Эра и чудеса перемен (джен)

24 августа 1989, очень раннее утро, до конца отпуска три дня

«Мы в ответе за тех, кого…» — так раз за разом начинался инструктаж юного целителя в Центре ликвидации катастроф. «Кого приручили», — писал Сень-Экзюпери. «Кого спасли, до момента, пока наша помощь не станет чрезмерной», — говорилось в руководстве для целителей.

Сложно сказать, что толкало Эру проверить, все ли трансгрессировавшие оттуда, из вольера, остались живы.

Может, она беспокоилась о ребенке? Хотя не сказала бы, люди воспринимались ею как скучные существа, наделенные короткой продолжительностью жизни. Как собаки, только пессимистичнее и плаксивее. И пахли они хуже, к тому же менее воспитаны. Бывали, конечно, интересные экземпляры, но, как говорится, один на миллион. В общем, вряд ли она беспокоилась о девочке.

Но не волноваться же ей за какого-то недомерка, правильно?

Наверное, она волновалась за свой покой и сохранение хорошей репутации, которым могла повредить смерть несчастного журналюги.

Да, так оно все и было.

Она осторожно втянула воздух рядом с домом девочки. Кровь, со вполне знакомыми нотками.

Немного отстраняясь от поиска пострадавшего, Эра в очередной раз задумалась о собственном несовершенстве.

Вдобавок к посвящению ее жизни какому-то из богов семья ее отца из поколения в поколение передавала способность к полиморфии. Уникальная магия, позволявшая трансфигурировать свое тело в любое живое существо, кроме какого-то другого человека. Она сама в детстве очень радовалась, наблюдая за папой в виде какой-либо птицы. Он оборачивался даже птицей-громом, на что обычные анимаги, конечно, не способны.

Несмотря на разнообразие традиций африканского магического сообщества, в мире магии они занимали лидирующие позиции в области трансфигурации. Быть может, сказывалось то, что многие боги-покровители имели звериные черты, ведь, по сути, лишь один из ста колдунов в Африке не имел анимагической формы.

Школа Волшебства Уагаду принимала к себе детей, имеющих сильные способности к трасфигурации. Считалось странным не уметь оборачиваться каким-то животным к началу обучения, то есть к четырем-пяти годам.

Эра не обернулась. Ни котиком, ни мышкой она так и не стала. Не помог ритуал обретения аниформы. Не помогла полиморфическая наследственность.

Все, что она получила — нюх. Ей нравилось, ведь так она чувствовала магию и зелья лучше, но иногда… иногда она вспоминала, что это не более чем плевок ее гипотетических способностей.

Так вот, сейчас она использовала все, чтобы убедиться, что трансгрессия прошла нормально.

В первую очередь, она подошла к дому — маглы, ужас, даже сигнализации нет! — и увидела сидящую на диване девочку в окружении родителей. Она держала в руках кружку с чем-то явно вкусным, счастливо смеялась и рассказывала, как ходила в зоопарк.

«О, не забыл ей память слегка почистить, неплохо.

А где этот умом не одаренный гном?

Дезиллюминант, к тому же…»

Эра вернулась к поиску так же, как делала это на складе: запах и следы. Все это было на пороге, а потом уходило в кусты.

Среди зарослей колючей изгороди медленно истекал кровью какой-то удивительно самоотверженный сталкер-репортер.

— Айрон, — не выдержала Эра.

Домовик появился и с легким шоком уставился на новоявленную композицию «хозяйка и мелкий полутруп».

— Мне замести следы, госпожа? — его аж переклинило от неожиданности.

— Позже. И здесь немного не то, о чем ты подумал. Отнеси этот ходячий кошмар в мою летнюю резиденцию, напои зельями, ты знаешь, какими. Убедись, что он не сдохнет на моем диване. А потом принеси мне проект моей крепости уединения, который я уже третий год никак не закончу. Знаешь, у меня резко появилось вдохновение.

— Конечно, — хмыкнул эльф и исчез вместе с причиной, из-за которой в этом году Аэренн Картарен работала вообще без отпуска.

Что ж, теперь пришло время ей замести все следы.

* * *

Тома очнулся на все том же диване, что и в прошлый раз. Вот только на этот раз он чувствовал себя не в пример лучше.

А еще — обнаженнее и беззащитнее.

Он резко сел. Из одежды на нем остались только рубашка и брюки, которые, обрезанные до колен, стали шортами. Палочки не было, как и в прошлый раз.

Он попробовал трансгрессировать, как делал это раньше в экстремальных ситуациях, без палочки, но словно бы с размаху стукнулся лбом о стену.

«Антитрансгрессионный барьер, черт! Вплавь отсюда спасаться, что ли?»

Когда он, в парижском офисе «Le Charme», брался за небольшую слежку и последующую скандальную статью о новоиспеченном директоре английской школе магии, он и предположить не мог, что все так обернется.

Вот он сидел в бочонке и восемь часов подряд наблюдал за самой скучной девушкой всех времен и народов.

«Серьезно, кто в выходной водит группы маглов закупаться учебниками, и, чтобы тем было спокойнее, все это время сидит на одном месте, лопает мороженое и читает? Ох, и мне бы тогда мороженого, все же в бочонке под солнцем было не особо прохладно. Но не это главное!»

И книгу она читала дурацкую, про какие-то теории, явно скучный до зубного скрежета научный труд. Он любил книги про приключения, про разные страны, а если ему нужно было узнать что-то новое — просто спрашивал.

«Этой-то небось и поговорить не с кем. Вон, с ней все здороваются, но никто не подходит. А все почему? Она с-к-у-ч-н-а-я».

Ему нужно было хоть что-то, хоть какой-то компромат. Ну, слава Мерлину, он нашелся.

Хотя лучше бы не находился. Лучше бы он никогда бы не сидел там, не фотографировал и не подслушивал.

Те ее слова, сказанные журналистке на следующий день, его не просто задели. Казалось, словно его грудь снова оцарапал рог сносорога: боль, жар и нарастающее изнутри давление. Ему было обидно, ужасно обидно. И больно, потому что отчасти эта гадина была права. Он никому и никогда не был дорог. Он никогда не был любим, даже своей семьей. «С кем это легла твоя мать, что на свет появился такой уродец?» — вот что он слышал от родственников. Отец, мать, братья — они игнорировали и презирали его, отстранялись, чтобы их с ним не связывали. Родись он сквибом — выкинули бы в тот же миг.

Вот только он был волшебником. Очень сильным волшебником, который однажды всем отомстит.

Так он думал несколькими неделями ранее.

Сейчас все немного осложнилось.

Она спасла ему жизнь. Дважды. Без вопросов, разве что с несколькими издевками, помогла ему спасти ту девочку.

Как-то распознала в нем дезиллюминанта. Находила раз за разом. Дала ему свою волшебную палочку.

«А вот те чары, на смотровой площадке башни? Как она их сделала? Без слов, без палочки. А этот огонь? Что это за магия такая вообще?

Ее питомец — просто нет слов. Киса, блин».

Он как его увидел, чуть не обделался. Он всю свою жизнь увидел, а она ему — «мур» и погладила.

Тома сполз с дивана и огляделся. В домах волшебники, где бы они ни проживали, делали высокие камины. Отличный способ перемещения, запасной выход, гостевой вход. Но здесь его не было.

Широкая просторная комната с огромными окнами во всю стену по обеим сторонам. Плоские, замысловатым узором расставленные небольшие светильники по всему потолку. В промежутках между ними росла лиана, местами свисая вниз. Огромный диван посреди комнаты с небольшим столиком, плавающим в воздухе рядом с одним из подлокотников. Пушистый бежево-белый ковер, брошенный на пол под одним из панорамных окон, и стопка книг рядом с ним.

Проемы без дверей, ведущие в кухню или коридор.

И на этом все.

Тома потер лоб. Он, конечно, не сильно в это вдумывался, но на его взгляд, владелец одной из самых прибыльных корпораций мог бы и пороскошнее дом построить. Где же золото, мрамор, бриллианты, инкрустированные везде, где можно и нельзя?

— Вижу, мистер, вы проснулись. Как себя чувствуете? — услышал он за спиной и обернулся.

Стоящего там он должен бы был назвать домовым эльфом. Должен бы, но не мог.

У этой дамочки даже эльф неправильный.

— Все в порядке. А теперь — выпусти меня отсюда!

— Это вам следует обсудить с мисс Картарен. Она в столовой, прошу, следуйте за мной.

Один из проемов как раз вел в столовую: еще одно полупустое помещение с огромными окнами. Одну стену занимали шкафы темного дерева и комплекс приспособлений для готовки. Посередине комнаты стоял высокий и широкий стол, за которым можно было готовить стоя.

Хозяйку дома он нигде не видел.

— Ну, и где? — Тома вперил взгляд в домового дворецкого.

«Ох, даже этот был на голову выше меня».

— Здесь, — тихо раздалось из угла.

Он обогнул непомерно высокий стол на толстой ножке. У края панорамного окна были разбросаны подушки, лежал скомканный плед и, окруженная несколькими пустыми бутылками вина, полулежала на своем питомце Аэренн.

— Присядь, — она неопределенно махнула ему рукой.

А когда он осторожно — рядом с нунду! — присел на одну из подушек, змеиным движением оказалась у него за спиной. Он не успевал, не успевал даже просто развернуться и понять, что с ним собирались сделать! Так это была ловушка!

Неожиданно его торс осторожно обхватили ногами и руками, плечо почувствовало тяжесть головы, и он услышал совершенно неожиданное:

— Прости, — сказанное тихим грустным голосом на ухо.

— Что ты творишь? — прошипел он рассерженно.

Хотя звучало как-то недостаточно серьезно: он не чувствовал угрозы. Только три бутылки вина в собеседнице.

— Прости меня за те слова, которые я произнесла в Косом переулке, — она продолжала щекотать дыханием ухо, что заставляло нервничать, но не давало злиться, как положено. — Я ненавижу, когда лезут в мою жизнь и высказывают предположения о моей личности по косвенным фактам. Тогда я почуяла, что ты достаточно близко, чтобы меня услышать, и мне захотелось, чтобы ты понял мою боль.

Не то чтобы это стало для него полной неожиданностью — скандальных журналистов никто не любит — но вот это «хочу, чтобы ты понял мою боль».

— Тебе было настолько неприятно, что я напечатал ту статью с фото? — осторожно спросил он, решив, что стоит у нее разузнать все интересующее, пока она достаточно пьяна, чтобы не чувствовать опасности. Ох, сколько он потом статей про нее настрочит!

— Ох, нет, она была настолько бредовой, что было даже смешно. Мне было неприятно, что ты после этого еще раз вернулся. Знаешь, — доверительно продолжила она, — из-за моей работы в школе и невольного раскрытия всяких махинаций ее прошлого директора я очень резко начала реагировать на разного рода слежку за мной. Тот директор очень силен, и меня не отпускает ощущение, что пока что он более-менее оставил меня в покое только потому, что до поступления Гарри Поттера ему нет дела до того, что творится с Хогвартсом. Но мне все равно страшно. Поняв в первый день, что за мной следят, я тебя, дезиллюминанта, никак не могла найти и очень беспокоилась о том, с какой целью за мной наблюдают. Ведь если на меня нападут, то будет лучше, если это случится на открытой местности, вдалеке от тех маглов, которые приехали за покупками.

Тут его немного накрыло стыдом. Он не думал, что его как-то можно заметить. Теперь ее сосредоточенное сидение за книгой и мороженым, а также и то, что она отказывалась от любой компании, становилось намного понятнее.

— А когда я появился в переулке во второй раз? Ты ведь уже знала, что это я, репортер?

— Ну, — Эра слегка сместила голову у него на плече, и теперь, когда она говорила, губы немного задевали ухо. Ему стало слегка как-то не по себе. — Испугалась я все равно так же сильно, как и в первый раз. А потом, когда заканчивается испуг…

— Начинается злость, — закончил за нее Тома.

А вот у него злость незаметно подвыветрилась. Он смотрел на нунду, понимая, что сидя почти в обнимку с его хозяйкой, он неожиданно успокоился и расслабился. Впервые за последнюю пару недель.

— То есть ты не считаешь, что я — неудовлетворенный извращенец? — не удержался он от вопроса.

За спиной легко рассмеялись.

— Сказал сталкер. Но, знаешь, кто я, чтобы тебя осуждать за это?

Все прочие вопросы он усилием воли оставил при себе.

«Не уверен, что хочу знать. Вернее, нет, чертовски хочу, но не сейчас и не так».

— Хорошо. Я успокоился, можешь отпустить.

Она отпустила, вот только вместо ожидаемого облегчения пришло легкое разочарование. Аэренн пересела вперед, к этому шипастому коту, и он почувствовал, что за его спиной слишком много места. Пусто.

— Я бы хотел покинуть остров, — сосредоточился он на том, что хотел обсудить, направляясь сюда.

— Боюсь, в ближайшие два дня это невозможно. Я запечатала все входы и выходы, установив таймер. Как закончится мой многострадальный отпуск — можешь быть свободен.

— Ты не выкинула меня с острова, как в прошлые разы — почему? — он потянулся за непочатой бутылкой. Хм, что ж, золотом дом не отделан, но вино она пила стоимостью его годовой зарплаты за бутыль.

— Чем для меня это заканчивалось? Очередной апокалипсис на Гавайях я не выдержу. А что ты будешь творить, когда я буду наслаждаться официально разрешенными пытками детей домашним заданием и отработками — меня не волнует, — улыбнулась она на словах о пытках.

— Почему ты все время ноешь про отпуск? Ты ведь глава корпорации, можешь пойти отдыхать в любой момент, когда тебе вздумается! — спросил он и чуть не оглох от хохота.

— Ох, вот все представляют это так, да. Но вдумайся. До того, как стать директором Хогвартса, я училась в Ильверморни и руководила одновременно. Следовательно, отдыхать я могла только на каникулах, но и тогда мне приходилось заниматься запуском новых зелий в производство, бумажной волокитой на очередной патент, посещая различные светские мероприятия и делая домашнюю работу в перерывах. Представил? А потом я возвращалась к учебе, продолжая просчитывать параметры новых заклинаний и рассчитывать пропорции новых зелий в перерывах между ежедневными шестью занятиями и домашним заданием на них всех, а также практикой в Центре ликвидации катастроф. На сон последние десять лет у меня оставалось три-четыре часа, и это в хорошие дни. А были еще и плохие, когда на заводах что-то взрывалось или меня вызывали на срочную работу целителем. Тогда я могла двое-трое суток проводить вообще без сна, на бодрящих чарах.

Она сделала глоток, прервав это красочное описание ужасов, которые он пытался втиснуть в свое воображение.

«Это как, не спать трое суток, при этом творя сложнейшее передовое волшебство? Или изобретая его? А еще — в смысле, придумывая новые зелья в перерывах между домашними заданиями?»

Он тоже учился в Ильверморни, но после учебы и домашки у него чаще всего не оставалось сил ни на что.

— А теперь представь, что стоило мне немного помечтать о свободе, представить, как я буду просто заниматься творчеством и, да, отдыхать, когда мне только вздумается, как на меня свалилось директорство в совершенно чужой мне стране. А быть директором Хогвартса, скажу я тебе, та еще задачка. Пятьсот акромантулов в лесу, полсотни ошалевших призраков, кровожадные русалки и кентавры — вот что меня встретило в первый день там, и я начинаю склоняться к тому, что они были лучшим, что я там видела. Теперь я буду продолжать возглавлять корпорацию с тридцатью двумя филиалами по всему миру, изобретать зелья и заклинания, периодически работать экстренным целителем — и все это одновременно с решением финансовых проблем школы волшебства, политической работой там, преподаванием зелий и прочее и прочее. Отдых опять же только в каникулы, вот только мне опять нужно будет хоть в это время переводить свое внимание на «Феерен». Эта неделя была моим единственным шансом отдохнуть за последние десять лет и на ближайшие десять, думаю. Так что, да, как странно, что меня так это волнует!

Тома было очень стыдно. Не за спасение девочки, конечно, и не за поданный сигнал о помощи. А вот вести себя менее хамски он вполне бы мог. Объяснить ей все сразу, после первого спасения. Попросить о помощи, вежливо.

— Прости, — выдавил он. — Я тоже был не прав.

Она кивнула.

«Так, стоп. Что она там сказала об акромантулах?»