Дартс: палитра души (гет)

Громко простонав от досады, Гермиона на ватных ногах прошла в гостиную, устало повалилась на диван и прошептала, подтягивая колени к подбородку:

— Господи, что это было?

Она с тоской глянула на пустое место, где только что стоял Рон. Что-то ей подсказывало, что на этот раз ему понадобится немало времени, чтобы выпустить пар. Чёрт возьми, ну почему он так остро отреагировал на её слова? Она вовсе не хотела задеть его. И, конечно, он ей нужен — больше всех на свете!

Она надеялась, что Рон не пойдёт выяснять отношения с Гарри и не станет со скандалом возвращать ему долг — пусть уж лучше вложит все деньги в эту свою «Лавину»... Гермиона не считала себя великим финансистом, но всё же имела кое-какое представление о бизнесе: по её мнению, быстрые деньги и высокие проценты не могли взяться из воздуха — если кто-то приобретал, кто-то другой в это время терял. С другой стороны, она понимала, что со своим рациональным подходом предпочла бы надёжный способ размещения денег, а Рон был гораздо опрометчивей и не боялся рискнуть — какое она имела право критиковать его идеи? Гермиона укуталась в плед и вздохнула. Во всём, что касалось Рона, эмоции брали над ней верх — её вдумчивость и прагматизм как ветром сдувало. Он зажигал в ней огонь, как никто другой, и в минуту спора ей казалось совершенно необходимым доказать свою правоту, донести до него свою точку зрения, показать свою независимость и силу — возможно, как раз для того, чтобы скрыть свою слабость. Он был её главной слабостью. Конечно, ему не следовало повышать на неё голос, это совершенно недопустимо, и всё же... Гермиона понимала: вместо того, чтобы уколоть и без того больное самолюбие Рона, она могла бы просто обнять его и сказать, что любит. Сказать, что он самый надёжный мужчина, что все его сомнения и терзания напрасны — они лишь у него в голове.

Она сидела на диване, обняв согнутые колени, снова и снова прокручивая в голове этот неприятный спор. Рон, безусловно, был по-своему прав насчет домашних дел: она любила чистоту и порядок, но по-прежнему терпеть не могла кулинарию. После свадьбы они в шутку договорились готовить ужины по очереди («Ладно, пусть будет день итальянской кухни — день английской кухни», — сказал Рон), но шутка быстро стала реальностью, которая вполне устраивала Гермиону. Она с удовольствием ела его стряпню («О, омлет за пять минут — это рекорд!» — говорила она), а в дни её «дежурства» Рон нередко прихватывал с собой что-нибудь вкусное из «Дырявого котла» и отпускал шуточки по поводу диетических супчиков и кашек, которыми она кормила Кэмерона.

Конечно, любящие друг друга люди обязаны быть гибкими, но, приспосабливаясь к совместной жизни, они не должны терять своё «я», как и не должны душить индивидуальность близкого человека. Каждый должен оставаться собой — в этом вся прелесть отношений, особенно, когда партнеры такие разные. Гермионе казалось, что у них с Роном это неплохо получалось: меняться, не теряя себя. За год семейной жизни прогресс был налицо. Рон перестал злиться и закатывать глаза, когда она пилила их с Кэмероном за неумеренное поедание сладостей, а она, в свою очередь, спокойно терпела его манеру откладывать всё важное на последний момент. Рон больше не возмущался, когда она будила его ни свет ни заря по воскресеньям, а она смирилась с его манерой проводить вечер выходного дня за столь важным занятием, как «поваляться, задрав ноги». Рон, в конце концов, принял её нелюбовь к кулинарии, а она — его патологическое неумение располагать вещи в отведённых для них местах. Почему же в минуту спора все эти болезненные точки оголились, раскалились и больно обожгли?

Он думает, что для неё работа важней семьи? Но это совсем не так! Просто она перестанет быть собой, если засядет дома и будет целыми днями мыть полы и готовить равиоли. Это будет уже не она, а совсем другая женщина. Может, Рону и нужна такая? Гермиона тряхнула головой. Она не хотела ни на минуту сомневаться в его любви, и всё же... они невероятно разные, как ни приспосабливайся. Она шагала по земле, а Рон летел по жизни на метле. Она — как река с высокими берегами, которая знает, куда течёт, он — как весенний ручей, скачущий по камням, меняющий русло. Два разных колеса в одном велосипеде. Впрочем, вспомнила Гермиона, в старину у магглов были такие велосипеды — одно колесо больше другого, и ничего! А ручей может бежать где угодно, но в конце концов всё равно вольётся в реку. От таких аллегорий она немного покраснела и вспомнила неприличные телодвижения Рона перед исчезновением. Наверное, она слишком эмоционально ведёт себя в постели, и у него сложилось представление, что ей только это от него и нужно. У неё сладко сжались мышцы глубоко внутри живота. Она не виновата, что ей нравится заниматься с ним любовью! Ох, если бы и во всём остальном у них было такое же взаимопонимание...

Ему не хватает её внимания, заботы и ласки? А ей казалось, что она выплёскивает на него всю свою любовь — слишком много любви — и иногда даже бывает навязчивой.

Рон думает, что не нужен ей только потому, что она не стала просить у него денег? А она просто побоялась расстроить его, не хотела подвергать его унижению, заставлять оправдываться, краснеть и объяснять, что денег пока нет, но он непременно скоро заработает... Оказывается, он что-то припас на чёрный день! То, как Рон об этом рассказал, заставило её сердце тревожно забиться. «Если я сдохну на каком-нибудь задании, вам с Кэмероном нужно будет на что-то жить...» Конечно же, его работа небезопасна. А если с ним что-нибудь случиться? Ох... Она даже думать об этом боялась.

— С ним всегда всё будет хорошо, — пробормотала Гермиона, отгоняя неприятные мысли, — и Рон всегда будет рядом. Иначе и быть не может.

Когда окончательно стемнело, Гермиона заварила себе ромашковый чай и уснула на диване, свернувшись клубком под пледом. В последний раз она так спала два года назад в своём домике в Эдинбурге, когда караулила Рона у камина, боясь пропустить его приход из Лондона.

Ей приснился Малфой-Мэнор — но не голос Беллы и не оклик Рона из подземелья, а странный, испуганный взгляд Драко, который их почему-то тогда не выдал, и огромные, преданные глаза Добби, исчезающие в пустоте. Потом мелькнул оскал Фенрира Сивого, и Гермиона во сне съёжилась от страха; показалось лицо Гарри, раздутое до неузнаваемости заклинанием, и, наконец, лицо Рона, каким оно было во время охоты за крестражами — бледное, осунувшееся и недовольное. Рон стал что-то сердито объяснять Гермионе, но почему-то в её сне, как в немом кино, не было ни звука. В конце концов, он развернулся и пошёл прочь, и она бросилась за ним, не поспевая за его широкими шагами. Какое-то время она видела перед собой его огненный затылок, потом мелькающую среди деревьев спину, а потом только серую тень, убегающую от неё по зимнему лесу. Когда тень пропала, Гермиона продолжала бежать, увязая в глубоком снегу. И вдруг в сон ворвались звуки: под ногами заскрипел снег, злобно зарычал бегущий следом оборотень, справа Беллатрикс Лестрейндж выкрикнула «Круцио», и прямо в висках зазвучал голос Рона: «Не позорь меня!» Гермиона почувствовала, как мёрзлый воздух режет лёгкие, как ноги увязают в сугробе, как кто-то сзади запрыгивает на неё, бьёт лапами в спину и опрокидывает лицом в снег.

Она вскрикнула и проснулась.

В незашторенное окно гостиной светило невесёлое декабрьское солнце. Плед свалился на пол, Гермиона подобрала его, натянула на себя и села, поджав колени.

Было тихо, как бывает в деревне зимой. Она какое-то время с удовольствием слушала тишину, отходя от звуков беспокойного сна. Ей не было страшно. Это был далеко не самый ужасный сон: в нём не умер никто из близких; в нём не хоронили героев войны; не причитала Молли в полуразрушенном Хогвартсе; Рон не бил кулаком о землю, лёжа в роще за Норой после похорон Фреда; не плыл перед глазами белый больничный потолок, когда врач сообщил ей, что она потеряла ребёнка... На фоне других снов гонка в снегу показалась всего лишь неприятным воспоминанием, и всё же Гермионе ужасно хотелось, чтобы Рон этим утром, как обычно, был рядом с ней: она привыкла спасаться от снов в его надёжных объятьях. Он мог быстро успокоить её едким комментарием о том, что «эта сука Лестрейндж горит в аду», а «мудак Сивый сгнил в Азкабане» — и это был тот редкий случай, когда Гермиона не ругала его за бранные слова.

Ей стало ужасно стыдно за вчерашнюю ссору, которая началась так банально — пошлым семейным спором из-за денег. И чего она заладила со своей школой? Конечно, им нужен новый дом — когда же начинать его строить, если не сейчас? У неё в кои-то веки выдалось столько выходных, а они с Роном вместо того, чтобы провести время вместе и отпраздновать раскрытие трудного дела, умудрились разругаться. Сидя на диване, Гермиона снова и снова прокручивала в голове слова для примирения, желая одного: чтобы Рон быстрей успокоился и вернулся.

Она приготовила тосты и позавтракала в глубоком раздумье, проигнорировав утреннюю прессу, принесённую совиной почтой. Вместо «Ежедневного пророка» Гермиона взяла пульт от телевизора, чтобы узнать о последних событиях из мира магглов, но скоро об этом пожалела: что может быть хуже для поднятия настроения, чем выпуск теленовостей? Взволнованный диктор с экрана рассказывал о том, что произошёл обвал валют на биржах, разорились какие-то крупные компании и банки, потом взял интервью у хмурого эксперта, который туманно обрисовал экономические перспективы (видно, сам понятия не имел, что будет дальше), а закончилось всё прогнозом погоды, в котором полуголая девица, одетая не по сезону, пообещала продолжительный циклон над всей территорией Англии. Снегопады. Хоть какая-то стабильность этой зимой, подумала Гермиона.

Чтобы направить свою энергию в здоровое русло, она закончила перестановку книг на полках, сделала уборку в комнатке Кэмерона и села составлять список родных и друзей для покупки рождественских подарков. К номеру двадцать четыре настроение Гермионы немного улучшилось, и она даже тихо похихикала: у неё теперь большая, просто огромная семья! Это непривычно, но очень приятно. Правда, для рождественского шоппинга понадобится не один день... Она понимала, почему Рон не любил ходить перед Рождеством по магазинам.

Пропустив обед, Гермиона отыскала на книжной полке мамину кулинарную книгу с блюдами итальянской кухни и, оживив в памяти рецепт равиоли, быстро оделась и аппарировала к ближайшему Tesco, чтобы купить нужные продукты. Вторую половину дня она провела на кухне в надежде, что Рон вернётся к ужину, но ожидания, увы, оказались напрасными: он не появился и не дал о себе знать. Аккуратно слепленные равиоли отправились в холодильник, а Гермиона, пытаясь заглушить нарастающую тревогу, отыскала на полке старую университетскую книгу по управлению малым бизнесом и принялась за чтение. Она одолела несколько глав об искусстве рекламы, прочла о хитростях скидок и о том, как привлечь новых клиентов, и даже придумала новый рекламный лозунг для школы, под которым можно было бы дать объявление о наборе на новый учебный курс.

К вечеру стало так тоскливо, что она порывалась послать Рону Патронуса, но вместо этого достала подарок отца — мобильный телефон — и сделала дорогой звонок родителям в Швейцарию, которые впервые за много лет уехали в долгий отпуск, оставив стоматологию на попечение заместителя. Кэмерон, к сожалению, уже спал, но мама заверила Гермиону, что он в восторге от лыж, сноуборда и французской девочки по имени Марта; что у него бывают спонтанные выбросы магии в минуты недовольства, но ничего серьёзного; что он немного смущает её, когда называет бабушкой. А потом спросила, почему у Гермионы такой расстроенный голос.

— Всё в порядке, мам. Просто я немного устала.

— Как твоя школа? Какие планы?

Гермиона поморщилась. Почему сразу школа? Почему мама не спросит, как Рон? Или она тоже считает, что работа для неё важней семьи?

— В школе пока каникулы и небольшой ремонт, так что я планирую немного отдохнуть.

— Может, вы с Роном приедете к нам на пару дней? — вдруг предложила мама. — Мы забронируем вам комнату в отеле с шикарным видом на Альпы и всё оплатим — в подарок к вашему первому семейному Рождеству.

— Спасибо, мама, но... не получится. У Рона много работы, — ответила Гермиона после небольшой паузы. Она передала большой привет папе, Кэмерону и девочке Марте и поспешила попрощаться. Они всё оплатят? Последнее, что она хотела бы сейчас предложить Рону — это поездку в отпуск за счёт своих родителей. Гермиона отключила телефон и со щемящим чувством подумала о Кэмероне. Какое чудо, что они встретились с этим ребёнком! Как бы он рос в детском доме среди магглов, не понимая, что с ним не так, почему он не такой, как остальные дети? Гермиона не сомневалась: если бы Кэмерон сейчас был дома, они с Роном ни за что не позволили бы себе так ругаться. В последний раз, когда они повздорили из-за мобильного телефона, Рон в конце перепалки миролюбиво шлёпнул её в знак примирения, а Кэмерон это заметил и с перепугу расплакался. Ох, как же им было стыдно! Пришлось Рону пообещать, что он больше так не будет, и хорошенько себя отшлёпать, пока Кэмерон не сказал «хватит». Её маленький защитник... Гермиона улыбнулась до ушей, вспоминая этот эпизод их семейной жизни. Первые недели общения Рона с этим чужим для него мальчиком были немного неловкими, но потом всё наладилось. Гермиона всегда считала, что Рон будет отличным папой... Нет, он уже отличный папа!

Сидеть дома одной стало невыносимо. Она могла бы отправиться в гости к Гарри и Джинни, но из окна гостиной видела, что у них в доме темно. Перед Рождеством «Крик Души» был открыт допоздна, все спешили купить наряды к празднику, и от покупателей не было отбоя. Джинни наверняка была там, а вот куда делся Гарри, Гермиона понятия не имела. Зато она точно знала, что Джинни не была в курсе финансовых инвестиций своего мужа в школу магии для взрослых... Гермиона не представляла, как объяснить друзьям предмет ссоры с Роном, а потому решила по возможности не встречаться с ними, пока конфликт не рассосётся.

Нет, ну где он ходит? Неужели суток не достаточно, чтобы избавиться от двух с половиной тысяч галлеонов, убедиться в своей самостоятельности и соскучиться по дому?

Можно было, конечно, слетать в Нору, но что-то подсказывало Гермионе, что Рон не станет искать утешение, хватаясь за материнский подол. Молли приняла её, как родную, и никогда не упрекала за побег в мир магглов, но в глубине души Гермиона знала, что этот эпизод, причинивший Рону столько страданий, оставил свой шрам на материнском сердце.

— Прошу тебя, Гермиона, позаботься о нём, — сказала ей Молли на свадьбе, вытирая слёзы счастья. — Рон тебя очень любит, но ты же знаешь, какой он. Сам наломает дров, а потом переживает!

Не зная, как убить вечер, Гермиона долго стояла у окна, вглядываясь в темнеющий, запорошенный снегом сад и думая о том, как мало нужно человеку для несчастья. Изрядно озябнув, она решила принять тёплую расслабляющую ванну, которая в итоге имела обратный эффект: какое-то время полежав в воде и пене, Гермиона выскочила в гостиную, завернувшись в полотенце, потому что ей послышался хлопок аппарации в коридоре. Это был всего лишь ветер.

Она легла спать, по привычке устроившись на своей половине кровати, потом переместилась на территорию Рона, уткнулась в его подушку и долго лежала, тщетно пытаясь заснуть. Он, конечно, имел право злиться, но не должен был исчезать на целый день — и, уж конечно, не имел права бросать её на целых две ночи! К полуночи от тревоги воображение Гермионы так разыгралось, что пришлось выпить сонное зелье. Что уж говорить, Рон был мастер попадать в переделки... Он мог поругаться с Гарри, бросить ДАРТС, напиться в «Дырявом котле», расщепить себя, отправиться изливать душу старым друзьям вроде Лаванды Браун... От этой дедукции у Гермионы в животе закрутился унылый холодный вихрь, и ей нестерпимо захотелось пореветь.

— Всё будет хорошо. Он сделает всё, как нужно, — прошептала она себе, пытаясь избавиться от заползающей за шиворот паники.

К счастью, зелье скоро подействовало, и Гермиона провалилась в сон без сновидений с надеждой, что утром всё прояснится.

* * *

Наутро в окно гостиной, как всегда, постучалась почтовая сова, принесшая свежий «Пророк». Гермиона уже собиралась бросить его в корзину к непрочитанному вчерашнему, но её взгляд упал на первую страницу, и она обомлела. Крупный заголовок передовицы гласил: «Паника в магическом мире: Гринготтс на грани банкротства».

Гермиона схватила газету, холодея от неприятного предчувствия, и принялась жадно читать последние новости: «Ещё два дня назад не было никаких предпосылок для того, чтобы наши сбережения, находящиеся в главном магическом банке, оказались в опасности. Однако вчера Гринготтс прекратил выдачу наличных галлеонов, а сегодня официальный представитель банка заявил о том, что все счета и ячейки банка будут заморожены на неопределённый срок. Слухи о том, что галлеон в ближайшее время значительно обесценится, вызвали такой ажиотаж, что в продуктовых лавках в несколько раз подскочили цены на продукты питания.

«Я пришел сегодня утром в Лондонский филиал Гринготтс, чтобы взять свои деньги, но мне отказали в выдаче средств, ссылаясь на то, что в хранилищах банка нет наличных, — заявил в интервью газете один из сотен недовольных клиентов банка. — Это просто безобразие!»

«Гоблины, верните наши галлеоны!» — скандируют маги возле филиалов Гринготтс в разных частях Британии. Во всех отделениях банка пришлось в срочном порядке усилить охрану, но, несмотря на это, множество гоблинов подверглось нападению возмущённых вкладчиков. Центральное здание в Косом переулке пострадало от заклинаний, выпущенных толпой волшебников, которые пытались пробить защитный щит вокруг банка и силой забрать свои деньги.

Министерство Магии просит всех соблюдать спокойствие и не сеять панику: в ближайшее время Кингсли Бруствер проведет переговоры с мистером Гринготтом и сделает официальное заявление. Тем временем магическое население Лондона и других крупных городов, в которых ещё вчера стало известно о кризисе, опустошает прилавки, а продавцы спешно закрывают свои лавки, не зная, по каким ценам продавать товары. Были зафиксированы многочисленные случаи мародёрства. Впервые после войны в Англии происходят такие серьезные беспорядки».

Она спешно пролистала газету, но все статьи были на одну и ту же тему: финансовый кризис в магическом мире, неудачные инвестиции Гринготтс в банки магглов, паника, подскочившие цены, мародёрство...

Рон. Гермиона опустила газету и тяжело вздохнула. Хоть бы он не успел вложить все свои честно заработанные галлеоны в «Лавину», а потратил их на спонсорство «Пушек Педдл», на шикарный автомобиль, лучшие мётлы или... да на что угодно! Кроме Лаванды Браун, естественно. Гермиона боялась представить, что будет, если после их громкой ссоры Рон потеряет эти деньги. Его больное самолюбие не вынесет такого удара. Она тут же подумала о Гарри, у которого хранилось немало галлеонов в ячейке Гринготтса. Неужели он может потерять все свои сбережения? Впрочем, ещё оставалась надежда, что вся эта газетная шумиха — сильно преувеличенные слухи.

За окном начинался снегопад, но она издалека приметила тёмную подвижную точку, которая вскоре превратилась в сову — незнакомую, чёрную, с рыжими хохолками. Гермиона распахнула окно ещё до того как птица пересекла двор. Письмо было привязано к лапке совы фирменным узлом Рона. С замершим сердцем она развернула пергамент и с недоумением прочла послание, состоящее всего из пяти слов: «Сиди дома, никуда не выходи!»

И всё? Гермиона нахмурилась. Ни привета, ни «скоро буду», ни хоть какой-нибудь информации о том, что происходит... Нацарапано, как курица лапой, будто спьяну или в спешке.

Через полчаса снегопад за окном превратился в настоящий буран. Бездействие убивало. Где же Рон и почему она должна сидеть дома? Подтвердились ли слухи о финансовом кризисе и банкротстве Гринготтс? Сделал ли Бруствер официальное заявление? Она несколько раз порывалась отправиться в Нору, чтобы всё разузнать, но не представляла, как признаться Молли, что Рон исчез в неизвестном направлении. Прождав несколько часов, Гермиона не выдержала и аппарировала в домик к Поттерам, но тех, как она и предполагала, не оказалось дома.

И тогда она отправилась в Косой переулок.

Из-за метели Гермиона не сразу поняла, что происходит: вокруг было многолюдно, и все куда-то спешили. Возле «Флориш и Блоттс» стояла группа магов, перед которой невысокий маг в мантии выкрикивал:

— Они решили, что им всё можно? Что значит «пустая казна»? Куда подевались наши деньги? — толпа неодобрительно загудела. — Что значит, неудачные инвестиции? Кто давал им право распоряжаться нашими честно заработанными галлеонами?

— Взять этих гоблинов штурмом! — прокричал кто-то из толпы. — Выставили охрану, наложили защиту и думают, что на них не найдется управы?

— Отправимся в резиденцию Гринготта в Рединге! Если его банк проворовался, пусть он возвращает нам деньги из собственного кармана! — крикнул какой-то маг. — Мы набираем отряд добровольцев, который отправится в Рединг через портал. Кто с нами?

Раздались как одобрительные, так и недовольные возгласы. Гермиона накинула на голову капюшон и быстро пошла по переулку. Она не понимала, что происходит: даже если у банка временные трудности, зачем поднимать такую панику?

Вдруг ярдах в ста впереди неё раздались душераздирающие крики. Гермиона замедлила шаг и увидела, как несколько волшебников волокут по снежной мостовой полураздетого гоблина, который отчаянно вопит и отбивается. В том месте, где его протащили, на снегу остались кровавые следы. Кто-то из группы ударил гоблина ногой, один маг достал палочку и прокричал:

— Круцио!

Гермиона в ужасе замерла на месте. Ей приходилось иметь дело с Пожирателями Смерти, с оборотнями, с Волдемортом, она участвовала в настоящей войне, но открывшаяся сцена потрясла её до глубины души. Оказывается, несмотря на прошлый опыт, она совершенно отвыкла от войны, отвыкла от жестокости... Ни на секунду не сомневаясь, что должна срочно прекратить это безобразие, Гермиона нащупала палочку и направилась в сторону дерущихся, лихорадочно обдумывая, как остановить нападавших.

Неизвестно, чем закончилась бы для неё эта авантюра, но в тот момент неподалёку аппарировал целый отряд авроров, которые разделились на две группы и побежали в обе стороны Косого переулка. Один аврор притормозил возле Гермионы и бросил на ходу: «Что вы здесь забыли? Отправляйтесь домой, здесь опасно!»

При виде стражей порядка маги, терзавшие гоблина, бросили свою жертву и аппарировали. Впрочем, одному из них этого сделать не удалось, потому что авроры поставили щит, и маг припустил от них по переулку. Только сейчас Гермиона как следует разглядела сквозь снегопад обрывки рождественских гирлянд и разбитые витрины лавочек. Возле входа в магазин котлов лежала куча тряпья и мусора. Обогнув её, она с удивлением увидела двух подростков с мешками на плечах, вылезающих из магазина через разбитое окно. Вероятней всего, это были мародёры, которые решили воспользоваться моментом и стащить что плохо лежит — например, золотые котлы мистера Мертимера. Заметив Гермиону, один из них развернулся, осклабился и резко выбросил руку вперед. Она отшатнулась и быстро поставила щит, изумившись такой наглости малолетних воришек. Решив, что достаточно её напугали, подростки побежали по переулку и скрылись за поворотом. Гермиона не стала их преследовать: её жизнь показалась ей намного важнее, чем два мешка награбленного добра.

Теперь она поняла, что имел в виду Рон, когда писал свою записку, и её захлестнула новая тревога: как там «Крик Души» и «Вредилки»? Вдруг мародёры добрались и туда? Гермиона решила, что срочно должна аппарировать к магазинчику Джинни, чтобы проверить, всё ли там в порядке, но отвлеклась на боль в руке и вдруг заметила, что заклинание юного мародёра рассекло ей одежду и задело левое плечо.

— Как глупо, — проворчала Гермиона, глядя на красное пятно, расползающееся по рукаву куртки, и прикидывая, можно ли с такой раной аппарировать. Не стоит... Гарри уж точно не даст Джинни в обиду! И вообще, всё семейство Уизли защитит своих близких и их собственность от мародёров. Гермиона почувствовала, как железным кольцом сжимается сердце: вдруг Рон оказался в гуще событий и ему нужна помощь? Растущее красное пятно требовало срочного внимания. Если она сейчас аппарирует и расщепит себя, то помощница из неё будет ещё та... Рон по головке не погладит! Остановившись возле ярких рождественских огоньков на вывеске ювелирного магазина, Гермиона, дрожа от холода, принялась снимать куртку и свитер, чтобы осмотреть рану. Она удивилась, что плечо почти не болело, хотя рукава куртки и свитера были горячие и мокрые от крови, и уже собралась пустить заживляющее заклинание, как вдруг за спиной раздался шум, и неприятный мужской голос сказал:

— Интересно, Джек, что у неё там в сумочке... Ступефай!

Гермиона упала в снег на левое плечо, и у неё на несколько секунд потемнело в глазах от боли .

— Она вышла из ювелирного, — проговорил всё тот же голос, — так что проверь её хорошенько!

Кто-то подошёл к ней сзади, бесцеремонно обыскал, нецензурно выругался и сказал:

— Ничего нет. Эй, да тут кровищи... Кажется, её до нас уже кто-то обчистил. Сваливаем отсюда!

Раздался скрип снега, и всё стихло.

Гермиона приоткрыла глаза и вздохнула с облегчением. Она хотела встать, залечить себя и аппарировать домой, но сугроб и падающий снег окутали её каким-то липким, сырым холодом, от разболевшейся руки стало неметь всё тело, голова затуманилась, и она почувствовала, что проваливается в странный сон, от которого почему-то становится легко и приятно.

* * *

Она очнулась в тёмном и тёплом помещении, похожем на склад, и сразу поняла, что находится там не одна: из дальнего угла доносилось тяжёлое хрипловатое дыхание. Гермиона повернула голову, но не смогла никого разглядеть. Она лежала спиной на каких-то досках, накрытая своей мантией, без куртки и свитера — на ней были надеты только сапоги, джинсы и майка. Палочки нигде не было. Ощупав правой рукой левое плечо, Гермиона отметила, что оно почти не болит — правда, на коже чувствовались неровности шрама. Снова услышав шум в углу, она присела и тихо спросила:

— Кто здесь?

В темноте блеснули два глаза, и из кучи тряпья поднялась невысокая фигура, медленно приблизилась к Гермионе, и та разглядела старого полного гоблина.

— Вы в порядке? — спросил он скрипучим голосом.

— М-м-м... кажется, да. Кто вы?

— Это не важно, — гоблин потоптался на месте, неловко переступая с ноги на ногу. — Мы с вами на строительном складе. Нужно отсидеться, потому что авроры наставили щитов от аппарации и ловят мародёров. Впрочем, вы на воровку не похожи. Если не боитесь встречи с аврорами, можете взять свою одежду и идти восвояси.

— Где моя палочка?

Гоблин махнул рукой в сторону тряпок на полу, в которых Гермиона узнала свою одежду. Отыскав там палочку, она расправила свитер и куртку, наложила на них осушающее и очищающее заклинание, молча оделась и с любопытством посмотрела на гоблина.

— Вы боитесь выйти отсюда?

— Я не из трусливых, но не собираюсь заканчивать жизнь от руки какого-нибудь недовольного вкладчика Гринготтс. Пересижу здесь, а потом, когда щит перестанет действовать, аппарирую в безопасное место, — он криво усмехнулся. — Простите, мисс, я не мастер подлечивать раны, но, думаю, с вашим плечом всё будет в порядке.

Гермиона перекинула через локоть свою мантию, подошла к дверце, из-под которой пробивался тусклый свет, обернулась и сказала:

— Спасибо.

— Не за что. Было бы жаль, если бы такая очаровательная юная леди замерзла в снегу.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Мародёры сюда не сунутся, а встречи с аврорами я не боюсь. Но и не ищу, — прокряхтел он, усаживаясь на доски. — Вы бы не ходили одна по улицам.

Гермиона кивнула на прощанье, вышла из склада, прошла по небольшому коридору, толкнула скрипучую дверь и оказалась за прилавком большого магазина строительных материалов, в котором пахло красками и древесиной. Все витрины были на удивление целы — вероятно, никто из нарушителей порядка не позарился на кирпичи и доски. Она прошлась по пустому магазину, отперла дверь на улицу простой Аллохоморой и вышла на заснеженный переулок. Теперь Гермиона держала палочку наготове, но вокруг не было ни души. Над городом навис серый мрак из-за снегопада, так что трудно было определить, который час. Пройдя к центру переулка, она с ужасом увидела, что прямо на неё с неба падает большое тёмное пятно — но тут же вздохнула с облегчением: это оказалась всего лишь сова, которая с уханьем уселась ей на плечо «Нервы, нервы, — недовольно подумала Гермиона, нетерпеливо отвязывая послание. Руки не слушались, ветер задувал снег в лицо. — Незнакомый узел... Точно не от Рона». Выполнив свою миссию, сова тут же отправилась восвояси, а Гермиона, сжав в ладони свернутый лист пергамента, вздохнула, сконцентрировалась и аппарировала домой.

Дом, милый дом.

— Рон! — позвала она, прислушиваясь к эху. — Ро-он!

Милый, но, к сожалению, такой же пустой, как и утром.

Гермиона повалилась на ковёр, чувствуя смертельную усталость от пережитых потрясений. Настенные часы показывали без четверти семь. Как глупо она поступила... Позволила себя ранить каким-то подросткам, стала жертвой грабителей, чуть не замёрзла в сугробе, провела несколько часов на складе стройматериалов с незнакомым гоблином... У неё не было сил развернуть и прочесть зажатое в ладони письмо. «Это точно о Роне», — вдруг подумала она, замирая от страха. «Если я сдохну на каком-нибудь задании, вам с Кэмероном нужно будет на что-то жить...» «Он больше не аврор, он не на задании, с ним ничего не случилось, — попыталась образумить себя Гермиона, а сознание анализировало и нашептывало: Что-то неладно...» Она вспомнила, как криво было написано короткое послание Рона. Он наверняка очень спешил! Конечно, Рон с Гарри не могли оставаться в стороне от событий и ввязались в какую-нибудь переделку...

Лёжа на полу и не поднимая головы, Гермиона дрожащими руками развернула смятый пергамент, поднесла его к лицу, пробежалась глазами по строчкам, потом ещё раз и ещё раз... Её губы сжались в тонкую линию. Она откинула руку на ковёр, вытянула ноги и закрыла глаза. Всё тело с головы до ног накрыла волна облегчения, от которой из глаз градом полились слёзы. Письмо, отлетевшее под диван, было от Элизы Трустоун: «Привет, Гермиона! Извини, что беспокою, но я подумала, что ты захочешь знать: Рон у нас в «Сапожке». С ним всё в порядке, но… он пока спит. Не знаю, что у вас произошло, но, если ты хочешь с ним поговорить, приходи в любое время. Мы с бабушкой будем рады тебя видеть! Посылаю это письмо с самой шустрой совой. Элиза».