Если долго считать рациональность благом, можно проглядеть прекрасное (гет)

Выходя из столовой, мы поравнялись с Майком и Анжелой, так что на урок пошли все вместе. Джессика наверняка успела им все рассказать, но Майк, быстро шагающий впереди, был слишком сердит, а Анжела — слишком тактична, чтобы расспрашивать нас.

Эдвард недовольно смотрел в спину Ньютону. Я отвлеклась на него и споткнулась, зацепившись носком ботинка за трещину в асфальте. Я бы восстановила равновесие и сама, но Эдвард все равно удержал меня за предплечье.

— Я бы не упала.

— Просто перестраховываюсь.

Он подставил локоть, предлагая держаться за него. Интересно, как бы это выглядело, эдакая пара пенсионеров идет на воскресную службу. Усмехнувшись, я взяла его за руку. Он удивленно посмотрел на меня, после чего опустил взгляд к земле.

— Холодная, — тихо проговорил он.

— Ну и что?

День выдался прохладным, но я не мерзла. Мои руки были даже теплее, чем обычно. Эдвард осторожно сжал мою ладонь. Я знала, что он смотрит на меня, и не решилась поднять глаза.

На биологии мы начали тему генетических мутаций, и мистер Беннер запланировал на сегодня просмотр фильма. На стареньком телевизоре лежала кассета «Масло Лоренцо». Класс ликовал, вероятно, не слишком понимая, что представляет собой эта лента. Пару лет назад мы смотрели его с мамой, изводя одну пачку салфеток за другой и заедая печаль мороженым. Свет погас, и постепенно в классе воцарилась тишина.

Эдвард коснулся моей ладони, привлекая внимание. Он провел пальцами по почти зажившим царапинам, оставшимся от моего падения в резервации, и вопросительно поднял брови. Я в ответ пожала плечами. Усмехнувшись, он повернулся к телевизору, но руку мою не выпустил. Мы провели этот урок, тайком переглядываясь и улыбаясь друг другу в темноте, словно у нас был секрет, недоступный остальным, и не слишком следя за сюжетом, разворачивающимся на экране.

Когда свет включился, мистер Беннер снисходительно улыбался, глядя на притихших учеников, которые медленно вставали со своих мест, обманутые ожиданием развлечения. Некоторые бросали на него обиженные взгляды.

— Я не понял, — объявил Майк по пути на физкультуру. — Если это врожденное, почему тогда не проявилось сразу?

Ему ответил Эдвард.

— Симптомы появляются, когда все уже запущено. При АЛД организм не может расщеплять насыщенные жирные кислоты, и они накапливаются в мозге, в итоге это приводит к повреждению белого вещества, вызывая необратимые изменения. У детей первые признаки обычно проявляются в возрасте от четырех до десяти лет.

— Необратимые? То есть парень все равно умрет? — мы промолчали в ответ. — Ты знала?

— Я уже смотрела этот фильм.

— Кто доверил Беннеру выбирать кино? Это же жесть какая-то!

— Не думаю, что остальные фильмы на эту тему лучше. Но Лоренцо проживет до тридцати лет стараниями его родителей, — постаралась утешить его я.

— Это типа хорошо?

— Раньше дети с его формой АЛД редко проживали больше пяти лет с момента постановки диагноза.

Интересно, откуда у Эдварда такие познания в этой области? Надо будет спросить позже.

— И мы будем смотреть это еще два урока, — сокрушался Майк. — Уж лучше снова деление клеток.

Пребывая под впечатлением от фильма, он даже не слишком обратил внимание, что разговаривает с Эдвардом, которого сам называл жутким. Все еще во власти дурного настроения, Майк свернул в мужскую раздевалку, Эдвард посмотрел ему вслед. Он задержал меня, не отпуская мою руку.

— Ты ведь не любишь физкультуру.

— К сожалению, это не позволяет мне прогуливать ее.

— Ты могла бы снова упасть в обморок, я отнесу тебя к миссис Коуп, и мы получим освобождение.

Я засмеялась.

— Не искушай меня. У меня норма, не больше одного обморока в неделю.

— Это норматив солнечной канцелярии? И профсоюз бездействует?

— Нет, это мой собственный норматив. К тому же я внештатный сотрудник, так что прав у меня поменьше.

— Ну, ладно, — после паузы сказал он, нехотя отпуская меня.

Заходя в раздевалку, я обернулась и, прежде чем он развернулся, чтобы уйти, успела заметить, что он хмурился.

Мистер Клапп велел нам разделиться на пары для игры в бадминтон двое на двое. Опустив глаза, я старалась слиться со стеной, чтобы меня не заметили, пусть и надежды на это особенно не было. Кошмарное оружие, которое ласково называли ракеткой, возникло у меня перед глазами раньше, чем я сумела собраться с духом, чтобы взять ее самой. Это Майк протягивал мне ее рукояткой вперед.

— Майк, ты ведь знаешь, что не обязан?

— Ты о чем вообще? С кем хочу, с тем играю.

Майк часто выручал меня в подобных ситуациях, всем видом показывая, что ничего-то особенного он не делает, хотя это означало, что именно он окажется ближе всех к эпицентру катастрофы, а сегодня еще и играть ему придется одному за двоих.

Я старалась не мешать ему держать воланчик в игре, перетаптываясь вдоль края поля и неловко сжимая в руке ракетку. На нашу беду, прогуливающийся вдоль зала мистер Клапп, решил обратить внимание на нашу пару, призывая меня активнее участвовать в игре. Видя летящий ко мне воланчик, я, как обычно, отошла в сторону, чтобы его отбил Майк.

— Белла, его нужно отбивать, — объяснял мне тренер, как умалишенной. — Используй ракетку.

Следующая подача снова летела в меня. Осторожно приподняв ракетку ему навстречу, я промахнулась, и маленький пернатый снаряд упал к моим ногам.

— Да нет, размахнись, как следует. Подойди ближе к сетке.

Пара, игравшая против нас, тревожно переглянулась. И почему бы ему просто не оставить меня в покое? Девушка по ту сторону площадки снова послала в мою сторону воланчик. Он летел довольно медленно и, судя по траектории, должен был упасть рядом с сеткой. Сделав два торопливых шага вперед, я взмахнула ракеткой снизу вверх, но не учла ее длину и близость сетки, в результате чего она зацепилась, и резко дернувшись, выскочила у меня из рук, проехалась по моему лбу и ударила в плечо Майка, спешившего мне на выручку.

Закашлявшись, мистер Клапп, наконец, развернулся и пошел прочь, наверняка исполненный чувства выполненного долга. Майк проводил его сердитым взглядом.

— Прости! Ты как?

— Нормально, — ответил Майк, покрутив плечом. — А ты?

— Что?

Он указал пальцем мне на лоб. Не знаю, что там было, муки стыда напрочь заблокировали болевые ощущения. Потерев пальцами место, на которое он указывал, крови я не обнаружила, так что ничего страшного не произошло.

— Ерунда.

Остаток урока я стояла в углу поля, двумя руками держа ракетку за спиной и ощущая, как горит лицо. Того, кто сделал физкультуру обязательным предметом, наверное, окружали исключительно спортсмены, или он просто был садистом. Ничего, напоминала я себе, остался всего один год школы, и эти уроки я буду вспоминать исключительно как страшный сон, никогда больше не приближаясь к физкультурному залу на расстояние полета мяча.

Наконец, раздался свисток, означающий, что нам можно сложить инвентарь и идти переодеваться. На сегодня экзекуция была окончена. Убрав ракетки, мы шли к раздевалкам, когда Майк поднял тему, которую мне совсем не хотелось с ним обсуждать.

— Итак, Белла и Эдвард, да?

— Пожалуйста, воздержись от комментариев, Майк.

Ньютон фыркнул.

— Можно подумать, в них есть какой-то смысл. Что бы я тебе ни говорил, ты не слушаешь. Как со стеной разговаривать.

— Вот и не трудись.

— Когда это произошло-то вообще? Вы же не разговаривали столько! — всегда такой позитивный, в этом вопросе Ньютон решил выразить свое недовольство.

— Боюсь, это, как ты выражаешься, произошло еще до того, как мы перестали разговаривать.

— Он, что, реально нравится тебе?

— Да! — этот разговор начал меня всерьез раздражать.

— Да почему он?

Едва ли Майк был способен услышать меня, даже если бы я стала объяснять.

— Потому что он. Просто прими это как данность и поддержи меня, как друг.

— Просто он так смотрит на тебя… — он замолчал, не закончив мысль.

— Как?

— Словно хочет съесть.

Я засмеялась. Бедный Майк даже не предполагал, насколько он мог оказаться близок к истине.

— Смейся, если угодно, но когда поймешь, что я был прав…

— Что тогда?

Ньютон вздохнул.

— Да ничего, я даже злорадствовать не смогу. Но я все равно скажу тебе «я же говорил».

— Именно это я имела в виду, говоря о поддержке, — я ускорила шаг, чтобы уйти от него, слушать это не было ни малейшего желания.

— Да потому что ты не слушаешь, — донеслось мне в спину, к тому моменту я уже почти дошла до двери раздевалки.

— Пока, Майк.

Переодеваясь, я раздумывала, где мне искать Эдварда. Я не спрашивала, какой у него урок, и не знала, из какого корпуса он будет идти, чтобы встретиться по дороге, так что я решила подождать его возле машины, так наши шансы разминуться были ниже всего. В зеркале на дверце шкафчика я рассмотрела красную шишку на лбу, куда меня ударила ракетка. Я надеялась, что на холодном воздухе улицы покраснение пройдет само. В любом случае, прикладывать к ней холод было уже поздно.

Искать Эдварда не пришлось, когда я вышла, он ждал меня у дверей. Подавив порыв уткнуться лбом ему в грудь, в поисках утешения, я постаралась стряхнуть уныние, подходя ближе.

— Привет.

Он улыбнулся в ответ.

— Как физкультура?

— Нормально.

Норма — понятие относительное. В моем случае все было примерно, как обычно.

— Точно? — его взгляд остановился выше моих глаз, обозревая ранение.

Вдруг вскинув голову, он посмотрел куда-то за мою спину, резко изменившееся выражение его лица, стало жестким, взгляд утратил теплоту.

— Что? — я обернулась. В сторону парковки шагал Майк, видимо, вышедший вскоре после меня.

— Ньютон меня раздражает.

Понятно.

— Подслушивал.

— Присматривал, — поправил он меня.

— Ты так свою совесть утешаешь?

— Больно?

Он протянул руку к моему лицу, но я уклонилась от его прикосновения и пошла к машине, сунув руки в карманы. Даже не зная, что хуже, что он видел мое выступление с ракеткой или что подслушал разговор с Майком, я просто краснела от стыда и злости. Каллен, улыбаясь, шел рядом.

— Ты чего довольный такой?

— Твой разговор с Ньютоном меня порадовал. И тот факт, что ты врезала ему ракеткой, конечно, — засмеялся он.

— Я его не била, это была случайность.

— Все равно отлично вышло.

— Ты теперь всегда так будешь делать? — повернувшись к нему лицом, я остановилась.

— А как еще мне узнать, что ты думаешь?

— Я всегда говорю тебе то, что думаю.

— Я нравлюсь тебе?

Сама напросилась.

— В настоящий момент нет.

Развернувшись, я пошла дальше.

— А договаривались не врать, — смеясь, укорил он меня.

Сев в машину, я громко хлопнула дверью. Бедному Вольво доставалось за прегрешения его хозяина. Эдвард спокойно завел двигатель и стал выезжать со стоянки, у него настроение было отличное. Смотря в окно, я удивилась скорости, с которой мимо нас проносились деревья и строения. Я и раньше замечала, что он водит очень быстро, но не задумывалась, насколько. Посмотрев на спидометр, я крепче сжала ручку на двери, но комментировать не стала.

— Насчет наших планов на субботу…

— Я не соглашалась ехать с тобой, — ответила я, смотря прямо перед собой.

— Ты правда злишься на меня?

— А чего ты ожидал?

Эдвард медленно протяжно выдохнул. Впереди показался знакомый коттедж, но вскоре он остался позади.

— Ты проехал мой дом.

— Да, я знаю, — невозмутимо ответил он. — Я пока не готов отпустить тебя.

— Это можно квалифицировать, как похищение.

— Предъявишь мне обвинение. Почему ты злишься?

Что за вопрос, разве не очевидно? Вместо ответа я просто скрестила руки на груди. Эдвард вздохнул.

— Если я извинюсь, ты простишь меня?

— Если пообещаешь больше так не делать.

Он поморщился.

— А есть другой вариант? Я не могу такое пообещать?

— Почему?

— Я же говорил, мне очень неспокойно, когда я не могу видеть тебя, а это случается слишком часто. К тому же это происходит практически само по себе. Ты всегда где-то здесь, — он постучал пальцем по виску. — Стоит кому-то увидеть тебя, услышать или подумать о тебе, разум тут же реагирует.

Это означало, что он всегда слушает, всегда смотрит на меня глазами тех, кто оказывается рядом со мной, это заставило меня поежиться.

— Вот жуть!

Эдвард засмеялся. Честно говоря, я и сама всегда прислушивалась, когда кто-то упоминал его имя, причем это, в самом деле, происходило автоматически. А что, если бы я слышала всех в пределах нескольких миль?

— И ты не можешь это отключить?

— Вообще-то, я не пытался. Это потребовало бы постоянной концентрации, а когда стараешься о чем-то или о ком-то не думать, в результате оказывается, что только этим и заполнен разум. Не уверен, что у меня бы получилось. Да я и не хочу.

Я непонимающе уставилась на него. Неужели он видел в этом что-то хорошее? Как по мне, так сплошные неудобства.

— Ты можешь бодрствовать только часов пятнадцать-шестнадцать, — пояснил он. — И это время наполнено уроками, делами, семьей, прочими занятиями. Очень малую часть дня мы можем провести вместе, а так я хотя бы мысленно рядом с тобой.

Я не думала об этом в таком ключе. Времени, которое мы проводили вместе, действительно было мало, его всегда не хватало. Интересно, он правда так думает или просто говорит то, что я хотела бы услышать? Не может же быть, что ему, как и мне, так хотелось растянуть эти моменты подольше? Задвинув этот вопрос подальше, я задала другой:

— А сколько часов можешь бодрствовать ты?

— Я не могу не бодрствовать.

— Ты не спишь?

— Нет.

Я задалась вопросом, сколько же еще я не знаю о нем, но у нас было много возможностей впереди, чтобы это исправить.

— Мне, правда, жаль, — сказал он, повернувшись ко мне. — Я не хотел тебя расстраивать.

На самом деле, я уже не сердилась, но выражения раскаяния на его лице было чем-то новым. Какое-то время я с интересом рассматривала его.

— Так что насчет субботы?

Он улыбнулся.

— Насчет субботы, я хотел узнать, тебе, правда, нужно в Сиэтл, или мы можем отложить эту поездку и запланировать что-то другое?

— Что другое?

— Будет солнечно, так что я буду прятаться от людей. Составишь мне компанию?

— Я увижу, что происходит с тобой на солнце?

— Да, если не боишься остаться со мной наедине на целый день.

— Не боюсь, только…

Ох, ему это не понравится.

— Только?

— Мы можем поехать на моем пикапе?

— Что? — его так перекосило, что я рассмеялась. — Зачем?

— Я сказала Чарли, что поеду в Сиэтл одна, если пикап останется у дома, он будет спрашивать.

— Почему ты просто не скажешь ему, что едешь со мной?

— Мне не очень хочется посвящать его в наши дела.

— Почему? Я хочу познакомиться с твоим отцом.

— Он тебя знает.

— Это не то же самое, я должен представиться нормально.

— Зачем?

— Отец должен знать, с кем проводит время его дочь.

— А дуэнья меня сопровождать не должна?

— Это правила приличия, Белла. Почему ты против?

— Знаешь, сколько оружия у нас дома?

— Пули мне не страшны.

Я вздохнула.

— Не хочу шокировать папу. Мне кажется, он к таким вещам не готов.

Эдвард засмеялся.

— По-моему, отцы никогда к такому не готовы.

— Он ведь даже не знает, что мы общаемся, не думаю, что я упоминала твое имя в разговоре больше одного раза за все время.

— Тогда надо сказать ему.

— Я скажу. Дай мне время.

— Хорошо, но долго я прятаться не намерен.

— Я это принимаю, как согласие поехать на пикапе?

— Ладно, — поморщился Эдвард. — Но в Сиэтл мы поедем на моей машине.

— Идет. Правда мне не особенно надо в Сиэтл, — честно призналась я.

— Значит, это все-таки была отговорка, — он кивнул, видимо, убедившись в верности собственного предположения.

— Ну, да, вроде того.

— Тогда пойдем на танцы. Они вечером, мы успеем.

— Именно из-за танцев мне и понадобилось строить планы побега.

— Почему?

— Ты ведь видел меня на физкультуре.

Он поднес кулак к губам в не слишком успешной попытке подавить беззвучный смех.

— Уверен, к субботе сетки там снимут. К тому же я буду с тобой и не позволю тебе покалечить себя.

— Я тут вспомнила, это ведь ты виноват в ситуации с Тайлером.

Эдвард засмеялся.

— Ладно, понял, на танцы не идем. Но по поводу Тайлера я не согласен, он бы все равно нашел способ тебя пригласить, я только немного помог.

Спустя какое-то время, мы снова оказались возле моего дома, но на сей раз машина остановилась.

— А теперь можешь позвонить шерифу, чтобы он меня арестовал. Заодно и познакомимся.

— Думаю, оригинальность тебе здесь лишних очков не принесет.

— Жаль, они бы мне пригодились.

— Кстати, ты ошибся вчера насчет Чарли. Когда мы приехали, он не спал.

— Ты уверена? — нахмурился Эдвард.

— Да.

Он о чем-то думал, отведя глаза в сторону, а потом его лицо вдруг разгладилось.

— Как интересно.

— Что?

— Мне всегда казалось, что шериф думает как-то тихо. Или вовсе не думает, но я никогда не обращал на это особого внимания, а оказывается дело не в нем, просто я его почти не слышу, улавливая только отдельные мысли или ощущения. А передавшись дочери, это свойство усилилось.

— Ты думаешь, это наследственное? Как у Лоренцо?

— Это скорее защитный механизм. Разум учится обороняться от таких, как я. Интересно, что заставило его развить такую способность?

— Не знаю, но я ему благодарна. Хватит и того, что ты подслушиваешь.

Эдвард усмехнулся.

— У судьбы оригинальное чувство юмора, не находишь? Сделать меня телепатом, но закрыть от меня одно единственное сознание, которое мне больше всего хотелось бы прочесть.

— Не думаю, что телепата твоего возраста что-то в моем сознании удивило бы.

— Уверен, что и «в моем возрасте» я нашел бы там много занимательного.

Мое замечание явно не обидело его, и сейчас он смотрел на меня, улыбаясь, вызывая в душе некую нежную радость, чувство, из-за которого я так полюбила биологию в этой школе.

— Знаешь, я очень скучала по тебе, когда мы были в ссоре.

— Даже учитывая, что я раздражаю тебя, как никто другой? — вскинул бровь Каллен.

— Ну, ты на пути исправления.

Он рассмеялся, легко и открыто. От его взгляда становилось неловко, но я не отвела глаз, слишком приятно было видеть его смеющимся, а не хмурым и печальным, как это было на ланче. Это казалось таким естественным, правильным — быть рядом. Странно было думать, что за пределами этого Вольво существовал целый мир, где были другие люди и длинный список причин, почему мы не должны сейчас быть здесь вдвоем.

Эдвард поднял руку, словно желая коснуться меня, но не сделал этого.

— Не болит?

Я нахмурилась, пытаясь понять, что он имел в виду, и действительно ощутила слабую боль где-то между бровями. Точно.

— Скажи мне, что там нет синяка.

Я подвинулась, чтобы заглянуть в зеркало заднего вида, лоб был немного красноватый, но Чарли вряд ли разглядит.

— Для человека, наверное, почти незаметно, — Эдвард ответил на мои мысли, отчего я испугано посмотрела на него. — Что?

— Да так, ничего, — кажется, ложная тревога. — Зрение у вас тоже лучше человеческого?

— Как и другие чувства. Карлайлу это сильно помогает в его работе. Некоторые повреждения мы можем видеть даже лучше аппаратуры.

— А много семей, подобных вашей?

— Нет, совсем нет. Карлайл знаком с несколькими кланами, но они объединяются обычно из соображений безопасности, или планируя нападение. Как правило, хладные не живут семьями, это чаще одиночки или пары, скитальцы без дома. Чтобы не привлекать внимание, они вынуждены странствовать. Иначе во всех новостях начнут писать про серийных убийц. Наша диета позволяет нам оставаться по несколько лет на одном месте. К тому же нет нужды спорить из-за добычи, животных в лесу много. Мы знаем только еще одну такую семью, они живут на Аляске.

— Но почему? Я имею в виду, если вы можете жить, питаясь животными, иметь дом и семью, почему многие от этого отказываются?

— Видишь ли, пить кровь человека — одно из самых больших удовольствий, доступных нашему виду. Ради него хладные готовы пожертвовать практически всем. Кроме того, кровь животных поддерживает в нас жизнь, но она не способна полностью утолить жажду.

— То есть вы все время голодны?

— В разной степени. Не могу сказать с полной уверенностью, но думаю, это похоже на замену мяса на тофу. Клан Денали в шутку называет нас вегетарианцами.

— А вам не сложно ходить в школу? Это ведь, наверное, как пир для голодающего.

— Да, пожалуй, так и есть, — усмехнулся Эдвард. — Со временем становится проще. Карлайл даже оперирует людей, никогда не выпуская жажду из-под контроля. Это своего рода победа духа над плотью. Мораль и принципы помогают держать зверя в узде. Хотя в школе, пожалуй, даже проще, чем где бы то ни было еще.

— Почему?

— Мы знаем этих людей. Наша память устроена так, что увиденное или услышанное однажды остается с нами навсегда. Поэтому нам известно, что парень с кольцом в брови нежно привязан к своей бабушке, которая заботится о нем после смерти его родителей, другой, всегда отказывающийся куда-то идти развлекаться после школы, ездит в Порт-Анджелес на работу, стараясь скопить денег на колледж, и так с каждым. Когда человек обретает имя, лицо и биографию, его проще не воспринимать, как еду.

Он немного помолчал, а потом продолжил.

— Впрочем, это то, во что мы хотим верить. Мы стараемся, но порой совершаем ошибки. Внезапно почувствовав запах крови или оказавшись к человеку слишком близко, особенно когда мы голодны, мы можем не устоять и прийти в себя, только когда будет уже слишком поздно.

Эдвард задумчиво смотрел на лобовое стекло, выглядя почти усталым.

— Ты поэтому просил меня не подходить к тебе близко?

К моему удивлению, он улыбнулся, опустив голову, и почесал бровь в таком несвойственном ему жесте.

— Лишние меры предосторожности не повредят.

— Как-то ты размыто отвечаешь.

Он засмеялся.

— Я слышу машину Чарли. Если ты не передумала…

— Значит, мне пора домой, — потянувшись, я достала рюкзак.

— Когда-нибудь все равно придется.

— А куда спешить? Ты же вроде не стареешь.

Он недовольно поджал губы, но ничего больше не сказал. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я поцеловала его в щеку на прощание? Он меня укусит? Пожалуй, не стоит искушать судьбу. Вздохнув, я открыла дверь. В глаза ударил свет фар. К нашему дому подъезжала незнакомая мне черная машина.

— Этого еще не хватало, — пробормотал Эдвард.

— Кто это?