В поисках солнца (гет)

— Она там заперлась и плачет.

Негромкий ломкий голос Райтэна прервал бурную дискуссию касательно составления подробной легенды к очередной карте.

Илмарт и Дерек тревожно переглянулись. Одновременно перевели взгляд на Райтэна — он казался слишком опрокинутым и серым, чтобы посчитать, что с ним всё в порядке, — переглянулись снова и кивнули друг другу.

— Так, садись-ка, — уверенно вскочил Дерек, подвигая бледному замершему Райтэну стул и что-то наливая.

— Я посмотрю, — пообещал Илмарт, хмурясь от тревоги за подругу, и пошёл наверх.

Обнаружил запертую дверь и тихие всхлипы за ней.

— Олливи? — громко спросил он, стучась.

Всхлипы смолкли.

— Олливи, можно зайти? — терпеливо вопросил Илмарт, раздумывая, что будет делать, если нет.

— Сейчас, — глухо раздалось из-за двери, и через несколько секунд она всё же открылась.

Проволочка была вызвана тем, что Олив искала своё платье; надеть она его, впрочем, не успела, и прижимала теперь к себе спереди, закрываясь.

Илмарт недоуменно сморгнул. Голая Олив никак не вписывалась в его ожидания, но ещё больше туда не вписывался Райтэн в качестве насильника.

«Бред какой-то», — недовольно охарактеризовал он ситуацию внутри себя, сорвал с кровати покрывало и завернул в него Олив, попутно отбирая у неё платье. Подумав чуть, сел на кровать и устроил её у себя под боком, тщательно оберегая сломанную руку.

Олив вжалась в него и замерла, успокаиваясь. Он был единственным, кому она верила, потому что он один понимал её, как никто другой.

За эти минуты она уже успела здорово накрутить себя.

Она подумала, что Райтэн, верно, давно хотел её соблазнить. В её голове всё тут же «сошлось»: мол, сперва он боялся гнева тестя, а потом ждал, когда она достаточно поправится, чтобы спать с нею не было противно. И вот, как только случай представился — он тут же наплёл ей Бог весть чего, лишь бы добиться своего!

У неё, определённо, тем больше «сходилось», чем больше она убеждалась, что то, что он ей говорил сегодня, было именно тем, что ей особенно хотелось услышать.

Именно из-за того, что он сказал всё то, то ей особенно требовалось, и действовал с той нежностью, в которой у неё была особенно острая потребность, она тут же и укрепилась в выводе, что он всё подстроил нарочно — и она совершенно в этот момент не учитывала, что совсем не в характере Райтэна поступать лицемерно. Её страхи были слишком сильны, чтобы оценить ситуацию рационально, и она полностью поддалась своим эмоциям.

Илмарт молчал, пытаясь разобраться, что же, всё-таки, произошло. Отбросив версию «Тогнар — насильник» — поскольку она вообще никак не вписывалась ни в характер Райтэна, ни в контекст ситуации, — Илмарт стал раздумывать над версией «Олив пыталась соблазнить Тогнара, а тот ей отказал». Несмотря на некоторую абсурдность, это был единственный вариант, который объединял все вводные хоть во что-то приличное.

Подождав с минуту и убедившись, что ни новых слёз, ни объяснений не последует, Илмарт попробовал прояснить ситуацию вопросом:

— Так мне Тогнара совсем убивать — или просто поломать что-нибудь?

— Сама убью, — буркнула ему в грудь Олив и обиженно прибавила: — У-урод!

С философским видом вздохнув, Илмарт погладил её по волосам и попробовал прощупать степень остроты конфликта уточнением:

— Может, не урод, а просто дурак?

— Мерзкий, гадкий, подлый лицемер! — вместо того, чтобы успокоиться, завелась Олив, пытаясь этими характеристиками выразить всю боль от осознания того факта, что она повелась на красивые слова и поверила очередному мерзавцу, желающему поскорее добраться до её тела.

Илмарт мысленно присвистнул: картинка совсем перестала сходиться. Как Райтэн успел ещё и в лицемеры-то заделаться?

— Не хило! — выразил он своё удивление списком титулов и степенно велел: — Рассказывай!

Олив буркнула что-то невнятное и протестующее — рассказывать о том, какой дурой она оказалась, ей, совершенно точно, не хотелось. Было слишком стыдно — за собственную дурость — и слишком больно.

— Рассказывай, — ободряюще ткнул её в бок он. — Вон сколько яду накопила, нужно сливать, пока сама не отравилась.

Ему удалось вызвать этим у неё смешок. Впрочем, она ничего не ответила. Он не торопил и молча гладил её по голове.

Наконец, она признала внутри самой себя, что в сердце у неё слишком много горечи, и ей слишком больно и обидно, чтобы носить всё это в себе, ни с кем не поделившись. Поэтому она решила признаться.

— Я дура, — начала она с многообещающего вступления. — Он мне наговорил кучу красивых глупостей, чтобы затащить в постель, а я и развесила уши. Только после и дошло...

Илмарт задумался. Райтэн, который запудривает девушкам мозги, чтобы переспать с ними, конечно, выглядел чуть пореалистичнее, чем Райтэн-насильник, — но всё ещё слишком неправдоподобно.

— Что за красивые глупости хоть? — решил разжиться подробностями Илмарт. В конце концов, ему было даже и просто интересно, что такого можно наговорить Олив, чтобы она, со своей прагматичной недоверчивостью, на это повелась.

Олив тяжко и болезненно вздохнула и принялась тоскливо перечислять:

— Что я всё равно красивая, и что шрамы меня не испортят. И всё равно ловкая, даже если без глаза. И вообще... — она шмыгнула носом. — Что у меня х-характер... — она всхлипнула. — И с-сила духа! И что я... удивительная... — тут ей стало особенно обидно, потому что всё, что она сейчас перечислила, теперь казалось ей таким жалким, таким очевидно пустым и бессмысленным — то, что каждый мужчина говорит любой женщине, лишь бы её соблазнить, — и ей сделалось мучительно больно, что она повелась на этот старый, как мир, обман.

Между тем, Илмарт понимал всё меньше.

— Постой, — вмешался он в её речь. — То есть, ты считаешь, он тебе всё наврал, чтобы в постель затащить?

Он даже не мог сказать, что в этой истории поражало его больше: предположение, что Райтэн пользуется такими трюками, предположение, что Олив ведётся на такие трюки, или же то, что очевидно правдивые утверждения она называет ложью.

— Да! — вспылила, меж тем, она, злясь на себя и на него. — А я и рада слушать! Сидела тут как дура! — она даже подскочила у него под боком от возмущения собственной глупостью. — Он врёт, а я и рада!

— Олливи, — осторожно прервал её Илмарт. — А почему ты считаешь, что он врал?

Она ошарашенно повернулась к нему, ловя его взгляд:

— Но это же очевидно, Май! — обиженно и разочарованно заявила она. — Он же просто говорил то, что мне хотелось услышать!

Илмарт сморгнул. Затем аккуратно уточнил:

— То есть, ты злишься, что переспала с ним из-за того, что он наговорил того, чего тебе хотелось услышать, да?

— Да. — Более чем недовольно подтвердила Олив, отворачиваясь от него.

Илмарт размышлял минуты две, потом начал говорить тихо и спокойно:

— Ну не знаю, врал там тебе Тогнар или нет. Но точно готов подтвердить, что ты очень, очень красивая, Олливи — дух захватывает на тебя глядеть! Никакие шрамы, даже и на лице, тут не испортят дела — скорее даже подчеркнут трогательную уязвимость твоей женственности, — Олив аж рот приоткрыла, удивлённая такой проникновенной поэтичностью. — Насчёт ловкости и говорить нечего — да даже отними у тебя оба глаза, ты и совсем без них будет грациозней, чем большинство женщин! А уж характер и сила духа! — он даже глаза закатил, показывая степень своего восторга. — О, Олливи! Ты не представляешь, насколько ты божественна. Я не шучу, — серьёзно покивал он. — Ты знаешь, у меня на родине много сильных женщин — но, честно, ни одна из них никогда не восхищала меня так, как ты, — Олив совсем растерялась под этим потоком дифирамбов.

Он замолчал, выждал несколько секунд и уточнил:

— Ну?

— Что? — не поняла она, поднимая на него растерянный взгляд.

— Что — что? — подвигал он бровями. — Уже готова со мной переспать, или нужно ещё повосхищаться?

Олив вытаращилась на него с глубоким недоумением.

— Ну, Олливи! — недовольно объяснил он, проводя пальцем по её лицу. — Ты только что сказала, что спишь с теми, кто говорит вещи, которые ты хочешь слышать. Или, — он обиженно нахмурился и комично возмутился: — Я не те вещи наговорил?

— Май! — возмущённо ткнула она его кулаком в грудь. На лице её ясно читалось: «Ты дебил?!»

— Между прочим, — с постным выражением лица отметил он, — я сказал чистую правду! Вот те крест! — и решительно перекрестился.

— Май!.. — теперь её голос звучал жалобно.

— Нет, ну вы посмотрите! — разыграл возмущение Илмарт. — У Тогнара, значит, работает, а мне — шиш!

Она невольно улыбнулась — так талантливо он отобразил своё возмущение.

Он подождал ещё и деловито продолжил:

— Предлагаю для чистоты эксперимента ещё Анодара позвать. Уверен, он тоже наговорит всяких приятных вещей, которые ты хочешь услышать!

Она хмыкнула: воображение её тут же дорисовало, как эмоциональный и живой Дерек горячо заверяет её в многообразии её достоинств.

Почему-то, в самом деле, она не почувствовала при этом никакого желания переспать ни с Дереком, ни с Илмартом.

— Так что, зовём? — чуть тряхнул её за плечо друг. — Или ты всё-таки готова признать, что дело не в словах, а в том, что ты давно на него запала, а?

— Эй! — возмущённая Олив ударила его кулачком в плечо. Учитывая общий уровень накаченности его мышц, пострадал скорее кулачок.

— Нет-нет, Олливи, давай быть последовательными! — благородно возмутился он. — Тут явно одно из двух: либо ты спишь со всеми, кто говорит тебе красивые вещи, либо ты спишь именно с Тогнаром, и тебе безразлично, что именно он говорит. — Пожевав губами, он добавил: — Зная Тогнара, вообще сомневаюсь, что он высказал всё это так уж красиво, да?

Олив фыркнула, признавая его правоту.

— И готов поставить на то, — продолжал Илмарт, — что где-нибудь в процессе он ещё и заявил, что у тебя нет мозгов.

Олив искренне расхохоталась, узнавая в этом реплике Райтэна несомненно и чётко.

— Вот! — наставительно поднял палец Илмарт. — Кто ж так девушек соблазняет? Ты правда думаешь, что он всерьёз полагает, что его инсинуации по поводу мозгов звучат соблазнительно?

Тут уж они рассмеялись уже хором.

От этого разговора Олив стало гораздо легче на сердце. Во-первых, конечно, от того, что она пришла к выводу, что Райтэн и впрямь не имел цели задурить ей голову, а во-вторых — потому что, судя по всему, все трое её друзей находят её сильной и смелой, и её раны ничего тут не меняют.

— Ну так что? — меж тем, ворвался в её размышления Илмарт. — Снимаем обвинения в лицемерии — или отлавливаем Тогнара и пытаем?

— Ну хорошо, — уступила Олив. — Не лицемер! — а затем добавила с мстительным наслаждением в голосе: — Просто охочая до женских прелестей скотина!

Илмарт аж поперхнулся подготовленной было весёлой фразой, но решил, что на сегодня ему хватит лавров защитника угнетённых, и дальше Тогнар пусть уж сам разбирается, скотина он или нет.

— Спасибо, Май, — успокоившаяся Олив ожила настолько, что чмокнула его в щёку перед тем, как выкрутиться из его рук и встать.

Он рассмеялся.

— Что за несправедливость! — пожаловался сквозь смех. — Я старался-старался — и вот моя пустячная награда! А Тогнару, понимаешь ли...

— Май! — взревела Олив, чуть не потеряв от возмущения покрывало и с трудом успевая его перехватить здоровой рукой.

— Я тебе до Второго Пришествия припоминать буду! — торжественно и весело пообещал Илмарт.

— Да поняла уж! — отмахнулась она, подбирая платье и глядя на него выразительно.

Подняв руки ладонями вверх, он встал и вышел. Вскоре она позвала его обратно. Приводя себя в порядок, она расчёсывала волосы перед зеркалом. Он, сложив руки на груди, некоторое время с удовольствием наблюдал за ней. Его так и подмывало снова начать шутить на тему её неземной красоты и обворожительных шрамов, но он решил не портить ни себе, ни ей удовольствие, и пользоваться этим приёмом лишь изредка, чтобы он не успевал надоесть.

Наконец, расчесавшись, она нахмурилась и, повернувшись к нему, сказала:

— Я домой хочу, Май. Как думаешь, он меня отпустит?

— Тогнар? — с большим недоумением переспросил Илмарт.

Она кивнула.

Он подумал, что на рабовладельца Райтэн похож не больше, чем на насильника.

— Олливи. — Он постучал себя пальцем по лбу, намекая, что с мозгами у неё сегодня и впрямь что-то не так. — Как он может тебя не отпустить?

Олив заморгала, покраснела, начала оправдываться:

— Ну, закатит ещё скандал, или начнёт ко мне под окна являться!

Илмарт наклонил голову набок. Поразглядывал её. Затем пообещал:

— Я с ним поговорю. Обойдётся без скандалов и окон.

Почему-то в этот момент она почувствовала некоторый укол разочарования — словно и скандалы, и простаивания под окнами были для неё чем-то желанным. Тряхнув головой, она отогнала эти эмоции и попросила:

— Да, ты поговори, пожалуйста. Я... — она замялась, но призналась ему прямо: — Я не готова пока с ним... видеться.

— Конечно, Олливи, — спокойно кивнул он.

Спустившись вниз, он обнаружил, как Дерек отпаивает Райтэна то ли чаем, то ли коньяком. На него устремили два обеспокоенных взгляда.

— Всё нормально! — поднял руки Илмарт, успокаивая. — Понизили тебя со звания мерзкого лицемера до просто скотины.

Райтэн беспомощно заморгал. Он не понимал, чем заслужил такие обвинения, и ему было чрезвычайно больно это слышать.

— А почему он был лицемером? — заинтересовался Дерек.

— Потому что, — занимая своё место за столом, охотно объяснил Илмарт, — заявил, что такую женщину, как она, никакие шрамы не испортят.

Райтэн открыл было рот, чтобы высказать свои возмущения, но Дерек его опередил:

— А! — понятливо протянул он, затем вдруг подорвался и вскочил: — Слушай, да что ж это она так...

— Да не беги ты! — со смехом остановил его Илмарт. — Уже вроде убедил.

Понятливо кивнув, Дерек сел на место.

Через некоторое время Райтэн тихо и потерянно спросил:

— А почему я скотина?

Ему и в голову не могла прийти та интерпретация, которую выдумала Олив. Для него произошло нечто совершенно особенное, переход на новый уровень отношений — сокровенных и глубоко дорогих ему отношений — и он не понимал, почему женщина, ставшая для него особой, теперь так яростно отвергает его.

Илмарт пожал плечами и потянулся за то ли чаем, то ли коньяком:

— Откуда я знаю? Твоя женщина, ты и выясняй.

Он, в отличие от Олив, как раз не испытывал никаких тревог и сомнений. Давно наблюдая за ними обоими, он уже несколько недель как пришёл к выводу, что между ними зародились глубокие чувства, и был весьма рад за подругу, поскольку, с его точки зрения, Тогнар уж точно сумеет дать ей всю ту любовь и заботу, в которой она так нуждалась.

Лицо Райтэна приобрело решительное выражение: он явно собрался бежать и выяснять всё прямо сейчас, так как этот вопрос был слишком важен для него, поэтому Илмарт добавил:

— Только попозже, ладно? — и на вопросительный взгляд пояснил: — Ей нужно пока всё это обдумать. Не лезь, пожалуйста.

Райтэн упрямо нахмурился. Ему требовалось сейчас же вскочить и помчаться всё выяснять.

Илмарт и Дерек переглянулись.

— В самом деле, Тэн, — вступил в разговор второй. — Ей нужно время. Ты знаешь, женщины такие вещи воспринимают острее...

Райтэн посмотрел на него настолько пронзительно, что Дерек подавился фразой.

— Слушай, Тогнар, — пришёл ему на выручку Илмарт, — никто тут не сомневается в твоей способности глубоко и искренне чувствовать, и всякое там, — помахал он руками в воздухе. Затем вздохнул и добавил: — Но ей, наверно, и впрямь раньше одни скотины попадались. Дай ей возможность самой дойти до мысли, что ты не они.

Лицо Райтэна закаменело: должно быть, вообразил себе всех тех скотин.

— Ты её своим напором только напугаешь, — заметил Дерек. — Притормози.

Он заметил неравнодушие друга к Олив ещё во время путешествия по Северной Анджелии, и, как и Илмарт, полагал, что развитие этих чувств — лишь вопрос времени.

Мысль о том, чтобы отказаться от напористой стратегии, далась Райтэну с трудом, но он признал, в конце концов, со смирением, что в случае с Олив это будет наилучшим решением. Ему важнее были её чувства, чем незамедлительное доказательство своей правоты.

Гроза грянула, когда Илмарт сообщил, что Олив хочет перебраться к себе.

— Что! — вскочил Райтэн, не в силах удержать в себе тревогу за неё. — Да там же ей никто и не поможет!..

Удерживать его пришлось в четыре руки.

В конце концов, они, пусть и не без труда, уговорили его перестать пороть горячку и просто подождать, когда она будет готова поговорить с ним сама.

С трудом, со скрипом и с возмущениями — но он согласился.