Властелины и короли (джен)

Иорвет вывел из стойла своего трофейного коня, и конюхи облегченно вздохнули, расставаясь с одним из ужасных назгульских скакунов. Эредин подошел к своему и, крепко взяв за уздечку, наклонился совсем близко к красным глазам.

Он любил лошадей. Он в принципе любил всех животных, кроме единорогов, но и это исключение не значит, что он не пытался приручить их, просто не вышло. А вот конь короля мертвых тихо зарычал и боднул его мордой в плечо, мелькнули акульи зубы. Эредин сел в седло и только шевельнул коленями — чуткий конь прянул вперед.

— Ну и монстр, — озвучил гном Гимли то, что подумали все. Пони хоббитов шарахнулись от зубастых коней, те с интересом поводили красными глазами, но Иорвет и Эредин не позволили им и шагу в сторону ступить. Боромир и Арагорн одновременно и одинаково легко вскочили на спины своих лошадей, Леголас уселся без седла и поводьев, удивленно посмотрел на Иорвета.

— Зачем тебе уздечка? — спросил он.

— Чтобы он мне руку не отгрыз, — отозвался эльф. Теоретически он мог бы скакать и без сбруи, но с моргульским трофеем предпочитал не рисковать. Гнома едва уговорили сесть на рослого пони. Гэндальф оседлал эльфийского коня и отправился в голову отряда.

— Пусть путь будет добрым и принесет победу, — шепнул давнюю присказку на старшей речи Иорвет себе под нос. Эредин покосился на него, но промолчал.

* * *

Дорогой Иорвет наслаждался совершенно искренне: ему нравилось ехать верхом открыто, никого не боясь — земли были дружественные, на него не охотились, за его голову никому здесь не обещали награды. Даэнис далеко, она с королем, который не даст ее в обиду, даже присутствие людей не так раздражало, как могло бы. Эредин держался поближе к нему, и Иорвет его понимал: король со своими взглядами на превосходство эльфов может легко остаться изгоем, а Иорвет, как бы ни дружил с Геральтом, все же в целом разделяет его мировоззрение. Впрочем, он не столь радикален: Гимли ему почти нравился.

Эредин не надевал шлема, и ветер раздувал его доходящие почти до пояса волосы, кончики которых терялись в черном плаще поверх доспехов. Когда хоббиты впервые увидели имитирующие скелет доспехи, они молча переглянулись и передвинулись подальше от Эредина. Иорвет покосился на бывшего врага. Бывшего? Скорее, их вражда взяла паузу или осталась в другом мире.

— Мордор — налево или направо? — наивно спросил Фродо у Гендальфа.

— Налево, — лаконично ответил волшебник, пока остальные пересмеивались.

Кони назгулов не знали усталости. Эредин нарочно распалял коня и гарцевал, наклонившись к холке; хоббиты ежились при одном взгляде на него, так он походил на прежнего владельца своего коня.

— Эльфы разные? — наивно спросил Сэм, преодолев как-то страх и подсев на привале к Иорвету. Тот глянул на него единственным глазом так, что тот стушевался, но не отступил. — Я имею в виду… вы такие непохожие с Леголасом. А с Эредином — да.

Эредин, сидевший на плоском камне неподалеку, заинтересованно прислушался.

— Разные, — согласился Иорвет. — Но вообще-то мы с Эредином происходим из разных народов, я из aen seidhe, народа Гор, а он — aen elle, из народа Ольх. Но у нас общие предки.

Подсел к ним Арагорн, взглядом спросив, не против ли Иорвет его компании. Иорвет против не был: Дунадан, как он про себя его продолжал называть, не совсем обычный человек — живет дольше, люди его не любят, можно и забыть, что он dh'oine. Геральт Геральтом.

— Мы жили в разных условиях, — продолжил Иорвет. — Народ Ольх почти не контактировал с людьми, в отличие от поступившего несколько наивно народа Гор.

— Наивно? — переспросил Арагорн.

— Открыв людям двери, мы думали, что они поднимутся до нашего уровня, — пояснил Иорвет. — Вместо этого мы опустились на их.

— Самокритично, — хмыкнул Эредин.

— Почему люди причинили вам зло? — спросил Арагорн, думая, что Иорвет говорит о каких-то диких поселениях на юге, о разбойниках, может быть, он имел дело с пиратами и жителями востока, соратниками Саурона. Впрочем, жизнь эльфов длинная, мало ли когда Иорвет сталкивался с людьми и с какими людьми.

— Потому что мы отличаемся, — ответил Иорвет и одним движением убрал меч, лезвие которого точил, обратно в ножны. Леголас тоже слушал, хотя находился в отдалении, и то и дело оглядывался на укрытого черной гривой Эредина. Никто не понял, что именно имел в виду Иорвет, но ему это было только на руку: чтобы хорошо и убедительно лгать, надо владеть информацией, а у него ее не хватало даже на правду.

— На западной равнине мы будем как на ладони, — Иорвет сменил тему и обратился к Арагорну. — У нас кони и хоббиты, маскироваться не получится.

— Я знаю, — вздохнул следопыт. — Но два других пути и того хуже: Карадрас и Мория. Холод или тьма.

— Нет никакой тьмы в Мории, — вмешался Гимли, который на название древнего гномьего царства реагировал мгновенно. — Если мы пойдем туда, мой кузен примет нас по-королевски.

— Я согласился бы на поход через Морию, только если не останется других путей, — ответил Гэндальф. — Поднимайтесь, привал окончен.

Эредин не боялся холода: в своем стылом мире он уже привык к нему, потому легче прочих переносил переход через Карадрас, куда хранители направились после того, как точно уверились в наблюдении Сарумана за западной равниной. Единственное, что омрачало поход, это то, что коня пришлось отправить назад в Ривенделл, тащить лошадь на Карадрас мог бы только сумасшедший.

— Пусть теперь Элронд с ними мучается, — усмехнулся Иорвет, помнивший, как эльфы шарахались от их трофеев. До подъема он еще ухмылялся, но Карадрас живо испортил ему настроение.

Вторым, не испытывающим значительных затруднений, был Леголас, но ему было холодно, зато, в отличие от Эредина, он был легок. Лихолесский принц, практически не оставлявший следов на снегу, с улыбкой смотрел на тяжелых воинов, по пояс засыпанного волшебника и гнома с хоббитами, которых и видно-то не было.

— Ты же эльф, Эредин, — присев возле утонувшего по пояс в снегу короля Ольх, Леголас заглянул ему в мрачное лицо. — Почему ты неуклюжий, как человек?

— Потому что я не идиот, который идет в Мордор без доспехов, — огрызнулся Эредин. — Я не лучник, но еще один вопрос, и я тебя подстрелю.

— Если ты будешь в меня целиться, мне нечего бояться, — заявил принц и зашагал по снегу как по земле, обернулся и лукаво сверкнул глазами. — А вот если ты захочешь попасть куда-то еще, а я буду далеко от цели, тогда я в опасности.

Эредин рыкнул от злости, слепил снежок и запустил его эльфу в голову.

— Сомневаюсь, что ты эльф, — звонко рассмеялся Леголас, даже не дернувшись: Эредин промахнулся на полметра.

— Юный король, — окликнул раздраженно Гэндальф. — Вы закончили играть?

— Да, — Эредин машинально вытащил за воротник уткнувшегося в снег прямо перед ним Фродо и отпихнул его в сторону, дошел до Арагорна, загребая снег длинными ногами. — Мы не перейдем, надо спускаться, — тихо сказал он. Арагорн кивнул, сжимая губы в тонкую линию. Все думали только одно: Мория.

— Дорогу назад тоже замело, — Боромир развернулся в снегу, как пловец. — До утеса и поворота пол-лиги, не больше, мы с Арагорном проложим путь.

— Пусть Митрандир расчистит путь и проложит дорогу хоббитам своим жезлом, — Леголас уселся на снег, нарочно раздражая Эредина.

— Или Леголас слетает на небо и разгонит тучи, чтобы солнце растопило снег, — ворчливо отозвался Гэндальф. — Мой жезл — не печка.

Боромир махнул рукой и первый шагнул по нетронутому снегу, за ним двинулись Арагорн и Эредин, который хотел отвязаться от Леголаса, но не тут-то было: эльф проворно вскочил на ноги и пошел специально рядом с ним.

— Да поможет силе разум, — эльф подмигнул хоббитам и перескочил через руку Эредина, когда тот потерял равновесие и завалился на бок. — Я подскажу, что лучше делать!

— И после этого число эльфов в отряде поубавилось, — лекторским голосом проговорил Иорвет. — Леголас, сын короля Трандуила, почил смертью храбрых, но безрассудных, случайно свернув себе шею чужими руками и по стечению обстоятельств трижды ударившись головой о скалу.

* * *

— Мория, Мория, Мория! — ликовал Гимли. — Я покажу вам, что такое легендарное гостеприимство гномов. Вкусная еда! Хмельное пиво! Теплая постель! После Баранзибара самое то, говорил же я, что надо сразу идти в Морию.

Иорвет и Леголас кисло переглянулись. Оба эльфа отчаянно не желали спускаться в подземелье. Эредин относился к этому проще, в его замке всегда была развитая система подземных ходов, и он любил там бывать. Кроме того, он понятия не имел о славе, которая идет о морийских копях, потому его просто раздражала задержка у ворот, когда к ним подбирали пароль.

Гимли расписывал Морию как рай под землей, Эредин слушал его вполуха, а потом спросил:

— Если все так прекрасно, почему вы оттуда ушли?

— Древнее зло пробудилось тогда и изгнало обитавших там гномов, — ответил за Гимли Гэндальф.

— А сейчас оно опять уснуло? Почему Мория не прислала представителей на великий совет?

— Ты задаешь страшные вопросы, — заметил Леголас, тревожно оглядываясь.

— Вовсе не страшные, а глупые, — сварливо ответил Гимли. — Никто не отправлял гонца в Морию, вот и ответ, юный король.

Эредин злобно посмотрел на него.

— Почему тебя называют юным королем? — Леголас сел рядом с ним, невзирая на мрачное выражение лица эльфа. Эредин внушал ему любопытство, которое принц никак не мог унять, он чувствовал, что он вовсе не из южного темного леса, его тайна гораздо, гораздо глубже, но считал неправильным настаивать.

— Потому что мне триста двадцать лет, — вздохнул Эредин. На него изумленно уставились Арагорн, Леголас и Гимли, уже отсмеявшийся на тему старости Леголаса и того, что он будет вечным принцем без шанса на корону, потому что его отец выглядит моложе, чем он.

— Триста двадцать, — зачарованно повторил Леголас. — Ты самый юный эльф из всех, кого мне приходилось встречать!

— Не самый, — хмыкнул Иорвет, раскуривая трубку: он еще в Ривенделле выяснил у Гендальфа сорт лучшего табака и теперь благоухал терпким дымом и пыльцой. — Мне нет ста пятидесяти.

Он решил не говорить о возрасте Даэнис, мало ли какие тут законы, вдруг Леголас как старший брат имеет право решать за нее или что-то вроде того.

— Но ты владеешь мечом так, словно тренировался две тысячи лет ежедневно, — Леголас с восторгом посмотрел сначала на Эредина, потом на Иорвета. — А ты стреляешь из лука, несмотря на рану, как будто свыкся с ней. Мой отец отказался от лука.

— Твой отец слеп? — удивился Эредин, прикидывая, мог ли лихолесский король вести себя так гордо и читать мысли лишь потому, что не видит.

— Когда он сражался с великими змеями севера, огонь опалил его. Он взглянул в самое сердце пламени и ослеп на один глаз.

— Я не заметил, — хмыкнул Иорвет.

— Он не любит привлекать внимание к этому, — сказал Леголас.

— Великие змеи севера — твой отец сражался с драконами? — благоговейно спросил Сэм. — С настоящими драконами?

Принц кивнул.

— А ты? — вдруг спросил Гимли у Леголаса. — Ты ведь был под горой, когда произошла битва пяти воинств.

— Ты сам сказал, — Леголас повернулся к нему. — Я пришел на битву, а дракон к тому моменту был уже мертв.

— Ты убил сына Азога Осквернителя, — Фродо с восторгом посмотрел на Леголаса. — Дядя писал об этом в своей книге.

— Ты уже читал его книгу? — обернулся Гэндальф.

— Видел несколько страниц, — смутился Фродо.

— Я читал, — поднял руку Мерри. — Ага, там было про тебя, Леголас. И про отца твоего тоже, но если он сражался с драконами, почему он не вызвал Смауга на поединок?

— Смауг не угрожал королевству эльфов отчасти потому, что был знаком с моим отцом, — Леголас сжал зубы. — Между ними сохранялся… вооруженный нейтралитет.

— Разве можно так просто взять и убить целого дракона? — спросил Фродо. — У них же броня. И огонь.

— Бард-лучник справился, — чуть улыбнулся Леголас. — А он человек. Мой отец за многие тысячелетия научился этому, но теперь он сражается мечами и копьем, а не стреляет. Смауг был последним драконом и не самым крупным.

— А как же летающие ящеры Мордора? — подал голос Боромир. — Я сам видел их.

— Они животные, — ответил за Леголаса Арагорн. — В худшем смысле этого слова. В них нет разума, присущей драконам тяги к прекрасному, они не говорящие. Даже варги и мумаки умнее этих искаженных тварей. Они примитивны и свирепы, потому и служат недолго: после битв, когда они попробуют человеческой крови и плоти, их убивают. Все равно их много.

— Это еще зачем? — Эредин подтянул кожаный нарукавник с металлической защитной пластиной. Боромир усмехался, что эльф запакован в полную броню, но эльф знал, что ничто не сможет задеть его, и чувствовал себя спокойнее: до сих пор на сгибе бедра оставался тугой шрам от клинка Цири, и его при одном воспоминании прошибал холодный пот — Авалак’х сказал, что полсантиметра выше — и он истек бы кровью, полсантиметра левее — и остался бы импотентом. А ведь всего лишь почувствовал себя в безопасности на территории родной Тир на Лиа и надел скелетообразный верхний доспех просто на рубашку, не поддев вниз тонкую гибкую кольчугу до середины бедра и кожаную броню. Урок на всю жизнь. Еще ранение какое подлое, он даже не знал, что по нему сильнее ударило: мост или осознание, что его атаковали в пах. С другой стороны, Цири ему по локоть, куда она еще могла достать.

— Они не могут остановиться, — пояснил Дунадан. — Проще убить, чем заставить прекратить убивать и жрать. К тому же если эта тварь съест человека, то и дальше будет жрать только людей. На стороне Саурона сражаются и люди, потому ему это невыгодно.

— Не может быть, — категорично сказал Иорвет. — Видимо, никто просто не давал нажраться вдоволь. А Саурон — он вообще что? То есть, кто? Маг?

— Майа, самый ужасный сподвижник Мелькора, — ответил Арагорн тускло. — Величайший враг свободных народов Средиземья.

— Давай, больше бессмысленных слов, — подначил Иорвет. — Я же спросил как раз потому, что не хотел понять ответ!

— Прости, — Арагорн скрыл улыбку. — Я вырос у Элронда, мы всегда знали о нем, потому я все забываю, что твоя жизнь — это битва, в которой нет места на сидение за книгами. Эру начал создание с сотворения бесчисленных духов, одним из которых, духом меньшего порядка, был Саурон. Эти духи звались айнур, сошедшие в физический мир — валар, они сильнейшие. Подобные Саурону — майар, но из них он обладал большей силой, хотя уступал валар. Великая Музыка — это общее создание, вдохновленное Эру, ее исполняли все его дети, но Мелькор внес в гармонию свой смысл, свои мысли, возникло неблагозвучие, и некоторые стали подстраиваться под него, забыв изначальную тему.

— Ничего не понятно, очень интересно, — заметил Эредин на старшей речи; Иорвет усмехнулся, взглянув в его сторону, потом снова повернулся к Арагорну.

— Эру прекратил песнь творения, но дал искаженной музыке бытие — появился материальный мир, — продолжил Арагорн. — Духи, пожелавшие сойти в него, сошли, и среди них Саурон, но он еще не пал и служил великому мастеровому валар Аулэ Кузнецу. Так он познал все свойства материального мира. Именем его было Майрон, ибо не было тех, кто сравнится с ним в искусстве. Мелькор совратил его, и Майрон встал на его сторону. Впрочем, идеи его разошлись и с новым господином.

Эредин с тоской вспомнил Ге’эльса, который тщетно пытался вбить в него знания об истории до захвата мира, в котором властвовал народ Ольх. Эредин отбивался всеми силами, сбегал в дозор и заявлял, что для того, чтобы править, ему не нужно знать древние сказки. Как у Ге’эльса все было просто и понятно! А здесь неясно, но нужно, потому что враг прямиком из сказок.

Потому что бессмертен.

Привыкай к бессмертию, юный король, ернически сказал самому себе Эредин. Одно дело захватывать мир слабых и примитивных dh'oine, другое — иметь дело с aen Undod. По легендам они были бессмертны до гибели своего мира.

— Моргот стремился к уничтожению, Саурон — к власти.

— Какой Моргот, — с тоской спросил Иорвет.

— Мелькор, — пояснил Леголас. — Его новое имя. Мелькор похитил сильмариллы…

— Кого?

— Я расскажу позже, — ответил Арагорн. — В любом случае, Моргот или Мелькор был взят в плен в ходе войны, бежал, вернул себе силу с помощью Саурона. Потом была новая война, и Моргот был выброшен во внешнюю пустоту, а Саурон просил о пощаде. Валар велели Саурону явиться на суд, но он бежал.

— Что значит «велели»? — переспросил Эредин. — Вы что, думали, что отпустите его, потом пригласите, и он придет?

— Валар дали ему шанс на раскаяние, но он не воспользовался им.

— Никто бы не воспользовался, — уверенно сказал Эредин.

— Как бы то ни было, Саурон бежал в Средиземье, закрепился в Мордоре на юго-востоке и начал строить крепость Барад-Дур. Обманув эльфов, он обучил их искусству и магии, с помощью которых были созданы девятнадцать великих колец, трое для эльфов, семь для гномов, девять были отданы людям. Но было выковано еще одно кольцо, в которое была вложена душа майа — кольцо всевластья. Уничтожив его, уничтожишь и Саурона, который может возродиться, пока жива часть его души.

— А девятнадцать колец других? — спросил Эредин. — Они тоже уничтожатся?

— Потеряют силу, — поправил Арагорн.

— У кого эти кольца?

— У великих эльфов, родоначальников великих гномьих кланов и…

— И девяти великих людей, как это я не догадался, — перебил Эредин.

— Нет. У назгулов, которые когда-то были людьми, — Арагорн внимательно посмотрел на него. — Саурон совратил их властью.

— Это было просто, не так ли? — оскалился Иорвет и отошел в сторону воды, принялся выбивать трубку.

Внезапная догадка Гэндальфа насчет пароля прервала их беседу. Эредин перекинул через перевязь свернутый плащ с притороченным к нему коронованным шлемом, поднялся на ноги и в тот же миг шлепнулся на землю, увлекаемый щупальцем в мутную кипящую воду Зеркального озера.

* * *

Цири чуть не плакала, чувствуя позорную слабость в руках и ногах. Она роняла даже чашки, а колени подкашивались через пару шагов. Осаждающие за стенами крепости, как ей казалось, ведут себя бодрее, хотя тоже вымотаны, только Карантир лежит ничком на плаще, раскинув орелом по снегу свои черные волосы.

Авалак’х сказал, что он — его создание, но по сути дела у Карантира просто нет родителей. Есть тот, кто сделал его инструментом, и тот, кто инструмент использует. Еще на Тир на Лиа Цири видела, с какой тоской и обожанием Карантир провожает взглядом Эредина, как собирает любой знак внимания с его стороны, но Эредин ценит его лишь за способности.

Надо что-то делать. В замке все ползают как неживые от усталости и печали. Из Дикой Охоты некоторые эльфы убиты, сам Эредин пропал, но и в Каэр Морхене потери, и некому будет защищать от гончих, стреляя с башни и уравнивая шансы. Эльфов Дикой Охоты больше, чем защитников крепости. Карантир может отдохнуть, открыть портал, и на место Эредина встанет великан Имлерих, который, в отличие от своего короля, предпочитает убивать молча, не тратя время на долгое пространное объявление намерений, чем грешил Эредин и давал шанс от себя спастись.

В крепости не хватает чистой воды. Колодец, на который так рассчитывали защитники, разрушен, внутренний — завален из-за обрушенного Имлерихом каменного перехода на внешнюю стену, снег грязный, в весь чистый уже заботливо собран, растоплен и употреблен. Весемир запрещает даже умываться. Наколдованная вода дает облегчение лишь ненадолго, потом жажда и зуд нападают с новой силой.

— Даже не думай, — сказал ей Геральт, когда Цири предложила перебраться через стену с той стороны, где сточный ров и нет рыцарей Охоты, пробраться к реке, набрать воды и вернуться. Если ей спустят веревку, то никто и не заметит, что кто-то выходил из крепости.

Авалак’х пытается открыть портал прямо в озеро, чтоб хлынула вода, но его сил хватает только на слабые искры.

— Я даже не могу выйти за стену, это какой-то метр, — тоскливо говорит эльф и разочарованно смотрит на свои руки. Цири сидит рядом с ним, подавленная обстоятельствами. Все из-за нее. Эредин пришел сюда из-за нее. Геральт морщится от боли, когда встает, Эскель и Ламберт спят почти сутками, восстанавливая силы, Трисс и Йен, примирившись, обсуждают наименее энергозатратные способы оборон. Держать купол над всем замком они больше не смогут. Несмотря на то, что Даэнис вытягивала силы в основном из Цири и Карантира, остальным тоже досталось. Цири не может больше находиться в крепости, где все буквально кричит о ее вине. Несмотря на прямой запрет она выбирается из замка по тому пути, по какому планировала, и спускается к реке, впадающей в озеро.

Несмотря на холод, река не замерзла у берега, и Цири с удовольствием напивается из горсти, потом набирает в припасенные бурдюки. Все тело ломит, силы кончаются, несмотря на дарованную водой свежесть, и Цири присаживается у воды на бревно переждать слабость.

Карантир, словно не увидев ее, спустился к воде в том же месте, присел, стягивая перчатку и опуская ладонь в ледяную воду. Он был без шлема, только в доспехах, черные волосы, волнистые после заплетенной косы, рассыпались по спине. Он пил, встав на колени у воды, и Цири подумала, что если встанет, бесшумно подойдет и столкнет его, то латы мгновенно утянут его на дно. Она хотела встать, но не смогла.

Карантир перевернулся, сел и вопросительно посмотрел на нее.

— Я сяду с тобой, тут холодно, — категорично заявил он и устроился на бревне рядом. По тому, как его шатало, Цири поняла, что он тоже без сил.

— Что дальше, — тихо сказала Цири.

— Я открою портал и верну Эредина, — также негромко ответил Карантир.

— И продолжишь разорять с ним миры, — завершила Цири.

— Я служу своему королю, — Карантир не смотрел на нее.

— Зачем? — просто спросила она.

— Я был создан для этого, — сразу же сказал он.

— А я была создана для трона Цинтры и Нильфгаарда, — сказала Цири. — Но это мне не мешает быть не принцессой, а ведьмачкой. То есть, мешает, конечно, да и ты со своими дружками все портишь, но мало ли кто для чего был создан.

— Ты была рождена с Предназначением, — снисходительно пояснил Карантир, наконец поворачиваясь к ней. — Не Цинтре, не Нильфгаарду, а ведьмаку. И стала ведьмачкой. Так что все правильно. Все по правилам.

— Неужели ты знаешь мою историю? — едко спросила Цири. — Настолько нет личной жизни? Или никто не хочет связываться с бездушным инструментом?

Как ни странно, Карантир разулыбался, глядя на нее. Он был красив, как все эльфы, но в отличие от прочих, улыбка ему шла; когда улыбались Эредин или Авалак’х, они становились похожи на хищных зверей, оставаясь прекрасными лишь в состоянии покоя. Карантир чем-то походил на Кагыра, только на щеках появились ямочки от улыбки, да и волнистые волосы придавали вид более молодой и задорный. Почему-то он напомнил Цири Лютика, хотя более непохожих надо еще поискать.

— Ты ничего не знаешь о нас, — сказал он и бесцеремонно взял один из ее бурдюков. — Потом еще наберешь! — предупредил ее возмущение. — Не собираюсь опять ползти.

Цири пихнула его локтем под руку, чтобы облился; ничем больше она задеть его не могла.

* * *

— Отвратительно, — заявил Эредин, переступая в темноте с ноги на ногу. В сапоге отчетливо хлюпнуло, и он сел на ступеньку, стянул сапог и вылил воду, и все поняли, что он не о страже у ворот, не о тьме и трупах, а о том, что вымок. — Кто поселил эту дрянь прямо у ворот, еще и стражем назвал?

Гэндальф зажег посох, и озарил светом всю лестницу. Хранители замерли, оглядываясь.

— Еще и идти теперь через шахту, — продолжал ныть Эредин, засовывая ногу в мокрый сапог, в котором по-прежнему хлюпало.

— Это не шахта, — напряженно проговорил Боромир. — Это склеп.

Только сейчас привыкшие к темноте глаза Эредина разглядели, что вся лестница заполнена усохшими трупами, истыканными стрелами. Гимли, видимо, узнал кого-то из мертвых гномов; Леголас вытащил стрелу, присмотрелся.

— Орки! — воскликнул он.

— У них есть стрелы? — спросил Иорвет, подходя и забирая стрелу из пальцев Леголаса. Об орках он слышал в Ривенделле, но мельком, даже не знал, как они выглядят. — Тяжелая, но идеальна, — он прищурился и пошел собирать еще целые стрелы.

— Зачем тебе эта дрянь? — брезгливо спросил Боромир.

— Если тут неубранные тела, значит, кузен Гимли не держит власть в Мории, — отозвался Иорвет, не прекращая своего занятия. — Или у гномов нет традиции похорон и они просто кидают своих мертвых?

— Я сейчас тебе лично покажу гномьи традиции похорон, — подал голос Гимли, бережно укладывая кости на ступеньку.

— О чем я и говорил. Гномов тут нет, по крайней мере, живых. То есть, пойдем мы тайно. Если придется сражаться, делать это придется как можно малозаметнее, и если раскидывать везде свои эльфийские стрелы, проще сразу на стене написать, что здесь был тот, кому быть тут не положено.

— Правильно, — согласился с ним Гэндальф. — Идем тихо и быстро. Путь должен занять четыре дня; постараемся, чтобы никто не узнал о нашем присутствии.

Эредину категорически не нравилось в Мории, хотя поначалу он думал, что путь в тепле и без ветра после Карадраса покажется раем, несмотря на то, что царство гномов мертво, а в темных переходах ходят те, кого Леголас назвал орками. Орки, орки. Все так говорят, как будто знают, о чем речь, а ему даже не показать, что он ничего не понимает, вся легенда пойдет прахом. Впрочем, он решил ориентироваться на Арагорна: кого тот будет убивать, против тех будет биться и Эредин. Понадеявшись, что орки не похожи ни на кого так, чтобы можно было спутать, а еще, что он их не встретит, Эредин хотел предложить привал, но это сделали до него: Гендальф остановился перед разветвленным проходом и завис.

— Ну как тебе заброшенное царство? — ехидно спросил Иорвет, присаживаясь рядом. Эредин снова стянул сапоги и снял наколенники, чтоб просохнуть. — Не хочешь выгнать отсюда всех орков и стать королем под горой?

— Иди ты, — беззлобно махнул рукой Эредин. — Откуда здесь орки?

— В глубинах Мории обитает древнее зло, — сказал Гэндальф.

— Орки — древнее зло? — переспросил Эредин. Волшебник покачал головой.

— Гораздо древнее и могущественнее. Как его прародитель Моргот, оно стремится к разрушению, а не владычеству. Гномы Мории вгрызались все глубже и глубже в гору и пробудили его.

— И оно сейчас бодрствует или спит? — спросил Иорвет. — Хотя в любом случае лучше не шуметь, мало ли.

Леголас подсел к Иорвету и протянул ему стрелы, которые, преодолев отвращение, собрал на лестнице.

— Возьми, они слишком тяжелые для моего лука.

— Тогда поблагодари меня за то, что я подобрал тебе это, — Иорвет протянул ему орочий лук, громоздкий и асимметричный. — К нему должны подойти.

— Есть хочется, — тихо пожаловался один из хоббитов.

Эредин развалился на лестнице, распустив ремни с одной стороны доспехов, с наслаждением глубоко вздохнул.

— Зачем ты носишь столько защиты? — спросил Боромир. — Тратишь зря столько сил. Они ведь для ближнего боя.

— Верхние — да, — отозвался Эредин. — Внизу еще кольчуга, — он развязал кожаный поддоспешник и продемонстрировал надетую на рубашку тонкую кольчугу.

— Она у тебя до колен?

— До щитков, — Эредин усмехнулся. — Я король, и мой долг перед моим народом — остаться живым. А я один раз в жизни кольчугу не надел, так меня сразу и пырнули.

— Кто правит в твое отсутствие, король? — продолжил спрашивать Боромир.

— Наместник, — ровно ответил Эредин.

— И что будет, если ты не вернешься?

— Изберут нового короля, — пожал плечами Эредин. — Не думаешь же ты, что кто-то оставит трон пустым, создав династию наместников? Это было бы глупо, подорвало власть наместника и разрушило бы доверие к самой идее государства.

Ге’эльс бы гордился этой речью, подумал Эредин, почти умиленно глядя вслед обиженному Боромиру.

— Ты вносишь раздор, — заметил Арагорн.

— Разве? — притворно удивился король Ольх. — А я думал, просто высказал мнение.

— Ты знаешь, что он сын наместника.

— И что ты — наследник Исильдура, — добавил Эредин. — Вы люди. Конфликт между вами — не моя печаль.

— Так скажи ему это.

— Хорошо. Скажу, что дурацкие традиции людей меня не касаются, я в них не разбираюсь, как и в устройстве муравейников. Вроде и сложно, а для меня бесполезно.

— Муравьи? Так ты нас воспринимаешь? — спокойно спросил Арагорн.

— Не всех. Большинство, — признал Эредин.

— Я никогда прежде не встречал эльфов, настолько озлобленных. В чем твоя боль, король?

— Представь себе, что твой мир умирает, — Эредин наклонился вперед, ввинтился взглядом в Арагорна. — У вас есть один путь спасения, один! И он — какая ирония! — зависит от людей. И что говорят мне люди? «Нет, я не хочу, вы давите на меня и заставляете», — передразнил он. — Моему народу некуда деваться от гибели. И я приду в Дол Гулдур, будь он хоть тысячу раз проклят, да я выброшу вашего чертова Саурона из его трона и сяду в Мордоре, если это останется единственным местом, куда я смогу привести народ Ольх.

Арагорн долго молча курил, глядя на него, потом выбил трубку и спрятал в карман.

— Если будет на то воля валар, я воссяду на троне Гондора, двери моей страны всегда будут открыты для эльфов твоего народа, — сказал он.

— Я не нуждаюсь в подачках, — прошипел Эредин.

— Знаю. Потому и говорю как с тем, кто не будет пользоваться милостью.

Эредин молча сверкнул глазами.

— Уел, — заявил Иорвет на старшей речи, подсаживаясь к нему. — Будешь ходить в карауле его величества. Ни один людской король не мог бы похвастать телохранителем aen elle.

— Заткнись, — Эредин натянул сапоги и застегнул ремни доспехов, злясь на себя, сделал несколько шагов, умирая от отвращения, потом стало полегче. — Я возьму себе Дол Гулдур и южный лес, а ты будешь бегать в пограничниках, и не думай, что какой угодно король позволит тебе хоть взглянуть в сторону принцессы.

— Ну, это точно не тебе решать, — хмыкнул Иорвет, который был с ним на самом деле полностью согласен. Трандуил явно не испытывал к нему симпатии.

Эредин задрал подбородок и не ответил. Время Иорвету узнать правду еще не пришло.

Они снова шли по бесконечному темному коридору, и Эредин то и дело бесился, когда слышал болтовню хоббитов. Вот им все нипочем, и темнота, и мертвый воздух; даже гном, для которого подземелья — дом родной, и то притих, а эти треплются как ни в чем не бывало.

— Если услышу еще хоть звук, — вырастая позади них на одном из привалов, проговорил Эредин, — то я сам лично избавлю братство от мешающих всем болванов.

— Убьешь нас? — заносчиво спросил, кажется, Перегрин, Эредин никак не мог их всех запомнить. Фродо отличал, остальные были для него одинаковы.

— Языки отрежу, — отозвался Эредин. — Может, это обеспечит мне хоть пять минут тишины. Что? — он повернулся к осуждающе глядящим на него другим хранителям. — У меня от их болтовни уже галлюцинации, что за нами кто-то идет!

— Это не галлюцинации, — ответил Гэндальф, отведя его в сторону. — Смотри.

Он указал жезлом вниз, и там, в глубине, среди обрушившихся шахт, эльф разглядел уродливое тощее существо, которое нелепыми прыжками пробиралось по острым камням, тряся огромной головой с редкими волосками. Оно то и дело срывалось и ныло, било кулаками по стенам и ступеням. Эредин несколько минут смотрел, потом фыркнул раз, другой, не вынес и заржал так, что гулкое эхо разнесло его голос на весь тоннель. Существо ломанулось в сторону от громкого звука, шарахнулось башкой о стену и схватилось за нее, стеная и трясясь.

— Авалак’х, — едва не плача от хохота, простонал Эредин, сев на пол и закрыв лицо руками. — Это точно он!

— Это Голлум, — заметил Гэндальф. — Что за Авалак’х?

— Да я одного эльфа проклял, — король Ольх снова рассмеялся. — Превратил его как раз в такое.

— Превратил? Ты разве способен на такую магию? За что ты так наказал его?

— За предательство, — Эредин успокоился, хихикнул еще пару раз, но уже пришел в себя. — Он помог бежать и скрываться от меня той, от кого зависела судьба моего народа. Теперь ему самому нужна помощь, — он усмехнулся, потом утомленно посмотрел на Гэндальфа. — Я сниму проклятие, когда мой народ окажется здесь. Думаю, оно ему послужило хорошим уроком.

Он вернулся назад, сел на камни рядом с Леголасом и Арагорном; эльф примеривался с орочьему луку с видом глубочайшего отвращения на лице.

— Он гораздо меньше изогнут, чем твой, — заметил Иорвет, подходя. — Береги руку.

— Я лучник вот уже две тысячи девятьсот лет, — хмыкнул Леголас, улыбаясь.

— Но из орочьего лука не стрелял, — возразил Иорвет.

— Тут ты прав, — кивнул лихолесский принц, встал, прицеливаясь, потом опустил стрелу. Лук, очищенный и сухой, казался ему липким и покрытым жирными пятнами, он ничего не мог с собой поделать. Иорвет же чуть ли не в зубах ковырял наконечником трофейной стрелы, не испытывая ни малейшей брезгливости.

* * *

Конь Даэнис поравнялся с королевским оленем, но она не решилась первой начать разговор. Никто не говорил ей ни слова за все время пути до первого привала, на котором эльфы, мгновенно разбив шатер, пригласили ее внутрь. На ковре сидел король Трандуил, который молча предложил ей сесть рядом. Король был в камзоле золотисто-зеленого цвета, который мягко обхватывал его тонкое тело: нет доспехов, он даже без кольчуги. Обруч с самоцветами перелился светом на волосах короля, и Дан подумала, что даже драгоценные камни меркнут перед белым золотом его волос. Эльф был красив до такой степени, что казался неживым, но в то же время он словно светился — Эредин рядом с ним смотрелся бы изваянием из камня против утонченной хрустальной статуи. У него было юное лицо, и лишь глаза, похожие на озерный лед, выдавали многовековую старость. Золотое блюдо, стоявшее перед королем, было переполнено всякими яствами, которых Даэнис никогда не видывала прежде; они с матерью всегда жили бедно, как еще могут жить отшельники в лесу, а после ее смерти она сразу оказалась у Иорвета, который пару раз забредал в их домик в чаще и однажды отлеживался после страшного увечья, Дан и не помнила его с обоими глазами. Выслушав слова о смерти Феникс и смерив двенадцатилетнюю эльфку взглядом, командир скоя’таэлей дал ей кусок хлеба и разломил пополам морковку, потом ушел и вернулся с небольшим луком и пятком стрел.

— Постарайся, чтобы кто-то взял тебя в семью, — сказал он. — Покажи, что ты полезна.

— Возьми ты, — сразу выпалила Даэнис. — Я все умею.

— Маленькая еще, — эльф хотел погладить ее по голове, но словно не решился и по-взрослому положил ей руку на плечо.

— Как мне показать? Кому? — отчаянно спросила Даэнис, глядя на него снизу вверх. Иорвет неопределенно пожал плечами.

Дан провела в лагере всего час, прежде чем пропасть. Иорвет видел, как она растерянно стоит посреди лагеря перед палаткой совета, потом на миг отвернулся — и ее уже нет. «Не случится ничего», решил про себя Иорвет, зная, что она в лесу как рыба в воде, но игла беспокойства то и дела колола сердце. Феникс спасла его и выходила, и ее дочь зависит от него.

Даэнис появилась к ночи, таща двух зайцев и завязанные в платок птичьи яйца, с гордостью прошла через весь лагерь и вручила их эльфкам, ответственным за готовку. Те не поскупились на похвалу, расписав всем, какая она умница и поставив в пример своим собственным детям.

— Можешь ко мне пойти, — низкорослая и потому явно лишь на четверть эльфка бесцеремонно потрепала Даэнис по щеке. — У меня только сыновья, будет дочка.

Иорвет хотел дождаться, пока Дан, воспитанная матерью благородно, в панике обернется к нему, но совесть взяла верх.

— Даэнис, — едва слышно окликнул он и подкинул вверх яблоко. Дан в секунду наложила стрелу на тетиву и пригвоздила уже падающее яблоко к стволу дерева прямо над головой Иорвета. — Опоздала, — вынес вердикт он. — Будешь тренироваться, — он сделал знак идти за собой и вошел в палатку. Сияющая Дан заглянула следом, и он мгновенно обрушил ей в руки несколько кольчуг. — Как чистить, спросишь у женщин, закончишь, придешь, работы еще много.

Даэнис, чуть улыбнувшись воспоминаниям, потянулась рукой к блюду, искоса взглядывая на Трандуила; ей казалось, что вот сейчас он начнет ее учить манерам королевского двора, но тот, даже если она что-то сделала неправильно, ничем ее не поправил. Король молчал, наблюдая за тем, как она ест, едва не давясь под его взглядом. Сам король к еде не притронулся.

— Что ты умеешь, Даэнис? — наконец мягко спросил он, не разжимая губ. Его голос прозвучал у Дан прямо в голове. — Нет. Не стрелять из лука, я не об этом. Покажи мне, как ты попала сюда.

Дан принялась вспоминать события битвы за Каэр Морхен, стараясь опускать некоторые моменты, но стоило ей подумать о том, что не стоит показывать Трандуилу, как он тут же видел эти картины, Дан это понимала и злилась, чувствуя собственное бессилие.

— Интересно, — теперь король Лихолесия решил говорить в полный голос. — В тебе действительно та же сила, что и в твоей матери. Она пыталась спасти нас, взяв на себя часть мощи Саурона, и я не могу сказать, победили бы мы, не открой она его силой портал в мир народа Ольх.

— Я боюсь… — наконец Дан сказала то, что она скрывала даже от себя. — Цири и тот эльф, навигатор Эредина…

— Твоего отца, — поправил Трандуил.

— …я убила их?

— Не думаю, — король эльфов взял ветку, плотно облепленную тугими красными ягодами, оторвал одну и поднес к губам, но не положил в рот. — Саурон тогда не погиб, хотя его пытались опустошить, а их в твоем мире было двое, ты держала их недолго. Но я не думал, что можно дать другому эту силу — как ты дала ее Йорвету. Ведь он открыл портал, а не ты.

Король пристально посмотрел на вход в шатер, и в тот же миг внутрь вошла эльфийка в обычном для обитателей Лихолесья зелено-коричневом одеянии.

— Ваше величество, ваше высочество, — она поклонилась Трандуилу и Даэнис. — Мое имя Мариас.

— Мариас предвидит будущее, — пояснил Трандуил. — Ненадолго. Я хочу, чтобы ты взяла ее силу и передала мне.

— Вы хотите видеть будущее? — Дан подняла брови.

— Я хочу знать, передаешь ли ты другие способности. Пока мы знаем силу — назовем ее так, как называет твой отец — Феникса только по отношению к порталам.

— Мне… — Дан посмотрела на Мариас, которая выглядела абсолютно спокойной, даже ободряюще ей улыбнулась. — Ты почувствуешь усталость.

— Мой конь довезет меня даже спящую, — ласково ответила та, и Дан медленно протянула руку в ее сторону.

Сначала ничего не происходило, Даэнис даже испугалась на миг, что потеряла способности, но вокруг Мариас закружились золотые искры, такие же загорелись на пальцах Дан. Даэнис не глядя протянула руку в сторону Трандуила, гадая, получится ли передать силу через прикосновение пальцев, но не успела додумать мысль: король перехватил ее руку и прижал к своим губам.

В тот же миг перед глазами Даэнис упала черная пелена.

…Иорвет стоит на стене под косыми струями ночного дождя и смотрит вниз на огоньки. Снизу слышится рев, резкие звуки команд. Иорвет поднимает лук, прицеливается, выдыхает — и стрела со свистом уносится куда-то в темноту.

— Стреляй! — слышится крик Арагорна.

Иорвет двигается уже более резко и нервно: стрела, прицел, полет…

— Стреляй!

На лице Иорвета отчаянная решимость и злоба, две стрелы сразу, прицел, свист — снизу раздается восторженный рев и взрыв. Иорвета откидывает назад, он поднимается, и в тот же миг стрела вонзается ему в бок…

Видение кончилось. Дан прерывисто дышала, оглядывая сухой теплый шатер, шелка и золото. Мариас продолжала стоять перед ней и королем. Король — Дан повернулась к нему и замерла: Трандуил был бледен как полотно, губы, единственное, что сохранило цвет на мертвенном лице, едва заметно шевельнулись.

— Благодарю, Мариас, — ровно сказал он, и эльфийка вышла из шатра.

— Что вы видели? — тихо спросила Дан, положив руку ему на локоть. Трандуил словно случайно высвободился.

— Своего сына, — сказал он. — Он стрелял в орка, бегущего с факелом.

— Он не попал? — шепотом спросила Даэнис.

— Попал. В орка стреляли и с другой стороны, но он все равно добежал.

— Я тоже это видела, — ответила Дан. — Второй стрелявший — это Йорвет, он выстрелил трижды, трижды попал, но был взрыв.

Король Лихолесья молчал несколько минут, потом поднялся на ноги.

— Мы скоро прибудем в Лихолесье, — сказал он, глядя на Даэнис сверху вниз. — Отдохни, оденься, как подобает принцессе, тебе помогут. Мы продолжим нашу беседу во дворце.