Только одна ночь, или Розовая пижама (гет)

Почему, почему все мужчины такие упертые идиоты! Ну ладно, не все. Хорошо, просто немногие. А точнее — один конкретный мужчина. Вдолбил себе в голову нелепые представления о том, что можно и нельзя, и ничего дальше этого не видит.

— Ремус, пожалуйста, не говори так! Я люблю тебя! Я знаю, что ты оборотень. Лет сто примерно знаю, и что?

— Вот именно, Дора, сто. Я слишком стар для тебя, — устало улыбается этот глупец.

— Ремус Люпин! Прекрати эти...

— И беден.

— Рем!

— И оборотень. Закончим на этом, ладно? Пусть все останется, как было, — мягко отстраняется Ремус-чертов-Люпин. — У тебя все будет хорошо. Ты достойна лучшего.

Конечно, Рем. Как скажешь, Рем. Спасибо, Рем. Я счастлива.

* * *

Коридоры мрачного дома Блэков — отличное место для размышлений. Спать не хочется, да и гостевая комната, кое-как освобожденная от мрачных, неприятных, а порой и опасных вещей, к отдыху совсем не располагает. Отчаяние и злость толкают меня на ночную прогулку. Надменные портреты на стенах делают вид, что не замечают меня. Пинаю ногой попавшееся на пути нечто и сразу пугаюсь.

— Люмос!

Обошлось. Просто какое-то подобие высокого деревянного пуфика с мягкой обивкой, непонятно как и зачем оказавшееся в коридоре. Спасибо, что не бронзовая статуя. И хорошо, что звук падения был приглушенный. Я не знаю, насколько острый слух у мамочки Сириуса, а перебудить всех и выставить себя неуклюжей идиоткой в очередной раз совсем не хочется. Хватает разбитых чашек и опрокинутых стульев днем.

— Да погасите же свет! — наконец обращает на меня внимание один из портретов.

— Ой, простите. Нокс.

* * *

Прогулка по темным коридорам, кажется, действительно помогает. Я просто не умею долго злиться. Ничего еще не кончено, мы живы, здоровы, делаем общее дело. Еще посмотрим, Ремус Люпин, чего я достойна. Посмотрим, как долго у тебя получится от меня убегать.

Удивляюсь своим воинственным и решительным мыслям. Надо же, оказывается, активные ночные прогулки положительно влияют на процесс мышления. Начинаю понимать Снейпа с его патрулированием коридоров — Гарри рассказывал мне, как он, выслеживая Петтигрю, наткнулся на него ночью. Если бы не Рем, даже не знаю, чем бы у них там закончилось. Клочками по закоулочкам, например.

Внизу раздается негромкий хлопок аппарации.

* * *

Я машинально втягиваю голову в плечи в ожидании мерзких пронзительных воплей портрета, но все тихо. Кто это может быть?! Пожиратели проникли в дом? Надо будить остальных, защищаться! Паника сжимает горло, я ожидаю услышать топот шагов, крики... но тишина все еще ничем не нарушена. Решаю пока не паниковать, а проверить, кто это.

Шаг, еще шаг. Только бы не уронить очередную вазу. Еще шаг... а вот и лестница. Странно, здесь никого нет. Но этот звук я ни с чем не спутаю, кто-то все же аппарировал. И этот кто-то совсем рядом.

Вдруг слышу тихие удаляющиеся шаги. Звук странный, как будто кто-то подволакивает ногу. Иду следом. Звук шагов удаляется. Слышу, как тихо открылась и закрылась дверь в одну из комнат. Может, Муди решил переночевать здесь, чтобы с утра не аппарировать? Очень, очень странно. А может... это Ремус? С ним что-то случилось?! Ускоряю шаг, уже почти бегу... и падаю, поскользнувшись на чем-то мокром. Шлеп! Рука попадает в липкую теплую лужу, и к горлу подкатывает противный комок. Кровь! След тянется от самого входа! Рема ранили, надо помочь!

Подбегаю к двери, на которую указывает след. Сердце колотится. Открываю.

— Рем! Это ты, что с тобой?!

Но это не Рем. Привалившись к стене, поддерживая одной рукой другую, на меня смотрит наш драгоценный шпион, злобный Пожиратель, профессор Северус Снейп.

* * *

Вот черт. Проклятье. Вляпалась. Идиотка! Я легко отделаюсь, если он просто вышвырнет меня отсюда. Может, наложит обливиэйт. Хочу сделать вид, что это не я! Какого черта я потащилась в этот коридор! Может, если я аккуратно выйду за дверь, удастся сделать вид, что ничего не было?

Кажется, я застонала вслух, потому что Снейп шевельнулся. Своими невозможными глазами он внимательно смотрел на меня. Странно, я здесь, а он все еще ничего со мной не сделал. Кстати, а почему он так странно стоит... Если это его кровь... наверное, надо помочь. Если он позволит, конечно.

Я осторожно, стараясь не зажмуривать глаза, подхожу ближе и вижу, что со Снейпом явно что-то не так. Он не орет на меня, не отшатывается, не отталкивает и даже палочку не достает. И он ничего не говорит, просто смотрит.

Я собираюсь с силами, и, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, говорю:

— Северус..., — раз Рем его так называет, и вообще, мы же одна команда, ха-ха, — ты ранен. Давай я помогу.

Он молчит. Это пугает. Глаза при свете свечи кажутся какими-то жуткими тоннелями в черную черноту. В них отражаются огоньки камина, — надо же, Кричер все-таки иногда что-то делает в комнатах, — и отражаюсь я, наверное. Рем говорил, что мое лицо, если я не на задании — как открытая книга. Боюсь, что Снейп... нет, Северус... боюсь, что ему вряд ли понравится то, что сейчас в этой книге написано. Досада, ужас, и, кажется — жалость. Ой. Все эти мысли проносятся у меня в голове за ту секунду, когда я протягиваю руку и касаюсь его плеча.

Он делает слабую попытку отдернуться и обжигает меня взглядом, в котором явно читается, что я тут не вовремя. Но почему он молчит? Уже давно бы шипел на меня так, что я убралась бы из этой комнаты и никогда не возвращалась.

— Северус, позволь мне помочь тебе, — он все-таки отстраняется, переводит взгляд в пустоту, еще больше влепляется в стену и пытается достать рукой что-то из внутреннего кармана мантии. Рука дрожит, и он роняет то, что достал. Я успеваю поймать. Пузырек тоже в крови. Кажется, это экстракт ясенца. — Давай я. Пожалуйста! — и снова беру его за руку, пытаясь на ощупь — нет, нет, не думать об этом! я трогаю Снейпа! — определить повреждения. — Можно я посмотрю?

Кажется, сейчас я сказала ему больше слов, чем за все время учебы и работы в ордене. Кошмар. Может, обливиэйт — не такая уж плохая идея. Я не знаю, как с ним разговаривать. Я не знаю, как с ним держаться. Я не уверена, что с ним вообще можно разговаривать! Как Ремус вообще выносит те вечера, когда надо забирать свое зелье?! Мерлин великий, помоги мне, разбуди кого-нибудь! Сириуса (нет, плохая, плохая идея)... Молли (кажется, тоже нет... такого унижения он не вынесет), Рона, Джинни (да чем мне дети помогут)... черт, черт, черт! Сейчас он тут сознание потеряет... или умрет еще у меня на руках, я же не знаю что с ним. Почему он молчит?!

— Северус, пожалуйста, сядь в кресло. Я просто помогу тебе. Да отлепись ты уже от стены! — наконец злость на ситуацию, на себя и на этого упрямца берет верх и я, все-таки зажмурившись для храбрости, обхватываю его руками, чтобы усадить. Он вырывается и чуть не падает. Мантия мокрая, все кругом мокрое, липкое, на полу темная лужица, и я теперь тоже в его крови. Горбатые горгульи! Пока я думала, как бы к нему подойти, чтобы он меня не проклял, он держался из последних сил!

Снейп — нет, Северус, сегодня ночью Северус — пытается дернуться, смотрит мне в глаза и пытается прожечь меня взглядом. Но в глазах — только бесконечная усталость и какое-то безразличие. Видимо, осознав это, он откидывается на спинку кресла, все еще придерживая руку. Ладно, кажется, он все-таки позволит мне помочь и даже не открутит потом голову. Ну и славно. Поехали. Я, на минуточку, аврор. И я знаю, что нужно делать с ранеными и измотанными коллегами.

Разжигаю камин поярче и ставлю пару свечей на стол. Снейп, кое-как выпрямившись в кресле, пытается одной рукой расстегнуть мантию.

— Послушай, Северус, — говорю я ему, — я знаю, что ты все сам. Я знаю, что тебе не нужна ничья помощь. Я совершенно с тобой согласна. Но орден, наверное, немножко удивится, если вдруг найдет тебя тут завтра не слишком живого. Дамблдор, может, расстроится. Сириус будет тосковать... Шучу! Так что давай сделаем так. Я сейчас тебя раздену, осмотрю, смажу, волью в тебя зелья и тихо-тихо, как мышка, уйду к себе. Ничего я не видела, ничего не знаю, меня здесь вообще не было. Хорошо?

Молчание. И вдруг он издает странный звук, похожий на хриплый смешок задушенного ворона.

— Принимаю это как "да", — еще один смешок, — а если хорошо попросишь, помогу вымыться и трансфигурирую симпатичную розовую пижамку.

И тут случается такое, чего мне не забыть никогда. Снейп — Северус — улыбается. То есть, скорее усмехается... уголок рта дергается чуть-чуть вверх. Совсем ненадолго. И мне почему-то кажется, что все будет хорошо. У меня, у него. У всех нас.

* * *

— Акцио зелья в коробке из моей комнаты! — взгляд становится вопросительным, — не волнуйся, это ты сам делал для Ордена, я просто себе коробочку собрала. Всегда экстренный набор держу там, где сплю.

Обработав заметные раны экстрактом ясенца, даю выпить кроветворное и снимаю с него мантию. Он кривится, шипит, на лбу и на висках блестит пот, но он помогает мне, как может, приподнимаясь, поворачиваясь, вытягивая руки. Снимаю с него сюртук и рубашку... этой ночью я уже ничему не удивляюсь. Швыряю все липким комком на пол и, наконец, вижу поле деятельности. Какой же он худой и бледный! Но при этом — так, перестань об этом думать, сейчас же на лице все будет написано! — достаточно широкие плечи, гладкая кожа и прорисованные линии мышц. И все это в опухающих порезах, уродливых ранах, красно-фиолетовых синяках. Его что, Дракучая Ива схватила? На руке содран участок кожи и, кажется, под ним повреждение очень глубокое. Неудачная аппарация? Неудивительно, в его-то состоянии.

Обрабатываю оставшиеся раны. Те, которые уже затянулись и перестали кровоточить, смазываю мазью. Левая рука у него сломана, даю костерост, осторожно фиксирую перелом, накладываю жесткую повязку. Интересно, кто его так? И почему он все-таки молчит? Начинаю сращивать рану там, где содрана кожа. Действительно, рана дошла до кости, внутри перемешано что-то сизое, что-то белое, что-то липкое, отвратительно мокрое. Пытаюсь сдержать тошноту и занимаюсь раной. Ну почему он молчит?? Это, должно быть, дикая боль!

— Северус, что у тебя с голосом? — спрашиваю, отвлекаясь от руки. И тут я вижу... Мерлин, я забыла дать обезболивающее!!! Да что же это такое, почему я не могу ничего сделать как надо! Северус стискивает зубы, сдерживаясь из последних сил, здоровой рукой вцепился в кресло, его бьет дрожь, дыхание рваное, глаза яростно уставились в пустоту, капли пота появляются на висках и на лбу и стекают на нос. Кап. Кап. Одна капает мне на руку.

— Акцио обезболивающее! — только не разбить, только не разбить! — Северус, открой рот, выпей, пожалуйста! — Держу его за спину, стараясь не задеть раны, подношу склянку ко рту, — пей, прошу тебя, разожми зубы, пей! Прости, прости меня!

Наконец, вечность спустя, он разжимает стиснутые судорогой зубы и делает глоток. Потом еще.

— Акцио восстанавливающее! — вдруг поможет, если он просто сорвал голос. Хотя где он мог сорвать голос? Для этого надо кричать.

Он делает глоток и, наконец, разжимает ручку кресла, закрывает глаза и откидывается назад, прижимая к спинке кресла и мою руку. Жуткое выражение исчезает с его лица. А я понимаю, что у меня колотится сердце и я тоже все мокрая.

— Северус... отпусти, пожалуйста, мою руку, — жалко улыбаюсь я, — я еще не обработала раны на ногах.

Спутанные волосы упали ему на лицо, и я машинально убираю их свободной рукой.

— Тебе лучше?

Вдруг глаза открываются, и я понимаю, что мы почти обнимаемся, а его лицо прямо напротив моего, нос к носу. Я слышу его дыхание, которое, наконец, стало ровным. Меня больше не смущает положение наших тел, я облегченно вздыхаю и на секунду, закрыв глаза, приобнимаю его, так легко, чтобы ничего не повредить. Он не вырывается. Прижимаюсь носом ко лбу. Лоб горячий. Надо дать жаропонижающее.

— Твоими усилиями я практически здоров, — раздается хриплый голос где-то возле моего уха.