Черное сердце (гет)

Это было лучшее лето в моей жизни.

Я, моя сестра и наша общая подруга смеясь шли по улице и рассматривали витрины модных магазинов моды: за стеклом механические манекены крутили слепыми головами и вертели бёдрами, стараясь показать одежду со всех сторон. Буйство красок и силуэтов, разноцветные парики и писк этого сезона — огромные, несколько даже уродливые ботинки с шипами на подошве.

На остановках стояли многочисленные местные жители, погружённые в свои дела; некоторые размахивали руками, играя или общаясь через умные очки, некоторые, в больших наушниках, слушали музыку и раскачивались в такт, некоторые просто устало смотрели на проезжавшие мимо стильные электротакси.

— Не проходите мимо, только у нас скидки на самые известные бренды! — уличный зазывала у трёхэтажного бутика улыбался пиксельным ртом каждому прохожему.

— Хочу купить себе розовое кожаное пальто! — объявила ему подруга, мечтательно прижав к себе смартфон.

— У нас в наличии имеется три модели розовых кожаных пальто! — счастливо ответил ей робот.

— Розовое? Тебя этот цвет бледнит, — с сомнением произнесла сестра, смахивая оповещения на часах. — Как же он мне надоел.

— Опять пишет? — сочувственно спросила я у неё. Она перешла давно из стадии «о боже, он мне пишет, а вот ещё одно видео от него, как я счастлива» в стадию «хотелось бы отправить его в игнор, но лень». Я считала, что после нашего возвращения домой она с ним расстанется.

Сестра недовольно кивнула и уставилась на показавшийся ей неожиданно очень интересным алый электробус.

Я всё ещё находилась на первой стадии и с необъятной радостью открывала диалог со своим однокурсником, поэтому могла только предположить, что именно она чувствует.

Мы вышли на круглую площадь: с одного здания на нас смотрела темнокожая женщина, на веках которой была нарисована целая вселенная, с другого — молодая пара с белоснежными волосами. Они то белозубо ухмылялись, то замирали, то закидывали головы, то вальяжно крутились вокруг своей оси. Социальная реклама, нацеленная на сохранение дикой природы, сияла особенно ярко: с экрана на экран перебегали тигры, скалившие свои зубы на пешеходов.

Посреди площади возвышался старинный фонтан, едва заметный среди красок и неона рекламы: на его ступеньках разместились сотни людей, шумно болтавших друг с другом.

Мы с трудом нашли свободное местечко на одной из нижних ступеней: когда я села, колени оказались у меня почти в районе ушей; я обняла свои ноги и мечтательно вздохнула.

— Как хорошо, что мы поехали в это путешествие, — с улыбкой произнесла я.

Этот город был финальной точкой нашего европейского турне.

Позади были холодные серые улицы, застроенные барочными дворцами и особняками с белыми колоннами, со стен которых слегка осыпалась штукатурка, улочки в маленьких разноцветных домиках с кучей пивнушек внизу, обломки древнейших зданий, навечно забетонированные в более современные здания, булыжные мостовые, цветы в горшках, переполненные помойные вёдра, суетливые роботы в передниках, запах сыра и горечь вина, веснушки, безудержный шоппинг, ночные клубы, статуи прекрасных полуобнажённых мужчин и женщин с безупречными лицами, изломанные фигуры древних героев и парчовые плащи и кудрявые парики королей, кофе, хрипящие электрокары и смеющиеся имодзи в ответ на мои неловкие шутки от него.

Казалось, что я лопну от счастья. Оно пылало внутри меня, раздуваясь с каждым вздохом, и иногда я думала, что это просто невозможно, просто нельзя быть такой счастливой.

Такое просто не может быть.

* * *

Покои короля были больше моих прежних. Мои сундуки легко поместились, не заняв слишком много места, а ларец с украшениями я сразу же поставила на каминную полку у больших причудливых часов. Хотя король и слуги не были замечены в рытье в моих вещах, я понимала, что нужно быть осторожнее с венцом. Я сумела подручными средствами прикрепить костяную миниатюру обратно к основанию из эфлатуна, но всё же это было лишь временным решением. К счастью, став королевой Юга, я могла без проблем перестать носить северный венец, и это не показалось бы подозрительным даже человеку подозрительному.

Интерьер помещения насквозь был маскулинным. На стенах висели кинжалы, ножи и сабли в своём множестве, причём если какие-то на вид смахивали на чисто парадные, то часть явно использовалась в обстановке реального боя. Полки шкафов были заставлены книгами по военной стратегии, ведению сельского хозяйства и про возведение фортификационных сооружений. Все же редкие декоративные элементы были связаны либо с охотой, либо с войной. Например, на письменном столе стояла большая металлическая статуя с охотничьим сюжетом, изображающая трёх всадников в развивающихся одеждах на лихих конях и бегущую за ними с высунутым языком собаку.

Исключение составлял прелестный туалетный столик с большим зеркалом в яркой фаянсовой раме, которого в моей старой спальне не было. Он сильно выделялся своим сугубо женским назначением. Что-то мне подсказывало, что это был молчаливый подарок от короля.

Это вполне в его стиле: я почти его не видела и не слышала.

Кровать была настолько велика, что мы спокойно могли спать на её противоположных концах и не пересекаться друг с другом всю ночь. Поскольку я всегда ложилась раньше него и вставала позже, порой только мятая левая половина ложа говорила о том, что эту ночь я провела не одна.

Первые несколько дней было спокойно. Переезд и связанная с ним суета выматывали меня; помимо прочего, я ещё искала на одном этаже с королевскими покоями временную комнату для занятий по литературе. Передвижение на костылях — дело крайне утомительное, и я вырубалась почти сразу, едва моя голова оказывалась на подушке.

Но долго бегать от кошмаров у меня не вышло.

Перед сном я насмотрелась на оружие на стенах.

Больше всего мне понравилась сабля, эфес которой был усыпан сапфирами сетчатой огранки. Они переливались абсолютно безумно: я провела минут десять, раскачиваясь на костылях из стороны в сторону, наблюдая за тем, как огонь свечей играет на гранях роскошных камней.

Потом я заснула, уютно завернувшись в одеяло; и сначала мне снился бред: родной город светился в лучах солнца, а я смотрела откуда-то сверху на главные его достопримечательности, выросшие раз в пять и почти задавшившие остальные здания.

Потом я села в электрокар, и день сменился на ночь. Город сиял золотом и неоновой кровью. Огромные здания окружали с двух сторон блестящую как чёрная шёлковая лента дорогу. Электрокар мягко шуршал по асфальту, а свет уличных фонарей танцевал на лакированном капоте.

Я вошла в холл, похожий на ювелирную шкатулку, и покрутилась на месте на зеркальном мраморном полу: блёстки и каменья, пришитые к юбке, замерцали как крошечные огоньки.

Я рассмеялась.

Я давно не чувствовала себя так хорошо: такой свободной, лёгкой и красивой.

Вокруг меня ходили люди в смокингах и платьях, и вместо их лиц были лишь едва различимые пятна.

Я, радостно улыбаясь, повернула голову и увидела её: налитые кровью глаза и кинжал. Моё тело налилось свинцом. Я не могла пошевелиться.

Её тюрбан размотался, и конец шарфа обвивал её горло. Она закричала и воткнула в меня искрящееся лезвие. Платье сжалось вокруг груди, дыхание перехватило, и я заметалась, отчаянно пытаясь отбиться от неё.

Вокруг было слишком много крови — моя нога поехала на целой алой луже, я поскользнулась и упала в темноту. Бедро обожгло болью.

Свистящий выдох — и я, запутавшись в одеяле, очнулась, первые секунды не понимая, где нахожусь.

Я будто всё ещё летела вниз.

Я разглядела, что надо мной нависла фигура, и с беззвучным воплем замахнулась кулаком.

— Асса, это я, — фигура перехватила мою руку ниже запястья. В свободной ладони загорелся огонёк, освещая взволнованное лицо короля.

Сердце стучало бешено, и ужас давил на мои барабанные перепонки. Сбросив с себя оковы сна, я поняла, что всё это время не дышала, и закашлялась, вырвав свою руку и моментально сев на кровати.

— Как больно, — наконец смогла я выговорить хоть что-то.

— Давай посмотрим, — предложил король, продолжая освещать кровать. Он отпустил мою руку, и она безвольно упала на матрас.

Мне стало отчего-то стыдно, словно всё это зрелище — вещь слишком личная и слишком интимная даже для человека, являющегося моим мужем. Мои проблемы — это мои проблемы.

Я стянула с себя одеяло и подняла юбку ночнушки. Мне сложно было выкрутиться так, чтобы не тревожить повязку, так что пришлось отдать столь ответственное задание южанину, хотя перспектива светить перед ним обнажённым бедром не очень меня привлекала.

Он приблизил горящее пламя, и я заметно напряглась, но не отпрянула от него. Я отвыкла от близости с ним.

— Ты, видимо, воткнула ногти вокруг раны. Лекарь утром осмотрит тебя, я вызову его, — он выпрямился, не притронувшись ко мне даже пальцем.

Вероятно, так я пыталась разбудить себя.

— Поняла, спасибо, — прошептала я и быстро опустила юбку на место, посмотрев на него через плечо.

Он замер, и пламя отражалось в его глазах.

Почему он не касается меня? Что-то не так?..

Страх ласково куснул меня за сердце.

— Я... — его голос, сиплый спросонья, стал ниже. — Как же я хочу поцеловать тебя. Но если сделаю это, не уверен, что сумею остановиться.

Огонь в его ладони запульсировал и загудел.

Мой незаданный вопрос был настолько очевиден?..

— Я ранена, — ответила я, чуть прокашлявшись в попытке прочистить горло.

— Ты ранена, — эхом отозвался он, не отрывая своего взгляда от меня. — Заметил, что твои колени всё ещё разбиты.

Да, а синяк на втором бедре уже перестал выглядеть, как ночное небо над океаном, но по-прежнему впечатлял своей весомостью. А какие красивые у меня локти — шедевр.

— На мне всегда всё плохо заживало, — произнесла я, громко взглотнув.

— Мне не разрешили увидеть тебя.

— Там нечего было видеть, — быстро сказала я: несмотря на свои слова, он так и не увеличил расстояние между нами, а пламя в его ладони горело так же ярко. Спиной я чувствовала волны жара, исходившие от него.

Если минуту назад меня беспокоило отсутствие его привычной горячности, то сейчас — наоборот, её явное присутствие.

Надо было резко сменить тему.

— Я хочу ещё одно занятие. Я хочу научиться управляться с кинжалом. По-настоящему мочь защищать себя, — мысль об этом не покидала всё время моего вынужденного затворничества по медицинским показаниям.

Он закрыл глаза, вздохнул — и жар спал, став менее осязаемым.

— Хорошо. Я найду учителя.

Что бы ни сделали с роднёй леди Пем, больше я не могла быть уверенной в собственной безопасности.

Увы, нарисовать костыли — это максимум, на который я была способна. Мне не хватало технического образования, чтобы сделать набросок даже самого простенького пистолета.

Конечно, с пистолетом было бы лучше.

С другой стороны, появление такого устройства в этом простом, наивном мире меча и кинжала могло бы породить волну кровожадных изобретений, вдохновлённых моей работой; я бы запустила процесс, который уже губил мой настоящий, родной мир, — процесс бесконечного поиска ответа на новые и новые угрозы. Найденные ответы, как показывает жизнь, всегда тянут за собой на самое дно людей не меньше, чем изначальная угроза.

Может, хорошо, что у меня нет технического образования.

В страхе за свою жизнь я склонна забывать о других и не думать о последствиях своих решений. После же очередного кошмара я бы могла стать безумным учёным, готовым перешагнуть через кого угодно и что угодно ради своих целей.

Я покачала головой, отгоняя от себя лишние эмоции.

* * *

В качестве развлечения король решил привести меня на совет его приближённых.

Для полноценных тренировок я была ещё слишком слаба, а занятия по музыке и литературе не могли отвлечь меня до конца от мрачных мыслей, как то выглядело со стороны.

Королю подумалось, что участие в обсуждении политики вызовет у меня интерес.

Он был прав и не прав одновременно. Я потеряла интерес к политике со дня, когда началась война. Но смена деятельности была неплохой идеей.

Совет заседал в небольшом зале, посреди которого стоял длинный стол с двумя тронами во главе; остальным участникам полагалось сидеть на простых лавках.

В стены были вмонтированы рельефы с множеством фигур в капюшонах. Мне стало любопытно, и я пообещала себе после заседания внимательнее разглядеть их.

Чиновники, уже разместившиеся на своих местах, явно заранее знали о моём прибытии: никакого удивления они не выказывали, но и радости я не чувствовала. В их взглядах читалась вежливая холодность. Очевидно, что демонстрировать открытую неприязнь при короле они не решались.

Каждый из присутствующих поверх обычной одежды надел что-то вроде фартука из шёлка разных цветов — кто из синей ткани, кто из жёлтой, кто из зелёной, а кто из чёрной. Заметно выделялось отсутствие красного. По мере того, как они выступали с докладами, я начала определять, какой цвет относился с какой сферой ответственности: чёрный носили военные и правоохранители, синий — финансисты, хранители казны и проверяющие (что-то вроде местных аудиторов), а жёлтый и зелёный — люди, занимающиеся производством и сельским хозяйством соответственно. В районе шеи фартуки были расшиты изящными богатыми узорами, которые, вероятно, определяли узкую специализацию. Из-за неважного зрения я сумела разглядеть только корабли у флотоводцев и рыбины у тех, кто отвечал за область рыболовства.

Советники все несли на себе отпечаток особой важности, присущей многим высокопоставленным людям, — они походили на людей, которые искренне полагают мир без них невозможным.

Наверное, каждый из нас, даже если и прячет это под толстым слоем альтруизма, немного считает себя намного более важным, чем оно есть на самом деле. Для кого-то мы действительно важны. Но в целом мы же всё равно ничего не значим.

Если смотреть на вещи объективно.

Вот что значу я? Чего я добилась за годы своей жизни? Разве я смогла стать полезной для общества, для своей страны, для мира? Я спасаю людей? Я раскрываю преступления? Я изобретаю что-то новое?

Нет.

Я ничего не делаю.

Как и миллиарды других людей я просто живу, пока кто-то другой вносит вклад в будущее всех нас.

Мы даже не винтики в системе, мы скорее воздух между этими самыми винтиками, пустоты между деталями. Мы потребители. Мы просто обычные люди.

Плохо это? Или нормально?

— Разведка доносит, что западный король готовится к войне. Растёт отлив пушек, а также подготовка пороха.

Я побледнела. В груди заболело, и я сжала ручки трона, выравнивая сердцебиение.

Подготовка к войне. Подготовка...

Так. Спокойно.

— Это закономерно, — негромко произнёс король.

— Ему лишь нужен будет повод, — подал голос один из советников. Его тонкая бородка нервно тряслась; не удивлюсь, если на его лбу проступили капли пота. Я не привыкла к поклонению и боязни, которую чувствовали подчинённые в отношении своего правителя, и иногда ловила себя на мысли, что, вероятно, мне пора бы присмотреться к ним: да, король женился на мне, но он колдун и управляет огнём. А я его обманываю. Мне нужно его бояться. Почему мой страх настолько обезличен? Я боюсь за свою жизнь в целом, а не потому что ей угрожает король.

— Повод — лишь формальность для таких людей, как он. Однако не стоит давать ему его, надо сохранить в тайне нашу подготовку.

— Как насчёт нашего старого плана?.. — начал было нервный советник с бородкой.

Его сосед едва не шикнул на него, бросив на меня быстрый взгляд.

Вот оно что. Они не хотят при мне обсуждать некоторые вещи.

— Моя жена — ваша королева, — спокойно произнёс король, явно уловив настрой своих подданных.

— Просим вашего прощения, ваше величество. Просто мы подумали, что не стоит тревожить нашу королеву такими жестокостями. Мы и так слишком долго обсуждаем войну, — у этого советника лицо было гладко выбрито, а на лбу — ни единой морщинки. Он вообще казался очень юным. Его внимательные глаза остановились на моих белых пальцах. Я отпустила ручки трона.

— Я действительно не люблю обсуждать насилие, — примирительно сказала я. — Вызывает непростые эмоции. Но не из-за жестоких деталей, а из-за того, как люди обычно, — я не без труда подобрала верное слово, — субъективны. Хотя насилие всегда оправдывается, оно никогда не бывает оправданным. Многие об этом забывают, и это... — я взглотнула, вызывая в памяти часы просмотренных роликов, новостных сводок, бесконечный скроллинг комментариев. — Это тяжело.

— Мы можем перейти к вопросу повышения налогов на отлов некоторых видов рыб, — радостно подскочил на месте улыбчивый седой толстячок с вышитыми рыбками на вороте.

Король наклонился ко мне и прошептал в ухо:

— Асса, ты не против продолжить?

— Очевидно, что дело не в моей впечатлительности, — ответила я.

— Очевидно, но всё же это твоё решение. Если тебе неприятно, мы перейдём сразу к рыбе.

— Не стоит из-за меня менять курс обсуждения. Это уменьшает важность заседания, — не хватало мне ещё вмешиваться в их повестку дня. Они и так меня совершенно не уважают.

Король распрямился на троне и велел продолжать.

Однако к некой "старой" идее никто так и не вернулся. Спустя ещё час было решено сделать перерыв, и в зал вошли слуги с подносами с фруктами и кубками. Вполне прогрессивно.

Я встала с трона и уверенным шагом прошла к рельефам; сановники расступались передо мной, и в итоге у стены я оказалась одна. Король застрял сзади, перехваченный каким-то чиновником в синем.

Рельефы были старыми, изъеденными временем, но всё ещё сохранившими искусность резьбы: я видела такие в музеях: видевшие, как дышала история, они теперь покоились за стеклом, безмолвно рассказывая нам, далёким предкам-мотылькам, о том, что пережили за столетия.

Эти изображали несколько людей — странно одетых женщин с длинными волосами и в капюшонах и мужчин в шлемах — пришедших в поселения и крепости. У некоторых из рук вырывалось пламя, у некоторых — лились потоки воды, часть касалась голой земли, из пустырей ставшей лесами и полями, а часть указывала на небо пальцами, из которых били молнии.

Древние короли и королевы.

— Говорят, они были удивительными, даже не людьми, нет, — чей-то добрый голос отвлёк меня от созерцания.

Это был "рыбный" дедушка.

— Не людьми? — не знаю, чему я удивилась больше: тому, что предки моего мужа были иного вида, или тому, что со мной решился заговорить кто-то из его сановников.

— Высокие, тонкие, с невероятными лицами, они были будто самой природой, самой стихией. И их разноцветные глаза, говорят, были вовсе лишены зрачков. Они всегда прятали свои ладони, пока не творили магию, и свои уши. Говорят, что форма у них была нечеловеческой.

По моей спине прошла дрожь.

Глаза без зрачков?

Нечеловеческая форма ушей?

По крайней мере, они явно не были бессмертными.

Старик с печалью посмотрел на вырезанную в камне толпу простых граждан, радующихся чудесам своих новых правителей.

— Грустно осознавать, что когда-то все короли и королевы Четырёх Земель были друг другу братьями и сёстрами.

Я понимала, о чём говорит пожилой сановник.

— О каком старом плане шла речь? — попытала я счастье. Этот человек проявлял ко мне невиданное дружелюбие.

— Некоторые из приближённых считали верным шагом убить западного короля. Их величество посчитало это излишним.

И, очевидно, слишком явным поводом.

— Видимая смерть короля-старика лишь сделает из него мученика для всех западников, — за моей спиной раздался голос южного короля. — А для той, которая сошла бы за естественную, он чересчур хорошо охраняется.

Наверное, он имеет в виду яд.

— К нему невозможно подобраться, ваше величество, — объяснил подошедший вместе с королём сановник в чёрном с милыми ямочками на щеках, что было необычно для его сурового вида. — В юности он чуть не умер, отведав кусок орехового пирога с каким-то ядом. Все его напитки и пища с тех пор проверяются, причём, чтобы исключить медленно действующие яды, он выжидает, прежде чем приступить к еде.

— Слухи ходят, что он всю жизнь принимает по чуть-чуть разных ядов, чтобы привыкнуть к ним, — загадочно протянул мой первый собеседник.

Я хмыкнула. Это была эра неведения, когда люди, очевидно, не знали, что иногда не нужен яд, чтобы убить человека. Особенно когда речь идёт об орехах.

— А он что-нибудь не ест? — спросила я у мужчины в чёрном, почувствовав, как при моём вопросе насторожился король.

— Не ест? — не понял сановник.

— Ну из блюд.

Он задумался.

— Он не ест ореховые пироги, — попытался было пошутить он.

— Можно взять орехи, перемолоть их в пыль и всыпать её в готовые блюда, где их вкус будет не ощутим. Не факт, что он тогда отравился ядом. Это могли быть орехи.

— Орехи?

— У некоторых людей есть… эээ они не могут есть орехи, — пожала я плечами. — Некоторые могут даже умереть из-за них.

Все трое смотрели на меня с причудливой смесью недоверия и некоторого шока, а король не скрывал нездорового восхищения.

Мне стало тошно от собственных слов.

Зачем я вообще открыла рот? Хотелось показать, что на что-то способна? Хотела сойти за умную?

— Это исключительно... — теория, как же это сказать. — Это исключительно моё предположение. Это очень жестокая смерть. И решит ли она все проблемы? Людям не нужны лидеры, чтобы начать убивать друг друга.

Король нахмурился.

— Но в некоторых случаях они бы не помешали, — в его тоне сквозила глубокая задумчивость.

Спустя несколько минут заседание возобновилось.

* * *

Тик-ток-тик-ток.

Время как вода для охваченного жаждой путника.

Время как бесконечный запас сластей в шкафу у мамы.

Его всегда мало и его всегда много.

Часы превращаются в дни, а дни — в недели.

Тик-ток-тик-ток.

На душе было беспокойно.

Словно перед бурей.

Вот-вот — и ударит молния.

* * *

От короля пахло морем, пеплом и кожей.

— Асса, моя Асса, — шептал он невнятно, раздвигая в стороны полы моего цветастого халата и покрывая поцелуями открывшуюся кожу.

В глубине живота заворочался тяжёлый комок жара. Иногда он был тяжелее обычного и невероятно горяч как раскалённый свинец, а иногда его почти и не было. Когда он появлялся, я чувствовала к себе лёгкое презрение, но довольно быстро его отгоняла: всё же я человек, а человек не всегда может контролировать своё тело. Я закусила губу. Всё же мы очень давно не были вместе.

Однако его поцелуи навели на мысль: не пора бы немного расслабиться и бросить, что называется, кость?

Это было противно, двулично, эгоистично, но деваться некуда. В конце концов, как я могла быть уверена, что в один прекрасный день король не догадается, что его магическая сила проистекает вовсе не от меня, а от венца? И что со мной тогда будет? Единственным моим спасением были усилия, направленные на то, чтобы он всё больше влюблялся в меня. И для этого имелись все средства: за столько времени я уже поняла, что именно ему нравится и что увлекает его, как песня сирены тянет несчастного моряка прямиком на самое дно океана. С покушения утекло много воды, и он наверняка сильно соскучился по мне.

Я потянулась, перекатилась и встала с кровати. Он поменял расположение и сел, немного удивлённо следя за тем, как я лениво обошла ложе и подошла к нему.

— Это мы снимаем, — наклонившись, я развязала его пояс и обвила руками его талию, чтобы его снять. Оружие звякнуло о пол, скорее непреднамеренно, так как оно оказалось тяжеловатым. — Зачем же в постель с ножами.

Он не моргая смотрел на меня.

Я аккуратнее взяла пояс с многочисленными ножами и отнесла его к низкому комоду, где сверху как раз было много свободного места. Мне вспомнилось, как перед свадьбой король приходил ко мне и я впервые попыталась реализовать свой план. Но тогда до конца он не был доведён.

Я повернулась спиной к комоду и, встав на цыпочки, забралась на него, попробовав разыграть вариацию на тему одного жутко старого фильма. Даром, что на мне не было ослепительного белого наряда. Появившийся было комок жара сдулся.

Смешно.

Какое невероятное идиотство.

— И что же вы ждёте, ваше величество? — ехидно протянула я.

Долго приглашение игнорировать он не стал. Стянув с себя тунику, он неспеша приблизился ко мне, мягко шагая по полу. Его глаза были широко раскрыты.

Но он держался на небольшом расстоянии, словно затаившийся хищник, готовящийся к нападению.

— И что же ты задумала, Асса?

— Ничего я не задумала, — невинно расставив руки по краям, заявила я. Мозг лихорадочно работал. Ага, нужно напомнить о моём «даре». — Хотела попросить об одном одолжении, о котором лучше просить подальше от простыней.

Он моргнул. Ага, сработало.

— И что же это за одолжение?

— Я хотела бы увидеть ваше пламя, ваше величество, — соврала я. Я ненавидела его пламя, оно вселяло в меня страх: сердце начинало стучать как бешеное, а дышать становилось тяжело. Впрочем, такие симптомы у других людей бывают не только при страхе.

Он сделал шаг вперёд и наконец оказался рядом со мной. Венец был как раз недалеко, в шкатулке на полке, буквально в паре метров.

Он поднял ладонь, чуть сощурился — и вспыхнул огонь, яркий, горячий. Его язычки бойко затанцевали, заплясали; я непроизвольно выдохнула, немного отпрянув.

— Он неопасен для тебя. Я его контролирую, — он приблизил ладонь ко мне. Пожалуй, моя тактика вышла чересчур рискованной. — Попробуй, дотронься.

Он сумасшедший. Точно, сумасшедший.

Отступать мне было некуда. Комод, с которого невозможно было спрыгнуть, король прямо рядом, я могла обвить его ногами, если бы захотела. Ладно, нужно быть храброй. Ради семьи, ради дома, я выживу, и это ещё не самое страшное, что приходится делать людям для выживания.

Я отпустила край комода, который, как выяснилось, начала крепко сжимать пальцами, и осторожно приблизила кончик мизинца к пламени.

Я могла слышать глухой стук сердца южного короля, а моё сердце отбивало барабанную дробь прямо в ушах. Закусив губу, я опустила палец в огонь и…

Ничего не почувствовала. Он не обжигал. Совершенно не обжигал! Тот самый огонь, которым король сжёг прекрасное лицо Кына, был немного щекотным, и не более того.

Шок, должно быть, отразился на моём лице.

— Я никогда не сделаю тебе больно, моя Асса, — прошептал он, и пламя погасло, оставив меня с вытянутым пальцем. Я поспешно убрала руку. — Никогда, — он запустил ещё горячую ладонь под халат и обнял меня за талию.

Мне стало как-то горько. Разве я неблагодарная? Может, я неблагодарная? Может, я сама всё испортила, пытаясь играть по правилам моего мира в мире, где правила совсем иные.

Я подняла взгляд: разноцветные почерневшие глаза смотрели на меня с каким-то особым выражением, которое было мне хорошо знакомо. Я сама так смотрела иногда на себя в зеркале.

С глубоко похороненной болью.

В этот раз у меня хватило духа поцеловать его первой.

Мы долго целовались; пока он ласкал меня свободной рукой, я тихонько танцевала пальцами по его коже, опускаясь всё ниже и ниже, чувствуя, как его боль уходит обратно в свою одинокую берлогу, освобождая дорогу совсем иному.

— Асса, — прохрипел он. Пышущий жаром, тяжёлый шар в животе вновь вернулся, раздуваясь и раздавливая собой внутренности, — я не могу жить без тебя, ты — мой огонь.

Наверное, это самое близкое к признанию в любви, что я могла от него услышать. Всё же король был человеком действия, а не слова.

Да, наверное, он всё же любил меня. Я спасена. Неужели я спасена?

* * *

После ночи, наполненной поцелуями, любовью и близостью к горячему телу короля, в глубине которого будто ревел магический огонь, утро казалось холодным и неуютным.

Он лежал на животе, мерно дыша во сне. На спине была симметричная шраму на груди уродливая рана.

Мой собственный шрам на бедре по значительности не шёл ни в какое сравнение, хотя, наверное, южанин бы со мной не согласился: всю ночь он то и дело как-то особенно нежно целовал след от удара ножом леди Пем.

Впрочем, у него было много похожих шрамов, маленьких и не очень. Были и ожоги. Особенно на руках и плечах, натренированных мечом и использованием лука.

Второй раз за день я вспомнила Кына: говорят, что он всё ещё сидит в одной из северных темниц с обожжённым лицом, ожидая, когда вече наконец решит, как с ним поступить.

— Если бы ты только убил посла, я мог бы просто отдать тебя Северу, Кын, но ты ударил леди Ассу.

Наказание, достойное Короля-Мага. Мне казалось, что я никогда не забуду стоявший в зале запах.

Вряд ли северяне будут настолько же изобретательны.

Что будет, если он узнает, что не я — источник его силы?

Что же будет?

Отступивший было страх вновь овладел мной.

Я осторожно поднялась и переоделась, хотя хотелось помыться, но для этого нужно было звать служанку. При короле мне было слишком неловко это делать.

Один раз в своё время я уже оказалась в ванной, когда он как раз пришёл в мои покои. Служанка не сразу догадалась уйти, и я, вся красная, громко на неё цыкнула, а потом долго извинялась, когда увидела её на следующий день. Тогда я тоже решила проявить некстати инициативу, и король залез прямо в чашу.

Я мотнула головой, прогоняя воспоминание. Одной, без помощи, было одеваться неудобно, я путалась в завязках, но мой благоверный, устав от многочисленных усилий, спал без задних ног, и мои трепыхания его не будили.

Я почти бесшумно раскрыла дверь и вышла наружу. Прохлада от каменных плит щекотала нагретую кожу.

Если думать рационально, чтобы победить страх, нужно рассеять сомнения. Раз нежные слова и раскалённый взгляд короля не могли этого сделать, вернее, могли, но не настолько долго, как хотелось бы, то необходимо было найти иной путь.

Рассказать ему о венце?

Я даже хрюкнула от смеха при одной только мысли об этом. Всё же это не мой мир и не моё время. Тут разговор по душам, тем более с королём, мог закончиться печально.

Он может бросить меня в темницу или ещё что-то подобное и заключить какой-нибудь выгодный династический брак. А то какой смысл во мне, если я не дарую ему силу над огнём? Венец может надеть кто угодно.

А если мне не удастся убедить его, что я только что узнала о венце, а не знала об этом, например, с самого начала — с нашего неофициального знакомства в Мёртвом Замке, что создало бы впечатление, что всё это — искусно продуманный план Севера по установлению контроля над южным королём...

Я прятала венец, и он был сломан, и не нужно было быть гением, чтобы сложить два и два и получить предательство. Именно так можно было интерпретировать мои действия. Я обманывала короля, а обман правителя целой страны — это не просто какая-то маленькая проблема во взаимоотношениях двух людей, а измена.

При любом развитии событий моя безопасность и возвращение домой оказывались под большим вопросом.

Так что развеять собственные сомнения я не могла. Единственным вариантом было продолжать играть свою роль — роль печальной королевы, витающей в тучах, где-то в иной реальности. Не от мира сего.

И эта роль была не самой сложной в исполнении. Мне не нужно было изображать печаль, поскольку я постоянно её испытывала, не нужно было жить будто не в этом мире, потому что я и так почти всегда мыслями жила в прошлом.

По правде говоря, я вообще, скорее всего, находилась в депрессии, то немного выплывая, то ныряя в неё с головой. У меня проблемы с истериками, с тягой к алкоголю, со сном и иногда с едой. Я часто сидела без дела и погружалась в воспоминания и переживания, которые порой были даже более реальны, чем осязаемый мир вокруг меня.

По-хорошему мне бы к врачу пойти, а не пытаться выжить при дворе. Найти какое-то дело, может, заняться чем-то вроде благотворительности или волонтёрства в духе моей сестры. Перестать пить вино и будай и пить только чай и соки.

Я поморщилась.

Я отвратительна.

Если уж быть честной до конца.

Могла ли я представить лет десять назад, что окажусь в таком положении? Могла ли подумать, насколько стану расчётливой, холодной, насколько нездоровой, насколько мелочной и эгоистичной?

Что это — как не эгоизм?

Я делала всё, чтобы выжить. Не чтобы помочь кому-то, не чтобы что-то изменить, нет, просто чтобы выжить.

Как я десятилетней давности, полная надежд и мечтаний, была бы разочарована.

Возрадуемся же тому, что невозможно в этом мире встретиться с собой из прошлого, своей детской версией. Сколько бы разочарований пришлось бы пережить всем участникам такой встречи, сколько горечи. Мы никогда не вырастаем такими, какими мы мечтаем однажды стать.

И мы никогда не может угадать, что с нами станет.

* * *

Передо мной простиралась долина: пыльная, тихая и печальная. Поросшие невысокой колючей травой холмы тянулись до самого горизонта.

Под моими кожаными сапогами скрипела каменистая красная земля, будто по ней были рассыпаны маленькие осколки стекла. Я не видела такой растительности нигде в своём мире и не встречала прежде таких мест.

Наверное, так будет выглядеть Марс, когда его колонизация наконец станет успешной.

— Что там впереди? — спросила я у провожатого.

Между двумя холмами в отдалении темнела впадина.

— Там в земле раскрылись врата, — объяснил мне он.

Объяснение меня это, понятное дело, не удовлетворило, и я попросила показать эти "врата".

Оказалось, что это просто глубокая огроменная впадина, на дне которой плескалась бирюзовая вода. У её края у меня немного закружилась голова; в воде отражались облака на мутном небе, куда-то плывущие деловито, и какой-то момент мой мозг не мог понять, где же небо, а где — вода.

К моему возвращению немногочисленные слуги сумели воздвигнуть две палатки: абсолютно одинаковые и малоприметные из-за землистого цвета ткани. Поездка готовилась долго и сильно заранее, и всё было обставлено на высшем уровне.

Внутри мне очень понравилось: на уютное ложе кинули даже парочку шёлковых подушек, хотя в целом обстановка была спартанской.

Дорога и хождения по инопланетной земле лишили меня последних сил. Я, не дождавшись короля, быстро перекусила и легла спать, завернувшись в одеяло с головой. Посреди ночи что-то разбудило меня, и я проснулась, проведя первые минуты после пробуждения в полной дезориентации.

Вооружившись кинжалом, я осторожно выглянула из палатки: у костра стояли стражники и о чём-то тихо переговаривались; где-то в долине тоже горел огонь, чьё зарево отражалось на небе.

Я подняла голову: с чернильного неба на меня смотрели триллионы звёзд, мерцающих как лампочки на дронах.

Я замерла, забыв дышать.

Как же было прекрасно небо!

Я никогда не видела, чтобы у него был настолько насыщенный цвет, чтобы на нём было так много звёзд. В городах из-за вечной дымки в воздухе и океана света они прятались в небесной мути.

Я улыбнулась.

Улыбка стекла с моего лица.

Где-то на это же небо смотрит моя сестра, смотрят мои родители.

Стоп.

Не на это же. На совершенно другое небо.

* * *

Рано утром, на рассвете, мы отправились в путь налегке, оставив вещи и палатки с парой стражников.

Печальная мёртвая земля окружала нас со всех сторон. Мы проехали мимо "врат" и углубились в пустыню. Моё лицо было спрятано за слоем белой ткани, но глаза ничего не спасало от яркого света восходящего солнца. Я надеялась, что мы успеем добраться до пункта назначения до того, как оно начнёт слепить.

Путешествие в итоге продлилось не больше часа, и вот наша процессия достигла цели: посреди пустыни из земли торчали будто зубы какого-то неведомого жуткого монстра огромные скалы, покрытые сеткой трещин.

Между скал располагался Первый дом — первая стоянка, если можно так выразиться, древних королей и королев.

Я всё ещё не понимала: если эти правители прибыли из чужеземных мест, каким образом их первая стоянка могла находиться так далеко от моря, в центре безжизненной пустыни? Объяснение находилось лишь одно: должно быть, из-за давности истории, превратившейся уже в мифы и легенды, истинное положение дел забылось, а это здание просто было самым старым доподлинно известным домом древних монархов Четырёх Земель.

При приближении стало ясно, что это не замок или скромный жилой дом, а обычная башня.

Толстая, приземистая, из крупного камня, с крошечными окошками-щелями, с архитектурной точки зрения она не производила особенное впечатление. Но общая атмосфера... Башня дышала древностью: ветер и песок столетиями шлифовали её стены, и она стала самим временем, облечённым в камень.

Все южане — от короля до стражников — начали громко шептать призывы, славя магию. Я закусила губу: не будучи сильно религиозной, я всё же не могла найти в себе что-то, что позволило бы мне спокойно озвучивать молитвы чужой веры.

У подножья скал мы слезли с лошадей, и я пошла следом за королём, отметив про себя, что с нами шагали теперь лишь самые опытные и уважаемые бойцы — личные телохранители, на лицах которых застыло благоговеяние.

Двери в башню не было: арочный проход шёл насквозь и выходил во двор. Напротив я заметила ряд арок, которые, вероятно, служили входом во внутренние помещения. Задрав голову, я быстро осмотрела редкие окошки, выложенные кирпичами в стенах, и кусочек неба, закованного в камень.

Посреди двора виднелась в полусумраке ограда.

— Что это? — спросила я и поморщилась от собственного голоса, прозвучавшего чересчур громко. Воины, если мой вопрос и прервал их религиозные размышления, виду не подали.

Король приблизился к ограде и подозвал меня, осветив её языками пламени, услужливо вспыхнувшими в его ладони.

Невысокая, чуть выше моих колен, ограда окружала отверстие в земле и явно была свежее башни, смотрясь откровенно чужеродно; с одной её стороны были маленькие воротца, от которых вниз спускались узкие неудобные ступени.

Дыра была большой и совершенно чёрной: в свете огня видневшиеся ступени спускались кругом и пропадали в сплошной тьме. Из тьмы звучала абсолютная тишина.

— Что это? — теперь мой вопрос был окрашен не в тона праздного любопытства и скучающего интереса. Жуть проникла в самое моё существо, волосы на теле встали дыбом, а по коже побежали мурашки.

Из дыры несло ледяным холодом, что сталкивался с жаркими дуновениями ветра, залетавшего сквозь арку, и побеждал их раз за разом. На глазах от мороза выступили слёзы.

Меня затрясло.

— Что там внутри? — прошептала я.

— Я сам никогда там не был, но мой отец бывал. На дне — земля.

Просто земля...

— Магия, там рождается магия... — произнёс чуть отстранённо один из стражников.

Я взглотнула и посмотрела в глубину дыры, пытаясь хоть что-то там найти, хоть что-то понять, почему, отчего же на меня так воздействует обычный колодец. Да, наверное, это действительно когда-то был колодец. Глубокий колодец посреди пустыни. Всё предельно логично.

Я подняла глаза от дыры вверх — к небу. Небо было живое, ясное, оно не заботилось о том, что под его сводом существовало такое нехорошее место.

Я опустила взгляд на арки напротив. Эту башню построили вокруг дыры, или дыра образовалась уже после её возведения?

Мурашки продолжали истерично бегать по всему моему телу. Я пожалела, что не взяла с собой тёплую шаль, в которой спала этой ночью.

Послышалось шуршание, а за ним — зловещий свист.

Боковым зрением я увидела, как один из стражников мешком рухнул вниз.

Я повернула голову, как раз чтобы заметить в одной из арок фигуру с луком, одетую в чёрные одежды.

От ужаса у меня перехватило дыхание.

Убийца лорда Уайтхилла, леди Пем с кинжалом.

В глазах почернело.

Кто-то что-то закричал, кто-то — король или стражник — бросился наперерез киллеру, но тот успел выпустить ещё одну стрелу.

Словно в замедленной съёмке она пролетела мимо южанина.

Я была её целью.

Я отпрыгнула назад в жалкой попытке спастись от неё, но натолкнулась ногами на преграду и не удержала равновесия.

Я даже не успела подумать, что сзади меня ведь оставалась ограда.

Клочок неба стал совсем крошечным, затуманился и наконец пропал.

Мир вокруг заволокло сиреневой дымкой.