Начальная школа магии Природы (джен)

Зельевара внесли в дом. Ариэль встречала их — дом всегда сообщал ей о гостях. Руслана не было видно, и Сириус мысленно порадовался этому.

— Ариэль, это мой начальник, — начал Люпин. — Я вошёл в кабинет, а он был... таким.

— Вы красивая. Но Лили — красивее! — зашёлся смехом Снейп.

— Положи его на диван.

Ариэль внимательно осмотрела его. Она видела — не обычным зрением, а зрением только Истинных целителей — остатки магии серебристого цвета в лёгких — он явно вдохнул пары какого-то зелья разума. Взглянув в глаза, скользнула самой гранью своих ощущений по внутреннему миру, стараясь ничего не задеть — заметила блок на чувствах, разбитый в ошмётки. Сами чувства были намного ярче, чем должны были быть. Они расплывчато переливались, перетекали одно в другое, и в то же время у них были ярко очерченные границы. А сам разум... Разум был перевернут, направлен только на чувства, на эмоции, он не мог ничего воспринимать кроме них. И ошмётки блока, которыми ранее были ограничены чувства и эмоции, мешали разуму повернуться обратно. Погрузив Северуса в сон, целитель вздохнула.

— Я усыпила его. Похоже, он вдохнул пары зелья, которое помогает разобраться в своих чувствах. Но, так как он не меньше пяти лет блокировал их с помощью окклюменции, они стали слишком яркими и сильными, а остатки блока мешают ему перестать думать о чувствах.

— Ему можно помочь? — нахмурилась Минерва.

— С яркостью чувств мы не сможем ничего сделать — только сон, только естественный процесс восстановления и переработки эмоций и воспоминаний ему может помочь. Но блок мы должны убрать.

— Ты справишься? — С тревогой произнёс Сириус.

— Я не могу. Приняв судьбу Истинного целителя, человек ограничивает собственную магию школьным уровнем, — с горечью ответила женщина. — Чем больше ты видишь, тем меньше можешь изменить. Сириус, я знаю, у тебя есть навыки легилименции, может, ты попробуешь?

Сириус не мог ей отказать. Он прошептал, — Легилименс, — и погрузился в воспоминания своего школьного врага.

Мозг этот действительно был не обычен — каждое воспоминание делилось на две части, одна — сами события — была легко доступна, но другая — все эмоции, связанные с ними, — находилась за блоком, сильно покорёженным зельем. Сириус боялся повредить что-либо, он действовал так аккуратно, как мог — брал воспоминание, бережно извлекал блоки и соединял обе части воедино.

Ремус смотрел на старания своего друга. По его лицу тёк пот. Оборотень не знал, за кого он больше переживает — за своего почти брата, который, преодолев вражду, занимается тяжкой работой, ставящий под угрозу свой рассудок, или за своего новообретённого приятеля, который стал ему близок за последний год и чей разум сейчас находится сейчас в такой опасности.

Минерва тоже волновалась, уже забыв, зачем она здесь. Неожиданная встреча выбила её из колеи, и она напряжённо следила за своим учеником, надеясь на лучшее.

Наконец, Северус прерывисто вздохнул и перевернулся на бок, обняв подушку. Сириус упал в кресло, утирая пот со лба, а Ариэль нежно на него смотрела.

Минерва подождала минутку и откашлялась.

— Я хотела вам показать, — она вынула газету и кинула на стол. — Рита Скитер. Журналистка, которая способна раздуть толщину котлов до международного скандала. Каким-то образом она оказалась здесь, и я, кажется, знаю каким.

Профессор подождала, пока присутствующие ознакомятся со статьей и продолжила:

— У меня есть подозрение, что она анимаг — кто-то вроде воробья или жука, — и что Дамблдор нанял её для шпионажа за Гарри.

В ответ — лишь наряжённое молчание и взволнованные взгляды.

* * *

Северус проспал четыре дня, а когда очнулся, долго вспоминал, как он оказался в этой светлой комнате с огромной кроватью, пуховыми перинами и огромными окнами. Вспомнив последние часы, он застонал и перевернулся на живот, спрятав голову под подушкой.

Он никогда не выйдет отсюда. Он никогда не посмотрит в глаза Люпину, Блеку, МакГонагалл. Никогда.

О господи, а вдруг они рассказали Гарри или другим учителям? А если узнает директор?

Он еще раз застонал.

Стук в дверь.

Он крикнул: «Подождите!» и начал собираться. Его одежда была постирана и поглажена, а когда он подошёл к зеркалу... Увидел, что кто-то помыл его голову и собрал волосы в аккуратный хвост.

— Только не это! — подумал он.

Стук за дверью повторился.

— Можно!

В комнату вплыла красивая женщина.

— Я очень рада, что вы проснулись, — она тепло улыбнулась. — Меня зовут Ариэль, возможно, вы меня помните...

— Смутно.

— Это даже к лучшему. Ваше зелье было сварено правильно, но вы не учли окклюментные щиты, которыми вы заблокировали ваши эмоции. Для того, чтобы спасти ваш разум, пришлось их уничтожить.

— Спасибо, но я не просил помощи.

— Будьте уверены, Сириус сделал это без какого-либо расчёта, и, конечно, даже без надежды на благодарность, — угадала она его мысли. Что? Сириус? Быть обязанным сохранением разума... ему???

— О, Сириус превосходный окклюмент, он прекрасно справился. Через полчаса будет ужин, вы спуститесь? Будет присутствовать моя семья, Ремус, Сириус и Гарри. Гарри ничего не знает, — снова предугадала она его мысли.

— Я спущусь, — пробурчал он.

— И, пожалуйста, ради меня, не распускайте волосы хотя бы сегодня, вам очень идёт, — улыбнулась женщина и упорхнула.

Он вздохнул. На самом деле, без блоков он чувствовал себя лучше, легче. Свободнее. И, пожалуй, более человечным.

* * *

— Я вас помню, вы Северус, вы мне понравились, — улыбчиво заявил ему нахал, как только он спустились.

— Профессор Северус, Гарри... — чёрт. Снейп мысленно схватился за голову. Профессор Северус? Гарри?

— Хорошо, профессор Северус. Это моя подруга Элен. Мы с ней едем в школу. Вместе.

— Ээээ... я очень рад за тебя, Гарри.

— Я рассказал Элен про вас, чтобы она поехала в Хогвартс вместе со мной. Ремус и Сириус мне сказали, что вы потрясающий учитель. Это же правда?

— Меня зовут Руслан, — протянул ему руку огромный мужчина. Хотя с Хагридом ему, конечно, размерами не сравниться.

Сириус и Ремус сидели и улыбались как придурки. И чего они улыбаются, спрашивается?

Северус вздохнул и сел за стол.

* * *

Наступил тот самый день. У Элен и Гарри — по безразмерному рюкзаку за спиной, на плече у Гарри — офицер, на плече у Элен — девушка-мотылёк. Рядом стоят Сириус, Люпин, Ариэль и Руслан. Северус тоже пришёл проводить — подарил ему зелье, которое исправляло близорукость в течение года после приёма. Вообще говоря, оно было запрещенным, так как там в качестве ингредиентов использовались белки человеческих глаз. Лунатик с Бродягой переглянулись — в своё время они пытались найти его, но не преуспели. А потом молча пожали Северусу руку.

Северус неловко обнял Гарри и ушёл.

— Ну, молодёжь. Пишите письма.

Ариэль плакала, Сириус тоже смахнул слезу. Обнимали детей снова и снова — им всего по семь лет, а они уезжают.

— Ну мы же вернёмся на выходные! — стонал Гарри. А Лена тоже украдкой всхлипывала. Только лицо её было счастливое-счастливое. Она взяла Гарри за руку.

— Пора, — вздохнул Сириус.

Дети кивнули друг другу и разломили ракушку, активировав направленный портал.

Они оказались в волшебном лесу, деревья защищали их от солнца, дорога была устлана цветами, а вдалеке виднелись резные деревянные ворота волшебной красоты.

Рядом появлялись другие дети — все шли вперёд, к воротам. Они сами распахнулись, когда к ним подошли первые ребята. За воротами возвышался деревянный замок с изящными окнами и фресками, увитый цветами.

Элен и Гарри переглянулись и, крепко держась за руки, вошли в высокие двустворчатые двери.

Пожалуй, эта была лучшая школа, куда они могли попасть.

* * *

— Это была худшая школа, куда отец мог меня отправить.

Драко было холодно, не смотря на кучу одежды с мехом и наружу, и внутрь, которую для него закупила школа. Снежные сугробы, метель, жуткий ветер — и в сумерках сквозь снежный рой еле виднеются большие шатры многоугольной формы, крытые оленьими шкурами. К шатрам были привязаны какие-то камни. Что это за место вообще? Помойка?

Драко вошёл в ближайший шатёр — очень большой, как главный зал Малфой-мэнор. Тут был костёр посередине, окружённый санями с какими-то вещами, на санях сидело несколько мужчин — их волосы были похожи на звериные уши, — и одна женщина, и по всему шатру расселась несколько десятков, а то и сотен, детей. И все они были... голые.

— А почему все голые?

— А тебе разве не жарко? — спросил самый большой мужчина и что-то проговорил на непонятном языке. Вокруг все засмеялись.

Драко было стыдно и жарко — ясно, что все смеялись над ним. Но раздеваться... перед этими?

Он оставил на себе только штаны и рубашку, но в них всё равно было жарко.

Мужчина начал говорить. Он говорил то на английском, то на какой-то тарабарщине.

Оказалось, это и есть Умкы. А школа являлась школой шаманизма, — что это такое, Драко еще не понял. До прихода других людей, шаман обучал новых шаманов. Но после того, как их стали «забирать» — куда забирать, Драко тоже не понял, — шаманов осталось мало. Несколько самых лучших шаманов — сам Умкы, Гыронав, Мэмыл, Выкван и женщины Гиттиннэвыт и Анка — будут учить присутствующих шаманизму.

Иначе, общению с духами природы.

Затем Умкы прокричал «Да начнётся песнь!» — взял в руки бубен и начал в него бить, что-то при этом крича. Затем бубен перешёл по кругу, а Умкы продолжал петь. В итоге бубен переходил, а пели все, у кого он был. Наконец, бубен перешёл в руки Драко. Он нехотя ударил раз, другой... и начал издавать какие-то звуки, словно песню, но сам не понимал, что он поёт. Бубен перешёл к следующему, а Драко всё пел, и внутри него расползалось необъяснимое блаженство.

А хитрые глаза господина Умкы светились довольным смехом...