Властелины и короли (джен)

Арагорн прикрыл глаза, чтобы не так болела голова от яркого света. Надо поскорее прийти в себя после падения и удара о воду: хорошо еще, успел вытянуться и войти на глубину вперед ногами, страшно подумать, что стало бы с ним, ударься он плашмя. Вода любила его: с водой говорила Арвен, и с тех пор, как они стали встречаться и признались друг другу, вода словно поддерживала его, будь то озера, реки или ручьи. Верный конь Брего вывез его к крепости сам.

— Открыть ворота! — послышалось сверху, и конь проскакал по каменной кладке, сам направился к штабу. Арагорн спешился, несколько секунд постоял, стараясь унять головокружение.

— Кого я вижу, — Эредин отлепился от колонны, которую подпирал плечом. — А я тебя уже помянуть успел. Зачем приехал, мы ж тут умирать собираемся.

— Ему девочка понравилась, — подошел сбоку Иорвет, облизывая пальцы после выпрошенного у Эовин куска пирога; Эредин передернулся и шагнул от него подальше. — Дочка конунга. И инстинкт размножения пересилил инстинкт самосохранения.

Арагорн усмехнулся, видя, что ему рады. Эльфы стояли перед ним, нахально щурясь и ухмыляясь, веселые и злые, какими никогда не бывают эльфы, похожие на персонажей страшных сказок. Как и Леголас ранее, Арагорн мысленно сравнил Эредина с Эолом Темным Эльфом, только вот нет у него меча, который можно отдать королю Трандуилу в качестве платы за новый Нан Эльмонт; только сейчас он подумал, что роль выкупа будет играть число убитых врагов, это единственное — что заставляет Эредина выступать на стороне света. Встреть он короля-колдуна из Ангмара в других обстоятельствах, начни назгул переговоры и пообещай Дол Гулдур, Саурон получил бы страшного союзника.

Но теперь Эредин с ними и рад ему, пусть это и странно. Глаза отмечают все его раны и ссадины, и эльф поджимает губы; будь это кто-то еще, Арагорн подумал бы, что ему сочувствуют, но он сомневается, что Эредин способен на подобное чувство.

— Пустите меня к нему! — Гимли растолкал толпу. — Ну ты… самый везучий, самый отчаянный! Как я рад тебя видеть.

— Ты припозднился, — из-за спины Эредина вышел Леголас. — И ты ужасно выглядишь.

Тут уже не выдержали все и рассмеялись в голос. Иорвет поймал Брего и теперь шептал ему что-то на ухо, гладя по взмокшей шее, и когда будущий король Гондора шагнул к коню, махнул рукой, давая понять, что сам о нем позаботится; Леголас сунул кулон в руку Арагорна и пропустил его, давая дорогу к королю.

После совета и решения Теодена, узнавшего о численности армии орков, дать оружие всем, кто способен его держать, Арагорн, осатанев от бессилия и чувства беспомощности, в одиночестве пытался привести себя в порядок перед битвой. Рука, вся в ссадинах и синяках, болела, сбитые костяшки мешали, но куда сильнее беспокоила внезапная глубинная боль, появившаяся после купания в холодной реке, которая иногда пронзала все его тело при неловком движении. Арагорн не знал причин для нее, но понимал, что она может стать для него фатальной в бою.

Эредин вошел к нему, пригнувшись, оглядел его спину, заметил, что человека всего трясет.

— Выпрямись, — велел он, подходя ближе, свел руки Арагорна за спиной и резко дернул. Боль усилилась до красной вспышки перед глазами, но Эредин отпустил его, и Арагорн почувствовал, насколько стало легче.

— Что ты сделал? — он даже смог поднять руки. Взбодрился, словно отдохнул, боль стала слабой, неопасной.

— Судорога — отвратительная вещь, особенно когда все так болит, что даже понять не можешь, что хуже, — хмыкнул Эредин. — Тоже один раз свалился в холодную воду посреди драки и мерз потом.

Имлерих так его и реанимировал, когда нашел после купания в реке: Эредин едва не скулил — перед Имлерихом можно показать свою уязвимость — и жался к его груди и чуть не плакал от слабости, холода и боли. Имлерих раздел его и одним движением разогнал в нем кровь, спровоцировал выброс адреналина, потом уже пришел Авалак’х и обозвал Имлериха коновалом, но в тот момент Эредин уже встряхнулся, выжал волосы, вытер лицо и был готов биться дальше, только вот Цири уже не было в Тир на Лиа.

Эредин оглядел его плечо, пребольно схватив за руку жесткими тонкими пальцами, пробормотал что-то на старшей речи, ушел и через минуту вернулся с иголкой и ниткой, присел перед очагом и сунул иголку в огонь.

— Ты, как Йорвет, ненавидишь всех людей? — спросил Арагорн, когда Эредин достаточно прокалил иглу и принялся зашивать его плечо. Ему было неуютно до страха: Эредин наклонился над его шеей, стоя за спиной, и он чувствовал кожей его дыхание и прохладные пальцы. Эредин раздраженно убрал его волосы и заставил отвернуться.

— Скажем так, я встретил тварей хуже людей, а Йорвет нет, — подумав, ответил Эредин. — Я считаю людей примитивными, но не особо опасными.

— Почему?

Эредин усмехнулся и специально медленно протащил нить, стягивая кожу.

— Возьмем знакомую тебе историю Исильдура. Он не выбросил кольцо, когда был шанс. Впрочем, эльфы тоже… не все отличаются умом.

— Почему? — повторил Арагорн.

— Элронд был вместе с Исильдуром, когда тот отказался бросать кольцо. Что мешало Элронду бросить его вместе с кольцом? Отобрать кольцо еще на поле — про это я вообще молчу.

— Они были друзьями, — Арагорн сжал зубы, но не от боли.

— И лучше весь мир сгорит в огне горнила, чем умрет один человек, — закончил Эредин. — Исильдур мертв. Все равно мертв. Он же смертный, Элронд мог бы выйти, если его так совесть мучила, и объявить, что тот пал смертью храбрых, герой, спас весь мир ценой своей жизни. А так его просто пристрелили орки. Так в чем разница?

— Самое страшное в твоих словах, что в них есть смысл, — сказал Арагорн и добавил про себя, что теперь прекрасно понимает, что именно было названо искажением. Эредин — искажение в чистом виде, отказ от гармонии Эру. Не знай он, что это невозможно, решил бы, что Мелькор вернулся на Арду в новом обличье. Даже Иорвет — тот гораздо более близок и понятен: озлоблен из-за увечья, не смыслит ничего в политике, но в целом является тем, кого Арагорн мог бы считать другом и соратником, пройдя через столько вместе.

Но не Эредина. Эредин показал себя как хороший союзник, которому можно доверять, разбираться с ним эльфам, а не людям, но оказаться с ним вдвоем против одного врага Арагорн бы не хотел.

Леголас неслышно подошел к ним и, когда Арагорн надел рубашку и протянул руку за мечом, подал ему клинок.

— Прости меня, — сказал он на эльфийском. — Я напрасно отчаялся.

Гимли вышел из оружейного склада, стараясь натянуть роханскую кольчугу, и Эредин раздраженно закатил глаза — их с Арагорном беседу слышали все? Сейчас еще из угла Теоден с Гэндальфом вылезут?

— Будь у нас больше времени, я бы все подогнал, но… — кольчуга разъехалась на гноме, словно сделанная из ткани. — Немного тесновата в груди.

Леголас переглянулся с Арагорном, уже хотел было что-то сказать, но его перебило пение рога.

— Это не орки, — в замешательстве произнес Леголас и выбежал на улицу.

— Эльфы Лориэна, — он наткнулся на Иорвета, споткнулся, и тот едва его удержал, чтобы он не упал. — Я видел Халдира со стены.

— Да нет же! — воскликнул принц. Он не мог ошибиться, он почти три тысячи лет слышал этот звук!

По мосту строем шли лориэнские эльфы, перед ними, отрешенно поглядывая на встречающего короля Теодена, неспешно шагал Халдир, спокойный как всегда, с затаенной улыбкой в уголках губ. Но Леголас смотрел дальше: позади лориэнцев замелькали зеленые плащи, гладкие шлемы. Между рядами эльфов прошла девушка в доспехах лихолесского воина, но с черным расшитым серебром плащом, и Леголас, опешив, понял, что это Даэнис. Она встала рядом с Халдиром, спокойная и царственная — если бы не сходство с Трандуилом, Леголас и вовсе бы ее не узнал, настолько она не походила на себя прежнюю. Если бы у короля Лихолесья была дочь, она выглядела бы именно так.

— Когда-то давно эльфы и люди объединились в союз, — проговорил Халдир, глядя на конунга, но в то же время словно сквозь него. — Мы сражались и умирали вместе.

— Мы пришли отдать дань этому союзу, — добавила Дан, и принц заметил на ее волосах корону из сокровищ своего отца.

Леголас поклонился ей, пока Арагорн от избытка чувств обнимал опешившего от такой бесцеремонности Халдира, но потом эльф сдался и уткнулся носом в воротник своего смертного друга.

— Мы так рады вам, — Арагорн повернулся к Даэнис и тоже поклонился ей как принцессе.

— Король Трандуил прислал лучших лучников, — Дан встретилась взглядом с Эредином, и тот довольно прижмурился, глядя на нее, но его почти сразу оттолкнул взбешенный Иорвет.

— Ты! Ты что тут делаешь?! — он ткнул пальцем в ее сторону, идя через ступеньку по лестнице в ее сторону. — Тут война, вы с Трандуилом там вообще не просыхали, что он решил отправить тебя?

Порадовавшись, что он начал орать на старшей речи, а не на эльфийском или всеобщем, Дан шагнула к нему навстречу, опустила его руки вниз и приблизила свое лицо к его, словно собиралась его поцеловать.

— Я буду делать, что захочу, — по-эрединовски прошипела она, сузив синие глаза. — И если…

— Тут не люди, — перебил Иорвет, тоже понизив голос, вырвал свои руки из ее и схватил ее за воротник, даже встряхнул. — Тут гораздо страшнее. Убирайся отсюда.

— Ты мне не указ, — припечатала Даэнис, вывернулась из его рук и повернулась к Леголасу, который после королевского появления точно не ждал, что она начнет выяснять отношения. — Король Трандуил благословил тебя на битву, — мягко произнесла она и сделала знак рукой. Тотчас из рядов лихолесских эльфов вышел один и протянул уложенные на расшитый плащ митриловые доспехи, доспехи короля. — Твой отец желает тебе быть храбрым, как твой дед, и мудрым, но не как Орофер, а как ты сам.

— Он так и сказал? — Леголас не выдержал и обернулся на мгновение к Арагорну, просияв улыбкой, потом поклонился Даэнис. — Воистину своим возвращением ты превратила час скорби в надежду, сестра.

Дан приложила ладонь к груди, потом чуть вытянула руку к Леголасу — семейный жест, придуманный еще Орофером, и принц Лихолесья радостно повторил.

— Теперь точно моя сестра! — он коснулся кончиками пальцев ее плеча и щеки. Халдир смотрел на них, чувствуя кожей радость за обоих: эльфы прекрасно чувствуют эмоции друг друга, они ощущают и людей, но не всегда правильно интерпретируют, поскольку восприятие первых детей Илуватора и последовавших за ними разнится. Он перевел взгляд на Эредина и опешил: эльф смотрел на Леголаса с явной злостью и какий-то иррациональной обидой. Халдир на мгновение даже подумал, что он ревнует, но потом обратил внимание на Иорвета:

— Разрешите обратиться к вашему величеству, — Иорвет, не дожидаясь ответа, схватил Дан за руку и оттащил в сторону, но даже ничего не успел сказать: Даэнис развернулась к нему лицом и вложила ему в руку небольшой сверток.

— Это кольчуга, — торопливо сказала она, заглянув в лицо и погладив его по щеке, совсем не так, как ее коснулся Леголас, а всей ладонью, задев пальцем губы и чуть оттянув уголок рта. — Кольчуга Орофера. Я видела твою смерть в видении, Йорвет, я не допущу…

— Ты теперь еще и прорицатель? — что-то в ее взгляде заставило его поверить ей сразу, но смолчать он просто не мог. Он взял кольчугу и наконец оглядел Даэнис с головы до ног. Принцесса. Под сделанными точно на нее доспехами украшенное одеяние, взглянув на которое, удавилась бы от зависти любая королева. Корона на смоляных волосах, украшенная белыми драгоценными камнями — как созвездие на черном небе. На роду ему написано любить тех, с кем точно не может быть? Сначала дракон, пусть Саския и осталась лишь увлечением, не успевшим перерости ни во что большее, а там и Дан явилась и заставила его смотреть на драконицу только как на политическую фигуру, а теперь принцесса, он снова повторил про себя удачную шутку и усмехнулся. Дан обняла его за шею, не обращая внимания на то, как смотрят на нее другие эльфы. Она знала, что самое близкое, что могут себе позволить в Лихолесье влюбленные — это на миг сплести пальцы, но сейчас она видела тоскливый взгляд Иорвета на свою корону и понимала, что объяснять бесполезно. Пусть перед битвой сердце его останется спокойно, пусть не сомневается в ней.

— Пойдем, поможешь мне надеть, — выдохнул Иорвет ей на ухо. — А то Халдир сейчас в обморок грохнется.

И не только он, подумала Даэнис, прося дать ей минуту. С эльфами Лориэна они встретились по дороге, и пусть отношения между Лориэном и Лихолесьем уже века оставались натянутыми, в отсутствие владык они быстро нашли общий язык. Халдир и не подозревал, что у короля Трандуила есть не только сын, но собеседником оказался интересным, Даэнис едва удержалась от выражения эмоций, когда Халдир в своей неповторимой спокойной манере и с едва уловимым юмором рассказал о встрече с Иорветом. Тауриэль, больше желая польстить принцессе, чем говоря правду, сказала ей на одном из привалов, что Халдиру она нравится, но Даэнис только рассмеялась и отмахнулась. Теперь Тауриэль понимала, почему.

— Мои воины — лучники, — сказала Дан, подходя к Арагорну и ведя за собой Иорвета, который не отпустил ее руку. — Расположи их так, чтобы их участие оказалось наиболее эффективным, а потери — наименьшими. Король не был… рад нашему участию.

— Я тебя понял, — шепнул в ответ Арагорн, зная по рассказам Леголаса, насколько король Трандуил в гневе неприятен. И если Дан сумела уговорить его, значит, и он пойдет ей навстречу.

Даэнис покорно дала Иорвету взять себя за руку и увести, точнее, утащить: Тауриэль едва не споткнулась, засмотревшись на то, как одноглазый эльф, весь в пыли и засохшей чужой крови, словно не выдержав, прижал Дан к стене, целуя в губы, а та, отвечая, сунула пальцы ему за воротник кольчуги. Верх неприличия. Трандуил, наверное, обоих бы сейчас отчитал, шипя не хуже великих змеев севера, но… Тауриэль почувствовала зависть. Ее возлюбленный много лет покоится в земле, они так и не успели побыть вместе, лишь короткие встречи несколько раз, а холодная и равнодушная как сам король принцесса, оказывается, вовсе не к Леголасу стремилась, не к брату, а к… скорее, к любовнику. Если Трандуил не собирался позволять Леголасу встречаться с занимавшей не последний пост в государстве Тауриэль, то этот бандит с шрамом на пол-лица точно не получит титула и статуса законного супруга принцессы с позволения его милости. Впрочем, оборвала она сама себя, внуки Орофера могут поспорить с его сыном в своенравности.

— Ты здесь, — Леголас вдруг оказался рядом с ней, такой знакомый, почти родной. Они не виделись с Битвы пяти воинств, Леголас даже не знал, что Трандуил позволил изгнанной вернуться — король позаботился о его неведении и велел самой Тауриэль молчать и не попадаться ему на глаза, чтобы не расстраивать принца.

— Ваше высочество, — Тауриэль скорее склонилась. Она искренне переживала за Леголаса, зная о его чувствах и понимая, что не сможет ответить взаимностью. Эльфы любят лишь однажды. Леголас не хотел утруждать ее своей невзаимной любовью, он лишь радовался ее прибытию.

— Когда Даэнис сказала о лучших лучниках Лихолесья, я сразу подумал о тебе, — улыбнулся он. — Теперь у меня нет сомнений в победе.

* * *

— Знаешь, как dh'oine говорят? — лениво спросил Иорвет, погладив Даэнис по щеке; кожа у нее стала другая на ощупь, более гладкая, она теперь словно выскальзывала из его рук, и он сильнее сжимал ее руки, навалился всем весом, отчего она даже всхлипнула от боли, но он не мог вести себя по-другому: она казалась чужой, и его не покидало ощущение, что она в любой момент может исчезнуть, выскользнуть, оттолкнуть его. Дан, запутавшаяся в собственном одеянии, связанная, пойманная им, теперь казалась ему трофеем, завоеванной победой, а не соратницей и другом, как раньше. — Если красть — так у дракона, если спать — так с королевой. Ты, конечно, не королева, но принцесса тоже сойдет.

— Что это ты крал у дракона, — Дан, так и не поняв его настроения, села на шкуре, на которую ее повалил Иорвет, одним движением сорвав шкуру со стены, и принялась торопливо приводить себя в порядок. Иорвет спутал ей волосы и демонстративно сорвал с нее корону, и Даэнис ничего не имела против, но ей еще командовать своим отрядом. Трандуил со свойственной ему обидной честностью сказал, что командир из нее получится в лучшем случае лет через тысячу, и велел в самом начале боя передать командование Тауриэль, а самой занять самую безопасную позицию и слушаться старших. Даэнис спросила короля, скажет ли он Тауриэль, и тот, переоценив свой авторитет, ответил, что он отдал приказ самой Даэнис, значит, он не сомневается в ее благоразумии. Дан кивнула покорно, вовсе не собираясь исполнять волю государя: она столько лет таскалась за Иорветом, который оставался лучшим командиром эльфов из когда-либо существовавших, он учил ее, объяснял, иногда прямо в постели, чтобы не терять времени, он всегда требовал, чтобы она — она одна — не слепо повиновалась, а понимала, зачем он принимает то или иное решение. Отличный шанс применить знания на практике, а победителей не судят — Трандуил ничего не скажет, когда она вернется в Лихолесье с победой. Даэнис видела орков лишь в видении, но считала, что они просто выглядят как уродливые люди и умирают также легко и быстро, как они.

— Нож, смотри, — Иорвет потянулся за своей лежащей на полу перевязью и вытащил инструктированный драгоценными камнями короткий кинжал. — Как мне сказал тот, кто в этом разбирается, это кинжал из Эребора, горы гномов, причем сделанный до захвата горы драконом, а потом он попал в Морию, еще одно гномье царство, где я его и украл. Но это было сокровищем дракона, так что все сходится.

Иорвет завязал штаны на поясе, замечая, что несмотря на пробежку по равнинам и сражения, не похудел нисколько, да и вообще по сравнению с прошлой жизнью приключения здесь — просто поездка на лечебные воды. Эльф надел рубашку и кожаный жилет сверху, потом натянул митриловую кольчугу.

— Такое чувство, что я голый, — недовольно сказал он, разводя руки в стороны. Кольчуга обрисовывала его тело так, словно была из ткани. — Она ничего не весит. Как ты ее носила, она тебе велика должна быть?

— Что поделать, зато легкая, — Дан пожала плечами и встала, любуясь им. — Я пойду к лучникам и… когда тебе крикнут «стреляй», стреляй сразу двумя стрелами, хорошо?

— Ненавижу прорицателей, — отозвался Иорвет, подошел к Даэнис сзади, снова расстегнул ей воротник и прижался губами к шее. Она сразу завела руку назад, потянула его за обрезанные волосы на затылке, и он неожиданно для самого себя удивился ее покорности, хотя она никогда прежде ему не отказывала. Он больше не воспринимал ее как свою leede, которую сам растил и воспитывал, да и что греха таить, в постель сам затащил, только ей двадцать стукнуло. Киаран, знавший о Феникс и том, что Иорвет старался не забывать однажды спасшую его отшельницу и помогал ей, поймал его, когда он шел в палатку, где она его ждала, и шепнул, что если Феникс восстанет из пепла погребального костра и спросит с него, что он посмел сделать с ее дочерью, то Иорвету будет нечего сказать в свое оправдание.

— Она ребенок! — Киаран впервые пошел против Иорвета и какого-то из его решений. — Ей двадцать! Ты ее разве для этого себе взял?!

— Лучше уж я, — Иорвет даже не разозлился, наоборот, ему даже понравилось, что Киаран волнуется. В случае незапланированной смерти, будет кому ее оставить. — После меня ее и под фисштехом никто не тронет. Или ты сам хотел?

Судя по взгляду Киарана, так и есть. Иорвет уже рот открыл, чтобы сказать что-то, но из палатки выглянула сама Дан, у которой руки тряслись от волнения и ожидания, и уставилась на Киарана и Иорвета, которого тот держал за перевязь, прижав спиной к дереву.

— Йорвет… — то, как она произнесла его имя, стало ответом для обоих эльфов, и Киаран одновременно резко опустил голову и разжал пальцы, а Иорвет, поглядев на него с сожалением, нырнул в темноту палатки. Даэнис обняла его за шею сразу, укладывая на себя прямо в одежде — насмотрелась в лагере; а что поделать, нет у них покоев с запирающимися дверями. Своего командира сейчас слышат часовые, знают, что он делает, все те, кто обходит лагерь — теперь Даэнис считается его собственностью, как лук и флейта, к которым любому запрещено прикасаться под страхом смерти. Иорвет, сняв с себя только кольчугу, лег на бок, разглядывая Дан в темноте. Отдать ее Киарану, скрепить их дружбу еще сильнее — он ведь воспитывал Дан как отец, и возьми ее Киаран, они бы стали почти родными… Даэнис провела языком по его губам, тронув по-особому пересекающий их рубец, и мысль отказаться от нее показалась Иорвету сумасшедшей. Ну нет, точно нет. Дан шептала чужие слова, как положено, что влюблена, любит, хочет, потом искренние — все ее желание слилось в одно его имя: Йорвет, Йорвет, Йорвет, ближе, еще ближе, она даже разделась полностью, чего Иорвет, да и никто из лагеря в то беспокойное время позволить себе не мог, но ей он позволил, отметив про себя, что если уж ей с ним так спокойно и безопасно, что она даже глаза закрывает, то он защитит ее всегда, умрет, но не позволит никакому Роше даже коснуться ее.

И уж точно не даст ей биться с орками. Особенно сейчас, когда она стала такой незнакомой и оттого еще более желанной.

— Уже нет времени, — Дан улыбнулась, запрокидывая голову ему на плечо и подставляясь под поцелуи. — Пора на позиции.

— Конечно, — шепнул Иорвет, задевая зубами ее ухо и снова находя губами артерию. Обнял Даэнис одной рукой за пояс, чтобы не упала, другой медленно провел по ее боку, груди, горлу, нащупал ток крови. Надавить сразу тремя пальцами так, чтобы перекрыть поступление крови, выдержать семнадцать секунд, еще две контрольные — и отпустить.

Даэнис дернулась несколько раз, но бесполезно, он был сильнее почти всех мужчин в своем отряде, что уж говорить о ней, и потеряла сознание. Иорвет развернул ее к себе, проверил, как она дышит, подхватил, донес до пещер, где прятались женщины и дети, и передал с рук на руки Эовин.

— Нет, не ранена. Свяжи ее, пока не очнулась, а то попадешь под горячую руку, — посоветовал он. — Кстати, она тоже принцесса, вам будет что обсудить. Как отвратительные мужчины не дают вам умирать, уверен, она проснется в не меньшей ярости, чем ты сейчас.

— Ей тоже приказали? — Эовин бережно уложила эльфийку на одеяло, с тревогой замечая следы пальцев у нее на горле.

— Как раз наоборот, у нее приказ сражаться, — Иорвет сверкнул острыми зубами и исчез.

* * *

Иорвет стоял на стене под косыми струями ночного дождя и смотрел вниз на кипящее море орков. Поднимающаяся снизу вонь настигала даже его, он и думать не хотел, что с теми, кто на земле, а не на стене. Снизу послышался рев, резкие звуки команд, и Иорвет увидел выстраивающийся живой коридор.

— Йорвет, Леголас! — крикнул Арагорн и указал мечом, даже слова не нужны. Иорвет поднял лук, прицелился, выдохнул — и стрела со свистом унеслась в темноту. Он же попал.

Попал, но орк продолжил двигаться, пусть и несколько медленнее.

— Стреляй! — послышался отчаянный крик Арагорна.

Иорвет вспомнил слова Даэнис о двух стрелах, наложил на тетиву сразу, уже более резко и нервно: прицел, свист, полет… Орк продолжил бег.

— Стреляй!

На лице Иорвета проступил пот, он снова достал две стрелы сразу, прицел, свист — снизу раздается разочарованный рев. Орк убит, лежит в грязи, факел выпал из руки. Дело сделано. Но кто-то из живого коридора хватает факел и кидает его под стену. Взрыв. Иорвета откинуло назад, на стену, он приподнял голову, оглушенный, и в тот же миг стрела вонзилась ему в бок, тюкнула о митриловую кольчугу и застряла в нескольких слоях одежды, которые он надел сверху. Если бы он оказался в старой кольчуге, стрела пришлась бы прямо на вырез, который он сам углубил, поступившись безопасностью ради подвижности рук. «Дан», нежно подумал он, прежде чем оттолкнуться руками от камня, на котором распластался, и броситься в атаку, сталкивая вниз лестницу, по которой на стену полезли орки.

Арагорн, как и обещал, отвел лихолесских воинов в самое безопасное место, но кто мог предвидеть, что именно там завяжется самая настоящая рубка, в которой эльфы-лучники точно будут уступать тренированному на ближний бой Урукхаю. Леголас оказался там, чтобы видеть самое худшее: эльфы его народа погибали, практически не нанося урон противнику.

— Берите их ятаганы! — крикнул он и кинул одному из эльфов в руки тяжелый изенгардский клинок. Это его воины, он должен их возглавить — Леголас даже не сразу понял, что эльфы позади него идут на смерть «за короля». Какой король, он же только принц.

Когда Тауриэль увидела его, она сперва подумала, что зрение ее обманывает: на фланге, где были лучники, сражался сам король Трандуил в сияющих митриловых доспехах, спасших его в прошлой битве против Саурона: даже оружие властелина тьмы не добралось до тогда еще принца Трандуила. Правда, после удара принцем он пробыл несколько минут: король Орофер бросился на помощь сыну и погиб.

Леголас увидел замахнувшегося орка, который стоял как раз напротив лестницы, и со всей силы ударил его ногой в живот так, что тот кувырком полетел вниз, скидывая лезущих на стену.

Эредин за время битвы прочувствовал все прелести седла орка: варг лез по стенам, по скалам, но, сидя в седле, можно было не опасаться выпасть. Черный рыцарь в рогатом шлеме верхом на варге, размахивающий эльфийскими мечами ставил в ступор Урукхай только первые несколько появлений, потом орки уже поняли, что к чему. Варг набрасывался с ревом, сметая всех на своем пути, и Эредин в принципе только уворачивался от летящих в него стрел. Бывший владелец варга заботливо заковал его в броню, и теперь Эредин только и успевал, что мысленно благодарить изенгардских кузнецов.

Передышка наступила также внезапно, как и атака после прорыва. Замок держался, но на внешней стене орки разгуливали как по своей земле. Эредин прямо верхом на варге въехал в один из удерживаемых роханцами секторов крепости.

— Как насчет того, чтобы подорвать стену? — поинтересовался он, добравшись до короля.

— Ты с ума сошел? — обернулся к нему Теоден.

— Ничуть, — спокойно возразил Эредин. — Вон там, под скалой, укрытые от дождя, стоят еще две… не знаю, как назвать, две штуки, которыми подрывали стену. Орки взорвут так и замок, когда смогут. Я предлагаю взорвать их сейчас и обрушить оркам на голову скалу и часть стены.

— Крепость будет не восстановить, — заметил Теоден.

— А так ее будет некому восстанавливать, — пожал плечами Эредин.

Леголас, слышавший этот разговор, нашел в общей сумятице Гимли и оттащил его в сторону.

— Скажи, ты можешь сделать так, чтобы моя стрела горела под дождем?

— Взрыв-заряды? — ответил Гимли. — Конечно. Сера нужна. Но вообще по-старинке окуни в масло тряпку, обвяжи стрелу, поджигай и стреляй, в чем проблема?

— Она отклонится от цели, — болезненно сморщился Леголас. — Мне надо буквально попасть в горлышко бутылки.

— Возьми стрелу потяжелее.

— Лук не выдержит. Хотя… — Леголас исчез также быстро, как и появился, а в следующий миг Гимли увидел его, свесившегося со стены. Эльф натягивал тетиву отменно отвратительного на вид лука, и стрела у него в руках пылала. Стрела чиркнула по воздуху в сторону скал, в которых Гимли вообще ничего не различал, и гном догадался быстрее, чем увидел, одним прыжком подлетел к Леголасу и успел схватить его за руку. Взрыв прогремел такой силы, что содрогнулась земля: Эредин ошибся, и сосудов с взрывающейся смесью было гораздо больше двух. Скала поползла вниз, неумолимая и смертоносная. Гимли, проехав несколько метров по стене, не понимал, что именно держит его в сознании, пока не осознал, что это делает одна мысль: если он разожмет пальцы, эльф рухнет с восьмиметровой высоты. Он без сознания, внизу орки, никакой митрил его не спасет.

Гимли невероятным усилием вытащил его на стену и сел в облаке густой каменной пыли, понимая, что сейчас орки очнутся и настигнут их, пошарил вокруг, но не нашел ничего, хоть отдаленно напоминающего его секиру, и тогда снял с пояса Леголаса эльфийский меч и встал перед ним, готовясь защищать до последней капли крови.

И так кончится вражда, подумал он, не оглядываясь на Леголаса, многовековая вражда между эльфами и гномами. Об этом напишут песни и сложат легенды, только вот они сами не услышат их. Не самая плохая смерть — бок о бок с эльфом.

Он успел зарубить лишь одного: Арагорн, разбежавшись, перелетел через разлом одного их переходов, забрался наверх и встал рядом с ним.

— Человек, гном и эльф, — хмыкнул Гимли. — Красивая получится песнь.

— Сам оценишь, — сквозь зубы проговорил Арагорн, понимая, что гном-то имеет в виду похоронную песнь, и осознавая что шансов нет. Леголас, очнувшись, попытался сесть и застонал, снова упав: кровь текла у него из носа и рта. Арагорн, от пыли едва видевший, крепче сжал рукоять меча, и вдруг услышал шаги, обернулся, замахнулся в пыльную пустоту, готовясь разить на звук, но его остановило негромкое:

— Саурон, вперед.

Варг перелетел через них и приземлился, судя по визгу и крикам, прямо на орков. Эредин вздернул Леголаса в вертикальное положение, толкнул перед собой.

— Идите, — крикнул он Гимли и Арагорну. — Тут можно пройти. Пока можно.

Они пробрались по тонкому каменному перешейку, Эредин все оборачивался, и губы его кривились.

— Я Саурона на смерть отправил, — наконец сказал он. — Жалко. Его ж сразу прикончили.

Уже после битвы, когда Гэндальф привел Эомера и свежее подкрепление, а все орки были перебиты и разбежались, Эредин нашел своего варга: тот лежал под стеной с перебитым позвоночником и оторванной задней лапой, но когда увидел бывшего хозяина, бросившего его, огрызнулся и попытался дернуться и укусить его. Эредин снес ему голову своим мечом и поскорее ушел. Все кончилось. Пока кончилось.

* * *

— Ты! Ты самый отвратительный эльф из всех! Как ты смел так поступить? Видеть тебя больше не хочу никогда! И я тебя не люблю!

Иорвет стоял перед поредевшими рядами лихолесских лучников, и принцесса распекала его на чем свет стоит, перемежая два эльфийских языка. Очнувшись в пещерах, она закатила такую сцену, что Эовин не раз вспомнила предложение Иорвета ее связать. Даэнис не знала, что делать: она могла бы взять силы тех, кто рядом с ней, все равно они не сражаются, но понятия не имела, как выбраться к сражающимся, оружия у нее нет, доспехов тоже, открывать врагам расположение пещер нельзя…

— Как я здесь очутилась? — сквозь зубы спросила она у Эовин, немного успокоившись.

— Тебя принес эльф… — она замялась.

— Одноглазый, — уточнила Дан, дождалась кивка. — Я так и знала. С-с-скотина.

— Он сказал, ты принцесса, — Эовин села рядом с эльфийкой. — Ужасно владеть оружием и не мочь сражаться только потому, что ты женщина.

— Причем здесь это, — махнула рукой Даэнис. — Король Трандуил назначил меня командующей, но я попалась как… как dh'oine! Да он бы в жизни не вел себя так, если бы ему не было что-то нужно!

Она вспомнила, как Иорвет с минуту искал на ее шее основной кровоток с дотошностью лекаря, потом прижал пальцами несильно, проверяя — а она растеклась в его руках, поверив в нежность! — и чуть не взвыла от досады. Ну все, в его интересах умереть страшной смертью, потому что Урукхай покажется ему лучшим вариантом, чем она в гневе.

Леголас сидел на ступеньках, умиленно наблюдая за происходящим. Тауриэль стояла в ряду с прочими эльфами Лихолесья и едва сдерживала смех. Она с ужасом думала по дороге, что же это будет под командованием неопытной принцессы, но прямо перед атакой на позициях лихолесских эльфов появился Иорвет, мокрый и веселый, заявил, что принцессе нездоровится, вручил Тауриэль ее доспехи и лук и, ухмыляясь как дьявол, удалился, напевая песню о висельнике, чьим преступлением были лишь острые уши, но глупые dh'oine не знали, что никакой он не эльф, а просто глупый человек, погубивший много aen seidhe, которому белки ради забавы в плену надрезали уши и заживили их так, чтоб те казались острыми. Значения слов никто из эльфов не понял, кроме не по-королевски хрюкнувшего от смеха Эредина, но Тауриэль сомневалась, что в его песне что-то благопристойное.

— Ты закончила? — коротко спросил Иорвет, когда Даэнис устала, но заново набрала воздуха в грудь, чтоб продолжить.

— Нет!

— Тогда позови меня, когда закончишь, — он шагнул в сторону. — А то я сражался, видишь ли, в отличие от некоторых, и немного устал.

— Стоять, — прошипела Дан. — Я приказываю тебе.

Иорвет несколько секунд постоял спиной к ней, потом повернулся.

— Приказываешь? — недобро прищурился он, быстро подошел к ней и взвалил на плечо. Лучники мгновенно ощетинились стрелами, но Тауриэль подняла руку, давая отбой.

— И почему бы не стрелять? — спросил Леголас.

— У меня слабость к членам королевской семьи, которые нарушают правила, — улыбнулась Тауриэль, подходя к нему и садясь рядом на засыпанные пылью ступеньки. — Я так рада, что вы живы, принц.

«Только бы не сказал снова о том, что любит, — мысленно взмолилась Тауриэль, глядя на красивое лицо так похожего на отца принца. — Только бы не снова! Он все испортит!»

Леголас посмотрел на нее искоса, потом улыбнулся в ответ.

— Как принцессе живется в Лихолесье?

— Она счастлива, — повела плечом Тауриэль. Он ничего не сказал ей, ничем не дал понять, что продолжает любить, и теперь она о его молчании жалела и корила себя за это. — Мы общались только в походе. Ваш отец рад ее присутствию.

— Передай моему отцу, что я тоже рад, что у меня есть сестра. После войны я прибуду в Лихолесье, если… если он будет рад видеть меня там. Прибуду с гостем, который спас мне жизнь, уверенный, что это будет стоить его собственной.

* * *

— Куда ты волочишь принцессу? — поинтересовался Эредин, появляясь на лестнице и преграждая путь Иорвету.

— Вершить суд, — отозвался тот сквозь зубы. Даэнис была легкой, но сам он устал неожиданно сильнее, чем ему казалось сначала. — Уйди с дороги.

— Даэнис, ты хочешь, чтобы он тебя отпустил? — спросил Эредин, догадавшийся, что причина ссоры лежит в том, что Иорвет не позволил Дан участвовать в битве. Как король и отец — как же странно так думать — он был совершенно с ним согласен, но и злость Даэнис понимал.

— Да! — Даэнис, выкрикнув это, ударила Иорвета по спине.

— Отпусти принцессу, — сразу сказал он, со вздохом доставая из ножен меч. Иорвет, который все еще воспринимал это как шутку, замер: Эредин с оружием никогда не шутил. — Я не стану повторять.

— С чего вдруг такая забота? — окрысился Иорвет, спуская Дан с плеча, но отталкивая себе за спину: мало ли что взбрело в голову этому контуженному. Эредин с лязгом вогнал меч обратно в ножны. — Какое тебе дело до нее? Ревнуешь? — он скривил губы. — Только вот не пойму, меня или ее? Дан, конечно, красива, но ты так смотрел на Трандуила, что меня терзают смутные сомнения.

— Скажи ему, — Даэнис вдруг взяла Иорвета за руку, словно они только что не поссорились. Эредин смерил Иорвета насмешливым взглядом.

— Уверена, Даэнис? На его месте я бы догадался сразу, но спишем на плохое зрение.

— Ты можешь просто сказать? — Иорвет до боли сжал пальцы Дан, давая ей понять, что он рассержен на нее за какие-то тайны. — Какие бы ни были причины у Геральта хотеть тебя прикончить, сейчас лично у меня добавилась еще одна.

— Даэнис — принцесса Лихолесья по праву крови ее матери, но она не была бы принцессой, не будь она королевской крови со стороны обоих родителей, — объяснил Эредин и ухмыльнулся. — Как моя дочь Даэнис наследует титул принцессы Ольх и Южного Лихолесья, когда я его получу, конечно.

— То есть… — Иорвет, ничем не показав своего изумления, повернулся к Дан. — Твоя мать появилась в нашем мире не из этого мира, а из мира Ольх?

— Она не говорила, не называла так, — Даэнис положила руку Иорвету на плечо, думая, что тот может вывернуться, но он был настолько поражен, что даже этого не сделал.

— И давно вы оба знаете?!

— Мне Элронд сказал, — сразу ответила Дан. — Он видел в зеркале Галадриэль… свадьбу. Его и моей мамы.

— А ты?

— Догадываться начал, когда увидел, — хмыкнул Эредин. — Трудно не узнать собственные черты, — он притянул Дан к себе и мазнул губами по ее подбородку, потом развернул ее к Иорвету, и тот изумился тому, что не замечал их сходства раньше. Стоя рядом с Трандуилом, Даэнис походила на него сильнее, чем Леголас, но теперь, когда король Ольх приблизил свое лицо к ее, было невозможно не заметить, что у нее губы, как у Эредина, его же, пусть и немного смягченные, скулы, разлет черных бровей. Дан попыталась вырваться из жестких рук, но Эредин сжал ее сильнее, обнял так, что она вся вспыхнула — никто ее так не касается, не должен, не смеет! Это же ее… отец, да, каким бы ни был, он не должен так делать. Даэнис завырывалась всерьез, но Эредин отпустил ее, когда она сама перестала выкручиваться, явно давая понять, что ее собственные желания для него ничего не значат. Иорвет отмер, когда Даэнис вцепилась ему в локоть, и подтолкнул ее в спину, заставив быстро пройти мимо Эредина. Тот проводил их взглядом. Дан несколько раз обернулась, но они быстро свернули, и Эредин не стал следовать за ними.

— Уезжай прямо сейчас, — Иорвет утащил ее прочь от Эредина, завел в нишу полуобрушившейся стены и только там повернулся к ней и заглянул ей в лицо.

— Почему? — она и сама собиралась, Трандуил отпустил ее лишь на одно сражение, где Иорвету грозила смерть, но это не значит, что он может ей приказывать!

— Ты будущее королевств. Двух. С одним я хоть как-то мог потягаться.

— Тебе никогда не было дела до чужих королевств!

— Мы в другом мире, Дан, — напомнил Иорвет дочери Эредина. — С другими правилами и другими целями, — он посмотрел на нее долго и наконец решился сказать то, что должен был еще в Ривенделле. — Я освобождаю тебя от твоего слова.

— Ты сам говорил, что среди скоя’таэлей развод по обоюдному желанию, — Дан сунула руку ему под кольчугу и рубашку, провела ладонью по бедру. — Я не желаю.

Разводов и браков как таковых среди партизан вообще не было, Иорвет ввел как можно более либеральные правила, но эльфы, пусть и растерявшие способность и стремление любить лишь одного, зачастую своим парам оставались верными до гроба.

— Тем не менее, я не считаю, что ты мне обещана. Решишь после войны, — он даже не поцеловал ее в губы, просто отошел, оставив одну, считая про себя: пять, четыре, три…

— А ты мне — да! — зло крикнула Даэнис ему в спину, он не обернулся, и она не увидела, как он самодовольно усмехнулся, продолжая пусть к Теодену и Арагорну: Дан не разочаровала. И если у него были сомнения, что она отпустит его, то теперь их не осталось. Даэнис второй раз влезла в тот же капкан, как тогда, когда попросила, чтобы он взял ее себе, так и когда уже став принцессой, заявила, что он ей обещан. Что ж, Эредину придется с ним смириться; не везет этому королю, ох как не везет.

Эльфы Лориэна и Лихолесья покинули крепость сразу после того, как оставшиеся хранители кольца, король Теоден, Эомер и еще несколько воинов направились в Изенгард.

— И даже не думай, что теперь заслуживаешь хоть какого-то уважения с моей стороны, — сказал Эредину Иорвет, когда они оказались бок о бок верхом. — Наоборот. Ты хотел ее убить.

— Я не знал о ее существовании, — отозвался Эредин, больше страдавший по погибшему варгу чем из-за размолвки с дочерью. Он не знал, как вести себя с детьми, особенно с взрослыми. Карантир, который ему сыном не был, был рад любому знаку внимания, и Эредин с Имлерихом, когда им нечего было делать, изображали из себя заботливых отцов, пока не надоедало. Но надоедало быстро. Эредин радовался, что воспитание принцессы взял на себя Трандуил; он подсознательно доверял тому, кто походил на Феникс как две капли воды. Даэнис разозлилась и испугалась, когда он ее обнял, а Эредин и не знал толком, как обнимать надо. Дан — не Карантир, походя не потреплешь по щеке, как он привык с ним, и не Имлерих, в обнимку с которым Эредин просыпался после каждой попойки, но тут объяснение находилось простое: Имлерих был горячим как печка, а Эредин от алкоголя мерз, да и кто будет держать волосы тогда еще будущему королю и не проговорится Авалак’ху, что Ястреб с утра после пира на два метра не может отойти от таза. С Феникс подобных сложностей не было, все проходило настолько естественно, что Эредин даже не замечал, не отслеживал, как все происходит: кто тянется первым, что делал он, куда девал вторую руку, которая так мешала ему, когда он попытался обнять Даэнис. Отцы же обнимают своих детей? Даже если они эльфы. Должны, наверное, не при всех, конечно, но все же.

Странно, что Даэнис решилась рассказать все Иорвету, раз так стремилась все сохранить втайне. Видимо, почувствовала себя в безопасности под крылом лесного короля. Эредин снова вспомнил Трандуила и свои впечатления от него: король казался скучающим, расслабленным, изнеженным и с отменно стервозным характером, но в то же время в нем чувствовалась необузданная дикость по-настоящему вольного народа. Это парадоксально его роднило с упрямыми гномами. Королю Трандуилу указ был не писан, потому он пил, когда и что хотел, делал, что желал, плевал на советы и прочих владык, трясся только над своим лесом и народом. Эредин много спрашивал Арагорна и Леголаса, чтобы выяснить, что королевская семья чужда лесным эльфам, Трандуил — синда, но как и его отец отрекся от сородичей и живет сам по себе среди лесных эльфов, менее мудрых, чем прочие, но более опасных, и горе оркам, которые захаживают во владения лесного короля. Им отдан на растерзание южный лес, но Трандуил сам стремится обезопасить границы, потому может его поддержать. Трандуил напоминал Эредину самого себя, только более опытного, в принципе такого, каким он хотел бы стать. У них одинаковые отправные точки: нет жен, есть дети, детьми они недовольны. Осталась мелочь: разбить Саурона и очистить Дол Гулдур. В помощи Даэнис и Гэндальфа он не сомневался, а если Гэндальф с того света пришел, то и в другой мир путь найдет.

Эредину необходимо во что-то верить.

— Ты опечален, — к Эредину подъехал Арагорн.

— Да вот Саурон сдох, — тяжело вздохнул эльф, бросая поводья. После поездок верхом на варге любой конь казался ему самим спокойствием, его даже в сон клонило.

— Не могу привыкнуть, что ты эту тварь так назвал, — помотал головой Гимли. — Нашел еще что делать, по Саурону слезы лить.

— Хоть кто-то по нему польет, — Леголас, несколько отдохнувший после удара взрывной волной и камнями, чувствовал себя теперь прекрасно. Он отослал доспехи назад в Лихолесье, выслушав от Тауриэль, что Трандуил участвует в сражениях с орками из Дол Гулдура лично. Конечно, доспехи отчасти спасли ему жизнь, но очень уж Леголасу непривычно ходить настолько не гибким.

— О чем вы? — спросил Гэндальф, оборачиваясь.

— Ты не знаешь, Митрандир, — Леголас чуть подался вперед в седле, и конь послушно поравнялся со белым красавцем Гэндальфа. — Эредин взял себе варга по дороге в Хельмово ущелье.

— Варга? — переспросил Гэндальф.

— Ага, — подтвердил Эредин. — Только его прикончили.

— Он назвал его Сауроном, — добавил Гимли.

— Варга?!

— Да что всех так поражает, — не вынес Эредин. — Да, варга, да, Сауроном. Что не так?

— Никому бы это в голову не пришло, — примирительно сказал Арагорн. — Вот и удивляемся.

Процессия подъехала к башне Сарумана, и Иорвет потянул носом воздух, поморщился.

— Пахнет дымом… и лесом. Но не так, что лес горит.

— Мерри и Пиппин стали теми мелкими камушками, что предшествуют обвалу лавины, — довольным голосом произнес Гэндальф. — Энты проснулись и поняли, что они сильны.

Пока Арагорн, Леголас и Гимли здоровались с хоббитами, Эредин и Иорвет, которые к ним теплых чувств не испытывали, поехали на разведку по местности. Кони ступали по колено в мутной воде, но вдруг тот, что был под Иорветом, заупрямился.

— Там щель, юные эльфы, — прогудел над головой эльфов голос, который не мог принадлежать живому в общепринятом значении этого слова существу. Эльфы медленно подняли головы: на них смотрел лес бархатными зелеными глазами. Конь Эредина истошно взвизгнул и стал на дыбы, но Эредин успокоил его и, преодолевая собственный страх, подъехал ближе к узловатым ногам-стволам.

— Приветствую, — крикнул он, задрав голову. — Мое имя Эредин, король Ольх.

— Я Древень, эльфы зовут меня Фангорн, — прогудел энт. — Король Ольх… Я знаю о мире Ольх.

— Знаешь?! — опешил Эредин. — Что знаешь?

— Этот мир болен, — энт сокрушенно покачал головой. — Там был лес, но эльфам не было никакого дела до леса. Лес скучал, засыпал, умирал. И оледенел.

— Как ты можешь знать это? — взвыл Эредин.

— А как ты знаешь, что другие эльфы дышат воздухом, ходят на двух ногах, что у них острые уши? Ты знаешь всех эльфов, я знаю все леса.

Эредин бросил взгляд на Иорвета, но тот смотрел на энта с нечитаемым выражением лица. Как ни странно, он вообще не удивился новостям, впрочем, Эредин сразу же нашел этому объяснение: Иорвет мыслит практически, а не абстрактно, ему все равно, кто там знает о его мире — энт вряд ли чем-то поможет, потому Иорвета разговор мало интересует.

— Скажи мне, юный король, что ты будешь делать, когда весь твой мир заскучает, заснет, умрет и оледенеет? — продолжил говорить Древень.

— Я уже делаю, — Эредин больше не мог контролировать взбесившегося коня и спешился, пошел в воде к энту. — Я искал мир, где моему народу будет место, и нашел Средиземье.

— Лес не должен умирать, — Древень смотрел на эльфа бесконечно мудрым взглядом.

— Я больше не совершу такой ошибки, — Эредин даже сглотнул от волнения. — Если все получится, и у меня будет Южное Лихолесье…

— Лес там спит, — заметил энт.

— Я пробужу его, не знаю как, правда, но я сделаю все. У меня есть лишь мой народ. И я…

— Тебя ждут, юный король, — Древень увидел, что Гэндальф вместе с другими подъехал под балкон Сарумана и зашагал туда. Иорвет поймал коня Эредина за повод и молча подвел к нему. Он не мог испытывать чувство злобы по отношению к Эредину, слишком они были похожи, и будь у Иорвета силы и возможности Дикой Охоты — о, люди боялись бы его куда сильнее, а ради будущего своего народа он готов был поступиться не только свободой и даже жизнью одной девочки. Он даже не мог его осуждать.

* * *

Саруман, свесившись с балкончика черной башни, обращался к каждому по отдельности, но после Галадриэль его чары казались совершенно бутафорскими. Эредин, все еще страдая от здешнего солнца, взглядывал на него изредка, в остальное время оглядывая разруху кругом. Как мог чародей, которого считают мудрецом, отправить всю свою армию на битву, когда у него под боком живой лес? Что им двигало, излишняя самоуверенность? Глупость? Может, мудрый впал в безумие, а этого никто и не заметил?

Он вспомнил, как сам впервые подумал о безумстве Ауберона. Он и Ге’эльс, стоя перед королем, отчитывались ему каждый о своем: Ге’эльс сложнейшими предложениями повествовал о чем-то несомненно важном, но о чем именно, Эредин за густой вуалью слов так и не понял. Ауберон словно спал, говорил иногда что-то невпопад, и Эредин тайно злорадствовал, думая, что король, как и он сам, запутался в словоплетении Ге’эльса, но потом настала его очередь, он начал бодро рапортовать, думая, что сейчас король оживится и проснется, но Ауберон продолжал смотреть на него отсутствующим взглядом, а потом жестом отослал Ге’эльса. Не успел Эредин снова обрадоваться, как же, его так выделили, как король соскользнул с трона, взял Эредина под руку и повел на балкон.

— Бабочки, — с видом открывшейся ему тайны вселенной проговорил король. — Ты никогда не замечал, что во всех эльфах, особенно эльфийках, можно увидеть бабочек?

— Что? — Эредин проговорил это раньше, чем обуздал собственный слишком быстрый язык. Король всегда славился метафорами, над которыми они с Имлерихом в юности хохотали до упаду, пародируя Ауберона.

— Бабочки, — повторил король. — Появляются словно ниоткуда, у них такие нежные крылья, особый узор, который всегда несет смысл, но приходит осень, и бабочки умирают, даже не понимая, что это предопределено. Они не прячутся, как тараканы, которые выживают, конечно, выживают… — он умолк, и Эредин чуть не взвыл от чувства бессилия. Он не умеет поддерживать такие беседы. Что бы сказать, чтобы не выглядеть идиотом?

— А пчелы? — единственное, что пришло ему в голову. Глаза Ауберона расширились.

— Точно! — воскликнул он по-детски радостно. — Пчелы! Как я сам не догадался?

Ауберон быстро вернулся в зал, уселся на трон и поднял с пола книгу. Эредин заглянул ему через плечо и ошалел от осознания: король безумен. Он слишком стар и слишком был мудр, чтобы сейчас кто-то взглянул на него трезво. Король Ольх держал в руках детскую книжку со стихами, в которой были обведены слова «бабочка» и «таракан», а теперь Ауберон с видом свершения деяния государственного масштаба обводил «пчел». Эредин, скрутив свою гордость, неприязнь и неясный страх, отправился к Авалак’ху, тот на удивление быстро все понял, зазвенел какими-то пробирками, и Эредин догадался, что Креван давно все знает, умело скрывает, может, даже лечит короля. Авалак’х в какой-то момент замер, чувствуя взгляд в спину, медленно повернулся:

— Нет.

— Я еще ничего не сказал, — с усмешкой сказал Эредин. — Я еще даже не подумал, а ты уже «нет».

— Я тебя знаю, и — нет, — Креван шагнул к нему и взглянул в глаза командира Дикой Охоты совершенно без опаски, свойственной всем, кроме короля и Имлериха. — Он король, ты не имеешь права. Пусть Ге’эльс станет его правой рукой…

— Но не станет после него королем, — перебил Эредин.

Креван мучительно молчал несколько минут, потом повесил голову: согласен. Ему не удалось сохранить в тайне недуг Ауберона, но он захотел продлить свое влияние, и Эредин сдуру согласился, хотя теперь понимал: откажись он, народ бы поддержал его, как и совет, Ауберон мирно доживал бы отпущенные ему дни со своими бабочками и мыльными пузырями в каком-нибудь из малых дворцов и сидел бы на втором троне на праздниках, не было бы этого цирка с Цириллой. Ну почему он понимает, как надо было поступить, только тогда, когда нет никакого шанса что-то изменить?

— Как мы могли перепутать тебя с ним? — с отвращением спросил Гимли, повернувшись к Гэндальфу. — Не похож.

— Зачем вы потревожили меня? — спросил Саруман настолько доброжелательно, словно вокруг него не творился сущий ад с затопленными шахтами, убитыми орками и разгуливающими вокруг башни энтами. — Вот уж нет покоя. Что случилось?

— Не только Леголаса этой ночью головой ударили, — вздохнул Иорвет, устраиваясь поудобнее на переступающем с ноги на ногу коне.

— Почему вы молчите? — продолжал Саруман таким голосом, словно бесконечно терпеливый учитель разговаривал с капризными детьми. Эредин, в принципе болезненно реагировавший на все намеки на свой возраст, углядел в этом оскорбление лично себе. — Впрочем, двоих из вас я знаю. Конунг Рохана Теоден — я всегда узнаю благородную осанку конунгов из рода Эорла. О, достойный сын преславного Тенгеля! Почему ты не навещал меня раньше, как друг и сосед? Но еще не поздно восстановить дружбу. Войди в мою башню, нам есть о чем побеседовать.

Слова обволакивали разум, и никто из стоящих перед башней уже не понимал, зачем они пришли беспокоить мудрого мага своими мелкими проблемами, и вообще, все они вели себя так безобразно по отношению к нему… Но тут встряхнулся Иорвет, который однажды по молодости неправильно понял, куда его зовут развлечься мужской компанией, думал, что попадет в бордель, но все вышло совсем по-другому.

— Он его что, клеит?! Он что, по мальчикам?

— Я мальчик для тебя? — повернулся к нему Теоден под сдержанные смешки, да и сам король с трудом сдерживал улыбку облегчения. Смех мгновенно рассеял чары.

— Готов биться об заклад, что не девочка, да и с высоты моего возраста — да, — съязвил эльф и снова задрал голову. — Эй, маг! Так ты это… меч или ножны?

— Твои союзники смеются над тобой, — вздохнул Саруман крайне печально, хотя конники, отворачиваясь, хохотали вовсе не над своим королем. — Я никогда не позволил бы себе подобного неуважения. Скажи, Теоден, мы восстановим мир?

— Да, мы восстановим мир, — Теоден, прищурившись, посмотрел наверх. — Восстановим. Когда ты сгинешь вместе со своим господином. Когда обрушится Мордор, и змея, хвостом которой ты являешься, лишится головы. Мир с Изенгардом настанет, когда ты будешь болтаться на виселице под окнами своей же башни, — и припечатал. — Твой голос власти не имеет.

Саруман выглядел так, словно готов был прямо с башни кинуться и растерзать Теодена на месте, но лишь сказал:

— На виселице, ну что ж, — ничего не осталось от сладкого меда в голосе. — Ты слабоумный выродок, и весь твой навозный хлев, который ты называешь домом Эорла, бордель шелудивых псов. Я предложил тебе руку и дружбу, забыв, что ты обделен и разумом, и величием. Убирайся. Но ты, Гэндальф, — голос его снова изменился. — Я скорблю о тебе.

— А я вижу, ты не очень умен, да? — Арагорн тоже посмотрел наверх, щурясь от солнца. Узнав фразу, снова заулыбались хранители, и вновь рассыпалась магия чарующего голоса, Саруман это понял и цирк продолжать отказался.

— Я буду говорить с тобой, Гэндальф, когда ты придешь без свиты бастардов, мнящих себя королями, и жалкой шайки головорезов, — завершил колдун и ушел внутрь башни.

— Вернись, Саруман, — велел Гэндальф, и Саруман появился снова, причем выглядел так, словно его выволокли за шиворот. — Мне жаль тебя, — продолжил Гэндальф. — Ты был способен на великие свершения, но ослаб рассудком, раз поверил врагу, — он воздел руку и сказал сурово и ясно. — Саруман, ты лишен жезла!

Посох переломился в руке Сарумана и выпал с балкона. В тот же миг хрустальный шар слетел с высоты мимо головы Сарумана, чуть не задев Гэндальфа, и покатился вниз, его перехватил Пин. И прежде чем кто-то успел что-либо сказать или сделать, Иорвет выхватил лук, две стрелы и пустил их одну за другой менее, чем за пару секунд. Хранители и Теоден молча смотрели, как бесконечно долго падает из верхнего окна тело Гримы; Саруман свалился на балконе.

— Древень! — крикнул Иорвет. — Подними меня на балкон.

Энт, явно опешивший от произошедшего не меньше прочих, послушно подхватил эльфа и посадил на перила балкона. Переступив через труп чародея, Иорвет прошел в черный зал, взял ключи, которые лежали на самом виду, снял со стены меч, красивый и явно боевой, эльфийский, стащил со скульптуры черный доспех с металлическими пластинами, надел на себя, прямо на митрильную кольчугу. Увидев, что ничего интересного больше нет, вернулся на балкон, и тут его схватила за штанину белая старческая рука.

— Я знаю, что тебе нужно, эльф, — прошептал чародей.

— Да что ты? — передразнил Иорвет.

— Трандуил не откажет любимой племяннице. Станешь принцем, и кто вспомнит об Эредине? Пусть делает что хочет, трон будет твоим.

— Мне не нужен трон, — оскалился Иорвет. — Если мне предложить, я откажусь. Я не король и никогда не стремился.

— Но тебе нужна Даэнис, — Саруман держал его уже обеими руками.

— Даэнис у меня и так есть, — эльф даже рассмеялся. — Надо тебе Эредина за штаны хватать, чародей, у него полно желаний.

— Не оставляй меня так!

— Добить? — предложил Иорвет. — Это я быстро. Ненавижу чародеев.

Во всеобщем молчании Древень длинной рукой снял Иорвета с балкона, и эльф уронил Гэндальфу в руку ключ.

— Вроде это ключ от башни, — сказал он, поправляя снятый со статуи доспех. — Но я могу еще поискать.

— Ты убил его, — наконец озвучил Эомер, думая, сказать ли Иорвету, что на нем часть одеяния мордорского военачальника.

— Двух, — ответил Иорвет. — Я убил двух. Теперь что, марш на Мордор?

* * *

Но до Мордора было еще далеко. Предстояла битва за Минас-Тирит, столицу Гондора, на которую сейчас шли войска Саурона.

— Зачем? — вдруг спросил Иорвет. — Саурон все это делает зачем? Просто потому, что он злой?

— Такова его природа, — вздохнул Гэндальф. — Он стремится к своеобразному порядку, считает, что если у него все получится, мир станет правильным. Но он искажен, и потому его порядок — это хаос, его власть — тирания сильнейшего, его мир — это смерть. Он сокрушал великие царства и становился причиной многих бед.

— И все равно ему как-то предложили раскаяться, — завершил Иорвет. — Никто не меняется, это же очевидно. Никакое раскаяние не способно изменить личность.

— Ты так думаешь? — задумчиво спросил волшебник. — А что же с тобой? Ты хочешь прийти в этот мир со своим народом, который не нашел себе места в твоем мире. Не думаешь, что ничего не изменится?

— Мой народ нашел место, — Иорвет сжал губы. — Появился вольный город, я сам приложил руку к его созданию, но… там не нашлось места мне. Репутация, все дела, — он повел плечом. — И некоторые, такие как я, те, кто все это строили, не получили места для жизни там. Я не сожалею и сделал бы то же самое, но мой долг исполнен, и остались лишь верные мне эльфы, которым я хочу помочь.

— Никак не могу понять, — Гэндальф наклонился к нему. — Злодей ты или герой. Помоги старику, ответь сам!

— Это скажут после моей смерти, — вздохнул эльф. — А, я же теперь бессмертен… Тогда ты никогда не узнаешь.

События устремились вперед стрелой, пущенной из эльфийского лука. Эредин отрешился от происходящего, стараясь не забивать голову чужими противоречиями, ему своих хватало, пока ночью, выйдя из своей палатки, не наткнулся на Элронда.

— Здравствуй, юный король, — первым поздоровался эльф, и Эредин кисло ответил на приветствие. — Владычица Лориэна сказала мне о том, что предложила тебе.

«Да ну», про себя хмыкнул Эредин и сложил руки на груди.

— И у меня для тебя добрые новости, — продолжил Элронд. — Совместными усилиями Лориэн и Лихолесье выбили орков из южного леса. Король Трандуил… — тут он замялся, давая Эредину всласть позлорадствовать: он догадался, что ему сейчас скажут. — Король Трандуил воспрепятствовал разрушению Дол Гулдура. Ты не сможешь восстановить его, Эредин, — добавил владыка Ривенделла. — Кто поможет тебе? Твои эльфы? Разве есть среди них чародеи? Люди не придут в Лихолесье, как и гномы. Ты сотни лет будешь восстанавливать творение врага.

— Благо у меня будет вечность, — не удержался от ехидства Эредин.

— У всего есть цена, — напомнил древний эльф. — Многие до тебя пытались использовать созданное тьмой на благо, но никогда это не вело ни к чему хорошему.

— Еще не став королем, я научился из плохого изначального набора создавать то, что мне нужно, — пространно проговорил Эредин. — Из одного примитивного мира в мой пришла карточная игра под названием гвинт. Может не повезти с картами изначально, но когда они на руках, все начинает зависеть от мастерства. Дол Гулдур — не самый сильный артефакт, но у меня на руках карта короля Трандуила и нашего с ним, если можно так сказать, общего ребенка. Могу научить вас играть, только карты нарисовать надо, правда, должен предупредить, что меня в двух мирах никто не обыграл.

Не обыграл, но пока Геральт гадал, почему Дикая Охота пропала так надолго и внезапно, красные всадники сутками резались в гвинт на конюшне под ехидные комментарии Авалак’ха, что наконец-то они все нашли свое место в жизни. Эредин, став королем, спал на заседаниях, потому что ночами не мог отпустить Имлериха и со словами «Еще партеечку?» дотягивал до самого утра, даже не успевая прилечь.

— Мир — не карточная игра, — покачал головой Элронд.

— Разве? — удивился Эредин. — Ну так для меня да. И я пас до самого Мордора, а там уже посмотрим, кто кого в финале.