Разведка боем (джен)

Джон Сноу только-только прибыл на Стену, как бывшие новобранцы, переставшие быть новобранцами в связи с прибытием новой партии рекрутов, уже рассказали ему про сэра Аллисера Торне, обучавшего боевой науке всех попавших в Дозор. Сэр Аллисер был как раз тем, кем хорошо пугать новичков: со слов новых знакомых Джона, Аллисер Торне был строг, суров, и ему вообще было невозможно угодить.

Сам Джон познакомился с сэром Аллисером уже в следующее утро: высокий и худой, с густой проседью в темных волосах и твердым колючим взглядом серых глаз, сэр Аллисер действительно был суров и строг, и о фехтовальных и вообще воинских способностях рекрутов он был очень невысокого мнения. Впрочем, Джон был с ним в этом вполне согласен и даже попытался показать себя, легко обезоружив и опрокинув несколько ребят постарше из предыдущего набора, но привлек к себе только раздражение сэра Аллисера.

— Ты тоже никуда не годишься, — бросил Аллисер Торне, в пару минут разбив Джона в пух и прах, но Джон на него даже не обиделся: Джон искренне любил фехтование и с благоговением ощутил, что встретил истинного мастера.

Вскоре Джон выяснил, что сэр Аллисер Торне был настоящим помазанным рыцарем, сражавшимся в гражданской войне на стороне Таргариенов и после падения Королевской Гавани надевшим черное. Молва окрестила сэра Аллисера надменным, но Джон судил по-другому: настоящие слова находились у сэра Аллисера наедине. Взять хотя бы тот случай, когда со следующим набором в Дозор прибыл Сэм Тарли, толстый, неуклюжий и совершенно неспособный к бою.

— Так, — хмыкнул сэр Аллисер, увидев, что Сэм Тарли не способен даже отбиваться, и после занятия отозвал Сэма в сторону, а Джон тайком последовал за ними.

— Ты не трус, Сэм, — заключил сэр Аллисер, вглядываясь в глаза Сэма Тарли. — Ты крепкий парень, раз ты одолел дорогу досюда. Но, видно, тебе не нравится идея бить палкой ни в чем не повинных людей, даже невсерьез. И ты все-таки пришел в Дозор...

— Я не мог не прийти... — пробормотал Сэм, который сначала даже выпрямился и развернул плечи от слов сэра Аллисера, а теперь снова поник, но сэр Аллисер остановил его жестом, означавшим, что почти все здесь не по своей воле, включая его самого.

— Если судьба поставила тебя на эту дорогу, то иди по ней, — строго сказал сэр Аллисер. — Знаешь, как говорят: про тех, кто с полпути вернулся, сказок не складывают и песен не поют. Вот те, которые до конца шли, те — другое дело.

В этот момент Джон заметил, что по лицу Сэма Тарли текут слезы, но кто мог бы Сэма за это осудить? От простых слов Аллисера Торне и у самого Джона встал в горле комок, и это была не слабость, а та благородная грусть, которая наполняет сердце твердостью.

Вскоре и сам Джон поговорил с Сэмом, словно приняв слова Аллисера Торне за ручательство, и Сэм рассказал Джону о том, как от него отрекся его собственный отец и отправил его на всю жизнь в Дозор, сочтя Сэма недостаточно достойным наследником древнего и воинственного рода. Разговор с Аллисером Торне все же приободрил Сэма, и он рассказал свою грустную повесть с достоинством и без жалоб.

— Дозору нужны разные люди, — рассудил Джон, хотя после услышанного сердце его горело на Рендилла Тарли, и больше всего Джону хотелось надавать отцу Сэма крепких тумаков. — Не всем быть охотниками или воинами: то, что ты умеешь читать и писать, — это хорошо.

Джон вскоре после этого ходил к мейстеру Эймону, уговаривать, чтобы тот взял Сэма себе в стюарды, и вроде бы уговорил, но неожиданно и сам попал в стюарды вместе с Сэмом, и не к мейстеру Эймону, а к Джиору Мормонту, лорду-командующему Ночного Дозора.

— Сам ума не приложу, на кой черт мне два неумехи, мне и одного много, — добродушно проворчал Мормонт, когда Джон и Сэм явились к нему для несения службы. — А все этот Аллисер, заморочил мне всю голову. И главное, складно так говорит: когда он смотрит на тебя — все понимаешь и со всем соглашаешься. А как он уйдет, только и помнишь, что сделать надо так, как он рассказывал.

Правоту сэра Аллисера подтвердила следующая же неделя: Джон и Сэм впервые вышли за Стену, чтобы принести присягу дозорного перед чардревом за Стеной, и отправившийся с ними отряд обнаружил в снегу неподалеку от чардрева удивительно хорошо сохранившиеся трупы двух из разведчиков, недавно ушедших за Стену с Бендженом Старком. Трупы перенесли для осмотра в башню, где жил Джиор Мормонт, Сэм ушел за мейстером, что-то припоминая на ходу, Джон увел от башни своего щетинящегося лютоволка, а когда вернулся, обнаружил, что мертвецы ожили — и уже подбираются к дверям спальни лорда-командующего.

Джон был парень не робкого десятка и любил порубиться — он бы рубил и призраков, и троллей, и орков, если бы таковые в Вестеросе водились, но ожившие мертвяки рубились у него не слишком хорошо: страшные раны их не останавливали, меч застревал в разлагающейся плоти, а отрубленная рука одного из них продолжала двигаться и даже ухватила Джона за сапог. Помощь пришла как нельзя вовремя: Сэм уже успел почитать у мейстера Эймона нужные фолианты и ворвался в комнаты Джиора Мормонта, полный решимости и нужных идей.

— Их огнем надо, Джон! — крикнул Сэм и, выхватив голой рукой из очага тлеющее полено, засунул головню одному из мертвяков за шиворот. Мертвяк перестал теснить Джона и бросился на Сэма, сбив того с ног, но Сэм, похоже, неплохо натренировал мышцы торса только тем, что поворачивал свое тяжелое тучное тело. Сэм довольно легко перекатился набок, удерживая мертвяка и наблюдая, как дымит и загорается одежда на его спине, а Джон отбросил своего противника и мечом закинул в горящий камин ковер на полу.

Комнаты лорда-командующего в итоге пострадали немало, куда больше, чем рука Сэма, которой он бестрепетно выхватил полено из очага, но это был первый раз в жизни Джона, когда за устроенный поджог, погром и тарарам он получил не выволочку, а награду: Джиор Мормонт понял, что обязан жизнью своим стойким и находчивым стюардам и подарил Джону, как единственному из двоих рубаке, свой фамильный клинок. Джон узнал в клинке валирийскую сталь и был таким подарком потрясен, но еще более того он был потрясен боевым и прокопченным видом Сэма, который оказался таким решительным и спокойным в бою человеком, словно дремавшее в нем мужество славного рода Тарли пробудилось как по заказу, в самый нужный Джону момент.

— Он мне так и наказывал: «Ты уж его не оставляй», — поведал наконец Сэм на очередное восклицание Джона «Ну ты даешь!»

— Кто? — переспросил Джон.

— Ну сэр Аллисер, — уточнил Сэм. — Это же он меня в стюарды Мормонту сосватал, с тобой вместе, но перед этим меня предупредил: «Ты Джона не оставляй».

— Так и было, — подтверил Аллисер Торне, вырастая рядом с Сэмом и Джоном неизвестно откуда. — Я горжусь тобой, Сэмуайз, ты отлично выполнил мой наказ. Я же говорил тебе, помнишь: «Мужество прячется в самых неожиданных местах».

— Спасибо, сэр, — глухо сказал смущенный похвалой Сэм. — Только мое полное имя Сэмвел, а не Сэмуайз.

— А, ну да, — усмехнулся Аллисер Торне, и было непонятно, случайно он перепутал или нарочно, улыбаясь чему-то своему.

Мужество нужно не только в бою: не меньшее мужество нужно для того, чтобы исполнять свой долг, когда сердце твое лежит к иному. Этого мужества у Джона не было, и, едва заслышав о том, что лорд Эддард, его отец, казнен предателями в Королевской гавани, а сестры Джона, Санса и Арья, попали в плен, Джон сорвался на помощь собирающему войска брату в ту же ночь, наплевав на присягу дозорного и возможную казнь в случае поимки. Джон резвым галопом проскочил Кротовый городок и спешился только среди ночи, чтобы поесть и отпустить поохотиться своего волка — и почти сразу же услышал за собой топот погони.

«Кто бы то ни был, зарублю и всё!» — в сердцах подумал Джон, обнажая меч, но потом прислушался и понял, что преследователь скачет за ним один — а кто способен пуститься в погоню за отчаянным дезертиром один, Джон понимал.

«Сэр Аллисер все равно разоружит меня как ребенка, — признал про себя Джон и спрятал меч. — Попробую с ним объясниться». Но тут из темноты на Джона выехал Сэм Тарли, и Джон даже рот раскрыл — он и не представлял, что Сэм может так долго и так быстро скакать за ним вослед.

— Мало мне неприятностей, Сэм, так вот ты еще на мою голову, — проворчал Джон, хотя на самом деле он был Сэму рад.

— Ох, Джон, ну так же нехорошо, — запыхавшись проговорил Сэм. — Ну куда это ты без меня собрался. А если бы я не догадался, где бы ты был?

— Шел бы себе благополучно своей дорогой.

— Да! Благополучно! — вдруг хлюпнул носом Сэм. — И один вовсе, без меня даже. А я бы не вынес этого, я бы умер, может!

— Ты умереть можешь, если со мной пойдешь.

— Да уж хуже-то мне не будет.

— Я же на войну иду, Сэм.

— Само собой, — согласился Сэм. — Конечно, на войну, куда ж еще? И я с тобой.

— Сэм, — проникновенно произнес Джон, — ну не задерживай меня, а? Вот-вот за мной погоню снарядят. Это моя единственная возможность.

— Да я понимаю, — кивнул Сэм. — Надо идти, а как же! Разве я не понимаю: если бы матери моей война грозила, или если бы за нее мстить пришлось, я бы, как и ты, тут же ускакал. Да и из-за отца ускакал бы тоже. Только пойдем мы вдвоем. Либо и я пойду, либо никто не пойдет.

Сэм и пораженный словами Сэма Джон ударили по рукам, и Сэм прозаично расположился закусить, а по дороге вновь стучали копыта, на этот раз двух коней, и ни один из гонящихся за Джоном черных всадников снова не оказался сэром Аллисером.

— Мерри! — почему-то воскликнул Джон, различив в меньшем из всадников Пипара.

— Сам ты, мать твою, Мэри, — отругнулся Пип. — Вот ведь родственные души, два фехтовальщика. Аллисер меня тоже уже своими шуточками достал: постоянно зовет меня Пиппином, хотя я ему сто раз уж повторял, что Пипар я — Пип, если коротко. А он подойдет этак, сядет со своею трубочкой, и спеть просит: ладно бы, просил по-людски, это я завсегда с удовольствием, а сядет так, усмехаясь непонятно чему, и говорит: «Спой-ка, Пиппин — рассказов про редкие травы от тебя ведь не дождешься».

— Ты за этим скакал, чтобы мне на Аллисера пожаловаться? — с улыбкой сказал Джон, таким странным ему показалось подобное начало разговора.

— Так ведь это он нас и послал, Аллисер, — вступил уже спешившийся Гренн. — Скачите, говорит, и скажите Джону, что не завтра, так послезавтра он, да я, да вот мы трое пойдем за Стену Джонова дядю выручать. Что, дескать, ты из всей своей семьи к Стене куда ближе остальных, а потому ты здесь будешь семье полезней. И еще наказывал, чтобы уговор: в Кротовом городке в трактире на столе не плясать, песенок дурацких не распевать и в чайный сервиз не падать.

— А ведь пока ты это не сказал, у меня и идей таких не было, — весело заметил Пип.

Не меньше Джона идее Аллисера Торне идти за Стену на выручку Бенджену Старку удивился Джиор Мормонт, который и сам планировал поход за Стену, но двумя эскадронами, а не разведгруппой из одного учителя фехтования и четырех зеленых рекрутов. Джон сотоварищи, похмельные и помятые, добрались до Черного замка к полудню и как раз попали на разговор Мормонта и Аллисера Торне на дворе замка.

— Ну вот что ты, Аллисер, за человек такой? — возмущенно спрашивал разошедшийся Джиор Мормонт. — Словно подменили тебя. Сначала ты мне двоих стюардов навязал...

— И я был прав, — спокойно заметил сэр Аллисер.

— Ну был ты прав, — нехотя признал Мормонт. — Но что же ты их теперь забираешь-то?

— Другие пока на замену найдутся, — пообещал Аллисер Торне, но имен не назвал. — Нельзя выходить основными силами на превосходящего числом противника, лучше знающего местность, и не выслать вперед разведку.

— Ты у нас теперь еще и следопыт? — саркастически осведомился Мормонт.

— Да, я еще и следопыт, — со своей обычной загадочной усмешкой ответил Аллисер Торне, словно предположение о том, что он не следопыт, казалось ему очень смешным.

— Может, ты мне вдобавок скажешь, где найти вместо тебя человека следующую партию рекрутов обучать? — вопросил Мормонт.

— Может, я и сам найдусь.

— Вот только вернись мне, сразу ушлю тебя через Восточный Дозор в столицу, — пригрозил Мормонт. — Если ты такой мудрый да убедительный, тебе и ехать убеждать короля, чтобы помог Дозору. Там, при королевском дворе, тебе будет самое место.

— Может, оно и так, — снова улыбнулся сэр Аллисер, и Мормонт только махнул рукой, уходя, а сэр Аллисер пошел навстречу своим подгулявшим спутникам, усмехаясь виду их помятых физиономий.

— Да, не того человека назвали Колобродом, — заметил сэр Аллисер, как всегда, усмехаясь чему-то своему. — Идите отсыпайтесь, завтра с утра выступаем.

Сэр Аллисер просил Пипара спеть ему на свой страх и риск, потому что репертуар Пипара был довольно аховым, и, найдя слушателя, Пип вошел во вкус. Еще в первой половине дня, до привала, Пип отъехал от спутников на безопасное расстояние и объявил, что сейчас споет походную песню от имени Джона

Еду дядю выручать,

Ох, устал, язвена мать,

От проклятого седла…

— Гхм, — прервал Пипара сэр Аллисер, которому Пип уже пел эту не вполне цензурную песню. Про себя же Аллисер подумал, что с такими спутниками не попоешь трогательные романтические баллады про великую межрасовую любовь — да, с другой стороны-то, и к чему оно, в чисто мужской компании?

Сэм Тарли, уже дравшийся с мертвяками, полагал, что на отряд Бенджена Старка напали Иные. Джон и Гренн были с этим не согласны — Иных они все-таки считали бабкиными сказками и в существовании мертвяков винили колдунов из Одичалых племен за Стеной. Неизвестно, какой версии придерживался Пип, но, какой бы он версии ни придерживался, он точно не принимал ее всерьез. Пип пропустил матерную строчку, которую сэр Аллисер прервал своим покашливанием, и продолжил пение:

Этот гад и чмо Иной

Зря поссорился со мной,

И моих братушек он

Разозлил, такой гандон.

Вот достану кладенец,

И тогда ему… конец,

Отрублю ему… что есть,

И проткну его раз шесть!**

Неизвестно, почему Пип немного отцензурировал песню: то ли из уважения к Аллисеру Торне, который встречал его ухарство неодобрительными взглядами, то ли потому, что действительно не знал, что там у Иных есть и что им можно отрубить, но следующие куплеты с непристойными рифмами Пип пропустил и начал новую арию, даже дуэт, уверяя, что как только дикарки увидят великолепного лорда Сноу, так и начнут наперебой его просить: «Ты возьми меня с собой, буду я тебе женой». Джон и кидался в Пипара ветками и шишками, и гонялся за ним на лошади, но все равно не смог его ни догнать, ни унять, и за три дня пути до дома Крастера выучил песню от начала до конца, даже еще не думая, что она окажется пророческой.

Джон не успел еще расседлать и задать коню корма на дворе у Крастера, как его осадили молоденькие девушки, некоторые из которых были уже беременны, и, называя его «кучерявеньким» и «милашкой», стали наперебой обращаться к нему с той самой просьбой, о которой пел шутник Пип. В первую минуту Джон так и подумал, что это Пипара проделки, это он подучил девчонок, а сам стоит в стороне и посмеивается над обалдевшей физиономией Джона, заучивая ее выражение для дальнейшего передразнивания, но Пип действительно стоял неподалеку и так же, как и Джон, откровенно ничего не понимал.

— Товарищи женщины, — обратился к женсоставу Джон, — я же не могу вас всех в этом самом качестве взять.

— Мы согласны, чтобы и всех, господин, — ответили сразу несколько голосов, и Джон снова лишился дара речи.

— Вы, бабоньки, садитесь-ка рядком да объясните все ладком, — предложил Гренн, который был из всех самый спокойный.

Из рассказов женщин выходило, что Крастер берет в жены собственных дочерей, а мальчиков еще в младенчестве приносит в жертву лесным богам, по описанию похожим на Иных. Те молоденькие девочки, которые просили спасти их и их еще не родившихся детей, наверно, приходились Крастеру и дочерьми, и внучками, и правнучками одновременно, и, слушая их историю, Пип постепенно перестал сально улыбаться, а Гренн сразу помрачнел.

— Сейчас разберемся, — пообещал Джон, вставая и направляясь к дому Крастера, куда уже ушел Аллисер Торне. Джон даже не подумал при этом, что Крастер считался другом Ночного Дозора, давая приют дозорным и порой шпионя в их пользу, а потому можно было счесть, что ссориться с ним, а тем более его убивать Дозору невыгодно. Путешествуя с друзьями и под водительством сэра Аллисера, Джон постепенно ощутил себя частью другого мира, где боги всегда на стороне благородных и отважных и где честь дороже любых сокровищ.

От дома Крастера уже бежал Джону навстречу Сэм Тарли: видно, Сэму не терпелось что-то Джону сообщить, но, увидев мрачное лицо друга, Сэм сначала выслушал Джона, кратко пересказавшего историю дочерей Крастера, а потом уж поделился новостями.

— Аллисер велел мне снаружи подождать, — поведал Сэм. — А мне почему-то дюже любопытно стало, я под окном и встал. И вот вижу я, что Аллисер встал напротив Крастера, который за столом сидел, пару слов они сказали, и Аллисер из своей сумки вроде как драконье яйцо достал: оно на яйцо не похоже, круглое совсем, гладкий такой шар, немного прозрачный как будто, а внутри словно огонь переливается. Аллисер шар этот Крастеру через стол катнул, Крастер обе руки на него положил, и тут-то Крастера заколбасило. Шар из красно-золотого ярко-голубым стал, в нем вроде как чьи-то глаза показались, такие, как вот у мертвяков наших — и вой такой, тихий, но жуткий, я аж за подоконник присел. А Аллисер руку на шар положил, у Крастера шар забрал, встал над шаром — и словно выше и моложе стал, лицо у него просияло. Ух, шар и выл, я чуть наутек не бросился, но как Аллисера оставишь, может, на выручку бежать придется да тревогу кричать. В общем, шар утих и потух, а Крастер в волосы себе вцепился и лицом на стол упал. Что тут к чему — никак не пойму.

Тем временем и сам Аллисер Торне вышел из дома Крастера и направился к лошадям.

— Нам не стоит здесь ночевать, — бросил он Джону и Сэму на ходу. — Хозяину сегодня не до нас. А ты, Сэм Гэмджи, опять подслушиваешь под окном? В следующий раз я тебя за уши в комнату втащу!

— Я Тарли, — напомнил Сэм, — и я ничего не слышал, но вот Джон говорит…

— Знаю, — прервал сэр Аллисер, и Джон с Сэмом подивились тому, что в гневе в молчаливом, словно всегда немного отсутствующем сэре Аллисере проявились и властность, и воистину королевская осанка. — Я с самого начала почувствовал, что здесь что-то неладно. Хозяин этого дома находился под властью злой воли. Но теперь эта воля встретила того, кто ей не по зубам, и надолго оставила эти края.

— Я не знаю, кому служил этот чертов дед, — сердито сказал Джон, у которого по-прежнему чесались руки, — но я бы пошел выдал ему награду за службу.

— У зла нет слуг, только рабы, — ответил сэр Аллисер, и ни Джону, ни Сэму не показалось странным, что здесь, на краю земли, ссыльный рыцарь, прежде не известный ни мудростью, ни доблестью, ведет такие разговоры. — Рабы зла, конечно, считают себя свободными. Крастер так и сказал мне, когда я обличил его: «Крастер — свободный человек». Но свободным он стал только тогда, когда чары зла рухнули. Ему теперь горько и неуютно на свободе, после стольких лет, но он еще жив, и те ошибки, которые он совершил, он может и должен исправить сам. А мы должны двигаться дальше.

__________________

Нецензурный оригинал в исполнении Юры Хоя можно послушать здесь: https://youtu.be/IAwwEGZMvts?t=14 :))

После дома Крастера Аллисер Торне погнал свой отряд так, словно спешил навстречу кому-то, и Джон поначалу вполне сочувствовал спешке, потому что он-то спешил найти своего дядю. Постепенно Джона все же стали охватывать сомнения в том, что, двигаясь столь быстро и забираясь столь далеко в Зачарованный лес, они смогут напасть на след Бенджена Старка — тем более что сэр Аллисер при всех его талантах, очевидно, следопытом не был и искать следы, оставленные отрядом Бенджена, даже не пытался. Однажды Джону пришло в голову, что дядя Бенджен может и сам напасть на их след и выйти к ним раньше, чем они найдут его, и даже раньше, чем начнут искать, но Джон почти сразу сообразил, что выйти на них Бенджену будет не так уж просто — сэр Аллисер позволял разжигать костер только в светлое время суток, рано останавливаясь на ночлег, а утром, подняв всех еще до света, тщательно уничтожал следы стоянки. Так что, даже если сэр Аллисер не умел искать следы, он прекрасно умел не оставлять своих собственных.

Наконец среди леса вырос каменистый холм, который начитанный Сэм назвал Кулаком Первых Людей, заслужив тем похвалу Аллисера Торне, на каковую тот был все-таки скуп, и Джон подумал, что понял замысел сэра Аллисера — достичь самой высокой точки в округе и оглядеться. Но, когда отряд взобрался на вершину холма, до которой порой приходилось вести лошадей в поводу, солнце уже село за горы, да и без солнца надежды что-либо увидеть было немного: зимний лес расстилался на десятки и сотни миль вокруг сплошным серым массивом, среди которого кое-где вздымались стоящие немного особняком огромные белые чардрева.

Сэр Аллисер почти сразу покинул отряд, расположившийся среди развалин старой крепости на вершине холма, а Сэм пока развлекал остальных историями о Первых Людях и тех битвах, которые здесь, возможно, были: не только между Детьми Леса и Первыми Людьми, но и между их союзом, сражавшимся против Короля Ночи и его мертвого войска. Хотя Джон и бился вместе с Сэмом против оживших мертвецов, по ту сторону Стены он не верил в существование Иных и Короля Ночи — а вот по эту сторону, особенно среди обледенелых древних руин, Иные казались ему куда более реальными — и, к сожалению, с этой мысли его сбил приход сэра Аллисера.

— С восточной стороны есть ручей, — сообщил сэр Аллисер, кладя на землю черный сверток, в котором оказались легкие и короткие каменные клинки. — Твой дядя был здесь, Джон. Он мудрый человек и многое знает — он оставил нам и очень нужный подарок, и одновременно важное предостережение.

— Это драконье стекло, называемое также обсидианом, — догадался Сэм, взяв в руки один из черных клинков. — Рассказывают, именно такими мечами Первые Люди сражались с мертвым войском, потому что обычный меч мертвяков не берет. Эх, знал бы я это раньше, как бы мы этих двоих в башне Мормонта разделали бы!

— Слушай, Сэм, забодал ты своими россказнями! — не выдержал Пип, в Иных он по-прежнему не верил, но жутко ему уже стало.

— Ты хорошо подготовился к походу, Сэм, — с улыбкой сказал сэр Аллисер. — И таким боевым стал: вряд ли ты и сам подумал бы про себя пару месяцев назад, что способен кого-нибудь «разделать». С обсидиановым клинком для этого нужна немалая ловкость и смелость: обсидиан ломок и не выдержит прямого удара меча, так что тебе пришлось бы одновременно ускользать от противника и сокращать дистанцию.

— Возьмите с собой обсидиановые клинки и идите по моим следам к лесу, — сразу же велел Аллисер Торне, чтобы не смущать Сэма. — Принесете сюда хвороста и дров. Меньше, чем по двое, не ходить, огня после возвращения не зажигать.

Но Джон ослушался приказа, занятый мыслями о своем дяде: по дороге обратно ему пришла в голову мысль, что, если развести на вершине Кулака Первых Людей костер, то Бенджен увидит его и из леса и, может быть, выйдет к ним или хотя бы нападет на их след. Словно шкодящие дети, Джон и его друзья сразу накидали побольше веток, чтобы подать действительно заметный сигнал, пока не придет сэр Аллисер, и настороженно озирались, опасаясь его прихода — именно это их и спасло.

Вместо Аллисера Торне сразу с нескольких сторон сквозь проломы в древних стенах на вершину холма вступили пятеро сухих как скелеты людей с длинными волосами и горящими синевой глазами. Они двигались плавно, но намного быстрее тех мертвяков, с которыми сражались Джон и Сэм, и четверо пареньков только и успели, что выхватить оружие, да и то один лишь Сэм схватился за обсидиан, узнав по описанию в книгах Иных.

Аллисер Торне успел как раз вовремя: он выскочил из-за спин пятящихся к костру ребят, крутя факелом и обнажив свой меч, и Сэм даже понадеялся, что Иные испугаются огня, как боялись его руководимые ими упыри, но один из Иных быстрым движением поймал горящий конец факела, и от прикосновения его ледяной руки пламя угасло. Вторым столь же быстрым движением Иной ударил Аллисера своим копьем, и копье встретило сталь. Иной на мгновение замер, то ли удивленный быстротой реакции Аллисера, то ли тем, что человеческое оружие выстояло против его клинка, которым оканчивалось копье. Секундного замешательства врага Аллисеру Торне хватило: его меч нанес короткий удар, и Иной словно разбился на тысячу ледяных осколков.

Остальные Иные испустили высокий и жуткий вопль, от которого хотелось зажать уши и съежиться, но Аллисер Торне словно его не услышал: он встал между Иными и своими спутниками, повернул меч вертикально, остановив его прямо напротив своего лица и словно отсалютовал мечом своим противникам.

— Вам следовало бы оставаться среди мертвых! — грозно произнес сэр Аллисер, и перед глазами ошарашенных ребят встала легенда: четверо ледяных демонов бросились на ссыльного рыцаря, и завязался удивительный бой. Аллисер двигался легко, плавно и расчетливо, и его манера боя подходила скорее богу, чем человеку — казалось, что седеющий рыцарь прожил на земле не несколько десятков лет, а несколько тысячелетий, исходив за это время весь мир. Ни один выпад врагов не мог застать его врасплох или даже удивить: словно было в его почти бесконечной жизни и такое, и многое другое, и на все у него был выверенный сотнями повторений ответ. Копья, мечи, глефы, алебарды, топоры, ножи, один противник, трое, семеро — все когда-то случалось, и все эти попытки сразить старого бойца были в свое время взвешены, отбиты и запомнены, сотни и тысячи воинов пали от его руки, а он остался. И еще было заметно, что Иные сторонятся развевающихся пол его плаща, будто и плащ ускользающего от их ударов рыцаря стал его оружием.

И только когда Аллисер Торне сразил еще одного Иного, его застывшие в изумлении спутники поняли, что перед ними сейчас бьется один против троих их наставник и учитель, бьется из-за них и за них, и Джон ринулся вперед, а рядом с ним уже был Сэм, который твердо хранил наказ Аллисера не оставлять Джона. Один из Иных повернулся к ним, Джон принял на свой меч его страшный удар, еле удержав меч в загудевшей руке, Сэм метнулся под руку врага, вонзив в него черный обсидиановый меч, а Джон рубанул сведенного смертной судорогой Иного, разбив его в прах. Аллисеру было уже легче, он достал своим пылающим золотом мечом еще одного противника и приказал своим подопечным оставаться на месте, наступая и наступая на последнего из Иных, который вскоре встретил тот же конец.

— Ничего, — сказал сэр Аллисер, поворачиваясь к своим спутникам: он тяжело дышал и как-то враз постарел и осунулся, эта схватка вымотала его во многих смыслах. — Эти еще ничего. Те, которые с кольцами, в разы хуже.

— Ну с кольцами они, с яйцами или вообще без всего, теперь и не разберешь, — отозвался Пип, которого било нервным смехом. Все же Пип с любопытством потрогал ногой гору ледяных кристаллов, оставшихся от одного из Иных, но рукой их касаться раздумал. — Тут и хоронить нечего, и не покажешь никому, этак вы их расколошматили, и Джон вот тоже.

— Это Сэм, — поправил Джон, который никогда не принимал чужой славы и припомнил теперь скованного смертью Иного.

— Верно, — одобрил сэр Аллисер. — Хорошая сталь разбивает их, а обсидиан превращает в ледяную статую, которая уже не оживет.

— Вы ранены, сэр Аллисер? — участливо спросил Гренн, и остальные тоже заметили, что левая штанина Аллисера Торне рассечена на бедре.

— Ранен, — признал Аллисер. — Я простой человек, из которого течет кровь, если ударить копьем, вот мне и пришлось поворачиваться. Один раз я не успел.

— Это вы погодите, — сочувственно сказал Пип, — я сейчас.

Пип бросился к лошадям, около которых свалили ненужную на ночлеге поклажу, и тут же вернулся.

— Лошади-то наши сорвались, — пробормотал Пип. — Или свел кто.

— Вот это плохо, — покачал головой сэр Аллисер. — Придется снова разжечь костер. И нужна вода.

— Так мы сходим, — заверил Сэм, он жалел и людей, и зверей, даже нужда ударить лошадь заставляла его сердце болезненно сжаться, а за себя Сэм не боялся и за друга готов был броситься под меч, и эту храбрость разглядел в нем сэр Аллисер. — Если рану промывать, то грязной водой нельзя, а чистого снега здесь не наскребешь — но под горой же есть ручей.

— Обсидиан не выстоит против меча, — напомнил Аллисер. — А обычная сталь не выдержит удары Иных. Так что, Джон, бери обсидиановый клинок в левую руку, а ты, Сэм, не стесняйся нападать на Иного сзади. Впрочем, — сэр Аллисер закрыл глаза и прислушался, — скорее всего, вам сейчас никто не встретится.

Джон и Сэм ушли вниз по холму, а Пип уже притащил одеяло.

— Вы завернитесь пока, милорд, а я вам одежку подлатаю, — предложил Пип. — Живым духом починю, я же в театре вырос. Только на человеке шить — примета плохая, так что давайте ваши штаны сюда.

Аллисер Торне оказался тертым калачом: у него оказались припасены какие-то пахучие листья, и когда Джон и Сэм вернулись с водой, сэр Аллисер быстро ее вскипятил на костре и заварил несколько листов, а Джон про себя разрешил один богословский вопрос: в легендах об Азор Ахае упоминались и меч героя, и шлем, и его кольчуга, и даже ботинки, но почему-то не упоминались его штаны. Самые старые легенды даже говорили, что Азор Ахай родом из Эссоса, а в Эссосе мужчины носят и туники, и длинные тоги, и даже юбки, а потому было непонятно, носил ли Азор Ахай штаны. Джон посмотрел-посмотрел на героическую фигуру сэра Аллисера, завернутого в одеяло, и решил для себя, что Азор Ахай штаны все-таки носил, без штанов герою как-то не величественно. Вот и сэр Аллисер, только что показавший себя как великий воин, с торчащими из-под замотанного вокруг него одеяла узловатыми волосатыми ногами выглядел теперь скорее как неудачливый рыбак.

Аллисер Торне тем временем промыл душистым настоем свою неглубокую рану, отчего рана тут же перестала кровоточить, и велел Сэму закатывать штаны: в награду за воинскую доблесть Сэму достался остаток отвара, вылитый на колени и на щиколотки. Поговорки про то, что надо бояться дары приносящих на Севере не было, но воинская смекалка у Джона была, и он почуял, что такая забота не к добру, а заодно заметил про себя, какие у Сэма здоровенные икры, так что даже штаны толком не задерешь, когда он стоит. «Если поднять чего или подтолкнуть, это Сэма нужно звать, — заключил Джон. — Человек крепкий, надежный, небось, если надо — стекла там драконьего добыть — так боевого товарища на вулкан втащит», — а тут и сэр Аллисер обрадовал спутников перспективой ночного марш-броска.

— Вряд ли эти пятеро топали сюда в одиночку из Земель Вечной Зимы, — пояснил сэр Аллисер свое суровое решение. — Недавно ли они сюда пришли с оравой мертвяков, или давно тут лагерем стоят, а хватятся их довольно скоро.

— Мы на такое пойтить не могём, — возразил Гренн, — так как вы у нас получаетесь раненый. Мы для вас, сэр Аллисер, что угодно, можем даже окопаться и огонь во рвах зажечь, чтобы нежить не прошла. Но сначала надо бы поспать.

Джону спать особо не хотелось — от отвара, который сварил сэр Аллисер, пахло весной и свежестью, а Сэм, которого этим отваром облили, и вовсе глядел молодцом, словно поутру. Гренну же сэр Аллисер предложил глотнуть из фляжки, и Гренн с одного глотка аж глаза раскрыл.

— Вроде крепости в нем никакой, — поделился ощущениями Гренн, — а как мозги прочистило! Я теперь так думаю, сэр Аллисер: из этого, из драконьего стекла, надо бы наконечники для стрел делать, потому как Иные через горящий ров прорвутся. Тут мы их из луков и постреляем.

— Молодец, — похвалил сэр Аллисер. — Могуча солдатская смекалка, лишь бы не нести тяготы военной службы. Но попадать в окружение мы не будем. Поэтому бегом.

Перед отходом сэр Аллисер бросил что-то в потухающий костер, от чего костер вдруг взметнулся тремя многометровыми языками пламени, одним за одним — словно сэр Аллисер тоже давал сигнал кому-то.

Даже седой, пятидесятилетний и недавно раненный в ногу, сэр Аллисер бежал легче всех, держа свой отряд на открытой равнине рядом с рекой Молочной и направляясь обратно на юг. Гренн и Пипар, крестьянские дети, постепенно вработались в размеренный бег и тоже бежали естественно и легко, а Джон постоянно сбрасывал темп и оглядывался: Сэм все больше отставал, хрипел и задыхался.

— Стой! — крикнул сэр Аллисер, в свою очередь оглядываясь на отстающего Сэма, и Пип остановился с некоторой неохотой.

— Ну вот, стоило бежать приладиться, так сразу с шага сбивают, — пожаловался Пип и глянул вперед, туда, где всходило над горами солнце, словно хотел бежать и бежать дальше.

— Не годится так, — рассудительно сказал Гренн. — Если Сэм больше бежать не может, то как же мы его бросим?

— Ты серьезный такой, — пожаловался Пип. — Понятное дело, что если Сэм встал, то и мы встанем. Биться придется из-за этого — значит, будем биться. Но поворчать-то мне можно или нет?

Сэр Аллисер тем временем подошел к Сэму и поинтересовался, чем он может помочь.

— Постоять хоть немного, — с трудом выдохнул Сэм. — Ноги у меня бегут, а дыхания не хватает.

Сэр Аллисер подумал немного и вытащил из своей сумки пучок пахучих листьев, из которых он варил отвар, излечивший его рану.

— Жевать не надо, — предупредил Аллисер. — Нюхай иногда, должно помочь. И знаешь, оставь их себе, не потеряй только: ими даже умирающего можно на ноги поставить. Конечно, если рядом окажется какая колдунья или жрица, она всю славу себе забрать попытается, но это ведь не главное, главное друга спасти.

Вооруженный чудодейственным пучком листьев, Сэм скоро продышался и с тех пор не отставал, всем своим друзьям на диво, только иногда снова доставал пучок из-за пазухи и утыкался в него носом. Да и ноги у него оказались удивительно крепкие, легко несущие его большой вес. А Аллисеру словно того и надо было: он гнал свой отряд вперед и вперед, так и не устраивая ночлега, только дважды остановился, чтобы разрешить всем попить и самому приникнуть ухом к стылой земле, и однажды выделил всем по сухарю. Как ни странно, есть никому не хотелось, только под вечер, почти через сутки непрерывного бега, сон навалился сразу на всех, и Аллисер разрешил устроить привал, где каждый повалился спать у костра буквально где стоял, не готовя ужина.

Сон, однако же, оказался недолгим, и уже в середине ночи сэр Аллисер поднял всех вновь.

— Им будет труднее сражаться при свете солнца, — пояснил сэр Аллисер, хотя никто другой и не видел, и не слышал погони. — Мы не должны дать себя догнать до утра.

Снова начался безостановочный бег, и только на рассвете Джон увидел, обернувшись, что их преследует какой-то большой отряд. Джон и его товарищи прибавили хода, а Аллисер все поглядывал вверх, на горы, из-за которых должно было появиться солнце, и через некоторое время приказал остановиться, готовить луки и поджечь нашедшуюся в его сумке смолу. И в тот же момент солнце взошло над горами, разрывая тучи и освещая долину реки Молочной, и в свете нового дня Джон увидел, что в паре сотен ярдов против них остановился отряд мертвяков, возглавляемый Иным. Мертвяки куда больше походили на скелеты, чем те, с которыми Джону и Сэму пришлось сражаться в комнатах Мормонта, но их было не меньше сотни и их ужасный вид и гробовое молчание внушали страх всем, кроме сэра Аллисера.

— Шантрапа какая-то, а не Войско Мертвых, — вздохнул сэр Аллисер и забрал себе пару запасных обсидиановых ножей. — Если вот такое явится к Камню Эреха, это же позор какой будет.

Гренн и Пип, которых ободрила уверенность сэра Аллисера, зажгли смолу, а Джон все приглядывался к рядам преследователей, к своему облегчению не находя там ни дяди Бенджена, ни людей из его пропавшего отряда.

— Да, среди них нет ни одного живого человека, — подтвердил Аллисер, истолковав внимательный взгляд Джона по-своему.

— Это войско мертвых, сэр, в нем не может быть живых, — немного удивленно отозвался Джон, но сэр Аллисер с ним не согласился.

— Крастер служил им и отдавал им своих детей, — напомнил сэр Аллисер. — Думаю, их потом превращали в ледяных демонов, с которыми нам пришлось сражаться. И еще я думаю, что вам следует больше ценить своих Одичалых: это непримиримый народ, гордый и благородный народ. Наверняка частенько их гордость оборачивается упрямством, а непримиримость становится жестокостью, но ни один из них не заключил союз со злом и ни один не сдался войску мертвых живым. Все они сражались до конца и предпочли смерть могуществу ледяного демона.

Мертвый отряд по-прежнему медлил, словно действительно не решаясь атаковать против солнца, и юные дозорные успели по приказу сэра Аллисера воткнуть перед собой частокол стрел, которыми было удобно стрелять по команде, предварительно обмакнув их в смолу. Далеко не все стрелы ложились в цель, чем Аллисер, казалось, был немного удивлен, но все равно многие из мертвяков превратились в ходячие факелы и повалились в снег, не пробежав оставшиеся двести ярдов.

— Обсидиан в левую руку, мечи в правую! — скомандовал сэр Аллисер, когда противник был уже близко. — Джон, помогай тем, кому придется трудно, — и с этими словами сэр Аллисер ринулся вперед, быстро прорубившись через ряды атакующих мертвяков и оставив своих спутников — его целью был скакавший на мертвой лошади Иной, обходивший их сбоку. Тот не был легкой целью — увидев, что Аллисер с большой скоростью бежит ему наперерез, Иной остановился, повернув лошадь боком, и несколько раз прокрутил в руке свое копье, вмиг слившееся в единый круг. Он вполне мог отбить копьем обсидиановый нож, который собирался метнуть в него Аллисер — и поэтому Аллисер метнул клинок в круп лошади. Лошадь судорожно дернулась, заваливаясь набок, Иной ловко соскочил в снег, на секунду потеряв Аллисера из вида, и этой секунды Аллисеру хватило, чтобы сразить Иного еще одним метко пущенным обсидиановым ножом.

Спутники сэра Аллисера мало что видели из его поединка с Иным: толпа мертвяков, хоть и прореженная стрелами, была еще велика, и, отбив первый натиск, ребята встали спинами друг к другу, окруженные нечистью. Мертвяки тоже владели оружием; некоторых из них удавалось подловить и проткнуть обсидианом, а Джону с его длинным валирийским мечом, разившим мертвяков наповал, было легче остальных.

Тяжелее всего было Сэму, которому недоставало практики, и Гренн постоянно выходил немного вперед, чтобы помочь товарищу, и уже дважды был ранен в левую руку. А тут и еще один всадник появился на поле боя, в черном балахоне с надвинутым на глаза капюшоном, на черном коне в железном наморднике. Этот всадник выехал из Зачарованного Леса и понесся вихрем по направлению к схватке, не обнажая оружия, и Джон обрадовался его появлению, полагая, что хуже уже не будет, а вот сэр Аллисер рванул всаднику навстречу, так быстро, как еще никогда не бегал, но все равно было видно, что бегущий стремглав по неглубокому снегу сэр Аллисер добежит до схватки куда позднее, чем доскачет черный всадник. Но сэр Аллисер все равно бежал, бежал изо всех сил, словно от этого зависели жизни его четверых спутников.

Только когда до окруженных толпой мертвяков юных дозорных оставалось пара десятков ярдов, черный всадник открепил от стремени длинное кадило, зажег его ярким огнем и, проскакав за спинами мертвяков, ударил горящим кадилом по ним, сбив с ног сразу нескольких, которые загорелись от посыпавшихся во все стороны искр. Сэр Аллисер, увидев огонь в руках у черного всадника, сразу замедлил свой отчаянный бег, словно огонь был каким-то знаком, а Джон, на котором от искр тоже начал тлеть и разгораться полушубок, скомандовал ребятам отступать именно туда, куда пришелся первый удар черного всадника и где горели мертвяки.

Черный всадник продолжал кружить вокруг мертвяков, взмахивая своим огненным кадилом, пока не поджег их всех, и только тогда откинул свой капюшон — и Джон с радостью увидел невредимого дядю Бенджена. На лице Бенджена появилось несколько новых шрамов, так что видно было, что он побывал в передряге, но смотрел он молодцом, только руки у него были холодные, как лед, что Джон почувствовал даже через перчатки, обменявшись с дядей рукопожатием.

— А я так и знал, что ты выпутаешься, дядя, — весело сказал Джон, он был еще молод и полон сил, и Бенджен окончательно решил не обременять его лишними знаниями. — И знал, что ты появишься в самый нужный момент. Здорово ты их разделал! Только чего ты замерз-то весь, с таким огоньком — вот уж воистину сапожник без сапог. На вот, хлебни-ка, — и Джон протянул дяде драгоценную флягу с бренди, которую у него не хватило духу бросить, когда отряд лишился лошадей.

— Я, Джон, оставил пока это дело, — ответил дядя Бенджен, и Джон, который с дядей уже не раз пил и еще больше про дядино питие слышал, от удивления чуть не выронил флягу в снег.

— Эк тебя, дядя Бен, шандарахнуло, — сочувственно сказал Джон. — Знаешь, ты тогда мне совсем не оставляй — клин клином вышибают. А то что это за жизнь.

— Это правда, — согласился Бенджен, думая о том, что и устами младенца порой глаголет истина, и взял у Джона фляжку. — Ни жизнь, ни смерть, так, ерунда какая-то. Давай-ка попробуем, — и Бенджен привычным жестом залил в себя десяток унций, чтобы посмотреть, как оно ляжет на магию Детей Леса.

Бенджен действительно в своем последнем дозоре наткнулся на большой отряд мертвяков и нескольких Иных. Он догадался применить огонь, уложил многих мертвяков и геройски погиб бы в бою с Иным, которого не брало обычное оружие, если бы Иной не решил, что такой боец пригодится и им. Иной дождался, когда меч Бенджена сломается от мертвящего холода стали, которой бились Иные, ударил Бенджена в грудь ледяным копьем и, поворожив, оставил его умирать, в расчете на то, что, когда тело Бенджена сдастся смерти, его душу скует наговор и он восстанет не просто как мертвяк, а как один из Иных. Бенджен, конечно, этих расчетов не знал, но что-то заставило его сопротивляться, и это был не страх смерти — смерть Бенджен считал последним делом, которое нужно сделать в жизни, и он уже сделал его хорошо, дав врагу напоследок отличный бой и перебив у него куда больше солдат, чем потерял сам.

Когда ушли Иные и их мертвяки, в число которых теперь попали и товарищи Бенджена, он с трудом встал и пошел в другую сторону, борясь и с болью, и с окутывающей его душу тьмой. В таком состоянии Бенджен и повстречал Детей Леса, которые объяснили ему, что излечить его они не смогут, но смогут спасти его от превращения в Иного. «Ты не умрешь, — сказала одна из Детей Леса. — Но и не будешь жить. Ты будешь просто продолжаться, пока не устанешь от ноши времени». Это не слишком понравилось Бенджену, но выбора у него не было. В обмен на свое согласие Бенджен узнал много нового о том, как бороться с Иными, и познакомился с Бринденом Риверсом, называющим себя Трехглазым Вороном. Бенджен хотел еще увести у Риверса валирийский клинок Таргариенов, Темную Сестру, вещь в сражениях с Иными нужную, но Риверс клинок не отдал, в первый раз подумав, что, может быть, Бенджен способен сопротивляться не только смерти и ворожбе Иных, но и многому другому.

При жизни Бенджен неплохо сопротивлялся хмелю, и в Дозоре он был известен своим любимым заявлением «Я никогда не пьянею», после чего случались необычные вещи. Но теперь Бенджен не чувствовал особой потребности в еде и был уже много недель сыт водой да отваром из ягеля, и потому его организм воспринял питие из фляги Джона с большим энтузиазмом.

— Я флягу, пожалуй, действительно себе оставлю, — сообщил Джону Бенджен через несколько минут. — Понимаешь, какая-то сила, которая во мне дремала, наконец пробуждается.

— Как такое не помнить, — весело сказал Джон, радуясь, что дядюшка пошел на поправку. — Лет пять назад, когда ты на побывку приезжал, были у нас Мормонты, так ты именно с такими словами за Дейзи и ухлестывал. Потом вы с батей пошли в баню, потому что у вас традиция такая — а потом ты в голом виде по замку бегал, прикрываясь шайкой. Еле тебя поймали. Хорошо хоть в последний раз, когда король приезжал, ничего такого не было.

— Это как посмотреть, хорошо или нет, — хитро заметил Бенджен, а Джон припомнил, как они пили с дядей во время приезда короля Роберта и как к концу застолья Бенджен, говоря, что дальше Дозора все равно не ссылают, стал сулить Джону взять скамью за один конец и вынести ей всех Ланнистеров, как в городки.

Может, подумал Джон, дядя был и прав, и не стоило его тогда останавливать: совсем по другому руслу история Вестероса потекла бы, — и не стал на этот раз останавливать дядю, который мигом развел для ребят костерок, присел перед ним на походный мешок и даже спел удалую песню:

Ну-ка, тащи сюда мертвяков, вместе с Иными их тащи,

И короля их с рогами тащи, мы будем бить паскуду.

Все говорят, мне не нужно пить, все говорят, мне не нужно пить,

Все говорят, мне не нужно жить, а я говорю, что буду!**

Бенджен Старк и Аллисер Торне долго служили вместе, будучи в не самых лучших отношениях и постоянно друг другу мозоля глаза, и потому нынешний сэр Аллисер опасался того, что Бенджен обличит его как самозванца, но Бенджен Старк после пережитого и выпитого действительно открыл в себе новые таланты и даже провидческий дар.

— Все хорошо будет, государь, — тихо сказал Бенджен Аллисеру на прощанье и дружески хлопнул его по плечу, словно принимая его за кого-то другого. — Я и раньше многое чуял, а теперь вижу грядущее ясно. Ничего не бойся, при на как буфет: нахальство — второе счастье. Из всех вариантов выбирай самый опасный и самый выгодный, и любой Темный Властелин полетит у тебя со своей башни кубарем.

Сэр Аллисер не был уверен, что советам этого странного человека стоит следовать: самым опасным и самым выгодным было бы повести ребят для практики в горы, раз уж отряд преследователей уничтожен полностью — Аллисер был уверен, что, если бы погоня шла несколькими отрядами, то первый отряд, догнав их, дождался бы остальных, — да и знал Аллисер, что в горы ему скоро идти придется, хотя и не здесь. Но благородный сэр Аллисер чувствовал в себе ответственность за вверенных ему пареньков: даже если Бенджен действительно видел будущее, и воинская удача ни за что не оставила бы сэра Аллисера, о верном Сэме или веселом Пиппине Бенджен никаких уверений не давал.

Поэтому сэр Аллисер повел свой отряд обратно к Стене, благо что путь был неблизок, но повел уже не в таком форсированном темпе, как раньше: отряд мирно бежал рысцой, преодолевая милю за милей, и на ночь даже остановился на ночлег.

К сожалению, этот ночлег так и остался единственным спокойным ночлегом, потому что на рассвете Аллисеру приснился Бенджен. Во сне Аллисера, реальностью могущем посоперничать с явью, Бенджен проходил словно призрак среди застывших солдат мертвой армии, никто из которых не обращал на него внимания, пока навстречу Бенджену не двинулся Иной в короне из рогов, словно растущей из его обтянутого кожей черепа. Бенджен и командир мертвой армии остановились напротив друг друга, а потом Иной поднял свою ледяную руку и коснулся лба Бенджена.

— И что теперь? — нагло и язвительно спросил Бенджен. — Скажешь мне, что знаешь, где я нахожусь? Я сижу на лошади посредине зимнего леса, и вертел я тебя на срамном уде, ледяное ты чучело, — и с этими словами Бенджен тоже поднял руку и отвесил Иному такую зуботычину, что у того лязгнули зубы с ледяным звоном. Сразу после этого Бенджен куда-то пропал, словно растаяв в воздухе, а Иной несколько секунд подержался за челюсть, наливаясь яростью, и привел в движение свою огромную армию.

Джону той же ночью снился волчий сон, в котором оставленный им за Стеной лютоволк Призрак рванул в самоволку в Винтерфелл, пока хозяин в отлучке, и переговорил там со своим братом Серым Ветром.

— Кривоносого Бенджена помнишь? — спрашивал Призрак на своем волчьем наречии, и Серый Ветер утвердительно ворчал в ответ. — Он велел передать: если где у реки тебя на свадьбу приглашать будут, ты с тамошними хозяевами не ходи, а снюхайся с их псом.

Серый Ветер ответил на это недовольным ворчанием, не желая якшаться с дворовыми собаками.

— Так надо, чтобы не было беды, — настоятельно подтвердил Призрак. — Потом, когда пес согласится провести тебя в свадебный чертог, залезай под общий стол и выжди, пока музыкантов звать не начнут. И тогда уж говори из-под стола: «Щас спою!» — и впрямь спой. Музыканты на таких свадьбах бывают хуже живодеров, нам таких музыкантов не надо.

Такой диалог волков Джон посмотрел бы во сне еще, он и не знал раньше, что волки бывают говорящие — хотя, если он видит глазами волка, почему бы ему и не подумать волчьей головой и не поговорить волчьим языком? — но, к недовольству Джона, его разбудил верный Сэм.

— Сэр Аллисер торопит, злой как черт, — тихо сказал Джону Сэм. — Кажется, опять будем убегать изо всех сил.

— Шо, опять? — схватился за голову Джон, который все еще был со сна немного волком. — Сэм, а ну пойдем скажем ему, что не было у нас такого уговора!

** Оригинал песни БГ можно послушать здесь https://youtu.be/3JDy8JpCzJE

Сэр Аллисер внимательно следил за надвигающимся на них многотысячным войском мертвых, и его зоркие глаза выхватывали в рядах врага фигуры Иных, которых на этот раз было больше десятка, а Пип и Гренн уже разожгли в котелке смолу, и четверо мальчишек, решившие и в безнадежном бою стоять до конца, приготовились стрелять горящими стрелами, как только сэр Аллисер отдаст команду.

— Я все думал, когда мы шли обратно, сложат ли о нас легенду или песню, — сказал Джону Сэм. — Я даже решил, что сам ее сложу, если никто другой этим не займется, — и про тебя, и про всех остальных. Да выходит, что не получится.

— Я рад быть рядом с тобой, Сэм Тарли, — ответил Джон, положив руку Сэму на плечо и почему-то вспомнив, как они вместе принимали присягу перед чардревом. — Моему отцу не повезло, и он пал от рук предателей. А я умру рядом с другом.

Именно в этот момент сэр Аллисер наконец назвал свое настоящее имя.

— На самом деле я не Аллисер Торне, — произнес сэр Аллисер, не спуская глаз с медленно приближающегося врага. — Я Арагорн, сын Араторна. Лет мне не пятьдесят, а восемьдесят семь, ибо моему народу дарована долгая жизнь в этом мире, и учили меня владеть мечом и всматриваться в человеческие души те, кто живет на свете тысячи лет. Эльфы называли меня именем, похожим на местное, — Элессар…

— Это какие эльфы, с крылышками? — влез неунывающий Пип, он был остроумен, но не очень-то умен, а вот Джон и Сэм сразу поверили рассказу Арагорна, слишком много этот рассказ сразу объяснял загадок, над которыми они оба думали в последние недели.

— Если кто-то, как ты выразился, «с крылышками», не прилетит сюда в ближайшее время, мы станем хуже, чем мертвые, — спокойно ответил Арагорн, не приняв шутки, а Сэм поднял голову и воскликнул: — Орлы летят!

Тех, кто летел на выручку Арагорну и его спутникам, можно было принять за орлов только с очень большого расстояния, и трое драконов покрыли это расстояние очень быстро, обрушившись сверху на мертвое войско и сметая его огнем. Преследовать отступающего противника драконы не стали, повернув к Арагорну, и глазастый Пип первым увидел, что на центральном драконе восседает старец с длинной белой бородой и большим посохом в руке, а драконами по бокам правят светловолосые юноша и девушка, оба редкой и разной красоты.

— Это мы прямо как в сказку попали, — пробормотал Пип.

— Неужели это настоящие драконы? — удивился Сэм.

— Самые настоящие, Сэм Гэмджи! — заверил со спины дракона почтенный старец, а Сэм только покачал головой.

— Я никогда не думал, что моя фамилия говорящая, — шепнул Сэм стоящему рядом Джону. — Но, похоже, на язык этого народа Тарли переводится как Гэмджи. Тут уж ничего не поделаешь.

— Добрая встреча, Гэндальф! — провозгласил Арагорн, двинувшись навстречу спустившемуся с дракона старцу. — Ты пришел ровно вовремя — всего четверть часа отделяла нас от смерти.

— Я же говорил тебе, что приду на рассвете, когда займется пятый день, — напомнил Гэндальф. — Но все-таки зря ты разжег костер на Заветери.

— Я и не думал, что ты сможешь повелевать драконами, — заметил Арагорн, кивком головы дав понять, что замечание про Кулак Первых Людей он понял, но разбирать пробный поход они будут потом. — Кто же укротил третьего — Гимли или Леголас?

— Я все-таки служитель Тайного Пламени и владею пламенем Анора, — пожал плечами Гэндальф. — А драконы еще очень маленькие.

— А я вспомнил семейные традиции, — с легкой улыбкой сказал Леголас, он уже помог спуститься принцессе Дейнерис и теперь стоял с ней рядом. — Я сказал дракону: ты меня слушайся, а то мой отец вон каких драконов бил, мой двоюродный дядя балрога в фонтане топил…

— Вы оба невозможные, — сказала Дени, она быстро привыкла к тому, что рядом с ней нормальные хорошие люди, от которых можно не ждать подвоха и которых можно не бояться: не обидят они ни ее, ни ее драконов. И, конечно, она уже никому не грозила карами за длинный язык: Гэндальф все же не какой другой старик с посохом, он не будет предлагать себя в верноподданные молоденькой девочке. «Послушай да помолчи», — велел Гэндальф, появившись перед Дени в пустыне, и не только спас ее спутников своими пятью коробами лембаса и семью флягами мирувора, но и подарил Дени новую жизнь, в которой ей уже не приходилось напрягать все силы, коих часто еле хватало, а недостаток восполнялся злобой — на свою слабость, на жестокий мир, на вероломных людей. С Гэндальфом можно было всегда надеяться на то, что он сам со всем за нее разберется, а теперь Дени добралась и до Севера, где каждому нальют большую миску щей и от души бухнут туда сметаны и мяса, особенно если не рваться царствовать и всем владети. Поэтому Дени вспомнила, что ей всего пятнадцать, и сейчас была немного влюблена в Леголаса, найдя его внешность вполне валирийской — хотя Леголас по-валирийски не говорил, а о своем пятисотлетнем возрасте разумно помалкивал.

— Дени, забери с собой ребят, — распорядился Гэндальф. — Вы двое, — Гэндальф приглядевшись махнул в сторону Джона и Сэма, — садитесь на моего дракона. А мы здесь пока еще потренируемся — та нежить, которую мы уничтожили, это еще только авангард. Главное их войско идет следом.

— Гэндальф, пообещай мне, что с Визерионом ничего не случится! — потребовала Дени, и вышло это не по-королевски, а скорее по-детски.

— Ну если он только устанет нести нашего доброго Гимли, к чьему весу мы прибавим нас троих, — с усмешкой сказал Гэндальф, вероятно, не почитавший Великого Иного серьезным противником. — Но мы тогда сделаем привал.

На почерневшей от пламени драконов равнине и впрямь показалась новая армия мертвецов, и Дени забрала с собой Пипара и Гренна, а Джон с опаской подошел к дракону, который неожиданно принял его как родного и даже мотнул шипастой головой, указывая на свою спину.

Гимли тем временем покрепче перехватил топор, Гэндальф поднял свой посох, вспыхнувший белым светом, а Арагорну вдруг пришла в голову неожиданная идея.

— Леголас! — окликнул Арагорн и указал Леголасу на рогатого Иного, признав в нем виденного во сне полководца.

— Попробуем, — согласился Леголас и направил в сторону Великого Иного сразу дюжину стрел, кладя их на тетиву по три и быстро выстреливая тройками одной за другой. Первый залп Великий Иной отбил своим копьем, от второго увернулся, но одна из стрел четвертого залпа все же впилась в его плоть, отчего предводитель Иных словно окаменел, а потом неожиданно рассыпался в прах вместе со всей своей армией.

— И все равно это считается как один! — сердито сказал Гимли, которому не дали всласть порубиться, и в сердцах сплюнул в снег.

Джон и Сэм тем временем понемногу набирали высоту, и Сэм потихоньку с высотой освоился и начал развлекать себя в дороге интересными идеями.

— Слушай, Джон, — начал Сэм, — ты вот за свою семью все беспокоился, так я думаю: может, нам на днях слетать да им помочь?

— Мы же не должны покидать Стену, — с сомнением сказал Джон, которому идея сразу понравилась.

— Мы отпуск выпросим, мы заслужили, — предположил Сэм. — Да и Арагорн замолвит за нас словечко.

— А как же то, что Дозор не воюет ни на чьей стороне?

— А мы воевать не будем, — горячо заверил Сэм, дойдя до сути своей идеи. — А если вот дракон, например, сожрет лорда Тайвина вместе с конем и доспехами, то что с животного взять, оно кушать хочет.

Дракон, явно понимающий человеческую речь, с интересом прислушивался к разговору и даже повернул голову, скосив на Сэма и Джона хитрый янтарный глаз, который намекал, что для того, чтобы схарчить какого негодяя, и в Королевскую Гавань слетать не крюк.

Дени на Дрогоне летела впереди, а сидевшие у нее за спиной Пип и Гренн уже пару раз переглянулись и составили небольшой безобидный заговор.

— Девушка-девушка, — услышала Дени за спиной, — а что вы сегодня вечером делаете?

— Между прочим, не девушка, а кхалиси, — весело ответила Дени: внимание пареньков ей все-таки льстило, да и было оно озорным и ни к чему не обязывающим, не то что похоронное лицо и тяжелые вздохи Джораха Мормонта. Да к тому же, думала Дени, может, Леголас ее немного приревнует.

— Девушка-девушка, — продолжал Пип, — а давайте сегодня на лодочке покатаемся?

— У вас там хоть озеро-то есть? — насмешливо спросила Дени, вспомнив белую равнину, над которой она пролетала, когда Гэндальф спешил на выручку к Арагорну, и у нее за спиной раздался хлопок: Пип и Гренн дали друг другу пять, насчет покататься на лодочке возражений-то не поступило.

— Давайте так, милая кхалиси, — предложил Гренн. — Где у нас озеро, я покажу. А потом как сядем, так вы драконом прожжете во льду полынью побольше, а мы пока за лодочкой да за водочкой сбегаем. Потому как ваша правда, дюже холодно тут у нас, а мы вас, такую чудесную, заморозить никак не могём.

____________________

Пользуясь случаем, автор поздравляет своих читательниц с 8м марта и желает им быть такими же счастливыми и беззаботными, как его Дени — ну разве что доброго волшебника для этого можно помладше Гэндальфа :))