только.

И в случае гибели Арана мужчина даже не стал бы преследовать его Учеников.

По крайней мере тех, что не стали бы пытаться отомстить.

Мальчишка явно был не так прост, и оставалось только догадываться, до какой степени был загадкой этот Руни, что он знал и чему научился у своего названного брата…

В общем, надо было бы быть осторожнее, но…

Как любопытно!

— А ты поймёшь-то? — на пробу сказал Гриммель, внимательно следя за реакцией своего собеседника.

— Когда вы впервые встретили Мирославу, она была на три года младше меня нынешнего, — вновь поразил мальчик своей осведомлённостью. — Но вы сразу восприняли её всерьёз. Неужели то, что я не являюсь Видящим, заставляет вас так сильно меня недооценивать?

Эти слова укололи почти болезненно.

Откуда-то сзади ощутилось направленное на них внимание Агвида и Аделы — его Ученики, получившие приказ не вмешиваться и просто следить за происходящим, явно заинтересовались словами Руни.

А ведь мальчишка всего на год младше Эгиля в момент его гибели.

И старше того же Эгиля, на тот момент, когда Гриммель отпустил его в сопровождении опытного отряда в путешествие.

Так почему же он не хочет видеть взрослую личность перед собой?

Боится?

— Складно говоришь… — улыбнулся даже одобрительно Гриммель, желая не выдавать своих догадок. — Но почему я должен, по классике жанра, рассказывать свой коварный план?

— Может, потому что вы — не злодей? — просто ответил Руни.

И эти слова поразили мужчину до глубины души.

Вот и доказательство его догадок.

Обыкновенный мальчишка четырнадцати лет, каким бы он не был умным и развитым, все равно смотрел бы на мир не в пример радикальнее.

Но — не считать своего врага злодеем?

Это было действительно странно.

— Разве?

— Всё относительно, — наконец-то сменилось блаженно-умиротворенное выражение лица чем-то иным, пусть этим чем-то и была какая-то странная, немного снисходительная улыбка. — Для ваших учеников вы — икона, идеал. Для них вы — добро в высшей инстанции. Так что нет. Вы не зло. И не стремитесь им быть, наоборот скорее даже.

— Тогда, зло — Аран? — решил все же уточнить Гриммель.

Пусть и без надежды на что-то.

— Мой брат совершил немало страшных и просто чудовищных поступков, — спокойной ответил мальчик, — но он всегда руководствовался благими намерениями.

— Ими дорога в ад вымощена, — усмехнулся Гриммель.

Ему определённо нравился этот странный, загадочный мальчишка.

Почему он не его Ученик?!

— Его не существует, вы же знаете.

— Знаю, — согласился мужчина, — но разве это что-то меняет?

— Действительно.

Руни кивнул — так просто и так неожиданно.

Почему ученик его врага так спокойно с ним соглашался, словно все так и должно быть?

Гриммель решил больше не тянуть.

Этому мальчишке можно и рассказать — он, быть может, и не примет, не согласится, но хотя бы поймет.

В этом Гриммель был уверен.

— Я хочу спасти человечество, — сказал Гриммель, все же сформулировав свою идею в самую нейтральную фразу.

— Амбициозно, — заявил Руни.

— А зачем замахиваться на что-то малое? — улыбнулся Гриммель в ответ. — Всё равно я не увижу результата.

— Желаю вам удачи.

— Что?

— Пусть у вас всё получится, — не стал менять своего мнения мальчишка.

— Ты издеваешься, ребёнок? — решил всё-таки уточнить, ну просто на всякий случай, мужчина.

— Нет, я серьёзен. Хорошая цель, — а Руни все улыбался. — Методы паршивые.

Вот.

Вот оно!

Гриммель знал, что был подвох в понимании мальчишки — тот, по всей видимости, по сути был согласен с идеей всех спасти, но не был согласен с убийством тех, кого защищал его брат и Учитель.

Логично, на самом деле.

— Почему же?

— Как минимум потому, что такими темпами можно и в Бездну угодить, устраивая геноцид отдельного разумного вида, — спокойной ответил мальчишка.

Слишком спокойно.

Стоп!

— С чего ты взял, что разумного? — несколько нервно спросил Гриммель, всей душой своей чуя приближение чего-то нехорошего.

Чего-то страшного.

Ведь если Фурии были действительно разумны в том смысле, который вкладывали в это слово люди, то его действия, по крайней мере для тех, кто был на стороне Детей Ночи, действительно были ужасающими в своей ничем неоправданной жестокости.

Да, это вряд ли помешает Гриммелю продолжать воплощать его идею, но это помогало ему понять своих противников.

И даже перестать злиться на них.

Но ответ мальчишки был для мужчины тоже очень важен — он, буквально, все решал.

Казалось, воздух звенел от напряжения.

Спину сверлили взгляды Учеников.

Мальчик закаменел лицом, и словно лишился всех красок — стал невообразимо серьёзен, даже мрачен.

— В своей прошлой жизни я был Ночной Фурией, и ту свою жизнь, как и многие суждения, я помню достаточно хорошо.

— Ты был?

— Догадались всё же? — а Руни всё был серьёзен.

Невозмутим.

Ну, это многое объясняло — почему же мальчишка был именно таким, почему был назван Братом своего Учителя, почему при своих странных взглядах, несмотря ни на что, был, что очевидно, предан Арану.

Если всё так, то…

Сидящий напротив мальчишка уже не казался таким безобидным, как в начале их беседы.

Реинкарнация дракона.

Ночной Фурии…

Брата Арана.

Да, это слишком многое объясняло.

— Но как? — почему-то растерянного спросил Гриммель, на секунду почувствовавший себя беспомощным.

— Вы же хотели, чтобы Фурии перерождались людьми, — взгляд мальчишки был почти стальным, какими-то кинжальным — колол только так. — Вот я такой — перед вами. И стоило оно того?

А ведь мужчина так боялся это вопроса.

— За короткий период времени на одном маленьком участке мира появилось на свет семеро сильных одарённых-людей, — стал вслух он рассуждать. — Да, я доволен результатом.

— А с чего вы взяли, что даже не у вас, — у созданных вами Одарённых — получится исправить этот мир, и уж тем более, спасти его? — и вот, Руни вновь снисходительно улыбался.

Вопрос ставил в тупик.

А действительно, почему он был так уверен в успехе своей идеи?

Почему он так верил, что будущие поколения будут другими, не такими глупыми и темными, как их родители?

С чего он взял, что с его гибелью все не остановится?

— Эти… глупцы обречены, только новые поколения спасут нашу планету от них же самих — Одарённые видят, что творят, они должны одуматься, — сказал Гриммель то, вот что верил сам.

Во что так хотел верить.

Ведь иначе — все было бессмысленно.

Ведь иначе — столько лет и сил ушли зря, просто так канули в реки времён…

— Красная Смерть тоже была Одарённой, — решил, видимо, добить Гриммеля мальчишка. — Но она только сеяла раздор и войну по Архипелагу в течение трёх столетий.

Гриммель в тот момент действительно ощутил себя по-настоящему беспомощным мальчишкой…

— Но то — дракон, — последний аргумент.

— Но разве вы не видите — мы одинаковые. Слишком одинаковые.

* * *

Признаться, она была неправильной Дневной Фурией, раз так сильно переживала из-за исполненного её братьями приказа Старейшины — какое-то раскаяние за их деяние не отпускало, заставляя сердце ныть и биться так быстро, слишком быстро.

Любой иной дракон из их стаи уже спокойно жил бы дальше — здесь и сейчас, ведь то, как испепелялся за считанные мгновения мальчишка, уже минуло.

Осталось в прошлом.

А туда — не было и нет возврата.

И никогда не будет.

Это было одной из основ учения их вида, позволяя не заморачиваться над такими несерьёзными и глупыми проблемами, когда перед тобой целый неизведанный мир, готовый делиться своим солнцем и ветром с ними.

Но она так и не поняла, за что убили того мальчишку.

За его любознательность?

За его Одарённость?

Или просто за то, что он был Учеником того самого Убийцы Фурий?

Непонятно…

Но убийцы из её братьев вышли просто великолепные, не признать это было нельзя, — невидимые, благодаря особенностям своей чешуи, пусть и не было полной необходимости, как у Разнокрылов, например, они выследили и сумели подловить на ошибке мальчишку.

Одно утешало — он не мучился.

Но почему же ей казалось, что ещё придётся заплатить за содеянное?

Им всем придёт пора платить.

* * *

Дагур и Инга ничего не имели против того, чтобы приютить у себя ненадолго семью своего друга, решившего, что даже на Драконьем Крае им будет недостаточно безопасно.

Вождь Берсерков с пониманием отнёсся к аргументам Арана — всё же он сам был таким же параноиком, когда дело касалось защиты сестры, которая уже дано замужняя, воспитывала собственных детей, конечно же, слушая советы Мирославы, во всём помогавшей Хедер со своими племяшками.

Но то, что Мирослава, решительно снарядившаяся в путь вместе с Араном, без всяких объяснений скрылась в неизвестном направлении вместе с Драконьим Владыкой, выглядевшим слишком серьёзно, было странно.

И мрачно даже.

Лишь как только супруг скрылся за горизонтом, Сатин пояснила всё происходящее.

И про похищение Руни.

И про то, кто за этим скорее всего стоял.

Магни и Мия слушали особенно внимательно — они-то сразу заметили отсутствие своего названного брата, но как-то вслух спросить об этом не решались, ведь было видно, что Аран не в духе, а попасть под горячую руку никому не хотелось.

Близнецы больше иных были осведомлены на данную тему — даже больше Сатин, пожалуй, ведь жена их брата совершенно перестала интересоваться подобными делами, внешними угрозами, если и занимаясь вопросами Драконьего Края, то — только внутренними проблемами Гнезда.

Ведь ей было совершенно не до того.

Магни и Мия всегда очень внимательно слушали любые разговоры и рассказы брата на темы других Одаренных, делясь по своей особой, присущей только близнецам Связи, сообщая друг другу выясненным случайно или намеренно детали.

И из этих деталей складывалась целая картина происходящего.

По крайней мере, так было задумано.

О том, что брат все эти три года искал, пусть и не очень активно, того Одарённого, что подослал в Драконий Край свою шпионку — Дневную Фурию, к которой близнецов и близко не подпустили, которой Аран сгоряча перешил весь разум, то ли сделав ее чуть адекватнее, то ли сведя с ума окончательно.

Но их брата она стала бояться больше смерти.

И главное — больше своего Хозяина.

Уже неплохо.

Каких-то успехов Аран даже достиг в своих поисках — он выяснил, что его противником являлся Убийца Фурий — Охотник, много лет назад уничтоживший почти всех представителей этого вида на Варварском Архипелаге и ещё столько же — в иных уголках мира.

Ещё, услышали брат с сестрой, Арану доложили недавно о том, что этот же Одарённый силой попытался заставить Кабур Не’Та Тал рассказать о местонахождении Великой Библиотеки, расположенной в Диких Степях.

Видимо, этот самый Одарённый понимал, что ни добром, ни хитростью ответа от Стражей Чёрных Гор не добьётся.

Однако, близнецов насторожил уже тот факт, что их (именно их! а не только Арана, что бы ни говорил им их брат — они были сильными Стражами, и он уже многому успел их научить) противнику было известно о существовании бесценных Сокровищниц Знаний.

Ведь это означало, что Убийца Фурий если и был самоучкой, коим был, например, Драго Блудвист, то способным и сильным.

И главное — любознательным.

Тянувшийся к знаниям враг был страшнее врага глупого, пусть и сильного.

Детям было страшно за Арана, ведь тот отправился буквально в логово врага один, совершенно без поддержки своих братьев…

Ну, были ещё Алор и Мирослава со своим Хранителем, но девушка бойцом не была, а на Фурий убийца многих их собратьев мог найти управу.

Близнецы без слов переглянулись.

Сатин же в это время хмуро жаловалась на всё происходящее Кломе, с которой достаточно сблизилась после своего пробуждения у Берсерков — гибель Бури ударила по девушке ещё и тем, что она уже не могла никуда отправиться сама.

И даже Арана, которому впору радоваться, что непоседливая супруга никуда не умчится без его ведома, был недоволен этим моментом.

И, неожиданно, предложил такое вот решение — поставил работать вместе Сатин и давнюю напарницу Тагуша.

Глава ею же созданной Сети, благодаря которой и стало известно столько фактов о главном их враге, что не был ещё сокрушён желавшим жить мирно и спокойно Араном, оказалась не против такого развития событий — ведь постоянное общение с Королевой, помощь ей для любого дракона были честью, и особенно, как ни странно, для Фурий.

И Ночных, и полукровок.

А их, кстати, теперь на Драконьем Крае было немало — три десятка Ночных Сияний разного возраста приняли решение остаться рядом со своим Королём, надеясь найти здесь новую жизнь.

И свободу от страха.

Наверное, они даже нашли искомое.

Инга же молча наблюдала за всеми своими гостями — она, как жена Вождя, ими и занималась, порою давая Сатин советы с детьми, ведь как мать она была явно опытнее.

Да и в принципе — не хватало молодой Королеве Драконьего Края старшей, мудрой подруги, которая могла бы дать совет.

И которую Сатин теперь нашла в Инге.

А та видела, как мрачно и заговорчески переглядывались близнецы, словно придумали что-то и решали, как это реализовать.

Во что опять хотели ввязаться её уже подросшие, но все ещё такие же непоседливые дети?

И успеет ли она на этот раз их удержать?

* * *

Агвид издали заметил приближающуюся к острову, на котором они остановились, две черные точки всадников.

То, что одна из них — Аран, было несомненно, но кто — вторая?

Конечно же, Агвид рассказал своему Учителю о том, что увидел, но Гриммель беспокойства своего Ученика не разделял — он был уверен, что его противника сопровождала Видящая.

Это было в коей-то степени предсказуемо — провидица Мирослава была неприкосновенна.

И причинить ей вред Гриммель не мог.

Да и не стал бы.

Конечно же, Мастер оказался прав — спутницей Арана была именно Мирослава и её Хранитель, но Гриммель ничего не сказал на это, слишком уж это было очевидно.

Мужчина смотрел на своего противника с интересом, изучающе.

Но даже отсюда, издалека, Агвид ощущал давящую на сознание силу Арана, окутывавшую его темным облаком.

Совершенно не то ощущение, что в воспоминаниях, — реальность оказалась намного страшнее.

Интересно, а что же тогда представало пред Видящей?

Парень продолжал внимательно наблюдать за диалогом своего Учителя и его Врага, держа в руках арбалет с туго натянутой титевой, готовый в любой момент заставить её отправить в свой смертоносный полёт отточенную стрелу с наконечником из Чёрного Железа — из того самого, единственно способного пробить кольчугу Драконьего Владыки.

К этому моменту Агвид был готов.

* * *

Когда Сатин заметила отсутствие близнецов, она похолодела вся. Стало по-настоящему страшно за Мию и Магни, ведь мало ли что с ними могло случиться?

То, что дети готовились что-то сделать, девушка, конечно же, поняла, но даже подумать не могла, что Тагуш согласится на подобное безумие!

А находившаяся на грани истерики Клома рассказала именно об этом — глупые и слишком беспечные дети отправились на помощь своему брату.

Идиоты!

Сатин, не обращая внимание ни на округлившиеся глаза прохожих, ни на почти восхищённые свисты каких-то отдельных личностей, залпом осушила весь небольшой кувшинчик с настройкой Драконьей Мяты, который, всегда полный, теперь носила с собой постоянно — при её жизни по-иному было трудно.

Ну хоть дети после этого спали хорошо и долго.

И она становилась спокойнее…

Просто великолепно!

Дети сейчас мчались неизвестно куда, желая спасти Арана от чего-то неведомого, и подвергая уже самих себя невероятной опасности, и, что главное — они, кажется, даже не поняли, что натворили, и с кого будут спрашивать за последствия их необдуманного поступка.

Как она могла такое допустить?

Как… не заметила?

Вопрос всё ещё оставался открытым, но зато Сатин, всё же убрав ладони от лица, заметила стоявшую рядом Ингу, поджавшую до побеления губы, но смотревшую упрямо и уверенно.

— Я понимаю, что не в праве просить тебя об этом… — тихо, почти шёпотом сказала как-то, что ли, посеревшая женщина. — Но, умоляю, — спаси моих детей.

Сразу видно — почуяло беду материнское сердце.

Женщина выглядела бесконечно уставшей и столь же бесконечно несчастной.

— Он потом головы всем нам снимет, — покачала головой Сатин.

В глазах Инги появилось странное понимание, перемешавшееся с неописуемым отчаянием, практически безысходностью, ведь женщина явно поняла, куда именно кинулись её дети и что им грозило.

— Тебе — нет, — прошептала она и безнадёжно, и с какой-то безумной, невозможной надеждой. — Он поймёт.

Сатин вздохнула и помотала головой — то ли отрицательно, то ли просто отгоняя лишние мысли.

— Я не имею права этого делать, — сказала она и добавила, заметив, как погасли глаза Инги. — Но — сделаю. Ты права, он поймёт.

Девушка резко выпрямилась и, по Связи согласовывая детали с Кломой, которая даже при прямом приказе Арана не смела перечить своей Королеве, особенно в такой ситуации, когда дорога была каждая минута.

Тагуш сильнее и выносливее.

Клома — гибче и, что самое главное, — быстрее.

Возможно, успеют нагнать, времени прошло совсем мало.

— Я даже не знаю, как тебя отблагодарить! — кинулась вслед за Сатин женщина.

Девушка же только окинула её чуть хмурым взглядом, полным отчаянной решимости, но уже лишённым былого безрассудства и беспечности, кои часто раньше плескались в её глазах.

— Никак, — резко ответила она. — Пригляди за близнецами.

— Как ты будешь действовать?

— В последний раз, когда я сломя голову кинулась неизвестно куда, погибла моя близкая подруга, сестра даже. И я стала жертвой собственной поспешности. Поэтому — сначала снаряжение.

Боевое облачение сидело на ней как никогда хорошо, и лук пел в руках — больше никакого ближнего боя.

Пора.

* * *

Аран неспешно, плавно и как-то по-кошачьи спешился, настороженно оглядывая своего противника, делавшего то же самое.

А Гриммелю действительно было любопытно — каким же вырос сын Стоика, погибшего от его руки, кем же был почти легендарный для жителей Варварского Архипелага Покоритель Драконов, ставший страшной сказкой для непослушных детей.

Кем был его враг?

Конечно, Видящую он тоже окинул взглядом, но не с таким интересом — как ты то ни было, она вмешиваться не станет.

Но тогда, тринадцать лет назад она его предостерегла — чтобы не зазнавался, чтобы поумерил свою самоуверенность, которая станет причиной его гибели.

Но не сказала, кто его убьёт.

Ни Аран ли?

Вполне возможно, и это тоже в коей-то степени было бы справедливо, да и умереть от руки такого сильного противника было не стыдно.

Как Одарённого, Арана мужчина уважал.

И ненависти не было.

Был долг.

Да, если сегодня Гриммелю было суждено погибнуть, в этом не было ничего страшного — его идея осталась бы жить вместе с его Учениками.

— Так вот ты какой, Драконий Король, — сказал, наконец, Гриммель, перестав играть с Араном в гляделки. — Признаться, ты добавил мне немало проблем.

Аран чуть улыбнулся — не то самодовольно, не то снисходительно.

— Приятно знать, что мои действия сумели причинить тебе вред, — ответил он тем же тоном.

Острый на язык.

И в том отличался от своего отца — тот в юности своей был охочь до крепкого словца, но словесные баталии вести не умел совершенно, переводя их в простую драку на кулаках, доказывая своё превосходство силой, а не умом.

Уже потом, женившись, Стоику пришлось резко повзрослеть.

И поумнеть.

— Неужели даже не спросишь, зачем мне всё это? — с наигранным разочарованием в голосе заявил Гриммель, желая вывести своего противника из равновесия — взбешённый враг всегда был не осторожен.

Главное не перестараться.

Однако, судя по всему, уловка не удалась, так как Аран всё ещё оставался почти неестественно спокоен — и тем напоминал он Гриммелю Руни.

— А ты разве ответишь? — снисходительно спросил Драконий Король.

— Умный мальчишка… — предпринял новую попытку мужчина.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Арана — ему было словно всё равно, только глаза из просто внимательных стали какими-то особенно странными, словно и жестокими, и жалостливыми, и задумчивыми.

Непонятными, словом.

— Я знаю, кто убил твоего Ученика, — заявил Аран, не разрывая зрительного контакта.

Гриммель обмер.

Как?

Кто?!

К чему это было сказано?

— Разве тебе это что-то даёт? — одними губами, словно вмиг пересохшими, прошептал Гриммель и взгляд его стал особенно цепким.

— Я здесь, — непонятно к чему пояснил Аран. — Ты отпустишь моего брата, а я расскажу, кто повинен в гибели мальчика и не буду препятствовать, если ты решишь отомстить.

Почему?

— Почему же не будешь? — сколько не старался мужчина придать своему голосу насмешливого превосходства, было видно, что Драконий Король ни на миг не поверил и прекрасно видел, насколько было важно Гриммелю знать ответ.

Знать, кто убил Эгиля.

— Они сами виноваты, — Аран прикрыл глаза, словно ощутив боль. — И такое не прощают.

Гриммель поджал губы и медленно кивнул.

Странно…

Так странно было встретить такое удивительное понимание со стороны своего врага.

— Неужели нельзя без всего… этого? — сказал Аран со вздохом.

И вдруг Гриммель увидел перед собой не наглого и не в меру амбициозного, везучего мальчишку, а уставшего правителя.

Именно такого, какими должны были стать спасители рода человеческого.

Те, кто должны были повести его вперёд.

— Тьма и свет всегда — непримиримые враги, — ответил мужчина.

Кого он убеждал?

Арана?

Или, может быть, самого себя?

Как же он устал…

— Какие высокопарные слова.

— Какие есть, — буркнул Гриммель, поудобнее перехватывая рукоятку меча.

Пора заканчивать пустую болтовню.

Какой в ней смысл, если им все равно не получится переубедить друг друга?

Если это закончится всё одним…

Глупая прелюдия к неизбежному.

— С миром иди или с миром покойся, — понял его Аран, прошептав ритуальную фразу и тоже покрепче ухватываясь за рукоять своего меча.

Он прошел с ним весь его путь от ученичества к вершине.

Гриммель сделал знак своим Смертохватам — чтобы те не вмешивались в последующие события.

Аран поступил так, приказав Алору не влезать.

Это только их бой.

* * *

То, как им удалось уговорить Тагуша помочь им, — всё ещё открытый вопрос. Может быть, они просто коллективно слишком сильно надавили на него ментально и результат вышел именно таким, каким вышел.

Тем не менее, в определённый момент, особенно в случае опасности, разумы любых Одарённых близнецов могли в коей-то степени объединиться, в два раза усиливая все их ощущения и способности, в том числе — находить своих родных по Связи, и особенно Мастера, а им повезло, что их Учитель оказался их братом.

Это только упростило задачу.

Но…

Стоило детям добраться до конечного пункта их маленькой гонки, они ощутили ужас от осознания — опоздали.

Алор, обругавший их по Связи последними словами, многие их которых они даже услышали впервые, стоял совсем рядом с Венту, а Мирослава молча прижимала к себе неестественно спокойного и бледного Руни.

Ни вопросов, что они тут делали, ни криков вслух.

Все были слишком напряжены.

Конечно, сейчас, с взвинченным восприятием мира, близнецы ощутили неподалёку ещё двоих Одарённых, которые, стало быть, тоже внимательно следили за всем происходившим сейчас неподалёку — на ровной поляне, уже вытоптанной и даже немного выжженной.

Противник Арана уже был изрядно потрёпан, но и сам их брат не был совсем уж невредим — несколько явно неглубоких, но всё равно кровоточащих ран можно было заметить и отсюда, относительно издалека, да разодранный плащ, который снять он, наверное, не успел, а теперь не мог на это отвлекаться.

И если их брат держал в правой руке меч, то левой словно собирал энергию окружавшего их мира.

Собирал до тех пор, пока, по всей видимости, ему не стало достаточно.

Но для чего?

А, вот оно что!

С кончиков пальцев Арана сорвалось в сторону его противника сине-фиолетовое пламя, оставляя на лице почти успевшего увернуться Гриммеля большой ожог и заставляя тлеть одежду.

И их брат, судя по всему, решил воспользоваться возникшей заминкой.

* * *

Миг, когда Сатин с Кломой всё же добрались до проклятого острова, где собралось почти всё юное поколение Одарённых, совпал с другим, гораздо более страшным мигом.

Чья-то вспышка страха и отчаянной решимости сама по себе настораживала, но предугадать её последствия не был в силах никто.

И вот оно — мгновение, когда меч Арана был в считанных сантиметрах от Гриммеля, неотвратимо двигаясь по своей траектории, грозя проткнуть насквозь врага, перебить ему позвоночник, но…

Тихий, почти неуловимый для человеческого уха свист, тихий вздох, и…

Там, фоном можно было услышать нестройным хором слившийся в один крик Мирославы, Сатин и всех троих детей — даже Гриммель, морщившийся от боли, ахнул удивлённо и неверяще как-то.

…и можно было увидеть, словно время замедлилось, словно оно стало тягучим и густым, как с брызгами такой горячей, такой ярко-алой крови не очень длинная стрела проткнула грудную клетку Арана насквозь, несомненно, задев сердце.

С громким звоном, показавшимся оглушительным в повисшей после крика тишине, ударившись о какой-то камень, выпал из рук Драконьего Короля, его меч.

А тот — стоял и, глянув сначала на свои испачкавшиеся в его же крови ладони, бездумно смотрел куда-то в сторону близнецов.

На груди, проступая даже сквозь когда-то им выкованную кольчугу, разрасталось с каждой секундой алое пятно, крича об уходящей в никуда жизни.

Как же больно…

Но как только его взгляд нашёл глаза Сатин, он обрёл вновь осмысленность.

И столько печали в нём было.

Столько удивления!

С губ вместе с последним вздохом сорвалось тихое «Прости…»

Аран, покачнувшись, медленно осел наземь, упал как-то странно — на бок, и складки изодранного, изрезанного чёрного плаща укрыли его словно тёплым одеялом.

Гриммель так и стоял, ошеломлённый произошедшим и не понимавший, что и как сейчас произошло, никак не способный выйти из окутавшего, пропитавшего всё его существо оцепенения.

Мирослава отстранённо отметила вспышку чужой смерти.

Только блестел на солнце чёрный металлический наконечник проклятой стрелы, заляпанный кровью.

* * *

Этого не должно было произойти.

Не должно!

Ни одна вероятность, даже самая слабая, не говорила об именно таком варианте развития событий — а она за тот короткий промежуток времени просмотрела их не одну тысячу!

Как же так?!

Как же так…

Секунды шли одна за другой — три, семь, десять, двадцать восемь…

Тридцать пять.

Сорок три.

Гриммель всё так же недоверчиво смотрел на своего поверженного врага, но, всё же выйдя из своего оцепенения, он окинул собравшуюся внезапно почти полным составом семью каким-то странным, полным жалости и… сочувствия? взглядом.

Почему?

Почему именно так?

Восемьдесят шесть.

Девяносто две.

Сто одна…

Было почему-то безумно тихо.

Словно весь мир на эти мгновения решил оглохнуть, и забрал из реальности все свои звуки, включая шум прибоя, завывания морского ветра, шелест листьев окружавшего их леса и крики птиц на берегу.

Сто сорок две.

Сто сорок три.

Сто сорок четыре…

Что это?!

* * *

Новая, подобная вспышке сверхновой, звезда зажглась для любого Одарённого.

Тёмная звезда.

Поднялся ветер — сильный, почти ураганный, снося, заставляя всех покрепче ухватиться друг за друга, чтобы не упасть, Гриммель же не иначе как чудом устоял на ногах.

Вдруг, тело Арана изменило своё положение — тот словно сам перевернулся на спину.

И тут…

Выгнувшись дугой, Аран сделал судорожный вдох, и, сразу же закашлявшись, открыл глаза.

Белок в них почему-то стал абсолютно чёрным, глаза же, и так далёкие по виду своему от человеческих, стали гореть зелёным пламенем не хуже камня-накопителя, который Аран пронёс через всю свою жизнь.

Глаза — зеркало Души?

Всё пространство вокруг затопила тёмная, тяжёлая, почти удушающая энергия, чья принадлежность не вызывала сомнений, — и силы эти явно возросли в разы.

(В двенадцать раз?)

Новая Буря в мировой энергии приветствовала рождение Стража.