Завещание Тёмного Лорда. Продолжение... (гет)

Завещание Тёмного Лорда. Продолжение...

«Возвращения никогда не бывают случайны. Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить. Иногда сам Господь ловит нас за шкирку и возвращает в то место, где мы случайно ускользнули из-под его ока, чтобы исполнить свой приговор или дать нам второй шанс...» (с)

Англия. Министерство магии. Два часа пополудни. 11 июня, 1946 год.

Дверь зала распахнулась, выпуская в коридор строго одетых людей.

— Ну что ж, — протянула довольно неприятной наружности женщина, — всё сложилось довольно хорошо. Не скажу, что уж очень, но моральное удовлетворение я получила, чего не скажешь о вас, дорогуша...

Девушка с копной вьющихся каштановых волос, убранных сейчас в элегантную причёску, с маской презрения на лице посмотрела в сторону своей собеседницы, и единственное желание, посетившее Гермиону в данную минуту, было как следует дать кулаком в нос этой мерзкой женщине, чтобы надолго отбить у той желание так ехидно улыбаться.

Не говоря ни слова и никак не реагируя на колкость Изабеллы, она развернулась и поспешила удалиться подальше от искушения поступить аморально и недостойно поведения истинной леди. И как бы не сложилась ситуация, и что бы кто не говорил, Гермиона не собиралась бездействовать и оставлять всё так.

Вслед уходящей миссис Риддл долетела ещё одна порция ехидства Изабеллы Смит:

— Я не получила то, чего хотела, но будьте уверены, дорогуша, я это получу... Не так, так по-другому...

Гермиона Риддл шла по тёмному коридору Отдела Тайн Министерства Магии, направляясь прямиком к лифту, дабы подняться в атриум и узнать у нынешнего дежурного волшебника нужную ей информацию. В этот день собралось на удивление много народу, то и дело сновавшего туда-сюда.

Лифт с уже знакомым ей лязгом и стуком остановился и приветливо распахнул свои золотые решётки. Молодая женщина торопливо прошла внутрь вместе с толпой. На протяжении всего неспешного путешествия по тоннелю лифтовой шахты, она ловила на себе сочувственные взгляды попутчиков, хотя и осуждающих было не мало.

Зазвучал прохладный женский голос:

— Атриум, — решётки задвигались и распахнулись, выпуская волшебников и волшебниц наружу.

Миссис Риддл успела сделать лишь пару шагов на выход, прежде чем её со спины кто-то ухватил за локоть и, притянув к себе, тихо шепнул на ухо:

— Гермиона, надобно поговорить...

Она обернулась и, удивлённая тем, что не сразу заметила знакомого человека в толпе многоликих сотрудников Министерства, слегка растерялась. Перед ней стоял, как всегда рыжий и немного нескладный, мистер Септимус Уизли, которого она видела несколько раз за последнее время, но не имела возможности свободно поговорить, исключая лишь короткие знаки приветствия. Он несмело улыбнулся ей, словно не знал подходящий ли для этого момент.

— Мистер Уизли, рада видеть вас, — Гермиона подала руку для рукопожатия, дружелюбно улыбнувшись в ответ.

— И я тоже. Жаль, правда, что наши встречи происходит далеко не в самые приятные моменты, — он, взяв её руку в свою ладонь, сочувственно сжал.

— Вы хотели о чём-то поговорить, мистер Уизли? Просто я, — она с досадой поглядела на закрывающиеся решётки лифта, — торопилась...

— Да. К слову, я узнал, где можно найти мистера Сомса, — мужчина отошёл от неё на шаг и нажал на кнопку с цифрой четыре. Лифт, заскрипев цепями, начал подниматься. — Понимаю, возможно, поздно, но...

Долгий месяц поиска этого загадочного, и потому иногда казавшегося вообще мифическим, персонажа, если бы не Том, который рассказывал о встрече с ним, закончился благодаря рыжеволосому мистеру в очках — другу мисс Хепзибы.

— Нет-нет, — затараторила она в ответ. Безудержная радость переполнила Гермиону, и потому она сейчас с искренней улыбкой на устах обнимала мистера Уизли. — Вы даже не представляете себе, как же это хорошо...

— Ну, будет вам, — утешил её рыжеволосый, завидев в её глазах слёзы. — Сейчас пройдём в мой кабинет и обговорим всё.

Лифт остановился на нужном им этаже. Септимус кивнул на дверь, приглашая выйти.

В коридоре было тихо, и лишь летающие повсюду совы нарушали идеальную тишину шелестом своих крыльев.

Пройдя вдоль коридора до самого конца, пара остановилась у двери кабинета с табличкой «Септимус Уизли».

— Входите, — отворив дверь помещения, он пригласил Гермиону пройти первой, а после, оглядевшись по сторонам, зашёл сам.

Кабинет был небольшой. Прямо напротив двери находилось окно, за которым ярко светило солнце, чего не скажешь о реальной погоде за пределами Министерства. У окна расположился стол, заваленный разного рода бумагами, книжный шкаф справа, доверху набитый книгами, а на стенах красовались плакаты с различными запечатленными на них породами драконов.

«Так вот откуда у Чарли такая ярая любовь к Драконам! Наследственность...» — подумала она, разглядывая ближайший к ней плакат с Хвосторогой.

— Драконы, — мечтательно произнёс мистер Уизли позади неё. — Прелестные создания! В Румынии самое большое их поселение. Совсем забываю о чём-либо, только завидев их. И на кой Мерлин я их сюда развесил: подчас даже работать мешают. Ох, прости... Присаживайся, Гермиона, — он указал на ветхий стул у стола.

Она присела на предложенное ей место, наблюдая, как тот, обогнув стол, принялся копаться в одном из шкафчиков.

— Вот оно! — торжественно заявил он, вытянув перед собой сложенный в несколько раз листок пергамента. — Адрес некоего Уильяма Сомса.

— Мистер Уизли, почему же вы раньше его мне не отдали? — с заметным упрёком в голосе и досадой поинтересовалась она. — Вы же понимаете, многого можно было бы избежать.

— Признаюсь честно, этот листок мне Хепзиба вручила уже давненько. Да только на что он мне?! У меня же ничего нет, а то, что имеется... За это вряд ли кто будет тягаться, — мужчина с грустной улыбкой на лице тяжко уселся за стол на свой стул. — Я его попросту затерял, а обнадёживать тебя рассказами о нём просто-напросто не хотел. И представляешь, не далее как вчера вечером моя жена отыскала это в бумагах, что лежали на выброс...

Девушка, чуть привстала со своего места, приняла листок из рук Септимуса и, развернув его, пробежалась взглядом, затем удивлённо посмотрела на мужчину.

— Маггловский?!.. Адрес явно маггловский.

— Совершенно верно! — подтвердил он кивком её слова. — Он — сквиб. Хепзиба не доверяла не только своим родственничкам, а всему магическому сообществу в целом. Иногда у меня закрадывались подозрения, что у неё попросту мания, не меньше. А на деле — вон оно как вышло! Все и вся куплены.

— Но почему его никто не разыскал? Он же сквиб, и данные о нём должны храниться в Министерстве. Они же ведут им учет, ведь так? — с сомнением в своей правоте спросила она.

— Дело в том, что этот Сомс, как я понял со слов Хепзибы, не имеет дел с нашим миром. Думаю, эта новость тешила спокойствие нашей дрожащей подруги. Честно, не в моей это компетентности, но я проверил: и вот странность! Он нигде не учтен, а возможно, и попросту стёрт из учётных записей...

— Стёрт? Как это?

— Да вот так! Кто-то свыше постарался, тот, кто имеет доступ к документам. Но это только предположения.

— Допустим... Но тогда как он смог зачитать завещание семейству Смит? Мы же с вами оба были свидетелями, как Изабелла негодовала по поводу передачи артефактов Тому. Значит, он был там, и она должна была знать о нём.

— Да, думаю, она знала о Сомсе, но в документах дела сказано о нашем нотариусе, и он далеко не сквиб Сомс. Отсюда следует, что попросту было два составителя двух абсолютно разных завещаний.

— Мерлин! Как же всё сложно, — Гермиона на несколько секунд прикрыла ладонями лицо, пытаясь собраться с мыслями.

— Да. А раз Том не имеет связи и хоть какой-то информации об этом Уильяме Сомсе, кроме словесных уверений об их встрече, то увы... Да только эта неосторожность стала мисс Изабелле Смит на руку. Нет нотариуса — нет завещания, следовательно, и реликвии Основателей крадены.

— Но это и не говорит, что Смит права, заявляя о хищении артефактов Томом. Где доказательства? — возмущённо запротестовала Гермиона, вскакивая со стула.

— Ну почему же. Ты забываешь о мистере Горбине. Он же помнит, как вскоре Том уволился, заявив, что его работа окончена, и он получил то, что желал, а потом и вовсе исчез из Англии.

— Я не отрицаю. Даже больше скажу: я знаю, что так оно и было, но это всё равно не прямое доказательство.

— Гермиона, разве эти вещи стоят того? Не проще ли было бы отдать их Изабелле, может, дело замнут? Тебе же о себе надобно заботится, а не бегать по Министерству... — заботливо закончил Септимус, оглядывая её с ног до головы.

— Я не имею понятия об их местонахождении, а он не согласится... я знаю это. Я сегодня же навещу этого Сомса и потребую его участия. Мне надо идти...

Септимус не стал удерживать её от этого решения, возможно, вполне понимая, что разубеждать будет бесполезно. Он вышел из-за стола и, пройдя до двери, распахнул.

— Спасибо вам, мистер Уизли, — поблагодарила она его, улыбнувшись на прощание.

Весь путь до английского дома, в котором сейчас проживала она и её семья, Гермиона проделала на автобусе «Ночной рыцарь». Бумажка в её руке с адресом неизвестного ей Уильяма Сомса всю поездку жгла огнём ладонь. Было неистовое желание немедленно отправиться к нему и разобраться со всем и сразу, но Гермиона была обязана сообщить об этом Винсенту. Тот непременно пожелал бы отправиться с ней, и если уж не для того, чтобы выяснить детали странного и запутанного дела, то хотя бы, чтобы просто быть рядом в неизвестном Гермионе месте.

Автобус резко затормозил у паба «Дырявый котёл», но она была готова к такому повороту событий, крепко ухватившись за поручень. Еле слышно чертыхнувшись, она, превозмогая тошноту и проклиная всё на свете, спустилась наземь, радуясь, что наконец-то чувствует под ногами твёрдую землю.

Миновав паб и кивнув на ходу Тому, Гермиона вышла в столь родной и приветливый Косой переулок. Нигде особо не задерживаясь, она проследовала на нужную улочку и спустя пару минут была уже возле своего дома, открывая с помощью палочки входную дверь.

— Миссис Гермиона, — пропищал рядом голосок Сони. — Вы уже дома. Какая радость, а то миссис Грейнджер не находила себе места от переживания...

— Где все, Соня? А Винсент уже вернулся? — спросила Гермиона, одевая тапочки.

— Нет, мистера Дюрана как не было с утра, так и нет, а ваша бабушка прилегла, позвать?

— Нет-нет, — отрицательно покачала она головой, — пускай отдохнёт. Я пойду в гостиную. Подай чай и сдобу. С утра не было и крошки во рту...

— Хозяйка совсем не бережёт себя, — бубнила себе под нос эльфиха, направляясь в сторону кухни.

Гермиона прошла в комнату и, присев на диван, облокотилась на спинку дивана и прикрыла глаза, стараясь сбросить с себя нервозность и расслабится, но не тут-то было. С лестницы послышался звук неторопливых шагов.

На пороге комнаты появилась красивая седовласая женщина и, только завидев Гермиону, прижала к груди сложенные в замок руки, а следом, качая головой, заплакала. Девушка не смогла стерпеть, глядя на муки своей бабушки, она поднялась с дивана и обняла женщину, нашептывая:

— Бабушка, ну что ты, — она чуть отстранилась от женщины и, вытянув из кармана своего платья платочек, принялась вытирать лицо женщины, — всё более или менее нормально.

— Эх, ты, обманщица, — сказала старушка в ответ словам внучки, слегка улыбаясь.

Обе женщины присели на диван. Роза Дагворт-Грейнджер не сводила своего обеспокоенного взгляда с внучки, пока та пыталась сообразить, с чего начать разговор. Но не успела и слова произнести, как в доме появился тот, кто ей сейчас был нужен. Мужчина, отряхиваясь от каминной золы, прошел в гостиную, нахмурившись, глядя на Розу и Гермиону, а затем обратился к последней:

— Гермиона, у меня письмо для тебя, — произнёс он довольно серьёзным голосом, чем вызвал у обеих женщин настороженный взгляд.

— От кого? — спросила она, хотя прекрасно знала от кого, и потому читать письмо не было желания. Письма Тома никогда не сулили ей ничего хорошего. Винсент лишь кивнул, поняв, что та догадалась о личности отправителя, и протянул небольшой конверт.

Гермиона трясущимися руками, распечатала письмо и, развернув вдвое сложенный пергамент, принялась читать. На листе черными чернилами было написано... «Уведомление о разводе...»

Франция. 20 февраля, 1946 год.

Конец февраля. Приближающаяся весна начинает заливать солнечным светом просторы французского побережья и его окраины. Небо с каждым днём становится всё чище, освобождаясь от оков зимы, а птицы поют всё звонче.

В полумиле от морского побережья, в поместье, окруженном оливковым садом, началась утренняя суета только что проснувшихся жильцов.

На втором этаже сего дома, в персиковой спальне, сладко потягиваясь, проснулась она. Гермиона, улыбаясь, слегка поморщилась, когда яркие лучи восходящего солнца коснулись её лица, затем поднялась с кровати.

Посетив ванную комнату и приведя себя в опрятный вид, она направилась вниз. Спускаясь по лестнице, молодая женщина остро ощутила голод, с которым уже успела проснуться, а аромат французских булочек и кофе, витавший по всему дому, только усиливал это чувство. Она поспешила в сторону кухни, предвкушая обильный и вкусный завтрак в обществе мужа, но, достигнув её порога, остановилась. Подперев дверной косяк плечом, Гермиона принялась с увлечением наблюдать за развернувшейся перед ней картиной.

Мадам Жюстин Лефевр, на которой держался весь быт и уют этого дома, хозяйничала на территории кухни, склонив голову над очагом, источающим пар от свежеприготовленного кофе. Том, сидевший за столом с сосредоточенным и хмурым взглядом, изучал свежий номер утренней газеты магической Франции, попутно нанизывая салат на вилку и отправляя себе в рот. Его задумчивый взгляд вызвал у Гермионы улыбку умиления. Вот только ради таких маленьких и приятных её сердцу моментов стоило вернуться обратно, чтобы прожить с этим странным и подчас непонятным мужчиной до конца своих дней.

По пришествии полугода в их отношениях ничего не изменилось: они по-прежнему продолжали любить друг друга, ревновать и, как и прежде, желать. Гермиона ещё до Рождества заочно окончила французскую академию Шармбатон и планировала в ближайшее время поступить на практику в больницу Св. Патрика, попутно получая образование на медицинском отделении местного магического университета. В свою очередь Том согласился на щедрое предложение Гектора Дагворта возглавить один из филиалов магазина «Редкие зелья». В общем, если посмотреть, то семья Грейнджер-Риддл жила довольно обыкновенной семейной жизнью. Том и Гермиона не редко встречались с Друэллой и Кигнусом, которые так и продолжают по сей день проживать в доме семейства Розье. Адриан... Адриан после случая на пляже редко появляется на глаза четы Риддл, но Гермиона не раз сталкивалась с ним в гостях у подруги — это были короткие встречи, мимолётные взгляды и полуулыбки, выражающие больше сожаление, нежели что-то другое.

И, глядя на столь размеренную и иной раз скучную жизнь, она была довольна и счастлива. Гермиона ни капли не жалела о своём, принятом когда-то решении бросить всё и всех и вернуться туда, где её сердце.

Экономка, снимая с огня турку, оглянулась, поглядев в сторону Гермионы. Улыбнувшись ей, женщина кивнула, приглашая присоединиться к мужу.

— Долго ещё дожидаться, когда мне соизволят налить кофе? — проворчал Том, не отрывая своего взгляда от газеты.

Фундамент её хорошего утреннего настроения дал трещину после его столь пренебрежительных слов по отношению к почти что члену их семьи — Жюстин.

— Позвольте, мадам Лефевр, я сама налью кофе нашему ворчуну, — обратилась она к женщине, принимая из её рук серебряную турку. Та лишь понимающе улыбнулась в ответ.

— Пожалуй, я тогда пойду... ещё надобно месье Дагворта позвать на завтрак, — сказав это, Жюстин поспешила покинуть кухню.

Как только экономка скрылась из поля зрения, Гермиона осуждающе поглядела на мужа. Тот, отложив в сторону своё чтиво, как ни в чём не бывало, принялся намазывать на кусок тоста тонкий слой масла.

— Ты так и будешь стоять посреди кухни и рассматривать меня? Может быть, всё же кофе нальёшь мужу, раз уж экономку отпустила? — при обращении к жене голос Тома приобрёл более мягкие нотки, в которых сквозила нежность с долей иронии.

— Зачем ты так с Жюстин? — с некой досадой спросила она, присаживаясь напротив и принимаясь разливать горячий напиток по фарфоровым кружкам.

— Ты не хочешь завести эльфа, а эта женщина слишком нерасторопна... Мне, к твоему сведению, через пять минут отправляться на работу, а я даже как следует не позавтракал.

— Ты неисправим! — со вздохом произнесла Гермиона, глядя, как Том с невинным выражением лица отпивает напиток из кружки. — Если хочешь эльфа — давай будем жить в Англии.

— Мы это уже обсуждали, — категорично заявил он. — Сегодня прибудет твоя бабушка, — и Риддл протянул письмо жене, которое ранее лежало в его кармане.

После упоминания о Розе Дагворт-Грейнджер Гермиона вмиг отпустила ситуацию. Все её мысли устремились в направлении женщины, которая, не имея с ней кровного родства, заменила ей мать, сестру и бабушку. Эта пожилая леди была на удивление светлой и добродушной женщиной, но при всём при этом строгой и сдержанной дамой. Гермиона помнит, как сейчас, день их знакомства. Роза накануне Рождества вошла, такая невысокая, с копной вьющихся седых волос и такая грациозная, в дом Лорда Дагворта и, излучая доброту и радушие во взгляде, жестах, сразу же расположила её к себе одним лишь приветствием.

После всего случившегося с Гермионой: потери близких и родных, приобретение ещё одного родственника, пусть и не по крови, было просто как глоток свежего воздуха. Пожилая женщина довольно-таки быстро нашла общий язык и с Томом. Их отношения постепенно переросли в очень теплые, настолько теплые, что муж начал называть Розу бабушкой. Не редко, когда миссис Дагворт принималась поучать Гермиону, а как говорит Роза — «наставлять» — Том, её любимый муж, с хитрым выражением на лице встает на сторону Розы, считая, что его жене не помешает иметь чуточку знаний умудренной жизнью женщины, как её бабушка. Льстит? Возможно, но как бы она не пыталась найти подвох в его отношении к Розе, всегда натыкалась на искренние улыбки, приятные и занимательные беседы между ними. Такая идиллия и единение взглядов, стремлений к семейному очагу делали Гермиону ещё счастливее.

И вот Роза прибудет этим вечером, и она, сидя сейчас напротив Тома, улыбалась неподдельно радостной улыбкой, но только до того момента, пока он не соизволил продолжить свою речь, разрушив тем самым остатки хорошего настроения вконец.

— Будет с кем провести время, пока я в отъезде...

— Отъезде? В каком ещё отъезде? Ты ничего такого не говорил мне, — растеряно сказала она.

— Я не говорил, потому что... Ну, посмотри на себя, — он указал на жену рукой, — ты уже вся на нервах. А я ведь ещё не успел сказать, куда.

— Куда?

— Я отправляюсь в Албанию... завтра же утром, — заявил Том, нервно кидая салфетку на стол и поднимаясь со стула.

— Что? — шокировано прошептала Гермиона сама себе, чувствуя озноб по всему телу.

Её прошиб холодный пот от одного только упоминания об Албании. Не имело смысла интересоваться у мужа о причинах посещения столь отдалённого места. Она знала, что тот намеривается отправиться в албанские леса на поиски утерянного артефакта Кандиды Когтевран — диадемы, которую её дочь по глупости припрятала в дупле одного из деревьев этого самого леса.

До сих пор Гермиона не задавалась вопросом о местонахождении остальных артефактов, которые перешли к Тому по наследству от Хепзибы Смит. Она не имела понятия, где сейчас они и, если честно, не желала знать, полагая, что мания мужа иссякла, но оказалось, всё не так, Том так и не прекратил поиски. Сейчас в голове Гермионы звучал немой вопрос: «Зачем?», и означала ли его заинтересованность в реликвиях Основателей угрозу создания крестражей, которую с таким трудом и жертвами получилось предотвратить. Все мысли одна за другой набатом звучали в её голове, не давая мыслить рационально.

— Я знаю, что ты сейчас себе придумываешь в своём хвалёном мозгу. Потому-то я раньше не сказал тебе. Гермиона, это дело решеное. Не переживай — никаких глупостей. Просто они мне нужны для коллекции, не более того... В конце-то концов, имею я право иметь свои слабости?!

— Не переживай?! Это всё, что ты можешь сказать?!.. Да я через такой ад прошла по вине этих побрякушек, которые тебе так полюбились, — Гермиона вскочила на ноги, и отчаянно жестикулируя руками, начала повышать тон с каждым новым словом. — Сегодня ты хочешь их в коллекцию, а завтра?.. А завтра что, пойдёшь меч воровать из директорского кабинета в Хогвартсе? А может быть ещё и крестражи создашь?

— Прекрати! — прикрикнул он, стараясь закончить приступы истерии собственной жены.

— Чего тебе опять не хватает, Том? — разочарованно спросила Гермиона, глядя на мужа. Она, повернувшись к нему спиной, направилась к выходу, подальше от неприятного ей разговора, на что мужчина, растягивая слова, выкрикнул ей вдогонку:

— Гермиона, детка, но это же просто, как ты выразилась, «побрякушки» и ничего более...

Весь день, вплоть до самого приезда бабушки, Гермиона просидела в их с Томом спальне, отчаянно демонстрируя супругу своё негативное отношение к его решению. Тот никак не реагировал, гордо держась в этой ситуации своего решения.

В половине шестого вечера в комнату заглянул мистер Дагворт.

— Гермиона, дорогая, ты почему весь день прячешься? Ты пропустила обед... — мужчина присел на краешек кровати, на которой, укутавшись в плед, сидела она, читая книгу, пытаясь расслабится.

— Не было желания, — она отбросила в сторону книгу и потёрла глаза, заболевшие от долгого чтения. — Ты пришёл по его просьбе?

— Он волнуется...

— Ох, дядя, не смеши меня. Если бы это было так, он бы передумал. Нет, ни черта он не волнуется!..

— Ну, будет тебе. Идём вниз, сейчас прибудет бабушка с порталом, — Гектор поднялся с постели, протягивая племяннице руку.

Когда они спускались на первый этаж, снизу уже доносился приятный голосок Розы Дагворт. Гермиона, не дожидаясь Гектора, в несколько шагов преодолела лестничный пролёт и, пройдя в комнату, оказалась в объятиях любимой бабушки. Та, улыбаясь, ответила на приветствие, а затем, чуть отстранившись, принялась рассматривать внучку с ног до головы:

— Мерлин, ну наконец-то моя девочка хоть чуточку поправилась, а то одна кожа да кости, — вынесла свой вердикт пожилая леди. — Но вот лицо... Ты слишком бледная, Гермиона.

Но она лишь отмахнулась от её слов, с интересом разглядывая незнакомого ей мужчину возле камина. Роза, по всей видимости, проследив за взглядом внучки, воскликнула:

— Винсент! Пойди-ка сюда, — она жестом руки велела статному мужчине в сером костюме поторопиться, что тот и сделал, незамедлительно подойдя. — Милая, познакомься. Это — Винсент Дюран. Он младший брат Миранды, — на последнем слове женщина слегка ухмыльнулась. — Прошу любить и жаловать. У мальчика отпуск, вот я его и уговорила посетить со мной дорогих моему сердцу людей, — оставив только что познакомившуюся пару, Роза отошла от них, направляясь в сторону сына. — Гектор, сынок, — она обняла сына, укоризненно заметив при этом:

— А тебе, мой милый, пора бы на диету, — Роза похлопала взрослого мужчину по животу. — Надобно отчитать Жюстин, что кормит тебя одной сдобой...

Гермиона, немного смущаясь, стояла возле мистера Дюрана, не зная, что и сказать. Он улыбнулся ей какой-то неестественно манящей улыбкой и произнёс:

— Мне, конечно, миссис Даговрт говорила о том, что её внучка мила, но я и не полагал, насколько она не права. Вы само очарование, — Винсент склонился в поклоне, чтобы поцеловать ей руку. Гермиона, алея от смущения, подала руку, благодаря за комплимент.

— А вот и Том! — вдруг воскликнула женщина.

Миссис Риддл инстинктивно одёрнула ладонь и обернулась в сторону прохода. Её муж, улыбаясь, прошёл вальяжной походкой в гостиную, приветствуя на ходу пожилую леди.

— Роза...

— Том, мой милый Том. Что же ты не следишь за своей дорогой женой? — с наигранным упрёком произнесла старая леди. — Ты только погляди, какая она бледная!

Все собравшиеся обратили свои взгляды на неё, и Гермионе стало ещё более не комфортно: новый человек в их доме тоже с интересом её рассматривал.

— Гермиона подчас излишне волнуется по поводу моих отлучек по особо важным делам...

Задетая таким заявлением супруга, Гермиона сердито глянула в его сторону, а тому и море по колено, он, довольно улыбаясь, общался с Розой.

Через десять минут после прибытия бабушки и загадочного Винсента, и знакомства последнего с семейством Риддл в комнату зашла Жюстин, приглашая всех на ужин.

Роза, подхватив под руку Тома, направилась с ним в столовую, по дороге мило щебеча.

Все расселись. Риддл помог бабушке с удобством устроится на стуле и принялся искренне изображать заинтересованность (именно изображать), покуда его внимание было сосредоточено на картине милого общения жены и Дюрана. Гермиона краем глаза видела, как у Тома забегал взгляд, нервно перебегая от одного ее движения к другому. Она чувствовала, что ему хочется немедленно подойти и присесть рядом с ней и, возможно, положить свою руку на её, показывая, что Гермиона его. Но, увы, Роза настолько соскучилась по внуку, что ни в какую не хотела замечать его невнимательности к себе и своим словам, продолжая с ним о чём-то вести одностороннюю беседу.

Ужин и последующие разговоры в гостиной подошли к концу только за полночь. Гермиона, немного уставшая и измотанная, поднялась в свою спальню. Переодевшись в сорочку, она погрузилась в мягкость постели. Спустя минуту и Том прилёг рядом.

— Тебе понравился этот Винсент? — спросил он, шепотом поворачиваясь к ней и обнимая её со спины.

— Довольно милый и интеллигентный мужчина, — спокойно ответила она, чувствуя тепло тела мужа и растворяясь в его объятиях.

— Ну да...

— Том...

— Ммм...

— Останься дома, пожалуйста.

— Спи, милая, — Том потушил свечи в спальне, погружая комнату во мрак, и притянул жену ещё ближе к себе. Оба мгновенно погрузились в царство Морфея.

Утро настало на удивление быстро. Гермионе казалось, что не успела она заснуть, как тут же пришлось вставать. Не открывая глаз, она пыталась пододвинуться ближе к Тому, чтобы побыть ещё немного в его тёплых объятиях, но ощутила только пустоту прохладной постели. Вмиг окончательно проснувшись, Гермиона присела на кровати и посмотрела на сторону мужа. Она была пуста, и только лишь маленький клочок пергамента с последними словами Тома составлял ей компанию этим пасмурным утром.

«Прости. Так было нужно. Я люблю тебя...»

Гермиона, чувствуя прилив злости на Тома, смяла в руке пергамент и отшвырнула подальше от себя в самый конец комнаты. В этот момент в спальню постучали.

— Войдите...

— Можно?.. — на пороге стоял Винсент, по-утреннему взлохмачен и с подносом в руках.

Немало растерявшись от того, что в её спальню вошёл почти незнакомый мужчина, Гермиона аж до самого подбородка натянула одеяло, укрывая своё полуобнажённое тело. Даже её собственный дядя не позволял себе таких вольностей, будучи ей близким и родным человеком.

Она молчаливо наблюдала, как Винсент ставит поднос на пуфик возле туалетного столика, а, повернувшись к ней лицом, сказал:

— Жюстин приготовила для вас завтрак, Гермиона.

— Спасибо, — выдавила она из себя, продолжая удивлёно взирать на Дюрана, — но я не привыкла завтракать в постели...

— Простите. Я не знал, — мужчина стоял посреди спальни, переминаясь с ноги на ногу, будто не зная, что дальше следует делать, и лишь затем, едва улыбаясь, проговорил:

— Да, пожалуй, мне следует вас сейчас оставить.

Гермиона была более чем согласна с его решением, выказывая это кивком. Он, пожелав ей приятного утра и извинившись ещё раз, покинул комнату четы Риддл, оставляя её в смятении чувств. Она так и не поняла, что сейчас произошло, и для чего Винсенту Дюрану вообще понадобилось нести ей завтрак.

— И что это было?! — задала она сама себе вопрос.

Встряхнув слегка голову, Гермиона откинула одеяло и направилась в ванную, попутно размышляя о нелепом внешнем виде того же Дюрана, который, похоже, перед тем как наведаться к ней, даже не соизволил привести себя в надлежащий вид, придя к ней, будто только поднялся с постели. Благодаря этому визиту и последующим размышлениям она на некоторое время позабыла даже о своём муже и его глупом поступке.

* * *

Спустя час Гермиона, выйдя из своей спальни, спустилась вниз, направляясь в кухню.

— Доброе утро, — поприветствовала она присутствующую в помещении экономку, осматриваясь. — А где все?

Женщина, мывшая вручную посуду, оглянулась. Повернула кран, тем самым прекратив поток пенистой душистой воды, источающей аромат жасмина, и обтирая руки о передник, ответила:

— Доброе, Гермиона. Мадам Дагворт отправилась прогуляться по саду, а месье, должно быть, в лаборатории, — о Гекторе Жюстин отвечала с какой-то тоской в голосе. — А ты позавтракала?

— Да, но странно как-то это получилось.

— Что именно?! — спросила Жюстин, слегка хмурясь.

— Вы же знаете, я всегда ем в кухне или столовой и никогда у себя в спальне. А сегодня этот Винсент принёс завтрак в мою комнату. Вот я и говорю — странно. Я же его совершено не знаю, и даже если бы знала...

— Ох, а я уже было подумала, что что-то с едой не так... — облегчено вздохнула женщина, небрежно махнув в сторону Гермионы. — Так ничего странного. Тебе бы не знать, что твоя дорогая бабушка не спускается на завтрак, предпочитая откушать в своих покоях.

— А я-то тут причём? — немного раздражёно спросила миссис Риддл, припоминая, как глупо сегодня утром выглядела со стороны. — Зачем понадобилось нести еду ещё и ко мне? Тем более ему? — более спокойно добавила она, чуть краснея от смущения.

— Это всё твой муж. Он просил меня подать завтрак тебе в постель, объясняя тем самым, что наша Гермиона будет с утра не в духе, — женщина лукаво улыбнулась ей.

— Давно он отбыл? — грустно спросила Гермиона, вспоминая смятую ей записку и его последние слова.

— Ещё на рассвете. Я тогда только принялась готовить.

— Хорошо. Так что там с бабушкой и моим завтраком? — вернулась она к прежней теме разговора, задвинув Тома и Албанию в далекий угол своего сознания.

— Да ничего, — проговорила отстранёно Жюстин, простирая столешницу. — Просто из-за заказанного твоей бабушкой салата — «Салат КРАСОТЫ» — по мне, так трава травой, — женщина недовольно фыркнула себе под нос, — твои любимые булочки уже начали остывать, а я знаю, что они, будучи горячими, ближе твоему сердцу. Ну, вот я и не знала, разорваться мне что ли, а тут месье Дюран пришел в кухню отпить воды, я его и попросила, — закончила она свою речь, поглядев на Гермиону.

— Понятно. Хорошо, — потом осеклась на последнем слове, — то есть, нет ничего хорошего в том, что чужой мужчина входит в мою спальню, когда я там в полураздетом виде. Вообще не хорошо, — подчеркнула Гермиона последние слова, давая экономке понять, чтобы этого больше не происходило. — Лучше уж холодные булочки...

— Извините. Я как-то не подумала. Глупо было с моей стороны, — искренне призналась Лефевр.

— Ничего. Я пойду тоже прогуляюсь, составлю Розе компанию, — и более не говоря ни слова, Гермиона устремилась в коридор, чтобы взять своё пальто.

Накинув на себя верхнюю одежду, Гермиона вышла в сад. Остановившись, она прикрыла в блаженстве глаза, вдыхая по-весеннему свежий воздух.

Её уединение с природой нарушил неожиданный хлопок аппарации. Девушка, вздрогнув от испуга, распахнула глаза. Перед ней появилась Друэлла, и пытаясь отдышаться после столь неприятного перемещения, держалась за грудь.

— Да что вы все сегодня как сговорились! Хотите довести меня до пожизненной икоты своими внезапными появлениями?!.. — проворчала Гермиона, с укором глядя на подругу.

— Ой, какие мы сегодня нежные, — мисс Розье повеселела, глядя на её недовольное лицо. — К тому же ты была в курсе, что я приду, но скажу тебе по секрету, одета ты словно на прогулку, а никак не...

— Так я и иду прогуляться, — перебила Гермиона её, и, обогнув подругу, продолжила двигаться вглубь сада.

— А что это значит? — недовольно воскликнула Друэлла. — Ты же не хочешь сказать мне, что передумала?

— Передумала? — не понимая, о чём идёт речь, Гермиона остановилась и нахмурилась.

— Ну как же, сегодня четверг, а что у нас запланировано на утро этого дня?

Чертыхаясь про себя, Гермиона наконец-то вспомнила, какое запланировано на сегодня мероприятие. Из-за неожиданного отъезда Тома и сумбурного пробуждения она совсем позабыла, что в этот день должна была составить своей подруге и её матери компанию в походе по магазинам для новобрачных местного магического селения.

Два месяца назад на великосветском приеме, на котором присутствовали и она, и Том, была объявлена дата свадьбы Кигнуса Блэка и Друэллы Розье. Тогда-то и началась вся суматоха в семействе её подруги в связи с приготовлениями к торжеству, которое, по большей части, взяли на себя Анетт и Ирма — мать жениха, прибывшая незадолго до приёма. Но вот выбор подвенечного платья Друэлла никому не хотела доверять, решив в этом деле положится только на себя и свой вкус. Поскольку свадьба будет проходить в лучших магических традициях, было решено посетить самые известные магические улочки страны, что славилась своими обширными знаниями в области последней моды.

— Прости, я забыла, — честно призналась она.

Друэлла наиграно надула губки, словно была до глубины души обижена таким невниманием к себе.

— Ну ладно тебе, — подойдя к ней, Гермиона обняла её. — Я же сказала — прости. Идём лучше, я бабушку предупрежу, что ухожу.

При упоминании о Розе Друэлла вмиг изменилась в лице, сбросив с себя напускную печаль и, улыбаясь, спросила:

— Роза? Вот ведь старушка, знает, когда приезжать — вровень к нашей с Кигнусом свадьбе. Долго же её не было, почти два месяца.

Весёлое настроение Друэллы нисколько не удивило, напротив, она прекрасно её понимала — сама была счастлива от возможности вновь повидать свою весёлую Розу. Розье, будучи родом из Франции и живя здесь дольше самой Гермионы, не раз встречалась с миссис Дагворт, посему хорошо её знала. И сейчас подруги, обнявши друг друга и весело болтая о плане передвижения в магической деревеньке, направлялись в самый центр сада, где в данную минуту на излюбленной лавочке Гермионы восседала Роза Дагворт-Герйнджер, оборачиваясь на весёлый хохот молодёжи.

— Девочки мои, — добродушно отозвалась старушка, — рада, что утро для вас выдалось весёлое. Вы аж светитес, — улыбаясь, пожилая женщина похлопала ладонью по лавочке, приглашая их присесть рядом.

— Роза, это вы — причина моего счастья. Я очень рада вновь повидаться с вами, — Друэлла слегка нагнулась, целуя старушку в щёку.

— И мне приятно, детка.

— Бабушка, мы ненадолго, — извиняющимся тоном начала Гермиона, — я обещала Друэлле посетить с ней местные магазины для новобрачных.

Женщина чуть прищурила свои глаза, с хитрецой поглядывая на черноволосую девушку.

— И куда же вы жизнь торопите, детки? — спросила она улыбнувшись. — Ох, уж мне эта дань аристократическим традициям.

— Роза, тут дело в любви. А если она есть, зачем же тогда ждать?!

— Ну, если тут замешана любовь, тогда лучше идти, пока берут... — Роза запнулась на секунду, прежде чем приглушёно произнести следующие слова. И в этих словах звучало столько горести и тоски, — ...не дожидаясь, когда тебя насильно женят на малоприятном тебе человеке.

— Бабушка, что-то не так? — голос старушки обеспокоил внучку.

— Нет, милая... — женщина улыбнулась Гермионе краешками своих губ и, вознеся свою руку вверх, убрала с её лица выбившуюся из причёски прядь волос. — Ступайте. А я ещё чуток здесь посижу.

* * *

Три часа. Три часа им понадобилось, чтобы наконец-таки остановиться на каком-то определённом магазине, всецело удовлетворявшем желания Друэллы. Гермиона чувствовала жуткую усталость и боль в ногах от бесконечной, непрерывающейся беготни по улочкам, очень напоминавшим ей Косой переулок в Англии, за исключением явно выраженного французского стиля, отражающегося в дизайне каждого строения. И когда вся их небольшая компания зашла в бутик под названием «Jeunes mariés», миссис Риддл с благодарностью Мерлину, что позволил подруге хоть на чём-то остановить свой выбор, уселась в мягкое тёмно-зелёное кресло викторианской эпохи напротив примерочных кабинок, пока Анетт и её дочь принялись выбирать понравившиеся им платья для примерки.

Она, прикрыв глаза, откинулась на спинку кресла, думая, будет ли прилично снять с себя туфли в общественном месте, чтобы дать ногам хоть чуточку отдыха. Наплевав на это самое приличие, она стянула с себя обувь, ощущая лёгкое покалывание в стопах, как бывает, если обувь мала на размер, а может, и того больше. В последнее время необоснованная ничем усталость преследует ее, начиная с самого пробуждения, и к середине дня Гермиона, утомленная, с отёкшими ногами, только и мечтает, что о ночи, когда можно будет лечь в кровать и уснуть.

— Хвала Мерлину! — в соседнее кресло со вздохом опустилась Анетт Розье. — Она-таки выбрала пару платьев, правда осталась недовольна, что последней коллекции не оказалось. По мне так и на том спасибо, что хоть чем-то смогли заинтересовать мою неугомонную дочь.

— Как я вас понимаю, Анетт, — еле ворочая языком, проговорила Гермиона, приоткрывая глаза. — Я тоже устала от этой беготни. Никогда особо не любила ходить по магазинам.

— Ты что-то бледная, — встревожено сказала миссис Розье. — Не стоило идти с нами, если чувствуешь себя нехорошо. Думаю, Друэлла пережила бы твоё отсутствие. Ну или хотя бы поняла.

— Нет, всё нормально. Просто эти забеги меня утомили.

— Да, но знаешь, я вот смотрю сейчас на свою красавицу дочь, на её лучащиеся радостью и счастьем глаза, и ни о чём не жалею. Она сейчас счастлива, и я тоже. Жаль только, Адриану никак не повезёт...

Невзначай брошенные слова Анетт о своём сыне вызвали у Гермионы сожаление с большой долей собственной вины в его неудачах на любовном фронте. Сколько бы она не уверяла себя, что никогда не давала Адриану повода думать об их совместном будущем, у неё было гнетущее чувство, что именно она-то и сломала его, сделав из когда-то весёлого парня хмурого и замкнутого человека.

— Не пойми меня неправильно, я ни в чём не виню тебя, девочка, — продолжала женщина, — я была уверена, что увлечение, которое испытывал мой сын в отношении тебя, ни к чему бы хорошему не привело. Вы не пара, как бы кому не хотелось, — она с глубокой досадой на лице грустно улыбнулась ей. — Знаешь, ведь у него никого не было с тех пор, как он расторгнул помолвку с Элен. Она была взбалмошна, где-то эгоистична... этого и следовало ожидать. Тогда той девчушке было всего семнадцать.

— Элен? — переспросила Гермиона, не понимая, о ком сейчас идёт разговор.

— Да, Элен... — и чуть смущаясь, добавила: — Та, что якобы предала моего сына с твоим мужем. Прости, — извинилась она, видимо предположив, что слишком много сказала и не самое лучшее, — по мне, так она просто банально сбежала. У моего сына очень сложный характер... Ты чего туфли сняла? — неожиданно сменив тему, спросила Анетт, словно только заметила неприлично оголенные стопы Гермионы.

Гермиона по-быстрому решила исправить свою оплошность, натягивая их обратно, попутно причитая об изматывающей ходьбе и вследствие чего жутких отёках.

Из ближайшей кабинки показалась голова, а затем и целиком вся Друэлла, выглядящая словно загадочная принцесса в свадебном платье. Кремовая органдина, окутанная туманной дымкой из тафты, идеально сочеталась с кружевной отделкой лифа, не перегруженного деталями. И бессчетное количество драгоценных камней, которыми было украшено платье, могло заставить любую женщину блистать в таком наряде.

Гермиона слишком резко вскочила со своего кресла, отчего почувствовала лёгкое головокружение и очередную ноющую боль в ногах. И чтобы обезопасить себя и не упасть, она обратно присела, пытаясь скрыть своё недомогание. И как оказалось бессмысленно:

— Гермиона, — Друэлла поспешила подойти к ней, настолько быстро, насколько позволяло длиннющее платье. — Гермиона, ты чего? — приседая перед ней на корточки, спросила подруга.

— Это просто усталость. Она меня уже доняла совсем.

— Гермиона, а может твоим недугам имеется другое название — беременность, например? — выдала свои выводы Анетт, задумчиво рассматривая её.

От столь интересного предположения её обычной усталости она даже расхохоталась на весь магазин. Она живо представила ступор своего мужа, если бы это было так, да и свой тоже. Гермиона не готова к таким виражам в своей судьбе. У неё учёба, работа, у неё большие планы на свою личную жизнь, и ребёнок пока не входил в эти самые планы.

«Ну, как они могли списать мои расшатавшиеся нервы на такой... такой... бред!» — подумала она, утирая ладонью слёзы смеха на глазах.

— Это просто нервы...

— Это просто нервы, — повторила Гермиона, утирать непрекращающиеся слёзы смеха.

— Конечно. Как иначе, — Друэлла выпрямилась во весь рост, не спуская с подруги скептического взгляда.

— Мерлин, Друэлла, этого не может быть, просто не может, — категорично заявила она в ответ, желая поскорее замять столь бессмысленный разговор.

— Ну как знаешь, но всё же я посоветовала бы тебе, обратиться к вашему семейному лекарю... — Розье же не отступала, — чтобы знать наверняка.

— Довольно об этом! Не стоит обсуждать такое в публичном месте, — Анетт огляделась по сторонам и добавила: — На нас и так уже косо смотрят.

— Хорошо, — согласилась с мнением матери дочь, — но это не значит, что я забыла, — последние слова были сказаны в адрес Гермионы. Но неожиданная смена разговора дала той наконец-то вздохнуть с облегчением: — Я возьму это платье.

Пробыв в магазине ровно столько, сколько требуется, чтобы рассчитаться за наряд, обсудить мелкие детали свадебного гардероба и указать адрес доставки — троица вышла на залитую солнцем улочку.

— Может быть, отобедаем в каком-нибудь тихом местечке? — предложила Анетт, щурясь на солнце. — Тут как раз неподалёку есть уютный ресторанчик, — она указала на третье строение от магазина, у входа которого они так и продолжали стоять. — Ну, так как?

— Замечательная идея! Я жутко проголодалась, — ответила Друэлла.

Предложение могло заинтересовать Гермиону, если бы она себя чувствовала более или менее хорошо, а так усталость и головная боль вызывали лишь желание поскорее оказаться, если не в своей постели, так в оранжерее. Там в тишине и спокойствии, устроившись на плетёном ротанговом диванчике, обложившись мягкими разноцветными подушками, она будет попивать какао с корицей из большой фарфоровой кружки, читая очередную книжку по медицине.

— А я, пожалуй, отправлюсь домой, — высказала она своё решение вслух, идя на поводу у своих желаний.

— Гермиона! — воскликнула подруга возмущенно, за что получила от матери неодобряющий взгляд. Та поправилась и следом добавила уже спокойно: — Я просто хотела сказать, что планировала ещё выбрать платье для подружки невесты и только.

— Детка, — более мягко обратилась к дочери Анетт, взяв её под руку, — думаю, стоит отпустить твою подругу. Ты же видишь, что ей нездоровится. К тому же портной всегда может прийти на дом.

— Да. Прости, Гермиона, я просто в последнее время вся как на иголках: хочу, чтобы всё было идеально, а осталось не так много времени, — извиняясь, улыбнулась Друэлла. — Я зайду к тебе завтра днём, тогда и обсудим все детали, — и, подойдя ближе, обняла её на прощание.

* * *

Только Гермиона очутилась дома, как вздохнула с облегчением. С удовольствием скинув с себя неудобные туфли, она забралась в домашние тапочки и проследовала вглубь дома.

— Добрый день.

На кухне находилась Жюстин, готовящая обед хозяевам.

— А, Гермиона, проходи, — приветливо отозвалась та, вынимая из очага жаркое в горшочках. — Будешь обедать?

— Нет, нет аппетита, — выказала отказ девушка, открывая шкафчик с посудой. — Просто налью себе какао и пойду в оранжерею.

— Как мисс Розье? Что-нибудь приобрела к свадьбе? — поинтересовалась мадам Лефевр.

— Да, конечно. Выбранное ею платье восхитительно!

— Устала? — заботливо спросила Жюстин, откладывая в сторону прихватки, как только последний керамический горшочек оказался на столе.

— Десятки магазинов сделали своё дело, — иронично заметила Гермиона, наливая горячий напиток в кружку.

— Ступай, позже я всё же принесу тебе поесть, как раз отобедаешь вместе с бабушкой, она тоже решила провести время в оранжерее.

Поблагодарив Жюстин за заботу, Гермиона отправилась в своё второе любимое место этого дома после библиотеки, в которой она провела больше времени, чем где-либо за последние полгода.

Пройдя через гостиную, девушка отворила дверь и прошла в помещение, наполненное цветочным ароматом разнообразных сортов растений. В крайнем левом углу, возле кованой подставки для растений, уставленной многочисленными горшками с бегониями, азалиями и любимыми цветами её бабушки — фиалками вида сенполий, одиноко восседала седовласая женщина, расположившись на ротанговом кресле у стола, глядя на природу за окном.

Она настолько была погружена в какие-то свои раздумья, что её не отвлекло от этого даже появление внучки, которая, не говоря ни слова, присела напротив старушки.

— Бабушка, — тихо окликнула Гермиона женщину, положив на её мирно покоящуюся на столе руку свою ладонь.

— Ох, детка, — в тон внучке отозвалась та, отводя свой взор от окна, — ты уже здесь, а я и не заметила. Задумалась...

— Тебя что-то беспокоит? Ты с утра, словно сама не своя.

— Всё вполне нормально, дорогая. А вот ты меня беспокоишь.

— Мерлин, — простонала Гермиона, — да что вы сегодня все заладили одно и то же! Я не беременна.

— Беременна? Я и не говорила этого. С чего ты взяла? — перебила её бабушка. — Хотя это бы объяснило твой бледный цвет лица и усталый вид.

— Роза Дагворт-Грейнджер! Тебе ли не знать, как последние полгода я безвылазно просиживала в библиотеке, готовясь к экзаменам в академию? А сейчас ещё и практика, поступление в университет колдомедицины... Я действительно просто устала.

— Знаю, но всё же не стоит так категорично исключать возможность пополнения в твоей семье.

— Я в этом уверена. Я пью зелье исключающее такую возможность.

— Ну, раз так, — немного разочарованно ответила Роза. — Но всё же надеюсь, вы с Томом не будете шибко затягивать с детьми. Я ещё хочу понянчить внуков перед смертью.

Упоминание о муже, про которого Гермиона сегодня почти не вспоминала и радовалась этому, потому что расстраиваться и накручивать себя лишний раз, не было желания, сейчас накатило на неё, словно снежный ком, заставляя сердце пропустить удар, сбивая ровное дыхание.

Она переживала. Его отсутствие навевало недобрые и мрачные мысли. Тема крестражей неотступно преследовала её. Гермиона боялась повторения истории своего будущего-прошлого.

— Не переживай, всё утрясется, — мудро заметила пожилая леди, чем вызвала её улыбку.

— Спасибо, Роза, — поблагодарила она в ответ.

С лёгким скрипом дверь отварилась, и в маленький цветочный мирок, лёгкой походкой вошёл Винсент.

— В этом цветнике вы — самые красивые дары природы, — заметил мужчина, присаживаясь подле миссис Дагворт.

— Ты нам льстишь, мальчик, — добродушно отозвалась женщина.

— Ничуть, поверьте моему слову... — игриво добавил мистер Дюран, очаровательно улыбнувшись.

Следом за ним в небольшую комнатку зашла Жюстин, неся на подносе обед. Расставив на столе еду, она поспешила удалиться, но не успела и покинуть комнаты, как за ней поднялась Роза, наказав той:

— Жюстин, — сдержанно произнесла старушка, — подай мне обед в комнату: я желаю отдохнуть, — и более не глядя на прислугу, обратилась к внучке и другу семьи: — Позвольте откланяться. Что-то в это время года мне как-то нехорошо. Перепады, чтоб неладно им было...

Гермиона озабоченно нахмурила лоб, наровясь высказать своё мнение по поводу её здоровья, но та жестом руки остановила предстоящие расспросы:

— Милая, со мной всё в порядке, просто лёгкое недомогание. Развлекайтесь.

На последних словах Роза покинула оранжерею.

Гермиона нерешительно, чувствуя некую стесненность, принялась за обед. Винсент Дюран последовал её примеру. Они просидели бок о бок с десять минут в полном молчании, пока мужчина, не выдержав напряжения, заговорил:

— Что-то Гектор в последнее время не особо радует нас своим присутствием.

— И не говорите, мистер Дюран. В последнее время мне едва удаётся застать дядю за ужином, — Гермиона сокрушенно вздохнула. — Лаборатория и разработки зелий отнимают его у нас.

Как бы ей не хватало общения с её добродушным дядюшкой, она всецело поддерживала и понимала его, когда он отдавал всё своё свободное время исследованиям. После её повторного появления мужчина с особой серьёзностью взялся за свои будущие работы и доработки прошлых. Правда, было то, что её беспокоило. Гермиона иногда подозревала, что, просиживая по пятнадцать часов в сутки в лаборатории, он решался на то, что было для него душевно трудно. Она никогда не рассказывала ему о проведенных месяцах в своём времени, в котором, как оказалось, тот женат на Жюстин. Миссис Риддл хотела, чтобы этот выбор он сделал осознанно для себя, как тогда, когда она исчезла. Но вместо того, чтобы делиться и находить общий язык с Жюстин, мужчина с каждым днём становился всё нелюдимей, предпочитая одиночество в закрытом отрезке комнаты общению с родными и близкими. У неё были мимолетные мысли, что он, возможно, предпочёл вернуть то, ради чего создавалось зелье «Миранда», но попросту никак не мог решиться на своё путешествие, в котором он мог бы помочь себе и своей умершей жене. Но время шло, а результат был одним и тем же: ничего не менялось, и Гектор, по-прежнему закрывшись, колдовал над своими зельями.

— Зовите меня просто Винсент, прошу, — отозвался он, выводя своим приятно-успокаивающим голосом её из задумчивости. — Что он там делает в четырёх стенах-то? Не уж то, до сих пор трудится над зельем «Миранда»?

Ей было необычно слышать об этом от кого-либо ещё, кроме Гектора, да и к тому же постороннего для неё человека.

— Вы знаете об этой его работе? — отстранённо поинтересовалась Гермиона, пытаясь скрыть своё изумление.

— Ну как же мне не знать? Мы как-никак с Гектором лучшие друзья, — улыбаясь, ответил сероглазый мужчина. — Да и в конце концов, он — муж моей сестры.

Так-то оно так, но она никак не могла привыкнуть к тому, что этот вовсе ничем не схожий внешне со своей сестрой Винсент приходится родственником их небольшому семейству. Всё то недолгое время, что она знала его, Гермиона постоянно забывала, что тот является родным братом Миранды.

— Да, конечно. Мне право стыдно, но я постоянно забываю об этом, — виновато отозвалась она.

— Оно и понятно, не стоит извиняться. Раньше мы не были знакомы, просто непривычно, верно?

— Верно, — несмело улыбнулась Гермиона.

— Ну, а вы, Гермиона, насколько мне стало известно являетесь дочерью Уильяма, но вот странно, что ни Гектор, ни Миранда ранее не упоминали о вас, — Винсент с нескрываемым любопытством посмотрел неё.

Мало того, что Гермионе изначально не особо пришлась по душе беседа с Дюраном, так он ещё принялся выспрашивать, кто она и откуда. Да, вины его в этом нет: ему просто было интересно то, что, пожалуй, заинтересовало бы любого нормального человека, которому вдруг поведали бы о неизвестно откуда появившемся новом члене семьи. Но, несмотря на всё, она не испытывала удовольствия разговаривать на тему её появления, про которое приходилось врать и по сей день, ведь знать правду никому, кроме Гектора, Тома и Розы, не полагалось.

На следующий день после её возвращения у неё и дяди состоялся сложный разговор, которому суждено было случиться, так или иначе. Надобно было обговорить версию её рождения и всего того, что касалось её прошлой жизни до того момента, как Гермиона Грейнджер оказалась в семействе Дагвортов.

В результате этого она приобрела статус незаконнорожденной дочери старшего брата Гектора — Уильяма. Тот уже давно покоился на кладбище в родовом склепе семейства Дагвор-Грейнджеров. Мужчина, несмотря на то, что был аристократом и получил благородное воспитание, имел множество дурных привычек: любил кутить, просаживать сотни галеонов на женщин и азартные игры. Как бы Роза и её на тот момент ещё живой супруг ни пытались вразумить взбалмошного сына, ничего не выходило. Уильям Дагворт-Грейнджер поплатился за пустую растрату своей жизни: его постигла не самая завидная смерть от клинка простеца, с чьей женой аристократ так неосмотрительно вознамерился развлечься.

Что же касалось матери, то тут был большой простор для фантазии: всем было известно, с какой любвеобильностью Уильям относился к дамам.

Женщиной, давшей Гермионе жизнь, стала мало кому известная Эмилия Макфи — тридцатилетняя англичанка с шотландскими корнями. Было известно лишь, что у неё и старшего сына Розы состоялся бурный, но непродолжительный роман в конце двадцать пятого года. И как следствие этой связи на свет появилась Гермиона.

Как утверждал дядя, эта самая Эмилия подходила на роль матери, как нельзя лучше, потому как та совсем недавно скончалась от драконьей оспы в больнице Св. Мунго, и этот факт должен был уберечь его племянницу от ненужных вопросов со стороны общественности. Гермиона не стала вдаваться в подробности, откуда у него такие сведения о судьбе этой женщины: ей было всё равно. Оказаться сиротой не хотелось даже вымышлено не то, что реально, но по стечению обстоятельств и её собственному выбору она ею и без этой выдуманной истории уже была.

Том с дядей так увлеклись придумыванием, что даже не поленились сочинить всё о её детстве и воспитании. Этого она не стала слушать и предпочла покинуть гостиную. Только одно Гермиона усвоила: та самая женщина перед смертью рассказала дочери о Грейнджерах, заботясь о дальнейшей судьбе девочки. Так она и оказалась в их семье, если верить истории её прошлой жизни...

Тогда Гермиона приняла решение вообще не распространяться об этом: слишком много в её жизни присутствовало лжи, новой она для себя не желала.

Вот поэтому-то она, сидя сейчас рядом с Винсентом, смолчала, вознамерившись поскорее уйти из вдруг ставшей для неё неуютной оранжереи, но напоследок всё же дала короткий ответ:

— Да, мистер Дюран, — она поднялась со своего места, — это так, но не будем говорить о том, что вам и без моих слов известно. Я уверена, что моя бабушка не раз рассказывала вам обо мне и моей семье. Нет нужды вновь ворошить былое.

— Простите, Гермиона, мою бестактность, — тут он взял её ладонь в свою. — Я просто хотел узнать вас получше.

Почти сразу отреагировав на его жест, Гермиона одёрнула руку. Отчего-то его действие показалось ей неприличным, интимным, что ли.

Со словами: «Простите, я устала и хочу отдохнуть», она удалилась.

* * *

Понедельник двадцать пятого принёс с собой нескончаемый дождик. Такой пренеприятный, моросящий. Небо затянуло совсем не по-весеннему. Вся эта неприглядная погода не помешала жизнерадостной Друэлле ворваться в её дом, словно ураган, и поставить любимую подругу перед фактом, что у неё на данный день заготовлены для примерки платья подружки невесты.

— Ну... — начала Розье, сидя в кресле спальни четы Риддл. Она со сдержанностью наблюдала, как Гермиона снимает с себя очередное отвергнутое ею платье со словами: «Мало!».

— Что, ну? — отозвалась собеседница, открывая коробку следующего наряда.

— Ты была у целителя? — слегка сердито продолжила подруга.

— Нет, и не вижу в этом острой необходимости.

— Вот уж не думала, что ты будешь, так безответственно относиться к здоровью, — Друэлла уже не пыталась скрыть своего недовольства, повысив тон. — Будешь опять сетовать на усталость, или что там у тебя? Ах да — нервы!

— Конечно. Ведь у меня есть повод утверждать это.

— Не может быть... — в голосе Розье слышались нотки разочарования, — ты принимаешь зелье, да?

Гермиона не понимала, почему её ответ вызвал у Друэллы такую реакцию.

— Ты разве не хочешь детей от Тома? Я вот как только выйду замуж за Кигнуса, то обязательно одарю его малышом.

— А как же твои мечты, карьера?.. Не слишком ли рано нам задумываться о детях? — миссис Риддл отвела свой взгляд от зеркала и обернулась.

— Ну, а кто сказал, что создание полноценной семьи — это не есть моя мечта?

Гермиона неожиданно улыбнулась её словам. Розье напомнила ей одну знакомую женщину, чьи жизненные ценности заключались в рождении детей и создании домашнего очага. И свои стремления она выполнила с лихвой, воспитав замечательных детей и обуютив дом, в который хотелось возвращаться снова и снова. Гермиона надеялась, да почти была уверена, что подруга будет замечательной матерью. Да, немного взбалмошной, но замечательной. Но думать о том, кто её будущие дети, совсем не хотелось.

— Ты точно Молли... — высказала она свои мысли вслух.

— Молли?.. Что за Молли?

— Да так. Я выбрала это, — Гермиона протянула Друэлле только что снятое с себя платье цвета сирени.

Розье тут же оживилась, позабыв напрочь об их разговоре. Видимо, она её жутко утомила бесконечными примерками. И дабы Гермиона не успела вновь передумать, та принялась поспешно упаковывать выбранный наряд в коробку.

— Ну наконец-то, — со вздохом заявила она. — Я уже должна убегать: через час у меня встреча с кондитером, а ещё через... — глубокомысленно рассуждала Розье по пути в холл.

— Я всё поняла, дорогая. У тебя куча дел! — отозвалась Гермиона. Когда они оказалась на пороге дома, она добавила: — Передавай привет Анетт и... и Адриану, пожалуй, тоже.

Друэлла, звучно фыркнув на прощание, тут же аппарировала.

* * *

— Можно? — тихим голосом поинтересовалась миссис Риддл, приоткрыв дверь лаборатории.

Дядя, улыбаясь, обернулся и, не говоря ни слова, жестом руки подозвал её к себе.

— И как ты здесь хоть что-нибудь видишь? — спросила она, присаживаясь на стул возле рабочего стола, на котором лежало несколько небрежно свёрнутых в трубочку пергаментов. — Что варишь? — полюбопытствовала Гермиона, наблюдая, как Гектор старательно помешивает снадобье в котле.

— Ничего примечательного. От простуды. Бабушке. Она неважно себя чувствует, — со вздохом досады закончил мужчина, затем, потушив горелку, подошёл к племяннице. — Да, ты и без меня это хорошо знаешь, если не лучше.

— Да, — коротко ответила она и после, как дядя уселся на рядом стоящий стул, прибавила: — Мне не хватает тебя. Ты всё время здесь. Что ты делаешь?

— Да так, особенного-то ничего. Зелье для нашего магазина изготавливаю.

— Я так и знала!.. Ты попросту прячешься. Это всё из-за Миранды, так ведь?

— Как тебе сказать? — Гектор нервно вытер лоб тыльной стороной ладони и на долю секунды замолчал, словно подбирая правильные слова: — Я уже и не знаю, хочу ли её возвращать.

Эти слова подтвердили догадки Гермионы. Она так и думала, что дядя отгораживается ото всех, обдумывая, а надо ли ему воспользоваться зельем времени, чтобы вернуть жену в мир живых. Последствия эксперимента после, которого миссис Риддл вызвала такой резонанс в магическом мире, вызывал у него сомнения, и немалые.

Племянница не знала, что в таких ситуациях сказать, что посоветовать. Сказать, чтобы подождал — глупо. Куда ещё ждать, и так миновало почти три года со дня трагедии. Сказать, чтобы забыл и жил дальше, она не могла. О таком не забудешь, и дядя из будущего до сих пор размышляющий на тему этого несчастного зелья и правильности своего выбора тому доказательство.

— Не бери в голову, родная, — отозвался мужчина, по-видимому, разглядев в озадаченном выражении её лица душевные метания. — Я обязательно, так или иначе, к чему-нибудь приду. Не будем об этом. Ты лучше расскажи, что да как. Мы и впрямь видимся непозволительно мало, — с горькой усмешкой добавил он. — Бабушка не далее как вчера обмолвилась, что ты в последние дни предпочитаешь общество Винсента.

Улыбка, с которой было сказано о её коротких беседах с мистером Дюраном, ей не особо пришлась по душе. Гермиону словно уличили в чём-то неблагожелательном. Конечно, после того разговора в оранжерее мужчина больше не поднимал тему родства и прошлого, предпочитая начать узнавать её через интересы. Так они почти ежедневно час или два с увлечением обсуждали разные сферы наук, начиная с магических и заканчивая маггловскими.

Да, со стороны могло показаться, что ей уютно в его компании до такой степени, чтобы отпустить тоску по мужу. Но это далеко не так. Гермиона скучала и очень, но эта тоска была разбавлена страхом. Страх сковывал. Она боялась, что вместо любимого Тома к ней вернётся человек, в котором начинает зарождаться поистине наитемнейший маг будущего. Боялась думать о нём в таком ключе, потому-то предпочла вообще не размышлять на тему его отсутствия.

— Он интересовался моим прошлым, и... я ничего не рассказала о себе. Враньё слишком угнетает, — Гермиона тяжело вздохнула, прикрыв глаза. — Мистер Дюран прекрасный собеседник, но он не...

— Но он не Том, — закончил за неё дядя, поглаживая племянницу по руке. — Тебе его не хватает, и это понятно.

— Знаешь, если бы не практика, я бы отправилась обратно в Англию. Хотя, кому я вру, мой муж настолько упрям в своём решении: не хочет жить в Лондоне. Согласись он, я бы и на практику плюнула.

— От чего ты бежишь, Гермиона? Что может случиться здесь, чего не может там?

— Не знаю, — почти шепотом ответила она, — Но меня не покидает плохое предчувствие...

— Будет тебе. Это попросту навеяно его неожиданным и подчас неприятным отбытием в Албанию и только.

— Нет. Эти ощущения появились задолго до Албании. Не могу объяснить... Ох, дядя, у тебя такие переживания, а я тут со своими глупыми мыслями.

— Не бери в голову, — мужчина отмахнулся рукой от слов Гермиона. — Мне было приятно поговорить с тобой, как раньше. Пусть даже разговор вышел не слишком приятным. Идём лучше навестим нашу привередливую старушку и полечим её простуду, — Гектор вмиг оживился и поднялся со своего места, попутно кладя в карман брюк пузырёк с перечным зельем, взятым со стола.

* * *

Пятница. Первый день весны. На улице солнечно, а у Гермионы, которая готовилась к выходу из дома, на душе была неимоверная печаль.

Неделя, прошла неделя с того самого дня, как она нашла на супружеском ложе прощальную записку Тома. Всё это время от него не было ни единого письма. Всякий раз Гермиона вздрагивала, а сердце замирало, пропуская удар, стоило лишь появиться почтовой сове, которая в конечном итоге приносила с собой только разочарование. Ожидания оказывались напрасны.

В этот волнительный пятничный день она желала видеть Тома рядом: сегодня Гермиона отправлялась на собеседование, от которого впоследствии будет зависеть её карьера.

Надев на себя мантию поверх платья, миссис Риддл вышла из спальни и спустилась в гостиную. Попрощалась с бабушкой, что до этого мирно сидела на диване и читала книгу. Выслушав от пожилой дамы многочисленные добрые пожелания, Гермиона прошла вглубь камина, бросила порошок и со словами «Больница Св. Патрика» исчезла в изумрудном пламени.

Выйдя, она очутилась в светлом просторном холле. Судя по вывеске напротив камина, данное помещение было приёмным покоем больницы.

В комнате было несколько волшебников и волшебниц, которые, расположившись на чёрных кожаных диванчиках и креслах, уставленных по периметру, ждали своей очереди на приём. В левом дальнем углу приёмной за небольшим столом восседала женщина — немолодая полноватая брюнетка с довольно жёсткими чертами лица. Она, перебирая лежащие перед ней бумаги, иногда поглядывала на часы, что висели на противоположной от неё стене.

— Добрый день, — сухо поприветствовала ведьма миссис Риддл, стоило той лишь появиться, — я могу вам чем-нибудь помочь?

— Вы не подскажите, где я могу найти целителя Одрика Фурнье? — спросила Гермиона, дружелюбно улыбаясь.

— Хм... Вам известно, что мистер Фурнье не принимает без предварительной записи? — ответила строгая дама и, хмурясь, добавила: — Вы записаны?

— Нет, но... — Гермиона начала было объяснять, но её перебили:

— Мисс, вы не одна такая, — работник приёмной обвела рукой всех присутствующих, будто в подтверждении своих слов, — все они хотят попасть на приём к нашему лучшему целителю. И поскольку вы не записаны, могу предложить... — пожилая женщина принялась перелистывать один листок за другим книги приема, — ... Ага! Вот, — она ткнула пальцем в пергамент, — могу предложить приём только на начало следующего месяца.

— Нет, вы не поняли. Я получила письмо от мистера Фурнье, где говорилось, что сегодня днём он ждёт меня на собеседование.

— Собеседование?!.. — удивлённо переспросила ведьма. — Милочка, что же вы мне тогда голову морочите? Так бы сразу и сказали, а то ишь приходят тут, занимают моё время и больных, — раздраженно сказала женщина, оглянувшись на камин, в изумрудном пламени которого появился очередной пациент. — Сейчас выйдите отсюда, там по коридору до конца, затем свернете налево. Пятая дверь справа.

Женщина, более не обращая на Гермиона никакого внимания, подозвала к себе новоприбывшего:

— Добрый день. Чем я могу вам помочь? — услышала девушка приветственные слова ведьмы, когда уже покидала приёмную.

В коридоре было тихо и безлюдно. Найти нужный кабинет не составило труда. Отсчитав справа нужную дверь, Гермиона постучала пару раз.

Спустя пару секунду из-за дверцы раздался глубокий и выразительный голос:

— Да-да, войдите.

И получив приглашение войти, она переступила порог, но, едва сделав шаг навстречу колдомедику, остановилась.

Немолодой, средних лет мужчина стоял возле своего рабочего стола и вёл оживленную беседу с седовласым старичком, опирающимся на трость.

— Простите, — извинилась девушка, посчитав своё присутствие лишним. — Я, пожалуй, подожду за дверью, — она, чуть улыбнувшись, взялась за ручку двери, намереваясь покинуть кабинет.

— Погоди, дочка, — отозвался на её слова старик. — Наша встреча подошла к завершению, не так ли, Одрик?

— Ох, уж мне этот мистер Бернарт, — целитель, улыбнувшись, обратился, казалось бы, ко всем присутствующим. — На сегодня я, так и быть, пожалуй, оставлю вас в покое, но в следующий раз, помяните моё слово, я буду настаивать на вашем полноценном лечении. Это в ваших же интересах, мистер Бернарт.

Миссис Риддл стояла в сторонке от беседующих мужчин и с молчаливой заинтересованностью наблюдала за разгоравшейся баталией между ними.

Старичок живо напомнил ей Хепзибу, которая в период своих нередких отравлений постоянно наигранно ворчала, стоило только колдомедикам проявить свою настойчивую заботу по отношению к ней. Вот и этот пожилой мужчина старался казаться ворчливым и чопорным старикашкой, обремененным чужим нежелательным вниманием к своей персоне, хотя в глубине души жаждал этой назойливости. Это подтверждалось тем, что мистер Бернарт за три минуты своего ворчания, раз пять едва заметно улыбнулся краешками своих губ, что не укрылось от внимательного взора Гермионы.

— Ты присаживайся, детка, — пожилой мистер тростью указал на стул возле стола, — Негоже такой милой даме на пороге переминаться с ноги на ногу.

— Спасибо, — отозвалась она робко на предложение и, получив одобрительный кивок хозяина кабинета, присела на предложенное ей место.

После недолгих указаний мистера Фурнье старичок покинул помещение. Целитель уселся в своё удобное на вид кресло и, поглядев на Гермиона заинтересованным взглядом, обратился к ней:

— Простите за этот инцидент. Сколько не отводи дополнительного времени на уговоры этого строптивого пациента, Жак Бернарт всё равно возьмёт больше положенного. И при всём при этом сделает всё по-своему.

Причитания колдомедика вызвали у неё искренний смех.

— Смейтесь-смейтесь, — парировал Одрик, тоже улыбаясь, — но с каждым новым его посещением я получаю всё больше жалоб о несоблюдении приёмного времени. Нуте-с, — мужчина вмиг стал серьёзным, — Что могло привести вас ко мне. Я лекарь неизлечимых болезней и позвольте заметить: вы не похожи ни на одного из моих пациентов. Вам точно требуется моя помощь? — добавил он, чуть нахмурившись, а взгляд недоверчивый и озадаченный.

— В какой-то степени это так. Я миссис Риддл, — наконец-то представилась она. — Две недели назад сова принесла мне приглашение на собеседование.

— Риддл... Риддл... — несколько задумчиво произнёс Одрик, словно пытался оживить в своей памяти что-то знакомое. Затем улыбнулся открытой улыбкой, открывая взору небольшую щербинку меж передних зубов, воскликнул: — Да вы же та самая племянница немало известного Гектора Дагворт-Грейнджера!

— Она самая, — сдержанно ответила Гермиона.

— Рад знакомству, миссис Риддл.

— Взаимно.

— Итак, как я уже говорил вашему дорогому дядюшке, мы не принимаем на практику лица, которые не окончили хотя бы одного курса медицинской Академии.

От этих неутешительных слов она заметно погрустнела. Гермиона мечтала поступить на службу в эту столь престижную французскую клинику. Когда эта тяга к медицине началась, она не могла сказать. Возможно, после стольких пережитых ею страшных и подчас опасных для здоровья и жизни ситуаций. Желание помогать всем и каждому было у неё ещё с детства, но остро проявилось на войне.

— Ну, будет вам. Не стоит расстраиваться на пустом месте, — принялся утешать её целитель, видя отразившуюся на лице Гермионы обреченность, — я не закончил. Так вот, по уверению Гектора вы являетесь очень одаренным в сфере целительства и зелий человеком. А приняв во внимание то, что ваш дядя редко когда ошибается, я поверю ему на слово...

— Так вы берёте меня? — с наивностью в голосе переспросила она, не веря в свою удачу. — Спасибо.

— Да не за что, но есть одно НО...

— Я слушаю.

— Вы же понимаете, как бы ни были хороши ваши знания в этой области, теория и практика — две абсолютно разные вещи. Поэтому все, что я могу предложить на данный момент — это начальная ступень освоения медицины, то есть уход за больными.

— Я согласна, — выпалила девушка на одном дыхании, чем вызвала новую улыбку Одрика.

— Похвально-похвально. Рад, что вы не чураетесь самой подчас грязной и трудной работы в достижении своих благих намерений.

— Спасибо, — в который раз поблагодарила она мужчину.

— Так-с, — протянул мистер Фурнье, поглядывая на свои наручные часы, — время спорится, а мне ещё надобно представить вам вашего куратора. Ну что ж, пожалуй, идёмте, — с этими словами мужчина поднялся со своего места и, дойдя до двери, приоткрыл ее, приглашая её следовать за ним.

Пройдя по уже знакомому ей коридору, они повернули два раза направо и, оказавшись на лестничной площадке, поднялись на два этаже выше. Остановились лишь тогда, когда оказались перед белой дверью с надписью «Отделение неизлечимых болезней».

Данная надпись была, словно приговор всякому, кто решится переступить порог неизвестного помещения. Враз перехотелось заходить внутрь. У Гермионы всё тело покрылосьм урашками от страха.

— Стоит мне очутиться перед этой дверью как... — словно через толщу стекла послышался озабоченный голос целителя, — в общем, никак не могу привыкнуть, — глубокомысленно закончил он.

— Да уж, приятного мало. От такого названия слово «борьба» теряет свою актуальность.

За дверью оказалось не так страшно. Чистое и светлое помещение очередного коридора. Недалеко от них находился пост медсестры и дежурных колдомедиков. Напротив — зона отдыха, в которой, уютно устроившись на креслах, сидело несколько пожилых волшебников, двое из которых оживленно дискуссировали, сидя у окна. Другие же перекидывались в магические шахматы в окружении пожилых товарищей.

Было на удивление тихо, размеренно, спокойно — никакой внешней паники.

— Мистер Фурнье? — к ним подошла миловидная девушка — блондинка с большими выразительными голубыми глазами. — Новый пациент? — поинтересовалась она, нахмурившись, поглядывая на Гермиону.

— Упаси Мерлин! — ужаснулся колдомедик её выводам. — Это Гермиона, Гермиона Ри...

— Просто Гермиона, — представилась миссис Риддл её, протягивая руку.

Та, дружелюбно ответила на приветствие, добавив:

— Ну, тогда я — просто Элен.

— Раз мы теперь все знакомы я, пожалуй, вас оставлю... дела, знаете ли, — и мужчина, развернувшись, направился в сторону выхода из отделения.

Глядя вслед Одрику, Гермиона ощутила себя в немалой степени растерянно. Конечно, она вполне понимала, что от неё требуется: ей это доходчиво объяснили, но.... Но, что конкретно делать сейчас не представляло бы возможности выяснить, если бы не Элен:

— Одрик!.. — фамильярно окликнула его блондинка.

Целитель, уже было, находясь у двери, обернулся. И, похоже, совсем не обращал внимания на то, как девушка соизволила обратиться к нему, удивлёно поглядел на обоих.

— Да?

— Ты ничего не забыл?

— Ах да!.. — мистер Фурнье, сетуя на свою забывчивость, хлопнул своей широкой ладонью себя по лбу. — Простите, я, глядишь с этой работой, мать родную позабуду, как величать.

— Однажды эта самая работа его доканает... выходные, праздники. А он всё тут! — шёпотом обращаясь к Гермионе, Элен, прокомментировала забывчивость колдомедика.

— Я всё слышал, — мужчина сделал пару шагов в сторону дам и добавил: — Элен, Гермиона — наша новая сотрудница. Она будет работать под твоим началом. Объясни, что да как тут. Ну, а сейчас я ничего не забыл?!.. — с напускной язвительностью поинтересовался Одрик и, получив удовлетворительный кивок, поспешил удалиться на прощание, пожелав приятного дня.

— Значит, вы — мой куратор?

— Мерлин, Гермиона, ты чего мне выкаешь? — откровенно удивляясь, спросила блондинка. — Я едва тебя старше. Будет благоразумнее, дабы не смешить народ, обращаться друг к другу на ты. Не против?

— Нет, конечно... — слегка улыбаясь, ответила она.

— Вот и хорошо, — весело отозвалась Элен. — Идём, — и, увлекая за собой свою подопечную, направилась с ней к медицинскому посту.

По пути до своего стола Элен то и дело раздавала указания, а порой и отчитывала пациентов. Старушке, выглянувшей из-за двери своей палаты, она велела, не медля обуть босые ноги. Старичку, что оживлённо и на эмоциях принялся спорить со своим напарником о нечестной шахматной партии, посоветовала не перенапрягаться, ежели тот не желает обострения его болезни. Те и другие, подвергающиеся её ценным советам и критике, лишь по-доброму улыбались в ответ и, что немаловажно, слушались. Вероятно, они попросту чувствовали искреннюю заботу и опеку с её стороны.

— Ты им всем нравишься, — заключила Гермиона, наблюдая окружающую всех обстановку дружелюбия.

— И я их люблю, — отозвалась блондинка, умилённо улыбаясь, поглядывая на пожилых постояльцев.

Последующий час Элен объясняла Гермионе как сортировать лекарственные зелья, затем систему приёма этих самых зелий. Вкратце рассказала, кто в какой палате пребывает. Об их недугах она обещала ознакомить её позже, предоставив больничные карты. Поведала так же к кому, какой подход необходим. Всё оказалось несложно главное — искренне желать помочь.

— Гермиона, Одрик пояснил тебе, что придётся иногда оставаться в ночную смену? — спросила Элен, усаживаясь на кушетку возле подопечной и протягивая ей кружку с горячим чаем.

— Нет, но это не проблема, — ответила Гермиона, вдыхая аромат жасмина исходящего от напитка.

— А муж разве не будет против? — наставница кивнула на её левую руки, — Ты бы посоветовалась...

— Хм.. Думаю, он не будет возражать. Да и к тому же на данный момент он отсутствует в стране, — говорить о Томе не хотелось, но слова как-то сами собой вырвались.

— Ну, так он же не навсегда, скоро вернётся, — словно обещав, добавила Элен.

— Конечно. А сколько ты уже здесь работаешь? — поинтересовалась девушка, пытаясь сменить тему разговора.

— Почти два года, — блондинка при этом невесело улыбнулась.

— Два года, — повторила её слова миссис Риддл. — Ты должно быть уже почти закончила академию.

— Нет, Гермиона, я не училась.

— Но как же! Одрик сказал, что на практику могут поступить только уже обучающиеся.

— Так-то оно так, но я... Я здесь по воле случая.

Элен говорила с болью в голосе, а на последних словах вовсе вздохнула тяжело и вмиг стала серьёзной. Гермиона поняла и без слов, что случай далеко не самый счастливый. Да и какое счастье может обитать в стенах этого отделения.

Элен с минут пять сидела и молчала, лишь попивая свой чай, прежде, чем начать вновь говорить:

— Три года назад я с моей матушкой покинула Северную Францию, решив обосноваться в южной её части. Покидать насиженное место не было желания, сама понимаешь: друзья, привычные условия. Я к тому времени только закончила Шармбатон. Но выбора не было: моя мама приболела. В местной больнице посоветовали сменить климатическую обстановку на более мягкий, вот мы и рванули. По прошествии пары месяцев матушке полегчало, и заметно. Я тогда так благодарила Мерлина за столь чудесный подарок: думала, что всё обошлось. Домой уже не хотелось: я познакомилась с галантным и красивым молодым человеком...

Элен улыбнулась своим воспоминаниям, которые, судя по её лучащимся в этот момент глазам, вызвали в ней приятные душевные эмоции. Но продлилось это лишь до той поры, пока она не начала вновь свой рассказ:

— Ох, он был старше меня, но от этого не менее привлекателен. Как сейчас помню, чувства меня поглотили целиком. И вскоре он сделал мне предложение — дело двигалось к помолвке, но... — девушка грустно ухмыльнулась и принялась нервно крутить кружку в руках, — но мне пришло письмо... из больницы Св. Патрика...

Гермиона охнула, предчувствуя, что история ещё более трагична, чем она предполагала.

— В общих чертах, моя дорогая мама не протянула и полугода на этих койках. Позже Одрик предложил мне задержаться здесь, потому как я помогала не только матушке облегчить её страдания, но и другим пациентам, большинство из которых уже давно покоятся с миром. Меня попросту не хотели отпускать, — уже с улыбкой добавила блондинка, поднимаясь с кушетки. — Вот с тех пор я здесь и работаю...

— Так ты замужем за тем самым человеком? — с любопытством спросила Гермиона свою собеседницу, глядя на ту снизу вверх.

— К сожалению, нет. Зачем аристократу девушка, которая помаленьку сходила с ума от горя, да и к тому же без приданного... Я ещё тогда чувствовала, что мы не сможем быть вместе, хотя и слепо верила.

— Он бросил тебя? — ужаснулась миссис Риддл жестокости и безжалостности этого мужчины к чужим бедам и даже к несчастью своей возлюбленной.

— И да, и нет, — неопределенно ответила Элен и тут же пояснила: — Я сделала так, чтобы он сам возжелал бросить меня и отменил помолвку.

— Но зачем? Ты могла быть счастлива.

— В ту пору я не хотела никого видеть рядом с собой: горе завладело моей душой. И новой порции жалости, коей я к себе и так испытывала, не хотела.

— Но это было бы не так.

— Да, но сейчас ничего не попишешь: всё сделано — обратного не воротишь. Да и к тому же я тут слышала, что он влюблён и даже вроде планирует помолвку.

С той интонацией, с которой Элен говорила это, было понятно, что пора заканчивать данный разговор, они и так, похоже, зашли слишком далеко в недра той самой боли, которая до сих пор, по всей видимости, не прошла.

— Ладно, достаточно придаваться сантиментам, — хорошее настроение вновь вернулось к белокурой красавице, словно и не было этого разговора, обнажившего её душу. — Так, документы, я так понимаю, ты не оформляла?!.. — скорее утвердительно спросила она.

— Нет.

— Конечно, нет. У нас уже как два дня хворает работник отдела кадров, а заменить её некому. Давай сделаем так, ты сейчас отправляешься домой: хватит с тебя на сегодня ознакомительной программы, но прежде черкни мне, — Элен, приоткрыв ящичек, стола извлекла оттуда бумагу и перо с чернилами и, махнув рукой, подозвала Гермиону к себе, — свой адрес. Я вышлю все необходимые бумаги на дом, заполнишь их и через три дня можешь приступать к своим обязанностям...

Миссис Риддл прошла до стола, взяла предложенное перо в руку и уже, было, решила обмокнуть его в чернила, как остановилась, обдумывая только что возникшую идею.

Чем она руководствовалась, предлагая это, она поняла только, когда покинула отделение. Гермионе попросту понравилась эта сильная духом и жизнерадостная молодая женщина, которая, несмотря на все тяготы своей судьбы, не опустила руки, а научилась бороться со своей болью, не переставая при этом улыбаться. Она узнала в ней себя.

Гермиона написала на листе пергамента адрес каминной сети поместья Грейнджеров и со словами: «Буду ждать тебя в гости», покинула отделение.

* * *

Спустя несколько минут она, поистине уставшая, но довольная, появилась дома, как раз к ужину. И сделав пару шагов от камина до дивана, плюхнулась на него.

Тишина. Блаженство. Стянула с себя туфли и прикрыла глаза, проникаясь всеобщему спокойствию.

— Гермиона, детка, ты уже вернулась, — это в гостиную зашла бабушка и, присев рядом с внучкой, нарушила тишину. — Хорошо, что ты вернулась так скоро...

— Что случилось, Роза? — чуть обеспокоенно отозвалась Гермиона, внимательно глядя на пожилую женщину.

Старушка небрежно отмахнулась и, улыбаясь, добавила: — Том, Том прибыл... уже час как дома...

Сердце пропустило удар, а потом забилось, как сумасшедшее в волнении. Вот он день их встречи. Она его так ждала, да вот только, сейчас почему-то сидит, точно прикованная к дивану, и ни шелохнуться, ни слова сказать просто не может.

Роза внимательно глядела на внучку с минуту, видимо, ожидала, что та, только услышав о муже, рванёт наверх, но этого не случилось. Пожилая леди не выдержала:

— Не пойму твоей нерешительности.

Слова, точно с глубины дна моря, еле долетали до неё, и только, когда старушка дотронулась до руки внучки, та словно вынырнула, возвращаясь из своих мыслей.

— Что?

— Я говорю: Том прибыл, а ты сидишь здесь, точно статуя.

— Ах, да, конечно. Я уже иду, — медленно поднимается и идёт, точно ступая в неизвестность, в спальню.

Бабушка проводила её тревожным взглядом, но благоразумно смолчав, списывая реакцию Гермионы на временный ступор. Только вот почему и отчего? На это могла ответить лишь миссис Риддл.

Миновав последнюю ступеньку лестницы и дойдя до двери, она взялась за ручку и, не торопясь, повернула её.

Страх, что только недавно поутих в её сердце, но так и не покинул, вновь с разрушительной силой ударил по нервам. Было неимоверно страшно посмотреть в глаза любимого человека и увидеть в них то, что так боишься. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Гермиона взяла себя в руки и прошла в комнату, где горела лишь одна свеча, тускло освещая пространство.

Том спал, и она отчего-то вздохнула облегченно, словно отсрочила неизбежное. Крадучись, прошла к окну, присела в кресло, не сводя при этом своего взгляда с лица мужа.

По Тому было сразу видно, что он странствовал и, возможно, спал в палатке, не имея более цивилизованных условий: лицо заросло щетиной, и вид был слегка усталый, спав, он морщился, словно ему было неприятно.

Всё это говорило больше о его человечности, нежели об обратном. Гермиона немного расслабилась и уже принялась любоваться им спящим. Она так скучала по нему, так ждала.

— И долго ты будешь меня изучать? — Гермиона вздрогнула от неожиданности. — Может быть, уже обнимешь мужа и скажешь, как тебе было без него плохо?

До сих пор ощущая дикий ритм своего сердца, миссис Риддл игриво ударила мужа по руке, чем он и воспользовался, потянув её на себя и уложив рядом. Провёл ладонью по её волосам и, взяв в неё прядь волос, вдохнул их аромат.

— Неделя — это так много без тебя, — прикрыв глаза, он обнял жену, принимаясь неистово целовать каждый дюйм её кожи, попутно стягивая с неё одежду.

* * *

Завороженно следя за каждым своим действием, Том провёл пальцами по мягкой коже её щеки, шеи, ключицы и, следуя всё ниже по направлению живота, замер. Игриво улыбнувшись, он поцеловал её чуть ниже пупка, вызвав в теле жены лёгкую дрожь.

— С добрым утром, — прошептал он, глядя исподлобья на то, как она жмурится от яркого света, открывая глаза.

— Как же я скучала по тебе, — Гермиона обхватила лицо мужа и, присаживаясь на кровати, поцеловала.

— Я ждал, когда ты проснёшься, — Риддл вскочил с постели и направился к платяному шкафу, открыл его и извлёк из него небольшую коробку из металла, напоминающую сейф. Затем оглянулся. Его глаза горели, точно в предвкушении, и он добавил насмешливо: — Ты непозволительно долго спишь. Пришлось тебя потревожить.

— Я всегда «за». Мне понравилось.

Риддл аккуратно поставил коробку на кровать и присел рядом. Ещё один горящий взгляд в сторону жены и...

— Ты готова это увидеть? — спросил он и открыл крышку заклинанием.

Резкий выпад, и вот в воздух взмыла ничем не примечательная диадема.

Гермиона не знала, какие эмоции от неё сейчас требовались, потому как улыбаться, точно тебе досталась самая великая вещь на земле, не хотелось. Ведь при виде неё некоторые нежелательные воспоминания ожили яркой вспышкой.

— Не правда ли, она великолепна? — воодушевленно поинтересовался Том, глядя на реликвию основательницы факультета Когтевран.

— Обычная диадема, каких много, — нарочно небрежно бросила она и отвернулась. Поднявшись с кровати, миссис Риддл ощутила острое желание побыть одной. — Я в ванную... — и удалилась.

— Гермиона, эта диадема — просто диадема, не более, — начал он, когда та вновь появилась в спальне. — Не стоит всё воспринимать так серьёзно.

— Конечно, Том. Я это понимаю. Просто воспоминания...

— Обливейт? — довольно серьёзно предложил супруг, чем заставил её оглянуться и поглядеть на него, точно на сумасшедшего. — Ну как хочешь. Иди лучше сюда. Тебя не было полчаса, и я уже заскучал, — подозвал её Том, поглаживая ладонью простынь.

Коробка с артефактом уже исчезла, и Гермиона немного расслабилась, словно возвращаясь из беспокойного прошлого в спокойное настоящее. Улыбнувшись, она залезла на кровать коленками и, обхватив мужа за шею и потянув на себя, увлекла его за собой в пучину перины, хохоча при этом.

* * *

Вот уже три дня ни она, ни Том не вылезали из постели, и никто, слава Мерлину, их не тревожил, вероятно, понимая, что всё равно не откроют, или же прониклись пониманием к паре. В любом случае всю жизнь так не могло продолжаться (а как хотелось бы). Сегодня был важный день: Гектор, её дядя, праздновал день своего рождения.

Впервые за три дня Гермиона спустилась на завтрак и тут же наткнулась на едва сдерживающих улыбки родных, от которых хочешь, не хочешь, а покроешься пятнами смущения.

Достойно выдержав насмешливую атаку, она поздравила дядю с праздником, затем присела на свое место и принялась намазывать круассан маслом, демонстративно игнорируя посторонние взгляды

— Давно не виделись, — начал дядя, улыбаясь в пышные усы.

— Не скажу, что скучала, — парировала она, мысленно поставив себе балл за достойный ответ их насмешкам.

Гектор от души рассмеялся и, ласково погладив племянницу по руке, понимающе кивнул, и больше не поднимал эту тему.

— Бабушка сегодня не в духе, — заявил мужчина, тыча вилкой в сторону рядом сидящей Розы. Гермиона удивлённо посмотрела в её сторону.

— А что так? Заставили позавтракать в столовой? — пошутила она в ответ, у нее было прекрасное настроение, несмотря на недовольное лицо бабушки.

— Да нет, дорогая. Это скорее всего из-за того, что я частенько не завтракаю в этой самой столовой. А она здесь сидит для примера «как надо себя вести».

— А что так вдруг, бабуля?

— Ведёте себя, точно дети! Ты, Гектор, слава Мерлину, вполне здоровый мужчина и вполне способен спуститься на завтрак сюда. Совершенно не обязательно засылать каждые пять минут к себе в спальню Жюстин.

— Как скажешь, мама...

— Жюстин, — прикрикнула старушка, обращаясь к домработнице, стоявшей возле серванта, убирая в него чистую посуду, — я иду прогуляться в сад. Принеси мой плед, — и, не желая слушать возражений, удалилась одеваться на прогулку.

— Что это с ней? — поинтересовалась миссис Риддл, оторвав свой взгляд от прохода в столовую, которым ранее проводила Розу, пока та не скрылась из виду.

— Да, кто его знает, — ответил дядя, пожимая плечами. — Сегодня у всех с настроением нелады.

— В смысле?

— Том вот буквально с пять минут назад вылетел из дома, точно ужаленный, да и Винсент, даже не доев, убежал следом.

— Ещё мне этого не хватало. Что между ними случилось? — тяжело вздыхая, спросила девушка, откладывая горячую сдобу и наливая себе кофе в чашку.

— Да, Мерлин их знает, что приключилось. Это тебе лучше у мужа спросить при встрече.

— Обязательно, дядя, обязательно. Меня не устраивает их поведение. Надеюсь, у них хватит ума не ссориться, хотя бы сегодня вечером.

Гектор легко ухмыльнулся, отложил вилку и, откинувшись на спинку стула, расстегнул нижнюю пуговицу жилетки, вздыхая с облегчением. Посидев так с минуты три, мужчина поднялся со своего места и добавил:

— Я на работу. До вечера, дорогая. Развесели там бабушку чем-нибудь, чтоб не ходила весь день хмурая, — и, поцеловав племянницу в макушку, направился к выходу.

Да уж, развеселить Розу оказалось делом не из лёгких. Весь день та избегала чей-либо компании, и Гермиона оказалась не исключением. В шестом часу вечера молясь, чтобы всё в этот вечер прошло идеально, она отправилась в свою спальню: надобно было подготовить одежду себе и мужу к празднеству.

* * *

День рождения было решено отметить без особой помпезности, только свои и семейство Розье. Тома не очень устроил такой порядок вещей: конечно, он был не против Друэллы с Кигнусом, но вот от необходимой встречи с Адрианом Риддл бы с удовольствием отказался. Но какие бы эмоции Том ни испытывал к своему недругу, придётся помолчать и изображать паиньку из уважения к Гектору и Розе. Последняя же уже с неделю готовилась к празднику: заказывала то одно, то другое. В её понимании праздник, пусть и маленький, должен быть идеальным во всех смыслах.

Гости, как и предполагалось, прибыли к семи часам вечера. Встречающий их именинник был счастлив как никогда: он улыбался, пытался ухаживать, чем мешал Жюстин выполнять свои обязанности.

Сценарий празднества проходил, как и в большинстве семей: радостно, весело, с большим количеством выпивки, танцев и шуток. После Королевского торта все принялись заниматься, кто во что горазд: Кигнус с осторожностью, пытаясь не сшибать что-нибудь в столовой, танцевал в паре с Друэллой под аккомпанементы граммофона; Адриан, полностью игнорируя Гермиону и Тома, о чём-то серьезно спорил с мистером Дюраном, к ним с краю стола подключился и Гектор, с жаром принимаясь обсуждать заинтересовавшую его тему разговора.

— Жюстин, уберите лишнюю посуду, — скорее приказала, нежели попросила Роза мадам Лефевр. Не обращая внимания и никак не реагируя на Жюстин, она окликнула сына: — Гектор, сынок, негоже гостей обделять вниманием. Пойди, потанцуй с Анетт, — и мило улыбаясь, вновь обратила свой взор на прислугу, которая после её слов заметно погрустнела: — Когда сделаешь это, можешь быть свободной.

Пожилая леди дождалась, когда Друэлла с женихом вновь присели за стол, Винсент наполнил бокал собеседника и свой вином, так и продолжая беседу только уже без лучшего друга, увлёкшего Анетт Розье в танец, и поднялась со своего места.

— Я, пожалуй, уже пойду отдыхать, дорогие, — Роза попрощалась со всеми, кому-то уделив чуть больше своего внимания. Она поцеловала Анетт и с ласковой улыбкой, обнимая сына, что-то шепнула ему на ухо, отчего Гектор, слегка покраснел. И затем скрылась в дверях.

Сославшись на необходимость посетить уборную, Гермиона поспешила нагнать бабушку. Её она застала в коридоре второго этажа.

— Что происходит? — этот вопрос весь день её мучил. С самого утра Роза то и дело, что цепляется по всяким пустякам к Жюстин и пренебрежительно относится к той, не имея на то оснований.

— Я просто устала. Ничего более, милая, — старушка успокоительно погладила внучку по плечу и, взявшись за ручку двери своей спальни, сказала, прежде чем пройти внутрь: — Иди, наслаждайся праздником.

— Я не о том. Что у тебя с Жюстин происходит? Почему ты целенаправленно её унижаешь?

Женщина тут же стала серьёзной, выпрямилась, гордо выставив подбородок. Во взгляде никаких эмоций. От такой Розы Гермионе стало не по себе.

— А что собственно происходит? Она выполняет то, за что получает деньги. Она прислуга, дорогая!

— Я тебе не верю. Ты же не такая, и ты прекрасно понимаешь, кто Жюстин для нашей семьи, и специально так с ней общаешься. Ты же знаешь, что дядя...

— Вот-вот, милая. Всё дело в Гекторе! Она так и вьётся вокруг него. Ты что ж думаешь, я не вижу что ей надо?

— И что же?

— Женить на себе моего сына, нарожать ему...

— А разве это плохо?

— Нет, не плохо, в общем. Плохо, если с ней. Она же сквиб, Гермиона. Что она может родить, будучи неполноценной?

— Как ты так можешь говорить? Быть сквибом не есть плохо. Скажу тебе откровенно: они прекрасная пара. Жюстин его любит. И, несмотря ни на что, они будут счастливы.

— Возможно. Но я не собираюсь потакать ей, и уж тем более способствовать их отношениям. Я уверена в том, что с Анетт он будет намного счастливее, нежели...

— Простите, — раздался позади дрожащий голос мадам Лефевр. Гермиона резко развернулась готовая провалиться сквозь землю от стыда, когда Роза, безразлично хмыкнув, спросила:

— Что тебе?

— К миссис Риддл прибыл гость и ожидает её в гостиной, — отрапортовала она, соблюдая дистанцию между собой и хозяевами, чем вызвала неловкость со стороны девушки.

— Спасибо, Жюстин. Я сейчас спущусь.

Последний раз, бросив на бабушку недовольный взгляд, Гермиона поспешила на первый этаж.

Налёт плохого настроения после недолгой беседы с Розой тут же вывелся, как только миссис Риддл увидала своего гостя:

— Элен, — воскликнула молодая женщина, обнимая свою новую знакомую. — Я так рада тебя видеть.

— Вот, принесла тебе бумаги, как и обещала, — объявила блондинка, демонстрируя папку в своих руках.

Та лишь махнула на неё рукой и, взяв подругу под руку, заявила: — Идём лучше, я тебя с семьёй познакомлю, — и под руководством хозяйки дома обе двинулись в столовую.

Весело улыбаясь, девушки прошли к гостям, и обстановка общего веселья резко сменилась.

Гермиона никак не могла взять в толк, почему праздничное настроение, витавшее в воздухе меж гостями, вмиг изменилось, стоило только Элен появиться в столовой. Да, конечно, её визит оказался неожиданным не потому, что не запланирован, а лишь потому, что миссис Риддл совершенно забыла о договорённости со своим куратором. Посему предупредить родных не смогла. Но даже, несмотря на всё это, это не повод так реагировать.

В воздухе откровенно стояла напряжённость. Гермиона понимала, что лишь она одна чего-то непонимает, хотя, может, и не одна. Винсент без особого участия попивал на своём месте вино; дядя был, пожалуй, единственным из присутствующих на празднике, кто излучал своё дружелюбие и открытое радушие в то время, как другие...

Кигнус взволновано поглядывал на свою невесту, Друэлла, глядя в глаза Элен, смотрела в них с... Во взгляде было столько злости, ненависти и холода. Это пугало. Она никогда не могла себе представить, что подруга с её мягким характером и прекрасным добрым взглядом может глядеть так на кого-либо.

Не прошло и минуты, как они вошли с Элен в столовую, как тут же из-за стола резко поднялся Адриан. Он, удостоив гостью странным взглядом, в котором гармонично сочетались такие чувства, как презрение и сожаление, рождая собой безграничную печаль, что вспыхнула в его взгляде при виде Элен. Розир наклонился к уху Гектора и что-то шепнул, затем незамедлительно прошёл мимо них и торопливо скрылся за парадной дверью, покидая дом Дагворт-Грейнджеров.

— Гермиона, я, пожалуй, пойду. Простите, что помешала, — надломленным голосом произнесла Элен, отступая назад, а потом, всунув ей в руки коричневую папку, вовсе поторопилась удалиться с глаз гостей в направлении камина.

— Элен, — окликнула она её, но поняв, что окрики не возымеют успеха и что наставница, пребывая сейчас по неизвестной ей причине в расстроенных чувствах, покинет её дом, Гермиона кинулась следом. — Ну, постой же!

Слова наткнулись на барьер из изумрудного пламени, ярко вспыхнувшего в камине, после того, как в нём исчезла светловолосая молодая женщина, которая после такого столь «милого» приёма вряд ли захочет и вовсе общаться с ней.

Сердитая и раздосадованная поведением родных и друзей, миссис Риддл собралась уже вернуться в столовую, но тут послышались шаги, и в гостиную прошли её муж и недовольная Друэлла.

— И как это понимать? — холодно поинтересовалась та.

— Это я бы хотела знать, как мне понимать ваше поведение? Друэлла?! — тон подруги ещё больше раззадорил злость Гермионы, и она, не выдержав, впервые прикрикнула на неё.

— Какого Мерлина этой шлюхе понадобилось здесь?!

— Эй, Друэлла, полегче... — остановил её Том, стоявший неподалеку от них, словно предпочитая наблюдать за происходящим со стороны, не желая принимать участия.

— А ты, Риддл, — миссис Блэк, в девичестве Розье, ощетинившись, парировала. — От тебя я такого не ожидала. Привести её в дом, когда я и моя семья здесь, уже не говоря о том, что здесь живёт твоя жена! Ты хоть представляешь, что теперь будет? Опять, Риддл, опять...

— По мне что, похоже, что я был в курсе её появления? — язвительно ответил он ей. — Я, знаешь ли, вообще не имел понятия, что мы ещё свидимся когда-нибудь.

— А я уж было подумала, ты по своей потаскушке заскучал, — саркастично кинула она ему в лицо.

Слушая перепалку мужа и подруги, Гермиона пыталась вникнуть хоть чуть-чуть в суть возникшей проблемы, но так ничего не поняла из всей той каши, что они говорили друг другу, повышая тон с каждым новым словом. Но это было только до тех пор, пока Друэлла не заявила о том, что Элен — её новая милая знакомая, является или же являлась любовницей Тому.

Мир точно рухнул куда-то в область пяток и продолжил там трепыхаться, умирая от одной только мысли, что муж ей не верен. И с кем! С той, которая, казалось бы, не может быть запятнана пороками. Та, которую хотелось иметь в роли подруги. От одной только этой мысли кровь тут же отхлынула от лица, даруя коже мертвецкую бледность. К горлу подступила тошнота, и мисс Риддл не спеша присела в близстоящее кресло, пытаясь заглушить возникшее недомогание, шепча:

— Что?

— Милая, — это Том, быстро преодолев разделяющее их расстояние, опустился на корточки рядом с её коленками, — что с тобой? Друэлла... — сквозь зубы прошипел он, обещав той одним лишь только взглядом мучительную смерть.

Не обратив никакого внимания на слова друга, Друэлла поспешила наполнить бокал водой и протянула его Гермионе.

Сделав один единственный глоток воды, она резко вскочила с места и, зажав рот рукой, помчалась, что есть сил, в уборную первого этажа. Захлопнув за собой дверь и задвинув щеколду, чтобы никто не смог войти, склонилась над раковиной и позволила так вырывавшемуся ужину выйти наружу.

Откашлявшись, она включила воду и умылась прохладной водой, стараясь прийти в себя. По двери обеспокоенно забарабанили, затем раздался голос подруги:

— Гермиона, я не то имела в виду, правда, — нехотя призналась она, но следом добавила, обращаясь, по всей видимости, к рядом стоявшему Тому: — Мне интересно, у кого хватило ума пригласить Элен? И зачем? Её же тут все терпеть не могут...

— Говори за себя, Друэлла, — парировал Том. — Но мне, безусловно, тоже интересно, как она оказалась здесь.

— И я про то же. Должно быть, теперь тебе понятны мои претензии?

— Уймись уже! Я же сказал, что я не имею к этому никакого отношения.

— Тогда кто?

— Это я, — по-прежнему чувствуя себя плохо, отозвалась Гермиона, открывая двери ванной комнаты. — Я пригласила Элен.

— Не поняла?

— Что тут не понятного, Друэлла? Я её пригласила. Она должна была принести мне эти чёртовы бумаги по работе, и я напрочь забыла, что она придёт сегодня. Так ты с ней спал? — последний вопрос был задан приглушенно, чтобы оставить его только между ней и мужем, но Друэлла всё отчётливо расслышала, грустно усмехнувшись на это.

— Ты пригласила Элен Морель, зная...

— Морель? — переспросила она. Впервые слыша фамилию Элен, ей почему-то показалось, что ранее она уже сталкивалась с ней, только вот когда и где не могла припомнить.

Но тут же в воспоминаниях всплыл недавний разговор с Анетт, в котором она-то и упоминала некую Морель, о ней же она однажды в красках слышала от Друэллы.

— Погоди-погоди. Эта та самая Элен — невеста Адриана и...

— Вот именно, — самодовольно согласилась Блэк.

Счастью не было предела. Хотелось хохотать, оттого что всё уже придуманное её фантазией относительно мужа и Элен было лишь фантазией. На самом же деле всё оказалось запутано и просто одновременно.

Миссис Риддл на радостях порывисто обняла мужа, при этом весело смеясь.

— Слава Мерлину!

Да только её радости никто не разделял. Друэлла, ничего не понимая, вскинула брови вверх и, скрестив руки на груди, озадаченно глядела на неё. У Тома по выражению лица было видно, что в его голову начинают закрадываться сомнения относительно её душевного здоровья.

— Гермиона, ты в порядке? — обеспокоенно спросила подруга.

— Да, конечно, — улыбаясь, ответила она и тут же обратилась к Тому: — А ты ещё тот врунишка, но только вот я никак не могу понять, зачем тебе это понадобилось, Том?

Риддл тут же оживился, и по его взгляду можно было сразу понять, что он догадался, о чём та спрашивает. Посему не стал изображать непонимание и сказал правду такой, какой она была на самом деле.

— А ей не требовалась моя жалость, да я и не тот человек, чтобы одаривать ею кого-либо, потому как лишён такого низшего качества. Я дал ей лишь то, что был в состоянии дать.

— Вы это о чём? — полюбопытствовала Блэк.

— Том, а как же любовь? Элен должна была бороться за нее, несмотря на то, что саму себя потеряла.

— Моя наивная девочка, — Риддл любовно провёл ладонью по волосам жены, — в жизни каждый за себя. Я не собирался ставить её на путь истинный и никогда не стал бы этого делать.

— Как ты так можешь? Я же за тебя боролась, в противном случае меня бы здесь не было.

— Не смей сравнивать, — ледяным голосом прервал он её. — Мы — это другое.

— Это — то же самое, Том. Если бы ты не вмешивался, Элен пришлось бы рассказать Адриану правду, и всё бы наладилось, а так ты даже шанса им не дал или попросту не захотел.

— Эй, хватит меня игнорировать. Что за правда? Не забывайте, вы сейчас моего брата обсуждаете.

— Действительно. Много чести, — и наплевав на приличия, развернулся и зашагал обратно в столовую к гостям.

— Том, не смей уходить, — крикнула ему вслед жена.

— Когда тема исчерпает себя, я за столом, а до тех пор у тебя есть Друэлла!

— Иногда я тебя ненавижу... — беззлобно выкрикнула девушка на его слова.

Ответ Тома её немало расстроил, но окунуться в свои мысли, ей не дала Друэлла, которая уже порядком устала допытываться хоть какого-то вразумительного ответа от неё. Гермиона мысленно позлорадствовала: будет знать каково это, когда не имеешь понятия, о чём говорят. Но сказать всё же придётся: подруга имела право знать, чтобы перестать одаривать Элен грязными эпитетами, и попытаться понять, и, возможно, простить. Да и к тому же в таком деле, как примирение, которое миссис Риддл запланировала осуществить, Блэк была бы превосходным союзником.

Во время непродолжительного разговора «по душам» Друэлла вообще не высказывалась, предпочитая молчаливо выслушивать все, что она ей скажет. И вот, когда монолог Гермионы подошёл к концу, та всё же решила высказаться:

— Тому, о чём ты просишь, никогда не бывать! — сказала Друэлла, как отрезала. Потом, как и ранее сделал Том, двинулась обратно в столовую.

С пару секунд Гермиона просто стояла в ступоре, но, завидев, как подруга удаляется, тут же остановила ее, схватив за руку.

— Друэлла, но почему? Ты что же, не поняла, что я тебе только что сказала?

— Ну почему же. Поняла. Но только вот она, как была, так и осталась предательницей, изменилась только упаковка!

— Ну, зачем же ты так? Её можно понять.

— А брата моего кто поймёт? Кто поймёт год его боли, а, Гермиона? Она просто эгоистичная сука!

— Но ты же видела, как он смотрел на Элен, когда та появилась, видела ведь?! Он до сих пор испытывает к ней чувства, и, поверь, она тоже.

— А как он смотрел? Я видела только презрение. Он до сих пор не простил её.

— Если бы он только знал. Я уверена...

— Нет, — резко ответила та. — Я иду ко всем. Сегодня праздник, и я хочу получить удовольствие от сегодняшнего дня, а не обсуждать того, кто этого не достоин.

— Ты счастлива с Кигнусом. У меня есть Том. Друэлла, дай же и брату быть счастливым. Ты же и сама понимаешь, что Элен та, кого он любил и любит до сих пор. Не будь эгоисткой.

— Я подумаю, — и, больше не говоря ни слова и не задерживаясь дольше, чем требовал этот ответ, девушка покинула ванную комнату.

Спустя десять минут, которые Гермиона потратила, чтобы привести себя в порядок и ещё раз умыться, она тоже двинулась к гостям. Как-никак сегодня был день рождения её дяди, а она сидит, запёршись в уборной, и решает чужие проблемы. На это будет завтра.

После такого довольно эмоционально выматывающего вечера хотелось лишь поскорее накинуть на себя мягкую уютную пижаму и забыться мирным сном в объятиях любимого человека.

Гермиона прошла в спальню вслед за мужем и плотно прикрыла за собой дверь.

— Даже не думай этого делать, — не глядя на жену, произнёс Том. Скинув пиджак с плеч, он принялся расстёгивать манжеты на рукавах, по-прежнему продолжая игнорировать её взглядом.

Та озадаченно вскинула бровки вверх и, изобразив на лице непонимание, отозвалась:

— Не понимаю, о чём ты...

Риддл отчётливо слышно ухмыльнулся, затем присел на тахту возле окна, повернувшись к жене лицом.

— Не лезь ты в чужие отношения. Поверь мне: ничем хорошим это для тебя не кончится.

— Но, Том. Ты не понимаешь: мне кажется, они до сих пор любят друг друга. Ты же сам видел! Глаза Адриана, его чувства живы. И Элен... Элен ведь страдает.

— До чего романтично. Я сейчас расплачусь, — иронично добавил Риддл.

— Какой же ты «сухарь»! — недовольно пробубнила девушка, прежде чем облачиться в столь желанную пижаму и погрузится в постель.

— Ну, уж прости. Все эти заморочки с любовью не по мне. А вот то, что ты можешь получить от своих благородных дел, я как раз таки отчётливо понимаю. Ты останешься крайней, если ничего не сложится, а так оно и будет, — Том, разувшись и по-быстрому скинув с себя брюки, залез под одеяло и потянулся к жене в надежде обнять ее, но та отстранилась. — Ну, перестань. Не такой уж я и «сухарь», как ты соизволила выразиться: тебя же я люблю.

После его слов Гермиона, засмеявшись, обернулась к мужу.

— Мерлин! Том, до чего же ты всё-таки не романтичный, — любовно произнесла она, словно комплимент, и, нежно обхватив его лицо ладонями, поцеловала.

Удобно устроившись на плече супруга, Гермиона устало прикрыла глаза, отдаваясь воле Морфея. Но прежде чем полностью провалиться в долгожданный сон, она едва слышным голосом проговорила:

— Я люблю тебя, Том...

Он ответил на её признание, чувственно поцеловав жену в висок, следом добавив: — Люблю и я тебя...

* * *

Утро выдалось очень пасмурное. Дождь, всю ночь идущий за окном, не закончился и к рассвету. Но, не смотря на это, настроение было на подъёме: Гермиона была полна решимости исправить то, что однажды сломала Элен Морель, заставив страдать не только любимого человека, но и саму себя.

Да уж, Гермиона Грейнджер-Риддл никогда бы не подумала, что будет заниматься такими глупостями, как сводничество, но, когда счастлив сам, хочется, чтобы и близкие тоже имели хоть толику того счастья, которым ты обладаешь.

Не надевая туфель, дабы не потревожить сон мужа, что так сладко спал, Гермиона накинула на себя пальтишко, взяла в руки обувь и прежде чем покинуть уютную спальню, улыбнувшись, потянулась к лицу Тома. Чмокнув в щеку, она шепнула ему на прощание:

— До вечера, любимый. Уже скучаю...

Миссис Риддл уже выходила из комнаты и не могла заметить как тот самый мужчина, которому предназначались её утренние слова нежности, во сне улыбнулся.

Семь утра. Больница Св. Патрика. Отделение «Неизлечимых болезней».

Несмотря на ранее утро в приёмном покое уже было много народа. Всё та же "привет-ведьма", что и в день её первого появления в больнице. Та, не скрывая своего отвратительного настроения, недовольно поджав губы, обслуживала пришедших ни свет, ни заря пациентов.

Коротко поприветствовав женщину и получив в ответ на своё дружелюбие лишь раздражённый взгляд, Гермиона, не желая оставаться и уж тем более, не дай Мерлин, вступать в полемику с этой дамой, двинулась дальше по направлению лестницы.

Преодолев путь в два этажа, она отварила дверь в отделение, где проходила практику, и ступила внутрь.

Здесь в отличие от приёмной царила полная тишина. Ни суеты тебе, ни спешки. Правда, за этим обманчивым спокойствием таились боль, переживания и безысходность.

— Гермиона, — окликнули её позади, — доброго времени суток.

Девушка тут же остановилась, оборачиваясь на знакомый голос.

— Доброе утро, мистер Фурнье, — поприветствовала она мужчину, улыбнувшись.

— Ну-с, Элен уже успела мне доложить, что документы отдела кадров вы получили в срок. Вы их заполнили?

— Да, конечно же.

— Вот и славненько. Ваш куратор имеет на руках историю болезни некой Клодетт Моро. Надо её изучить и приступить к своим прямым обязанностям, — шедшая до этого пара остановилась возле стола дежурного колдомедика. Одрик отварил шкаф стола, извлёк из него толстую и на вид дряхлую книгу, крепко сжал её в руке и продолжил: — Гермиона, если будут вопросы, ты знаешь, где меня найти. И ещё, не забудь отнести документы на первый этаж. Пятнадцатый кабинет. А сейчас мне пора: пациенты не терпят опозданий.

Переодевшись в белоснежный халат, висевший на вешалке на посту, Гермиона принялась распределять пузырьки с лекарственными зельями согласно графику в журнале.

Полчаса скучной работы прервались появлением Элен Морель.

Гермиона нерешительно улыбнулась ей, ожидая, что та в обиде на неё за вчерашний день. Но блондинка удивила ее, лучезарно улыбнувшись в ответ, точно ничего и не было.

— Привет, Гермиона. Ты рановато. Рабочий день начинается ещё только через час, а ты, я гляжу, уже рассортировала все лекарства. Держи, — та положила перед ней на стол небольшую серую папку и раскрыла на первой странице. — История болезни Клодетт Моро. Ничего необычного, как раз для таких новичков, как ты!

— Погоди, Элен, мне уже доверяют вести дела больных?

— Да. После твоего первого обхода я переговорила с Одриком и рассказала, как ты себя вела. Пойми твои знания не достойны того, чтобы погибать на работе, пока ты будешь убирать за пациентами. В конечном итоге мы пришли к согласию, что тебе можно поработать с лёгким вариантом.

— Лёгким?

— Да. Этой старушке осталось не больше недели. Понимаю, ничего в этом лёгкого нет. Будет тяжело, но тут ничего не попишешь: ты знала, где будешь проходить практику. Здесь нужны холодная голова и здравый ум, понимаешь?

— Да, понимаю, — сглотнув образовавшийся ком в горле, ответила она.

Новость о том, что легко в понимании этого отделения, никак не желала укладываться в голове. Это было даже хуже войны: там хоть можно было вырваться из лап смерти, а тут ты обречен. Поэтому приходилось напоминать себе, что это судьба, так сложилось, посему надо сделать так, чтобы человек ушёл в мир иной без страданий и боли.

— Не ожидала, что Риддл женится когда-нибудь... И что они сказали? — неожиданно внешний вид Элен померк, глаза потускнели, а улыбка погасла. Ширма, за которой та прятала свои переживания, связанные со вчерашним днём, пала.

— Ничего. Мы это не обсуждали. Только с Друэллой...

— Ну да, конечно. Как тут без его сестрички.

— Элен, знаешь, её можно понять.

— А я и не спорю. Странно так: я никогда уже и не думала его увидеть, а тут увидела, и... — вырвались у неё слова признания, — я так сожалею. Правда, Гермиона, я так жалею о своей трусости.

— Ох, Элен, — жалость — отвратительное чувство, но в данный момент против своей воли Гермиона только это и могла испытывать к ней. — Всё наладится. Обязательно, — обняв Морель, она успокаивающе погладила её по спине. — Он обязательно простит тебя. Я поговорю с ним.

— Нет, не надо. Ладно, надо заниматься работой. Будь, что будет, — тут же смахнув слезу со щеки, блондинка улыбнулась и, ещё раз объяснив работу на сегодня, покинула миссис Риддл до обеда.

Обед. Пятый этаж. Буфет.

— Ну как тебе миссис Моро?— поинтересовалась Элен, ставя на стол поднос с обедом и усаживаясь напротив подруги.

— Достаточно «милая» старушка, — натянуто улыбнулась она. — Почему к ней никто не приходит?

Утро она провела в компании Клодетт — симпатичной старушки, но уж больно ворчливой. Она только и делала, что от неё требовали, но сколькими нервами Гермиона пожертвовала, исполняя капризы пожилой леди. Зная, что осталось так мало, эта старушка воистину брала от жизни то, что пожелает. Всё утро гоняя её по своим прихотям.

— Потому что у неё никого нет. Был муж, и тот в могилу раньше срока полёг. Такое «золото» в прямом смысле слова трудно вынести.

— Несчастная женщина. Это так плохо, когда нет тех, кто придаст тебя земле и будет навещать даже после упокоения.

— Поверь мне на слово: будь у этой Моро хоть один живой родственник, и то бы не пришел. Более скупой и своевольной дамочки я не видала. Никто из пациентов не общается с ней: она не подпускает никого.

Через полчаса надлежало возвращаться на пост и заниматься работой. Поспешно пообедав и обсудив ещё несколько не особо стоящих внимания тем, Гермиона в компании Элен направилась в отделение.

День оказался на редкость трудным и изматывающим. Первый, а уже такой сложный во всех смыслах пациент.

К концу дня миссис Риддл была попросту вымотана просьбами и характером Клодетт Моро, но ей всё же удалось более или менее наладить с ней контакт.

— До встречи, миссис Клодетт, — попрощалась со старушкой Гермиона, стоя в дверях палаты.

— Сколько тебе ещё говорить, Герми, обращайся ко мне «Графиня Моро» и никак иначе, — высокомерно, но беззлобно отозвалась та, при этом коверкая имя самой девушки.

— До завтра, — и поскорее покинула неуютное помещение с его невыносимой хозяйкой.

Попрощавшись со всем персоналом и в частности с Элен, оставшейся на ночное дежурство, миссис Риддл отправилась домой.

* * *

Шесть часов вечера. Ощущая приятную усталость после долгого рабочего дня, Гермиона бросила в камин приёмной горстку летучего пороха и, вступив в изумрудное пламя, тут же перенеслась в гостиную своего дома.

Привыкшая к тому, что помещение к этому часу дня встречало её тишиной и безмолвием, девушка немного удивилась: на диванчике, попивая кофе, сидел Гектор и что-то весело обсуждал с Адрианом. Розье же ни разу даже не улыбнулся, лишь понимающе кивал на каждую реплику дяди, требующую ответной реакции. На противоположном диване с каменным лицом восседал Том. Вальяжно развалившись на месте, не спускал с Адриана своего пытливого взгляда.

— О, дорогая, — только завидев племянницу, воскликнул мистер Грейнджер, тут же поднимаясь с дивана. — А мы тебя дожидаемся!

— Меня? — слегка оторопела она. — Зачем?

— Вот и мне хотелось бы услышать, ради чего мы здесь все сидим? — Том недовольно поднялся следом и, слегка язвительно улыбаясь, поцеловал жену в щёку и демонстративно обнял за талию.

— Я хотел поговорить, — начал Адриан, нерешительно поднимая на неё свой взгляд, — наедине, если можно.

— Конечно-конечно, — суетливо отозвался Гектор и уже поспешил покинуть гостиную, как у самой арки обернулся и окликнул Риддла: — Том, ты идёшь?

— Нет, я, пожалуй, останусь здесь и тоже послушаю. А то ради чего я здесь битый час торчал, наблюдая...

— Риддл, я не к тебе пришёл. С тобой мне нечего обсуждать, — не выдержав, грубо прервал его Розье.

— Совершенно верно. Ты пришёл к моей жене, смею тебе напомнить.

— Довольно! — воскликнула Гермиона, уставшая и не желающая выслушивать ненужные никому препирательства. — Том, оставь нас. Пожалуйста. Я скоро, — безапелляционно закончила она свою мысль.

Он, не сказав ни слова, а лишь одарив Гермиону прохладным взглядом, обратился к мужчине в проходе: — Гектор, идём, — и двинулся тому навстречу, — выпьем пару бокалов огневиски и обсудим работу: есть вопросы.

— Конечно же, сынок, — оживлённо согласился дядя.

Но уже стоя на выходе из помещения, Том вновь обратился к Адриану: — Если бы я не имел понятия, для чего ты сюда припёрся, Розье, ты бы уже стоял за дверью. Так что скажи мне спасибо, что иду тебе на уступку...

И когда Том покинули гостиную, её тут же обволокло незримой дымкой неловкости. Адриан даже не предпринимал попыток подойти ближе, продолжая стоять у края дивана и смотреть куда-то в угол помещения, по всей видимости, не зная с чего начать тот свой разговор, из-за которого он пришел в её дом в столь поздний час.

— Адриан, ты же сюда не помолчать пришёл, правда ведь? — начала она, устав от тягостного молчания.

— Правда, — нерешительно начал он, но стоило ему поднять на неё свой взгляд, как Розье тут же изменился, словно собрался с силами и мыслями, твёрдым голосом добавив: — Я знаю, ты с ней видишься...

— Да, — радостно начала Гермиона, перебив, — Адриан она будет так рада...

— Гермиона, я бы попросил тебя передать ей, что не стоит беспокоить меня. Её история... Она не произвела на меня впечатление.

— Но, Адриан, что ты такое говоришь, — сейчас Гермионе было в пору заплакать: было так обидно, словно это её любимый человек отверг. Она слишком сильно переживала за их отношения.

— Я больше не испытываю к ней ничего. Так и передай, — холод в словах и дверь, мягко хлопнувшая за ним, оставили Элен без шансов.

Она не стала идти в столовую к мужу и дяде, предпочтя отправиться прямиком к себе в спальню.

Поднявшись по лестнице, прошла в комнату. В темноте действуя по наитию, Гермиона кинула свою сумочку, которую так и держала в руках с прихода домой, на пуфик возле туалетного столика. Присела на постель и, откинувшись назад, легла, раскинув руки в стороны. Она устала. И эта усталость, ничем не подкреплённая, давила на неё уже не один день.

Она была вполне счастлива: у неё прекрасный муж, хорошая семья, отличные друзья, но что-то было всё равно не так. Чего-то будто не хватало для полноты картины.

Молодая женщина неосознанно накрыла низ живота ладонью, но тут же одёрнула — дверь распахнулась. В спальню прошёл Том.

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, — тихо произнесла она. Риддл молчал. — Ты был прав. С чего я вообще решила, что она ему до сих пор нужна? Я глупая. Увидела в его взгляде лишь то, что хотела...

Том, по-прежнему не проронив ни слова, опустился на пол к её ногам и лёгким почти невесомым движением снял с любимой туфли и шёлковые чулки. Не забывая оставлять обжигающие поцелуи на внутренней стороне её бедер, возле колена. Она блаженно улыбнулась, растворяясь в его ласке.

— Не твоя вина, что он не счастлив, — почти шепотом произнёс он у самого её уха, ложась рядом.

Том точно прочёл её мысли, касаемые Адриана. Иногда её терзало чувство вины за его одиночество, и желание примирить его с Элен было утешением её совести.

— Я знаю.

Он расстегнул последнюю пуговицу её блузы и принялся выводить незамысловатые узоры на её груди, животе.

— Том...

— Да?

— Ты бы хотел иметь детей?

Такой, казалось бы, обычный и довольно правильный вопрос жены к мужу вдруг всё изменил. Их душевное единение почти ощутимо прервалось.

Комнату уже озаряло яркое пламя свечей, вызванное заклинанием. Риддл сел и ещё с минуту изучающим взглядом смотрел на жену, точно ища что-то важное для себя, и только после спросил:

— Не хочешь ли ты сказать, что забыла принять зелье, которое я для тебя варю?

Надо сказать, его ответ немного её задел. Да, она, как и он, была не готова к таким событиям: ещё не всё сделано, не всё желаемое достигнуто ею, чтобы беззаботно отдаться воспитанию детей. Но он... Его она не могла понять в эту минуту. Что же Том потерял бы в этом случае, чем бы пожертвовал?

— Конечно же, нет! — поднявшись с постели, беззаботно отозвалась она, стараясь скрыть за спокойствием своё разочарование.

Риддл остановил ее, удержав за руку.

— Ты точно ничего не скрываешь от меня? — пытливо посмотрел в её глаза, стараясь найти в них хоть намёк на ложь.

— Да, Том, ничего.

И он, заметно расслабившись, уже спокойно с долей нежности и ласки в голосе произнёс: — Пойми, я не готов делить тебя с кем-либо, даже с моим собственным ребенком. Не сейчас...

Взяв халат со спинки кресла и слегка улыбнувшись, точно соглашаясь с решением мужа, Гермиона удалилась в ванную комнату. Там она пробыла ещё около часа, расслабляясь в душистой пенной воде. Думая о многом, но ни разу за это время, не позволив себе даже задуматься над недавним разговором с Томом. Это лишнее, ненужное и оставляющее после себя лишь осадок противоречивых чувств.

Приглушённый стук в дверь. Гермиона вынырнула из воды, часто дыша.

— Гермиона, ты ещё долго?

— Уже иду, — выкрикнула она в ответ.

— Не задерживайся. Я жду тебя в постели.

* * *

День. Пятнадцать минут двенадцатого.

— Да. Так. Вот так, — подбадривая, Гермиона обращалась к старушке из тридцать шестой палаты, помогая той принять сидячее положение на постели. — Да, вы просто молодец, мадам Брюне! Сейчас за вами придёт дежурная сестра для утренних процедур, — колдомедик аккуратно опустила ноги пациентки на пол, а затем, обхватив хрупкую изнеможенную болезнью женщину в районе груди, одним рывком усадила ту в кресло-каталку.

Гермиона не прекращала разговаривать с Брюне, дабы облегчить той страдания и агонию, испытываемую при подъёме. Она прекрасно видела, каково старушке. Та с каждым новым движением с силой сжимала плечо миссис Риддл.

— Вот так. Прогуляемся, хорошо? А вечером прибудет ваш внук Люка, помните?

Пожилая женщина приняла попытку радостно засмеяться в ответ, но тут же изошлась тяжёлым грудным кашлем, задыхаясь.

— В тумбочке, Гермиона, достань из шкафчика ингалятор, — возвестила только зашедшая в палату Морель, указывая на прикроватную тумбу. Следом, вынула из кармана палочку, собираясь убирать кровавые пятна с одежды старушки.

Через пару минут мадам Брюне стало намного лучше. Она даже благодарно улыбнулась, несмотря на слабость.

— Я думала, ты сегодня отдыхаешь, — везя кресло с пациенткой к выходу, отозвалась Гермиона, говоря с Элен.

— Подменяю знакомую с первого отделения, — ответила та, придерживая дверь палаты.

И выходя в общий коридор, немного расстроено добавила: — Жалко её, — кивнула блондинка в сторону Брюне. — Ещё месяц назад могла сама передвигаться. Болезнь уж больно быстро прогрессирует.

— Разве ничего нельзя сделать? Ну, там... — Гермиона уже было хотела перечислить возможные варианты лечения, но была перебита на полуслове.

— Нет, ничего уже не поделаешь. Если кости мы можем наращивать, то легкие, увы, ещё не научились, — отозвалась Морель, принимая управление креслом-каталкой. — Не думай, Гермиона. Такова жизнь, — и направилась к выходу из отделения.

— Да, тут либо привыкай видеть смерть каждый день, либо уходи из колдомедицины, третьего не дано, — шепотом произнесла она сама себе, направляясь проведать Клодетт Моро.

* * *

На часах почти четыре. Гермиона не спеша собирается покинуть свой пост. Сменщица, немолодая Абель Рош, уже полчаса, как явилась, посему откладывать поход домой не имело смысла.

Почти дойдя до камина приёмной, миссис Риддл остановилась. Домой почему-то не тянуло. Тома, всё равно, не будет ещё часа три, не меньше, а она не устала и могла бы прогуляться по волшебному городку Ивуар, который, к слову, почти даже и не видела, несмотря на то, что живёт во Франции уже больше полугода.

У самых дверей, через которые Гермионе ещё ни разу не доводилось покидать больницу, её окликнули:

— Заходила в отделение. Думала, застану тебя там, — сказала Элен, поравнявшись с ней.

— Нет. Сегодня у меня дневная смена.

— Ага, я поняла. Дела в городе? — блондинка кивнула на главную дверь.

— Да нет. Решила прогуляться немного. А ты? Домой? — спросила она в ответ, выходя на улицу.

— Да, — ответила та, улыбнувшись. — Зайду в «Грот» по пути. Не хочешь со мной?

«Грот» оказался довольно милым и уютным местечком, чем-то напоминающим Гермионе паб Розмерты «Три метлы». Гостеприимство и дружелюбие, приправленные ароматом вина вперемешку с корицей и запахом свежеиспечённой сдобы. Всё это располагало к приятной беседе и расслаблению.

Элен даже не пыталась спросить про Адриана, что в глубине души миссис Риддл радовало. Ответить на её такой вопрос означало бы причинить боль и расстроить, по-другому никак. А так не хотелось бы, то есть совершенно не хотелось бы. Особенно в данную минуту. — Миссис Риддл, — раздался за спиной приятный мужской голос. Элен заинтересованно посмотрела, точно сквозь неё, на нарушителя их уединения и лишь затем перевела взгляд, полный удивления на подругу.

Гермиона узнала его, обаятельного и обходительного Винсента Дюрана.

Он обошёл столик, чтобы поприветствовать знакомую взглядом. Она улыбнулась довольно искренне. Полуминутная пауза.

— Не ожидал увидеть вас здесь, — начал Винс, пытаясь замять некую, непонятно отчего образовавшуюся неловкость.

Они почти и не общались, да если быть откровенными, живя в одном доме, и не виделись совсем. Гермиона не сказала бы, что так уж опечалена данным фактом, но, когда Дюран появлялся на горизонте, его взгляд точно гипнотизировал ее, заставляя впадать в ступор.

— Это моя подруга — Элен Морель, — нашлась миссис Риддл, представив собеседницу.

Блондинка, лучезарно улыбаясь мужчине, подала руку, и он в ответ поцеловал её.

— Элен. Рад нашему знакомству. Жаль, конечно, что несколько дней назад вы так стремительно исчезли, едва только появились. Нам так и не удалось познакомиться.

Морель смущённо, именно смущённо и не печально вовсе, при напоминании о том невесёлом моменте её появления в доме Грейнджер-Риддл вновь улыбнулась Винсенту. Затем обратила свой многозначительный взор на Риддл.

Молодая женщина явственно увидела, что Дюран произвёл на подругу приятное впечатление.

— Мистер Дюран, может, составите нам компанию?

— Отчего же нет... — незамедлительно отозвался мужчина, отодвигая стул и присаживаясь к дамам.

Спустя полчаса Элен оставила Гермиону наедине с Винсентом, отлучившись в дамскую комнату.

Миссис Риддл чувствовала себя вполне комфортно до этого и даже раскованно общалась с Дюраном, пока его внимание было сосредоточено непосредственно на Морель. И вот, когда она покинула их, неловкость вновь вернулась. Она не понимала своих чувств. Не понимала, почему её это раздражает. Откуда это стеснение. Никогда такого не было. Даже проникновенный взгляд Тома никогда не смущал Гермиону сильнее.

— Гермиона, — размеренно успокаивающий голос, обращённый к ней. — Вы, возможно, сочтёте мои слова за наглость, но поверьте, я пекусь только о семье Гектора и в частности о вас...

— Я вас не понимаю, — Гермиона заметно напряглась и принялась теребить салфетку в руках.

— Простите. Я ненароком стал свидетелем разговора вашего дяди и мужа. И слышал их речи об Албанских лесах. Но не это меня тронуло. Они обсуждали возможность нахождения в них редкой вещицы. Вы же понимаете, что я имею в виду диадему Кандиды Когтевран.

— Не вижу никаких опасений иметь столь редкую вещь в своей собственности, если бы таковая имелась, — последние слова были заметно подчёркнуты ею.

Она сейчас сама не верила, что говорит такое. Если бы она могла так просто избавиться от неё, сделала бы это, не раздумывая. Но Том никогда не пойдет на это.

— Думается мне, хозяин сей вещицы мог бы не согласиться с вами и придать этому делу юридический характер.

— Мистер Дюран... — этот разговор точно отрезвил её и заставил поглядеть на Винсента с другой, новой для неё стороны.

— Гермиона, ваш дядя не отрицал этого, когда я напрямую спросил, и рассказал, что слышал. Он же мой лучший друг. Я привел веские аргументы, чтобы захотелось избавиться от неё. И он, надо сказать, согласен. Да, неохотно, но согласен. Я...

— Достаточно, — резко прервала она его. — Я вас услышала, Винсент. Думаю, больше не стоит об этом, — и мило улыбнулась.

Было заметно, что улыбка Гермионы немного озадачила мужчину, но только до тех пор, пока секундой позже к ним вновь не присоединилась Элен, при которой ни она, ни он не хотели обсуждать данную тему.

Пара напротив неё вновь мило ворковала, и даже где-то проскальзывал едва уловимый флирт. У них оказалось много общих интересов. Гермиона же желала побыстрее выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. До этого приятное во всех смыслах кафе стало душить.

Она сейчас встанет, попрощается и отправится к мужу в магазин. Думается ей, что причина ссоры его и Дюрана в день рождения дяди имела своё название — диадема.

— Приходи как-нибудь к нам на ужин, — обратилась она к подруге, стоя с ней и с Винсентом в тени оливкового дерева на площади Мира прямо напротив французского Министерства магии. Морель слегка сморщила лоб, точно в сомнениях. — Я буду рада, — убедительно добавила Гермиона. — И... и Том, думаю, тоже.

— Хорошо, как-нибудь, обязательно, — и обратившись к мужчине: — До встречи, мистер Дюран.

Элен искренне улыбнулась в ответ на его улыбку, обняла подругу на прощание и исчезла со звучным хлопком аппарации.

— Позволите вас проводить, Гермиона? — предложил он, как только Морель исчезла.

— Не стоит. У меня здесь ещё дела.

Он безмолвно кивнул, соглашаясь, и Гермиона тут же торопливо поспешила на улицу Кадуцея.

* * *

Звон дверного колокольчика.

В воздухе витал запах разнообразных зелий и сушёных трав.

— Мадам Риддл, — поприветствовал её продавец, как только та зашла в лавку «Редкие зелья».

— Здравствуйте, Симон, — отозвалась она и, не задерживаясь, тут же направилась вглубь магазина.

Дверь кабинета была приоткрыта.

Из глубины помещения раздавались шорох бумаг и мерное тиканье напольных часов.

— Привет, — тихо поприветствовала она его.

Том оторвал взгляд от документов и, подарив ей полуулыбку, ладонью указал на место напротив себя.

Спокойствие всякий раз разливалось по всему телу, как только Гермиона видела его. Такого надёжного и родного.

— Какими судьбами?

Она пожала плечами. Тот вопросительно приподнял брови.

— Ты не часто балуешь вниманием сие заведение. Так в чём же дело, Гермиона? — появилась морщинка меж бровей, когда он нахмурился.

— Какие глупости, — молодая женщина отмахнулась от его замечания и, обогнув рабочий стол, присела на край стола. Риддл обнял её за ягодицы, отложив бумаги и перо в сторону. — Я просто хотела тебя увидеть. Честно, честно, — начала уверять она, глядя в его глаза полные сомнения.

Гермиона определённо говорила правду: изначально всё так и было. Она скучала по нему. А потом был Винсент с его словами, но об этом она обязательно скажет. Это может подождать, а сейчас просто насладится его нежностью.

— Миссис Риддл, я вообще-то на работе, и она не терпит отлагательств, увы...

— Ну что вы, мистер Риддл, я совершенно вас не задержу, — Гермиона игриво улыбнулась, присаживаясь на колени мужа и целуя в шею. Ему нравилось. Прикрыв глаза, он расслаблено, откинувшись на спинку кресла, отдался власти любимой женщины. — Только... — продолжила она, оторвавшись от Тома. Вынула палочку из кармана мантии, направив ту на входную дверь, вознамерившись запереть.

— Нет, — он перехватил её руку и опустил вниз. — Не стоит, милая. Не сейчас.

— Ну, как хочешь, — Гермиона деланно безразлично пожала плечами, поднимаясь.

— Прости, — сказал Риддл, провожая её взглядом.

Молодая женщина, дойдя до ранее предлагаемого ей кресла, опустилась в него.

— С минуту на минуту должен явиться поставщик. Будет неловко, ты же понимаешь?

— Да, конечно. Я всё понимаю. Ты работаешь, — улыбнувшись, ответила она. — Не знаю даже, что это на меня нашло.

— Не берите в голову, мадам, — Том, улыбаясь, игриво провёл рукой по волосам от макушки до затылка, демонстрируя своё самодовольство. — Мне понятны ваши стремления. Я же так очарователен...

— Да ну тебя! — Гермиона схватила первую попавшуюся папку со стола и легонько ударила мужа по руке.

Мужчина тут же состроил из себя шокированную личность, но уже спустя момент заливисто смеялся. Она же, до последнего храня серьёзную маску, присоединилась, смеясь в ответ.

— Ладно, — заявила Гермиона, отсмеявшись. — Я тогда, пожалуй, пойду, не буду тебя отвлекать.

— Что за глупости, — он небрежным движением руки отмахнулся от её слов и поднялся, чтобы занять пустое кресло подле неё. Чтобы сердечно улыбнуться, так как она любила, чтобы взять её ладони в свои и сказать: — Тебе стоит почаще так меня отвлекать. Мы совсем и не видимся, — Том убрал с её щеки вьющуюся прядь волос за ухо. — Я обожаю тебя, ты же знаешь... И сколько бы тебя ни было в моей жизни, мне всегда будет этого мало.

Она растворялась в его словах, его взгляде. Таком пронзительном, от которого душа была точно наизнанку, таком доверительном и безгранично нежном.

Тут он неожиданно отстранился, вызвав в ней секундную растерянность. Облокотился о спинку кресла, закинув ногу на ногу.

— В обед, — уже серьёзно, — Кигнус заглядывал. У нас состоялся небольшой разговор. Ты же помнишь, что у него через неделю день рождения?..

Гермиона молча кивнула в ответ.

— У него есть предложение касаемо места проведения празднества. Как ты смотришь на то, чтобы вновь посетить Италию?

— Да ты шутишь?! — не скрывая своего изумления, воскликнула она.

— Какие шутки! — по-прежнему сохраняя непонятную серьёзность в голосе, отозвался Том, но на этот раз в уголках его губ залегла едва заметная улыбка.

— Мерлин мой! Я, конечно же «за», а как иначе. Это же Италия, место, где ты и я... — Гермиона искренне не могла нарадоваться такой новости.

Она вполне понимала, что там им придётся присутствовать на празднике их общего друга и вполне возможно у них опять будет только ночь на двоих, но разум, не подчиняясь здравому смыслу, уже настойчиво рисовал в голове картинки этого мини-отпуска, где только он и она и никаких Кигнусов и Друэлл. Всё так эгоистично, но так сладко.

Риддлу было суждено вернуть Гермиону на землю одним только:

— Праздник обещает быть просто массовым...

— В смысле?

— Ну, ты же должна помнить, что как раз в это же время прибудут приглашенные на свадьбу. Она как-никак почти сразу после именин...

— Да, конечно, — ещё бы Гермиона не понимала. Как-никак она подружка невесты.

— Так вот, — медлил он отчего-то, — будут гости и из Англии, — тут Том, точно уговаривая к пониманию, добавил: — Они же наши друзья, а для Кигнуса и вовсе родственники.

— Вальбурга... — спокойно сказала она то, что тот так и не решался сказать вслух.

— Н-да...А ещё, — продолжил он стараясь отвести тему от мисс Блэк, — Орион, Альфард, да и Абрахас будут. Ты как раз с ним ещё не знакома.

— Я всё поняла, Том.

Он удивлённо взглянул на её спокойное выражение лица.

— Вальбурга — это пережиток нашего прошлого. К тому же, — Гермиона протянула руку к его галстуку и, хватаясь, притянула к себе, заканчивая речь ему в губы, — ты мой... теперь ты только мой. И всякие там Вальбурги, мне нипочём.

Затем молодая женщина поднялась с места. Пора было оставить Тома. И вовремя. В кабинет заглянул продавец лавки, возвещая: — Поставщик прибыл, и, бросив вопрошающий взгляд на даму, спросил: — Приглашать?

Том кивнул Симону и следом обратился к жене: — До вечера, милая.

И прежде чем выйти из помещения она подарила ему нежный поцелуй, про себя надеясь, что столкнувшись с Вальбургой, ей хватит сил удержать своё счастье при себе, чего не получилось однажды... Но то было её прошлое-будущее.

* * *

За окном завывал ветер, окна едва выдерживали его натиск. Ещё никогда она не видела такой непогоды посередине весны. И ночь выдалась холодной, даже камин в палате не дарил нужного тепла.

Гермиона стояла и глядела в темень за стеклом. А в отделении тихо-тихо, словно в морге. От такого сравнения её передёрнуло. Гермиона бросила взгляд на часы. Почти три. Через два часа рассвет, а после она будет дома.

Со спины раздался тяжелый грудной кашель со звуками рвотного позыва, а следом отчётливо слышимое хриплое дыхание пациентки.

Гермиона тут же отозвалась на её недомогание, поднеся к губам лекарственное зелье. Поправила подушку, как только той стало лучше.

Сегодня мадам Моро была на удивление тиха и даже не язвила, что, впрочем, было за гранью понимания. Обычно эта дамочка придиралась даже к неправильному обращению к своей персоне. На данный же момент эта старая леди выглядела выжатой, точно лимон. Её каждые десять минут сотрясали неимоверный кашель и судорога.

Графиня Моро затухала на глазах. И как бы мало Гермиона её ни знала, как бы ни противилась её скверному характеру, женщина была ей симпатична. Хотя бы, потому что была неимоверно сильна духом.

— Мадам Моро, — она провела рукой по её влажным от пота волосам. Клодетт моргнула глазами, словно благодаря. — Я посижу неподалёку, хорошо? Там, — показала на диван прямо напротив, у стенки. — Я буду рядом...

Выдался трудный день. Гермиона эмоционально и физически ощущала себя разбитой. Жутко хотела спать. Она устало опустилась на мягкий прохладный диванчик, укуталась в лёгкий плед и, откинувшись, попыталась расслабиться. Да не заметила, как уснула.

Громкий стук, звон стекла. Гермиона распахнула глаза, тяжело дыша. Окно, вероятно не выдержав атаки ветра, распахнулось, и с такой силой, что разбило вдребезги стекло.

В комнату ворвался порывистый холодный воздух, и она поспешила подняться, чтобы побыстрее исправить неприятность. Но...

Она сидела рядом с ней на диванчике, глядя изучающим взглядом. Моро дико напугала её и, если честно, Гермиона не стразу заметила тихо сидящую старушку рядом с собой.

Когда дикое сердцебиение начало приходить в норму и шок прошёл, колдомедик, всё ещё держась за сердце, попыталась заговорить спокойно, не выдавая своего волнения:

— Ох, мадам, не стоило вам подниматься с кровати. Простите... — она потёрла глаза, — я, похоже, немного задремала...

Старушка ничего не говорила, по-прежнему молча созерцая.

— Надо бы окно починить, — на этот раз Клодетт прикоснулась к её ладони, словно понимая. Рука холодная... Она замёрзла.

Но Моро и не думала её отпускать. Она сжала её руку, придерживая.

— Гермиона, — начала та. — Пообещай мне, что как только меня не станет, навестишь моего Александра...

— Мадам Моро, — начала было она в ответ. Гермиона должна была уговорить старушку прилечь обратно в кровать и дать ей исправить разрушения причиненные непогодой, но её настойчиво перебили:

— Мои часы сочтены, я не могу оставить его одного, понимаешь, — на лице дамы блестели слёзы. — Для меня это важно. Обещай позаботиться о нём.

— Хорошо, хорошо, графиня. А теперь идёмте, пора лечь.

Та больше не сопротивлялась, когда Гермиона, поднявшись, протянула женщине руку, чтобы помочь встать с дивана.

— Доброе ты дитя, — вещала старушка, уже стоя напротив неё самой и глядя пронзительными глазами. Она знала такой взгляд. Так иногда смотрит на неё муж, когда хочет видеть её мысли и помыслы. Но тот взгляд был мягче, этот же причинял дискомфорт.

Неожиданно старушка болезненно сжала её ладонь и произнесла не своим голосом:

— Мне жаль тебя, девочка. Ты не должна была приходить сюда, не должна...

От этих слов кожа покрылась гусиной кожей. Было не по себе. Моро начинала её пугать.

— Твоё место в будущем, не в прошлом, слышишь? Останешься — познаешь всю боль и лишения. Жди предательства со стороны близкого тебе человека.

— Мадам Клодетт, вы меня пугаете, — Гермиону уже начало трясти от страха, когда глаза Моро ещё шире открылись, в них точно пустота гуляла. Но старуха только крепче ухватилась, видимо чувствуя сопротивление Риддл, и продолжила: — ... Он любит и предан... но помыслы его черны, точно ночь, а поступки опасны, — тут Моро начала её неистово трясти, крича: — Беги, слышишь, беги... Беги от него не мешкая...

Гермиона задыхалась, хватая воздух ртом и...

— Гермиона, — Элен стояла, нависши над ней, и обеспокоенно смотрела.

— Элен, — непонимающе оглядываясь, произнесла она в ответ. — Что, что произошло... Где мадам Моро?

— Гермиона, — повторилась та, — Она... Графиня умерла...

Гермионе понадобилось добрых два часа, чтобы прийти в себя после случившегося. Это был лишь сон, успокаивала она себя. Но какой сон — реалистичный до жути. Нет, она определённо себя загоняла с мыслями об Албании, об угрозах будущему, если Том ступит на прежний путь...

«Это всего лишь сон», — вновь повторила она себе.

— Держи, — Элен заботливо протянула ей чашку с горячим чаем и села рядом. — Не думала, что ты так к ней привязалась...

Морель очевидно решила, что её непрекращающейся озноб и подавленное состояние связано со смертью мадам Моро, но она никак не могла знать, что Гермиона переживает вовсе не о том. Слова пожилой женщины, хотя это и был лишь сон, задели больную тему, к которой она не редко обращалась, но которой безмерно боялась.

Тело никак не могло согреться. Гермиона до сих пор ощущала на своей коже ледяное прикосновение весеннего воздуха и мертвенно бледной руки Клодетт Моро.

— Мадам Моро говорила мне об Александре, — начала Гермиона обернувшись к подруге, — у неё всё же есть родные?

— Нет. Я не знаю никакого Александра, — озадачено ответила та. — Да и за две недели прибывания здесь никто её так и не навестил.

Гермиона вздохнула свободнее, но тут же вновь мысли вернули её ко сну. Если связанные с Томом переживания могли вылиться в столь причудливое видение, то причём тут Моро, и уж тем более какой-то там Александр, ведь они никого подобного ранее не обсуждали.

— Тебе немедленно надо отправиться домой и как следует выспаться. Принять горячую ванну и напиться зелья «Сна без сновидений», что бы аж до самого утра не просыпаться. А завтра выходной и мы могли бы прогуляться по Ивуару...

— Хорошая мысль, — слабо улыбнулась Гермиона, глядя на подругу.

— Вот и отлично. Идём, — Морель решительно поднялась с места, — я провожу тебя до камина, — и протянула ей руку, чтобы та взялась и проследовала за ней.

В который раз Гермиона ловит себя на мысли, что домой ей вовсе не хочется. И все эти обстоятельства были, так или иначе, связаны с Томом. Нет, дело вовсе не в привидевшемся сне, не в страхе перед возможным, просто она не хотела, чтобы он видел её такой подавленной и унылой. В такие моменты Гермиона предпочитала оставаться наедине со своими мыслями, дабы привести их в более или менее сносный порядок. Том же терпеть не мог этого. Его раздражало, когда она закрывалась и погружалась в сомнения и переживания, роящиеся в её голове. Но на сей раз причины куда весомее прочих. Ей было что скрывать, и Гермиона молила Всевышнего, чтобы Том по её приходу уже отбыл на работу.

Путь до камина был недолгим и уже спустя минут пять они стояли напротив него, прощаясь.

— Завтра в два пополудни на площади Мира, — Гермиона кивнула, — где позавчера расстались, — вновь кивок. — Ну, иди, а мне уже пора бежать. Больные не ждут! — бодро закончила Элен, и Гермиона уже было хотела бросить порошок в камин, как в нём взвилось зелёное пламя, и появился человек.

— Адриан? — на выдохе воскликнула Морель. Более она ничего не сказала, казалось бы, от удивления она даже забыла как двигаться, столь неподвижна была её фигура и выражение лица. Но тут же быстро пришла в себя и засобиралась поспешно удалиться.

— Гермиона, — тем временем почтительно поприветствовал он миссис Риддл.

Но его взгляд тут же перешёл к Элен, заставив ту отложить свой побег на более удобное время.

— Мне бы хотелось с вами поговорить, мадемуазель Морель.

Столь официальное обращение вызвали неудовольствие Элен и с тем горькое разочарование. Было видно, как с его появлением в глубине её голубых глаз вспыхнула призрачная надежда, но только слова слетели с его уст, как тут же огонёк погас, сменяя себя тоской и очевидной грустью.

— Как вам будет угодно, мисье Розье, — в тон ему отозвалась Морель и обернулась к подруге. — До завтра, Гермиона, — она натянуто, но сердечно ей улыбнулась и, не дожидаясь её ухода, попросила Адриана проследовать за ней в более спокойное место.

Проследив за парой пока те не скрылись за первым поворотом коридора, Гермиона поторопилась кинуть порошок в камин и, войдя в него, исчезла с зелёным пламенем.

Не успела она насладиться блаженной тишиной дома, где, судя по безмолвию, никого не было, как в гостиной появился Винсент.

Они не виделись с того самого дня, как встретились в «Гроте» и распрощались на площади Мира. Он то и дело пропадал днями, занимаясь неведомыми ей делами, а вечерами и до самой поздней ночи засиживался у дяди в лаборатории. Её это устраивало. Не то чтобы Винсент был ей неприятен, нет, напротив, Дюран был весьма начитан и образован, был интересен в общении (это Гермиона заключила из их кратких бесед в отсутствии Тома, путешествующего по Албании), но она не желала пускаться в прежние рассуждения о диадеме, а то, что у Винсента были по этому поводу ещё некоторые мысли, Гермиона не сомневалась.

— Вы неважно выглядите, — без предисловий заявил он и, сочувственно улыбнувшись, уселся на диван.

— Тяжёлая ночь выдалась, — ответила она и двинулась в сторону лестницы.

— Миссис Ридддл, Гермиона, — окликнул он.

Гермиона нехотя оборотилась на его призыв, но лишь за тем, чтобы пресечь всякие ненужные и с тем пустые разговоры. Она тут же заявила:

— Если вы намерены продолжить прежний разговор... — и, не успев окончить свою речь, была перебита.

— Нет, — коротко отозвался Дюран. — Присаживайтесь, — указал он на диван против него.

Она проигнорировала его предложение, по-прежнему продолжая стоять на выходе из гостиной, говоря, мол, поторопитесь! "Ну как знаете", — отвечает ей его взор.

— Ваш разговор не подождёт до вечера? Я действительно очень устала.

— Боюсь, если не сделать этого сейчас... Я редко вижусь с вами, Гермиона, что очень печально. Ваш муж против всякого нашего общения...

— Это он вам сказал?

— Нет, что вы. Всё это я прочёл по его лицу.

— Не думаю, что Том так уж против, как вы обрисовали. Просто вы, мисье Дюран, разговоры заводите престранные, не вызывающие расположения.

— Я лишь пытаюсь вас уберечь от неразумного.

— Ну, вот, мы вновь вернулись к былой теме. Не стоило полагаться на ваш ответ.

— Простите. Я и вправду собирался поговорить о более приятном и отвлеченном.

— Ну, так я слушаю, — нетерпеливо, а с тем дерзко воскликнула она.

Ей очень хотелось побыстрее отделаться от пустого и вконец утомляющего разговора с Винсентом и подняться к себе в комнату.

— Я бы хотел, чтобы вы устроили мне встречу с мадмуазель Морель.

Он при этом так пристально вглядывался в лицо Гермионы, что у неё закралась мысль, будто он ищет в ней какую-то особенно важную эмоцию на свои слова, но она ответила лишь лёгким удивлением.

Винсент непонятно чему ухмыльнулся и продолжил:

— Мистер Кигнус любезно пригласил меня и мою даму на своё торжество по случаю дня его рождения, но вот незадача — у меня нет дамы. И я был бы рад пригласить Элен составить мне компанию.

Сразу вспомнился Адриан и его сегодняшнее неожиданное появление в больнице. Может, потому он туда и явился, чтобы самому её пригласить? Ответ Гермионы для Дюрана родился сам собой.

— Не думаю, Винсент. Боюсь, она уже может быть приглашена другим.

— А всё же, я бы попытался.

— Ну, как знаете. Я передам ей ваши слова, и, если ей будет угодно встретиться с вами, я дам вам знать. А теперь я, пожалуй, действительно пойду...

— Благодарю, — он открыто улыбнулся, — это всё, что я хотел сказать.

— Приятного дня, — манерно ответила Гермиона и немедля, дабы Дюрану вновь не нашлось что сказать, покинула комнату.

По совету Элен, Гермиона, только войдя в свою спальню, тут же направилась в ванную комнату, а после, отыскав в ящичке прикроватной тумбы зелье «Сна без сновидений» выпила его и, устроившись поудобнее в постели, почти тут же уснула.

Проснулась она от тихого шороха и стука. Стараясь действовать аккуратно и бесшумно Том, пытался отворить створку окна, чтобы впустить припозднившегося почтальона. Он быстро отвязал письмо от лапы совы и, отпустив её обратно в путь, плотно закрыв за ней окошко.

— От кого письмо? — сонно пробормотала Гермиона, усаживаясь на кровати.

— Прости, я разбудил тебя.

— Ничего. Так от кого оно?

Том всмотрелся в обратный адрес на конверте и с деланным безразличием кинул письмо жене при этом, сказав:

— Морель.

Позже, распечатав и перечитав записку на два раза, она вымолвила лишь два слова:

— Завтра похороны.

Том ответил ей озадаченным взглядом.

— Сегодня я потеряла своего пациента, — и впервые за это время Гермиона расплакалась, а ведь обещала себе держаться и не показывать мужу своего состояния, но не сдержалась.

Она плакала и плакала. Том нежно поглаживал её по спине в знак утешения, приговаривая, что, мол, всё образуется и такое бывает. И благо думалось ей, что он не видит в её глазах другой печали и страха.

Наутро в половине одиннадцатого состоялись похороны Клодетт Моро.

Могила её была окружена множеством благоухающих цветов, а проводить её явились с полсотни людей, не меньше. Глядя на их скорбные лица Гермиона, поражалась, как, имея стольких близких друзей, Моро умирала в одиночестве и всеми покинутой.

— Прихлебатели! — тихо, но твёрдо и с большой долей презрения в голосе раздалось рядом. Миссис Риддл тут же обернулась на говорящего, как, собственно, и Элен, тоже находившаяся рядом.

По правую руку последней, стояла приземистая старушка, с копной серебристых волос, едва ли убранных в приличную причёску, и опирающуюся на клюку одной рукой, держа букет свежих цветов в другой, и с откровенной ненавистью взирала на окружающих её людей.

Услышавшие её слова благоразумно промолчали, но Элен позволила себе где-то поддержать её:

— Столько людей, а никто так и не навестил Моро.

Пожилая леди, отвлекшись от созерцания ненавистной ей картины, глубокомысленно поглядела на девушек. Не было в её взгляде того презрения, что она, очевидно, питала к присутствующим, он выражал согласие и печаль, а потом она заговорила:

— Эти бесчувственные создания не знают жалости и сострадания. Скольким они обязаны моей дорогой Клодетт... И чем они ей отплатили?! Холодным равнодушием, вот чем! Пока была жива-здорова каждый наровился спросить её совета, просил помощи «третьего ока». А стала худа-безнадёжна, так никому и дела нет. Ироды!

Гермиона встрепенулась после её слов. Значение «третьего глаза» были знакомы ей ещё со школы, Трелони часто спекулировала им на своих уроках, да и так просто, лишь бы эффект таинственности вокруг себя создать. Казалось невероятным и с тем пугающим, что мадам Моро могла владеть силами ясновидения.

— Она что же, могла видеть будущее там, настоящее... Вы хотите сказать, что она была ясновидящей? — с долей недоверия поинтересовалась Гермиона у старухи. Та живо закивала.

— Ещё какая! Равных ей не было и каждый знал её силу, уважал и почитал её. И глядите, каков же бесславный конец!

— Но вы ведь тоже не пришли к ней ни разу. Так чем же вы лучше? — открыто упрекнула её Элен.

Старушка ничуть не смутилась подобным заявлением и спокойно ответила на это:

— А когда же мне прикажете ходить? Даже сейчас я не могу, как следует проститься с любимой подругою. Я вся в заботах, которые она же мне и поручила, а уж, чтобы являться в волшебную больницу... так силы уже не те и ноги едва меня слушаются.

— Вы сквиб, миссис... — спросила её Гермиона, похоже, угадав, в чём состоит проблема этой леди.

— Мадам, мадам Ив, но можете называть меня Иви. Да, такой уж уродилась, но знаете, с магией я тесно знакома и кое-что всё же умею. Не стоит меня считать уж совсем немощной.

— Простите, — старушка на извинения Гермионы по-доброму улыбнулась, готовая и дальше к разговору, и она продолжала: — Мадам Иви, а родственники мадам Моро... Они вообще есть?

— Да нет у неё никого... — отмахиваясь, ответила мадам Ив.

Гермиона в который раз облегчённо вздохнула, а старушка тем временем всё говорила и говорила, но она уже едва слушала ее, радуясь про себя, что сон действительно оказался лишь сном.

Тут её легонько толкнула в плечо, а следом...

— Ты слышала? Александр, про которого ты меня утром расспрашивала и на самом деле существует! — воодушевлённо сообщила ей Элен.

На том всё рухнуло, и страх вновь завладел ею.

— Да, да, — вещала мадам Ив. — За ним-то я и приглядываю уже которую неделю, а теперь не знаю, что и делать. У него же никого больше нет, а теперь он и вовсе лишился всякой надежды иметь при себе хоть одного близкого человека, да и я недолговечна.

— Простите, — Гермиона упустила значительную часть разговора потому, едва понимала, — о ком это мы сейчас?

— Да как же, я ведь только рассказывала вам! — упрекнула её старуха, прицыкивая. — Я ж об Александре, внучке моей дорогой Клодетт.

14 марта. Франция. Поместье Грейнджеров.

Гермиона окунула пуховку в рассыпчатую пудру и нанесла на лицо, чтобы скрыть заметные синяки под глазами. Последние дни настолько вымотали её: она беспокойно спала, аппетит покинул её. Но сейчас глядя на своё измученное отражение в зеркале, она наконец-таки задумалась. А может Элен всё же права, и она изводит себя на пустом месте? Возможно, Моро ей однажды и говорила об Александре, а Гермиона попросту забылась за всеми обязанностями на работе, и теперь ничего не значащий сон, рождённый из страхов, выдаёт за действительность?

Неужели Гермиона настолько не доверяет Тому, что всюду видит приближение неотвратимого зла?

Надо признать к этому всё сводилось. Она боялась, что Том не всегда будет понимающим и любящим и когда-нибудь пересечёт черту и ступит на уготованную ему судьбой дорожку.

Сны... Албания... Наследие основателей... Всё это сводило с ума.

— Гермиона, ты превращаешься в параноика! — сказала она своему отражению. — Ну и дура же ты! — и горько рассмеялась.

— Гермиона! Поторапливайся! — выкрикнул Том с нижнего этажа. — Уже почти шесть. Портал вот-вот сработает.

Вслед за этим в комнату вошла Роза.

— Прелестно, — сказала бабушка, оглядывая внучку.

К нужному времени Гермиона уже успела принять ванну, красиво оформить причёску, освежить лицо и нарядить себя в довольно простое, но элегантное бледно-персиковое платье чуть выше колен из атласа с шелковым верхом, подчеркнутым шоколадного цвета лентой.

— Стоит поторопиться, Том нервничает, — добавила Роза.

— А ты разве не собираешься? — по домашнему виду бабушки нельзя было сказать, что ей предстоит присутствовать на празднике.

— На свадьбу, — коротко ответила она. — Мы с Гектором прибудем завтра к торжеству вместе с Анетт и родственниками Кигнуса. А сегодня вы уж повеселитесь молодёжью. Тебе это необходимо...

— Ой, только ты не начинай, — неужели каждому надо бросить своё: какая ты бледная и измученная?

Роза будто пропустила возражение внучки мимо ушей, присела на край кровати и протянула продолговатый бархатный футляр.

— Это когда-то принадлежало моей матери, а до того её матери. Это жемчуг, — сказала миссис Дагворт, когда Гермиона уже открыла футляр. — Давай я тебе его надену.

Бабушка аккуратно закрепила белое с перламутром украшение на её шее. И в этот момент в комнате появился Том.

— Ну ладно, пойду, найду Жюстин. Надо бы обсудить ужин, — старушка поднялась с кровати. — Отдохните там, — и, обняв внучку на прощание, удалилась.

— Десять минут, Гермиона, — Риддл для убедительности постучал по стеклу наручных часов. — О чём ты только думаешь? Мы опаздываем...

«Да, о чём ты думаешь, Гермиона?» — спросила она себя и постаралась, как следует скрыть все переживания связанные с мужем за мысленным блоком.

Но Том всё прекрасно заметил.

— Не смей закрываться от меня! — он подошёл почти вплотную. Его лицо выражало крайнее раздражение и озабоченность. — Не для того я учил тебя окклюменции, — и его ладонь мягко коснулась её щеки.

Пусть хоть под угрозой пыток, но Гермиона никогда не признается Тому, о чём её мысли. Всё, что касалось её сомнений, останется с ней навечно.

— Я просто не хочу, чтобы ты видел мою слабость, — все, что сказала она в ответ, прежде чем отвести взгляд.

Пусть и дальше думает, что все переживания сводятся к потере пациентки. Так будет лучше.

— Ты — женщина, моя женщина, и тебе позволено быть слабой со мной, — его губы ласково соприкоснулись с её губами. Хотелось разреветься и немедленно выложить все, что есть, чтобы он убедил её в обратном, чтобы развеял все её страхи. Но это был лишь миг. Когда он отстранился, Гермиона тут же собралась.

— Не стоит, Том, не бери в голову, всё пройдёт, — и отступила на шаг.

— Я твой муж, милая, разве должно быть иначе? — его голос был мягок и убаюкивал сознание. Гермиона знала, чего Том добивается — пытался усыпить её бдительность и позволить ей впустить себя.

— Хватит об этом, — раздраженная его нечестной игрой грубо отозвалась она и, одев поверх платья кашемировое пальто, сказала, прежде чем покинуть спальню: — Идём. Мы не можем опаздывать...

* * *

Гермиона полагала, что им предстоит вернуться в Равенну. Увы. Это был Пьемонт, что недалеко от Асти. Погода здесь была тёплая, должно быть около пятнадцати градусов, не меньше; ярко светило солнце.

Их с Томом встретили у ворот, как только они появились. Смуглый пожилой мужчина лет семидесяти разодетый в строгий чёрный костюм и наглухо застёгнутую белую рубашку. Он с серьёзным видом отворил ворота и чуть склонившись, попросил их проследовать за ним. Том бесцеремонно фыркнул в ответ. Мужчина даже не обернулся, гордо шествуя впереди. За столь неприветливое и невоспитанное поведение Том получил ощутимый тычок в бок от жены.

Место было действительно прекрасным, и не удивительно, что Кигнус и Друэлла выбрали его для проведения празднеств, хотя сама Гермиона слегка расстроилась, что не получится вновь увидеть церквушку, где они с Томом обвенчались, но всё же не стоит забывать, что сейчас речь совсем не о них.

Особняк, к которому они направлялись, идя по аллее окружённой парком с их пышными оливковыми и цитрусовыми деревьями, пальмами и цветущими камелиями, находился в холмистом положении, откуда открывался захватывающий вид на сельскую местность у горизонта и на поля виноградников.

«Должно быть летом здесь ещё чудесней,» — подумала Гермиона, осматриваясь вокруг.

У главных дверей их встречала пара. В девушке обнимающею стройного и высокого темноволосого мужчину сразу можно было узнать рыжую красавицу Софи Дюбуа.

— То-о-ом, — протянула она, как только чета Риддл подошли ближе. Она выпорхнула на крыльцо и заключила Тома в крепкие объятия. — Я так рада тебя видеть, — выдохнула Дюбуа ему в шею.

Это не могло не раздражать. Хорошо хоть Риддл оказался умнее и не стал отвечать на столь откровенные тисканья.

— Софи, — сдержанно ответил он.

Она и не думала смущаться, наконец-таки оторвалась от Тома и будто только заметила рядом стоявшую Гермиону.

— Гермиона, — сухо поприветствовала её Дюбуа и одарила премилой улыбочкой.

— Здравствуй, Софи, — ни тогда, ни сейчас им не быть подругами. Всё же, как бы не уверяли Гермиону, что Софи обручена и вполне себе счастлива, та явно доказывает своим поведением, что далеко неравнодушна к её мужу.

— Кстати, позвольте вам представить моего жениха, — Софи вновь прижалась к темноволосому парню, сияя точно начищенный чайник, — Гаспар Бонатти, самый красивый и одарённый мужчина на всём белом свете, — и звучно чмокнула того в щёку.

Гаспар скромно улыбнулся и, казалось бы, был очень смущён.

— Пожалуйста, прошу... проходите. Мы вас ждали.

— Том, идём же! Там почти все уже собрались, — и звонко щебеча, утащила Риддла за собой.

«И как ты её терпишь?» — хотелось спросить Гермионе этого Бонатти.

Он точно прочёл её мысли, вздохнул и пожал плечами, словно говоря «Что не сделаешь ради любви...». Да уж, это многое объясняло.

В компании Гаспара она прошла в дом вслед за Томом и Софи. Шли на звуки весёлых голосов и громкой музыки.

— Здесь так прекрасно, — она кивнула на живописный вид за окном, идя рядом с Гаспаром по длинному коридору. — И дом великолепен.

— Да, место и впрямь хорошее. Софи в него просто влюблена.

— Охотно верю.

На том и был закончен их любезный диалог. Гаспар остановился, приоткрыл двойную дверь и пригласил пройти.

Гермиона ожидала увидеть что-то вроде большого зала заставленного столиками. Будет туда-сюда сновать прислуга, подавая блюда и разливая напитки, ей также представлялась живая музыка. Но всё оказалось совсем иначе — не так, как в день рождения Друэллы. В комнате стоял полумрак. Обстановка празднества больше походила на молодёжную тусовку с морем алкоголя, громко орущих Сестёр Эндрюс из патефона, клубами дыма от сигар и всеобщим весельем.

Том оторвался от болтовни с Орионом, подошёл к жене и нежно приобнял, улыбаясь. Последний, при появлении Гермионы, лишь скользнул по ней взглядом и тут же вернулся к своей карточной игре с Альфардом. Да, Орион под стать своей невесте, похоже, недолюбливал её, и если Вальбургу можно было понять, то неприязнь Блэка была необъяснима. Но Гермиону, как ни странно, это мало волновало. Пусть себе ненавидят, главное, чтобы помалкивали о своих «пламенных» чувствах.

— Гермиона! — радостно воскликнула Друэлла и чуть ли не бегом направилась к ней. Обняла её, точно не видела больше года, хотя, надо признать, они и вправду давненько не виделись. — Мерлин, как же я скучала. Идём, — и, ухватив подругу за руку, повела в сторону бара. — Что будем пить?

— Как обычно, — произнесла Гермиона, надеясь на память Друэллы. Та тут же ответила:

— Светлого пива... — и довольно улыбнулась.

Гермиона огляделась. Напротив бара стоял бильярдный стол, возле него стояли Софи с Вальбургой и о чём-то воодушевлённо болтали. Дюбуа иногда отвлекалась, чтобы улыбнуться своему жениху, который то и дело поглядывал в её сторону между перерывами в игре в бридж.

— Привет, — мягкий с ленцой голос прозвучал рядом. Гермиона тут же обернулась на его звук.

Молодой парень, в нём с ходу можно было признать Малфоя, с которым Гермионе так и не пришлось познакомиться. Заострённое лицо, бледная кожа и белые, точно у альбиноса, волосы, ниспадающие на плечи. Абрахас Малфой.

— Привет, — ответила она.

— Так вот какая ты, Гермиона Грейнджер, — задумчиво произнёс Абрахас, бесцеремонно разглядывая её с ног до головы.

— Какая? — его тон ей не понравился. Бесконечные оскорбления Драко были еще свежи в памяти, но она не позволит этому заносчивому типу с красивым личиком её оскорблять.

— Красивая, — протянул он в ответ.

И Гермиона не желая того улыбнулась.

— Друэлла, налей-ка мне огневиски, — не спуская глаз с миссис Риддл, сказал он Розье. Та фыркнула недовольно.

— Надо, наливай себе сам. Я тебе не бармен.

Блондин пожал плечами и, обойдя барную стойку, вынул чистый стакан и бутылку с жидкостью цвета жжёного сахара из буфета. Налил и отсалютовал со словами: — За вас девочки!

Раздался недовольный возглас Софи: — Какая скукотища! Давайте танцевать! — и, подхватив Гаспара за руку, вышла на свободный участок комнаты и принялась танцевать под Джин Келли.

Вальбурга насупилась. Было очевидно, что всё происходящее ей не нравилось. «Чего собственно тогда она притащилась?» — думала Гермиона. — «Чтобы порадовать своего брата, Кигнуса? Лучше бы она оставалась дома вместе с Орионом и не портила своим видом настроение». И тут Вальбурга, к удивлению многих, вытащила Тома и, прижав того к себе, повела Риддла в танце.

Не было заметно, чтобы тот хоть как-то сопротивлялся. Это подпортило впечатление о весёлом вечере. А Блэк так и лучилась счастьем, вытанцовывая очередное па. Ориону было глубоко наплевать на откровенное заигрывание своей невесты с другом. Он по-прежнему играл с Альфрадом в бридж, даже не оглядываясь на свою суженную.

— Милая, — подошёл Кигнус, — идем, потанцуем.

Друэлла улыбнулась и чмокнула парня в губы звонким поцелуем.

— С днём рождения, Кигнус — сказала Гермиона. Было неудобно, что она не сделала этого раньше.

— Спасибо, — отозвался он, и только пара собралась последовать примеру многих — отправиться танцевать, как дверь в помещение открылась и на пороге появилась... Элен в коротеньком серебристом платье едва прикрывающим её бёдра.

— А она что здесь забыла? — возмущенно прошипела Друэлла.

— Должно быть с Адрианом пришла, — высказала свою мысль Гермиона.

Не далее как вчера Элен, с которой она прогуливалась по центру Ивуара, высказала желание вернуться домой как можно скорее, объяснив, что многое предстоит сделать и всё так неожиданно. А что неожиданно — осталось загадкой. Но теперь стало понятно, что Элен готовилась к празднику, и Адриан вероятно её сопровождал. Неужели они помирились?

— Это неправда! — заявила Друэлла. — Адриан давно здесь и он ничего о ней не говорил!

И будто в подтверждение своих слов в комнате следом за Морель появился Винсент Дюран.

Он, не смущаясь, улыбнулся всем тем, кто, как и Друэлла, пристально и чуть ошарашено смотрел в их сторону.

— Я пригласил Винса, — сказал Кигнус, — но не думал, что он приведёт с собой Морель, — закончил он под недовольным взглядом невесты.

— Что ему тут надо? — подошёл Том. Его тон и взгляд излучали согласие с чувствами будущей миссис Блэк.

— Просто Кигнус у нас добрейшей души человек, — отозвалась она, испепеляя взглядом Элен.

Пришедшая пара, казалось бы, нисколько не смущалась столь холодного приёма.

— Да ладно вам, — сказала Гермиона.

— И, правда, — подхватил Абрахас. Он прямо-таки раздевал Элен взглядом. — Идём же танцевать, — возвестил он, слащаво улыбнувшись, и тут же направился к гостям.

— Кобель! — вырвалось у Друэллы, и, звучно фыркнув, подруга ушла в сопровождении Кигнуса.

— Развлекаешься? — язвительно спросила Гермиона мужа.

— Идём, — довольно улыбаясь, сказал Том. — Мне тебя не хватает.

И прижав к себе, повёл жену к танцующим парам.

Уже через час все забыли про Элен, которая к этому моменту кружилась в диком танце с Абрахасом, тот так нескромно прижимал её к своему телу, что не составляло труда догадаться о его интересе. Винсент Дюран держался в стороне, по большей части общаясь с Орионом и Альфрадом. Последний был на удивление тих и даже не напился до бесстыдных словечек в сторону девушек, которые Гермиона ещё помнила с их первой встречи.

— Нам пора идти, — тихо прошептал Том на ухо своей жене. Она ответила лишь удивлённым взглядом. Он улыбнулся, и крепко взяв за руку, вывел из комнаты, а там и из дома.

— Дежа Вю, не находишь?— на выдохе спросила она.

Они стояли на тропинке за воротами поместья.

Том таинственно улыбнулся ей.

— Держись крепче.

И она обхватила его за талию, прижалась головой к плечу и прикрыла глаза.

Через минуту пара стояла на освященной огнями улочке, а напротив них... Церковь.

Они были в Равенне.

Гермиона чуть не задохнулась от восторга.

— Идём, — и повёл жену в сторону старой часовенки.

Том достал палочку и направил на двойные дубовые двери.

— Ты что это удумал? — прошептала Гермиона и оглянулась по сторонам, боясь, что кто-нибудь увидит их.

— Тшш...

Дверь отворилась и, взяв жену за руку, Том провёл её внутри.

Всё было, так как ей запомнилось. Сводчатый потолок, скамьи в два ряда для прихожан... алтарь, в воздухе витал запах дерева и ладана.

Их шаги отдавали эхом, когда Том вёл её по главному залу церкви.

— Том, это не правильно! Нам надо идти отсюда...

— Да ладно тебе, милая, — и вёл дальше, остановившись лишь у алтаря.

— Боже, я так хотела побывать здесь ещё раз...

— Я знаю, — улыбаясь, сказал он.

И тут Том взял её ладони в свои и, глядя с нежностью, произнёс:

— Я люблю вас, миссис Риддл, — на что Гермиона звонко расхохоталась. Нет, всё было совсем не смешно, а романтично, но Том и романтика вещи никак не совместимые. Да, он порой становился жертвой сантиментальных порывов, но уж очень редко.

— Ох, Том, — отсмеявшись, сказала она ему, целуя.

— В последнее время мы так мало были вместе, — с нежностью проговорил Риддл, глядя в её глаза. — Твоя непонятная тоска и плохое настроение... Я хотел, чтобы ты улыбнулась, малыш.

И она заплакала сквозь улыбку, обняла его, и в тот момент все тревоги окутывавшие её испарились. Для этого понадобилось немного, лишь признание в любви любимого мужа.

Раздались приглушенные шаги. Надо было быстрее уходить, чтобы никто не заметил незваных гостей.

— Бежим, — сказала она ему торопливо.

Том рассмеялся и быстро поцеловав, взял ее за руку и потянул к выходу.

Лишь у дороги они остановились.

— Это было так не разумно, Том, — с укором произнесла она, всё ещё улыбаясь.

— Зато ты наконец-то улыбнулась...

На этом сюрпризы Тома не закончились. Они вновь обнялись и аппарировали в неизвестном Гермионе направлении.

Следующая на очереди была комната в отеле. Когда-то именно в этом номере они провели свою первую и волшебную ночь.

Том не говоря ни слова, принялся развязывать галстук, потом расстегнул верхние пуговицы рубашки...

— Надеюсь, милая, в этот раз ты не заснёшь или того хуже не сбежишь на утро...

Она знала, знала, что и ему вспомнился вечер в Малфой-меноре.

— Никогда, — ответила она и упала на мягкую кровать...

* * *

Полдень. Пора было возвращаться в поместье.

Не выспавшиеся, но довольные Гермиона и Том вернулись как раз к предсвадебной суматохе.

Гости уже прибывали. Анетт, когда они проходили по коридору мимо комнаты невесты, накладывала макияж Друэлле.

Риддлы прошли достаточно бесшумно, чтобы остаться незамеченными.

Ещё два шага, и они в комнате любезно предоставленной Гаспаром. Спать хотелось неимоверно, но на это не было времени.

Том уже проскользнул в спальню, когда из соседней комнаты заспанная и взъерошенная вышла Элен.

— Гермиона! — она, казалось бы, не надеялась увидеть хоть кого-нибудь в коридоре и явно была этим взволнована.

— Элен...

— Я... — она видимо хотела что-то объяснить, но не успела. Из той же комнаты пошатываясь, выплыл никто иной, как Абрахас в распущенном халате с голым торсом.

Сказать, что Гермиона была удивлена, значит, ничего не сказать.

— Но... — начала миссис Ридддл, но правильные слова невесть куда подевались.

— Элен, солнце, куда же ты?

Морель густо покраснела от смущения.

Нет, лучше бы Гермиона этого не видела. Мерлин, Элен же любила Адриана! С чего вдруг она попалась на лесть Малфоя и очутилась в его кровати?

— Адриан, — все, что выдавила из себя обалдевшая Гермиона. — Как же...

Элен горделиво вздёрнула подбородок и надменно произнесла:

— Да пошёл этот Адриан! — грубо воскликнула она.

— Не кричи так, милая... — Абрахас стиснул пальцами виски и со словами «Надо принять апохмелин», удалился.

— Он мне ясно дал понять, чтобы я проваливала, куда подальше, и за лучшее вообще не появлялась на горизонте, — Морель всхлипнула. — Нет, ты только представь, эта сволочь предлагала мне деньги!

И со слезами на глазах Элен ушла вслед за Малфоем.

«Ну и утро,» — думала Гермиона, проходя в свою комнату.

* * *

Поляна с видом на приближающийся закат была заставлена стульями в белоснежных чехлах, свадебной арке из живых цветов лицом к ним. Цветов было просто огромное количество, и их аромат своей насыщенностью вызывал лёгкую дурноту у Гермионы. Она старалась дышать размеренно, чтобы не дай Мерлин! —не свалиться от тошноты.

Не выспалась, голова гудела, а ещё эти запахи...

Многочисленные гости уже почти расселись: в первом ряду устроились родители и близкие родственники жениха и невесты. Анетт заметно нервничала и трепала в своей ладони руку Адриана, тот в свою очередь бросал косые взгляды на Элен, а она и не думала отвечать на них предпочитая весело болтать с рядом сидящим Абрахасом. Вот ведь правда: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. И, кажется, Малфой был не менее заинтересован в Морель, чем она в нём. Недалеко от Анетт сидели Ирма и Полукс, мать и отец Кигнуса, держались сдержано со дня появления в доме Гаспара, да и сейчас лишь моментами улыбались тому и иному гостю. И Вальбурга с Орионом рядышком, первая не сводила своего пристально-злобного взгляда с Гермионы, которая стояла прямо напротив Блэк, разодетая в лавандовое платье длинною в пол с глубоким вырезом у горловины, и не смотреть в сторону Вальбурги порою было просто не возможно. Она точно прожигала в ней дыры, от этого становилось ещё тошнотворнее. И лишь Том по другую сторону алтаря, красивый друг жениха улыбался ей, окупая все невзгоды и неудобства.

Потребовалось ещё полчаса, прежде чем все смолкли в ожидании невесты.

Друэлла, в белом атласном платье, отделанном фатином с цветочной вышивкой, появилась под руку с Гектором.

Гермиона могла поклясться, что у многих перехватило дыхание с её появлением — выглядела невеста просто очаровательно и прямо-таки лучилась счастьем. Да и дядя был не менее счастлив в роли её посажённого отца. Гермиона невольно улыбнулась, хотя едва держалась, чтобы не провалиться в беспамятство.

После торжественного прохода Гектор передал невесту жениху, а после присел рядом с Анетт, та плакала, аккуратно утирая слёзы платочком.

— Леди и джентльмены, — произнёс рядом распорядитель свадьбы.

И тут подул лёгкий ветерок, принося с собой всё новые цветочные ароматы. Голова закружилась, и Гермиона поняла, что букет Друэллы падает из её рук, а её саму уносит куда-то.

* * *

— Я понятия не имею, что случилось, — прозвучал совсем рядом знакомый и взволнованный голос.

Она не сразу поняла, что лежит на чём-то мягком и в полном беспамятстве.

Гермиона помнит, как её жутко замутило, и закружилась голова. Стало так плохо, что не было сил терпеть.

«Неужели я шарахнулась в обморок? Ещё этого не хватало», — подумала она, а другой голос добавил:

— Я вызову семейного колдомедика. Она осмотрит Гермиону.

— Благодарю, Гаспар, — произнёс Том сдавлено.

Дверь открылась и тут же закрылась. Гаспар вышел.

— Что, что произошло? — Гермиона разомкнула веки и попыталась присесть. Голова всё ещё кружилась, а во рту пересохло.

— Не смей подниматься, — он не дал ей даже голову от подушки оторвать.

— Мерлин, я испортила Друэлле свадьбу, — простонала Гермиона, припоминая, когда успела свалиться в обморок.

— Не без этого, — сухо ответил Том. — Но не переживай, я не позволил им откладывать венчание, хотя Друэлла уже была в шаге от этого.

— Спасибо. Что случилось? — спросила она мужа. Тот присел с ней рядом на кровать, и его по лицу было видно, что он сильно встревожен. — Мне так дурно стало.

Дверь вновь распахнулась, и вошли двое: Гаспар и пожилая женщина. Риддл тут же поднялся на ноги.

— Мадам Дави, — представилась она пожимая Тому руку. — Ну, что тут у нас? — обратилась она к Гермионе и, обернувшись к мужчинам, застывшим у двери строго сказала: — Прошу оставить нас.

— Я её муж.

— Хорошо, — ответила Дави, — остальные должны покинуть помещение.

И Гаспар кивнув, вновь вышел.

— Ну-с, милочка, что приключилось? — женщина присела рядом с кроватью на стул и поглядела пристальным взглядом.

— Ей стало дурно. Потеряла сознание и только пришла в себя, — ответил за Гермиону муж.

Дави строго зыркнула в его сторону:

— Вы что — милочка? Я вас не спрашивала, — и отвернулась.

— Мой муж говорит как есть, — пытаясь смягчить положение, сказала миссис Риддл.

— Допустим, — колдомедик коснулась своей холодной ладонью её лба. — Что вы ели в последние двадцать четыре часа?

— Ничего особенного.

— С чего тогда вам стало не по себе?

— Цветы, — Гермиона поморщилась. Даже сейчас ей мерещился этот столь же приятный, сколько тошнотворный аромат цветов.

— Цветы? Хмм... — дама о чём-то глубокомысленно задумалась, а потом, встрепенувшись, проговорила:

— Мистер, прошу вас немедленно покинуть комнату — надо провести осмотр.

— Никуда я не выйду, — с грубостью ответил Том.

— Прошу, — жалобно простонала Гермиона. Ей и самой было неудобно в обществе этой грубой леди. Чтобы её не ждало, пусть уж лучше муж будет рядом.

— Как знаете... — фыркнула она. — Снимайте низ, — приказала она Гермионе. Та немало смутилась, но сделала как велено.

Экзекуция длилась не больше пяти минут, но что это были за пять минут, Гермионе даже вспоминать не хотелось. Нет, будь колдомедик более учтива, то, может, было бы всё не столь противно. Но Дави не церемонилась.

Осмотрев, женщина произнесла:

— Конечно. Ну что ж, мистер, могу вас поздравить, — и впервые за всё их знакомство Дави улыбнулась, — ваша жена в положении.

Глаза Гермиона расширились в ужасе. А в голове звучало только «Не может быть. Не может быть...».

— Вы уверены? — голос Тома был холоден, как лёд.

— Безусловно, — и посоветовав миссис Риддл чаще отдыхать, хорошо питаться и поскорее обратиться к своему лечащему колдомедику, Дави встала и не спеша удалилась, оставив её наедине с мужем.

Гермиона не узнавала Тома. Он заметно побледнел и был натянут, точно струна. Вся атмосфера излучала напряжение. Она хотела, чтобы муж сказал хоть слово, но тот молчал, по-прежнему глядя куда-то перед собой.

— И давно ты знаешь? — после минутного молчания произнёс он. От его тона по коже мурашки шли.

— Том... — тихо начала она, но он перебил её, с ненавистью выкрикнув:

— Как ты могла, Гермиона? Как ты могла мне лгать всё это время?!

— Нет, Том, нет, — ей хотелось плакать. Не её вина, что так случилось. Она не была готова и ни в коем случае не хотела, чтобы так вышло.

— Лжёшь, — взревел он и с силой ударил кулаком по двери. Гермиона от неожиданности вздрогнула. — Я помню твои туманные расспросы... А я ещё удивлялся, что с тобой, с чего такая скрытность...

Её лицо было мокрое от слёз. Но Тому было всё равно. Он ни разу не взглянул на неё, ни подошел.

«Лучше бы он меня ударил, чем с такой холодностью отвергал», — подумала Гермиона.

— Докажи, — с издёвкой произнёс он. — Откройся мне! — потребовал он. Но она не могла. — Молчишь? — с ненавистью прошептал он, уже глядя прямо ей в глаза.

— Прости, — все, что она могла ему ответить.

— Ты в очередной раз предала меня, Грейнджер. Я говорил тебе, что не желаю тебя делить... Говорил! Но ты решила сделать по своему, — равнодушно закончил он и, больше не говоря не слова, удалился, с яростью хлопнув дверью.

Хватило лишь пяти минут, и её любимый муж сделался чужим, совсем далёким.

Ни о чём не хотелось думать, хотелось провалиться сквозь землю, впасть в забытье. Но никак не удавалось отключить свои мысли, чувства. «И где она так ошиблась, где просчиталась?» — думала Гермиона, кутаясь в одеяло с головой. — «Как так случилось, что попала в такое положение, когда была столь осторожна?»

Не удивительно, что Том так отреагировал — он предупреждал её, что не готов, но быть столь эгоистичным и холодным... Казалось, даже в день их знакомства Том был ближе и доступнее, нежели сейчас.

Ведь она не виновата, что зелье не сработало, не хотела этого, не планировала и, в конце концов, тоже не была готова. Но он не знал. Том думал иначе.

Почему же она не открылась ему, не показала всё, как есть? Гермиона боялась, страшилась своих мыслей, ей было стыдно за свои сомнения. И куда привели её страхи? Кажется, она потеряла его, ведь столько гнева было в глазах Тома, столько злости и презрения... Это было ново для неё.

Живот скрутило, и к горлу подступила тошнота. Гермиона зажмурилась, поджав под себя колени, но стало только хуже. Она резко вскочила с постели и метнулась в ванную комнату.

Минут десять она просидела на краю ванны, склонившись над раковиной. Боль в желудке постепенно отпустила, и Гермиона, умывшись прохладной водой, вновь вернулась в постель ещё более опустошенной и несчастной.

Ей бы поспать, прийти в себя, но сон не шёл.

Дверной замок щелкнул, и дверь начала медленно открываться.

Гермиона быстро прикрыла глаза, притворившись спящей. Кто бы это ни был, она не хотела никого видеть, не желала разговаривать.

В тяжёлый воздух комнаты, пропитанный печалью, ворвался лёгкий цветочный аромат французских духов Розы. Она бесшумно прошла и осторожно, чтобы не потревожить сон внучки присела рядом с ней на кровать. И тяжело вздохнула.

— Бедное моё дитя, — прошептала старушка, легко касаясь её головы.

Не хотелось думать, что бабушка знает обо всём случившемся. Гермиона не выдержит чьей-либо жалости — ей хватало и собственной.

Роза безмолвно посидела ещё какое-то время и вскоре удалилась.

* * *

Гермиона вздрогнула от резкого грохота и тут же проснулась. Когда она успела заснуть?

Она пару раз моргнула и уставилась в темноту, силясь что-нибудь разглядеть. В проёме широко распахнутой двери стоял, покачиваясь, Том. Он сделал два неуверенных шага в её сторону. Гермиона замерла и вновь сделала вид, что спит.

Том плюхнулся на колени перед женой и уперся локтями о кровать, матрас под ними чуть прогнулся. В нос ударил сильный запах алкоголя, как только он приблизился к ней. Том был пьян.

— Спишь? — хрипло прошептал он ей в лицо. Живот вновь скрутило, но она терпела. Она ни за что не выдаст себя — меньше всего Гермионе хотелось выяснять отношения с таким Томом.

Он коснулся её лица, Гермиона едва слышно вздохнула.

— Тшш... — бережно провёл ладонью по щеке, потянулся вперёд и, уткнувшись своим лбом ей в грудь, устало забормотал: — Как так случилось, что тебе меня стало мало? Весь мой мир крутится только вокруг тебя, ведь я так тебя люблю... Что же ты сделала, Грейнджер, почему? Неужели тебе настолько плохо со мной? — он застонал словно от боли.

В ту же минуту ей захотелось зареветь навзрыд, уткнуться ему в плечо и сказать, как же она его любит, и ничто этого не изменит. Но момент ушёл. Том резко отстранился и, прежде чем подняться с колен, ещё тише сказал: — Больше никогда, слышишь, милая, больше никогда ты этого от меня не услышишь. Оно того не стоит.

Он обошёл кровать и, не раздевшись, улёгся рядом и почти тут же заснул.

Утро следующего дня. Том покинул комнату до того, как она успела проснуться. А ведь ещё ночью Том говорил, что любит её...

«Нет, Гермиона, он сказал, что больше никогда этого тебе не скажет,» — нашёптывал ей противный голосок внутри.

На душе мигом сделалось неспокойно. Сердце сжалось от страха, что это может оказаться правдой.

Ей не хотелось верить этому, надеялась, что всё со временем образуется, Том смирится и всё у них будет, как раньше. Нет, даже лучше! Она больше не станет сомневаться и думать всякие глупости.

Но, несмотря на то, что Том обнимал её во сне как прежде, что поглаживал её тело и зарывался лицом в её пушистые, как тополиный пух волосы, он покинул её. Оставил одну в одиночестве, когда она нуждалась в утреннем приветствии, в лёгком поцелуе.

Сегодня ей было лучше, желудок если и болел, то только от голода. Гермиона поднялась с постели и направилась в душ.

Через полчаса она уже была готова выйти из своей комнаты и встретиться с миром... Но остальной дом встретил её тишиной.

Гермиона заглянула в гостиную, обошла огромных размеров кухню, заглянула в комнату, отведённую когда-то под празднование дня рождения Кигнуса, даже спальни Гектора и Розы посетила. Никого!

— Ищешь кого-то? — неожиданно раздался мужской голос.

Она обернулась. Сердце стучало точно бешенное от испуга.

Позади стоял Орион. Глаза безразлично глядели куда-то вдаль. Ему вовсе не интересен ответ, поняла она, да и спрашивал он из чистой формальности, коли столкнулись.

Они впервые разговаривали, хотя виделись не единожды. Его холодный тон, пустые глаза, глядящие сквозь неё, вызывали дрожь. Нет, не страха, скорее отвращения. Этот человек ей совершенно не нравился, очевидно, и она ему.

Но Гермиона собралась, чтобы ответить, пусть его мало волнует это, а ей необходимо знать:

— Да. Где Том?

— Там же где и все.

— И где же все? — с нажимом спросила она.

Орион строил из себя дурака, но глупцом он не был. Он просто откровенно издевался.

— В саду, — наконец-то сказал Блэк, напоследок гаденько ухмыльнувшись.

Гермиона поспешила покинуть его общество, а он не настаивал на обратном, что-то напевая себе под нос, ленивой походкою побрёл в противоположном ей направлении.

На улице было прохладно, хоть и солнечно. Лёгкий ветерок играл с её волосами.

— Девочка моя! — тихо воскликнула Роза, поднимаясь из-за стола.

Она и Винсент завтракали на свежем воздухе за небольшим столиком под открытым небом, а рядом сидела Вальбурга. При её появлении у последней скривилось лицо, но она хранила молчание, очевидно не решаясь дерзить в присутствии Розы. Первый плюс сегодняшнего дня.

Бабушка скинула со своих плеч накидку и покрыла озябшее тело Гермионы.

— Больно бледная, — заключила старушка, хмура глядя на неё. — Иди, позавтракай с нами, глядишь, и румянец вернётся.

Винсент поднялся с места и галантно отодвинул для неё соседний стул. Вальбурга напыщенно фыркнула, вскочила, и гордо задрав голову, ушла.

Усаживаясь, Гермиона проводила её взглядом до самых дверей дома, та юркнула внутрь, с силой захлопнув за собой стеклянную дверь. Стекло жалобно зазвенело, норовя вылететь.

— Что за девчонка! — сокрушалась Роза. — Никакого сладу с ней с самого её детства.

Старушка присела рядом и принялась точно заботливая мать Рона, Молли, накладывать внучке разнообразной еды на тарелку и чем больше, тем вероятнее здоровее.

— Где все? — вновь задалась вопросом Гермиона, нанизывая на вилку лист салата.

— Да вон же они!— Роза небрежно махнула рукой куда-то перед собой.

И правда. Дядя, Том, Гаспар и Софи стояли чуть поодаль и, кажется, были глубоко увлечены чем-то. Из-за Гектора и Софи было не разглядеть, чем там занимались остальные.

— Что они там делают? — Гермиона чуть привстала, силясь рассмотреть.

— Гольф — такая маггловская игра. Гаспар уверил, что это забавно.

И тут раздался жалобный голосок Софи:

— Какой интерес катать туда-сюда этот дурацкий мячик, — Гермиона живо представила Дюран, как та кривит свои идеально намазанные алым губки, — пытаясь попасть в дырку в земле? Гаспар, да это самая глупая и бессмысленная игра, которую мне доводилась видеть!

— И почему вы здесь, Винсент? — с иронией поинтересовалась она, оставив наблюдения за Софи. На Тома она принципиально не смотрела. Казалось, стоит им столкнуться взглядами, и всё тут же рухнет.

— Я вовсе неспортивен. Предпочитаю чтение тяганию гантелей, бегу и прочей физкультуре.

Гермиона коротко улыбнулась ему.

— Друэлла с Кигнусом уже отбыли. Прекрасная была церемония, а какой праздник! Всем на зависть, — восхищённо защебетала бабушка.

Гермиона тут же поникла. Она пропустила свадьбу своей лучшей подруги и пусть не её в этом вина, а всё же.

— Мне так жаль...

— Не говори так.

Гермиона печально ухмыльнулась.

— Мы с Друэллой так и не повидались перед отъездом.

— Да, она так к тебе рвалась, но Том запретил кому-либо тебя тревожить. Сказал: тебе требуется отдых. Но не ему мне указывать, — голос бабушки зазвенел от негодования. Было понятно, что впервые она осталась недовольна Томом. — Но он был прав. Ты была так бледна и холодна, как лёд, что я не решилась тебя будить. Что же приключилось, милая? Что сказала эта Дави?

Роза с такой неподдельной заботой глядела, что врать было больно, но Гермиона была уверена, не стоит говорить правду. Не сейчас. От ответа её избавил Винсент:

— Вечер был уныл без вас, Гермиона. А как хотелось пригласить вас на танец...

Гермиона обернулась и улыбнулась ему. Вышло не слишком искренне, но это всё. Дюран ответил открытой улыбкой.

— А как же Элен?

— Эх, — Винс притворно тяжело вздохнул, — моя дорогая Элен оставила меня ради другого и мне, увы, ничего не оставалось, как коротать время за разговорами с пожилыми леди за соседним столиком. Им уже не танцевать танго, а я бы, честно, пригласил, если бы не их радикулит...

Гермиона звонко засмеялась.

И в это время за её спиной демонстративно закашляли. Не было нужды оборачиваться, она и так знала, кого увидит за своей спиной, но как же тихо он подкрался — Гермиона и не заметила.

Целых три минуты она игнорировала мужа, пока не заглянула в его глаза... Но Том был немногословен:

— Надеюсь, ты закончила с завтраком.

Кивок в ответ.

— Поторопись, — и вероятно ожидая, что она последует за ним, быстрым шагом направился к дому.

* * *

Они были в спальне. Воздух спёрт и было нечем дышать или, может, она столь сильно волновалась? Каждое движение мужа, каждое его слово её волновало. Она ждала бури, его негодования, а может всепрощения и тёплых объятий, но точно не спокойного, отстраненного Тома.

Он сказал, пора собираться, и Гермиона послушно укладывала вещи в дорожные сумки. Большего Том не говорил. До самого своего ухода.

— Полагаю, тебе не стоит объяснять, чтобы ты помалкивала о случившемся? — Том холодно оглядел фигурку жены, а после направился к двери. Но взявшись за ручку, вдруг остановился и, не оборачиваясь, добавил: — Как прибудем домой мы исправим твою глупость...

— Ч-что? — наконец-то выдавила она в ответ.

Том даже не шелохнулся по-прежнему стоял к Гермионе спиной. Его голос был, как и ранее, спокоен и безразличен.

— Собирайся. Портал не будет ждать. У тебя пятнадцать минут, — и вышел.

* * *

Он крепко прижимал её к своей груди, его прохладные ладони покоились на её спине, обжигая.

Они стояли на дорожке у главных ворот особняка Гаспара Бонатти собираясь отправиться в обратный путь домой.

Том стиснул её ещё сильнее, будто боялся потерять и пошептал где-то над левым ухом:

— Пора. Держись крепче, — и голос его звучал более нежно, а может ей это просто почудилось в водовороте перемещения.

Они аппарировали.

Как только ноги коснулись земли всё очарование из близости ушло. Том отстранился и, не говоря ни слова, тут же поспешил в дом.

С тех пор они почти не виделись. Том задерживался на работе дольше обычного, и ложилась она без него, что бывало, но крайне редко. Он ни разу с визита мадам Дави не прикоснулся к ней, не считая того раза, когда был настолько пьян, что очевидно не контролировал свои действия и поступал по привычке. Больше он себе такого не позволял. А порой и вовсе закрывался в библиотеке и только к утру выходил. Том её избегал. И она знала, как покончить со всем разом, но не могла... Она не позволит его эгоизму сделать из себя убийцу!

Очередное утро, очередная зияющая пустота в её груди.

— Ты совсем ничего не съела, — обеспокоенно сказала Роза.

— Я не голодна, — и это так. Аппетит совсем пропал.

Бабушка взяла её полную овощного салата тарелку:

— Жюстин, унеси и выбрось. И принеси сейчас же свежие булочки с чаем.

Экономка послушно взяла посуду из рук хозяйки и высыпала, как было велено содержимое в мусорный контейнер. Затем подала сдобу и горячий липовый чай.

— Что с вами творится? — бабушка уперла руки в бока и строго посмотрела. — Том ходит понурый, как в воду опущенный. Ни с кем и словом не обмолвится. А ты и вовсе слёзы льёшь каждую минуту, стоит лишь отвернуться... Что всё это значит?

— Ничего, — она устала. — Просто ничего.

— Как же...

— Матушка, не стоит докучать им, — вмешался дядя. Хотя его встревоженный взгляд и говорил о солидарности с Розой, он старался не лезть не в своё дело. — Дело молодое — всё образуется.

— Гектор Николас Дагворт-Грейнджер, я тебя совершенно не спрашивала! — отчеканила старушка. — Ты разве не видишь? Что-то происходит, и это что-то меня тревожит, как никогда.

Они так громко спорили, каждый настаивал на своём. Голова загудела и вновь появилась тошнота. Ей хватило полминуты, чтобы выскочить из кухни и добежать до общего туалета на первом этаже.

— Думаю, — мягкий женский голос позади. Жюстин склонилась над Гермионой и поддержала ей волосы, пока ту выворачивало наизнанку перед унитазом, — не стоит липу. Я вам ромашку заварю. Она поможет унять тошноту.

— Спасибо, — выдавила она слова благодарности и разогнулась, чтобы подняться и умыться.

— Ничего, — Лефевр улыбнулась её отражению в зеркале и уже почти ушла, как рука Гермионы перехватила её запястье.

— Пожалуйста, не говорите...

— Конечно. Идите отдыхать, — перебила её экономка и поспешила на кухню.

* * *

Гермиона больше не посещала кабинет дяди, не читала там. Она вообще больше не читала, её мало что теперь интересовало. Целыми днями слонялась по дому или укрывалась ото всех в саду. Одиночество и потерянность стали её постоянными спутниками. Но пора было прийти в себя, создать видимость нормальности не для себя, так для окружающих. На следующей неделе ей полагалось выйти на работу и там её печалям и невзгодам не место.

Но прежде Гермионе было необходимо наведаться на Площадь Мира, в частную клинику «Легранд». Там можно было тихо и без огласки пройти нужное пациенту обследование и ни одна живая душа не прознает, что ты когда-либо был там. Не то, чтобы Гермионе было чего стыдиться, просто так надо. Она не решила еще, что будет делать, но чем меньше людей знает о происходящем в её семье, тем лучше. Это было наверняка.

— И вы снова прячетесь, — Винсент появился из-за кустов ежевики и без разрешения уселся рядом с ней на скамейку.

— Нет, — его голос звучал тихо. — Просто погода хорошая, решила прогуляться. А вы?

— И я, — ответил он, глядя куда-то перед собой. Он вытянул ноги и расслабленно облокотился на спинку скамейки. — Знаете, я скучаю по Лондону, — задумчиво сказал Дюран.

— Да. И я, — в тон ему отозвалась она.

— Отчего же вы не поедете?

— Как-то всё некогда. А вы? У вас отпуск, почему бы вам не вернуться в Англию, поверьте, мы будем не в обиде, если вы нас оставите раньше срока?

— Не могу, — он резко выдохнул, принимая вертикальное положение. — Дела и в отпуске меня настигли, и не где-нибудь, а именно здесь, — Винс наградил её долгим взглядом. — Я не могу её бросить...

— Похвально, но глупо.

— Отчего же?

— У вас есть кто-нибудь? — вместо ответа спросила она. — Очевидно, что нет, раз вы предпочли отпуск коротать именно здесь, а не где-нибудь рядом с хорошенькой женщиной.

— Как знать, — престранно отвечал он.

— Ну, так знайте же, Винсент Дюран, что всех денег не заработать, а время идёт, и, когда вам исполнится пятьдесят, вам останутся одни старушки... — и засмеялась, глядя в его наигранно-оскорбленное лицо.

И когда это им стало так легко общаться, когда стало так, что Дюран с лёгкостью мог её рассмешить, вызвать в ней радость?

Она сходит с ума от одиночества и этим всё сказано.

Они разошлись только ко времени чая. Замерзшие, но довольные. И как ни странно, Гермионе понравились их беседы. Впервые за три дня она не чувствовала себя одинокой.

— Том ждёт тебя в библиотеке, — заявила бабушка, как только они с Винсом переступили порог дома.

Дюран нахмурился, и Роза от него демонстративно отмахнулась.

Том хочет поговорить, он явился раньше с работы и всё ради неё. Кажется, её радость отразилась на лице.

Винсент горько чему-то ухмыльнулся, но Гермиона не обратила на это никакого внимания. Он поклонился дамам и направился, как они и планировали ранее, но уже без неё, выпить чашку чая с пирожными.

— Иди, поговорите, наконец, как подобает, глядишь, всё и наладится, — продолжала бабушка, загадочным взглядом провожая Дюрана до двери.

Она так и сделала, не мешкая, преодолевая по две ступеньки за раз, понеслась до библиотеки. Остановилась лишь только у двери. Запыхавшаяся и нервная. Каждый нерв трепетал до дрожи в руках и коленках.

Вздохнула, поправила взбившееся от бега платье, расправила плечи и вошла.

Он сидела за столом в удобном кожаном кресле, его глаза были приоткрыты, он выглядел задумчивым... И таким родным.

Они не виделись так долго, кажется вечность. Она так долго не касалась его лица, его хмурой складочки между бровей, не целовала его красивых и требовательных губ. Не было больше сил выносить это расстояние, которое ежедневно убивало её.

— Ты пришла, — усталость, и тоска в его голосе смешались воедино.

Ей было жаль его, ей было жаль себя. И отчего они настолько упрямы, что позволяют и дальше терзать себя, лишь бы не сдаваться.

Но она была готова ему ответить, она уже почти готова согласиться на всё, лишь быть рядом.

— Да, — тихо прошептала она.

— Заходи. Не стой.

Гермиона сделала шаг другой. Ноги совсем не слушались, она то и дело спотыкалась на ровном месте.

Она дошла до кресла и поудобнее уселась в нём..

— Чай?

На столе, прямо перед ней стоял поднос с едой.

Гермиона кивнула не в силах что-либо сказать — её переполняли страх и предвкушение.

— Ты хотел поговорить? — хрипло произнесла она, не глядя в глаза мужу.

— Сначала чай, а потом разговор, — он налил полную чашку горячего напитка и протянул ей.

Чашка стучала о блюдце в её дрожащих руках.

— Роза сделала внушительный выговор. Ты совсем перестала нормально питаться. А теперь ешь, — он протянул свежий аппетитно-пахнущий бисквит.

Четверть часа они оба хранили молчание. Она жадно ела, запивая сдобу сладким напитком, он с интересом и едва заметной улыбкою наблюдал за ней.

— Жюстин просто чудо, — шумно выдохнула она, когда последний глоток был сделан.

— Я уезжаю. Надолго, — сказал он обманчиво мягко.

Чашка выпала из её рук и с глухим стуком приземлилась на ковре.

— Что? — она решила что ослышалась.

— Сегодня, — добавил Том.

— Ты бросаешь меня?

Ведь именно так это и выглядело.

— Нет, с чего такие мысли? Неделя или две не значит бросить.

— Конечно, — и от сердца отлегло. Гермиона попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. — Я буду ждать...

И вроде было всё хорошо, но нерешённые вопросы давили грузом. Нельзя было допустить, чтобы он отбыл, а они так и не объяснились.

— Я действительно этого не хотела, — едва слышно прошептала она.

— Возможно, Гермиона, возможно. Но это уже не важно, больше неважно... Я много думал и позволю тебе решать самой. А теперь иди, отдыхай, я загляну к тебе перед отъездом.

Он выпроводил её, и не было между ними ничего кроме формальности и показного уважения мужа к жене. Гермиона терялась в догадках. Если Том простил её, понял, смирился, наконец, так почему же он всё ещё столь далек от неё, точно они живут на разных континентах и не могут отыскать дорогу друг к другу?

Он так и не явился, как обещал. Наступила полночь, а его всё не было, и Гермиона была уверена, что он уже в пути. Он не придёт.

Она ещё долго рыдала, пока не заснула измученная и раненная.

Глубокой ночью, уже перед самим рассветом Гермиона резко распахнула глаза и закричала от невыносимо-острой боли. Каждая клеточка её тела горела, казалось, нет на ней живого места.

На крик отозвалась Роза. Она вбежала в комнату, не беспокоясь о приличиях, склонилась над изломанным болью телом внучки и в панике выкрикнула:

— Девочка моя, что случилось? — она оглядела её, всё ещё не понимая причин. — Где болит, милая?

Гермиона плакала, низ живота резало на части. Было нестерпимо больно.

Роза откинула одеяло, чтобы осмотреть её и тут же замерла в немом ужасе.

— Гектор, да не стой ты столбом! — прокричала Роза.

Дядя переминался с ноги на ногу в дверях и был жутко растерян.

— Срочно неси кровоостанавливающее, обезболивающее, да всё, что у тебя есть, Гектор, лишь бы помогло. Беги же! А ты, — Гектор уже исчез, и место наблюдателя занял Дюран, — иди отсюда, не смей мешаться!

— Но я мог бы помочь, — запротестовал Винсент, не сводя полного ужаса взгляда с Гермионы. — Думаю, следует позвать кого-нибудь. Ей необходим колдомедик.

Бабушка тяжело вздохнула, но спорить не стала.

Боль пульсировала, растекаясь по телу. Уже не было сил терпеть. Гермиона не знала, что с ней происходит, но, что бы это ни было, это должно прекратиться и немедленно, а иначе ей не выдержать этой пытки.

Прохладные руки касаются её щеки, Роза успокаивающе проводит по ней ладонью. И боль на мгновение стихает, но тут же возвращается с новой сокрушительной силой.

Она лежит в мокрой от пота и крови в постели, сжимая подушку руками, и чуть ли не воет сквозь слёзы.

— Мама, отойди, — дядя навис над Гермионой, приподнял её голову и влил прозрачное, точно вода, содержимое маленького флакона ей в рот.

Зелье подействовало почти мгновенно. Прохлада растеклась по её разгоряченному телу, даруя спасение. Гермиона сделала глубокий вдох и, растворившись в столь желанном покое, потеряла сознание.

* * *

Очнулась Гермиона в незнакомом ей месте.

Роза была рядом. Лицо — посеревшее и измотанное, на ней лёгкий халат, который она накидывала на себя поверх шёлковой пижамы всякий раз, когда ночью, думая, что её никто не видит, тайком спускалась на кухню за молоком и пирожными, которые так деланно презирала. Волосы собраны в неаккуратный пучок. Старушка, свернувшись в кресле, спала. Её веки подрагивали, и она то и дело хмурилась. Сон её был беспокоен и чуток: стоило Гермионе лишь шелохнуться, и бабушка тут же проснулась.

— Милая, — сна в её глазах как не бывало, — лежи, не стоит себя тревожить, — она тут же поднялась с кресла и очутилась возле неё.

— Мне было так плохо, — прошептала Гермиона. — Так больно.

Всё пережитое вернулось к ней. Она не была глупа, чтобы так и не понять произошедшего. Гермиона лишилась его. Ребёнка больше не было, она это знала, чувствовала. И это стало облегчением...

— Знаю, милая, — глаза старушки блестели от слёз. — Мне так жаль... Почему же ты мне ничего не сказала?

Роза не ждала её ответа, а ей не хотелось отвечать. Не хотелось рассказывать, сколь грубо повёл себя Том, сколько боли он ей этим причинил. Она не хотела чернить его в глазах других, ведь сама тайком желала избавления.

— Всё наладится, — прошептала старушка, утирая платком свои слёзы, — вы ещё так молоды...

— Да...

— Поспи, дорогая, ночь на дворе, и ты столько сил потеряла, — она подоткнула края одеяла на кровати и вымученно улыбнулась, стараясь ободрить.

Гермиона не успела полюбить своё неродившееся дитя, и не довелось ей познать материнство. Но она не чувствовала печали, ей было всё равно. Всё закончилось, прошло, как страшный сон. Она наконец-то свободна. И эти мысли её ужаснули.

"К лучшему, — успокаивающе нашёптывало ей подсознание. — Он не должен был родиться, не сейчас. Всё только к лучшему, Гермиона".

Но его увещевания не помогали. Она опротивела сама себе. Разве может нормальная женщина так рассуждать, разве способна радоваться гибели своего ребёнка? Но тьма, завладевшая её душой, не отступала. Внутри всё ликовало и радовалось.

Гермиона вдруг яростно замотала головой из стороны в сторону, её начали душить слёзы ненависти к самой себе. Она, сжимая уши, пыталась утихомирить голос, утверждавший о благе, но ничего не выходило. Он бил молотом в её сознании, лишая рассудка и деля надвое.

— Гермиона, детка, — расплакалась с ней Роза, сжимая в своих крепких, заботливых объятьях. — Это нормально. Поплачь, милая. Всё пройдёт, всё обязательно пройдёт, я обещаю, — шептала она, поглаживая Гермиону по спине.

Уже потом, слёзы отпустили её, но пустота осталась. «Ей уже никогда не быть прежней,» — думала она. — «Никогда».

* * *

— Мадам Риддл, — сквозь пелену сна прорвался неизвестный голос.

Гермиона открыла глаза и поспешила присесть. Розы уже рядом не было. У её постели стояла женщина, старая и морщинистая, её руки покоились в карманах белоснежного халата с эмблемой клиники «Легранд» на груди.

— Доброе утро, мадам, — сказала дама, внимательно глядя на неё. — Я — ваш лечащий колдомедик, Клименс Улье, — и горько вздохнув, добавила: — К сожалению, мадам Риддл, нам не удалось спасти ваше дитя, — женщина сжала её ладонь своей в знак утешения. — Увы, было слишком поздно.

Гермиона кивнула. Она и так это знала и не питала по этому поводу иллюзий.

— Мне бы не хотелось вас тревожить, — извиняющее сказала она, — но нам необходимо понять, что же произошло, что стало причиной выкидыша. Вы понимаете?

— Конечно.

— Мы провели ряд анализов, в том числе и вашей крови, мадам Риддл, — уже по-деловому продолжила колдомедик. — Вы, должно быть, не знаете, но наша клиника практикует маггловскую медицину, что к лучшему, учитывая, сколько мороки с обычным способом обнаружения той или иной причины заболевания. Так вот, мы не обнаружили никаких отклонений. Кровь чистая, другие анализы тоже не выявили ничего сверх нормы. Мы растеряны. Обычно дамы попадают сюда с последствиями абортивного зелья, но, как я уже сказала, вы не тот случай.

— Я бы никогда не стала, — тихо произнесла Гермиона. Она никогда бы не сделала ничего такого, никогда бы намеренно не убила своего ребёнка. — Это ужасно.

— Да, мадам. Посему мне бы хотелось выяснить, чтобы потом иметь полную картину вашего лечения, что же случилось?

— Не знаю, — растерянно ответила она колдомедику.

— Может быть, вас что-нибудь беспокоило или вы получили травму, упали, например?

— Нет, ничего такого, — качала она головой.

— Хмм...

Мадам Улье задумчиво вглядывалась в её лицо и лишь потом сказала:

— Ну, хорошо. Вам придётся на какое-то время здесь задержаться. Надеюсь, вы не против. Всё только ради вашего же блага. О вас хорошо позаботятся.

— Да, я понимаю. Спасибо.

— Отдыхайте. Пойду позову вашу бабушку, она не желала покидать вас ни на минуту.

И пожилая дама, мило улыбнувшись, покинула палату.

* * *

На второй день её выписали, но ещё неделю приказали отлёживаться в постели: ей никак не становилось лучше, депрессия и полное отсутствие жизни в ней не улучшало положение дел. Она лишилась ребёнка, Том её бросил, хоть и говорил иначе, но всё сводилось к одному — Гермиона осталось совершенно одна.

Никто не заговаривал о случившемся, но взгляды, обращённые к ней, говорили сами за себя: они её жалели, все до единого. Роза не отходила ни на минуту, готовая подставить плечо в трудный час, дядя пичкал снотворным по вечерам и успокоительным днём, а Винсент являлся к ней в комнату, как к себе домой и разговаривал, но чаще сам с собой. Но если бы один из них мог, хоть на минутку проникнуть в её мысли, то понял бы, как бесполезны их попытки.

Её преследовали страшные кошмары по ночам, и никакое дядюшкино зелье не помогало от них избавиться. Она теряла всё, что было ей дорого и когда-то любимо, падала в тёмную пропасть, от которой не было спасения. И просыпалась в холодном поту вся зарёванная. Один и тот же сон каждую ночь...

Ей нужен Том, он необходим ей рядом, и лишь тогда возможно всё наладится. Но его не было, чтобы утешить и поддержать её.

— Люблю тебя, — шепчет Том ей на ухо. Гермиона поднимает взгляд, встречаясь с его тёмными глазами, и улыбается. Она счастлива, как никогда.

— И я тебя, — её ответ.

Он нежно обнял её плечи и отстранился, мягко упав на колени к её ногам. Целуя сквозь белую льняную сорочку каждый сантиметр её внушительно раздавшегося живота, поглаживает и тихо шепчет: — Я жду тебя, малыш...

Но вместо счастья и улыбки приходит боль. В глазах стремительно темнеет. И Гермиона падает во тьму. И нет больше ничего: ни мужа рядом, ни ребёнка. Она обхватила свой «пустой» живот и зарыдала от отчаяния.

— Том, — прокричала она в пустоту. Но он не откликнулся. Только что он был здесь, целовал её, нашёптывал слова любви, и вот его нет. Холод окружает её со всех сторон, проникая под одежду, заполняя лёгкие... Ей нечем дышать. Она бежит, сама не зная куда, лишь бы уйти, избежать беды, страха и боли...

Ей чудится плач, жалобный плач ребёнка. Она рвётся на его звук, отчаянно желая уберечь сына от стужи и тьмы, постигшей Тома. И она видит его, её сыночка, маленькую кроху. Он был там, лежал в своей колыбели, зайдясь в рыдании. Гермиона приблизилась, но стоило только коснуться нежной кожи младенца, почувствовать её тепло, как тьма, густая и вязкая, окружила их и уволокла её дитя за собой. Она упала на колени, звала их, требовала вернуть, надеясь на чудо, но ответом ей была лишь тишина.

И снова сон, её кошмар. Она видит то же, что и прежде, но в этот раз конец меняется.

— Не бойся, милая, — чьи-то руки обнимают и ласкают её плечи, — всё будет хорошо...

Она не видит говорившего, но чувствует его тепло, заботу.

— Том... — с сомнением шепчет она в темноту.

И он является ей, красивый и уверенный в себе, как прежде. Он улыбается знакомою улыбкой, казалось бы, совсем не озабоченный происходящим.

— Я потеряла его, Том, — рыдая, говорит она. — Наш сын... его больше нет.

Улыбка на его устах не блекнет от таких известий. Он приближается вплотную и целует ее, и она тут же отвечает ему со всей страстью и желание, нашёптывая о своей любви, но вдруг отталкивает прочь, почувствовав себя обманутой. Она рвётся от него, желая быть подальше от безразличия на его лице, но он не отпускает, не размыкает своих стальных объятий.

— Не стоит думать об этом, — чужим голосом, совсем ей незнакомым, он будто утешает, — будут и другие, — и слова режут по живому. — Есть главное — ты и я, другое и не важно...

Она кричит от безысходности, от одиночества и боли... И тут же просыпается от собственного крика.

В последний такой кошмар она очнулась в успокаивающих объятиях Винсента. Ей было неловко находится так близко к чужому мужчине, но на секунду, лишь на мгновение ей показалось, что тело, его тепло знакомо ей, и оно согревало её, прогоняя прочь ледяную тьму в душе.

С тех пор он каждый раз оказывался рядом, баюкая её в своих руках, нашёптывая, как Том во снах, что всё пройдёт, будут и другие. Но голос этот отчего-то звучал роднее и нежнее.

* * *

Они гуляли по пляжу, она и Винсент. Он бережно придерживал её за локоть, ведя у кромки воды. Он что-то говорил, но Гермиона его совсем не слушала.

— Ты меня совсем не слушаешь, — мягко упрекнул он её. Они негласно перешли на ты.

— Слушаю, — отстранённо отвечала она, бредя по мокрому песку.

Её слова были откровенной ложью. Она была далеко от размышлений Винса, она думала о Томе, о своих снах выматывающих и опустошающих, и лишь только об этом. И думалось ей, что, если бы ни Том с его жестокостью и эгоизмом, они бы были счастливы, как никогда. Но всё сложилось по-иному. И ей бы презирать его за это, но она не могла. Гермиона была повинна не меньше мужа.

— Нет, не слушаешь, — Дюран покачал головой и вдруг остановился. — Я говорю тебе, но ты будто вовсе не со мной.

— Что ты от меня хочешь? — устало произнесла Гермиона, убирая с глаз чёлку.

Не стоило так дерзко говорить особенно тому, кто поддерживал её больше других, но всё же, как она устала от их притворства, что всё как прежде и ничего не изменилось.

— Да очнись же ты, наконец, — он встряхнул её за плечи. — Разве это конец жизни? Всё ещё будет...

— Да что вы все от меня хотите? — вдруг вскричала она, вырываясь из его рук. — Мне всё равно, слышишь, всё равно! Я не желаю вашей дурацкой жалости, наигранной беззаботности, — зло произнесла Гермиона. — Плевать я хотела на всё, просто оставьте меня в покое!

И она побрела, как ни в чём не бывало дальше, почувствовав в себе вдруг возникшую лёгкость. Она сказала ему только толику правды, но ощущения были приятны. Ей совершенно не было стыдно за свои слова.

— Ты так не думаешь, — последнее, что сказал он ей перед тем, как уйти и предоставить её одиночеству.

* * *

Две недели. Прошли две недели, а Том до сих пор не вернулся, не дал о себе знать ни разу. Её это тревожило. Пожалуй, это единственное, о чём она думала в последнее время. И Винсент больше не приходил к ней по ночам, не успокаивал в моменты паники и боли, не проявлял заботу при случайных встречах, вообще не говорил и, как ей показалось, избегал её.

— Я отправила ему совой письмо, — сказала бабушка, разливая чай по чашкам.

Они полдничали в саду. Стояла прекрасная погода: было тепло и безветренно.

— Кому?

— Тому, кому же ещё? — искренне удивилась она, будто это было так очевидно.

— И что же? Он ответил? — отрешённо поинтересовалась Гермиона. Она уже свыклась с мыслью, что мужу она не нужна и вдалеке от неё ему было куда лучше.

— Да, — твёрдо сказала Роза.

Сердце пустилось вскачь, но рухнуло куда-то к пяткам от разбитой надежды, как только бабушка договорила:

— Как покончит с делами, тут же вернётся, — и недовольно фыркнула. — Я ему сообщила, что жена его едва жива осталась, что такое горе свалилось на её плечи, а его лишь одна работа только и заботит.

— Ничего, — спокойно ответила Гермиона и попыталась улыбнуться. По правде говоря, было нестерпимо больно, но она приказала себе терпеть: хватит с неё слёз, хватит питать надежду на что-то светлое, придётся своими силами выкарабкиваться из трясины отчаяния. — Я уже в порядке.

Гермиона поднялась из-за стола, поцеловала бабушку в щёку и с деланной безмятежностью отправилась якобы почитать.

* * *

В половину второго ночи Гермиона потушила свет в спальни и улеглась спать, поудобнее устроившись на постели.

Тихий шорох разбудил её. Рядом у её кровати кто-то был, и ей на секунду показалось, что это Винсент — он так часто оберегал её покой. И она позвала его.

— Винс... Это ты?

Все лампы неожиданно загорелись, Гермиона зажмурилась, но когда вновь открыла глаза, то увидела перед собой Тома. Он вернулся. Глаза его горели в ярком свете ламп, лицо бледнее, чем обычно, было переполнено злобой.

— Прости, — слова его сочились ядом, — но жаль разочаровывать тебя, любовь моя, это всего лишь я.

Том был зол, его челюсть с усилием сжата, точно он боялся высказать вслух все свои мысли и обвинения, между бровей залегла мрачная складка. Он прошёл в комнату, снял с себя пиджак и бросил его на спинку кресла, а затем опустился в него с тяжёлым вздохом и принялся снимать с себя ботинки.

Гермиона всё это время хранила молчание. Не то чтобы ей не было что сказать, просто она откровенно залюбовалась мужем. Она была безгранична рада его видеть рядом с собой, такого родного и любимого ею, несмотря на изъедающую её обиду, на его грубости и пустые домыслы.

— Роза как всегда преувеличила, — с немалой долей сарказма начал он. — Ты ничуть не печальна и вполне прекрасно себя чувствуешь, как я погляжу. Надо полагать, Винсент хорошо о тебе позаботился.

При упоминании Дюрана его глаза вспыхнули красным блеском гнева, но он сумел себя сдержать, не поддавшись минутной слабости.

Голос Тома был спокоен, но Гермиону им было не обмануть, она ощущала кожей его злость, казалось бы, могла потрогать воздух руками, настолько он был тяжёл и вязок в его присутствии.

— Если ты так считаешь, — наего манер, спокойно ответила она. И только Гермиона могла знать, чего ей это стоило. Ей хотелось кричать, биться в истерике от его холодности и грубости, хотелось ударить Тома, чтобы он мог прочувствовать всю боль, испытываемую ею. Было противно понимать, что он вернулся, стоило ему узнать, что всё закончилось и миновали его страхи. Но она сдержалась.

— Иного не приходит на ум, когда видишь жену, лежащую в постели и зовущую другого мужчину. И как, он тебя впечатлил?

— Не говори чушь, Том!— впервые с их встречи она перешла на повышенный тон.

— Чушь в том, любовь моя, что я, как полный идиот, спешил сюда, — он подался вперёд, чтоб быть к жене поближе, — оставил все дела. И что же нахожу?

— Не больно-то спешил!— Гермиона вскочила с постели. — Две недели, Том, две чёртовых недели ты не давал мне знать, где ты, что с тобой... Ты бросил меня и не рассказывай, будто тебе есть до меня дело! Хотя, пожалуй, сейчас...

— Не было и минуты, чтобы я не думал о тебе, — перебил он, глядя на рассерженную жену, расхаживающую по комнате из угла в угол.

— О, как романтично, — едко заметила она. — Ты унизил меня, заставил меня чувствовать себя виноватой в том, в чём не было моей вины, — Гермиона резко остановилась и взглянула мужу в глаза. Её сотрясала ярость, и не осталось в ней радости от его появления. — И знаешь, я ненавижу тебя за это! Ненавижу тебя за боль, ненавижу за то, что заставил отвергать своего собственного ребёнка... твоего ребёнка! Ты эгоист, Том, и в этом нет никакой любви...

— Я просто испугался, — его слова были настолько тихими, что на миг ей показалось, что она ослышалась.

— Что?

— Я просто струсил!— выкрикнул он, вскочил с кресла и, сделав три шага в её сторону, схватил за плечи. — Мне просто стало страшно, понимаешь? Это всё бы изменило, твоя любовь не принадлежала бы больше мне...

Боль в его глазах, словах, смягчили её израненное сердце.

— Ты чёртов эгоист!— она всхлипнула и прижалась к его груди. Он обнимал её, прижимал так яростно и страстно. Сердца обоих гулко стучали в груди от переполнявших их эмоций.

— Прости, — простое слово, но такое значимое и нужное сказанное им, заставило её заплакать. — Прости, что не подумал о тебе, прости за глупости, что говорил, за боль... Я обещаю, всё наладится, и я обязательно привыкну к роли отца, да хоть кого, лишь бы ты была рядом, любила меня, как прежде, и была откровенна со мной.

Гермиона,удивлённая его словами, мигом отстранилась и взглянула на него, размазывая слёзы по лицу ладонью.

— Что Роза написала тебе?

Он часто заморгал. Очевидно, её вопрос смущал его. И проведя рукой по волосам, взъерошив их, ответил:

— Письмо было коротким и лишь о главном: тебе сильно нездоровится и я обязан быть рядом.

Она выдохнула с облегчением и разревелась пуще прежнего. Он ничего не знал и он вернулся к ней, вернулся только ради неё... несмотря ни на что.

— Прошу, не плачь, — с мольбой просил он, вновь прижимаясь к ней. — Я всё исправлю, — твёрдо заявил Том. — Мы справимся.

— Ничего уже не исправить, Том, — он вдруг напрягся всем телом и только крепче сжал ее в своих объятьях.

— Не говори так, — качал Риддл головой.

— Но это так, — печально ответила она. — Его нет, — её голос был едва слышен. — Нет больше нашего ребёнка...

Ей вдруг представилось, что было бы, явись он раньше, пока её переживание и отрицание не отняли ребёнка. Их счастье представилось на миг, и стало горько на душе. Она не меньше виновата, не сохранила дитя, не желала его, тем упустила.

— Что ты сделала?— медленно, тягуче, спросил Том. Он, сдерживая её за плечи, отстранился, и взгляд его горел непониманием, отчаянием и сожалением...

И она решилась. Отважилась открыться мужу и показать все страхи, мучавшие её, всю боль и то, как, не смотря на всё это, она любила мужа, всейдушою, всем телом.

Спустя минуту Томотшатнулся от неё, как от удара, в его глазах плескалась боль, наружу выступили слёзы, и Том упал. Упал коленями на пол, поверженный её эмоциями и мыслями.

— Мне жаль, мне так чертовски жаль...

— Я тоже виновата, милый, — она присела рядом с ним и обняла. — Мы справимся, ты сам так говорил.

Этой ночью они спали вместе, прижавшись, отчаянно желая быть как можно ближе, чувствовать друг друга, ощущать каждой клеточкой тела.

* * *

Она была счастлива, наконец-то могла открыто улыбнуться новому дню. Но стоило повернуться набок, улыбка её мгновенно погасла. На минуту Гермионе показалось, что всё приснилось, и не было ни Тома, ни разговора с ним, ни его нежных поцелуев на ночь...

— Проснулась, — раздался хрипловатый голос за спиной. Она мигом обернулась. В дверях ванной комнаты, голый по пояс, с повязанным на бёдрах полотенцем и мокрыми после душа волосамистоял её муж.

Она жадно его разглядывала, по-новому запоминала каждую чёрточку его лица, каждый изгиб мужественного тела, глубоко вдыхала запах его любимого мыла с корицей, исходящий от него.

По телу разлилось томительное чувство желания близости.

Том сделал два шага и прилёг рядом с ней набок, лицом к лицу, подперев ладонью голову.

— Ты так прекрасна, — с придыханием произнёс он. Провёл рукой по её бедру, задирая сорочку, нежно прошёлся по внутренней стороне и, едва достигнув её интимного местечка, остановился, испустив мучительный стон. — Не сейчас, — проговорил Том. Поцеловал жену в губы и соскочил с постели.

И он был прав, ещё не время, не сейчас.

Всё вернулось к привычному для Гермионы образу жизни. На кухне Жюстин, как всегда, готовит для семьи Грейнджер-Риддл завтрак по утрам. Гектор и Том за чашкой свежесваренного кофе с обоюдным интересом обсуждают накопившиеся в отсутствие Тома дела в магазине «Редкие зелья» и радуются удачной сделке с Ирландскими поставщиками, а Роза, как и прежде, недовольна экономкой сына.

— Жюстин, — окликнула бабушка мадам Лефевр и бросила многозначительный взгляд на молочник в её руке, — думаю, моему сыну уже предостаточно сливок. Не заняться ли вам другими делами?

Старушка никак не желала оставить Жюстин в покое, в особенности, когда последняя находилась, как бы сказала Роза, в опасной близости к её замечательному Гектору. Не пара они, твердила она. Сквиб ничего не может дать такому человеку, как её сын.

— Мама!— возмущённо воскликнул дядя, отвлёкшись от разговора с Томом. — Прекрати, пожалуйста...

Роза демонстративно фыркнула в ответ, со стуком опустив на блюдце фарфоровую чашку. Жюстин тут же покраснела от смущения и поспешила удалиться, чтобы после поднести для Гермионы тосты с клубничным джемом и чай. А она улыбалась, не без радости отмечая, что всё наконец-то встало на свои места.

Но не тут-то было, похоже каждодневно плохое утреннее настроение Розы распространялась сегодня и на Тома.

— Ты так и не сказал, Том, что задержало тебя?— спросила она его, как будто между прочим, спокойным тоном. — Три дня прошло, как я писала, а ты явился только сегодня...

Том нахмурился, взглянув в голубые глаза старушки, а Гермиона и вовсе перестала улыбаться и вся натянулась, точно струна, предчувствуя, что разговор не сулит ничего хорошего.

— Не надо, — взмолилась она, глядя на бабушку.

Том накрыл ладонь своейжены, ощутив её беспокойство, и с бесстрастным голосом, ответил:

— Ваша сова чертовски глупа, Роза. Письмо я получил лишь вчера на рассвете.

— И всё-таки что-то задержало тебя в Ирландии на добрых полдня, когда следовало...

— Достаточно!— прикрикнул Гектор, пристукнув по столешнице кулаком. — Дети всё уладили, помирились, наконец. Ты разве не видишь, что всё разрешилось — Гермиона так и светится. За лучшее не ворошить случившееся, мама. Никому от этого пользы не будет.

— Конечно же, уладилось, дорогой. Когда всё закончилось, — ощетинившись, заявила старушка, вскочив из-за стола. — А мне любопытно, Том, не ты ли причина всего случившегося?— она подпёрла руками бока, грозно взирая на Тома. — С чего моя девочка так переживала, когда должна была сиять от счастья? С чего лишилась дитя, как не от сильного стресса? А ты выждал полдня, зная, как она плоха стала! Да ты хоть представляешь, каково это видеть свою девочку сломленной, радость у неё точно дементоры отняли. А сколько боли она стерпела, сколько крови пролила...

Рука Тома с силой сжала ладонь Гермионы. Он нервничал и не без основания, чувствовалось, терпение его кончается, но он, что было сил, молчал, потому что уважал и любил Розу, как мать, и потому, что знал — она права.

— Мне очень жаль...

И чтобы избежать дальнейших ссор Том поднялся с места и, поцеловав жену в макушку, покинул кухню.

Настроение было испорченно. Роза, выговорившись, ушла следом, оставив сына и Гермиону в полном смятении чувств.

— Прости её, — тихо сказал дядя. — Она просто очень переживала и не знает, кого винить в случившемся... — и потянул, прежде чем добавить: — Я не желаю лезть не в своё дело, но думается мне, что бабушка отчасти всё же права. Тогда на свадьбе всё и началось: Том стал холоден к тебе, и ты страдала. Не это ли ответ?

— Нам просто нужно всё забыть, — с нажимом произнесла она. — Я больше не хочу, ни говорить об этом, ни слышать, дядя.

— Я понимаю, милая. Прости.

* * *

Три дня прошло и все точно как один — приятный. Том был наконец-то рядом, старался откликаться на любые желания Гермионы, оберегал её и ни разу не задерживался на работе дольше положенного, что несказанно радовало. Конечно, отчасти он делал это из чувства вины, но ей ли жаловаться? Ничтоне существовало для них в эти дни кроме них двоих, хотя впрочем, их полное поглощение друг другом никого и не волновало.

Роза принялась старательно избегать Тома, дядя не обращал на это внимания, полагая, что всё со временем разрешится, и она наконец-таки оттает по отношению к Тому.Но и Гектор где-то всё время пропадал: то на работе, то в кабинете до глубокой ночи и лишь частые хождения тайком туда Жюстин, унимали беспокойство Гермионы. И даже Дюран исчез из её жизни с возвращением мужа. Она не сказала бы, что это плохо, просто ей порой его не хватало, что не удивительно, ведь они сблизились в последние дни и стали почти друзьями.

* * *

Более или менее придя в себя, Гермиона собралась, чтобы отправиться на работу. Недельный отпуск и предписанный колдомедиком больничный подошли к концу, да и ей уже настолько опостылело сидеть дома, что выбраться из него, хоть куда-нибудь, считалось великим удовольствием.

Миновав приёмную и поднявшись по лестнице на второй этаж, Гермиона очутилась в знакомом ей отделении неизлечимых болезней.

— Гермиона!— воскликнула Элен, как только она дошла до медицинского поста, и обняла её. — Как же я рада тебе.

— Не говори, сама скучала, — обняв в ответ, сказала Гермиона.

— Со дня свадьбы не виделись, да и там лишь мельком, — отстранившись, отозвалась Морель. — Ну как ты, куда пропала так надолго? Одрик сказал, что ты заболела, взяла больничный. Что случилось?

Гермиона вымученно улыбнулась.

— Ничего серьёзного. Простое недомогание, — солгала она.

Элен нахмурила брови, с минуту пристально вглядываясь в её лицо, затем произнесла:

— Ну, хорошо, раз так. Ты знаешь, все так всполошились на свадьбе, когда ты упала без чувств. Я уж подумала... Ай ладно... — отмахнулась рукой Элен от собственных мыслей. — Ты выглядишь прекрасно и здорово — вот что главное. Идём, — она потянула её к скамейке у окна, — расскажу тебе новости.

Они присели.

— Ты только представь, Гермиона, я собираюсь в Англию на днях,— с сияющими глазами заявила Морель. — И не одна, — таинственно добавила она.

— Надеюсь, не Малфоем?— Гермиона поморщилась.

— Конечно с ним, а с кем ещё?!

— Вы с Адрианом так и не помирились?

Элен насупилась и перестала улыбаться.

— Нет, — твёрдо ответила она. — Не думаю, что это вообще возможно. Я поняла его и больше не держу. Пусть делает, что хочет... к тому же, кто будет думать об Адриане, когда с тобой такой, как Абрахас.

Гермиона скептически поглядела на подругу.

— Ну, правда же, Гермиона, Абрахас такой интеллигентный, красивый, умный и честный... — мечтательно начала перечислять достоинства Малфоя Элен. Сама же она поспорила бы с последним утверждением, но не её дело лезть в чужие отношения.

— Я рада за тебя, — ответила она и искренне улыбнулась.

С непривычки рабочий деньпрошёл уж очень утомительно, уже к обеду Гермиона выбилась из сил и лишь мечтала поскорее очутиться дома, принять пенную ванну и улечься спать в объятьях Тома.

Вернулась она позднее, чем обычно — мужа ещё не было,он,очевидно, задержался на работе — и сразу же направилась в спальню. Ужинать не хотелось, от усталости аппетит пропал напрочь.

Гермиона открыла дверь своей комнаты, сняла туфли и плюхнулась, не раздеваясь, на кровать в надежде полежать чуток, а после повалятся в тёплой ванне, но уснула.

Ей снился сон, кошмар. На этот раз не тот, что преследовал её в разлуке с Томом, другой. Он был столь красочный, что становилось страшно, неужтоон реален? Хотя реальности действительно в нём было много...

Том сидел за столом кабинета и выжидающе глядел на неё.

— Чай, — произносит он, она кивает не в силах произнести хоть слово.

Том подаёт ей чашку с горячим ароматным напитком, и Гермиона делает глоток-другой.

— Я действительно этого не хотела, — чуть ли не плача произносит она, стараясь удержать с собой, но он уходит, сам сказал и пусть говорит, что по делам, она не верила ему.

— Возможно, Гермиона, всё возможно. Но это уже не важно, больше неважно...

И сон вмиг изменился, искажая правду. Её скрутило пополам от невыносимой боли и утраты.

А Том, поднявшись, сделал два поспешных шага до неё, будто хотел помочь, утешить, но, нет. Он лишь сказал: — Я всё решил за нас обоих, — и прошёл мимо. Вышел, оставив её наедине с самой собою.

И голос из снов нашёптывал: — Это он, он лишил тебя дитя, опоил тебя...

Гермиона вновь проснулась с криком от душивших её слёз боли, что не случалось уже неделю, кошмары отступили, только Том вернулся. Но почему опять?Ейхотелось знать, что послужило поводом? Она чувствовала себя больной, растерянной.

— Тш-ш-ш, — знакомый утешающий голос рядом и он принадлежал не Тому. — Тебя опять мучают кошмары, — произнес Винсент, поглаживая её по голове.

«Не может быть, — твердил ей внутренний голос. — Всего лишь кошмар и ничего другого. Не мог Том пасть настолько низко. Чушь!— кричаловсёвнутри. — Не может быть, она бы поняла это, догадалась».

— Тебе нужно лекарство, — тихо сказал Винс, по-прежнему сжимая её в своих объятьях. — Зелье сна без сновидений в самый раз.

— Где Том? Мне нужен Том, — повысив голос, ответила Гермиона и отпрянула от Дюрана.

— Твой муж?— спросил он, будто бы не сразу понял, о ком она сказала. — Его здесь нет. Его никогда не бывает рядом, когда он нужен, разве ты не видишь? И все твои сны лишь об этом. Пора б понять это.

— О чём ты говоришь?— Гермиона перестала понимать, что происходит. Её удивило, с какой озлобленностью и ненавистью Дюран говорил сейчас. Да, они с Томом недолюбливали друг друга, но ненависть...

Ей хотелось укрыться от душившей её боли, от неприятных мыслей, подозрений, а сидящий перед ней человек лишь усугублял её и без того плохое самочувствие.

— Уйди...

— Что?— оторопев, переспросил Дюран и поднялся с её постели.

— Уйди, пожалуйста.

— После всего, что я сделал для тебя, ты просишь меня уйти?

— Да, — закричала она в голос. — Да, прошу. Просто уйди.

Всё произошло так стремительно и быстро, Гермиона не сразу поняла, что собственно произошло, глядя, как Винсент прямо-таки падает к её ногам, сложившись пополам, его оттаскивают от неё прочь чьи-то руки.

— Не смей касаться её, ублюдок!— с яростью выкрикнул Том, вышвыривая Дюрана из их спальни. — Попробуй ещё хоть раз к ней подойти, и я, клянусь, убью тебя...

— Ты уже достал меня, Риддл, — прохрипел Винсент, поднявшись на ноги и вытирая тыльной стороной ладони, кровь со своей разбитой губы произнёс: — Клянусь, ты ещё пожалеешь об этом, — и, пошатываясь, наконец-то, ушёл.

— Милая, — уже нежно сказал Том, приблизившись к жене. — Что это выродок тебе сделал?— он попытался прикоснуться к её щеке, но она отстранилась с тихими словами:

— Ты ведь не мог сделать этого, правда? Скажи мне, Том...

— Что, милая? Что эта сволочь наговорила тебе?

— Ты ведь не мог убить нашего ребёнка, скажи, Том, скажи, что не ты это сделал со мной?

Том побледнел и отпрянул.

— Том?— настороженно позвала она его, но он не откликнулся.

На Томе не было лица: он побледнел и выглядел растерянным. Тут же отстранился от жены, сделав несколько шагов подальше, избегая при этом даже короткого взгляда на нее.

— Почему ты молчишь?— настороженно спросила Гермиона, подозревая худшее.

Том дёрнулся, точно на краткий миг позабыл о её присутствии, словно быона застала его врасплох. Глаза их встретились. Сколько же неприкрытого недоумения и боли было в его взгляде...Гермиона тут же засомневалась в своих словах.

— Повтори, — прохрипел он осипшим от волнения голосом.

— Том... — выдохнула она растерянно.

— Повтори, я сказал, — уже сквозь зубы произнёс Том.

— Прости, — только и прошептала Гермиона, прикрывая ладонями лицо.

— Простить?— с издёвкой переспросил он и со злой усмешкой, добавил: — Да нет, милая, за что, собственно, ты извиняешься? Ты лишь сказала то, что думаешь. Я ведь зло в чистом виде и всегда таковым для тебя являлся!

Нет, она никогда не считала Тома злым, нет, не того Тома, которого знала здесь и сейчас. Но он был прав, она всегда имела на его счёт сомнения, хоть и любила. Боялась, что когда-нибудь он может поддаться темной стороне своего характера. И сколько бы Том не старался доказать обратное, веры в ней было недостаточно, чтобы перестать думать об этом.

— Да нет же, Том, — жалобно простонала Гермиона, оторвав ладони от заплаканного лица и поглядев на мужа. — Это вовсе не так...

Гермиона не знала, как сказать о волнующем её сне, кошмаре, который породил в ней мимолётное сомнение. Чувствовала себя глупо, оттого что положилась на какие-то видения, вызванные её больным сознанием и пережитыми событиями, и,в конечном, итоге обвинила Тома чёрт знает в чём.

— Ты с лёгкостью обвинила меня, стоило этой сволочиДюрану открыть рот на мой счёт. И я всё ещё не пойму, ты ведь так и не объяснилась, какого чёрта он захаживает к тебе по ночам?

— У меня снова был кошмар...

— И он утешил тебя, не правда ли, Гермиона? Тебе было приятны его объятия, ласки?

— Что ты несёшь? Ничего подобного не было!

— Ну как же, я как раз попал в момент вашихобжиманий.

— Я просто плакала, и он проявил беспокойство и хотел... Ты ненормальный, Том, если полагаешь, что он мне нравится!

— А разве нет? Ты не особо-то сопротивлялась.

— Винсент мне симпатичен, но отнюдь не так, как ты думаешь. Мне, в конце концов, не зачем оправдываться перед тобой, я ничего плохого не сделала.

— Как знаешь.

— Да знаю, а ещё я знаю, что мой муж больной, эгоистичный придурок!

— А я никогда и не отрицал своей природы, никогда не притворялся перед тобой, в отличие от Дюрана.Ставлю тысячугаллеонов, что ему, как раз-таки, есть, что скрывать, недаром он закрыт ото всех, хоть мысленно, хоть внешне. А с чего бы это? Он же вроде как в семье...

— Да чтобы такие, вот как ты, всюду не совали своего носа!

— Ты его уже защищаешь? А я, значит, всюду плохой для тебя? Прекрасно, Гермиона, просто великолепно...

— Куда ты?!— удивлённо воскликнула Гермиона, глядя, как Том, подхватив с кровати подушку и плед, собрался на выход из спальни.

Он, не оборачиваясь, раздражённым тоном ответил ей:

— Прилягу сегодня в кабинете, нам обоим есть, над чем подумать...

— И как это понимать?— прикрикнула она ему вслед, но он не отозвался, вышел и тихо закрыл за собой дверь.

ПолночиГермиона ворочалась с бока на бок и никак не могла уснуть. Том так и не ответил на её вопрос, заводил странные речи о Винсенте, точно нарочно избегал главного в разговоре. И с чего вдруг дался ему этот Дюран? Ну ладно, возможно, Винсент и был скрытный, но Гермиона вполне могла его оправдать: кому понравится, что в его мысли лезут без спроса. А ещё эта открытая ревность и будто соперничество с Винсентом, словно она дала, того не осознавая, одному надежду, другому — повод подозревать себя в неверности.

Гермиона легла на спину и уткнулась взглядом в потолок, размышляя.

Хотя, будь на её месте Том, а на месте Дюрана — Софи или Вальбурга, да любая другая женщина, она бы ещё и не то подумала. Но в чём её-то вина здесь? Гермиона же не просила Винсента являться к ней в спальню и обнимать, нашёптывать успокаивающие слова. Гермиона ничего не скрывала от мужа и она доказала свою открытость прошлой ночью.

— Господи, как же я устала, — прошептала она в тишину и в порыве эмоций вскинула руки вверх и тут же резко их опустила, глухо хлопнув ладонями о матрац.

Хотелось немедля подняться с постели и пойти за Томом, вернуть его обратно, обнять и... попросить прощения?..

Её самолюбие тут же запротестовало, стоило только подумать о последнем. Не будет она просить прощения. Ведь не за что.

«А как же твой вопрос?— мерзким голосом напомнило ей её подсознание. — Ты открыто обвинила своего мужа в убийстве...»

Гермиона резко села на постели. Сердце бешено колотилось от переполнявших её эмоций противоречия. И как подобные мысли прокрались в её голову, как смогли одурманить её сознание. Да, Том не жаловал ребёнка, он это отнюдь не скрывал и заявлял открыто, но он бы никогда, никогда не причинил ей, Гермионе, вреда. Она это знала, она верила в это...

Тихо прокравшись по коридору, Гермиона приоткрыла дверь и просунула голову внутрь кабинета. В помещении было темно, лишь слабый свет луны проникал в окно, освещая комнату тусклым светом. Том лежал на кушетке лицом к спинке. В полнейшей тишине слышалось его ровное дыхание. Он уже спал.

Она прошла, беззвучно закрыла дверь за собой и на секунду остановилась, задумавшись. Зачем она, собственно, так спешила сюда, да ещё и в столь позднее время — напольные часы первого этажа как раз отзвонили три ночи? Возможно, для того, чтобы поговорить, высказать своё сожаление или может быть снова потребовать ответ? Но хотелось ли ей его знать, она сомневалась. — Так и будешь стоять в дверях?— усталый голос Тома нарушил спокойствие ночи. Гермиона вздрогнула и едва не вскрикнула от неожиданности.

— Я... — она не знала, что сказать. — Прости, я тебя разбудила.

— Я не спал, — ответил он тем же голосом.

Кушетка жалобно заскрипела под весом Тома, когда он поворачивался на другой бок. Он чуть поднялся, устроил голову на ладони полусогнутой руки и устремил свой взгляд на жену.

Гермиона от его пристального взора нервно переступила с ноги на ногу, не решаясь что-либо ещё добавить. Стоило бы уйти, но она будто чего-то ждала.

— Зачем ты здесь?

— Не знаю, — честно ответила она и потупила взгляд, но момент спустя вскинула голову и твердо заявила: — Я понимаю, ты мной недоволен, я должна была давно сказать Винсенту, чтобы не являлся к нам в спальню, но всё же... — тут голос ей изменил. Гермиона чуть не шепча, закончила, — он был рядом, когда мне было плохо, понимаешь, и нет ни его вины, ни уж тем более моей, что он действовал в этот раз скорее по привычке и вновь пришёл мне на помощь. В его действиях не было ничего интимного и предосудительного.

— Это ты так полагаешь, — прохладно ответил Том. — Я же вижу иное. За своей наивностью ты никак не разглядишь главного. Ты ему нравишься, Гермиона, и отнюдь не как друг. С самого своего появления, с первой вашей встречи, он испытывает к тебе интерес... Я чувствую это, знаю...

— Не верю.

Они с Дюраном вообще почти не общались. Он никогда не настаивал, не оказывался рядом, стоит лишь Тому отойтив сторону. Винсент имел множество возможностей для этого, будь он действительно заинтересован в ней, как утверждал Том, но ведь он этого не делал. Не искал её, не навязывал своего общения ей. Иной раз казалось, что он намеренно её избегал. Так, с чего такие глупые выводы? Да, Винсент поддержал её морально в трудный час, но не более того.Слова мужа были лишены всякого смысла. Она не могла и не нравилась ВинсентуДюрану сильнее, чем требовала того дружеская симпатия.

— Интересно, однако.Ты с такой лёгкостью отдалась подозрениям, обвинила меня в убийстве нашего ребёнка, но оказалась не способна поверить в такое чувство, как влюблённость. И почему? А всё потому, что это сказал не я? Вероятно, скажи это Дюран, пусть не о себе, а о ком другом, ты бы с большей охотой прониклась его словам.

— Прости, Том, но я должна была спросить... Этот сон... — её щёки полыхали от смущения. Том прямо сказал, что доверие в их отношениях умерло и она в том виновата. — Он был так реален.

— Ты не имела права задавать подобных вопросов мне!— его голос сделался резки и мрачным. Том вскочил с кушетки и в два счёта оказался рядом. — Как тебе вообще пришло в голову, будто я способен тебя настолько обидеть? Да, я был не прав и признал это, чёрт побери. Да, я склонял тебя к аборту, хотел этого, но я повторюсь: то была ошибка, слабость, трусость... Называй, как хочешь! Я способен на многое, Гермиона, но такое мне даже в голову не приходило...

Он не скрывал своей отчаянной ярости: метался по узкой комнате точно зверь в клетке, шумно дышал и держал ладони крепко сжатыми в кулаки.

— Почему же ты тогда сказал, что моя вина уже не важна для тебя? Ты будто знал, что всё уже кончилось... И этот чай...

— Да, знал, — глухо ответил он, устроившись у окна, глядя куда-то перед собой. — И чай тут вовсе не причём. Роза сказала, что с аппетитом у тебя неважно, и ты почти ничего не ешь в последнее время. Я полагал, что мне ты едва ли откажешь съесть что-нибудь, и оказался прав.

— Так что же произошло, Том?— медленно, с опаской спросила она.

— Я был противен сам себе, понимал, что это более чем низко, поступать так с тобой, и всё же продолжал упрямо давить. Но в один момент я решил отпустить ситуацию. Позволить тебе беспрепятственно сделать свой собственный выбор, каким бы он ни был. Решил довольствоваться тем, что есть, боясь потерять тебя... В тот день я сказал тебе, что ничего уже не имеет значение, что ты вольна поступать, как знаешь. Но вот находиться поблизости было странно тяжело для меня. Я попросту сбежал, хотел тогда быть как можно дальше, хотел остыть, собраться с мыслями и приготовиться к неизбежному, ведь я знал, каков твой выбор. Потому, тут же немедля отправился в дорогу... И я совершенно забыл с тобой попрощаться.

— А ятак ждала тебя, — со слезами в голосе произнесла Гермиона. — Мне никогда не было так больно и холодно, как тогда. Ты так и не появился. Я думала, ты всё же бросил меня и больше не вернёшься.

— Я понимаю, — с горечью сказал он.

Том всё не оборачивался, а ей так хотелось, чтобы он посмотрел на неё, хотела видеть его глаза в тот момент, чувствовать на себе его взгляд. Но он не обернулся. Они простояли в полнейшей тишине минуту-другую, ни один из них не сделал и шага навстречу друг к другу. Они поговорили, последнее выяснили, но это, казалось, не принесло ни успокоения, ни мира в их отношения. Лишь разбередило почти унявшееся чувство обиды.

— Почти утро, — наконец, произнёс он, нарушив давящее молчание. — Отправляйся спать. Тебе надо хоть немного отдохнуть и согреться. Камин давно потух, а ты босая. Иди в постель.

Он выпроваживал её. И было понятно, что сам он не намеревался идти за ней в комнату. Но она хотела, чтобы он вернулся вместе с ней в их общую постель.

— А как же ты? Ты не пойдёшь со мной?

Он обернулся. Лицо скрывала тень, и невозможно было разглядеть его эмоции в тот миг. Том глубоко вздохнул.

— Не сегодня. Ступай.

И Гермиона,поникшая и хмурая, отступила к двери, готовая уйти.

Она покидала кабинет, испытывая глубокое разочарование и боль. Было трудно смириться с отказом Тома и вернуться в их общую комнату в одиночестве, но она понимала, что скорее заслужила это. Гермиона совершила ужасную, по её мнению, ошибку, позволила глупому воображению разыграться и взять верх, посеяв в ней сомнение. И без того хрупкое перемирие и понимание между ними вновь было разрушено мимолётным всплеском эмоций. Она уже больше не доверяла себе, потому что, казалось, везде была неправа.

Она прокралась в спальню на цыпочках и тихо прикрыла дверь. К утру в комнате заметно похолодало; ноги совсем озябли, а тело пробирала мелкая дрожь. Она мигом забралась в постель, укуталась в пуховое одеяло по самый нос и подтянула ноги к груди, желая поскорее согреться.

Сон не шёл ещё какое-то время, мешала нервозность и холод, но усталость взяла своё. Когда долгожданное тепло окутало её замерзшее тело, глаза сами собой закрылись, и Гермиона провалилась в спасительный сон.

Проснулась она через какие-то два часа. Было неимоверно душно. Гермиона завозилась и ногами стянула с себя одеяло. Тело покрывала испарина, жутко хотелось пить. Она перевернулась набок лицом к прикроватной тумбочке, где с вечера Жюстин оставляла графин с водой и открыла глаза. Стоял полумрак, уже почти рассвело. С улицы доносились звуки дождя и сильного ветра, но в комнате было очень тепло.

Гермиона присела на постели и только сейчас заметила, что не одна. В кресле сидел Том. Его тело казалось расслабленным, веки опущены, можно было подумать, что он спит. Но он почти стразу откликнулся на её пробуждение — открыл глаза и посмотрел на жену озабоченным взглядом.

— Согрелась?— спросил он сонным голосом.

Гермиона бросила взгляд на камин, в нем догорали последние угли. Вероятно, Том пришёл вскоре после того, как она заснула и потрудился зажечь дрова в камине. Она нежно улыбнулась мужу благодаря его тем за заботу.

— Спасибо.

— Не стоит. Поспи ещё, некуда торопиться.

Но она уже не хотела спать, сон покинул её с той самой минуты, как она увидела его.

-Ты здесь?— и вздохнула с облегчением.

Губы Тома тронула едва заметная улыбка. Он медленно поднялся на ноги и спустя мгновение очутился рядом с ней на кровати.

Она тут же забыла о жажде, всё её внимание было приковано к нему. Её переполняла радость и неверие.

— Ты продрогла там, в кабинете, и я решил согреть тебя, — игриво произнёс он.

Он так отличался от того сдержанного и прохладного Тома, которым был ещё два часа назад, заботливый и кокетливый. В конце их разговора Том ясно дал понять, что всё ещё зол, и не намерен пока сближаться. Но что же изменилось за это время?

— Ты больше не злишься?— с опаской спросила она, но надеясь на лучшее.

— Прости, — прошептал Том. Легко коснулся её щеки и нежно провёл по ней пальцами. — Не следовало говорить тебе всего, что было сказано мной. Я был так неправ. Ты имела полное право злиться на меня, подозревать в худшем, — он тяжело вздохнул, убрал от её лица руку и склонил голову, поражённый. — Это мне полагалось быть рядом, поддерживать тебя и уберегать от кошмаров. Прости...но это всего лишь я — твой эгоистичный, ревнивый придурок.

Она подавила рвущейся наружу смешок и с деланной серьезностью сказала:

— Да, ты такой, Том. Эгоистичный, ревнивый придурок... Но ты мне нужен даже таким.

— Иди ко мне...

Он положил голову на подушку, улёгся поудобнее на постели и раскрыл свои объятья для жены. Она прильнула к нему довольная и счастливая и почти тут же уснула, мысля о том, что, наконец-то, чёрная полоса сменила себя на белую.

Сорри, глава пока не правлена!

Было уже около восьми, когда Гермиона спускалась из спальни на кухню к ужину.

Она вдруг остановилась на нижней ступеньке лестницы и прислушалась. Из гостиной слышны голоса. Роза громко и возмущённо кому-то говорит:

— Тебе вовсе там незачем быть! Надо заниматься магазином, да и кто скажи на милость, присмотрит за домом в её отсутствие, мне этим занимать прикажешь?

Дяди на её нападки ответил предельно спокойно:

— Я всё уладил, мама. Том присмотрит за магазином, а на хозяйство пришлю Софи. Ей будет приятно побыть с вами пару дней, она за всем приглядит.

— Вот оно как, — сухим голосом произнесла бабушка. — Сколько не пытаюсь отвадить её, а она всё равно находит способ залезть тебе в койку...

— Матушка!— не вытерпев, с возмущением, воскликнул дядя. — Что за непристойности лезут в твою голову? Не говори глупостей!

— Гектор, я стара, но не слепа. Ничего святого нет, эта женщина даже из тяжёлого состояния матери готова извлечь выгоду. Гляжу, никакими методами не чурается.

— Не говори, не зная. Жюстин лишь поделилась своим горем...

— А что же не со мной?— перебила его мать. — Разве я не поняла бы?

— Да как же, если ты её так запугала, что она и слово вымолвить в твоём присутствии не смеет.

— Удобно, не находишь?

— Как бы то ни было, мама, моё решение таково: я вызвался сопровождать мадам Лефевр в её путешествии и пробуду в нём дня три, за это время ничего не приключится.

— Это всего лишь Леон, а не край света, Гектор! Ей твоё сопровождение ни к чему, не унималась Роза

— С тобой бесполезно говорить, — устало произнёс дядя и вышел из комнаты.

Они чуть не столкнулись, так стремительно и неожиданно он покинул гостиную. Гектор вымученно улыбнулся ей и со словами «Твоя бабушка безнадёжна» удалился в подвальное помещение, где находилась лаборатория.

Когда Гермиона вошла в комнату, бабушка сидела в кресле, сложа руки на коленях, осанка прямая, вид напряжённый.

— Эта женщина испортила моего дорогого Гектора, — тихо вымолвила она. — Раньше он никогда мне не перечил.

— Что скажи на милость плохого в том, что они нравятся друг другу?— спросила Гермиона, присев рядом с женщиной и взяла её руку в свою. — Пусть она сквиб, но будь у них ребёнок он бы...

Бабушка резко одёрнула руку и бросила на внучку пронизывающий взгляд.

— Ты что-то знаешь, не так ли?— прищурившись, спросила она.

Не полагалось говорить о будущем, но в данном случае немного не повредит — Роза успокоится, а если нет, то хотя бы смирится.

— Он будет счастлив с ней, поверь. Позволь ему, наконец, иди своей дорогой. Я знаю, Жюстин тебе не больно симпатична, но она сделает его жизнь прекраснее. Он заслужил это, Роза. Пятнадцать лет уже прошло...

Старушка лишь грустно ухмыльнулась.

— Да, давно это было... Миранда. Знаешь, она такая воспитанная, начитанная была, из хорошей семьи, а каким умом дарована. Представь, они с Винсентом были самые лучшие на курсе зельеваров, даже способнее твоего дяди, — Роза хихикнула, но тут же посерьёзнела, — глупо, конечно, что мальчишка выбрал юриспруденцию, из него вышел бы прекрасный алхимик. А она, в наше время такой невестки и не сыщешь, разве что её место могла бы занять Анетт, на это я так надеялась, — она тяжело вздохнула. — Эта Лефевр не пара моему сыну. Нет в ней и толики того, что украшало Миранду. Обычная кухарка...

— Бабушка, ты же знаешь, что не в воспитанности и начитанности его счастье. Это тебя радует, ему же нужно совсем другое.

— Думаю, пора мне вернуться в Лондон. Загостилась я что-то, — в голосе обида. Старушка поднялась с кресла. — Вот вернётся сын, и я тут же соберусь. А пока я не могу оставить тебя одну-одинёшеньку — на Тома совсем надёжи нет.

Роза встала у окна, обхватив себя руками.

— Пройдусь по парку, составишь мне компанию?— спросила она обернувшись.

— Не выйдет, — покачала головой Гермиона. — Успею лишь отужинать и поспешу в больницу. Сегодня у меня ночная смена.

— Конечно, — старушка улыбнулась ей натянутой улыбкою, — иди, — и, миновав оранжерею, вышла из дома.

— Мне неудобно это говорить, — лицо мадам Жюстин сделалось пунцовым от смущения, — я вовсе не подслушивала, нет, просто мадам Роза больно громко говорит, — зачастила она, но тут же переведя дыхание, с благодарной улыбкою добавила: — Спасибо, Гермиона.

— Не стоит, — отозвалась она, возвращая экономке смущённую улыбку. Больно уж было неудобно за бабушкины речи перед ней.

— Ваш дядя мне так дорог, но я никоим образом не хочу, вносит разлад в вашу семью, — Жюстин налила Гермионе кофе из кофейника, отошла и встала у мойки спиною к ней. — Я люблю его, — тихо вымолвила она.

В момент её откровений в дверях кухни показался Гектор. Он так и замер услыхав её слова. Глаза его не отрываясь, смотрели на Жюстин, и Гермиона вмиг почувствовала себя здесь лишней.

— Пожалуй, мне пора, — она поспешила встать из-за стола, взяла чашку с недопитым кофе, дошла до мойки и прошептала едва слышно экономке: — За дядю стоит побороться, мадам Лефевр. А бабушка... она ведь привыкнет. Никуда не денется.

В дверях дядя ей улыбнулся, поцеловал в висок и после этого, она покинула их.

Время было позднее, где-то около девяти часов. Обычно в это время приёмный покой пустует, а в этот раз, когда Гермиона вышла, отряхиваясь из камина на жёстком больничном диване возле окна сгорбившись, сидела знакомая ей леди.

— Мадам Иви?— окликнула она пожилую женщину.

Та вмиг обернулась. На лице её застыла маска боли.

— Вам плохо?— Гермиону тут же оказалась рядом. Присела на корточки возле старушки. — Почему вы сидите здесь? И где привет-ведьма?— спросила она, окидывая взглядом приёмную.

— Да кто ж её знает, — сквозь зубы ответила старушка и застонала: — Ох, как ноги-то болят и ад не нужен. Обыскала весь треклятый дом, а лекарства и нет. Поди, закончилось, а я старая калоша и не заметила...

— Сейчас... — сказала Гермиона и торопливым шагом отправилась на поиски привет-ведьмы.

Она нашла её распивающую вечерний чай в комнатке для дежурных колдомедиков в компании месье Одрика Фурнье и двух незнакомых ей дам среднего возраста. Та кто ей нужен был, сейчас заливисто смеялась в тон своим компаньонкам и как бы, между прочим, касалась возложенной на стол рядом с собой руки Фурнье.

— Вам что-то нужно?— отсмеявшись, холодно поинтересовалась одна из дам, заметив Гермиону на пороге.

— Гермиона?— обернувшись, с улыбкой поприветствовал её начальник. — Это Гермиона Риддл, наш колдомедик-практикант. Талантливая девчушка, — представил он её остальным.

Та самая кого она искала, попыталась выдавить из себя улыбку, но вышло довольно неудачно, лицо её скривилось, словно в боли, а дальше хуже, Одрик добавил: — Присоединяйтесь к нам, Гермиона, — он подозвал её рукой, а она и вовсе бросила на Гермиону откровенно злобный взгляд. — У мадам Робер превосходный малиновый чай, а милая Бланшет рассказывает такие развесёлые анекдоты...

— Простите, — вежливо сказала Гермиона, — но я спешу на смену. И да, в приёмной ожидает пациент...

Привет-ведьма искусственно заохала, и тошнотворно мило улыбнувшись своими тонкими губами Фурнье, ушла, но по пути на выход нарочно без сомнений ударила её плечом.

Начальник дружелюбно распрощался с дамами и, взяв под руку Гермиону, повёл её в их отделение.

— Как славно, что мы встретились. Мне следует сказать вам кое-что, — серьёзным тоном заявил ей Одрик и остановился на лестничном пролёте между вторым и третьим этажом. — Должно быть вам известно, что мадемуазель Морель покинула больницу. Уволилась на днях.

— Уволилась?— с заметным удивлением воскликнула она в ответ. Он улыбнулся ей натянуто и удручённо покачал головой.

— Да. Решила попытать счастье в Англии.

— Она мне говорила, что собирается отправиться туда, но что не вернётся...

— Очевидно, Элен нашла своё там место и решила не возвращаться. Но я о другом. Пока не удалось найти замену, увы, ночные смены придётся между дежурными увеличить до трёх в неделю.

Её это не особо волновало, другое беспокоило: отчего Элен не написала ей, не пришла, не попрощалась. К чему такая спешка? Конечно, понятно к кому она спешила, но чтобы так исчезнуть незаметно. Её это огорчало.

Утром, перед уходом Гермиона навестила мадам Иви, чтобы справиться о её здоровье.

— Ну как вы, мадам Ив?— спросила она, войдя в просторную палату на двоих.

В комнате было прохладно, и она поёжилась. Единственное широкое окно было чуть приоткрыто, впуская внутрь холодный весенний воздух. И Гермиона поспешила затворить створку, чтобы чего доброго мадам Иви ещё и простуду не подхватила.

— Нет, — возразила старушка, — оставь.

— Холодно же, — не согласилась Гермиона. — Вы простудитесь...

— Меня тепло укрыли, — уже с улыбкою ответила она. — Присядь, — старушка похлопала ладонью по матрацу рядом с собой.

— Конечно, — ответила ей та и присела на край её кровати. — Как вы сегодня себя чувствуете?

— Вполне неплохо, дорогая. Меня здесь подлечили, на завтра я могу идти домой.

— Спешите к Александру? С кем он сейчас?

И как она могла забыть об обещании данном Клодетт, заботиться о её внуке? Но Гермиона, к сожалению, и своему стыду так ни разу и не навестила малыша. Неважно, что на то были тогда свои причины, но из-за собственных проблем и переживаний она забыла обо всём на свете. Пора было исполнить просьбу.

— Никто меня уже не ждёт, — печально отозвалась мадам Ив. Глаза её тут же покраснели и увлажнились. — Забрали моего мальчика...

— Кто забрал?— удивлённо спросила она в ответ.

— Ну а кто мне семидесятилетней старухе едва сводящей концы с концами позволит растить пятилетнего мальчишку? Никто. Забрали его в приют. Там, мол, он и воспитание, и уход надлежащий получит... Я ведь не спорю — так оно. Но больно тоскливо без моего мальчугана, а я его и навестить из-за проклятых ног не в силах.

Старушка, не скрывая эмоций, заплакала. Было горько смотреть на неё в таком разбитом состоянии. Лишиться единственного, ради чего хотелось жить это — печально.

— Я навещу его за вас, — решительно сказала Гермиона и протянула даме носовой платок. — И если мне позволят, мы могли бы прийти к вам в гости, чтобы вы увиделись. Я уверена, ему тоже без вас тоскливо.

Мадам Ив разревелась пуще прежнего, очевидно растроганная её поступком.

— Ох, я так была бы счастливая... В последний раз хотя бы, большего мне и не надо.

— Не говорите так, — серьёзно возразила Гермиона. — Если всё получится, Александр ещё не раз придёт к вам в гости. Я всё устрою, обещаю.

На этом они и распрощались.

До самого камина в приёмной Гермиону всё думала об Александре и мадам Моро. Она больше не чувствовала волнения и страха вспоминая свой сон, видение. Ей вообще казалось абсурдным и неправдоподобным предостережение Клодетт. Да возможно Том предал её, но это не то предательство, которое нельзя простить, из-за которого стоит со всех ног бежать от мужа. Он оступился, растерялся. Бывает. И с чего вдруг ей из-за этого стало нетерпимо слышать имя этого мальчишки, ведь по существу он ничего не сделал. Глупо. Она его не видела ни разу, едва что-либо знала о нём... Неожиданно всё прошло. Гермиона заметила за собой, с какой лёгкостью она говорила о нём, как ей искренне хотелось помочь ему и мадам Ив. И ей вдруг самой отчаянно захотелось опекать этого мальчика.

Но может то потеря своего собственного ребёнка, и потому ей захотелось... Неважно. Не стоило и думать о таком. Том никогда не одобрит её мысли и не позволит Александру стать чем-то большим в её жизни.

Прежде чем покинуть приемною и отправиться домой Гермиона встряхнула головой желая избавиться от наваждения и всего того ненужного, что лишь способно усложнить и без того хрупкие отношения с мужем.

Накануне ночью вернулись Друэлла и Кигнус. Было полной неожиданностью прийти домой с дневной смены уставшей и разбитой и вдруг почувствовать себя настолько счастливой от одного лишь короткого письма подруги. Та приглашала их на обед и сколько же терпения понадобилась ей, чтобы дождаться положенного часа и не пуститься тут же в особняк Розье, обнять Друэллу. Гермиона безмерно скучала по подруге. Ей не хватало её весёлого нрава, неисчерпаемого позитива с которым та смотрела на жизнь. Она нужна была ей...

Но встретившись, Гермиона так и не решилась вывалить на счастливую Друэллу свои печали.

Их встретили и сопроводили в гостиную. В комнате было шумно — играла музыка из патефона, звенел весёлый смех Друэллы и остальных. Кигнус завидев Тома, тут же увлёк его в разговор, прежде крепко обняв Гермиону. Анетт приветливо им улыбнулась и справилась у Розы о делах Гектора и бабушка увлечённо принялась охать и ахать, обсуждая с ней своего непутёвого сына. Адриан стоял у окна с бокалом красного вина в компании симпатичной брюнетки. При появлении Гермионы он бросил в её сторону короткий взгляд, кивнул, и даже как ей показалось, улыбнулся.

И тут она попала в объятия Друэллы.

— Я так скучала, — чуть ли не со слезами, обнимая, вымолвила она в плечо подруги.

— Я знаю, — ответила ей та. — Но не скажу, что мне было когда, — и лукаво улыбнулась. — Кигнус не давал и минуты покоя...

— Прости меня... — она улыбнулась подруге смущённо.

— За что?— не поняла та.

— Что испоганила твоё венчание. Так неудобно вышло.

— Да, — заявила Друэлла вдруг посерьёзнев, — заставила же ты поволноваться. Тогда я так испугалась, ты себе не представляешь... Так что случилось?

Друэлла смотрела на неё выжидающе, жаждая продолжения и Гермиона, прекрасно знала, каких новостей от неё ждёт подруга. Говорить об этом она не хотела, да и не будет — прошлое должно остаться в прошлом. Не стоит обсуждать то, что не случилось.

— Ничего, — уклончиво ответила она.

— Вот и мама мне писала твоё «ничего». Говорит недомогание, — она смотрит на неё так пристально, будто ищет в её лице иную правду.

— Недомогание, — заверила её Гермиона. — Знаешь ночные смены там, работа с утра до вечера и всё на ногах.

Друэлла прищурилась, по-прежнему не доверяя, затем резко изменилась в лице и улыбнулась.

— Я рада, что сейчас всё хорошо, — сказала она и утянула Гермиону за собой в центр залы поближе к Кигнусу и Тому.

Вечер был бы прекрасен, если не одно «но». Брюнетка как выяснилось позже коллега Адриана, Амели Дюпон, не сводила своего загадочно-заинтересованного взгляда с Тома. Она прямо-таки пожирала его взглядом. Адриан пытался увлечь её разговором, но та и думать не думала о нём, откровенно, не стесняясь, пялилась весь вечер на мужа Гермионы. Но при всём при этом та ни разу не попыталась с ним заговорить или хоть как-то иначе проявить свою заинтересованность им. Лишь под конец ужина, когда все вновь оказались в гостиной Дюпон сказала:

— Не хотите ли потанцевать?— её голос был мелодичен и мягок. Она игриво убрала пальцами выбившуюся из причёски тёмную прядку волос за ухо и кокетливо улыбнулась ему.

Том в это время разговаривал с Анетт и бабушкой. Он бросил на Амели удивлённый взгляд, а затем взглянул на жену. Гермиона лишь коротко пожала плечами, но ничего не сказала. И Том согласился.

Гермиона уже не слушала ничего и никого рядом с собой, пристально следя за танцем мужа и Амели. Та раскованно обняла её мужа за плечи и тесно прижала к телу, а он подарил ей улыбку. В какой-то момент Амели придвинулась ещё ближе и, прижавшись к щеке Тома, что-то шепнула ему на ухо. Гермиона вмиг напряглась, попыталась прислушаться, но из-за музыки и смеха так ничего и не расслышала.

— Потанцуем?— голос Адриана вывел её из раздумий.

Он выжидающе смотрел на неё с минуту, пока она не согласилась. Вдруг танцуя рядом с Томом и Дюпон, ей что-нибудь, да и удастся услышать.

— Как твои дела?— спросил Розье, вовлекая её в беседу.

С тех пор как она вернулась, им так и не случилось нормально и без стеснения поговорить, как раньше. И как же было бы прекрасно остаться друзьями. Но она сама его просила отдалиться, не искать встреч, увы, в их случае иначе никак.

— Неплохо, а твои?

— Тоже, — коротко ответил Адриан и прижал её к себе сильнее.

Он бросил мимолётный взгляд на Дюпон, та что-то говорила тихо Тому и вид её был на удивление серьёзен. Интересно, что они обсуждали но, даже танцуя в паре шагов от них, Гермиона не слышала и слова из их разговора.

— Не думаешь вернуться в Англию?— неожиданно спросил Адриан и вновь посмотрел на Амели.

— Беспокоишься, что она увлечётся Томом?— иронично парировала Гермиона, хотя забавного в этом мало что находила..

— Боюсь, это уже случилось, — серьёзно ответил он. — Не стоило ему приходить.

Не ей говорить, что стоило, а чего нет — это как-никак дом Адриана, но так и подмывало сказать, что это таки Дюпон не стоило тащиться сюда, раз уж на то пошло. Но она смолчала.

— К чему весь этот разговор?.. — натянуто поинтересовалась Гермиона.

— Она из министерских, а тут такое дело...

Договорить он не успел.

— Гермиона, нам пора, — сказал ей Том и выжидающе уставился на руки Адриана, обнимающие её за талию.

— Уже?— ответила она и поторопилась высвободиться из объятий Розье.

— Идём.

Том попрощался с Кигнусом и Анетт, позволил Гермиона коротко обняться на прощание с Друэллой и они аппарировали, как только вышли за порог дома.

— И что это было?— возмущённо заявила Гермиона, когда они оказались возле парадного входа дядюшкиного имения.

— Ты это о чём?— невозмутимо ответил Том.

— Ты ещё спрашиваешь?

Они вошли внутрь. Он помог ей снять плащ, повесил его на вешалку.

— К чему этот побег, Том? Мы же прекрасно проводили время, — ну, тут она лукавила, — и я что-то не заметила, чтобы кто-то кроме тебя так торопился домой. Я Друэллу не видела почти три недели!

— Прости, — он обнял её со спины и крепко прижался. — Я просто хотел побыть с тобой наедине.

Она ему не поверила. Было что-то другое, из-за чего Том так поспешил убраться из особняка Розье. И очевидно это что-то сильно его встревожило, потому он произнёс следующее:

— Знаешь, я тут подумал, мы могли бы отправиться куда-нибудь отдохнуть. Только ты и я. Устроим медовый месяц...

Звучало поистине заманчиво, но голос Тома выдавал его с головой, звучал напряжённо и нетерпеливо.

— Что происходит?— серьёзно спросила Гермиона, отстранившись от мужа и сложа руки на груди.

Он улыбнулся ей и попытался вновь завладеть её телом, но она отошла на добрых два шага и глядела на него выжидающе.

— Ну?..

— Эта дамочка, — начал Том, но ту же остановился, чертыхнувшись. — Эта Дюпон задаёт странные вопросы, расспрашивает о том, о чём не следует...

— В смысле?

Они прошли в гостиную, Гермиона присела на диван, а Том дошёл до столика с горячительными напитками, налил себе полстакана огневиски и уселся напротив.

— Дюпон, — он сделал большой глоток, поморщился и только потом продолжил, — справлялась о том, собираемся ли мы возвращаться и долго ли живём здесь. Спрашивала о Визингамоте и правда ли, что в своё время мне предлагали должность в министерстве и какую. Откуда ей вообще знать об этом? А ещё интересовалась о моей прежней занятости в Англии. Я пытался применить легилименцию, но меня будто вышвыривает из её сознания. Мне это совершенно не нравится.

— Конечно, Тому Риддлу это не понравится, — улыбаясь, заметила она, но уже серьёзно добавила: — Но ты прав, Адриан намекнул, что тебе вообще не стоило являться в их дом.

— Ну, тут, знаешь ли, я не вижу ничего удивительного.

— Нет, не думаю, что дело в вашей нелюбви друг к другу. Всё дело в этой Амели. Он весь танец странно поглядывал на вас. И мне показалось, что ему совершенно не понравилось ваше общение. Сразу скажу: дело не в ревности, тут что-то другое. И он тоже спрашивал, не хотим ли мы вернуться в Англию.

— Вот и я о том же, — качая головой, сказал Том. Он поднялся с дивана и принялся расхаживать по гостиной с задумчивым видом.

Конечно странное всё это, но Гермиона вряд ли узрела в этом что-то уж серьёзное. Например: Дюпон могла слышать о Томе от Адриана, хотя ей с трудом верилось, что он стал бы беседы водить на его счёт. Да и важно ли это всё. Им нечего было скрывать, и не от кого было прятаться. Обычное любопытство, а Том развёл из этого пустую шумиху, думала она.

— Надо всё выяснить про эту дамочку, — неожиданно заявил Том. — И если что-то не так, после бала отправимся куда-нибудь на время.

Значит, осталось два дня. Буквально послезавтра состоится ежегодный весенний бал, устраиваемый Розье в своём особняке. Гермионе ещё не доводилось бывать на нём, но Друэлла заверила её, что это будет замечательный вечер — есть, на что посмотреть да и удастся хорошенько повеселиться. Поскольку повода отказываться не нашлось, завтра во время обеденного перерыва ей предстоял поход на площадь Мира в компании Друэллы и её подруг за нарядом к балу.

— Не думай об этом, родная, — нежно сказал Том. — Я во всём разберусь. Не о чем беспокоится.

Он поставил на журнальный столик стакан с недопитым огневиски и, подхватив жену на руки двинулся к лестнице.

На следующий день Гермиона как и планировала, без четверти час покинула отделение и направилась на первый этаж, а там, в приёмной к этому времени её уже должна поджидать Друэлла. Как она и предполагала подруга сидела на кожаном диванчике, скрестив элегантно ноги и выпрямив спину. Она встретила её с улыбкой.

— Сколько у нас времени?— спросила Друэлла, глядя на часы на своём запястье.

— Час-полтора, не больше, — ответила ей Гермиона.

Они вышли на залитую солнцем улочку под руки. По дороге до магазинчика вечерней одежды «мадам Триш», Друэлла весело рассказывала о медовом месяце то, что не успела досказать ещё вчера вечером. У самых дверей их встретили две миловидных блондинки внешне очень похожие: чуть раскосые карие глаза, пухлые губки и ярковыраженные скулы, да и ростом были примерно одинакового.

— Френсис, Пола!— заверещала Розье с восторгом и они все дружно обнялись, приветствуя друг друга двойным поцелуем в щёку.

Френсис и Пола Мальсибер, кузины и однокурсницы Друэллы, были вполне себе приветливые с живым и весёлым характером, что крайне удивило Гермиону. Только услышав их фамилию её, едва не передёрнуло. Было впору ожидать от них приёма аля Вальбурга, но вышло иначе.

— Ты такая счастливица, Гермиона, — говорит Пола, перебирая на вешалках платье за платьем.

Порой она и сама себя так чувствовала, но, увы, далеко не всегда.

— Такого мужа себе отхватила, — продолжила Мальсибер.

— Мм... Спасибо, — неуверенно ответила Гермиона.

Рядом раздалось хихиканье Френсис.

— Нет, правда, — не унималась Пола — Мы с Риддлом частенько виделись в Англии, да и на весеннем балу в пасхальные праздники встречались. Мне казалось, такие вещи как брак, его совсем не интересуют. Девчонки так и вешались ему на шею, а ему хоть бы что. Ни одна не задерживалась в его объятиях дольше ночи, — она как-то уж больно пристально, почти оценивающе, оглядела Гермиону с ног до головы и продолжила с улыбкой: — До сих пор не верится, что Риддл отважиться на что-то столь подобное.

— Я тоже, — неохотно призналась Гермиона. — Но он умеет удивлять, — с иронией закончила она.

— Тебе видней, — ответила ей Пола и звонко засмеялась.

Она уже опаздывала в больницу на добрых полчаса, и пришлось согласиться на последнее, что для неё выбрала Друэлла, лишь бы поскорее закончить со всем и поспешить на работу.

С кузинами Мальсибер они расстались у магазина парфюмерии, Друэлла же вызвалась сопроводить её до места и помочь с пакетами. И это даже хорошо, так Гермиона могла расспросить подругу о Амели Дюпон.

— Друэлла, — начала она, как только им представилась возможность остаться наедине.

— Ммм?..

— Я хотела спросить у тебя про Амели...

Друэлла щурясь на солнце, обернулась к ней.

— Тебя задел их танец?— спросила она вдруг. — Потому что если так, то нечего и волноваться. Не нужен ей твой Том.

С этим утверждением Гермиона охотно бы поспорила потому как вчера, Амели проявила-таки немалый интерес к его персоне.

— Дюпон ещё со школы влюблена в Адриана, — продолжила Розье. — Она ведь потому и пошла работать в министерство, чтобы быть поближе к брату. Честно говоря, мне её жаль.

— Так она из отдела образования?— со вздохом облегчения осведомилась Гермиона.

— Нет. Кто тебе сказал это?— она тотчас же скривилась в лице, точно сама мысль, что Амели может работать с её братом в одном отделе была на редкость гадостной.

— Никто. Просто предположение.

— Поверь, Дюпон не дала бы ему нормально мыслить. Да и куда ей до отдела образования, когда половина предметов на «удовлетворительно». Нет. Она к папочке подалась в сыскной отдел. А он там у неё в начальниках ходит. Весь такой важный индюк.

— Сыскной?— переспросила Гермиона.

— Ну да. Отыскивают тех, кто впал в немилость у министерства, и предают суду. Я, в общем-то, не знаток процедуры их дел... Пришли, — неожиданно сказала Друэлла и остановилась у входа в больницу Святого Патрика.

Весь вечер после этого и даже ночь Гермиону не покидало дурное предчувствие, ведь неспроста эта Амели Дюпон так заинтересовалась Томом.

Глава не правлена, сорри!

Среди ночи она проснулась. Ей снился сон, запутанный и беспокойный. Она не помнила всего, но осадок остался пренеприятный.

Гермиона поднялась с постели, обулась в тапочки, надела халат и вышла из спальни. Жутко хотелось пить, но вот незадача на ночном столике не оказалось воды — графин был пуст.

В коридоре и на лестнице было темно и, спускаясь на первый этаж, Гермиона крепко накрепко держалась за перила, чтобы ненароком не свалиться с лестницы и не переломать чего доброго себе ноги и руки.

Уже внизу, только она ступила на пол нижнего этажа, дверь в подвал открылась и так внезапно, что Гермиона от неожиданности вздрогнула и инстинктивно схватилась за грудь, где неистово стучало сердце, готовое выпрыгнуть в любую секунду.

— Гермиона?— озадаченный голос Винсента прозвучал совсем близко.

Она не ответила, по-прежнему находясь в состоянии крайнего шока.

— Я напугал тебя?— вновь подал голос Дюран. Он легонько коснулся её лица и лишь тогда, ощутив на своей щеке его прохладные пальцы, она очнулась.

— Прости, — отозвалась Гермиона, — просто не ожидала в такой час кого-нибудь встретить.

Она слышала его понимающую ухмылку. Попыток прикоснуться к ней он больше не делал, но придвинулся ближе так, что Гермиона почти чувствовала его тёплое дыхание на своём лице. Её это смутило, и она отошла на полшага. Последовала ещё одна усмешка.

Гермиона перевела взгляд на дверь в подвальное помещение, где находилась дядина лаборатория и спросила:

— Что ты там делал?

— Да вот, — зашуршала ткань его одежды. Он что-то вынул из кармана и поднёс к её глазам. В темноте было не разглядеть.

— Что это?

— Зелье. Я нынче плохо сплю, — буднично ответил он. — К завтра я должен как следует выспаться.

— А что будет завтра?

Её не должно было это интересовать, полагалось поскорее добраться до кухни, налить себе охлажденной воды и отправиться обратно в тёплую постель к мужу. Но ей было любопытно. И она так давно не видела Винсента, не говорила с ним... Лишь это её задержало возле Дюрана.

— Завтра я уезжаю, Гермиона, — произнёс он с тоской и вновь дотронулся до её лица, поправил волосы и задержался у её уха.

Ей бы одёрнуть его, сказать, что не следует прикасаться к ней, но она, молча, стояла возле него, пытаясь осмыслить сказанные им слова. К тому же, его пальцы несли в себе что-то необъяснимо знакомое. Возможно из тех далёких дней, когда он утешал её, прижимая к себе.

— Как? Так скоро?— глухо ответила Гермиона.

Глупо было спрашивать это — он и так задержался здесь непозволительно долго. Но отчего же ей так сложно его отпускать?

— Прости за случай с Томом, — вдруг сказала она.

Ей давно полагалось извиниться за поведение мужа, но всё никак не выходило. Винсент либо занят своими делами и отсутствовал дома, либо к вечеру сидел, запершись в своей комнате, но она не решалась заглядывать в его спальню.

— Не думай об этом, — мягко ответил Дюран и преодолел разделяющие из полшага, вновь очутившись лицом к лицу с ней. — Я рад, что мы увиделись, прежде чем я покину вас...

Она бы назвала произошедшее после, помутнением рассудка, словно её околдовали, опоили зельем. Винсент что-то шептал о том, как ему горько с ней расставаться, но время пришло. Что он всё равно рано или поздно приедет к ней, не вытерпев разлуки... Что-то ещё было, но Гермиона уже плохо соображала, полностью сосредоточившись на его прерывистом дыхании, его опасной, но отчего-то столь знакомой близости...

А потом он просто поцеловал её, и каждое его новое прикосновение сопровождали тихое «Всё будет хорошо».

Это длилось не больше минуты, но и этого оказалось достаточно, чтобы после почувствовать себя обманутой. Она не желала его столь откровенной и дерзкой близости, но почему же тогда ответила?

Гермиона отпрянула от Винсента, глядя на него широко распахнутыми глазами.

«Том был прав...» — билось в её сознании.

Она прижала ладонь к припухшим губам, выглядя при этом уязвленной и потерянной. Как она могла позволить прикосновения чужого мужчины, да ещё и отвечать им столь самозабвенно?

Пить расхотелось.

Она резко развернулась к лестнице и поспешила наверх. Зашла в свою спальню, мигом разделась, легла на ещё тёплую постель и укрылась с головой.

— Где была?— сквозь сон поинтересовался Том и обнял её со спины.

— Спускалась на кухню... — хрипло ответила она. — Вода закончилась...

Том ещё крепче прижал её к себе и почти тут же заснул, засопев у её уха.

В эту ночь она так и не смогла больше заснуть, всё думая о внезапном поцелуе Винсента и своей столь пылкой реакции на него.

Под утро её всё же сморил сон, и он был ещё беспокойней прежнего.

Гермиона проснулась в полдесятого утра. Тома рядом не было. Она вздохнула с облегчением, откинулась на подушку и хотела вновь заснуть, но знакомый настойчивый голосок не позволил:

— Доброе утро, миссис Гермиона, — сказала Соня, скидывая с неё уютное пуховое одеяло.

— Соня?

— А-то как же,— ответила она, суровым взглядом глядя на Гермиону. — Скоро время завтрака. Пора вставать.

Гермиона лишь дружелюбно улыбнулась приказам эльфихи и, несмотря на плохое самочувствие всё же поднялась с постели. С Соней спорь не спорь, а встать всё равно придётся.

— Хозяин уехал вчера вечером и велел Соне приглядеть за всем, — сказала она. — Ступайте в ванную, я пока уберу вашу постель, а после буду ждать в столовой.

Гермиона так и сделала. Появление Сони напрочь выкинули ненужные мысли о Винсенте и его непорядочном поведении.

Обычно всем им было удобнее завтракать на кухне, но Соня вряд ли позволит хозяевам опускаться до людской. Она всегда накрывала, где полагается статусу.

Роза что удивительно уже была в столовой. Обычно бабушка предпочитала завтракать в своей комнате и лишь изредка баловала семейство своим присутствием на кухне. Сегодня она выглядела немногим лучше, чем вчера или позавчера. Она, сжимая губы в тонкую линию, намазывала булочку с маком сливочным маслом и что-то про себя тихо бормотала.

— Да простит меня хозяин, но кухня вашей экономки совсем неустроенна, — поддакивала ей Соня, разливая горячий кофе по чашкам. — Совершенно невозможно работать...

— Ох, Соня, — запричитала Роза радуясь, что хоть кто-то разделяет её видение на мадам Лефевр, — что бы мы без тебя делали... Эта дамочка совсем не умеет вести хозяйство. Думает вовсе не о том, да и пироги у неё чёрствые.

— Хорошо, что я здесь, — гордо вздёрнув подбородок, отозвалась эльфиха. — В эти три дня Соня всё поправит...

— Не сомневаюсь, — благосклонно отозвалась бабушка.

Гермиона не встревала в их диалог — бесполезно спорить с бабушкой по поводу Жюстин, но вот он Сони такой пренебрежительности она не ожидала.

— Знаешь, Винсент покинул нас, — с грустью в голосе сказала Роза, отложив нож и повернувшись к вошедшей в столовую внучке. — Вернулся в Англию. Переместился с порталом, когда ты ещё спала. Я настаивала тебя разбудить, но он не позволил.

— Жаль, — ответила Гермиона, но так не думала, лгала. Она была рада, что он не стал вламываться в её спальню с самого утра. Хватит с неё и ночи, думая о нём.

— С рассветом получила письмо от твоего дяди, — поджав губы, сообщила бабушка. — Пишет: с её матерю всё не так серьёзно, как они предполагали, — Роза фыркнула себе под нос. — Можно подумать, могло быть иначе. Мне и тогда было понятно, что эта мадам Лефевр просто всё выдумала.

Гермиона поморщилась. Хотелось вступиться за Жюстин, но что толку, когда Роза всё равно не внемлет ни к единому её слову. Она тогда промолчала.

Соня вновь возникла в столовой, разлила жасминовый чай по чашкам и поинтересовалась, не желают ли хозяева что-нибудь ещё, но Роза поглощенная своими мыслями не ответила, а Гермиона вежливо отказалась.

— Я думала, он тут же вернётся, раз в Леоне всё обошлось, но нет, ему, видите ли, хочется убедиться в своих выводах!.. Мало ему было накануне опозорить меня перед Аннет, он и на бал не явится! Ты только представь, как это будет выглядеть? И что в этот раз прикажете говорить Анетт?— чайная ложка со звоном опустилась на блюдце. Старушка с усталым и удручённым видом принялась растирать пальцами виски. — Опять эта проклятая мигрень. Думаю, сейчас мне стоит прилечь, — она поднялась с места, но на секунду задержавшись, добавить: — Дорогая, передай Соне, что обед я приму в спальне, — и, пожелав внучке приятного дня, удалилась.

Банкетный зал была украшен живыми цветами; всюду витал аромат гардений и роз. Столики были застланы белыми скатертями, на нём блестел хрусталь и серебро, а в воздухе парили десятки свеч, испуская мягкий золотистый свет. В дальнем углу музыканты играют медленную мелодию схожую с «музыкой ангелов» Моцарта и отовсюду звучат вёсёлые голоса и смех.

Они с Томом появились последними — Гермиона никак не могла найти подходящую брошь к своему кремовому платью, и потому опоздали почти на четверть часа.

— Вы пропусти приветственную речь, — такими словами встретила их Друэлла. — Я уж боялась, что вы и вовсе не появитесь, — добавила она шёпотом, когда чета Риддл уселась на отведённые им места.

За каждым столиком умещались по шесть человек. Их компанией оказались Друэлла с Кигнусом и Адриан, а рядом с последним... Амели. Они только появились, как Дюпон вновь приковала свой взгляд к Тому. А после и вовсе что-то торопливо зашептала Адриану на ухо, он заметно напрягся и поморщился, словно её слова были ему крайне неприятны.

За три столика от них с удобством королевы устроилась Роза. Её мигрень прошла и сейчас бабушка довольно оживлённо вела себя — смеясь над чем-то сказанным Анетт и то и дело, подзывая к себе обслуживающего их столик домовика с новой для себя порцией горячительного напитка.

Заиграла новая мелодия и Адриан увёл Дюпон танцевать в толпу танцующих пар всяких возрастов. Гермиона вздохнула свободней. Присутствие Амели давило на него камнем, а под её любопытствующим взглядом дышать было непомерно тяжело.

— А Гектор где?— спросила Друэлла, нанизывая на вилку кусочек аппетитного торта. — Его и в прошлый раз не было, но я надеялась, что он придёт сегодня. Он ещё ни разу не пропускал весеннего бала. Мама наверняка расстроилась...

— У него дела в Леоне, — ответила ей Гермиона. — Уверена, он не хотел своим отсутствием обидеть Анетт.

— Конечно, не хотел, — парировала подруга и улыбнулась.

— Друг, — смеясь, начал Кигнус обращаясь к Тому, — эта девчонка никак не желает спускать с тебя взгляда, — и, толкнув шутливо Риддла в бок, показал на Амели.

Том бросил на Амели равнодушный взгляд.

— Гляжу, Розье всё никак не повезёт... — с усмешкой ответил он другу.

Друэлла фыркнув, демонстративно закатила глаза и обратилась к Тому:

— Риддл, не будь таким самовлюблённым идиотом! Не воображай, будто тебе везде и всюду хотят... Это не так!

Кигнус покатился со смеху, глядя, как Том изобразил из себя оскорблённую личность и, стараясь скрыть свою улыбку, отвернулся от Друэллы.

— Малыш, не рушь великое и хрупкое эго Риддла.

Тоже смеясь, Гермиона обняла мужа за руку и уткнулась носом в его плечо: — Может, потанцуем?

И Том, не ответив, поднялся с места, протянул Гермиону руку и склонился в приглашающем жесте.

— Позер, — выдала Друэлла, ухмыльнувшись, но тут же встала следом и весело смеясь, увлекла Кигнуса танцевать.

— Она из сыскного, — начала Геримона, как только они оказались наедине.

— Кто?— на ухо прошептал ей Риддл.

— Амели. Друэлла сказала, что её отец начальник сыскного отдела в Министерстве Франции... — она не закончила свою речь и на секунду приостановилась в танце, чтобы посмотреть на Тома внимательнее. — Ты что-то натворил, Том? Не думаю я, что Дюпон интересовалась тобой из чистого любопытства.

— На что ты намекаешь?— холодно поинтересовался он в ответ.

— Ты знаешь, — с нажимом на последнее слово сказала Гермиона.

— Помнится, моя милая, я давал тебе обещание, — не скрывая своего недовольства, прошипел Том сквозь зубы. — Ничего у этой девки нет. Не стоит об этом...

Но его слова никак не успокоили её, наоборот возникло чувство, что он как раз таки что-то скрывает. Недомолвки с его стороны и откровенное недоверие задели Гермиону.

Музыка смолкла, и она тут же отстранилась от Тома.

— Шампанского?— как ни в чём не бывало, спросил её муж, провожая к столу.

Адриан уже сидел там, попивая игристый напиток. Амели рядом не было.

— Великолепный бал, — наигранно весело сказала Гермиона Адриану, чтобы скрыть своё раздражение и разрядить сложившееся молчание между ними троими.

Розье криво улыбнулся, очевидно, поняв её мотивы и, выдал: — Я говорил тебе: не следует вам появляться пока она, — небрежный кивок в сторону Амели, которая в эту минуту общалась с Розой и неизвестным ей лысоватым старичком, — здесь. Сегодня они оба здесь...

— Розье, твоя девчонка ничуть меня не интересует, — грубо прервал его Том. — Так что будь добр уймись и прекрати наводить тоску.

— Думай что хочешь, Риддл, — злобно выплюнул Адриан, наклоняясь ближе к собеседнику, — на тебя мне плевать! Да и на Амели тоже. А вот если из-за твоих махинаций пострадает Гермиона, я тебе это буду помнить всю жизнь. В этот раз тебе так просто не отделаться, Лорд Волдеморт...

С этим заявлением Гермионе стало ещё неспокойнее. Она озадаченно посмотрела на мужа, но тот и виду не подал, что его хоть что-то заботит: сидел себе, вальяжно развалившись на стуле, с ехидной улыбочкой глядя на Адриана.

— Думается мне, урок тобою не усвоен, Розье. Ты всё продолжаешь совать свой нос, куда не следует, — нарочито спокойно сказал Том, хотя голос так и сочился ядом. — Но ничего, Авада это быстро поправит... А может и зелье. Скажем, белладонна, на капельки три больше положенного... Как полагаешь?

— Том?!— возмущённо воскликнула Гермиона и огляделась по сторонам, боясь, что их могли услышать. И правда, Амели не спускала с них глаз и кажется прислушивалась.

— Прекрати немедленно!— тихо добавила миссис Риддл, краснея от стыда.

— И ты вновь за него заступаешься?— он зло посмотрел на жену, но она проигнорировала его, обратившись к Адриану: — Прости.

Розье улыбнулся ей искренне и как ей показалось с сожалением.

— Мистер, — раздалось позади.

Они обернулись. Воле их столика с подносом в руках, на котором стоял один единственный бокал с игристым вином, возник домовой эльф.

— Вам напиток, сэр, — продолжил домовик. Его рассеянный взгляд насторожил Гермиону, точно он и сам принял на грудь одну-другую пинту сливочного пива

Адриан не дожидаясь, схватил бокал с подноса и залпом выпил его.

И тут домовик отчего-то впал в неистовую истерику, чем ошеломил каждого из присутствующих.

— Мистер Адриан, не вам... не вам... — истерично возопил эльф, вскинул поднос вверх и принялся что есть мочи лупцевать себя им по голове.

Гермиона даже не успела отреагировать, помочь бедолаге, как Адриан сказав весело: — Боюсь мистеру Риддлу на сегодня достаточно. Он и так...

Лицо Адриана вмиг приняло синюшный оттенок, он завалился грудью на стол и начал задыхаться... Поднялась суматоха, женские крики, рыдания. Гермиону отвели подальше от стола.

Тот самый лысеющий дядька, ранее весело болтавший с Амели и Розой, перенес тело Адриана на пол, разорвал на нем рубашку и приложил к его едва вздымающейся груди голову, вслушиваясь в ритм сердца.

— Срочно, — громогласно заявил старик в толпу, — срочно в больницу!

Но тут Адриан вдруг затрясся всем телом, рот наполнился пеною и он тут же обмяк. Грудь его больше не двигалась. Он больше не дышал.

Глава не редактирована!

Гермиона никак не желала поверить в случившееся. Вот Адриан дерзко отвечает на колкости Тома и вот — его уже нет. Она покачала головой не думая мириться с произошедшим и тихо заплакала.

Старик помогавший привести Адриана в чувство, встал с колен и печально оповестил рыдающую Анетт, что её сын скончался, так и не придя в сознание, и как жаль, что рядом не оказалось ни одного путёвого зельевара при котором непременно — таково его мнение — должно быть хоть какое-нибудь противоядия на такой случай.

— Действительно. Как жаль, — в голосе Тома обнимавшего её не было ни капли сожаления. — Не так я предполагал его кончину.

Гермиона резко отстранилась от мужа и взглянула ему в глаза, до конца так и не веря в услышанное. По виду Тома безразлично взирающего на труп Розье не стоило и сомневаться, что его слова правдивы. И это вызывало отвращение.

— Ты!— раздался из толпы истерический выкрик Амели.

Её трясло. Она указывала на Тома дрожащим от волнения и горя рукой и двигалась в его сторону.

— Я слышала каждое слово вашего разговора! Это ты его отравил!

Дюпон так стремительно оказалась возле них, что не оставалось шанса отвести от себя её нападки. Амели очутившись возле Тома, влепила ему звонкую пощёчину и принялась бить кулаками грудь, а он оттолкнул её, скривившись от злобы. Гермиона была испугана его видом, казалось, что ещё секунда и Тома ответит ей не менее враждебно, но тот сдержался. Его губы искривились в подобие усмешки, гадкой такой, ехидной и ещё более пугающей, чем гневный взгляд.

Большая часть присутствующих обратили всё внимание на них. Гермиона внутренне передёрнуло. Ситуация была пренеприятная. И надо сказать она и сама предположила бы нечто подобное, если бы не одно обстоятельство. Домовик до истерики был против, чтобы Адриан принимал этот бокал. Он предназначался Тому, в этом для неё уже не было сомнений. Это открытие озадачило и с тем испугало её. Кто мог желать Тому смерти и за что?

Гермиона нервно оглядела зал, пытаясь выявить виновного. Но с тем же успехом могла указать на каждого поблизости, кто в данную минуту смотрел на Тома с враждебностью, будто наверняка знали, что именно он повинен в смерти Адриана и никто другой.

Анетт. Как же ей жаль было эту бедную женщину, которую так сломит горе, что она уже никогда не оправится. Мадам Розье склонилась над телом сына и рыдала, не скрывая своих эмоций. Её громкий неистовый плач заглушал даже возмущения Дюпон, настолько сильна её утрата. Она просила, умоляла Адриана вернуться, не оставлять её одну, но её попытки были тщетны, все это понимали, кроме неё. Тут же в сторонке в объятиях Кигнуса, билась в истерике Друэлла, она выглядела бледной, того и гляди упадёт без чувств. Никто из них не обратил внимания на обвинения Амели, но уже после обязательно прислушаются к её словам и будут в поисках виновного, в этом Гермиона уверена.

— Ни для кого не секрет сколь «тёплые» наши с Розье отношения, — держа спокойствие, ответил Том, когда Амели прямо-таки трясло от гнева — Но это не значит, что я сделал что-то подобное. Где твои доказательства, Дюпон?

— О-о, — протянула она, яростно вытирая ладонями слёзы с лица. — Я кое-что знаю о тебе, Риддл, и если бы не Адриан давным-давно сдала бы тебя Визенгамоту Англии! Но в этот раз ты за всё ответишь!

Гермиона немедленно отвернулась от созерцания Анетт и Друэллы и пристально вгляделась в Амели. Вид у неё был решительный. Очевидно, она действительно что-то знала, о чём она, Гермиона, и понятия не имела. А Том уверял её, что всё нормально и не о чём беспокоится. И ведь она поверила ему. Трагедия оборачивалась ещё большей трагедией.

— Не понимаю о чём это ты?— в голосе мужа она уловила едва заметный оттенок настороженности, но для остальных он по-прежнему был холоден и непреступен, точно его ничто не волновало и никак не качалось.

Дюпон ухмыльнулась на манер Тома, не менее гадко и со смыслом.

— Амели, — жесткий голос того самого старикашки. Он строго взирал на Амели. Когда подошёл к ней вплотную, схватил её за локоть и круто развернул к себе лицом. — Что ты здесь устроила? Позорить меня вздумала?— возмущённо добавил он.

Дюпон не пыталась вырваться из его крепких объятий, только заплакала ещё больше и уткнулась мужчине лбом в грудь.

— Прекрати немедленно!— прошипел он возле её уха. — Сейчас не до твоих слёз!

Прибыли колдомедики из больницы Святого Патрика, но спасать уже было некого... Они бережно, словно это что-то меняло, возложили бездыханное тело Адриана на носилки, укрыли его белой простынёй и вышли из зала, а вслед за ними и всё семейство Розье.

— Он просил меня, нет, настаивал, — пролепетала Амели, глядя в лицо старику, — хотел, чтобы я смолчала...

— Что ты несёшь?— мужчина легонько её встряхнул за плечи, пытаясь унять её истерику и привести в чувства.

— Ты что не слушал?— голос её повысился, и она вновь обернулась к Тому. Указала на него рукой, снова повернулась к старику. Тот посмотрел на Риддла, смущённо, даже будто извиняясь за поведение Дюпон.

Замешательство мужчины длилось не долго.

— Это Риддл, папа!

«Папа?»— про себя повторила Гермиона слова Амели и ужаснулась.

Этот лысеющий, коротконогий старикашка, был не кем иным, как отцом Амели Дюпон, тот самый, что возглавлял Сыскной отдел министерства Франции.

Гермиона едва сдержалась, чтобы не упасть от охватившего её волнения. Сейчас не осталось никаких сомнений, что что-то определённо не так с её Томом.

Месье Дюпон внимательно оглядел Тома с ног до головы, остановился на его лице и прищурился, словно хотел понять, кто перед ним стоит, а может, пытаясь вспомнить, где слышал о нём... Но ничего из того не было правдой. Вдруг мужчина оскалился.

— Какая занятная встреча, — не скрывая ехидства сказал он.

Тома это, казалось бы, не особо впечатлило, но он заметно напрягся, и это видела не только Гермиона. Риддл уселся на близстоящий стул, возложил ногу на ногу и слегка склонил голову набок, ожидая продолжения.

По залу пошли шепотки. Все уже во всю обсуждали развернувшееся перед ними представление.

— Так это он сотворил такое с Адрианом?— раздался из толпы чей-то голос. — Наглый-то какой!

— Это же родственник Гетора... — ещё один голос. — Да-да того самого Грейнджера.

— Кажется он муж его племянницы, — добавили. — А вон и она. Рядом с ним, — слова прозвучали грубо и осуждающе.

— Вот уж не думала, такой прославленный род и такую змеюку пригрели на груди. Сколько пересудов-то будет...

Гермиона поискала глазами Розу. Она совсем про неё забыла. А ведь именно бабушка после успокаивала Анетт, поглаживала её сотрясающиеся от рыданий плечи и шептала слова утешения. Но когда Розье покинули залу, куда же она девалась?

Но её нигде не было.

— Угомонитесь!— выкрикнул месье Дюпон и обернулся к гостям. — Никто не покинет это место, пока не прибудут мракоборцы и не допросят всех и каждого! Это понятно?

Многие закивали, соглашаясь, другие — возмутились — мол, раз преступник найден, то чего им здесь толпиться, не лучше ли разойтись?

— К этому месье у нас свои вопросы. И никто пока, — его голос дрогнул. Продолжил он с очевидной неохотой, — его не обвинял в данном преступлении.

Амели было собралась возмутиться, но её отец, не желал пускаться в обсуждения и уж тем более, не позволил оспорить его слова, приказав ей замолчать. И она не смела ослушаться.

Так получилось, что Гермиона не осознанно отстранилась от мужа, отошла на добрых два или три шага. Не потому что хотела избежать его близости или обвиняла его в чём-то, просто так случилось и теперь казалось, что так даже лучше. Том и не возражал, даже не смотрел в её сторону. Может он подумал, что и она его осуждает?

Гермиона посмотрела на Тома, он, почувствовав её взгляд на себе, тут же обернулся. И она открылась ему, стараясь сказать, дать понять, что она с ним, рядом. Но уже секунду спустя он отвернулся и больше не оборачивался.

Через четверть часа прибыли три мракоборца. В залу вошли: пожилой мужчина, коренастый, с вьющимися волосами цвета зрелой пшеницы, его взгляд был суровым и пронизывающим по саму душу, и две женщины примерно одного возраста средних лет, обе крепкие на вид и серьёзные под стать своей профессии. Они обменялись рукопожатиями с месье Дюпоном и оглядели помещение.

Началось дознание.

Им всем велели усесться на свободные места и по возможности не общаться друг с другом, вероятно, чтобы не было соблазна сговариваться меж собой. На страже порядка остался Дюпон и одна их прибывших женщин.

Их отводили по одному в столовую и с пристрастием допрашивали.

Гермиона рассказала, как всё было, ничего не утаила, даже призналась, что Амели Дюпон и правда могла слышать угрозы со стороны Тома, но уверила, что под собой его слова не несли ничего серьёзного кроме как с целью подначить, поиздеваться и только — их никогда не брал мир. И Анетт и Друэлла могли это подтвердить! Так же Гермиона не забыла рассказать про домовика, который к слову, скорее всего, находился под заклятием Империус. И как тот настойчиво предлагал Тому напиток, как впал в истерику, когда Адриан выпил его вместо Тома...

Её отпустили.

Допрос продолжался около двух часов, некоторых отпускали почти сразу, некоторые задерживались дольше, но никто больше её самой или Тома.

Он был последним, точно его оставили на закуску. Он был подозреваемым номер один, да и у месье Дюпона, очевидно, имелся свой разговор с ним.

Ей разрешили переместиться в гостиную, когда зал опустел, а мужа увели на допрос (все до единого мракоборцы и сам месье Дюпон ушли с ним) и она была благодарна за предложение — сидеть в пустом и неуютном, да ещё и навевающим жуткие ведения помещении не было сил.

Гермиона присела на диванчик у окна, за которым было темным-темно. Часы недавно отбили десять часов. Она разглядывала своё отражение в стекле и ждала.

Прошло не менее полутора часа, прежде чем высокая брюнетка, мадам Роше, так её звали, появилась в гостиной.

Гермиона тут же соскочила с места.

— Вы можете идти, — добродушно сказала она и уже собралась удалиться, но Гермиона торопливо спросила:

— А мой муж? Где он?

Она обернулась, как-то криво улыбнулась ей и ответила:

— Его увели.

— Что значит увели?

— Вашего мужа под конвоем доставили, — она взглянула на часы на своём запястье, — в Министерство магии примерно двадцать минут назад. Простите, что заставили вас ждать. Я если признаться совсем о вас забыла. Суматоха такая, понимаете?

Гермиона осела на диван. Вдруг сделалось так не хорошо, прям тошно от дурных предчувствий.

— Он ни в чём не виноват, — не своим голосом сказала она. Но конечно же, Гермиона не поверила в свои же собственные слова.

— Возможно, — уклончиво отозвалась Роше. — Позднее будет видно, когда мракоборцы тщательно поработают с домовым эльфом. Тут вы были правы, на него судя по всему напали и применили непростительное. А пока ступайте домой. Сегодня вам нечего ждать... В виду его розыска, скорее всего в ближайшее время вы его и не увидите.

— Розыска?

— Да, ваш муж говорил, что вы о его делах не осведомлены. Мне понятна ваша растерянность, но увы, пока всё что я могу вам сказать это то, что ваш муж уже почти год как находится в розыске. Метки нам прибыли из Англии. Его разыскивают в деле о мошенничестве против Изабеллы Смит. Он обвиняется в хищении ценных реликвий. Вообще удивительно, как его не изловили так быстро, когда он был под самым носом нашего Министерства.

И с этим она удалилась. А Гермиона после не знала, куда себя деть. В голове никаких правильных мыслей, совершенно-звенящая пустота.

* * *

Она не спала всю ночь. Розы дома не оказалось, и вернулась бабушка лишь под утро, уставшая, измотанная и жутко потрепанная: высокая причёска сбилась набок, платье местами помято.

— Гермиона, милая моя, — с порога произнесла Роза и обняла внучку.

Было чувство, что старушка знает обо всём не стоило и говорить страшного, но слова сами собой вырвались.

— Его забрали, бабушка!— и слёзы в который раз полились из её глаз. — Но я-то знаю, что ничего такого быть не может. Он бы сказал мне, ведь правда? Сказал бы?

Она ждала её утешений, хотела, чтобы Роза уверила её, что всё лишь нелепое недоразумение и Гермиона постаралась бы поверить в эту сладкую ложь. Но дело в том, что даже если её попытаться разуверить, в глубине души она понимала, что Том на такое более чем способен. Будущее тому доказательство.

— Всё будет хорошо, — утешила она её, успокаивающе поглаживая по спине. — Разберёмся. Вот Гектор вернётся и всё наладится.

— Где ты была, я искала тебя?

— С Анетт и Друэллой. Им сейчас так больно, дорогая. Я без слёз смотреть не могу на их страдания.

— Мне так жаль...

Роза отвела Гермиону в гостиную, усадила на диван у камина и позвала Соню, велев заварить им липовый чай.

— Тебе не в чем себя винить. И Том тут не причём, я уверена.

— Конечно!— живо отозвалась Гермиона, принимая чашку с горячим чаем из рук Сони.

— Я была в штабе мракоборцев. Велели явиться. Много я им сказать не могла, покуда ничего не знаю о случившемся. Там мне про Тома и сказали, что его задержали. Они столько гадостей наплели. Я ничуть не поверила. Ты знаешь, — бабушка осторожно коснулась её свободной руки, сжала её и только тогда продолжила, — они хотят его депортировать и передать Визенгамоту...

Гермиона вскинула голову и не верящим взглядом уставилась на Розу.

— Да, — она кивнула. — Уже завтра отправят обратно в Англию. Не знаю, что дальше, но думается мне, что надо бы написать Винсенту, милая. Сейчас он нам так необходим. Как никогда.

Следуя совету бабушки, Гермиона написала Винсенту, ничуть не сомневаясь, что он, как никто, в силах им помочь. Роза всегда хорошо отзывалась о юридических способностях Дюрана, считая его талантливым и сведущим в своём деле.

Гермиона затворила за совой окно их с Томом спальни и присела на край тафты, молясь про себя, чтобы письмо было доставлено вовремя, и Винсент смог вернуться и помочь её мужу, несмотря на их частые ссоры и оскорбления.

С каждым часом ожидание становилось все мучительнее.

К полудню, после краткого отдыха, Роза спустилась в гостиную и начала настаивать, чтобы Гермиона, которая так и не сомкнула глаз, приняла зелье и поспала хоть самую малость, ведь за пару часов вряд ли что-то изменится.

— Нет, — категорично ответила Геримона. — Не могу. Я подожду ответа. Ты уже написала дяде? — вдруг спросила она, удивляясь, как раньше об этом не подумала.

— Сразу же, как только отправилась к себе.

— И? — нетерпеливым тоном потребовала она ответа. — Леон не так далеко, сова справилась бы за пару часов лету, к этому времени он уже давно должен был быть здесь, разве не так?

— Да, — устало отозвалась Роза. — Я и сама мало, что понимаю, — и вдруг воскликнула: — Гляди!

К настежь открытым дверцам гостиной ведущим в сад летела неизвестная бурая сова. Гермиона тут же вскочила с кресла, чтобы принять письмо лично. Сова мягко приземлилась на столик среди чайных принадлежностей и ухнула, выставив лапку вперёд.

Миссис Риддл не церемонилась с птицей, отвязывая долгожданное послание, хотя и была благодарна, что та вовремя прилетела развеять её тягостные ожидания, ведь продлись они ещё чуть дольше, и Гермиона начала бы медленно сходить с ума от волнения и безысходности.

Нетерпеливыми движениями рук сорвала печать с письма, развернула, пробежалась взглядом по посланию и пала духом. Это было письмо не от Винсента или дяди Гектора, а от Кигнуса — с сообщением о месте и времени похорон Адриана Розье.

Стыдно было признать, но, получив такие вести, Гермиона ощутила только раздражение и досаду, хотя уже тогда должна была понять, что письмо прибыло не от тех людей, от коих так страстно ожидала.

Следующие часы Гермиона с бабушкой так и просидели в оранжерее в тягостном молчании, лишь в полагаемое время трапезничать появлялась Соня, сменяя на столе блюда одно другим и хмурилась всякий раз, когда видела, что ни одна из леди так и не притронулась к кушаньям.

Вечерело, поднялся ветер, и Роза поёжилась, кутая своё озябшее тело в пуховую шаль.

— Соня, — окликнула старушка эльфийку, и та мгновенно появилась перед ней. — Соня, будь добра убери здесь и зажги камин в гостиной. Думаю, пора зайти в дом, Гермиона, — сказала она, обращаясь к внучке. — Там теплее, а я замёрзла.

Только она произнесла эти слова, как в доме что-то упало со звоном — кажется, в коридоре разбилась ваза с увядающими цветами, а после раздалось громкое чертыханье дяди Гектора. Наконец-то, вот всё, что подумала Гермиона в тот момент, и бросилась в коридор навстречу дяде.

Выглядел он досадливо, морщился в попытках починить злосчастную вазу, которая так неудобно попалась ему на пути. Но бросил своё нелепое занятие, стоило ему увидеть племянницу.

Он лишь вздохнул тяжко, приветствуя её, и крепко обнял. Гермиона прижалась к его плечу и разрыдалась. Даже ночью, когда в тишине проблемы давили непосильным грузом, а сон от переживаний всё не приходил, она не могла и слезы обронить, а с прибытием дяди вся выдержка её разом покинула.

— Гермиона, — Гектор ласково провел ладонью по её волосам, думал утешить, но слов подходящих так и не отыскал.

— Гектор, — вслед за внучкой в коридоре появилась Роза. Она была бледна, по не обычаю не ухожена, под глазами залегли тени неспокойной ночи. — Где же ты был, когда оказался так нужен своей семье? — с укором спросила старушка.

Ещё сегодня утром Роза, то мысленно, то вслух, не скрываясь от Гермионы, бранила Гектора, корила его за легкомыслие. Как он мог проникнуться состраданием к Жюстин и её матери, которые по сути своей совершенно чужие им люди, ринуться к ним на выручку, стоило лишь попросить, и так безжалостно проигнорировать беду, пришедшую в его собственную семью? Она не понимала этого и сейчас, встретив сына на пороге дома, одарила его лишь прохладным взглядом и попрекающими словами.

Говоря честно, Гермиона и сама не понимала Гектора, но в эту самую минуту оставила в стороне обиды. Главное, что дядя дома, и если не уладит дело с Томом, так хоть попытается. Она надеялась на него. А ещё на Винсента, но от него так и не последовало ответа. Дошло ли до него письмо, не заплутала ли сова, а может он, просто проигнорировал послание, посчитав его оскорбительным? Гермиона не знала, что думать, но продолжала надеяться.

— Я прибыл, как только смог, мама, — Гектор отстранился от Гермионы, чтобы обнять мать, но та не позволила.

— Что, позволь узнать, тебя так задержало? Что было важнее новости, что твой крестник Адриан скончался в ужасных муках, а названного племянника арестовали и обвинили невесть в чём? Когда ты успел потерять совесть, Гектор? Разве я так тебя воспитывала, разве позволила думать, что какая-то там «юбка» важнее семьи? Я полагала, ты ни капельки не похож на Уильяма, но видимо ошибалась.

Договорив, Роза повернулась к ним спиной и хотела, удалиться прочь, но дядя остановил её:

— Не говори глупостей, Роза, — Гектор, бывало, называл свою мать по имени, в моменты, когда негодовал и был зол. — Я получил письмо вовремя, чтобы тут же отправиться в министерство, обсудить дело касаемо Тома с месье Дюпоном. И не смей принижать меня, когда я того не заслуживаю!

Роза вновь обернулась, разочарование с её лица спало, сменяя себя смущением.

— Прости. Так что ты узнал, сынок? — нетерпеливо спросила старушка, подойдя к сыну и беря его ладони в свои. — Не томи, мы всю ночь глаз не сомкнули, Гермиона пару раз порывалась в министерство, но что толку от её присутствия? Они ясно дали понять, что свидание попросту невозможно.

Гермиона вся обратилась вслух. Ей была жизненно необходима хоть какая-то новость от Тома, что-нибудь, что даст ей надежду на его возвращение.

— Дела обстоят неважно, — не скрывая горькой правды, ответил Гектор и с жалостью посмотрел на племянницу. — Свидания Дюпон действительно запретил ввиду того, что Тома готовят к депортации, все документы собраны, портал почти наготове. Осталось не больше трёх часов. А там, в Англии уж не знаю, как повернётся ситуация.

Роза тут же схватилась за сердце и побледнела. Дядя довёл старушку до гостиной и усадил в удобное кресло, налил воды, и помог сделать глотка два, пока она не стала дышать чуть ровнее. А Гермиона в это время едва ощущала под собой пол, готовая вот-вот упасть в обморок. Что ещё требовалось сделать, если даже дядя с его знакомствами не смог выбить одно единственное свидание? Но она готова была пойти на всё: обойти все инстанции, требовать, просить, да в конце концов, молить о встрече с мужем.

— А ну немедленно прекратили панику! Ещё нахватало до кучи, чтобы вы обе слегли. Я тут поговорил с некой Роше…

— Роше?— оживилась Гермиона. Она знала эту женщину. Роше — единственная, кто оказался вежлив и, как по ней, вменяем среди трёх мракоборцев, явившихся на место преступления. — Я говорила с ней вчера.

— Да, я знаю. Она полагает, в отличие от Дюпона, что для пользы дела, тебя стоит пропустить, эдак, на минут десять к подсудимому. Вдруг обмолвится на счёт реликвий, которые вроде как присвоил себе не по закону.

Гектор смотрел на Гермиону со смущением. Неужели он поверил всему тому, что наговорили эти французские министерские чиновники?

— Это не так! — возмутилась Грейнджер. — Мисс Хепзиба сама отдала их в наследство Тому. Я лично слышала от Изабеллы эти слова. Она негодовала и клялась подставить Тома.

— Успокойся, дорогая, я просто хотел услышать твои мысли по этому поводу, не более того.

— А что с Адрианом? Они нашли виновного или так и продолжают подозревать Тома?

Бабушка всхлипнула при упоминании Адриана, достала из кармана платок и промокнула скатившуюся на щеке слезу. Все они испытывали скорбь от утраты, а Гермиона ещё и жалела, что в последние минуты так и не сказала ему, какой он замечательный, несмотря на все его недостатки и ненависть к её мужу, и как ей жаль, что они потеряли свою едва начавшуюся дружбу.

— С Тома сняты по этому делу все обвинения, — ответил дядя, подтвердив тем самым слова Роше. У Гермионы камень с души спал, ведь одним наказанием стало меньше.

— Некоторые участники бала уверили, что Том и его окружение не покидало залу до самого инцидента, танцевали, вели себя шумно и без каких-либо ссор. Странно всё это. Вчера эльф говорит в полубреду, что напиток предназначен месье Риддлу, сегодня уже иная информация. У Тома интересовались, кто мог желать ему смерти, но он не дал ответов. Знаешь, походит на случай в Англии, что стрясся с этой, как ты говорила, Гермиона? Мисс Хепзибой Смит… Эльф утверждает, что перепутал что-то в напитке. По недосмотру. Мало вериться, конечно, но факт остаётся фактом, сыворотка правды не дала результатов. Домовой эльф выходит, говорит чистую правду.

Она была шокирована этим заявлением. Что же это получается, кто-то желал смерти Хепзибе Смит и Тому, отравил одну, другого пытался… И всё одним способом? Предположим, что смерть старушки Смит была выгодна Изабелле, да и Тому она вполне могла желать смерти, но прежде непременно попыталась бы узнать, где реликвии её тётки, к тому же наверняка ещё раньше заявила бы на него. Тогда получается, что это вовсе не она, тогда кто же?

— Так, — Роза поднялась с кресла, вся из себя бодрая, готовая к наступлению, — надо перекусить, особенно тебе, дорогая. Я позову Соню, пусть накроет что-нибудь на стол. Сынок, ты тоже бы поел чего, бледный, исхудалый какой, Лефевр тебя что, совсем голодом морила?

— Не начинай, — пробубнил Гектор как-то по-мальчишески себе под нос.

— Как знаешь. Я и сама ничего не желаю знать об этой дамочке, — задрав высокомерно нос, отозвалась старушка.

— Я ничего не буду, бабушка, — ком в горло не лез, она знала, наверняка, пока не свидеться с Томом никакое спокойствие, даже относительное ей не видать. — Я должна быть в министерстве, правда, дядя?

— Да. Роше, создала портал для тебя. Очутишься прямиком на месте встречи. Сегодня её смена и она готова сопроводить тебя в министерские камеры.

Гектор поглядел на часы.

— Чуть больше получаса у тебя есть, если хочешь привести себя в порядок. А мне после надо к Анетт, обсудить дела похорон, спросить, нужна ли помощь.

— Я иду с тобой, Гермиона, — заявила Роза нетерпящим возражений тоном.

— Плохая идея, мама. Ты будешь только мешать, да и сама подумай, Гермиона там с тайной миссией, если ещё и ты будешь рядом, любой проходящий может заподозрить неладное, а мы ведь не хотим проблем для очаровательной мисс Роше, так ведь?

— Ну, хорошо. Но я не вытерплю тут в одиночестве и четверть часа. Я с ума сойду от беспокойства.

— Вот и решено. Гермиона, тебе пора собираться, а ты, мама, пойди и накинь что-нибудь потеплее шали — мы отправляемся к Анетт.

В назначенное время Гермиона воспользовалась порталом. Было поздно и многие министерские работники уже собрались по домам, что было на руку Роше.

Оказалась она в подвале, по-другому и не скажешь. Стены каменные, сырые от влажности и пахнет плесенью, кругом темно. Неуютное местечко, но выбирать не приходилось. Пусть её накрыл страх при виде этого логова, она не станет терять самообладание.

— Вы вовремя, — раздалось из темноты. Гермиона вздрогнула от неожиданности, сердце забилось быстрее, но она приказала себе успокоиться. Это была всего лишь Роше. — Идите за мной, — приказала она и, чтобы не расшибиться в этой тьме насмерть женщина пустила искорку света Люмусом. Стало светлее, но не уютнее.

Они шли одна за другой в полном молчании примерно минут десять, пока не остановились возле тяжёлой двери без единого отверстия для ключа. Магия…

Да, так и было, Роше вывела палочкой по замурованному входу замысловатые узоры, что-то нашёптывая при этом, а после указала на дверь головой.

— Иди. Десять минут, как и договаривались.

— Спасибо, — ответила Гермиона своей провожатой, прежде чем войти внутрь камеры.

Внутри было ничем не лучше, чем снаружи. Единственная мебель в камере состояла из железного топчана с прохудившимся матрасом, грязной мойки и не менее отвратительным отхожим местом в виде дырки в каменном полу. Необычно было видеть в столь ужасном месте окно, за которым расцветала весна и играли краски. Издёвка, не иначе.

Том стоял у бьющего светом окна, одет был точно, как она помнит. Костюм на нём превосходно смотревшийся ещё вчера, сегодня выглядел пыльным, поблекшим и изрядно помятым.

Том не оборачивался, что сильно её тревожило. Он не ринулся к ней на встречу, хотя уже знал, что пришла она, а не кто-то иной.

— Том, — окликнула его, но он так и не повернулся.

— Больше не приходи ко мне, — был ей ответ.

— Что?— прошептала она. Не было сил держать расстояние между ними, не хватало терпения и спокойствия, видя его таким отстранённым. Она бросилась к нему, обняла со спины и почувствовала его напряжение. Ему была не в радость их близость. И это испугало её как никогда.

— Обернись, Том! Я хочу видеть тебя. Ты хоть представляешь, сколько я пережила за этот день, как волновалась?

Его эгоизм выжигал всё здравое в её голове. Хотелось рыдать, ударить мужа, ведь он знал, в какой-то момент она поняла, сложила воедино одно с другим. Том знал, что на него объявлена охота и потому сбежал во Францию, не желал возвращаться в Лондон.

— Ты знал, не так ли? — тон её отдавал холодом.

— Знал, — простой ответ и такой безразличный к ней. — Но думал, что умнее.

Она перестала испытывать злость и негодование, только увидев его лицо. Он был изранен: правая бровь рассечена, синюшные отпечатки чьих-то пальцев на шее, кровоподтеки. Её затошнило и не оставалось ничего другого как опустится на корточки, чтобы не испачкать и без того грязный отвратительный пол.

Гермиона задыхалась…

— Кто это сделал? За что? — сквозь позывы рвоты прохрипела она.

— Забудь, это не важно.

Да кто бы смог на её месте забыть такой ужас?

— Сказал: забудь! — он рывком поднял её с колен и пристально глядя в глаза, не щадя её чувств, сказал: — Сейчас ты уйдёшь отсюда, забудешь всё, что видела… И отпустишь меня!

В голове гулко звенело, слова текли в её сознание и пускали корни, укрепляясь в её мыслях.

Не сразу до неё дошло, что Том вытворял в данную минуту с ней. А когда пришло осознание, стало нестерпимо больно от предательства и унижения. Он пользовался своей силой, умением творить волшебство без палочки, использовал против неё.

Она замахнулась и что есть силы, ударила Тома по лицу.

— Ты мне противен, Том, — не сдерживаясь, кричала она. — Да как ты смел, как смел, использовать на мне заклятие внушения?

— Глупая. Если меня посадят, я хочу, чтобы ты была как можно дальше от меня и не искала встреч. Не приходи ко мне. Не возвращайся в Лондон.

— Ты так дорожишь этими старыми вещами, что готов пожертвовать нашими отношениями?

— Я уже всё равно, что приговорён, — со злостью выкрикнул он ей в лицо, больно схватив за плечи, — но без доказательств мне максимум, что светит — два-три года. Ты понимаешь меня? — вновь выкрикнул он. — Разве до тебя не дошло, что следующая на очереди твоя смерть?

Её это не волновало, если ей придётся покинуть Тома, да ещё и добровольно. Нет, решила она, такому не бывать. Но он видел её насквозь.

— Ты знаешь, я приму меры, если ты мне не уступишь по-хорошему.

— Посмотрим, Том, — едко ответила она ему и собралась уходить, но он не дал. Грубо и без особой нежности поцеловал её своими искалеченными губами и прошептал на прощание:

— Ступай, Грейнджер, тебе уже пора.

Он вытолкал её из камеры, насильно заставил покинуть его, просил исчезнуть из его жизни... Гермиона ощущала себя опустошённой и преданной. Возможно Моро была права, ей стоило бежать отсюда, от Тома, как можно дальше, чтобы не чувствовать эту выжигающую всё, что было хорошего у неё с Томом, боль в душе.

Она не могла слышать, да и он не захотел бы этого. Стоя спиной к окну, всё ещё глядя на дверь уже запертую на все оковы, превозмогая боль в теле, он улыбался.

— Я люблю тебя. Как бы ни было, я найду тебя, когда придет время.

Когда Том так бесцеремонно и равнодушно выставил её за дверь своего тесного и неуютного временного пристанища, она не сразу пришла в себя от обиды и злости. Гермиона спешила к Тому, хотела видеть его, получить ответы на свои вопросы. Желала помочь, в конце концов, ведь любила и готова была ради него на многое. Но Том не оценил её стремлений, бросил её лучшие намерения и любовь ей в лицо как нечто ненужное и пустое.

— Мадам Риддл, — Гермиона чуть было не вскрикнула от неожиданности, но вовремя сдержалась. Нельзя было привлекать к себе лишнего внимания, пусть в этом тёмном мрачном подземелье и не наблюдалось никого, кроме неё самой и Роше, что сейчас дышала ей прямо в затылок.

Роше схватила Гермиону под руку, не больно, но неприятно.

— Что сказал ваш муж, мадам?— в голосе мракоборца звучало нетерпение. — Он признался?

Пересказывать Роше весь их неприятный разговор она не собиралась, но вот задать свои вопросы...

— Как вы могли? — яростно прошептала Гермиона, глядя прямо в глаза Роше. — На нём же живого места нет.

Видно было по реакции Роше, что той понятно, о чём она спрашивает — мимолётное сожаление ярко отразилось на её лице. Но она не извинилась, не сказала, что виновные будут наказаны за самоуправство, а Том переведён в лазарет. Нет. Сожаление слетело с её лица в мгновение, Гермиона даже подумала, что ей только показалось это самое сожаление. Роше нахмурила лоб и сжала плотно тонкие губы, прежде чем ответить:

— Адриан был добрым другом для многих наших сотрудников, мадам Риддл. Некоторые до сих пор не верят фактам. Мадмуазель Дюпон порой бывает очень убедительна.

— Это отвратительно, — Гермиона отступила на шаг от Роше, вырвала руку из её хватки и покачала головой.

— Понимаю. Простите, вы вообще не должны были видеть его таким. Я думала, его ещё вчера залатали…

— Просто замолчите, — попросила она, перебив Роше.

Было тошно слышать столь жестокие слова. Его побили ещё вчера, вертелось в голове у Гермионы. Это ранило и причиняло боль. Они не просто так оставили его без лечения, наверняка желали, чтобы он дольше мучился. И жаловаться было некому — здесь она не найдет ни сочувствия, ни понимания.

Роше хотела приблизиться, но Гермиона не позволила, выставив руки вперёд. Мракоборец поняла и осталась на месте. Больше в её голосе не было ни сожаления, ни сострадания.

— Вы не ответили, мадам Риддл. Что насчёт реликвий?

— Думаю, вы не вправе требовать от меня ответа, мадам Роше. Не после того, что я тут видела. Это дело Визенгамота.

Честно, она не вполне понимала, для чего Роше знать, где находятся «выкраденные» реликвии Хепзибы Смит, ведь это не изменило бы ровным счётом ничего, хотя если подумать, Дюпон, как и любой другой сотрудник французского министерства, посчитал бы за честь самолично засадить Тома Риддла в отместку за смерть Адриана.

Роше неохотно выпустила Гермиону, протянув ей портал в обратную сторону, и, не прощаясь, удалилась вглубь туннеля. Гермиона не стала задерживаться. Она ещё раз взглянула в ту сторону, где находилась запечатанная дверь камеры Тома и мысленно пообещала себе, что сделает всё возможное, чтобы вернуть мужа домой живым и невредимым. Пусть он против, пусть отталкивает, но она отстоит его, а уж после они поговорят.

Решимость слегка притупила злость и обиду. Гермиона появилась на пороге своего дома: тихого и нелюдимого. С недавних пор французское поместье стало для неё неуютным, каким-то чужим, как и вся Франция в целом.

Она скинула пальто, повесила его на вешалку в коридоре и взглядом наткнулась на письма на столике.

Первое послание было кратким. Английское министерство желало видеть её на днях, допросить как первое лицо, с кем заключённым имел тесный контакт. Второе было отправлено от мадам Ив с обратным адресом.

Всё так разом навалилось на её хрупкие плечи: Том и его арест, мадам Ив с Александром, а еще госпиталь. Ей придётся уволиться, жаль, конечно, было бросать практику, да и печально за Одрика, который враз потерял двух сотрудников, но выбор у нее и не было, как такового. Она всегда будет на стороне Тома, пусть даже это означает лишиться мечты стать целителем и предать доверие покойной Клодетт Моро.

Гермиона стиснула в ладони письма и направилась к себе, там она прилегла на кровать, прежде отказавшись от приглашения Сони пополдничать, и крепко стиснула в объятиях подушку Тома, которая до сих пор хранила его запах. Гермиона прикрыла глаза, притворилась на минуту, что ничего плохого так и не случилось, вот Том сейчас войдёт в комнату, посмеётся над её сентиментальностью, но в ту же минуту обнимет, прижмёт к себе и тихо прошепчет на ушко, что любит. С этими мыслями она и уснула.

* * *

К вечеру дом оживился. Гермиона не спустилась вниз, несмотря на то, что бабушка и дядя лично приглашали её на ужин. Голова гудела от краткого и неспокойного сна, но спать уже не хотелось. Она просто лежала в постели, не двигаясь, и пыталась ни о чём не думать.

Спустя час, или около того, раздался стук в дверь. Гермиона не сделала ни единой попытки ответить.

Гектор постучал ещё раз, потом скрипнула дверь, и дядя вошёл без приглашения. Даже тогда она не обернулась.

Он присел рядом на край постели и участливо положил свою ладонь ей на плечо.

— Ничего не вышло, — казалось, он не спрашивал, а знал, о чём говорит.

— Не вышло, — подтвердила она. На удивление, голос её был спокоен и тих. — Он ничего не отдаст Смит, держится своей правды. Отгородился от меня, просит оставить его. Считает, что мне грозит опасность, Изабелла ведь не смирится с поражением, — Гермиона обернулась, присела на постели. — Но знаешь, я этого так не оставлю. Найду этого треклятого Сомса и заставлю его подтвердить завещание Хепзибы.

Она не стала рассказывать дяде об избиении Тома, почему-то знала или догадывалась, что муж не потерпит этого. Ему бы не понравилось, что она жалуется, когда он стойко принимает побои французских властей. Не пожелал бы вмешательство Гектора, словно он маленький мальчик и наябедничал взрослым, позволяя тем разобраться с его обидчиками. Он не позволил ей проявить сочувствие, а уж жалости не потерпит вовсе.

— Конечно, — Гектор погладил её по руке, успокаивая. — Но Тому всё равно придётся сознаться. Здесь его не трогали, потому что не их это дело, а Визенгамота, но там и не посмотрят, применят сыворотку правды и всё.

Гермиона улыбнулась, хотя не было в её мыслях ничего забавного. Улыбка вышла вымученной и печальной.

— Не думаю, что выйдет так просто. С кем угодно, но не с Томом.

Дядя улыбнулся в ответ, вздохнул тяжело и кивнул.

— Тут ты, пожалуй, права.

— Как Анетт?

Ей было важно знать, что Анетт и Друэлла в относительном порядке, насколько это возможно. Она переживала, помня слова Драко Малфоя, как плохо мадам Розье перенесла потерю сына. Не хотелось для Анетт этой участи.

— Плохо. Завтра похороны Адриана. Я боюсь за неё. Она совсем онемела. Лежит в постели, уставившись в потолок и постоянно плачет. Друэлла не отходит от матери ни на шаг…

— А Друэлла? Она думает, это Том сделал?

Было бы трудно принять, такое её несправедливое мнение, относительно Тома, но ей пришлось бы смириться. Доказывать, биться в глухую стену было бы бесполезно. Время всё расставит на свои места. Но даже после, когда пройдут месяцы, годы, она сомневалась, что дружба их восстановится. Гермиона знала, что Том уже никогда после не общался с Друэллой и Кигнусом. Смерть Адриана изменила многое в их отношениях. Розье дозволили жить чуть дольше в этот раз, но смерть оказалась ему предначертана.

— О Томе она ни разу не спросила. Она вообще мало разговаривает. Совсем посерела от переживаний.

— Мне так жаль, дядя. Но ничего изменить не получилось бы.

Гектор вскинул голову, внимательно посмотрел на племянницу, словно пытался разгадать её послание и, казалось бы, понял, после вновь кратко кивнул, но ничего так и не спросил.

— Кигнус сегодня просил моего совета. Говорит, у Анетт скопились некоторые дела: финансы там, благотворительные фонды, интернат. Ты знаешь, она помогает детям-сиротам. Чудесная она женщина.

— Интернат? — эта тема заинтересовала Гермиону. Она даже подалась вперёд, желая услышать больше об этом.

— Да. Ты знаешь, в магическом мире хватает сирот. Кого отправляют к магглам, кто ещё совсем мал и ничего знать-не знает про волшебников, а кто постарше оставляют в мире уютном для них. Анетт много занимается этим вопросом. Помогает пропитанием, одеждой и прочим, что требуется.

Гермиона и не знала такую мадам Розье, если быть до конца откровенной ей никогда и в голову не приходило задаться вопросом, чем Анетт занята в жизнь, помимо обустройства праздников, полуденного чаепития, да походов по магазинам знаменитых Кутюрье. И была приятно удивлена. Гермиона и раньше считала Анетт приятной, а после слов дяди прониклась к ней ещё большей симпатией. За что ей такое? Почему милая и добродушная женщина должна была претерпеть такое горе?

Дядя всё продолжал говорить, не замечая перемены в Гермионе. Ей только что пришла неожиданная мысль, возможно, она смогла бы таки помочь Александру, как обещала Моро. Но это означало бы, что Гектору пришлось бы задержаться во Франции на некоторое время, конечно, если бы он согласился помочь ей и мальчику. В дяде она не сомневалась, а в себе определённо. Было трудно согласиться со своим решением, когда дядя ей нужен самой. Эгоистично, конечно, но иначе как ей быть, в ком искать поддержку? Винсент так и не откликнулся, не написал и не появился.

— Свои финансы я сам веду, — говорит Гектор, решив вернуться к прежней теме, — и хорошо справляюсь, потому мне не составит труда помочь Кигнусу и Анетт. Но парень ещё зелёный, пока втянется, поймет, что к чему… Неизвестно когда Анетт придёт в себя, а дела не стоят. Я бы мог помочь, но ведь тут я нужнее.

Он так посмотрел на неё после, что Гермиона устыдилась своего эгоизма. Неделя может две, что это меняет для неё и Тома? Было страшно. А вдруг? Но не могла уже позволить себе смалодушничать. Пусть он сделает всё возможное, чтобы помочь семье Розье, а она в свою очередь сделает всё ради мужа. В конце концов, дядя оставит её на пару дней не больше.

— Не бери в голову, дядя, — Гермиона спустила ноги с постели и встала. — Пойдем лучше, поужинаем, у меня будет к тебе просьба, и неплохо бы обсудить её за чашкой чая.

* * *

— Ты остаёшься?— удивлению Розы не было придела. — Нет, я вполне понимаю твои мотивы, но как же Гермиона?

Они были в гостиной, когда начался этот разговор. Гермиона отступилась и всё же попросила у Гектора, помощи, рассказала про Александра. Он обещался помочь, подыскать подходящую семью для мальчика, посодействовать встречи его и мадам Ив, но до сих пор был не уверен, правильно ли поступает, бросая её на неопределённое время одну. Вот и бабушка была не то чтобы против, всё же Анетт была для неё не последним человеком, но продолжала искать обходные пути.

— Я могла бы прислать для Анетт своего бухгалтера, возможно и распорядителя тоже. Они бы устроили всё как полагается. Я им доверяю как себе.

Было видно, что Роза обеспокоена тем, что сын их бросает. Она, как и Гермиона, тоже была напугана таким положением дел.

— Дело не в твоём доверии, мама, — ответил дядя. Сил на споры у него становилось всё меньше, видно по лицу как он устал, то и дело потирает переносицу, хмурится при каждом возмущении Розы. — Он чужой для них, сейчас это не лучшая из идей.

Роза встала с дивана, подошла к камину, положила ладони на его деревянную поверхность и мягко провела по ней.

— Мадам Лефевр вернётся к нашему отъезду? Ты не можешь остаться здесь совершенно один.

Скорее не это угнетало Розу. Она до сих пор была против всяких отношений сына с Жюстин, ведь их отъезд означал бы, что те останутся совершенно одни.

— Нет.

Слышно было, как Роза вздохнула с облегчением. Потом обернулась, на лице выражение удивления.

— Тогда как, скажи на милость, ты будешь обходиться без кухарки?

— Обоснуюсь пока у Анетт, думаю, никто не будет против.

Бабушка воспряла от такой чудесной по её мнению мысли.

— Ведь это замечательно!— сказала она и даже не поинтересовалась, почему Жюстин не вернётся в ближайшее время, очевидно, такие мелочи её мало волновали. Честно говоря, в виду недавних событий, Гермиону тоже.

* * *

Прощание с Адрианом проходило в послеобеденное время в часовне Святого Атенаиса.

У входа в часовню собралась толпа.

Дядя ещё утром отбыл к Анетт, он решил сопровождать её на прощание с сыном. Роза осталась с Гермионой. Всё утро они собирались в скорую дорогу — сразу после панихиды им предстояло отправиться в Лондон: на завтра у Гермионы назначено посещение в Визингомот. Её вызвали для допроса, возможно, после она смогла бы добиться повторного свидания с Томом. Она очень на это надеялась.

Люди у входа смотрели на них, вновь прибывших, кто с любопытством, кто с возмущением. Проходить внутрь не было желания, тяжёлые взгляды давили и угнетали.

— Не хочу туда, — пробормотала Гермиона, опустив взгляд. Было неловко.

— Идём, милая, — Роза взяла её под руку и подтолкнула к входу. — Не стоит обращать внимания на косые взгляды, ты пришла не ради них. Вспомни, мы здесь ради Адриана, Анетт и Друэллы.

— Моё присутствие им не нужно, — с обидой ответила Гермиона.

— Не говори глупости.

И ей пришлось подчиниться. Бабушка была права. Они сейчас пройдут в часовню, попрощаются, как полагается, и всё закончится.

Им уступали дорогу, и это выглядело не столько вежливо, сколько оскорбительно, их обходили, как прокажённых. Что они им сделали? Сразу вспомнился Том, синяки по всему его телу, и Гермиону пронзила такая злость. Она гордо вскинула подбородок, глядя на всех, она больше не чувствовала никакого стеснения. Ей было наплевать на всех тех людей, что мнят из себя правильных и обиженных.

— К чёрту вас, — прошептала она себе под нос.

Роза ободряюще погладила внучку по руке и тихо, но весело сказала, не глядя на Гермиону:

— Правильно, дорогая, к чёрту их, — и тоже гордо, с достоинством прошествовала внутрь часовни.

Это было ужасно. Вся церемония сопровождалась тихим плачем Друэллы, стенанием Анетт. Дядя как мог, поддерживал мадам Розье, но та была настолько безутешна, что пару раз её приходилось оттаскивать от орехового гроба, в котором покоился Адриан. Анетт не стеснялась своего горя, за что Гермиона её уважала, не было безразличия в её действиях и чувствах, не было сдержанности так присущей аристократии.

Гектор был нежен и участлив, Гермиона видела, как бабушка пару раз улыбнулась, глядя, как сын обнимает убитую горем Анетт, как прижимает к себе со всей нежностью.

Друэлла ни разу в их сторону так и не поглядела, даже когда проходила мимо, бросив мимолётный взгляд, в котором не чувствовалось ничего, кроме безразличия, но Кигнус кивнул и, вполне возможно ей это показалось, но взгляд его был полон сожаления. О чём сожалел Кигнус, осталось загадкой, об участи Тома или ненависти, а она, несомненно, жила в Друэлле, — было не понятно с первого взгляда.

Ближе к концу, когда отзвучали последние слова поминальной речи, и люди поспешили на воздух к месту дальнейшего захоронения, они остались почти одни, только тогда Гермиона заметила её. Элен не встала со скамьи, не проследовала за остальными. Она сидела тихо, не шевелясь, в окаменевшей позе. Рядом с ней был Абрахас.

— Элен, — он пытался дозваться до неё, прикоснулся мягко к её плечу, только тогда Морель, казалось бы, ожила. Она скинула его руку с себя и что-то прошептала в ответ. Чтобы это ни было, но Абрахас тут же нахмурился, поднялся, качая головой, и двинулся в проход между рядами.

Он не поприветствовал их, когда уходил, хотя они столкнулись при его побеге, что-то его тревожило.

Гермиона отошла от Розы, попросив минуту-другую. Бабушка не возражала.

— Элен, — произнесла Гермиона те же слова, что и Абрахас ранее. Элен и тогда не обратила внимание.

Она присела рядом, не стала тревожить Элен своими прикосновениями, просто сказала:

— Мне так жаль, Элен.

Этих слов хватило, чтобы Элен тут же расплакалась, да так горько, словно копила свою боль долгое время и не давала ей выхода.

— Мы так и не помирились, я так и не сказала ему, что всегда его любила. Он ушел, ненавидя меня.

Гермиона приобняла её, пытаясь утешить, Элен позволила и без сопротивления прильнула к её плечу. Было не сложно представить всю боль подруги, когда-то она испытывала подобное, когда оставила Тома и сожалела, что не сказала о своих чувствах, страхах, а в итоге ей оставалось что хоронить его так и не облегчив душу.

Ещё четверть часа они просидели, обнявшись, пока распорядитель, не велел закрыть гроб перед погребением в фамильном склепе. Адриана похоронили рядом с Себастьяном Розье, его отцом.

Гермионе так и не удалось проститься, как подобает. Она хотела поведать Адриану многие их своих мыслей, но вряд ли всё из того, что она собиралась сказать, было для него важно.

Она не смогла заставить себя отправиться в особняк Розье после похорон, как сделали все остальные, её никто не ждал там.

Ей осталось собрать самую малость и по прибытии домой, Гермиона немедля отправилась наверх, в спальню.

Её ждал сюрприз, наверное, самый долгожданный.

Он стоял у окна, сложив руки за спиной, и что-то разглядывал в туманной дали.

Её присутствие он заметил сразу. Развернулся в вполоборота.

— Я думала ты не придёшь, — тихо, с придыханием сказала Гермиона.

— Я обещал. Я всегда буду рядом, помнишь?

С его появлением Гермиона ощутила облегчение, которое в последнее время было редкостью.

Она сделала пару шагов и оказалась в его объятиях.

— Я говорил тебе, предупреждал…

Гермиона смело прильнула к его груди головой, мысленно соглашаясь с каждым его словом. Теперь она не одинока, ведь рядом наконец-то Винсент…

Ранее

В Англию Гермиона вернулась, полная надежд. Приятно было снова находиться среди знакомых домов, проулков, слышать родную с детства речь. Винсент сразу же предложил свои услуги в поисках Уильяма Сомса. Ему было сподручнее заняться этим — он знал, где искать, у кого спрашивать. Она не возражала, понимала, что толку от нее будет мало: ну, не вламываться же в министерство, как однажды сделали они с Роном и Гарри, когда есть Дюпон с беспрепятственным доступом к архивным документам.

На следующий же день Гермиона отправилась в министерство для дачи показаний. День выдался пасмурный, зарядил мелкий дождь и стоял низкий туман. Но, несмотря на это, настроение с утра вполне сносное — она предвкушала возможное свидание с Томом, главное, чтобы приняли её прошение.

Отчего-то она полагала, что проводить допрос будет кто-то посолиднее, нежели простой рядовой работник мракоборческого отдела, но ожидания не оправдались: ее встретили лысоватый старикашка-аврор лет восьмидесяти и совсем ещё юный паренек. Практикуется он, что ли? — пришла мысль Гермионе, когда взглянула на молодого человека: деланно серьёзный, осанка прямая и строго при чёрной мантии — вылитый Перси Уизли.

— Миссис Риддл, — тон у парня был сух, но вежлив. — Прошу.

Он указал ей на стул перед собой. Гермиона присела, расстегнула верхнюю пуговицу мантии — стало душно от волнения.

— Моё имя — Огаст Рэнделл, а рядом со мной, — он вежливо кивнул пожилому человеку, сидящему по правую руку от него, глядя на него со всем уважением. — Барнаби Уилкерсон.

Барнаби кратко улыбнулся и только.

— Ну что ж, миссис Риддл, — Огаст сложил ладони перед собой и сцепил пальцы в замок. — Ваш муж, Том Марволо Риддл, обвиняется в хищении артефактов особой важности. Нам повезло, не скоро, но всё же, отыскать вашего мужа. Надо сказать, удивительно, как всё сложилось.

Гермиона хмыкнула про себя. Да уж, удивительнее некуда. Разгуливал Том у всех под носом полгода, а они только-только обратили на него внимание. Хороши следопыты, ничего не скажешь. Но Огаст хоть и был молод, оказалось, что к своей работе подходит со всей серьёзностью.

— Я только недавно получил это дело и вот результат: ваш муж доставлен, не далее как вчера, из Франции под конвоем и заключен под стражу здесь в министерстве, в камере предварительного заключения, для дальнейшего расследования. Вы, — он пронзительно посмотрел на Гермиону, — миссис Риддл, приглашены для дачи показаний.

Тут он неожиданно взмахнул палочкой, а вслед за этим на столе появилась тонкая стопка бумаг.

— Это, — он указал на бумаги рукой, — следует подписать. Разрешение на применение сыворотки правды. В ваших же интересах дать свое согласие, миссис Риддл.

Ей не показалось, в голосе Рэнделла определённо звучала угроза.

Но как бы ни было, Гермиона, изучив текст, подписала документы без сопротивления и раздумий. Скрывать ей было нечего, а то, что ей известно, едва ли тянет на прямое обвинение Тома в хищении чаши и медальона, ведь она в глаза артефакты Смит не видела.

Она приняла сыворотку правды, взятую с рук мистера Уилкерсона и ничего не почувствовала после: ее не пронзило желание тут же выдать все свои тайны, каждый ответ для Огаста давался легко и непринуждённо. Всего полчаса ей понадобилось, чтобы ответить на все имеющиеся вопросы у Огаста Рэнделла. И ничего из того, что она рассказала, не стало для него откровением. Она не знала, где реликвии, но признала, что они, по словам Тома, находятся у него, это никак не удалось бы скрыть, но так же она поведала про Уильяма Сомса, второго и главного нотариуса Хепзибы, который, по словам Тома, и передал ему артефакты по велению покойной Смит.

— Понимаю, вы убеждены мужем, что некий Сомс был во всей этой истории, и мы проверим это, не сомневайтесь. Но может так статься, миссис Риддл, что этого человека не существует. Советую вам обзавестись защитником к суду, хотя не думаю, что это поможет — лично мне тут всё ясно, но это ваше право. Теперь вы можете быть свободны. Спасибо за сотрудничество.

Она чуть не забыла о главном. Время их беседы подошло к концу, а значит, пришла пора попросить встречи с мужем, и Гермиона надеялась, что всё получится.

— Мистер Огаст, — она подняла на него взгляд, Рэнделл внимательно посмотрел на неё, откликнувшись, вполне возможно ожидая, что вот сейчас она что-нибудь добавит важного в свой скудный рассказ. Но по лицу было видно его разочарование, когда она сказала следующее: — Могла бы я увидеть мужа?

Рэнделл поднялся со своего места, взял листы со стола, сложил их вместе аккуратно, секунду уделил внимания Гермионе, чтобы ответить на прощание: — Он высказался предельно ясно на этот счёт, миссис Риддл. Ваш муж не желает вашего участия. Никаких свиданий.

И, не говоря ни слова более, удалился. Следом за ним ушёл и молчаливый Уилкерсон.

* * *

До конца мая прошло одно слушание дела. Гермиона хотела пойти, но рассмотрение проводилось за закрытой дверью. Так как она не владела нужной информацией, её не посчитали должным пригласить. Винсент после рассказывал, что Том открыто, признал, что чаша и медальон в его владении, где, правда, и слова не сказал.

— Ему задали прямой вопрос. Где артефакты Хепзибы Смит? — сказал тогда Винсент. — «В моём владении. Но где я не имею ни малейшего понятия,» — вот его слова. Нет, ну кто так отвечает?

Даже под сывороткой правды, он умудрился утаить местонахождение реликвий, что было немыслимо.

Изабелла была непреклонна, и требовала иных мер, заявив, что Риддл нашёл способ обойти сыворотку и никакие уверения в обратном на неё не действовали. Это был провал не только для Изабеллы Смит, но и для самой Гермионы. Том признал свою вину, а значит будет осужден, ну и Смит не получила желаемого.

Сомса до сих пор не отыскали. Гермиона лично проверила почти каждую маггловскую кантору, Винсент обыскивал магические архивы независимых предприятий всего Соединенного Королевства в надежде наткнуться на Сомса. Но результата за прошедший месяц ни он, ни она не достигли. Десятки однофамильцев, даже порой имена совпадали, но не было среди них того самого. Им дали срок в две недели. По пришествию четырнадцати дней Визенгамот признает Тома Риддла виновным на основании его личного заявления и дело закроют.

Отчаяние. Наверное, это самое правильное из слов, чтобы описать состояние Гермионы, но она надеялась, не бросала поиски. Храбрилась, хотя однажды Роза обвинила её в излишней мрачности и худобе.

— За такое навечно не сажают, дорогая, — говорила она. — Пусть Том упрям и не хочет отдавать Смит наследство тётки, несмотря на то, что та обещала…

— Никогда Изабелла не даст ему уйти. Столько нервов, она не простит его и не станет просить Визенгамот о послаблении при чистосердечном признании, — возразила Гермиона.

— Хорошо, но это ещё не повод морить себя голодом. Три года, сказал Винсент, помнишь? Возможно, два, но не вечность. Вы это переживёте.

Бабушка не меньше Гермионы переживала, но сама старалась предаваться оптимистическому настрою.

* * *

В первые дни июня в дом прибыл дядя. Гектор был не редким гостем и всякий раз, когда посещал Лондон, наведывался к Тому. Ему тот в визитах не отказывал, что немало Гермиону обижало. В такие моменты ей хотелось избежать общения с дядей — пересказы бесед с мужем расстраивали, но она не могла себе этого позволить. В эти дни она слышала больше нового о Томе, нежели от Винса. Том не особо жаловал Дюрана, мало того, ему было откровенно неприятно его общество, и каждый личный допрос по делу был почти неминуемо бесполезен.

— Я сказал ему, как есть: достаточно делать глупости, — заявил дядя. Он сидел на кухне, Соня подала ему чашку чая и кремовые пирожные. Роза вникала в каждое слово сына, одна Гермиона в этот раз не особо слушала. Что толку? Последние две их встречи проходили в одном режиме: дядя просил, Том отказывал. — Пора подумать о главном и согласиться на условия Изабеллы. Полгода лучше трёх. Он и в этот раз отказался слушать меня. Говорит, они ему принадлежат по праву, и они стоят трёх лет. Нет, каково, а?

Гектор редко когда выходил из себя, но Том, очевидно, вывел его вконец своим поведением. Дядя от злости стукнул по столу, Соня пискнула у плиты, а бабушка поглядела на сына взглядом полного понимания, погладила его по покрасневшей от удара руке и добавила:

— У нас не выходит и в этом не наша вина.

— Я рассказал ему про нападение. Думал, хоть это его убедит. Очевидно же, Смит предполагает, что Том каким-то образом обошел сыворотку правды, а значит, и Гермиона вполне могла. Но если том ей недоступен, она отыгрывается на нашей девочке. Сегодня нож у горла от тёмного наёмника, и ладно только припугнули, а завтра что?

Эти слова Гермиона была не в состоянии игнорировать. Она просила Гектора никогда не упоминать про случай в Лютном переулке, ни при каких обстоятельствах не рассказывать Тому, не апеллировать этим. В конечном счете, Том оказался прав, когда просил не ввязываться в это дело и держаться подальше. Она не послушалась, переступила через его просьбу, как когда-то он, но ведь она действует в его интересах. С тех пор Винсент всегда рядом, когда ей вздумается отлучиться на поиски душеприказчика, которые всякий раз заканчивались провалом. Но с тех пор ни одного нападения не было.

— Я просила тебя, — прошептала она, — не говорить ему.

Во взгляде Гектора не была и тени сомнения, что он поступил правильно. Его голос был твёрд.

— Но ведь это подействовало. Он обещал сделать всё возможное.

— Он не отдаст реликвии, дядя, и точка.

Шестого июня пришло письмо от Абрахаса. Гермиона едва знала этого человека и не сказала бы, что он вызывает в ней симпатию, а тут личная сова семейства Малфоев. Но проигнорировать то, что было в послании, оказалось невозможным. Среди всего хаоса и проблем, нашлись люди, которые продолжают нормально жить, у которых случаются маленькие радости на подобие той, что ожидало Элен. Они не виделись с ней со дня похорон Адриана, не написали друг другу и строчки, а тут неожиданно приходит приглашение на торжество по случаю помолвки Абрахаса Малфоя и Элен Морель.

Не согласиться она не могла и, как говорил Винсент, ей уже давным-давно пора отдохнуть, перевести дух и пожить хотя бы день для себя.

— Думаю, стоит побывать в Шотландии или Уэльсе, когда всё закончится, — Винсент стоял в дверях её спальни, лениво подпирая косяк плечом.

Гермиона поморщилась, бросив мимолётный взгляд на своего кавалера.

— Если не выйдет с этим Сомсом, тебе всё же стоит подумать о моём предложении. Ты заслужила пожить для себя и в радость.

— Я буду надеяться до последнего, Винс, ты знаешь. И не надо об этом, не хочу думать о плохом, — ответила она.

В последнее время Гермиона мало понимала Винсента, что-то изменилось в нём, возможно, он отпустил попытки и смирился с поражением, но не она. И было неприятно слышать, как он расписывает их совместное приключение, точно они наконец-то скоро освободятся от тяжёлого бремени в лице Тома и смогут насладиться жизнью. А главное, бабушка в этом вопросе поддерживала Дюрана. — Эгоизм Тома перешёл границы, моя девочка заслуживает счастья, — поддакивала она Винсу.

— А я и не говорю о плохом. В конце концов, твой Том не умер, просто отсидит за своё упрямство годик-другой.

Сегодня им предстояло появиться в Малфой-меноре, и это вызывало в Гермионе волнение. Она обещала Винсенту забыть на один день обо всем, и согласилась, хотя мысленно отсчитывала часы до нового, уже решающего суда. Осталось четыре дня, от Тома никаких вестей, он, казалось бы, никак не отреагировал на дядино признание, и это настораживало.

— Не смешно, — огрызнулась Гермиона.

Винсент оторвался от косяка, сделал пару шагов к ней. Гермиона поправляла причёску, глядя в зеркало.

— Согласен, — отозвался Винсент. Он стоял совсем рядом, позади, почти касаясь её спины грудью. — Не смешно. Грустно, — и накинул на её оголенные плечи шарф, а после позволил себе дерзко поцеловать её в щёку.

Она резко обернулась от неожиданности и совсем некстати оказалась в ещё более неудобном положении. Лицо Винсента было настолько близко, стоит лишь сделать незначительное движение и его губы коснутся ее. Ей как назло припомнился тот их единственный поцелуй, он ей понравился, хотя она как могла, отрицала это.

Она шутливо его пихнула в бок кулачком, не позволяя ему разглядеть своего смущения.

— Держись от меня подальше, Дюран, — и отвернулась. Щёки заалели. Она внимательней пригляделась к своему отражению и не узнала себя. Впервые за несколько месяцов, она улыбалась и выглядела почти приятно. И это не Том стал причиной такой перемены. Эта мысль стёрла с её лица довольство.

— Идём, моя леди, — Винсент протянул ей руку. Она позволила это прикосновение, но радости больше не ощущала.

— Пора.

И они аппарировали к воротам Малфой-менора.

* * *

— Вы слышали, эта Морель совсем без приданого. Нищая, как церковная мышь, — сказала одна старушка-сплетница.

Гермиона диву давалась, как ловко они переходили от лести к сквернословию. Только тут была Элен и все эта лживая аристократия улыбалась ей в тридцать два зуба, нахваливали выбор Малфоя, расписывали красками неземную красоту Морель. А стоило ей удалиться, как они изволили говорить то, что думали на самом деле. Удивительные люди.

— Весело у них тут.

— Кигнус! — воскликнула Гермиона, оборачиваясь на знакомый голос.

Одна из старушек в этот момент поморщилась, брезгливо глядя на Гермиону, но той было наплевать. С самого её появления ей приходилось сносить один недружелюбный взгляд за другим и кажется, дело было не только в репутации её мужа, мошенника и душегуба, кто-то искренне полагал, что это Том погубил старушку Смит ради ценностей. Дело было в ее положении — она, может и считалась принадлежащей к высшему обществу, но не здесь, она не выходила замуж за аристократа, чтобы ей улыбаться, здесь считали, будто бы она попрала интересы семьи, согласившись на брак с плебеем.

Дюран ушёл за напитками и куда-то пропал, ещё минуту назад она его видела возле почтенных джентльменов, они о чём-то весело говорили, Винс пару раз за их спинами изобразил вселенскую тоску и поднял два бокала, показывая, что всё обещанное с ним.

— Ещё минуту, — произнёс одними губами и подмигнул, прежде чем вновь обратить всё своё внимание на собеседников.

— Как дела у Тома? — спросил Блэк. Они стояли плечом к плечу, из-за чего чувствовалась некоторая неловкость. — Я слышал, он не собирается ничего отдавать.

— Да, — со вздохом ответила она. В горле пересохло, захотелось сделать глоток освежающего пунша, но её напиток у Дюрана, а он, очевидно, не скоро освободится. — Как Анетт, Друэлла?

— Анетт потихоньку приходит в себя, всё стараниями Гектора. Он так увлёк её заботой об Александре, что ей мало времени приходиться грустить.

Да, Гермиона слышала, что Анетт взялась за обустройства жизни Александра, она так прикипела к мальчику, что отказалась отдавать его на попечение приюта. С Иви, как и обещал дядя, Александр свиделся и, если ей сказали правду, а она в Гекторе ни минуты не сомневалась, с мадам Иви мальчик видится каждую неделю, за что спасибо Анетт.

— Друэлла занята отделкой дома. В прошлом месяце мы приобрели небольшое уютное поместье. Совсем недалеко от вашего. Она передаёт привет, хотела бы увидеться, но считает, пока не время для визитов и увеселений.

Это приободрило Гермиону и наполнило надеждой. Ей бы самой хотелось свидеться с подругой, сказать лично, как ей больно и как она сожалеет. Но она права, сейчас не время, ей не нужны её печали в довесок к своим, а пока Гермиона ничего ей не могла предложить.

— Это замечательно. Передай ей, что я скучаю, и мне не хватает моей лучшей подруги.

Кигнус взял её ладонь в свою и легонько сжал. Он понимал их обеих. Больше они этой темы не касались, но другу было, что сказать по другому поводу.

— Ты знаешь, Том мне этого не простит, но кто не должен был знать и сказать не может, так ведь? — с хитринкой в глазах, прошептал ей Кигнус на ухо. — И ты не выдавай меня.

Она не ошиблась, когда предположила, что сейчас будет сказано, что-то важное.

— Ещё до вашей свадьбы, я слышал разговор Вальбурги и Тома…

Гермиона поморщила нос, ей было неприятно узнать, что Том секретничает с этой стервой. Но сдержалась, а так хотелось сказать что-нибудь резкое, в духе: ничего и знать не желаю об этом!

— Вальбурга знает, где безделушки старухи Смит. Спроси её, напрямую она тебе не скажет, конечно, Непреложный Обет, ты понимаешь? Том обезопасил себя, сыворотка не конкурент клятве. Но если ты предложишь Вальбурге что-то стоящее, она найдёт способ обойти и её.

— Том её убьёт, — шокировано прошептала Гермиона. Но ей было наплевать на состояние Вальбурги Блэк, главное, что она попросит взамен? И тут, увы, вариантов ничтожно мало.

— Нет, — категорично заявила Гермиона, не Кигнусу, скорее своим мыслям.

— Понимаю, — кивнул ей Кигнус, он тоже не питал надежды на порядочность Вальбурги. — Но ты подумай. Что бы она не просила, это не имеет значения, ведь так или иначе Том выберет тебя.

И удалился, со словами, что пора бы поприветствовать других знакомых.

Шанс перекинуться с Вальбургой Блэк парой колких фраз настала раньше, чем Гермиона того ожидала. Винсент ещё не вернулся, и Блэк представилась возможность вылить немалую долю гадких слов в её адрес.

— Одна? — ехидно пропела та. Вальбурга улыбалась как старой подруге, но тихо нашептывала гадости. — Слышала, Том не пожелал расставаться с артефактами, даже ради своей дражайшей женушки. Истинная любовь, ничего не скажешь.

Вальбурга била прямо в цель. Давила на самые больные места, не стесняясь, без сожаления и сочувствия.

— Ну, по крайней мере, и после он будет мой. Три года — не срок, Блэк.

— Не факт, дорогуша. Время, знаешь ли, убивает всякую привязанность, а там он совсем один, тебя не желает видеть, меня, кстати говоря, не отстранял от себя. Соскучится по ласке за время…

— Ты знаешь, где наследство? — прямо спросила Гермиона. Ей надоели подначки Блэк.

— Нет, — открыто и как-то слишком быстро выпалила Вальбурга, и лицо её покраснело, будто не хватало воздуха. Но тут же изменилась: краска сошла, она вздохнула. — Но я могла бы их отдать, но…

— Не за бесплатно, конечно…— продолжила за неё Гермиона. — Но ты же понимаешь, что он не простит предательства?

Та весело улыбнулась ей, словно она сказала сейчас что-то приятное.

— Ох, Грейнджер, ты такая глупая и доверчивая. В отличие от тебя, я просчитываю всё наперёд. И скажу тебе по секрету, это не первый наш спор и не первое моё непослушание. Но всякий раз он возвращался ко мне.

Последние слова слышать было откровенно неприятно и мерзко. Не хотелось даже думать, что, прими она решение и согласись с Вальбургой, Том с лёгкостью простит старую подругу. Даже ей он не простил бы этого. Гермиона в этом и не думала сомневаться. Но и она не просто маленькая глупенькая девчонка, она не собиралась кидаться в омут с головой ради артефактов. После, она подумает обо всем после. Если Сомса не удастся найти, она всё взвесит и примет достойное решение. В конце концов, наследством можно поиграть, выпросить у Смит откат, пусть забирает своё барахло, придумывает что угодно, хоть целый сценарий немедленного освобождения Тома.

— Я хочу, чтобы ты оставила Тома в покое, — без весёлости в тоне продолжила Вальбурга, — бросила его, разорвала всякий контакт и, когда придёт время, выполнила его условие, вот тогда и поговорим. Напиши мне после.

Что за условие осталось тайной для Гермионы, и все следующие дни она не могла выкинуть это из головы. Ответ пришел в день суда.

Англия. 11 июня, 1946 год.

«Уведомление о разводе...»

Гермиона была в ярости, мало того, что Том за её спиной встречался с Блэк, так она ещё и принимала участие в их разводе, а то, что это золотая идея Вальбурги не приходилось сомневаться.

Он не позволил ей крохотного свидания, даже на суде, где им не удалось-таки предъявить доказательство, он не посмотрел в её сторону, не сделал ни единой попытки показать взглядом, что он чувствует. Он отвечал на вопросы машинально, точно заучил их на зубок. Когда всё закончилось, ему зачитали приговор, которое гласило, что Тому Марволо Риддлу полагается наказание в виде лишения свободы на три года и четыре месяца. Его увели под стражей спустя минуту. Вальбурга кинулась за ним вслед, и ни ей, Гермионе, он в тот момент ни кивнул, ни улыбнулся.

В конверте больше ничего не было, она проверяла и даже надеялась на объяснение, на маленькое послание, чтоб понимать, как дальше действовать? В последнюю их встречу, Том просил её оставить его, и если он полагал, что его оскорбительная защита вдруг обрела смысл, то он глубоко ошибался.

Она понимала, что Изабелла не согласится на уступки, даже если вернуть ей артефакты, не далее как сегодня, она чётко и ясно выразилась, что это не конец, Том ничего не решил, усугубил положение, да, но не решил проблемы. А Геримона не собиралась бежать подальше от возмездия Изабеллы Смит. Хорошенькую же участь муж ей уготовил.

В конце концов, у неё на руках козырь — адрес Уильяма Сомса лежал у неё в кармане, и пора было навестить их загадочного нотариуса.

Гермиона была в комнате, собиралась, когда, не постучавшись, вошёл Винсент.

— Ты ничего не забыл? — устало отозвалась она. Не было сил на споры. Да и Винсент вовремя появился.

Он деланно постучал по двери костяшками пальцев и, не спрашивая дозволения, присел на тахту.

— Адрес, — она вынула потрёпанный листок из кармана и протянула Дюрану.

— И куда мы отправляемся? — спросил он без особого энтузиазма. Сколько за это время было адресов и не одного верного.

— К Уильяму Сомсу.

Винсент бросил на неё взгляд полный скептицизма.

— Не стоит так смотреть, — укоризненно указала она на него туфлёй, что держала в руке. — Это другое. По нему живёт нужный нам человек.

— И откуда такая уверенность?

— Мистер Уизли сегодня поймал меня после суда. Он вспомнил, как Хепзиба давала этот адрес ему в надежде, что он воспользуется в своё время.

— И где этот Уизли был со своей спасательной шлюпкой? — язвительность в его голосе было хоть отбавляй.

— Он просто человек. Забыл. Но ведь не всё потеряно, правда? К тому же, я наконец-то узнала, где наследство Смит. Ха, — она улыбнулась, широко и с удовольствием. — Вальбурга стерва, решила, что я отдам его без боя, думала, я подпишу этот клочок бумажки. Как бы ни так.

Винсент окинул её каким-то загадочным взглядом, а следом ухмыльнулся.

— Это я в тебе и люблю, — пряча улыбку, прошептал он. Но она его не расслышала и не спросила, все её мысли были далеки отсюда.

— Ну, предположим, Сомс не тот, что тогда?

Гермиона даже думать отказывалась, что в таком случае будет. Единственно верное решение — шантаж. Она выторгует свободу Риддла, и пусть он после хоть всю жизнь на неё злится. Иначе она не могла. Ей не хватало мужа, как никого другого, только ради него она здесь, только ради него она бросила всё. Теперь его очередь доказывать. Придётся принять.

— Я что-нибудь придумаю, будь уверен.

Наверное, этот день был полон на события. Радость, надежда, разочарование, всё вперемешку. Ещё полчаса назад она была полна счастья, теперь не осталось ничего. Почти.

— Я что-нибудь придумаю, — повторилась она, уткнувшись лицом в плечо Винсента.

Дюран одной рукой обнимал её, другой поглаживал по голове, утешая.

Соседка Сомсов, маленькая пухлая миссис Роб, качая головой и охая беспрестанно, сообщила им страшное. Когда они прибыли на место, к порогу уютного домика, с садом полной гортензий то, не мешкая, постучали в дверь, ответа не было и после десятого по счёту стука. Тогда-то на улицу выглянула соседка Роб, из любопытства.

— Нет там никого, — крикнула она им через дорогу.

— Простите, а, где мы могли бы найти мистера Уиильяма Сомса?

Старушка тяжелой поступью доковыляла до них, остановилась в двух шагах, нахмурившись, оглядела странную парочку.

— Никто здесь не живёт с начала прошлого месяца.

— А другой адрес у вас есть, миссис…

— Роб, — представилась старуха. — Ну, ежели на том свете есть адреса, покамись не знаю.

В душе похолодело от плохого предчувствия.

— Он что, умер? — еле ворочая языком, проговорила Гермиона.

Роб махнула рукой досадливо.

— Если бы, милочка, вся семья, упокой их Господи. Не знаю, что за хворь, но лежат, значить, они: Молли, Уильям, их сыночек Билли четырех годков отроду, точно живые посреди кухни на полу, а на лицах ужас кромешный. Жуть, — старуха ту же секунду перекрестилась. — С тех пор в дом никто не заезжал. Проклят он.

Гермиона даже догадывалась, что за проклятие их поразило, и было в этом что-то поистине страшное. Наверно лишь тогда до Гермионы дошла вся серьёзность ситуации. И если это дело рук Изабеллы, от неё можно было ожидать не только угроз.

Гермиона не обратила внимания, на то, как скоро они оказались дома. Она удалилась в библиотеку, надо было всё хорошенько обдумать, прийти в себя и выпить чего-нибудь крепче хереса.

Спустя час она отправила с совой записку Вальбурге.

— Я дала согласия Вальбурге Блэк. Дело принимает ужасный поворот, Винсент.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Не думаю, что это хорошая мысль. Она просит приватности. Только мы вдвоём.

— А если..?

— Никаких если. Это в её интересах. И хватит об этом. Мы встретимся в маггловском районе, там многолюдно, кафе в центре Лондона. Всё будет хорошо.

— Когда?

— В девять я буду там.

Винсент кивнул и оставил её наедине с собой.

— Мне надо подготовиться.

И вышла из кабинета.

Спустя три часа Гермиона была на месте. В кафе пахло изысканной выпечкой и крепким кофе. Вальбурга сидела у дальней стены, перед ней на столе стояла чашка. Блэк вполне вписывалась в здешнюю роскошь, ухоженная, немного странно, но модно одета: длинное светлое платье, красные мокасины, пальто.

— К чему такая секретность?

Блэк передёрнула плечами.

— Просто мне тут нравится.

— И это мне говоришь ты — человек, презирающий всё маггловское?

— Сядь, — жестко сказала ей Блэк, — на нас косо смотрят. Что встала, как истукан. Всё принесла?

— Да, — неохотно отозвалась Гермиона, вынимая из сумочки конверт с уведомлением, который так и ждал своей подписи, и мешочек из ишачьей кожи. Подстраховаться никогда не лишне, а добираться домой без защиты полная глупость.

— Подписывай, — всё так же грубо велела Вальбурга.

Она не стала сомневаться, просто решила, будь что будет, с этим своим решением она могла точно сказать себе: всё, точка. Я сделала всё возможное.

— Нет уж, Блэк, только после тебя.

Вальбурга засмеялась, звонко, весело.

— Как скажешь, — и протянула ей плотный бумажный пакет.

Гермиона развернула и заглянула внутрь, протянула руку внутрь…

— Ах да, постарайся не касаться их, они кусаются, — весело добавила она, но прежде со всем удовольствием понаблюдала, как Гермиона одёргивает руку, обжёгшись.

Гермиона свернула пакет обратно и убрала в сумочку из ишачьей кожи, там артефакты в большей сохранности, никто кроме неё их не коснётся.

После, подгоняемая нетерпеливым взглядом Блэк, она развернула документ, пробежалась ещё раз по нему взглядом и подписала.

Вальбурга его тут же вырвала из её рук. Улыбнулась мило, даже как-то по-человечески.

— Теперь ты мне пожалуй, немного нравишься. Ну, всего доброго, Грейнджер.

И довольная собой, ушла, впустив внутрь кафе прохладный вечерний веток.

Она сразу так и не поняла, что только что, в одну единую секунду осталась без мужа, думала, что готова. Это было взвешенное решение, казалось ей, а сейчас остается не упустить шанс и вернуть Тома домой.

Сжимая в руке свою последнюю надежду, Гермиона добралась до переулка, тёмного и вполне подходящего для аппартации и уже приготовилась к рывку перемещения, но так и не смогла сдвинуться с места. Между лопаток стало вдруг горячо и больно, тело мгновенно онемело и она словно кулёк с мукой, рухнула на мокрый асфальт посреди грязного переулка.