Восемьдесят последних дней (джен)

Над островом пламенел закат. Багровый диск солнца почти скрылся за дальними тучами на горизонте, окрасив их в фантастические цвета. Еще недавно спокойное море теперь ревело разъяренным василиском. Волны, белые от пены, жадно захлестывали каменистый берег. Ветер рвал рубашку и трепал волосы. На остров надвигался шторм. Самое то, чтобы пошептаться с морем. «В такую пору к воде пойдет лишь дурак или самоубийца», — говорили старые рыбаки. «Дурак, самоубийца или Кико!» — ехидно добавляла вездесущая Ануш, чей острый язык прекрасно компенсировался вкуснейшей выпечкой по обе стороны пролива.

Франко лежал на нагретом солнцем камне, довольно прищурившись на замысловатые облака: он прижился в Льядо, с подачи той же Ануш все звали его не иначе как Кико и никто не видел в нем чужака, хотя переехал он сюда менее трех лет назад. Да, четыре года назад ему в руки попался тот изумительно сделанный оберег. Франко тогда объездил все побережье в поисках мастера, создавшего такое чудо. Больше года искал и нашел мастера Хорхе. Приехал к нему и упросил, вымолил разрешение стать его учеником.

И не пожалел ни минуты, ни разу, как не жалел о том, что восемь лет назад перестал быть Гарри Поттером, сымитировал свою смерть и умчался на другой край света искать себя. За это время обида на друзей прошла, он понял, что во многом заблуждался и делал ошибочные выводы, но ощущение абсолютной правильности принятого решения так и осталось, наполняя душу странным покоем.

Вряд ли он обрел бы этот покой, оставшись в Англии. После победы над Волдемортом Гарри, тогда еще и не помышлявший о смене имени, почти перестал спать. Воспоминания Снейпа, тела павших защитников Хогвартса, вспышки заклинаний, вина и беспомощность смешались в чудовищный ком, став отличным источником для кошмаров. Осознание того, что всю свою жизнь он был лишь орудием, даже оружием (не зря Дамблдор завещал ему меч Гриффиндора), фигуркой на шахматной доске, агнцем на убой заставило его сомневаться в себе и в окружающих. Паранойя и чувство вины буквально вытолкнули его из Норы. Уже 5 мая, похоронив Рема, Тонкс и Фреда, он переехал на Гриммо, но там все стало еще хуже: добавилось невесть откуда взявшееся чувство собственной никчемности. Бесконечными майскими ночами он бродил мрачным призраком по дому и думал, думал, думал. Утро приносило с собой только головную боль. Церемония вручения ордена и поминовения памяти погибших вообще прошла мимо сознания. От окончательного сумасшествия его спасло принесенное Кричером письмо от Кингсли. Новый Министр интересовался самочувствием Гарри и приглашал заодно на чашечку чая. Непринужденная беседа с Министром обо всем и ни о чем почему-то оставила тягостное ощущение, а аромат крепкого кенийского чая вызвал непреодолимое отвращение к чаю вообще и заставил перейти по утрам на кофе. Стремясь хоть чем-то занять себя, он принял приглашение Кингсли и стал каждое утро приходить в Министерство, чему Шеклболт был откровенно рад: Победитель Того-Кого-Нельзя-Называть был сам по себе весомым политическим доводом. Перси Уизли помогал Гарри не потеряться в бюрократической паутине Министерства, и, на взгляд Поттера, это выглядело откровенным контролем. Частенько к ним присоединялся Рон. Гермиона же зарылась в медицинские трактаты в отделе Обливации. В обед Трио встречалось в Аттриуме. Днем Гарри им улыбался, поддерживал разговор, а вечерами не мог отстраниться от навязчивых и безумных мыслей, почему, например, Гермиона Грейнджер, дочь маглов-стоматологов, не носила в детстве брэкеты и знала и умела применять столько заклинаний или почему профессор МакГонагалл ни разу его не навестила, хотя знала, где он живет, и находила Дурслей «ужасными маглами».

Вообще, после войны Свет и Тьма, казалось, поменялись местами: Гарри перестал доверять друзьям, но наладил отношения с Дадли Дурслем. В середине мая они фактически его бросили, уехав в Австралию возвращать память родителям Гермионы. За две недели Гарри лишь раз поговорил с Джинни, попросив ее не приходить к нему на Гриммо. Кажется, аргументом было то, что матери она сейчас нужнее или что-то вроде этого. На самом деле видеть Джин после смерти Фреда было слишком тяжело. Он был виновен перед семьей Уизли в том, что Фред больше никогда не закончит фразу Джорджа и не придумает новую шутку. По той же причине он лишь раз увидел своего крестника и говорил с миссис Тонкс.

Постоянное же общение с чиновниками Министерства показало, что понятия Гарри Поттера о справедливости и законности кардинально отличаются от тех, что подразумевают эти самые чиновники. Совершенно неожиданно Поттер стал убегать на лимонад тетушки Петуньи, чтобы отдохнуть от лицемерия магов. Дурсли его по-прежнему недолюбливали и боялись, но теперь, после 2 мая, его боялись все. Их прежний дом, равно как и добрая половина Литтл-Уингинга, был уничтожен еще в прошлом августе, и теперь Вернон и его семья обитали в милом коттедже на Лэйкхолл-роуд в Торнтон-Хите. У них было гораздо спокойнее, чем на Гриммо. Поттер стал возвращать в дом Блэков на рассвете, проводя очередную бессонную ночь на скамейке в скверике неподалеку. К концу мая парень измотался морально и физически. Он похудел и осунулся, у него начались неприятности с магией: заклинания, даже самые простейшие, или не получались или производили разрушительный эффект. Поппи Помфри, добрая душа, после тщательной диагностики обнаружила лишь сильную физическую усталость и нервное истощение. Диагноз был доведен до Шеклболта и Гарри был отправлен отдыхать домой на Гриммо. Вечером того же дня Поттер сбежал оттуда в полюбившийся скверик, не выдержав удушающей тишины, которую не побороли ни ремонт, ни смена обстановки: не смотря на обилие света и отсутствие паутины дом оставался таким же мрачным и пугающе нежилым.

В скверике на скамейке его и нашел Дадли, который возвращался домой с очередной тренировки. Изможденный вид кузена и его остекленевший взгляд живо напомнили Большому Ди его пятнадцатилетие и жуткие крики шрамоголового по ночам. На осторожное: «Гарри, ты как?» — он получил неожиданно тихое: «Плохо». Дадлик в растерянности сел рядом.

— Не волнуйся, Дад. Все путем. Просто устал и съел что-то не то. Пройдет…

Голос Поттера был пустым и тусклым. Он сидел, странно скорчившись и откинув голову на спинку скамьи. А еще на нем не было очков.

— Гарри, это… где твои очки?

— Не знаю, потерял где-то… Неважно, Дад. Обойдусь. Мелочи это все…

Дадли Дурсль никогда не отличался особой сообразительностью и тонкой чувствительной натурой, но тут и его проняло: еще никогда его двоюродный брат не выглядел более ненормальным и похожим на киношного зомби. По-видимому, безумие было заразно, и Дадли спросил:

— А что не мелочи?

— Не мелочи? — Гарри чуть повернул к нему голову, окончательно свернувшись в неудобную даже на вид позу. — Не мелочи — это то, что с одиннадцати лет я либо убивал, либо видел смерть — и ни одному человеку, даже моим лучшим друзьям, не пришло в голову спросить, не страшно ли мне закрывать глаза, поинтересоваться, как я с этим справляюсь!

— Убивал?!

— Первый курс. Я убил учителя. Он хотел меня задушить, а я ему руками сжег лицо. Второй курс — убил змеюку величиной с поезд метро и опять чуть не сдох сам. Третий курс — меня чуть не поцеловали дементоры. Помнишь этих милашек, Дадлик? — Дадли отчетливо передернуло. — Тогда-то я и научился от них защищаться. Ах, ну да, там еще были сбежавший преступник и оборотень, но это мелочи. На четвертом было вообще отпад: драконы-русалки и смерть Седрика. Его убили в шаге от меня, просто потому, что он был лишним, а я ничего не мог сделать, потому что был связан. Я чудом выкрутился только для того, чтобы годом позже биться в руках Рема, потому что моего крестного тоже убили. Еще год спустя я уже сам чуть не убил однокурсника, его вытащили, но кровищи было море. А потом я стоял и смотрел, как убивают Дам… профессора, которого я безмерно уважал и считал чуть ли не своим дедом. Зря считал: этот милый старичок, Светлый маг, чтоб его, растил меня на заклание, чтобы я умер в имя Добра и всеобщего блага. И я таки умер, но смог вернуться. И вот скажи мне, Дад… Да, я прихлопнул убийцу собственных родителей, и всем стало хорошо, потому как чувак был реальным маньяком и психопатом. Но чем я лучше него, если я тоже убивал и вполне осознанно?

Дадли потрясенно молчал. Неожиданная исповедь Поттера звучала как какая-то дурацкая сказка о непобедимом герое, но вместо героя — его кузен-хлюпик, который никогда не мог даже сдачи толком дать. И судя по всему, быть героем несладко, особенно если вспомнить, как орал по ночам от кошмаров щуплый очкарик, в очередной раз вернувшись из школы.

Гарри внимательно и как-то испытующе смотрел на него, по всей видимости ожидая ответа, а Дадли, как назло, растерял все слова:

— Ну, ты, это… защищал же, и вообще хороший…

— О да! Защищал! Да никого я не защитил, хорошо хоть вас спрятать смогли. А так, все, кто мне был более-менее близок, погибли, и большинство — защищая как раз меня… Защитник, ага… Вот раньше меня только вы боялись, а теперь боятся все. На руках носят, медальки дают — и шарахаются, как от прокаженного. Как же я от этого устал… Сдохнуть бы поскорее.

Если честно, Дадлик этих «всех» понимал: сейчас он и сам боялся того ожившего мертвеца, что сидел рядом. Хотелось встать и убежать куда подальше, но это все же был Гарри Поттер, его психованный двоюродный брат. Поэтому Дадли с неожиданной для себя решимостью встал и протянул руку:

— Знаешь что, Гарри, идем к нам. Мама на ужин обещала рыбу испечь по какому-то французскому рецепту. Думаю, мы ее и на пирог с патокой уговорим, ты его вроде любишь.

Была ли удивлена Петунья Дурсль тем, кого ее сын притащил с собой? Скорее нет, чем да. Увидев состояние племянника, она без лишних возражений приготовила пирог, вот только насладиться им, равно как и рыбой, испеченной специально для сына, в тот вечер не удалось: неожиданно Гарри, довольно безучастно смотревший с Дадликом телевизор, вскочил и выбежал на задний двор. Взволнованный Дадли последовал за ним, но через минуту вернулся. На нем не было лица:

— Мам, вызови скорую, Гарри потерял сознание!

Казалось бы, восемь лет прошло, целая вечность, а Франко до сих пор помнит взволнованный голос девчонки-парамедика. Он забыл ее имя, не помнит точно цвет глаз (темные, может карие, а может черные), лица вообще не разглядел без очков, но первое, что всплывает в памяти о том вечере, это: «Осторожнее, сэр! Как вы себя чувствуете?» Все остальное, произошедшее тем вечером, Франко помнит довольно смутно. Кажется, он разговаривал с Дадли, кажется, тот его притащил к тете Петунье, вроде бы его вывернуло почти наизнанку под тетушкины кусты кальмии (тем вечером у Поттера жутко болела голова и здоровски мутило), а потом раз — и он в неотложке, все расплывается, во рту будто Миссис Норрис побывала, затылок болит так, что аж в шею отдает, где-то рядом гудит Дадли, и эта фея в салатовом звонким голоском интересуется его самочувствием.

Госпиталь находился рядом, буквально в паре кварталов, поэтому на практически не выносимую головную боль он жаловался уже дежурному врачу. Тот посветил в глаза фонариком, попросил посмотреть вверх-вниз (это оказалось неожиданно больно), проверил пульс и повернулся к взволнованной Петунии задать стопервый уточняющий вопрос. Когда доктор снова повернулся к пациенту, тот уже вторично потерял сознание. Суету медиков, растерянность Дурслей и истерику тетки Гарри пропустил.

Очнулся Поттер уже сутки спустя, в палате отделения сосудистой невралгии. Белые стены, синие занавесочки, писк приборов, размытые очертания окружающего мира, пытающийся зачем-то его успокоить доктор, тишина и покой…

А потом все завертелось: КТ, МРТ, люмбальная пункция, Дадлик с тетушкой, дядя Вернон, пытающийся что-то сказать, но затыкавшийся от взглядов жены. Окончательно придя в себя, Гарри порадовался двум вещам: во-первых, с магией у него до сих пор полный швах, иначе неизвестно, как бы на него отреагировали приборы, а во-вторых, в этот вторник Кингсли Шеклболт договорился-таки с гоблинами и Поттер получил доступ к собственному сейфу.

Получил он его конечно не без условий. После ограбления 1 мая, согласно Кодексу Гринготтса, гоблины запретили Гарри Поттеру, Рональду Уизли и Гермионе Грейнджер входить в здания банка. Отныне все финансовые операции вплоть до обмена галеонов они должны были производить только через посредника, коим стала Флер Уизли. Как потом объяснила сама четвертьвейла, этим дирекция Гринготтса хотела оскорбить Золотое Трио: как же, поверенный в делах, во-первых, не гоблин, во-вторых, не человек, в-третьих, молодая замужняя женщина, не проработавшая в банке и пяти лет.

Переговоры проходили в несколько этапов. С одной стороны гоблины были возмущены самим фактом удачного ограбления, с другой прекрасно понимали, что Поттер — герой Магической Британии, а положение гоблинов в обществе всегда было шатким. Кроме того, ситуация с Поттером была отличным поводом отменить некоторые неприятные для гоблинов законы. Понимало это и Министерство. Шеклболт был готов идти на уступки, но до определенных пределов, поэтому первым этапом этих переговоров и было определение границ взаимной уступчивости.

Гарри присутствовал на всех встречах. Ну как присутствовал… Он приходил, здоровался с присутствующими, садился на стул рядом с Перси Уизли и молчал, уставившись в одну точку. Если его о чем-то спрашивали, отвечал по возможности односложно или вообще, ограничивался кивком. Такое поведение удивляло, но, тем не менее, устраивало всех. Гарри же все глубже погружался в апатию и мрачные мысли, растормошить его не удавалось даже Флер Уизли, присутствовавшей в делегации от Гринготтса.

Переговоры проходили в специальном здании на Косой Аллее. Вытащившая Поттера в один из перерывов в близлежащую кафешку Флер прекрасно заметила, как съежился юноша под любопытными взглядами зевак и как нервно он передергивал плечами в ответ на перешептывания. А уж любезный хозяин, вышедший лично его поприветствовать и долго трясший руку мистера Поттера, и вовсе чуть не заставил последнего убежать. Поэтому отмечать успешное окончание переговоров юная миссис Уизли решила именно в магловском кафе. Отмечали они вдвоем с Гарри: Кингсли, Перси и Билл отговорились делами. Ну да, ну да, мальчику ж необходимо развеяться и отвлечься…

В принципе, отвлечься получилось: тихое уютное кафе и отсутствие внимания со стороны окружающих благотворно сказалось на парне, он перестал хмуриться, из глаз ушло выражение затравленности. С Флер было легко. Она воодушевленно рассказывала о своих идеях по поводу увеличения состояния Гарри, благодарила за высказанное при гоблинах согласие и доверие (надо было видеть рожи гоблинов, когда Поттер в ответ на предложение, чтобы Флер Уизли представляла финансовые интересы его и его друзей, сказал: «Я согласен. Я ей доверяю.» Они-то были уверены, что за достойного поверенного для кавалера ордена Мерлина можно еще кое-что выторговать!), она вообще радовалась жизни и теперь не боялась завтрашнего дня. Глядя на ее улыбку, Поттеру становилось легче, будто камень вины, почти вдавивший его в землю, чуть-чуть уменьшился в размерах. Когда на очередную шутку он несмело улыбнулся кончиками губ, Флер решила закрепить результат, предложив пройтись по магазинам. Магловским, разумеется. Так Гарри Поттер узнал о пластиковых карточках, научился ими пользоваться и порядком обновил гардероб.

Что ж, благодаря энтузиазму Флер, у него был счет в магловском банке, на котором лежала сумма, вполне достаточная для оплаты лечения, о чем Поттер и заявил дядюшке к немалому облегчению последнего. Пару лет спустя, сменив десяток работ и освоившись в магловском мире, Франко осознал, каким ударом по семейному бюджету Дурслей могла стать неделя, проведенная Поттером в госпитале без медицинской страховки и с минимумом документов. А ведь прижимистый Вернон Дурсль, пусть и под давлением со стороны жены и сына, был готов оплатить лечение нелюбимого племянника. Пятнадцатилетний Гарри Поттер сильно бы удивился, узнав, что в двадцать пять Фрэнк Блоггс будет считать Дурслей пусть и не слишком близкой, но родней.

В воспоминаниях Франко неделя в Кройнодском госпитале осталась островком спокойствия среди безумных дней до нее и после. Следующим таким кусочком покоя были шесть месяцев у Мод.

Гарри Поттеру поставили диагноз, сделали операцию, назначили препараты. Лечащий врач объяснил ему причины депрессии и параноидальных мыслей, ну и с психотерапевтом заодно познакомил. А еще обрадовал прогнозом и посоветовал сделать медицинский браслет или медальон, на котором были бы написаны имя, диагноз и телефон родственников. По понятным причинам вариант с медальоном Поттеру не подошел — после медальона Слизерина его передергивало от одной мысли надеть что-то на шею.

Именно в Кройдоне Гарри впервые вынырнул из топкого болота навязчивых мыслей, вины и паранойи и задумался о будущем. Если что и считать отправной точкой в изменении мировоззрения и характера Гарри Джеймса Поттера, так это последнюю неделю мая. В Кройдоне он впервые подумал, что даже если магия к нему и вернется, то он не захочет стать аврором, потому что навоевался на всю оставшуюся жизнь и уподобляться Риддлу и его подручным, которые с легкостью бросались Авадой или любой темномагической дрянью, не желает. Что даже если он станет сквибом, невелика потеря — потому что тогда он посвятит себя маленьким детям, которые по его, пусть и невольной, вине остались сиротами. Что он не допустит появления нового Тома Риддла, потому как организует настоящий дом для маленьких маглорожденных волшебников и сирот, где над ними не будут смеяться или бояться их способностей. Где их будут любить и принимать такими, какие они есть.

И кто его знает, что помогло: тишина и отсутствие болезненного любопытства со стороны окружающих, таблетки и уколы, психолог доктор Эшли или Летиция Саммерс с ее дурацкими книжками, — но Гарри впервые за долгое время смог заснуть ночью. Кошмары не ушли, конечно, но как говорится, прогресс был.

Летти Саммерс... За те пять лет, что он мотался по свету, прежде чем осесть в Льядо, Франко встретил немало таких людей. Непоколебимо спокойные (никакая экстренная ситуация не заставит их потерять голову), сильные и светлые, они не лезли в грязных сапогах в душу, не заставляли отчитываться за каждый свой поступок, но многое замечали и старались подставить плечо или просто спросить, нужна ли помощь. Такой могла бы стать Гермиона, если б не ее категоричность и некоторая высокомерность. Какой стала сейчас Гермиона Уизли, Франко не знал: посещая Магическую Британию, он старался держаться подальше от бывшей подруги, не сомневаясь, что знаменитая проницательность миссис Уизли позволит увидеть в Фрэнке Блоггсе Гарри Поттера, не взирая на иные внешность, голос и цвет глаз.

А тогда, в девяноста восьмом, Герм казалась бледной и неполной копией Летиции. Мисс Саммерс, в свои тридцать пять с хвостиком, обладала вьющейся копной темно-каштановых волос, неисчерпаемым запасом добродушия и занимала должность старшей медсестры в отделении сосудистой невралгии. А еще она была сквибом. Несмотря на уход к магглам, Летти не оборвала связь с семьей, а семья не прекратила отношения с ней. Именно на примере Летиции Гарри осознал, что на магии и палочках мир не сошелся клином и помимо заклинаний есть еще чем заняться.

Мисс Саммерс узнала в нервном худом парнишке, страдающего от частых кошмаров, Героя Магической Британии только по сочетанию имени и шрама. Ей хватило наблюдательности и такта, чтоб один раз задать вопрос о друзьях мистера Поттера и понять, что ему не слишком приятны ни лавры героя, ни благодарности за избавление от красноглазого монстра, ни расспросы о личном. Вместо этого каждый вечер она ему вслух читала какой-то детективно-приключенческий роман, потому как напрягать зрение Гарри было категорически запрещено. Название, равно как и перипетии того опуса, давно забылись, но Франко прекрасно запомнил успокаивающий и усыпляющий эффект самого процесса чтения.

Летиция же и обмолвилась, кем общественность считает Джинни Уизли. Откровенно говоря, узнать, что все считают Джин его невестой, было для Гарри сюрпризом. Они с Летти тогда еще посмеялись, почему, мол, сам Гарри Поттер об этом не знает:

— Нет, Лети, все-таки расскажи, когда это Гарри Поттер успел обручиться с Джинни Уизли?

— О, дорогой, эта такая романтичная история! — Летти улыбнулась, подхватывая тон. — Они обручились тайно, на свадьбе ее старшего брата. Чтобы уберечь любимую, он всем сказал, что порвал с ней отношения, но весь год, что он провел в тайной борьбе с Тем-Кого-Нельзя-Называть, они поддерживали связь.

— Что вы говорите!

— Это еще не все. Говорят, что скоро наш Гарри станет папой!

— Чего?! — круглые глаза вкупе с торчащими во все стороны волосами, бровями домиком и заострившимися за месяц чертами лица сделали Поттера весьма похожим на совенка, и мисс Саммерс не смогла удержать улыбку. — А это-то когда мы…ээ… ну, ты поняла, да?

— Ну не мог же Гарри оставить свою нареченную без подарка на День Влюбленных! Он тайком пробрался в Хогвартс, и помог ему в этом директор Снейп, который на самом деле поддерживал Гарри.

Это было уже слишком. Да, Снейп был на его стороне, но представить себе, как мрачный профессор ведет его подземным ходом через Воющую Хижину на свидание с Джинни…

— Повезло.

— Кому повезло, Гарри?

— Тем, кто про Снейпа говорит. Останься он в живых, он их бы уже если не отравил, так заавадил бы.

Вопроса о том, что было на самом деле, не прозвучало, но что-то помешало ему промолчать:

— Мы с Джинни на самом деле расстались еще в прошлом июне. Со мной она действительно была бы в опасности. И не виделись до Битвы.

Летти только насмешливо прищурилась. Она не стала спрашивать, нравится ли Поттеру Джинни или что-то в этом духе, и Гарри был ей искренне благодарен. Она молча поставила укол и вышла из палаты со словами «Отдыхайте, мистер Поттер».

Если честно, на тот момент Поттер и сам не знал, что он чувствует к Джинни. Она ему действительно нравилась, и он был бы не прочь с ней встречаться, но, Мерлин побери, не сейчас, когда в Норе еще не до конца оплакали Фреда. Да и вообще, год скитаний, второе мая и последовавшая за этим депрессия притупили, как-то обесцветили его чувства. Он был бы рад их обновить и начать отношения сначала, но какая к пикси свадьба, если он в себе еще не разобрался, а со здоровьем непонятно что!

Кройдонская идиллия была нарушена появлением Кричера. Домовик, в начале мая назначенный отвечать за почту хозяина, притащил письмо из Министерства с извещением о дате суда над Малфоями, на котором Гарри должен был выступить как свидетель, и письмо от миссис Малфой с просьбой о встрече.

Поттер должен был лежать в больнице до середины июня, но первое судебное заседание было назначено уже на второе число, во вторник. Он был должен прийти, Нарцисса Малфой спасла ему жизнь, а потому тридцать первого мая Гарри, подписав отказ от госпитализации и прочие бумаги и оплатив лечение, отправился на Гриммо. На такси, как последний магл, вот же ж гадство!

Малфои — чистокровные высокомерные снобы, но если им нужно, они вполне могут договориться с кем угодно. Эту простую истину Франко выяснил еще в девяносто втором, в лавке «Горбина и Бэрка». И Нарцисса Малфой, пусть и урожденная Блэк, сполна обладала этим умением. Нужно было быть полным идиотом, чтобы не догадаться, о чем хочет попросить Поттера миссис Малфой. Идиотом Гарри не был (что бы там не говорил Сн… говорили некоторые), а потому в Малфой-Мэнор, где под домашним арестом находилась сама Нарцисса, он решил отправиться как можно быстрее.

Принять решение оказалось проще, чем его выполнить: дом на Гриммо к каминной сети подключен не был, а камин в Малфой-Мэноре — блокирован. Аппарировать Поттер опасался, помня о том, что неделю назад Люмос у него уже не получился. Оставался еще один вариант — Кричер. Но будет ли домовик слушать хозяина-полусквиба, Гарри не знал: все эти дни общение с эльфом было сведено к минимуму. Поэтому, придя домой, Поттер зашел на кухню и призвал домовика:

— Кричер, мне нужно узнать твое мнение на счет одного вопроса.

Старый эльф удивленно вытаращил глаза. Нет, он знал, что хозяин ему достался странный: мало того, что сам полукровка и крови Блэков в нем мало, так еще то домовиков освобождает, то бродит по дому ночами, что-то бормоча под нос, то пропадает куда-то. И вот опять — зачем ему мнение Кричера?

Гарри не знал, с чего начать. Он немного помялся, потом вздохнул, прикрыл глаза и решительно проговорил:

— Меня несколько дней не было, потому что я заболел и был в клинике. И из-за болезни я теряю магию, так что я, наверное, стану сквибом…

Юноша запнулся, а потом выпалил на одном выдохе:

— Если хочешь, ты можешь перейти к миссис Малфой.

Домовик удивленно заморгал:

— Кричер разозлил чем-то хозяина Гарри Поттера?

— Нет, что ты! Просто у меня даже простейшие заклинания не получаются…

— Почему хозяин Гарри считает, что он теряет магию? Кричер, конечно же, старый и негодный эльф, но Кричер прекрасно видит, что хозяин Гарри Поттер, сэр — сильный и могущественный маг, но он изменился, и изменилась его магия. Кричер, конечно, всегда говорит глупости, и если хозяин хочет прогнать его — на то воля Гарри Поттера, сэра…

Кричер еще что-то говорил, но юноша его не слушал, ошеломленно повторяя про себя: «Не сквиб, не сквиб, несквиб, нексви…». Гарри и сам не знал, насколько важную роль играла для него возможность колдовать. В растерянности он опустился на корточки перед эльфом, который запнулся на полуслове и внимательно посмотрел на хозяина.

— Кричер, ты уверен?

— В чем должен быть уверен Кричер?

— Что я не сквиб. Откуда ты знаешь?

— Домовые эльфы всегда знают, кто перед ними: ничтожный сквиб, недостойный фамилии или великий волшебник, глава Рода. Хозяину Гарри не стоит беспокоиться, он сильный маг, он сможет возродить славный род Блэков.

Мда, кто о чем, а Кричер о Блэках… Поттер подумал, что для верности стоит пересилить себя и посетить Мунго или мадам Помфри на крайний случай, и уже хотел перейти к вопросу перемещения к Малфой-Мэнору, как в открытое окно залетела сова.

Вопрос с получением почты для Гарри Поттера был достаточно сложным. Еще летом 1997 года после убийства Скримджера Гермиона наложила на всех троих чары сокрытия, чтобы их невозможно было найти с помощью сов. Чары регулярно обновлялись то самой Герм, то Гарри, пока их не поймали егеря. Потом было не до этого: поместье Малфоев, побег, Ракушка, Гринготтс и 2 мая — про чары просто забыли, и после Битвы за Хогвартс Гарри Поттера просто завали письмами. Ни сил, ни желания их читать у юноши не было, поэтому, переехав на Гриммо, Гарри приказал Кричеру получать за него почту и приносить хозяину только важные послания и письма от знакомых.

Вот и сейчас, следуя приказу, Кричер поймал сову и забрал письмо. В нем оказалась просьба от Кингсли о встрече по важному делу «как можно скорее, если ты, конечно, не занят».

Прочтя послание, Гарри задумчиво взъерошил волосы. Если «по важному делу» и «как можно скорее», то встреча с миссис Малфой к сожалению откладывалась: Шеклболт в последнее время был исключительно занятым человеком, работавшим круглыми сутками и без выходных. Поэтому мистер Поттер черканул на обороте письма неведомо как оказавшейся у него в кармане шариковой ручкой Летти краткое «Я сейчас на Гриммо, жду. Гарри» и отдал его сове.

Видимо, у Кингсли было немного свободного времени, потому что уже через пятнадцать минут Гарри угощал его ароматным кофе с бисквитами в гостиной. Важное дело (какая неожиданность!) касалось Малфоев. Бывший аврор знал и о поттеровском Долге Жизни Нарциссе Малфой, и о Метках Люциуса и Драко и о поведении младшего Малфоя в Выручай-комнате. Как подозревал Гарри, знал он и о недавнем письме Нарциссы.

Разговор Министр начал издалека, с вопроса о том, как юноша отдохнул, и вообще, как он себя чувствует. Поттер отделался фразой, что у него все хорошо, а прошедшую неделю провел у родственников. А дальше разговор перешел на более волнующую тему:

— И, все-таки, Гарри, что ты намерен делать с Долгом Жизни? — Министр аккуратно отхлебнул из чашки и внимательно посмотрел на молодого мага. — Ты же сам понимаешь, о чем тебя может попросить жена и мать Пожирателей Смерти. Гоблины добились отмены новых соглашений с Министерством, и теперь счета Малфоев доступны для членов семьи. Ты — победитель Волдеморта, — Кингсли давно заметил, насколько Гарри нервно относится к словосочетанию «убийца Волдеморта» и старался не говорить его при Потере, — Твое заступничество значительно облегчит участь не только Драко, но и Люциуса.

— Да все я понимаю! — хмуро ответил Гарри. — Мистер Шеклболт, но она же сильно рисковала, когда сказала, что я мертв, и там, на поляне, она про сына спрашивала. Но я не знаю, как я смогу им помочь? Ну, орден мой или это… «достижение» перед обществом — что они значат в суде? Вы же сами провозгласили всеобщее равенство перед законами. Все, что я могу сделать, это дать показания, и то, в пользу Хорь… ммм… Драко Малфоя! А что-то кроме — она наверняка понимает, что ничего не добьется, разве что я сам в Азкабан попаду, вместе с ней. Ну, я так надеюсь, что понимает.

— Но, все же, Гарри, Долг Жизни — это серьезно. Ты не сможешь отказаться от ее просьбы, даже если будешь знать, что погибнешь. А она тебя попросит за Люциуса.

— Почему не за сына? — Гарри поставил почти не тронутую чашку с кофе на столик. Кофе был вкусный, по его любимому рецепту, но он едва смог сделать глоток: от сильного аромата специй и цитрусов зашумело в висках.

— Люциус Малфой — весьма влиятельный человек, несмотря на репутацию. Многие ему обязаны лично, а потому, стоит ему освободиться, он вытащит сына. Драко же влиянием и связями отца не обладает.

— И что вы намерены делать?

— А что я могу сделать? Официальное вмешательство с моей стороны недопустимо, но если слепо следовать букве закона, ситуация станет неуправляемой и пострадаешь ты, что совершенно неприемлемо. Поэтому стоит придумать план, как ты сможешь выполнить просьбу миссис Малфой и остаться в рамках закона.

— И что вы мне можете посоветовать? — Гарри даже не сомневался, что план у Шеклболта есть, иначе он бы здесь не появился, а заседание суда не было бы назначено так скоро.

— Я ознакомился с делом Малфоев и говорил с обвинителем. В принципе, есть возможность оправдать младшего Малфоя и его мать, если ты дашь в их пользу показания. В лучшем случае ему грозит восемь лет Азкабана, это если не будет доказаны убийства маглов и маглорожденных. Кроме того, мы пересматриваем пенитенциарную систему, и, если поправки будут одобрены Визенгамонтом, то при примерном поведении через пять лет его могут условно-досрочно выпустить. Но если факты убийств будут доказаны — только пожизненное.

— Если?

— Видишь ли, прямых улик на старшего Малфоя нет: ни свидетелей, ни палочки. К тому же у него, судя по всему, аллергия на один из компонентов сыворотки правды, поэтому все его показания спорны. На дознании он все отрицал. Сейчас в аврорате полным ходом идут допросы других Пожирателей с использованием веритасерума. Пока ни один из них не дал против него стоящих показаний.

— То есть Малфой, как всегда, выкрутится?

Шеклболт грустно улыбнулся. Неужели и он когда-то был таким же наивным искателем справедливости, верящим в торжество закона? Он поставил опустевшую чашку на столик:

— В отличие от своих подельников, Малфои на людях были весьма сдержаны в поступках, а за слова… — Министр развел руками, потом посмотрел на большие напольные часы и встал с кресла.

— Мне пора. Если захочешь посетить миссис Малфой, держи разрешение. — Кингсли протянул свиток. — До встречи. Не провожай, я сам найду дорогу.

Шеклболт уже был у двери, когда Гарри вспомнил еще кое о чем:

— Мистер Шеклболт, подождите!

Тот замер и повернулся, приподняв брови. Поттер подскочил с кресла и в два шага оказался рядом с Министром:

— Мистер… Кингсли, тогда, когда мадам Помфри меня осматривала, что она вам сказала?

— Ничего страшного, переутомление и нервное истощение. Рекомендовала тебе недельку отдохнуть. А что случилось?

— Понимаете, у меня непорядок с магией, она ничего по этому поводу не говорила?

— Нет. Ты не пробовал обратиться в Мунго?

Поттер покачал головой:

— Мне не очень хочется появляться в клинике, опять журналисты понабегут и всякую чушь напишут…

Молодой маг чуть заметно поджал губы. Понятно, значит, читал вчерашний «Пророк», в котором обстоятельно и со смачными подробностями рассказывалось, что Гарри Поттер отдыхает на каком-то французском курорте.

— Хорошо, думаю, ты прав, не стоит тебе там показываться. Я поищу специалиста, который разберется, что у тебя там случилось. Заодно и камин тебе подключим, хорошо?

— Спасибо. Извините, что нагрузил вас проблемами, будто мало их у вас и без меня.

— Тоже мне проблемы! Если б они все были такими!

Министр Шеклболт сверкнул улыбкой, попрощался кивком и стремительно вышел.

Восемь лет спустя Франко из интервью Денниса Криви с Министром Шеклболтом узнал, что тот был прекрасно осведомлен, где провел неделю национальный герой магической Британии. Кингсли поднял полаврората в воскресенье вечером, когда Гарри не ответил на его записку. Спустя всего пару часов авроры нашли Поттера в Кройдоне, в больничной палате, спящим после операции. Мисс Саммерс, старшая медсестра, заверила работников аврората, что с мистером Поттером ничего страшного не случилось, операция прошла успешно, но волноваться ему категорически запрещено. А воскресное распитие кофе успокоило Министра: Гарри выглядел отдохнувшим, спокойным, более здоровым, чем неделю назад. Правда, в интервью ни слова не говорилось о том, что после этого, во избежание повтора подобной ситуации, к Поттеру приставили наблюдателей. О которых, к слову, Гарри не сказали, но их в конце июня заметил-таки Кричер.

После ухода Шеклболта Гарри подошел к окну гостиной и прижался гудящим лбом к стеклу: с первой их встрече в мае слова Министра заставляли его задуматься. Свежеприобретенная паранойя не позволяла слепо верить Кингсли, побуждала искать скрытый смысл в словах. От мучительных раздумий его отвлек бой часов. Пять часов пополудни. Кажется, миссис Малфой хотела его видеть? Со всем прочим он разберется позднее.

— Кричер!

— Да, хозяин Гарри.

— Ты можешь перенести меня в Малфой-Мэнор?

— Да, хозяин Гарри. Кричер стар и слаб, но он может отвести хозяина к мисс Цисси.

— Замечательно. Идем.

Эльф взял юношу за руку и они аппарировали. Дом погрузился в тишину, лишь на кухне ветер шелестел небрежно брошенными Поттером на столе выписным эпикризом, рекомендациями диетолога и рецептами на магловские препараты. Совсем скоро Гарри об этом пожалеет, потому что их увидит Кричер.

А пока он шел по аллее навстречу аврорам, дежурившим у входа в поместье. Основное здание было опечатано, и миссис Малфой и группа авроров проживала в небольшом флигеле неподалеку. Поттер протянул старшему группы свиток с разрешением на посещение, и его провели в комнату, где Нарцисса Малфой коротала день за чтением какого-то романа.

Миссис Малфой благоразумно согласилась с планом Министра, озвученным Поттером, ведь Малфои, несмотря на спесь и чистокровность, могут пойти на компромисс, если необходимо, а потому способны договориться с кем угодно. И, если честно, Франко в свое время очень хотел обладать подобным умением. У него до сих пор это получается как-то не очень или вообще по-дурацки.

Человеческая память — забавная вещь: мы порой помним то, что не случилось, и не запоминаем произошедшее, а день нам кажется насыщеннее событиями, чем месяц до него, хотя на самом деле все не так. В воспоминаниях Франко июнь девяноста восьмого года наполнен суетой и новыми встречами, а май — пуст и отдает горечью одиночества. А вот если судить по воспоминаниям заместителя Министра Персиваля Уизли, то дело обстоит несколько иначе: если в мае Гарри Поттер, будучи советником Министра, активно участвовал в деятельности Визенгамонта и присутствовал почти на всех заседаниях, касающихся реформирования законов магического общества, то к середине июня он отошел от дел и сложил с себя полномочия и крайне редко появлялся на публике. Господин заместитель Министра связывал этот факт с необходимостью восстановления здоровья героя, чтобы он мог пройти отбор в Аврорат. Далее мистер Уизли категорически отрицал слухи о разногласиях между Победителем Того-Кого-Нельзя-Называть и Министром Шеклболтом, которые могли привести к отставке мистера Поттера. Когда Франко прочел это интервью, он саркастически усмехнулся: ага, как же, разногласий не было. Их действительно не было… в начале июня.

Июнь 1998 года для Гарри Поттера вышел крайне непростым. Было ли дело в последствиях кровоизлияния, в необходимости отстаивать свою точку зрения и говорить самому, а не по бумажке, которую дал Перси, в вечном перешептывании, которое отныне его сопровождало повсеместно, и собственной колдографии, поселившейся на первой полосе, или еще в чем — Франко не знает, но июнь в его памяти остался месяцем бесконечных встреч и споров. Болезненное безволие, поразившее его на похоронах, дошедшее до того, что ему было все равно, что говорить, и он послушно говорил, что от него хотел слышать Шеклболт, понемногу отступало, сменяясь фирменным поттеровским упрямством и желанием следовать своему пути и своим целям. Для Министра это оказалось не слишком приятным сюрпризом.

В принципе, Кингсли Шеклболт не был плохим человеком или откровенным манипулятором. Не был он и плохим Министром. Умеренный консерватор, он был и остается на своем месте по праву, как человек, стабилизировавший общество после гражданской войны, не допустивший окончательного раскола и создавший все условия для дальнейшего развития без большой потери прежних достижений и полного отказа от древних традиций (чего боялись чистокровные представители древних родов).

Вот только для Гарри Поттера, при всей его поддержке позиции Министра, все это грозило жесткими рамками статуса «живого героя», когда каждое слово, взгляд, поступок мгновенно становились достоянием общественности, когда слава «победителя Волдеморта» оставляла крайне скудный выбор дальнейшей профессии и нивелировала все возможные достижения в иных отраслях деятельности в будущем. Обещанного пророчеством покоя он бы не получил еще как минимум лет десять, а жадное внимание со стороны окружающих уже сейчас доводило его до нервного срыва, хоть Поттер это и тщательно скрывал.

Утро понедельника 1 июня 1998 года началось отвратительно: с грандиозного спора с Кричером. Привыкнув к раннему подъему в больнице, Гарри подскочил в восьмом часу утра. Вот только вместо свежесваренного кофе (по которому он тосковал все неделю) он получил чашку бурды непонятного происхождения и пресные булочки.

— Кричер, где мой кофе?

— Пусть Гарри Поттер, сэр, простит ничтожного Кричера, но он больше не может делать хозяину Гарри кофе!

— Что за бред? Кричер, я неделю мечтал о твоем кофе! Убери эту бурду и сделай мне кофе.

— Кричер себя уже наказал и еще накажет, но Кричер больше не будет делать хозяину Гарри Поттеру кофе! Гарри Поттер, сэр, может прогнать Кричера, но Кричер не станет делать кофе!

— Чего?! Так, во-первых, я запрещаю тебе себя наказывать. А во-вторых, что за блажь? Почему нет?

— Кричер видел, что хозяину стало вчера плохо от одного единственного глоточка. Кричер был огорчен, а потом Кричер увидел бумаги на кухонном столе. Кричер осмелился прочитать их и мало что понял. Ему пришлось идти на поклон к презренной сквибе, что служила хозяину в магловском доме, позор какой, видела бы это моя хозяюшка! Мерзкая сквиба сказала, что если Кричер не хочет убить хозяина Гарри, то Кричер должен следить за питанием хозяина Гарии. Кричер здесь, чтоб служить дому Блэков, а хозяин Гарри Поттер — наследник славной фамилии…

Что называется, с добрым утром! Гарри почувствовал желание побиться головой об стену. Летти и его лечащий врач что-то такое говорили, но он пропустил это мимо ушей, а куда дел бумаги из клиники — и вовсе забыл, равно как и про дурацкие запреты. А эльф до бумаг добрался и прочел (надо же, он и читать умеет, вот никогда бы не подумал!), да что там, прочел, не поленился к Летти смотаться. Нет, вот стоило драться с Темными Лордами, василисками и дементорами, чтобы домашний эльф не давал тебе даже чашечки кофе выпить!

— Хорошо, — сказал Гарри, — Что это? — он показал на дымящуюся кружку с неизвестным содержимым.

— Травяной чай, хозяин. Кричеру его посоветовала та сквиба. Кричер все проверил, его можно пить. У Гарри Поттера, сэра больше не будет болеть голова, Гарри Поттер захочет поесть, у Гарри Поттера появятся силы, а они ему понадобятся!

Очаровательно! Чудное начало дня, весьма многообещающее! Гарри потер руками лицо и взъерошил волосы.

— Что еще тебе сказала мисс Саммерс?

— Сквиба все-все объяснила Кричеру! Чтобы хозяин Гарри себя хорошо чувствовал и больше не болел, хозяин Гарри должен правильно питаться. Кричер запомнил все блюда, что может кушать хозяин Гарри. Кричер проследит, чтобы хозяин Гарри не забыл принять магловские зелья и поесть.

Домашний эльф-наседка! Нет, положительно, только Гарри Поттеру, с его умением вляпываться, могло так повезти. Мало ему было в школе Гермионы…

В принципе, юноша прекрасно понимал, что ему стоит придерживаться советов врачей. Он помнил полузабытое предобморочное состояние после одного глотка вчерашнего кофе. Гарри посмотрел на полного решимости Кричера и обреченно вздохнул. У него, похоже, не было выбора. Как всегда…

Он покорно взял чашку и осторожно отхлебнул. Не сказать, чтоб «чай» был таким уж вкусным, но не костерост и не оборотка. Уже неплохо.

— Ладно, ваша взяла. Что ты там еще придумал?

— Хозяин Гарри не должен сердиться на Кричера! Кричер не может допустить, чтоб хозяину Гарри стало плохо!

— Я не сержусь, Кричер, честно. Спасибо тебе, что ты так обо мне заботишься.

Эльф польщено засиял.

— Кричер здесь, чтобы заботиться о хозяине Гарри!

— Как же иначе! — пробормотал Гарри, зажевывая непривычный вкус чая булочкой. — Продолжай.

— Кричер узнавал: Министр Шеклболт ждет хозяина Гарри к четверти одиннадцатого. Поэтому Кричер осмелился приготовить к половине десятого к ленчу рисовый пудинг с черносливом и курагой, овсяную кашу с фруктами, крем-суп из белой спаржи с ломтиками утиного мяса. Также Кричер может…

— Эээ… Все, хватит, я понял! Кричер, ты замечательно готовишь, все очень вкусно, но я не съем столько!

— Хозяин Гарри всегда мало есть, это очень плохо. Та сквиба сказала, чтобы хозяин Гарри был здоров, хозяину Гарри Поттеру надо хорошо питаться. Кричер обязан проследить, чтобы хозяин не болел.

Да что такое, снова здорово?! Нет, легче убить василиска, чем переубедить одного конкретного домового эльфа! Гарри надеялся, что никто не узнает, перед кем пасует победитель Волдеморта…

— Ясно. Так, Кричер, раз ты так все хорошо помнишь, то я поручаю тебе напоминать мне о времени для приема пищи и таблеток. Ты ведь помнишь, когда какие надо принимать? — Кричер кивнул и уже открыл было рот для какой-то реплики, но Гарри жестом попросил его молчать. — Вот и замечательно. Но это не все. Так как ты прекрасно готовишь и помнишь, какие блюда мне можно или нельзя, то на обед там или еще когда ты готовишь по своему усмотрению. Если я что-то захочу особенное, я попрошу, в остальное время — на твой выбор. Тебе ясно? Вот и замечательно.

Уфф, кажется, отделался. На самом деле Гарри никогда не был гурманом, а прошлый год и вовсе отучил его перебирать какой бы то ни было едой. Теперь он ел, почти не разбирая вкуса: съедобно — и ладно. К концу весны кофе со специями и цукатами был единственным, чей вкус он распробовал. Все остальное он проглатывал, не обращая внимая на подобные мелочи. Ах да, из отрицательных запахов был чай. И нельзя сказать, что восемь лет спустя что-то сильно поменялось. Франко до сих пор был абсолютно неприхотлив в еде, хотя любимые блюда, кроме пирога с патокой, все же появились.

Чем занять себя до ленча, Гарри не знал. Но, в принципе, идеи были. Вчера, возвращаясь из Малфой-Мэнора, Гарри в рассеянности забыл вызвать Кричера и попытался аппарировать на Гриммо сам. Что удивительное, у него получилось и даже без расщепа. Это его дико обрадовало, поэтому позавтракав, он сосредоточился на гостиной и попробовал аппарировать туда из кухни. Кстати, Кричер вначале сильно ворчал на то, что хозяин Гарри кушает на кухне, а не в столовой, как и положено представителю благородного рода Блэков.

И вот тут-то случился главный облом дня. После аппарации настроение, поднявшееся было до уровня «терпимо», вновь опустилось на уровень слизеринских подземелий. И было отчего: вместо полюбившегося ему кресла в гостиной Гарри Поттер увидел… до боли знакомую излучину реки и толстый ствол дерева неизвестной породы. Королевский лес Дин… Как говорится, приехали. Что самое идиотское — расщепа не было. Нет, надо, надо сходить или к мадам Помфри или в Мунго. Помедитировав с полчасика на природу, Поттер вызвал Кричера (вот что бы он без эльфа делал?!) и аппарировал с ним домой.

На Гриммо стояла сонная тишина буднего утра. Строго говоря, теперь, после того, как основательно психанувший в начале мая Поттер взмахнул палочкой в сторону орущего портрета миссис Блэк, в доме по адресу площадь Гриммо, 11 всегда было тихо: в результате того взмаха палочкой портрет Вальбурги попросту исчез. Гарри потом было очень стыдно и он извинялся перед Кричером, чем провел того в жуткое недоумение. Позже Франко выяснил, что он случайно перенес портрет мадам Вальбурги в семейную портретную галерею на пятом этаже, куда войти могли только кровные члены семьи, не изгнанные из рода либо принятые в род. Между прочим, этим переносом Гарри Поттер подтвердил право называться претендентом на звание главы рода.

Раздосадованный Поттер покорно съел на ленч все, что ему предложил Кричер, и, не пикнув, запил водой таблетки, которые Кричеру, как пить дать, всунула Летти. Его мрачную сосредоточенность не нарушило даже сова из адвокатской конторы «Кларк и Бапмайстер», представлявшей интересы семьи Малфой в судах последние полторы сотни лет.

Как вчера Гарри и договорился с миссис Малфой, встреча с семейным адвокатом (если Поттер правильно понял значение слова «солиситор»), неким Р.О. Англси, должна была состояться в три пополудни в офисе конторы, адрес камина прилагался в письме. Написав подтверждение времени встречи и отправив его с совой, юноша отправился в Министерство. На метро, во избежание…

Первые месяцы после падения Волдеморта были очень непростыми и для Министра Шеклболта, и для служащих Министерства. Увы, такова цена гражданской войны. К тому же Шеклболт, в отличие от Миллисенты Багнольд, не собирался закрывать глаза на необходимость реформ и тихо радоваться победе. Он был твердо убежден, что Магической Британии необходимы изменения, еще на заре карьера аврора, а время, проведенное на Даунинг-стрит, только укрепило эту уверенность. За годы службы он создал себе безупречную репутацию, и она помогла ему стать Министром, но одной репутации честного служаки для глобальных реформ мало: для престарелых традиционалистов Визенгамонта таковой служака находится на одном уровне с рядовым аврором, нет, они признавали лишь «право сильного». То бишь, Гарри Поттера. И, что было весьма кстати, у того была репутация светлого мага и поборника справедливости. Как там маглы говорят, «то, что доктор прописал», да? Так Поттер стал советником Министра. Франко до сих пор не знает, советником по какому вопросу он был. И до сих пор терпеть не может политику.

Сразу после Битвы за Хогвартс Кингсли с помощью Артура Уизли собрал группу министерских чиновников, которые однозначно не были причастны к деятельности Волдеморта. Они стали костяком нового Министерства. Это их вскоре назвали Отделом внутренней безопасности, кошмаром для коррумпированных и недобросовестных служащих. Они же за две недели вычистили Министерство от Пожирателей и им сочувствующих. Аврорат, подвергнувшийся проверке первым, весь май был на казарменном положении, допросы шли круглыми сутками. Сунувшийся было в эту епархию Поттер был поражен, как показания выбивались, и имел с Министром неприятный и непростой разговор, случившийся благодаря Перси Уизли за закрытыми дверями, а потому для широкой общественности оставшийся неизвестным. И вроде бы Министр с Поттером согласился, и вроде бы были приняты меры, но результата как такового Гарри не заметил. А желание стать аврором, таким же, как, например, Джош Теренс, который сорвался и избил сестер Кэрроу на допросе, пропало. Да, Гарри просветили, что Теренс — маглорожденный и его сестру и племянницу старшие Кэрроу запытали до смерти, да, слизеринки вели себя вызывающе, но, Мерлин свидетель, это не повод уподобляться Пожирателям и их хозяину!

Как бы то ни было, в июне начались суды над членами Ближнего круга и членами их семей. В специальном интервью, опубликованном в конце мая, Министр Шеклболт подчеркнул, что судить будут всех задержанных, ни один не будет ни заключен, ни отпущен без решения Визенгамонта, что будут учтены все смягчающие обстоятельства, что никого не кинут в Азкабан без весомой причины.

Таким образом, суд над Малфоями должен был стать показательным. Это понимал даже Гарри. Можно сказать, Магическая Британия затаила дыхание, ожидая решения суда: каков вердикт — таковы и тенденции.

Лучше всех это понимали адвокаты Малфоев. У них не было ни малейшего желания бодаться с Министерством. Франко готов поставить сотню галеонов против ломанного кната, что ни Раймонд Англси, ни Джефри Бредшоу не сделали бы ничего, что выходило бы за рамки контракта. И Поттера пригласили лишь для того, чтобы узнать позицию Министра.

Ничего этого, разумеется, Гарри Поттер даже не подозревал. Он даже не знал, чем солиситор отличается от барристера. Он ожидал вопросов о Малфоях, об известных Поттеру фактах и обстоятельствах, которые могли бы если не оправдать семью, то минимизировать срок, а получил полный двусмысленности разговор и неясные, завуалированные намеки, которые, как истинный гриффиндорец, Поттер не понимал и понимать не хотел. А вот Англси и Брэдшоу явно учились на Слизерине, а потому, когда Гарри надоели словесные кружева, которые плел Брэдшоу (а барристер был на них большой мастер), советник Министра напомнил присутствующим, на каком факультете учился, и попросил Англси перейти к делу. Франко всегда был человеком первого впечатления, и широкая улыбка Брэдшоу напомнила ему незабвенного Локхарта, а изящность словесных конструкций вызвала в нем острый приступ неприязни, основанный на собственном неумении так играть словами и голосом. Менее громогласный Раймонд Англси, одетый в простую темно-серую мантию без каких-либо украшений, вызывал больше приязни: Гарри сразу отметил внимательный взгляд солиситора. Этот человек был явно готов слушать, а не играть словами, а Поттер уже успел устать от пустого красноречия в Визенгамонте.

Уже потом знающие люди, в лице Гермионы, само собой разумеется, просветили, что на самом деле солиситор лишь занимается подготовкой материалов к судебным заседаниям, а дела выигрывает барристер. Что мистер Брэдшоу формально является начальником мистера Англси и известен как человек, добившийся оправдания для Малфоев и иже с ним в восьмидесятых годах. Информацию Гарри выслушал и… забыл, предпочитая контактировать в дальнейшем с Англси. Для Поттера Брэдшоу был слишком скользким. Много позже, уже во Флориде, Франко познакомится с Дюком, потрясающе пронырливым мошенником и аферистом Айзеком Келло, и манеры и способность последнего убедить кого угодно в чем угодно живо напомнят Блоггсу великолепного барристера Джеффри Карлуса Брэдшоу. Франко это впоследствии спасет жизнь: подспудная неприязнь к барристеру помешает ему слепо довериться Дюку, а потому Франко успеет унести ноги, когда Келло вляпается и конкретно подставит соседа по квартире.

Поттеровская интуиция не подвела ни в девяноста восьмом, ни в двухтысячном: в паре Брэдшоу-Англси ведущим был именно Англси. Более того, неприметный господин солиситор в скромной мантии из «Твилфитт и Таттинг» был совладельцем «Кларка и Бапмайстера». И серьезный, по-гриффиндорски прямой и честный, но не лишенный сообразительности молодой человек произвел на него весьма благоприятное впечатление.

Ничего такого Поттер, естественно, не планировал. Он всего лишь обратился не к многословному барристору, а к тихому солиситору, посчитав того более приятным и толковым собеседником. А еще Гарри устал, у него немели виски от голоса Брэдшоу и было дикое желание закончить все поскорее и вернуться на Гриммо.

Мистер Англси, узнав позицию Министра, сразу перешел к делу. Задав несколько вопросов относительно поведения Малфоев в поместье, он посетовал, что, к сожалению, отвертеться от Азкабана за применение Круцио у младшего Малфоя не получится: есть живые свидетели. Тогда Поттер спросил:

— А разве угроза смерти матери не является смягчающим обстоятельством?

— Является, но кто это подтвердит?

— Вообще-то я могу.

Солиситор удивленно приподнял бровь.

— Иногда я мог наблюдать, что делает Волдеморт. Я слышал, когда он говорил Малфою, что если тот не применит Круцио, то миссис Малфой сильно не поздоровится.

— И вы это сможете подтвердить под веритасерумом?

— Конечно, я и без него не умею врать, — Поттер грустно улыбнулся и потер левую ладонь.

Разговор затянулся на три часа. Рассказав адвокату все, что того интересовало, Гарри попрощался и, выйдя из офиса и свернув в переулок, вызвал Кричера и отправился домой.

Суд над Нарциссой Малфой прошел без неожиданностей. Ее оправдали, но постановили наложить на палочку некоторые ограничения. Свидетельство Гарри Поттера в защиту жены Пожирателя вызвало очередную сенсацию. Внимание окружающих магов, журналистов в особенности, к фигуре героя стало настолько непереносимым, что после оглашения вердикта Гарри почти сорвался на бег, когда шел к каминам. Дома он приказал Кричеру заблокировать камин, и Кингсли Шеклболт попал в дом на Гриммо по-магловски, через дверь. Министр принес с собой извещение о дате суда над младшим Малфоем и заодно предложил дать интервью некоторым проверенным журналистам, пока Скитер и ей подобные не написали очередную невероятную чушь, которая могла подпортить репутацию Поттера (и самого Министра соответственно).

— Перси подготовит ответы на предполагаемые вопросы, не волнуйся.

— А я сам, что, не способен говорить?

— Гарри, дело не в способности или неспособности, я не хочу, чтоб ситуация с интервью на Турнире Трех Волшебников повторилась. Ты должен понимать, что на кону не просто твоя репутация, а нечто большее. Мы не сможем провести реформы, если тебя будут называть «Защитником Пожирателей».

«Мы», ага, как же. «Реформы Гарри Поттера»! Да Гарри ничего не смыслит в этом! Горечь осознания, что он опять чья-то пешка, оставила в рту горький привкус.

— Я помню. Извини, Кингсли, я что-то себя не очень хорошо чувствую, устал.

— Кстати о здоровье. Надо поскорее решить, что делать с твоей магией. Я договорился с одним специалистом, он тебя осмотрит.

— Спасибо. А когда? Без палочки я себя чувствую голым.

— Он на этой неделе занят. Следующая среда тебя устраивает?

— Да, конечно, заодно и с судами покончим.

— Все, приводи в себя порядок и набирайся сил. До завтра.

В гостиной часы пробили два. Старый сумрачный дом, казалось, дремал, только внизу на кухне едва слышно звенел посудой Кричер. Гарри сидел на подоконнике и смотрел на улицу. На столике рядом с креслом лежала его палочка из остролиста, забытая и бесполезная.

От бездумного разглядывания маглов его отвлек Кричер, позвав обедать. Поттер съел все предложенное, как обычно не почувствовав вкуса, выпил таблетки и встал из-за стола¸ механически пробормотав «Спасибо, Кричер, все было очень вкусно». Общение с публикой и не только его вымотало, и он отправился наверх, в свою комнату. Однако, зайдя в комнату, он увидел банковскую карточку, лежащую на тумбочке, и сонливость пропала. Сидеть в четырех стенах, в душной полутьме расхотелось.

Гарри подошел к гардеробу и решительно достал джинсы, кеды и футболку с длинным рукавом. На суде он был одет как маг, в ту одежду, что подобрала для него Флер. Эти вещи купил он сам, а Флер тогда не возражала лишь потому, что не хотела его расстраивать. Поттер быстро переоделся, схватил пластиковую карточку и побежал вниз на кухню.

— Кричер, я ухожу гулять. Меня ни для кого нет, когда вернусь — не знаю.

Гарри осторожно выбрался из дома, кварталом ниже обналичил несколько фунтов и поймал такси.

Гарри отправился в Кройдон. На той неделе в аптеке при клинике он заказал себе медицинский браслет, то, что Дадли, комик непризнанный, назвал «браслетом смертника». Его уже должны были привезти. По понятным причинам Поттер не мог оставить домашнего адреса и договорился с девушкой-фармацевтом, что заберет его сам.

Браслет его ждал. Не разбирающийся в украшениях Гарри заказал себе самый простой вариант: широкую полосу из серебристого металла без орнаментов и украшений, только буквы и цифры и алый медицинский знак с посохом и змеей. Мэри, фармацевт, назвала его «звездой жизни», кажется, такой же знак, только синий, был нарисован на каретах скорой помощи.

Обычно в это время в аптеке вечно толчется народ, но в тот день в помещении было пусто, Мэри только вышла на смену, и ей хотелось поболтать, а Гарри никуда не торопился. Она была лет на пять старше Поттера, и как-то призналась Летти (а та не преминула передать ее слова Гарри, заодно полюбовавшись на его алые от смущения щеки), что у парня очень красивые глаза и милая улыбка, и будь он чуть постарше, она бы его не пропустила. Видимо, его глаза до сих пор тревожили покой девушки, потому что она спросила, почему он носит очки.

— Эм.. может потому, что без них я плохо вижу? — попробовал отшутиться Поттер.

— Если у тебя миопия, то зачем обязательно очки, есть еще линзы. Или они тебе не подходят?

Гарри в первый раз слышал про линзы, чем бы они не были.

— А что такое линзы?

Мэри закатила глаза.

— Ох, Гарри, мне порой кажется, что ты с другой планеты!

И она закатила получасовую лекцию о линзах в лучших традициях Гермионы Грейнджер. Правда слушал ее Гарри с большим вниманием, ведь Мэри говорила не только об простых линзах, но и об оттеночных. Мэри сама носила такие, черные, потому что собственный цвет глаз, водянисто-голубой, ее совершенно не устраивал. Она даже дала Гарри их примерить. Потом сделала попытку пригладить и зачесать вбок волосы и сказала фразу, повлиявшую на многое:

— Ну вот, совсем другой человек. Гарри, тебя просто не узнать!

Не узнать, говорите? Это было бы здорово, ему осточертел вечный шепот за спиной, необходимость жать руки и улыбаться. Гарри не мог даже пройтись по Косой Аллее, чтоб кто-нибудь к нему не пристал.

Бинго! Надо заказать линзы. После операции его осматривал офтальмолог, так что необходимая информация для заказа оттеночных линз с диоптриями у Гарри была. Он взял у Мэри адрес салона оптики. Они еще немного поболтали, а когда пришли покупатели, Гарри попрощался, передал привет Летти и отправился восвояси.

Когда Гарри вышел из клиники, хмурое с утра небо прояснилось и выглянуло солнце. На Гриммо возвращаться не хотелось совершенно — дом по-прежнему оставался чужим несмотря ни на что — и Поттер свернул к знакомому скверу. Все лавочки были заняты, и он устроился под большим раскидистым деревом, прислонившись спиной к стволу и прикрыв глаза. Гарри так просидел, пока Кричер не напомнил об обеде.

Домовик перенес его на Гриммо, где юношу ждал ужин. Гарри успел подняться наверх и оставить пакет с браслетом на прикроватной тумбочке, когда раздался стук в дверь и появившийся Кричер объявил, что пришли мистер Уизли и мисс Грейнджер. Поттер слабо улыбнулся: оказывается, он успел соскучиться по этой парочке, и это несмотря на все подозрения на их счет!

Соскучился не только он. Грейнджер по старой памяти бросилась ему на шею и крепко обняла. И в лучших традициях затараторила новости вперемешку с вопросами. Она успела сообщить, что вернулись пару часов назад, что искали его в Министерстве, что он отлично выглядит, а прическа ему идет, когда Поттер отцепил ее от себя и с улыбкой произнес:

— Герм, прекрати, а то Рон заревнует! — и протянул смеющемуся Уизли руку.

— Я тебя к Герм? Да ни в жизнь! Вижу, Флер до тебя добралась?

— Ты про прическу и одежду? Успела похвастаться?

— Ага, они с Биллом в Норе. Мама затевает праздничный ужин, мы за тобой и без возражений!

Гарри замер. В последнее время он старался не думать о посещении Норы, хотя Перси периодически передавал приглашения от Молли. Он попытался отказаться, сказав, что устал, но ни Рон, ни Герми его даже слушать не стали. Его буквально силком заставили разблокировать камин и, подхватив под руки, потащили в гости. На бледность Поттера в Норе не обратили внимания, посчитав, что ему стало нехорошо после путешествия по каминной сети, а самого Гарри просто трясло от бешенства: за него опять все решили, даже не спросив мнения. Сколько можно?!

Молли ему искренне обрадовалась, и это заставило Гарри слегка остыть и приветливо улыбнуться. Миссис Уизли, как и прежде, поохала, какой он худой, посетовала, что ему надо больше кушать… Казалось, войны и Волдеморта не было, а Фред просто отлучился по делам, подстраивая очередную шалость, только Джордж старался не поднимать взгляд от стола и не оглядываться. Довольно быстро Гарри устал демонстрировать улыбку и отвечать на вопросы, и после ужина он решительно вернулся на Гриммо, не слушая приглашений остаться на ночь.

«Гарри Поттер, наша новая знаменитость!» Эту фразу Снейпа Франко до сих пор вспоминает с горькой улыбкой. Слава и известность никогда его не прельщали: это означало, что про него посторонние люди знали больше, чем он сам, что куда бы он ни пошел, его сопровождал шепоток и внимательные взгляды равнодушной и охочей до скандалов толпы, от которых горели щеки, а по спине будто проходились холодной металлической щеткой. Но все это еще можно было пережить, хоть и с трудом, притерпеться и привыкнуть. К сожалению, слава и известность еще и подразумевали вездесущих стервятников — журналистов.

Взаимоотношения Поттера и прессы всегда были сложными. К девяноста восьмому году количество грязи и дифирамбов, написанных и произнесенных по отношению к Мальчику-Который-Выжил, превысило всякие разумные пределы. Но если до Битвы за Хогвартс он появлялся на страницах лишь периодически, то в следующие три месяца его колдография не сходила с первой полосы. Гарри это бесило несказанно: ладно бы они печатали только те краткие ответы, что Поттер давал в Министерстве, так ведь эти достойные люди публиковали все мало-мальски популярные слухи, вытаскивая на всеобщее обозрение якобы секреты жизни героя, один бредовей другого. Сплетня о предполагаемом отцовстве, рассказанная Летти, была одной из самых невинных.

В каком-то смысле Гарри сам был в этом виноват. В начале мая ему попалась полная откровенной лжи статья, посвященная Снейпу, в какой-то третьесортной газетенке. Более того, фраза Поттера о храбрости и самоотверженности профессора сопровождалась толстым намеком на связь последнего с юношей. После этого (и ряда ей подобных статей) всякое общение с пишущей братией было ограничено ответами Поттера на кратких брифингах в присутствии Перси и Министра и только по делу, оставляя вопросы личного характера без внимания, а сами печатные издания Гарри перестал читать принципиально. Сколько журналистов попыталось повторить подвиг мисс Скитер и взять эксклюзивное интервью у Победителя Волдеморта, знает только Кричер, педантично уничтожавший после соответствующего приказа хозяина все письма с подобной просьбой.

Конечно, тихая война Поттера с пишущей братией не осталась незамеченной Министром, но Шеклболт сам сильно недолюбливал представителей четвертой власти и общался с ними примерно в том же режиме, что и Гарри (к тому же, на что-то большее, чем одна получасовая встреча, в мае у него элементарно не было времени). К июню дело дошло до того, что редактор «Ежедневного Пророка» лично просил Шеклболта об интервью с Гарри Поттером и с ним самим, а самые молодые и азартные журналисты пытались выяснить, где живет герой, устроив самую настоящую охоту на него. Исчезновение Гарри на неделю оказалось последней каплей для Каффа и компании.

Однако нелюбовь Министра к журналистам не мешала тому понимать важность и необходимость прессы. Поэтому Варнава Кафф вышел из кабинета Министра сияющим как сотня Люмосов: он получил соглашение на интервью не только с Поттером, но и с Министром. Разумеется, при оговоренном заранее списке вопросов и личности счастливчика.

Просьбу, вернее приказ, Министра Гарри воспринял не очень хорошо. У него не было никакого желания отвечать на вопросы, касающиеся его личной жизни. Хотя этой жизни и не было, по большему счету, но все равно, выставлять что бы то ни было напоказ не было ни малейшего желания. Но, в то же время, как это не отвратительно, Кингсли прав: с ним или без него, статьи о Победителе Волдеморта появятся, а так хоть можно не краснеть, читая очередной опус.

На следующее утро после суда Гарри проснулся в отвратительном настроении. Он опять полночи не спал, а под утро ему приснился кошмар с участием Скитер, Волдеморта, Сириуса и Рема. Появляться в Министерстве не было никакого желания, но сегодня утром должно было состояться долгожданное заседание Визенгамонта, касающееся Азкабана, и Кингсли очень просил прийти.

Помня о суде, Поттер с большой неохотой приказал Кричеру принести утреннюю прессу: если уж и будут шептаться, он хотя бы будет знать о чем и не будет хлопать глазами в ответ на вопросы и поддевки, не понимая, о чем речь. На удивление, все оказалось не так уж плохо: ожидаемых скандальных статей и кричащих заголовков с его именем не было. Кажется, кое-кто надавил на самых отпетых сплетнесобирателей.

Конечно, отсутствие скандала в прессе не избавила Поттера от вечного перешептывания, что сопровождал его в Министерстве, но он почти к нему привык, как привыкают к изматывающей мигрени. После полудня были назначены судебные заседания, и присутствовать на них у Гарри желания не была, поэтому он отпросился у Кингсли, спросив перед этим про дату встречи с журналистом.

— Завтра, во второй половине дня, согласен?

— Да, но после трех, Флер просила с ней встретиться.

— Отлично, мы с Каффом оговорили круг вопросов, зайди к Перси, он тебе даст список.

— Ладно, спасибо, — юноша повернулся к выходу, но Кингсли его окликнул:

— Гарри!

— Да?

— Завтра никаких особо важных дел нет, если хочешь, можешь утром не приходить, заодно выспишься. Ты плохо выглядишь.

Да, утром зеркало в ванной сказало, что цвет лица Гарри весьма подходит под цвет глаз.

— Спасибо, Кингсли.

В приемной Поттера поймал Перси. Помучив Гарри час с лишним вопросами разной степени идиотизма, он исчеркал своим мелким четким почерком несколько свитков и вручил их Поттеру вместе с перечнем вопросов. Можно было бы сесть за свой стол, здесь же, рядом с заваленным пергаментами и бумагами столом Уизли, и почитать, что для него придумал Перси, но шумное Министерство и взгляды окружающих порядком ему надоели, так что Гарри направился прямиком к каминам, кивая на приветствия и не отвечая на вопросы.

Он вернулся на Гриммо и читал вопросы и ответы вплоть до обеда. Съев без особого аппетита все, что ему приготовил Кричер, Поттер вернулся в гостиную, когда через камин к нему постучала Гермиона.

— Гарри, привет, это я. Не занят? Можно к тебе?

— Привет, Герм. Не очень.

Годы спустя Франко пытался понять, что сильнее мешало ему высказать все претензии в лицо Рону и Гермионе: был ли это страх остаться совсем одному, как в раннем детстве, до Хогвартса или нежелание ошибиться, как со Снейпом, когда были и доказательства, и свидетели, но в действительности все оказалось иначе. Слизеринская составляющая его характера советовала не показывать истинное отношение, затаиться, гриффиндорская прямолинейность — разобраться с этим как можно быстрее. В тот день Гарри прислушался к осторожности, потому что что-то выяснять и спорить после дебатов в Министерстве не хотелось совершенно.

Но это совсем не означало, что он рад подруге, нет, больше всего ему хотелось остаться в одиночестве, но Гермиона уже сделала шаг из камина.

— Как дела?

— Нормально. — Гарри пожал плечами.

Гермиона нахмурилась: когда Гарри так говорит, значит, что-то его беспокоит.

— Где Рон?

— Во «Вредилках», пытается помочь Джорджу.

— Ты не с ним?

— Я подумала, что неплохо бы тебя навестить, — улыбнулась девушка.

«Подумала она. Спасибо, Герм, ты такая заботливая!» — раздраженно подумал Гарри, отвечая несколько вымученной улыбкой. Он подошел к столику, чтобы собрать свитки: позже он еще раз их прочтет, чтоб не ляпнуть в разговоре с журналистом что-нибудь эдакое. Девушка села на диван и посмотрела на него.

— Гарри, что это? — Герм не могла пройти мимо неизвестных бумаг.

— Это так, Перси дал почитать…

— Новый законопроект, да?

— Да нет, — досадливо ответил Поттер. — Завтра у меня интервью будут брать, вот мы с Перси набросали примерные ответы. Ну, чтоб я не сказал какую-нибудь глупость или не ошибся. Ну, ты знаешь…

— Ясно. Ты в Министерство не собираешься?

— Завтра, после обеда, а что?

— Нет, ничего, просто я тебя там искала. Что-то случилось?

— Нет, все нормально. Просто нужно подготовиться. Знаешь же, как я не люблю общаться с этими падальщиками. Чай будешь? Или кофе?

Они проговорили в тот день несколько часов, пока за своей девушкой не зашел Рон. Герм попеняла Гарри, что он не бывает в Норе, что Джинни по нему соскучилась. Рассказала пару забавных историй о приключениях Рона в магловском мире в Австралии. Гарри ее внимательно слушал: девушка говорила с таким воодушевлением, что, казалось, еще чуть-чуть, и можно представить, что все по-прежнему, что доверие к подруге вот-вот вернется и все будет как прежде. Но этого не происходило, более того, у Поттера не возникло даже мысли, чтобы рассказать Герм о своей болезни. О себе он говорил мало, припомнил пару курьезов в Министерстве, рассказал немного о Дурслях, сказал, что он все-таки добился для них выплаты компенсации за разрушенный дом на Тисовой аллее.

На ужин ребята не остались, ушли в Нору: Рон вымотался за день, пытаясь разобраться в премудростях ведения бизнеса. Ел Гарри в долгожданной тишине.

Перед сном он еще немного посидел с материалами к интервью. Перси хорошо поработал: смысл ответов сохранился, но сам Гарри никогда так не владел словом. Возможно, были какие-то нюансы, но Поттер не был настолько хорош, чтобы заметить это. А позже, Франко было все равно: Уизли и прочие остались в прошлом, а для столь близкого общения с прессой сам Франко был, слава Мерлину и всем магловским святым, слишком незначительной фигурой.

Следующим утром он проснулся раньше обычного необыкновенно выспавшимся и отдохнувшим. Несмотря на ранний час, у него было хорошее настроение, и даже дом не казался таким угрюмым. Гарри решил не портить его чтением прессы за завтраком и торжественно отправил «Пророк» в огонь. Вспомнив, что Летти что-то говорила о пользе утренних прогулок, решил пройтись.

Он неспешно дошел до вокзала Кингс Кросс и какое-то время просидел в зале ожидания, наблюдая за идущими туда-сюда людьми, пока не заметил шумную группу юношей и девушек его возраста, увешанных рюкзаками. Слушая недовольное ворчание сидящего рядом пожилого джентльмена о сумасбродных студентах, Гарри впервые поймал себя на мысли о том, что ему тоже хочется уехать отсюда подальше от назойливых людей и не возвращаться, совсем. Но он понимал, что это не поможет: Гарри Поттера найдут в любом случае. Он зябко поежился и засунул руки в карманы. В этот момент к нему подошла какая-то девчушка и прощебетала:

— Извините, вы — Гарри Поттер?

Юноша шарахнулся от нее и, пробормотав «Вы ошиблись, мисс», обратился в бегство. Он промчался к выходу и остановился спустя несколько кварталов на автобусной остановке. Радужного настроения как не бывало: его начали узнавать даже в магловском мире. Рука в кармане сжала какую-то бумажку. Это оказался адрес салона оптики, оставленный Мэри. Он вспомнил ее слова: «…Совсем другой человек!» Гарри уже хотел остановить такси, но вспомнил, что, когда надевал браслет, оставил карточку и магловские деньги лежать рядом с палочкой, и ему пришлось вернуться на Гриммо.

Уже в доме он догадался посмотреть на часы. Было около девяти, все магазины еще закрыты. Хорошенько поразмыслив, Гарри решил задержаться до ленча: он не знал, сколько времени займет подбор линз, да и ехать достаточно далеко: судя по адресу, салон где-то в Кройдоне.

После ленча Гарри не захотел тратить время на такси или метро и попросил Кричера перенести его в скверик рядом с домом Дурслей. Полчаса спустя он уже стоял перед салоном. Рецепт на очки, выданный в больнице, не подошел, и ему пришлось вместо покупки линз идти на прием к офтальмологу. Обследование заняло порядочно времени, рецепт пообещали только через два дня. На Гриммо Поттер вернулся только к обеду.

К двум часам пришла Флер с кучей идей, свитков пергамента и бумаг. Она очень рьяно взялась за свои обязанности поверенного Гарри Поттера (Билл за ужином в Норе ему в шутку пожаловался, что обожаемая жена закопалась в бумаги на всю неделю и даже кончика носа не казала, но было видно, что он гордится любимой). За час они решили только самые неотложные вопросы, а все остальные перенесли на послезавтра. Потом Гарри поспешил Министерство, чуть не забыв при этом палочку.

Когда мисс Элизабет Брайтвейт пришла в оговоренное время, Министр Шеклболт и советник Министра Поттер уже были на месте. Разговор с журналисткой занял более двух часов и прошел без эксцессов. Ну, почти… Бетти заметила и тяжелый взгляд Министра, бросаемый им всякий раз, когда говорил Поттер, и несколько напряженное внимание, с которым темнокожий маг слушал юношу, и едва заметную отрепетированность ответов. Позже, в курилке редакции, она поделилась своими наблюдениями с коллегами, после чего в журналистских кругах и пошли слухи о напряженных отношениях Министра и советника.

Сам Гарри пережил этот допрос гораздо легче, чем мог себе представить. Бетти, конечно, спрашивала про его дальнейшие планы, есть ли у него фамилиар или домашний питомец и тому подобное, но это было в конце. Основные вопросы шли про политику, суды и Пожирателей. Поттер говорил столько, что с непривычки слегка охрип. По завершению разговора Бетти поблагодарила за уделенное время и выразила надежду, что эта встреча не последняя. Надеждам не было суждено сбыться: июньское интервью, данное Гарри Поттером, было первым и последним. Следующей статьей мисс Брайтвейт, посвященной Поттеру, был некролог.

Пресса не оставит Гарри даже в посмертии. Два раза в год, на годовщину Битвы за Хогвартс в мае и Дни Памяти Потера в июле, будут выходить статьи о нем за разным авторством. В год его двадцатипятилетия выйдет даже его биография. Франко ее купил по случаю и весь вечер смеялся над пафосной чушью, напечатанной в ало-золотом томике, а потом яростно его сжег при помощи Инсендо, не оставив даже пепла: правда и домыслы смешались в такую дикую смесь, что книга дала бы фору опусам Скитер, но на обложке стояли имена Денниса Криви, Джинни Уизли и Гермионы Уизли.

Кто бы ни был консультантом Шеклболта по связям с общественностью, он крепко знал свое дело. Франко почти уверен, что этот кто-то — магл, профессиональный релайтер с Даунинг-стрит, уж больно легко Министр сумел сгладить противоречия между поборниками чистоты крови и маглорожденными, да и так канонизировать светлый образ героя вряд ли бы сам догадался.

Интервью Гарри Поттера вышло точно вовремя, общественность получила ответы раньше вопросов, а потому оправдательный вердикт Визенгамонта для Драко Малфоя не вызвал тот резонанс, который мог бы. Малфой-младший был фактически провозглашен эдаким темным рыцарем без страха и упрека, жертвой обстоятельств, хорошим юношей (на мальчика долговязый Хорек уже не тянул), попавшим в дурную компанию, но страстно любящим мать — то есть тем, кто заслуживал руки помощи от национального героя и не заслуживал срока в Азкабане. К чести белобрысого, слыша весь этот бред из уст защиты, он сделал непроницаемое лицо в лучших традициях собственного декана и папеньки и опускал очи долу. Рон, например, был не толь сдержан, но рядом была Гермиона, удержавшая своего парня на месте парой фраз и цепкой хваткой за предплечье. Какой докси их покусал, что они решили прийти на слушание, Франко не знает до сих пор: на тот момент Гарри все было глубоко пофиг, он едва осознавал себя в пространстве, а последние силы тратились на связные ответы и на уверенные и четкие движения. Выражение его лица на колдографии, сделанной репортерами на выходе из зала, могло поспорить по бесстрастности с малфоевским.

В то утро Поттер пришел в Министерство как обычно, около десяти утра. Ночью он спал плохо, опять снилась какая-то муть, но уставшим себя он не чувствовал. Гарри благополучно пережил утреннее заседание Визенгамонта, посвященное обсуждению очередной законотворческой инициативе Кингсли. После полудня начинались суды. До малфоевского было еще время, и Гарри ушел в свой закуток при кабинете Министра, где его и сморило. Все произошло очень странно и быстро, он отключился мгновенно и видел не то сон, не то видение. Его кто-то звал, кто-то заживо похороненный отчаянно просил забрать его к себе. Вырвал юношу из кошмара Перси, но то мерзкое ощущение после сна, когда изображение окружающей его реальности периодически расплывалось, а звуки то становились глуше, то слишком резкими и громкими, продержалось почти до вечера. Не желая показывать окружающим свою слабость, Поттер стоически перенес и дачу показаний, и общение с журналистами и обед с друзьями на Гриммо.

После обеда они с Роном едва не поссорились.

— Гарри, вот скажи, за каким дементором ты оправдал Хорька? — вопрошал Уизли, аж подпрыгивая от возмущения в кресле. — Он же Пожиратель!

— Рон, хватит! — попыталась вступиться за друга Гермиона. — Во-первых, Малфоя оправдал суд, во-вторых, Гарри поступил совершенно правильно!

— Это все из-за Долга Жизни миссис Малфой, да, друг?

— Рональд Уизли!

— А что?! Тот адвокатишко соловьем разливался, что Хорек не выдал нас в поместье, никого не убивал и все такое. Ну и что?! Убить директора у него кишка оказалась тонка, трусом был и остался, а в поместье он нас действительно не узнал! — рыжего явно несло.

— Узнал, — проговорил Гарри, борясь с желанием помассировать ноющие виски. — Меня он точно узнал.

— Нас с тобой тоже, — сказала Грейнджер. — Рон, подумай сам, Малфой доставал нас шесть лет. Неужели ты думаешь, что он не запомнил наши лица, как он заявил тетушке? Мы не так сильно изменились с последней нашей встречи.

Рон покраснел от возмущения:

— Все равно…

— Рон, мы не Пожиратели, чтоб отправлять людей в Азкабан только из-за происхождения. Малфой никого не убил, он даже в школе не злоупотреблял с Непростительными, в отличие от остальных. То, что ни ты, ни я не испытываем к нему дружеских чувств, не дает нам право отправлять его за решетку просто из неприязни. Я дал бы показания в пользу Малфоя даже без Долга Жизни! — не выдержал Гарри. — Поступить иначе был бы слишком по-слизерински, а мы учились на Гриффиндоре, если ты помнишь!

Все-таки время, проведенное среди чиновного словоблудия, дало о себе знать: Гарри нашел нужный аргумент. Не желая быть похожим на представителей с ненавистного факультета, Рон заткнулся, а в комнате повисло молчание. Герм, сообразительная девочка, быстро поняла, что ей и рыжему стоит удалиться, и утащила Рона на прогулку, наконец-то оставив Гарри одного. Мигом материализовавшийся Кричер подал хозяину таблетки и стакан воды и забормотал:

— Дурной друг у хозяина Гарри, совсем плохой. Зачем он кричит на хозяина Гарри, неужели не видит, что хозяину Гарри плохо. Старый Кричер заметил, мисс Гермиона заметила, а он кричит и кричит, будто право имеет, чтоб хозяин Гарри перед ним отчитывался…

— Кричер, хватит! — оборвал причитания домовика Поттер.

Гарри проглотил таблетки, запил их водой и сделал судорожный вздох, заставляя себя успокоиться.

— Кричер, спасибо. Не волнуйся, хозяин Гарри сам разберется, ладно?

Домовик посмотрел на него и исчез вместе со стаканом. Гарри со вздохом откинулся на спинку дивана. Он был свободен до понедельника: сегодня до ночи и все воскресенье должны были идти судебные заседания, а на завтра он у Кингсли отпросился.

От бездумного разглядывания родового гобелена Блэков Поттера отвлек бой часов. Низкий, глухой звук будто разбудил юношу. С каждым ударом пелена наваждения, опутавшая его в Министерстве, все сильнее истончалась, пока, наконец, не спала совсем. Окружающие предметы обрели четкость, краски стали ярче, отступила непонятная сонливость. Дом будто затаил дыхание, ожидая действий хозяина.

Гарри встал и подошел к стене с гобеленом. В памяти вспыли слова Сириуса, рассказывавшего про родственников. Он дотронулся до выжженного пятна с именем Сириуса, провел пальцем до следующего, с именем миссис Тонкс. Любимая кузина крестного… и бабушка его крестника. Он вдруг подумал, что пусть он никудышный крестный, но чувство вины не повод оставлять женщину один на один с горем и маленьким ребенком.

Миссис Тонкс с внуком жила в небольшом доме, подаренном ей Альфардом Блэком на свадьбу. Гарри не помнил его адреса, но миссис Уизли должна была знать. Не давая себе времени струсить и отступить, он зачерпнул летучий порох и исчез во вспышке зеленого пламени.

Миссис Уизли оказалась дома, в отличие от ее детей и мужа. Смущенно признавшись, что хотел навестить крестника, но не знает адреса камина его бабушки, Гарри получил бумажку с адресом и шарлотку с яблоками в подарок Андромеде. Поттер поблагодарил гостеприимную женщину, отказался от обеда, передал привет Джинни и всем остальным и был таков.

Ароматный пирог навел его на мысль, что он еще ничего не подарил своему крестнику, поэтому когда Гарри вернулся на Гриммо, он оставил коробку с печевом на столик и побежал в спальню. Скинув ненавистные официальные шмотки и одевшись для выхода в магловский Лондон, он выскочил на улицу, где поймал такси и ошарашил водителя несколько необычным адресом: «Мне нужен магазин, где можно купить подарок крестику!» К счастью, пожилой водитель оказался спокойным, как статуя, и, узнав, что крестнику три месяца, отвез взъерошенного клиента в тот магазин, где на Рождество покупал подарки внукам.

Полтора часа спустя Гарри Поттер через камин спрашивал у миссис Тонкс позволения прийти в гости. Андромеда была дома, малыш только проснулся, а потому блудному крестному все были рады. Это был абсолютно счастливый вечер, омраченный только одним обстоятельством: Тед Тонкс имел не только магическое, но и магловское медицинское образование, и Андромеда прекрасно знала, что может означать металлический браслет с алой звездой жизни. Гарри насилу ее успокоил, сказав, что это временная мера, пока не пройдет опасный период.

— Миссис Тонкс, вы тут совсем одна. Может, переедете на Гриммо? Если хотите, конечно. Там теперь все иначе, ребята заглядывают каждый день, там Кричер, он хороший, правда. Следит за мной, как нянька за младенцем, представляете? Там ведь ваш дом, вы же Блэк.

— Я уже давно не Блэк, Гарри. Меня изгнали из рода и выжгли с гобелена, и обратно ничего не вернуть.

— Совсем-совсем? — женщина покачала головой. — И Сириуса тоже?

— Насколько я знаю, да.

— То есть он тоже не был Блэком? Но… как же тогда я могу владеть домом на Гриммо и почему Кричер зовет меня хозяином, если его изгнали из рода, когда он убежал из дома?

— Насколько я знаю, Сириуса выжгли с гобелена за предательство своего крестника, а не за побег из дома.

Она посмотрела на заснувшего внука и улыбнулась:

— Ты его совсем заиграл, он так рано еще не засыпал. Спасибо тебе, кстати, за Драко.

Гарри смутился:

— Да ладно, я там совсем не при чем. А вы поддерживаете связь с сестрой?

— До возращения Того мы иногда даже виделись, потом это стало слишком опасно. Когда Он приказал Бэлле убить Дору, Цисса мне написала. Я как могла удерживала дочь, а она сбежала, как маленький ребенок, стоило мне расслабиться и отвернуться.

— Миссис Тонкс, не вините себя.

— Ты не понимаешь. Белла была безумна, но она никогда бы не стала искать мою дочь специально, чтобы убить. Она даже Сириуса убивать не хотела, она клялась Циссе, что это был обычный Ступефай. Но тварь, которую она считала господином, приказала ей убить Дору, а против прямого приказа Белла не могла ничего поделать. Я не могу оправдать Беллу…

— Но она ваша сестра, не смотря ни на что?

— Да, — Андромеда вытерла платком бегущие слезы.

Гарри встревожено посмотрел на женщину:

— Миссис Тонкс, давайте вы все-таки ко мне переедете. Вы тут совсем одна!

— Я не одна, Гарри. Спасибо, но я останусь. А ты заходи почаще, мы с Тедди всегда будем рады тебя видеть.

Гарри вернулся на Гриммо уже затемно. Ему не давала покоя мысль о наследстве, и он сделал себе мысленную пометку спросить завтра у Флер Уизли.

Девушка заявилась к нему с утра пораньше с таким ворохом бумаг, что им пришлось трансфигурировать столик в гостиной. Можно было бы подняться в кабинет, но Гарри не захотел тащиться на другой этаж. Если честно, то он плохо ориентировался в огромном доме, в нем было слишком много комнат, на его взгляд. Кстати, столик, с величайшей осторожностью, будто на экзамене у профессора МакГонагалл, трансфигурировал Гарри, и, когда у него это получилось, обрадовался так, что подпрыгнула вся мебель в комнате.

Дела Поттеров и Блэков не были так уж сильно запущены, но Флер решила во что бы то ни стало ввести Гарри в курс, и к обеду от обилия цифр, счетов и прочей финансовой белиберды у Гарри шла кругом голова. Нет, можно было бы все спихнуть на прелестную француженку, подобная малодушная мысль у него мелькала, но Гарри повторял себе, что ему уже не десять лет, чтоб спихивать свои обязанности на плечи другого человека.

Кроме «некоторого количества золота», как выразился Дамблдор, в собственности Поттера оказались еще несколько домов, обширный список артефактов и несколько долей в различных предприятиях, в том числе и доля в злополучном «Горбине и Бэрке». Все это требовало внимания, учета и прочих вещей, в которых Гарри разбирался приблизительно так же, как Дадли в классическом балете.

К сожалению, Флер не смогла ответить на все его вопросы по поводу наследования, она знала лишь то, что могла знать чистокровная девушка-служащая Гринготтса, а этого Гарри было явно недостаточно. Четвертьвейла посоветовала ему обратиться к юристу, и тем же днем Поттер отправил письмо мистеру Англси с просьбой о консультации.

После обеда Флер упорхнула в «Ракушку», а Поттер отправился на прогулку. Неподалеку от Кинг-Кросс располагался миниатюрный сквер, где Гарри и пришла в голову мысль, а не зайти ли в гости в Дурслям, тем более что они не виделись с больничных каникул.

Не сказать, чтоб Дурсли ему сильно обрадовались, но их теперешние отношения сильно отличались от тех, что были еще пару лет назад. Дядюшка Вернон даже поинтересовался, чем занимается сейчас непутевый племянник и каковы его дальнейшие планы. Тщательно избегая говорить про магию, Поттер рассказал о реформах в Министерстве, о доставшемся ему имуществе, о попытках разобраться в запутанных финансовых делах. Это было гораздо ближе и понятней Вернону, чем какие-то ненормальные штучки, и тот начал щедро делиться своим опытом в бизнесе. Чтоб Гарри все это еще и понял…

Домой (а здание на Гриммо он уже называл своим домом, и, судя по развеявшейся в углах потусторонней мути, дом тоже признал его своим хозяином) Гарри вернулся к ужину. Там его ждала записка от Рона и Гермионы, которые его искали, но вредный Кричер наотрез отказался сообщать, где бродит его хозяин. Посмотрев на часы, юноша решил, что для визита друзей уже поздновато и отложил встречу на завтра, тем более что он хотел позвать их с собой в гости к Тедди.

Воскресенье прошло продуктивно. Дожидаясь, пока откроются магазины и он сможет купить очередной подарок крестнику, Гарри зашел туда, куда если и заходил до этого, то только побродить ночью между стеллажами: в библиотеку Блэков. Прежние хозяева основательно поиграли с пространством, а потому она была огромна. Кажется, Гермиона сравнивала ее с библиотекой Хогвратса. За прошлый год Кричер навел здесь, как и во всем доме, некое подобие порядка, и до ленча Гарри рылся в каталоге, отмечая себе те или иные книги, заинтересовавшие его. Потом была Нора, Рон с Герми и детский магазин. День выдался теплым и солнечным, и они втроем вытащили миссис Тонкс с внуком на прогулку, которая перешла в минипикник. Гарри даже доверили подержать крестника. Поттер был на седьмом небе, за что и поплатился испачканной футболкой.

Счастливые и довольные, трое друзей вернулись на Гриммо и, как в старые добрые времена, проболтали до темноты. Утром Гарри должен был быть в Министерстве, а Рон и Гермиона — встретиться с Флер, поэтому в десятом часу вечера друзья Гарри отправились камином к себе.

Следующая неделя пролетела незаметно. Гарри стал меньше уставать, а потому он больше не чувствовал себя выпотрошенным флоббер-червем к обеду. Его голова, после операции чувствительно реагировавшая на малейшее изменение погоды или резкий звук, практически перестала беспокоить. Ушла раздражительность. Жизнь, казалось, налаживалась.

В начале дня Гарри приходил в Министерство, после обеда — гулял. По вечерам Гарри или читал или пытался колдовать. Выходило пока не очень, и Кричер трижды восстанавливал скудную обстановку небольшой комнатки рядом со спальной Поттера, пока осмелился спросить, чем хозяину Гарри не подходит дуэльный зал в подвале. Так юноша узнал, что кроме наземной части, у дома есть еще немалая подземная, где кроме помещения для тренировок, ритуалов и дуэлей располагались заброшенные лаборатории, винные погреба и кладовые. Голым каменным стенам мало что могло угрожать, а потому эксперименты Гарри становились все смелее, и мысль о том, что в результате своих экзерсисов он может пострадать сам, ему даже в голову почему-то не пришла (от дурной привычки играть с огнем и экспериментировать с тем, что он не понимает, Франко не смогла излечить даже Мод с ее привычкой кидаться в гневе что под руку попадет и драть уши, за что юноша и получил впоследствии ласковое прозвище «Эль-Ниньо»). Периодически за книжками заглядывала Гермиона. Пару раз он зашел в магазин близнецов.

Его магия постепенно приходила в норму. Он словно заново знакомился с палочкой, учился простейшим заклинаниям, постепенно переходя к все более сложным. В библиотеке Гарри как раз нашел чьи-то учебники полувековой давности. На некоторых из них стоял экслибрис в виде двойной буквы Б.

В понедельник днем он забрал рецепт на линзы и, не теряя времени, направился в салон оптики. Там он проторчал полчаса, пытаясь решить, какого цвета линзы себе купить. Хотел было купить все. Хорошо хоть догадался спросить паренька за прилавком. Как оказалось, светлые оттенки ему не подойдут: настоящий цвет глаз будет перекрывать оттенок. Гарри выбрал темно-синий, шоколадный и черный оттенки, самые темные, какие были, и на всякий случай заказал обычные линзы. У него спокойно приняли заказ, заодно проконсультировали, как за линзами ухаживать, как их правильно надевать, какие капли для глаз стоит приобрести, чтоб не было раздражения и многое прочее. Слава Мерлину, за прилавком не было девушек, и никто не стал охать, зачем прятать такой красивый цвет глаз, как это точно сделали бы Мэри и Летти. К пятнице Поттер должен был уже поменять цвет глаз и избавиться от одной из своих примет — очков. Бейсболка, мимоходом приобретенная в каком-то магазинчике, должна был скрыть главную — шрам. К счастью, на Косую аллею пришла мода на магловские вещи и мальчишка в бейсболке (спасибо непростому детству и маме за невысокий рост, а так же представлению обывателей, что все герои и Великие Маги обязаны быть исключительно высокими и статными волшебниками) ничем особым в толпе не выделялся.

Линзы, заказные Поттером, появились в продаже недавно, стояли недешево и имели кучу недостатков в ношении, однако все это с лихвой перевешивала возможность пройтись по Косой Аллее, не вздрагивая от шепота: «Смотри-смотри, это Гарри Поттер!», не шарахаясь от журналистов и не чувствуя себя экспонатом в зоопарке, вроде приснопамятного боа-констриктора.

Во вторник Гарри неожиданно для себя обзавелся собственным юристом.

Обычно всеми делами, связанными с наследственным правом, занимаются гоблины. Испокон веков они были и остаются неподкупными душеприказчиками, чье слово могло поспорить с Непреложным обетом. Отказ представителей этого народа вести напрямую с Поттером какие-либо дела был сам по себе наказанием, потому что в таком случае Гарри был вынужден общаться с посредниками, надежность и профессионализм которых не могли идти ни в какое сравнение с гоблинскими. Той же Флер понадобилось вдвое, а то и втрое больше времени, чтобы разобраться в финансовых отчетах Поттеров и Блэков. Таким образом, Гарри Поттер потерял право обратиться за консультацией по поводу наследства Блэков к гоблинам. Оставались только люди-адвокаты. Мистер Англси не стал тянуть с ответом, и сова с приглашением на встречу пришла в понедельник вечером. В письме же он специально оговорил, что может дать лишь небольшую консультацию по общим вопросам, поскольку, к своему глубочайшему сожалению, сам Раймонд уже был связан обязательствами с Малфоями и не имел права представлять юридические интересы Поттера.

Гарри был согласен и на это. Он желал заранее прояснить непонятки с собственностью: у юноши не было никакого желания мелькать как Рон в газетных статьях, посвященных злоупотреблениям привилегиями новоявленными героями. На его век скандалов и так хватало.

По старой привычке он попытался посоветоваться с Гермионой. Девушка, уже определившаяся со стезей на поприще магического законотворчества, разумеется, знала многое об адвокатах Магической Британии. В отличие от Гарри, она не пропустила ни одного судебного заседания над пособниками Пожирателей, и была восхищена юридическим и ораторским талантом Брэдшоу. И она совершенно не понимала выбор Гарри в пользу Англси по глупой причине, что Поттеру не понравился Брэдшоу. Гермиона убедительно советовала другу обратиться к последнему. Чего ему стоило сдержаться и не поссориться с Грейнджер, когда в числе приведенных аргументов та помянула имя Снейпа, Франко не знает до сих пор.

Однако врожденная упертость Поттеров не позволила Гарри последовать совету подруги, и в назначенный час он переступил порог кабинета мистера Англси. Услуги «безвестного» господина солиситора стояли недешево: когда Флер вскоре показала, во сколько Поттеру обошлась получасовая беседа с невысоким светловолосым магом, он смог только изумленно присвистнуть, — но оно того стоило. Помимо короткого, но весьма информативного рассказа о некоторых особенностях магического наследственного права, касающихся древних родов, мистера Поттера представили молодому, но весьма талантливому юристу Максимилиану Бапмайстеру младшему.

Макс Бапмайстер был старше Гарри лет на десять, по настоянию маменьки в свое время поступил в Шармбатон, во время второго пришествия Волдеморта благоразумно переехал на Континент, и о Поттере слышал много и не очень хорошего, а потому к истинному облику героя был не готов совершенно. Гарри же, в свою очередь, к двоюродному племяннику владельца конторы, тем более с явственной примесью гоблинской крови, отнесся с явным недоверием, но это не помешало стать последнему (после соответствующих клятв и контракта, разумеется) не менее верным и неподкупным стражем и защитником юридических интересов Гарри Поттера, чем могли бы быть его низкорослые родичи.

В среду юношу осмотрел обещанный Шеклболтом специалист — древний старик, чуть ли не ровесник Дамблдора, двигающийся с неожиданной для возраста легкостью и резвостью. Мастер Смит обладал незапоминающейся внешностью и цепким тяжелый взглядом лигиллиментора. Старик не шептал заклинаний, не махал палочкой, он просто смотрел, и от этого Гарри бил озноб, а волосы на затылке стали дыбом. За время осмотра Мастер Смит не проронил ни звука, а Министр обращался к нему с такой почтительностью, какой не удостаивался Дамблдор в лучшие года. Все так же молча древний маг наколдовал какой-то свиток и вышел, а Кингсли проводил его глубоким поклоном.

Целительское заключение было написано на латыни, но даже будь оно на английском, вряд ли Гарри бы понял написанное из-за обилия целительских терминов. Кингсли, в отличие от него, кое-что понял.

— Что ж, ничего страшного или необратимого. Нестабильность магического ядра, как и говорила мадам Помфри, вызванная долгим общением с темным артефактом, усиленная проклятиями. Что-то еще, не могу разобрать… Но, судя по рекомендациям, у тебя все будет хорошо. Так, тут в конце список зелий и режим их применения. Я передам Перси, он сделает заказ.

— Кингсли, не надо, я сам. — Гарри требовательно протянул руку. — У вас и так есть чем заняться. Я не маленький, чтоб за меня по аптекам бегать.

— Гарри, дело не в этом. Большинство этих зелий находится на строгом учете Министерства, их нет в свободном доступе. А вот на эти два нужно разрешение Отдела Тайн. Поэтому Перси составит прошение, ты все равно не знаешь нужной формы, я завизирую, и где-то в понедельник, не раньше, тебе под роспись и клятву выдадут шкатулку с фиалами.

— Бюрократические проволочки? — улыбнулся Поттер.

— Если бы, — поморщился Министр. — Судебные разбирательства. Почти четвертая часть магов… Слишком много, чтоб затягивать с этим. Хвала Мерлину, основные законопроекты мы успели провести.

Темнокожий мужчина устало потер лицо.

— Гарри, я не хочу тебя торопить, но ты уже решил, что будешь делать: сразу подашь документы в Академию Авроров или все-таки доучишься в Хогвартсе?

— Еще нет… Кингсли, а если я не хочу быть аврором?

— А кем тогда? Гарри, пойми, от тебя общество ждет определенных поступков. Нет, конечно, Победителю Волдеморта открыты все пути, но… Скажем так, от тебя всегда будут ждать чего-нибудь эдакого, и стать обычным работником в забытой Мерлином фирме, каких сотни, у тебя не получится. Или ты думал о спортивной карьере?

Что ж, Министр подтвердил опасения: на него всегда будут смотреть через призму «Убийцы Волдеморта», все его достижения будут подразумеваться как сами собой разумеющиеся, а редкие неудачи затмят успех. Ну, служить и защищать — тоже неплохо, ведь правда?

— Да нет… Я не хочу в квиддич. Просто…

— Гарри, не волнуйся, тебя примут в Академию даже без ЖАБА, ты просто сдашь вступительные экзамены. Насколько я знаю, с заклинаниями и трансфигурацией у тебя все в порядке, а зелья подтянешь с Гермионой. Но, вообще, было бы неплохо, если ты все-таки доучишься в Хогвартсе.

«Лучше», «неплохо»… Все это Гарри прекрасно понимал, но возвращаться в Хогвартс, в лживую сказку, туда, где его шесть лет обманывали, где гибли знакомые ему люди, ему не хотелось. Как он сможет зайти в Большой Зал, если он до сих пор как наяву слышит стоны раненых и видит трупы защитников?!

В тот день Поттер вернулся домой рано, отпросившись у Кингсли, и долго бродил по улицам магловского Лондона, тщетно пытаясь разобраться в себе. С одной стороны, он сознавал, что атакующие и защитные чары и заклятья — это фактически все, что он хорошо знает и умеет, и когда-то ему это нравилось. Но с другой — неужели все, на что он способен, — это гоняться с палочкой наперевес за всяким сбродом? Еще ему до чертиков надоели намеки Министра на долг перед обществом, которое о нем «превосходно» позаботилось. Нет уж, все явные и мнимые долги магическому обществу он отдал второго мая. Хватит!

Франко не очень любит вспоминать, как тяжело ему было решиться на что-нибудь самому, без друзей, Дамблдора, Спейпа или Кингсли. Нет, всякие мелочи, вроде к какому адвокату пойти или какую мантию надеть, он давно решал сам, но выбрать дальнейший путь… Значит, решено: он едет еще на год в Хогвартс и пытается разобраться в себе, кем он действительно хочет быть.

Кстати о долгах: Нарцисса Малфой прислала письмо с благодарностью, но о выплаченном Долге Жизни не было ни слова. Кажется, в библиотеке особняка была монография, посвященная этому вопросу…

Следующие дни прошли как под копирку: Министерство, дом, прогулка, библиотека, зал.

В пятницу Поттер забрал линзы и накупил заодно те зелья для ухода за ними и за глазами, что порекомендовал продавец. Когда он примерил их дома, то оказалось, что естественный цвет его глаз перебивает все оттенки, кроме черного. С непривычки он намаялся перед зеркалом, пытаясь надеть это дурацкое порождение магловской фантазии. Когда же юноша справился и немного побродил по дому, то оказалось, что от линз еще и печет глаза. Но все вышеперечисленное мгновенно забылось, стоило Поттеру посмотреть на себя в зеркало. Когда он надел красную кепку с каким-то логотипом, из зеркала на него посмотрел человек, отдаленно похожий на Гарри Поттера. Прогулка по Косой аллее превзошла все ожидания: никто на него не пялился, пальцами не тыкал, за руки не хватал, о помощи не умолял, глазами не раздевал, ушел даже вечный чужой взгляд в спину. Юноша сидел в недавно открывшейся кофейне и, блаженно щурясь, ел мороженое.

Отсутствие внимания ему понравилось, и он решил усовершенствовать линзы так, чтобы их можно было долго носить без вреда.

Субботу он провел у Тедди, увлеченно учась уходу за маленьким ребенком. В воскресенье засел в библиотеке, и Кричеру пришлось напоминать хозяину о еде несколько раз.

Дни замелькали как картинки в кинохронике.

Гарри получил драгоценную шкатулку с зельями и под предлогом подготовки к учебе ушел с поста советника Министра. Правда, не зная, как отреагирует его организм к одновременному приему и таблеток и зелий, к фиалам даже не притронулся.

Бапмайстер наконец-то разобрался с блэковской генеалогией. Гарри на пробу составил завещание, где основным наследником сделал крестника. Озадачил адвоката и Флер своей майской задумкой — домом для маленьких осиротевших магов. Мог ли он подумать, чем обернутся эти его шаги? Через полтора месяца ради шутки составленное завещание сделает Тедди Люпина одним из самых богатых детей в Англии, «Фонд Гарри Поттера» очень скоро станет серьезной организацией, пристально следящей за условиями жизни несовершеннолетних магов, а Максимилиан Бапмайстер III станет первым детским омбудсменом в истории Магической Британии. В своем интервью Криви он заявит, что «был настолько потрясен полными драматизма историями детства Гарри Поттера, Томаса Реддла и Арианы Дамблдор, что дал слово продолжить стремление мистера Поттера защищать слабых и не дать повториться вновь подобному кошмару». Впрочем, Франко никогда не питал иллюзий по отношению к амбициозному коротышке, который, по его собственному признанию, с детства мечтал стать кавалером ордена Мерлина.

Но до этого еще было далеко. Уйдя из Министерства, Гарри взахлеб читал, гулял, экспериментировал, буквально наслаждаясь свободой ото всех, в том числе и от друзей. Рон ушел с головой в дела «Вредилок», Гермиона методично налаживала испорченные отношения с родителями, общение Трио свелось к редким совместным прогулкам. Периодически то один, то вторая заскакивали на чашку чая.

Гарри стал частым гостем миссис Тонкс. Теперь он гулял, играл и кормил крестника через день. В Норе он побывал всего дважды, к Дурслям ходил по субботам. Пару раз сгонял с Дадли в кино. Вполне по-семейному отметил вступление кузена во взрослую жизнь, подарив тому на восемнадцатилетие годичный абонемент в секцию по боксу.

Поттер увлекся идеей усовершенствования линз. Для начала он решил понять, что препятствует их носить постоянно. Гарри умудрился настолько достать расспросами всех, кто хоть что-то знал: Летти, Мэри, доктора Эшли и его закадычного друга офтальмолога Бри, — что его окрестили «пиявкой информационной маниакальной» и отдали ему на растерзание несколько журналов со статьями на искомую тему. Гарри экспериментировал и с зельями, и с заклинаниями. Он основательно испоганил бесцветную пару, размягчил синюю, а в шоколадной вырастил плесень, становящуюся прозрачной на солнечном свете, а в темноте пахнущую грозой. Привлек к процессу Кричера. Отказался от зелий и чуть не распылил черную пару. Заказал еще три новых пары черных линз. Угробил к дементровой маменьке все имеющиеся, но нашел нужное сочетание заклинаний. Заказал еще пару и зачаровал их, а потом носил, не снимая больше суток. Когда Гарри понял, что у него получилось, от стихийного всплеска затанцевал весь дом от чердака до подвалов. Если бы при этом он посмотрел бы в зеркало, радость его бы поутихла. Франко старается не колдовать в полную силу и не испытывать сильных эмоций на людях или при ярком освещении: колдовская проклятущая зелень при этом упрямо просвечивает сквозь темные линзы, что ты с ними не делай.

В сущности, эти линзы и стали первым артефактом, созданным Поттером. Ему понравилось создавать, придавать вещам нужные свойства и качества. Гарри понял, чем бы хотел заниматься в будущем.

Забегая вперед, первые его линзы продержались до августа, пока он не попал к Мод, а впоследствии он усовершенствовал линзы так, что их можно было носить не снимая год.

Однако эйфория от успеха длилась недолго. Сначала Кричер, обрадованный тем, что заклинания у хозяина больше не являются причиной локальных разрушений в доме, попросил обновить защиту особняка, пожаловавшись, что какие-то недостойные маги пытаются следить за хозяином Гарри Поттером, а Кричер стар, и у него не всегда получается им помешать. Гарри не стал пороть горячку и послал домовика проследить за наглыми шпионами. Услышав доклад вернувшегося эльфа, Поттер, к своему удивлению, почувствовал только легкую досаду: маги оказались наблюдателями из спецгруппы аврората, следили и охраняли национального героя они, разумеется, по приказу Министра.

Палочка слушалась его все лучше и лучше, посвящать кого бы то ни было в свою личную жизнь он не желал категорически, поэтому не поленился и нашел на дальних стеллажах блэковской библиотеки монографию по защитным чарам и ритуалам, спустился в ритуальный зал и полные сутки накладывал защиту от всего на особняк.

Выложился он подчистую, устал так, что проспал более двенадцати часов. А когда проснулся и посмотрел на палочку, Гарри Поттера прошиб холодный пот: на гладкой поверхности той стали появляться до боли знакомые бугорки Бузинной палочки. Фактически, его верная подруга из остролиста выглядела чем-то средним между собой прежней и Старшей палочкой.

Тусклый свет ночника освещал палочку странной формы, лежащую на тумбочке рядом с кроватью. На кровати сидел Гарри Поттер, подняв колени к подбородку и вцепившись в волосы. Он не отрываясь смотрел на палочку и чувствовал, как его буквально колотит от переполнявшего его отчаяния. В последний раз такую буру эмоций он переживал в кабинете директора Хогвартса после просмотра воспоминаний Снейпа.

Ксенофилиус Лавгуд был совершенно прав, заявляя, что Старшая палочка оставила кровавый след в истории магов. На взгляд Поттера, даже слишком кровавый. Надо же, а он удивлялся, почему ее не уничтожили раньше, тот же Дамблдор. Вот и ответ. Теперь понятно, почему Альбус Дамблдор категорически отказывался от поста Министра магии. Да, он был амбициозен и хотел изменить мир к лучшему, но Бузинная палочка была слишком большим искушением, он вполне мог стать похожим на друга детства Гелерта. И тогда профессор Дамблдор запер себя в Хогватрсе, но отказаться от Старшей палочки окончательно он так и не смог.

Осознав, что стал хозяином вещи, за обладание которой веками убивали и предавали, Поттер решил одним махом обезопасить себя и уничтожить причину, по которой сын убивал отца, а друг резал горло другу.

После Битвы за Хогвартс он публично починил старую палочку из остролиста и, к изумлению и ужасу окружающих, сломал Бузинную, выбросив обломки прочь. Но, как оказалось, от легендарных Даров Смерти так просто не отделаться.

Гарри четко осознал, что стоит ему только раз вытащить прилюдно палочку, то за свою жизнь он не даст и ломаного кната. Палочка была воплощением Искушения, она давала абсолютно достоверную иллюзию могущества и власти. Как-то Рон Уизли признался, что из всех Даров Смерти он бы выбрал палочку, и долго удивлялся, как легко его друг смог отказаться от столь ценной вещи. Да что там Рон, господин Министр тоже не отказался бы от столь сильного аргумента в споре. Нет, показывать Старшую палочку было нельзя. Попытаться заказать новую? И Олливандер, и Кидделл погребены заказами палочек вместо сломанных или утерянных в войну. Нет, если он придет в лавку, его обслужат вне очереди, но это привлечет лишнее внимание. Использовать маскировку? Но, помнится, Олливандер в первую их встречу узнал его раньше, чем он назвал свое имя. Возможно, его предупредил Дамблдор, а если дело не в этом? Если старый мастер узнает его как-то еще, по тем неведомым параметрам, по которым различают людей мастера по изготовлению палочек? Но что делать, если новую палочку подобрать не получится? А если замаскировать имеющуюся?

Гарри просидел без сна до рассвета, пытаясь решить, что делать. Для начала, он решил наложить на палочку иллюзию себя прежней, а потом сказать всем, что палочка из остролиста сгорела, и попробовать подобрать себе новую, а эту спрятать. Вот только была велика вероятность, что никакая палочка ему не подойдет, тот же Олливандер утверждал, что не маг выбирает палочку, а палочка выбирает мага. Шансов на новую палочку мало, но у мальчишки-недоучки их было еще меньше, что он сможет победить Волдеморта.

Решительно приведя себя в порядок, Гарри спустился на кухню к завтраку, где его и поприветствовал Кричер как нового главу рода Блэк. Юноша только досадливо вздохнул: ему как всегда «везло». Позже он все-таки выяснит, что среди проведенных накануне ритуалов и обрядов был обряд на крови, кровь же требовалась и для того, чтобы род принял или отверг претендента на титул главы.

А вот реальным везением для Поттера было то, что особняк Блэков уже был опутан заклятиями, не позволяющими отследить применение магии в доме, ведь с некоторых пор большинство обрядов на крови запрещено к применению. Более того, если бы Гарри попытался официально стать главой рода Блэков, то ему бы пришлось писать прошение на имя Министра, который бы ему дал согласие или отказ на проведение обряда (за отсутствие санкции по новому законодательству грозило бы два года в Азкабане и немалый штраф). Еще одним свидетельством везучести Поттера было то, что подобные вещи испокон веков отслеживает не Министерство, а гоблины, которые исключили имя Гарри Поттера из перечня контрагентов, и сова из Гринготтса в Министерство с извещением о вступлении Гарри Джеймса Поттера в права и обязанности главы рода Блэк не прилетела. Для официального признания Министерством Поттера лордом Блэком, буде оно необходмио, потребовалось бы письмо в соответствующий отдел от его юриста с подтверждением произошедшего, а о принятии титула юношей Бапмайстер не знает и по сей день.

Кричер с удовольствием провел нового главу по прежде закрытым для него помещениям. Показал вход в закрытую часть библиотеки, кабинет с хранящимися там некоторым родовыми артефактами, провел на пятый этаж и представил его портретам в фамильной галерее. Не сказать, чтоб нарисованные Блэки были в сильном восторге (особенно Вальбурга), но как выразился, кажется, Процион Блэк: «Маги приходят и уходят, главное, чтобы наследие и традиции рода не ушли в небытие!». С той же долей энтузиазма они восприняли имя предполагаемого наследника новоиспеченного главы.

Закрытая часть библиотеки тоже принесла свои сюрпризы. Секция оказалась богата на темномагические и просто редкие гримуары: именно сюда Кричер прятал те книги, которые попытался выбросить Сириус. Гарри с удивлением узнал, что теперь он лорд и что Люциус Малфой также носит этот титул. Теперь становилась понятной та гримаса, которая возникала на лицах белобрысого семейства, когда Министр говорил о старших Малфоях как о «мистере» и «миссис». Оказывается, это было завуалированное оскорбление, эдакий маркер для общества, что поступки семьи не забыты и не прощены. Как там любила говорить Гермиона, sapienti sat…

Довольный, как обожравшийся сливок книззл, домовик притащил хозяину Гарри на подушечке кольцо главы рода и буквально силой заставил Поттера надеть старинный артефакт. Вообще, Кричер был единственным разумным существом в доме, кто обрадовался новому титулу Гарри. На радостях закатил пир горой, что-то напевал, пританцовывал и даже улыбался.

Тяжелая массивная печатка прочно угнездилась на левом безымянном пальце, когда Гарри попытался ее снять, у него ничего не вышло. Все, что он смог сделать — это повернуть кольцо печатью к ладони. Поначалу оно жутко мешалось, но постепенно Гарри привык к тяжести на пальце, а когда он попробовал сосредоточиться и захотеть, чтоб оно стало невидимым — кольцо исчезло. Понять, что печатка на месте, можно было только на ощупь. Судя по древним манускриптам на эту тему, снять его с пальца можно было либо при передаче титула, либо после смерти владельца. Гарри попытался отказаться от титула, но род не отпустил своего незадачливого главу даже после Слов Отречения. Кольцо не снялось и на том жутком ритуале очищения, который устроила для юноши Мод. Правда, после него печатку не получалось замаскировать никаким способом, и Франко пришлось носить тонкие черные беспальцовки.

Гарри честно попытался выяснить, каким образом полукровка, сын маглорожденной, смог стать главой рода, для которого чистота крови была во главе угла. Он даже спрашивал у портретов, на что старик на сильно потускневшей старой картине недовольно буркнул: «Значит, достоин!» Это было наиболее полным и исчерпывающим объяснением.

Неудачная попытка снять с себя полномочия главы рода ни к чему, кроме волны боли по всему телу, не привела. Если бы юноша мог, он с удовольствием отказался бы от этого звания (о чем, к вящему удивлению и негодованию предков Сириуса, он и сообщил портретам Блэков в ответ на визг и крики Сигнуса и Вальбурги об отродьях, недостойных имени Блэк). Ведь оно только усугубляло сложившуюся ситуацию: если широкая общественность узнает, что победивший в бою сильнейшего мага Европы по-прежнему владелец Старшей палочки, да еще и глава рода темных магов, Поттеру не миновать подозрений в том, что он сам может стать следующим Темным Лордом.

Попытки найти способ маскировки палочки также ни к чему хорошему не привели: узелки на палочке стали еще отчетливей, а ее длина увеличилась. Теперь палочка была мало похожа на себя прежнюю. Потратив весь оставшийся день на бесполезные поиски и попытки, Гарри смирился с мыслью, что его прежняя палочка потеряна, и решил спрятать от греха подальше Старшую палочку в закрытом хранилище амулетов, чтоб ее ненароком не увидели Рон и Гармиона, обещавшие прийти на следующий день.

При воспоминании о Роне неожиданно сработала ассоциативная память: Рон, сломанная палочка, второй курс, неправильно сработавшее заклинание. А если?..

Узнав от Кричера, что на чердаке где-то валяется несколько сломанных старых палочек, он попросил домовика их притащить, и с полученным деревянным хламом ушел в подвал. Там Гарри из кучи деревяшек попытался подобрать палочку, которая ощущалась максимально похожей на его, и вдохновенно принялся с ней экспериментировать. Где-то на пятом-шестом пассе у юноши получилось войти в то душевное состояние, при котором обычная Левиоса по степени разрушительности становилась похожей на Адское пламя, и, решительно взмахнув палочкой, он сказал «Инсендо».

Когда Поттер поднялся из дуэльного зала и посмотрел на себя в зеркало, то он коротко и нервно рассмеялся: от былой прически — ни следа, обгоревшие на кончиках волосы стоят дыбом, лицо в копоти, одежда в черных пятнах и в дырах, элегантная оправа покорежилась, одно стекло треснуло, пальцы правой руки обожжены. Красавец…

— Кричер!

Домовик моментально появился.

— Когда тебя спросят, что случилось, ты скажешь, что хозяин тренировался с палочкой в той комнате рядом с моей спальней, попытался сжечь Инсендо лист бумаги, но у него не получилась, и он взорвал и сжег стол. Его палочка при этом загорелась, и ты ее уничтожил, а в комнате убрал, понял?

— Да, хозяин Гарри.

— Кричер, — Гарри опустился на колено перед эльфом и посмотрел тому в глаза, — ты понял, я приказываю говорить тебе так? О том, что было на самом деле, ты не скажешь никому, даже портретам, ты не будешь об этом бормотать с самим собой, ясно?

Домовик истово закивал.

— Кричер понял, Кричер скажет, как хочет хозяин Гарри. Кричер не подведет главу славного рода Блэков! Кричер ничего не знает о Палочке из Бузины, Кричер будет молчать!

— Умница. Я в Нору.

Славное семейство Уизли как раз поужинало, когда из камина к ним вышел Гарри Поттер, слегка подкопченный, будто игрался с фейерверком близнецов. На обеспокоенные причитания Молли юноша поведал трогательную повесть о неудачном применении заклинания. Вид у него при этом был настолько уморительным, что даже мрачный Джордж не удержался от смешка. Пока Молли отпаивала его чаем с пирогом и приводила в порядок, Артур, вероятно, послал Министру Патронус, потому что буквально через пятнадцать минут в Нору пришел Кингсли.

Вернувшись через два часа домой, Гарри довольно усмехнулся: все прошло как задумано. Шеклболт и Артур его умеренно поругали за бестолковость и нежелание думать о последствиях опасных экспериментов. Гарри удалось подкинуть присутствующим идею, что в его непорядке с заклинаниями могла быть виновата не до конца починенная палочка, в пылу спора выхватив у Рона его палочку и безупречно наколдовав себе стакан воды. Министр вроде как поверил, во всяком случае, Гарри на это очень надеялся, но тоненький головок интуиции нашептывал, что это не совсем так. Кое-какие подозрения у Кингсли возникнуть могли, но подтверждений у него не было.

В-общем, расслабляться не стоило. Рон, кстати, пообещал другу пойти с ним завтра к мистеру Олливандеру.

Утром Гарри чувствовал себя отвратительно: давненько у него так не болела голова. Все-таки стоило по возвращению пойти сразу спать, а не сидеть в библиотеке до часу ночи, роясь в книгах в поисках информации о Дарах Смерти. Рон зашел к другу ближе к полудню, и они отправились на Косую аллею. Скрестив пальцы и от души помолившись Мерлину, Моргане и Иисусу Христу, Гарри вошел в лавку. Молился, видимо, он не очень хорошо, потому что ни одна из имевшихся в наличии палочек Поттеру не подошла. Олливандер его, конечно, измерил и задал кучу вопросов, чтобы сделать палочку специально для юного мага, но палочки — не пирожки Молли Уизли, делаются не так просто и не так быстро. Мастер пообещал управиться к середине августа.

Иногда Франко задумывается, какой бы оказалась та палочка? Была бы она похожа на ту, что сделал Блоггсу Норваль Тауга два года спустя? Этого уже никто не узнает — мастер Олливандер, верный древним традициям, уничтожил незаконченную палочку Гарри Поттера, едва увидев некролог, а Дэннис на вопрос о палочке получил лишь пространный комментарий и ничего конкретного...

Казалось бы, задуманное удалось и можно успокоиться и пытаться жить дальше, но что-то тревожило Поттера, приподнимая волоски на загривке. Пытаясь успокоиться, он решил повнимательнее изучить книги, спрятанные в закрытой секции. Не все из них были безопасны, некоторые были закованы в цепи, на которых висело несколько замков, парочка книг лежала на специальных подставках, были там и книги, от которых веяло смертным холодом, были рукописи, — много чего было, и все это, как подозревал Гарри, тянуло на нехилый срок в Азкабане. Среди прочих, там были и хроники рода Блэк — весьма интересные записи, которые не стоило давать маленьким детям или читать на ночь. В ту же категорию входила и книга, в которой описывались обряды и ритуалы, которые мог проводить глава рода, а так же некоторые их последствия. После ее прочтения Гарри понял, почему у четы Тонкс была только одна дочь, и почему у нее было такое дурацкое имя.

Все оказалось просто: рождение дочери у Андромеды было чудом, подарком свыше, за который мать заплатила несколькими годами жизни. Изгнание из рода сильно ударило по ее здоровью, недаром она выглядит как ее старшая сестра, проведшая более десяти лет среди дементоров в Азкабане, в отличие от Нарциссы, кажущейся гораздо моложе и здоровее. Отрезанные от рода долго не живут, они фактически являются живыми мертвецами (Гарри стал наследником Сириуса по его завещанию после изгнания того из рода, а не после гибели, и распоряжался крестный имуществом мальчика по разрешению магического опекуна, Альбуса Дамблдора), вернуть миссис Тонкс на гобелен, как она и говорила, невозможно. Судя по всему, ей оставалось лет десять-пятнадцать.

Вот только Гарри не мог допустить, чтоб Тедди потерял последнего человека, который мог ему рассказать о родителях. Сам Поттер знал о Тонкс слишком мало, да и о Ремусе не особо, он даже не знал, как звали его родителей. Хотя, имен родителей собственной матери он также не знал, а как звали родителей отца, узнал на гобелене Блэков.

Кстати, в гостиной висела только копия гобелена, сделанная, очевидно, для Вальбурги. Настоящий находился в кабинете главы рода. Отличить их было просто: на настоящем отражалось текущее состояние рода, а когда Гарри невольно стал главой рода, то его имя появилось и на гобелене.

В книге кроме всего прочего упоминалось, что введение в род мага в ряде случаев продлевает его жизнь. Но в ряде каких? И тогда Гарри решил посоветоваться с самой миссис Тонкс.

Библиотека лишь притушила тревогу, не уняв ее до конца. Причину ее Поттер понял, когда Кричер принес ему очередную порцию пилюль. Он вспомнил о шкатулке с зельями, которая пылилась где-то в доме: вернувшись тогда из Министерства, он велел забрать ее Кричеру и забыл о ней. Не вспомнил о зельях и Кингсли, когда расспрашивал вместе с Артуром Уизли о случившемся. А ведь Министр говорил, что эти зелья находятся под жестким контролем, но за эти недели никто не пришел проверять, принимает ли их Гарри или нет. Это не могло не настораживать.

Скамейка в безымянном скверике в Торнтон-Хите, поистине, дивное место. На ней хорошо получается принимать решения. Еще она замечательно подходит для встречи с родственниками.

Когда тревога и беспокойство Гарри достигли своего апогея, и он понял, что впустую наматывает круги по кабинету, он сбежал именно на эту скамейку. Стоял тихий будний день. Ближе к вечеру выглянуло солнце, и в сквер пришла компания подростков лет пятнадцати. Они затеяли веселую игру с маленьким мячиком, дурачась и беззаботно смеясь. Все это было настолько далеко от магов, интриг, палочек и зелий, что казалось ненастоящим. Но в какой-то момент ненастоящим показались как раз маги и их проблемы, а реальным — вот эта веселая компания мальчишек на пару лет младше самого Гарри. Поттеру вдруг захотелось встать со скамейки, где он сидел как столетний дед, и присоединиться к этой разбитной компании, забыв магов как страшный сон. Только не получится, не дадут ему забыть, найдут и напомнят. На какое-то мгновение он захотел перестать быть Гарри Поттером и пойти играть и дурачиться с теми ребятами, но потом минута малодушия прошла. Он тот, кто есть, и попытка сбежать от проблем эти проблемы не решит совершенно.

Гарри так глубоко задумался, что не услышал, как к нему подошел кузен. Поэтому тяжелая рука, опустившаяся на плечо, заставила Поттера испуганно вскинуться.

— Привет, кузен. Как дела? — сказал Дадли, присаживаясь рядом.

— Привет, здоровяк, — кисло ответил Гарри, потирая плечо. — Нормально. Все путем…

— Ага, — скептически кивнул Большой Ди. — Вижу. Тебе сразу неотложку вызвать или сначала в обморок упадешь?

Поттер хмуро взглянул на кузена. Недоверчивый прищур того живо напомнил дядюшку, когда маленький Гарри тщетно пытался уверить Вернона Дурсля, что это не он разбил лампочку, иди вазу, или еще что-нибудь.

— Все нормально, Ди. Просто магические заморочки, не обращай внимания.

Дадли только пожал плечами. Не хочет говорить — не надо, чего навязываться.

— Во что они играют?

— Кто, эти мелкие, что ли? Похоже на хэкисэк. (п/а: так на Западе называют сокс)

— Играл?

— А ты не помнишь?

— Мне тогда было не до этого.

— Не, не играл. Не получалось. Вот Полкисс по нему убивался одно время, — Дадли немного помолчал, словно решаясь на что-то. — Слышь, очкарик, я тут книжку прочитал одну.

Гарри повернул к нему голову. Сразу вспомнилось малфоевское «Не знал, что ты можешь читать». Гойл-старший скорее всего сядет пожизненно, Грегори, кажется, получил два года условно…

— Не смотри так, мне чувак один посоветовал. Так вот, она, это, про магию.

Ошалеть, Дадли Дурсль читает книжки(!) «про магию»(!!!). Куда смотрят родители?!

— Что за книжка?

Дадли потер лоб.

— «Туда-сюда», нет, «Туда и обратно». Так вот, они все, что, и правда существуют?

— Все — кто? — было странно сидеть на лавочке, смотреть на играющих подростков и говорить с Дадли Дурслем о магии.

— Ну, эти, хоббиты, там, эльфы, гоблины, гномы…

— Про хоббитов не слышал, а гномы, эльфы и гоблины — существуют и вполне себе неплохо чувствуют.

— А эти эльфы — правда, что они очень красивые?

— Кто красивый?! — Гарри честно подумал, что или он ослышался, или Дадли что-то не то прочитал.

— Эльфы. Мне Флип, ну тот, кто книжку советовал, все уши прожужжал: и высокие, и красивые, как не знаю кто, уши у них длинные, живут долго, магичат почем зря, мир спасают...

— Эльфы, Дадлик, — тяжело вздохнул Поттер, — это низкорослые магические существа. Они лысые, уши действительно длинные, по форме напоминают крылья летучих мышей. Прислуживают волшебникам, магичат, действительно, почем зря. А насчет красоты, врут. Моего эльфа с непривычки можно испугаться. А про спасение мира… Одному эльфу, Добби, это он в девяноста втором тетин торт перевернул, ему я обязан жизнью. Он умер вместо меня.

Дадли молчал, по всей видимости, пораженный непохожестью сказки на реальный мир.

— Что там тебе еще Флип рассказывал?

— Ну, там про кольцо всевластья, его надеваешь — и становишься невидимым, его еще все забрать хотели, оно чем-то там управлять может. Такое существует?

— Может быть. Только, Дад, таким кольцом владеть — это как мишень на спину нацепить. Пока тебя и всю семью твою не прибьют, не успокоятся. Такие вещи — они проклятые, на них крови много, а если сделаны давно, еще и могут сами хозяев выбирать. Тогда все, от них не избавишься: выбросишь, продашь, все равно к тебе вернутся.

Да, от Старшей палочки не избавиться, а ведь есть еще и остальные Дары, и на них крови не меньше. Та же мантия его отца. Сколько же ее прятали, что о ней все забыли. Интересно, а что эта мантия могла изначально? Сама по себе Мантия-невидимка в бою малополезна, она скорее для женщин и детей, чтоб от врагов спрятаться. А вот если б она кроме всего прочего, еще б и проклятия отражала, это б действительно, была мантия, под которой можно спрятаться от смерти. Может быть, когда-то давно, это так и было. Скольких свел с ума Воскрешающий камень? А скольких еще сведет, ведь Гарри потерял его где-то в Запретном лесу, и найти его может кто угодно?

— Значит, его правильно уничтожили?

— Кого, кольцо? Да, Ди, такие вещи нужно или уничтожить, или спрятать так, чтоб никто не нашел, иначе будет совсем беда.

Да, спрятать так, чтоб никто не нашел. Главное, самому удержаться и не достать их снова. Мантия и палочка у него, камень можно достать осенью, когда он вернется в Хогвартс, а до этого нужно придумать, куда б их спрятать. Гринготтс мог бы быть идеальным местом, но, во-первых, он для Поттера недоступен, а во-вторых, его недавно удачно ограбили. Нет, на тайник никто не должен подумать, что там что-то лежит. Это должно быть место, вроде реддловской пещеры с чашей, куда просто так не пройдешь.

— Эй, очкарик, чего молчишь? Все хорошо? — видимо, он молчал слишком долго, и Дадли забеспокоился.

— Все нормально, Дадли, просто задумался.

— О чем? — бесхитростно спросил Дурсль.

— О том, как хорошо было бы не быть Гарри Поттером, а вот тем парнишкой, — Гарри кивнул на мальчишку в драных джинсах, который дурачился с мячиком, — играть в этот хэкисэк, и не думать о магах, их Министерстве, надоедливых журналистах, могуществе и власти. Просто быть обычным парнем, каких тысячи.

— А ты думаешь о власти и могуществе?

— Неа, это они обо мне думают. Кузен, я там национальный герой, типа звезда. Я показаться на улице не могу, сразу начнется «мистер Поттер то», «мистер Поттер се». Достало, сил нет.

Они сидели и молчали. С Дадли оказалось вообще забавным молчать.

— Ладно, «звезда», я домой. Ты со мной?

— Нет. Без предупреждения, как снег на голову? Не думаю, что мне обрадуются. Я, наверно, как всегда, в субботу зайду.

— Ну, пока.

— До встречи.

Дадли пожал ему руку на прощание и отправился к себе. Поттер просидел до сумерек. Сквер опустел, небо опять затянуло тучами, начался мелкий дождь. Гарри оглянулся, и, не заметив в сквере людей, пошел в тень деревьев, где и попробовал аппарировать на Гриммо. Вот интересно, что ему будет, ведь лицензии на аппарарацию у него нет, а наблюдатели из аврората, судя по взгляду в спину, есть? Ну, в конце концов, должен же он хоть в чем-то воспользоваться привилегиями героя!

Нестабильность магического ядра, видимо, прошла, и без всяких зелий, между прочим: он появился прямо посреди собственной гостиной, и никакого расщепа. Знать бы еще, что за зелья ему дали и от чего на самом деле они лечили. Познания Поттера в зельях были ограничены неполным школьным курсом, жаль, нет Снейпа, уж он-то разобрался бы. «Простите, профессор, и пусть вам будет хорошо и небольно, где бы вы ни были!» — прошептал про себя Гарри. Вспоминать Снейпа до сих пор было горько. Франко и теперь корит себя, что не попытался хорошо подумать головой над поведением и мотивами поступков зельевара. Возможно, их отношений это и не улучшило бы, но они могли бы его спасти, ведь наличие или отсутствие приязни к Гарри Поттеру явно не критерий для решения, жить человеку или нет.

На Гриммо его ждало письмо от Андромеды Тонкс. Она беспокоилась, что Гарри уже неделю не заглядывал к крестнику, и спрашивала, все ли у юноши в порядке. Поттер сначала хотел написать в ответ, но потом вспомнил про камин. Он связался с миссис Тонкс по камину, успокоил ее, сказав, что у него все хорошо. Они на завтра договорились устроить маленький праздник для Тедди, которому исполнялось три месяца. Андромеда только попросила Поттера ничего не дарить крестнику, потому что тот явно баловал мальчика, притаскивая каждый раз кучу игрушек или еще каких детских вещей, на что Гарри совершенно не жалел денег, а строгая бабушка считала недопустимым излишеством. Поттер ей еще и денег бы подкидывал, но гордая Андромеда отказалась, поэтому пришлось действовать через Флер, и теперь ежемесячно миссис Тонкс кроме пенсии от Министерства выплачивалась якобы добавка, как родственнице погибших членов Ордена Феникса. После «смерти» Поттера афера, естественно, вскрылась, во всяком случае, должна была: миссис Тонкс является опекуном малыша Тедди и, со свойственной ей дотошностью, не могла не проверить состояние дел доставшегося ее внуку наследства. В книжонке Криви и компании об этом только мимолетное упоминание: Гарри сам обмолвился при Гермионе, что миссис Тонкс отказалась брать деньги. А вот Андромеда и Флер комментировать это отказались наотрез. В напечатанном интервью оказались лишь общие слова том, что Гарри Поттер очень любил своего крестника и каким он был замечательным крестным.

На какие-либо подарки от крестного строгой бабушкой было наложено табу, но разве можно оставить ребенка в день рождения без подарка, а потому он скинулся с Роном и Гермионой на специальную кроватку для малыша, по которой в свое время вздыхала Молли Уизли. Кроватка была зачарована, чтоб укачивать ребенка по ночам, если он проснется, сама пела колыбельную, шевелила подвеской с бубенчиками и все такое прочее. Весьма нужная и полезная в хозяйстве вещь. Гарри искренне надеялся, что у миссис Тонкс не хватит духу отказаться от столь замечательного подарка.

Хотя на самом деле Гарри готовил для Андромеды Тонкс нечто другое — он хотел если не принять ее обратно в род, так снять наиболее вредоносное воздействие от отречения. В какой книге искать, он не знал, зато знал к кому обратиться: портреты Блэков должны были знать про подобные обряды. Поэтому сразу после ужина Гарри отправился на пятый этаж, где убедил парочку вредных стариков дать новому лорду Блэку необходимую консультацию. Они упирались до тех пор, пока Поттер не рассказал им подоплеку дела, а потом посоветовали следующее: Андромеду обратно в род не принимать, это может только ухудшить ее состояние, а на правах главы рода снять с нее те проклятия, что были наложены при выжигании. Узнать о проклятиях можно от портретов Арктуруса и Сигнуса, просто отдав приказ, а действующему главе рода обязаны подчиняться все, в том числе и портреты. За совет ехидные предки попросили познакомить род Блэков с имеющимся кандидатом в наследники.

Так Гарри и сделал. Портеры отлучавших от рода Андромеду кривились и шипели, но против приказа главы рода пойти не могли. В библиотеке нашел нужный томик и изучил предстоящий ему обряд. Единственная закавыка состояла в том, что для него необходимо было присутствие не только главы рода, но и его наследника. Малыш Тедди не был представлен как наследник, поэтому пришлось еще и искать и обряд Представления Роду.

На следующий день Гарри отправился к миссис Тонкс пораньше, чтоб успеть поговорить с ней до прихода друзей. Разговор имел неожиданный результат: Андромеда категорически отказалась от каких бы то ни было ритуалов и попросила Гарри даже не пытаться их проводить, в виду крайней опасности этих действий для юноши-полукровки. Поттер, видя такую реакцию, замолк на полуслове, так и не сказав, что стал полноправным главой рода.

Праздник удался на славу. Пришли Рон, Гермиона и Джинни, подружки и коллеги Тонкс, соседи миссис Тонкс. Тедди улыбался и что-то напевал на своем птичьем языке, взрослые смеялись, шутили и снимали всех на колдофото. Когда гости уже расходились, погода испортилась и пошел сильный дождь, а у миссис Тонкс разболелась голова, и Поттер убедил ее прилечь, пообещав присмотреть за крестником. Гарри и ребята убрали со стола, потом Рон ушел провожать Гермиону, а Джинни осталась. Поттер по-магловкси вымыл посуду, пока Джинни игралась с так и не уснувшим Тедди. Она явно намеревалась переночевать здесь вместе с Гарри, однако ближе к полуночи он ее таки убедил, что справится сам, а ее ждет Молли. Так Поттер остался наедине с сопящим малышом.

Упускать такой удобный момент было нельзя. Не смотря на отрицательное отношение миссис Тонкс к ритуалам, Гарри не собирался отказываться от своих намерений. Ни Андромеде, ни мальчику ничего не грозило: в худшем случае, род бы просто не принял ребенка и все. Никаких последствий. Поэтому в первом часу ночи Гарри взял на руки Тедди и исчез с ним в камине. Миссис Тонкс должна была спокойно проспать до утра, выпив сделанный Поттером чай (Кричер принес нужные травы).

От путешествия по Каминной сети Тедди проснулся, но не заплакал, а с любопытством стал рассматривать незнакомую ему обстановку особняка Блэков. Он оставался спокоен и когда крестный произносил слова представления Теодора Ремуса Люпина роду Блэк. А когда Гарри поднес его к алтарному камню, рассмеялся и несильно шлепнул по нему ручкой. Камень отозвался одобрительным гудением и волной тепла и света, прокатившейся по дому. Волна света и гудение возникали всякий раз, когда Гарри и подражавший ему Тедди ставили ладони на алтарь, подтверждая снятие родовых проклятий с Андромеды Тонкс. Род действительно принял возможного наследника, что подтвердили с легким удивлением и радостью портреты, когда глава рода притащил улыбающегося и агукающего малыша на пятый этаж. Гарри пронес Тедди перед всеми портретами, а тот радостно тянулся ручками к рамкам картин. Ребенок был абсолютно доволен ночным приключением. По возвращению домой он попил немного смеси из бутылочки и преспокойно заснул.

Когда Андромеда Тонкс проснулась утром, то обнаружила в детской улыбающегося во сне внука и его крестного, свернувшегося в клубочек в кресле. О произошедшем ночью она так и не узнает, а улучшившееся самочувствие не заметила, занятая заботой о внуке. Внук, кстати, на следующий день устроил всем сюрприз, стихийным выплеском магии притянув к себе любимые игрушки. Женщина тогда еще удивилась, мол, рановато, три месяца, как у образцового чистокровного малыша. Но настоящее удивление Андромеда Тонкс испытала месяц спустя, застав на пейзаже рядом с кроваткой внука Кастора и Проциона Блэков (тех еще ревнителей чистоты крови), воркующих над малышом. Увидев застывшую на пороге женщину, они ворчливо попеняли, мол, жаль, что у такого хорошего малыша нет «звездного» имени, непорядок это. На вопрос, а что они, собственно, забыли в доме предательницы крови и изгнанной из рода, спесивые хрычи, ни капли не смущаясь, ответили, что «должны же они были увидеть ребенка, которому один непутевый зеленоглазый мальчишка умудрился оставить в наследство все имущество рода Блэк».

Франко эту историю поведали сами портреты, когда он недавно заглянул в галерею рода. Кстати, тем, что ни в прошлом, ни в нынешнем имени главы рода нет «звездного», нарисованные предки также не слишком довольны. Узнав, что миддлнейм Франко себе придумать забыл, портреты с головой ушли в бурную дискуссию, выбирая, какое имя подходит нынешнему беспутному главе. Спорят до сих пор, обещали прислать Кричера, когда выберут.

В сущности, то, что утро понедельника Поттер встретил с больной головой, заложенным носом, дикой слабостью и абсолютной неспособностью сказать хоть слово, было абсолютно закономерным. И дело было не в попадании под ливень и не в игре в хэкисэк до упаду накануне, нет, все было гораздо проще: Андромеда Тонкс не зря предостерегала Гарри от проведения каких-либо ритуалов и обрядов в доме Блэков. Они действительно были опасны даже для чистокровных, прежде всего так называемым «откатом».

Откат мог проявиться в произвольной форме и зависел от потенциала волшебника или волшебников, которые принимали участие в обряде. Чем больше магов участвовало, тем слабее был откат. Тот тип обрядов, который провел Поттер, подразумевал, что вся мощь отката обрушится на него одного. В случае Гарри все было усугублено нестабильностью магического ядра, которая, как бы ни мечтал об этом юноша, никуда не делась. Для Поттера все это вылилось в простуду, которая ничем не лечилась. Магические средства только ухудшали состояние, а магловские — всего лишь снимали симптомы. Сама простуда в дальнейшем грозилась вылиться в хронический бронхит и осложнения на сердце, которые быстро свели бы самоуверенного идиота в могилу. Все это рассказывала Поттеру, тогда уже (и еще) Фрэнку, Мод, готовя юношу к одному малоизвестному темномагическому ритуалу очищения. Надо ли говорить, что сам Фрэнк в тот момент лежал распятым на каменном алтаре без единой нитки на теле и залитый кровью жертвенных животных. Тогда же и выяснилось, что «у Поттера все не как у людей», и участвовать в каком бы то ни было темномагическом обряде напрямую ему категорически противопоказано в виду полной непредсказуемости результатов: вместо заживших шрамов от Авады, крестража и укуса Нагайны с юноши полностью слезла кожа, будто его освежевали заживо, он сорвал голос, ослеп где-то на месяц и почти на год потерял магию. Франко потом почти полгода потратил на восстановление, заново учась ходить, говорить и видеть, заодно помогая старой ведьме по хозяйству по мере сил. Своим нездоровым видом он пугал местных, порождая слухи, что Старуха таки сотворила себе в помощь зомби, убив хорошенького гринго, приехавшего к ней с ее внучатым племянником. В памяти жителей Сент-Франсисвилля он до сих пор так и остался Фрэнки-Зомби, героем тех баек, которыми пугают друг друга подростки у костра. Когда Франко навещал Мод в последний раз, водила-дальнобойщик пересказал парочку. Было забавно. С тех пор Франко стал коллекционировать байки и шутки о себе любимом, особенно он ценит анекдоты о Гарри Поттере. Еще он любит их рассказывать.

Однако ни о чем подобном Гарри Поттер в то дождливое утро даже не подозревал. Его единственным желанием было сделать так, чтоб его бедная голова перестала притворяться кипящим чайником.

Вечер субботы он провел у Дурслей, а в воскресенье Дадли познакомил его с тем самым Флипом и его компанией. Компания оказалась весьма разношерстной и собралась около секции по боксу, куда в мае записался Большой Ди. Сам Флип был из оседлых пэйви, драться умел и любил, а круг его знакомых включал в себя не только Дадли Дурсля, мальчика из законопослушной семьи среднего достатка или мистера Дойла, тренера их секции и полицейского в отставке, но и неведомое количество бродяг, хиппи и прочих маргинальных личностей. Кузен-доходяга крепыша Дадли его совершенно не впечатлил, но, когда тот отказался принять участие в общей забаве с мячиком, смущенно признавшись, что не умеет, великодушно согласился провести экспресс-курс. Быстро выяснив, что с реакцией и координацией у паренька все отлично, Флип показал ему несколько приемов и движений. Следующие несколько часов они самозабвенно перекидывали мячик, и даже втащили в круг Дадли. Потом погода резко испортилась, подул сильный ветер, и, не успели разгоряченные игрой парни обернуться, как хлынул настоящий ливень. Пока Гарри добежал до укромного закутка между домами, чтоб аппарировать, он вымок до нитки. Он, конечно, не успел сильно продрогнуть, но, видимо, те несколько минут под дождем и ветром сделали свое черное дело.

Кое-как приведя себя в порядок, Поттер попытался доплестись до кухни, но на полдороге его поймала заявившаяся в несусветную рань (ну как рань, вообще-то шел первый час дня) Грейнджер. Вот чего у нее никогда не отнять, так это быстрой и точной реакции на экстремальную ситуацию. Мгновенно оценив сухую горячую кожу и мутный блеск глаз Гарри, она тут же позвала Кричера, и они в четыре руки захлопотали над парнем. Буквально через десять минут он был уложен в кровать, закутан одеялом и напоем Бодроперцовым.

С некоторых пор Гарри терпеть не мог собственную слабость и беспомощность, поэтому, как только ему стало лучше, а нос вновь обрел способность дышать, он выбрался из-под одеяла и появился на кухне, вызвав со стороны Кричера, Гермионы и примчавшегося на помощь друзьям Рона бурю негодования. Он отнекивался, как мог, и заверял непрошеных нянек, что с ним все нормально, но внезапный приступ тошноты свел на нет все его усилия. Его вернули под одеяло, не слушая возражений.

Как ни странно, первым тревогу забил Кричер, заметивший, что после зелий хозяину Гарри становится хуже. Потом это поняла и Гермиона, и на Гриммо была вызвана мадам Помфри — единственная целительница, которую к себе хоть как-то подпускал Гарри. Проведя диагностику, колдоведьма в срочном порядке известила Кингсли Шеклболта: налицо была невесть откуда появившаяся непереносимость Бодроперцового зелья.

Когда Министр шагнул из камина в гостиной, Гарри уже стало лучше. Гермиона, узнав, что у Поттера простуда, а зелья давать нельзя, сообразила купить в магловской аптеке те препараты, которыми девушку в детстве от простуды лечила мама. Действовали они, конечно, не так быстро, как зелья, но иного выхода пока не было.

Не знающая ни о новом статусе Гарри, ни о проведенных ритуалах мадам Помфри пришла к выводу, что подобная реакция организма юноши — следствие нестабильности магического ядра, о чем и заявила Министру. Сначала тот забеспокоился: неужели зелья мастера Смита привели к подобному, — но, когда Гарри виновато признался, что про зелья забыл, с трудом подавил вспышку ярости.

— Гарри, неужели ты не понимаешь, что натворил?

— Но, Кингсли! Мне же стало лучше, палочка начала слушаться, вот я и подумал, что все хорошо! — виноватый вид героя вселял надежду, что тот понял всю глубину собственного заблуждения и глупости.

Шеклболт только устало вздохнул (временами он понимал антипатию Снейпа). Он заставил Гарри позвать Кричера и велеть тому следить за регулярным приемом тех редких зелий, что порекомендовал для недужного героя один из самых уважаемых сотрудников Отдела Тайн.

Если б в комнате присутствовал кто-нибудь из Дурслей или тот же Снейп, Поттер так легко бы не отделался: уж они-то знали, что такой убито-виноватый взгляд у мальчишки был тогда и только тогда, когда тот врал самым наглым образом, и чем виноватей он становился, тем больше фактов он скрывал. Министр, само собой, этого не знал, а потому раскаяние Гарри он принял за чистую монету.

Как Гарри не сопротивлялся, зелья из шкатулки пришлось пить. На бутылочки было демонстративно наложены следящие чары.

К пятнице его настроение было ниже некуда: он оказался заперт в доме. На улицу выходить запретили, к крестнику не пускали, в доме постоянно то Рон, то Гермиона, то Джинни, а значит доступ к закрытой секции перекрыт. Все это сопровождалось периодически подскакивающей температурой и общей слабостью. Еще и Джинни принялась командовать как у себя дома, взяв моду спорить с Кричером по делу и без. Все это бесило донельзя.

Франко и сейчас резко отрицательно реагирует на любую попытку посторонних контролировать его поступки. Эта редкое упрямство и несговорчивость частенько приводили то к потере работы, то разрыву отношений, то к поспешному бегству в другой город. Не сказать, что он об этом жалеет — не для того он начинал жизнь с чистого листа, чтоб плясать под чью-то дудку, — но собственное неумение находить компромиссы временами вызывает досаду.

Кошмары почти прекратились. Ему несколько раз опять снился тот дурацкий сон о ком-то или о чем-то, погребенном в земле, но зовущим Гарри к себе. Ощущения ужаса после пробуждения не была, была просто тоска. Во сне Поттер понимал, что этому неведомому нужно помочь, знал, куда идти и что делать, но, проснувшись, терял это знание. Все это, естественно, юноше не нравилось. Не зная, как поговорить об этом с Гермионой, чтоб та опять не подняла на уши окружающих, Гарри попытался поискать нужную информацию в библиотеке.

В книгах, посвященных снам, он ничего полезного не нашел, зато нашел, неожиданно для себя, в детском сборнике легенд, взятом на почитать перед сном, упоминание, как Мерлин нашел редкий артефакт для героя. Тот ему просто приснился. Гарри еще тогда хмыкнул: вот бы ему в свое время приснилось, где лежат все крестражи и чем их можно было уничтожить. И только утром на следующий день его озарило: а если ему тоже снится редкий артефакт? Ведь Воскрешающий камень так и остался в Запретном лесу и вполне мог закатиться в какую-то ямку. Но почему камень стал ему сниться сейчас, было абсолютно непонятно. Дело могло быть как в зельях Кингсли, так и в намерении самого Гарри вернуться осенью за ним и спрятать куда подальше.

Поттер, кстати, не забросил идею найти совершенный тайник для Даров Смерти. Он прошерстил все собрание книг в особняке, которые находились в открытом доступе в поисках информации, о том как раньше прятали артефакты, как их находили и что мешало эти артефакты достать. Кроме многочисленных сборников различных легенд, он наткнулся на монографию Финеаса Блэка-младшего, посвященную влиянию электричества на артефакты и магию. Некоторые проблески идеи появились, но для окончательного оформления идеи необходимо было кое с кем побеседовать.

В пятницу Гарри, наконец, смог убедить друзей, что ему уже гораздо лучше и в квохтающих наседках он не нуждается. Гиперопека со стороны девочек его порядком достала, разговоры с Роном о квиддиче приелись. Ему хотелось сбежать в Торнтон-Хит, где есть кузен, с которым удобно молчать, где можно подурачиться с матерчатым мячиком.

После заключения Финеаса Блэка в Азкабан и выжигания с родового гобелена, его исследования оказались под негласным запретом, однако его племянник и фактический соавтор монографии Ликорис Блэк должен был иметь ответы на некоторые вопросы Поттера. Портрет Мастера Заклинаний в особняке был, и вечером пятницы Гарри имел с ним продолжительный и продуктивный разговор. Как оказалось, влияние электромагнитных волн на магические предметы имеет место быть, но, если глава рода хочет надежно спрятать древние могущественные артефакты, вроде Даров Смерти, к примеру, то спрятать их вполне возможно в месте, связанном со смертью: полях сражения, рядом с эшафотами, местами казней, кладбище (чем древней, тем лучше). Магия тех мест скроет артефакты подобного рода от любопытных глаз, а несложный обряд (одна их вариаций Фиделиуса) не позволит кому-либо, кроме Хранителя, взять спрятанное. Не сказать, чтоб такой вариант полностью устраивал Потера, но за неимением лучшего, подходил и он. Поблагодарив Ликориса, Гарри на правах главы рода приказал портрету никому о разговоре и его содержании не говорить.

Отрекомендованная Блэком книга нашлась, разумеется, в закрытой секции. В ней, кроме вполне себе светлых обрядов сокрытия, были и не очень светлые. В числе прочих там был один любопытный (и весьма трудоемкий) ритуал, который мог скрыть человека так, что любая проверка подтвердила бы, что этот человек мертв. Найти такого человека мог только кровный родственник не далее второго колена родства. Гарри тогда еще подумал, что уж ему-то такие вещи ни к чему. Пророк из Поттера всегда был отвратным…

Гарри еще не знал, что для изучения обрядов ему осталась всего неделя. У него не было предчувствий, совсем, никаких, ни плохих, ни хороших. Ему не снилась дорога или еще что-то в этом роде. Просто как-то во вторник к нему на чашечку чая заглянули господин Министр с мастером Смитом. Старик молчал, а Кингсли задавал вопросы о самочувствии. Потом беседа незаметно перетекла на Дамблдора, его палочку, его наследие и завещание. Юноша краем сознания заподозрил неладное, но ему почему-то было хорошо и спокойно. Он рассказал о снитче, о камне и согласился отдать воспоминания о поляне, где он разговаривал с родителями, Люпиным и крестным. Даже после ухода гостей он чувствовал себя счастливым и свободным от какого-то неприятного бремени, пока часы не пробили три пополудни. Вот тогда-то Гарри и понял, что произошло, что он натворил и что нужно было непонятному старику, промолчавшему все время — ему был нужен Воскрешающий камень. Была ли это личная необходимость или (что вероятнее) Министерство решило обезопасить себя и спрятать опасный артефакт, юноше было все равно: он не сомневался, что однажды камень достанут из хранилища Министерства, а это было недопустимо. Отчего-то он совершенно потерял доверие к любым Министрам и Министерствам…

Глуховатый бой часов оставил после себя эхо, похожее на сотни колокольчиков, а Гарри уже летел в кабинет главы рода за мантией отца. Он очень надеялся, что не опоздает, что успеет найти камень до того, как за ним придут. Юноша уже достал Мантию-невидимку и хотел накинуть на плечи, как в комнате появился Кричер.

— Хозяин Гарри, обед готов…

— Не сейчас, Кричер. — остановил его на полуслове Поттер.

— Кричер, помнишь, ты говорил, что за мной шпионят чужие маги? Они и сейчас следят?

Эльф как-то вытянулся, принюхался, потом бесшумно исчез и, спустя где-то минуту, появился на прежнем месте.

— Да, хозяин Гарри, чужаки следят за домом. Кричер видел, как мерзкие шпионы обновляли следящие чары, чтоб знать, куда хозяин Гарри будет аппарировать.

Вот как? Как там было в том кино про шпионов? «В колпаке»? Нет, «под колпаком».

— Кричер, а твои перемещения они заметили?

— Нет, хозяин Гарри, эти чары не видят, когда перемещаются эльфы.

Надо же! Даже после Добби и участия эльфов в Битве за Хогвартс волшебники предпочитают не видеть этих маленьких отважных созданий. Герми права, маги недооценивают эльфов и когда-нибудь за это поплатятся! Зато Гарри может воспользоваться проверенной схемой, чтоб уйти куда-то без нежелательного сопровождения.

— Кричер, ты можешь переместить меня в Запретный лес, рядом с Хогвартсом?

— Кричер может переместить хозяина Гарри только к хижине Хагрида. Кричер никогда не был в Запретном лесу.

Зато Гарри был. И пусть место, где он выронил камень, он не помнит, но вот забыть ту полянку, где он умер, юноша не сможет, даже если очень захочет.

— Сойдет и хижина Хагрида.

Гарри подозвал эльфа, замотался с ним в мантию и приказал перенести его как можно незаметнее для окружающих.

Аппарация в эльфийском исполнения абсолютно не похожа на обычную. Никакого пропускания через узкую трубу, только бесконечная тьма и звезды, будто тебя распылили на тысячи мелких частиц. А потом резко пришли звуки и запахи. Гарри тревожно огляделся: они стояли под самыми деревьями, вокруг будто бы никого не было. Он шепотом приказал Кричеру отправляться на Гриммо, и если кто-нибудь о нем спросит, отвечать, что хозяин Гарри спит.

С едва слышным хлопком эльф исчез, а юноша, стараясь не шуметь, двинулся в лес. Ему даже не понадобилось аппарировать на место собственной гибели, нет, едва он ступил в вечный сумрак Запретного леса, как точно почувствовал, где лежит камень. Гарри закрыл глаза, сосредоточился на этом странном ощущении и аппарировал на зов.

Когда маг отрыл глаза, он стоял на звериной тропе, а под его ногами неистово пульсировал камень, стремясь выбраться из плена и попасть в руки хозяина. Поттер не стал наклоняться и раскапывать землю, он просто поманил камень и тот влетел в его ладонь. Как только Гарри сжал в руке камень, морок, делавший неважным все, что не касалось артефакта, спал, и юноша услышал чьи-то негромкие голоса и шорох шагов. Он отпрянул к ближайшему дереву и замер, вжавшись в ствол.

По тропе осторожно шло несколько магов, негромко переговаривающихся и внимательно смотревших под ноги. Затаив дыхание, Поттер следил, как волшебники смотрят на кусты и деревья, будто сравнивая их с чем-то, и водят над землей палочками. Гарри тихонько повернулся и стал аккуратно, по шажку, отступать вглубь леса. Он тщательно следил, куда наступает, стараясь не производить шума. Когда юноша отошел достаточно далеко, чтоб его не услышали, он засунул Воскрешающий камень в карман джинсов и скорее выдохнул, чем прошептал имя домового эльфа. Хлопок, с которым появился Кричер, ему показался оглушительным. Гарри метнулся к домовику, закрыл ему рот и хриплым шепотом приказал тому аппарировать на Гриммо.

Оказавшись дома, в кабинете главы рода, Поттер снял с себя Мантию-невидимку, сложил ее и положил на стол, потом опустил на сверток камень и рядышком с ним пристроил палочку. Потом сел на стул и уставился на образовавшийся на столе натюрморт.

От раздумий его отвлек голос Финеаса Найджелуса Блэка, раздавшийся с картины с каким-то пейзажем.

— …мистер Поттер!

— А? Вы что-то хотели, мистер Блэк?

— Я лишь хотел развеять мои подозрения, юноша. Это действительно они?

— Кто?

— Палочка, камень и мантия. Это действительно Дары Смерти?

— К сожалению, да…

— К сожалению? Но… Хотя да, понимаю… Слишком много желающих? Это для них вы подыскивали тайник?

— Да. Мне эти «дары» ни к чему, но желающих слишком много, тут вы правы.

— И, тем не менее, их владелец — вы. Какая ирония!

Гарри сумрачно посмотрел на картину на стене. О да, обхохочешься!

— Как я понимаю, сегодняшний приход Министра и того невыразимца также связан с ними?

— Кингсли интересовался камнем, — кивнул Гарри. — Разве мастер Смит — невыразимец?

— Скорее всего. Он пытался наложить на вас некие невербальные беспалочковые заклинания, вы в курсе?

— Да, я почувствовал. Они хотели узнать, где лежит… лежал Воскрешающий камень.

— И вы его оттуда забрали. Что вы намерены делать дальше, Гарри? Отдадите Дары Смерти Министерству?

— Нет. Я хочу их спрятать так, чтоб их больше никто не нашел. Они несут смерть.

— Не думаю, что Министерство и Отдел Тайн вам это позволит. Они давно хотели заполучить столь могущественные и любопытные артефакты.

— Они не знают, что Дары у меня. Официально, палочка уничтожена в мае, а камень лежит в Запретном лесу. А сами Дары я спрячу так, что их не смогут отыскать.

— Но вы их последний известный владелец. И тот невыразимец вполне способен определить, что камень у вас и не только камень. Рано или поздно они придут к вам и потребуют отдать Дары, чтобы не допустить нового Темного Лорда или вашей гибели.

— Я могу сразу отдать им камень. Он все равно не воскрешает умерших, а лишь вызывает их тени.

— Вы так уверены? У Кадмуса Певерелла и его невесты, которую он вернул с того света, были потомки. Думаю, Отдел Тайн давно хотел бы исследовать механизм возвращения мертвых.

— Но это… это отвратительно и бесчеловечно! Да и лишено смысла: умершим земная жизнь в тягость, они не захотят возвращаться!

— В тягость? Но не вам, к примеру, ведь вы же вернулись. И не Темному Лорду, если помните. Да и кого волнует мнение умерших, если, к примеру, прерван род?

— И что вы предлагаете? Спрятать Дары и умереть самому?! Или воскресить Регулуса Блэка, чтоб полукровка больше не мог быть главой чистокровного рода Блэков?! А может вернуть вас?!

— Ничего подобного я не предлагаю, юноша! — гневно ответил Блэк. — Я лишь…

— Хватит! Как глава рода Блэк, я приказываю вам прекратить разговор на эту тему и никому, даже портретам, не говорить о том, что вы здесь увидели!

— Воля главы рода — закон, — досадливо ответил самый непопулярный директор Хогвартса и удалился с картины.

Самое неприятное — что портрет прав: его не оставят в покое. За сутки те маги вполне способны перетряхнуть по камешку весь путь до места, где Волдеморт бросил Аваду в Поттера. А потом Кингсли явится сюда и будет убеждать Гарри помочь им в поисках. А потом настанет черед более убедительных аргументов, вроде чар доверия, легилименции и веритасерума. Его будут убежать всем миром, будут уговаривать Гермиона и Рон, а потом просто заставят, «ради всеобщего блага».

Гарри встал, завернул камень и палочку в мантию и убрал Дары в секретер к родовым артефактам. Явился Кричер с напоминанием об обеде. Поттер честно попытался съесть хоть что-то, но кусок не лез в горло. После обеда юноша решил занять себя чтением, но мысли упорно возвращались к сложившейся ситуации. Наконец, плюнув на вероятное наблюдение, он вышел из дома и направился куда глаза глядят. Пусть следят, дементор с ними, он просто гуляет!

Юноша шел по мостовой и пытался решить, что делать: отдать ли камень (а этого он не хотел всеми фибрами души) или нет. Если нет, то как сделать так, чтоб у него больше не спрашивали о камне? Он не так хорош в оклюменции, чтоб спрятать воспоминание о спрятанном камне, а и к веритасеруму не имеет ни иммунитета, ни аллергии. А если… умереть? Точнее имитировать свою смерть и уехать куда подальше в магловский мир? Провести тот ритуал Сокрытия, чтоб не нашли? Интуиция, что помогала ему ловить снитч в школе и остаться в живых в минувшем году, настойчиво твердила, что у него есть только сутки, чтоб принять решение, чтоб хоть как-то повлиять на ситуацию, а дальше события станут неуправляемы. Нет, действовать по обстоятельствам у Поттера выходит замечательно, но в прошлый раз все, что он смог сделать — это выйти под Аваду.

Гарри бесцельно слонялся по улицам. С каждым мгновением идея имитации собственной гибели ему нравилась все больше и больше: он, наконец, избавится от бремени «Победителя Волдеморта», никто не будет тыкать в него пальцем, следить за каждым шагом, хватать за руки и требовать автограф. Никто не будет ожидать от него «великих свершений», осуждающе качая головами в отсутствие этих свершений. Все, что он сможет добиться, он добьется сам, это будет его заслуга, а не родителей, друзей и еще кого. С ним, в конце концов, будут дружить не из-за имени, звания или наград, а из-за него самого. И он сможет дружить не со статусом, именем или факультетом, а с конкретным человеком, и никому не будет до этого дела, ведь всем будет наплевать на негероя. Да, придется расстаться со старыми друзьями, но разве может он их так называть при отсутствии доверия? Что еще, кроме так называемого «долга перед обществом», его здесь держит? Родственники? Да ладно, Дурсли не будут долго горевать о Поттере, а дядя Вернон вздохнет с облегчением: как ни крути, а племянник его жены принес в их жизнь немало беспокойства.

Когда юноша решил для себя, жить Гарри Поттеру или умереть и перешел к вопросу, как это сделать, он повернул к дому. Раньше бы он обсудил план имитации собственной гибели с Роном и Гермионой, теперь у Поттера для помощи в столь щекотливом деле была целая галерея прожженных интриганов, в свое время все как один окончивших Слизерин.

После долгих споров решено было «умереть» в магловском мире. Гарри должен был прыгнуть с моста на глазах изумленной толпы маглов, а магловское же метро прекрасно поможет если не скрыться совсем от «охраны», то уйти от их наблюдения на то небольшое время, чтобы Гарри мог без помех прыгнуть. В воде Поттера забирает Кричер и переносит в зал для ритуалов, где юноша совершает над собой обряд Сокрытия и становится свободен как ветер. Он прячет Дары и уезжает куда подальше, чтобы на новом месте вернуть былое величие дому Блэк (по версии портретов) и построить свою жизнь так, как он хочет (по версии самого юноши). Вполне себе реализуемый план, единственно, надо бы купить ингредиенты для зелья, необходимого в обряде, а то в доме ничего такого нет, если не считать зелий от Министерства и пузырька с оборотным, которое Гермиона здесь обронила в прошлом году. В принципе, вся составляющая зелье пакость есть в свободной продаже, но покупать их стоит анонимно. Под диктовку мадам Элладоры, в свое время бывшей известным зельеваром (скорее известной безумной отравительницей, но это мелочи и клевета завистников), Гарри составил список и внес туда парочку лишних пунктов для отвлечения внимания. Оставалось только отвести глаза следящим за ним аврорам и смотаться под маскировкой на Косую аллею.

Что и говорить, отличный план. Он вполне мог бы сработать, вот только составлявшие его позабыли, что Поттер и планирование мало совместимы. С ним вечно что-нибудь случается, и все планы летят к пьяным пикси. Что-то подобное иногда происходит и с Франко, но очень-очень редко. Франко смеет надеяться, что научился планировать, хоть чуть-чуть. Он решительно против повторения столь чудовищного случая, который произошел тогда, в 1998 году.

Поскольку приближалось время ужина, а сталкиваться и общаться с Роном, Гермионой или Джинни у юноши не было никакого желания, он отправился в Кройдон, к кузену.

На восемнадцать лет Дурсли подарили сыну небольшую квартирку, но отпускать сына до окончания школы тетя Петуния отказалась категорически, и помещение Дадлик использовал для проведения веселых вечеринок с Флипом и компанией. Там вполне можно было отсидеться. Гарри думал поймать Большого Дэ после занятия по боксу и одолжить ключи, но кузен вызвался проводить его до дверей (слишком уж горячей была ладонь того при пожатии, слишком бледным было лицо Поттера, а уж выражение лица и вовсе не нравилось). По пути Гарри снял с карточки фунты, чтобы купить перекусить, заодно и для покупки ингредиентов. Сколько они стоят, он не знал, поэтому снял с запасом. У самых дверей квартиры кузены столкнулись с Фрэнки Блоггсом.

Само собой разумеется, Фрэнки на самом деле не был Фрэнком Блоггсом, и быть им не мог. Просто когда в том году этого парнишку с ножевым ранением и большой кровопотерей доставили в Кройдонскую клинику, при нем не было никаких документов. Дежурил в тот день интерн-ирландец, большой поклонник Вест Хэма, а Фрэнки Лэмпард как раз забил решающий гол в ворота «Барнсли». (п/а: Блоггс — традиционная фамилия для Англии и особенно для Ирландии для обозначения лиц с неустановленным именем, как у американцев Доу; Фрэнк «Фрэнки» Лэмпард — центральный полузащитник на тот период «Вест Хэм Юнайтед», сейчас играет в «Челси»)

Когда тощий парень со следами многолетнего бродяжничества пришел в себя, сказать, кто его ранил, равно как и имя, он отказался, мотивируя амнезией. Отпечатки пальцев ничего не дали. Он так и остался в Кройдоне и с готовностью отзывался на Фрэнка.

В неприятности Фрэнки влипал похлеще Поттера, из которых его чаще всего вытаскивал Флип и его компания. Вот и сейчас, судя по порванной футболке и крови из носа, он от кого-то пытался спрятаться. Этим кем-то оказались пара бритоголовых громил с битами, общаться с ними не было желания ни у кого, и парни торопливо захлопнули дверь.

Видимо, те парни успели заметить, куда заскочил Блоггс, потому что в дверь почти сразу позвонили. Дадли хотел уже вызвать копов, но Фрэнк резко воспротивился: с полицией он встречаться также не захотел. Парень порывался куда-нибудь спрятаться, но как спрятаться в квартире, в которой почти не было мебели? И тут Гарри посетила идея: ему нужно было потихоньку смыться на Косую аллею, Фрэнку нужно было спрятаться, а у запасливого Кричера была оборотка. На то, чтобы эльф принес пузырек с зельем, линзы, кепку и второй комплект одежды, а Фрэнку глотнуть из бутылочки и переодеться, много времени не ушло, и когда амбалы (выше немаленького Дадлика на голову) зашли в квартиру, кроме хозяина и его кузенов-близнецов там никого не было.

Когда пришельцы ушли несолоно хлебавши, Гарри убедил Дадли и Фрэнка, что маскировка последнего продержится еще почти час и никто не заметит подмены. Сказав, что ему самому нужно кое-куда смотаться так, чтоб об этом никто не узнал, он уговорил их прикрыть его и погулять в скверике, а к четверти седьмого вернуться. Видя, что для «чокнутого кузена» это важно, Дадли согласился и вынудил согласиться Фрэнка. Блоггс надел одежду Гарри, Поттер отдал ему очки и браслет, а сам надел ту, что принес Кричер, линзы и кепку. Дадли тогда еще удивленно присвистнул: кузена было совсем не узнать. Гарри проводил Дурсля и псевдо-Поттера до двери, забрал у кузена запасной комплект ключей, подождал, пока они не скроются из вида, и побежал в противоположном направлении. Зайдя в закуток между домами через несколько кварталов, он вызвал Кричера и послал узнать, где следящие за ним авроры. Получив от домовика подтверждение, что «телохранители» ничего не заподозрили и следят теперь за Фрэнком в облике Гарри, а за ним самим никто не наблюдает, аппарировал на Косую аллею, приказав эльфу присмотреть за Дадли, Фрэнком и аврорами, на всякий случай. Нужно было торопиться, аптеки скоро закрывались, а список был немаленьким, и еще нужно было найти менялу для обмена фунтов на галеоны. Да и действие оборотного зелья скоро заканчивалось.

Если бы Гарри знал, что времени у него осталось еще меньше…

Франко до сих пор тяжело вспоминать этот вечер. Это не могло, не должно было произойти. Это было совершенно невероятно, невозможно, немыслимо! Что хуже всего, это была его вина, так же как и в случае с крестным. Фрэнк Блоггс погиб из-за Гарри Поттера, из-за самонадеянности его непомерной. Только несколько лет спустя Франко смог добавить к этому списку собственную глупость Фрэнка, но чувство вины никуда не делось.

Когда Гарри Поттер аппарировал на Косую аллею, ему повезло: во-первых, рядом с аптекой была работающая меняльная лавка, во-вторых, до закрытия аптеки был еще час, в-третьих, усталый аптекарь без лишних вопросов за какие-то четверть часа отвесил и упаковал все ингредиенты. Не желая показывать всей суммы наличных, Гарри поменял на галеоны только половину имевшихся денег, но и этого хватило с лихвой.

У Поттера не было с собой палочки, а попросить фармацевта уменьшить покупки он не решился, а потому с немаленьким пакетом в руках юноша едва не столкнулся с каким-то магом на выходе. Аппарировать с таким грузом было нереально, поэтому, решив, что за полминуты ничего с Дадли и Фрэнком не случится, Гарри дошел до закутка рядом с книжным магазином и вызвал Кричера. Отдав пакет размером с самого эльфа домовику, маг приказал немедленно отнести покупки на Гриммо и проверить, ведется ли наблюдение за особняком. Когда домовик вернулся с ответом, что за домом никто не следит, Поттер аппарировал в переулок рядом с площадью: как бы он не противился возможности использовать Старшую палочку, без нее было в данном случае не обойтись. Он решил Фрэнку ничего не объяснять, а отправить его, куда он пожелает (желательно подальше), предварительно обработав Обливиейтом или Конфундусом. Возможно, это не слишком гуманно, но он не был готов что-то врать не обладавшему излишней доверчивостью Блоггсу. Подчищать память кузену не требовалось: куда ходил Поттер, он не знает, если потом узнают про оборотку, не страшно, Бузинной палочки он не увидит, главное, чтоб до «самоубийства» никто ничего не заподозрил и не узнал, а с Фрэнки Гарри разберется наедине.

Гарри бросил взгляд на часы в гостиной: без двадцати шесть. У них еще есть время, но что-то заставляло юношу нервничать и торопиться обратно. Понимая, что в таком состоянии аппарировать или колдовать он не сможет, Поттер попытался успокоиться, но тщетно. Что-то буквально выталкивало его в Кройдон и как можно скорее. И тогда он приказал Кричеру перенести себя в квартиру кузена. Тревога стала меньше, но не ушла. Его бил озноб. Понимая, что магия ему скоро понадобится, а колдовать в таком состоянии он не сможет, Гарри попросил у Кричера травяной чай, который в июне пил перед сном. Уже через пару минут он прихлебывал горьковатый напиток, прикидывая в уме порядок действий.

От раздумий его отвлек звук поворачивающегося в замке ключа. Дверь резко распахнулась, и в небольшую прихожую влетел Дадли. Он взволнованно глянул на стоящего в проеме кузена и выпалил:

— Фрэнки сбежал!

— Что?! Ди, что случилось? — Гарри отложил почти пустую чашку. Кричеровы травки уже действовали, голова была ясной, а внутренняя дрожь, которая выливалась в непредсказуемый результат при колдовстве, почти ушла.

— Мы шли по улице, и Фрэнки предложил зайти в закусочную за кофе. Пока я стоял в очереди, он в туалет пошел. Я жратву взял, а его нигде нет… Ну, я в туалет, а там никого и окно открыто.

— Вот же ж… — досадливо скривился Гарри.

Судя по часам, у них еще было время, пока Фрэнк не вернет себе свой облик. Оставался вопрос, сумел ли он убежать от авроров. Если да, то еще куда ни шло, Кричер сможет найти беглеца, а если нет, то стоит отвлечь их внимание, чтобы они не заметили подмены. Поттер прошел в комнату и вызвал Кричера.

— Кричер!

Домовик возник с легким хлопком:

— Да, хозяин Гарри!

— Узнай, где сейчас те шпионы?

— Да, хозяин Гарри!

Кричер дизаппарировал. Дадли изумленно пялился на то место, где только что был… было это странное создание.

— Э... кузен, это что было?

— Помнишь, Ди, ты спрашивал про эльфов? Так вот, это и был мой эльф, зовут Кричер.

— А… но… — похоже, Дадли окончательно растерял дар речи. В книжке эльфы описывались совсем по-другому.

Когда Кричер вернулся с отчетом, в соседней комнате зазвонил телефон. Дадли вышел, чтобы взять трубку.

— Хозяин Гарри, те мерзкие отродья потеряли презренного магла из виду и посчитали, что хозяин Гарри вернулся в особняк. Кричер слышал, как недостойные решили не сообщать начальству о своем просчете и как ругались, что хозяин Гарри прекрасно умеет аппарировать, а следящие заклинания на хозяине Гарри быстро перестают работать.

Гарри довольно усмехнулся. Ну еще бы они не переставали работать, если на страже интересов главы рода Блэков стоит Кричер! Вот и отлично, теперь можно поискать беглеца. Поттер уже собрался отдать соответствующее указание эльфу, как на пороге возник бледный Дадли и угрожающе завис над кузеном.

— Поттер, ты что дал Фрэнку?!

— Я тебе уже говорил, специальное зелье для смены облика. Что такое?

— Да так, ничего! Мне только что Крис звонил. У него сегодня в клинике смена. Там Фрэнка привезли, он умер! Только он как ты выглядел, и все посчитали, что это ты. Что ты ему дал?

— Как это умер? Бред какой-то! Клянусь, я тут не при чем! Ди, это зелье один человек год принимал, и ему ничего не было. Может, он упал где, голову разбил… — Поттер был точно уверен, что зелье было абсолютно не при чем. Или нет?

— Может быть… Оно точно было безвредным? И срок годности у него не вышел?

— Нет, зелье было нормальным. Какой срок годности, если он был в специальной бутылочке? Я сам пил из такой же и, как видишь, жив-здоров! — Поттер не стал уточнять, что пил он его на Рождество.

Дадли яростно сопел и смотрел на кузена. Гарри взволнованно потер переносицу. Кричер внимательно следил за маглом, намереваясь, видимо, повторить с ним фокус Добби с Люциусом Малфоем при первой же попытке коснуться хозяина.

— Кузен, ты понимаешь, что ты попал? Фрэнк выглядел как ты, на нем был твой браслет, и они посчитали, что умер Гарри Поттер. Хотели позвонить родственникам, хорошо, хоть Крис знает мой номер телефона, а то они бы уже обрадовали бы маму. Ты понимаешь, что будет, когда твое зелье прекратит свое действие? — усиленное сопение Дурсля, кажется, стимулировало работу его мозга.

— Фрэнк точно умер, или еще дышит? — может, не все еще потеряно и Блоггса можно еще спасти.

— Крис сказал, что умер.

— Кричер, отправляйся в больницу и проверь, жив Фрэнк или нет, только чтоб тебя никто не видел, ясно?!

— Слушаюсь, хозяин Гарри.

Домовик исчез.

— Что будешь делать, Поттер?

— Пока не знаю…

Если Фрэнки жив, Гарри попробует дать ему бензоар и поменяется с ним местами, а если нет… После смерти по обороткой человек остается под принятым обликом, а не возвращает свой. Кажется, так было написано в той книжке по зельям, что читала Гермиона. Но там ничего не было сказано об опасности летального исхода при приеме зелья. Надо бы спросить Элладору, она это точно должна знать, или хотя бы скажет, в какой книжке это написано.

— Если Фрэнк мертв, тебя официально признают мертвым. А потом вылезет его настоящая внешность. И о твоих художествах узнают и дадут по голове, как в прошлый раз, даже сильнее, потому что погиб человек. Очкарик, как ты намерен с этим разобраться? Или надеешься, что твои не узнают?

— Не уверен…

Гарри пытался решить, что делать с Дадли? Черт, ведь теперь ему надо стирать память, чтоб никто не узнал, а Обливиейт, кажется, оставляет следы. И память можно восстановить. Надо бы на Гриммо, там была книжка…

— Что не уверен? Что не узнают? Как ты это скроешь? Твое чертово зелье убило человека!

— Не уверен, что мой облик сползет…

Хоть бы Фрэнк был жив! Однако вернувшийся Кричер разрушил остатки надежды, сказав, что магл мертв.

— Дад, мне нужно домой, там в библиотеке я узнаю, могла ли оборотка убить Фрэнка. Это займет всего ничего. Подожди меня здесь, ладно, я вернусь, пожалуйста!

Дурсль только ошарашено кивнул, наблюдая, как личный поттеровский эльф (мама дорогая, и это — эльф?! Знал бы Флип, как он ошибается, рассказывая про неземную красоту эльфов!) берет за руку кузена и исчезает вместе с ним со звуком вылетевшей пробки из бутылки.

Появившись в кабинете главы рода (Мерлин побери, в уже своем кабинете!), Гарри развел кипучую деятельность. Первым делом он приказал Кричеру заблокировать камин и пригласить на пейзаж в кабинете мадам Элладору, а сам кинулся к полкам за нужными книгами. Кроме томика по зельям он искал и книгу, посвященную обливиации.

Когда Элладора Блэк появилась на пейзаже, висящем рядом со столом, Поттер уже лихорадочно листал гримуар (жутко редкий и запрещенный, само собой, но он этого не знал, и ему было на это наплевать), который был посвящен вопросам стирания памяти и восстановления оной. Наткнувшись на него в процессе разборки закрытой секции, Гарри тогда еще вспомнил, что это его тщетно искала Гармиона в мае.

— Глава рода хотел меня видеть? — одна фраза, и сразу ясно, что при жизни Элладора была жуткой стервой и одной интонацией могла грязью облить так, что не отплюешься.

— Леди Элладора, — Гарри оторвался от книги и посмотрел на картину, — Я уже говорил, если вас так не устраивает кольцо на моей руке и чистота моей крови, зовите меня просто Гарри. К тому же, у меня абсолютно нет времени. Вы лучше скажите, а от оборотного зелья можно умереть?

— Сразу видно, что зельеварение — не ваш конек. Нет, нет и еще раз нет. Оно абсолютно безвредно, даже для маглов, в небольших дозах, разумеется. Или вы в него влили три галлона единовременно?

— Да нет же! Там едва на глоток было! — Юношу затопило невероятное облегчение: меньше всего на свете он хотел снова послужить причиной чьей-либо смерти. Он с удвоенным рвением принялся листать книгу.

— А что будет, если магл умрет, находясь под действием оборотного зелья?

— К чему подобные вопросы? Вас интересует, сохранится ли ложный облик? Да, сохранится.

— А узнать, что это ложный облик, можно?

— Магловскими методами — нет однозначно. Оборотное зелье действует не только на внешность, но и на внутренние органы. Для выявления оборотки необходимо одно крайне специфическое зелье и частица тела покойника. Собственно, зелье и создавалось с целью имитации смерти. О, я поняла, вам удалось напоить обороткой магла, и он умер в вашем облике? Хм... Но вы же возражали против подобного плана! Передумали?

— Ничего я не передумывал!

Гарри наконец-то нашел нужный раздел и впился взглядом в текст.

— О, лорд Гарри! Да вы любимчик судьбы, как я вижу! Теперь все ухищрения с прыжком с моста ни к чему, вы и так «мертвы». Мы все можем успокоиться и приступить к подготовке к ритуалу. Да вы меня не слушаете, юноша! Что вы там ищете?

Поттер последнюю реплику мадам отравительницы пропустил мимо ушей, читая про процесс обливиации и методы затирания следов корректировки памяти. Ничего утешительного, для любого способа затирания следов было необходимо время, а его у Гарри не было. Вот почему Дадли не маг и не может дать Нерушимый Обет? Его ведь нельзя обойти ни зельем, ни легилименцией! А есть ли аналог подобного для маглов?

— Леди Элладора, вы случайно не знаете, существует ли для маглов обряд вроде Нерушимого Обета?

— Ересь какая! Чтобы магл не выдал информацию, ему можно убить или стереть память. Большего никогда не требовалось!

— А вот теперь требуется! Как вы правильно догадались, я дал оборотку маглу, он умер в моем облике, и о том, что я на самом деле жив, знает только мой кузен. Я опасаюсь, что его будут проверять легилименцией, пытаясь узнать, что произошло. Если я воспользуюсь Обливиейтом, это засекут, а вернуть память вполне возможно.

— Да, его скорая смерть в таких обстоятельствах будет выглядеть крайне подозрительно, к тому же он ваш родственник… О, я знаю, кто может дать совет!

И она исчезла с картины. Как бы предки крестного ни кривились на полукровного главу рода, они его приняли. Франко более чем уверен, что причиной столь живого участия стало не столько желание, чтобы род Блэков вернул былое могущество, сколько скука: при жизни большинство Блэков обладало слишком живым характером, чтобы киснуть после смерти в своих портретах.

Мадам Элладора вернулась в сопровождении массивного мужчины в черном берете и странной недомантии, которого представила как лорда Корвуса Блэка. Судя по пояснениям, данный лорд жил до введения Статута о Секретности, а потому хоть как-то контактировал с маглами. Лорд Корвус попросил Поттера изложить ситуацию, а то «эти бабы вечно что-то да напутают» (судя по шипению Элладоры, Корвусу повезло, что он уже мертв, иначе его гибель была бы весьма болезненной и непростой). Юноша в нескольких фразах рассказал.

— Насколько я понимаю, этот магл — ваш кровный родственник, лорд Гарри? — уточнил Корвус.

— Да, он сын родной сестры моей матери.

— Тогда не вижу препятствий для проведения обряда Фуа, — отрывисто бросил Корвус Блэк и, видя непонимание в глазах юноши, недовольно пояснил:

— Сделайте магла своим вассалом. Магия рода не даст ему разгласить ваши секреты как главы рода так же, как это могла бы сделать его собственная, если б он был магом и у вас был бы свидетель.

— Я не сомневаюсь в его способности сохранить что-либо в тайне. Меня интересует, как Дадли сможет противостоять легилименции и веритасеруму, если он магл?

— После того, как ваш кузен преклонит колени и принесет клятву верности, он фактически станет сквибом, и его будет поддерживать магия рода Блэк. Именно она будет скрывать не подлежащую разглашению информацию. Насколько успешно это будет происходить, зависит от силы главы рода. Судя по всему, с этим у вас проблем не будет.

Лорд Корвус забыл добавить, что кроме защиты и покровительства рода Блэк, принесение подобной клятвы гарантировало появление магических способностей у детей вассала. Не сказал он и того, что слишком большое количество вассалов-маглов ослабляет магию рода и соответственно волшебников, к нему принадлежащих, а вассалов-магов — наоборот. Собственно, отсюда пошло поверие, что маглорожденные волшебники крадут магию у чистокровных. Самому Франко эту занимательную информацию поведал один из старых знакомых Мод (старых в прямом смысле: судя по дагеротипам, сеньор Анхель Нуез успел активно поучаствовать в Американо-мексиканской войне под командованием самого Мариано Аристы), когда молодой маг разбирался со спятившем древним артефактом из его коллекции.

— Благодарю вас, лорд Корвус! — поблагодарил его Гарри и побежал искать «Полный перечень родовых клятв и обетов».

Дадли Дурсль успел помянуть ненормального кузена и свою уступчивость последними словами, когда из ниоткуда появился поттеровский уродец, проскрипел: «Хозяин Гарри хочет видеть презренного магла!», ухватил его за руку и утащил во тьму. От неожиданности Дадли попытался заорать, но когда понял, что ему кричать нечем, испугался сильнее, чем в девяноста пятом. Свой испуг Дадли привык выражать точно так же, как и его отец: ором и агрессией, но когда он вновь обрел способность видеть, слышать и говорить, высказать свое возмущение мелкому психу, по недоразумению считающемуся его родственником, он не смог, остановленный яростным «Потом!» Поттера.

Дадли еще в том году заметил, что когда Поттер говорит таким тоном, мало кто может ему возразить, даже Вернон Дурсль, который априори не доверял племяннику. Вот и сейчас, как бы он ни был зол на Поттера, он послушно встал на колени, положил ладони на ладони кузена и повторял за скрипучим карликом какой-то пафосный бред. С каждым словом ладони кузена становились все горячее и горячее, что-то невидимое мешало ему отдернуть руки, а от запястий по телу расходилась волна жара и холода одновременно. Перед глазами все расплывалось, звонкий тенор Поттера превратился в громовый бас, по коже будто плясали искры. А потом, когда кузен произнес последнюю фразу (Дадли уже не разбирал слов), случилось это. На него упало звездное небо с тяжестью стотонного рефрижератора, и Дадли Дурсль позорно упал в обморок.

Когда он пришел в себя, он сидел на полу, прислонившись к каменной стене, а недоме… в смысле Поттер похлопывал его по щекам, пытаясь привести в чувство. Дадли с ужасом понял, что даже в мыслях не может назвать кузена психом, чокнутым, ненормальным, тощем недомерком и любым другим обидным прозвищем, которым звал его в детстве. От этого открытия у него перехватило горло, и единственное, что он смог из себя выдавить, было хриплое:

— Поттер, ты что со мной сделал?!

— Не кипятись, Дад, — ответил Гарри, — Сейчас я тебе все объясню. Кричер! Чашку крепкого сладкого кофе. Помнишь, ты мне рассказывал про кольцо всевластья, как за ним охотились. Так вот, нечто такое есть и у меня.

Появился ушастый уродец с большой дымящейся чашкой. Гарри взял у него кофе и аккуратно напоил им Дадли. Горько-сладкая жидкость огненным комком прокатилась по пищеводу. В голове прояснилось, а руки перестали дрожать настолько, что Дурсль смог сам взять чашку, не опасаясь ее опрокинуть.

— Кричер, в дом или по камину кто-нибудь стучал? Совы не прилетали?

— Нет, хозяин Гарри, никого не было.

— Отлично. Если кто-нибудь будет пытаться проникнуть в дом, не позволяй, ясно? Делай все, как если б я действительно умер, ты меня понял?

— Да, хозяин Гарри.

— Можешь идти. Так, на чем я остановился? — Поттер повернулся к Дадли. — А, про кольцо. Так вот, то, чем владею я — это очень могущественные штуки, из-за которых веками убивали и предавали. Сам понимаешь, наши чиновники тоже захотят их заполучить, а я этого не хочу. Я их, наоборот хочу спрятать так, чтоб никто, даже я, ими больше не мог воспользоваться, потому что уничтожить их у меня не получилось. Если меня посчитают мертвым, эти вещи будут потеряны, потому что никто не узнает, где я их спрятал.

— А я-то тут при чем? Я не собираюсь никому говорить, что ты жив.

— Понимаешь, Дэ, маги могут читать мысли. Можно было бы еще тебе и память стереть, но остаются следы. Был еще вариант, но мне он тоже не понравился, да и тебя не устроит совсем.

— В смысле убить? — Дадли Дурсль не был гением, но и полным дибилом не был тоже. Кузен кивнул. — Ну, спасибо. Премного, как это, благодарен. А это что за фигня с ладонями была?

— Это, Дадлик, была клятва вассала. Теперь если тебе в голову кто и полезет, ничего про меня он узнать не сможет. Ну и если что случится, ты у меня помощь попросить сможешь.

— Ага, ясно. И как мне теперь тебя называть? Так же, как этот твой, «хозяин Гарри»?

— Вассал к сюзерену обращается, как к лорду, но ко мне лучше просто по имени.

— Да, мой лорд!

Гарри только мрачно на него зыркнул исподлобья. С некоторых пор его просто передергивало от подобного сочетания, тем более в свой адрес.

— Очень смешно! Вот что, дорогой кузен, отправляйся-ка ты в больницу, тебя там, кажется, ждут. Узнай, что говорят врачи о причинах смерти, после возвращайся на квартиру, там и поговорим. Родителям пока ничего не сообщай. И да, властью рода Блэк, я, глава рода, запрещаю тебе, вассал дома Блэк, сообщать живой или мертвой душе на словах, в мыслях или на бумаге, что Гарри Поттер жив, а умершим вместо него признали Фрэнка Блоггса. Кричер!

Гарри велел эльфу вернуть Дурсля обратно в его квартиру, а сам занялся подготовкой к обряду Сокрытия. Для этого в подвальную лабораторию была принесена картина и приглашена мадам Элладора. Под ее чутким руководством Гарри смог сварить требуемое зелье пристойного качества. Что это стоило самому Гарри, Франко не слишком охотно вспоминает: в отдельные моменты стервозная дама с легкостью превосходила Снейпа по степени язвительности комментариев. Только осознание крайней нехватки времени помешало Поттеру рявкнуть на распоясавшуюся нарисованную женщину. Наконец, зелье было готово, и, сверяясь поминутно с книгой, Гарри провел сам обряд. Покончив с этим, юноша поплелся на кухню: чувствовал себя он отвратительно, у него создавалось полное ощущение, что его пару суток гоняли по лесу. А еще он жутко хотел есть.

Увидев состояние хозяина, Кричер засуетился и с готовностью накормил страдальца. Тащиться куда-нибудь еще у Поттера совершенно не осталось сил, но он пересилил себя, отправившись в кабинет: Дары Смерти по-прежнему находились на Гриммо, а на в тайнике на кладбище. Однако стоило Гарри сесть в кресло и откинуться на спинку, как он вырубился.

Проснулся он через два часа от грохота упавшего гримуара, так и оставленного впопыхах на краю стола. Поттер подскочил в кресле: спросонья юноше показалось, что кто-то хлопнул дверью. Однако в доме по-прежнему было тихо: ни звука шагов, ни скрипа вредных половиц, только часы уютно тикали на столе. Посмотрев на циферблат, Гарри подскочил как ужаленный. Он давно должен был быть на кладбище, да и кузен должен был уже вернуться из клиники.

Поттер потер лицо, пытаясь отогнать сонную муть. Потом он поднял упавшую книгу и положил ее на стол рядом с томами по родовым клятвам и ритуалам на крови. Потом он открыл последний и начал про себя повторять предстоящий ему на кладбище. Убедившись, что он все запомнил, юноше открыл секретер и достал оттуда сложенную мантию, камень и специальный мешочек из зачарованной кожи взрывопотама. Он сложил в мешочек мантию и камень, взял со стола палочку и вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Поттер спустился в свою комнату, сделал копию колдографии родителей и сложил ее в карман. Больше он ничего не взял, лишь на всякий случай прихватил с собой куртку. Гарри спустился в прихожую и прикоснулся к стене ладонью. Он понимал, что собирается покинуть этот старый дом на очень долгий срок, если не навсегда, однако что-то заставило его закрыть глаза и прошептать обещание однажды вернуться.

Потом он позвал Кричера и велел тому перенести его к «Дырявому котлу», а уже оттуда самостоятельно аппарировал к могилам родителей. На кладбище он появился, когда уже сгустились сумерки. На кладбище было тихо, лишь где-то вдали, у освещенных домов угадывались человеческие голоса. Повинуясь внезапному порыву, Гарри мановением палочки наколдовал венок из белых цветов. Он постоял с минуту над надгробиями и, резко повернувшись, побрел вдоль старых, по большей мере заброшенных, могил. Наконец, он остановился у каменной плиты с именем Игнотуса Певерелла. Ему подумалось, что создатель Мантии-невидимки не будет против, если Гарри спрячет в надгробии артефакты, созданные им и его братьями. Дарам Смерти самое место здесь, в Ее обители, на могиле того, кто оказался Ее достойным противником.

Аккуратными движениями Гарри срезал верхний слой плиты с символом Даров. Потом, сняв получившуюся плитку, выдолбил на месте среза небольшую нишу и наложил на нее первую часть защитных и скрывающих заклинаний. Вторую часть заклинаний он наложил на испачканную его кровью плитку. Гарри заколдовал плитку таким образом, что как только он ее положит на место, магия заделает швы так, что никто и не подумает, что под нею что-то есть, а он сам забудет, что что-то здесь спрятал. У него все получилось: как только он опустил мешочек с палочкой, мантией и камнем и закрыл нишу плиткой с выбитым на ней знаком Даров, тот засветился холодным голубым светом, а по надгробию забегал призрачные огоньки. Наконец, вся массивная плита будто занялась изнутри неярким призрачным светом, и Гарри отбросило в сторону. Когда он открыл глаза, на кладбище было темно, тихо, и он совершенно не понимал, что здесь делает. Кажется, он здесь что-то хотел спрятать. Гарри встал на ноги и пошарил по карманам в надежде отыскать если не ответ, так подсказку к нему. В кармане лежала записка, и чтобы ее прочесть, Поттер пошел за ограду кладбища к фонарному столбу. На бумажке чьим-то корявым (его?) почерком было написано:

«Если ты ничего не помнишь, значит, у тебя все получилось. Ты их спрятал. Аппарируй в Кройдон.»

Этого хватило, чтобы вспомнить, кто это «они» и что его должен ждать кузен. Гарри ушел с освещенного пятачка и стремительно дизаппарировал.

Гарри проснулся от телефонного звонка. За стенкой послышалась тяжелая поступь Дадли, потом его голос. Поттер с некоторым трудом сел на кровати и потер руками лицо. Голова казалась тяжелой и будто набитой ватой, в горле почему-то першило. Юноша встал, подрагивающими руками натянул джинсы и побрел на шум, придерживаясь за стену. Когда он дошел до кухни, кузен уже положил телефонную трубку.

— Привет, Поттер! Ну, ты и спишь!

Гарри только кивнул и сел на пол: из мебели на кухне был пока только холодильник, газовая плита и раковина. Юноша сонно моргал, прислонившись к стене. Дадли стоял у окна. Рядом с ним на подоконнике лежала открытая коробка с недоеденной пиццей.

— Пиццу будешь?

— Давай. Давно пришел? — Гарри поднялся по стеночке, дошел до окна, взял кусочек и опустился на пол.

— Где-то с час, а что?

— Ничего. А который час?

— Пятый. Если точнее, — Дурсль глянул на запястье, — то двадцать минут пятого.

— Что случилось? Ты куда-то ушел, а из записки я ничего не понял.

— Пока я дошел до клиники, какая-то тамошняя курица дозвонилась родителям. Сам-то где пропадал, я забегал после сюда, а тебя еще не было?

— Колечко в вулкан бросал…

— И как, удачно?

— Удачно… — Гарри помялся и решительно продолжил: — Дад, что известно о причинах смерти? Зелье не могло навредить Фрэнку, это абсолютно точно. Если хочешь, могу книжку показать! Все, что оно делает — это превращает человека в абсолютно точную копию другого.

Дадли присел на подоконник.

— Не суетись, я это уже знаю. Ты был прав: Фрэнки расшиб голову. Грохнулся в паре кварталов отсюда. Хочешь, скажу, чего это он деру дал?

— Ну?

— Он у тебя карточку стянул. Когда его в клинику привезли, при нем кроме нее было еще три сотни фунтов. Поттер, тебе никто не говорил, что пин от карточки на ней писать не стоит?

Гарри только раздраженно шевельнул плечом: какая теперь разница?

— Я ее, кажется, и не вынимал из карманов, только наличку взял, и все… Расскажи поподробнее, что вчера в больнице узнал?

Дадли помолчал, собираясь с мыслями, и начал говорить. С его слов выходило следующее: когда он пришел в клинику, то на входе столкнулся с родителями. Успокоив мать, сказав, что могла быть и ошибка и Поттер сейчас жив-здоров, он пошел искать Криса. Найдя приятеля, попытался выпытать, что произошло. Потом, не подпуская родителей, особенно мать, к моргу, опознал кузена, мимоходом отмечая, что его новоявленный сюзерен был прав: облик Поттера с Фрэнка не сошел и через полтора часа. Отправил родителей домой, сказав, что сам разберется. Узнал, когда им вернут тело и что для этого надо. Вернулся в квартиру, оставил записку и ушел домой: отец позвонил и потребовал прийти.

Гарри слушал Дадли, прикрыв глаза. Судя по всему, у него опять поднялась температура. Надо бы сходить в магловскую аптеку за жаропонижающим.

— Гарри, а у Фрэнка поменяется внешность? Я, конечно, расписался, что он это ты, но все равно… Крис говорил, что ему там вскрытие будут делать, чтоб узнать точную причину смерти.

— Она не поменяется. Если человек умирает под обороткой, прежний облик не возвращается. Крис не говорил, когда вскрытие будет? Можешь попросить, чтоб сделали поскорей?

— Зачем?

— Чтоб успеть похоронить тело до того, как меня хватятся. Да, договорись, чтоб Фрэнка кремировали, ладно?

— Хорошо. А не хватятся? За тобой же следили…

— Не должны. Рон и Герми у ее родителей, вернутся только к моему дню рождения. Джинни с мамой у тетушки Мюриель. Если кто в гости придет, но Кричер имеет категорический приказ никому не говорить, где я. Сегодня-завтра у нас есть. Но если маги придут до похорон, тело не отдавай.

На самом деле, Гарри не хватились до самого дня рождения. Следившие за ним авроры, не желая получать очередной выговор за неспособность проследить за сопливым мальчишкой без палочки, пусть и трижды Убийцей Того-Кого-Нельзя-Называть, не сообщили о происшествии, за что и были уволены впоследствии. Маги из отдела Тайн, не слишком-то доверяя нечетким воспоминаниям Поттера, два дня методично обыскивали Запретный лес. Министр Шеклболт уехал с внеочередной инспекцией в Азкабан. Друзья героя разъехались, договорившись встретиться накануне дня рождения Гарри, чтоб купить ему подарок. Неладное почувствовала лишь миссис Тонкс, но она решила, что Гарри чем-то занят, а носа к крестнику не кажет по причине очередного их спора по поводу игрушек для Тедди.

— Попробую договориться с Крисом. Может, получится ускорить дело… А похороны?

— В смысле?

— Хоронить тебя где?

— Не знаю… Мне все равно. Не знаешь, где хотел бы лежать Фрэнк?

— Нет… А ведь мы не знаем, как его зовут на самом деле.

— Не думаю, чтоб он сам это знал. Дад, — Гарри посмотрел на кузена, — Придумай сам с похоронами… А если никто из волшебников не придет, то и не надо. Гарри Поттер как таковой им никогда не был нужен, нечего им тогда делать на его могиле, пусть и похоронен будет в ней не он.

— Думаешь? Ты ж там знаменитость, я уверен, завтра же явятся, если не к нам, то в клинику. Может, даже сегодня прибегут. Помнишь, ты как-то сказал, что эти, рыжие, тебя за сына считали.

Поттер только зло дернул плечом: он мог считать что угодно, но не факт, что его мнение соответствует реальности, совсем не факт.

— Что делать будешь дальше, покойник?

— Уеду куда подальше. В Америку или Австралию, еще не решил. Попытаюсь устроиться там…

— Угу, — сказал Ди, дожевывая последний кусок пиццы. — И как ты это сделаешь? Ты ж официально мертв.

— Самолетом, Дадлик, самолетом.

— О чем и речь. Поттер, у тебя документы есть?

— Какие документы? — удивился Гарри. У него возникло смутное подозрение, что он что-то упустил.

— Для покупки билета. Хотя, откуда тебе знать, ты ж Англии никогда не покидал…

А вот Дадли Дурсль покидал. Более того, последний год семья Дурслей провела как раз в Америке, вернее в Канаде, куда их окольными путями переправили маги из Ордена Феникса. Даже поддельные документы выдали. По ним Дурсли и вернулись в Англию после того, как во время завтрака к ним ворвался охраняющий их волшебник с сообщением, что кузен убил своего противника. Выданные паспорта, кстати, маги не забрали, и, если родители их просто выбросили, то Дадли свой сохранил: по нему ему уже исполнился двадцать один. По понятным причинам хранился паспорт в этой квартире. Дадли, конечно, жаль было расставаться с такой замечательной вещью, но, судя по всему, Поттеру она была нужнее, а выпивку и ребята могут купить, если что. А что лицо в паспорте другим было, так ведь есть это зелье, что внешность меняет.

Гарри только головой покачал в ответ на это.

— Понимаешь, Дадли, зелье это — крайне редкое и находится под особым контролем у Министерства Магии. У меня та порция была одна и то, чисто случайно. Да и действует только час. Если б у меня была палочка, я бы мог воспользоваться заклинанием и изменил бы либо внешность, либо фотографию поменял. Одна беда — палочки у меня больше нет…

— А другую купить?

— Только если на континенте, здесь меня могут узнать. Для билета на континент, надеюсь, паспорт не нужен?

— Насколько знаю, нет. Значит, поедешь во Францию?

Гарри отрицательно покачал головой.

— Там меня тоже знают, меньше, чем здесь, но… Я все равно хочу пожить как можно дальше отсюда, хотя бы первое время. Ты просто представить себе не можешь, что тут начнется, когда станет известно, что Гарри Поттер мертв. Надеюсь, хоть в Америке имя Мальчика-Который-Выжил известно меньше.

Дадли хрюкнул:

— Тебя так называют?

— Как меня только не называют. Хорошо, что вы магическую прессу не читаете, там иногда про меня такое пишут, что хочется либо заавадиться самому, либо заавадить автора статей.

— У тебя деньги на билет есть?

Гарри пошарил по карманам, из одного он вытащил небрежно сложенные банкноты. Из другого он достал какие-то монеты. Все это он выложил на пол. Дадли бережно распрямил фунты и, пересчитав, пораженно присвистнул: набегала достаточно большая сумма.

— Нехило! Должно хватить и на поезд, и на самолет. А это что? — он взял одну из золотых монет и поднес ее к глазам.

— Галеон. Примерно пять фунтов. Еще есть сикли и кнаты. В одном галеоне семнадцать сиклей, а одном сикле двадцать девять кнатов, — Гарри усмехнулся: семь лет назад один прямодушный великан говорил эти слова наивному мальчишке, очарованному прекрасным волшебным миром. Как многое с тех пор поменялось…

— Прикольные у вас деньги. А в других странах магические деньги сильно отличаются?

— А они не отличаются, они везде одинаковые. Это гоблинские монеты.

— В смысле у вас гоблины правят?

— Нет, с чего бы? Они отвечают за чеканку денег и хранение имущества. Их банк, Гринготтс, считается самым надежным, гоблинов невозможно ограбить или обмануть, да и они не нарушают свое слово. Ну, обычно.

— Сейчас ты скажешь, что ты их таки ограбил, — Гарри кивнул, а Дадли закатил глаза, — Поттер, ты в своем репертуаре!

Молодой маг прикрыл глаза. Ну да, со всем невозможным следует обращаться к нему. Вот только все свои невероятные свершения он сделал только потому, что ему очень не хотелось умирать, всего-навсего. Желание выжить — мощный стимул, что ни говори… Гарри забрал у кузена деньги и, свернув их в аккуратный цилиндрик, положил в карман. В другой карман вернулись галеоны и сикли, все десять галеонов и шесть сиклей. Должно хватить на палочку… Кстати, надо бы взглянуть на паспорт.

Небольшая книжица, на последней странице круглая физиономия Дадли. Паспорт оформлен на имя Дадли Смита, двадцати двух лет от роду, уроженца Энфилда. Судя по покалывающим ощущениям от обложки, был как-то изменен магически. Последнее обстоятельство вызывало определенное беспокойство, и Поттер вызвал Кричера.

Появившийся эльф несколько успокоил хозяина, сказав, что никаких следящих заклинаний на магловской вещи нет, а магия была применена к фотографии. Когда Гарри наобум спросил, может ли домовик поменять сменить ее на фотографию хозяина так, как он выглядит сейчас, Кричер поднес паспорт к самому носу, понюхал его, зачем-то лизнул и утвердительно кивнул. Спустя минуту Гарри был избавлен от крайней необходимости ехать на континент.

— Кричер осмелится напомнить, что хозяин Гарри не ел со вчерашнего вечера. Кричер ждет, когда хозяин Гарри велит подать ужин.

Дадли, во все глаза смотревший за магической подделкой документов, аж закашлялся, пытаясь не заржать. Гарри кисло посмотрел на кузена и поблагодарил эльфа, сказав, что ужинать будет здесь.

Одним щелчком пальцев Кричер очистил журнальный столик (единственный имеющийся стол в квартире) в гостиной и торжественно водрузил на него поднос, уставленный дымящимися тарелками. Все это великолепие пахло настолько вкусно, что Дадли сглотнул слюну и умоляюще посмотрел на кузена. Гарри со вздохом велел Кричеру подать еще один такой же поднос. Домовик повиновался, проворчав при этом про наглых маглов, которым и так оказали слишком большую для них честь, а они еще и на один стол с лордом норовят сесть.

Семь часов спустя черноглазый юноша в бейсболке сидел у иллюминатора и смотрел на огни аэропорта. Он явно нервничал. Когда стюардесса подошла к нему с просьбой пристегнуть ремни, он ее не сразу услышал, а когда понял, что обращаются к нему, заметно смутился и пробормотал извинения, сказав, что летит в первый раз, а потому немного волнуется. Девушка ободряюще улыбнулась парню и, заверив, что все будет хорошо, помогла справиться с застежками и ушла к другим пассажирам.

На самом деле волновался юноша совсем не из-за предстоящего полета. Его беспокоили несколько другие вещи. Он не знал, где он будет завтра, что будет есть, где жить, чем заниматься. Он слышал выражение «начать с чистого листа» и знал его значение, но никогда не мог подумать, насколько это странно и страшно — начинать жить, перечеркнув прошлое его горем и радостью. Как это ни парадоксально, но отважному Гарри Поттеру было до трясучки в ногах страшно так, что хотелось выбежать из железной птицы и вернуться на Гриммо, к лживому Министерству, таинственным невыразимцам и до отвращения знакомому магическому миру Британии. Вот только он не был уверен, что справится с застежкой ремня.

После ухода Дадли там, в квартире кузена, его накрыло понимание, что все его дальнейшие планы пошли прахом. Ему не нужно будет возвращаться в Хгвартс, не нужно будет придумывать причины и искать в себе решимость не подавать документы в аврорскую академию, он не будет мучительно подбирать темы для разговора с Джинни, Роном и Гермионой, не будет пытаться скрывать раздражение от чужих взглядов и рукопожатий. Все, он свободен и может уехать вот прямо сейчас, среди ночи.

Франко не знает, что было виной того, что в первом часу ночи он поймал такси, приехал в Гатвик и купил билет на ближайший рейс в Хьюстон. В тот вечер его вообще, укусила какая-то сумасшедшая муха: во-первых, он вызвал Кричера и, сообщив, что хозяин уезжает на неопределенное время, велел тому хорошенько следить за домом и приглядеть в отсутствие хозяина за его крестником, разрешив домовику звать его, если с Тедди что-нибудь случится. Эльф получил приказ никому не говорить, что Гарри Поттер жив, и вообще, закрыть дом от посторонних. Во-вторых, причем Франко до сих пор не может понять, зачем, но он написал друзьям прощальное послание, в котором просил их по нему не плакать, на него не сердиться и вообще жить счастливо и дружить со всеми, даже со слизеринцами. Сей бред, более известный как «Завещание Гарри Поттера», имел оглушительный успех и, судя по воспоминаниям очевидцев, тронул до глубины души преподавательский состав и большую часть учеников Хогвартса, когда Гермиона Грейнджер срывающимся голосом зачитывала отдельные его отрывки 1 сентября 1998 года. Сам Франко, читая это порождение собственного невменяемого сознания, не знал, то ли ему плакать, то ли ржать, то ли материться в голос. Ему определенно стоило в тот вечер сходить-таки в аптеку и не следовало смотреть телевизор.

Вместо этого он сорвался в аэропорт, оставив на журнальном столике письмо в конверте для Рона и Герми и записку самому Дадли с просьбой передать конверт Рональду Уизли или Гермионе Грейнджер после похорон, адресом «Дырявого котла» и обещанием позвонить кузену, как прилетит и устроится.

В Хьюстоне Гарри оказался ранним утром 30 июля. Город был большим и шумным и совсем не похожим на Лондон. Другим было все: дома, люди, машины, — и Гарри сначала долго бродил по улицам. После покупки билета у него еще осталось немного денег, которые Гарри еще в аэропорту по совету девушки в кассе обменял на американские доллары, и Поттер остановился на ночь в дешевом мотеле.

Он проспал почти весь день и всю ночь, а когда проснулся, не смог сразу сообразить, где он и что делает. А потом тогда еще Поттер вспомнил, что ему сегодня исполнилось восемнадцать, и решил устроить себе праздник. Он еще не знал, что сутки спустя сменит и имя, и фамилию и даст себе слово найти настоящего себя.

А в тот довольно-таки солнечный день Гарри Поттер беззаботно гулял по чужому незнакомому городу с фальшивым паспортом в кармане. Он объелся мороженным, всласть покатался на аттракционах в местном парке, а вечером нашел, откуда позвонить кузену. В Англии все было в порядке. Дадли выдали свидетельство о смерти Гарри Джеймса Поттера, тело Фрэнка кремировали накануне, и похороны уже состоялись. Большой Ди уже побывал в «Дырявом котле» и передал письмо Рону и Гермионе. У Гарри уже заканчивалось оплаченное время, и кузены пообещали друг другу созвониться, как Гарри где-то устроится. Когда Франко позвонил Дадли в следующий раз, почти через полгода, Дурсль чуть его по телефону не убил за столь долгое отсутствие. В дальнейшем, с открытием для Франко интернета, их общение стало достаточно регулярным. Последние три года, после возвращения его в Европу, кузены несколько раз приезжали друг к другу в гости.

Дадли, кстати, до сих пор не может понять, почему кузен сменил имя именно на имя Фрэнка. Самому Франко трудно это объяснить. Просто в тот день он нашел магический квартал в Хьюстоне, где купил свежий выпуск «Ежедневного пророка». И некролог, написанный Бетти Брайтвейт, и статейка Скиттер (куда уж без нее) стали зримым подтверждением того, что Поттер, слава Мерлину, официально признан мертвым. Франко тогда славно отпраздновал это событие, основательно напившись. Тогда же, в его ошалевшую от виски и свободы голову и пришла мысль, что если Фрэнк Блоггс лежит в могиле Гарри Поттера, то Гарри Поттер должен занять место Фрэнка Блоггса. Логика, конечно, спорная, но уж какая есть…

Для Франко это имя как имя, в чем-то даже лучше доставшегося ему от рождения. Фрэнком он пробыл совсем недолго, до середины августа, а потом Мод быстро его переиначила на свой манер. С тех пор он именно Франко и никак иначе…

Ветер бросил ему в лицо пенные брызги совсем уж сбесившегося моря. Шторм уже почти накрыл остров. Франко отвлекся от воспоминаний и встал с камня. Море неистово шептало, кричало, пело. Оно ждало его, говорившего с ним, певшего ему колыбельную, смеющегося и горевавшего с ним, оно было готово разделить с ним звенящую тревогу и бесконечный покой. Франко улыбнулся и пошел к воде. Его ждало Море.