Здесь никогда не шёл снег (джен)

Когда Ким ушла вместе с шумными, жаждущими уничтожить его горожанами, Эдвард первое время безвылазно сидел в своём углу на крыше и боялся посмотреть вниз. В рваной прорехе стропил синее небо периодически сменялось звёздами, а Эдвард всё сидел и грустил. Всё было напрасно, а ведь он уже почти поверил, что сможет жить с людьми, сможет стать обычным, настоящим.

Он поднял одну из своих уродливых рук, поклацал лезвиями. Тихий металлический лязг будто вгрызся в механическое сердце, в груди стало тесно и больно. Кто он такой вообще? Профессор обещал сделать из него настоящего человека, но разве возможно создать его из механизма, нарезающего овощи? Эдвард был уникальным автоматоном: он умел думать, говорить, пробовать пищу ради развлечения и даже мог чувствовать, только это не сделало его счастливым.

Всё из-за этих чёртовых ножниц!

Эдвард вскочил и принялся яростно крошить картинки, висящие над кроватью, которые вырезал с такой любовью из старых журналов и газет. Опомнился тогда, когда вокруг него образовался целый сугроб из измельчённой в пыль бумаги.

Он отвернулся от кровати и подошёл к чёрной дыре в крыше. Ночь сегодня была беззвёздной, казалось, со всех сторон к Эдварду подкрадывалась безглазая бездна. Он зажмурился, подставив лицо колючему ветру, расшалившемуся не на шутку. Кажется, надвигалась настоящая буря, и Эдвард впервые со времени ухода Ким испытал слабые эмоции. Он почувствовал удивление.

Снежная буря? Сейчас, летом? Да сколько же времени он просидел на крыше, не сдвигаясь с места?

Эдвард распахнул глаза, вытянул руки-ножницы вверх и в стороны, словно расправляя крылья.

«Пусть меня унесёт далеко-далеко, — думалось Эдварду, — туда, где нет места обману и коварству, злобе и ревности. Я не хотел причинять боль этому мальчику Джиму, я не хотел, чтобы всё так получилось…»

И Эдвард спрыгнул вниз.

Он ждал, когда же его механическое тело стукнется о землю, разлетится на пружинки и гайки, а может, если повезёт, наткнётся на острые лезвия рук-ножниц.

Вместо этого он почувствовал, как мощный вихрь с лихим «вжиу-фьють» подхватывает его, крутит и несёт совсем не к подножию замка, а совсем наоборот — вверх, навстречу чёрной бездне, швыряющей в лицо снежными зарядами.

* * *

Очнулся Эдвард от того, что нестерпимо жгло солнце. Оно с завидным упрямством скакало солнечным зайчиком по его лицу, щекотало ноздри и гладило тёплыми прикосновениями. Эдвард чихнул и открыл глаза. На минутку ему показалось, что он лежит возле стены своего замка, но тут же пришло понимание, что это совсем другой парк, да и дворец, возвышавшийся чуть в стороне, определённо был больше его собственного дома. Сложен он был не из чёрного кирпича, а из светлого, с лавандовым оттенком.

Да где же это он? Эдвард неловко приподнялся на локте, подождал, пока круги перед глазами перестанут выплясывать яркими пятнами, и потихоньку встал во весь рост. От удивления он даже забыл, что только что в отчаянии шагнул с крыши, желая избавиться от душевных терзаний. Деревья вокруг него утопали в сочной зелени, а бодрое журчание бегущего неподалёку в траве ручейка перемежалось беззаботным пением пичуг, перелетавших с места на место. Впрочем, совсем рядом раздавался и иной звук, заставивший Эдварда в страхе спрятаться за ближайшим кустом с огромными жёлтыми цветами. Кто-то размашисто работал топором — во всяком случае, ритмичный свист воздуха и последующие глухие удары здорово походили на это. Эдвард, крадучись, пошёл на звук и неожиданно выскочил на поляну, перекрытую огромной елью.

Дровосек в железном костюме, стоя спиной к Эдварду, ловко замахивался топором и наносил точные удары по стволу, заставляя щепки разлетаться во все стороны. Вот он остановился, перехватил топор поудобнее и развернулся, чтобы ловчее отсекать ветки.

Эдварду ничего не оставалось, как обнаружить себя.

— Простите… — сделал он неловко пару шагов вперёд и застыл, не зная, куда деть свои руки с острыми лезвиями, чтобы незнакомец не углядел в них угрозу.

Дровосек в удивлении медленно опустил топор и посмотрел прямо на Эдварда. Эдвард мог поклясться, что кожа лица дровосека железная, как и его костюм, хотя, возможно, это солнце резвилось и разбрызгивало блики сквозь ветви.

— Простите… — повторил Эдвард. — Я не хотел вас тревожить. Я уже ухожу. Было бы, правда, неплохо, если бы вы подсказали, в какую сторону мне надо.

— Добрый день, — вежливо поздоровался дровосек. — А где ваш дом?

— Я живу в Калифорнии, — ответил Эдвард.

— Калифорния? Ни разу не слышал о такой стране, — покачал головой дровосек. — Однажды, когда случилась такая же страшная буря, как вчера, к нам занесло Элли, но она живёт в Канзасе.

— Я знаю, где находится Канзас, — улыбнулся Эдвард. — Профессор показывал мне карту. Это западнее Калифорнии, в центре.

— Вы хотите сказать, что вы не живёте в Волшебной стране и оказались здесь случайно? — удивился дровосек.

— Ваша страна называется Волшебной? — вопросом на вопрос ответил Эдвард и покрутил головой. — Мне нравится у вас. Здесь очень красиво.

— Как ваше имя? — продолжил расспрашивать дровосек, а Эдвард вдруг понял, что, несмотря на грозный топор, дровосек добрый и не станет обижать его только за то, что он не такой, как все.

— Меня зовут Эдвард, — сказал Эдвард и, выставив вперёд свои руки-ножницы, быстро выпалил, пока его решительность не испарилась: — Профессор хотел сделать из меня человека, но не успел дать мне руки.

Дровосек замер, и Эдвард уже почти пожалел, что открылся незнакомому человеку. А ну как его опять прогонят или, что ещё страшнее, вынудят драться? Но голос дровосека, когда он заговорил, не был враждебным.

— Ты механический? — от удивления дровосек перешёл на «ты» с Эдвардом.

Тот кивнул и пару раз клацнул ножницами в смущении.

— Не может быть… Тебя тоже сделали из настоящего человека?

— Нет, — покачал головой Эдвард. — Раньше я просто резал капусту и другие овощи на кухне. Тоже? Почему ты сказал «тоже»?

— Знаешь что, Эдвард, — сказал дровосек, — давай присядем. Я тебе всё расскажу. Кажется, эта буря не была случайной. Впрочем, в стране Гуррикапа нет ничего случайного.

Они сели на поваленный ствол ели, очищенный от боковых веток, и дровосек поведал Эдварду свою историю. Оказалось, раньше он был живым человеком, обычным жевуном-дровосеком, но злая волшебница Гингема заколдовала его топор, и дровосек лишился сначала одной ноги, потом другой, затем рук, головы и, напоследок, туловища. Добрый умелец-кузнец сделал дровосеку новые части тела из железа, и с тех пор его никто не звал по имени. Все величали его Железным Дровосеком.

— Зачем злая волшебница хотела тебя убить? — спросил Эдвард, внимательно слушавший печальный рассказ.

— Я хотел жениться на прекрасной девушке, самой лучшей на свете. Мы любили друг друга, но её тётка не хотела, чтобы девушка покидала её дом. Она сговорилась с Гингемой за корзину жирных пиявок.

— И девушка бросила тебя? — грустно спросил Эдвард.

— Нет, что ты! — с горячностью возразил Железный Дровосек, а потом сник. — Девушка сказала, что она всё равно меня любит, но я не мог обременять её жизнью с железным подобием настоящего мужчины. Я не имел на это права, ведь у меня не было сердца. Я освободил её от данного слова, хотя она сказала, что всё равно будет меня ждать…

— Что было потом? — спросил Эдвард, живо представив Ким, танцующую под мягкими снежинками.

— Я встретил Элли и отправился с ней в Изумрудный город к Гудвину, чтобы он исполнил моё самое сокровенное желание. Я думал, если Гудвин сможет дать мне сердце, я вернусь к моей девушке.

Эдварду хотелось задать сразу десяток вопросов, ведь он понятия не имел, кто такая Элли и где находится Изумрудный город, но он спросил тихо о том, что зацепило его больше всего:

— Не получилось?

— Что?

— Тебе не смогли дать сердце?

— Нет, Гудвин сдержал своё обещание… — Железный Дровосек приложил руку к груди, словно прислушиваясь. — Внутри меня бьётся самое настоящее сердце.

— Почему же ты не вернулся?

Простой вопрос Эдварда поставил Железного Дровосека в тупик. Много-много лет он постоянно возвращался к этому «почему» и думал, правильно ли он поступил, оставшись в Фиолетовой стране? Да, мигуны обожали своего правителя, с ними Железный Дровосек был дружен и счастлив. У него был лучший друг Страшила, редкие встречи с которым всегда приносили столько радости. Вместе они спасали Волшебную страну от злокозней, вместе мечтали и строили планы. Только Голубую страну Железный Дровосек так и не решился навестить ни разу. Потому что…

— Почему?.. — эхом повторил он вопрос Эдварда после того, как рассказал ему и о Страшиле, и о битве с Арахной и менвитами, и о том, что правит Фиолетовой страной вот уже почти без малого полвека. — Наверное, я боялся, что моя Минни всё ещё ждёт меня, но я не смогу сделать её счастливой. А так она могла выйти замуж за порядочного жевуна и жить с ним долго и счастливо.

— Минни? — переспросил Эдвард и улыбнулся.

— Минни Эни…⁽¹⁾ — мечтательно протянул Железный Дровосек, и из его левого глаза выкатилась большая слезинка.

— Я думаю, ты не узнаешь этого, пока не наведаешься в Голубую страну, — заметил Эдвард и тихо добавил: — Хотя я тоже очень надеюсь, что Ким встретит хорошего парня и будет с ним очень счастлива.

— Кто такая Ким? — спросил в свою очередь Железный Дровосек.

Эдвард поведал своему новому другу свою нехитрую печальную историю. О том, как профессор-изобретатель сумел оживить автоматон, наделив его голосом, чувством, мышлением; как не успел закончить свою работу и умер от сердечного приступа, оставив Эдварда совсем одного на долгие годы. Рассказал о доброй Пэг Боггс и её муже Билле, которые решили приютить Эдварда в своём доме и помочь ему прижиться в городке. И о том, что поначалу всё шло совсем неплохо, но закончилось весьма печально.

— Мне нет теперь хода из моего замка, — сказал Эдвард. — Горожане считают меня чудовищем, а я не хочу, чтобы кто-то из-за меня мог обидеть Ким. Пусть она забудет меня. Наверное, так будет правильно. Если, конечно, я смогу вернуться домой.

Эдвард задумался и некоторое время сидел молча, а потом спохватился и обернулся к Железному Дровосеку, потому что тот — это было подозрительно — никак не реагировал на его слова. Железный Дровосек вращал глазами — причём левый явно ничего не видел перед собой, — заламывал руки и мычал, не размыкая рта. Эдвард страшно удивился, а потом испугался, что с Железным Дровосеком приключился внезапный приступ, но всё разъяснилось, когда тот смог непослушными пальцами достать из поясной сумки маслёнку. Оказалось, Железному Дровосеку противопоказана была влага в любом виде, и обильные слёзы, которые он лил, пока слушал рассказ Эдварда, ослепили его на один глаз, парализовали челюсти и свели руки.

— Хорошо, что маслёнка всегда со мной, — сказал Железный Дровосек, с облегчением разминая кисти рук. — Я всё время забываю, что мне нельзя плакать. Но твоя печальная история просто не может никого оставить равнодушным! Надо же, как мы с тобой похожи. Очень жаль, что тебя не было в нашей стране в то время, когда Изумрудным городом правил Гудвин Великий и Ужасный. Он, как выяснилось, был обманщиком, но смог исполнить наши самые заветные желания. Он обязательно помог бы тебе.

Эдвард поднял свои руки, чиркнул по коре ели, на которой они сидели.

— Вчерашняя буря свалила это бедное дерево, — пояснил Железный Дровосек. — После победы над Бастиндой я приказал убрать ту страшную ограду вокруг дворца с гвоздями и разбить парк. Эта ель была домом целого семейства белок. Надеюсь, с ними всё хорошо.

Чтобы опять не расплакаться, Железный Дровосек поднялся и принялся орудовать топором, ловко разрубая ствол на небольшие чурбаки. Эдвард же не менее ловко отрезал ветки поменьше от суков, делил их на части и складывал в кучи хвороста.

— Люди Лестара свозят дрова в свои кузницы, там старая ель сослужит свою последнюю службу, — вздохнул Железный Дровосек.

— Кто такой Лестар? — спросил Эдвард, пытаясь запомнить новые для него имена.

— Это наш лучший кузнец, — пояснил Железный Дровосек. — По правде сказать, его полное имя Лестар-младший, он сын кузнеца Лестара-старшего. Именно тот собрал меня обратно после нападения Летучих обезьян. А ещё он участвовал в создании Тилли-Вилли, и вообще, он самый лучший изобретатель, которого я знавал. Его сын не уступает отцу в мастерстве.

— Изобретатель? — медленно повторил Эдвард. — И он сможет сделать мне настоящие руки?

— Хм-м-м… — протянул Железный Дровосек. — А что, это отличная мысль. Я думаю, попробовать стоит.

1) Отсылка к героине сказки Лаймена Фрэнка Баума "Удивительный волшебник из страны ОЗ" Нимми Эми. Она была невестой баумовского Железного Дровосека.

Вернуться к тексту

Кудесник Лестар-младший недаром слыл во всей округе самым искусным изобретателем. Он снял мерки с рук Эдварда измерительной лентой, записав расстояние от плеча до локтя, от локтя до кисти и даже размах рук без учёта лезвий-ножниц. Пока Лестар, закрывшись в своей мастерской, работал над чертежами протезов рук, Эдвард ближе познакомился с трудолюбивыми мигунами, жителями Фиолетовой страны. Эдварду нравилась Волшебная страна, ведь здесь никто не смотрел на него косо. Поначалу мигуны опасались лезвий рук-ножниц, но быстро поняли, что Эдвард и мухи не обидит. Он стриг газоны в парке вокруг Фиолетового дворца, создавал из зелёных массивов кустов чудесные скульптуры⁽¹⁾, на которые приходили полюбоваться с самых дальних ферм.

Однажды Эдвард стриг заброшенные кусты возле оврага, где раньше заканчивалась дворцовая стена, а Железный Дровосек наблюдал за его работой. Они перебрасывались иногда парой слов и, в конце концов, принялись не в первый раз спорить по-дружески о том, что же лучше: руки или сердце.

— Если бы у меня были руки, я бы смог обнять Ким по-настоящему, — вздохнул Эдвард, отвлёкшись от своего занятия. — И не боялся бы её поранить.

— Без сердца, друг мой, ещё хуже, — привёл свои доводы Железный Дровосек. — Ну посуди сам, разве смог бы ты любить Ким, не имея сердца?

— Что бы ты делал, если бы у тебя вместо кистей рук были топоры? — спросил Эдвард. — Представь, ты не можешь даже застегнуть рубашку, потому что неизбежно порвёшь её в лохмотья.

— Да зачем мне рубашка? — пожал плечами Железный Дровосек. — И вилку с ложкой мне тоже держать не приходится. А вот без сердца я бы не смог любить мою Минни.

Эдвард ничего не сказал и принялся наводить последние штрихи на новую зелёную скульптуру. Это был олень с упряжкой, и на вопрос Железного Дровосека Эдвард рассказал, что оленя зовут Рудольф⁽²⁾ и он занимает почётное место в упряжке Санта-Клауса.

— Кто такой Санта Клаус? — изумлённо спросил Железный Дровосек. — Он волшебник?

— Волшебник? — задумался Эдвард. — Да, пожалуй. Он приходит зимой и приносит чудеса в каждый дом.

— Что такое зима? — задал новый вопрос Железный Дровосек.

Так Эдвард узнал, что в Волшебной стране царило вечное лето. Это было удивительно, что природа не отдыхала, а лес не сбрасывал краски осенью, чтобы, выспавшись за зиму, с новыми силами потянуться весной к солнцу.

Здесь никогда не шёл снег.

Эдвард помнил, как радовалась снегу Ким, как танцевала, ловя ладошками снежинки, как те таяли на её волосах и блестели маленькими бриллиантами.

— Когда идёт снег, мир наполняется чудесами, — только и сказал Эдвард Железному Дровосеку.

* * *

Время в Волшебной стране бежало незаметно, Эдвард и сам не мог бы сказать, сколько же недель или месяцев он провёл в гостях у жителей Фиолетовой страны. Хотел ли он вернуться в свой мрачный замок, где вновь пришлось бы день за днём бродить по этажам в одиночестве и находить утешение лишь в стрижке газонов и кустов вокруг замка? О, если бы у него только были настоящие руки! Тогда бы он смог спуститься с холма к горожанам и жить как все.

Спустя несколько дней Лестар-младший сообщил, что подготовительные работы завершены. Не хватало лишь особого материала, который можно было добыть только в Стране рудокопов. Легчайшее железо, нитями вплетённое в волшебную ткань, первым которую создал Ментахо.⁽³⁾ Она не промокала, не горела в огне, была эластичной и прочной.

— Даже не знаю, — задумчиво произнёс Железный Дровосек. — Ферма Ментахо находится на границе Голубой страны, возле пещер рудокопов. Пути туда добрую неделю, но это если тратить время на сон и привалы.

— Я могу не есть и не спать, — уверил его Эдвард. — Видишь ли, я ненастоящий человек, как бы мне этого ни хотелось.

— Ну ничего, — подбодрил Железный Дровосек. — Вот вернёмся, Лестар сделает тебе руки, и будешь ты как настоящий.

На том и порешили.

Железный Дровосек вызвался сам сходить к Ментахо, раздал указания на время своего отсутствия, наполнил маслёнку и распорядился, чтобы Эдварду хорошенько наточили лезвия ножниц — мало ли с какими трудностями пришлось бы им встретиться в пути. Но поскольку саблезубых тигров никто не видел в Волшебной стране уже много лет, а через Большую реку давно провели прочный добротный мост, путешествие их походило на лёгкую прогулку в парке по окрестностям.

Когда позади остались каменистые пустоши предгорья Фиолетовой страны, потянулся густой лес, который давал путникам прохладу вплоть до бескрайних полей, означавших, что они дошли до границы Голубой страны. Вскоре с западной стороны выскочила дорога из жёлтого кирпича, и теперь шагать было ещё легче, правда, Железный Дровосек то и дело прибегал к своей маслёнке, уж слишком много воспоминаний навеяла на него эта дорога. Позади остались логово Людоеда и заброшенный дом, в котором когда-то жил отшельником Железный Дровосек, фермерские домики с разбитыми возле них огородами.

— Где-то здесь Элли сняла с кола Страшилу, — с большим теплом сказал Железный Дровосек.

Эдвард по рассказам Железного Дровосека давно уже представлял себе и Элли, и Страшилу, и Трусливого льва, и даже отважного Тотошку. Он сказал Железному Дровосеку, что у него самые лучшие друзья на свете.

— Ты можешь остаться у нас, мигуны полюбили тебя, — сказал Железный Дровосек.

— Я не знаю, — честно признался Эдвард. — Мне у вас очень нравится, но всё же я хотел бы вернуться в свой дом.

Вскоре их разговоры стихли, ведь каждый думал о своём. Железный Дровосек о том, что от фермы Ментахо рукой подать до его родной деревни, где, возможно, до сих пор жила Минни. А Эдвард размышлял о вечном лете: хорошо это или плохо, если совсем-совсем нет зимы? А как же Рождество и волшебство? Снежные кролики и ледяные горки? Хотя в Волшебной стране чудес, конечно, и так было в избытке. Взять хоть бы разговаривающих белок. Когда к Эдварду в первый раз в парке возле дворца обратилась рыжая белка, он от неожиданности чуть не испортил фигуру медведя, которую как раз вырезал из зелёного массива.

— Уважаемый человек-ножницы, — сказала белка. — Квирк-квирк, можно у вас взять немного этих замечательных веток? Из них получится чудесное гнездо.

— Конечно, берите, — заикаясь, ответил Эдвард.

В Волшебной стране разговаривали и птицы, и звери. А Трижды Премудрый правитель Изумрудного города и вовсе был сделан из соломы.

Пока Эдвард думал обо всех чудесах, они дошли до поселения рудокопов и направились сразу к большой торговой лавке, знаменитой на всю округу. Ментахо, как оказалось, давно уже отошёл от дел и передал все свои секреты мастерства сыну Бофаро, подхватившему семейное дело. Ткани Бофаро разлетались по всей Волшебной стране, а первые красавицы Изумрудного города заваливали его заказами на сезон вперёд.

Обо всём этом Железный Дровосек и Эдвард узнали от словоохотливой девушки, племянницы Бофаро, которая помогала в лавке.

— Дяди сегодня не будет, — объяснила Эльвина. — Вчера они с Тубаго вернулись от Виллины — искали у неё помощи в лечении Милли, бедняжке с каждым днём становится всё хуже.

Эдвард в надежде посмотрел на Железного Дровосека, но обескураженный вид того говорил о том, что он тоже не понимает, о ком речь.

— Видишь ли, дорогая Эльвина, — сказал Железный Дровосек. — Хоть я и родом из этих мест, я давно здесь не был и понятия не имею, о ком ты сейчас рассказываешь. Не могла бы ты немного поведать нам о том, что здесь у вас происходит?

— О, конечно! — обрадовалась Эльвина — поболтать-то она очень любила. — Ментахо был одним из последних семи королей, уж это вы, наверное, знаете?

— Да, но мне казалось, после перевоспитания бывшие короли забыли о том, что они были в прошлом королями? — кивнул Железный Дровосек.

— О да, сначала так и было! — заверила Эльвина. — Но что известно двоим — известно всем. Дедушка Ментахо слыл на всю округу первоклассным ткачом, чем не король? А его жена Эльвина, моя бабушка — в честь неё меня и назвали, — умела печь такие пироги, что устроители свадеб или пиршеств считали за честь пригласить её в качестве пекаря. Из всех детей дедушки и бабушки в Голубую страну вернулись два сына: дядя Бофаро и мой отец Бумбаро. Они обзавелись семьями, подхватили семейное дело, и равных мастерству дяди Бофаро правда трудно было сыскать. У моего отца и матери нас пятеро, а вот у дяди Бофаро Тубаго — единственный сын.

— Эльвина, не так быстро! — взмолился Железный Дровосек.

— Чего тут непонятного? — пожала плечами Эльвина. — Я младшая в своей семье, мои старшие братья и сестра уже подарили отцу и матери семь внуков. У Тубаго же с Наоми, его женой, двадцать лет не было детей, и они плакали от счастья, когда всё же на свет появилась маленькая Милли.

— Милли? — эхом повторил Железный Дровосек.

Перед его глазами ровным строем пробегали жевуны, все как один похожие на рыжего короля Ментахо с косматыми бровями.

— Именно так! — кивнула Эльвина. — Да только счастье родителей и родных было недолгим — Милли стала таять словно свечечка. Дядя Бофаро даже ездил к Стелле, хранительнице секрета вечной молодости, но она сказала, что ничем, увы, помочь не может.

— Я помню Стеллу, — обрадовался Железный Дровосек хоть одному знакомому имени, а потом вздохнул: — Уж если она не смогла помочь…

— Осторожно! — взмахнул лезвием ножниц Эдвард. — Тебе нельзя плакать.

— Да-да, — согласно кивнул Железный Дровосек. — Как же это печально… Девочка умерла?

— Что вы! — всплеснула руками Эльвина, потом достала из кармана фартука клетчатый платок и хорошенько высморкалась. — Она, конечно, совсем слабенькая, на ножки даже не встаёт уже. Дядя Бофаро и Тубаго ездили за Виллиной, и она согласилась прийти посмотреть на Милли, хотя предупредила, что в её волшебной книге всё очень туманно и странно, и она чуть ли не впервые не может прочитать всех знаков.

Они немного помолчали, потом Эльвина спохватилась и предложила гостям отведать превосходных фруктов, на что Железный Дровосек отказался, а Эдвард из вежливости взял из корзины большое красное яблоко.

— А знаете, сегодня уже всё равно в лавку никто больше не придёт, я могу проводить вас в деревню, там мы придумаем, где вам можно переночевать.

Железному Дровосеку и Эдварду сон не был нужен, но они понимали, что их просьба и то важное дело, по которому они прибыли, могут немного подождать, ведь Бофаро сейчас точно было не до заказов.

Эльвина прикрыла дверь на палку: «Чтобы ветер не шалил, а воров у нас отродясь не было, мы никогда не запираемся», и они направились вниз по тропинке в сторону разбитых садов и живописных лугов с яркими цветами, над которыми порхали не менее нарядные бабочки. Беззаботность и тепло так и струились в каждом солнечном луче, что ласково гладили эти земли, на которых жили трудолюбивые, добрейшие люди.

Круглые домики с остроконечными крышами были до того милыми, что Эдвард то и дело останавливался, чтобы рассмотреть их получше. Встречные жевуны робко кланялись, завидев незнакомцев, а то и предпочитали скрыться за дверями домиков, над которыми были подвешены хрустальные бубенчики. Впрочем, уже через минуту жевуны выглядывали обратно и робко улыбались, признав в одном из гостей деревни Железного Дровосека — уж слава о его-то подвигах гуляла по всей Волшебной стране. Да и к тому же с ними была Эльвина, дочь уважаемых людей. Девушка она была словоохотливая, но не глупая — злых чужаков и близко бы не пустила на порог.

Железный Дровосек же почти ничего не видел, потому что его глаза были полны слёз. Он и не подозревал, что так соскучился по этому краю. Какой же он был глупец! Почему побоялся вернуться сюда, где знаком был, казалось, каждый куст и каждое дерево? С болью сквозь пелену слёз он остановился возле небольшого холма на месте дома, где когда-то жила его Минни.

— Здесь стояли старые фермы, — ответила на невысказанный вопрос Железного Дровосека Эльвина. — Но после взлёта торговли с жителями Жёлтой страны многие переселились поближе к границе. Там и земли плодороднее, и ручьи полноводнее.

Железный Дровосек очень хотел спросить про Минни Эни, но боялся услышать в ответ, что здесь никто её не знает. Да и потом, сколько лет сейчас Минни? Жива ли она?

Наверное, разыгравшееся воображение сыграло с Железным Дровосеком жестокую шутку, потому что когда они поднялись вверх по улице мимо аккуратных домиков и миновали один — понеказистей — чуть в стороне, он услышал тихий голос, который не слышал без малого полвека, но не спутал бы ни с одним в мире.

— Джон… Ты всё же вернулся…

1) Кустарниковая скульптура (топиар, реже топиарий) — фигурная стрижка деревьев и кустарников. Одно из старейших садово-парковых искусств. Мастера топиара могут придавать растениям различные формы, например животных, архитектурных сооружений, людей и т. п.

Вернуться к тексту

2) Рудольф — головной олень Санта Клауса.

Вернуться к тексту

3) Ментахо — один из последних семи королей страны Подземных рудокопов, впоследствии ткач.

Вернуться к тексту

Он и забыл, что когда-то его звали Джоном. Это имя выстрелило как из пращи, разорвало преграду длиной в десятилетия. Он смотрел в её глаза — веки в мелких морщинках, а взгляд тёплый, живой, взгляд его Минни — и пытался увидеть в них укор, укоризну. Не находил. Лишь грусть и мудрое понимание. Сколько им тогда было? Она же была совсем молоденькой, верила ему, верила в них. А что он? Укрылся манифестами и законами Фиолетовой страны за высокими стенами дворца, держал ответ за тысячи мирных людей. А она все эти годы ждала его. Маленькая сильная Минни Эни.

— Джон, ты всегда был таким сентиментальным… Тебе нельзя плакать, ты заржавеешь.

Она дотронулась до его лица — обожгло как огнём, стрельнуло. Заполошно забилось сердце, даром что из ткани, сейчас оно было настоящим, разогнало кровь по жилам, застучало в висках, перехватило бешеным частым стуком дыхание.

— Минни… — он взял её руки в свои, поднёс поближе к глазам, желая рассмотреть их, убедиться, что это её маленькие ладошки, которые когда-то с такой любовью гладили, умели успокоить одним прикосновением, вдохнуть веру в то, что всё будет обязательно хорошо. — Прости меня, я не мог позволить себе вернуться. Я не должен был обременять тебя…

— Ты всегда решал всё за двоих, Джон. А я ведь тебя ждала все эти годы…

— Прости… Но я рад, что ты вышла замуж, что у тебя всё хорошо…

— Вышла замуж?..

Минни горько вздохнула, погладила Железного Дровосека по плечу.

— Пойдёмте в дом; к вечеру от реки ползёт сырость, а Милли нельзя сейчас простыть ещё больше.

Казалось невероятным совпадением, что Эльвина всё это время рассказывала им о внучке Минни Эни. Когда пожилая жевунья окликнула путников возле дома, Железный Дровосек испытал потрясение. Эльвина в двух словах рассказала о том, что нужно этим двум путешественникам, а когда поняла, что Железный Дровосек знаком с Минни Эни, облегчённо выдохнула, оставила гостей на попечении Минни и убежала по делам.

— Милли сейчас спит, я дала ей лекарство, — сказала Минни Эни, когда она и её гости прошли в небольшую уютную кухню. — Наоми и Тубаго сейчас в доме Бофаро, — пояснила она. — Там слишком шумно, я пока забрала малышку к себе. Она любит этот дом, да и мне с ней спокойнее.

— Значит, ты породнилась с подземными королями? — спросил Железный Дровосек.

— Да, получается именно так. Я знавала Ментахо в прежние годы. Иногда его, конечно, заносило, но он всегда отличался острым умом и деловой хваткой, которых нельзя было ожидать от простого жевуна. А уж его сын Бофаро, а тем более внук Тубаго, и вовсе выросли людьми работящими и крепко стоящими на ногах. Хорошие они люди. И Эльвина, хоть и болтушка.

— А отец Наоми? — спросил Железный Дровосек и оглянулся на дверь коридора, словно ожидая, что оттуда сейчас появится умудрённый сединами жевун, муж Минни.

— Я вырастила Наоми одна, — просто сказала Минни Эни.

— Прости…

— Мы с тобой так занялись воспоминаниями, что совсем забыли про твоего друга. Эдвард?

Эдвард кивнул и смущённо улыбнулся. Он чувствовал себя весьма неловко, будто подглядывал в замочную скважину за чужой жизнью. Чтобы скрыть неловкость, он отвернулся и стал смотреть в окно, выходящее окнами в заброшенный сад.

Идеальный сад в представлении Эдварда был подобен парку и газонам, разбитым вокруг его замка, где он проживал со старым профессором. Деревья и кусты обязательно должны были быть подстриженными, вплоть до маленькой веточки или торчащего листочка. Сейчас же, глядя в окно на заброшенный сад Минни Эни, Эдвард испытал незнакомое доселе чувство ощущения семейного тепла и очага. А потом в него хлынули воспоминания, которые ему не принадлежали. Он буквально увидел, как маленькая девочка качается на самодельной качели, привязанной меж двух стволов старых яблонь, как хохочет, спрыгивая, и плавно приземляется в высокую мягкую траву.

А вот на крыльцо выходит женщина, очень похожая на Минни Эни, но помоложе — её дочь Наоми? — зовёт девочку и улыбается. В руках у неё тёплая горбушка хлеба — она отрезана повдоль, оттого длинная, — намазанная крыжовниковым вареньем. Девочка заливисто смеётся, подбегает к матери, и они усаживаются тесным клубком прямо на выскобленные ступени крылечка. Девочка уплетает горбушку в ласковых материнских объятиях и щурит конопушчатый нос на солнце. В синих глазах плещется счастье. Эдвард видел уже эти глаза.

— Маленькая Милли — твоя внучка, — вынырнул он из не своих воспоминаний, обращаясь к Железному Дровосеку.

Кажется, за секунду до этого замечания Железный Дровосек рассказывал Минни Эни о стране мигунов. Он так и застыл с открытым ртом, замер на полуслове, будто простоял под дождём несколько часов и сейчас был не в силах пошевелиться. Ливнем метались в голове мысли: «Невозможно! Нет! Но… как? Сколько лет Наоми? Значит, она… Не может быть».

Он с мольбой посмотрел на Минни Эни, желая, чтобы та развеяла его сомнения, сказала, что Эдвард ошибся, что он, Джон — а не Железный Дровосек — не провёл бездумно без малого полвека вдали от своей семьи. Где его любили и ждали.

Или всё же он хотел, чтобы это оказалось правдой? Тогда, когда он был удручён и близок к отчаянию, когда явился к ней уже с двумя железными ногами, она успокоила его и уверила, что любит его. И тогда они…

— Помнишь, когда мне отрубило вторую ногу, ты сказала…

— Я сказала, что мы можем сэкономить на брюках и обуви, Джон…

— Так это правда? — тихо спросил он и понял, как жалко звучит его вопрос.

— Кажется, Милли проснулась, — отвела глаза Минни Эни и поднялась.

Девочка не могла встать, она полусидела, обложенная подушками, когда Минни Эни пригласила Железного Дровосека и Эдварда в комнату.

— Только никаких слёз, — предупредила Минни Эни и мягко дотронулась до руки Железного Дровосека.

С минуту они разглядывали друг друга, а потом маленькая Милли категорично выпалила, глядя на Железного Дровосека:

— Ты железный!

— Так и есть, — осторожно ответил Железный Дровосек. — А ты очень похожа на одну маленькую девочку, которую я знавал когда-то.

— Как её звали? — живо спросила Милли, хотя видно было, что лоб её покрылся испариной — ей трудно было много говорить.

— Её звали Элли. Хочешь, я тебе расскажу?

— Я люблю сказки! — уверила Милли. — Только историю Элли знает каждый жевун, ведь она освободила нас от злой Гингемы.

— Да-да, — кивнул Железный Дровосек. — И всё же я знавал её лично и могу тебя уверить, что жевунам известно не всё о том, какая Элли была храбрая и смелая. А ещё она была очень доброй.

И Железный Дровосек принялся рассказывать про то, как встретил Элли, как она помогла ему добраться до Изумрудного города, как великий Гудвин исполнил сокровенные желания друзей, как смелый Тотошка всюду следовал за своей маленькой хозяйкой и всячески её защищал.

— Какой он, Тотошка? — спросила Милли и зевнула.

Железный Дровосек посмотрел на Эдварда в недоумении. И правда, ведь Милли никогда не видела собак, их просто не было в Волшебной стране. Он беспомощно поглядел опять на девочку, но отвечать ей не пришлось — она уснула.

Минни Эни аккуратно опустила её пониже в подушках, поправила одеяло.

— Сейчас должны заглянуть Тубаго с Наоми, — шепнула она. — Пойдёмте в кухню.

И верно, входная дверь стукнула, впуская в дом людей. Трое из них были обычными жевунами — Тубаго, Наоми и Бофаро, — а вот четвёртая гостья выглядела необычно. Маленькая седая старушка в остроконечной шляпе слегка склонила голову в приветствии, и Эдварду показалось, что звёзды на её белой мантии озарили кухню мягким светом.

— Какая честь, госпожа Виллина, принимать вас в моём доме, — поклонилась Минни.

— Ну что вы, милочка, мне было нетрудно добраться до жевунов. Хотя, конечно, надолго я народ Жёлтой страны не могу оставить. Давайте перейдём к делу. Бофаро рассказал мне о вашей беде.

Виллина достала из складок мантии маленькую книжицу, подула на неё, и на глазах изумлённого Эдварда книга принялась расти, пока не превратилась в огромный том, который Виллина едва ли могла удержать в руках. Она положила волшебную книгу на стол, открыла на нужной странице и принялась нараспев произносить слова заклинания:

— Бабмара, чуфара, скорики, морики, турабо, фурабо, лорики, ёрики… Маленькая девочка сможет исцелиться, если увидит настоящее чудо. В крови девочки много усыпительной воды, и дни её, увы, сочтены. Но если произойдёт чудо, девочка исцелится, а хворь уйдёт навсегда. Пикапу, трикапу, ботало, мотало…

— Пикапу, трикапу, ботало, мотало… — повторили Наоми и Тубаго, а Минни Эни посмотрела на Бофаро и Железного Дровосека по очереди.

— Чудо? В Волшебной стране много чудес, — сказал Бофаро. — Уж чего только у нас не бывает. Может, привести из пещеры шестилапого? Они огромные, но безобидные.

— Тогда уж лучше дракона Ойххо, — предложил Тубаго. — Ойххо смышлёный, он умеет ладить с детишками, покатает её в кибитке на спине.

— Чудом будет, если Минни сможет вновь покататься на любимых качелях в мамином саду, — вздохнула Наоми и заплакала.

— Мы что-нибудь обязательно придумаем, — уверенно сказала Минни Эни. — Одно чудо уже случилось, ведь с нами сам… Железный Дровосек, правитель Фиолетовой страны.

— Очень рада встрече, — кивнула величественно Виллина. — Я бы хотела сказать вам больше, но волшебная книга молчит. С вашего позволения, я бы хотела вернуться к своим подданным.

Бофаро и Тубаго вскочили, чтобы проводить волшебницу. На пороге она обернулась и задумчиво произнесла:

— Несколько недель назад я смотрела в мою книгу и увидела, что в далёкой стране должна случиться непоправимая беда. Я увидела, что, кхм, необычному существу нужна помощь. Я вызвала ураган, чтобы он не дал разбиться существу, но что-то пошло не так, раз оно вдруг оказалось в Волшебной стране. Книга видит и знает далеко вперёд, так что его появление у нас, возможно, было не случайно.

Она легонько поклонилась теперь лично Эдварду и вышла из дома.

Прошла неделя с того момента, как Железный Дровосек с Эдвардом добрались до Голубой страны. Они оставались желанными гостями в доме Минни Эни, хотя Железному Дровосеку сложно было ответить на вопрос — в качестве кого он находится здесь?

Они не говорили про это с Минни, но где-то между разговорами об урожае и привычных заботах, вечерних сказках для Милли о всех приключениях Страшилы, прогулках с Эдвардом по окрестностям деревни занозой сидела невысказанная вслух мысль о том, что рано или поздно ему надо будет принять решение. Несомненно, Дровосек был нужен в Фиолетовой стране, ведь он много лет мудро и честно правил мигунами, за что сыскал уважение этого славного народа. Там он был на своём месте, там был его дом.

Или нет?

Все эти годы он старательно делал вид, что его намерения тогда, после первого похода в Изумрудный город, были самыми чистыми. Он мечтал заполучить сердце, чтобы вернуться к той, которую любил больше всего на свете, а вместо этого малодушно спрятался, испугавшись, что сделает жизнь Минни невыносимой. Она была живой, из крови и плоти, а он — железным чурбаном, в груди которого всё ещё трепыхалось шёлковое сердце.

По правде сказать, Железный Дровосек попросту боялся, что теперь слишком поздно что-то менять и все его попытки что-либо исправить жалки.

Минни видела, что Железный Дровосек мается, но молчала, не пытаясь помочь ему справиться с болью. А может, все они слишком были сейчас обеспокоены состоянием Милли, и драматичные разговоры о личном выглядели бы сейчас неуместно. Всё это было пустое. Важным было лишь то, что жизнь маленькой девочки утекала сквозь пальцы, а родные ничего не могли с этим поделать.

Эдвард же старался быть полезным по мере своих сил и с радостью отмечал, что семейство Минни Эни совсем не относится к нему враждебно. Даже Милли оживлялась, когда Эдвард появлялся на пороге её комнаты. Он, правда, боялся подходить близко, ведь малейший порез мог причинить девочке непоправимый вред. Зато он вырезал для неё из бумаги человечков, белочек, зайчиков, и она не разрешала Минни Эни их выкинуть, хотя их накопился уже целый ворох.

Наоми, как и все, с большим теплом относилась к Эдварду, и теперь они виделись гораздо чаще. Они с Тубаго решили, что не будут трогать Милли, оставят в доме Минни Эни, ведь девочка здесь практически выросла. Железный Дровосек же, казалось, избегал Наоми, хотя Эдвард и понимал, что друг просто пытается разобраться в себе и своей непростой жизни.

Как-то вечером, когда Милли забылась особенно беспокойным сном, Минни Эни убиралась на кухне, Железный Дровосек ушёл с Тубаго к Бофаро, а Наоми и Эдвард сидели на крыльце.

— Знаешь, — сказала Наоми, глядя на первые звёзды на темнеющем небе. — Когда родилась Милли, мы долго гадали, на кого она похожа. Конечно, это совсем не важно, ведь главное, что она у нас была. Но так уж устроены родители, что они начинают искать в ребёнке свои черты. У меня глаза карие, у мамы тоже. У Тубаго в семье все кареглазые, и Милли родилась с такими же. Но где-то ближе к году глаза её начали светлеть, а потом и вовсе стали синими. Это ли не чудо?

Эдвард промолчал, а Наоми вдруг без всякого перехода сказала почти жёстко:

— Это я во всём виновата.

— Почему? — спросил Эдвард. — Разве может человек быть виноватым в болезни?

— У нас с Тубаго очень долго не было детей, — доверительно сказала Наоми. — В семьях жевунов всегда много детишек, но небеса словно наказали нас за что-то. Я плакала и мечтала о ребёночке, хотя Тубаго и уверял меня, что мы и вдвоём проживём неплохо. Как-то я здорово рассердилась на него за эти слова и сказала ему, что нам лучше расстаться. Он обнял меня и сказал, что никуда меня не отпустит, а ещё, что я дурочка.

Наоми не плакала, но в её голосе Эдвард слышал невыносимую печаль.

— Тем вечером со мной случилась настоящая истерика, я вообще плохо помню, что было в следующие дни. Тубаго не отходил от меня, ухаживал, не оставлял ни на минуту. И я выкарабкалась, справилась. Однажды, когда я шла домой из торговой лавки через овраг, решив срезать путь, мне встретилась старая женщина. Лицо её было закрыто капюшоном, впрочем, она была такой согбенной, что я всё равно не разглядела бы её — она разговаривала не со мной, когда обратилась, а со своими башмаками. Старушка попросила перевести её через ручей, который протекал по дну оврага. Когда я перевела её на другую сторону, она поблагодарила меня и сунула в ладонь пузырёк, сказав, что все мои тревоги напрасны, мне надо просто успокоиться. Не успела я удивиться, как старушка исчезла, будто её и не было. Это было верхом опрометчивости, но я решила попробовать лекарство из того пузырька. Оно пахло волшебно — перечной мятой, свежим пшеничным хлебом и почему-то металлической стружкой. Я и на самом деле стала спокойнее, а потом, когда уже почти смирилась, мне приснился яркий сон. Я увидела Священную пещеру с источником Усыпительной воды, хотя я никогда не была в пещерах рудокопов. По краям источника росли кусты с мясистыми листьями. Я собрала листья и стала их жевать. Во рту всё пересохло, я зачерпнула воду ковшиком ладони и начала пить. Вода была прохладной, хрустальной. Я пила и пила во сне, и никак не могла напиться.

— Ты решила разыскать ту пещеру из сна? — спросил Эдвард.

— Мне не нужно было её искать, — ответила Наоми. — Когда я проснулась, у меня было полное ощущение, что я только что была там. Что всё было на самом деле. Я рассказала обо всём Тубаго, и он с удивлением узнал в моём рассказе ту самую пещеру, где много веков брали усыпительную воду для семи подземных королей. Я знала, что он происходит родом от самого Бофаро⁽¹⁾, но мы никогда не говорили про прошлое его предков, тем более сам Тубаго вырос уже наверху, а не в подземных пещерах.

Он испугался за мой рассудок, да и Усыпительная вода таила в себе много опасностей. Конечно, я не стала бы просить его выспрашивать у старого Ментахо, как разыскать ту пещеру.

— И что случилось потом? — заинтересованно спросил Эдвард.

— Несколько дней спустя я как-то с утра затеяла генеральную уборку, решив, что хватит уже хандрить. Я смахнула пыль из самых дальних и тайных закоулков в доме. Когда я залезла под кровать, решив и там хорошенько всё выскоблить, я наткнулась на подсохший зелёный лист с того самого куста. Я сразу его узнала.

— Но откуда? — поразился Эдвард.

— Я до сих пор не знаю. Тубаго сказал, что это просто обычный лист, который могло занести ветром со двора. Но я помнила запах и вкус этих листьев, будто только и делала, что готовила из них салаты на ужин.

— Это не был обычный сорняк, так?

— Эти листья хорошо известны тем, кто знаком с историей жевунов и Голубой страны. Когда-то с их помощью Урфин Джюс обзавёлся целой армией деревянных солдат.

— Тех самых? Про которых рассказывал Железный Дровосек Милли?

— Да. Хотя живительных листьев никто не видел с тех пор.

— А потом… Потом ты…

— Потом я поняла, что ношу под сердцем ребёнка. Случилось настоящее чудо, и мне дела не было, был ли мой сон явью, вымыслом, воздействием лекарства из пузырька, которые мне для та старушка. Теперь всё это было неважно, ведь мы с Тубаго, наконец, стали родителями. Милли, как ни странно, совсем не росла избалованной и капризной, хотя её буквально все носили на руках. И моя мама, и семья Тубаго, и даже соседи. Мы все не чаяли в ней души.

— Но почему ты сказала, что ты виновата? В чём?

— Когда Виллина сказала про Усыпительную воду, я вспомнила свой сон до мельчайших подробностей. Только Тубаго знал о нём, даже маме я не рассказывала. Книгу мудрой Виллины нельзя обмануть. Наверное, я слишком легко поверила в чудо, а может, не была благодарна за такой подарок судьбы, отнеслась к нему, как к должному.

— Ты точно не виновата, — заверил её Эдвард. — И кто знает, если книга Виллины видит всё, значит, есть такое чудо, которое излечит Милли.

— Если ты живёшь в Волшебной стране, ты так привыкаешь к постоянным чудесам вокруг, что относишься к ним как к вещам обыденным, — вздохнула Наоми. — Это самая главная ошибка взрослых людей. Мы перестаём верить в чудеса, мы не верим в себя, мы боимся быть ненужными или лишними.

И они стали искать то самое чудо, которое могло бы исцелить Милли.

Тубаго с Бофаро привели-таки из пещер двух больших шестилапых, вызвав восторг местной детворы. Они пытались взгромоздиться на круглые спины зверей и хохотали, путаясь в густой грязно-белой шерсти. Шестилапые ухали, с явным удовольствием принимали угощения — а ели они исключительно всё, что им предлагали — и неуклюже перетаптывались на месте.

Милли же, когда её вынесли на руках и поднесли к одному из шестилапых, слабо улыбнулась и тут же обмякла — пришлось заносить её скорее обратно. Шестилапых оставили на привязи, решив их отвести домой попозже.

— Жарко беднягам, — сказал Тубаго Эдварду, наблюдая, с каким интересом тот рассматривает шестилапых. — Пора их стричь, да всё из рук валится.

— Вы их стрижёте? — спросил Эдвард.

— Шерсть шестилапых пропитана светящемся веществом, — пояснил Тубаго. — Раньше рудокопы изготавливали с его помощью светильники, мы же используем для лёгкой воздушной ткани, схожей с крыльями фей.

Эдвард подошёл к одному из шестилапых, наклонился к короткому уху и что-то прошептал. Шестилапый ухнул и сел на зад, застыв на манер статуи.

Щёлк-щёлк, засвистели лезвия ножниц в воздухе. Светящееся облако окутало и шестилапого, и Эдварда, а когда он закончил свою работу и шерстяная пыль осела, перед изумлённым Тубаго предстал улыбающийся шестилапый, который походил на стриженного льва.

— Да у тебя талант! — восхитился Тубаго. — Мне понадобилось бы на это часа три и пара помощников.

Эдвард с таким же энтузиазмом привёл в порядок второго шестилапого, а потом помог Эльвине с Наоми собрать шерсть, хотя по правде сказать, получалось у него плохо — он крошил шерсть и пару раз продырявил мешок.

Железный Дровосек хотел написать письмо Страшиле с просьбой прилететь в Голубую страну на драконе Ойххо, но Минни Эни отговорила его.

— Милли выросла среди драконов. Ты же знаешь, после выхода рудокопов наверх драконы и шестилапые перебрались туда же за людьми. Шестилапым трудно на свету, их глаза совсем не приспособлены для дневного света, поэтому их держат в пещерах и выгуливают в основном по ночам. А драконы любят солнце. Над Голубой страной постоянно летает парочка-другая.

Надежды их таяли, потому что вскоре Милли перестала реагировать на подошедших к ней. Она не улыбалась, не вскидывала радостно ладошку в приветствии, а просто смотрела в пустоту мутным взглядом. Доктор Робиль — никто не мог сказать, какой он по счёту Робиль, но он был такой же длинный и худой, как его знаменитый предок — сказал, что взрослым нужно смириться. Доктор Бориль — да, он тоже был десятым предком первого Бориля и таким же толстеньким — на этот раз не стал спорить с коллегой, а согласился.

Они почти не разговаривали, а несли траурное бдение, проверяя, дышит ли Милли. Каждый раз, когда Минни Эни приходила из спальни внучки, родные вскидывали на неё испуганные глаза, а потом потихоньку выдыхали, замечая, как упрямо поджаты губы Минни Эни.

Тубаго выкроил время и изготовил для Эдварда превосходную ткань — материал для рук, но Эдварду было сейчас не до этого. Как он мог вернуться к Лестару, когда здесь оставались его друзья?

Однажды вечером, когда было особенно душно, Эдвард увязался за Наоми, чтобы помочь ей принести из погреба фрукты, домашнее вино и сыр. Они спустились по круглым ступеням вниз, Наоми отперла тяжёлую дверь и повесила на крюк у входа керосиновую лампу. Она принялась выбирать с полок необходимое и складывать в корзину, а Эдвард старался не мешаться и стоял в сторонке. Лампа освещала погреб слабо, но Наоми могла ориентироваться здесь с закрытыми глазами, прекрасно зная, где что лежит.

— Что это? — заинтересовался Эдвард блеснувшей на одной из полок искоркой.

Будто сверкнуло что-то.

— О, это величайшая драгоценность, которую каждый жевун бережёт как зеницу ока, — сказала Наоми.

Она отложила пучок лука-порея и взяла с полки пару маленьких блестящих кубиков.

— Это кубики льда, — протянула она один Эдварду. — Подарок Виллины. Видишь ли, иногда фрукты, сыр и другие продукты слишком быстро портятся, а это не очень удобно, как ты понимаешь. Виллина заколдовала воду так, что она замёрзла, и получились кубики льда.

— Они не тают? — в восхищении спросил Эдвард, с величайшей осторожностью принимая из рук Наоми кубик.

— Нет, — пожала плечами Наоми. — Во всяком случае, их редко приходится обновлять. Обычно Виллина приезжает к нам на Праздник урожая и обновляет чары.

— Можно мне один? — с придыханием спросил Эдвард.

— Возьми, — разрешила Наоми. — Только наверху он очень быстро исчезнет. Они сохраняются только в холодном месте, вот как погреб.

Эдвард же, казалось, не слышал Наоми. На вытянутом лезвии он осторожно держал как величайшее сокровище маленький кусочек льда. Доказательство того, что зима и Ким, танцующая под снежинками, ему не привиделись.

Шаг за шагом он поднялся по ступеням, совершенно забыв про Наоми, которая шагала сзади, отдуваясь под тяжестью корзины.

У тропинки к дому Наоми свернула к крыльцу, а Эдвард пошёл в заброшенный сад.

— Эдвард! — позвала Наоми. — Ты куда?

Впрочем, ей некогда было думать о странном поведении Эдварда. Надо было отнести продукты в дом, помочь матери приготовить на завтра обед.

В кухне она устало кивнула Минни, поставила корзину на табурет, вытащила первым делом масло, сыр и яйца, потом потянулась к кувшину, чтобы перелить в него вино из бутыли. На столе стояла большая чашка с мукой — мама затеяла пироги, значит, надо было намять ягод. Молча они хозяйничали вдвоём, ловко и споро поставили пироги, приготовили рагу и грибной суп.

— Эдвард где? — спросила спустя время Минни. — Или ушёл с Тубаго?

— Ой, — спохватилась Наоми. — Нет, он со мной был. Я домой пошла, а он в сад.

Не сговариваясь, они побросали полотенца и пошли в спальню — там окна выходили как раз в сад.

Эдвард что большой ребёнок. Мало ли, что с ним могло приключиться. Заскочили друг за дружкой в комнату, да так и застыли на пороге.

Окно было открыто — Минни сама приоткрыла немного створку, чтобы разогнать душный вечер. Лёгкий тюль колыхался волной и серебрился в облаке пушистых, хрустальных снежинок. Они медленно сыпались, казалось, с самого потолка, кружились, плавно опускались, а потом изящным пируэтом поднимались обратно вверх и начинали свой танец по новой.

В центре снежного хоровода кружилась Милли, ловя ладошками снежинки. Казалось, она сама сейчас подлетит над полом и станет вращаться в этом серебряном кружеве. Глаза её сияли, а вернувшийся румянец на щеках был тем самым, который бывает у абсолютно здоровых и счастливых детей.

— Бабуля, мама! Смотрите! — заливисто засмеялась Милли. — Это же снег!

— Здесь никогда не шёл снег… — прошептала Минни Эни.

А Наоми, не сдерживая слёз, уже обнимала дочку и кружилась с ней в танце.

1) Бофаро жил за тысячу лет до рождения Элли Смит. Устав ждать смерти отца, он устроил против него заговор, в который привлек несколько тысяч сторонников. Заговор был раскрыт, и Наранья сослал Бофаро, вместе с женой, детьми и соратниками на вечное поселение в Пещеру, где принц стал королём — первым королём Подземной страны.

Вернуться к тексту

Железный Дровосек сидел с Эдвардом на крылечке и смотрел, как Милли, хохоча, подлетает, спрыгивая с качели.

— Милли, идём обедать! — высунулась в окно Наоми. — С утра скачешь!

— Сейчас, мамулечка! — крикнула Милли и снова полезла на качели.

Железный Дровосек украдкой вытер слезу.

Когда вчера они с Тубаго вернулись от Бофаро, то глазам своим не поверили — Милли преспокойно сидела на кухне и уплетала большой кусок пирога с яблоками, одновременно пытаясь накормить Эдварда его порцией.

На все восхищённые вопросы Эдвард просто ответил, что в Волшебной стране никогда не бывает зимы.

— Зимой холодно, — сказал он, — но когда идёт снег, мир преображается.

— Как же тебе удалось заставить пойти снег? — поразился Железный Дровосек, когда первые слёзы радости были вытерты, а суставы смазаны с запасом на всякий случай.

— Не знаю, — пожал плечами Эдвард. — Я так делал дома. Когда я крошу ледяную глыбу, на улице начинает идти снег.

— Поразительно… — покачал головой Тубаго, боясь отпустить от себя Милли, которая задремала у него на коленях.

— Но ты взял в погребе совсем маленький кубик, — подала голос Наоми.

Эдвард ничего не ответил, лишь улыбнулся.

— Ты послан нам богами Волшебной страны, — с теплом сказала Минни Эни. — Если бы не ты…

— Если бы Железный Дровосек не повёл бы меня к вам за материалом, я бы здесь не оказался, — снова улыбнулся Эдвард той смущённой улыбкой, которой мог улыбаться только он.

Открытой и искренней.

— Уверяю тебя, я сделал для тебя ткань самого лучшего качества! — сказал Тубаго. — Отец лично всё проверил.

— Вам осталось только добраться обратно, в Фиолетовую страну, — с грустью сказала Наоми. — Мне так жаль с вами расставаться. Но я понимаю, что здесь вас больше ничто не задерживает.

— Я хотел сказать… — подал голос Железный Дровосек. — Если вы, конечно, не против… После того, как я провожу Эдварда к мигунам и Лестар сделает ему руки, я хотел бы вернуться в Голубую страну.

— В самом деле? — поражённо воскликнул Тубаго. — Вот так сюрприз! Это было бы большой честью для нас.

— Ты уверен? — спросила Наоми. — А как же твои мигуны?

— Лестар прекрасно справится с обязанностями правителя, — отмахнулся Железный Дровосек.

Он смотрел на Минни, которая молчала, и ждал, что скажет она. Только от её решения зависело, позволено ли будет ему тут остаться.

— Что ж… Места у нас хватит, — сказала наконец Минни и посмотрела прямо в глаза Железного Дровосека. — Ты можешь пожить первое время у меня, пока не подберёшь жильё.

— Отлично! Чудесно! Здорово! — неслось со всех сторон восторженным шёпотом, потому что Милли от шума завозилась сквозь сон.

Потом Тубаго отнёс Милли в кровать, и она уснула крепким, здоровым сном, а взрослые ещё добрую часть ночи сидели в саду и разговаривали обо всех чудесах на свете.

* * *

— Милли! Суп остынет! — голос Наоми выдернул Железного Дровосека из воспоминаний и переживаний вчерашнего дня.

— Знаешь, тебе не надо провожать меня к Лестару, Джон, — сказал вдруг Эдвард.

— Почему? — поразился Железный Дровосек.

— Ну, передать государственные дела тебе, конечно, придётся, но это можно сделать и потом.

— Ты что, хочешь вернуться в Фиолетовую страну один?

— Нет. Я не пойду в Фиолетовую страну.

— Не пойдёшь? Но как же твои руки?

Эдвард протянул вперёд свои клешни-ножницы, поклацал ими, внимательно на них посмотрел.

— Знаешь, Лестар сказал, что он сделает мне настоящие руки. Я и думать забуду про эти недоразумения, как он их назвал. Но Джон, это и есть мои руки. Мне не надо других. Теперь я это точно понял.

— Правда?..

— Я хочу вернуться домой. Благодаря твоей Минни я понял, что это очень здорово, когда кто-то ждёт тебя и думает о тебе. В домике Минни пятьдесят лет горел свет в окошке, поджидая путника. Тебя здесь ждали. Я рад, что вы всё рассказали Наоми.

— Но как же ты вернёшься? — спросил Железный Дровосек, пытаясь не заплакать.

— Эльвина знает все секреты жевунов, — спокойно сказал Эдвард. — Оказывается, те серебряные башмачки, которые когда-то доставили Элли Смит в Канзас и по дороге потерялись, на самом деле вернулись в пещеру своей первой хозяйки Гингемы. Такова их сила. Они могут доставить путника в любую точку мира, но сами обязательно возвращаются домой. Кажется, об этом Эльвина узнала от гномов-летописцев, которые приходили к ней в лавку за перьями. Серебряные башмачки хранятся у старейшин гномов.

Всё оказалось так просто и так странно одновременно.

Железный Дровосек, который совсем не думал, что когда-то отважится вернуться в родные места, уже и помыслить себя не мог без этих пашней, лугов, лесов, а главное, улыбчивых и простых жевунов — его соплеменников. Мигуны, конечно, очень огорчились, что такой прекрасный правитель, как Железный Дровосек, решил отойти от дел, но он оставлял бразды правления в надёжных руках и знал, что Лестар станет прекрасным преемником.

Гномы с величайшим почтением откликнулись на просьбу Виллины — а уж она-то знала и видела всё, что происходит в Волшебной стране — и принесли в дом Минни Эни серебряные башмачки, которые должны были доставить Эдварда руки-ножницы домой.

Проводить его собралась вся деревня. Жевуны сняли шляпы, чтобы те не мешали им звоном своих колокольчиков плакать.

— Спасибо тебе за всё, Эдвард, — сказал Железный Дровосек.

— Я буду скучать, — прижалась к нему Милли.

— Можно мне маленький кубик льда? — попросил Эдвард у Наоми.

— Конечно, — она удивилась его просьбе, но кивнула Тубаго, чтобы он сбегал в погреб.

Когда Эдварду принесли кубик, он аккуратно положил его на одно из лезвий, а потом подул.

— Бамбара, чуфара, скорики, морики, турабо, фурабо, лорики, ёрики, — прошептал Эдвард.

Кубик начал стремительно расти. Вот уже Эдвард не мог удержать его в руках и аккуратно поставил на газон, впрочем, мало кто мог бы увидеть, что происходит — всё заволокло туманом снежной крошки. Однако когда он стал оседать, из самой гущи послышалась возня и скуление. И вот из облака снежной крошки выбрался белоснежный щенок. Очаровательный малыш, который, несмело виляя хвостиком и смешно переставляя толстенькие лапки, направился к оцепеневшей Милли.

В Волшебной стране в своё время заговорили и ожили даже механические мулы, так стоило ли удивляться, что щенок изо льда стал живым и тёплым?

Эдвард в последний раз поклонился своим друзьям, щёлкнул каблуками серебряных туфель и громко назвал адрес своего дома в далёкой Калифорнии.

* * *

Когда от ворот замка в очередной раз с шумным весельем отбежала стайка мальчишек, Эдвард ещё какое-то время сидел в своём углу и прислушивался к удаляющимся шагам. После его возвращения из Волшебной страны ворота замка чудесным образом закрыли проход, и вот уже много лет никто из горожан не мог попасть внутрь. Кажется, горожане считали странный дом на холме предметом туризма, потому что часто целые группы поднимались по тропе, задирали головы, рассматривая готические башенки, серую черепицу крыш и узорчатые окна, а потом гуськом спускались обратно. Эдвард наблюдал за горожанами в огромную дыру в крыше, которая служила ему своего рода окном. Так здорово было наблюдать, как в рваной прорехе стропил синее небо периодически сменялось звёздами, и мечтать. Всё было не напрасно, хоть он так и не смог стать обычным человеком.

Он поднял одну из своих рук, поклацал лезвиями. Тихий металлический лязг будто пощекотал в носу, в груди стало тепло и радостно. Кто же он такой вообще? Профессор обещал сделать из него настоящего человека, но разве возможно создать его из механизма, нарезающего овощи? Эдвард был уникальным автоматоном: он умел думать, говорить, пробовать пищу ради развлечения и даже мог чувствовать, и всё это сделало его счастливым.

Всё благодаря чудесным ножницам!

Эдвард вскочил и принялся ловко вырезать из листов бумаги человечков, белочек и шестилапых, а потом стал развешивать их гирляндами над кроватью. Бумагу он обычно привозил из своих поездок в Волшебную страну, хотя правильнее было сказать «полётов».

Когда Железный Дровосек с Милли впервые прилетели на драконе Ойххо в Калифорнию, Эдвард страшно обрадовался друзьям. Он с удовольствием принял приглашение и погостил у добрых жевунов целую неделю, радуя их снегом. Ребятня играла в снежки, лепила снеговиков, а весёлый Тотошка с лаем гонялся за ними и хватал за пятки. Да-да, Тотошка не состарился ни на день с того момента, как выскочил из снежного облака. А вот Милли вскоре подросла и превратилась в настоящую красавицу. Эдвард полюбил своих новых друзей всем сердцем, но каждый раз снова и снова возвращался домой, в свой замок.

Почему?

Эдвард повесил последнюю гирлянду, отвернулся от кровати и подошёл к чёрной дыре в крыше. Ночь сегодня была беззвёздной, казалось, со всех сторон к нему подкрадывалась любопытная бездна. Эдвард подвинул поближе к краю одну из ледяных глыб, зажмурился и поднял руки-ножницы, словно расправляя крылья.

Потом открыл глаза, безошибочно разыскивая в полной темноте маленький огонёк далеко внизу. Он знал, что Ким помнит о нём и рассказывает сказки своей внучке.

Под шелест ледяной крошки словно совсем рядом Эдвард расслышал:

— Бабушка, а почему ты думаешь, что Эдвард руки-ножницы до сих пор живёт в своём замке?

— Здесь никогда раньше не шёл снег. А снег — это маленькие льдинки, вылетающие из-под лезвий Эдварда, когда он создаёт волшебную ледяную скульптуру.