Черное сердце (гет)

Лорд Уайтхилл бы непреклонен. Отчего-то он категорически не хотел говорить мне и слова о таинственном решении вече. Как ни странно, но и кухарки терялись в догадках, что же такое постановили лорды Северных Земель.

Очевидно было одно: открыто вступать в войну северяне не собирались.

Будучи отрезанной от новостей, после обеда я решительно направилась к леди Ирмак. Каково было моё удивление, когда я обнаружила в галерее с десяток людей, заново заколачивавших дверь в королевские покои: на полу валялись обломки старых деревяшек и сломанный амбарный замок.

— Ночью, уже под утро, они взломали двери, — объяснила мне Ирмак. — Если бы отец нас не предупредил, мы бы лишились рассудка, думая, что это покойный король пытается выбить изнутри дверь.

Я представила себе эту картину и постановила, что моя ночь, хоть и сдобренная горьким разочарованием неведения, прошла спокойно.

— Зачем они решили взломать покои короля?

— Что-то искали, — вздохнула Ирмак. — Они только сейчас начали запирать их обратно. Подозреваю, ничего не нашли.

Все лорды словно сговорились хранить обет молчания. Впрочем, скорее всего они действительно сговорились.

Непонимание происходящего, живое воображение и смутное дурное предчувствие разбередили мои нервы. Два дня подряд я просыпалась посреди ночи от одного и того же кошмара: будто я оказываюсь после пробуждения не в постели, а на холодной земле в полной темноте, где только сине-лиловые огоньки светили и моргали мне с низкого каменного потолка. Кошмар, который на самом деле был моим прошлым.

Спустя несколько дней, большую часть которых лорд Уайтхилл пропадал неясно где, он наконец-то вернулся под ночь. Серое лицо лорда было похоже на предсмертную маску, а в глазах затаилась затравленным зверем печаль.

— Как заседание, милорд? — буднично спросила я, не особо ожидая ответа.

Лорд вздохнул, протягивая слуге меч, и попросил его и Олли выйти пока в коридор.

— У меня не самые хорошие вести, дочь моя, — мрачно произнёс он, как только за ними закрылась дверь. — Я назначен на очень важный пост.

Я открыла было рот, чтобы заявить что-нибудь обнадёживающее, но тут же его закрыла.

— Это и есть нехорошие вести? Или же это вино из тухлого винограда? — неожиданно для себя удачно и к месту употребила я популярную среди северян фразу.

— Меня назначили послом Северных Земель на Юге, — выпалил лорд Уайтхилл.

Вид у Уайтхилла был откровенно понурый.

— Мне тоже придётся ехать, да? — осознание приходило ко мне постепенно, какими-то накатами.

— Да, дочь моя.

Я отупело уставилась на собственные руки. Юг был далеко от шахты, причины моих кошмаров и источника моей надежды. Такая даль, которая будет разделять меня и шахту, пугала: это лишает меня возможности вернуться? Или, может, даст мне шанс узнать побольше о магии, в которую религиозно верят южане? Магии? Дело ведь в эфлатуне?

— Но почему лорд Белых Холмов? Неужели из-за эфлатуна? Вече решило, что это будет дальновидно?

Лорд Уайтхилл вздохнул так тяжело, что мне стало не по себе.

— Это было решением не вече, а самого Юга.

Я в недоумении посмотрела на него.

— Вече три дня разрабатывало тактику, постановив скрытно поддержать южного короля. Мы думали, как именно можем это сделать. В том числе передав ему несколько камней эфлатуна. Озвучили свое мнение посланцам Юга, а они выкатили нам такое требование. Посол, и чтобы это был я.

— Посланцы с Юга? Здесь, в Мёртвом Замке?

— Да, они здесь. Видимо, они заранее предугадали нашу ставку на эфлатун. Слухи о способностях их короля вовсе не преувеличение, их посланцы верят в это со всей искренностью.

Люди часто искренне верят в самые обычные преувеличения. Вера во что-то ещё не признак правдивости этого.

Мы оба замолчали, обдумывая новость.

- А как будет управляться шахта без лорда? — наконец я нарушила тишину.

- Я назначу временного управляющего, который будет мне постоянно писать о делах на шахте и просить совета. У меня уже есть мысли на этот счёт.

Когда я очнулась, задыхаясь от кашля и пыли, во тьме и духоте шахты, где не было ни одной души, когда спустя дня два меня нашли в ней, измученной жаждой и голодом, когда я стала жить в Замке Белых Холмов, когда лорд Уайтхилл мне предложил сделку и я стала леди, да, собственно, всё своё время пребывания в Четырёх Землях я даже не могла представить, что, казалось бы, моя жизнь, и без того переполненная внезапными поворотами, выкинет такую мёртвую петлю и я стану женой посла при королевском дворе.

Это совсем уж было что-то из ряда вон выходящее.

Следующий шаг — превращение лорда Уайтхилла в короля и моя собственная коронация.

Вече выдало нам посольскую печать — тяжёлый перстень с гербом Северных Земель, целый ворох пергаментов и книг и много монет для жизни. Я осталась с этим добром в Мёртвом Замке, а лорд Уайтхилл поехал назад в Белые Холмы, чтобы собрать там все необходимые вещи.

Меня мучало чувство какой-то двусмысленной неоднозначности: с одной стороны, я лишалась возможности находиться поближе к шахте, с другой же стороны, я прекрасно понимала, что если почти за год близости к ней ничего не произошло, то вероятность того, что на второй год внезапно что-то где-то щёлкнет и я окажусь дома, крайне мала.

У меня были разные периоды: когда я почти постоянно была в истерике (окружающие это связывали с горем по жениху), когда я стала резко тупой и ко всему равнодушной, когда я горела идеями, среди которых бывали, честно признаться, и страшные, поистине жуткие мысли. В последние месяцы я стала очень чётко видеть мир и людей вокруг. Будто очутилась по другую сторону стекла и наблюдала за всем, что происходило, издалека, со стороны, просто анализируя причины, связи и последствия. Иногда мне и вовсе казалось, что я попала в какую-то компьютерную игру, из тех, в которые играла моя сестра ("умные" очки, джойстики в руках, очищенное от мебели пространство в её комнате). И все, кто ходили рядом, были всего лишь NPC.

Хотя где-то в глубине живота шевелился холодный страх, облизывавший шершавым языком внутренние органы, моя голова оставалась спокойной. Да, я уезжаю от шахты. Да, нас будут разделять недели пути. Но вдруг это именно то, что мне нужно? Вдруг шахта была лишь случайностью, и привязывая себя к ней, я отбрасывала в сторону иные варианты и другие места, способные стать выходом из этого глупого мира?

* * *

Дорога с Севера на Юг отличалась от пути от Белых Холмов до Мёртвого Замка. Столетиями люди пользовались этим маршрутом, перевозя товары — южные зерно, овощи и фрукты, северные мясо и железо. Хотя на Юге было немало месторождений железа и меди, этой горькой земле их никогда не хватало.

Столетиями колёса телег, копыта лошадей и тягловых быков, ноги тысяч кочующих переселенцев утаптывали землю. Их не останавливали никакие тяготы.

Пограничная зона между двумя странами производила на редкость печальное впечатление. Сухая почва со скудной колючей растительностью, однообразный ландшафт, безлюдные пейзажи. Каждая наша редкая остановка была похожа на предыдущую. Ветер дул не настолько ледяной, как на Севере, но он тоже холодил, кусал за щёки, а главное, бил по коже острыми лезвиями песчинок. Казалось, что песок был везде — в носу, на губах, на зубах.

Постоялый двор, в котором мы остановились в одну из ночей, отличался от северных своих собратьев: белые стены, маленькие комнаты, малое число мебели и вопиющее отсутствие ванных для мытья. Хозяин совсем не улыбался; его кожа была сморщена как кожура печёного яблока, а в морщинах будто залегла пустынная пыль. Его жена носила на голове тюрбан из белой ткани и гремела браслетами. Все немногочисленные слуги передвигались медленно, словно во сне. Разговаривали они с лёгкой гнусавостью, нехарактерной для северян, и несколько иной тональностью. Мне предстояло привыкать заново к ещё одной версии местного языка.

Природа менялась по мере приближения к морю. Появились деревья, пока ещё чахлые и довольно уродливые. На горизонте выросли холмы-гиганты. Мы поснимали шубы.

Погода улучшалась, всё зеленело, вот уже вместо одиноко стоявших постоялых дворов нам стали попадаться населённые пункты, где мы смогли поближе рассмотреть загорелых южан в их светлой просторной одежде, с алыми тюрбанами на головах и с обязательными кривыми ножами на поясе. На первый взгляд они выглядели совсем не так, как северяне, хотя черты лица выдавали их явную этническую близость.

Прохожие с интересом рассматривали нашу процессию, особенно карету без окон. Можно было только представить, что именно они думали, глядя на нас. Я в своём походном шерстяном платье, с трубой на голове, надетой в попытках скрыть крайне грязные волосы, бледная как смерть, худая как щепка — все местные женщины откровенно косились на меня с плохо скрываемым недоверием. Лорд Уайтхилл в жарком дублете и с посольской печатью на шее привлекал чуть меньшее внимание, но потел ещё сильнее меня и постоянно протирал лицо уже сомнительной чистоты платком.

Мы не просто были чужаками, мы выглядели как чужаки, а это много хуже.

Я не могла дождаться, когда мы наконец доберёмся до столицы.

Столицей Южных Земель был город Энчантепе, раскинувшийся вдоль побережья. Архитектура его была довольно однообразной: низкие дома-колодцы с зелёными внутренними двориками, узкие улочки, спрятанные от солнца между близко стоявшими зданиями, множество фонтанов и гигантская стена форта, защищавшая город со стороны порта. Так описывали город те северяне, кто бывал там. Лето тут длилось почти год, как зима на Севере, жаркое, душное, мучительное лето. Но ближе к морю почва становилась плодородной, и проблема голода стояла не так резко, как в Северных Землях.

Эта почва была главным проклятием южан. Именно она и удобнейший порт в Энчантепе так привлекали западников, находившихся на самом отшибе и вынужденных дольше всего добираться до перевалочных портов Востока — и дальше, к далёким иностранным берегам. За них столько пролилось крови, и из-за них все южане с малых лет учились управляться с оружием.

На въезде в город нашу печать рассматривали очень долго и придирчиво. Все стражники, вооружённые до зубов, ходили в алых тюрбанах, и я начала думать, что разный цвет их головных уборов несёт в себе какой-то смысл.

Спустя часа полтора мы добрались до нового местожительства.

Я вышла из кареты, слегка пошатываясь после многочасового пути, и раскинула руки в сторону, стараясь придать затёкшим конечностям жизнь. Дом посла Севера стоял, как нам сообщили позже, совсем недалеко от королевского форта: это был добротный двухэтажный особняк из рыже-жёлтого камня с резными ставнями.

Двое тяжеловооружённых мужчин, чьи лица прятались за алой тканью, раскрыли кованые ворота. Внутри, в уютном дворике было свежо и приятно: легко журчала в фонтанчике вода, душисто пахнувшие цветы в горшках приветливо замахали лепестками при дуновении ветерка, проникшего через открытые двери, а из-за колонны то и дело выглядывала шкодливая мордочка белого кота.

Я встала посреди дворика и начала кружиться, рассматривая коридор второго этажа, ряд дверей и тонкую резьбу по всем потолкам, струящуюся словно кружево.

— Тебе здесь нравится, дочь моя? — отвлёк меня от созерцания лорд Уайтхилл.

Я наклонила голову и задумалась на секунду.

— Скорее да, чем нет. Но это только пока, — усмехнулась я.

Из ближайшей арки вышло три женщины, они поклонились нам. Старшая из них громко возвестила о нашем приезде, подняла руки высоко и добавила с особым ударением:

— Да придёт в этот дом магия!

Я слышала, что это частая присказка на Юге, где люди верили в магию, которая должна вот-вот вернуться в эти земли и помочь справиться с западными врагами, принести с собой мир и вдохнуть в пустыню жизнь.

Столетие шло за столетием, но магия и не думала возвращаться.

Олли, тащившая мой ларец с ценностями, недоверчиво посмотрела на служанок. Она искренне поклонялась духам предков, как и все северяне, считая, что эта старая религия, появившаяся ещё до прихода королей и королев древности, — самая верная и правильная и что глупо брать на веру то, чему не так уж много лет.

Я приподняла бровь, предвкушая религиозные споры между слугами.

Комната, которая досталась мне, кардинально отличалась от всех, что приходилось видеть до этого. Я не смогла сдержать восхищённого вздоха.

Белые потолки, каменный пол и деревянная дверь — единственное, что не было покрыто изящными белыми плиточками в сине-голубых узорах. Даже большая печка-камин вся была в них.

Окошек было всего два, и оба зарешечены. На столике — большой глубокий таз и кувшин для умывания из серебра. Над кроватью целый арсенал кривых мечей, что мне показалось не слишком безопасным. Кровать с высоким пологом, а на ней…

— Здесь нет шкур! — радости моей не было предела.

Олли фыркнула и закатила глаза. Но, по правде говоря, мне жутко надоели северные шкуры, которые, конечно, спасали от холода, но дурновато пахли и скользили.

Мои простые деревянные сундуки категорически не вписывались в интерьер, служа суровым напоминанием того, как и где я жила почти год. Возможно, этот год пройдет для меня более комфортно и безопасно. Возможно, я и года здесь не проживу и смогу вернуться домой.

Всё возможно.

Я подмигнула Олли. Та недовольно поджала губы.

* * *

Волны моря беспокойно бились о крепкую кладку форта, корабли скрипели мачтами, а чайки кричали во всё горло. Пахло солью. Я провела языком по губам — солоно.

Олли стояла рядом и молча страдала. Ей категорически не нравилось всё, с чем она сталкивалась в новом месте. Я могла её понять, у меня так было с Севером. Всё мне напоминало, что я не там, где хотела бы и должна была бы быть. Я уже привыкла к этому. Она нет.

Моё темно-зелёное платье из шерсти было несколько жарковато, как и труба, но без неё мне бы определённо напекло голову ещё больше. Нужно было подумать о покупке какого-то альтернативного головного убора.

Приставленный охранник маячил за нашими спинами.

Недалеко пара ребятишек в белых халатиках играли в яркие камушки, уже забыв про странно одетых тёть, таращившихся на море.

Я скучала по морю. Мне всегда близка была эта стихия, этот запах, этот умиротворяющий шум.

Мимо прошли громко разговаривавшие женщины в высоких тюрбанах и с бесконечным числом браслетов и цепочек. Детишки радостно вскрикнули, видимо, как-то удачно сыграв в свою непонятную игру.

Я отвернулась от моря и, жмурясь от солнца, подняла глаза на небо. Так отвыкла от мира, на который можно смотреть без стекла, без слоёв шапок и платков, навёрнутых на голову и шею. Сегодня был первый день, когда я чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы пройтись от посольского особняка. Смена климата и долгая дорога сделали своё дело.

К сожалению или к счастью, мне нужно было приходить в себя быстрее: через неделю нам предстояло отправиться к форту, но не для прогулки, а к королевскому двору с печатью, чтобы пройти церемонию принятия какой-то другой штуки, которая окончательно закрепит статус лорда Уайтхилла.

Олли усиленно готовилась к этому мероприятию, не подпуская местных служанок ко мне на расстояние пушечного выстрела. Она уже привела в порядок синее платье, протёрла до блеска венец с костяными миниатюрами, починила подошву у обуви.

Я подозревала, что она пытается доказать самой себе и всем окружающим, насколько Север превосходит Юг во всём (даже в одежде).

Я вернулась обратно к созерцанию моря. Очень хотелось спуститься вниз, к самому берегу, снять обувь, зарыться пальцами в мокрый песок и так стоять, пока волны будут нежно щекотать ноги. Словно ожившее воспоминание из далёкого прошлого. Я закрыла глаза и попыталась восстановить его в памяти.

Чёрные волны, пена, песок, ракушки, поющие вечную песню океана, кусочки стекла, превратившиеся в разноцветную гальку, тишина и покой.

На душе стала так хорошо и так грустно одновременно.

На минуту я оказалась там.

Но хрустальная мечта разбилась очень быстро. Где-то громко лязгнуло что-то металлическое, я вздрогнула и с раздражением бросила взгляд на стену королевского форта.

— Пойдем, Олли, — сказала я, и мы пошли обратно.

Всю неделю я отчаянно скучала. Здоровье вновь ослабло, разборы были завершены, и всё, чем я могла себя занять — чтение сказок у фонтана да сон в выложенной плиточками комнате. От нечего делать я даже написала два пространных письма Ирмак Лиман вместо одного.

Лорд Уайтхилл почти постоянно пропадал за обустройством быта. Готовившая нам еду старуха Лола стенала и жаловалась на местные продукты, которые ей все казались неподходящими. Донн критиковал охрану, которая не вызывала у него доверия, а Олли просто почти постоянно ходила с очень критическим выражением на лице.

Так что день визита ко двору я в какой-то момент начала ждать как манны небесной.

Королевский двор Южных Земель отличался от Мёртвого Замка. Во-первых, он располагался в форте, чьё немирное назначение было очевидно даже далёкому от военного дела. Это делало обстановку в нём крайне агрессивной: много оружия, много людей в алых тюрбанах, много толстых стен и крошечных окон. Во-вторых, здесь почти не было никаких излишеств в виде статуй, гобеленов и рисунков на стенах. Всё предельно практично. В-третьих, одежда придворных не слишком сильно отличалась от одежды стражников и людей на улицах. Те же фасоны, те же цвета, только более дорогие ткани, богатые браслеты и ожерелья явно выдавали в них людей высокого состояния.

Мы шли с лордом Уайтхиллом по коридорам, вдоль стен которых молча стояли люди с кривыми саблями и маленькими кинжалами на поясах. Он заметно нервничал, прихрамывал и то и дело поправлял свой бархатный берет. Я, освобождённая Олли от повинности носить на голове трубу, чувствовала себя чуть более уверенно, хотя количество холодного оружия напрягало и меня.

Внезапно, без всякого архитектурного предупреждения, спартанские коридоры сменились галереей с резными колоннами и кружевными потолками. Двери, украшенные металлическими узорами, раскрылись, и мы вошли в зал.

Это был, конечно, не чертог Мёртвого Замка.

Потолок ниже, а само помещении — намного светлее, с лучами солнца, проникавшими сквозь решётчатые окна. Пол был выложен мелкой разноцветной плиткой, а половину колонн обвил плющ. Я краем глаза увидела посла Восточных Земель — мужчину в шёлковом халате, расшитом цветами, и в широкополой чёрной шляпе с плоской тульей, а также нескольких людей иных рас, в том числе чернокожую женщину с королевской осанкой в чёрном одеянии.

Я не была в принципе до конца уверена до этого момента, что в этом мире вообще есть иные расы. Я слышала легенды и слухи о людях с другим цветом кожи, но прежде никого из них не встречала. Видимо, Север им не слишком интересен. Что, впрочем, неудивительно.

Неудивительно и то, что в зале не нашлось места для посла Западных Земель.

Впереди, через несколько рядов стражников в тюрбанах цвета артериальной крови, на возвышении стоял трон — высокое металлическое кресло на постаменте выглядело довольно неудобным.

Тут я отвлеклась от трона, осознав, что трон-то есть, а короля нет.

Я моргнула и с непониманием посмотрела на лорда Уайтхилла. Он потел как ненормальный и, почувствовав на себе мой взгляд, раскраснелся ещё больше.

— Посол Северных Земель, лорд Уайтхилл, принёс печать вече, избравшего его! — провозгласил откуда-то сбоку глашатай.

Я подумала, что, пожалуй, это было совсем уж враньём. Уайтхилла избрало не вече, а сами южане. Тяжело вздохнув, я подняла глаза на потолок и пропустила момент, когда у трона возник король.

— Ваше величество, — воскликнул лорд Уайтхилл и поклонился. Я спохватилась и присела. — Мы прибыли в ваши земли с обещаниями мира и взаимного благоденствия.

Король также был одет в белое, как и все его подданные, только пояс, ножны сабли и брошь, державшая алый тюрбан, были усыпан драгоценными камнями. На вид ему было не больше тридцати — тридцати пяти. Но вид здесь, в таком жарком климате, мог быть обманчив.

— Боюсь, что не от Севера зависит мир, но благодарю, лорд Уайтхилл. Юг не против благоденствия, — голос короля мне показался странно знакомым.

Он спустился с возвышения и подошёл поближе к нам.

— По нашей древней традиции, я забираю у вас печать вече взамен на знак нашего народа, — король протянул ладонь.

Лорд Уайтхилл с готовностью снял с шеи перстень с печатью и, осторожно приблизившись, отдал его.

Перстень исчез где-то в мешочке, висевшем на поясе короля, и вместо него лорд Уайтхилл получил металлический знак, похожий на плюс. Я немного удивилась скромности этого знака. Надо будет узнать о нём подробнее.

Лорд Уайтхилл поблагодарил короля и ещё раз поклонился.

— Лорд Уайтхилл, наша земля умеет быть гостеприимной и полна возможностей. Мы не разочаруем Север, — король повернулся ко мне, стоявшей чуть в стороне от лорда. — Леди Уайтхилл, добро пожаловать в Южные Земли.

Для меня стало неожиданностью, что ко мне вообще обратились, и всё, что я смогла сказать, было несколько нечленораздельным, с внезапно крайне неприятным тяжёлым северным акцентом.

Легенды не врали: я увидела глаза южного короля, и они действительно были разного цвета. Один глаз — настолько светлый, что, казалось, радужка сливалась с белком глаз. Другой — чёрный. Производило это достаточно жуткое впечатление.

Король вернулся к трону.

Лорд Уайтхилл сделал шаг назад, ко мне.

— Сегодня в наши земли приехал наконец новый посол Севера, долгие столетия сохранявшего нейтралитет и почти двадцать лет не посылавшего к нам своих представителей. Это большой день для Юга, и ещё один шаг к нашей общей мечте. Да придет в наши земли магия.

Король поднял руки перед собой ладонями вверх, закрыл глаза, вздохнул — и из его ладоней вырвались язычки пламени высотой дюймов пятнадцать.

Я от неожиданности чуть отпрянула. Лорд Уайтхилл тихонько выругался.

— Да придет в наши земли магия! — заорали все вокруг и принялись высоко закидывать руки.

Я в ужасе смотрела на огонь, и ужас этот сменялся с каждой секундой надеждой.

Король открыл глаза и криво улыбнулся.

* * *

Королевское представление сработало на все сто. Лорд Уайтхилл принял его близко к сердцу и шёпотом заявил мне, что сразу же по возвращении с пира он напишет письмо лорду Лиману.

Слухи не врали. Впервые за столетия у королевской крови проснулись магические способности. И речь шла не просто об искрах и всполохах огня, как говорили, а о настоящем пламени!

Впрочем, надежда моя, которую я ощутила было на короткий промежуток времени, погасла быстрее, чем костерки в ладонях короля Южных Земель. То, что кто-то научился одному магическому трюку, не значит, что я смогу обязательно найти магическое решение моей проблемы.

Поэтому на приветственном пире я вновь погрузилась в уныние.

Пир южан ещё больше, чем черты лица, выдавал в них родню северян. Да, зал выглядел иначе — чище, светлее, весь в плитке, да, еда подавалась совсем иная, да, даже у вина был иной вкус — более насыщенный и глубокий. Но общая обстановка всё равно очень напоминала шумные вечера в Мёртвом Замке, свидетелем которых я неоднократно выступала, хотя немного и благопристойнее, возможно, по причине того, что роль слуг выполняли молодые мужчины вместо смешливых девушек-северянок.

Женщин вообще было меньше, чем на пирах в преддверии вече. Большинство предпочло по-видимому прийти на празднество без своих благоверных. При этом сразу несколько дам выделялись вопиющим отсутствием пары, одна особенно запоминалась: высокая, без привычного тюрбана на голове, но зато целиком в алом. На Севере наследницы без супругов занимали особое положение в обществе, но всё равно их вид был лишён величавой уверенности южанок.

Я заметила, что среди присутствующих было не так много людей в красных тюрбанах. Пока мне не до конца было ясно, по какому принципу кто-то носил их, а кто-то нет.

Места почётных гостей были очень близки к королю, и я могла видеть краем глаза, как высокопоставленные приближённые толпились вокруг венценосного южанина. С ближайшим соседом — полным мужчиной в тюрбане, расшитом золотыми нитями, — нас разделяло расстояние, куда поместилась бы ещё пара человек, поэтому поболтать было просто не с кем.

Перед нами стояли блюда с мясом, лежали целые горы разнообразных фруктов. Свет факелов отражался в гранях бокалов и танцевал на блестящих тарелках. На нас явно потратились. Впрочем, лорда так впечатлил фокус короля, что он почти не ел и не пил.

Я устало и неспешно пробовала по чуть-чуть то одно, то другое. Всё было более перчёное и душистое, чем простая пища в Северных Землях.

Местные аристократы уже раскраснелись и начали смеяться, а немногочисленные женщины вовсю флиртовали с ними.

Заиграла мелодичная музыка.

Я оценивающе посмотрела на графин у большой вяленой ноги. Лорд Уайтхилл продолжал напряжённо всматриваться в зал, словно пытаясь обнаружить ещё кого-нибудь, кто может из ничего сотворить лёд, огонь или воду. Я махнула на всё рукой и налила себе до краёв.

Это было не совсем вино, а что-то с привкусом хлеба и довольно жгучее. В груди стало горячо.

Я допила кубок и зашевелила пальцами на ногах в такт мелодии. В голове заклубился лёгкий туман, и я улетела вон из этого шумного зала.

Я бежала по мощённой булыжником улице, вокруг — изящные здания с завитушками, окошки в горшках с красными цветами, солнце, запах кофе и шоколада, свежей выпечки и…

Я зажмурилась от удовольствия.

Более бодрая музыка, сменившая прежнюю, спокойную, вырвала меня из воспоминаний. Я одарила музыкантов недобрым взглядом, а затем слепо потянулась за графином, надеясь, что второй кубок поможет остаться в прошлом чуточку подольше.

— Пожалуй, тебе хватит, дочь моя, — лорд Уайтхилл забрал у меня графин, понюхал его содержимое и поморщился.

— Это называется будай, — рядом с нами вырос из-под земли услужливый парень-слуга. — Это очень крепкий напиток, миледи, мы запиваем им мясо.

Ещё какой-то пацан будет меня учить пить. Люди вообще очень любят давать непрошеные советы, когда дело касается алкоголя.

Я отвернулась от слуги и лорда Уайтхилла, всем видом показывая, что они мне неинтересны. Время тянулось, как ириска, прилипшая к зубам.

- Какой смысл сажать послов так далеко друг от друга? Мы даже не можем обменяться мнениями, — негромко возмутился лорд Уайтхилл.

- Возможно, в этом и заключается смысл, — ответила я, проводя пальцем по столешнице.

- Ваше величество! — вдруг гаркнул лорд Уайтхилл и подскочил.

Рядом с ним сел король. Никто из пирующих не обратил никакого внимания на происходящее. Надо же, аристократическим южанам кажется нормальным показывать свою близость к народу. Хотя если ты умеешь вызывать огонь, можно и спуститься вниз — к простым смертным. Если что-то пойдёт не так, всегда есть вариант сжечь их.

- Милорд, как вам наш пир? — спросил король у лорда Уайтхилла, все ещё стоявшего. — Вы можете сесть обратно, милорд.

Уайтхилл, к его чести, даже не покраснел и плюхнулся на своё место.

- Чудесный пир, ваше величество! Такая непривычная, но вкусная еда, необыкновенное вино! Мы преисполнены благодарности.

Да уж, заставить Лолу научиться готовить местные блюда — это суперспособность похлеще огнеметательства, усмехнулась я про себя. Мы всё ещё ели северную пищу, просто частично сделанную из несколько иных ингредиентов.

- Как вам пир, миледи?

Заладил он со своим пиром.

- Поддерживаю лорда Уайтхилла. Ладно вино, а какой потрясающий будай! — подстраиваясь под пафосную манеру речи Уайтхилла, ответила я.

Лорд слегка кашлянул.

- На Севере меньше еды, конечно. И пряностей таких нет, — меня несло.

Лорд кашлянул уже не слегка.

Я с удивлением посмотрела на него и обиженно замолчала.

Уайтхилл взял всё в свои руки и решительно завёл беседу о том, как выгодно может быть сотрудничество между Севером и Югом и какая честь оказаться частью этого процесса.

Иногда лорд становился подозрительно похож на чиновника, вытащенного на свет божий по необходимости осветить детали какого-нибудь государственного проекта, но привыкшего только писать официозные канцеляристские документы и потому косноязычного. Как правило, это было в те моменты, когда он особенно сильно нервничал.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как под моей черепной коробкой мозг крутится вокруг своей оси, а тело расплывается. Губы растянулись в хмельной улыбке. Шум голосов и музыки казался чем-то далёким, будто за туманом скрытым.

- Асса, до… дорогая моя, пойдём, нам пора, — из дыма меня вывел голос лорда Уайтхилла. Я, немного пошатываясь, встала и преувеличенно ровно пошла вперёд. Он меня догнал и протянул локоть: я с сомнением посмотрела на него, но потом решила не рисковать и положила свою руку.

Смутно и всё ещё с покруживающимся мозгом я как-то доехала до нового, очередного не-дома и добралась при помощи Олли до своей спальни.

Я понимала отчётливо, что просто отвратительно пьяна, и это было чудесно: болезненный комок в груди куда-то делся, превратившись в шмоток желе. Олли помогла раздеться и покинула покои.

Я легла в постель со вздохом удовольствия: прохлада ткани щекотала кожу, а спина будто утопала в перине. Сейчас я ощущала только покой. Страха почти не было, он свернулся в клубочек и прятался где-то в тени, дожидаясь своего часа.

Это немного было похоже на мой настоящий дом и то, как я себя в нём чувствовала.

Наши совместные семейные ужины всегда сопровождались громогласной критикой отца всего и вся. Он не мог ничего изменить. Говорить — это всё, что он мог себе позволить.

Перед сном я целовала мать в щёку, желала близким спокойной ночи и отправлялась к себе. Так приятно было сменить одежду на мягкий халат, расшитый цветами, а вместо узкой обуви засунуть ноги в меховые тапочки. Я рассматривала все мелочи, не менявшие свои места годами: фигурки роботов-зверят на полках, альбомы для рисования, карандаши, капельки-наушники; здоровалась мысленно со всеми ними. Над кроватью висели купленные когда-то бабушкой, потускневшие картинки с жеманными девушками в роскошных нарядах: пышные юбки, тонкие талии, бутоны в волосах. Вечно молодые, вечно улыбающиеся.

Я в темноте смотрела на рамочки над головой. Немного пыльные, они были точно такими же, какими были, когда я была совсем ребёнком и точно так же глазела на них снизу вверх, лёжа на кровати и мечтая, как сама нарядилась бы в эти пышные юбки, а в волосы бы заплела бутоны.

Я закрыла глаза, чувствуя, как тело расслабляется от воспоминаний о доме. Дома всё было иначе. Несмотря на все невзгоды, даже в самые тяжёлые мгновения, в самой глухой тьме дом поддерживал маленький живой огонёк.

Тут было иначе.

Как только я протрезвею, я переступлю порог дома, вернусь назад — и сделаю шаг в чёрную дыру.

Здесь эта чёрная дыра всегда со мной.

Ещё две недели до войны мы были счастливы; как жаль, что тогда мы не понимали этого.

Вы не обращали внимание, как мало мы ценим то, что имеем? Мы все время что-то ищем, чего-то нам всё время не достаёт, кому-то денег, кому-то более интересной работы, кому-то совсем откровенной глупости вроде дорогой одежды, а ведь кому-то мало воды или нет канализации.

Мы все время несчастны или недостаточно счастливы.

А ведь истина намного проще. Счастье — это отсутствие несчастья.

Конфликты давно вспыхивали тут и там.

Но на некоторое время мир будто успокоился. Он застыл, замер, застеклянел, и мы расслабились, хотя очевидно было, что вот-вот — и рванёт.

И природа вокруг будто чувствовала это. Ветер, пробирающий до костей, низкое мрачное небо, опрокинутое нам на головы.

В один день всё было кончено.

Мир разбился на миллионы осколков, загорелся, вспыхнул за секунду, и потоки лавы потекли по границам стран, унося с собой тысячи жизней.

Образ матери в истерике, злой сестры и бледного как смерть отца я бросила на дно чёрной дыры. Смотреть в чёрную дыру, заглянуть в чёрную дыру, бросить туда взгляд — это стало для меня табу. Нельзя искать дно чёрной дыры, его нет, можно не вернуться назад.

Большая война, как её стали называть по аналогии с другими похожими многосторонними бойнями, нависала над нами в каждый момент времени, что бы мы ни делали, и мы привыкли жить под её тяжёлым внимательным взглядом. Она выглядывала со дна чёрной дыры, скаля свои острые зубы, и рычала.

Иногда я могла забыться и задуматься о том, что происходило на фронтах по всему миру. Как правило, со мной это случалось в самые простые, наполненные унылой рутиной моменты. Могла случайно задуматься о том, что сейчас видят перед собой солдаты, как, пока я убираюсь в комнате или ужинаю, умирают они под огнём.

Тогда я чувствовала, как где-то глубоко внутри рождался животный вопль. Хотелось остановиться, отбросить все дела и закричать.

Закричать в полный голос, до боли в лёгких.

Внутри меня всё орало, но я сохраняла гробовое молчание.

Я была смертельно уставшей, будто мне было сто лет, а вся моя молодость высохла, скукожилась. В любом молодом человеке я видела будущий труп. Никто не знал, когда тылы превратятся в авангард боевых действий, и уверенности в завтрашнем дне не было ни у кого.

Моя сестра была иной: она бросила работу и ушла в волонтёры; время от времени даже уезжала из глубоких тылов ближе к линии соприкосновения. Она ползала по горам с рюкзаком, скрывалась в подвалах, работала с беженцами. Её планшет был переполнен совместными фотографиями с людьми, которым она помогла. Завёрнутые в покрывала, чужазые ребятишки беззубо улыбались, слабо понимая, что происходит. В глазах взрослых плескалась ярость.

В лице сестры застыла будто бы навечно решимость.

Я не знала, что происходит дома. Что с моими родными, что с друзьями. Страх был постоянен. И вылезал в оглушительном молчании из чёрной дыры. Поэтому я всеми силами пыталась балансировать на её грани и лишний раз не вспоминать про дом.

Хотя он всё равно являлся мне во сне.

Являлся гротескными улицами, лицами в тумане, едва слышными словами. Однажды мне приснился сидевший на столешнице на кухне отец с поджатыми ногами, коленями у самых ушей. Он был серым и не двигался. Как статуя. Я проснулась вся в поту, запутавшись в мехах.

Иногда во снах приходили мои друзья, поворачивались ко мне спиной, и я всё никак не могла их обойти, чтобы смочь рассмотреть.

Порой мне снился наш дом — невысокий, уютный, с цветочными горшками на подоконниках. Но свет в нём не горел, и я с трудом передвигалась по его опустевшим комнатам.

Этими образами мозг пытался справиться с той неизвестностью, что пропитывала каждый мой вздох.

Столь длинный срок, что провела я в Четырёх Землях, не зная, как обстоят дела дома, сделали мою чёрную дыру всесильной. Я слышала шум океана эмоций словно через ракушку. Узнаваемый звук, но постоянный и приглушённый, будто раздающийся издали. Мой дом, мой маяк, способный разогнать тьму и осветить путь сквозь бушующие волны, исчез без следа.

Маяк потух. И самая жуткая моя мысль была переполнена мелким эгоизмом. Большая война могла перерасти в ядерную. Где гарантия, что кто-нибудь из сторон не решил нажать на пресловутую красную кнопку? Тогда велик шанс, что возвращаться мне некуда… Тогда…

Я обняла руками мягкую подушку.

Как же хорошо быть пьяной.

Я повернулась на бок и принялась ждать сон.