Нам не по пути, жизнь (джен)

Самое страшное, что может быть, — это заживо умереть.

М. Андерсен-Нексе

* * *

Никогда не знаешь, что тебя ожидает — счастливый финал или же трагический конец... В любом случае, ты должен идти вперед, несмотря ни на что, не оглядываясь на прошлую жизнь. А если станет уже совсем невыносимо, ты скажи себе: «Эй, еще не пришел твой час», и иди дальше. Не нужно бояться неизвестности — порой она предпочтительнее правды...

* * *

На стене тихо тикают часы, но для меня этот звук кажется оглушительно громким. Не знаю, будет ли теперь когда-нибудь иначе. Секундная стрелка будто дразнит меня, двигаясь все быстрее, все громче, и мне до безумия хочется сейчас сорвать эти часы, бросить на пол, сломать циферблат... Остановить это дурацкое время. Сделать хоть что-нибудь. Но я продолжаю сидеть неподвижно. Как и десять минут назад. И полчаса. И час. А может, уже всю вечность.

Останавливаю для себя время.

Если дом Сириуса — вернее, мой, всегда об этом забываю — раньше мне казался очень мрачным, каким-то устрашающим, и мне было трудно в нем находиться, то сейчас это, можно сказать, мой островок спасения.

Я горько ухмыляюсь и еле слышно вздыхаю. Но снова получается слишком громко.

В голове проносится, что я, наверное, похож на какого-то старого козла, забившегося в темную пещеру, который дожидается там своего часа. Откуда-то слышится негромкий истеричный смешок, словно громом раздающийся в пустой комнате. В следующее мгновение понимаю, что его издал я сам, и поспешно захлопываю рот.

Медленно поднимаюсь с пола и ежусь от неприятного ощущения, которое бывает после того, как долго просидишь в одной позе. Перед глазами пляшут черные точки, и я выставляю вперед руки, чтобы встретиться с паркетом, по крайней мере, не носом. Но равновесие все же удается восстановить, тьма перед глазами рассеивается, и я, хоть сначала и мутно, начинаю различать находившиеся в комнате предметы.

Уже, что ли? Так быстро? Да нет, это я просто пересидел. У меня вроде еще есть, как минимум, полмесяца до того, как все начнется. Хотя в действительности все уже началось. Десять часов назад. Точнее, намного раньше — хоть я и не узнаю, когда именно — но узнал я об этом именно сегодня.

Лучше бы не знал, честное слово... Жил бы себе и жил спокойно, чувствуя себя счастливым. Почти. Волдеморта я три месяца назад отправил на покой, в обоих мирах снова наступил покой, а Джинни согласилась стать моей женой. А теперь... Что теперь, я и не знаю. И, если честно, знать не хочу. Ни-че-го.

До боли сдавливаю виски ладонями и подавляю глухой стон, рвущийся наружу.

Нет, так нельзя. Не вечно же мне сидеть, запершись в доме на площади Гриммо, и жалеть о... А о чем жалеть? Какой смысл? В любом случае я...

Мои мысли прерывает шум в камине. Я резко оборачиваюсь, выхватывая волшебную палочку из кармана джинсов. Но в следующее мгновение опускаю ее, вздыхая с облегчением. Все же от старых, въевшихся привычек нелегко избавиться. Это всего лишь Рон. Надо будет ему сказать, чтобы научился пользоваться дверью — мне мои оставшиеся нервы еще дороги. Натягиваю на губы улыбку и шагаю другу навстречу.

― Эй, ты поосторожнее! ― бурчит он, отряхиваясь от пыли и с опаской косясь на зажатую в моей руке палочку. ― Так и убьешь ненароком.

Я запихиваю палочку обратно и отвечаю на объятие Рона. Это наша первая встреча после месячной разлуки. Просто не было времени. Я был занят домом, делая капитальный ремонт, так как за три с половиной года он успел основательно захламиться. Рон же помогал Джорджу с магазином, который после набегов Пожирателей перестал быть магазином. Мы, правда, посылали друг другу письма совиной почтой, но встретились только сейчас. Даже на мой день рождения он не пришел, лишь отправил подарок. Но надо быть честным и сказать, что я отказался отмечать его, ссылаясь на свою занятость. Просто не было настроения.

Раньше я хотел, чтобы Рон пришел, в этом пустом огромном доме только Кикимер скрашивал мне одиночество. Но теперь... Лучше бы он не появлялся. Я уверен, что не захочу ему сказать, не смогу, и, глядя на него, не буду чувствовать ничего, кроме глухой тоски.

― Инстинкт, ― я пожимаю плечами.

― Ты давай приглушай свои истинкты, ― Рон чуть ухмыляется. ― Я вижу, ты тут основательно все привел в порядок...

Пока он с толикой любопытства оглядывает комнату, я рассматриваю его. Такой же долговязый, рыжий и веснушчатый. У него все как всегда. Невольно чувствую, что во мне загорается жгучая зависть, и подавляю ее. Я просто не имею на нее права. Рон не виноват. И никто другой тоже. Остается все спирать на сволочь-судьбу.

― Чая хочешь? ― предлагаю я, так как просто не знаю, чем заполнить затянувшуюся тишину. Или, может, просто борясь с тем, что так хочу и так боюсь сказать на самом деле.

― Нет, спасибо, Гарри, ― Рон трясет головой. ― Я забежал к тебе на минутку, сказать кое-что.

У меня такое ощущение, что внутри меня взорвался вулкан желчи, но я всеми силами подавляю обиду. Мы не виделись столько времени, а он собирается уйти сразу же, даже не спросив элементарного «Как ты тут, Гарри?». В конце концов, именно я всего две минуты назад хотел снова остаться один. И пусть я в одиночестве медленно сойду с ума — может, это будет даже лучше для меня.

― Ну, говори, ― я пытаюсь его подбодрить, так как только дурак бы не заметил, что все это время Рон борется с желанием чем-то поделиться.

― Я сделал Гермионе предложение! ― на одном дыхании выпаливает он, чуть ли не прыгая от возбуждения. Я невольно улыбаюсь, смотря на него.

― И?

― Она согласилась! ― я еле останавливаю себя от того, чтобы закрыть уши руками: Рон проорал это настолько громко, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули.

И все внезапно отходит на задний план. Знаю, это только на мгновение, но сейчас, в этот момент, я просто искренне радуюсь счастью Рона. Если своего у меня уже не будет...

― Поздравляю! ― я ору это так же громко, чтобы друг не сомневался в моей искренности, и порывисто его обнимаю. ― Здорово, Рон! Круто! А я все думал, когда же ты решишься.

С лица Рона не сходит глуповатое выражение, как будто его огрели по голове метлой, а губы растянуты в улыбке чуть ли не до ушей.

― Она мне тоже так сказала, ― Рон захлебывается словами, стремясь рассказать все и сразу. ― Мы решили, что свадьба будет ровно через год после помолвки!

Год. Я, закусив губу, опускаю взгляд на руку, на которой красуются магловские электронные часы. Нажимаю на кнопку — и вместо времени на циферблате загорается сегодняшняя дата. Четвертое августа. Хотя и так ясно, что слишком поздно.

Вся моя радость мгновенно улетучивается, оставляя место удушающему отчаянию. На мгновение я забываю, как дышать, и хватаю губами воздух, словно выброшенная на берег рыба. Рон этого не замечает, продолжая тараторить о своей будущей свадьбе. Я огромными усилиями возвращаю себя к нити разговора.

― ...так рада! Ты будешь шафером на свадьбе, Гарри! ― радостно заявляет он и наконец замолкает, видимо, дожидаясь моей реакции.

― Я? ― наверное, на моем лице сейчас написан такой шок, потому что Рон начинает смеяться. Знал бы он, что эта шокированность направлена совсем в другую сторону, и радости в ней нет ни грамма...

― Ну, а кто еще? ― удивляется Рон. ― Я же буду шафером на твоей свадьбе? ― с каким-то подозрением глядя на меня, спрашивает он. Мне остается только кивнуть, так как я не могу вымолвить ни слова.

Рон снова улыбается, думая, что это я от радости.

― Ладно, дружище, мне нужно бежать — я от Джорджа сумел ненадолго оторваться. Я на днях заскочу, жди, ― и он, хлопнув меня по плечу, бросает порошок в камин и исчезает в зеленом пламени.

Я, не двигаясь с места, смотрю в одну и ту же точку, но затем, стряхивая оцепенение, делаю два шага назад и сажусь — точнее, падаю — на диван.

В голове сейчас такой сумбур, что меня даже подташнивает. Настроение снова что ни на есть похоронное, и на этот раз точнее описания не придумаешь.

Ты будешь шафером на свадьбе, Гарри!

Против моей воли я снова начинаю истерично смеяться, от абсурдности этих слов, вообще от абсурдности всей моей чертовой жизни.

Прости, Рон, но тебе придется искать другого шафера. И даже шафером на моей свадьбе ты не побудешь. Я сделал предложение Джинни месяц назад, и мы назначили свадьбу на начало июня, когда Джинни вернется из Хогвартса. Вообще я не хотел спешить, собирался сделать это, как минимум, через год, но почему-то передумал. И теперь очень об этом жалею. Так — больнее. Вообще понимаю, насколько ненормальным я был. Нет, конечно, дело не в Джинни, просто я, видимо, очумев от радости, что Волдеморт мертв, сделал этот спешный шаг. Слишком спешный. Мы ведь еще толком не пережили все потери, а я вот так, с плеча... Оказывается, не один я такой идиот.

В общем-то, мне повезло (при этой мысли я в очередной раз подавляю смешок), что Джинни все это время будет в Хогвартсе — и поэтому мы с ней будем видеться очень редко. Мне так будет проще, я ведь знаю, что дальше будет все хуже... И мне будет трудно все скрывать.

Если я не доживу до июня, что уж говорить об августе.

Я ухмыляюсь, не замечая, что ногти до боли впились в ладони. В голове против воли всплывают воспоминания, и я даже не сопротивляюсь. Смысла все равно нет — теперь они будут преследовать меня вечно. До самого конца.

Я даже и не подозревал, что моя жизнь в одну секунду перевернется с ног на голову. Или, вернее сказать, просто обрушится. Сегодняшнее утро не предвещало ничего плохого, и поэтому я очень удивился, получив письмо от МакГонагалл с просьбой срочно прийти в школу.

Сейчас я думаю, почему не сдох где-нибудь по дороге.

Я только начал жить, не опасаясь того, что меня могут прикончить, начал чувствовать себя свободным. Все только-только началось, и вот уже началу пришел конец. А может быть, это, наоборот, начался мой конец. Кто знает?

Просто я знаю одно. Я не хочу умирать.