↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Сестры скорпиона (гет)



Фандом:
Рейтинг:
PG-13
Жанр:
Приключения, Драма, Юмор, Сказка
Размер:
Макси | 1040 Кб
Статус:
Закончен
 
Проверено на грамотность
Добро пожаловать в мир, где темные силы управляют человеческими душами, где воля одного человека может сломать миллионы жизней, где колдовство карается смертью, но все же не исчезает.
И пусть возгорятся костры...
QRCode
↓ Содержание ↓

Глава 1

*Антарес*

Каждый имеет право рассказать историю своей жизни — но не каждый им пользуется.

Лично я своими правами не пользовалась вообще — представьте себе, у меня отобрали даже имя! Когда-то меня звали Анной, когда-то я была самым обычным ребенком, но прошлое — это, знаете ли, совершенно незначащая категория. Какая разница, что было когда-то, гораздо важнее, что происходит сейчас! Кажется, именно этим принципом руководствовался мой милый Ричард, с легким сердцем оставив меня, знакомую с детства Анну Эстер, фрейлину его бабки, ради принцессы Катрионы Фернеол.

Я же не принцесса. Я всего-навсего…

Ведьма. К чему отрицать очевидное? И если король Тирион думает, что может так просто растоптать меня, то он глубоко ошибается, ой как глубоко.

Руки мелко задрожали — и я в очередной раз едва не насыпала в зелье не тот ингредиент. Черт его дери, если у меня не выйдет это зелье, то все пропало.

Во всем всегда виновата только лишь глупость и доверчивость, как часто любит повторять Вильгельмина, моя наставница, и, по совместительству, бабка Ричарда. Надо сказать, она сама неплохо ею воспользовалась, обманув меня лет десять назад обещаниями, и заставив пройти ритуал посвящения. Сначала я стала ученицей, затем и ведьмой… в любом случае, жалеть о чем-либо уже поздно.

Что же до обещаний Вильгельмины… она не выполнила ни одно из них — свадьба Ричарда тому прекрасное подтверждение. А ведь я верила ей, более того, даже не позволяла себе сомневаться в ее словах, когда она говорила:

— Едва ты станешь ведьмой, ты тотчас сможешь зачаровать сердце моего внука, не сомневайся!

Да, как же… Я это сердце так зачаровала, что он на другой женится, и даже, кажется, по любви, вопреки всем заверениям о политических соображениях — я, зная Ричарда больше пятнадцати лет, могу об этом судить, вы уж поверьте.

С другой стороны, саму королеву-колдунью винить нельзя — в жизни каждой из нас наступает такой момент, когда нужно передать свои умения… и неважно, кто это будет — высокородная дама или девочка-крестьянка. Закон прост, но суров — не передал магию — тебя ждет смерть.

Разве Вильгельмина виновата, что ее муж, давным-давно прознав о том, что она колдунья, в знак особой милости велел не сжигать жену, а просто заточить ее в келье, повелев допускать к ней только одну фрейлину.

Жить-то всем хочется, не правда ли? Вот королева и старалась, как могла.

Когда я познакомилась с нею, мне было пятнадцать лет, и я уже без памяти была влюблена в своего друга-принца.

Между прочим, звание первой фрейлины старой королевы считалось крайне почетным при дворе Тирионов… да вот только получить его никто не спешил, по непонятным для меня тогда причинам.

Но я-то же смелая! Я поднялась по темной узкой лестнице, прямиком в башню, и мне при этом не было страшно, ну ни капельки.

Однако, когда в мои пальцы неожиданно вцепились сухие руки, я об этом как-то позабыла, едва удержав готовый сорваться с губ панический крик. Но вспомнив, что передо мной все же венценосная особа, я кое-как взяла себя в руки и склонилась перед нею.

— Ваше величество, я — Анна Эстер, ваша новая фрейлина…

К самому моему лицу она поднесла свечку, и я невольно зажмурилась.

— Так-так, ты же совсем девочка… не страшно тебе будет оставаться со мной? — насмешливо произнесла она. Я приоткрыла один глаз и отважно помотала головой.

— Нет, ваше величество, это для меня честь.

Вильгельмина усмехнулась:

— Честь, значит? Ну посмотрим, сколько ты выдержишь — все прочие сбегали от меня спустя дня три, не больше… И ты, конечно, сбежишь.

Внезапно мне стало ее жалко — ну сами посудите, несчастная старая женщина, к тому же королева… а ее даже не выпускают из жуткой темной башни, более того, все фрейлины от нее сбегают. Кошмарная жизнь!

Поэтому я не очень уверенно произнесла, заслоняя глаза от невыносимо яркого пламени свечи:

— Я вас не покину, обещаю, ваше величество.

Это заявление, кажется, немало повеселило Вильгельмину, потому что она внезапно рассмеялась, коротко и страшно:

— А ты, однако, смелая девочка. Постой… повернись к свету! Где-то я тебя встречала.

Странно, и где же меня могла встречать королева, уже много лет не покидающая своей своеобразной тюрьмы.

— Уж не ты ли, моя дорогая, постоянно таскаешься за моим внуком, принцем Ричардом?

Откуда она знает? Впрочем, зачем отрицать очевидное? Ну да, таскаюсь… Или он меня за собой таскает… Я понадеялась, что в темноте не видно, как сильно я покраснела.

— Да, ваше величество.

— Прекрасно, — пробормотала королева, явно что-то обдумывая. — След в след, значит… так, скажи-ка мне, милочка, кто твои родители?

— Граф и графиня Эстер, — удивленно ответила я, а затем, неизвестно почему, добавила: — Они умерли, ваше величество.

— Так ты сирота? — казалось, обрадовалась она этому, в общем-то, невеселому факту. — Прекрасно!

Лично я ничего прекрасного в этом не находила, но сочла нужным кивнуть — мало ли какие причуды бывают у королев.

— Да, ваше величество, я сирота.

— И ты очень привязана к Ричарду? Отвечай!

— Да, ваше величество, — промямлила я.

Но дальше последовал совершенно неожиданный вопрос:

— Ты хочешь стать его женой?

Глиняная ступка, в которой я с остервенением толкла ингредиенты для зелья, внезапно раскололась, и я со стоном опустила пестик. Все придется начинать сначала… Нет, в зельях я отнюдь не мастер, слишком грубая работа.

Но мне нужно, нужно это зелье…

Я, застонав, без сил опустилась на скамью. Разумеется, моя затея была крайне опасной — навечно усыпить королеву и самой занять ее место — задача казалась невыполнимой, но разве я могла остановиться? Моей целью и тогда и сейчас был Ричард, ради него я столько перенесла… Неужели какая-то девчонка сможет разрушить все то, ради чего я столько упорно трудилась?

О нет… Если Ричард хочет быть с ней, его желание будет исполнено — остальное детали. Какая разница, кто будет скрываться за маской прелестной принцессы королевства Ферлиберт?

Зелье рано или поздно получится, и будет проще простого отправить ей его прямо в руки, превратив, например в цветок. Вдохнув его аромат, юная Катриона уснет… и вряд ли когда-нибудь проснется.

Было ли мне ее жалко, ту, кто посмел отобрать у меня сердце короля? Глупый вопрос.


* * *


Наконец, наступил день королевской свадьбы — вся столица Терравирис встрепенулась в ожидании этого, несомненно, великого праздника. Цветные флаги, шумные веселящиеся толпы народа, стекающиеся в город, чтобы полюбоваться на молодую королеву, крики, песни, музыка… счастливое лицо Ричарда. Моего Ричарда.

Надо ли говорить, что я сбежала из дворца при первом удобном случае — только бы подальше от них, только бы не видеть ничего этого. Не видеть, не слышать, не понимать…

Так или иначе, скоро наступит и мой черед — я окропила с огромным трудом сваренным сонным зельем ослепительно алый, точно кровь, цветок мака. Он теперь был спрятан прямо напротив сердца, под плащом, в который я старательно куталась, несмотря на солнечную погоду. Мне не хотелось, чтобы кто-то видел мое лицо.

На самом деле я просто боялась — мне все время казалось, что даже по глазам возможно прочесть мои жестокие намерения. Поэтому я и спешила скрыться в толпе — все что угодно, лишь бы не принимать явного участия в празднике. Просто не было сил смотреть на кукольно-счастливое лицо юной королевы, но право же, как отрадно было осознавать, что скоро оно утратит всякое выражение, кроме мертвенного спокойствия.

Алый мак жег мою кожу.

Я, не отрывая взгляда, смотрела прямо перед собой, избегая поднимать взгляд на балкон — у Ричарда необыкновенно острое зрение — вдруг он меня заметит? Впрочем, зачем льстить себе ненужными надеждами — на самом деле, король давно перестал замечать леди Анну…

А ведь я была на все готова ради него. Я бы защищала его чарами, не дала бы ему увянуть от старости, умереть от болезни… Я бы душу за него отдала, зубами бы выгрызла сердце у его врагов, только бы он был со мною… но он предпочел ее.

Не Катриона Фернеол была с Ричардом каждую минутку его детства и юности, не Катриона понимала его с полуулыбки, с полувзгляда, не Катриона держала его за руку, когда умер его отец, и уж конечно, Катриона Фернеол не могла, не умела любить его так, как я. Но он предпочел ее.

Мне было почти физически больно смотреть на их счастливые лица, улыбки, на то, как они весело, почти ребячливо махали своим подданным. Следовало признать, что я давно не видела Ричарда таким сияющим, таким… спокойным?

Неужели и это все она?

На глаза навернулись слезы. Ну за что, за что мне все это, почему я должна терпеть эту шумную, веселящуюся толпу, взаимное довольство новобрачных? Почему мне просто не смириться, не оставить в покое очевидно счастливого короля с молодой женой?

Ответ был только один — мне нужен Ричард, нужен больше, чем воздух.

Тем временем люди, толпящиеся под дворцовым балконом, стали забрасывать короля и королеву цветами — была такая давняя традиция. Что ж, время пришло — или сейчас, или никогда. Я достала из-под плаща цветок, пригладила шелковые лепестки, слегка подула… и точным движением отправила его прямо к Катрионе — усиленный моей магией, мак точно не минует ее рук.

И точно — через несколько мгновений алый венчик уже был в ладони новой королевы. Все вышло так, как я и планировала! Сразу она не уснет, о нет, мне не нужны лишние подозрения — магия зелья замкнута на заходящем солнце, — словом, состав начнет действовать сразу после заката.

А пока… можно немного расслабиться и, к слову сказать, разогнать этих несчастных веселящихся людишек…

Я протянула руку ладонью вверх, шепнула хорошо известные слова, и с неба мгновенно на упала первая капля. Потом еще одна, и еще. Сияющее лазурью небо мгновенно затянуло мрачными черными тучами, из которых тут же хлынули потоки воды, убрав из мира попугайские, яркие и совершенно лишние краски, и заполнив его серым цветом и шелковым шуршанием струй.

Люди закричали, начали разбегаться в стороны — праздничное настроение было тут же утеряно. Как же легко их напугать, право слово! Просто ливень, ничего особенного и не нужно, ни грома, ни молний... Кстати, это идея.

Я щелкнула пальцами и черное, клубящееся небо, похожее на вскипающее дурманящее зелье, расколола сияющая, ветвистая молния. Ветер трепал мои волосы, плащ вымок до нитки, а я с улыбкой наблюдала, как заботливый жених укрывает невесту своей мантией и в сопровождении свиты уводит в замок, куда, конечно, простолюдинам вход заказан.

Вот вам и королевская свадьба, господа!

Впрочем, веселилась я недолго — горожане разбежались, и я осталась совершенно одна, под дождем, вымокшая до нитки, замерзшая и абсолютно несчастная. Впрочем, достаточно жалости к себе — спустя несколько дней я уже буду на месте королевы.

Но снова пришли сомнения, не отпускавшие меня вот уже несколько дней — удастся ли мне довести дело до конца в одиночку? Жаль, что у меня нет ученицы, которой можно было бы поручить хоть что-то…

Внезапно какое-то странное чувство заставило меня обернуться — на пустой площади, неподалеку от меня, стояла светловолосая девушка. Не отрывая взгляда от темного неба, она что-то быстро шептала. Внезапно налетел сильный ветер, подхвативший темные ошметки туч и быстро унесший их куда-то вдаль…. Показалось солнце, но мне внезапно стало еще холоднее, чем под проливным дождем — неужели это ведьма?

Но нас ведь так мало осталось — или Вильгельмина и в этом солгала?

На ходу сбрасывая плащ, я двинулась к ней.

Девчонка, по-видимому, изначально не заметила меня, вот поэтому и решила немного попрактиковаться — по-моему, она совершенно неопытна.

Подкравшись сзади, я цепко ухватила ее за плечо:

— Что вы делаете, позвольте узнать?

Она шарахнулась в сторону, попутно извлекая из ножен (подумать только!) самый настоящий меч.

— Не подходите!

— Успокойтесь и уберите клинок, немедленно!

— Я сказала, не стоит ко мне подходить! — острый кончик меча смотрел прямо мне в сердце, казалось, его необычная владелица готова в любую секунду вогнать его аккурат мне между ребер.

С ней явно нужно действовать осторожнее.

— Я клянусь, что не причиню вам вреда, — миролюбиво начала я. — Я просто хотела задать вам вопрос — ни к чему пускать в ход оружие.

— Какой вопрос? Я ни в чем не виновата! — запальчиво крикнула девчонка, явно пытаясь сообразить, как ей выкрутиться из щекотливой ситуации. — Я просто люблю смотреть на то, как идет дождь, только и всего. Разве это преступление?

Я подавила в себе желание рассмеяться. Ох, с такой наивностью бедняжку в скором времени ждет костер…

— Конечно, нет. Смотрите пожалуйста, сколько угодно — да вот вызывать ветер, разгоняющий тучи, это, пожалуй — да, преступление. Знаешь, что тебе за это грозит?

В зеленых глазах отразился слепой ужас. О, она знала. Знала, как и любая другая из нас — и конечно, смертельно боялась.

— Вы… одна из них? — побелевшими губами прошептала ведьма, делая ко мне маленький, почти незаметный шаг. А она, однако, смелая — похоже, решила не оставлять свидетелей.

Нужно было что-то немедленно предпринимать — а не то быть тебе, Антарес, заколотой.

— Стой, — почти приказала я. — Я тоже ведьма. Это я наколдовала этот дождь — поэтому совершенно необязательно меня убивать, как считаешь?

— Как… и вы… тоже? — изумленно выдохнула она, опуская меч.

Я пожала плечами:

— Совершенно незачем удивляться. И да, спрячь свою игрушечку — ты представляешь, что будет, если увидят?

Она неохотно вложила клинок в ножны, не сводя с меня подозрительного взгляда:

— О чем вы хотели поговорить?

— Что ты делаешь в городе, между прочим, в столице, одна, без защиты? — напрямую спросила я. — Это же так глупо. Тебя могут поймать в любой момент — неужели тебя не учили, что магию необходимо беречь?!

Девчонка вскинулась:

— Я сумею себя защитить!

— Ну конечно. Поверь моему опыту — тебя поймают не позже, чем через три дня, а с твоей неосмотрительностью — и того раньше!

— Мне не нужны ничьи советы, — пробормотала она и пошла прочь. — Сама разберусь, ясно вам?!

— Да постой же ты, — бросилась я следом не желая упускать, возможно свой единственный шанс. Если у меня будет помощница, можно не бояться провала. — Откуда ты вообще взялась в городе?!

Ведьма обернулась.

— У меня недавно умерла наставница, и мне просто некуда было идти, — пояснила она.

Так вот оно что… тем лучше.

— Так ты — ученица?

— Да, моя наставница не успела меня посвятить.

— Ее поймали?

— И сожгли.

Я задумалась. План медленно, но верно начинал выстраиваться.

— Так значит, ты одна?

Она кивнула:

— Получается, так.

— Тогда для тебя у меня есть интересное предложение, — проговорила я, внимательно вглядываясь ей в глаза. — Выслушаешь… или ты все еще не отказалась от намерения меня убить?

— Сначала объясните толком, кто вы, — не осталась в долгу девчонка.

— Для всех — я Анна Эстер, первая фрейлина королевы Вильгельмины. Ты же можешь называть меня Антарес. Кстати, а как твое имя?

— Элайв Файтер, — прошептала, похоже, несколько смутившаяся девушка и добавила. — Извините меня за грубость…

— Мы не во дворце, так что я для тебя — Антарес, — нетерпеливо поправила я ее. — В конце концов, все ведьмы равны, независимо от титулов и званий, Элайв. Но к делу. Скажи, я могу тебе доверять?

Элайв удивленно взглянула на меня, а потом ответила:

— Думаю, можете.

— Прекрасно. Удивительно, но так совпало, что мне сейчас очень требуется ученица. Понимаешь, о чем я?

— Вы предлагаете мне стать ею? Но зачем?

Я передернула плечами:

— Скажем так, мне требуется помощь, да и тебе тоже, поскольку долго в столице ты не протянешь — исход очевиден. Вот и давай поможем друг другу.

— Какая помощь от меня требуется?

Я улыбнулась:

— Этого пока я не могу тебе сказать — но обещаю, все, что нужно, ты узнаешь после клятвы Верности, если ты, конечно же, согласна. Скажем так — если тебе дорога собственная жизнь, Элайв Файтер.

Она потерянно кивнула.

— У меня же нет выбора?

Я кивнула:

— Теоретически, выбор есть всегда — для тебя он предельно прост. Либо ты становишься моей ученицей, а в скором времени и ведьмой, либо я сейчас ухожу и через пару дней ты непременно попадаешься в лапы инквизиторов.

— Я согласна, — грустно кивнула Элайв. — Вы и впрямь не оставили мне выбора.

— Вот и славно. Значит, жду тебя завтра утром в королевском саду. Все необходимое я подготовлю.

На душе снова стало весело. Однако же, насколько мне повезло — ведьма с ученицей, уже достигшей определенного мастерства в колдовстве практически всесильна.


* * *


Красный диск солнца, ставший видимым из-за разошедшихся туч, почти уже скрылся за деревьями. Наступила неестественная, давящая тишина. В ушах зазвенело — магия цепенящего зелья была замкнута именно на солнечном диске, и, усыпляя королеву, проклятое светило тянуло из меня силы. Ну же, еще немного...

В хрупкой хрустальной подвеске на моем браслете неожиданно вспыхнул огонек, словно бы свет далекой звезды переместился туда, сияя вымученными, острыми вспышками. Да, получилось! Жизнь королевы теперь в моих руках.

Теперь она будет лежать, застывшая, словно ледяное изваяние, безучастная ко всему миру, и к тебе, мой король. Выдержит ли эти несколько дней твоя пресловутая великая любовь? А потом, королева, естественно, оживет.

Да вот только это будет не совсем она.

Надо сказать, что в ожидании обряда, который должен был официально закрепить связь ведьмы и ее ученицы, я заметно нервничала.

Во-первых, обряд сам по себе и без того достаточно сложный процесс, в котором потребуется очень сложной в варке зелье, и очень много вложенной магии. К тому же, он был еще и крайне опасен — при нарушении магической клятвы и ученица, и наставница могли погибнуть независимо от уровня своих способностей.

Могла ли я верить едва знакомой девушке, а самое главное, могла ли мне верить она сама? Ведь в игре, в которую я ввязалась, доверие — едва ли не основная вещь. Так не было ли это ошибкой — довериться незнакомке?

С другой стороны, я ничего не скажу ей до проведения обряда, а уж он-то будет хранить тайну куда как надежней… хотя и с этим могли возникнуть проблемы, ведь клятва смертельна, а в случае ее нарушения погибнем мы обе. Сами понимаете, такой исход не входил в мои планы — как и Вильгельмине, жить мне хотелось.

Но постойте… Вильгельмина… Ведь моя наставница тоже не сдержала клятвы — она обещала, что Ричард будет моим — и вот, она жива-здорова, как, впрочем, и я. Не значило ли это, что смертельность обряда Верности можно было каким-то образом обойти?

Я лихорадочно принялась рыться в свитках, любезно оставленных мне Вильгельминой, и едва не схватилась за голову — оказалось, что если добавить в зелье кое-какие ингредиенты, то при ее нарушении клятва просто-напросто расторгалась…

Как же просто меня, оказывается, обмануть!

С другой стороны, это можно использовать — почему бы мне не поступить так же, как и моей наставнице? Если я изменю состав зелья, но не скажу об этом Элайв Файтер… думаю, что она обманется точно так же, как и я, ведь проверить смертельность клятвы можно только одним способом — предательством. А покажите мне дурака, который на это решится? Значит, решено.

Но единственная проблема оставалась, пожалуй, в том, что при заключении клятвы магия наставницы и ученицы определенным образом замыкалась в них обеих и, если клятва была нарушена, временно исчезала, чтобы потом появиться вновь, но уже в прежнем, разделенном состоянии. Это, конечно, могло бы стать проблемой… но кто сказал, что клятву вообще кто-то собирается нарушать?

Проходя по дорожкам королевского сада, я не могла сдержать улыбки — все же мой план наполовину удался — королева почти мертва, теперь дело только за королем, и, пожалуй, моей новой помощницей. Интересно, придет ли она к назначенному времени?

Я увидела, что к главным воротам замка, влекомая парой скакунов, пролетела карета, в которой, очевидно, находился очередной полуиспуганный человечишко, по недоразумению называющий себя лекарем. Разумеется, истинное искусство врачевания ему недоступно, но во что только не верят отчаявшиеся монархи, которых почти покинула юная королева! Откуда знать Ричарду, что все его усилия напрасны, пока цела хрупкая подвеска на моем браслете?

В любом случае, все его жалкие потуги по спасению жены меня не волновали… Признаться, меня все больше и больше тревожил неясный шум, доносящийся со стороны городских улиц, который, однако, становился все ближе и отчетливей. Прислушавшись, я с внезапно нахлынувшим ужасом разобрала в неотчетливой мешанине голосов:

— Ведьма! Ведьма!

— Убийца королевы!

Я похолодела. Разъяренная толпа простолюдинов, направляющаяся прямо ко мне… О нет. Но откуда они узнали? Где я допустила ошибку? Впрочем, это несвоевременные вопросы — сейчас они попросту набросятся на меня, и... Огонь, свирепое пламя на службе у лицемерных законов власти, он все еще оставался силой — я уже чувствовала режущие веревки на запястьях и сухой жар пламени на щеках. Это словно был мой страшный сон, мой ночной кошмар, нежданно-негаданно воплотившийся в реальность...

Однако мой ли? Внезапно я заметила, что толпа преследует в овсе не меня, а мою будущую ученицу, которая, вопреки рассудку, бежит прямо ко мне — по-видимому, она поняла, что меч против такого количества разъяренных людей попросту бесполезен.

В ее глазах застыли отчаяние… и мольба.

Только не говорите мне, что глупая девчонка снова не уследила за собой и попалась? А ведь я ее предупреждала — береги магию, будь осторожна — так нет же! И глупцу было бы понятно, что Ричард после несчастья с молодой женой сделает все, чтобы найти виновного… Только как всегда, он ищет не там — и поделом.

Неожиданно мысль переключилась на более насущные проблемы — точнее, на толпу и бегущую девушку.

Да она же меня выдаст! Подбежит, скажет что-нибудь не то, а толпе только повод дай… Нужно срочно что-то предпринять, иначе гореть нам обеим — от разъяренной толпы не спасет и высокое положение при дворе. Да и Ричард, уверена, и не вспомнит обо мне.

Нужно подпустить толпу поближе, главное, чтобы они не успели поймать девчонку. Ах да, вот так, отлично — толпой все же ненавязчиво управлял какой -то монах, и мне оставалось только выйти из тени, и не показав страха, льдистыми иголочками жалящего душу, спокойно произнести:

— Что все это значит, святой отец? — побольше холода и презрения в голос. Быть Анной, а не Антарес с каждым днем становилось сложнее, да и неудивительно. Мы то, чему служим, и никак иначе, жаль только, что я осознала это слишком поздно.

— Леди Анна? Что вы тут делаете, в столь ранний час? — надо же, он меня узнал. Дело плохо — придется выкручиваться, но вот как? Естественно, я произнесла первое, что пришло мне в голову — о, чисто женская особенность.

— Я бы могла задать вам тот же вопрос, святой отец. Что вы делаете с моей новой... горничной? — мне едва удалось сдержать улыбку, обменявшись взглядом с пленницей.

— О, вы ошибаетесь. Это ведьма! Она пыталась пробраться в замок, чтобы докончить начатое, — с горячностью, свойственной крайней степени глупости, заявил мой собеседник.

Ну, я поняла все верно — Ричард все-таки отдал приказ схватить любую подозрительную незнакомку, если она окажется чересчур близко к королевской резиденции. Стоит признать, что было глупо назначать будущей ученице встречу в королевском саду.

Я все же позволила себе усмешку.

— Под \"докончить начатое\" вы, очевидно, имели в виду \"приступить к своим обязанностям\"? — вежливо спросила я.

Надо отдать ему должное, монах сразу насторожился.

— Каким обязанностям?

— Горничной, разумеется. Или вы считаете, что я, как и ваши милые друзья, — я указала небрежно на толпу, — должна обходиться без помощницы?

Тот заметно смутился. Но, не желая терять лицо, он повернулся к Элайв Файтер, и, грубо ухватив ее за рукав, рыкнул:

— Это правда? Ты шла сюда за этим?

Та нерешительно кивнула — видимо, мой предостерегающий взгляд сделал дело. Полуправда иногда предпочтительней очевидной лжи, но и платить за нее приходится куда как дороже.

Подождав, пока люди, немало смущенные своей ошибкой, оставят нас вдвоем, я кивнула девушке:

— Ты в порядке?

— Да, — сказала она, едва переводя дух. — Спасибо вам.

— О, пустяки — даже не буду спрашивать, что ты снова натворила, но учти, Элайв, впредь ты должна быть несколько осторожней.

— Да, я поняла, — вздохнула девушка.

— Но довольно пустых разговоров — я так понимаю, если ты здесь, то ты согласна стать моей ученицей? — я внимательно взглянула ей в глаза. Девушка, слегка помедлив, кивнула — видимо, сегодняшняя погоня все же убедила ее в принятом решении.

— Тогда за мной… И прошу тебя, не отставай!

Недалеко от городских ворот у меня имелся небольшой домик, надежно скрытый от посторонних глаз магией — это было единственное место, где я могла не прятаться и не притворяться. Надежнее места для проведения обряда не найти.

Слегка дрожащими руками отомкнув замок, я пропустила ученицу вперед, отметив про себя то восхищение, с которым она оглядывала многочисленные склянки, наполненные зельями, травы и прочие атрибуты ведьминского ремесла.

Но моя — и ее, — цель была несколько в другом, а точнее, в большом котле, установленном посреди комнаты. В нем серебрилось зелье Верности, и я вздохнула, желая хоть немного успокоиться.

— Ты готова? — внимательно взглянула я на девушку, но можно было бы и не спрашивать — в глазах ее я четко увидела решимость.

— Да, я готова, — несколько дрожащей рукой она взяла кубок, зачерпнула зелье… ох, аккуратнее, не должно пролиться ни капли… Вроде бы справилась с волнением, сжала рукоятку кинжала (надо было видеть, с каким презрением взглянула эта любительница оружия на его лезвие), сделала короткий надрез…

— Клянусь кровью своей, что буду повиноваться моей наставнице, выполняя все ее указания, — когда первая капля крови коснулась поверхности зелья в ее кубке, я буквально почувствовала, как воздух зазвенел от творимой магии. — Клянусь кровью своей, что буду защищать честь моей наставницы и никогда не предам ее, — с второй каплей крови ощущение усилилось, более того, я ощутила, будто тонкая золотая ниточка магии протягивается от нее ко мне. — Клянусь кровью своей, что буду бережно хранить секреты мастерства, передаваемые мне.

Ниточка крепла, почти ощутимо светилась — что ж, теперь моя очередь. Наполнив свой кубок зельем, я эком откликнулась:

— Клянусь кровью своей, что никогда не подвергну свою ученицу какому-либо унижению.

Теперь нас связывали десятки, сотни невидимых золотых ниточек, и с каждой минутой они становились все крепче.

— Клянусь кровью своей, что всегда буду защищать и оберегать ее, что бы ни случилось, — и вот сразу же после этих слов, внезапно, по этой тончайшей сети потекла малая частица моей силы, передаваемая ученице. Что ж, обряд почти завершен, осталось только…

— Клянусь кровью своей, что научу ее всему, что знаю и умею сама, клянусь, что она будет достойна Посвящения, когда придет ее время!

Ощущение нитей почти пропало, и мы подняли кубки, одновременно делая первый глоток зелья, чтобы закрепить клятву. Как только оно коснулось моих губ, из котла вырвался яркий, переливающийся всеми цветами радуги сноп света. Это означало, что все условия соблюдены, и клятва принята к сведению.

Яркий луч разбился на мириады сияющих осколков, осыпав нас мерцающими искрами — совершеннейшим подобием звездопада. .

Я наклонилась над котлом, чтобы удостовериться, что он пуст — от зелья Верности, которое применяется лишь раз, не должно оставаться ни капли.

— Ан... Антарес! — нерешительно позвала меня Элайв. Зря смущалась — после применения вековых чар вся глупая человеческая иерархия отходила на задний план, заменяясь отношениями наставницы и ученицы, основанными на взаимопомощи и поддержке.

Это правило я, невольно подражая повелительным интонациям венценосной старухи, и озвучила своей ученице.

— ...так что ты спокойно можешь обращаться ко мне просто по имени, — с улыбкой закончила я поучения. Надо сказать, что симпатия моя к ней возросла стократно — и дело было не только в обряде, хотя, конечно, и не без его влияния — наставница и ученица должны безоговорочно друг другу доверять.

— Вы... то есть ты... Ты ведь для чего-то берешь ученицу? Обычно это делают незадолго до…

— О, я не собираюсь умирать, если ты об этом, — рассмеялась я. — Наоборот! Но подробности ты узнаешь несколько позже.

Она не стала спорить.

— Теперь о другом, — нетерпеливо махнула я рукой. — В городе… словом, тебе есть, где жить?

Как и следовало ожидать, она покачала головой.

— Значит, отныне ты живешь здесь. О делах поговорим позже — но обещаю, что отныне твоя жизнь будет какой угодно, но точно не будет скучной, — пошутила я.

Глаза ее странно блеснули — готова поспорить, что и раньше девчонка на жизнь не жаловалась.

Глава опубликована: 22.05.2013

Глава 2

*Элайв Файтер*

Задний двор трактира, в котором я остановилась, был надежно скрыт от посторонних глаз, но не от лучей рассветного солнца. Природа оживала, жадно ловя каждую унцию посылаемого ей небом тепла и света, но здесь, в каменной тюрьме города, это было почти незаметно. Даже птиц не было слышно — непривычная тишина давила на меня, много месяцев прожившую в лесной глуши. Впрочем, некогда было отвлекаться на всю эту лирику, нужно было поскорее почистить оружие, пока никто не проснулся и не увидел мой меч, который я тщательно скрывала под плащом. Не из природной скромности, разумеется, а в целях безопасности — не хочу, чтобы единственное оставшееся мне оружие украли или отобрали. Но клинок скрывал не только плащ, а еще и немного магии.

Магия... С каким удовольствием я отказалась бы от нее, повернулась бы время вспять и сказала бы своей наставнице: \"Нет, не надо меня этому учить!\". Но увы... Мария научила меня читать, писать и колдовать. Я должна быть ей благодарна, но иногда мне кажется, что она многого недоговаривала. Однако теперь это не имеет никакого значения: она мертва, а мне нужно жить дальше. Грубо? Возможно. Но как она посмела пойти на костер одна? Как посмела уйти, оставив меня жить? Я похоронила в костре свою родную мать, а теперь еще и приемную...

Мария часто уходила куда-то на несколько недель, а то и на месяц. Я уже привыкла к этому, а она приучила меня не задавать лишних вопросов. Но в этот раз все было по-другому: она провела со мной всю весну, почти не отлучаясь, а как только наступили теплые летние деньки, что-то изменилось в ней. Она словно чувствовала, что ее срок настал... Мария ушла, даже не попрощавшись. Однажды утром я обнаружила на столе записку: \"Если не вернусь через 2 недели, уходи отсюда, и не ищи меня\". Никаких объяснений, ни единого слова больше. Стоит ли говорить, что я не увидела ее ни через 2 недели, ни через месяц? Разумеется, я отправилась на ее поиски. Пришлось обойти несколько близлежащих деревень, расспрашивая встречных крестьян, не сжигали ли здесь недавно ведьму. Ответ всегда был отрицательным. Всегда, кроме последнего села. \"Да, — сказал морщинистый старик, — сегодня утром должны были одну повести на костер\"... И он не ошибся: когда я прибежала к местной церкви, огонь уже пылал вовсю. В несчастной, охваченной пламенем, сложно было узнать наставницу, но в толпе я услышала:

— Нечестивицу звали Мария, представляете? Как нашу святую Богоматерь!

— А какова собой была ведьма?

— Как все они: красивая! Светлые волосы, серые глаза...

— Врешь, у ведьм не бывают серые глаза, только карие!

— Как будто ты что-то знаешь о ведьмах!

Я не стала больше прислушиваться к спору, сказанного было достаточно. У меня не осталось никаких сомнений, что несчастная, чьи душераздирающие крики все еще раздавались из пламени, была моей наставницей, моей матерью… И что я могла сделать?..

Будь проклята магия, если она не может помочь, когда так нужна! Будь проклята эта сила, из-за которой я лишилась женщины, что была так дорога мне! И если магия не вернет мне Марию, то зачем она вообще нужна? И я бы забыла о своих способностях, как о страшном сне, если бы могла. Но наставница постаралась, чтобы магия стала моей кровью и плотью.

После пережитого я не знала, куда податься, и вернулась в наш лесной домик, но оставаться надолго там было невозможно. Теперь я должна была начать самостоятельную жизнь, но как? Где? Эти вопросы сведут меня с ума. Самое ужасное в зависимом положении то, что к нему привыкаешь: я привыкла к своей наставнице, к тому, что она все за меня решала... Теперь нужно было жить своим умом, и я не придумала ничего лучше, чем отправиться в столицу.

Это решение было подсказано мне обстоятельствами: приближалась свадьба короля Ричарда Тириона и только хромой не шел на нее посмотреть. В столицу стекались толпы самых разных людей, с разными целями. Кто-то хочет выгоднее продать свой товар, кто-то мечтает бесплатно поесть и выпить \"за здоровье короля\", а кто-то надеется на удачное воровство... Может, и мне попытать счастья? Думаю, я могла бы куда-нибудь устроиться служанкой, и этого было бы достаточно на первое время. Все же я еще верила в свою счастливую звезду, которая пока почему-то была закрыта тучами. Почему бы им наконец не разойтись и не показать лучик света, который осветит мой путь?


* * *


Выполнить задуманное оказалось проще простого, и ко дню свадьбы я уже вполне освоилась в столице. Торжество было пышным: кроме празднеств в замке (о которых мы могли только слышать), молодые супруги были настолько милостивы, что велели городской страже весь день бесплатно раздавать хлеб беднякам. Народ всегда любил своего принца, а потом и короля Ричарда, надо ли говорить, что теперь весь город поднимал чаши за государя и его молодую супругу. О красоте юной королевы ходили легенды, и желая проверить, насколько они правдивы, я отправилась на центральную площадь, где королевская чета приветствовала ликующий народ. Слухи оправдались: Катриона Фернеол, принцесса из соседнего королевства, была очень хороша собой. Остается надеяться, что король будет с ней счастлив: хоть браки и заключаются на небесах, жить с супругами нам приходится на земле. Люди кидали молодым цветы, а те приветливо улыбались... Я внимательно смотрела на балкон, стараясь как можно лучше запомнить черты короля и его возлюбленной: это был третий раз, когда я видела Тириона, и, возможно, последний. Первый, еще совсем девочкой, когда я прислуживала на турнире, где присутствовал юный принц Ричард. Уже тогда многие предрекали ему военную славу и мудрое правление страной. Второй раз, когда он был на охоте в лесу, а я смотрела на него из укрытия. Мои товарищи не решились грабить короля и его приближенных, поэтому мы просто наблюдали за ними с безопасного расстояния. И вот теперь... Жаль, что я не принесла с собой цветов, мне бы тоже хотелось пожелать молодым счастья.

Словно насмехаясь над радостными людьми, небо вдруг покрылось грозовыми тучами, из которых хлынули тяжелые капли, постепенно превращаясь в сплошной поток воды. Королевская чета скрылась в замке, простолюдины разбегались в поисках укрытия от разбушевавшейся стихии, но я не спешила уходить. Не для того меня столько обучали, чтобы я покорилась какому-то дождю! Собравшись с силами, я прошептала давно вызубренные слова, и это сработало: небо прояснилось, солнце снова опустило свой теплый взгляд на грешную землю, как будто и не пряталось минуту назад, как благородная скромница, под мрачным покрывалом туч.

Вдруг чья-то тяжелая рука легла мне на плечо:

— Что вы делаете, позвольте узнать?

О нет, неужели кто-то меня заметил? Я отскочила в сторону, машинально выхватывая клинок:

— Не подходите!

— Успокойтесь и уберите клинок, немедленно!

— Я сказала, не стоит ко мне подходить!

— Я клянусь, что не причиню вам вреда, — спокойно сказала женщина, испугавшись направленного в грудь меча. — Я просто хотела задать вам вопрос — ни к чему пускать в ход оружие.

— Какой вопрос? Я ни в чем не виновата! Я просто люблю смотреть на то, как идет дождь, только и всего. Разве это преступление?

В карих глазах незнакомки заплясали веселые искорки. Впрочем, я бы скорее назвала их чертями, весь ее зловещий вид располагал к такой ассоциации.

Вскоре оказалось, что я была права: женщина была ведьмой, причем очень хитрой ведьмой: мне пришлось согласиться сотрудничать с ней... Да какое к черту сотрудничество?! Я согласилась стать ее ученицей, а это означало только одно: подчинение. Если бы она меня не поймала, не напугала судом инквизиции, не удивила своим высоким происхождением... Впрочем черта-с-два я буду ей служить, если мне это не понравится! Сейчас она хитростью отвела от себя мой меч, но второй раз ей это не удастся. Я слышала, что не всем так везет с наставницей, как мне повезло с Марией. Многие используют молоденьких девушек как рабочую силу и не более того. И если моя новая знакомая окажется из таких... Ничто не удержит меня подле нее.


* * *


После того, как мы принесли клятву верности, что-то изменилось. Конечно, магия связала нас, но дело было не только в ней. Она спасла меня, практически вытащила из костра, при этом рискуя своим положением... Спасла, хотя совсем меня не знает. Неужели ей настолько нужна ученица? Или она просто не может позволить невиновному умереть? Или считает, как многие из нас, что магию следует беречь?.. Как бы там ни было, а я обязана ей жизнью, и я этого не забуду. Никто не назовет Элайв Файтер неблагодарной!

Многое было удивительным: Антарес не только спасла меня, но и поселила в своем доме, постоянно говорила о том, что все ведьмы равны (чего я никогда не слышала от Марии), а еще сильно заинтриговала предстоящей работай.

Через несколько дней, ведьма, наконец, торжественно заявила, что готова открыть мне великую тайну. Вечером, после заката, Антарес присела за большой дубовый стол и жестом предложила мне занять место напротив нее.

— Теперь мы должны поговорить об очень важных вещах.

— О том, что мы собираемся делать? — обрадовалась я.

— Именно. Предупреждаю сразу, я не собираюсь раскрывать тебе все карты, ради твоего же спокойствия. Ты будешь знать только то, что тебе необходимо, не больше.

Интересно, к чему такая секретность? Неужели дело настолько серьезно? Я кивнула, чтобы Антарес знала, что я поняла ее, но на самом деле у меня возникло множество вопросов.

— Для начала скажу, что наше дело будет довольно опасным.

— Это не важно. Быть ведьмой уже опасно, так что нам к этому не привыкать.

— Хорошо, что ты так думаешь. То, что нам придется делать, связано с королевской фамилией.

Королевской фамилией? Силы ада и рая, скажите, что я ослышалась! Не обратив внимания на мой шокированный вид, она продолжила:

— Ты, наверное, еще не слышала, что случилось с молодой королевой?

— А с ней что-то случилось?

— Да, она уснула крепким сном, да таким, что ни один врач не может понять, что произошло.

— Но вы можете?

— О да, — злость блеснула в ее глазах, — я отлично знаю, что произошло.

— И вы поможете королю?

— Больше, чем ты думаешь. Только я не собираюсь воскрешать несчастную, я поступлю гораздо лучше...

— Подождите, я не понимаю.

— Сейчас поймешь. Я не буду возвращать королеву, потому что я сама хочу ей стать.

Вот теперь пришло время удивляться. Во что я ввязалась?!

— То есть... Но как?.. Зачем?..

— Как? Нет ничего проще, чем оборотное зелье.

— Зачем вам... То есть, зачем тебе это нужно? — никак не могла взять в толк я. — Ты хочешь захватить власть?

— А вот этого тебе пока знать не обязательно. У меня есть свои причины, вот и все. Так ты поможешь мне?

Хорош вопрос, я ведь все равно не могу отказаться. Анна казалась мне достойной женщиной, но ее планы... Хорошие люди так не поступают. Подменить королеву, жить в замке в постоянной опасности... Зачем ей такой риск? Причина должна быть очень серьезной. Впрочем, мне-то какое дело?

— Конечно, Антарес, ты можешь на меня рассчитывать, но все-таки это очень неудобно, что ты не хочешь рассказать мне, что за всем этим скрывается.

— Ты обо всем узнаешь в свое время, а пока просто не думай об этом.

*Антарес*

Была одна вещь, которую мне необходимо было выяснить в первую очередь — где Ричард Тирион прячет от посторонних глаз свою полумертвую жену, ведь для оборотного зелья мне требовалась капелька ее крови. На первый взгляд, найти ее было, казалось, невыполнимо, ведь дрожащий от страха за любимую король умеет ставить задачи похитрее Сфинкса.

Вернее, это было бы невыполнимым, если бы не баронесса Луиза, при дворе считавшаяся моей подругой. На самом же деле я ее тихо ненавидела — более глупой женщины и представить себе было невозможно. Судите сами, все ее разговоры сводились к обсуждению последних сплетен («Ах, герцогиня Клеран появилась нынче в таком премерзком платье, а еще говорят, что они с бароном Лантером…»), а еще…

— Анна, дорогая, вы уже немолоды, — противный смешок, — с этим, думаю, никто не поспорит. Отчего бы вам не выйти, наконец, замуж? Для многих вы были бы удачной партией!

— Узы брака не предназначены для меня, леди Луиза, — помнится, сухо отвечала ей я, все еще надеясь на то, что когда-нибудь Вильгельмина выполнит свое обещание и я стану королевой — тогда бы она жестоко поплатилась за каждое сказанное ею слово.

— Неужели вы готовите себя к участи монахини? — с притворной жалостью ужасалась та. — Ведь это так ужасно, хотя, без сомнения, очень… благородно!

Едва сдерживая предательскую улыбку, я отрицательно качала головой. И тогда она наносила последний удар:

— Может быть, дело в какой-то сердечной тайне? О, я знаю, знаю, к кому вы привязаны…

Строго говоря, мне следовало бы уже привыкнуть к ее привычке совать нос всюду, куда не следует, но я была не в силах справиться с собой: каждый раз вздрагивая, и резко обрывая беседу:

— Простите, баронесса, но мои сердечные тайны касаются только меня.

— Как же вы невоспитанны, графиня, — оскорбленно восклицала та. — Вам определенно требуется выйти замуж! Эти ваши нервы… брак мигом бы исцелил!

В общем, слушать ее было решительно невозможно, но было в баронессе и очевидное преимущество — глупой курице было известно решительно все, что происходило во дворце. И я готова была поспорить, что уж от кого-кого, а от этой пронырливой дамы совершенно точно не скроется местонахождение королевы Катрионы.

Поэтому прежде всего мне нужно было поговорить с Луизой, выяснить, знает ли она хоть что-то. И если да, уж заставить ее рассказать то, что мне нужно, не будет большой проблемой.

В любом случае, первое, что следовало мне сделать — это отправиться во дворец и осторожно попытаться выяснить у этой дурочки, где прячут Катриону; второе — незаметно взять у бездыханной королевы капельку крови; и третье — сварив зелье, подменить ее.

Казалось бы, план предельно прост… если не учитывать стражников, которые наверняка охраняют несчастную. Впрочем, слабостей человеческой натуры еще никто не отменял, так что, пожалуй, стоило к тому же прихватить с собой увесистый кошелек, полный золотых монет.

Найти баронессу, как я и ожидала, не составило большого труда — она о чем-то щебетала вместе с другими придворными. Едва заметив меня, она, однако, вежливо распрощавшись со своими собеседниками, поспешила навстречу. Вид у нее был, точно у голодной гарпии, почуявшей добычу. Я торопливо растянула губы в якобы приветливой улыбке.

— Ах, милочка, — ненавижу это обращение! — Я так рада вас видеть, — прокудахтала она. Большого труда мне стоило не поморщиться.

— Я тоже, дорогая.

— Ах, Анна, у вас такой нездоровый вид. Вы чем-то расстроены? Впрочем, о причине нетрудно догадаться…

Снова эти ее намеки!

— Простите, Луиза… я вас не понимаю, — черт, плохо. Кажется, тон вышел чересчур холодным — она состроила обиженную гримасу.

— Я всего лишь хотела сказать, что все придворные в ужасе от произошедшего с королевой, и вы наверняка тоже, только и всего!

— А что, с королевой что-то произошло? — изобразила я крайнюю степень удивления — знать о происшествии мне пока не полагалось.

Глаза Луизы загорелись тем неповторимым огнем настоящей сплетницы, обнаружившей новую жертву.

— Как, вы не знаете?! Нет-нет, не обманывайте меня — вам что, и правда никто не сказал?!

К ее удовольствию, я внезапно продемонстрировала живейший интерес.

— Вы терзаете мое любопытство, Луиза! О чем же мне должны были сказать? — не думаю, что у меня вышло убедительно, но для нее оказалось довольно и такого примитивного спектакля.

— Я не представляю, как вы можете не знать! — всплеснула она руками. — Об этом же говорит весь город!

— Я не выезжаю в город в последнее время, — вздохнула я, — и тем более не слежу за слухами, которые распускают горожане.

— О, но ведь это не слухи, это чистейшая правда, — возмутилась Луиза, — дело в том, что… о, я не могу поверить… дело в том, что королева уснула, и не может проснуться. Кто только не пытался ее разбудить, все без толку.

— Как такое возможно?

— О… это тайна, но говорят, что его величество подозревает в этом какое-то злое колдовство!

И не зря — в уме и проницательности, надо признать, Ричарду не откажешь.

— Но ведь, говорят, все ведьмы в нашем королевстве уничтожены! — в очередной раз картинно изумилась я. — Простите, дорогая, но я вам не верю. Вы сами-то видели ее величество?

— Представьте себе, видела, — горделиво заявила она. — Хотя король скрывает ее ото всех — поговаривают, что ведьма не остановится ни перед чем и может проникнуть прямо во дворец, чтобы завершить свое черное дело.

Однако, до чего же ты проницателен, мой король — только ошибаешься в одном пустяке, одной крошечной детали.

— Как же вам это удалось, баронесса?

— Подкупила служанку короля и стражников, — похвасталась она. — И меня пропустили прямо в покои, где она лежит… представьте себе, такая бледная, неподвижная! Ужасное зрелище. Мне даже на секунду показалось, что еще немного, и чары, охватившие бедняжку, овладеют и мной, и я упаду прямо там, такая же холодная и недвижимая.

Как можно в себе сочетать подобную дьявольскую изворотливость с поистине чудовищной мнительностью и глупостью, при общении с баронессой Луизой для меня всегда оставалось неразрешимой загадкой.

— Как бы мне тоже хотелось увидеть королеву! Никогда не видела заколдованных — это, должно быть, так интересно! — закатила я глаза. Если говорить начистоту, то эта опасная игра мало-помалу начинала мне нравиться. — Вы можете мне это устроить? — внезапно решившись, спросила я напрямик, внимательно взглянув ей в глаза. Нет, конечно, управлять людьми, точно марионетками, мне не под силу, но немного помочь принять нужное решение — почему бы и нет?

— Думаю… я могла бы… — промямлила баронесса. — Только… стражникам придется заплатить, вы понимаете?

— О, конечно, можете не волноваться. У меня с собой как раз случайно оказалась такая сумма, которая даже самому жадному стражнику покажется достаточной.

Она обеспокоенно огляделась:

— О, ну хорошо, идемте. Но…

— Я обещаю сохранить все в тайне. В самом деле, Луиза, за кого вы меня принимаете?

Глупая женщина, опасливо посматривая по сторонам, повела меня в старую часть замка. Что ж, спрятать там королеву было логичным — там было меньше вездесущих слуг и любопытных придворных — король мог не опасаться посторонних ушей (но, на его беду, в замке обитала баронесса Луиза, так что все усилия все равно были напрасными. Ох, не шутите, короли, с женским сердцем и женским любопытством — в любом случае, исход фатален).

Наконец, мы пришли.

Не глядя бросив в протянутую руку кошель с золотом, я отворила дверь… и тут же увидела ее.

Катриона лежала в самом центре комнаты, на кровати, заботливо укрытая расшитым покрывалом.

Как будто она может мерзнуть!

Тонкие руки девушки были сложены на груди, лицо — мраморно-спокойное, очень бледное; светлые локоны покоятся на подушке — не заплетены, но гладко расчесаны. Ни дать ни взять труп в королевской усыпальнице. Я улыбнулась — получаешь, моя принцесса, именно то, что заслужила.

Случайно взглянув на браслет, я внезапно заметила, что огонек внутри беспокойно бьется, и странно вспыхивает — что, душенька, рвешься на волю? Никогда ты не покинешь своей стеклянной тюрьмы, и не надейся. Зато представь, как я буду счастлива — может, это тебя и утешит, если ты настолько добродетельна, как об этом говорят. Хотя нет, врут, наверное — как по мне, Катриона Фернеол хитрее гремучей змеи.

Остается только одно…

Слегка дрожащими руками я приподняла ладонь королевы, поранила крошечным ножом, и набрала во флакончик немного крови. Прикосновением залечила ранку…. И только тогда смогла выдохнуть — дело сделано.

Надо же, как просто.


* * *


Услышав, что ей предстоит варить зелье, Элайв Файтер буквально засветилась от радости — похоже, ей вся эта возня с травами, сушеными внутренностями различных мелких животных и прочей гадостью доставляла самое настоящее удовольствие. Подумать только — неужели этот адский труд в клубах горячего пара кому-то может нравиться? Удивительно — лично я зелья ненавижу всем сердцем и варю их только в случае крайней необходимости, хотя Вильгельмина и заставляла меня в свое время подолгу зубрить составы.

Кстати, о составах. Вот Элайв добавила в зелье каплю крови Катрионы, вот ловко убрала появившуюся густую черную пену… а что она делает сейчас?!

— Элайв, позволь узнать, что это ты делаешь? Этого нет в рецепте!

Она подняла голову, с сожалением отвлекаясь от варева. Лицо девушки раскраснелось, волосы растрепались, но выглядела она абсолютно уверенной. Не то что я, когда совершала ошибку — я в такой ситуации начинала бегать вокруг котла кругами, жалобно причитая, и давая клятвы, что больше я к варке зелий — да никогда в жизни!

— Если добавить в зелье толченую косточку ласточки, зелье будет готово намного раньше обычного срока.

— Откуда ты знаешь?

Элайв улыбнулась:

— Ты наверное, уже заметила, Антарес, что я люблю варить зелья. Так вот, моя наставница, — она вздохнула, и продолжила: — Моя наставница очень ценила меня, потому что я для нее улучшала составы старых зелий, и даже изобретала новые рецепты…

— Но как? Как это у тебя получается? — поразилась я. Думаю, не стоит объяснять, что даже сварить простое зелье — непомерно сложная задача, а уж изобрести новое…

— Да это выходит само собой — наверное, эта способность у меня от матери, — отрывисто произнесла она. — Так вот, если добавить в зелье эту косточку, а потом помешать, вот так, оно будет готово… очень скоро. Правда, есть одна деталь…

Я не дослушала. Зелье может свариться гораздо быстрее, это же полностью меняет дело!

— А это точно сработает? — на всякий случай переспросила я.

Она уверенно кивнула.

По правде говоря, я немного опасалась взрыва, но действительно, нужную консистенцию и цвет снадобье приобрело уже на двадцатой минуте варки. Поразительно.

Я счастливо вздохнула:

— Почти все готово.

— Почти? — непонимающе переспросила ученица.

Я кивнула.

— Итак, слушай меня внимательно, Элайв, и постарайся ничего не забыть.

Она сосредоточенно нахмурилась, не переставая, однако, наполнять зельем миниатюрные фляги. И зачем, интересно, так много? Его нужно принимать только раз... Или на всякий случай? А впрочем, неважно.

— Значит, так: сегодня мы идем во дворец в своем собственном обличье: я, как Анна Эстер, — не забудь! — и ты, как моя компаньонка. Король решил официально известить своих придворных о болезни жены, и придворные должны будут засвидетельствовать перед ним свою скорбь.

Я же притворюсь, что мне стало плохо — твоя задача — как можно громче кричать, что леди Анна умирает, и, отказавшись от лекаря, отвезти меня домой, распространив слух о моей болезни. Став королевой, я, естественно, не смогу проявляться при дворе — да и как, я же не могу раздвоиться! — и нужен предлог для моего длительного отсутствия.

Она сосредоточенно кивнула.

— Что дальше?

— Дальше мы потихоньку возвращаемся, и я принимаю зелье, превращаясь в королеву...


* * *


— Запомни главное, еще раз прошу тебя, Элайв, — наставляла я девушку, пока мы тряслись в карете на пути в замок Тирионов. — Ты ни с кем не должна вступать в беседы, надеюсь, это понятно?

Она кивнула:

— Разумеется. Только вот, Антарес… — она замялась, принявшись нервно теребить в руках длинный край ленты, украшающей ее платье.

Я поинтересовалась, внимательно взглянув на нее и отметив необычную бледность:

— Что-то не так?

Ученица кивнула:

— Мне странно в этом признаваться, по правде говоря… но… Я так боюсь увидеть короля! — неожиданно выпалила она и кажется, побелела еще больше.

— Ты шутишь, Элайв? — удивилась я. — Отчего бы тебе бояться Ри… его величества?

Она вздохнула:

— Моя мать тоже была ведьмой.

Так вот оно что…

Всех ведьм, как говорила моя наставница, можно условно разделить на две неравные части: ведьмы рожденные или ведьмы наследные.

Наследная ведьма — это, например, я, ведь изначально во мне не было ни капли магической силы — своей магией со мной делилась наставница. Наследной ведьмой можно сделать любую женщину — было бы желание отрывать от себя свои собственные силы, да вливать их в бездарную ученицу, чем Вильгельмина добросовестно занималась на протяжении вот уже десяти лет. Естественно, при этом силы самой ведьмы уменьшаются. Спросите, кто же захочет разбрасываться собственной магией понапрасну? А разве я зря говорила про смерть? Любая ведьма должна, нет, просто обязана создать либо рожденную, либо наследную ведьму — если же нет, исход более чем очевиден. Кстати, про рожденных.

Рожденные ведьмы, как несложно догадаться, это дети других ведьм (неважно каких, наследных или также рожденных), и вот для них-то совершенно необязательно наставнице отдавать свои силы — они и так имеются в достатке. Разумеется, из-за этого такие ученицы ценятся стократно, совершенно незачем пояснять, как же мне повезло — Элайв Файтер — рожденная…

— Твоя мать, очевидно, говорила о Ричарде… многое?

— Именно, — кивнула девушка. — Она говорила, что он наш непримиримый враг… что его следует опасаться…

Я помедлила:

— И ты опасаешься?

— У меня есть для этого причины. Костер сожрал и мою мать, и мою наставницу, Антарес, женщину, которая единственная не побоялась прийти ко мне на помощь. А костры в нашем королевстве горят ежедневно — и много, много на них невинных. По приказу и потворству короля… Почему ты сама не боишься? — задала она вопрос, по видимому, давно вертевшийся у нее на языке. — То есть… я думаю, в те ли мы игры играем? Мне страшно. Я боюсь провала. Кроме того, помимо страха, меня воспитывали еще и на величайшем уважении и почтении к королевским особам, как бы странно это ни звучало, поэтому… — она осеклась, да впрочем, все и без слов было более чем понятно.

Я невесело усмехнулась: Элайв Файтер, девушка, спокойно разгуливающая по улицам с мечом, более того, готовая при случае пустить его в ход без малейшего сомнения (я, к слову, так и не решилась спросить, где она так научилась владеть оружием. Подозреваю, что ответ мне в любом случае бы не понравился), в конце концов, рожденная ведьма! — боится короля. Вот ведь ирония — Ричард внушает ужас даже моей ученице.

— Нет, Элайв, я совершенно уверена в том, что поступаю правильно, понимаешь? Более того, я надеюсь, что у меня получится изменить все те несправедливости, что творятся в Терравирис. Стоит мне только стать королевой, и все изменится, — сказала я убежденно. — Веришь? Все изменится, я сумею переубедить Ричарда!

— Верю, Антарес. Иначе меня бы не было здесь, — вздохнула она. — Но оттого, что я верю, я не перестаю бояться — страх мой не становится меньше.

Почему же мне самой не было страшно? Была ли я уверена, что моя авантюра сойдет мне с рук? Признаться, тогда я об этом не думала, предпочитая жить только одним мгновением — а что будет после, меня совершенно не волновало. Как-нибудь справлюсь, а там — будь что будет.

Глава опубликована: 23.05.2013

Глава 3

Антарес

Ясно было, что этот нехитрый принцип не может привести ни к чему хорошему, но… у меня же был продуманный план! У меня была магия. И даже ученица — так что ни о каком провале не могло быть и речи.

А самое главное, совсем скоро у меня будет Ричард, он будет смотреть на меня влюбленным взглядом, смотреть так, как никогда не смотрел…

И не беда, что он будет называть меня другим именем, а от меня прежней не останется и следа. В конце концов, Вильгельмина отобрала у меня и имя, и большую часть души. Я устала, что другие решают все за меня — поэтому от собственного тела я откажусь сама, так что ведьма Антарес отберет последнее, что еще осталось от Анны Эстер.

И поделом. Будь, что будет, а там посмотрим. 

Пришло время принимать собственные решения, не так ли?

Когда мы прибыли во дворец, там уже собрались многие придворные, так что было легко затеряться в общей массе — надо сказать, что Элайв при виде толпы разодетых дворян стушевалась еще больше.

Я улыбнулась бедняге:

— Выпрямись, Элайв — вот так, совершенно незачем сжиматься и сгибаться в три погибели, точно ты прячешься от кого-то. В конце концов, не так страшен Ричард Тирион, как его малюют.

Но от этой примитивной шуточки ученица веселее не стала, и я предприняла еще одну попытку:

— Ну кого ты боишься, Элайв, ответь мне, пожалуйста? Взгляни на этих мужчин, которые окружают тебя — да они слабы и изнеженны, точно женщины! 

Она окинула цветистую толпу полупрезрительным взглядом, но тут же бесовской огонек в ее глазах потух:

— Но король…

— А что король? — удивилась я. — Он, конечно, не похож на своих придворных, но…

— Говорят, что король Тирион умеет одним взглядом вычислять ведьм, — поежившись, тихо сказала ученица. — Конечно, любому здравомыслящему человеку понятно, что это лишь пустые слова, но, признаться, я несколько опасаюсь — ведь еще говорят, что его бабка, старая королева… 

— Ради бога, тише, Элайв! — оборвала я ее резким шепотом. — По поводу Вильгельмины — все так, ты с ней еще познакомишься… Но Ричард… это пустые слухи. Я знаю его почти пятнадцать лет, и поверь мне, никакими особыми способностями он не обладает…

— Ах, леди Анна! Я так рада вас видеть! — перебил меня до неприличия радостный (учитывая повод, для которого мы все здесь собрались) голос леди Луизы, незаметно подкравшейся сзади. Черт, надеюсь, она не подслушивала. Судя по восторженному тону, скорее всего, нет.

Я с усталым вздохом обернулась:

— Приветствую, баронесса, — кивнула я.

— С кем же это вы шепчетесь?

— Позвольте представить вам мою новую компаньонку, Элайв Файтер, леди Луиза. Премилая девушка — мне сегодня совершенно нездоровится, и она любезно согласилась меня сопровождать, — напустив на себя крайне значительный и в то же время томный вид, заявила я.

— Здравствуйте, леди, — слегка поклонилась Элайв. 

Луиза тут же защебетала:

— Ах, как это мило… Но, возможно, не стоило приезжать, графиня, если ваше самочувствие вам не позволяет — ах, вы совершенно не бережете свое здоровье, и я даже знаю, почему…

Я заметила, как удивленно приподнялись брови ученицы, и поспешила перебить болтунью:

— Принести свои соболезнования его величеству — долг каждого уважающего себя придворного, не так ли, леди Луиза?

— О, разумеется, просто я подумала…

Элайв, очевидно, напряженно вслушивалась в наш разговор — о нет, только этого мне еще не хватало… Если ученица будет знать все о моих намерениях, ни к чему хорошему это не приведет, как для меня, так и для нее самой…

Поэтому я поспешила сменить тему: 

— А как чувствует себя королева? 

— О, все по-прежнему, — охотно клюнула на мою уловку эта глупая гусыня. — По-видимому, его величество потерял последнюю надежду на ее скорое выздоровление, раз решился объявить о ее болезни придворным.

— Ах, как жаль. Я так надеялась, что она поправится, — вздохнула я. — А ведьму, леди Луиза, ведьму еще не поймали?

За спиной тихо охнула Элайв. Ну как так можно! Я нарочито медленно к ней обернулась:

— Что-то случилось, моя дорогая?

— Н-нет, леди Анна… я… я оступилась, — мгновенно нашлась она. — Простите.

— Впредь будьте осторожней, — сказала я с только ей одной понятной интонацией. Девушка кивнула, а я, не теряя времени даром, обратилась к баронессе:

— Извините, Луиза. Так что там с ведьмой?

Глаза моей собеседницы даже заблестели от удовольствия:

— Говорят, что поймали совершенно жуткую старуху… Рыночную торговку — никто и не подозревал, что она может быть ведьмой. Наверняка она травила своими яблоками горожан, а потом варила из них свои зелья.

— Из яблок, или из горожан? — иронично поинтересовалась я у Луизы, но та, казалось, иронии не заметила.

— Наверное, из всего, что могла найти! — содрогаясь в, кажется, непритворном ужасе, заявила она. — Ах, Анна, оставим эту тему. Ведьму поймали, и она уже призналась.

Да, любой бы, даже ангел господень, признался бы под пытками инквизиторов.

— Да, Луиза, как скажете. Кажется, нам уже пора?

— Да, Анна, идемте.

— Элайв, не отставай, пожалуйста, — тихо сказала я ученице. 

Нам снова повезло — толпа очень скоро оттеснила от нас назойливую баронессу Луизу.

Зал, под стать моменту, был задрапирован расторопными слугами в унылый черный цвет. К чему траур? Все же Ричард меня недооценивает, заранее похоронив свою жену. В конце концов, если бы я действительно хотела убить ее… без сомнения, Катриона была бы уже мертва, злорадно подумала я, машинально краем глаза отметив, что Элайв неслышной тенью скользит за мной. Очень хорошо! 

Я шепнула ей, почти не разжимая губ:

— Когда подойдет моя очередь, будь готова...

— А если меня к тебе не подпустят?

Я усмехнулась.

— В конце концов, ты моя компаньонка. Просто держись крепче за край моего платья... — почувствовав, как она крепко ухватилась, я кивнула. — Вот так. Подхватишь меня, когда будет нужно. И паника, побольше паники, это самое главное. Все должны поверить, что я серьезно больна и поэтому не появляюсь при дворе...

Незаметно очередь \"скорбящих\" (а на самом деле бессовестно фальшивящих) придворных сдвинулась настолько, что я могла разглядеть Ричарда, но я медлила, зная, что если увижу его горюющим по безвременно ушедшей королеве, то мои мысли, а, возможно, и действия, приобретут поистине разрушительный характер. 

Предпочитая по мере сил думать на отвлеченные темы, я задумалась, кто и зачем устроил этот глупый фарс. Явно не сам король — видно было, что, вместо того, чтобы принимать лживые соболезнования лживых придворных, он с куда большим удовольствием — самосожаление греет душу не меньше любви, — проливал бы слезы над хладным полутрупом жены.

Да и тем, кто сейчас картинно льет слезы, — о нет, какая-то разодетая мадам ухитрилась упасть в обморок! Впрочем, может быть, ей жарко стало, — так вот, никому из этих надутых глупцов и в голову не придет искренне пожалеть королеву, о нет.

Кто она им, если разобраться? Просто незнакомая принцесса государства, с которым вот-вот должна была начаться война, по неведомым соображениям ставшая женой государя. Кто она, что она — неизвестно. А тут еще заставляют лить пустые слезы... Впрочем, для хорошего королевского прислужника это не проблема: его эмоциональная копилка открывается двумя ключиками — приказом и собственной выгодой. 

Можно подумать, что тот, кто больше всех усердствует в затоплении зала слезами, получит больше королевской милости. Чушь. Вот он, ваш король, несчастный и равнодушный, механически кивающий...

Незаметно подошла моя очередь, и я, внутренне дрожа, склонилась в дежурном поклоне:

— Соболезную, Ваше величество... — и, против правил, взглянула в его лицо. В омертвелых глазах зажглось что-то живое, бесконечно страдающее...

— Анна?

В зеркально отполированном медальоне на его груди я увидела свое отражение — мои глаза торжествующе блеснули. Пора падать в обморок, пока он что-то не заподозрил.

Элайв Файтер 

Пока мы стояли среди прочих придворных, у меня было время собрать силы в кулак и немного поразмыслить о происходящем. Знакомая Анны (а здесь эта женщина была именно Анной, но никак не Антарес) обмолвилась о каких-то особых причинах, по которым наставница присутствует здесь... Это интересно. Вдвойне интересно, что я об этом слышу первый раз. Ведьма сказала, что делает это ради блага таких, как мы, но умолчала о том, что это не единственная причина. Очень интересно...

Когда мы подошли к королю ближе, все мысли вылетели у меня из головы, и перехватило дух. Почти животный страх сковал меня своими железными объятиями, сжал тисками сердце. Я смотрела на Ричарда Тириона во все глаза и никак не могла себя заставить отвести взор. Силы неба и ада, что же я здесь делаю, меня не должно здесь быть, не должно, не должно, не должно... Колени дрожали, ноги упорно не хотели меня держать. С каким облегчением я бы упала на колени, склонив голову. Я бы не посмела встать или поднять взор, пока все эти благородные лорды и леди не ушли бы... Какой же трусихой я стала! Встреться я с любым из присутствующих в лесу, ничто не заставило бы меня склониться, но здесь, на вражеской территории, я в их мире. Антарес удивляла и раздражала моя неловкость и неосторожность, но если бы она знала, каких трудов мне стоило даже это. 

Наконец, мы вплотную подошли к королю Терравирис. 

— Соболезную, Ваше величество... — поклонилась наставница. 

Я сделала то же самое, хотя слабо представляла, как нужно делать реверанс, да и ноги отказывались мне повиноваться. Впрочем, под длинной юбкой вряд ли кто-то мог заметить, что я приседаю не так. 

— Анна? — король посмотрел на девушку, и его лицо как-то изменилось...

Ведьма тяжело вздохнула и со стоном стала оседать на пол. Я успела ее подхватить, пока она не упала, монарх машинально подался вперед, чтобы помочь. 

Если бы не наставница у меня на руках, я бы ринулась в противоположную от короля сторону, но это было невозможно. В зале поднялся шум, люди о чем-то переговаривались, а я никак не могла выжать из себя ни звука. Разрази меня гром! Вихрь эмоций бушевал внутри: страх и отчаяние боролись с чувством долга. Как ни странно, именно король помог мне справиться с этим.

— Врача! — закричал он, но это был последний человек, который был нам нужен, поэтому я закричала в ответ: 

— Нет-нет! Прошу вас, помогите мне вывести госпожу на воздух, она очень нездорова! Ей не следовало сюда ехать, но она не смела пропустить... — затараторила я. 

Король кого-то позвал, и два юноши подхватили Антарес и понесли прочь из зала. Я еще раз поклонилась монарху, не смея поднять на него взгляд, и, бормоча какие-то слова благодарности, побежала вслед за молодыми людьми. Антарес играла отлично, а мне и играть не надо было, мне действительно было безумно страшно. 

Когда мы оказались на улице, веки девушки задрожали, и она медленно открыла глаза. 

— Элайв...

— Я здесь, госпожа. 

— Что произошло? 

— Вам стало плохо, и мы вынесли вас на свежий воздух, — от страха я начинала переигрывать, и то, что должно было звучать просто огорченно, выглядело так, будто я говорю над постелью умирающей. — Вам следовало оставаться дома, госпожа, ведь вам так нездоровится! 

— Чушь, я в порядке, — она медленно, с моей помощью, поднялась на ноги, поблагодарила пажей и отослала их обратно. 

Чтобы завершить нашу легенду, нам пришлось взять карету, которая должна была отвезти Анну домой, но на самом деле мы доехали до городских ворот, чтобы вернуться в наше тайное жилище... 

Как только за нами закрылась дверь дома, я в изнеможении упала на стул. 

— Рано расслабляться, Элайв, сейчас мы приступаем к самой важной...

Но я остановила ее жестом:

— Да, госпожа, только дайте мне минуту. 

Анна озадаченно остановилась напротив:

— Мы уже не во дворце, и ты можешь обращаться ко мне просто по имени...

— Конечно, гос... Конечно, Антарес, — голос дрожал, руки тряслись, а в глазах закипали слезы.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила ведьма. 

Да, на ее месте я бы тоже была удивлена и... Черт, как же глупо я сейчас выгляжу! Но если бы я могла... Если бы я могла побороть свой страх...

Этот обрывок мысли, наконец, заставил слезы пролиться. Сначала они тихо стекали по щекам, но мне было так стыдно, и я так отчаянно пыталась остановить их, что отчаяние и беспомощность превратили тихие капли в безудержный поток, всхлипы и трясущуюся спину. 

— Элайв! — пораженно воскликнула наставница, очевидно, не зная, что предпринять. 

Я закрыла лицо руками, чтобы не пугать ее еще больше, я старалась успокоиться, но ничего не помогало. Перед глазами вставал тронный зал, и король с его проницательным взглядом... И снова я почувствовала этот липкий, гнущий спину страх... Нет, нет! Это глупо! Бояться нечего... Но почему тогда я плачу?..

Будь проклят король и весь его двор! Когда я осталась одна, без родственников и друзей, мне не было так страшно; когда меня предал человек, надежнее которого, казалось, нет никого, мне не было так страшно; когда я грабила путников вместе со своими друзьями, мне не было так страшно! Так почему теперь, теперь я плачу так, словно побывала на волосок от смерти?! 

С детства я слышала о мудром и добром короле, которого люди боготворили. Когда я стала старше, мать рассказала мне о том, что он делает с ведьмами, но все равно он обладал властью, властью данной ему богом. И сегодня я видела его, стояла так близко... Нет, мне страшно об этом даже думать! 

Вдруг я почувствовала, что по вздрагивающей спине меня гладит мягкая рука:

— Ну-ну... Тише, Элайв, все хорошо... Не надо...

— Прости, Антарес! Это все... Король, придворные, замок... Так страшно!.. Прости! 

Ведьма сидела рядом и, глядя на меня, хмурилась, то ли не понимая моих несвязных слов, то ли их смысла. Она недавно спасла мне жизнь, а вместо благодарности я устраиваю ей такие сцены... Соберись, наконец! Долги надо отдавать, и ты, Элайв Файтер, ты еще не уплатила свой этой женщине. 

Подобные мысли помогли собраться и взять себя в руки. Видя, что мне становится легче, Анна с облегчением вздохнула. 

— Я знаю кое-что, — сказала она, мягко улыбаясь, — что поднимет тебе настроение. 

Я ответила вопросительным взглядом, а ведьма жестом пригласила меня сесть на высокий стул, который стоял рядом с зеркалом. Я не спешила соглашаться. Антарес еще была мало мне знакома, а другие ведьмы... Если бы я устроила подобную сцену Марии, она бы непременно меня наказала. 

— Что ты хочешь сделать? 

— О, не волнуйся! Тебя всего лишь ждет одно волшебное превращение...

Испугавшись, я сделала шаг назад.

— Не понимаю...

— Садись! — воскликнула она, со смехом взяв меня за руку и усадив на стул. — Закрой глаза, — приказала ведьма. 

— Антарес, я не... 

— Не бойся, закрывай. 

Пришлось повиноваться. Что я буду делать, если она превратит меня во что-нибудь?.. Хм, точнее, смогу ли я тогда вообще что-то делать? 

Оказалось, что боялась я абсолютно зря: речь шла всего лишь о прическе. Анна решила сделать из меня аристократку, и, надо сказать, добилась определенных успехов. По крайней мере, когда она велела мне открыть глаза, в зеркале я увидела абсолютно незнакомую девушку, графиню, а может, баронессу, совсем не похожую на девчонку Элайв. 

— Ты изменила меня до неузнаваемости, — сказала я первое, что пришло мне в голову. — Это как-то связано...

— Да, — кивнула ведьма. — Сейчас я отправляюсь во дворец, где принимаю облик королевы. А ты, спустя четверть часа, приезжаешь следом, и требуешь допустить тебя к королеве, заявляя, что ты... э-э-э… Элиза, ее приближенная. Тебя пропустят, не сомневайся.


* * *


Итак, представление началось. В ближайший час Анна станет королевой, а я — ее фрейлиной. У меня нет дворянских манер, и я до дрожи в коленях боюсь королевского замка и всех его обитателей, но что поделать? Условия договора нужно выполнять. 

Наставница уже отправилась в замок, а мне остается только ждать.

Я заметила, что Антарес тоже нервничала, хотя и не хотела этого показывать. Неужели дело действительно в короле? Они сегодня такими взглядами обменялись, что... Не знаю, что между ними было, но это \"что-то\" явно оставило след в них обоих. Странно это все.

Однако прошло достаточно времени с тех пор, как уехала Антарес, пора и мне в путь. Карета уже ждала на улице. Когда я ее увидела, то не на шутку оробела. Такая богатая... Да и платье на мне было под стать этой карете, так что нечего смущаться. Пора доказать, наставнице и, прежде всего, самой себе, что я не такая трусиха, как это могло показаться. С клинком на поясе я бы чувствовала себя куда спокойнее, но что поделать, если меч не входит в наряд благородной дамы!

Возница знал, куда ехать, и мне даже не пришлось разговаривать с ним. До замка было недалеко, так что не успела я опомниться, как уже стояла у входа в королевскую обитель. 

— Как прикажете доложить о вас? — поклонились стражники. Постойте, серьезно, они поклонились мне? Кто вообще последний раз мне кланялся? Кажется, никто и никогда. Но это придало мне уверенности. Если они поверили мне, поверят и остальные. 

— Я приближенная королевы Катрионы, леди Элиза. 

— Но госпожа, королева же...

— Я знаю, и все-таки я должна увидеть ее. 

После короткого совещания один из стражников побежал в замок, а второй предложил мне последовать за ним. Очевидно, мы пошли длинным путем, чтобы обо мне успели доложить. 

Когда мы подошли к парадному входу, навстречу неожиданно вышел сам король. О нет, только не он! Наверное, Ричарду Тириону суждено быть моим мучителем... Ему что же, нечем заняться, что он бегает по таким мелким делам? Что ему мешало прислать любого придворного... А вдруг он догадался?.. Утренний ком в горле и слабость в ногах снова дали о себе знать. 

— Рады приветствовать вас, леди Элиза, на нашей земле. Полагаю, путешествие сильно утомило вас?

Прокашлявшись, я ответила:

— Что вы, как только я услышала о произошедшем, я поспешила сюда. Я не успокоюсь, пока не увижу мою дорогую королеву!

Это звучало так искусственно, что я не обманула бы и ребенка, но король, кажется, был настолько увлечен своими мыслями, что ничего не заметил:

— Признаться, она... очень плохо себя чувствует. 

— И все-таки я настаиваю, ваше величество. 

Поразмыслив минуту, он кивнул, и мы вошли внутрь.

Постойте-постойте, что это я сейчас сделала? Я разговаривала с самим королем?! И так спокойно, так благородно... По сравнению с тем, что было утром, это — полный успех. Надеюсь, он будет сопутствовать нам и дальше. 

Мы долго петляли по каменным коридорам, спускались и поднимались по лестницам, и наконец, достигли покоев, где, видимо, должна была находиться королева. Интересно, а где она теперь? Куда ее дела Антарес?

— Можете войти, — тихо пригласил король.

— Простите, ваше величество, могу я посетить ее одна? 

— Вам нежелательно мое присутствие?

Нехорошо спорить с королем, поэтому в ответ я только поклонилась. 

Он отворил дверь и пропустил меня вперед:

— Можете побыть с вашей королевой наедине, но я буду неподалеку.

Для непримиримого врага колдовства он слишком мил и вежлив. Но это не должно меня обмануть.

Я аккуратно закрыла за собой дверь и приблизилась к богатому ложу, где возлежала королева. Я ее никогда раньше не видела, и она была прекрасна. То есть, конечно, сейчас это была Антарес, но ее тело было ангельской красоты, девушка могла бы стать достойной королевой. Что-то вроде жалости шевельнулось в моей душе, впрочем, я быстро задушила эти позывы. 

Приблизившись к ложу, я едва слышно прошептала:

— Антарес?

— Да, — ответил мне незнакомый мелодичный голос. Все-таки нам удалось отличное зелье, такое сходство, и даже голос изменился!

— Что теперь? Король стоит за дверью.

— Позови его, и дальше я сама все сделаю.

Антарес

Этот никому не нужный прием у короля отнял и у меня, и у ученицы слишком много сил — а ведь сколько еще всего нам предстоит сделать... Страшно представить. На плечи внезапно навалилась странная усталость, и я инстинктивно выпрямилась — неужели при первой крошечной сложности я вздумала сдаться? Стыдно, Антарес, в самом-то деле — не показать бы ученице своего волнения.

Следует заметить, что и состояние самой Элайв оставляло желать лучшего — очевидно, она была слишком напугана тем, что воочию увидела короля, да и вообще, было похоже, что он в ее глазах казался страшнее самого дьявола. Но мне некогда было удивляться этому факту: игра только начиналась. 

Разумеется, подменив собой королеву, я не могла оставить Элайв — она (несмотря на ее слепой ужас перед Ричардом) должна была находиться рядом неотлучно. Но вот как это устроить? Ведь она должна быть приближена не к кому-то еще, а к самой королеве. Это, разумеется, могло бы стать проблемой… если бы я не подумала вот о чем:

Вряд ли Ричард во время своих дипломатических визитов к потенциальному врагу, когда он, собственно, и познакомился с принцессой Фернеол, внезапно воспылав к ней такими чувствами, что напрочь позабыл о войне… вряд ли он обращал хоть малейшее внимание на придворных дам, окружавших Катриону. О, я точно знаю, что, когда король теряет голову, он не замечает ничего и никого вокруг, кроме... нее.

Так почему бы этим не воспользоваться? Вот поэтому я и решила выдать Элайв Файтер за приближенную королевы, сопровождавшую ее по дороге в Терравирис, но, скажем, несколько замешкавшуюся в пути. Разумеется, воскресшая «Катриона» с радостью подтвердит подлинность своей подданной. Легенда была готова, осталось только воплотить ее в жизнь. Мне бы следовало успокоиться, ведь самое сложное осталось позади, но…

Успокаивая ученицу, я постаралась не показать ей неуверенность, и вести себя как можно дружелюбнее — незачем ей видеть мои страхи, ведь она и сама сомневается, куда больше меня, уж я-то знаю...

А пока следует хоть немного отвлечь и ее, и себя — так почему бы не заняться внешним видом новоиспеченной придворной дамы, тем более что в ней никто (читай — леди Луиза и Ричард) не должен был узнать девушку по имени Элайв, несколько часов назад побывавшую во дворце в качестве моей компаньонки.

Решив, что не следует откладывать это в долгий ящик, я радостно пообещала ученице волшебное превращение. Хотя, пожалуй, мне следовало выражаться определеннее, потому что в следующие пять минут я вовсю потешалась над трясущейся ученицей, идущей в кресло, словно на костер. В самом деле, и что я такого сказала — наверное, бедняжка вообразила, что я в прямом смысле хочу превратить ее во что-нибудь этакое — смех, да и только. Но вероятно, это всего лишь сказался испуг, который она испытала во дворце.

Но самое смешное — это выражение лица Элайв, когда она поняла, что речь идет всего лишь о прическе. На нем выразилась такая гамма чувств — удивление, непонимание, облегчение — что я не могла не рассмеяться.

В следующие два часа я, все же образно выражаясь, колдовала над ее внешним видом, создавая из обычной на вид горожанки нечто, хотя бы отдаленно напоминающее аристократку — и надо сказать, преуспела на этом поприще — сейчас девушка, отражающаяся в зеркале рядом со мной, своим видом, кажется, ничем не напоминала компаньонку леди Анны, явившуюся во дворец несколько часов назад — она ничуть не рисковала быть узнанной.

Пока что выходило так, как я задумала, поэтому я с легким сердцем отправилась во дворец, велев девушке прибыть туда через некоторое время. Надеюсь, она все-таки не растеряется — я от всей души надеялась, что это так. Быть может, новый облик придаст ей уверенности?

Как, впрочем, и мне самой.

Стоило бы еще прихватить с собой щепотку сонного порошка — подкупать стражу на этот раз не было смысла — ведь я уже не выйду из этих дверей… по крайней мере, в своем облике. Согласитесь, таинственное исчезновение незаконно проникшей в покои королевы женщины не может остаться незамеченным. Кто-нибудь наверняка проболтается.

Нет, я не могла так рисковать — дозы сонного порошка хватит минуты на две, не больше — действие состава таково, что стражники даже не успеют ничего заметить, а я тем временем успею проскользнуть за охраняемые двери.

Оставалось только одна проблема — нельзя было, чтобы по дороге к королеве меня кто-то заметил, иначе это означало бы скорый и неминуемый провал. Но кому как не мне, в свое время вместе с принцем Ричардом побывавшей в самых тайных закоулках замка Тирионов, не знать все его тайные, скрытые переходы?

Поэтому я взяла самую неприметную из своих карет, накинула плащ, чтоб не быть узнанной. Потайной кармашек хранил два флакончика с зельями, сонным и оборотным.

Войдя в замок через ход для прислуги, я неслышной тенью прошмыгнула через людскую, поминутно оглядываясь, прошла коридором. Едва успела скрыться от испуганно оглядывающейся служанки… Да, удивительно, что за время этого короткого путешествия я не стала полностью седой. Еще хорошо, что ведьму перестали искать — спасибо тебе, несчастная рыночная торговка, без твоих мучений мне и вовсе было бы не проникнуть к Катрионе: в самом деле, не стала бы я вновь использовать баронессу.

Наконец, я добралась до места, которое искала. Это был старый гобелен с изображением сцен какой-то охоты, но рассматривать его я не стала. О, если память меня все же подвела, наверное, придется искать другой путь, а мне бы этого очень не хотелось…

Воровато оглядев коридор, я отодвинула гобелен, и едва не рассмеялась от счастья — нет, я ничего не перепутала — вот она, ступенька с потайной пружиной, открывающей проход — на месте. Я быстро скользнула в нишу, надавила каблуком на ступеньку, и почувствовала, как каменная кладка проседает, расходится под пальцами. 

Старый замок хранил в себе много тайн — этот же проход, насколько я знаю, был построен для того, чтобы в случае осады замка можно было быстро и безопасно собрать и вывести из замка хотя бы королевскую семью, не опасаясь шальной стрелы. Ход ветвился, пронизывая весь замок, и, при желании, используя его, можно было незаметно пробраться в любую часть дворца, в том числе и к покоям Катрионы.

Из открывшегося хода дохнуло сыростью, и я вздрогнула, ругая себя за глупость — ведь я не взяла с собой даже свечи. Впрочем, если бы я могла подумать обо всем, что мне может понадобиться, мне бы для короткого пробега по дворцовым коридорам следовало бы брать с собою не меньше, чем туго набитый дорожный мешок. Вот глупость, право.

Я почти на ощупь пробиралась в кромешной темноте, и уже потеряла счет времени, когда руки неожиданно уперлись в холодный камень. Ох, неужели это все? Так, где то здесь должна быть еще одна ступенька…

Я пошарила ногой, и, хвала судьбе, тут же ее обнаружила. Оказавшись в такой же нише, через которую и проникла сюда, я осторожно выглянула из-за гобелена.

Да, я определенно на месте, но… прямо перед моим носом маячили спины стражников. О нет, Антарес, главное — не паниковать.

Чертовы цепные псы, как назло, уловили движение, и обернулись. Сейчас они отодвинут гобелен, и…

Была — не была! Я судорожно ухватила флакон с зельем покрепче и, задержав дыхание, с размаху бросила на каменный пол. 

Раздался жалобный звон стекла, и вместе с ним удача, кажется, ко мне вернулась, потому что спустя мгновение двое верзил грузно осели на пол.

Так, а теперь стоит поспешить. Вспомнить детство, что ли? И я, от всей души надеясь, что сюда не забредет какая-нибудь невезучая служанка, лихо перепрыгнула через бесчувственные тела и, сломя голову, понеслась прямо к покоям королевы. Все это малость походило на легкое сумасшествие, но я чувствовала, что до моей цели осталось совсем немного. И от этого меня наполняла такая веселая, бурлящая энергия, что я чувствовала — если я прямо сейчас не сделаю то, что задумала, я, пожалуй, могу и передумать — перегорю, точно свечка. 

Захлопнув за собой двери и несколько придя в себя, я нарочито медленно подошла к постели Катрионы. Поправила одеяло, улыбнулась:

— Надеюсь, тебе снятся хорошие сны, Ваше величество! 

Слегка подрагивающими пальцами сжала ее запястье и принялась шептать слова уменьшающего заклятья — через несколько секунд у меня в ладони, неотличимая от фарфоровой фигурки, лежала мирно спящая королева. Может, руки ей оторвать? Или голову? 

Но моим зверским планам помешали чьи-то шаги. 

Я непослушными руками выдернула пробку из флакона и единым глотком опустошила его. Чувствуя покалывание по всему телу, понимая, что не успеваю, рванула крючки на платье… и вдруг они легко поддались. Я что… уже она?! 

По видимому, так и было — мне некогда было рассматривать себя, но, судя по всему, это платье для моего теперешнего тела было чуть великовато — и снова мне повезло даже в этом. Пинком отправив скомканную одежду под кровать, я скользнула под покрывало, закрыла глаза и неподвижно вытянулась, ожидая гостей. 

Дверь открылась, шаги приблизились… я ощущала себя натянутой струной… Если это Ричард, я могу и не выдержать.

— Антарес?

Ох, это Элайв. Всего лишь Элайв, можно пока не бояться. Я выдохнула: 

— Да.

Фу, что с моим голосом? Ах да, это же ЕЕ голос — мерзость какая, девчонка пищит, точно мышь. Увы, но придется привыкать…

Элайв спросила:

— Что теперь? Король стоит за дверью.

Я вздохнула. Осталось самое сложное… Как же я выдержу? Но высокий голосочек неожиданно прозвучал довольно-таки спокойно:

— Позови его, и дальше я сама все сделаю.

Я закрыла глаза, и снова неподвижно замерла, как холодная статуя. Вот, сейчас он войдет, и... Надеюсь, все же у меня получится не наделать глупостей, однако сердце колотилось так неистово, что едва не выпрыгивало из груди. Отчего я так боюсь? Не знаю... Только бы не задрожать, не выдать себя раньше времени...

— Ваше величество? — раздался неуверенный голос Элайв.

Знакомые шаги. Раз, два, три. Вдох-выдох-вдох. И...

— Вы можете идти, леди Элиза, — так, он совсем рядом, и зачем-то отсылает Элайв. Как я без нее?! Возникло ощущение, что продуманный план катится к чертям… а впрочем, не у чертей ли он возник изначально?

— Но...

— На сегодня достаточно, — кажется, ему даже все равно, что ему только что возразили — он будто выпит, иссушен изнутри. Что же ты наделал, Ричард, со своей пресловутой любовью?

Тем временем торопливый стук каблучков моей ученицы отдалялся. Хлопнула дверь — надеюсь, она за ней и останется, неразумно ей будет отходить от меня далеко именно в этот момент.

Теплые, и не менее знакомые, чем шаги, руки коснулись моего запястья. Да только моего ли? Ее, Катрионы. Все здесь было чужим — вплоть до дыхания... Впрочем, плевать я хотела на условности.

Рука скользнула чуть выше и накрыла ладонь, сжав ее несколько крепче. Ричард. Ричард. Ричард. Только не говори сейчас ничего, молчи, прошу тебя…

— Катриона... Я знаю, ты меня не слышишь, и возможно, уже никогда не откроешь глаза, но...

Момент был разрушен. Ох, зачем же сколько патетики, ваше величество! А я еще так расчувствовалась… Правильно говорила Вильгельмина — сентиментальность — удел слабых, поэтому к чертям глупые чувства, Антарес, надо действовать.

Позволив кукольным ресницам этой простушки задрожать, я слабым голосом — до чего же все-таки противный, высокий у нее голосочек! — позвала, одновременно сжав в ответ его руку:

— Ричард?

Он побледнел, как полотно. От радости так не бледнеют — во всяком случае, он не бледнел… раньше.

— К... Катриона... Ты очнулась? С тобой все в порядке?!

До безумия глупый вопрос. Я так думаю, чары, наложенные мной, не позволяют шевелиться и разговаривать — это, по сути, прерванное существование — человек не стареет, не меняется, и даже не нуждается в пище, что бесценно — в любом другом случае королева вряд ли протянула бы долго. Неплохая вариация сказки о спящей красавице, должна признать, вот только принц до нее не доберется. 

И кстати, на глупые вопросы лучше ответить:

— Д-да... — прошелестела я, не без успеха имитируя голос умирающей. 

— Лекаря! Немедленно! — закричал король.

Крик Ричарда больно резанул мой слух.

На следующее утро меня разбудило солнце — его искристые лучи неожиданно проникли сквозь тяжелые занавеси королевской опочивальни и брызнули мне прямо в лицо. Я недовольно сморщилась и попыталась отвернуться, но мне что-то помешало… Что-то? Вернее будет сказать — кто-то.

Смешно это признавать, но я, пожалуй, была счастлива.

Ричард, точно подтверждая мои мысли, тихо рассмеялся:

— Ты так давно и крепко спишь, Катриона, что я было испугался, что снова тебя потеряю.

— Ты меня не потеряешь, — внезапно, сама от себя того не ожидая, произнесла я. — Я больше не позволю этому случиться.

И тут же мне пришлось задохнуться — король изо всех сил прижал меня к себе:

— Мне хочется тебе верить… но раньше ты не была столь серьезной. Тебя что-то тревожит, любимая?

«Столь серьезной»? — то есть мне еще и восторженную идиотку здесь надо разыгрывать? Нечего сказать, Ричард, ты прекрасно женился!

— Ах, нет! Я просто боюсь… этой ведьмы! — пропищала я в притворном ужасе. — Вдруг она снова придет за мной?

Ричард посерьезнел, и сжал меня в объятиях еще крепче:

— Я не позволю этому случиться, — эхом откликнулся он. — Знаешь, Катриона… я до сих пор не могу поверить, что ты рядом. Мне кажется, что это сон.

— Ты ошибаешься, — заверила я. — Взгляни, какое прекрасное утро — такого и во сне не увидишь! Чудесное утро для прогулки, не так ли?

Уголки его губ опустились:

— Увы, дорогая — я не могу отправиться с тобой. У меня дела…

Еще бы, на то и был расчет. Я притворилась расстроенной:

— Но… тогда я могу отправиться на прогулку с Элизой?

Разумеется, ни на какую прогулку мы с Элайв не собирались, а отправились прямиком к Вильгельмине.

Мне необходимо было посоветоваться с наставницей, посвятить ее в свои планы…Я так привыкла, что она является хранительницей всех моих тайн, что просто не могла держать от нее что-то в секрете.

Мне нужно было, в конце концов, убедиться, что я поступаю правильно. За этой уверенностью в своем выборе я и шла к наставнице.

Пока мы поднимались по узкой темной лестнице в башню, Элайв молчала, но я прекрасно чувствовала, что девушка напугана.

— Неужели ты снова боишься, Элайв Файтер? — насмешливо поинтересовалась я у нее. — Хотя, признаться, Вильгельмина умеет внушать страх, как никто другой… Но она сильная женщина… по-настоящему сильная, и я уверена, ты ей понравишься, — добавила я.

— А вот понравишься ли ей ты, в твоем новом обличье? — спросила ученица тихо.

Я вздохнула:

— Признаться, меня саму волнует этот вопрос… хотя я не сомневаюсь, что королева узнает меня под любой личиной.

С этими словами я приоткрыла дверь:

— Вы позволите? 

— Разумеется — входите, я всегда рада гостям. 

Едва я услышала голос наставницы, как все тревоги из меня точно ветром выдуло. Вильгельмина поможет мне выстоять, я точно знаю.

— Ты давно не была у меня, Антарес, я уже стала думать, что ты меня забыла, — с иронией произнесла она. Я виновато улыбнулась — ну конечно, она меня узнала, да и немудрено. Вильгельмина всегда говорила, что главное в человеке — это глаза, лишь они не могут лгать.

— Неужели ты думаешь, дитя, что меня может обмануть какое-то оборотное зелье? Нет, может зрением я стала и слаба, но я очень хорошо вижу, кто ко мне пришел. Антарес, — она взглянула на Элайв, цепко и внимательно. — Ты взяла себе ученицу? Поздравляю. 

Я вздохнула:

— Это Элайв Файтер, Вильгельмина. Она — рожденная.

— Да, кажется, тебе необыкновенно повезло, девочка моя, — она лукаво взглянула на меня. — А что, твоя ученица испугалась меня, такой старой и немощной? Недальновидно, моя милая — старость нужно уважать.

Мне почудилась отдаленная угроза в ее голосе, и поэтому я подтолкнула ученицу, прошептав ей на ухо:

— Иди к ней… только прошу тебя, Элайв, не подведи!

Ученица на ватных ногах, точно на костер, двинулась к креслу королевы. Та ловко выпростала руки из-под покрывала, которым была укрыта, положила их моей ученице на плечи, заставив опуститься на колени, и забормотала:

— Сильная душа. Бесстрашное сердце… И совсем не похожа на Анну, но… напоминаешь мне другую, ту, что… о, да, я чувствую ее, — она замолчала, внезапно открыла глаза и улыбнулась. — Ты чудная девочка. Будь верна Антарес. Я разрешаю.

Элайв, немало озадаченная (как, впрочем, и я), поднялась с колен:

— Да, госпожа.

— А еще она очень талантлива, Вильгельмина, — решила разрядить я обстановку. — Она необыкновенно хороша в…

— Зельях, вероятно?.. — закончила за меня наставница. Я потрясенно кивнула:

— А как вы?…

— Ну а чем еще ты, бездарь, неумеха и белоручка, можешь восхищаться?

— Простите, что вмешиваюсь, — робко сказала Элайв, — но если вы позволите, я подожду снаружи.

— Разумеется, ты можешь идти, — доброжелательно проскрипела старая ведьма. — Нам с твоей наставницей еще нужно о многом поговорить. 

Когда мы остались одни, я, как и Эл недавно, опустилась на колени рядом с креслом своей наставницы, стиснув его подлокотник так, что пальцы побелели. Закрыв глаза, я почувствовала, что меня наполняют новые силы, исходящие от нее — будто настойчивая рука вливала их в меня капля за каплей, напитывая этой бурлящей, живой энергией.

Когда я открыла глаза, королева едва заметно улыбалась:

— Так ведь лучше?

Я кивнула, мучительно дернувшись при этом: передача сил — процесс малоприятный, но как бы мне ни было мерзко, все же я должна была благодарить наставницу, за то что она отдавала мне свои силы, не жалея. 

Она же тем временем продолжала:

— Теперь о главном. Ты не хочешь мне ничего рассказать, Антарес? 

— О чем, Вильгельмина? — я, пошатываясь, встала.

— Ну, хотя бы о том, зачем тебе весь этот маскарад? — она насмешливо повела рукой в мою сторону. — Как я понимаю, та, кого ты сейчас изображаешь — это жена моего внука, ныне здравствующего короля Ричарда Тириона?

Я отступила еще на шаг. Неужели... неужели и она против моей затеи? О нет. Я так надеялась на ее помощь...

— Вы... недовольны мною?

Она хрипло рассмеялась, и от этого неживого звука пламя едва тлеющей свечи окончательно погасло. По стенам перестали плясать неотчетливые тени, все погрузилось в серый, мутнеющий, лишенный всякого налета таинственности, полумрак. Против своей воли я зябко поежилась, но не от холода, а от какого-то неясного предчувствия.

Чушь, что все мы наделены какой-то сверхинтуицией, или нам на каждом шагу мерещатся предзнаменования. Отнюдь. Но когда должно случиться что-то по-настоящему важное, то, о чем необходимо знать, это знание тебя не минует. 

— Ты до сих пор любишь его, моя дорогая Антарес, — она не спрашивала, она утверждала, и голос ее зазвучал спокойно, и даже, пожалуй, несколько обыденно. — И ты, вероятно, несколько разочарована тем, что он женился не на тебе, вопреки моим обещаниям. Более того, я знаю, что именно поэтому ты не приходила ко мне.

Я прикрыла глаза в знак согласия, но сказала только:

— Вы обещали, что он будет моим.

— Я это помню. И разве он сейчас не в полной твоей власти? — учтиво осведомилась она. — Другое дело, что ты собираешься с этой властью делать?

С души точно камень упал — опальная королева по-прежнему на моей стороне. Но на что она намекает? Пока что я ее не понимала.

— Я еще...

— Не решила? Похвально. Надеюсь, ты не собираешься бросаться в крайности вроде счастливой семейной жизни или жестокого убийства псевдосупруга? — кажется, она откровенно веселилась.

Помедлив, я отрицательно качнула головой.

— Тем лучше. Подойди сюда, дитя, не бойся — мне нужно с тобой поговорить, — она поманила меня костлявым пальцем.

Послушно подойдя к ее креслу, я снова опустилась рядом

— Слушаю вас.

— Ты же знаешь, что десятки наших сестер сейчас томятся в тюрьмах, и может быть, не успеет наступить рассвет, как многие отправятся на костер!

— А наш дар слишком драгоценен, чтоб так просто терять его, — эхом отозвалась я.

— Вот именно. Так что ты сделаешь вот что...

Посвятив Элайв в подробности плана Вильгельмины, я вместе с ней вернулась во дворец — первым делом было необходимо поговорить с Ричардом — ведь именно он был ключевой фигурой.

Но как оказалось, у короля тоже был для меня сюрприз. Очень неприятный.

— Катриона, дело в том, что твои родные узнали о беде, случившейся с тобой — и теперь к нам с визитом едет твой брат, принц Бертран, — заявил он радостно, как только окончились взаимные приветствия, поцелуи и расспросы о прогулке. — Конечно, мы уже очень давно не принимали гостей из Ферлиберт, но теперь, когда ты моя жена…

Все пойдет прахом. Меня раскроют — пронеслась паническая мысль. Но я отодвинула ее подальше, вместо этого смиренно ответив:

— Спасибо, Ричард! Ты даже не представляешь, как я счастлива.

Сперва то, что поручила Вильгельмина. Казнить себя за глупость можно потом, также как и придумывать, как выбираться из ситуации.

Он внимательно взглянул мне в лицо:

— Признаться, дорогая, ты не выглядишь счастливой.

Я горестно вздохнула: 

— Когда мы с Элизой гуляли… я кое-что слышала. Кое-что, очень меня расстроившее.

Ричард нахмурился. Кажется, сейчас он был готов лично пойти и изничтожить все то, что расстраивает любимую женушку. А Вильгельмина была права, подумалось мне. Неужели все так просто?

— Я слышала, что в вашей стране в неволе томятся даже женщины и дети... — побольше трагизма и жалости в голос. — Это же… варварство, Ричард. Это такая жестокость! Маленькие… слабые… и вдруг — в тюрьмах!

— О, Катриона, дорогая... — плохо. Вместо того, чтоб жалеть обездоленных, сироток и плененных женщин, он жалеет эту дурищу... то есть меня.

— У меня сердце разрывается от жалости! — картинно заламывая руки, вещала я. — У нас в Ферлиберт такое даже представить невозможно! Мне так их жаль! Какое зло могут причинить б-б-б-бедные... — всхлип. — Беспомощные женщины?

Нет, не совсем, конечно, беспомощные... Одна из них, Аллукьера, как-то, в порыве ярости, напустила мор на небольшой городок. Гибли все — мужчины, женщины, дети, животные... Все, кто попадал в проклятый круг, любезно очерченный ведьмой аккурат на границе городка. Лекари были беспомощны — они сами погибали, едва переступали незримую черту, главная хитрость которой заключалась в том, что впускать она впускала, а вот выбраться наружу за ее пределы было решительно невозможно.

Да, не стоило какой-то горожанке невежливо смотреть на Аллукьеру, а тем более задевать ее краем своего платья.

— Но среди них есть ведьмы, такие же, какие едва не убили тебя, — возопил бедняга Ричард. — Прошу тебя, Катриона, не плачь… Скажи мне, чего ты хочешь?

— Т-т-ты такой жестокий! Ты допускаешь такое зло в своей стране! Вот мой отец, он всегда на государственные праздники торжественно выпускает из тюрем всех бедных же-е-е-енщин, — ныла я, спрятав лицо в ладони.

И Ричард не выдержал монотонных воплей на одной ноте:

— Конечно, мы так и поступим, дорогая! Объявим о твоем выздоровлении, и...

Я вскочила.

— П-п-правда?

— Да, конечно, — он счастливо вздохнул, и по его губам пробежала улыбка.

Неужели все и вправду было так просто? Стоило лишь попросить?! Разумеется, самых опасных ведьм и не отпустят… но кто считал, сколько обычных колдуний скрывается среди попавшихся воровок и прочих преступниц?

Десятки.

Абсолютное большинство, которое и задумала спасти Вильгельмина. Моими руками.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 4

Элайв Файтер

Дом Антарес встретил меня свежей прохладой и пустынной тишиной. Не мешкая, я принялась за дело. Зелье, что я собиралась приготовить, принадлежало моей матери. То, что мне было нужно — оно очень походило на дурманное зелье, но слегка измененный состав придавал напитку новые свойства: человек безоговорочно верил вашим словам в первый час после того, как он выпил хоть каплю этой жидкости, а потом не сомневался в них до конца своих дней. Мощное было зелье, вот только пользоваться им следовало с умом, и ни в коем случае никто не должен был о нем знать — слишком большие возможности давал этот напиток. 

Готовилось зелье довольно быстро, да и нужно его было немного. Когда все ингредиенты были в котле, мне оставалось только дождаться полной готовности варева... Надеюсь, мне все удастся, и проблем не возникнет. Но это полбеды, главное, чтобы все получилось у Антарес — старая королева подала ей отличную идею, как знать, если бы ведьма занялась этим чуть раньше, может, моя наставница была бы жива. Я так скучаю по ней, ведь она стала для меня второй матерью, и имя у нее было самое что ни на есть материнское — Мария. 

Я попала к ней, когда мне было десять лет, именно тогда я лишилась родителей, и добрая женщина решилась приютить сиротку. Она почти сразу рассказала мне правду о себе и стала обучать. Не всегда наши отношения были гладкими — мне было четырнадцать, когда я сбежала из дома, и шестнадцать, когда я вернулась. Сейчас мне девятнадцать, но ее больше нет со мной, и я очень жалею о том побеге. Ведь он тоже не прошел бесследно для меня, но сейчас это последнее, о чем я хотела бы думать. 

Зелье все еще не было готово... Нужно будет его правильно упаковать, потом придумать, как его подсунуть Бертрану... Я невольно перевела взгляд в самый темный угол, где покоилась королева. Она все еще была молода и прекрасна, и Антарес сейчас была очень на нее похожа, если не считать одной мелочи: тело — всего лишь оболочка, которая, как ни крути, будет выражать то, что внутри. Лицо молодой королевы было смиренно, кротко и безмятежно, чего нельзя сказать о моей наставнице. Она пыталась играть свою роль, и делала это хорошо, но была всего лишь актером... Мне снова стало жаль королеву. Что, в сущности, плохого она нам сделала? Лично мне ничего, не знаю, как Антарес. Рано или поздно нам придется возвращать все на свои места, и как мы это сделаем?.. Я бы с радостью вернула молодому королю его супругу хоть сейчас, но... Не я командую этим парадом. 

Сейчас я вполне могла понять Ричарда, который просиживал у ложа жены ночи напролет: от нее трудно было отвести взгляд. Интересно, брат похож на нее? Прекрасен ли он так же, как его любимая сестра? Хм, о чем это я... Будь он хоть первым красавцем во всем своем королевстве, меня это не должно волновать...

Взглянув на бледное лицо пленницы еще раз, я сделала ее невидимой. Просто на всякий случай.

Краем уха я услышала, что зелье начало шипеть — значит, скоро оно будет совсем готово. Замечательно, еще пара минут, и я могу спокойно ожидать приезда королевского брата.

Антарес

Если с Ричардом и ведьмами проблема почти была решена, то… Оставался пресловутый принц, Бертран Фернеол, который мог в одночасье все сломать.

Наверное, сейчас я больше всего напоминала загнанного зверя в клетке, как внешне, так и внутренне. Внешне — потому что нервно металась из угла в угол в своих личных покоях, не в силах успокоить гулко бьющееся сердце. А внешняя суетливость напрямую вытекала из внутренней — я ощущала неминуемую близость провала.

А все Ричард со своим неземным великодушием! Понадобилось ему вокруг \"воскресшей королевы\" собирать толпу умиленных родственников, видите ли. Ситуация казалась безвыходной — я даже не могла посоветоваться с ученицей — она неизвестно куда пропала. Нет, в ней я не сомневалась, но в свете приезда \"братца\" мне просто необходимо было обсудить с ней все детали. Очевидно же, что необходимо было куда-то прятать саму Элайв — полностью вымышленная леди Элиза теперь могла угрожать нашей безопасности.

Что же теперь делать? Элайв — допустим, мне удастся что-то придумать, как то скрыть наш маленький обман, но вот что делать мне самой? Я не Катриона. У меня другая манера речи, другие привычки... Я не обладаю ее памятью. Король ослеплен своей любовью, но для близких людей настоящей королевы подмена будет очевидной. Мелькнула шальная мысль — возможно, стоит сбежать?

Или оживить девчонку, подправив память королю, стерев из нее эти несколько дней, а самой пустить слух, что леди Анна пошла на поправку? Наблюдать за их счастьем, вести светские беседы, и знать, что я могла бы спасти много колдуний, в том числе и свою наставницу, но не смогла, отступила? Никогда!

Я присела в резное кресло и взяла в руки свитки Вильгельмины. Немало мудрого в них содержалось...

\"Своею формой память людская напоминает рисунок на песке, на которой образы запечатлены неуверенной рукой ребенка. Женские лики, силуэты животных, надписи. Долго будет сохранной эта мудреная вязь, много она сможет рассказать своими символами человеку понимающему. Но есть много сил, в том числе и магических, способных влиять на эти рисунки... Изменять их, и даже полностью стирать... Внуши человеческой памяти ужасные вещи, и сам человек окажется в твоей власти. Сотри из памяти неугодные детали, и управляй им, точно марионеткой...\"

Сотри... Управляй... Память... Вот оно! Книга выпала из ослабевших рук, и, одновременно с грохотом, раздался стук в дверь.

Это была Элайв. Вся она так и светилась неуместной, на мой взгляд, радостью:

— Я могу войти?

— Да, разумеется, — я вскочила и за руку втащила ее в комнату. — Элайв, где ты была?

— Я...

Но нужно было быстро что-то решать, поэтому я не дала ей договорить.

— Ты срочно должна скрыться. Если получится, мы вдвоем сможем изменить память всем, кто хотя бы теоретически мог тебя запомнить, и...

Она непонимающе взглянула на меня.

— Но зачем?!

Я нервно передернула плечами.

— Затем, что сюда скоро приезжает мой дражайший родственник, принц Бертран Фернеол, наверняка не имеющий о леди Элизе ни малейшего понятия, Элайв! — я несколько разозлилась. Объяснять очевидные вещи, когда мы на краю гибели!

А Элайв точно решила измерить количество оставшегося у меня терпения:

— Это я знаю — слышала уже, Антарес. Я не понимаю, зачем мне нужно бежать?

Она что, издевается?

Люстра над головой неожиданно громко хлопнула, и осыпала ее с ног до головы сияющей стеклянной пылью — все, что осталось от тысячи хрустальных подвесок.

Небрежно отряхнув платье, она лукаво улыбнулась и сказала:

— Возможно, мне следовало выразиться несколько определеннее. У меня есть план.

Элайв Файтер

Антарес нервничала, злилась, никак не могла обуздать свои эмоции, но мне удалось ее заинтересовать: 

— Возможно, мне следовало выразиться несколько определеннее. У меня есть план!

— Так говори быстрее! Не медли! 

— Я смогу договориться с королевским братом. С помощью этого, — я достала из складок платья крошечный пузырек. 

Казалось, наставницу нельзя было удивить сильнее, но мне удалось:

— Это зелье, которое поможет мне найти с ним общий язык. 

— Но каким образом?

— Личный рецепт, это сработает, поверь. 

— Элайв! Я поражена! Признаться, я начинаю думать, что рано окрестила тебя всего лишь ученицей, ты не перестаешь меня удивлять! Клянусь, если мы выберемся отсюда живыми, я сделаю все, чтобы провести обряд. Ты станешь полноправной ведьмой, обещаю!

Антарес была эмоциональна, как всегда, впрочем, и я не смогла сдержать улыбки: 

— Благодарю тебя, я не забуду этого. 

— Отлично, одной проблемой меньше! 

— Именно, занимайся тем, что тебе приказала старая королева, и ни о чем не беспокойся, остальное я возьму на себя. 

— Спасибо, Эл, спасибо. Я не знаю, когда именно приедет \"мой\" брат, но насчет амнистии я уже поговорила с королем. 

— И что его величество?

— Согласился, конечно, — фыркнула девушка, чем снова вызвала мою улыбку. Мне бы ее уверенность в себе. — Теперь следует проследить, как моя воля будет выполняться. А затем... Впрочем, все потом, сейчас еще рано о чем-то говорить... Ох, как же ты меня обрадовала своим планом! Прямо гора с плеч! 

— Так ведь для того я и нахожусь здесь, чтобы помогать тебе.

Я могла только вновь улыбнуться, теперь стало понятно, что я не прогадала с клятвой и с ведьмой, в верности которой я поклялась. Не успела я как следует насладиться моментом, как в дверь постучали: 

— Ваше величество, приехал ваш брат, принц Бертран. Он ждет вас!

— Передай, что я скоро буду! 

Когда удаляющиеся шаги за дверью стихли, Антарес прошептала: 

— Что будем делать? 

В голове возникло несколько шуточек по поводу того, что обычно этот вопрос задаю я, но вместо этого я сказала: 

— Сейчас я пойду к нему, и поднесу кубок якобы от тебя, в знак приветствия... А дальше уже дело техники. Приходи минут через десять, этого мне должно хватить. 

Выбежав из комнаты, я отправилась на кухню, где взяла кубок вина для дорого гостя. Сначала я капнула туда всего одну каплю напитка, но потом... Что-то заставило мою руку дрогнуть еще пару раз — чтобы наверняка. 

В королевский зал для приема гостей я входила уже полностью уверенная в успехе. К счастью, Бертран там был один, и никто не мог мне помешать: 

— Добро пожаловать, принц! Рады видеть вас в этом замке! Королева прибудет через несколько минут, а пока выпейте это.

Юноша без лишних вопросов взял у меня кубок и сделал несколько глотков:

— Славное вино делают у вас в королевстве! 

— Да, сеньор, это так...

И как мне понять, действует ли напиток?.. Все стало понятно, когда Бертран поднял на меня глаза, и в его взгляде я прочитала полную покорность и ожидание приказа: такой взгляд бывает у собак, когда они смотрят на хозяина. 

Я присела рядом с ним, взяла его за руку и сказала, глядя прямо в глаза:

— Я Элиза, приближенная вашей сестры, вы знаете меня много лет. Вы очень цените мое мнение, потому что я знаю Катриону лучше всех. Вы всегда советуетесь со мной относительно всего, что связано с королевой. Но вы не любите говорить с ней о прошлом, о вашем детстве, вы считаете, что подобные разговоры не пристало вести королевским особам...

Когда король с королевой вошли в зал, взгляд Бертрана снова стал царственным и осмысленным, а я стояла на почтительном от него расстоянии. Антарес вопросительно посмотрела на меня, и я едва заметно кивнула.

Антарес

Сказать, что я опасалась разоблачения — значит ничего не сказать. Теперь, когда на кону были судьбы сотен ведьм, ставки неуклонно росли, и речь уже не шла о желании отомстить — в моей власти было спасение знаний, спасение древней силы, которая лишь чудом не выродилась. Впрочем, ее искра уже едва теплилась, почти задушенная инквизиторским огнем. Каждая вырванная из их лап душа — поистине бесценна. И я должна, обязательно должна справиться.

Я взглянула на Элайв, без слов интересуясь результатом ее плана (пару минут назад в качестве приветственного жеста она поднесла принцу кубок с зельем) — получив в ответ кивок, я почти успокоилась. Откровенно говоря, я слегка сомневалась в исходе этой авантюры — право, было бы проще спрятать ученицу и слегка подкорректировать королю память. Но сейчас что-либо менять было слишком поздно, поэтому я, скрепя сердце, и, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, шла навстречу псевдо-брату.

Надо сказать, это был красивый мальчик — под стать своей сестрице. Он был высок и статен, светлые кудри вились непослушной копной, на лице сияла улыбка, серые глаза искрились потаенным весельем, да и вообще, принц имел наружность романтического пастушка, однако же вид у него был благородный, но вместе с тем веселый и добродушный.

Странно, но никаких следов воздействия на нем не было заметно — взгляд оставался ясным, взгляда с Элайв он не поддерживал. Я еще раз взглянула на нее, но она оставалась такой же уверенной. Что ж. Придется довериться.

Не дойдя до меня пары шагов, он склонился в учтивом полупоклоне:

— Ваше величество.

Почти физически ощущая направленные на нас взгляды — все же Катриона вместе со своим братом оставалась здесь чужой, несмотря на любовь короля и лесть, которая изливалась волнами от этих лживых, двуличных...

Удивительно, но я даже испытала мимолетную жалость к той, чью роль мне приходилось играть. Нервы, наверное. Однако нужно отвечать этому мальчику, не то выйдет конфуз:

— Приветствую вас, Ваше высочество.

Он поднял на меня удивленный взгляд. Так, что я сделала не так, в чем я ошиблась? Неужто эта вздорная девчонка плевать хотела на политес, и приветствовала любимого родственника, просто бросаясь ему на шею? Лихорадочно размышляя, что же мне сейчас делать, я подумала, что он, возможно, сможет списать мою холодность и неестественное поведение на изменившийся статус. Да помогут мне все силы рая и ада…

— Надеюсь, Ваше величество, ваше здоровье улучшилось, — чопорно произнес принц Бертран, и, подумать только, схватил меня за руку! Впрочем, надо думать, машинально, потому что тут же вскрикнул. Да такое, что весь зал пораженно ахнул:

— Ой, Катриона, у тебя такие холодные руки!

Я замерла. Ну ничего себе непосредственность — видимо, мои предположения о нестандартном поведении юной принцессы подтверждались самым нелепым образом. Впрочем, все присутствующие, да и он сам, уже осознали масштаб промаха, и с позволения короля церемонию мягко свернули, к всеобщему удовольствию.

Уже шагая к выходу из зала, я обернулась. Как оказалось, зря. Юный принц о чем-то весело расспрашивал мою ученицу. Та — о боги — ему робко улыбалась. Но улыбалась же, улыбалась! В глазах ее определенно горел живой интерес. Вот она оступилась, уронила веер, а Бертран молниеносно наклонился и поднял его, но не вернул владелице, а все так же продолжал идти рядом, рассеянно помахивая вещицей, держа веер у собственного колена. Элайв же порозовела от смущения, или от злости, не знаю, наблюдая за беззаботным новым знакомым...

Хотя... неизвестно, что ему внушило это любопытное зельице. Если он таким образом ведет себя с собственной сестрой, то...

Определенно, мир катился к чертям.

Элайв Файтер

Бертран поразил весь двор, и, похоже, поразил неприятно. Я не очень разбираюсь в этикете, но даже мне стало понятно, что он был слишком развязен и несдержан, и клянусь, мое зелье тут не при чем. Возможно, Катриона была такой же непосредственной девушкой — в таком случае Антарес оказала королю услугу, на время подменив ее. Представляю, в какой шок молодая королева повергла бы королевский двор, если бы вела себя так же, как ее братец. 

Когда король с королевой удалялись под почтительными взглядами вассалов, Бертран обернулся ко мне и прошептал:

— Я все испортил? 

— Ну что вы, ваше высочество! — ответила я после некоторой заминки, ибо для королевской особы такой вопрос был очень нетипичен. — Просто вы не учли, что теперь ваша сестра не может так же живо общаться с вами, она теперь королева, и значит вынуждена подчиняться правилам этикета… Простите мою дерзость, милорд, но вам бы тоже не помешало быть посдержанней. 

— Воистину вашими устами говорит сам рассудок, леди Элиза. Что бы мы без вас делали, — улыбнулся он. 

Я не смогла сдержать ответной улыбки: 

— Благодарю вас, ваше высочество. 

Я попыталась ретироваться с \"поля боя\", но оступилась и выронила свой веер. Бертран поднял его, и не собирался возвращать!.. Надеюсь, я не сильно покраснела, потому что я была смущена до предела. Что это было? Еще одна невинная выходка? Не верю. 

— Ваше высочество, вы не вернете мне?.. — я указала на веер, не зная, как правильнее подступиться к этому вопросу. Мой голос дрогнул, и это было очень плохо! Эмоции? У меня? Какого черта?! 

— Элиза, не позволите ли вы мне оставить его у себя?

Возможно, я ошибаюсь, но если мужчина просит у женщины какую-либо вещь, принадлежащую ей, не значит ли это, что он… Глупое предположение, нет, это работает только среди равных, а я хоть и \"дворянка\", но все же рангом ниже. 

— Конечно, милорд. Хотя, признаться, я не до конца понимаю, зачем он вам... Разрешите откланяться, я...

— Куда же вы так спешите? 

— Я должна сопровождать королеву. 

— О, так вы идете к Катрионе? Не могли бы вы передать ей мои извинения и искренние сожаления? Я обещаю, что впредь подобное не повторится. И... Могу я просить вас об одном одолжении?

— Еще одном? Будьте скромнее, ваше высочество. 

— Клянусь, это последнее. Узнайте, пожалуйста, у Катрионы, можем ли мы с ней встретиться в неформальной обстановке, как брат и сестра, а не как королева и принц?

— Хорошо, милорд, я все узнаю.

— Благодарю вас, я ваш должник. 

Глядя на веер в его руках, я не очень верила словам принца, но все же кивнула и быстро покинула королевский зал приемов. 

Неужели это все — действие моего зелья? Его непосредственное поведение — точно не моя вина, за это я могу ручаться, но вот внимание его высочества к моей персоне... Где-то в глубине души мне бы хотелось верить, что мужчина королевского рода может заинтересоваться такой девушкой, как я, но возможно, все дело в напитке... Как это узнать? Действие зелья ослабеет через два-три дня, и хотя Бертран по-прежнему будет уверен, что давно мне знает, остальные побочные эффекты (если они есть) должны исчезнуть. Пусть это будет так! И хотя Бертран так же прекрасен, как и его сестра, мне следует держаться от него подальше.

Подойдя к комнате королевы, я поняла, что у меня есть еще одна проблема. Антарес наверняка все заметила, и вряд ли ей понравилось то, что она увидела. Не знаю, что она могла подумать, но по головке меня точно не погладят. 

Сделав глубокий вдох для храбрости, я постучала:

— Разрешите, ваше высочество?

Антарес

— Разрешите, ваше высочество? — раздался тихий голос ученицы. Надо сказать, голос, не лишенный неких нот виноватости — что ж, хотя бы у кого-то в этом безумном дворцовом мире имеется здравый смысл. Ну, или совесть, умноженная на инстинкт самосохранения.

— К чему такая официальщина, моя дорогая? — с иронией поинтересовалась я, за локоток втаскивая ее внутрь. — Неужто твой юный друг не научил тебя принципам свободы и равенства? Как я заметила, время у него было...

Девушка присела на подлокотник кресла и стала расправлять тяжелые складки платья, хотя особой необходимости в этом не было. Ведьма — и вдруг смутилась? Никогда б не подумала.

— Все... не так, как ты подумала, Антарес... — с видимым усилием, наконец, произнесла она. — Он просто удивил меня, только и всего.

Я кивнула.

— Разумеется. Ты знаешь, в свою бытность принцем, нынешний король Ричард тоже умел удивлять. Не поверишь, но как-то на приеме какого-то очень важного иностранного посла юный наследник престола битый час занимался тем, что усердно разрисовывал шкатулку, предназначенную для церемониального вручения этому самому послу. Был грандиозный скандал.

Элайв прыснула:

— Но, если ты все видела, то почему не остановила?

— Видишь ли... Основная проблема была в том, что именно я достала ему кисти и краски. И потом, я не настолько непостоянна, чтобы после полутора часов уговоров на это предприятие, менять свое мнение и начать отговаривать...

Теперь уже смеялись мы обе — напряжение, висевшее в воздухе незримой тяжестью, спало. Некая холодность, присутствующая до сей поры, тоже исчезла. Было почему-то легко и свободно сидеть сейчас и говорить на такие темы, которых с другими точно не коснешься. Никогда.

— Так значит ты... не сердишься? — поинтересовалась она.

Я подняла брови:

— На что? Как видишь, я сама далеко не ангел.

Со значением посмотрев на Элайв, я поняла, что она уловила этот полунамек. Я никогда не говорила ей об истинной цели нашего пребывания здесь, но, уверена, ей не составило большого труда догадаться. И то, что она в первую же минуту после этого не расторгла магический контракт, уже говорило о многом.

— Ах да, — бесцеремонно ворвался ее голос в мои мысли. — Принц просил меня узнать, может ли он встретиться с тобой в неформальной обстановке?

— Что? Этого еще не хватало! — я вскочила. — Он же моментально меня раскусит! Начнутся воспоминания...

Ученица успокаивающе махнула рукой:

— Ты не знаешь силы моего зелья!

Я непонимающе уставилась на нее.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что ты и это предусмотрела?

Ответом мне послужила самодовольная усмешка.

Я не нашлась, что ответить.

— Поразительно. Элайв, я перед тобой в долгу. Что я могу для тебя сделать? — только и выдохнула я.

— Ну, хотя бы попроси своего \"братика\" вернуть мне мой веер, — ехидно сказала она, но, увидев мой непонимающий взгляд, осеклась. — Что? Почему ты так смотришь?

Я сделала пару неуверенных шагов назад:

— Ты шутишь? Он и в самом деле не вернул тебе твой уроненный веер?

— Ну да...

Я побелела.

— А ну-ка, признавайся, что ты ему внушила?

— Только то, что я, леди Элиза, подруга детства, приближенная...

Я застонала.

Бертран явно не был наследником престола, а поддельная Элиза занимала достаточно высокое положение. То есть это значило...

— Поздравляю вас, дама сердца высокородного принца!

Элайв Файтер 

Слова Антарес прозвучали громом среди ясного неба. То есть авантюра с использованием оборотного зелья не совсем подходит под слова \"ясное небо\", но, по крайней мере, мы контролировали ситуацию, а теперь... 

— Нет, ты ошибаешься! Я ниже рангом, этого просто не может быть!

— К сожалению, может, — нахмурилась наставница. — Если принц не является главным наследником, а так и есть, он волен выбрать любую даму своего круга. Очевидно, он счел тебя достаточно благородной. 

Слишком хорошо, чтобы быть правдой, так не бывает. 

— А вдруг это действие зелья? Тогда это пройдет через пару дней. 

— На твоем месте я бы не была столь оптимистична... 

— Но Антарес!.. — смирив недоумение и страх, я все же хотела знать, что меня ждет. — Хорошо, пусть ты права. Тогда как мне себя вести? Я же ничего не знаю о ваших великосветских правилах!

— Об этом не переживай, Бертран сам не очень-то их придерживается. Тебе нечего опасаться. 

— Посмотрим... А мы могли бы это как-нибудь использовать?

— О, Эл, неужели ты настолько прагматична? — рассмеялась наставница. — Юный принц хочет вверить тебе свою душу, а ты думаешь, как ею выгодней распорядиться? — она хочет пристыдить меня? Что-то не очень верится. 

— Он вверяет свою душу не мне, а дворянке Элизе, которой вообще не существует. Мне же, крестьянке, его королевское высочество ни к чему. 

Признаться, в этих словах я не сказала всей правды: несмотря ни на что, мне льстило все это, да и принц был так хорош собой, что я уже не была уверена в своей способности здраво рассуждать! Да и посудите сами, часто ли на вашей памяти принцы интересовались служанками? Разве что в сказках. 

— Так что мне ему ответить? Катриона встретится с ним? 

— Нет, это слишком опасно.

— Но и оставлять его без внимания нельзя, еще не хватало нам лишних подозрений!

— Что ты предлагаешь? Я не его сестра, я не смогу говорить с ним так, как это делала она, — наставница была права, но мы должны были что-то предпринять. Ее отказ вызвал бы слишком много вопросов... Прочь сомнения, мы же ведьмы, чтобы ни случилось, вдвоем мы точно с этим справимся! 

— Я предлагаю пойти на эту встречу вдвоем, и если что-то выйдет из-под контроля… Ты достаточно могущественная ведьма, чтобы совладать со всем этим. 

— Хорошо, раз ты так настаиваешь, я пойду, но мы очень рискуем! 

— Мы рискуем каждую минуту в этом замке. Кстати, как твой план с освобождением ведьм? 

— Со дня на день он осуществится. Король готовит пышный праздник... — Антарес задумалась о чем-то, так и не договорив фразы. Я не стала мешать ее мыслям, и как можно бесшумнее удалилась. Видит бог, поводов для размышлений и у меня было немало.

В памяти всплыл сегодняшний день и история с этим несчастным веером... Будь оно все проклято! Если бы вы знали, благороднейший принц, кого вы почтили своим вниманием! Помнится, были времена, когда не всякий матрос считал меня достойной своего общества, а тут королевская особа... Интересно, где сейчас тот, кто последним держал в руках мое сердце? Он оставил его за ненадобностью, выкинул, как ненужную вещь, не потрудившись вернуть его мне. И прошло не так много времени с тех пор, как я вновь стала полноправной хозяйкой своей души. Сейчас очевидно, что мне не стоит питать больших надежд: однажды настоящая Катриона вернется на свой трон, а Элиза исчезнет без следа, никто и не вспомнит о ее существовании. В том числе и Бертран забудет и не будет вспоминать, как не вспоминает обо мне Освальд, похоронивший меня при жизни. Боже, как давно это было, и как до сих пор неприятно это вспоминать! Если бы можно было переписать прошлое, я бы точно вычеркнула из него год с ним... Он был моряком. Освальд был первым, кого я встретила после побега из дома, я по неопытности доверилась ему и уплыла с ним к другим берегам... Возвращаться мне пришлось уже одной. 

Все это осталось далеко позади, сейчас у меня другие проблемы, которые требуют решения, но вот что меня интересует: если бы Бертран узнал, кто я на самом деле, остался бы он так же любезен?

Антарес

— Король готовит пышный праздник... — я неожиданно обнаружила изъян в плане, который вот уже столько часов безуспешно искала. Пышный, шумный праздник. Вот оно.

О черт, отчего же я так глупа? Разумеется, на любое мало-мальски крупное торжество собирается, в том числе, все высшее духовенство. Разумеется, даровать свободу сотне заключенных в темницы женщин невозможно без согласования со святыми отцами, и я уверена, король ради любимой женушки бросился улаживать этот вопрос, но все же напрямую отпускать такое количество обвиняемых в колдовстве прямо перед носом у Его Преосвященства, по меньшей мере, неразумно, да еще и от имени королевы, персонажа, по сути, неизвестного. 

А если еще вспомнить историю с привезенной невесть откуда Вильгельминой, королевой-колдуньей... Похоже, сейчас я вполне близка к тому, чтобы разделить ее судьбу. Радует только то, что я все-таки не настоящая королева. 

Издав нервный смешок, я все же слегка успокоилась, поняв, что от меня все равно ничего не зависит. Ситуация такая же, как и у жертвы одурманивающего зелья — человек идет по тонкой ниточке чужой воли — и один неверный шаг означает смерть. Сейчас главное — не сорваться, иначе поглотит уже не тьма пополам с пустотой и болью, а рыжие и внешне нестрашные языки пламени...

Я поднялась и уже хотела покинуть свои покои, как вдруг двери распахнулись, и на пороге появился Ричард. Что же ему понадобилось?

— Добрый день, Катриона, — поприветствовал он меня с улыбкой, но глаза его при этом оставались серьезными. Неужели... Но нет, пока я ничем себя не скомпрометировала.

Я склонилась в полупоклоне:

— Ваше величество? Что-то произошло?

Наконец-то в его глазах мелькнула хотя бы искорка тепла:

— Нет, с чего ты взяла? Все в порядке...

Сам, однако, в глаза мне предпочитал не смотреть. Ох, чувствую, всем ведьмовским нутром чувствую — лжете вы, мой король, бессовестно лжете... Не положено монарху лгать, он же честь и совесть своего народа... Жаль только, что даром читать мысли я не наделена. Придется снова изображать наивную куклу...

— Я же вижу, что что-то произошло. Я в чем-то провинилась перед вами, да? — побольше трагизма в голос. Хотя, если на самом деле посчитать все то, в чем я перед ним виновна, выйдет недурной список...

— Нет, но... — король замялся.

— Но?

— Знаешь, Катриона... Мне очень неудобно тебе об этом говорить, — надо же! — но высшее духовенство несколько против твоего предложения об освобождении заключенных женщин...

Я зарыдала, возможно, несколько театрально:

— О-о-о-о, ты не доверяешь мне, Ричард?

— Да нет же, ты все не так...

— Ты жестокий, безжалостный! — будь на его месте монарх с более жестким характером, я бы уже лишилась головы. 

Он явно был испуган — во всяком случае, подойдя, с небывалой осторожностью взял мое лицо в свои руки, заставив посмотреть в глаза. Я постаралась изобразить кристально честный взгляд, но...

— Ты знаешь, я тебе ве... — он осекся. — С тобой все хорошо?

— Да...

— Твои глаза. Они изменились.

Проклятье!

Элайв Файтер 

Наверное, на этот замок наложено какое-то страшное проклятие: я не вижу других объяснений, почему человеку здесь нельзя просто побыть одному?! Не успела я подойти к своей комнате, как увидела Бертрана, радостно спешащего мне навстречу. Хм, ради него я, пожалуй, готова пожертвовать своим досугом. 

— Леди Элиза, как хорошо, что я вас застал здесь! 

— Ваше высочество о чем-то хотели меня попросить? — спросила я, присев в полупоклоне. 

— Я хотел узнать ответ Катрионы. 

— Она встретится с вами, милорд, но только в моем присутствии. Надеюсь, вы не возражаете? 

— Что вы, Элиза, я буду крайне рад вашему обществу. Я всегда ему рад, — невпопад добавил он. Кажется, эти слова случайно вырвались, что немало его смутило. 

— Если это все, могу я... — потянувшись к двери, я уже собиралась ретироваться, но не тут-то было.

— Постойте, — он хотел взять меня за руку, но вовремя остановился. 

— Да, ваше высочество? 

— Я должен сказать вам одну вещь, но не знаю, как ее сформулировать...

Я до боли сжала челюсти, чтобы подавить улыбку, которая в любой момент грозила расцвести на моем лице пышным цветом, однако остановить ее было вдвойне непросто, ведь нужно что-то ему ответить: 

— Я выслушаю вас, милорд, и очень постараюсь понять. 

— Дело в том... Вы ведь поданная моей сестры...

— И горжусь этим. 

— Вы отлично выполняете свои обязанности, но я веду не к этому. Вы знаете наши законы: являясь вассалом королевы, вы вправе не подчиняться мне, мы равны по положению. Признаться, я даже склонен ставить вас несколько выше...

Я не могла больше контролировать свое лицо, и, улыбнувшись, ответила:

— Вы безгранично любезны, принц. 

Не знаю, какого ответа он ждал, но мой ему не понравился. 

— Мне кажется, вы не вполне меня поняли... — продолжил он свои объяснения, но к счастью, я была от них избавлена. В коридоре появилась служанка, которая, похоже, была послана за мной: 

— Леди Элиза, королева зовет вас к себе! Она говорит, что это очень срочно и просит быть вас немедленно!

Отпустив служанку и пообещав принцу закончить наш разговор, я, насколько позволяют приличия, быстро побежала к Антарес. Что у нее могло стрястись? К чему такая срочность? Надеюсь, это не связано с нашим разоблачением, это было бы очень не вовремя!

Антарес

Я нервно мерила шагами комнату. Где же Элайв, куда она могла подеваться? И именно в тот момент, когда она мне так нужна!

В дверь робко постучали:

— Да входи уже! — раздраженно бросила я. Дверь распахнулась — на пороге стояла ученица. Щеки ее раскраснелись, из прически выбились отдельные прядки, в общем, вид был изрядно выбивающийся из стандартного.

— Ты что, на метле летела? — ехидно, и, пожалуй, слишком громко поинтересовалась я у нее, и только спустя секунду заметила, что дверь открыта. Было поздно — слова уже прозвучали. Ну что ж, будем надеяться, что крамольную шуточку никто не услышал. Хотя... Плевать. Слишком поздно отступать и менять что-либо, все и так становилось чересчур опасным — поэтому стоит все же прикрыть двери.

Элайв улыбнулась, но, взглянув на меня, побледнела. Мне показалось, что улыбка ее выцветает, точно чернила на пергаменте под воздействием времени. Интересно, что во мне такого? Неужели такой потерянный взгляд? Хотя... Королю почему-то тоже не понравились мои глаза. Наверное, ведьминскую искру никаким зельем не уничтожишь.

— Не на метле... Бедным придворным пришлось бы сильно удивиться, — прошептала Эл. — А вот о тебе того же самого сказать не смогу, Антарес. Что произошло? 

Я недоверчиво взглянула в зеркало — как ни странно, она права. В глазах определенно горит нечто сумасшедшее, на бледных щеках рдеют алые пятна, тонкие пальцы слегка дрожат. Сейчас я совсем не была похожа на королеву, тихую, спокойную, с затаенной мечтательностью в спокойных глазах, с тихой неторопливостью движений. Я абсолютно сейчас была на нее не похожа! И зелье, кажется, не могло скрыть этого вопиющего несходства... Черт, черт, черт! Нужно успокоиться, все пока хорошо...

— Антарес! — чей-то голос ворвался в мои мысли, заставив меня вздрогнуть.

— Что?! — взвизгнула я. 

— Я спросила, что произошло. Ты не ответила, — почти испуганно ответила Элайв.

Я расхохоталась.

— А ничего не произошло, Эл. Почти что ничего... И, похоже, для нас вообще ничего скоро не будет.

Пришла ее очередь вздрагивать.

— Я не понимаю...

Горько усмехнувшись, я покачала головой.

— Его преосвященство настраивает Ричарда против меня... Он, разумеется, насторожился, когда узнал о желании королевы освободить... ведьм, которых он с таким трудом изловил, — я цедила слова в пустоту.

Послышался испуганный вдох. Я повернулась к девушке:

— Ты боишься?

— Нет, но...

Ясно, что последует за этим \"но\".

— Но считаешь, что безопасней будет отказаться? — она, помедлив, кивнула. — Я бы отказалась, но теперь — вопрос не только в мести королю. Моя наставница поручила мне освободить колдуний, и я не откажусь! — на последней фразе я почти кричала. — Ты со мной?

Элайв передернула плечами.

— Мое зелье...

— Исключено. Слишком сложно подобраться, слишком многим нужно закрыть рот. Так что, ты и после этого остаешься? — я внимательно взглянула ей в глаза.

— Разумеется!

Элайв Файтер 

Антарес была на грани истерики, и это было вдвойне опасно: хищник страшен сам по себе, но когда его загоняют в угол, он способен на все, а нам не нужен такой исход. 

— Разумеется! Я не брошу тебя, но, пожалуйста, выслушай, что я тебе скажу. Чтобы ни случилось, не позволяй этому выбить тебя из седла, хладнокровие и еще раз хладнокровие! И не забывай пить оборотное зелье, это сейчас главное. 

Мои слова должны были привести Антарес в чувство, настроить на благоприятный исход, но я сама понимала, что сейчас мы близки к провалу как никогда. Уж если церковная ищейка взяла наш след, оторваться будет совсем не просто. 

Но чем могу помочь я? Конечно, немного освоившись в придворной обстановке, от меня уже больше пользы, чем в первые дни, но этого все еще недостаточно. 

— Так как мы поступим, Элайв? Сейчас нам следует обдумывать каждый шаг... 

— Предлагаю разделиться. Продолжай играть свою роль, у тебя это неплохо получается, а я попробую узнать, что можно сделать. 

— Как? — скептично спросила наставница, и я вполне разделяла ее настрой:

— Без понятия.

Итак, нужно было действовать... Ох, хотела бы я сказать, что тут же приступила к гениальному плану, который привел нас к победе, но нет. Я бесцельно шаталась по замку, пытаясь придумать хоть что-нибудь, что спасло бы нас от костра инквизиции, и вдруг... Воистину, ищущий да обрящет! Ноги занесли меня к залу приемов, откуда выходил сам архиепископ. Он был на аудиенции у короля? Представляю, о чем они могли говорить... Служитель церкви находился явно не в лучшем расположении духа, значит, беседа была непростой. Я склонилась перед проходящим мимо святым отцом, он автоматически кивнул головой, но, пройдя несколько шагов, остановился: 

— Назови мне свое имя, дочь моя. 

— Элиза, ваше преосвященство. 

— Не ты ли являешься приближенной королевы нашей, Катрионы?

— Именно я. 

— Сам Господь послал тебя мне! Я хотел бы поговорить с тобой. 

Эти слова удивили меня и испугали, но... Не отказываться же, в самом деле! 

— Конечно, ваше преосвященство.

— Идем. 

И архиепископ быстрым шагом двинулся прочь из замка. Я семенила за ним, держась на почтительном расстоянии и прокручивая в голове десятки вариантов грядущего разговора. Он хочет поговорить о королеве, очевидно, но чего он хочет от меня? Чего он не смог добиться от Ричарда?..

Наша скромная процессия остановилась в королевском саду, где, по иронии судьбы, меня чуть не схватили церковные прислужники, что так жаждали ведьминой смерти. 

— Итак, Элиза, речь пойдет о вашей госпоже. 

— Катрионе? Чем она обеспокоила вас, ваше преосвященство?

— Можете ли вы поручиться за свою госпожу? 

Он внимательно наблюдал за моей реакцией, но я-то знала, что не совру ни единым словом:

— Катриона добрейшая христианка, я не встречала людей добропорядочнее, чем она. 

— Хорошо... Вы знали, о чем она просит короля? О каком подарке?

— Нет, я не...

— Она просит отпустить всех заключенных женщин и детей. Понимаете ли вы, что это значит, леди Элиза? 

О, я прекрасно понимала, но стоило ли мне это показывать? Пожалуй, сейчас нет смысла темнить:

— Кто-то из них совершил преступление против церкви?

— Не кто-то, но многие! И церковь не может так просто дать им свободу. Среди них есть опаснейшие ведьмы! И такое поведение вашей королевы...

— Я могу поклясться, что моя госпожа делает это исключительно из человеколюбия, святой отец, ведь повелел же Господь наш любить ближнего своего, как самое себя. 

На этих словах следовало перекреститься, но... Как-то раз я случайно перекрестилась на глазах у моей предыдущей наставницы, и она прижгла мне руку раскаленной кочергой, шрам остался до сих пор, и после этого я больше никогда не осеняла себя крестным знаменем, однако сейчас от этого зависят наши жизни. Неловким движением я все же перекрестилась, но эта секундная заминка не скрылась от внимания святого отца. 

— Аминь. Я верю вам, дочь моя, но убедительно прошу поговорить с вашей госпожой! Она совсем недавно в нашем королевстве, и ей не стоит наживать здесь врагов, тем более в лице церкви. 

— Я поговорю с ней, ваше преосвященство, но ведь я всего лишь приближенная, и я не...

— Не сомневайтесь, моя дорогая, церковь умеет не только преследовать своих врагов, но и горячо благодарить своих друзей! Каждому воздастся по поступкам его. 

Он протянул мне руку, дав понять, что разговор окончен. Я поцеловала ее (что за странный обычай?), и довольный собой, архиепископ удалился. 

Не знаю, хорошо ли я сейчас сыграла свою роль, но, кажется, пару лишних дней в безопасности мне удалось выиграть.

Антарес

Праздник по случаю выздоровления королевы был в разгаре. Снова, как и в день свадьбы, светило солнце, развевались яркие флаги, невнятно шумела веселая толпа.

Я стояла на балконе рядом с королем, слабый ветерок трепал непривычно легкие золотые пряди, схваченные ажурной диадемой. Меня тяготил этот день. Я растянула пересохшие губы в приветливую улыбку — рука, уже чисто автоматически совершавшая приветственные жесты, слегка ныла, поэтому выражение лица, наверное, было несколько неестественным. Ничего, издалека, наверное, не слишком заметно, во всяком случае, хотелось бы надеяться. Держась неестественно прямо, я оперлась на руку Ричарда — так все же было несколько легче выдерживать усталость, а главное — напряженное ожидание того, главного, зачем я здесь, собственно, и нахожусь...

Но меня волновали не ведьмы.. нет, не так. Их свобода, конечно, была для меня важной, но сегодня особенный день не только для них. Сегодня впервые за много лет из башни спустится моя наставница, старая королева, бабка нынешнего короля, Вильгельмина. Да, она спустится, чтобы увидеть высоту неба, почувствовать на тонкой коже теплые лучи солнца, вдохнуть полной грудью чистый воздух...

О, как я хотела именно для нее этой свободы... Наверное, у меня бы получилось стать чуточку счастливее, когда я смогла бы быть с ней намного чаще, чем в те короткие часы в темной башне, любезно выделенные нам святыми отцами, имеющими в своих руках реальную власть в королевстве. Я, наверное, смогла бы вернуть ей силы, а вдвоем с Элайв — возможно, и молодость! И тогда...

Я невольно улыбнулась уже по-настоящему — слишком близко было до исполнения мечты. Казалось, мгновения пересыпаются из ладони в ладонь, точно золотой песок. Струятся, перетекают, своим течением приближая тот самый миг.

Было несколько страшно — когда то, чего ты хочешь, оказывается настолько близко, так, что руку протяни, неизбежно приходит неуверенность, что что-то будет не так, что-то сорвется, не сложится. Несмотря на то, что я могу больше, чем большинство, судьба для меня не менее грозная субстанция. Разве что чуть более понятная.

Однако, кажется, опасения мои были несколько напрасными.

Король махнул рукой, и герольд провозгласил:

— Слушайте все! Слушайте! — толпа несколько поутихла. — По повелению милостивого короля Ричарда Тириона, по случаю выздоровления ее Величества, королевы Катрионы, будут помилованы все женщины и дети, томящиеся в государственных тюрьмах!

— Да здравствует король! Да здравствует королева! — взревела толпа. Я поежилась.

— А так же будет дана свобода вдовствующей королеве-матери, по случаю… — глашатай осекся, — ее выздоровления.

Я едва подавила в себе желание рассмеяться. И что же за болезнь, которой страдала королева? Воспаление магического дара?

Но тут же почувствовав на себе настороженный взгляд, замерла. Внимательные, практически ощутимо колючие глаза служителя церкви следили за каждым моим движением.

Что же делать? Я внутренне заметалась, торопливо придав лицу невинно-спокойное выражение лица. Не думаю, что он мне поверил, однако так откровенно рассматривать перестал.

Тем временем из башни начала спускаться, ведомая двумя слугами, моя наставница. Какой же старой она выглядела при свете солнца! Ее привели в королевский сад и оставили прямо под балконом, на котором находилась я.

Не в силах сдержать порыв, я склонилась к ней.

Как только она поймала мой взгляд, то тяжело вздохнула, и... медленно, очень медленно, начала падать.

Я почувствовала колоссальный прилив сил, который смял мое сознание. Чувство падения... и пустота. И хотя меня быстро привели в чувство, но у меня было ощущение, что моя душа так и не вернулась в тело.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 5

Элайв Файтер

Всю церемонию я стояла позади королевы среди прочей свиты. Я не могла видеть того, что происходило перед дворцом, только слышать. Вот объявили о даровании свободы старой королеве, и видимо, ее вывели во двор. Антарес подалась вперед, чтобы лучше видеть, как вдруг ощутимые клубы силы завихрились вокруг моей наставницы, она пошатнулась, по толпе пронесся шум. Что произошло? Что там стряслось? 

Те, кто стоял поближе к балкону, зашептали: \"Старой королеве плохо!\". Антарес не оборачивалась, и я не могла прочесть по ее глазам, что на самом деле случилось. Но вряд ли это простой обморок. Кажется, королеву унесли обратно в замок, чтобы никого не смутить внезапным происшествием. 

Когда король с королевой уходили, я пристроилась поближе к Антарес. Наши взгляды на секунду пересеклись, и то, что я увидела, подтвердило мои опасения: королева-мать получила свободу, свободу от этого мира. 

Эта женщина так много значила для Антарес, я могла только догадываться, что сейчас происходит в ее душе, но внешне ведьма оставалась спокойна и чуть опечалена — не больше, чем того требовали приличия. А ведь впереди еще был еще целый день: официальная часть — приветствие ликующего народа — позади, теперь нужно старательно улыбаться придворным, соблюдая этикет и делая вид, что тебе нравится этот прием в честь здравствующей Катрионы. 

Мне вновь предстояло стоять среди свиты, исполняя нехитрую роль мебели. Я предвкушала скучные часы, перебирая в голове варианты развития событий, больше для развлечения, чем для настоящего планирования. Однако вопреки ожиданию, долго скучать мне не позволили:

— Леди Элиза, можно вас на пару слов? — услышала я заговорщический шепот. 

Это был Бертран, кто же еще?.. Скрывшись от любопытных глаз, затерявшись в толпе, поближе к нему, я ответила:

— Разумеется, милорд. Вы хотели мне что-то сказать?

— Мне кажется, вы слишком рьяно исполняете свои обязанности, вам не кажется?

— Что вы имеете в виду? — я же порядочная фрейлина (или как там меня назвать), мой оскорбленный вид не был наигранным. 

— Вы отлично исполняете свой долг, но вы всегда при королеве, никому кроме нее не выпадает счастье находиться в вашем обществе. 

— А в нем кто-то нуждается? 

— Этот страждущий перед вами. 

Это было так непривычно прямолинейно, что... Гореть мне в аду, если я знала, что ответить! 

— Простите, мне нужно идти...

— Вот опять! 

— Бертран, вы... Я понимаю, что вы хотите сказать, — с чувством зашептала я, — но я не готова вам ответить! Поймите, наконец, что я не принадлежу себе. Если ваше чувство благородно, если оно носит рыцарский характер, вы знаете, что делать, если же вы считаете меня достойной составить ваше счастье, то вы так же знаете, что вам нужно вести разговоры не со мной, а с королевой, чтобы она согласилась на брак. Однако вы не делаете ни того, ни другого! 

Он был слегка ошарашен моим ответом. Откровенность за откровенность, милорд. Все честно! 

— Я вас понял, миледи, — наконец ответил он, — и я подумаю над вашими словами. 

Я вернулась на свое место, вполне довольная исходом этого разговора: либо принц больше не обратит на меня внимания, либо будет вести себя подобающе. Как это ни грустно, мне не хотелось верить в первый вариант. 

Антарес тем временем продолжала раскланиваться перед придворными... Великого терпения была эта женщина, пусть ей повезет. Хотя чутье мне подсказывало, что везение с каждым часом стремительно испарялось, как роса в жаркий день...

Антарес

Я чувствовала себя куклой, фарфоровой куклой, марионеткой. Словно кто-то незримый, невидимый, однако ощутимо глумящийся, дергал за ниточки, и я, не в силах сопротивляться, послушно улыбалась, кивала, протягивала руку для поцелуя...

Разве я когда-нибудь была послушной? Когда разучивала заклинания, осваивала древние силы, училась варить зелья? Да не смешите. У меня многое не получалось, многое я просто упускала из банального нежелания что-либо узнать. Мудрость утекала сквозь пальцы, как вода, и вот теперь совсем ничего не осталось.

Она умерла. Умерла. Умерла. Мысль стучала горячими молоточками по вискам, охватывала голову горячим обручем, сдавливала, не отпускала. Болела голова, но страшнее всего — ныло сердце.

Сказавшись усталой, я отправилась к себе — мучительно хотелось побыть одной. Да и для окружающих безопаснее — видеть, как бушует ведьма — зрелище не из приятных.

Захлопнув дверь, и задернув тяжелые занавеси, я позволила нитям марионетки разорваться. С глухим стоном опустилась на колени... Ногти царапали полированный пол, ломались, но я почти не ощущала боли — слишком ужасна была потеря, чтобы замечать эти маленькие внешние признаки.

Сами собой зажглись и прогорели свечи на огромной люстре, закачались тонкие декоративные цепочки на стенах, брызнули перьями шелковые подушки, но мне было все равно. Мне не нужны были эти силы, отданные вместе с жизнью, совсем не нужны!

— Антарес! — прозвучал настойчивый голос. Кто там еще? Ах, да, Элайв.

Я предпочла ее проигнорировать, однако девчонка не отставала. Да оставьте же меня в покое, все! С негромким хлопком разлетелась еще одна подушка.

— Ты слышишь меня? — уверенная рука встряхнула меня за плечи, мягко, но настойчиво.

Я сбросила эту мешающую руку. Почему мне не дадут хоть капельку тишины и покоя — сознание плыло, я уже смутно понимала, что происходит.

За плечи трясли уже энергичнее — так, спокойно, это Элайв, твоя ученица, Антарес, проклятье подождет. Впрочем, все равно.

— Скажи хоть что-нибудь! — сказать? Изволь. Я разлепила пересохшие губы, и тихо, но отчетливо произнесла?

— Да что... ты понимаешь? Она умерла! Умерла из-за меня, специально организовала весь этот фарс, чтобы самой выйти из башни и передать мне все силы разом, — тон мой был бесцветным, и, самое удивительное, голос даже не дрожал. — А теперь ее нет, нет, и никогда не будет... Впрочем, ты, наверное, не поймешь, — я отрешенно вглядывалась в стену. Гобелен почернел.

— Отчего же? — тихо, строго, и как бы с усилием, спросила Эл. — Почему ты думаешь, что я тебя не понимаю? — слова явно давались ей с трудом. — Я тоже потеряла наставницу, совсем недавно.

Она говорила что-то еще, но мне было все равно.

— Ты не хочешь меня слушать? — наконец взорвалась она. — Я давала тебе клятву верности, скрепленную зельем! Я твоя ученица, ты моя наставница, и ты даже не желаешь меня слушать?! Теперь, после смерти старой королевы, ты обязана, просто обязана быть сильной! — девушка перевела дух.

Но волшебные слова уже были произнесены — услышав, что я должна быть сильной, я совершила строго обратное.

Спустя несколько минут можно было наблюдать прелестную картину — две почти всемогущие ведьмы, устроившие во дворце злобный заговор, в котором была замешана не одна человеческая жизнь, бурно рыдали друг у друга на плече.

Знающий человек бы оценил.

А вообще, кто сказал, что, если ты ведьма, ты не имеешь права на простые слезы?

— Ваше величество, король вызывает вас к себе… — прозвучал над нами голос камердинера.


* * *


Я вошла к Ричарду, коротко поклонившись. В сущности, мне была неинтересна причина, по которой он меня вызвал — наверняка это какая-нибудь глупость, вроде желания видеть любимую жену. Не то что бы я была против, разумеется, моего отношения к нему еще никто не отменял, но на данный момент я не была настроена на сентиментальности — ни о чем, кроме Вильгельмины я думать не могла.

Однако, очевидно, причина была в другом — вовсе не в романтических настроениях. Мне сразу не понравился его взгляд — настороженный, недоверчивый, и какой-то изучающий. В нем не было обычного тепла, это был взгляд человека, который не доверяет.

В чем же причина? Неужели опять — Церковь? До этого момента я искренне полагала, что мое влияние на Ричарда поистине безгранично — впрочем, это лишь мои домыслы, неплохо бы услышать от него самого, в чем именно причина недоверия.

— Вы звали меня, Ваше Величество? — поинтересовалась я, слегка удивленно, словно бы не понимала и не видела его настроения.

— Да, звал, — голос его прозвучал неожиданно сухо, пальцы нервно поигрывали зеркально отполированным медальоном. — Мне нужно с тобой поговорить, Катриона, и очень серьезно.

Надо же.

— И о чем же? — нерешительно поинтересовалась я, причем тон не пришлось имитировать — ситуация и так мне совсем не нравилась. Ответ был ожидаемым.

— О тебе.

— Что ты хочешь узнать, Ричард? — я посерьезнела, отбросив всякий официоз, но он, кажется, этого не заметил. Пальцы его продолжали крутить медальон, в котором отражалось солнце, отбрасывая на стены яркие блики.

Некстати вспомнилось, как в детстве, раздобыв крошечные зеркальца, мы с ним пускали плясать по стенам солнечных зайчиков, заставляя кружиться эти яркие пятна света...

— В последнее время ты очень изменилась, — начал он. Я не перебивала. — Стала чужой... холодной, какой-то... другой!

О нет, только не это.

А Ричард продолжал:

— В своей стране, в своем дворце, в окружении своего народа ты была совершенно не такой, — он подошел ближе, и провел рукой по моей щеке. — Вот эта складочка около губ — раньше, когда ты так много улыбалась, ее совсем не было заметно.

Значит, я была права, и у них были отношения до того, как... У меня от ярости задрожали руки, но, по счастью, он списал это на нервы.

Полностью игнорируя мое молчание, он говорил, говорил, говорил...

— Меня пугает твоя немотивированная жалость к недостойным! Ты выпустила на волю сотню опасных преступниц, и уже несколько дней ходишь, как в воду опущенная. Отчего? — так, а вот это уже опасная тема.

Я прервала молчание самым нелогичным, но самым действенным вопросом:

— Ты меня больше не любишь?

Разумеется, этим я тут же выбила у него почву из-под ног. Он опешил:

— Я совсем не об этом...

— Нет, я знаю, ты меня больше не любишь! Ты не веришь мне? Не доверяешь? — заставив глаза увлажниться, я из-под опущенных ресниц наблюдала за эффектом, который, разумеется, не замедлил последовать.

— Как ты могла подумать такое! Конечно, я тебе верю, больше чем себе!

— П-правда?

Вместо ответа он поцеловал мои ледяные от страха губы.

И тут произошло сразу несколько вещей. Я почувствовала легкое жжение на коже — и тут же потолок несколько отдалился, а замысловатая прическа рассыпалась... темными прядями! Его глаза, находящиеся совсем близко от моих, расширились от удивления. Что происходит?

Руки, лежащие на моей талии, неожиданно разжались и крепко стиснули, словно кандалами, запястья.

Я все еще не понимала, что произошло.

— Анна?

Анна? Что?.. Но... КАК?!

— Это ты... А... как же... — спустя секунду он все понял. — Где моя жена, где Катриона?! Ты… Ведьма…

Я расхохоталась. Со стороны это, наверное, звучало страшно.

— Ты никогда ее не найдешь, мой король, — едва выговорила я сквозь смех. — Это я тебе обещаю!

Он побледнел:

— Так это... все время... была ты? Что ты с ней сделала?!

Я бросила на него взгляд, последний и ужасный, рывком освободила руки и опрометью бросилась к выходу...

Элайв Файтер

Мне с трудом удалось привести себя в порядок после бурных рыданий на пару с наставницей, но этот эмоциональный выплеск был необходим нам обеим: слишком долго мы находились на вражеской территории, слишком много скрывали и утаивали, слишком долго не имели возможности стать собой, постоянно играли и притворялись... Признаться, в глубине души я надеялась, что все это скоро закончится, однако финал наступил быстрее, чем я могла ожидать. 

Я собиралась с духом, чтобы выйти из своей комнаты и вновь заняться делами, как вдруг дверь резко распахнулась, чуть не слетев с петель. Передо мной стояла Антарес. Не Катриона, а именно Антарес!

— Что случилось?

— Зелье... Перестало действовать… Нет времени, бежим! 

Не раздумывая, я кинулась за наставницей. Позади слышался топот погони, нам было не оторваться. Что делать? Думай, Эл, думай! Ответ был настолько очевиден, что я остановилась как вкопанная.

— Эл? 

— Они пока не знают, что я ненастоящая! Беги, я их задержу! 

Долгая секунда ушла у Антарес на то, чтобы осознать услышанное, она кивнула и помчалась вперед вдвое быстрее. Я же легла поперек коридора, сделав вид, что потеряла сознание. У них уйдет на меня какое-то время, и наставница сумеет скрыться. 

Я слышала топот уже совсем близко, вот они миновали последний поворот и оказались в начале коридора. Они сразу меня заметили: 

— Что это там? 

— Кто-то лежит... 

— Женщина. 

Это были солдаты, и, когда они подошли ближе, один узнал меня: 

— Это леди Элиза, фрейлина королевы. 

— Она встретила нашу ведьму? 

— А вдруг ее заколдовали? 

— Я отнесу ее в людскую, а вы бегите за ведьмой. 

— Стой, не трогай! Вдруг на нее наложено проклятье?!

— Так давайте обойдем ее и догоним ту чертовку — мы только теряем время! 

Бросить женщину в беде? О, вы так благородны, господа! Впрочем, остальные не согласились с этим предложением, что было мне на руку. Их суеверие позволит Антарес скрыться, мой план был хорош, это стало понятно сразу. 

— Что здесь происходит? — послышался знакомый голос откуда-то издалека. Бертран? А он что здесь делает?..

— Ваше величество, здесь дама... 

— Элиза! Что с ней? 

— В замке была найдена ведьма, когда она убегала, то столкнулась с этой леди... Мы думаем, ее заколдовали. 

— И никто не помог ей? 

— Но... Как мы можем...

— Мы не смеем к ней прикоснуться. 

Бертран присел рядом со мной на колени и аккуратно взял на руки, несмотря на протестующий шум солдат. Жаль, что он не такой суеверный, мы могли бы выиграть еще немного времени для Антарес. 

— Продолжайте вашу погоню, господа, — сказал он. — А я позабочусь о девушке. 

Солдаты поспешили воспользоваться его советом, но вряд ли они теперь поймают ведьму, теперь она должна быть далеко... Очень надеюсь. 

Тем временем Бертран нес меня куда-то. Я старательно изображала обморок, но больше это не было нужно, и пришлось \"прийти в себя\". Он заметил, что сознание возвращается ко мне, и остановился: 

— Леди Элиза?..

— Бертран, это вы?.. Где я? 

— Все в порядке. Как вы себя чувствуете?

— Не очень... 

— Что с вами случилось? 

— Я шла по коридору, как вдруг... Эта женщина... Я так испугалась...

— Теперь все позади. 

— Будьте так любезны, помогите мне встать на ноги. 

После небольшого колебания он согласился, и мне пришлось опереться о него, чтобы не упасть.

— Вам я обязана своим спасением? Благодарю вас, милорд.

— Ну что вы... Разве я мог оставить в беде свою даму...

Мне было все ясно и без слов, но я продолжала играть свою роль, а Элиза не могла не переспросить: 

— Свою даму?

— Я подумал над вашими словами, миледи, вы поставили меня перед сложным выбором... Сложным потому, что я не мог выбрать что-то одно. Однако я признаю, что пока я не вправе претендовать на вашу руку — так позвольте мне стать вашим рыцарем? Отныне все мои победы, если таковые будут, — усмехнулся он, — будут принадлежать вам. 

— Я, право, не знаю, что сказать... Вы оказали мне большую честь.

Не знаю, как так вышло, но Бертран заставил меня на несколько минут забыть, ради чего я здесь, и что произошло час назад. А ведь это была катастрофа! Нас раскрыли, Антарес вынуждена скрываться, я не знаю, что мне делать и как себя вести, я должна быть в ужасе, но... Вместо этого меня держал за руку прекрасный юноша, с которым мы вели светские беседы.

А жизнь не так ужасна, как о ней говорят!

Антарес

Я бежала, что было сил, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, грозя выскочить, проломив ребра.

Перед глазами размытыми пятнами проносились коридоры, лестницы, переходы — я бежала, сломя голову, как загнанный зверь на охоте. Растрепанные волосы хлестали меня по лицу, неудобный подол платья обвивался вокруг щиколоток.

Выбралась на улицу. Пробежала ухоженные дорожки королевского сада, пробежала через городскую площадь.

Прохожие удивленно оглядывались — кто-то шарахался в сторону, кто-то присоединялся к моим преследователям, кто-то трусливо швырял в меня камни. По счастью, попасть ему не удалось — слишком быстрый бег, слишком неуверенная и слабая рука. Неужели это был... ребенок? Опасно, опасно рассуждать, нужно скрыться, как можно быстрее — весь вопрос был в том, как это сделать. Во всяком случае, выхода я сейчас не видела, кроме одного — позорной гибели на костре.

Я начинала задыхаться. Ну же, еще немного! Грубые голоса кричали что-то мне в спину, какой-то остолоп, по-видимому, из королевской стражи, даже умудрился выстрелить в меня из лука — мне удалось ценой невероятных усилий отклонить летящую смерть — стрела лишь слегка оцарапала мне щеку.

Как ни странно, боль привела меня в чувство — я снова могла ясно мыслить. Нужно было уходить от погони, иначе долго мне так не продержаться — загонят, а затем убьют. Но я не собиралась сдаваться, о нет.

Резко скользнув в темный переулок, я перевела дыхание. Затем, сосредоточившись, мысленно создала нестойкого двойника-призрака, отправила его бежать дальше вместо себя. Ха, ну что, добыча от вас не уйдет, господа. Только, боюсь, вы будете ею несколько разочарованы.

Если настигнете.

Разгоряченная толпа не заметила подмены и с воплями продолжила погоню, а я метнулась в противоположную сторону, прямо к городским воротам. По крайней мере, на доме достаточно защитных чар, чтобы я могла не опасаться преследования, и могла спокойно подумать, что же делать дальше.

Скользнув за тяжелую дверь, и заперевшись изнутри на засов, я уселась в старое кресло. Ну что же, теперь я в безопасности. Но даже сейчас мой взгляд продолжал беспокойно метаться, перебегая со стены на потолок, с потолка на забытую перчатку Элайв...

Элайв! Вот черт! Она же осталась там, во дворце, а король знает, что Катриона изначально была поддельной — не так уж сложно сложить два и два и раскрыть \"Леди Элизу\". А я ведь клялась, что буду ее защищать, а клятва — вещь суровая. Что же мне делать?

Но не успела я принять решение, как в дверь настойчиво постучали.

Я вскочила… но это была Элайв. Как хорошо, что с ней все в порядке!

Элайв Файтер

Мне было приказано явиться к королю... То есть, вернее сказать, меня попросили прийти, но когда король \"просит\", лучше ему не отказывать. И вот я стою в назначенный час в непривычно пустынном зале приемов, рассматривая украшенные гобеленами стены и недосягаемо высокий потолок. Редкая минута спокойствия, грех не воспользоваться ею, чтобы разложить все по полочкам. 

Известий о поимке ведьмы нет, значит, Антарес скрылась. Хорошо бы и мне сбежать отсюда как можно скорее, но... Теперь у меня появился якорь, который удерживает меня в замке, и имя ему Бертран. О, если бы была возможность вернуть все на свои места, не разлучаясь с ним... Знаю, со стороны не очень-то видно, что он для меня что-то значит, но поверьте, это так. 

Стоп. При чем тут Бертран? Мне следует думать совсем не о нем, а о спасении жизни моей наставницы. Все будет зависеть от решения короля: его слова определят мои действия... Сейчас я чувствовала себя способной горы свернуть. Странная уверенность в своих силах внушала мне надежду на спасение...

— Простите, что заставил вас ждать, — король бесшумно появился в зале, я даже не заметила, когда он вошел. 

— Ваше величество...

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Ричард в ярости. Сквозь осатанелую злость проглядывало что-то еще, что-то недостойное монарха... Страх? Трусость? Очень может быть. 

— Принц Бертран сообщил мне, что вы уже знаете о последних событиях. 

— К несчастью, это так. Ведьма, очевидно, чрезвычайно искусна, если ей удалось меня обмануть. 

Король внимательно прислушивался к каждому моему слову, и мне это не нравилось. Он подозревал меня! Он... Боже, почему я не сбежала вместе с Антарес? А если он сейчас же прикажет меня схватить? Кажется, страх отразился на моем лице, потому что король вкрадчиво заметил: 

— Так или иначе, мы не знаем, где Катриона, и как ей помочь...

— Я сделаю все ради своей госпожи. 

— Не сомневаюсь, — ответил Ричард, и в его устах это прозвучало двусмысленно. — Поэтому я и вызвал вас. Может, у вас есть какие-то подозрения? 

— Не думаю.

— Поймите, для меня важно лишь вернуть жену. Если Катриона снова будет со мной, жива и невредима, возможно, я даже не стану преследовать ведьму, что доставила нам столько неудобств. 

Эти слова вселили в меня надежду, я поверила им и увидела в них спасение... 

— А как же его преосвященство? 

— Король здесь я, и последнее слово будет за мной. 

Никогда прежде не слышала столько твердости в его голосе. Последние события заставили его стать жестче, однако не отразится ли это на нас?..

— Я подумаю, что можно сделать, ваше величество, и как только смогу чем-то помочь, сразу дам вам знать. Мы вернем королеву, не сомневайтесь. 

Раскланявшись, я покинула зал и поспешила к Антарес, в наш тайный домик. План был прост: вернуть Катриону монарху, тем самым избежав мести с его стороны. Я не верила, что Антарес добровольно отдаст мне королеву, поэтому придется действовать тайно. Если у меня получится, все останутся живы, а это неплохая награда. 


* * *


Наставница встретила меня испуганным взглядом и нервным заламыванием рук — плохой признак.

— Как все прошло? Что во дворце? 

— О случившемся знают лишь самые близкие, король не допустит огласки. Меня пока не разоблачили, и, кажется, я смогу справиться с ситуацией. 

— Но каким образом? 

— Доверь это мне, все должно получиться. 

— Хорошо, — и снова этот беспокойный взгляд.

Ведьма металась из угла в угол, как лев в клетке. Если она не успокоится, от дома камня на камне не останется! 

— Антарес, все еще можно спасти, не нервничай так. 

— Не нервничать?! Я уже чувствую у своих ног языки пламени, разве ты не ощущаешь дыхания смерти за своим плечом? 

— Мы справимся с этим, обещаю... 

— Я бы не... Расскажи мне другое, Эл, что король? Как Ричард ведет себя?

— По правде сказать, я никогда не видела его в такой ярости. Хотелось бы мне сказать, что он не помнит себя от злости, но это не так, напротив, он стал слишком рассудителен. 

Эти слова заставили Антарес задуматься о чем-то. Как кстати! Пока она была отвлечена, я приступила к исполнению своего плана: нет ничего проще, чем заклятие уменьшения. Бедная королева, чего только не пришлось натерпеться ее телу! Если бы она была видимой, она бы сейчас была похожа на нарядно одетую куклу. Не прошло и пяти минут, как невидимая и крошечная Катриона уже покоилась на дне моего ридикюля. 

— Что мы будем делать дальше, Элайв? — повернулась ко мне наставница. 

— Я постараюсь все уладить, как можно скорее, и как только дело будет закончено, вернусь с новостями. Поверь, они тебя не разочаруют. 

Что-то подобное я уже говорила сегодня Ричарду... Давать слишком много обещаний — дурная примета, особенно для ведьмы, которую могут схватить в любой момент.

Антарес

— Расскажи мне другое, Эл, что король? Как Ричард ведет себя? — это было действительно важно. Поверил ли он \"Элизе\", или притворился обманутым?

Девушка слегка помедлила с ответом:

— По правде сказать, я никогда не видела его в такой ярости. Хотелось бы мне сказать, что он не помнит себя от злости, но это не так, напротив, он стал слишком рассудителен.

Все ясно. Холоден, рассудителен, но не в силах скрыть злость... Дела плохи — Ричард явно не доверял Элайв и, судя по всему, едва сдерживался, чтобы не отдать приказ схватить ее.

Чудо, что она вообще выбралась из дворца.

Было ясно — нам нужно бежать из страны, подальше от Ричарда, туда, где нас не найдут, и немедленно. Я ошиблась слишком во многом.

Я превратила Ричарда в своего врага, моя наставница погибла, косвенно — с моей помощью, при дворе я уже не смогу появиться, меня ищут, как самую опасную преступницу, похитившую королеву... Блестящие перспективы, нечего сказать.

Я вынуждена сидеть взаперти, в этом крошечном, неудобном домишке, надежно скрытая чарами — радовало только то, что пока я здесь, найти меня будет крайне сложно, так что имело смысл отсидеться здесь, пока волнения в городе не утихнут, а потом… Что потом, я, по правде говоря, представляла смутно. Но оставаться в Терравирис было очень глупо, это было совершенно понятно.

Внезапно мне пришло в голову еще кое-что. Если Эл такой специалист в зельеварении, она действительно может что-то знать о том, отчего я снова приняла свой облик.

— Почему перестало действовать зелье, Элайв, как ты думаешь? — тихо поинтересовалась я. — Оно же не должно было нас подвести, ведь так?

Она нервно сжала руки и произнесла что-то совсем уж неожиданное:

— Я думала, это очевидно… Ты просто забыла принять зелье вовремя.

Забыла? То есть?

— Хочешь сказать, его нужно было принимать неоднократно?! — недоверчиво воскликнула я.

Элайв ахнула:

— Хочешь сказать, ты этого не знала?

— Нет.

— Я говорила, я совершенно точно тебе говорила… косточка ласточки придает зелью неустойчивость, это очень удобно, когда тебе нужно сварить зелье быстрее или принять облик временно — спустя неделю оборотное зелье само перестает действовать, и не нужно варить развоплощающий настой. Я же упоминала об этом, правда!

— Значит, я как всегда, тебя не слушала, — горько вздохнула я. — Следует учесть на будущее.

Повисла неловкая пауза, как вдруг:

— Мне нужно отправиться во дворец, Антарес, — совершенно спокойно заявила Элайв.

Ну уж нет. Находиться в лесу, в котором обитает свирепый волк, само по себе опасно, а уж отправляться прямиком в его нору, единожды оттуда выбравшись… Нет, нет, и еще раз нет — я не могу ею рисковать.

— Это слишком опасно! — заявила я непреклонно.

Эл упрямо тряхнула головой:

— У меня есть план…

У тебя во дворце остался Бертран, девочка, о, я это прекрасно понимаю. И если так… имею ли я право лишать ее выбора?

— Предположим, — уронила я, и Эл, по видимому, ободренная этим единственным словом, продолжила скороговоркой:

— Я постараюсь все уладить, как можно скорее, и как только дело будет закончено, вернусь с новостями. Поверь, они тебя не разочаруют, — сказала она уверенно и, не дожидаясь моего согласия, выскользнула за дверь, так, что я и понять-то ничего не успела.

Что ж она сделала свой выбор, и я мысленно пожелала ей удачи — но меня не отпускало скверное предчувствие.

Вспомнив еще кое о чем, я подошла к постели пленницы-невидимки. Странно, я совсем не ощущаю ее присутствия... Может, она умерла? Да нет, бред. Зелье, которое я ей подсыпала, даже в теории не может убить, наоборот, оно эту жизнь продлевает, замораживая ее на время одного мгновения...

Я недоверчиво пошарила рукой на постели. Королевы не было.

Обошла вокруг, ощупала пол — возможно, она упала. Королевы не было.

Королевы не было. Не было... Да что же это? Где Катриона?!

Внезапно я покачнулась и едва не упала — на миг мне почудились золотые ниточки зелья Верности, быстро тающие, исчезающие… И я слишком хорошо понимала, что происходит.

Клятва распалась, это очевидно — значит, Элайв убита… Осознание этого ударило меня не хуже молота, и я все-таки со стоном опустилась на пол.

Неужели Ричард посмел… Ну зачем, зачем я ее отпустила? Знала же, что нельзя, и все равно...

Видимо, ее убили быстро — не стали ждать положенных трех дней и трех ночей, и сжигать на костре. Надеюсь, она хотя бы не мучилась...

Но может быть, можно что-то исправить? Не помня себя, я выскочила на улицу, как вдруг… Крепкие пальцы стиснули мои запястья. Стражники, стражники — сколько же их?!

Я попыталась применить магию — бесполезно, ведь я совершенно забыла, что если клятва распадется, я буду лишена сил некоторое время.

Мир покачнулся и поплыл — грубые руки куда-то меня тащили — вероятно, на костер, так же, как и Элайв.

Главное — не бояться... не бояться, не бояться, не бояться…

И тут, по чьей-то милости, я, наконец, потеряла сознание.

Элайв Файтер

Я летела обратно в замок, как на крыльях. Мне казалось, что меня обязательно все получится, ведь по-другому и быть не может! Если бы только я на минуту остановилась и смогла спуститься с небес на землю... Не зря говорят, что чем выше поднимаешься, тем больнее падать. 

Вернув королеве нормальные размеры и как следует спрятав ее в замке, я поспешила на прием к королю. Он принял меня сразу же, без проволочек. Прошел всего час, но когда я увидела Ричарда, мне показалось, что он постарел на пять лет... 

— Слушаю вас, леди Элиза, — устало махнул рукой владыка.

— Я знаю, где королева, ваше величество! 

Радость, воодушевление — вот каких эмоций я ждала, но вместо этого монарх мгновенно разъярился. Он не мог вымолвить и слова, но, совладав с собой, презрительно сказал: 

— Еще бы вам не знать, ведь это вы помогали ведьме.

Его слова были громом сери ясного неба. С чего он взял? Почему... Если у него нет доказательств, я смогу выпутаться, но этому не суждено было случиться: 

— Я следил за вами, видел, куда вы ходили. 

— Следили? Ваше величество...

— Извольте, я все объясню. После того, как ведьма обнаружила себя, я сразу заподозрил вас. Не могли вы не заметить подмены, если действительно являлись тем, за кого себя выдавали. Однако вы согласились помочь и обещали найти Катриону. Когда вы так спешно покинули замок, я пошел за вами, решив, что смогу напасть на след, и оказался прав! Я видел, как вы затерялись между домов на окраине, вы буквально исчезли, растворились в воздухе. Как такое возможно? 

— Ваше величество, позвольте...

— Я еще не закончил, — зло оборвал он. — Как только я понял, кто вы, то поспешил обратно в замок, чтобы теперь лицом к лицу выяснить, кто вы такая и где, наконец, моя жена? Говорите! 

— Вы не правы, я не та, за кого...

— Не считайте меня таким дураком, леди! Отпираться бесполезно! Признайте наконец, что вы тоже ведьма! 

Я упорно молчала, опустив глаза. Эхо от громоподобного голоса короля до сих пор витало где-то под сводами потолка, когда он вкрадчиво добавил:

— Я обещал не мстить, если Катриона будет мне возвращена... Помните об этом.

Но я все равно молчала. Я не могла выдать ни себя, ни Антарес, признание было слишком опасно. 

— Вы злоупотребляете моей добротой — не забывайте, что я могу силой выбить из вас все, что мне нужно. Например, мне очень интересно, где скрывается ведьма? 

— Я не скажу вам этого. 

— Ну что ж... — король щелкнул пальцами и в зале появились двое. О, я знала, кто они. Слишком часто святая инквизиция являлась мне в ночных кошмарах. 

— Разумеется, я не собираюсь сам марать руки, — брезгливо продолжал говорить Ричард, — но эти люди... Они знают, как заставить человека говорить. Хотите испытать это на себе? 

Я не боялась боли, но... Что-то болезненно сжалось в груди, мне не хотелось, чтобы они касались меня, не хотела, чтобы все так закончилось. 

Мое молчание начинало по-настоящему раздражать короля, я даже не заметила, как он махнул рукой и на меня градом посыпались обжигающие удары плетью. Я не могла убежать, меня крепко держали.

— Ваше величество... 

— Неужели у вас наконец развязался язык? 

— Ваше величество, вы обещали не преследовать ведьму, если Катриона будет вам возвращена. Тогда зачем все это? 

— Откуда мне знать, что королева цела и невредима?

— Иначе бы я не пришла…

— Нет, не этих слов я жду. Признайте, что вы ведьма. Вы ведь так и не сказали этого.

Я снова смолчала и снова поплатилась своей спиной.

— Я говорю вам, что ваша жена в порядке, но больше вы ничего от меня не добьетесь. 

Король не поверил, как не поверили и его палачи. Но мне все же удалось переупрямить монарха, спустя несколько минут, он задумчиво произнес: 

— Так или иначе, мы выбьем из вас признание, это лишь дело времени. Но я мог бы оказать вам одну услугу, которая вас заинтересует: я могу сохранить в секрете все, что вы мне скажете. 

— Не понимаю, что вы...

— Я знаю, что в замке есть один человек, от которого вы бы захотели скрыть истинное положение дел. 

Бертран?! Он ведь говорит о нем? И он скажет ему, что я ведьма, если только...

— Умоляю вас, не говорите ему ничего! Он не должен узнать, кто я такая! 

— Уже интересно... Так кто же вы? 

Не знаю, в течение какого времени он задавал этот вопрос, только ноги уже перестали держать меня, я стояла на коленях, слезы лились по моим щекам... Я очень переоценила себя, я не могла больше терпеть все это, мне так хотелось, чтобы все закончилось. Я могла смириться с поражением, но не с тем, что Бертран узнает правду. 

— Итак? 

— Я ведьма, ваше величество, проклятая ведьма! Но не говорите ему! 

— Очень хорошо...

— Все это было моей затеей, та вторая женщина, она тут ни при чем! Королева будет вам возвращена. 

— Ты лжешь. 

— Нет! Пожалуйста...

— Знаешь, а я мог бы пригласить сюда принца прямо сейчас и все объяснить ему... 

Будь ты проклят, король! Клянусь, мы будем гореть в аду в соседних котлах! 

— Не делайте этого, ваше величество!

— Скажи правду!

Ему пришлось подкрепить свои слова ударами, и я выпалила на одном дыхании:

— Анна — моя наставница. Я помогала ей.

Я почувствовала, что внутри у меня что-то сломалось, что-то хрупкое, но ценное, словно переломили ножку у хрустального фужера.

— Где она сейчас?

— Вы следили за мной, — слезы мешали говорить, но я продолжала, — вы знаете место. 

Во мне будто что-то рвалось, с каждой минутой раздирая изнутри все сильнее... Я нарушила клятву. Я предала. И сейчас я погибну… нет, через секунду.. или сейчас…

Но я отчего-то все еще была жива.

— Пока этого достаточно. Заберите ее в тюрьму, — сказал король моим палачам, — скоро она там встретится со своей драгоценной Анной.

— Но ваше величество, вы же обещали! — кричала я, вырываясь из рук уносящих меня прочь людей. — Неужели ваше слово ничего не стоит, что вы так легко им разбрасываетесь?

— А что стоит слово, данное ведьме?

Антарес.

Я очнулась в полной, непроницаемой тьме. Неужели... неужели я уже умерла? Я представляла ад более страшным, более мучительным, со всеми его кругами, а здесь — тьма, только тьма. Впрочем, что может быть страшнее такого бессолнечного, беззвучного одиночества? Возможно, это и есть мое наказание?

Но тут же эти безрадостные умозаключения опроверг слабый лязг цепей. Я попыталась пошевелить руками — удалось мне это с трудом, поскольку они были закованы в тяжелые кандалы.

Все же мне удалось кое-как переползти на другое место — камень за моей спиной был мокрый и очень холодный — а вместе со способностью двигаться вернулась и способность более-менее трезво мыслить.

Я не умерла, я в королевской тюрьме, вспомнив, как стража тащила меня по улицам города, поняла я.

Значит, через три дня, или меньше — неизвестно, сколько я пробыла без сознания — меня сожгут на костре, я стану пеплом, легким, серым, летучим пеплом... И смогу улететь прямо к солнцу...

Я расхохоталась — кажется, это была истерика.

Пришлось рассечь руку о каменную кладку до крови, чтобы ощущение боли понемногу вернуло ясность сознания. Кусая губы, я попыталась расплавить цепи, опутавшие руки — но напрасно: то ли я была слишком слаба, чтобы разрушить металл, то ли в этом каменном мешке, со скованными руками, мне была недоступна любая магия.

Что же, приходилось признать, ни одна ведьма не живет вечно, это ожидаемый и закономерный финал, в конце концов, я прекрасно знала, на что шла... Однако, как же не хочется умирать, как же хочется жить! Остро, до боли, до горячего щемления в груди, до нехватки воздуха в пересохшем горле... Сколько всего я не успела создать, сколько всего разрушила.

По моей вине погибла и моя ученица, талантливая, яркая, юная... У нее были все шансы стать талантливым зельеваром, спасать человеческие жизни, лечить, служить на пользу другим, но из-за моих интриг она погибла. В одночасье я потеряла всех, с кем была связана — Вильгельмину, Ричарда, Элайв… и видит бог, каждая потеря давалась мне все тяжелее. Сколько еще мне предстоит выдержать, прежде чем…

Вдруг с громким скрипом дверь отворилась, и в открывшийся проем было брошено чье-то бездыханное тело. Дверь прикрыли неплотно — да и зачем, цепи не позволили бы мне никуда деться, и я смогла кое-что рассмотреть. Это определенно была девушка.

Неужели еще кого-то поймали? Не может быть.

Я кое-как, насколько позволяли цепи, перевернула несчастную — и похолодела. Это была Элайв, и, судя по всему, она была жива... Она была жива! Уже хорошо, но почему тогда распалась клятва?.. Так, эту мысль я додумаю позже, пока что нужно спасать ее, насколько это вообще возможно, в моем-то положении.

Внимательно оглядев ученицу, я тихо охнула, хотя охнуть хотелось громко и многословно — о черт, что за звери тут постарались? Ткань платья на ее спине висела кровавыми ошметками, на запястьях багровели кровоподтеки, лицо было точно бешеной кошкой исцарапано... Вот оно каково, ваше добро и милосердие!

Я не без труда оторвала от своего платья лоскут, смочила его в воде, обильно текущей по стенам (такое ощущение, что темницы находятся на дне морском), и осторожно принялась обмывать раны девушки.

Наконец, мои скромные усилия увенчались успехом — не прошло и четверти часа, как она открыла глаза и прошептала:

— К-кто здесь? — она приподняла голову, лежавшую на моих коленях, куда я с таким трудом ее перетащила, и немедленно застонала от боли.

— Тихо, Элайв. Это я, Антарес.

— Что ты... то есть, что мы здесь делаем?

Я без улыбки взглянула на нее:

— Это бы следовало спросить у тебя, — задумчиво протянула я, внимательно вглядываясь в ее лицо. С облегчением пришлось отметить, что следов смущения или вины на нем не отразилось. То ли Эл была сильно измучена для подобных эмоций, то ли правда, я ошибалась, и она ни в чем не виновата. Мне лично хотелось бы верить во второй вариант.

— Почему? — кажется, она и впрямь не понимала, что произошло.

— Моя магия была связана зельем верности...

— Постой, ты сказала — была? — молодец, быстро схватывает.

— Да, и поэтому спрашиваю тебя еще раз — ты ничего не хочешь мне рассказать? — поинтересовалась я тихо.

Элайв беспокойно пошевелилась, морщась от боли, но ничего не ответила. У меня внутри словно бы поднялась какая-то мутноватая волна — неужели она все-таки предала? Глупо даже спрашивать себя: все факты очевидны. Так отчего же я все еще цепляюсь за какие-то иллюзии? Ведьме не положено быть наивной, доверчивой дурочкой — это, видимо, я одна такая особенная.

— Не шевелись, — сухо сказала я. — Не то еще больше поранишь спину — она у тебя сейчас, как у Христа перед распятием.

Комичное сравнение из уст ведьмы, но никому не хотелось улыбаться — мы упорно избегали смотреть друг другу в глаза.

— Кровавое месиво? — поинтересовалась Элайв. — Били меня, кстати, тоже плетьми...

— За что? — внешне равнодушно спросила я, уже внутренне закипая. — Ты не собираешься объясниться?

Пустой, равнодушный взгляд. Молчание.

— Я тебе не святой инквизитор, Эл. Я прошу лишь сказать мне правду! — забывшись, я коротко встряхнула ее за плечи. Та вскрикнула, но извиняться я не стала, вместо этого раздраженно бросила:

— Да лежи ты спокойно, кому говорю! А теперь отвечай — почему ты выдала... хотя нет, оно и так понятно — я не требую от тебя молчать под пытками, но...

Лицо Элайв, и так лишенное красок, побледнело еще больше:

— Я бы не сказала им ничего, если бы король не пообещал...

— Что пообещал? Пощадить тебя или меня? — она с усилием кивнула. Я едва подавила желание рассмеяться, но тут же осеклась — король ничего не обещает просто так. Ни за что. Никогда. Понемногу ситуация становилась ясной.

— Что ты должна была сделать взамен?! — не помня себя, снова закричала я. — Отвечай!

За дверью все стихло, видимо, стражники прислушались.

Элайв бессильно покачала головой, что отнюдь не способствовало моему душевному спокойствию — наоборот, я разъярилась еще больше, жалея только о том, что мои руки связаны, и превратить ее во что-нибудь гадкое будет проблематично.

— Впрочем, можешь и дальше молчать, я и без твоих признаний поняла. Так вот куда делась королева! Ты. Вернула. Катриону. Ричарду, — медленно, чеканя каждое слово, произнесла я, сама, впрочем, не особо доверяя этой истине. — Как ты могла, Элайв Файтер?!

Кажется, после этой фразы я кричала что-то еще, звенели цепи — пыталась размахивать руками? — а в ушах нарастал влажный и горячий шум, похожий на мокрую вату, в липкий полумрак которой я погружалась...

Наконец, из всей этой сумятицы пробился неожиданно спокойный голос девчонки, как ни странно, помогший мне прийти в себя:

— Я думала, король не обманет.

Вдох-выдох. Еще один вдох. Наивность когда-нибудь погубит человечество. И моя собственная в том числе — права была Вильгельмина. Но как ни странно, я не винила Элайв Файтер — напротив, мне было… все равно.

— Кто, Ричард?! — я горько усмехнулась. — Да сама жизнь короля состоит из утаек и обмана... Я удивляюсь, как ты вообще могла поверить в его обещания... Ведь ты, в конце концов, так его боялась! Нет, Элайв, я понимаю, что ты выросла вдалеке от двора, тебя воспитывали на безграничном уважении к персоне его величества, но как можно быть до такой степени доверчивой? Да тебя били плетьми инквизиторы, ты была в их руках! Как ты могла поверить, что они тебя после этого отпустят?!

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 6

Элайв Файтер 

Лучше бы я не приходила в себя, а продолжала бездыханная лежать на каменном полу. Спина болела, запястья ныли не меньше, да и слова Антарес не проходили бесследно. Нет, она была права. Абсолютно права — мне следовало молчать, и я знаю, что она бы на моем месте молчала, но... Я не она, вот в чем проблема. 

— Я думала, король не обманет.

— Кто, Ричард?! Да сама жизнь короля состоит из утаек и обмана... Я удивляюсь, как ты вообще могла поверить в его обещания... Я понимаю, что ты выросла вдалеке от двора, тебя воспитывали на безграничном уважении к персоне его величества, но как можно быть до такой степени доверчивой? Да тебя били плетьми инквизиторы, ты была в их руках! Как ты могла поверить, что они тебя после этого отпустят?

Я была очень глупа, это правда, но легче от этого не становится. 

— Не знаю как, но я в это верила. Ты можешь на меня злиться, я все понимаю, но кое-что у нас еще осталось. 

— О чем ты говоришь?

— Я не сказала Ричарду самого главного, он до сих пор не знает, где Катриона. 

— Это дает нам шанс... Где ты ее спрятала? 

Я только покачала головой в ответ. Слишком много бед случилось из-за моей болтливости, больше я этой ошибки не повторю. 

Антарес хотела было снова закричать, но осеклась:

— А может ты и права. Не надо никому знать, храни свою тайну. 

Как только она произнесла это, в нашу темницу зашли два стражника:

— Одна ведьма — на выход. Король требует к себе. 

Мы с Антарес тревожно переглянулись: которую? 

— Сними с нее цепи, — кивнул стражник своему напарнику.

Антарес? Почему? Зачем? Она же ничего не знает! А если ее постигнет та же участь? Если ей не поверят, что она не знает?.. Я даже помочь не смогу! Я попыталась подползти ближе к наставнице, но солдат заметил это и оттолкнул меня назад: 

— Прочь, ведьма, оставайся там, где лежишь! 

Антарес не позволила себе дрогнуть: пока ее расковывали и поднимали на ноги, она сохраняла гордый и величественный вид... Почему во мне нет этого внутреннего достоинства? Этой твердости? Насколько меньше проблем бы у нас было. Между тем девушку уводили. В глубине ее глаз затаился страх, но она знала, куда идет, и была готова к этой битве... Сейчас я восхищалась своей наставницей как никогда раньше. Она шла к врагу с высоко поднятой головой, а я лежала в грязи и крови, не в силах даже шевельнуться. Клянусь, если с ней что-то случится... Если он посмеет поднять на нее руку... Я найду в себе силы отомстить. 

Как только за стражниками захлопнулась дверь, я обессиленно рухнула на пол. Здесь было грязно и мокро, но сидеть я больше не могла, так же, как и не могла лечь на спину... Мне не впервой быть побитой, так что я знаю, что смогу это пережить. Первые часы самые сложные, но потом будет легче.

Боль подстегивала меня, разум был как никогда ясен, мысли встревоженным роем диких пчел кружились в моей голове, не давая забыться. \"Мы оказались здесь из-за меня, из-за меня, нас сожгут, сожгут, сожгут\", — упорно стучалось в висок. Нет, не бывать этому! Пусть я была глупа и доверчива, но больше я такой ошибки не допущу! Я не буду больше верить никому!

Антарес все правильно поняла: меня с детства учили верить королю-спасителю, королю-кормильцу, мне говорили, что он заботится о нас и любит свой народ... О да, я почувствовала это на себе. Справедливый, добрый король! Тьфу, надеюсь, ты попадешь в седьмое пекло после смерти! Но черт меня раздери, если я теперь хоть что-то понимаю... Как же Антарес? Она знает, кто он, она знает, чего от него ждать, и все же пришла сюда, чтобы забрать его королеву... Впервые я прямо задаю себе вопрос: а зачем? Похоже, я и правда очень глупа, раз думаю об этом только сейчас… Зачем Антарес было нужно все это? Я думала, что у нее есть какие-то чувства к Ричарду, и эта мысль меня устраивала, но позвольте... Чего она хотела добиться? Чтобы он женился на ней? Чтобы полюбил ее? Не похоже. Все, чего она достигла — это его сломанная жизнь. Даже если королева будет возвращена, он не сможет быть с ней прежним, он будет помнить... Я понимаю, на почве ревности женщины способны на многое, но даже Ричард не заслужил такой жестокости. Если наставница любит короля, зачем она сломала его?.. Нет, это не любовь, но что тогда? Горечь обманутых надежд? Не понимаю...

Стоило мне немного пошевелиться, как утихшая боль вспыхнула с новой силой. Надеюсь, мне не зря пришлось это терпеть... Сдержал ли король хоть одно из своих обещаний? Если Бертран узнает обо мне правду... Он отвернется от меня. Он будет презирать и ненавидеть меня. Что может быть хуже? Только одно: если Бертран решит что все это — действие магии, что все это ненастоящее. Но не может же быть все так плохо, правда? Я уже получила свою порцию бед, пусть хоть в чем-то мне повезет. Впрочем... А не лучше ли будет, если юноша возненавидит меня? Я не питаю иллюзий относительно своего будущего. Магия — суровая дама, ты либо принадлежишь ей целиком и полностью, либо бежишь от нее. Я никогда не смогу сблизиться с кем-то из страха навредить...

Как смешно, находясь на пороге смерти, я думаю о своем будущем! Есть ли оно у меня?..

Кажется, мне удалось задремать. Звук открываемой двери резко и грубо вернул меня в реальность. Это привели Антарес. Я лежала, крепко зажмурив глаза и не смела открыть их, я боялась того, что могла увидеть...

Антарес

Через пару минут, — но, по правде говоря, в этой давящей темноте было очень сложно вести счет времени, — тяжелая дверь снова отворилась, и в проеме показались стражники:

— Одна из ведьм — на выход! Король требует к себе.

Меня расковали и выволокли наружу.

Как только голова перестала кружиться, а глаза хоть немного привыкли к яркому солнечному свету, я осознала, что меня снова тащили по городским улицам.

Но на этот раз это не нанесло большого урона гордости — внешняя, показная, она еще тогда была сломлена, да и не гордость это была, а всего лишь гордыня, такая же глупая и ничтожная, как капризы изнеженной фрейлины... Однако внутреннюю, природную, настоящую — ее никто и никогда сломить не мог.

Я больше не обращала внимания на толпу, на грязные выкрики — они отдалились, и стали чем-то неважным, абсолютно меня не задевающим, словно бы они касались другого мира, к которому ни ведьма Антарес, ни леди Анна уже не принадлежали. Я — не я, а абсолютно чужой, равнодушный человек, да и неудивительно — если через несколько часов ты сгоришь на костре, какие тут могут быть земные условности?

Тем не менее, сохраняя на лице презрительное выражение, я покорно шагала по направлению к дворцу. Зачем я там понадобилась, когда все было уже решено, мне было совершенно непонятно, но при небольшом раздумье, впрочем, ответ угадывался довольно легко — им нужна королева. Прекрасно. Только сейчас я смогла оценить все плюсы того факта, что Элайв мне не сказала, куда спрятала Катриону: при всем желании милый Ричард со своими не менее милыми приспешниками не смогут вырвать у меня правду. А Эл слишком слаба, чтобы ее допрашивать — уверена, это одна из причин, по которой именно меня, а не ее ведут сюда. Ну, да это к лучшему — ее уже достаточно истязали.

Настроение мое значительно улучшилось, тем более что внезапно с неба начал накрапывать дождь, чьи холодные прикосновения позволили рассудку войти в состояние полной и окончательной ясности.

Я посмотрела на небо. Рваные, легкие ошметки туч, похожие на растерзанную серую вуаль, неслись, подгоняемые ветром. От их летучей торопливости веяло скрытой паникой. Чего вы боитесь, тучи? Солнца, ветра? Или спешите пролить на землю дождь, спешите быть полезными этому миру? Глупые тучи... Все равно никто не поймет и не оценит пользу дождя, всех пугает ваша черная мрачность. Вот и бегут тучи-ведьмы от ветра-инквизитора, который сам же и заставляет их сюда лететь... Не Инквизиция ли виновна в существовании ведьм? Б-р-р. Нужно выкинуть эти глупые мысли из головы, тем более, что сейчас не лучшее время для отвлеченных абстракций — так или иначе, встреча с королем вся ближе. Боюсь ли я?

Когда меня втолкнули в зал, я сперва подумала, что он пуст — во всяком случае, в первый момент Ричарда я не заметила. Но вот какая-то серая тень отделилась от портьеры в дальнем углу, и я едва не вскрикнула — это был он… и не он одновременно. Нет, несомненно, передо мной стоял Ричард, но не тот счастливый, влюбленный мужчина, с которым я провела эти несколько дней, и даже не тот, смертельно напуганный болезнью жены — нет, здесь все было гораздо страшнее.

Лицо его осунулось, побледнело, как будто неведомая болезнь выпивала из него все соки, но главное — глаза. Они, как и в прошлый раз, были пустыми, но в них жила глухая, безнадежная злость. На меня, на Элайв, на весь окружающий мир...

Именно в этот момент я отчетливо поняла, что потеряла его навсегда, окончательно и бесповоротно, он был мне чужим больше, намного больше, чем в день его глупой свадьбы... Он никогда не вернется, никогда не будет прежним... Ричард, что же я натворила?

Тем временем эта тень человека повелительно махнула рукой:

— Оставьте нас!

— Но, Ваше Величество...

— Вы что, не слышали приказания? — таких бешеных, срывающихся на визг нот в его голосе я никогда не слышала и, невольно поежившись, опустила взгляд, краем глаза заметив, как стражники, недоверчиво косясь на меня, соизволили покинуть зал — может, получится сбежать? Вряд ли.

Повисло молчание, которое я не решилась прерывать. Наконец, король с усилием проговорил, по-видимому, стараясь сохранять спокойствие:

— Ты скажешь мне, куда ты спрятала мою жену?

Я покачала головой, все так же глядя в пол:

— Я не знаю этого, Ваше Величество.

Его голос опять взлетел до самых высоких нот:

— Анна! Да как ты...

— Смеешь? — эхом отозвалась я. — Мне нечего терять. И если бы даже я знала, где находится Катриона, я бы тебе этого не сказала. Никогда!

— И даже в память о нашей дружбе? — спросил он, опасно вкрадчиво. Глаза его при этом оставались наполненными той же пустой злобой, поэтому не составило большого труда разоблачить его ложь — было ясно, что он просто пытается мной манипулировать. А раз мне терять и впрямь, в общем-то, нечего, то будем действовать его же оружием — жалость из меня точно ветром выдуло, как только я вспомнила страшные раны Эл.

— Дружба, Ричард? Возможно, с твоей стороны это и была дружба, а я же тебя любила... долгие-долгие годы... — нараспев, точно сумасшедшая, протянула я, наблюдая, как его глаза заволакивает новой пеленой злости.

— Так ты не скажешь, где Катриона? Ради твоей любви?

Несмотря на очевидное глумление, во мне что-то дрогнуло. Я с усилием покачала головой:

— Я правда этого не знаю...

— Ты лжешь! — крик, мигом лишившийся всякой фальши, прозвучал резко и отрывисто, резанув по ушам. Я против воли поежилась.

— Не могу вам ничем помочь, Ваше Величество. В тюрьме со мной приключилась потеря памяти из-за неблагоприятных условий содержания, — ехидно проговорила я, спокойно глядя ему в глаза. Момент был опасный, но он предпринял еще одну попытку:

— Хочешь, я встану на колени? Я, король, встану перед тобой на колени, — с неожиданной горячностью зашептал он. — А потом отпущу тебя на все четыре стороны! Только скажи...

— Обещаешь? — спокойно спросила я, изучающе глядя на него.

— Да... Обещаю...

— Чего стоит обещание, данное ведьме? Кажется, так ты говорил Элайв?

— Дрянь!

Щеку обожгла пощечина. От неожиданности я покачнулась и упала, уткнувшись лицом прямо в его сапоги, которые он, впрочем, тут же брезгливо отодвинул.

— Мне не нужна любовь ведьмы...

Мир раскололся и уплыл — его осколки тут же смыло волной боли… Это был конец, ведь от меня прежней не осталось ничего. Где-то надо мной прозвучал холодный голос.

— Увести ведьму! Я сказал — немедленно!

И меня снова куда-то тащили, но этого я уже не чувствовала, медленно, но верно погружаясь в беспамятство...

Элайв Файтер

На этот раз Антарес не стали приковывать: цепи не зазвенели, я слышала только, как стражники вошли и затем вышли. Ничего больше. Ни звука. 

Страх заставил резко открыть глаза: девушка сидела неподалеку, устало привалившись к стене. Она была цела. Испугана, потеряна, но цела! Только на щеке краснело небольшое пятно, но это скоро пройдет... Пусть на теле не было ни царапины, но настоящую рану я увидела, заглянув девушке в глаза — в ее взгляде сквозила боль и беспомощность, какие бывают у тяжелораненых. Моя прежняя наставница говорила, что такой взгляд бывает у человека, когда его душа покидает тело. Что же произошло там, в замке? Что ей сказал король?

— Антарес... — тихо позвала я, но она не ответила. Сомневаюсь, что она вообще слышала меня. Пожалуй, лучше ее сейчас не трогать. У нас еще есть время: нас не сожгут, пока король не добьется, чего хочет. Подожду, пока девушка придет в себя, и потом поговорю с ней. 

Ночь спускалась на столицу: в нашей и без того темной клетке исчезли последние лучики света. Я была бы рада забыться сном, как Антарес, которая так ничего и не сказала, но не могла: мысли не позволяли, да и тело ныло. Боль не стала слабее, но я уже могла контролировать свои мысли и не поддаваться панике и отчаянию. Это место, как ни странно, успокаивало. Я слышала дыхание наставницы, то очень ровное, то прерывистое, как от быстрого бега. Это был единственный живой звук, не считая едва слышного звона воды, стекающей по стенам, но все это не нарушало тишины. Место было настолько гиблым, что даже крысы здесь не водились, что, впрочем, было благом. Стражники за дверью тоже приутихли: не то уснули, не то... Я закрыла глаза и прислушалась, как делала это в лесу, стараясь уловить малейший шорох, чтобы даже дуновение ветра не прошло незамеченным. Наш каменный мешок был тих, как могила.

Стоило этой мысли пронестись в сознании, как я услышала небольшой шум. Так крадется зверь или человек, идущий на опасное дело. Кто это мог быть? Что если нас решили сжечь втайне от короля? Церковники вполне могли пойти на такое. Что если смерть придет к нам раньше срока? Я испуганно посмотрела на Антарес, но увидела лишь неясный силуэт в темноте. Она спала и ничего не слышала. Что же делать? Я слышала шаги в коридоре, этот человек шел сюда. Наши стражники на месте? Они остановят его? Впервые я была рада, что они там. 

Человек приближался, и, похоже, его заметили:

— Кто здесь? 

— Что вы здесь делаете, ваше величество? 

Ваше величество? Это Ричард?!

— Я не ваш король, не нужно меня так называть. 

— Как скажете, принц. 

Бертран?! Он пришел сюда? Ночью? Силы неба и ада, что ему здесь нужно?!

— Вы впустите меня, как мы договаривались? 

— Конечно, милорд. 

— Если вам что-то еще потребуется... 

— Я дам вам знать. Благодарю вас за помощь. А сейчас идите в трактир, выпейте за здоровье моей сестры. Я распорядился, чтобы вам поставили бочонок вина. 

— Ваша щедрость не знает границ. 

— Храни вас бог, милорд. 

И они ушли, возбужденно переговариваясь и славя принца. Что здесь происходит? Зачем он отослал стражу?.. Неужели... Нет, это слишком даже для него. 

Загромыхал замок, и дверь медленно отворилась. Яркий свет факела слепил глаза, и пришлось закрыть их руками, чтобы не было так больно. Постепенно глаза привыкли к свету, и я смогла посмотреть на вошедшего. Бертран стоял на пороге, опасаясь идти дальше. Он не видел нас.

— Миледи? Элиза, вы здесь?..

Наверное, будь у меня побольше сил, я бы бросилась ему на шею от радости. 

— Здесь, мой принц, мы здесь! 

Он подошел ближе, высоко держа факел над головой:

— Элиза! — пораженно воскликнул он, разглядев меня. — Что с вами произошло? Как...

— Король не очень-то ласков со своими врагами. 

В глазах юноши блеснуло что-то, а может, это было всего лишь отражение света факела...

— У нас мало времени, миледи. Вы мне потом обязательно все расскажете, а сейчас мы должны идти. 

— Идти? Куда?

— Подальше отсюда. Доверьтесь мне. 

— Я готова вам поверить, но... — недавно я уже доверилась одному знатному человеку, и это плохо для меня закончилось. 

— Нам некогда вести серьезные беседы, миледи. Решайтесь. 

Он все еще называет меня миледи... Значит ли это, что Ричард ему ничего не сказал? 

— Всего два слова. Вы знаете, почему мы здесь? — я кивнула на свою наставницу. 

Он осветил ее факелом и с тревогой спросил: 

— Она в порядке?

— Да, просто спит. Так вы знаете? 

— Ричард сказал мне, но... Элиза, умоляю вас, давайте потом об этом поговорим, а сейчас... 

— Я не Элиза. 

— Что, простите? 

— Мое настоящее имя Элайв. Элайв Файтер.

Он внимательно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся: 

— Признаться, оно вам подходит больше. 

Я ожидала чего угодно, но эти слова стали для меня неожиданностью. Что не так с этим человеком?.. Впрочем, теперь я вижу, что он прав, поговорить можно и потом. Если он все знает, и все же решил выручить нас, какие еще могут быть вопросы? 

— Берите ее на руки, и идемте, — откликнулась я, с неожиданной для себя самой решимостью. — Мы и так потеряли много времени. 

Он передал мне факел и последовал моему совету: Антарес все еще не приходила в себя, что, возможно, было к лучшему...

— Нам далеко идти?

— Нет, я все предусмотрел. Не беспокойтесь, миледи. 

Мы быстро покинули нашу клетку, однако, вопреки моим ожиданиям, не вышли на улицу, а свернули в какой-то коридор, а потом еще один, и еще, лестница вниз... Тени плясали по стенам, придавая нашей процессии какой-то языческий оттенок. Я шла вслед за Бертраном, высоко держа факел, чтобы он видел дорогу. Становилось душно, идти было все сложнее... 

— Долго еще? 

— Потерпите немного, миледи, мы скоро будем на месте. 

Действительно, спустя несколько коридоров и лестниц мы остановились перед дверью. 

— У меня на шее висит ключ, Эли... Элайв, снимите его, — попросил принц. 

Ключ помог нам проникнуть за эту таинственную дверь. Там оказалась большая комната, хорошо обставленная и даже имевшая крошечное окошечко под потолком, откуда можно было увидеть краешек неба. Бертран осторожно уложил Антарес на кровать, стоявшую в углу, и, кажется, собрался уходить, но я остановила его вопросом:

— Где мы? 

— В одном из тайных убежищ замка. Вас здесь не найдут. 

— Но мы же... 

— Послушайте, Элайв, — перебил меня принц. — Вы должны оставаться здесь, пока я не вернусь. Это будет скоро. Сейчас уже, должно быть, рассвело, и не успеет солнце уйти на ночной покой, как я буду здесь. Той же ночью мы покинем столицу. 

— А как же... 

— Не беспокойтесь ни о чем. Я вернусь и все объясню, а сейчас мне нужно спешить... Позаботьтесь о вашей подруге, тут есть вода и еда, и будьте готовы. 

— Как я смогу отблагодарить вас, милорд?

— Сможете, — улыбнулся он, и, немного замешкавшись у порога, ушел, ничего не добавив.

Антарес

Даже находясь в забытье, я продолжала ощущать эту чудовищную боль потери — точно блуждая в удушающей тьме, я тщетно искала выход и не находила. Сама жизнь человеческая, казалось, отторгала меня, не давая выбраться на поверхность из черноты, и, наверное, так продолжалось очень долго — или всего лишь миг, — прежде чем мне удалось открыть глаза.

Впрочем, открыла я их только на мгновение, так как сразу пришлось зажмуриться от брызнувшего в глаза ярчайшего света (после оказалось, что это всего лишь тусклая свеча, но после мрака темниц даже слабое пламя казалось мне ослепительным и мучительно резало глаза). Я определенно находилась в какой-то комнате — не в темнице. Странно, несмотря на полубессознательное состояние, я все же помнила, как меня приволокли туда и бросили, точно побитое животное. Не приснилась же мне встреча с Ричардом и сами темницы, в самом-то деле — то, что это было явью, говорила и до сих пор саднящая от удара щека. Где же я?

Я неосознанно потерла кожу в месте удара — пощечина, какой пренебрежительный жест! Думала ли я, что когда-либо заслужу такое отношение Ричарда — брезгливо-опасливое, ненавидящее? Никогда...

И вместе с вымораживающей болью, как ни странно, приходило ощущение какого-то болезненного равнодушия.

Сколько, сколько же ударов может вынести обычная человеческая любовь? Для обычной влюбленности хватит и простой ссоры, чувство покрепче рассыпается от серьезных трудностей... Вот и мое не выдержало — предательства и унижения, этой презрительной ненависти в чужих глазах. Разбилось в зеркальную пыль и смешалось с грязью. Каким нелепым и смешным казалось желание мести, сжигавшее меня еще недавно!

Я подняла руку и взглянула на хрустальную подвеску, в которой, будто страдая, бился крошечный сияющий огонек, похожий на отблеск далекой звезды. Размышляя, я неосознанно спросила:

— Ну что, выпустить тебя? — точно услышав этот вопрос, огонек сверкнул как-то особенно мягко, и, кажется, просительно.

Пора покончить с этой глупой игрой. Я крепко сжала подвеску — по пальцам потекла кровь от впившихся в кожу острых граней, — раздался тихий звон… В последний раз благодарно блеснув — надо же, девчонка мне еще и благодарна! — огонек исчез.

Я почувствовала, как где-то в бесконечности королева Катриона открыла глаза.

— Антарес! Антарес! Ты очнулась? — в мои мысли ворвалась прямо-таки до неприличия счастливая Элайв. Неужели это впрямь не сон, а реальность — и мы спасены? Не может быть! Да и ученицу свою я такой никогда не видела... Она вся просто светилась. Неужто в темнице из дюжины крысиных хвостов при полном отсутствии воды, котла и огня умудрилась приготовить эликсир исполнения желаний? Это, конечно, шутка, но в каждой шутке, как известно, есть доля истины...

Я кивнула.

— Вопросы о моем состоянии — в сторону, Элайв. Лучше расскажи мне, что произошло? И где мы вообще находимся?

Она заметно сникла.

— Слишком сложно объяснить... Тем более, что я сама многого не знаю. Во всяком случае, точно известно только одно — личность нашего спасителя, — она лукаво улыбнулась и отвела взгляд.

— Бертран? — недоверчиво поинтересовалась я. Ответ был лаконичен:

— Да.

— Неужели юный принц окончательно потерял последние остатки разума... — ахнула я. — Впрочем, в его ситуации это логично...

Щеки Элайв заалели. Она прокашлялась и быстро сменила опасную тему:

— Вон в той комнате ты сможешь найти все, чтобы привести себя в порядок, Антарес. Правда, одежда — только мужская, — она пожала плечами, точно извиняясь.

— Все равно... — бросила я. — Но все же интересно, почему принц не смог найти женского платья? К чему этот маскарад?

Девушка замялась:

— Как только ты будешь готова... мы... э-э... поедем в свите принца.

Я кивнула и, не задавая лишних вопросов, скрылась за дверью соседней комнаты.

Когда, спустя полчаса, я вышла, облаченная в зеленый охотничий костюм, взору моему предстала фантастическая картина. Чучело медведя, стоявшее в углу, ныне превратилось в живописно разбросанные кучки шерсти и опилок. Над всем этим великолепием стояла раскрасневшаяся, встрепанная Элайв, держа в руках шпагу.

Я несолидно пискнула, прижавшись к стене:

— Э-ээл! А... Что с медведем?!

Она резко развернулась, едва не проткнув меня своим оружием.

— Ну... — она виновато опустила руки. — Просто я захотела попробовать, насколько она... годится...

Я все еще не могла отдышаться:

— И как? Годится? — слабым голосом спросила я, ощущая предательскую слабость в коленках.

Элайв задумчиво повращала клинок, с такой безумной скоростью, что он слился в сплошную серебряную полосу. Задумалась, насквозь проткнула спинку диванчика... хмыкнула, и вынесла вердикт:

— Признаться, держала я руках и лучше...

В общем, окончательно успокоиться я смогла только тогда, когда с надвинутыми на лицо фетровыми шляпами, на быстрых конях, вслед за принцем, ничуть не удивившимся гибели чучела (может, принял за ведьмины штучки?) мы быстрее ветра унеслись прочь с королевского двора, взбудораженного новостью — на сей раз настоящая королева действительно нашлась, живая и невредимая. Захваченный собственным счастьем в плен, Ричард не стал искать двух бежавших ведьм — и неудивительно, у него были заботы поважнее: разумеется, я о Катрионе. Свита принца тоже осталась праздновать счастливое возвращение своей принцессы — Бертран не протестовал, ведь так не появится ненужных вопросов о присутствии в его окружении двух незнакомых юношей.

Королеву ждала счастливая семейная жизнь, а нас — такая желанная свобода, и неизвестно, кто был счастливее, и кому повезло больше. Все беды и несчастья для меня позади. А ты… Будь счастлива, Катриона Тирион.

Часть Вторая.

Элайв Файтер

В наступающих сумерках мы стремительно покидали столицу, и это был самый счастливый миг за последние дни! Душа моя пела, я вновь чувствовала небывалый подъем сил — хотелось пустить лошадь галопом, достать шпагу и, держа ее высоко над головой, со свистом и гиканьем пронестись по дороге. Несмотря на то, что мы были отверженными изгнанницами, меня не покидало радостное чувство возвращения домой. А ведь и правда — тот мир, в котором нам предстояло жить ближайшее время, был для меня родным домом: эти леса и поля, эти маленькие бедные деревушки, раскиданные между ними… Этот мир жил по своим законам, отличным от лицемерных и лживых правил королевского двора. Я знала, как здесь выжить и была рада вновь ощутить в руках приятную тяжесть стали, а на лице — дуновение холодного ветра, верного спутника любого путешественника.

Выехав за крепостные стены столицы, мы не стали никуда сворачивать, а продолжили ехать прямо по дороге.

— Куда мы направляемся, милорд?

— Здесь неподалеку есть один постоялый двор... Скоро совсем стемнеет, было бы разумно остановиться там на ночлег. Что скажете?

— Мы так и сделаем, — ответила Антарес, ехавшая рядом со мной.

— Надеюсь, там найдется точильщик, — добавила я тихо, но Бертран услышал меня.

— Зачем он вам потребовался?

— Шпага, которую ваша милость изволила мне пожаловать, нуждается в заточке.

Антарес не удержалась от смешка:

— Бедное чучело с тобой бы не согласилось.

— Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в оружии, — удивленно заметил принц.

— Желаете проверить, милорд? Конечно, вы закалены в турнирах, но думаю, какое-то время я бы смогла против вас продержаться.

— Вы шутите?

— Ничуть.

— Я никогда бы не направил на вас оружие, миледи.

Его ответ был безупречен, но мне было немного жаль, я бы с удовольствием попробовала свои силы. Терпкий лесной аромат заставлял бурлить мою кровь, он опьянял, как самое крепкое вино. Наставница заметила это и вполголоса спросила:

— Что с тобой, Эл?

— Отвыкла от свежего воздуха... Ничего, это скоро пройдет.

Когда мы добрались до постоялого двора, на небе уже взошла молодая луна. Ночной холод обжигал кожу, но не мог остудить пылавшее во мне пламя. Что же со мной происходит? Это не просто возвращение в родные края и не долгожданная свобода, это что-то еще... Бертран и Антарес пошли внутрь, чтобы узнать, примут ли нас, а я осталась у конюшни, якобы проверить лошадей. Задумчиво проводя кончиками пальцев по густой гриве, серебрящейся под светом луны, я чувствовала, что ответ где-то близко, но невидим для меня. Или я не хотела его видеть? Так тихо... Только сердце стучит вдвое громче, словно торопясь куда-то. Может, в нем все дело?

— Элайв?

Я подпрыгнула от неожиданности, но это был всего лишь Бертран.

— Простите, если напугал вас.

— Ничего... Признаться, я сегодня немного не в себе.

— Вам пришлось многое пережить в последние дни, так что это не удивительно.

— Пожалуй, вы правы, — в неловкой тишине был слишком хорошо слышен стук моего сердца, поэтому я поспешила нарушить ее. — Вы пришли за мной? Все в порядке?

— Да, для нас нашли комнаты. Сейчас должны подать ужин, пойдемте? — он протянул мне руку. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди от этого простого жеста. Я подняла глаза на юношу: вот ответ на все мои вопросы. Такой простой и очевидный.

— Простите, но вы забываете, что на мне мужское платье. Согласитесь, будет странно... — улыбнулась я, и это смутило его:

— Да, вы правы, я забыл.

Нам подали великолепный ужин, который пришелся очень кстати после нескольких дней вынужденной голодовки. Когда с основными блюдами было покончено, Антарес задала вопрос, который интересовал нас обеих:

— Принц, поделитесь, наконец, секретом, как вам удалось нас вытащить?

— Это долгая история, дамы, не оставить ли ее до лучших времен?

— Они могут и не наступить, милорд, рассказывайте!

— Что ж... Хорошо. Я начну с того момента, как вас схватили. То есть тогда я об этом не знал, я только слышал, что король поймал ведьм, которые как-то угрожали моей сестре. Ричард вызвал меня к себе. Он долго ходил вокруг да около, пока я не спросил его напрямую, в чем дело. И тогда он рассказал мне про вас, леди Анна: кто вы и почему вас поймали. Признаться, мне было это неинтересно, я уже слышал эту историю от других людей...

— А разве вы не переживали за вашу сестру? — перебила я.

— За Катриону? Ее жизни ничего не угрожало, а тем, что она попала в какую-то неприятную историю, меня не удивить. Так вот, закончив с этим, король перешел к тому, что стало для меня неожиданностью... Он сказал, что хорошо знакомая мне леди Элиза тоже ведьма, что она околдовала меня, и... Я ему не поверил. Поначалу. Но он был так убедителен, что мне пришлось согласиться: никакой Элизы не существует, есть только молодая ведьма, занявшая ее место и каким-то образом убедившая меня, что я ее давно знаю. Кстати, как вам это удалось?

— Зелье. Если помните, я встретила вас бокалом вина.

— Так просто?

— Да, но уверяю вас, оно действовало только на память.

— Хм, очень надеюсь, — на этот раз принцу потребовалось время, чтобы продолжить. — Мне были неприятны слова Ричарда, я чувствовал себя обманутым, но потом... Потом я узнал, что ведьм сожгут, как только добьются от них правды. И тогда я понял, что не могу позволить вам умереть, кто бы вы ни были. В конце концов, я же дал клятву оберегать вас, и то, что мне стало известно, не отменило ее. Итак, я должен был помочь вам и леди Анне, разумеется. Но как? Пусть я стал родственником короля, но весьма дальним — это не давало мне никакой власти. Значит, нужно было действовать тайно. Для начала следовало вытащить вас из тюрьмы, а потом спрятать где-нибудь на время… Подкупить стражу ничего не стоило, да и королевские подземелья настолько обширны, что там может затаиться целый полк, и никто ничего не заметит. Итак, я перевел вас в безопасное место, а когда вернулся, стражники уже были пьяны и вряд ли хоть что-то помнили. Было проще простого убедить этих солдат, что ведьмы околдовали их и сбежали. Именно так они и доложили на утро королю. Сначала Ричард был в бешенстве, но потом, когда моя сестра нашлась, ему стало все равно, и он не задал мне ни единого вопроса относительно моего отъезда... Как видите, все прошло очень легко, нигде не встречал я преград, так что можете благодарить свою удачливость, а не меня.

— Без вашей помощи одной удачи было бы мало. За вас, принц, — улыбнулась Антарес, подняв кубок.

— За нашего спасителя, — поддержала я ее.

Антарес

Мы были в пути уже несколько дней, но, похоже, цель нашего путешествия — Ферлиберт, соседнее королевство, родина принца Бертрана и Катрионы — была все так же далека, потому что мы двигались в обход, опасаясь погони. Кони двигались резво, но, к сожалению, не могли за пару дней преодолеть столь громадное расстояние.

Но путешествием мы, как ни странно, вовсе не тяготились — погода была чудесная, светило яркое солнце, свежий воздух овевал лицо — никаких мощеных улиц и нечистот города, только бесконечно простирающиеся равнины и ощущение свободы, такой же бескрайней и безграничной.

Отношения принца и моей ученицы (я про себя все еще называла ее так, несмотря на расторжение клятвы) тоже способствовали поднятию настроения — и иногда я откровенно потешалась, исподтишка наблюдая за ними.

Дело в том, что принц, как истинный, доблестный рыцарь, стремился избавить беднягу Эл от всех тягот путешествия. Не скажу, что это ей было неприятно, напротив, она была польщена, но… Впрочем, расскажу по порядку.

Первый вечер нашего путешествия вышел неожиданно холодным — и даже магией нельзя было вызвать огня — просто оттого, что поджечь было, в общем-то нечего. Воздух же в дрова превращаться упорно отказывался.

А надо сказать, что мы расположились недалеко от леса, и, теоретически, сухих веток там можно было найти в изобилии. Элайв вызвалась их насобирать, и, как выяснилось, очень даже зря. У нас же имелся благородный рыцарь!

Не допускающим возражений, истинно королевским тоном, он повелел своей Прекрасной даме (а заодно и мне), сидеть тихо и поджидать его с ветвями для костра. Мол, там дикие звери, и вообще, он, как мужчина, просто обязан обеспечить комфорт своих спутниц.

Ну, да, разумеется…

Продрожав, в тщетной попытке согреться, несколько часов, мы, наконец, дождались нашего высокородного дровосека. А после того, как увидели его груз, не знали, смеяться или плакать.

Две ветки. Две небольшие ветки, судя по всему, неумело срубленные мечом с какого-то хилого деревца. Ну, знаете ли…

Не слушая возражений немало сконфуженного принца, нам пришлось идти самим. Правда, сжалившись, мы все же взяли его с собой — веток унесем ненамного, но все же больше.

Спустя полчаса костер пылал, и я в который раз порадовалась, что это мирный костер, который поджаривает дно котелка, а не мою кожу.

Однако существовало кое-что, омрачающее мои мысли — вскорости нам предстояло ехать через лес, и эта перспектива меня несколько настораживала. От стены деревьев веяло чем-то нехорошим, тревожащим, опасным, но обойти лес не было никакой возможности — мешали непроходимые болота. Их и пешком не преодолеешь, а уж на конях… В общем, приходилось ехать через лес.

Странно, должно быть, ведьме бояться леса?

— Ваше Высочество, — обратилась я к принцу. Он вздрогнул, несправедливо оторванный от созерцания хлопочущей над котелком леди Файтер. — Сколько времени займет переход через лес?

Он помедлил.

— Вероятно, три дня… Хотя… — он покосился на явно усталых коней. — Возможно, что и несколько больше, леди Анна.

— Неужели лес такой большой? — поразилась я.

Рядом презрительно фыркнула незаметно подошедшая Элайв.

— Это еще пустяки, Антарес, — глаза ее затуманились воспоминаниями. Она присела и начала пристально вглядываться в языки пламени, медленно, мечтательно проговорив: — Вот тот лес, в котором мне довелось провести несколько месяцев… Это был настоящий лес!

Принц затаил дыхание, вслушиваясь, а девушка, не замечая, продолжала:

— Там деревья росли так густо, что солнечный свет с трудом достигал земли, и был потрясающе зеленым. Он проникал в разрывы листвы, и играл пятнами на стволах деревьев. А различные мелкие звери? Птицы? Да их можно было подстрелить не меньше сотни за день… — она перевела дыхание после восторженного монолога и неодобрительно покосилась на заросли за спиной. — А это разве лес? Так, лесок, лесочек… Но не лес!

В глубине души я была с ней не согласна, но раз ее интуиция молчит, и только для меня от древесной крепости тянет опасностью… Что ж, спишем на женские страхи…


* * *


...Под сень вековых дубов мы вошли ранним утром. Принц ехал во главе нашей маленькой процессии — отставая от него ровно на расстоянии ладони (видимо, из упрямства), ехала Элайв. Я же плелась в хвосте, проклиная все на свете — от моей усталой лошаденки, до последней веточки этого несчастного леса. По счастью, от моего гнева ничего еще не вспыхнуло. Не то что бы я не хотела спалить здесь все… Просто лесной пожар добавил бы нам еще массу проблем.

— В чем дело, Антарес? — удивленно спросила приостановившаяся Эл. — У тебя такой вид…

— Какой? — ощетинилась я. — Мне не нравится это место. В нем есть что-то нехорошее, что-то злое.

— А мы с тобой прямо-таки воплощения добра? — усмехнулась она.

— Нет, ты не понимаешь. Не абстрактно-злое… а зло, направленное против нас, — попыталась я объяснить. По-видимому, напрасно.

— Совершенно нормальный лес, — только и было мне сказано. — Наверное, он пугает… с непривычки…

С непривычки? Ах, с непривычки?

Деревья, увенчанные мхами, старые деревья, давящие, нависающие… Листва, влажным, похрустывающим ковром лежащая под ногами, и скрадывающая звуки шагов. Непонятные шорохи, звуки… Воздух, сдавливающий грудь… Полумрак, почти осязаемо облепляющий кожу…

И к этому мне предлагается привыкнуть?

— Ты действительно ничего не чувствуешь? — почти беспомощно спросила я. Она покачала головой.

Мы уже проехали значительное расстояние, и наконец, смогли найти место, где можно было бы устроить привал. Это оказалась небольшая, но довольно укромная полянка, после полумрака леса кажущаяся ослепительно светлой.

Неподалеку слышалось журчание ручья, и мы смогли вволю напиться, но неожиданно вкус воды показался мне странным, каким-то металлическим, с особенным, гадостным привкусом. Меня замутило. Неужели вода отравлена?

К несчастью, мое состояние не укрылось от спутников:

— Антарес?

— Леди Анна?

Надо же, и говорят уже практически одновременно — вполне сложившаяся пара, подумала я не без сарказма, а вслух сказала.

— Мне несколько нехорошо… Тут есть место, где я могла бы прилечь?

— Ты такая бледная… — еще сумела расслышать я, пока добиралась до импровизированного ложа, в мгновение ока сооруженного из мягкого мха и чьего-то плаща.

Затем сознание куда-то поплыло…

Очнулась я от резкого, но довольно приятного запаха трав — это Элайв колдовала надо мной с каким-то очень ароматным варом. И где она ингредиенты взяла? Ни за что не поверю, что принц расстарался…

Впрочем, трав вокруг предостаточно, для опытного зельевара не проблема… Однако то, что я пришла в сознание, не осталось незамеченным.

— Антарес! Ты в порядке? — шепотом спросила Эл, но тут же оглянулась и крикнула. — Бертран… то есть, Ваше высочество, она жива, я же говорила!

Они что, друг друга, когда я не слышу, уже по именам называют?

— Да, все в порядке… — едва разлепив пересохшие губы, проговорила я, неуклюже приподнимаясь.

— Тогда мы можем ехать дальше, — бодро, и снова в один голос, сказали принц и молодая ведьма. Потрясающее единение. Я вздохнула и поспешила взгромоздиться на своего едва отдохнувшего коня.

Иногда и добрые намерения могут приносить вред. Интуиция просто кричала о том, что не нужно никуда ехать, что правильнее будет остаться здесь, но…

Взрывы веселого смеха едущих впереди всадников — видимо, причиной была какая-то шутка, но я ее не расслышала — заглушила на время ее правильный и, несомненно, мудрый голос.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 7

Элайв Файтер

Как меняют людей обстоятельства: никогда не любила медленных поездок, но теперь прогулочный шаг лошадей меня только радовал. Впрочем, не стоит быть такой эгоисткой — у Антарес этот лес вызывал острое физическое неприятие, и было бы хорошо его, наконец, проехать: я, в отличие от наставницы, ничего не чувствовала, но интуиция редко подводит ведьму. Наверняка здесь есть что-то, что вызывает у нее такое беспокойство, но что? Какое зло могло притаиться под этой мирной сенью?..

К несчастью, нам предстояло это узнать. Мы проехали уже половину дороги, когда из глубины леса раздался какой-то шум...

— Вы слышали это?

— Что, миледи?

— Там кто-то есть...

— Нет, мы ничего не слышали.

— Возможно, мне показалось... — я взглянула на Антарес, и она, прочитав страх в моих глазах, торжествующе ответила:

— Неужели?

Больше не требовалось слов, теперь все встало на свои места.

— Едем, быстрее!

— Что происходит? — Бертран с удивлением смотрел на наши переглядывания.

— Если повезет, у меня еще будет время объяснить, а сейчас нам необходимо ускориться, иначе быть беде!

Я не видела Антарес, но чувствовала, что ей нравится мой план.

Возможно, паника напрасна, и это шумел зверь, но если нет... Это, должно быть, разбойники, и клянусь, мы легко отделаемся, если нас только обворуют. Подумать только, были времена, когда меня кормила такая же дорога, как эта, когда я была ночным кошмаром проезжавших по ней путников. Забавно теперь оказаться по другую сторону баррикад... Впрочем, это перестанет быть забавным, когда на нас нападут. Почему я так уверена? Подумайте сами: трое на отличных лошадях, одетые скромно, но по всему — благородные. Кто же откажется от такой добычи?.. Нам повезло, что мы по-прежнему в мужской одежде, потому что с женщинами здесь разговор короткий.

Мы подстегивали своих скакунов, не давая им расслабиться, тем временем я внимательно прислушивалась: слишком тихо было вокруг. С одной стороны, страшно встретиться с разбойниками. Но с другой... Кровь кипела от предчувствия опасности, и я верила в свои силы, в то, что смогу защитить своих друзей. Я очень хорошо знаю разбойничьи повадки, ход их мыслей — я знаю о них все. Я сама одна из них.

А вокруг было все так же тихо, и мне начинало казаться, что мои страхи безосновательны... Как оказалось зря: за одним из поворотов нас ждала засада. Из леса с шумом и свистом выбежало человек пятнадцать-двадцать. Испуганные лошади встали на дыбы и отказывались бежать — нас мгновенно окружили. Краем глаза я заметила, что Бертран уже положил руку на рукоять меча.

— Не надо, — тихо сказала я ему. — Доверься мне, я знаю, что делать.

Принцу не хотелось меня слушаться, но он все же, стиснув зубы, кивнул. То, что я сказала, не было правдой, но одно я знала точно — если он сейчас начнет рубить направо и налево, живыми мы отсюда не выйдем. Впрочем, я поймала себя на том, что сама держу руку на шпаге. Нет, она мне не поможет. Нужно что-то более подходящее для близкого боя... Я видела у Бертрана кинжал, но как мне... Если нас услышат... Недолго думая, я придвинулась поближе к принцу, надеясь незаметно достать клинок из ножен. Однако Бертран расценил это по-своему:

— Вам страшно, миледи?

Он решил, что я за ним прячусь?! Как плохо он меня знает!..

— Немного.

— Не бойтесь, я с вами.

Разговор отвлек принца, и он даже не заметил пропажи. Я внимательно рассмотрела кинжал, прежде чем убрать его. Не зря Бертран был королевским сыном: клинок был отличным! Богатая рукоять удобно ложилась в руку, а сталь была остра и тонка. На все это мне потребовалось около минуты, и, подняв глаза, я увидела, что теперь на поляне не меньше тридцати человек.

Люди, тесно стоявшие вокруг нас, вдруг смолкли: на поляну выехал еще один разбойник, одетый гораздо богаче, очевидно, главарь.

— Доброго дня вам, путники, — насмешливо поклонился он. — Вы знаете, что это наша дорога? Вы должны заплатить за то, что едете по ней!

— Ваша дорога?! Да как... — Бертран готов был в любой момент ринуться в бой и не собирался любезничать. Похоже, это Антарес, стоявшая с другой стороны от принца, заставила его замолчать на полуслове. Верное решение. Жаль, что я не могу повернуться: интересно, она боится? Если дело дойдет до драки, она сможет постоять за себя?

— Господин разбойник, мы готовы заплатить, если вы отпустите нас с миром, — ответила я, как можно доброжелательнее. — У нас есть золото, оно будет вашим.

— Мудрые слова, мальчик. Только вряд ли вашего золота хватит...

Похоже, драки нам не избежать. Что ж, нужен план. Против такой оравы у нас мало шансов. Вот если бы их испугать чем-нибудь...

Я заметила у главаря лук и колчан стрел, которые могли бы нам пригодиться. План созрел сам собой: далеко не лучший, но единственный. Вопрос только в том, хватит ли у меня сил.

Покрепче сжав кинжал под плащом, я другой рукой подняла над головой сумку:

— Здесь полно монет, и они будут вашими. Больше у нас все равно ничего нет.

Я попыталась проехать на лошади вперед, чтобы передать главарю сумку, но его слуги не пустили меня.

— Дайте ему пройти, — прикрикнул он на своих подданных. Он не верил мне, но и не боялся: ему было любопытно, что я собираюсь сделать.

— Осторожнее Эл, — услышала я голос Антарес. Кивнув своим попутчикам и дав им понять взглядом, что все в порядке, я подъехала к главарю.

— Ну, мальчик, показывай, что у тебя там за золото... — он потянулся к сумке, и мне хватило секунды, чтобы вонзить кинжал в его вытянутую шею. Горячая кровь полилась по моим рукам, главарь захрипел и упал с лошади. Я обернулась: разбойники в оцепенении смотрели на своего поверженного предводителя. Эта звенящая тишина длилась несколько секунд, пока до них доходило, что здесь произошло.

— Паршивец убил его!

— Месть!

Они ринулись в драку, но теперь их осталось не больше пятнадцати: остальные сбежали. Мой план сработал — смерть главаря ослабляет любое войско, что уж говорить о разбойничьей шайке. Я слезла с лошади, чтобы забрать у убитого лук, но дорогу мне преградил один из его слуг:

— Обворовать его решил?! — в ярости крикнул он.

— Я умею это не хуже тебя.

У него в руках был кинжал побольше моего, но я была изворотливей. Ему удалось нанести мне несколько ран, однако я отплатила сполна: он занес руку для удара, и этого мига мне хватило, чтобы вонзить клинок ему в живот. Потом в сердце, чтоб наверняка.

Отбросив в сторону его тело, я все-таки забрала у главаря колчан и лук, но когда обернулась, обнаружила, что мой конь пропал. Проклятые воры! Придется остаться пешей. Да и стрел здесь не так много... Но это лучше, чем ничего.

Тем временем мои друзья продолжали отбиваться от разбойников. Антарес, за которую я так переживала, неплохо держалась: она сражалась с одним из разбойников, нанося ему раны снова и снова, в то же время ловко уворачиваясь от его выпадов. Однако с другого бока к ней подобрался еще один и собирался стащить ее с лошади. Я прицелилась и выстрелила, не успев подумать о том, что мой промах может стоить ведьме жизни. Но удача сегодня была на моей стороне: разбойник упал, сраженный точно в спину. Его напарник был так увлечен битвой с Антарес, что даже не заметил этого. Он истекал кровью, только его ярость не позволяла ему упасть, а девушка все продолжала с ожесточением резать врага. Мне стало немного не по себе от разъяренного вида ведьмы... Было даже жаль беднягу-разбойника, я бы могла облегчить его мучения одним выстрелом, но слишком боялась попасть в наставницу, и поэтому не стала вмешиваться.

Я обернулась, чтобы проверить, как дела у Бертрана, но тут ко мне подскочили двое — отбросив в сторону лук, я достала шпагу и кинжал, готовясь встретить врагов. Один шел прямо на меня, а второго я слышала, он хотел напасть со спины, не думая, что я заметила его, поэтому очень удивился, когда я, резко развернувшись, вонзила кинжал ему в грудь. Его соратник в это время не зевал и попытался проткнуть меня, но я успела уклониться и отпрыгнуть в сторону. Его выпады были частыми и резкими, нелегко было их отражать — ему удалось сильно порезать мне руку, но я все еще держалась. Спустя несколько минут непрерывного звона шпаг, он выбил из рук мое оружие — это был бы конец, если бы я не упала рядом с предыдущей своей жертвой. Вытащив кинжал из трупа, я ринулась в атаку. Мое оружие явно было неподходящим: кончик вражеской шпаги мелькал в опасной близости от лица. Каким-то чудом мне удалось опередить разбойника, подойти к нему ближе и нанести удар в плечо. Минутная заминка от резкой вспышки боли стоила ему жизни: я одним движением перерезала горло упавшему на колени врагу.

Оглянувшись, я увидела, что оставшиеся разбойники были заняты моими друзьями: Антарес сражалась с новым противником, покончив с прежним, а Бертран расправлялся с остальными. Я насчитала вокруг его лошади около пяти трупов, и еще четверо оставались на ногах. Снова взяв в руки лук, я избавила принца от двоих, с остальными он был в состоянии справиться сам. Было сложно не залюбоваться его статным видом и быстрыми выверенными движениями... Да, пожалуй, глупо я выглядела: растрепанная и измазанная чужой кровью, с оружием в руках, мирно наблюдавшая за принцем. Тем временем он покончил с последними разбойниками, и мы остались на поляне одни.

— Нам нужно убираться отсюда, ведь они могут и вернуться.

— И тогда нам не справиться.

— Именно, так что давайте убираться отсюда.

— Он прав, едем!

Я была готова с ними согласиться, если бы не одна мелочь:

— Они украли мою лошадь...

Принц без слов протянул мне руку, предлагая сесть позади него. Я приняла ее, постаравшись принять как можно более независимый вид: то, что я согласилась, еще не значит, что мне не обойтись без его помощи или что я не могу сама постоять за себя. После сегодняшней стычки семь человек на том свете смогут подтвердить мои слова.

Антарес

Деревья-братья, взявшись за ладони,

Переплетаясь прочными корнями,

Уверены — их мир никто не тронет,

Они и в вечности не растворятся сами.

Деревья-братья. В темноте холодной,

Во мраке, в неживом переплетеньи,

Они не знают свежести свободной,

В их мир заносит сумрачные тени…

Деревья-братья не хотят свободы,

Не ведают лучей прикосновений,

Их старость не разрушат даже годы,

Они живут в темнице из сомнений…

Предчувствия меня не обманули — в этом зловещем месте и впрямь таилось нечто опасное. Разбойники, подумать только — вот уж поистине, подобное всегда притягивается к подобному! Беглые ведьмы, безрассудный принц — видимо, мы по воле судьбы не могли не нарваться на таких же преступных авантюристов…

Но мы выжили. Выжили и даже, кажется, смогли сбежать — во всяком случае, уже битый час несемся во весь опор, загоняя несчастных коней — а погони совсем не слышно…

Перед глазами проносились смазанные, нечеткие зеленовато-коричневые пятна, в которые превратились деревья — несчастное животное подо мной мчалось настолько быстро, что пролетающая перед глазами местность слилась в сплошную, летящую перед глазами стену.

Я так крепко вцеплялась руками в поводья, что на пальцах, кажется, стали вздуваться небольшие водянистые мозоли — кожу ладоней саднило, пальцы немели… И это мои руки, руки, никогда не знавшие работы тяжелее, чем варка зелий…

Все менялось. Вся жизнь завертелась, точно калейдоскоп, и я точно чувствовала, что она никогда не будет прежней.

От бывшей леди Анны Эстер, да и Антарес, не осталось и следа. Со смертью Вильгельмины какой-то основной стержень, удерживающий меня в равновесии, точно бы растаял, растворился в этом горе потери. Точно землю, на которой я обитала, захлестнули волны, превратив мой бунтарский, но такой привычный и уютный мир в подобие бушующего океана, где вода швыряла меня, повинуясь только своим прихотям…

Настоящей волной омыло меня и предательство Ричарда. Впрочем, было ли это предательством? Скорее уж я, повинуясь своим прихотям, разрушила все — разрушительная вода приходит не извне, она внутри нас.

Я сама все разрушила и сломала. Впрочем, могла ли я поступить иначе? Могла ли пойти против собственной души? Предать саму себя? Не знаю.

Соленая, горькая вода отчаяния накрыла меня с головой. Ломала, швыряла.

Казалось, что ни глотка воздуха, ни секунды жизни мне уже не вырвать — темные руки почти утянули меня на огненное дно, скрытое под бушующими волнами.

Но я нашла утлую лодчонку, я смогла выжить… И пусть легкие сейчас наполнены горьковато-соленой водой, и грудь разрывает от мучительного кашля прежней жизни, осталось потерпеть совсем немного… И может быть, тогда я смогу плыть.

Деревья, деревья… Вы стоите здесь, в вечном сумраке леса, прочно переплетя ветви и корни, точно взявшись за руки, и не ведаете, что прямо над вашей головой светит яркое, слепящее солнце.

Вы невежественны, деревья. Вы слепы.

И я была слепа так же, как вы. Металась, искала что-то, за что можно зацепиться, во власти собственных прихотей и желаний, не ведая, что в жизни есть это солнце.

Для меня солнцем стала свобода — ветер, свистящий в ушах, пролетающие перед глазами равнины, горячий бок взмыленного коня.

Очнитесь, деревья, очнитесь — ведьма отныне свободна!


* * *


— Антарес! Что с тобой? — чей-то голос звал меня откуда-то с высоты, но у меня не было сил откликнуться. Я в который раз погрузилась в странную тьму бесчувствия и не спешила выныривать из ее удушающих объятий. Однако голос не унимался, и чья-то сильная рука уже трясла меня за плечо. Впрочем, это и заставило меня очнуться — боль помогла понять, что я еще здесь, что я еще живая.

Горло мгновенно сдавил спазм от запаха конского пота — оказывается, я потеряла сознание прямо во время скачки, но верное животное даже умудрилось меня не потерять. Впрочем, сознание плыло, и я не вполне понимала, что со мной происходит — ощущала только этот тошнотворный запах, да скребущую жесткость конской гривы, в которую я уткнулась, да еще руку, немилосердно трясущую меня за плечо…

Вдруг конь резко остановился, и я почувствовала, как меня стаскивают с седла. Медленно, но верно мною снова овладело беспамятство.

— Антарес!!! — кто так невыносимо кричит?

— Кто вы? — прошептала я пересохшими губами. Ясно услышала облегченный вздох. Может, стоит открыть глаза? Но яркий свет так резанул по ним, что я предпочла отложить эту попытку.

— Кто вы? — цеплялась я за эти слова, чтобы вновь не утащило в темный водоворот.

Ответом мне послужило достаточно ехидное замечание:

— Я Лилит, пришла украсть твоего младенца… — сквозь сарказм, однако, угадывалось заметное облегчение. Мне наконец удалось опознать сквозь шум в ушах голос — кажется, это была Элайв. — Сейчас тебе будет легче. Пей!

В губы настойчиво ткнулось что-то металлическое. Кубок?

Сделав обжигающий глоток зелья, я почувствовала, как сознание проясняется, медленно, но верно.

— Спасибо, — пробормотала я, взглянув в улыбающееся лицо ученицы. Виски мучительно ныли.

— Ты нас так напугала, — сказала она. Однако что-то в ее словах напугало меня еще больше. — Ты уверена, что ничем не заразилась в этой отвратительной темнице?

— Постой… Что ты сказала перед этим?

— Когда? — искреннее недоумение отразилось на лице девушки.

— Ты как-то назвала себя…

Эл тревожно взглянула на меня:

— Ты определенно нездорова…

— Как ты себя назвала?!

Она отшатнулась.

— Лилит, демон, похищающий младенцев… Да что с тобой, Антарес?!

— Ничего… Уже ничего…

Я в потрясении спрятала лицо в ладонях и до конца дня ни Элайв, ни Бертран не могли добиться от меня ни слова.

Я, кажется, действительно кое-чем заразилась, но только не в темнице, а в королевской опочивальне. Черт побери, черт побери, черт побери…

Ехидное замечание Элайв о младенцах лишь натолкнуло меня на мысль, переходящую в уверенность. Как я могла быть настолько глупой?!

Кажется, моя авантюра оборачивалась очень серьезными неприятностями, и это при том, что святая инквизиция мне больше не грозила…

Элайв Файтер

Мы сумели оторваться: по крайней мере, погони не было слышно. Мы нанесли немалый ущерб этой шайке, и им теперь потребуется время, чтобы восстановиться.

Спустя несколько часов пути, мы решили, наконец, сделать привал: я настояла, чтобы место стоянки было у ручья, ведь нам требовалось привести себя в порядок.

Как оказалось позднее, это было верным решением: Антарес очень тяжело далась эта битва. Нам пришлось снимать ее с лошади и потом долго еще приводить в себя. Мои зелья немного помогли ей, но... Девушке не могло стать значительно лучше от них, ведь я не знала наверняка, что с ней. Это было похоже на лихорадку: жар, путающиеся мысли... Наконец, убедившись, что она в порядке, нам удалось устроить ее поудобнее и заняться делами, пока она отдыхала.

Оставив наставницу, я отправилась к воде. Мерный шум ручья, бегущего по гладким камням, успокаивал и настраивал на миролюбивый лад. Неподалеку принц занимался нашими лошадьми, и порой я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Вот с кем мне следовало бы серьезно поговорить. Интересно, что он думает об увиденном?..

А тем временем меня ждало пренеприятное занятие. Нет ничего ужаснее, чем смывать с себя чужую остывшую кровь после битвы: она въедается в кожу, словно желая стать вечным напоминанием о том, что ты совершил. Я еле оттерла руки, когда услышала вопрос Бертрана:

— И много вам приходилось убивать?

Вот так сразу? Без вступлений? Конечно, так я ему все и рассказала.

— А вам?

— Не уходите от ответа, миледи...

Я подняла глаза на юношу:

— Вы называли меня миледи, когда узнали, что я ведьма. Вы называете меня миледи после того, как я убила несколько человек на ваших глазах. Что же мне нужно сделать, чтобы вы стали хуже ко мне относиться?

— А вы этого хотите?

— Нет, но я это заслужила.

— Сомневаюсь. Кстати, во время битвы вы обратились ко мне на \"ты\".

— Правда? Прошу прощения, милорд, мне не стоило забываться... Нам грозила серьезная опасность, и я...

— Вы сказали так непроизвольно. Я не виню вас, миледи, напротив. Мне понравилось, как это звучало.

— Но милорд... Я не смею обращаться к вам таким образом.

— Позвольте мне наедине пренебрегать правилами этикета.

— Если об этом никто не узнает, то... Почему бы и нет?

— Ни одна живая душа, клянусь.

Только согласившись, я тут же пожалела об этом. Наверное, мне стоит с ним держаться как-то по-другому, но как?..

Принц привязал лошадей и вернулся к ручью, а я как раз закончила чистить оружие: оно лежало на траве, блестя в лучах солнца, пробивавшихся сквозь крону деревьев, как будто украшение, а не смертельное орудие.

— Мне пора бы вернуть твой кинжал, — сказала я, протянув Бертрану клинок, чему он очень удивился:

— Я думал, его украли разбойники...

— Верно, его украли, только не разбойники, а я. Это славная сталь, она спасла мне жизнь.

— Тогда оставь кинжал себе.

— Но он твой по праву, на лезвии даже выгравировано твое имя.

— Тем более я прошу тебя принять его, — улыбнувшись, принц добавил: — Пусть он послужит платой за твой веер.

— Веер? Ах, ты об этом... — я не смогла сдержать смех. — Неужели он до сих пор у тебя?

— Конечно, не мог же я его оставить. Он служит мне напоминанием.

Бертран извлек на свет тот самый несчастный веер, что был мной обронен, казалось, целую вечность назад.

— О чем? Ведь я всегда с тобой.

— О нашем знакомстве. Знаешь, хотя теперь я знаю, что мы с тобой впервые увиделись на приеме в замке, меня все равно не покидает ощущение, что мы знакомы очень давно. У меня нет никаких воспоминаний, которые могли бы это подтвердить, но... Черт побери, я уверен, что если порыться в памяти, они найдутся!

— \"Черт побери\"? Что за выражения, ваше высочество? — насмешливо изумилась я. — Общество ведьм дурно на вас влияет.

— Ты думаешь? Жаль, ведь я собирался провести в нем еще очень много времени... — он опустил глаза на веер и задумчиво продолжил. — Тогда я не знал, что вижу тебя впервые, зато знаю теперь. И это лишний раз убеждает меня в правильности выбора.

И это он говорит после всего, что видел? Да любой здравый человек поспешил бы сбежать, а он...

— Ты не перестаешь удивлять меня, Бертран. Я думала, что недавнее происшествие заставит тебя задуматься.

— И о чем же я должен подумать?

— Тебе это известно лучше меня, ты же вырос в благородной семье: сильным должен быть мужчина, а женщина — красивой и слабой. Это правило.

Бертран лишь раздраженно повел плечами:

— Я не особый сторонник правил и редко им следую, ты же знаешь, но... — он неожиданно взял меня за руку и посмотрел в глаза. — Вот что я хочу тебе сказать... Те, кто так считает, — глупцы. Они не понимают, что истинная красота не в слабости, она в силе и величии. Я вижу в тебе оба этих качества, и я вижу, как ты прекрасна.

Антарес

Время... оно неумолимо-текучее, точно горная река, быстро меняющееся, точно блики солнца, танцующие на воде, ускользающее сквозь пальцы песком, где каждая песчинка — минута. Казалось бы, такая малость... но вот ты уже не можешь дышать под давящей песчаной горой, которая мешает двигаться дальше и медленно убивает.

Как мимолетно было то чувство свободы, когда я вырвалась из темницы, уготованной мне Ричардом — впрочем, имею ли я право теперь называть его так? Ричард. Имя, связанное с детством, сейчас оно было чужим, холодным и запретным. И сама я стала для него никем — его любовь и мое предательство (теперь я могла смотреть на свои прошлые поступки хотя бы здраво) навек перечеркнули все то, что нас связывало. Думаю, именно поэтому он и повернулся ко мне своей жестокой стороной — лицом беспощадного властителя, которое было знакомо всем, кроме тех, кого Его Величество имел наивность считать родными и близкими.

Однако, вырвавшись из той, внешней темницы, освободившись от присутствия короля в собственной душе, буквально вытравив его оттуда обидой и разочарованием, я, сама того не ведая, заново обрела присутствие его малой частицы... не в сердце, но, увы, под сердцем.

За прошедшее время (а минуло уже больше трех месяцев со дня начала нашего путешествия) я мало-помалу смирилась с присутствием в моей жизни этого ребенка, хотя поначалу, не скрою, меня обуял настоящий ужас.

У меня ничего не осталось — ни положения в обществе, ни титулов, ни даже денег. Только записи Вильгельмины — уменьшенные до размеров ладони, они всегда были при мне. Только колдовские знания — и больше ничего. Что я могу дать своему ребенку, я, отверженная всеми, ведьма, находящаяся в бегах?

И еще один вопрос немало смущал меня — как объяснить это все моим спутникам? Подходящего момента не находилось — Элайв и принц, по-видимому, вкусив такой желанной свободы, практически всегда были заняты друг другом. Я не хотела им мешать, но, признаться, меня несколько пугала судьба девушки — не повторит ли она мою участь? Впрочем, кажется, юноша честен и благороден... и я чувствовала, искренне любит Элайв, что меня, безусловно, успокаивало.

Я бы и дальше продолжила молчать, если бы на днях не произошло одно, достаточно неприятное событие.

Колдовство в жизни опытной ведьмы — вещь настолько привычная, что его буквально не замечаешь. Творимая магия становится самой сутью, незаменимой, как дыхание. Каково же было мое удивление, когда древняя сила неожиданно отказалась мне повиноваться — от мановения руки не загорался огонь, ветер и дождь отказывались покоряться магическим формулам.

Мне удалось обнаружить объяснение этой загадке в записях Вильгельмины — как ни странно, дело оказалось в еще нерожденном младенце. Вся моя магия притянулась к нему, защищала, оберегала, давала силы жить — темное мое нутро без этого даже крошечной букашке не могло бы подарить жизнь!

Пока младенец не появится на свет — быть мне практически бессильной.

Между прочим, мое странное бездействие, перепады настроения, обмороки (и, смею предположить, растущий живот), не могли не привлечь внимания Элайв и Бертрана. Пару раз я уже замечала их встревоженные взгляды и таинственные перешептывания. Но, судя по их обеспокоенному виду, они предполагали, скорее, какую-нибудь таинственную болезнь, нежели истинную причину.

Несмотря на всю неприглядность положения, во всех смыслах, хотя бы Элайв я должна сказать правду. Только как это сделать?

За эти три месяца я привыкла держаться от парочки в стороне, справедливо полагая, что моя навязчивость им абсолютно ни к чему... Что ж, придется, видимо, нарушить их блаженное уединение.

— Простите, Ваше высочество, — несколько замявшись, обратилась я к принцу, увлеченно рассматривающего букетик поздник полевых цветов, с явным намерением подарить его своей Даме.

К слову сказать, Элайв была настолько деликатна, что магией заставляла подаренные цветы не вянуть долгое время, и на наших оставленных стоянках с каким-то похоронным видом аккуратно лежали эти оставленные, но, тем не менее, свежие букеты.

— Да, леди Анна? — настороженно обернулся он. — Что-то случилось?

Я натянуто улыбнулась.

— Что вы, Ваше высочество, совсем нет. Просто мне необходимо... поговорить с Элайв. Вы... позволите?

Эл незамедлительно вскочила.

— Что за церемонии, Антарес?

Я снова фальшиво улыбнулась.

— Не могла же я, не спросив разрешения, оторвать принца от столь интересной беседы с тобой.

Теперь уже и на лице Бертрана отражалось легкое недоумение. Однако он, хвала небесам, пробормотав что-то неразборчивое о том, что где-то видел прекрасные лилии (в лесу, на суше?), счел за благо скрыться.

Я облегченно вздохнула:

— Элайв, прошу, выслушай меня внимательно.

Теперь ее взгляд стал откровенно испуганным:

— Что-то случилось?

Теперь настала очередь смущаться мне. Ну что я могла сказать в ответ на прямой вопрос? Выдох — и точно в омут, с головой:

— Я жду ребенка, Элайв.

Она ахнула:

— Антарес... но... как?!

— Считаешь, что у ведьмы это получается как-то особенно? Ты, случайно, еще не изобрела зелья для беременности? — ехидно поинтересовалась я.

Она, однако, оставалась серьезной. Заметно побледнела, разглядывая меня с каким-то особым вниманием. Сцепила пальцы.

— Зелья для — не существует. А вот зелье от...

Я покачала головой.

— Ни за что.

Девушка заметно расслабилась:

— Я почему-то сомневалась, что ты так скажешь... прости.

Я промолчала, однако расспросы на этом не закончились:

— Это... Ричард?

Нет, принц Бертран, подумалось мне с иронией. Сколько можно наивных вопросов?

— Разумеется, — после такого ответа Элайв прижала ладони ко рту: думаю, завопить от ужаса боялась.

— Но он же...

— Теперь мой враг, — покорно закончила я. — И по совместительству отец моего ребенка, ты все верно поняла. Теперь вопрос только в том, как объяснить это при дворе Фернеолов. Две странных женщины... одна из которых ждет ребенка. Сомнительно, как считаешь?

Элайв улыбнулась:

— Легенда давно готова. Мы две несчастные благородные особы, чудом вырванные из лап разбойников благородным и смелым принцем...

Я подняла брови:

— В одиночку?

— Что стоит трусость шакалов против смелого сердца и меча? — рассмеялась Эл. — Осталось только добавить в эту красивую историю зверски убиенного мужа одной их дам. Вот только об этой детали стоит сообщить нашему спасителю, — виновато добавила она.

Я кивнула.

— Но есть и хорошие новости, — она ободряюще улыбнулась. — Через пару дней мы достигнем Ферлиберт.

Элайв Файтер

Когда Бертран вернулся, я с удивлением увидела в его руках хворост для костра, а вовсе не цветы. Отказ от красивого ради полезного? Серьезно?

— Ты же...

— Я подумал, что огонь нам понадобится, ночь будет холодной.

Неужели даже он поддается перевоспитанию? Это было бы хорошей новостью. Кстати, о новостях...

— Послушай, нам нужно поговорить. Помнишь легенду, что мы придумали?

— Для моих родных? Да, разумеется.

— Придется сказать, что вместе с нашей свитой погиб и муж леди Анны.

— Но зачем?

Почему-то мне было сложно сказать ему все, как есть.

— Дело в том, что сейчас нас путешествует не трое, как мы думали, а четверо. Со временем это потребует объяснения.

— Постой, я не...

— Ну же, ты взрослый мальчик — должен догадаться.

И он догадался, на удивление быстро.

— Ты хочешь сказать... У леди Анны... Ричард?

Когда-нибудь я поплачусь за то, что недооцениваю его. Схватывает на лету.

— Именно.

Зачем-то сжав мою руку, он с серьезным видом направился к Антарес.

— Леди Анна?

Она с ехидным интересом подняла на него глаза.

— Позвольте мне... Обещаю, что в замке о вас позаботятся. Вы не будете ни в чем нуждаться, клянусь.

— Благодарю вас, ваше величество, другой реакции я от вас и не ждала.

Наше путешествие наконец-то подходило к концу. Точнее, одна из глав нашего путешествия, ведь впереди нас ждал еще один королевский двор, еще одно пристанище.

Эти три месяца были счастливыми и спокойными — вечерами мы собирались втроем у костра, разговаривали. Днем Антарес часто удалялась, видимо, не желая нам мешать (было бы чему мешать!), а я все это время проводила наедине с Бертраном. Наставница проявляла чудеса тактичности и лояльности по отношению к нам.

В присутствии ведьмы мы старались делать вид, что ничего не происходит, были безукоризненно вежливы, правда, часто оговаривались и обращались друг к другу на ты. Нашу спутницу это изрядно веселило, но, в конце концов, она решила сжалиться. Однажды, во время очередной неловкой заминки, девушка, с видом раздающего детям сладости добряка, заметила:

— Ваше высочество, я думаю, мир не рухнет, если вы будете обращаться к вашей даме просто по имени. Полагаю, что смогу это пережить.

Три месяца пролетели незаметно, но все-таки я была рада, что это все наконец закончится. За это время я узнала Бертрана гораздо лучше, и вот чего я не могу понять: как в нем могут сочетаться храбрый и мужественный воин с романтичным и робким мальчишкой? Сначала это несоответствие меня умиляло, потом занимало, а сейчас раздражает. Я понимаю, это временно, ведь любая песня может наскучить, даже самая прекрасная. И не думайте, что у меня нет к нему никаких чувств, совсем наоборот, но... Ему бы не мешало иногда замолкать. Для всеобщего спокойствия.

Когда стемнело, мы, как обычно, собрались у костра, только в этот раз атмосфера была напряженная. Вот-вот мы покинем гостеприимную сень деревьев и вступим под своды королевского замка. Будет ли он таким же гостеприимным?

— Прежде, чем мы придем в замок, — вполголоса заметил Бертран, — вам следует переодеться в женское платье, чтобы не вызывать лишних вопросов. У меня есть свой человек в городе, у которого наверняка найдется что-нибудь подходящее для вас. Если все будет спокойно, завтра вечером мы уже подъедем к столице.

— А что нас ждет в замке?

— Встреча с моей семьей. Надеюсь, все пройдет гладко.

— Расскажите о них, Бертран.

— Нас встретят король с королевой, и мой старший брат Эддард. Вы, вероятно, о нем уже слышали?

— Очень мало. Он такой же хороший воин, как и ты?

— Напрасно ты мне льстишь, Эл. Я всю жизнь прожил в замке с родителями, братом и сестрой. Ничего выдающегося мне пока совершить не удалось, да, наверное, и не удастся: для этого у нас есть Эддард. Он — наследник престола, надежда всего королевства. Конечно, я могу стать королем после Эддарда, если мой брат не оставит наследников, но поверьте, он сделает все, чтобы этого не допустить.

— Каков ваш брат? — спросила Антарес, задумчиво глядя в огонь.

— О, боюсь, вам еще предстоит с ним познакомиться. Он, в сущности, неплохой человек: ему знакомы честь и благородство, он умен, он хороший боец, Эддард не труслив, но…

— Но?

— Он бывает, жесток, всегда поступает так, как надо. Он упрям и горд, как все в нашей семье, но кроме того до ужаса принципиален. Чувство долга для него — это все. Когда я был младше, я считал, что мой брат сделан из железа, а не из плоти и крови, как обычный человек. Я уверен, Эддард станет хорошим королем, но договориться с ним всегда будет сложно...

— Как это не похоже на твою сестру...

— Катриону? О, что ты, ее никто не воспринимает всерьез, и правильно...

— А тебя? Воспринимают всерьез?

— Увы, не всегда. Только недавно брат начал считаться с моим мнением, до этого я был для него пустым местом. То есть, он заботился обо мне, но только потому, что так надо, потому что это его долг.

Пока Бертран рассказывал все это, наша спутница задремала, и нам пришлось перейти на шепот.

— И, тем не менее, вы поддерживаете нормальные отношения.

— У нас нет другого выхода, — усмехнулся в ответ юноша. — Хотя я и совершал много глупостей в жизни, это не значит...

— А мне ты казался весьма ответственным молодым человеком. Я ошибаюсь?

— Этого ждут от меня окружающие: разумности и ответственности. И я стараюсь быть таким, но иногда... Я влюбился в ведьму, что может быть безрассуднее?

— Взять ее в жены?

Он не поддержал мой шутливый тон, и ответил донельзя серьезно:

— Никто никогда не узнает о том, что моя жена умеет колдовать.

— Это невозможно, принц. Тайное всегда становится явным.

— Но почему? Если ты не будешь использовать магию, как же они узнают?

— А ты думаешь, что я не буду ее использовать?

— Неужели это так сложно?

— Это все равно что тебе перестать сражаться, чтобы никто не узнал, что ты воин. Какое-то время ты продержишься, но потом природа возьмет свое.

Мой ответ явно ему не нравился, но он смолчал и дал мне продолжить:

— Если быть твоей женой означает не быть ведьмой... Ты легко угадаешь мой ответ. И вообще, не слишком ли ты торопишься?

— Тороплюсь? Я знаю тебя достаточно, чтобы понять, что ни одна женщина не вызовет во мне таких чувств, как ты.

— Лесть тебе не к лицу.

— Это не лесть, это правда.

— Прекрати, Бертран, — я даже не заметила, как повысила голос. — Не надо идеализировать меня. Не надо говорить мне красивых слов... Я вижу, что твои чувства неподдельны и глубоки, но ты опошляешь их своими словами.

— А разве сказать любимой женщине, что она прекрасна, это пошлость? Разве трель соловья, посвященная его возлюбленной, звучит хуже последней кабацкой песни?.. Нет, и дело не в моих словах, а в том, как ты их слышишь.

— Прости меня, но… Когда ты так говоришь, я начинаю сомневаться в твоей искренности. Я не доверяю тебе, когда ты играешь словами.

— Неужели? — глаза Бертрана недобро блеснули. — Значит, по-твоему, я лжец? Думаешь, я лгал тебе, когда мы познакомились? Из каких побуждений я спас вас от мести Ричарда? Почему я оберегал вас в течение всего нашего пути? Почему я бросил дом, оставил сестру? Почему я скрываюсь с вами в лесах? Скажи же, почему, по-твоему, я все это делаю?! Не слишком ли это большой труд ради сомнительной лжи?!

— Нет, я вовсе не то имела в виду...

— Хватит, Элайв, ты сказала достаточно.

— Позволь мне хотя бы...

— Нет, разговор окончен.

Он взял в руки свой меч, что лежал рядом, и отошел подальше от костра, не забыв пронзить меня рассерженным взглядом исподлобья. Разумеется, это не выглядело страшно или грозно, но мне не хотелось его обижать.

— Бертран, выслушай меня! — я подошла к принцу, положив руку ему на плечо. — Я вовсе не хотела тебя оскорбить, и я приношу свои искренние сожаления. Я верю тебе, я вижу, что ты говоришь правду, я лишь хотела сказать, что тебе незачем проявлять такое красноречие.

— Между прочим, ты еще ни разу не сказала мне о своих чувствах и о том, есть ли они у тебя вообще, — заявил юноша, явно не готовый меня простить. Это было так на него похоже, что я больше не могла сдерживаться:

— Если бы их не было, поверь, ты бы знал. А не говорю я этого потому, что, в отличие от тебя, для меня слова имеют значение.

— В чем ты меня обвиняешь?! В моей искренности?!

— Нет, в пустословии! И ты прав, разговор окончен.

Взяв с земли свой лук и стрелы, я хотела было уйти, потому что не хотела продолжать этот разговор, но нет!

— Куда это ты собралась?

— В лес. Утром вернусь.

— Что? — он догнал меня, и преградил дорогу. — Хоть я и обижен на тебя, но я не позволю тебе идти ночью в лес одной.

Да что этот мальчишка себе позволяет?! Как он может быть таким...

— А с каких это пор ты мне указываешь, что делать? На каком основании?

— На том, что я мужчина, я старше тебя, наконец, выше по положению.

Я задохнулась от злости и не сразу смогла ответить:

— Ты... Ты будешь попрекать меня происхождением?!

— Я не попрекал, я просто ответил на твой вопрос.

— Отойди с дороги, — сказала я зло, но он не почувствовал угрозы.

— Нет.

— Я сказала, отойди!

— А то что? Выстрелишь в меня? — насмешливо спросил он, указав на лук в моих руках.

— Не вынуждай меня.

— Прекрати, Эл, мы оба знаем, что ты этого не сделаешь.

— Неужели?..

Ему однозначно не стоило провоцировать меня... Ох, как не стоило! Злость рвалась наружу, и я не могла этого прекратить, да и не хотела. По деревьям пробежал легкий ветерок, наши лошади пряли ушами и обеспокоенно били копытами.

— Что ты...

Все произошло быстрее, чем проносится мысль: трава у ног Берта загорелась, и он с криком отпрыгнул в сторону:

— Какого черта?!

— Никогда не зли меня, а если уж разозлил, не забывай, кто я!

Путь был свободен, а огонь, случайно созданный мной, неопасен. Я спокойно прошла через пламя, после чего оно потухло.

Уже скрывшись за деревьями, я слышала, как он кричал мне в спину:

— Ну и иди, скатертью дорожка! Можешь даже не возвращаться! Я отведу Анну в замок, где о ней позаботятся, а ты живи, как знаешь! Ведьма!

Антарес.

Как же прекрасна ночь… От лунного света веет чем-то первозданным, страшным, ведьминским, мириады звезд над головой внушают какой-то суеверный ужас — кажется, что небо ночью становится прозрачным и откуда-то сверху за тобой наблюдают внимательные, ищущие глаза.

Еще секунда, и пространство опрокинется, и ты полетишь, полетишь в сияющую звездную бесконечность. Будешь падать… стремительно и вечно.

Тихо. Спокойно. Шумят деревья, будто шепчут старинные наговоры. Может, среди них тоже есть свои колдуны, своя инквизиция? И высохшие их собратья на самом деле казнены?

Что вы шепчете, деревья? Какие заклинания?

Может, вы тоже хотите подчинить себе весь мир, подчинить себе людей, и, сжигая их тела, отапливать свои жилища?

И так же сжигая тела друг друга, если кто-то будет древесным властителям неугоден — например, если верит дерево, что птица сильнее бабочки.

А верить нельзя, если общая масса поклоняется бабочкам, а не правде, не сильной и гордой птице, а цветной и безвредной бабочке…

И сожгут бедное дерево такие же деревья, выдумавшие свои правила поклонения. Просто потому, что они хотят безраздельной власти, и птицелюбы для них опасны.

Но сама птица плевать на это хотела. Она летает высоко в небесах, она свободна, и ее совсем не интересует, во что верят, и почему плачут деревья.

Позвольте, вы скажете, что они верят в нее, за нее же умирая? Но позвольте, зачем? Они же не умеют летать, а короедов с деревьев снимать, это уж, простите, привычка. Да и питаться чем-то надо.

Бабочке, за которую так рьяно борются деревья-инквизиторы, кстати, так же все равно. Она вообще летает в поле и никаких деревьев в глаза не видела, сама поклоняясь цветам и солнцу…

Глупые правила игры, эти ваши жизнь и смерть. Глупые мысли.

В самом деле, какие тут могут быть воображаемые древесные войны, когда ты сама с ребенком под сердцем, потерявшая все, на пути в чужое королевство?

Мир вокруг сошел с ума, или это я сама тронулась рассудком от свежего воздуха лесов и полей, вместо грязи и отвратительной многолюдности столицы? А может, это не я, а мой ребенок уже верит в сказки, еще не успев родиться — и заставляет верить меня?

Когда-то я тоже верила, не представляя, что стану злой частью старой сказки, ведьмой, которые, по поверьям, похищают благородных принцесс, мешают их счастью.

Что ж, одна принцесса на моем счету уже есть, и в общем-то, можно звать бродячего сказочника, и просить записать эту совсем скучную историю без счастливого конца.

Но жизнь, жизнь, господа сказочники, а также дети, послушайте, — жизнь гораздо сложнее. Не все ведьмы однозначно злы, и не все принцессы так уж невинны, я-то знаю.

Принц может полюбить и не принцессу вовсе, а колдунью. Король может другую колдунью предать. А та может сеять зло просто потому, что ей его причинили…

Хотя все это — лишь глупые оправдания. Настоящей правды не знает никто.

Однако, все-таки... как же волшебна эта ночь! Луна равнодушно усмехается, окутывая серебристою вуалью своего света землю, подчиняя ее своему сиянию, растворяя в нем. Казалось, встанешь в эту яркую полосу, и растаешь, станешь частью ее диска…

А по ночам будешь спускаться лунным привидением, легким, невесомым лучиком… И скользить, обнимать эту траву, эти деревья… Сливаться с ними, ощущать их свободу.

У природы ведь тоже есть своя магия, куда искусней и волшебней человеческой, мы лишь глупо пародируем ее подлинные чудеса, не создавая, а приказывая, ломая существующий стройный порядок.

Быть ведьмой — очень непросто. Как тяжелая секира, тьма живет внутри тебя, рассекая не только мир вокруг, ломая его и подстраивая под сиюминутность желаний, но рассекая и собственную душу колдуньи.

Сложно не сломаться, не возненавидеть мир, когда в тебе кипит, копошится, клокочет эта тьма, эта темная грязь, проникающая откуда-то с изнанки мира, так же, как и магия… Чем больше ты ее используешь, тем больше она использует тебя, таков непреложный закон.

Я глубоко, полной грудью вдохнула чистый лесной воздух, (может, он хоть ненамного, но сделает мою душу чище?) прикрыла глаза… и тут же их распахнула — ночь, очевидно, перестала быть тихой.

До меня отчетливо донеслись звуки ссоры. Неужели…

Да, в этом не было сомнений — Элайв и Бертран вели разговор на повышенных тонах.

Признаться, это меня немало удивило — сложно было ожидать такого от спокойной Эл и мягкого, просто образца тактичности, принца.

Мне казалось, что их отношения просто не могут быть поколеблены ничем вроде ссоры или какой-нибудь перепалки — настолько эти двое бережно обращались друг с другом. Так робко, наивно, как будто были друг для друга невероятной драгоценностью. Даже не так — не драгоценностью — смыслом жизни, нежданным подарком судьбы.

Хотя, с другой стороны, подобная идиллия не могла продолжаться долго — они все-таки были живыми людьми.

Подозреваю, что даже Ева, изготовленная, как известно, из ребра своего супруга, не была настолько идеальной, чтобы прожить с ним до конца жизни без ссор.

Но от этой парочки… все же такой исход был решительно неожиданным. Чтобы принц Бертран повысил голос на свою даму… он скорее, заколет своего коня и без соли съест его внутренности! Тем не менее, скакун стоял живой, а Бертран преспокойно — точнее, как раз неспокойно, а с нервическим дрожанием голоса — кричал на подругу-ведьму.

Что самое удивительное, Элайв, похоже, не оставалась в долгу. Ай да кроткая овечка, ай да тихая и застенчивая мадемуазель Файтер!

Это не она ли едва не свалилась в обморок несколько месяцев назад, впервые очутившись в нескольких шагах от боготворимого монарха Ричарда Тириона? Надо же, как общение с высокородным юношей изменило ее!

Я тихонько подобралась поближе, чтобы лучше видеть.

Признаться, я несколько погрешила против ученицы и истины — нельзя сказать, что она не пыталась вернуть беседу в мирное русло — насколько мне было видно, она явно хотела успокоить своего разозленного — комично, по-детски разобиженного, — принца.

Но уговорам он явно не внял.

Я просто поражалась выдержке Элайв — как она терпит эту ссору? У любой нормальной колдуньи вместо юного принца лежала не менее юная, только что после пламени, свеженькая кучка пепла…

А она все еще пыталась ему что-то доказать — жаль, я не слышала, о чем они спорили. Звуки были громкими, но довольно невнятными.

Что же между ними произошло?

Но гадать мне осталось недолго — Эл наконец-то не выдержала — трава под ногами Бертрана загорелась, а она метнулась к лесу, прямо в мою сторону. Я хотела ее удержать, но неожиданно громко и четко расслышала слова Бертрана:

— Ну и иди, скатертью дорожка! Можешь даже не возвращаться! Я отведу Анну в замок, где о ней позаботятся, а ты живи, как знаешь! Ведьма!

Я замерла, точно меня оглушили. Вот оно что, Ваше Высочество?! Вам уже, оказывается, что-то не нравится? Ну что же…

Мысли о том, как наказать глупого мальчишку, вихрем пронесшиеся в моей голове, неожиданно были прерваны налетевшей на меня Элайв.

Я крепко схватила ее за плечи и с усилием встряхнула — ничего не понимая, девчонка порывалась куда-то бежать, а попутно, кажется, придушить меня тетивой лука. Ничего, бывает.

— Элайв!

Она все еще вырывалась и видела во мне врага.

— Элайв! Это я. Я, слышишь?! Если хочешь, убьешь меня чуть позже, но сначала послушай!

— Что вам всем от меня нужно?! Вы все…— она не закончила и вздрогнула, видимо, от обиды или злости — похоже, краем глаза увидела принца, назойливо маячившего в просвете между деревьями.

— Я не знаю, кого ты имеешь в виду под всеми, но я прошу тебя, — мой голос неожиданно получился настолько умоляющим, что я сама удивилась. — Слышишь, Элайв, я умоляю тебя, не совершай глупостей!

Она холодно, равнодушно усмехнулась — это выражение лица было настолько чужим для нее, что я на секунду испугалась:

— Элайв!

— Что ты считаешь глупостями? — безжизненным тоном поинтересовалась она.

Я похолодела:

— Обещай мне, ты слышишь, обещай… — забывшись, я встряхивала девушку все энергичнее.

— Отпусти меня, Антарес. Больно, знаешь ли, — голос ее оставался все так же тих и спокоен.

Ну, Ваше высочество, вы у меня еще попляшете. Даже романтичный ореол спасителя тебе не поможет. Доставит он Анну… Я сама тебя доставлю в такое место, какое ты себе и представить не мог!

Я присела прямо на прелую, мокрую листву и снизу вверх взглянула на ученицу.

— Эл…

— Я могу идти?

— Сначала ответь, куда?

— Подальше, — последовал неутешительный ответ.

— Пообещай мне, что вернешься, — сказала я тихо.

По ее губам скользнула странная улыбка:

— Он сказал мне, чтобы я не возвращалась. Я последую приказу столь важной особы — это мой долг, не так ли, Антарес — повиноваться?

Поднялся ветер, деревья зашумели, закричали что-то грозное. Судя по возгласам виновника торжества, костры, с таким трудом разведенные, тоже погасли.

— А меня ты тоже хочешь оставить? Одну, в чужом королевстве, с ребенком?!

Она молчала.

— Элайв Файтер!

Она не говорила ни слова. С трудом успокоившись, я заговорила тихо и язвительно, впрочем, голос мой все равно несколько дрожал:

— Значит, если клятва расторгнута — нет, ты не отворачивайся, смотри на меня! — если клятва расторгнута, ты со спокойной совестью можешь оставить меня и уйти?

— Антарес… зачем ты так?

— Как, Элайв? Всего лишь честно.

— Я… совсем не это имела в виду… — прошептала она неуверенно. Ну да, а разве я сомневалась?

Безразличие стало медленно таять в ее взгляде, сменяясь растерянностью. Уже, знаете ли, неплохой признак.

Она нервно переминалась с ноги на ногу, явно что-то обдумывая:

— Может, уйдем вместе?

Я недоверчиво уточнила:

— Как — вместе? Ты имеешь в виду — вдвоем? Без Бертрана?

Зря я это сделала, зря произнесла его имя.

— Да, раз он не хочет больше и знать меня!!!

— Он погибнет один, — разумеется, я лгала. В двух шагах от столицы, принц не погиб бы, даже будучи расслабленным калекой. Но я сомневалась, что в запале Эл способна это понять, вообще трезво мыслить в такой ситуации было сложно. В общем, было грех не воспользоваться моментом. — Ты хочешь его бросить, одного, на съедение диким зверям, разбойникам? — старательно сгущала я краски.

И, разумеется, не прогадала. Девушка побелела, как полотно:

— Нет, никогда! — затем, помедлив, мстительно добавила. — Хотя он этого, без сомнения, заслуживает.

Мораль — никогда не злите женщину.

Я кивнула.

— Думаю, ты права. Что ты решила? Передумала отправляться к чертям? — несмотря на легкий тон, мне было совсем не легко произносить эти слова. Слишком тревожно.

— Мне нужно побыть одной, Антарес, — избегая моего взгляда, уклончиво сказала Элайв.

— И куда ты пойдешь?

Она неопределенно махнула рукой:

— В лес.

Я медленно поднялась на ноги и проследила за движением руки, чтобы в случае чего, хотя бы знать примерное направление поисков:

— Но ты обещаешь вернуться, Эл?

Она впервые честно встретила мой взгляд.

— Утром я вернусь, обещаю.

Я кивнула, и она, не дожидаясь еще каких-либо глупых слов, стремительно скрылась за деревьями.

Вздохнув, я побрела в противоположную сторону, на поляну, где сидел Его Высочество, высокородный принц Бертран Фернеол. Похоже, его ждал нелегкий разговор.

Он сидел на корточках около погасшего костра, уткнув лицо в ладони. Ветер трепал светлые волосы, но юноша не шевелился.

— Ведьма, значит? — мой голос в тишине прозвучал неожиданно громко и отчетливо. Он вздрогнул, вскочил.

— Леди…

— Оставь эти формальности, Бертран. Все вещи надо называть своими именами, не так ли? Я вижу, ты уже в этом имеешь достаточно опыта, — я горько усмехнулась.

Щеки принца стала медленно заливать краска. Надо же, не разучился смущаться.

-Так вы…

— Я все слышала, верно, — с готовностью подхватила я. — Особенно, знаешь ли, меня восхитила последняя фраза. Сколько страсти в ней, а любви! Элайв, я уверена, тоже оценила.

— Где она? — теперь у него пылали не только щеки, но и уши, и, кажется даже шея.

— А какая тебе разница? — наигранно удивилась я.

— Простите?

— Ну как же? Ты же сам ей разрешил — нет, приказал! — не возвращаться и идти на все четыре стороны, не так ли?

Краска почти моментально отхлынула от лица Бертрана, превратив его в мелово-бледное, точно у мраморной статуи.

— Я…

— Да-да?

— Где она, Анна, где? — глупец вскочил и запоздало стал оглядываться в поисках беглянки, я же равнодушно наблюдала за его суетой. Наконец, когда в глазах уже зарябило, я махнула рукой и принц против воли присел на землю около погасшего костра.

— Она вернется, — помедлив, взглянула в искаженное лицо, — по крайней мере, обещала. Но то, что ты сделал, это непозволительно, абсолютно непозволительно! Разве она виновата, что является тем… кем является?!

— Я просто… я виноват, — тихо, с усилием прошептал Бертран. — Я не думал, что…

— Вы причинили ей боль, ваше высочество. Это непозволительно не только в отношении ведьмы, это правда, но с ней — особенно.

— Как у вас, леди Анна? С королем? — с внезапным интересом спросил он.

Я вздрогнула:

— Это другое.

— Почему?

— Да какая разница, почему? Ты, наивный ребенок, тебе не понять… — я не закончила злую фразу, но на ум неожиданно пришло, что он не мог понять… всего лишь женскую глупость. И зачем ему это? Странные расспросы, когда Элайв нет рядом.

— Я не ребенок! — вскинулся принц.

— Прокляну, — шутливо пригрозила я, — если еще раз заикнешься о Ричарде. Мне, видишь ли, и так несладко.

По-видимому, угроза все же была принята к сведению — принц несколько минут молчал, наверное, обдумывая что-то, а затем тихо произнес:

— Я хотел спросить не о Ричарде.

Вот это уже странно.

— А о ком?

— Если бы… на месте тебя и короля… Были я и она… Элайв поступила бы так же? — выпалил он.

Что он несет?! Какого черта?

— Ты собрался жениться?

— Нет, но… я первый задал вопрос, — голос его звучал глухо и напряженно. — Ответь.

Я честно призадумалась:

— Не знаю, сложный вопрос… Элайв совсем другая. Да и ты — не Ричард.

Он рассмеялся:

— Приму это за комплимент. И все же?

— Наверное… если ты таким образом предашь ее… Именно так она мстить не станет, но… Я не знаю. К чему такие вопросы, Бертран, я действительно не понимаю!

— Просто любопытно.

Тема, очевидно, была закрыта, но добавила мне новый повод для беспокойства. Впрочем, стало несколько легче, когда на рассвете бледная и растрепанная ученица показалась на тропинке, ведущей из леса.

На платье кое-где налипли сухие веточки, в волосах запутался сухой лист, но в целом вид был достаточно приемлемый, а самое главное — спокойный. Жестом отстранив бросившегося ей навстречу принца, она несколько растерянно взглянула на лошадей. Своего коня у нее по-прежнему не было, а с принцем ехать… уж увольте.

— Я рада, что ты вернулась, Эл, — тихо сказала я ей, подойдя ближе. — Спасибо.

Она невнимательно кивнула, все еще погруженная в свои мысли. Думаю, что мне верно удалось определить ее замешательство:

— Ты не против поехать со мной, на моей лошади? — с улыбкой предложила я.

Разумеется, Бертран не мог не вмешаться:

— Позвольте…

— Не позволю, — и тихо добавила. — Тебе лучше сейчас вообще ее не трогать. Себе дороже, знаешь ли.

Он понуро кивнул и вскочил в седло, не забывая все же ежеминутно оглядываться.

— Так что, ты не против? — повернулась я к Элайв.

Она кивнула:

— Разумеется, нет.

— Тогда садись — и в путь, — честное слово, я была настолько рада возвращению ученицы, что на фоне их с Бертраном ссоры чувствовала себя неуместно веселым человеком, по какому-то недоразумению забредшим на бедные похороны.

Смотреть на их постные лица не было никаких сил. Тем более, что ситуация начинала меня откровенно веселить — забавный нам предстоит остаток путешествия, и прятать улыбку не было никакой возможности.

Между прочим, из-за этой улыбки я имела все шансы рассориться со страдающей парочкой на веки вечные. Действительно, у них тут такая драма, а у меня хватает наглости над ними потешаться!

Причем, если кислую мину Бертрана я имела счастье наблюдать, так сказать, воочию, то недовольные взгляды Элайв, сидящей за моей спиной, я просто ощущала физически.

И как на платье дыр прожженных не появилось, удивительно!

— И как мне держаться, Антарес? Я, наверное, скоро свалюсь!

Я удивленно обернулась, и девушка, действительно, едва не упала от этого резкого движения.

— А как ты с Берт… то есть, как ты раньше ездила?

— Ну не могу же я вцепиться тебе в плечи?

Я кивнула:

— Ты права. Сломаешь еще, — так, с ехидством надо что-то делать.

— Я серьезно, — насупилась она.

— Я тоже.

— Так ты не ответила… мне что, веревкой себя к спине привязывать?! — возмущению ее не было предела.

На беду, громкий возглас услышал Бертран, и, разумеется, не преминул прийти на помощь:

— Может быть, я могу помочь?

Ответ, естественно, был ожидаемо категоричным:

— Нет!

Разумеется, бедняга расстроился. Нужно было как-то спасать ситуацию, пока он не стал настаивать и меж ними не разгорелась новая ссора.

— Просто держись за край моего платья, Элайв, — лукаво сказала я, вспоминая первый наш визит во дворец. Как же это было недавно… и как безумно давно.

Ученица, судя по всему, тоже вспомнила. Впервые за день она улыбнулась по-настоящему:

— Надеюсь, ты не собираешься падать в обморок? Подхватить я тебя не сумею, тем более на скаку.

— Ты знаешь, в моем положении я ничего не могу тебе обещать.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 8

Элайв Файтер

Отвратительный день. Полное опустошение и... И разразился меня гром, если я знала, что делать дальше!

Последствия ночного происшествия грозили затянуться надолго. Я уже была способна трезво соображать, но перед глазами все еще стоял темный лес, сухие ветки, которые я ломала со злости, потом слезы... Ах, вот и еще одно подтверждение того, что день отвратительный: я нарушила обещание, данное самой себе несколько лет назад. Я обещала, что никогда не буду плакать из-за мужчины. Глупо, очень глупо... Однако и сейчас, стоит мне бросить взгляд на... на него, я почти готова разрыдаться. Проклятая женская чувствительность!

Мысли все еще путаются... Нужно поговорить с ним, но не сейчас, нет. Сейчас у меня есть редкая возможность спрятаться за чужой спиной, поверив обманчивому чувству безопасности. Странно, что оно возникает у меня рядом с такой опасной ведьмой, как Антарес. Хотя вчера она повела себя очень достойно. Нужно не забыть отблагодарить наставницу, когда представится случай. Хм, именно наставницей она и была: привела меня в чувство, наверняка поговорила с Бертраном...

Эта мысль вырвала из груди тяжелый вздох и снова заставила бросить взгляд на едущего неподалеку принца. Его фигура выражала такую глубокую печаль, что я не могла долго на нее смотреть. Он напоминал побитого щенка, по крайней мере, чувства вызывал те же. И мне было его жалко, черт побери, и я ненавидела за это и его, и себя! Я простила его, простила, как только оказалась одна, и это злило больше всего. Я не должна его жалеть, я не должна прощать! Глядя на него, мне хотелось плакать не от обиды, а от жалости, от того, что я не могу заговорить с ним, утешить,… Но так не должно быть! Я хотела злиться на него и не могла, и в итоге злилась на себя. Вывернутая наизнанку женская логика...

Оставалось призвать на помощь последних союзниц со здравым смыслом: честь и гордость. Именно их он задел. Он впервые, впервые за все время, что мы знакомы, поставил меня ниже себя, впервые упрекнул. Но самым обидным, конечно, было это презрительное \"Ведьма!\" Я не ожидала услышать это от него. Нет, я знала, что ему не нравится мое колдовство, поначалу он даже боялся его, но потом мне удалось убедить принца, что это безопасно — я думала, что он привык, но, очевидно, это не так. И что же теперь? Оставить попытки помирить его с моей сущностью? Кто из нас ошибся? Он, что не готов принять действительность, предпочитая не замечать того, что ему не нравится, или я, что поверила ему и не захотела думать о возможных последствиях? Впрочем, это всего лишь мои домыслы, кто знает, что на самом деле творится в его голове?

Почему, гори оно все огнем, меня вообще все это интересует?! Почему я не могу просто обозлиться на него? Почему я ищу причины, думаю о том, как все исправить, а не о том, как сильно была оскорблена?.. \"Потому что ты все еще сохранила остатки разума, — шепнул всезнающий внутренний голос. — И еще потому, что ты любишь его\". А вот этого можно было не добавлять. Это последнее, что я хотела слышать.

Это был самый длинный день нашего путешествия, который, казалось, будет тянуться бесконечно. Мы делали короткие остановки каждые несколько часов, на которых настоял принц. Полагаю, он делал это ради Антарес, и я с ним была солидарна. Она не жаловалась, но вряд ли ей было так уж легко передвигаться верхом.

На второй или третьей остановке, принц тихо, чуть ли не шепотом, обратился ко мне:

— Элайв, поговори со мной...

В этих словах была такая мольба, что мои глаза снова наполнились влагой. Почему я стала так чувствительна?!

— О чем? — спросила я так же тихо, стараясь не пересекаться с ним взглядом.

— Я прошу прощения. Мне не стоило...

— Нет, Бертран, не говори ничего.

— Почему?

— Не сейчас, хорошо? — как я могла разговаривать с ним, если мне одновременно хотелось и разреветься, и превратить его во что-нибудь мерзкое? — Обещаю, мы поговорим, но позже.

В его глазах зажглась надежда, я полюбовалась на нее несколько секунд, а потом с наслаждением задушила:

— Ведь я не могу отказать тебе. Я всего лишь крестьянская девчонка, как бы я посмела перечить принцу?

Наслаждение было недолгим, его вскоре снова сменили жалость и чувство вины. Ему было больно слышать такие слова, но он снес этот удар. Отлично, теперь я ненавидела себя еще больше. Он не нашелся, что ответить и, сжав губы, вернулся к своей лошади. Даже не знаю, кому из нас сейчас было хуже.

Антарес, все это время воздерживающаяся от комментариев и благоразумно не занимавшая ничью сторону, взглянула на меня с удивлением. Такую Элайв она еще не знала, но что поделать... Боюсь, ей стоит привыкнуть к своей новой ученице на некоторое время.

Впрочем, ей-то чему удивляться? Чем я сейчас отличалась от той Антарес, что встретилась мне несколько месяцев назад? Ведь я делала абсолютно то же самое, что и она: причиняла боль в ответ на то, что ее причинили мне. Тогда что же тут странного? Ах да, я же совсем на нее не похожа, и не должна совершать тех же ошибок... Но почему нет? Конечно, у нее все было гораздо серьезнее, но если вдруг я окажусь в такой же ситуации, не поступлю ли я так же, как наставница? Кто знает, на что способна обманутая ведьма в гневе... Я почувствовала, как близка к тому же пути. Как просто свернуть на него и уже не вернуться. Но вдруг я осознала, что при всей близости и простоте, я никогда не пойду этой дорогой, и знаете почему? Несмотря ни на что, я жалела Бертрана. Я не могла удержаться от мелкой мести и колких слов, но с самого утра я подавляла лишь одно желание: обнять и успокоить его. Нет, конечно, нельзя сравнивать, моя обида гораздо меньше той, что чувствовала Антарес, но жалела ли она когда-нибудь своего Ричарда?..

А тем временем мы продолжали путь. Чем ниже опускалось солнце, тем больше редел лес, и тем больше в нем чувствовалось присутствие человека. Наконец, когда последние закатные лучи окрасили все в красно-рыжие тона, перед нами предстал город: столица королевства во всем ее великолепии.

— Добро пожаловать, леди, — с задумчивой улыбкой объявил принц. — Мы почти у цели.

Въезжая в город, нам пришлось накинуть плащи, чтобы передвигаться незамеченными. Столица была похожа на ту, где обитал Ричард Тирион, только дома немного отличались. Та же шумная толпа, те же спешащие люди, те же солдаты на каждом шагу... После спокойной тишины леса город казался огромным каменным муравейником, жизнь которого непонятна постороннему глазу.

Мы ехали за Бертраном, который с наслаждением оглядывался по сторонам. Он вернулся домой, и это подняло его дух. Наверное, сейчас каждый камень мостовой казался ему добрым другом.

Мы остановились у трактира, ничем не отличавшегося от прочих подобных заведений. Принц шепнул пару слов мальчишке, стоявшему у входа, и нас провели в какую-то боковую дверь. Помещение было низким и затхлым.

— Сейчас хозяин придет, — сказал мальчишка и убежал.

Спустя несколько минут, дверь отворилась, и к нам вошел немолодой мужчина. Свеча выхватывала из темноты его полное лицо и быстрые глаза. Бертран встретил его как старого доброго друга и в том же дружеском тоне попросил об услуге. Спустя несколько минут мы уже поднимались по прогнившей витой деревянной лестнице, следуя за неверным огоньком свечи трактирщика. На втором этаже располагались комнаты — каждому из нас выделили по одной.

Ужин прошел в молчании, только Антарес и Бертран иногда перекидывались редкими репликами, но полноценной беседы у них не вышло. Я предпочитала молчать, да и сказать мне было нечего.

Ночь уже вступила в свои права, когда в дверь постучали. Мне не нужно было спрашивать, кто там...

— Войдите.

На пороге стоял Бертран, как я и думала. Пожалуй, ему потребовалось немало мужества, чтобы прийти сюда.

— Нам нужно поговорить, Эл.

Напротив моей кровати стоял стул, и я молча указала принцу на него.

— Я не могу сидеть, если дама стоит.

— А если дама тебя просит?

Он кивнул, и занял предложенное место, с нетерпением глядя на меня. Сальная свеча едва освещала комнату и чуть потрескивала, за окном царила непроглядная тьма, и мне казалось, что во всем свете остались только я, он, и эта темная комнатушка... Собравшись с мыслями, я подошла ближе к нему и тихо заговорила:

— Позволь для начала мне высказаться, и, пожалуйста, не перебивай. Я знаю, что ты хочешь сказать: что ты не хотел, что ты просишь прощения... Я все это понимаю, но, тем не менее, что сказано, то сказано.

Он со страхом ловил каждое мое слово, смотря на меня снизу вверх, и я невольно вспомнила, как в первую нашу встречу поила его зельем. Тогда у него был такой же взгляд.

— Наверное, у тебя очень хорошая интуиция, — продолжила я, с трудом заставив себя оторваться от этих глаз, — потому что ты выбрал именно те слова, которые могли меня задеть. Давай поговорим честно. Ответь, неужели тебе так трудно принять то, что я ведьма?

— Я не знаю, Эл... Это сложно. Пойми, я сказал это сгоряча. И я не хотел тебя обидеть. Мне очень жаль, что все так вышло.

Я знала, что он раскаивается, но... Я провела тыльной стороной ладони по его щеке — он, кажется, затаил дыхание.

— Я понимаю. И верю.

Мне стоило труда отойти от него и сесть подальше, на кровать.

— Тогда в чем дело? — спросил принц дрогнувшим голосом.

— Нет, я не... — глаза застилала пелена, ком в горле мешал говорить.

— Эл? — Бертран сел рядом со мной и взял за плечи, заставив посмотреть себе в глаза.

— Я простила тебя, не могла не простить. Но вопрос в том, смогу ли я теперь доверять тебе по-прежнему, смогу ли забыть?..

Слезы, которых, казалось, больше не могло быть, снова дали о себе знать. Я почувствовала, как по щекам катятся эти горячие соленые капли...

— Элайв... Пожалуйста...

Юноше было тяжело на это смотреть, и я спрятала лицо у него на груди, прильнув к принцу. Он замер на несколько секунд, но потом обнял в ответ, провел рукой по моим волосам.

— Я обещаю тебе, Элайв Файтер, слышишь, обещаю, что никому не позволю тебя обидеть, в том числе и себе.

Я подняла на него взгляд: он был так серьезен и верил в то, что говорил, но когда этого было достаточно?..

Антарес

Ранним утром мы покинули трактир, чему я была несказанно рада — более отвратительного места, включая приснопамятный разбойничий лес, я еще не встречала.

Поднималось солнце, и в этом алом мареве, но, тем не менее, четко был виден город, столица Ферлиберт, в которую мы, собственно, и направлялись.

Воздух, вопреки ожиданиям, был чист и свеж, кони за ночь хорошо отдохнули, и поездка по своему завершению производила впечатление идиллической прогулки. Разумеется, если не вспоминать все те сложности и опасности, что нам пришлось преодолеть на пути к своей цели.

Но теперь все беды, казалось, миновали — даже Элайв и Бертран выглядели мирными и вполне довольными друг другом.

Во всяком случае, они снова ехали на одной лошади, и их физиономии то и дело практически синхронно (но от этого не менее беспричинно) расплывались в одинаковых блаженно-мечтательных улыбках.

Залюбовавшись на чужое счастье, я даже не заметила, что меня окликнул принц с каким-то вопросом. Оказывается, они с Элайв давно уже стоят на месте, а я, державшаяся в хвосте, опередила их шагов на пятьдесят, не меньше.

Пришлось возвращаться.

— Да, Ваше Высочество?

Он рассмеялся.

— Снова эти условности?

Я отмахнулась.

— Городской воздух, знаете ли.

— Глупости, ведь в самом начале нашего знакомства я считал вас своей сестрой.

— Бертран!

— … и даже требовал личной встречи, — шутливо продолжал он. — Прошу прощения за такую нескромность.

— Тем более, что она не состоялась.

— А жаль… — вставила Элайв. — Мы упустили такой шанс потешиться над вами, Бертран, — определенно, их примирение пошло на пользу ее чувству юмора.

— Тогда бы мы сбежали несколько раньше, — нарочито серьезно проговорил он. — Только, боюсь, Ричард не понял бы внезапного исчезновения королевы и ее придворной дамы.

Тут мы с Элайв не выдержали и рассмеялись.

— Вы сначала, до того как блистать своим остроумием, что-то хотели спросить, принц? — поинтересовалась я, несколько успокоившись.

— Ах, да, дело в том, что мы сейчас недалеко от скромного обиталища моего верного друга, и я хотел спросить, не будете ли вы против… нанести ему визит? — церемонно вещал Бертран, глаза его, однако, смеялись. — Разумеется, Элайв тоже согласна.

Я тут же насторожилась:

— Ему можно доверять? — не принимая его шутливого тона, спросила я.

Неразумно было бы раскрывать нашу тайну еще кому-либо. Что ни говори, мы и так подвергались большой опасности.

Принц посерьезнел:

— О, даже не сомневайтесь. Я, кроме того, уверен, что после того, как мы провели ночь в трактире… словом, о моем прибытии ему наверняка известно.

— Он что, вездесущ? Или тоже колдун? — подала голос Элайв, не скрывая некоторой насмешливости. Однако юноша, видимо, наученный горьким опытом, оставил колкость без внимания:

— Нет, леди, он не настолько талантлив, как вы, но у него много верных слуг, которые, вне всякого сомнения, могут служить ему глазами и ушами. Одного расторопного малого я лично встретил в трактире, и без промедления отправил к хозяину.

Вот это новость.

— Опрометчиво, — протянула я.

Бертран тут же бросился убеждать меня в обратном:

— Поймите, Анна, нам нужно подготовиться, прежде чем явиться во дворец. Нам нужно отдохнуть от дороги…

— Но…

— Он верен мне. Он мой друг. Никаких вопросов не возникнет, это я вам обещаю, — продолжал он.

Я пожала плечами и взглянула на Элайв:

— Я согласна с Бертраном, — без промедления откликнулась та.

Сговорились, голубчики! Хотя, может, я и впрямь чересчур мнительна? В любом случае, спорить было бессмысленно, так как вдалеке уже показалась запряженная парой лошадей карета, безо всякого сомнения, направлявшаяся к нам.

Наконец, она остановилась в нескольких метрах. Дверца распахнулась, и из экипажа выбрался лощеный молодой человек, возможно, несколькими годами старше Бертрана, тут же изогнувшийся в легком полупоклоне:

— Ваше высочество!

Принц сердечно улыбнулся:

— Я рад видеть вас, Вернер. Позвольте представить вам леди Элайв и леди Анну — это благородные особы, сестры, едва не погибшие от рук разбойников.

Вышеназванный Вернер скользнул по нашим лицам странным взглядом — у меня создалось отчетливое впечатление, что он хоть и верный вассал принца, но отнюдь не глуп. Тот, между тем, продолжал:

— К сожалению, мужа леди Анны я спасти не сумел… — тут я исторгла из груди кошмарнейший вздох, с облегчением заметив, как недоверие в глазах Вернера истаивает.

— Мы с сестрой будем вечно благодарны его высочеству за спасенные жизни, — быстро сориентировавшись, проговорила Элайв.

Я снова вздохнула, еще более трагично, пожалев, что не имела при себе платочка, которым можно было бы промокать воображаемые слезы…

И, разумеется, жаль, что при мне не было магии, чтобы усмирить этого недоверчивого глупца. Впрочем, похоже, что и без нее нам удалось неплохо справиться.

— Соболезную, леди. Я скорблю вместе с вами, — дежурный полупоклон в мою сторону был все же, как мне показалось, признаком доверия, во всяком случае, словам Бертрана, так что я несколько успокоилась и расслабилась. Может быть, все еще обойдется?

— Благодарю вас, сэр, — кивнула я, старательно изображая скорбь. И зачем, кстати? Никого не интересуют твои истинные чувства и эмоции, а маску я уже продемонстрировала. Как же быстро я забыла этот нехитрый принцип!

Между тем, он уже снова обернулся к Бертрану:

— Сочту за честь пригласить вас в свой дом, ваше высочество, разумеется, вместе с вашими спутницами.

— Да, Вернер, я тоже буду очень рад нанести тебе визит.

Нет, я, конечно, все понимаю — они с Элайв только что пришли к миру и согласию после трехдневного демонстративного молчания, у принца сейчас эйфория, но… Неужели он не замечает недоверие своего так называемого друга?

Или проблема все же во мне самой? Я за эти месяцы так привыкла к искренности моих спутников, что обычные люди кажутся мне неестественными?

А ведь когда я только познакомилась с принцем, его поведение тоже казалось мне самой настоящей дикостью.

Все мы меняемся… И, наверное, сейчас я смогла бы быть совсем правдоподобной Катрионой, совсем не похожей на ту вымученную пародию, в образе которой я предстала перед Ричардом в первый вечер после моего «пробуждения».

…Мы были вдвоем — в вечернем полумраке королевского сада, где я так часто играла ребенком. Именно сюда привел свою фальшивую жену Ричард, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха.

Он держал мою руку. Он смотрел на мое… нет, ее лицо, каким-то одурманенным взглядом, а я, помнится, не могла прогнать ощущение фальши.

И вовсе не оттого, что взгляды, поцелуи, прикосновения на самом деле предназначались не мне, вовсе нет.

Было в нем что-то такое… трудноопределимое, странное, чему я тогда не смогла подобрать названия, смысла. Что-то настораживающее.

А вот сейчас, с мгновенной ясностью озарения пришел ответ, впрочем, не отменяющий некоторой туманности самой формулировки — в самом Ричарде, обычно цельном в своих чувствах и суждениях, ощущался все же некий надлом.

Я не знаю, как все это объяснить, не знаю даже, был ли повод для той моей давней тревоги, но сейчас мне все яснее и яснее виделась та нездоровая горячность в отношении к Катрионе, сквозь которую временами мне виделось нечто, отдаленно напоминающее… страх?

Раньше я оправдывала это тем, что Ричард боялся снова потерять Катриону, слишком многое пережил за эти несколько дней — подумать только, едва не потерять молодую жену через пару часов после свадебной церемонии! — а вот теперь, признаться, несколько засомневалась.

Получается, что он боялся — любви? К собственной жене? С которой явно, хоть это и совершенно противозаконно, встречался еще до свадьбы?

Определенно, тут было над чем задуматься, однако…

— Я люблю тебя.

И все отчего-то стало вдруг таким неважным. Хотя почему «отчего-то»? Имя этой причины все то же — моя собственная глупость. Ну, или склонность к мстительности и авантюрам, что, в общем-то, практически то же самое.

— Леди Анна? Я прошу прощения…

Что? Ах, да… Похоже, задумавшись, я снова что-то упустила. Обмен любезностями, кажется, подошел к концу, и Элайв с Бертраном, судя по всему, уже с удобством разместились в карете.

Что ж, надеюсь, мой отсутствующий вид спишут на горестные размышления о невинно убиенном супруге.

— О, прошу прощения, сэр… Я просто… несколько задумалась… о своей утрате, — трагическим тоном возвестила я, опираясь на вежливо предложенную мне руку.

— Я разделяю ваше горе.

— Благодарю вас. Признаться, это ужасное путешествие причинило мне столько боли, что я чувствую себя совершенно больной. Если бы не великодушный принц…

Из кареты послышался неприлично громкий смешок. Элайв!

— У моей сестры до сих пор не прошло нервное потрясение… — ничего умнее мне в голову не пришло, но, кажется, мой собеседник не счел это странным.

— Думаю, следует предложить ей успокоительных капель, — приподняв брови, предложил Вернер. — Вы столько перенесли, леди, что это поистине заслуживает сочувствия и уважения. Вся возможная помощь вам будет оказана в моем доме, не сомневайтесь.

— Ненадолго, друг мой, — со смехом возразил Бертран. — Я просто обязан завершить то доброе дело, которое начал. Разумеется, леди Анна и леди Элайв найдут свое место при дворе. Они достаточно благородны, чтобы занять подобающе-высокое положение.

Что ж, раз уже ничего не поделаешь, приходится подчиняться обстоятельствам.

И все же я была рада вернуться в практически обычную жизнь — надеть нормальное женское платье (мужские костюмы меня несколько утомили), убрать волосы в изысканную прическу… На время перестать быть беглой ведьмой и хоть на несколько часов, хоть на несколько дней стать Анной Эстер. Не Антарес.

Впрочем, ни той, ни другой я уже не являлась. От Анны — у меня исчезли прежняя жизнь, прежние знакомые, прежнее положение.

От Антарес не осталось даже магии.

Так кто же я на самом деле? Время сочинять новую легенду.

Элайв Файтер

Граф Вернер любезно предоставил нам свой дом, в котором мы провели два дня, привели себя в порядок и как следует отдохнули. Антарес не очень нравился этот человек, и поначалу я не понимала, почему, но потом… Наблюдая за его поведением, словами, манерой держаться, я обнаружила в графе что-то отталкивающее... Это был человек совсем не глупый и, кажется, даже хитрый, что само по себе не является преступлением, но вызывает опасения. Принц убеждал, что Вернер абсолютно безопасен, что они практически друзья детства: юный граф помогал Катрионе и Бертрану в их проделках много лет назад, и до сих пор остается близким для них человеком, несмотря на нелюбовь Эддарда. Какое право я имела не доверять юноше?

Надо отдать должное Бертрану, он очень хорошо придумал: нам не стоило сразу заявляться в замок. Я оценила это по достоинству, когда, к своему удивлению, обнаружила, что почти потеряла навык общения с благородными людьми, с таким трудом приобретенный при дворе короля Ричарда Тириона. Мне требовалось время, чтобы вновь настроиться на нужный лад, и я старалась избегать общества графа, которое он мне и не навязывал, предоставляя слово Антарес или Бертрану. Тем не менее, мне каждый раз становилось не по себе, когда я ловила на себе его холодный, изучающий взгляд.

Но однажды мне все-таки пришлось поговорить с хозяином дома. Это был последний вечер, проведенный у графа. Антарес и Бертран отправились спать, а я все никак не могла себя заставить последовать их примеру и допоздна сидела у трещащего в камине костра, позволив мыслям свободно бродить в разнообразных направлениях. Виной всему был элементарный страх, ведь мне предстояло встретиться не просто с королем и королевой, а с родителями Бертрана. Что я буду делать, если не понравлюсь им?..

— Не спится, леди Элайв? — прервал мои раздумья вкрадчивый голос.

— Увы, граф.

— Догадываюсь, о чем вы думаете. И поверьте, вам не о чем переживать. Фернеолы известны своей дружелюбностью и радушием.

— Я слышала, что не обо всех членах семьи можно сказать такое.

— Ах, вы о Эддарде? Вы правы, его следует остерегаться.

Слова Вернера явно были основаны на личном опыте, но я не стала переспрашивать. Граф истолковал мой нерешительный вид по-своему:

— Леди Элайв, я не сомневаюсь, что вы и ваша сестра произведете самое благоприятное впечатление на королевскую чету. К тому же теперь у вас уже есть один друг при дворе, — с улыбкой поклонился юноша.

В тот момент в нем не было ничего фальшивого, но мне стоило усилий благодарно улыбнуться в ответ. У меня возникло устойчивое впечатление, что на меня только что была сделана крупная ставка, как на лошадь в сумасшедших скачках под названием \"придворная жизнь\". Какие же выводы сделал этот человек из своих наблюдений? И почему он уверен, что его ставка сыграет?..

Всю ночь меня преследовали кошмары: я вновь видела костер, на котором сгорела Мария, вновь чувствовала, как ледяные слезы душат меня, видела мечущуюся в ярости Антарес, бездыханного Бертрана, и множество лиц, появляющихся и пропадающих в ярком круговороте пламени... Утро принесло слабое утешение явью, но добрым быть уже не могло.

Спутники мои, кажется, тоже чувствовали себя подавленно: ведьма сосредоточенно молчала, а принц был нервно подвижен, то хватался за меч, то заставлял своего коня ехать быстрее... Хорошо, что граф Вернер одолжил мне лошадь, и теперь я могла спокойно ехать в хвосте процессии.

— Позвольте мне дать вам несколько советов, леди, — сказал Бертран, когда до ворот города оставалось меньше получаса пути. — Предоставьте общение с королем и королевой мне, так будет безопаснее. Отвечайте только на прямые вопросы, обращенные к вам лично.

— Антарес, мне кажется, или его высочество нам не доверяет? — язвительнее, чем мне хотелось, спросила я у ведьмы.

— Принц, это излишне, — спокойно ответила она. — Мы понимаем, когда и что следует говорить, а когда молчать.

— Не сомневаюсь, но...

— Довольно, Бертран! Чем больше мы говорим об этом, тем хуже становится.

Юноша внимательно посмотрел на меня и придержал коня, видимо, желая что-то сказать, но потом передумал и пустил своего скакуна рысью, лишь бросив нам:

— Не отставайте.

Прием был пышным. Очевидно, столица знала о возвращении своего принца и подготовилась на славу: нас встретил радостно оживленный город, люди толпились на улице... Бертран приветливо улыбался им и кивал в знак приветствия. Я вдруг вспомнила, что несколько раз так же с восхищением наблюдала за Ричардом Тирионом, вернувшимся из похода или из соседнего королевства. Я вполне понимала то добродушно-мечтательное выражение, что видела в глазах этих людей. Могла ли я подумать, что когда-нибудь окажусь по другую сторону и буду ловить на себе заинтересованные взгляды?.. Какое странное чувство! Я оглянулась на Антарес, но она смотрела только вперед, будто бы не замечая толпу, и снова была величественна и холодна. Почему я здесь, рядом с ней и принцем, когда мое место там, в толпе? Как причудливы повороты судьбы...

Не успела я опомниться, как мы уже находились во дворе королевского замка. Антарес и мне помогли спешиться, в то время как дворовые приветствовали принца. Я заметила, что почти всех принц знал по именам, сердечно здоровался с ними, задавал вопросы об их семье, и они гордились этим.

— Король и королева ждут вас и ваших спутниц, ваше высочество.

Глубоко вздохнув и переглянувшись с Антарес, я отправилась за принцем внутрь замка. Казалось, что я вхожу в чрево дракона — так мне хотелось развернуться и бежать без оглядки.

Главный зал, предназначенный для приемов, был украшен флагами и полон народу. Лорды, графы, бароны, рыцари и их дамы склонялись перед принцем, не забывая бросать заинтересованно-оценивающие взгляды на нас, скромно идущих позади.

— Наконец-то ты дома, сын мой! — радостно воскликнул король, оставив трон и спускаясь к принцу. Катриона и Бертран были очень на него похожи — даже не зная, кто это, в нем без труда можно было угадать их отца.

— Я тоже рад вас видеть, ваше величество, — Бертран преклонил колено, но король поднял его и обнял. Королева же оставалась неподвижно сидеть на троне.

— Ты очень задержался, Бертран, — с укором сказала она. Подняв на нее взгляд, я было подумала, что вижу Катриону спустя десяток лет, которая, к тому же, приобрела некоторую суровость и властность в лице.

— Прошу прощения, ваша милость, обстоятельства задержали меня.

Вдруг от людей, стоящих ближе всего к трону отделился человек. Его невозможно было не узнать, столько слышав о нем.

— Добро пожаловать, брат, — холодно улыбнулся Эддард. — Нам не хватало тебя.

Бертран улыбнулся в ответ и поспешил обнять старшего брата.

— Спасибо за теплый прием, ваше величество, — еще раз поклонился он в сторону трона, — а теперь позвольте мне представить моих спутниц.

Десятки глаз тут же обратились к нам, словно только и ждали этого момента.

— Мне встретились в пути эти благородные дамы, которые имели несчастье подвергнуться нападению разбойников. Мне удалось помочь им, но, увы, больше никто не выжил: ни муж леди Анны, — он указал на Антарес, — ни сопровождающие. Ваше величество, позвольте им остаться при дворе.

Напряженная тишина повисла в зале. Эддард, стоявший у трона своей матери, переводил подозрительный взгляд с меня на Антарес, королева тоже не выглядела радушной. Ее взгляд на секунду показался мне насмешливо-удивленным, но лишь на секунду.

— Поведайте же нам о своих злоключениях, леди, — наконец изрек король.

В ответ на вопросительный взгляд ведьмы я жестом предоставила ей слово.

— Наше королевство находится далеко на юге, — спокойно и с благородством начала Антарес, — сейчас оно раздираемо войнами и смутой, поэтому мы с сестрой решили бежать на север.

— Так значит, вы сестры? — с сомнением переспросил Эддард.

Антарес растерялась под полным недоверия взглядом, и я продолжила;

— Да, ваша милость. Анна — дочь от первого брака: когда ее мать умерла, наш отец снова женился.

Нам не верили, и это было очевидно. Бросив взгляд на Антарес, я вспомнила об одной вещи, которая могла бы нам помочь: простое заклятие, позволяющее чуть притупить разум собравшихся и усыпить их бдительность. Произнести его вслух не было никакой возможности, поэтому мысленно я просто кричала слова, в которых заключалась наша последняя надежда. Король был настроен весьма благодушно, но его жена и старший сын... Тут без вмешательства было не обойтись.

— Какое имя носит ваш дом? — спросила королева с хищной улыбкой.

Принц с удивлением оглянулся на нас, Антарес явно пыталась что-нибудь быстро придумать, я же ляпнула первое, что пришло мне в голову:

— Мы из дома Файтеров, ваша милость. Известный на юге род, который, смею вас заверить, пользуется немалым доверием.

Мой ответ почему-то развеселил королеву, заставив ее улыбнуться.

— Тебе не следовало этого добавлять, Элайв, — тихо, но так, чтобы ее было слышно, заметила наставница, а потом добавила громче. — Прошу прощения, ваше величество, моя сестра, к сожалению, не всегда говорит то, что нужно.

— Не беспокойтесь, — с ухмылкой ответил Эддард, — я могу вас понять.

Бертран с раздражением посмотрел на брата, но по лицам присутствующих пробежала плохо скрываемая улыбка. Напряжение упало, и кажется, дело пошло на лад.

Антарес

Прошло несколько дней после того, как мы прибыли во дворец принца Бертрана и его семьи. Все понемногу налаживалось.

Мы с Элайв официально получили при дворе должность фрейлин и с каждым днем все больше осваивались среди придворных, стараясь ничем среди них не выделяться.

Кстати, по-видимому, успешно — даже Элайв, судя по всему, было несложно привыкнуть к придворному этикету. Двор Фернеолов был не настолько значителен, как двор Ричарда, и роль фрейлины удавалась ей, похоже, значительно легче, чем роль пресловутой леди Элизы.

Впрочем, такого стыда, какой мне довелось пережить при первом посещении блистательного двора Фернеолов, я не испытывала никогда в жизни, и кажется, долго его не забуду.

Даже тогда, когда нас с маленьким Ричардом уличили в порче лучшего розового куста его матери (юный принц всего лишь хотел подарить мне скромный королевский букет из скромных королевских цветов).

Особенно, признаться, меня смущали мать и брат Бертрана. Королева отнеслась к нашему неожиданному прибытию с известной долей холодности.

Однако не это было самым главным. Она смотрела на нас так, точно подозревала в чем-то, хотя я была абсолютно уверена, что раньше мы не встречались.

Да это было решительно невозможно — до женитьбы Ричарда и Катрионы Терравирис и Ферлиберт враждовали практически в открытую, и визиты дому Тирионов она не могла наносить…

Да что там визиты, женитьба короля, для всех знающих, подозреваю, явилась большим сюрпризом.

Хотя… если бы не явно пылкие чувства Ричарда к своей жене, которые я с чистой совестью могу подтвердить, можно было бы счесть их союз стратегическим ходом. К сожалению — или к счастью — это было не так. Впрочем, какая мне теперь разница?

Еще меня слегка настораживало отношение королевы Маргери к Элайв, точнее, ее взгляд, которым она награждала мою ученицу, при каждой из редких встреч — иронично-изучающий, насмешливый… Мне отчего-то всякий раз, когда я его замечала, становилось неприятно и тревожно.

Быть может, потому, что королева была практически точной копией едва не погубленной мною Катрионы — то же холеное, благородное лицо, бледное, точно никогда не видевшее солнца, огромные глаза, выворачивающие душу наизнанку, белые, точно снег, волосы… Маргери была похожа на изваяние, изображающее собой Дух Холода.

Но если на лице ее дочери, насколько я могла судить, почти всегда отражалась безмятежность и беззаботность, то в лице ее матери их сменила печать суровости и отчужденности.

Но эта маска, тем не менее, уступала странному интересу, едва ей стоило увидеть Элайв.

Я даже подумала, что они были когда-то знакомы — мало ли — и попыталась осторожно выяснить это у девушки. Однако, ничего, кроме безграничного удивления, я не добилась.

А принц Эддард… он тоже, словно бы копируя свою матушку, метал ледяные взгляды — но уже в мою сторону, что, признаться, меня пугало еще больше.

О, он, в отличие от брата, ничем не напоминал веселого пастушка — да вы бы и сами рассмеялись, стоило бы вам представить этого человека со свирелью в руках.

Нет, Эддард, хотя и чем-то слегка напоминал младшего брата — те же светлые волосы, те же глаза, — все же разительно от него отличался — как и Катриона, был, скорее, похож на мать.

Эддард напоминал мне апостола с фрески — та же холодность, то же благочестие под ледяным панцирем гармоничных черт.

И холодные, страшные глаза.

Было в его глазах что-то… какой-то дьявольский огонек, который меня, ведьму, как ни странно, отталкивал и леденил необъяснимым ужасом.

Поэтому я всякий раз старалась по возможности скрыться от взгляда наследника престола, находя для себя вполне очевидным то, что этот человек представляет для меня некую опасность.

Как в эти моменты я жалела об отсутствии магии, о невозможности прочесть то, что творится в головах у двух этих странных особ королевской крови… или хотя бы на время стать невидимкой.

Просто удивительно, как принц Бертран смог вынести такую ужасную жизнь, и остаться таким…чистым, наивным человеком? Впрочем, вряд ли его ежедневно и ежечасно преследовали родственники с туманными мыслями и намерениями.

Ребенок у меня под сердцем рос с каждым днем, и я с замиранием сердца ожидала того момента, когда он впервые шевельнется — и с каждым днем я также все больше ощущала себя матерью, как это ни удивительно.

Он — моя светлая часть, часть меня прежней, часть того времени, когда я еще не впустила тьму в свою душу. Часть Ричарда, которую мне нежданно-негаданно позволили оставить при себе, пусть это и звучит так горько… пусть я его уже и не любила.

Зато в тысячу раз сильнее, чем его когда-то, я любила его нерожденнное дитя.

Хотя… не его. Мой, ребенок будет только мой, и делить его с причинившим мне боль человеком я не собиралась.

Он его не знает, он не будет его любить, так как я. Маленькое детское сердечко стучит в унисон не с его сердцем.

Он никогда не увидит и не сможет причинить боль малышу — это я обещаю. Да и зачем королю частичка любви столь ненавидимой ведьмы?


* * *


Я шла по темному коридору, полностью погрузившись в свои мысли, как вдруг с чем-то столкнулась и едва не упала. Причем это «что-то» внезапно неожиданно мягко придержало меня, не позволив упасть.

Озадаченная, я подняла взгляд… И наткнулась на ледяной взгляд ужасных глаз. Оказывается, меня почти что обнимал… принц Эддард.

Меня снова окатило ледяной волной страха, вымораживающего внутренности. Только бы от моих нервов ребенок не пострадал, мелькнула паническая мысль.

Молчание затягивалось. Наконец я решилась открыть рот, в присутствии принца — впервые с тех пор, как первый и последний раз отвечала на его вопрос, тогда, в тронном зале.

— Ваше Высочество… я… простите, умоляю... — мямлила я что-то маловразумительное, ощутимо дрожа. Черт, и это я, ужасная ведьма? Никого, никогда не боялась с такой силой! Неужели передо мной — сам дьявол в обличии человека?

Хотя… логично будет предположить обратное — дьявол как раз дружественен колдуньям. Так не является ли он Христом во плоти? В любом случае, мой личный Апокалипсис явно не за горами. Большого труда мне стоило сдержать истерический смешок.

Хотелось вырваться и улепетывать, что есть сил, как вспугнутый на охоте заяц… Впрочем, зайцем я себя как раз и чувствовала, в цепенящем, удушающем захвате гончей.

— Анна?

— Простите, Ваше высочество… Вы вероятно, ошиблись. Анной, я думаю, зовут вашу служанку… Я леди Файтер, — неожиданно осмелев, проговорила я, сделав, в общем-то, спонтанную и бесполезную попытку вырваться.

— Вы боитесь меня, Анна? — совершенно проигнорировав мой выпад, произнес Эддард, чуть крепче сжимая мои плечи и без улыбки глядя на мое лицо.

Я тут же отвела взгляд — что, черт побери, происходит?

— Ваше высочество…

— Ты боишься меня?

Да-да-да-да-да-да-да-да…

Я промолчала, но, думаю, бешено колотящееся сердце с головой меня выдавало. Что же происходит? Я, наверное, сошла с ума…

— Ваше высочество, я вас не понимаю, — кое-как выдавила я сквозь сжатые зубы. — Прошу вас, отпустите меня.

Магия, мне нужна моя магия… Но надеюсь, ее хватит, чтобы защитить ребенка, не зря же я ее лишилась. Хотя… если бы она была при мне, никакой опасности бы не возникло.

По губам принца скользнула странная, невеселая улыбка, а затем он задал вопрос, от которого я просто оторопела:

— Зачем вы меня преследуете?

Я? Его? Если честно, у меня сложилось обратное впечатление.

— Ваше высочество, уверяю вас, вы ошибаетесь, — как можно более спокойно проговорила я. Все, наконец, встало на свои места: это не я сошла с ума, а принц Эддард. Наследник престола — сумасшедший… Такого кошмара я бы не пожелала испытать никому и никогда!

Стоять в темном коридоре, наедине с умалишенным, когда его руки с нечеловеческой силой вцепляются в твои плечи, я бы тоже никому не посоветовала.

— Я вижу вас каждый день, Анна! А вы, точно испытывая мое терпение, появитесь на миг, и тут же исчезнете!

— Совершенно невольно, Ваше высочество, уверяю вас! — отрешенно заявила я, краем глаза оглядывая коридор в поисках пути к спасению. Увы, его не было!

— Я собираюсь исправить это досадное недоразумение, — сообщил мне он с премерзкой улыбкой на холодном лице.

— Это каким же образом… ваше высочество? — ядовито поинтересовалась я. — Неужели вы собираетесь вечно пребывать в этом мрачном замковом коридоре и держать мои руки? Рано или поздно они сломаются.

Разумеется, такое поведение было абсолютно непозволительным, но мне, признаться, было уже все равно. Будь что будет.

Хватка слегка ослабла:

— Я не хотел причинять вам боль, Анна.

— Чего же вы хотели, позвольте узнать? — тихо спросила я.

Ответа я не получила:

— Отчего вы меня избегаете? — вопросом на вопрос ответил Эддард.

— Отчего вы себя так странно ведете? — отводя взгляд от ужасных глаз, проговорила я.

— Странно? По сравнению с тайнами, окружающими вас, я прост, как молитва послушника. Но вы не ответили на вопрос.

— У вас железная хватка, ваше высочество.

— И это вас пугает?

— Возможно.

— Что же еще вас пугает, Анна? — насмешливо поинтересовался он.

— Вы считаете, что не в состоянии внушать ужас? Напрасно… — парировала я.

Однако он ничуть не смутился:

— Признаться, я привык внушать женщинам несколько другие чувства.

О нет, только этого мне еще не хватало!

— Но я отнюдь не женщина, я — вдова, — вот когда настал миг поблагодарить Элайв и Бертрана за мастерски выдуманную легенду. — Я уважаю и буду уважать память о муже.

Пожалуй, не стоило мне говорить этого… да и тон вышел чересчур холодным — так или иначе, в глазах Эддарда вспыхнула злость.

Я испуганно шагнула назад, принц, не выпуская меня, повторил мое движение. Только бы не было так страшно, ведь он меня, кажется, убить собрался… и никто меня не найдет, в этом темном коридоре, в этом чужом королевстве. Магия, мне нужна моя магия…

Но когда внезапно его губы властно прижались к моим, умирать я раздумала. Что за вольности он себе позволяет?!

Я резко рванулась, но наши силы были несоизмеримы — Эддард только крепче сжал объятия. Я тихо запаниковала. Помогите мне, пожалуйста, хоть кто-нибудь!

Мне это снится. Этого не может быть.

Мысленно я просто молила кого-нибудь прийти ко мне на помощь, звала Элайв… Но все было бесполезно, я знала это…

Неожиданно принц резким движением оттолкнул меня в сторону, и я услышала взволнованный голос ученицы:

— Я искала тебя, Ан… О, ваше высочество. Простите… Но… Что с моей сестрой?

— Ничего, леди Файтер, просто я увидел, что ей стало нехорошо… и решил помочь.

— Благодарю вас.

— О, какие пустяки… это мой долг… К сожалению, вынужден покинуть вас, леди.

Только когда удаляющиеся шаги совсем стихли, я решилась открыть глаза и взглянуть на побледневшую, явно испуганную Эл.

— Как тебе удалось меня найти?!

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 9

Элайв Файтер

— Как тебе удалось меня найти?!

— Об этом потом. Ты в порядке?

Антарес осторожно и нежно прикоснулась к животу, слегка погладив его и словно прислушиваясь.

— Кажется, да.

— Что здесь произошло?

— Поговорим в другом месте. Пожалуйста, идем отсюда...

— Разумеется. Я отведу тебя в твою комнату, — я поддерживала Антарес под локоть, а она не протестовала. Я ждала какого-нибудь язвительного замечания о том, что она вполне способна идти сама, но его не было! Ведьма покорно шла рядом, право, это испугало меня больше всего!

Когда мы оказались вдвоем в ее покоях, она все еще была рассеяно-задумчива, глаза ее бегали и, кажется, ничего не видели. Я усадила ее на кровать, не зная, что еще сделать. Что, черт возьми, могло между ними произойти?!

— Антарес... — тихо окликнула я, присев на колени возле нее.

— Да, Эл?

— Ты не хочешь ничего мне рассказать?

Она отрицательно мотнула головой, а потом прижала ладонь к губам, но тут же отдернула ее, будто обжегшись.

— Мне уйти?

Антарес с удивлением рассматривала свои пальцы и ответила мне отрешенным голосом:

— Он поцеловал меня, Элайв. Ты можешь в это поверить?

Что сделал?! Вспомнив, как я обнаружила их, и как растерялся Эддард...

— Да как он посмел?! — злость моментально охватила меня. — Как он... Ты не девочка, которую он может использовать для своих прихотей!

— Он сказал, что я преследую его.

— Ты?.. Он еще хуже, чем я думала! Этого нельзя так оставить, Антарес, он задел твою честь, и должен ответить за это!

Что он возомнил о себе? Я отлично знала, сколько стоит моя честь и не питала иллюзий на этот счет, но Антарес — это совсем другое дело! Она благородна, и нанести ей такое оскорбление... За нее даже некому заступиться!

— Скажи же, наконец, что-нибудь!

Она впервые посмотрела прямо на меня, и взгляд этот был полон... жалости?

— Убери оружие, — спокойно попросила наставница.

Оружие? Я и не заметила, как достала кинжал и теперь с удивлением обнаружила его в своих руках. Он навел меня на мысль:

— Я могла бы потребовать от принца ответа...

Антарес рассмеялась:

— Фрейлина, вызывающая на поединок наследника престола? Ты сама-то в это веришь?

Кто-то говорил мне, что человек, обнажающий клинок, но не использующий его, — бесчестен. Очевидно, так оно и было.

Сделав вид, что я смутилась (надеюсь, наставница мне поверила), я убрала кинжал обратно в ножны.

— Ты права, здесь я тебе не помощник.

Антарес заставила меня посмотреть себе в глаза:

— Что с тобой, Эл? Ты всегда так спокойна, а теперь... Я не помню, чтобы ты когда-нибудь была такой.

— Это проклятое королевство! Мне мерещатся враги за каждым углом, и я могу только гадать, миражи это или явь. А еще королева и Эддард... Они будто не сводят с нас глаз, будто постоянно подозревают в чем-то...

— Кажется, я знаю, в чем причина твоего состояния, — мягко улыбнулась Антарес. — Тебе просто не хватает общества нашего милого спутника.

Бертрана? А может, она права? Несмотря на то, что мне было не так уж сложно привыкнуть к своему придворному положению, я постоянно чувствовала себя как натянутая тетива. С тех пор как принц вернулся, отец и брат обрушили на него столько дел, требующих срочного разрешения, что мы едва ли могли найти время для встреч. Я не видела его целыми днями, а когда встречала, эти мгновения были такими краткими... К тому же нам постоянно приходилось опасаться чужих глаз...

— Думаю, ты права, но... — я постаралась отложить эти мысли на потом. — Сейчас нам нужно поговорить о тебе. Что ты думаешь обо всем этом?

— Об Эддарде? Я даже приняла его за сумасшедшего: так странно он себя ведет. Я не могу его понять, хотя теперь... Так или иначе, — оборвала она мысль, — я бессильна сделать что-то. У меня даже нет магии.

— У меня есть. Хочешь, заколдую его?

Эта мысль явно понравилась ей, но она заставила себя ответить отрицательно:

— Слишком опасно, за нами наблюдают день и ночь. Мы не должны давать им поводов.

— Ты, верно, скучаешь по возможности колдовать?

— Еще как... Я словно без рук. Кстати о магии, как ты нашла меня?

— Сама не знаю. Я услышала твой голос, который просил о помощи. Я думала, что ты где-то рядом, но обнаружила тебя в другом конце замка... Странно, правда?

— Да, очень странно... — Антарес глубоко задумалась, и я решила, что лучше оставить ее одну. Столько потрясений за один день, ведьме явно требовался отдых.

Покинув комнату наставницы, я поспешила в королевский сад: нужно было разобраться во всем в спокойной обстановке. Я надеялась, что никого не встречу на своем пути, но мне не повезло: в соседней галерее прогуливался принц Эддард. Что он делает так далеко от своей половины замка и так близко к Антарес? Только бы не заметил меня! Я не хочу ни с кем разговаривать, тем более с ним, тем более сейчас...

— Леди Файтер!

Проклятье!

— Да, милорд?

Столкнувшись с ним лицом к лицу, я вдруг ясно представила, как интересно бы смотрелся кинжал в его шее... Откуда такие кровожадные мысли? Элайв Файтер, что с тобой? Это уже чересчур!

— Как себя чувствует ваша сестра? Ей лучше?

— Да, благодарю. Вы сделали для этого все возможное и даже больше, — язвительно добавила я и сама удивилась, как зло это прозвучало. \"Прекрати немедленно! — приказала я себе. — Если он так неприятен тебе, подумай о том, что он брат Бертрана и юному принцу будет неприятно, если с наследником престола что-то случится. Тем более от твоих рук\".

Тем не менее, Эддард будто не обратил внимания на мой тон:

— Я рад, что все в порядке. Пожалуй, мне стоит зайти к ней...

— Прошу прощения, ваше высочество, но это не очень хорошая идея. Моя сестра сейчас слишком... Слишком слаба, чтобы принять вас.

— Хочу быть с вами откровенным, леди Файтер, вы же, очевидно, многое знаете или догадываетесь.

— Слушаю вас, ваше высочество.

— Я хотел бы извиниться, в моем поступки не было чести, — сказал он, глядя прямо мне в глаза, будто бросая вызов.

— Неужели? В своем королевстве вы вольны делать все, что захотите, — на этот раз яд моих слов задел его. Плохо, Элайв, очень плохо! Похоже, Антарес передала мне не только древние знания...

— Зря вы так строги со мной, леди. Вы усмехаетесь? Можете поверить в искренность моих слов: ваша сестра очень необычная женщина, и я... — звучало очень похоже на оправдания, и принца это разозлило. — Впрочем, довольно.

Я сочла эти слова завершением разговора, и, поклонившись, хотела было уйти, но Эддард властно остановил меня:

— Я вас не отпускал.

Надеюсь, мне удалось выдать презрение на лице за удивление. Формально я фрейлина его матери, и могу не подчиняться принцу, но он похоже, придерживался другой точки зрения. Что ж... Еще раз поклонившись, я любезно переспросила:

— Что-то еще, ваша милость?

— Мы поговорили о вашей сестре, я хотел бы добавить кое-что и о Бертране...

Я даже не стала отвечать, просто ждала продолжения.

— Речь пойдет о моем дорогом, но легкомысленном брате. Его возвращение было столь... Неожиданным.

Меня словно окатили холодной водой. К чему он клонит? Теперь следовало быть осторожнее:

— Ему не приходилось раньше никого спасать?

— Приходилось — он, знаете ли, испытывает непонятную тягу к такого рода приключениям, но никогда прежде он не приглашал спасенных погостить. Может, вы поможете мне отгадать эту загадку: чем вызвано такое радушие принца?

— Если мы вас стесняем, то... Мы с сестрой могли бы... — куда делся весь мой сарказм? Эддард оставил меня без последнего оружия.

— Ну что вы, леди Файтер, вы здесь желанные гости, я всего лишь хочу понять мотивы моего брата. И думаю, вам о них известно больше, чем мне.

— Я не понимаю ваших намеков, ваше высочество.

Эддард глубоко задумался и, даже, кажется, был склонен мне верить:

— Что ж, возможно. Однако мне хотелось бы, чтобы между нами не было никакого недопонимания. Я должен приглядывать за младшим братом, и если ему что-то будет угрожать... Я не буду долго думать, а просто уничтожу источник опасности.

— Я рада, что мы с вами одинаково смотрим на вещи, — холодно ответила я.

— Вот как?.. В таком случае, будем надеяться, что нам не придется это проверять, — кивнув, он развернулся и пошел прочь. Я же оставалась стоять на месте, ожидая, когда он это заметит. Сделав несколько шагов, Эддард обернулся и с удивлением обнаружил, что я все еще здесь.

— В чем дело, леди Файтер?

— Вы не отпускали меня.

По его лицу пробежала улыбка, претендующая на искренность.

— Хм, если бы все мои приказы выполнялись так дословно... — вдоволь повеселившись, он, наконец, махнул рукой. — Вы свободны, леди Файтер.

Я поклонилась в ответ: попробуем играть по его правилам... Для начала.

Антарес

— Ты, верно, скучаешь по возможности колдовать? — спросила Элайв. Ледяные пальцы страха на сердце уже разжимались, и мне нестерпимо хотелось выплеснуть свои эмоции:

— Еще как... Я словно без рук, — с жаром начала я, но тут же осеклась — вопрос, на который я не получила ответа в начале, снова всплыл в моих мыслях и я вторично задала его своей спасительнице. — Кстати о магии, как ты нашла меня?

Элайв помедлила:

— Сама не знаю. Я услышала твой голос, который просил о помощи. Я думала, что ты где-то рядом, но обнаружила тебя на другом конце замка... Странно, правда?

Я кивнула:

— Да, очень странно...

И не просто странно, а даже можно сказать, что и невероятно. Или Элайв становится ясновидящей — чего я бы очень не хотела, такие колдуньи дорого платят за свой редкий талант, прежде всего, собственным разумом, а иногда и жизнью, вернее, ее продолжительностью. Живут такие ведьмы, обремененные знанием, недоступным простым людям, обычно недолго. А в здравом рассудке — и того меньше.

Такой судьбы для своей ученицы я определенно не хотела, ни за что! Смотреть, как Элайв медленно сходит с ума от видений и миллионов нахлынувших чужих судеб, а потом так же по крупице, как и рассудок, теряет жизнь?

Ну нет уж, на это я спокойно смотреть не намерена! Хотя… слишком самонадеянные заявления — что бы я, интересно, смогла в таком случае сделать, тем более, без магии? С даром, за малым исключением, ничего поделать нельзя. Это не игрушка, его не спрятать и не отнять… Можно только передать силы, знания или умения — но сам дар, эта глубинная искра, навсегда останется при своем хозяине, как ни старайся от него избавиться. Его не сотрешь из памяти, не потеряешь, точно ненужную или полузабытую вещицу, дар, особенно такой опасный — ведьминский, колдовской, страшный — тем более. Он будет терзать тебя вечно, как незаживающая, гноящаяся рана, которую невозможно ни залечить, ни спрятать, остается только свыкнуться с существованием этой боли, набравшись терпения и сил для того, чтобы ее нести…

Перед глазами настойчиво замаячил призрак постаревшей, худой, точно скелет, Элайв. Всклокоченные, седые волосы падали на глаза, но не могли скрыть их устрашающей бесцветности, и, казалось, несовместимого с нею безумного блеска. Скрюченные пальцы старухи тянулись к моему животу. Я вздрогнула. Щелк! Видение переменилось. Теперь Эл была мертва, и я была уверена, что никакой магией не смогу ее воскресить, у меня просто не хватит на это сил…

Руки задрожали, перед глазами все поплыло… так, Антарес, спокойно — Элайв жива, с ней все в порядке, никто умирать не собирается… по крайней мере, пока. В любом случае, следует отбросить прочь эти глупые и совершенно не обоснованные здравым смыслом страхи. Или может быть, все не так плачевно? Может быть, это я просто чего-то не знаю? Нужно прекратить панику и начать рассуждать здраво.

Во-первых, доподлинно неизвестно, пробудился ли у нее дар ясновидящей — возможно то, что она услышала мой мысленный призыв о помощи, просто совпадение… Всего лишь случайность. По крайней мере, мне бы хотелось в это верить…

Во-вторых, даже если ее тревога была магического свойства, и она действительно слышала меня саму, и это не были продиктованные интуицией спонтанные решения, то… возможно, есть другая причина, менее ужасная и губительная? Отчего еще, кроме таланта к ясновидению, Элайв Файтер могла узнать мои мысли? Неужели есть что-то такое, что нас связывает на магическом уровне? Память услужливо предоставила подсказку, но… Ответ был столь же прост, сколь и невозможен.

Обряд Верности…

Не в нем ли все дело? Я принялась лихорадочно соображать. Клятва разрушена, логично предположить, что и связи никакой нет, однако… Что, если это не так?

Ведь, если предположить, что предательство Элайв было искуплено, или заслужило прощение, или, в конце концов, было невольным… не значило ли это, что действие обряда сохранилось… хорошо, пусть даже и частично?

Но в таком случае, почему она может слышать мои мысли, а я ее — нет?

Ведь по идее, если моя теория верна, действие должно быть двусторонним…

И снова ответ пришел пугающе быстро, точно мне его кто-то нашептывал — я же лишена магии, абсолютно и окончательно… хотя и не бесповоротно. То есть, получалось, что, пока я бессильна в плане магии, связь может работать только в одну сторону — в экстренных ситуациях Элайв может слышать мои мысли, я ее нет. Но, пока у меня не было доказательств, все это могло оставаться лишь предположениями, хотя и не лишенными некоторых логичных оснований. Без сомнения, нужно бы поподробнее поговорить об этом с Элайв, а потом уже делать какие-то выводы. Но первоначальный ужас все же немного отступил.

В дверь негромко постучали — я подумала, что это вернулась ученица, видимо, по врожденной деликатности заведшая привычку покидать меня, стоит мне только погрузиться в собственные мысли.

Я радостно — облегчение, видимо, придало мне сил — крикнула:

— Ну, входи же скорее, Э… —

И осеклась. Дверь распахнулась, но на пороге стояла вовсе не ученица, а… принц Эддард. Вот кого я меньше всего ожидала увидеть… Отшатнувшись, я отступила на пару шагов — ноги были абсолютно ватные, и, хвала судьбе, опустилась в кресло, так кстати подвернувшееся мне на пути:

— Простите, Ваше высочество, за мой неподобающий вид… мне просто стало нехорошо, — принялась оправдываться я, пытаясь побороть неловкость.

— Я понимаю, Анна, — проговорил он четко и холодно. — Вы можете сидеть в моем присутствии…

— О, право же…

— … тем более, я пришел к вам, чтобы встретиться… неофициально, — закончил он.

Этого еще не хватало!

— У нас уже была неофициальная встреча… — не удержавшись, язвительно пробормотала я, а вслух заметила:

— Слишком большая честь для меня, ваше высочество.

Ох, не стоило, не стоило мне этого говорить… То ли этот дьявол во плоти обладает поистине кошачьим слухом и услышал мою первую реплику, то ли вообще каждая фраза, произнесенная мною, вызывает у него агрессию и злость? Не знаю. Во всяком случае, Эддард побледнел, как полотно и замер, напряженно вглядываясь в мое лицо. Что, интересно, он хотел в нем увидеть? Страх? Покорность, или, может быть, обожание? Насчет первого я не уверена, а вот второго, и тем более, третьего, там не было и быть никогда не могло…

— Не в вашей власти решать, что для вас с моей стороны честь, а что не является честью, — кое-как справившись с эмоциями, выдавил он.

Я кивнула:

— Здесь, в этом королевстве, где я являюсь гостьей, милосердно принятой при дворе, вообще нет моей власти, не так ли? — чувствуя всю ту же безрассудную смелость (или смелое безрассудство?), протянула я.

— Разве что над моим разумом, Анна, — глядя в сторону, ничего не выражающим, бесцветным тоном произнес принц.

Я похолодела:

— Простите?.. Я, вероятно…

— Нет, вы не ослышались.

— И зачем же ваш разум привел вас сюда? — пытаясь как-то уйти от затронутой опасной темы, прошептала я, избегая его взгляда. Увы, напрасно!

— Я хотел принести вам свои извинения.

— В этом нет нужды.

— Для вас — возможно, но не для меня.

— Отчего же? Если вы благородно думаете, что обошлись со мной не так, как подобает…

— Вовсе нет.

— Вот как?

Наглости принца, оказывается, тоже можно было б позавидовать, так же, как и умению наводить ужас.

Я, не таясь, отвернулась, в очередной раз наплевав на все правила приличия. В конце концов, высокородный принц тоже перешел все мыслимые и немыслимые пределы и нормы — отчего же и мне не сыграть по его правилам? Думаю, это будет всего лишь справедливо, хотя не уверена, что его высочество правильно это воспримет.

Однако горящий взгляд Эддарда обошел все мои ухищрения, — он практически ощутимо жег меня, несмотря на все старания с ним не встречаться, и мне было ощутимо некомфортно. Только бы не закончилось, как в прошлый раз, молила я бога, дьявола и всех, кому только приходило в голову — повторения тогдашней ситуации я бы определенно не вынесла. Да и вряд ли Эл в очередной раз придет ко мне на помощь — она взвинчена и вряд ли обратит внимание на таинственные вопли Антарес, звучащие у нее в голове — конечно, при условии, что моя теория верна, и они все же существуют. Особого повода волноваться за меня тоже нет — мы виделись всего несколько минут назад…

Нет, я была совершенно уверена — Эл не придет. А это значило, что мне придется выходить из ситуации самой, и выходить, что немаловажно, по возможности в неприкосновенности сохранив собственные честь и достоинство. Есть ли они у ведьмы? О, не сомневайтесь — в избытке. Хотя они и несколько отличаются от общепринятых. Ситуация представлялась мне откровенно непростой, более того, я совсем не представляла, как мне себя вести с принцем, но, понадеявшись на то, что все получится само собой, глубоко вдохнула, как перед погружением в воду, и повернулась к нему. Уставившись в пол и не отбрасывая падающие на лицо локоны, я тихо, но внятно проговорила:

— Так чего же вы хотите, позвольте узнать? Если вы не считаете себя виноватым передо мною, что, разумеется, абсолютно неважно — каждый сам судья собственной душе, чего вы добиваетесь, ваше высочество?

— Вы забываетесь, Анна! — вспылил он. Глаза загорелись еще более очевидным блеском ярости.

— Не в большей степени, чем вы, — холодно отпарировала я, с удовольствием ощущая, как былое самообладание по каплям возвращается ко мне.

Эддард опешил:

— Я вовсе…

— Я вам не простолюдинка, ваше высочество, обращаться со мной, точно с грязью на ваших сапогах, непозволительно. В конце концов, понятия чести и благородства мне известны не понаслышке. Кроме того, я ношу под сердцем дитя, ваше высочество, бремя материнства — тяжелая ноша, а вы обращаетесь с ней так пренебрежительно…

— Но…

Я не слушала, продолжая отчитывать свои коленки:

— И помимо всего прочего. Я недавно потеряла мужа. Он. Погиб. Защищая. Нас, — медленно отчеканила я, получая особое наслаждение от последнего, не совсем справедливого упрека. — А вы, преследуя меня, проявляете такое неуважение к его памяти!

Эддард молчал, тоже изучая что-то на натертом до зеркального блеска полу. Я подождала пару секунд, дожидаясь ответной реплики, но затем продолжила:

— Я бы с радостью покинула Ферлиберт, принц, тем более, зная, что причиняю вам некоторые… неудобства, — при этих словах Эддард вскинул голову, явно собираясь протестовать, но я жестом остановила его. — Только бесконечная благодарность вашему брату, принцу Бертрану, да и что скрывать, его некая привязанность к моей сестре, которую вы наверняка имели возможность заметить, только эти причины и удерживают меня здесь. Простите меня за некую вольность, и может быть, даже грубость, но, ваше высочество, я не имею цели обманывать вас, и, тем более, подавать вам какие либо надежды.

Я выдохнула, и ощутила, что, вместе с воздухом из моих легких, из сердца нежданно-негаданно куда-то испарилась и смелость. Более того, я вся сжалась и постаралась утонуть в кресле, едва заметив, как побледнел Эддард и как гневно раздуваются его ноздри.

— О, я понял вас, леди Файтер, — начал он с угрозой, подходя на шаг ближе, — я очень хорошо вас понял…

Я взмолилась, разом севшим, вероятно, от страха, голосом:

— Ваше высочество, умоляю вас, вы слышите, я вас умоляю — будьте благоразумны!

— А если я не желаю быть благоразумным? — заметил он.

— Будьте благородны сердцем, если даже разум вам этого не позволяет! — почти крикнула я, с каждой секундой все больше пугаясь, чувствуя себя смелой птичкой в пасти у хищника, которая все еще не верит, что пропала. — Дайте возможность мне чтить вас за вашу справедливость… Ну или хотя бы милосердие.

Эддард взглянул на меня со странной, жестокой улыбкой, развернулся на каблуках и стремительно скрылся, хлопнув дверью.

Но не успела я как следует прийти в себя, как в дверь яростно забарабанили. Разумеется, после визита принца, я заблаговременно задвинула засов, и открывать двери первому встречному не собиралась.

— Кто там?!

— Я, Элайв! — прорыдали из-за двери. — Антарес, ради бога, умоляю — открой!

Ради бога? Это что-то новенькое… Да и голос… Странный какой-то.

— Что прои…? — хотела спросить я, отпирая дверь, но тут ученица предстала передо мной воочию, и все вопросы отошли на второй план.

По бледным щекам девушки струились настоящие потоки слез, так что даже пряди волос, выбившиеся из прически, намокли и прилипли к коже. Я испуганно попятилась:

— Элайв… Что… что произошло?

Из ее груди вырвался лишь горестный вопль. Изрядно обеспокоенная, я неуклюже приобняла ее за плечи, и проводила до крошечного диванчика, на который она повалилась, точно подрубленное дерево, едва добредя. И я ничего не могла от нее добиться — только спина вздрагивала, да судорожные рыдания новыми и новыми потоками обрушивались на тишину комнаты. Мне удалось разобрать только отдельные слова, иногда прорывающиеся сквозь этот сумбур.

— Он… С ней! А она! А я… А он ее… Улыбается!!! Прокляну… Сбегу… не стану…

И снова, и снова захлебываясь в этих бесконечных слезах, она не могла успокоиться. А я все гадала, баюкая бедную, дрожащую девочку в своих объятиях, кто такие «Он» и «Она».

Признаться, у меня было одно, очень нехорошее подозрение…

Элайв Файтер

Королевский сад Фернеолов был гораздо меньше, чем у Тирионов, но при этом было в нем что-то привлекательное... Старые деревья, лениво шелестящие ветвями на ветру, прекрасные цветники, услаждающие не только глаз, но и обоняние, пение птиц... Я готова была поверить, что нахожусь в раю, если бы не знала, что никогда не попаду туда. Былая нервозность начала пропадать, растворяться в окружающей гармонии. Для полного счастья не хватало только ощущения тяжелой стали в руке и Бертрана где-нибудь неподалеку...

Сегодня кто-то наверху благоволил мне: стоило подумать о юном принце, как я увидела его приближающуюся фигуру. Странно... Что он делает здесь в такой час? Неужели отец, наконец, позволил ему передохнуть?.. Впрочем, какая разница, я так давно его не видела!

— Ваше высочество, — с улыбкой позвала я, как только он приблизился.

Юноша был удивлен этой неожиданной встрече:

— Элайв! Что ты здесь делаешь?

— А разве фрейлинам запрещено гулять вечером в саду?

— Нет, но... — он устало потер лоб и растерянно улыбнулся. — Прости. Я так устал...

— Это заметно, — его поникший вид внушал мне беспокойство. — Когда ты последний раз спал? — спросила я, усадив его рядом с собой.

— Сегодня у меня было пару часов для отдыха, но Эддард не захотел ничего слушать, я должен был сопровождать его, чтобы...

— Пообещай, что сегодня ты выспишься.

— Исключено, сегодня ночью я должен разобраться в документах, которые дал мне отец...

— Бертран, так нельзя, — я взяла его за руку и заглянула в глаза. — Уверена, бумаги могут подождать.

Он рассеянно кивнул, кажется, не очень поняв смысл моих слов. Его терзала какая-то мысль, которую он хотел высказать, но почему-то не мог.

— В чем дело, милорд? Что-то случилось?

— Нет, ничего. Я так скучал по тебе... Когда, наконец, все это закончится, обещаю, мы проведем несколько дней только вдвоем, как прежде.

— Конечно. А сейчас не лучше ли тебе отправиться обратно в замок и отдохнуть несколько часов?

— Да, только... У меня здесь одно дело... Точнее, встреча.

Вот оно что... Теперь все ясно.

— Понимаю. Не буду тебе мешать.

— Спасибо.

Он выглядел таким усталым и несчастным, что я не удержалась и на прощание поцеловала его в лоб — ответом мне была благодарная улыбка.

До замка было не так уж далеко, но что там делать? Антарес отдыхает, и я не хочу ей мешать, а остальных обитателей родового гнезда Фернеолов мне не так уж сильно хотелось видеть. Не спеша прогулявшись по окрестностям, я вновь вернулась в сад, только с другой стороны. Если Бертран закончил свою таинственную встречу, мы могли бы поговорить еще немного...

Я издали услышала голоса: низкий, мерный — принца и высокий, мелодичный — какой-то девушки, что разговаривала с ним. Мне не хотелось подслушивать, но разговор велся на повышенных тонах, и у меня просто не было другого выхода.

— Почему ты не писал мне, Бертран? Ты же обещал!

— Моя сестра... Она не давала мне времени ни на что, кроме своих развлечений. Ты же знаешь Катриону!

— Это верно. Однако не оправдывает тебя.

— Послушай, мы должны поговорить...

Они называют друг друга на \"ты\", что бы это могло значить? Это все было так странно... В любой другой ситуации я бы просто удалилась и потом спросила принца об этом, но сейчас что-то заставило меня подойти к ним.

— Добрый вечер, леди, ваше высочество... Не представите меня своей очаровательной спутнице?

Девушке явно не нравилось, что я прервала их, но она старалась изобразить любезность. Бертран же растерянно переводил взгляд с нее на меня, но потом взял себя в руки, и, откашлявшись, представил нас:

— Леди Элайв из дома Файтеров, имею честь вам представить леди Фелицию из дома Трентов.

— Вы, должно быть, одна из сестер, спасенных его высочеством? — ее взгляд потеплел, но дружелюбнее не стал.

— Именно, леди Трент.

— Должно быть, вы очень рады, что на вашем пути встретился такой благородный рыцарь, как наш Берти...

Берти?.. Надеюсь, она его родственница, или что-то в этом роде, потому что...

— Фелиция! — тихо, но строго сказал Бертран, пытаясь ее приструнить.

— А что такого я сказала? Разве не может невеста звать своего любимого так, как ей хочется? Вы согласны со мной, леди Файтер? — она протянула принцу руку, которую он неуверенно принял.

Я отрешенно наблюдала за происходящим, не в силах поверить, что это происходит на самом деле. Я только и могла, что смотреть на их руки, пытаясь понять, что здесь творится. Неужели они...

С трудом вернув самообладание, я посмотрела на девушку:

— Разумеется, может. Простите, я не знала, что вы с принцем обручены.

— Разве он не сказал вам? Ох, впрочем, здесь нет ничего удивительного, Берти такой стеснительный...

Если она еще раз назовет его Берти, клянусь, это будут ее последние слова в человеческом обличье! Я чувствовала на себе взгляд юноши, но пересекаться с ним не решалась. Вообще лучше убираться отсюда, пока здесь ничего не загорелось или еще хуже...

— В таком случае, прошу меня извинить, — улыбнулась я девушке. Впрочем, вряд ли улыбка вышла приятной, — не буду вам мешать, — и слегка кивнув, я кинулась прочь.

Я слышала, что она что-то сказала ему, но что именно не разобрала — в ушах шумело, а в голове пульсировала только одна мысль: \"Какого черта здесь только что произошло?\"

От былого спокойствия не осталось и следа. Руки сотней иголочек колола магия, грозя вырваться на первую подходящую жертву. Неужели это все — правда? Он обручен с ней?! Тогда как же... Это все было обманом? Нет, не может быть! Мы несколько месяцев были... Я думала, что знаю Бертрана, но теперь сомневалась в этом. Все это время у него была невеста! Все! Это! Время! А как же я? О, как я глупа! Я поверила ему... Этому высокородному болвану! Я же знала, до последнего знала, что это не закончится добром! Но нет... Будь оно все проклято! Трижды проклято!

Боже, в каком унизительном положении я оказалась! И благодаря кому? Бертрану, которому я верила, которого любила... И люблю, и знаю, что не смогу в одну минуту перечеркнуть все, что было, но он! Он смог!

— Элайв! — я услышала за спиной тяжелые шаги и голос принца.

— Нет, Бертран, довольно!

— Выслушай меня, пожалуйста!

Что ты на этот раз мне скажешь?! Что ты сожалеешь?! Как бы не так!

— Я не хочу вас видеть, ваше высочество.

— Эл, всего два слова!

Я резко остановилась и зло прошипела:

— Эл?! Не прикажешь ли ты и мне называть тебя Берти?! — Тьфу, как противно! — Отныне я для тебя леди Файтер. Не смей даже имени моего произносить!

— Хорошо, только выслушай меня!

Что ж, пусть выскажется. Только пусть выбирает слова и не пугается, если край его плаща внезапно загорится.

— У тебя минута. Слушаю.

— Элайв... То есть, леди Файтер, вы не так все поняли!

Я не смогла удержаться от смеха:

— Не так поняла?! Как это вообще можно понять?!

— Мы с ней обручены, это правда. Но это ничего не значит.

— Неужели? Может и те несколько месяцев, что мы провели вместе, для тебя ничего не значат?

— Пожалуйста, дай мне объясниться... Мы обручены, но это было до того, как мы с тобой познакомились. Задолго до того. Фелиция только сегодня вернулась ко двору, и я собирался сказать ей, что разрываю нашу помолвку.

— Почему же не сказал?

— Не успел, — пожал плечами он.

Звучало весьма убедительно и логично, но...

— Объясни тогда, почему ты не сказал мне обо всем раньше? Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Я не хотел расстраивать тебя...

— А сейчас, конечно, я совсем не расстроилась! Бертран, с твоей стороны это...

— Низко, знаю.

— Прекрасно, — его слова ничуть не успокоили меня, но кричать я больше не могла. — Не хочешь ли ты в таком случае рассказать мне еще о чем-нибудь? Сейчас самое время. Может, ты уже обзавелся бастардом или даже несколькими?

— Элайв! Как ты можешь...

— Могу, ваше высочество, очень даже могу! А почему бы и нет? Что я о тебе знаю? Чему я теперь могу верить?

Он был растерян и смущен до предела. Вечерние блики играли на его лице, напомнив мне о том вечере в трактире перед нашим приездом в столицу... И это тоже было ложью? Неужели и тогда он... Я почувствовала, как слезы поступают к глазам, но не могла позволить им пролиться. В этот раз он их не увидит.

— Я не могу уйти, — сказала я тихо. — Я должна быть с Антарес, пока ребенок не появится на свет, но потом... Клянусь, что не буду злоупотреблять вашим гостеприимством дольше, чем требуется, ваше высочество.

— Элайв, прошу тебя... — он протянул руку, но я отпрыгнула.

— Не смей меня трогать! Между нами все кончено, — и резко развернувшись, я кинулась прочь, едва различая путь. Слезы вот-вот грозили перейти в бурные рыдания, и я ничего так не хотела, как поскорее убраться отсюда.

Антарес

И наступили томительные, мрачные дни. Мне большого труда стоило не начать бродить по хитроумным переплетениям дворцовых коридоров, томно вздыхая. Тоска, казалось, прочно поселилась у меня то ли в сердце, то ли в разуме — в любом случае, обосновалась она во мне надежно — да и неудивительно, когда даже парой фраз обменяться не с кем.

И мне приходилось молчать, упорно, каждодневно, хотя и не по своей воле. Дело в том, что при дворе Фернеолов знакомств я не заводила, по сути, оказавшись сейчас на месте Катрионы — еще бы, чужестранка, неизвестно откуда появившаяся. Вот только беда в том, что королевой я не была.

А Элайв… Элайв было не до разговоров. После того, как она слегка успокоилась, и обрела возможность внятно говорить, она сказала лишь:

— Прости, Антарес, мне нужно сейчас побыть в одиночестве, и немного… подумать.

Только я ее и видела.

Разумеется, мне только и оставалось, что попытаться найти Бертрана и выяснить у него подробности их с Эл ссоры. Возможно, это и было абсолютно неприличным, и даже вульгарным — вмешиваться в чужие отношения, но, признаться, иначе я не могла.

Во-первых, скорее всего, в ожидании собственного ребенка во мне явно проснулся материнский инстинкт, за неимением другого объекта, изливающегося на Эл. Что, в конце концов, логично — ведьма-наставница зачастую становится своей ученице кем-то вроде матери. И, разумеется, разве я могла оставить без внимания обиду, которую ей нанесли?

Я, конечно, иронизирую, но, по сути, все так и было… по крайней мере, в общих деталях.

И, кроме того, мне вспомнился наш с Бертраном памятный разговор около костра — точнее, одна его фраза, еще тогда показавшаяся мне достаточно странной:

\"— Если бы… на месте тебя и короля… Были я и она… Элайв поступила бы так же?\"

Нет, определенно, пришло время мне задавать вопросы, ваше высочество. Причинять боль близким мне людям — нет, не так, Элайв вообще у меня одна осталась на всем белом свете, кроме не рожденного еще ребенка — причинять боль близкому мне человеку я ни за что не позволю. Хотя… основываться только на собственных домыслах было бы на редкость глупо — даже несмотря на то, что мне свойственна некая тяга к необдуманным поступкам.

А так как Эл меня совершенно определенно избегала, оставался только один человек, хоть как-то способный прояснить ситуацию.

Я точно знала, что мне непременно следовало найти Бертрана и хотя бы поговорить с ним, но как это сделать? Дворцовый этикет не позволяет просто так пойти к принцу для того, чтобы поговорить на различные милые и приятные темы, да и кроме того, судя по постному лицу Элайв до их ссоры, принц в последнее время не мог найти времени даже для нее.

Возможно, я ошибаюсь, но тут явно было что-то нечисто, возможно даже, что королева, заподозрившая младшего сына в… нежелательных отношениях, специально поручила ему кучу дел. В таком случае, задача отыскать его представлялась попросту невыполнимой. Впрочем, попытаться в любом случае следовало.

Я вышла из своей комнаты и бесцельно побрела куда-то. Кажется, спустилась по лестнице… перед глазами мелькали бесконечные ряды дверей, переходов, коридоров… Казалось, замок Фернеолов каким-то невероятным образом расширился, разросся до размеров государства.

Помимо всего прочего, кажется, я заблудилась. Этого еще не хватало!

Да, совершенно точно, я совсем не знаю, куда идти… И зал этот мне совсем незнаком… Что же делать? С дикими воплями: «помогите, беременная ведьма потерялась» напролом броситься через анфиладу залов, в надежде наткнуться на живую душу, способную вывести меня из этого Лабиринта? Неплохая идея…

Да вот только бы Минотавра не встретить… Я поежилась.

К счастью, судьба сегодня была ко мне благосклонна — бегать и вопить мне не пришлось. Вдалеке, в нескольких метрах от меня, я заметила знакомую спину. Оглядевшись, убедилась, что рядом никого нет, я решилась ее, спину в смысле, окликнуть:

— Ваше Высочество! Бертран! Подождите, — крикнула я, что было сил. Однако, против ожидания, принц оглянулся, замер… и неожиданно перешел на бег. В противоположную от меня сторону. И почему я не удивлена?

Я замерла, а потом бросилась следом:

— Ваше высочество! Постойте… Подождите…

Воздух в легких до обидного быстро заканчивался. Так, похоже, бегать мне уже нельзя… ну, или, во всяком случае, довольно тяжело.

— Да стой же ты… Бертран!

Напрасно. Гадкий мальчишка! Что за неуважение к старой беременной женщине?! У меня сейчас, простите за натурализм, от быстрого бега все внутренние органы наружу выпадут…

— Ах… мне плохо, — запричитала я, картинно взмахнув руками, но не торопясь, впрочем, падать, а безобидно сползая по удачно случившейся рядом стенке.

Как я и ожидала, благородство в принце победило страх — а с чего бы ему меня бояться, позвольте узнать? — и он тремя огромными шагами преодолел разделяющее нас расстояние. Едва он склонился над моим якобы бездыханным телом — наивный! — я цепко ухватила его за рукав.

— Анна… что вы делаете?! — глядя в сторону, наверное, пряча виноватые, бессовестные глаза, нерешительно проблеял Бертран.

— Хочу поговорить с вами, ваше высочество, — нагло заявила я, резко поднимаясь на ноги, а то какая-то двусмысленная поза получается, в самом-то деле. — Вы, разумеется, догадываетесь, о чем?

— Не имею ни малейшего представления, — врущим голосом заявил Бертран.

— Неужели?

— Именно так.

— Так я вам объясню…

— Извольте.

— Я пришла поговорить… об Элайв… — сказала я, внимательно изучая его лицо. Я была готова поклясться, что на секунду его исказила легкая судорога.

— По-моему, вы никуда не шли, Анна, а попросту встретили меня в коридоре, — пробормотал он, натянуто улыбнувшись.

Я заверещала:

— Что у вас произошло, ради бога?!

Тот в долгу не остался:

— А к чему этот допрос?!

— Я хочу знать!

— Откуда вы вообще знаете, что мы поссорились?

Зверь попался в сети. Я мягко и вкрадчиво спросила:

— А вы снова поссорились?

Бертран побледнел:

— Нет, что вы… вы не так поняли… Словом, да, мы поссорились, — со вздохом завершил он.

— По поводу?

Новый вздох последовал незамедлительно, и он был еще горше, чем первый:

— По поводу моей невесты, Фелиции.

Вот это новости… Впрочем, нечто подобное я подозревала, слушая бессвязные фразы Эл, когда она пришла ко мне, совершенно убитая. Стоит ли описывать мои чувства по этому поводу? Хотелось бы надеяться, что хотя бы на лице ничего не отразилось. Я замерла, точно статуя. Бертран, видя это, видимо, испугался еще больше, и принялся что-то втолковывать мне срывающимся голосом, но и без того до моего сознания долетали лишь жалкие обрывки фраз:

— Понимаете, я хотел разорвать нашу помолвку… не успел… ничего не сказал ни Фелиции, ни Элайв… боялся… А когда хотел сказать все своей невесте… она увидела нас вместе… и… — он безнадежно махнул рукой.

Я разлепила губы:

— Допустим, я тебе верю… допустим даже, что и понимаю…Но вот скажи мне, Бертран — тебя все это время не было рядом с Элайв. Ты был с ней, своей невестой?

Я молча ждала ответа, готовая раскричаться — и плевать мне, что неподалеку люди.

Но принц меня снова удивил.

— Что вы, Анна, неужели вы думаете, что я настолько подл? — искренне удивился Бертран.

Странно, похоже, ему можно верить… Во всяком случае, внешне уже не похоже, будто он лжет. Как жаль, что у меня нет магии, и я не могу заглянуть в его мысли! Но внешне… внешне непохоже… Так какова вероятность, что принц говорит правду? Ничтожна, если верить Элайв, и довольно высока, если верить самой себе.

С другой стороны, Эл так ничего толком мне не объяснила, просто выплакала собственную обиду и боль, и скрылась… Хотя и в путаной речи ее непутевого принца связности маловато, все же картина их ссоры складывалась, и причем довольно логичная.

В самом деле, Элайв может быть необъективна? Еще как. Они только недавно помирились, а тут новый удар в лице этой… Фелиции. И плевать, что эта глупая курица сама ни в чем не разобралась, повиснув, как кошка, на своем «женихе» — сама Элайв наверняка не выслушала объяснений.

— Вы мне не верите?

Если б ты еще и объяснял чуточку внятнее…

— Теперь уже и не знаю, ваше высочество, — помедлив, ответила я, но, увидев, как его брови страдальчески изогнулись, поправилась. — Разумеется, я вам верю. Но скажите, в таком случае, где же вы были?

Лукавая улыбка скользнула по его губам:

— О, я исполнял очень важное поручение, правда, не совсем типичное для принца.

— Как интересно, и какое же?

— А вы не догадываетесь? — видно было, что его просто распирает от желания выдать мне свою тайну. Сымитировав интерес, я вопросительно взглянула на него, но, кажется, принц меня раскусил — лицо его снова обиженно вытянулось.

— Нет, ваше высочество.

Он отмахнулся.

— Да перестаньте вы уже, Анна… «Ваше высочество»… Все равно нас никто не слышит, к чему эти церемонии? Нет, я просто поверить не могу, что вы не знаете! Весь двор об этом говорит!

Я пожала плечами:

— Не имею привычки слушать сплетни. Этого мне и при дворе Тирионов хватило. Так в чем дело, что именно обсуждают ваши глупые и ветреные придворные, которым вечно не хватает тем для разговоров?

Принц прищурился:

— Неужели вы и в самом деле не осведомлены? Ни капельки?

Он определенно издевается!

— Да говорите уже, Бертран! — не выдержала я. — Опасно дразнить любопытство женщины, знаете ли.

Он развел руками.

— Прошу прощения, Анна. Думаю, ничего страшного не произойдет, если я вам скажу — тем более, все начнется с минуты на минуту…

— Что, что начнется, в конце концов?

Он заговорщицки наклонился ко мне и прошептал:

— Мой брат сегодня знакомится со своей невестой!

Я задохнулась:

— Ваш брат… что?!

— Ну да, да! Я сам не ожидал, но матушка настояла, — весело проговорил Бертран, и кажется, заразил своим настроением и меня. Я буквально почувствовала, как у меня заблестели глаза, честное слово!

— И невеста приезжает с минуты на минуту, — продолжал он, а я едва удержалась, чтобы не обнять его и не расцеловать.

— Ваш брат женится! Подумать только! — воскликнула я. — О, прошу вас, Бертран, идемте скорее! Я так боюсь пропустить это волнующее зрелище!

И я настолько быстро, насколько это позволяли приличия, бросилась вслед за принцем. Сквозь стук собственных каблуков я разобрала его недоуменную фразу:

— Конечно, приятно, когда кто-то так радуется семейному счастью… Однако тут определенно есть над чем подумать…

Ни за что не додумаешься, мой юный друг — возможно, это и к лучшему.

Прием, оказанный новоявленной невесте принца Эддарда, был действительно пышным. Всех придворных собрали в парадной зале дворца, там же присутствовала и вся монаршая семья — за вычетом Катрионы, разумеется.

Придворные тихо переговаривались, а Эддард, за которым я исподтишка наблюдала — стараясь, впрочем, не попадаться ему на глаза — заметно нервничал. Взгляд королевы Маргери то и дело останавливался на мне — неужели ищет поддержки?

Наконец, после четверти часа томительного ожидания герольд провозгласил:

— Прибыла леди Беатрис Эллиот!

Двери открылись… сотни глаз устремились на открывшийся проем…

Там стояла маленькая, хрупкая девочка лет пятнадцати. В пятне света она сильно выделялась — яркая корона огненных волос, венчающая изящную головку, сияла и переливалась, точно изготовленная из чистого золота.

Я понадеялась, что это камеристка, но моим надеждам не суждено было сбыться — девочка двинулась вперед, прямо по направлению к Эддарду. Начался обычный церемониал, за которым я очень скоро перестала следить — мои мысли были заняты другим.

Думаю, следует попросить Элайв сварить дурманящий разум настой, вроде того, каким она поила Бертрана, чтобы внушить ему воспоминания о поддельной леди Элизе… Настоящих приворотов магия не знает, ей не дано заместить любовь, высшую силу, двигающую миром, но этот способ может сработать. Опоить этим зельем Эддарда и внушить ему бесконечную симпатию к леди Беатрис — дело не только нужное, но и предельно необходимое.

Разве может бедная девочка всю жизнь жить с таким страшным человеком, как принц Эддард, без любви? Это же самый настоящий ад — и я сделаю все, от меня зависящее, чтобы этого не допустить…

Снедаемая противоречивыми мыслями, я отправилась в свою комнату, чувствуя, впрочем, как затылок мне жжет чей-то недружелюбный взгляд.

Поплутав по коридорам минут десять, я очутилась в своей комнате, едва сдержавшись, чтоб со стоном не повалиться на кровать и не умереть прямо там — пережитые эмоции, от эйфории до глубочайшего разочарования, давали о себе знать: ноги буквально подкашивались.

И вдруг я заметила на одной из подушек запечатанный конверт. Недоумевая, сломала сургуч, на котором не было ни единого оттиска, и вытащила записку.

Вот что в ней значилось:

Антарес,

То, что ты так печешься о счастье наследника престола, безусловно, прекрасно и достойно уважения, но это было бы так, если бы ты не заботилась, прежде всего, о собственном спокойствии и благополучии, возможно, нанося вместе с тем огромный вред самому принцу.

Зелье, которое ты подло намереваешься использовать, отнюдь не так невинно и безопасно, как, возможно, тебе рассказала твоя досточтимая сестрица.

Откажись от своих планов — иначе последствия для тебя самой будут крайне печальными. Ты же не хочешь, чтобы кто-то узнал, кто ты на самом деле?

Законы этого королевства так же позволяют сжечь тебя на костре, как и на твоей родине.

Если ты настолько умна, что сумела сбежать от Инквизиции, ты будешь настолько же сообразительной, чтобы ни в коем случае, я повторяю, ни в коем случае, не приближаться и на шаг к наследнику престола и пытаться каким-либо образом его контролировать.

Помни, не пытайся как-нибудь меня обмануть — ты не представляешь, насколько я близко.

Я слежу за каждым твоим шагом, и, в отличие от тебя, владею магией.

Элайв Файтер не сумеет тебя защитить — надеюсь, у тебя хватит ума поверить мне на слово, и не проверять. В конце концов, она только ученица, хотя и очень талантлива.

P.S. Будь бдительна — девчонке грозит большая опасность.

Подписи не было.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 10

Элайв Файтер

Сумев совладать с эмоциями, я ушла от Антарес и старалась больше не попадаться ей на глаза, избегая не только ее, но и принца. Если бы я могла стать на какое-то время невидимкой, я бы с удовольствием воспользовалась этой возможностью, но, увы, такая магия была мне неизвестна… Нет, я понимала, что не должна была бросать Антарес одну, это было неправильно, но... Надеюсь, она сможет меня простить.

Что касается Бертрана, то он еще несколько раз пытался поговорить: приходил ко мне, долго стоял под дверью, но я никогда не открывала и не отзывалась. Кажется, я ясно выразилась: \"между нами все кончено\". Какие слова могут быть менее двусмысленными? Признаться, мне самой не очень-то хотелось в них верить, но... Боюсь, это так. Со временем, конечно, нам придется поговорить, еще раз объясниться, но в этот раз я не хотела прощать. И пусть мне от этого было только хуже, какая разница?.. Все решено окончательно и бесповоротно, и, прошу заметить, решено не мной. Если он не захотел мне доверять, кто может быть в этом виноват кроме него самого?

Но, несмотря на то, что виноват был он, на душе менее паршиво не становилось. Несколько раз я сбегала из замка в ближайший лес, где могла немного восстановиться и даже прийти к мысли, что все не так уж плохо... Действительно, что такого страшного произошло? Ну, поссорились. Бывает. Ну, женится он на другой (теперь у него нет причин отменять помолвку), что с того? Неужели я когда-то серьезно рассчитывала стать его женой?.. И как бы это было?.. Сложно представить. Стать членом королевской семьи? Мне? Очень смешно. А потом? Дети? Нет, это немыслимо и теперь уже невозможно — жаль, что нельзя уйти прямо сейчас... Живое воображение услужливо помогало представить, как мы случайно встретились бы с ним через много лет: он был бы отцом почтенного семейства, лордом, а я... И тут даже воображение отказывало: где я могла бы оказаться?.. Где угодно, только бы не здесь.

Как не хотелось мне убраться подальше от королевского двора, моих обязанностей фрейлины еще никто не отменял. Фернеолы ждали в гости какую-то очень важную особу, и все придворные должны были присутствовать на приеме. Я заняла место у стены, в последних рядах: сделала все, чтобы остаться незамеченной. Как оказалось, этого хотела не я одна.

— Добрый день, дорогая моему сердцу леди Файтер!

— Граф Вернер! Как я рада вас видеть! — и как ни странно, это было правдой: сейчас я испытывала искреннюю симпатию к этому человеку — вынужденное одиночество давало о себе знать.

— Благодарю вас, это взаимно. Как ваша жизнь при дворе Фернеолов?

— Спасибо, все благополучно.

— Неужели? Говорят, между принцем и вами наметился некоторый разлад...

Интересно, откуда он мог это слышать?

— Вы верите слухам? — холодно спросила я.

— Нет, только собственным глазам, чего и вам желаю.

— Простите, Вернер, но это не лучшая тема для разговора.

— Я понимаю, миледи, однако позвольте мне замолвить словечко за Бертрана. У него сейчас, знаете ли, непростой период. От него требуют решений, причем важных, и требуют немедленно.

— О чем вы говорите?

— К сожалению, не могу открыть вам всего, но скажу одно — его высочеству приходится нелегко.

— Может и так, но теперь это меня не касается.

— Понимаю... Вы позволите мне дать вам один дружеский совет?

— Почту за честь принять его.

— Ваша обособленность при дворе скоро начнет вызывать вопросы, поэтому я бы советовал вам завести несколько знакомств. Не уклоняйтесь от своих обязанностей, держитесь поближе к королеве... Я бы очень хотел, чтобы у вас были хоть какие-то связи при дворе. Мало ли что может случиться...

— Но...

Я не успела задать вопрос: в зале появилась та, ради которой мы все собрались, и я была вынуждена замолчать, однако речи графа встревожили меня... Что такого могло случиться, что Вернер советовал мне обрести поддержку в придворных кругах? Чего я не знала?

Прошло несколько дней после прибытия леди Беатрис Эллиот, а двор только о ней и говорил. Девушка очаровала всех и каждого, и это было неудивительно: такая юная, чистая и прекрасная...

Я решила последовать совету Вернера, познакомилась с несколькими фрейлинами, так что теперь, благодаря им, знала, что происходит при дворе. Оказывается, девушка была невестой кронпринца и пользовалась благосклонностью королевы. Интересно, как на эту новость отреагировала Антарес? Впрочем, скоро я смогу об этом узнать. Сегодня я решила расставить все точки над \"и\": поговорить с Бертраном и попросить прощения у наставницы.

Разговор с юношей обещал быть непростым: я собиралась вернуть ему кинжал, подаренный мне после той стычки в лесу... Кажется, что это было так давно, целую вечность назад! Он наверняка не захочет его принимать, так что мне придется убедить его высочество, что это необходимо. Для меня это был не просто красивый жест: я хотела максимально исключить из своей жизни вещи, напоминающие о времени, которое провела с ним. Глупая затея, учитывая, жизнь в его замке, но я чувствовала, что должна сделать хоть что-то.

После полудня, собрав волю в кулак, я направилась к комнате принца, положив в ножны уже полюбившийся клинок. Как это ни смешно, мне легче было оставить Бертрана, чем этот кинжал. Он сослужил мне верную службу, впрочем... Когда-то принц спас мою жизнь, и этот долг мне еще предстоит ему вернуть.

Позволив собственным мыслям занять все мое внимание, я допустила серьезную ошибку. Уже занеся руку для стука, я услышала за дверью грохот и звон стали. Что там происходит? Инстинкты моментально обострились, рука мгновенно оказалась на рукояти клинка. Стоит ли мне входить? Или позвать на помощь?.. Когда внутри все стихло, я поняла: пора.

Я не знала, чего ждать, но то, что я увидела... На полу без сознания лежал поверженный Бертран, рядом — его меч, а над ним стоял рыцарь с оружием в руках. Когда мужчина обернулся, я сразу узнала его: это был один из рыцарей короля по имени Хаген. Он первым оправился от удивления:

— Что вы здесь делаете?

Не ответив, я бросилась к юноше, упав на колени рядом с ним. Принц дышал, хвала небесам! Крови не было видно, однако...

— Что произошло?

— Вам лучше уйти, миледи.

— Что с Бер... С его высочеством? Ответьте, наконец! Вы ранили его?

— Нет. Думаю, он потерял сознание от сильного удара.

— Вашего удара, полагаю? — хотела спросить я ровным голосом, но вместо этого получилось нечто, больше напоминающее рычание.

— Леди Файтер, выслушайте меня. Если вы сейчас уйдете и промолчите о том, что видели, я вас больше никогда не побеспокою. Клянусь.

— Что вы мне предлагаете?! — я подняла с пола меч Бертрана и поднялась на ноги, заслонив собой принца. — Не знаю, за кого вы меня принимаете, но мне известно понятие чести, и я не брошу его высочество в беде.

Рыцарь не верил. Он скользнул по мне оценивающим взглядом и усмехнулся:

— Не слишком ли тяжело это оружие для вас?

— Побеспокойтесь лучше о том, как от этого оружия увернуться.

— Вы что же, собрались со мной биться?

— Да, и не вздумайте бежать.

— Бежать? От женщины? Мне тоже известно понятие чести, миледи, — подумать только, он был искренне оскорблен.

— Неужели? Вы напали на своего сюзерена, и вы говорите о чести?

— Его высочество узнал кое-что, что ему знать не полагалось. А за такие вещи следует платить. Я повторяю, миледи, вы можете уйти, мне не нужна ваша смерть.

— Вы ее и не увидите.

— Пустая бравада вам не к лицу. Вы знаете, кто я?

— Хаген, он же Медведь. Рыцарь короля, один из лучших воинов при дворе Фернеолов.

— Приятно, когда слава идет впереди тебя. И вы все еще полны решимости биться со мной? Ваша смелость и верность достойны восхищения, но... Вы же понимаете, что не победите.

— Мне не нужна победа, мне нужна ваша смерть. И мы не на турнире, Медведь, оставьте свою галантность.

— Что ж, мне будет искренне жаль лишить королевский двор такого украшения...

Рыцарь поднял меч — и бой начался. Хаген вовсе не собирался меня убивать: он хотел напугать зарвавшуюся девчонку, поэтому ему пришлось сильно удивиться, раз за разом отражая мои удары. Спустя несколько минут он понял, что я настроена серьезно, и больше не позволял себе действовать вполсилы. Это решение плохо отразилось на мне: Медведь не зря получил свое прозвище, тяжелые и сильные удары сыпались на меня один за другим, я едва успевала уворачиваться. На моей стороне была ловкость, но на его — сила, и нам предстояло выяснить, какое из этих качеств важнее. Меч был, пожалуй, и правда тяжеловат для меня, поэтому нужно было побыстрее закончить со всем этим, пока я не выдохлась, потому что заставить выдохнуться Хагена казалось нереальным. Кроме того, рыцарь имел место для маневра, мне же отступать было некуда.

Кроме ловкости на моей стороне был психологический фактор: вряд ли рыцарю когда-нибудь приходилось драться с женщиной. Это было ниже его достоинства, он брезговал и наверняка считал, что оскверняет свое оружие этим поступком. Может, поэтому он не успел увернуться, когда кончик моего клинка задел его руку? Это было платой за те царапины, что я уже получила, и не сомневалась, что получу еще. Однако рана разъярила Медведя: теперь он вел схватку не на жизнь, а на смерть. Такой натиск мне не сдержать, и я вынуждена была отступать на то крошечное расстояние, что успела отстоять. Оставалась только бравада:

— Еще не надумали сдаваться?

— Медведь никогда не проигрывает, — и, замахнувшись изо всех сил, он рубанул мечом по моей ноге. К счастью, я успела отскочить, и он не отрубил ее, а лишь сильно задел, порвав платье. Если бы я знала, куда шла... На рыцаре была какая-никакая, но амуниция, а у меня только платье, которое даже от холода не может защитить, не то что от вражеского меча.

Боль в ноге я почувствовала не сразу, но когда она пришла, я поняла, что времени у меня осталось мало. Я продолжала держаться только на ярости и на осознании того, что отступать мне некуда. Меч с каждой минутой казался все тяжелее, и если я не повергну своего врага сейчас, то единственное, что мне останется — являться ему с того света в ночных кошмарах. И Хаген это понимал, он почувствовал свое преимущество, гореть ему в седьмом пекле! Я уже не могла нападать, только обороняться и покорно принимать те удары, что он мне наносил.

Когда я почувствовала, что раненая нога больше не может меня держать, произошло непоправимое: рыцарь ловким движением вышиб меч из моих рук и замахнулся для смертельного удара. Мне удалось увернуться: не без ранения, но сохранив жизнь. Это рассердило Хагена, и он снова занес меч, на этот раз я увидела призрак костлявой в его глазах. Вдруг моя рука на что-то наткнулась... Ножны! Кинжал! Времени на размышления не было, но секунды подыгрывали мне, тянулись мучительно долго, и пока рыцарь опускал клинок, я смогла вонзить лезвие в его незащищенный живот. Он этого не ждал. Хаген стал медленно оседать на пол, а я обернулась, чтобы подобрать меч... Ничего глупее и придумать нельзя: кто же поворачивается спиной к врагу?! И я поплатилась за свою беспечность — резкая боль вдруг пронзила спину. Я развернулась одним резким движением, держа в руках меч. Что-то покатилось по полу... То, что было рыцарем, обезглавленное, шумно упало на пол. Конец. Он мертв!

Когда тело падало, я успела заметить, что кинжала в нем нет... Значит, вот чем он меня... Силы уходили, как песок сквозь пальцы: быстро и безвозвратно. Нет, нельзя! Я не могу потерять сознание. Только не сейчас. Если у Медведя были сообщники, они могут войти, добить меня и убить Бертрана. Но я не продержусь долго... Позвать на помощь? Нельзя! По тем же причинам...

Я стояла на коленях, не в силах ясно мыслить от боли, лишь отсчитывая секунды. Мне оставалось недолго. Что же делать... Вдруг дверь отворилась, на пороге стоял Эддард. Вот оно, спасение!

— Леди Файтер... — выдохнул он пораженно.

Простите, ваше высочество, я сделала все, что могла. Глаза застилала пелена, я уже не видела комнаты, лишь щекой ощущала холод камня и рукоятку меча в руках... Надеюсь, Эддард догадается унести отсюда своего брата: мне не хотелось бы, чтобы придя в сознание, Бертран первым делом увидел бы мое бездыханное тело с кинжалом в спине. Это была последняя мысль перед тем, как черное безмолвие поглотило меня окончательно...

Антарес

Записка, полученная мной от неизвестного, точнее, скорее, всего неизвестной, (мужчины крайне редко владели магией) совершенно лишила меня внутреннего покоя. Получается, что где-то рядом, буквально в шаге от нас, есть сильная ведьма, следящая за каждым нашим шагом… Возможно, даже ясновидящая, или наделенная даром читать мысли.

И, кроме того, меня пугали ее неясные угрозы в адрес Элайв. На первый взгляд, она хотела предупредить об опасности, но… скорее угрожала, чем старалась уберечь.

В общем, было от чего впасть в безотчетную панику.

Но нельзя — мне, помимо всего прочего, нужно думать и о собственном ребенке — как на нем отразятся все эти мои волнения? Но все же я не могла это оставить просто так, и решила не спускать с ученицы глаз.

Легко сказать. У меня появилось стойкое ощущение, что Элайв действительно ввязалась во что-то весьма опасное — на все мои вопросы она отвечала туманно и неохотно — говорила, что мне незачем знать, по крайней мере, пока — она-де еще ни в чем не уверена, но когда появятся точные сведения, она обязательно мне все объяснит.

Вот только что? Меня эта таинственность, признаться, сильно пугала, и я не придумала ничего лучше, чем хотя бы попытаться не выпускать девушку из поля зрения. Жаль, я тогда еще не успела осознать, что если Элайв Файтер задалась какой-то целью, остановить ее будет невозможно. Более того — попросту бесполезно.

Казалось, сама судьба действовала против меня, когда я, движимая плохим предчувствием в очередной безуспешной попытке выяснить, чем все-таки занимается Элайв, наткнулась… ну разумеется, на Минотав… то есть, прошу прощения, на принца Эддарда.

Он шел, казалось, глубоко погруженный в собственные мысли, но… стоило мне оказаться рядом, как он точно живительного эликсира глотнул — руки его, кажется, уже привычно вцепились в мой локоть и рывком притянули к себе.

Мысленно ругая себя за нерасторопность, я лихорадочно соображала, как мне снова выпутываться из щекотливой ситуации. Было совершенно очевидно, что моя прошлая отповедь не произвела на принца ровно никакого впечатления, как ни печально.

— Ваше Высочество… что вы делаете? — почти прошипела я, но…

— Мне необходимо с вами поговорить. Это крайне важно.

Я настороженно взглянула на его бледное, сосредоточенное лицо.

— У меня для вас дурные вести.

Я похолодела.

— Странный способ их сообщать, вы не находите? — нарочито легким тоном спросила я, стараясь не думать о том, какого рода эти «дурные вести». Об этом было попросту страшно думать — казалось, пучина ужаса так и норовит затянуть душу в свои холодные, черные глубины. Было очевидно, что Эддард не лжет — да и зачем?

— Ах, оставьте этот сарказм, Анна, — почти закричал он. — Ваша сестра…

Моя сестра — что?

Я содрогнулась в немом ужасе — казалось, сердце точно в тисках сжалось. Элайв, Элайв, что ты натворила? Ощущая легкое головокружение, я молила ад, молила небеса, кого угодно и что угодно. Пожалуйста, пожалуйста, умоляю вас, скажите, что с ней все в порядке! С ней не может случиться ничего плохого, ведь так?

Неосознанно вцепившись в руки принца, я произнесла замороженным голосом:

— Что с ней? Прошу вас, только не лгите.

— Я…

— Что с Элайв?! — крикнула я что было сил. Можно подумать, если я громко крикну, наваждение рассеется, и этот слепой кошмар тоже растает. Таких чудес не бывает.

Эхо раскололо мой голос, и понесло по коридорам, бесконечно повторяя одно имя — Элайв, Элайв, Элайв…

Мне хотелось верить, что она хотя бы жива… но надежда с каждой секундой слабела, едва мне стоило увидеть холодные глаза Эддарда, упорно избегающие моего взгляда. Холодные глаза. Страшные.

Проснуться бы… Но я не просыпалась.

— Ранена.

Ранена? Кем ранена? Почему, черт возьми, ранена? Но главное — жива. Сердце немного оттаяло, клещи страха на малую толику стали слабее.

Но Эддард не позволил мне даже облегченного вдоха:

— Она умирает, леди Файтер. Крепитесь.

Нет. Это ложь — он делает это специально, говорит это намеренно, чтобы убить и меня тоже — дьявол во плоти под маской благородного принца. Лжец…

Элайв не может умереть, слышите вы, вы все, надутые, самодовольные… Она не может умереть, я не позволю, никогда и ни за что не позволю. Смерти в горло вцеплюсь, но не отдам! И никто не будет говорить, что она умирает…

— Не смейте так говорить! — выдохнула я. — Никогда не смейте произносить эту гнусную ложь, вы слышите?!

И, видимо, не совсем осознавая, что делаю, размахнулась, и ударила наследника престола, принца Эддарда, по щеке.

Он ахнул, и отступил на шаг, неверяще глядя на меня, а я бессильно опустила руки, ощущая, как предательские слезы катятся и катятся по моим щекам. Нельзя, нельзя рыдать — получается, что я оплакиваю Эл… а она будет, будет жить, я это точно знаю. Но слезы продолжали литься самым настоящим потоком, и я ничего не могла с этим поделать.

— Анна…

— Оставьте меня, — прорыдала я, ощущая, как тело отчего-то начинает сотрясаться в ужасном подобии лихорадки. Откровенно говоря, я уже плохо помнила, где и с кем нахожусь — перед глазами снова, как и тогда, когда я ее подозревала в ясновидении, стояло неестественно бледное, мертвое лицо Элайв. Только на сей раз видение было куда ярче, да что там, оно было почти реальностью. Но я упорно не желала в это верить.

Казалось, стоит мне признать факт ее возможной смерти, как это немедленно произойдет. Поистине, у ведьмы не только рот при случае черный, но и мысли.

Вдруг неожиданно я почувствовала, что кто-то мягко обнимает меня за плечи. Вопреки здравому смыслу, который, в общем-то, меня покинул, я не отстранилась, а наоборот, еще крепче прижалась к обнимавшему, наверное, вообразив, что это чудом воскресшая девушка.

Дрожь медленно проходила, слезы, похоже, тоже иссякли. Вот только сознание медленно уплывало куда-то — в кольце чьих-то рук было так тепло и спокойно… И совсем не страшно. Но я осознала свою глупость, как только этот кто-то впился в мои губы поцелуем — в голове точно маятник закачался, разрывая эту паутину небытия, в которую я по глупости сама себя погрузила.

Нет, нет, нет. Я резво отскочила, размыкая руки на своих плечах.

— Я прошу прощения, Ваше Высочество, я… Сейчас совсем не время…

Черт, кто-нибудь объяснит мне, что я несу?

— То есть, я хотела сказать, мне совершенно необходимо видеть… сестру… — с каждым словом я чувствовала, как медленно холодею, вымораживаю себя изнутри.

— К ней сейчас не пускают, Анна.

— Мне все равно — я прошу вас, я вас умоляю, Ваше высочество, устройте так, чтобы меня к ней допустили. Вы можете, я знаю, — каждое слово мне давалось с трудом, и я отводила взгляд от Эддарда, зная, что если взгляну — то уже не смогу, не посмею ни о чем просить.

Он нахмурился.

— Я не знаю, смогу ли…

— Умоляю, — выдохнула я. — Я уверена, ей станет легче от моего присутствия.

— Анна! — позвал меня чей-то голос.

Я обернулась. К нам, слегка прихрамывая и морщась от боли, ковылял юный принц.

— Бертран! — с облегчением вскрикнула я, но осеклась, заметив, как удивленно поползли вверх брови его старшего брата. — Простите, я хотела сказать — ваше высочество, вы уже знаете о случившемся?

— Я виноват в этом.

— Простите?

— Эла… ваша сестра, леди Анна, спасала меня… — безжизненным тоном пояснил он. — Это я во всем виноват.

— Но…

— Нет времени объяснять — идемте скорее, нам нужно ее увидеть… Я уверен, ей это тоже очень нужно! Обещаю, Анна, что позже я вам все расскажу.

Я облегченно выдохнула:

— То есть, вы хотите сказать, она в сознании? — радости моей не было предела, по сравнению с ней даже загадочное чувство вины принца отошло на второй план.

Лицо Бертрана вновь исказила мука:

— Нет, но… Идемте же! Меня к ней не пускают, и, если бы я стал добиваться, это выглядело бы довольно странно... Но вместе с вами, возможно, что все получится.

И мы понеслись вперед, оставив Эддарда в некоем подобии ступора.

Однако лекарь оказался непреклонен, вещая о том, что больной нужен покой. Были бы у меня силы, я его самого бы на покой отправила. Вечный. Впрочем, магии у меня сейчас не было, а все уговоры оказались бессильны.

Я подняла на Бертрана умоляющий взгляд:

— Неужели ничего нельзя сделать?

Он вздохнул:

— Мы, похоже, только мыслями можем быть с нею, увы.

Он сказал — мыслями? Но у нас, же, кажется, есть связь, и я в эту минуту была твердо уверена, что Элайв действительно может чувствовать мои мысли, когда я испытываю сильные эмоции, когда по-настоящему нуждаюсь в этом. А разве сейчас я в ней не нуждаюсь, не нуждаюсь в том, чтобы она жила?

— Я попробую что-нибудь сделать, Бертран. Хотя и не уверена, что получится, — со вздохом сообщила я юноше. Разумеется, он был в недоумении:

— Каким образом?

— Колдовские штучки, — шепнула я, почти не разжимая губ.

Бертрана передернуло.

— Это же опасно — вокруг люди, и к тому же… Постойте. Но вы же не можете…

— Да, не могу. Зато Элайв может, — устало проговорила я. Он мог бы и не напоминать мне о том, что я лишена магии. В этом факте и так не слишком много приятного.

— Не понимаю.

— А вам и не следует, — пожала я плечами.

Бертран, тем не менее, не унимался:

— Но в любом случае, это слишком опасно… Вас могут увидеть.

Против воли — ситуация совсем не располагала к веселью, — я неловко улыбнулась. Кажется, моя жизнь медленно, но верно превращалась в некое подобие фарса — подумать только, принц, заботящийся о том, чтобы колдующую ведьму не обнаружили — было отчего сойти с ума, в самом деле, однако, вопреки обстоятельствам, мне все еще удавалось держать себя в рамках здравого рассудка.

Ну, за малым исключением.

— Не беспокойтесь, Бертран — я всего лишь мысленно позову ее.

Я сосредоточилась, и проговорила, точнее, подумала, изо всех своих скромных сил стараясь быть услышанной:

— Элайв, ты слышишь меня? Пожалуйста...

Ответа не было — хотя, чего я ждала? Связь, пока я носила дитя, была, судя по всему, односторонней. Эх, малыш, тете Элайв сейчас плохо, зря ты не оставил маме хоть капельку магии. Как мы с тобой теперь будем ей помогать, а, маленький мой?

Тем не менее, я продолжала безмолвно окликать пустоту:

— Эл, держись! Ты не должна уходить, слышишь? Я сделаю все, что смогу, но ты будешь жить! Я не позволю тебе умереть, нет, только не так и не сейчас. Ты нужна мне! Нужна нам — подумай о Бертране. Его пока не пускают к тебе, но это ненадолго. Ради него, ради меня ты должна держаться!

И я верила, что не только пустота, но и Элайв меня слышит.

Элайв Файтер

Непроглядная темнота царила вокруг, поглотив все живое. Я словно находилась в низкой маленькой комнате, одна из стен которой напоминала морскую гладь. Мне не хотелось знать, что за ней находится, хотя это было так просто: всего лишь протянуть руку, коснуться загадочной поверхности, и... Что дальше? Пропасть? Исчезнуть? Сгинуть без следа?.. Я не могла оторвать взгляд от серебристой ряби на иссиня-черной воде, не могла обуздать свой ужас. Это был самый сильный, первородный страх, который только дано испытать человеку: страх смерти. Я попыталась отойти к противоположной стене, убраться подальше, но ничего не выходило, я не могла шевельнуться — чем больше я упорствовала, тем ближе находилась проклятая бездна.

Вдруг она стала светлеть, словно где-то там, в глубине, засияло солнце, и его теплые лучи с трудом пробивались сквозь толщу воды. Я видела, как свет приобретает черты, складывается в неясные фигуры... Мне пришлось сощуриться, что бы увидеть. Гладь становилась ярко-алой, рыжие языки плясали в ее глубине... Неужели... Да, я помню это. Пожар. Слезы наворачиваются на глаза, но жар пламени не дает им пролиться. В огне можно различить дом. То, что было домом. А перед ним на коленях стоит маленькая девочка, тонкая, как стебелек, и молится. Внутри ее родители, точнее то, что сделала с их телами болезнь. Они отсылали девочку на несколько дней, чтобы она не заразилась, а когда она вернулась, их уже не стало. Люди не позволили ей зайти внутрь, они решили сжечь дом, чтобы болезнь не перекинулась на других жителей деревни... Она все знала и все понимала, и стояла на коленях перед пламенем, не чувствуя жара, не плача, а лишь молясь, чтобы ее родители попали в рай. Она знает, что они были добрыми людьми и заслужили это. Она была смелой.

Вдруг девочка обернулась. Отражение пламени в ее глазах играло странными бликами, делая их нечеловечески глубокими:

— Ты стала забывать, Элайв, — строго сказала она.

— Нет, что ты, я никогда...

— Ты стала забывать. Так вспомни.

И снова все исчезло. Теперь я видела ночной город. Девочка выросла, она так исхудала и устала... Я видела шрамы на ее теле, чувствовала ее голод и отчаяние. Неужели это та самая ночь?.. Я помню ее. Тогда я лишилась последней работы, и не было надежды найти новую, и вдруг появилась Она.

— Что ты здесь делаешь, дитя? — цепкие глаза смотрят прямо в душу.

— Простите, госпожа...

— У тебя нет дома?

— Нет, я сирота.

— Ты работаешь?

— Меня выгнали, и теперь мне некуда идти.

— Хочешь служить мне? Обещаю, ты всегда будешь накормлена и одета.

— Если позволите, госпожа. Я буду очень рада этой чести.

— Тогда идем со мной, — и она протянула руку.

Я знала, что девочке было страшно — она слышала истории о том, как детей забирали и они больше не возвращались, но ей было нечего терять. И она пошла за этой женщиной. И эта женщина стала ей второй матерью.

Снова все исчезло... Теперь стена стала тем, чем казалась с самого начала — водной поверхностью, только не спокойной, нет, а бушующей, играющей волнами, восхищающейся собственной силой. По волнам бежало небольшое судно. На палубе никого не было, кроме той же девочки. Только девочки ли? Теперь это была юная девушка, цвет первой молодости, как говорила Мария. Девушка смотрела на волны, словно искала подтверждение своим надеждам. Я знала, о чем она думала. Она хотела прыгнуть в воду, скрыться в пучине, чтобы разом оборвать все это. Сейчас должен появиться тот, кто не даст ей этого сделать...

— Что ты там делаешь? — а вот и он. Подвыпивший, но твердо стоящий на ногах даже в такую качку.

— Какая разница? Разве тебе не все равно?

— Капитан приказал следить за тобой.

— Неужели? Зачем же я могла понадобиться твоему капитану, Освальд?

— А ты разве не слышала? Завтра мы высаживаемся в одном городке...

— Опять пойдете грабить?

— О да, это будет добрая добыча. Так вот, того, кто отличится храбростью, капитан сделает своим помощником. И отдаст ему тебя.

— Как... Как так? И ты ничего не сделаешь?

— А что я могу сделать? Разве я не говорил тебе, что капитан согласился взять тебя на борт только с этим условием?

— Нет, никогда.

— Хм, разве? Ну, да неважно. Место помощника капитана само по себе хорошая награда, а уж с женщиной в придачу...

Я так ясно видела девушку, зная, что она чувствует, и не могла ничем помочь. Если бы я могла ее утешить, рассказать, что все будет хорошо... Но я только смотрела, как соленые капли без следа растворяются в не менее соленых водах моря. Это были чуть ли не первые ее слезы.

Я уже привыкла к частой смене видений и, кажется, поняла, какое будет следующим... Да, верно. Передо мной предстала небольшая, бедная, но чистая комната. Рассвет. Девушка стоит у окна и задумчиво смотрит на мужчину в своей постели. Я не хотела видеть, что произойдет дальше. Я не помнила имени этого человека, но его самого я запомню навсегда. В тот день все решилось: у меня было достаточно денег, чтобы покинуть город, но нужно было еще немного на оружие, которое я не могла купить здесь. Еще немного, и долгожданная свобода.

Девушка с отвращением смотрела на спящего. Я-то знала, что это скорее отвращение к себе, к тому, чем стала эта девочка. Вот на ее лице появилась отчаянная решимость... Я не хочу смотреть дальше, но выбора у меня нет. Девушка, не сводя глаз с мужчины, подняла с пола его одежду, нашла карманы. Удача улыбнулась ей: несколько золотых, да еще немного мелочи... Можно уйти сегодня же. На поясе обнаружились ножны, а в них... Оружие. Девушка залюбовалась клинком, наблюдая, как играет утренний свет на лезвии. Прихватив с деньгами и сталь, она собралась уйти, но... Я со страхом считала секунды.

— Куда-то собралась? — мужчина проснулся и, кажется, уже все понял.

Девушка молчала, не зная, что предпринять. Если она сдастся, если отдаст деньги и клинок, ее ждет еще несколько дней здесь, а она больше не могла!

— Подойди, — позвал он спокойно.

Ничего не оставалось. Покрепче сжав в руке клинок, девушка медленно вернулась к мужчине.

— Ближе.

Она повиновалась. Он замахнулся, и она не стала ждать: острая сталь мгновенно вспорола его живот. Он удивился и упал обратно на кровать, а она выбежала из комнаты. Это была первая жизнь, которую она забрала.

Я ждала, что увижу еще что-нибудь, но надо мной, кажется, решили сжалиться: постепенно снова стало темно, рябь покрыла поверхность, скрывающую бездну.

— Я все вспомнила... Все!

Чернота вокруг сгущалась, и я осталась наедине с этим... порталом. Он пугал и манил одновременно. А что если... Если это, действительно, конец? Говорят, перед смертью вся жизнь человека проносится у него перед глазами, так вот она. Почему бы мне просто не сдаться? Впервые в жизни. Это так просто... Теперь я не боюсь. Что может со мной случиться, если я уже почти умерла? Что может быть хуже смерти? Может, мое время истекло, и хотя я сделала так мало...

Вдруг посреди этого нового мира, в котором я только начала осваиваться, я услышала голос из старого, из своей жизни. Это был голос Антарес, и он звучал как будто издалека, но прислушавшись, я смогла разобрать слова:

— Элайв, ты слышишь меня? Пожалуйста...

Наверное, это наша связь... Что еще могло ей помочь достучаться до меня?

— Эл, держись! Ты не должна уходить, слышишь? Я сделаю все, что смогу, но ты будешь жить! Я не позволю тебе умереть, нет, только не так и не сейчас. Ты нужна мне! Нужна нам — подумай о Бертране. Его пока не пускают к тебе, но это ненадолго. Ради него, ради меня ты должна держаться!

Сколько боли и надежды было в этих словах... Если бы только я могла ответить, подать знак, что слышу, что я все еще здесь... Но я была не хозяйкой своего тела, а узницей.

Она сказала о Бертране... Значит, все в порядке, значит, он жив!

Так что же... Могу ли я бросить их сейчас? Кто позаботится об Антарес? И что будет с Бертраном? Если мне не удастся вернуться, моя смерть хотя бы не будет напрасной, но... нет, похоже, чертям придется меня подождать еще немного! Я не хочу умирать. Антарес просила меня держаться, и я буду.

Боль, которую до этого я не осознавала, вдруг стала гораздо ощутимей... Нет, пусть она вновь исчезнет, это слишком... Пожалуйста, кто-нибудь...

— Антарес! Бертран!

Я слышала какой-то шум, но не понимала, где нахожусь. Я не могла открыть глаза, боль, боль и боль — вот все, что я ощущала. Вдруг сквозь пелену ада послышался голос, которого я так ждала:

— Элайв, милая...

Он здесь... но, боже, как мне вытерпеть все это?! Меня словно резали снова, словно я получала свои ранения заново, еще и еще...

— Бертран!

Я почувствовала на лбу чьи-то руки... Так значит, это и есть \"держаться\"? Значит это больше не видения, и все по-настоящему? И ужасающая бездна позади? Если бы не боль, я бы почувствовала облегчение.

— Антарес... Антарес, помоги мне!

— Ей будет хуже с каждым часом, — сказал незнакомый голос рядом. — Теперь все зависит от ее выносливости. Если она не справится сама, мы ничем не сможем помочь.

Как ничем? Как хуже? Вы ничего не понимаете, мне лучше! Я слышу вас, я больше не провалюсь в черноту... Только уберите эту боль! Я все вынесу... Только бы не потерять сознание, я не хочу снова туда, в тишину... Да помогите мне хоть чем-нибудь, черт вас побери!

— Бертран!

— Я здесь, Эл, я здесь...

Хорошо, что ты здесь, только сделай что-нибудь, умоляю! Я как будто горю заживо, горю, не теряя сознания, чувствуя это каждым своим нервом! Пожалуйста, сделайте что-нибудь... Силы снова покидают меня. Кажется, потеря сознания неизбежна... Но я не хочу! Не бросайте меня из всепожирающего пламени в леденящий холод! Я знаю, кто может помочь! Я верю ей!

— Антарес! — я не узнавала свой голос. Через жестяную стену боли пыталась пробиться какая-то мысль, но я не могла воспринять ее. Что-то про Антарес... Я не должна была звать ее, но почему?.. Не помню.

— Ее сейчас здесь нет, — услышала я тихий успокаивающий голос и почувствовала на лбу прикосновение ткани, холодной и влажной. Стало чуть легче, и я смогла, наконец, поймать эту мысль: я не должна звать Антарес, потому что ее нельзя волновать. Слишком поздно я об этом подумала, но теперь я помню. Я знаю.

— Берт...

— Элайв, послушай, все будет хорошо. Я знаю, ты сильная. Ты выносливая. Ты справишься, обязательно, — и голос его дрогнул. — Я не позволю тебе умереть за меня! Ты не должна была сражаться, ты не... Не смей оставлять меня, слышишь?

Он говорил что-то еще, но я уже не могла разобрать. Боль истощила меня, я вновь вернулась в свою тюрьму, выход из которой только один... Тишина, чернота, леденящий холод... И только тепло чьих-то рук удерживало меня от последнего шага.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 11

Антарес

Элайв, пожалуйста, только живи. Прошу тебя, умоляю, наконец! Не оставляй меня, только не оставляй — ты справишься, я точно знаю. Больно тебе, бедняжка? Терпи, это пройдет, обещаю.

Только не сдавайся, не смей умирать, слышишь?

Ты выдержишь, ты справишься — люди не могут уйти, пока они кому-то очень нужны, понимаешь? А ты нужна Бертрану, ты нужна мне и моему ребенку — он уже тебя очень любит, я чувствую.

Держись, милая. Тот, кто сделал это с тобой, даже ада недостоин, но тебе совершенно необязательно лично отправляться проверять, как он там устроился.

Не умирай, Эл.

Ну вот скажи мне, как ты можешь уйти, не увидев моего малыша? Ты обязательно должна с ним познакомиться! Мы даже, вопреки всему, сразу же проведем обряд крещения… и ты будешь крестной матерью.

Только не уходи.

Кстати, я почти уверена, что это будет девочка, маленькая красавица, почти настоящая принцесса. Но не ведьма, нет, ни за что. Ты знаешь, она мне шепнула изнутри свое имя — уверена, тебе понравится. Мы еще вместе посмеемся над этим. Ты спросишь, отчего мы будем смеяться? Увидишь.

Только не уходи, прошу тебя.

А Бертран? Ты же не можешь его покинуть? Он так изводит себя — даже ослушался приказа своей матери, в очередной раз поручившей ему какое-то сверхважное дело, единственно для того, чтобы как можно дольше быть с тобой рядом. Королева, говорят, была в бешенстве.

Он же не напрасно расстраивал свою матушку? Ты не имеешь права скончаться.

Кстати, помолвку с леди Фелицией Трент он разорвал. Теперь эта дурочка бросает злобные взгляды по направлению твоей опочивальни, но, по слухам, вновь собирается замуж за какого-то герцога — как скоро сердце ее переменилось. Значит, и не любило никогда ветреное сердце… а ты переживала, совершенно напрасно.

Он тебя любит, Эл. Не покидай его!

Я от души забавлялась, глядя на нее — и мы вместе просто обязаны быть на ее свадьбе и как следует повеселиться — новый ее жених стар, горбат и кривоног, а она смотрит на него такими же влюбленными глазами, как и на Бертрана — видимо, золота у него не меньше, чем у королевской семьи. Право же, смешно.

Ты должна это увидеть! Только не умирай, Элайв.

Ко двору на службу поступил новый оружейник — очень искусный, его точно сам Гефест обучал мастерству. Я не разбираюсь в оружии, но даже я была восхищена поразительной тонкостью его работы, что говорить о рыцарях, которые остались верны Его Величеству!

Они, кстати, все крайне восхищены твоей храбростью, говорят, что с твоей стороны справиться с таким воином — это просто чудо и волшебство какое-то. Тебя называют ангелом-защитником… и не сегодня-завтра канонизируют.

Шучу, не обращай внимания, но… — ради них — не умирай!

Как только ты поправишься, ты обязательно должна будешь увидеть работы этого оружейника — и не просто увидеть, о нет, не просто! Он выкует специально для тебя великолепный меч, Элайв, который сделает тебя непобедимой — никто не сможет причинить тебе боль. Как ты можешь уйти, не увидев нового клинка?

Не умирай, Эл.

Слышишь меня? Я знаю, что слышишь — я верю в это. Тебе плохо сейчас, тебе больно, а я совершенно не знаю, как тебе помочь — сил у меня нет. Прости меня за это, прости… Прости, Элайв, что я ничего не могу сделать, чтобы облегчить твои страдания — вина за свое бессилие не отпускает меня ни днем, ни ночью…

Но это не значит, что я не попытаюсь — быть может, сварить зелье у меня все же получится — главное, ты еще немного потерпи, хорошо?

Только выдержи еще чуть-чуть, Эл, только выдержи… Пусть сердце твое бьется еще и еще — ради нас всех.

Терпи, сестрица — умирать еще не время…


* * *


— Анна? — чей-то удивленный голос оборвал мой внутренний монолог, который я упорно называла разговором. — Вы все еще здесь?

Я украдкой вытерла слезы и обернулась:

— Да, Бертран, простите. Сейчас мне каждое мгновение дорого.

Мы оба вздрогнули от этой страшной фразы.

— Не надо так говорить, — прошептал он, болезненно скривившись.

— Да, конечно, мне но следовало… но… — я, безнадежно вздохнув, отвернулась.

Элайв уже две недели лежала в своей постели без малейших признаков сознания — было отчего впасть в безнадежное, глухое отчаяние. Я уверена, Бертран это осознавал, но ему, в отличие от меня, удавалось сохранять хотя бы видимость спокойствия, мне же — нет.

— Как она? — задал принц уже привычный вопрос.

Ответ, впрочем, тоже был привычным:

— Без изменений, — глухо проговорила я, выпуская ледяные пальцы девушки, даже в моих руках ничуть не согревшиеся.

Бертран со вздохом присел около ее постели:

— Идите, Анна, вам необходимо отдохнуть, — непререкаемым тоном заявил он. — Вы устали и побледнели в последние дни, а ведь вам необходимо заботиться не только о себе.

— Но…

— Если что-то изменится, я сразу вам сообщу, — устало прошептал он. Глаза его не отрывались от такого непривычно спокойно-холодного лица девушки.

— Тогда я вас с легким сердцем оставлю… тем более, что мне нужно кое-что сделать.

Принц невнимательно кивнул, а я выскользнула за дверь, направившись прямиком к себе. В складках платья был спрятан умыкнутый у Эл полотняный мешочек с травами.

Плотно заперев двери, я попыталась успокоиться и прийти в себя — зельеварение требует хотя бы относительного, но спокойствия. Взяла спешно нашаренную фарфоровую чашку — как хорошо, что смесь не требует подогрева — налила воды…

Спустя четверть часа в чашке вместо привычного однородного состава с сильным мятным запахом, плескалось что-то, слегка напоминающее помои, обильно выливаемые из окон в бедных переулках города.

Я с огорченным стоном выплеснула неудавшийся раствор в удачно случившуюся рядом вазу — только травы зря извела. Проклятая магия!

С другой стороны, чего я ожидала? Если бы все было так просто, любой мог бы в больших количествах варить зелья — стоит только подобрать пучок подходящих травок и уместную посуду… Для настоящего зелья требуется магия, и много магии — иначе чем бы это искусство отличалось от ремесла обычной кухарки?

У меня же ее не было. Ни капли. А значит, надежда спасти Элайв таяла, как снег под летним солнцем — быстро и неуклонно. Ждать пять месяцев до родов она точно не может… Она погибнет, и только из-за меня.

Когда сил рыдать уже не осталось, я вышла из комнаты, и вновь отправилась бесцельно бродить по безлюдным замковым коридорам, неподалеку от комнаты Элайв, в глупой надежде хоть что-то придумать или исправить, но тщетно — выхода не было.

Я тешила себя надеждой, что, если я буду поблизости, жалкие остатки зелья Верности, до сих пор тонкой ниточкой связывающие нас, хоть как-то смогут вытянуть Эл… быть может, передадут ей хоть немного моих сил…

— Леди Файтер? — прошелестел над ухом тихий голосок, и я едва не подскочила. Кто это?

Передо мной стояла хрупкая рыжеволосая девочка.

— Леди Эллиот? — осведомилась я.

Та кивнула:

— Да, это я… Только почему вы не зовете меня по имени? — задала она странный вопрос.

— Простите?

Беатрис смутилась:

— Возможно, я ошибалась… но… я думала, у вас так принято. Вы же называете… Его высочество… Принца Бертрана, по имени… — она замолчала.

Я невесело улыбнулась. Поистине, этот чудный ребенок — просто верх непосредственности. Не зря в нее влюбился весь двор — искренность всегда притягивает, в каких бы формах она ни выражалась.

— Мы говорим так, только когда поблизости никого нет, и то только потому, что очень подружились. Кроме того, принц Бертран не очень любит правила, — несколько замявшись, объяснила я.

Девочка кивнула:

— Так вот почему его брат так рассердился. По-моему, он на вас за это слегка обижен, — с печальной улыбкой поведала она. Я побледнела.

— Возможно, его высочество просто любит правила, и ему не нравится, когда их нарушают, — кое-как выдавила я, лихорадочно пытаясь найти причину, по которой все еще веду эту странную беседу.

— Так или иначе, похоже, правила — это единственное, что он любит, — еще тише заявила она. — Во всяком случае, больше, чем… неважно. Простите, леди Файтер. Просто мне так… одиноко, — неожиданно я услышала тихий всхлип.

— Можете называть меня Анной, — через силу улыбнулась я. — Когда никто не слышит.

— Правда?

— Разумеется. Мы же будем дружить… если вы того захотите.

Проклятый материнский инстинкт. Родить бы уже поскорее — может быть, тогда пропадет это свербящее желание всех пожалеть и обогреть.

— Спасибо вам… Анна.

— Ну что вы.

— Нет, правда. Вам, наверное, тоже сейчас плохо?

— С чего вы взяли?

— Я слышала о том, что случилось с вашей сестрой. Я, может быть, могу чем-то помочь? — она заглянула мне в глаза с искренней жалостью, и мне отчего-то вновь захотелось плакать.

— Увы, Беатрис, мы не властны что-либо сделать.

— Я уверена, что она поправится — и вы верьте, хорошо?

— Я верю с такой силой, что кажется, от силы веры сердце мое разорвется.

Девочка вздохнула и вдруг…

— Ой, я же вас не просто так искала… Я забрала письмо у служанки, она несла его вам. Просто хотела, чтобы у меня был повод с вами заговорить… и совсем про него забыла… — лицо ее сделалось вдруг таким потешно-виноватым, что я едва подавила в себе желание улыбнуться. Поторопившись распрощаться с явно огорченной невестой Эддарда, я вскрыла конверт, и тут же сердце мое ухнуло куда-то вниз:

Антарес,

А ведь я тебя предупреждала — не спускай с девчонки глаз, она вмешивается в слишком опасные игры. Ты меня не послушала — либо тебе совершенно безразлична ее судьба (тогда ты очень хорошая лицедейка, ибо от твоего разнесчастного вида скоро начнет портиться погода), либо я изначально была чересчур высокого мнения о твоем уме.

Сильно надеюсь, что ты все же глупа, но не настолько, чтобы не внять моему совету, и не попытаться спасти свою «сестрицу». Учти, я помогаю вовсе не тебе, а лишь плачу долг Элайв Файтер. Не воображай, что я настолько добра к тебе или к ней, что всякий раз буду оказывать вам помощь и вытаскивать вас из тех неприятностей, в которые вы попадете по собственной глупости и недомыслию.

Если ты согласна принять мою помощь, просто порви это письмо.

Не веря собственным глазам, я машинально рванула тонкую бумагу — и у меня в руках тут же материализовался крохотный флакон. Он него повеяло сильным запахом мяты. Неужели…

— Анна! — панический вопль Бертрана разнесся по коридору и неприятно резанул слух. — Элайв умирает!!!

Мир рухнул. Я не успею.

Элайв Файтер

Никогда прежде я не думала, что тишина может быть утомительной. Оказалось, что может, и не только утомительной, но еще и пугающей, гнетущей, буквально замораживающей все чувства... Серое безмолвие. Ни звука, ни цвета. Ни мысли, ни надежды. Однако всему приходит конец, закончилось и это — стало темно, как бывало прежде, если так можно выразиться, осязаемо темно.

— И как мы узнаем, что оно подействовало?

— Не знаю.

— Но ведь вы откуда-то его взяли...

— Не мучайте меня, Бертран, я не знаю!

Неужели... Я слышу их! Это Бертран и Антарес, только... Вдруг это очередное видение? Я почувствовала мягкую руку у себя на лбу. Значит, все по-настоящему.

— Мне кажется, жар прошел, — с сомнением сказала ведьма.

Я прислушалась к собственным ощущениям: да, прошел. Рана еще немного отдает болью, но мне намного лучше. Как так вышло? Вряд ли я выбралась сама, очевидно, что мне помогли, но не Антарес же! Тогда кто? Разве что магия вернулась к ней или она нашла какой-то другой способ...

— И что теперь? Снова ждать?

— Имейте терпение. Теперь у нас появилась надежда...

Я все еще не могла поверить, что это не сон. Я буду жить! Буду жить, понимаете?.. Жить! Нужно сказать им об этом, нужно успокоить их... Только тело еще не привыкло повиноваться мне, и даже голос отказывает.

— Пожал... — прохрипела я и закашлялась. Нет, придется обойтись без вежливостей. — Воды!

Послышался какой-то шум, мне помогли приподняться, я почувствовала губами тонкий металл и... Ох, какая она сладкая! Право, я уже успела забыть, насколько хорош вкус чистой, свежей воды. Я все не могла заставить глаза открыться, поэтому полагалась лишь на слух.

— Элайв... Элайв, ты слышишь меня?

— Да... — горло саднило даже после воды, но это все мелочи. Сущие пустяки. Кого они волнуют, если я буду жить!

Собравшись с силами, я все-таки открыла глаза. Сначала все казалось расплывчатым, но только из-за того, что глаза слезились от яркого света... Антарес! Бертран! Я уже потеряла надежду снова когда-нибудь увидеть вас... Я не смогла удержаться от смеха, однако он тут же перешел в глухой кашель.

— Так просто вы от меня не отделаетесь! — прохрипела я, все еще смеясь.

На их лицах явно отразилось облегчение. Хм, это я все еще плохо вижу, или они оба действительно очень бледные и изможденные?.. Представляю, что им пришлось перенести.

— Все в порядке, — поспешила успокоить я их. — Жить буду. Теперь вам бы не мешало бы отдохнуть… Обоим.

— Конечно, Эл. Но это может подождать, — мягко ответила Антарес.

— Сколько я была без сознания?

— Почти две недели.

— Две недели?!

Мне казалось, что прошло только несколько дней, не более. Впрочем, тут нечему удивляться. Сколько же, наверное, произошло за это время... Хагена уже, наверное, успели похоронить.

Бертран словно прочитал мои мысли:

— Ты ничего не пропустила, не переживай об этом. Все будут очень рады узнать, что тебе лучше, никто ведь не знает, что именно произошло, и всем очень интересно...

— О чем ты говоришь?

— О твоей победе. Я был без сознания, Хагена ты убила...

Это была опасная тема, и инстинкт самосохранения подсказал мне очень простой выход.

— Убила? Но я не помню этого...

Антарес и Бертран переглянулись.

— Ты не помнишь, что произошло?

— Нет. Последнее, что я помню — это как пришла к Бертрану, и... И все.

Я видела, что они поверили мне: не могли же они подумать, что, только придя в сознание, я тут же принялась врать, но клянусь, я делаю это ради всеобщего спокойствия.

— Думаю, ей нужно просто прийти в себя, — попыталась успокоить принца Антарес. — Память вернется, я уверена.

Он растерянно кивнул, и задумчиво посмотрел на меня:

— Ты не помнишь только этого? Или есть еще что-то?..

— Нет, остальное все вроде бы... Я не могу сказать точно.

— Хорошо, с этим мы разберемся позже. А сейчас нам всем действительно следует отдохнуть.

Нам вдвоем пришлось уговаривать Антарес отправиться к себе. Она была такой бледной, с опухшими от слез глазами... Чувство вины не заставило себя долго ждать. Она снова спасла меня. Смогу ли я хоть когда-нибудь отплатить ведьме за все, что она для меня сделала?.. Нам нужно было о многом поговорить, но не сейчас — теперь у нас есть время, и это может подождать. Когда наставница, наконец, поддалась на уговоры, и покинула комнату, оказалось, что принц вовсе не собирается следовать ее примеру.

— Я побуду здесь... Чтобы тебе было спокойнее.

— Но мне и так...

— Не спорь. Лучше поспи несколько часов — уверен, тебе это нужно.

— Не меньше, чем тебе.

— За меня не переживай.

Да все, что я делала в последнее время, было именно из-за того, что я переживала за Бертрана! Однако переупрямить его не было никакой возможности.

Я честно попыталась заснуть, но ничего не выходило: слишком многое нужно было обдумать, слишком многое предстояло решить... Итак, я частично потеряла память. Хм, хорошая получилась импровизация, хотя и не такая уж правдоподобная. Как такое можно забыть? У меня до сих пор стоит перед глазами отрубленная голова рыцаря...

Я была очень беспечна, но больше это не повторится. Мне стоит снова стать той же хладнокровной и рассудительной девушкой, какой я была до встречи с Бертраном — и прежде всего, я намерена выяснить, ради чего рыцарь короля лишился головы, но придется играть по придворным правилам. Теперь моими главными союзниками должны стать осмотрительность, хитрость и трезвый расчет.

Я пока не знаю, кто мои (точнее, наши, ведь речь идет и о принце тоже) враги, что усложняет дело. Для начала нужно выяснить причину и людей, которые к этому причастны. Хаген не мог быть один, это очевидно... Но кто бы ни были эти люди, теперь они знают, что на их пути стою я, и меня будет не так-то просто убрать. Однако нужно усыпить их бдительность, и новости о моей амнезии могут в этом помочь. Но есть у этой идеи и отрицательные стороны: я не могу напрямую спросить у Бертрана или у кого бы то ни было еще о случившемся, не выдав при этом свою ложь.

Однако у меня есть небольшой план... Точнее, подозрение. Граф Вернер определенно что-то знает — он советовал мне найти друзей при дворе под предлогом \"мало ли что\". Он знал, что Бертран должен умереть и не хотел, чтобы я осталась одна. Подумать только, какая забота...

— Эл, ты спишь? — услышала я тихий шепот.

— Нет, — со вздохом ответила я. Уснешь тут...

— Прости, но есть вещи, о которых нам лучше сразу поговорить.

— Конечно.

— Я расторгнул помолвку.

Я не сразу поняла, о чем он, но потом вспомнила. Теперь это казалось таким мелким и неважным...

— Хорошо.

— Значит, теперь все в порядке? — он присел на кровать рядом со мной. — И все разногласия забыты?

— Разумеется. Знаешь, когда я была без сознания, я слышала то, что ты мне говорил. И как после этого я могла бы тебя оставить?..

— Тебе больше не придется так рисковать, обещаю.

— Ох, ваше высочество, я всего лишь возвращала вам долг.

— Какой долг?

— Не знаю, как ты, но я не забыла, что ты вытащил нас из темниц Ричарда Тириона. Я задолжала тебе одну жизнь, и теперь мы квиты.

— Надеюсь, ни одному из нас больше не придется рисковать собой ради спасения другого.

Боюсь, что это не так, но спорить с ним я не стала, а вместо этого попросила:

— Помоги мне сесть.

— Эл, не думаю, что тебе уже...

— Я хочу тебя обнять.

Это был весомый аргумент. Я так скучала по нему, так боялась, что больше никогда не увижу...

— Я уже потерял надежду, — прошептал он, глядя на мои руки у себя на плечах. — И боялся в этом сознаться сам себе.

— Но теперь это позади.

— Ты очень храбро сражалась. Да, сам я не видел, — предупредил он мое замечание, — но все говорит об этом. Благодаря тебе у менестрелей появится новый сюжет для песен, — лукаво добавил он.

— Что? При чем здесь...

— Ну как же... Слабая, хрупкая девушка, в одиночку, с оружием в руках противостоит опытному рыцарю, и все это — ради любви... Разве это не прекрасно?

— Ты смеешься надо мной!

— Нет, — ответил принц, с явным трудом сдерживая улыбку. — Думаю, мы даже могли бы посвятить тебя в рыцари. Ты доказала, что у тебя есть храбрость и благородство в сердце.

— Бертран, прекрати!

— Сдаюсь-сдаюсь, — рассмеялся он. — А если серьезно, ты очень впечатлила королевский двор. Здесь давно не происходило ничего подобного.

— У вас не принято отдавать жизнь за короля?

— За короля, но не за принца, который даже не наследует трон.

— Хорошо, в следующий раз предложу свой меч кому-то более знатному, чем ты, — улыбнулась я.

— В следующий раз? — юноша мгновенно вернулся к серьезному тону. — Нет. Никогда больше так не делай.

— Как? Не спасать твою жизнь? Ты же знаешь, если что-то случится, я не смогу остаться в стороне.

— Знаю. Я сделал бы для тебя то же самое…

— Давай больше не будем об этом. Все живы и здоровы, и...

Дверь резко отворилась, и на пороге показался Эддард. Я хотела было отстраниться, чтобы не компрометировать Бертрана, но юный принц не дал мне этого сделать, а только крепче прижал к себе. Интересно, какое чувство было сильнее в Эддарде: злость или удивление, потому что во взгляде он в равной степени выразил и то, и другое.

— Я встретил леди Анну, она сказала мне, что вам лучше, леди Элайв...

— Так и есть, благодарю вас, — тяжело было принять полный достоинства вид, находясь в руках Бертрана.

Эддард недовольно посмотрел на брата, но ничего ему не сказал, а продолжил, обращаясь ко мне:

— Когда вы отдохнете, нам нужно будет поговорить.

— Бесполезно, брат, — ответил за меня Бертран, — она ничего не помнит.

— Простите?

— Все верно, ваше высочество, пока я, к сожалению, не смогу ничего вам сообщить, но, надеюсь, со временем...

— Я понял, — разочарованно перебил он. — Что ж, в таком случае, отдохните как следует, леди Файтер, нам очень нужна ваша помощь.

— Приложу все усилия, ваше высочество.

— Не сомневаюсь. И Бертран... Не задерживайся здесь, ты мне нужен.

Антарес

Когда я, не помня себя, вместе с Бертраном вбежала к Элайв, я и в самом деле подумала, что уже поздно — Эл больше нет. Она лежала, бледная и спокойная, и казалось, душа ее уже отлетела туда, где ничто ее больше не побеспокоит.

Все пропало. Не уберегла…

Я замерла в немом потрясении, судорожно сжимая в пальцах теперь уже вроде бы и не нужный флакон с укрепляющим зельем. От него сильно пахло мятой…

— Анна! — встряхнул меня за плечи кто-то. Ах да, Бертран. — Почему вы стоите?! Сделайте что-нибудь, Анна, вы же можете!!!

— Что я могу? Возвращать умерших не в моих силах, — прошептала я.

— Она не умерла!

— Зелье теперь бесполезно…

Принц замер:

— Какое еще…зелье?

Я качнула своей, будто вмиг омертвевшей, кукольной рукой:

— Оно должно было ее исцелить…

— Ну так давайте же его сюда, скорее!

Голова у меня тихо кружилась, звуки сливались в равномерный гул. Что происходит, где я нахожусь, я уже осознавала довольно-таки смутно — единственное, что не давало мне раствориться в ничего не значащей, ничего не осознающей пустоте, это осознание какой-то чудовищной ошибки, какой-то непоправимой потери.

Не смогла… Не уберегла… Не защитила… Не спасла…

— Анна!

В следующий миг я почувствовала, как что-то с грубой силой вцепляется мне в запястье, выкручивая пальцы, выдирая из них стеклянную емкость. С легким стеклянным звоном от флакона отлетела изящная крышечка…

Я, замерев, точно ледяное изваяние, следила, как Бертран трясущимися руками вливает ярко-зеленую жидкость в приоткрытый рот умершей…

Или не умершей? Элайв судорожно вздохнула, но… тут же снова затихла. На ватных ногах я приблизилась к ней и стала внимательно вглядываться в бледное лицо. Бесполезно. Никаких изменений. Сознание, точно щелкнув, вернулось мне с поразительной ясностью, и я принялась лихорадочно соображать.

Почему Элайв так недвижима? Неужели зелье было неправильным? Или может быть, коварная таинственная ведьма решила просто-напросто ее устранить, подсунув мне какой-нибудь хитроумный яд?

В любом случае, это был единственный шанс на спасение, и кем бы я была, если бы побоялась им воспользоваться?

Но не время паниковать — хотелось верить, что все изменится, все будет хорошо. Мои страхи так глупы и нелогичны, так беспочвенны — по-настоящему надо было бояться все эти страшные тринадцать дней, в которые бедная девушка страдала без какой-либо помощи, в одиночку.

Нет, определенно, паниковать не следует, тем более, помощь уже рядом, она уже близко — о да, мне хотелось в это верить.

Слегка успокоившись, я прислушалась — дыхание девушки было ровным. И это впервые за две недели, когда по ночам в немом ужасе просыпаясь от тишины… когда приходилось прислушиваться — дышит она, или не дышит?

Может быть, еще не все потеряно?

— Она выпила… — это слово не совсем подходило, и я поправилась. — Вы использовали весь флакон, Бертран, все зелье, до капли? — напряженным голосом поинтересовалась я. — Это крайне важно — чтобы настой подействовал, нужно выпить определенное количество зелья.

Он кивнул.

— Да. Взгляните — флакон пуст.

Вместо ответа я прикрыла глаза — значит, требуется только ждать. Только вот беда — на простое ожидание у меня совсем не осталось сил.

Да и у Бертрана, похоже, тоже.

— И как мы узнаем, что оно подействовало? — спросил он нетерпеливо.

При условии, что это не яд, мы, конечно, узнаем хоть что-то, но явно не сразу. Имейте терпение, ваше высочество.

Я вместо этого ответила односложно:

— Не знаю.

— Но ведь вы откуда-то его взяли... — продолжал допытываться он.

Мне бы самой знать, откуда... И что немаловажно, знать бы, что источник безопасен... Остается только надеяться, что я не сглупила, поверив ненадежному человеку... Хотя... Речь же идет о ведьме, какая тут, к черту, надежность?!

— Не мучайте меня, Бертран, я не знаю! — крикнула я, не имея больше сил сдерживаться. Стоп, Анна, нельзя, нельзя срываться на человеке, если кто и будет виноват в смерти Элайв, так это ты. Впрочем, надо его хоть как-то успокоить.

— Мне кажется, жар прошел, — заключила я, прикоснувшись ко лбу девушки. Кожа и впрямь казалась едва теплой, а не полыхающей под пальцами — но, хвала небесам, в любом случае она не была мертвенно-восковой.

— И что теперь? Снова ждать?

Я возвела глаза к потолку:

— Имейте терпение. Теперь у нас появилась надежда...

И она оправдалась. Спустя несколько минут она очнулась!

Нельзя передать словами всю ту гамму чувств, охвативших меня в это мгновение — и радость, и облегчение, и слезы, и благодарность — неслыханно! — ведьме, исцелившей ее.

Не желая мешать воссоединившимся — наконец-то! — молодым людям, я незаметно выскользнула за дверь, где едва не столкнулась с… леди Эллиот.

Вероятно, донельзя глупая улыбка, цветущая на моем лице, не укрылась от ее внимательных глаз, потому что в ответ она несмело улыбнулась и спросила:

— Здравствуйте, Анна. С вашей сестрой уже все в порядке?

Честное слово, мне хотелось стиснуть в объятиях весь мир, поэтому я ответила:

— Хвала небесам, ее жизнь наконец-то вне опасности. Я так счастлива, Беатрис — так счастлив, наверное, не был еще никто.

— Я очень рада за вас и вашу сестру, — кивнула девочка. — Признаюсь, я тоже за нее переживала, впрочем, как и весь двор. Такой смелый поступок очень необычен для женщины, не правда ли?

— О да, понятие «обычный» вообще неприменимо к моей сестрице, — закивала я.

— А скажите, где она научилась так обращаться с оружием? Споры по этому поводу не утихают уже давно — высказываются даже самые странные версии…

Так, а вот это уже плохой вопрос. Что бы придумать? Разумеется, я сказала первое, что пришло мне в голову:

— Вероятно, рука господня вложила силу и умение в слабую руку моей сестры, — важно проговорила я, стараясь подражать медлительным интонациям архиепископа, того самого, что своими наветами чуть было не свел меня в могилу. — Это чудо, и как любое чудо, оно удивительно и необъяснимо, Беатрис, — заключила я.

Кажется, с покровительственными интонациями я слегка переборщила — леди Эллиот косилась на двери комнаты Элайв чуть ли не с благоговением.

— Анна, это так…

— «Анна»?!

Мы с Беатрис синхронно вздрогнули и обернулись — ну, разумеется, это был принц Эддард.

— Ваше высочество?

Даже фразу мы произнесли одновременно — Беатрис — виновато и испуганно, (я отметила это про себя — он уже успел запугать бедного ребенка) я же — просто удивленно.

— Не знал, что вы знакомы, — холодно протянул принц, буравя меня холодным взглядом. Я старательно отводила глаза.

Беатрис сжалась в комочек — бедняжка, она, похоже, действительно сильно его боялась — что бы там ни утверждал Эддард, но на женщин он, похоже, способен производить только неприятное, гнетущее впечатление.

Эти его глаза, вымораживающие душу, точно выворачивающие ее наизнанку… Кошмар, самый настоящий.

— Леди Эллиот, — повернулся он к своей невесте.

Какой холодный тон! Невпопад подумалось, что Ричарду определенно повезло, что он женился не по расчету…

Хотя, даже и в таком случае он, скорее всего, не стал бы таким образом обращаться со своей будущей женой. Для него это было бы абсолютно непозволительно!

— Да, ваше высочество? — прошептала она.

— Надеюсь, вы осознаете недопустимость вашего поведения?

— Но… — Беатрис осеклась, заметив, как я незаметно, краем рта, улыбнулась ей. — Да, ваше высочество, — поправилась она, причем голос ее зазвучал несколько уверенней. — Я прошу прощения у вас и леди Файтер… — подбодренная почти невидимым кивком, она с едва уловимой иронией продолжила, — …за то оскорбление, которое я ей нанесла.

Так-то. Непросто будет вам выковать из этой милой девушки покорную служанку, дрожащую от каждого вашего взгляда, принц. Я лично приложу все усилия, чтобы этого не произошло.

Проклятый материнский инстинкт.

— Вы можете идти, леди Эллиот, — милостиво разрешил Эддард. — Я хочу поговорить и с леди Файтер, ибо ее свободомыслие становится чересчур пагубным.

Только не это, нет.

— Да, ваше высочество, — в третий раз повторила девочка, но тон был иным. Она за меня… боялась? Как странно.

Беатрис подчинилась, хотя уходя, украдкой поминутно оглядывалась — возможно, подозревала, чего стоят эти беседы наедине. Но что она могла сделать?

И все же, как же мне надоело выступать в незавидной роли беспомощной жертвы — по логике вещей, все должно быть наоборот. Впрочем, возможно, это нечто вроде расплаты за Ричарда, уже пострадавшего от моих рук.

Но разве я не расплатилась его темницами?!

— Я хотел бы с вами поговорить, Анна, — после продолжительной паузы начал Эддард.

— Анной зовут, вероятно, вашу служанку, — вновь повторила я эту саркастичную фразу.

Однако, против ожиданий, на этот раз Эддард из себя не вышел.

— То есть быть служанкой моей невесты и моего брата вы не отказываетесь?

— Быть слугой человека, к которому испытываешь глубокую симпатию, приятно даже самому благородному человеку, — сообщила я, внимательно изучая противоположную стену. Какая интересная трещинка между камнями, вы только взгляните — точно стена ехидно ухмыляется и говорит:

«Да, Антарес, не сносить тебе головы».

— Значит, ко мне вы такой симпатии не испытываете? — спросил Эддард напрямик. Вот интересно, кто в семье занимался их воспитанием?

Я промолчала. В самом деле, ну что можно было тут ответить? Но далее последовало совсем уж неожиданное заявление:

— Я мог бы расторгнуть помолвку… если б вы того пожелали.

Лицо его побледнело, глаза горели каким-то бешеным огнем. Но, справедливости ради, стоит заметить, что, наверное, я сама сейчас не лучше выгляжу — слишком много потрясений на меня свалилось за этот сумасшедший день.

— С какой стати я должна этого желать, Ваше высочество? — холодно поинтересовалась я.

Я очень живо представила, как голова моя отделяется от плеч, и алая кровь обагряет платье… Он ведь меня абсолютно точно казнит после такого.

— Мне еще никто не смел отказывать, — с явной угрозой произнес Эддард.

Тогда бы вы не стали таким эгоистом, ваше высочество.

— Вы знаете, я бы не стала вам отказывать, — протянула я, с ужасом наблюдая, как черты его искажает какая-то нечеловеческая радость. Рановато, ваше высочество. Сейчас главное — не испортить все дрожащим голосом.

— Я бы не стала вам отказывать, — повторила я. — И согласилась бы на отмену вашей помолвки, если бы…

— Если? — жадно переспросил он.

— Если бы согласилась уступить собственной жалости.

Что я творю? Ох, казнят меня…

— Вы жалеете меня? — непонимающе спросил он. Обидно, наверное, будет — ведь принц сейчас почти уверен в своей победе, подумалось мне с сарказмом. Мышеловка захлопнулась — раскроем карты, господа. Да здравствуют разбитые иллюзии — хоть как-то я смогу вам отомстить, Ваше Высочество, раз уж магии я лишена.

— Не вас, — с удовольствием протянула я. — Как ни печально, но не вас.

— О чем вы говорите? — почти прорычал он. Ну да, для эгоиста расставаться с дразнящей надеждой всегда тяжело.

— Не вас. А вашу невесту. Бедная девочка, мне ее искренне жаль. Каково ей будет прожить всю жизнь с таким…

— Договаривайте…

Умирать, так умирать.

— Тираном!

Резкая боль обожгла мою щеку. Он посмел меня ударить?! Да даже Ричард никогда не… Впрочем, да. Он поступает, как Ричард, но на сей раз я молчать не намерена.

Я отступила на шаг и презрительно взглянула на него:

— Ударить женщину — в высшей степени бесчестный поступок, ваше высочество, — прищурилась я.

— Вы ждете моих извинений?

— О нет, ну что вы. Мое положение не позволяет требовать столь высокой чести…

— Неужели? — язвительная улыбка тронула его губы. — Просто поразительно слышать из ваших уст такие скромные слова.

Я продолжила:

— Тем более, похоже, что как раз честью вы и не обладаете ни в малейшей степени.

Он, точно издеваясь, слегка поклонился.

— Благодарю вас за лестное мнение.

— Не стоит благодарностей, ваше высочество. Скорее, вам сейчас стоит придумать какой-нибудь повод, объясняющий, для чего вы задержались у дверей покоев моей сестры.

— Для чего, позвольте узнать?

— Кто-нибудь может подумать, что вы бродите по коридорам исключительно для того, чтобы избивать женщин, которые ждут ребенка и недавно потеряли мужа!

Эддард замолчал. Только бурно вздымавшаяся грудь выдавали охватившие его чувства. Волнение? Гнев? Стыд? Ну, последнее — вряд ли.

— Ваша сестра очнулась, я слышал? — наконец, нарушил он молчание.

— Да, но вам не следует ее тревожить, — возразила я.

Напрасно.

— Это уже не вам решать, — резко оборвал меня он.

— Как вам будет угодно, ваше высочество, — я сделала особое ударение на его титуле. — Не смею вам мешать.

Громко хлопнула дверь.

Меня охватило ощущение какой-то непоправимой, нелепейшей ошибки, которую я совершила только что, и которую было уже ни за что и никогда не исправить.


* * *


Элайв выздоравливала. Медленно, по капле, но силы к ней все же возвращались, и меня это не могло не радовать.

Однако что-то все же меня продолжало тревожить — это было стойкое ощущение того, что Элайв не оставила тех намерений, из-за которых пострадала. Самое страшное было то, что я до сих пор была бессильна что-либо сделать — а отговорить ее отказаться от своих опасных планов?

Помилуйте, легче землю перевернуть, чем переупрямить Элайв Файтер — после ранения, я отметила, качество это еще больше в ней усилилось. И, кроме того, что могла я ей сказать? Элайв, я прошу тебя, не вмешивайся в я-не-знаю-во-что-ты-там-вмешиваешься, потому что мне тревожно? Глупо и похоже на бред сумасшедшего, не правда ли?

В любом случае, таинственная ведьма в своем письме четко дала понять, что вытаскивать нас изо всех передряг она не собирается — то, что она согласилась помочь Эл, вообще невероятное везение, продиктованное каким-то там «долгом».

Что это за долг, я даже и не пыталась выяснить — мало ли кому в свое время помогла наша благородная воительница?

Но оставался еще один вариант, при котором я могла быть уверена, что девушка будет хотя бы в относительной безопасности. А это значило, что наконец настала пора приступить к своим непосредственным обязательствам ведьмы-наставницы.

По-хорошему, я должна была начать учить Элайв уже давно, но не выдавалось ни одного спокойного дня в нашей жизни, чтобы с чистой совестью начать такое сложное и кропотливое дело, как передача древних знаний — сначала побег из Терравирис, потом ссора Элайв и Бертрана, прибытие ко двору Фернеолов, снова ссора, ранение Элайв…

В общем, было абсолютно не до этого, но сейчас… сейчас я чувствовала, что время, наконец, пришло. Может показаться, что Эл совершенно нечему учить… однако, это было не так, ну, или не совсем так. Каждая старая колдунья (какой была и моя наставница) всю жизнь собирает сведения о магии, что-то дорабатывая, что-то улучшая — и эти собранные знания обычно уникальны.

Ни одна ведьма не знает всего, что знает другая.

Как хорошо, что я успела захватить с собой шкатулку со свитками старой королевы, которые она прилежно писала много лет — понятно, что сама я в нынешнем положении мало что сумею сделать, поэтому могу помочь Элайв только в теории.

Но все же и этого будет немало — так я хотя бы смогу быть уверена, что никто больше не сможет застать ее врасплох, и причинить вред… если она сама того не захочет.

Поэтому, как только я обнаружу, что Элайв более или менее пришла в форму, я тотчас же примусь за ее обучение — тем более, что уже и место подходящее нашлось — незаметная постороннему глазу полуразрушенная беседка, невесть как очутившаяся рядом со старым кладбищем — более удобного места для ведьминых шабашей и вообразить нельзя.

Случай представился довольно скоро — благодаря зелью, Эл приходила в себя втрое быстрее, чем сделала бы это с помощью лекарей даже при неопасном ранении.

В одну из безлунных ночей — к чертям всю эту мистику с полнолунием: в темную ночь гораздо проще быть незамеченными, — я прокралась к ней в комнату, разбудив девушку самым бесчестным образом — я просто-напросто вытащила ее из постели.

Стоило позавидовать ее реакции — моего горла тут же предупредительно коснулось холодное лезвие кинжала, смутно блеснувшее в темноте:

Я тихо рассмеялась:

— Можешь прекратить панику, Элайв Файтер. Я не собираюсь тебя убивать.

— Антарес? Это ты?

— А кого ты ожидала увидеть?

Девушка пожала плечами.

— Что произошло?

— Слишком много вопросов и ни одного ответа, — улыбнувшись, проговорила я. — Собирайся. И прихвати с собой свечи.

— Зачем?

Я приоткрыла древнюю шкатулку.

— Пора тебе уже прочесть эти свитки, Элайв. Но хватит разговоров — идем же, и как можно незаметнее.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 12

Бертран Фернеол

Вам знакомо это чувство, когда долго чего-то ждешь, а потом очень разочаровываешься, когда ожидания не оправдаются? Если знакомо, то вы можете меня понять. Я так долго ждал, когда моя Эл придет в себя, так надеялся, что мы, наконец, будем проводить больше времени вместе, и что же? Стоило девушке встать на ноги, как она стала избегать меня! Избегать, даже не объяснив причины. И что мне оставалось думать? Конечно, я чувствовал вину за то, что с ней случилось, но было непохоже, чтобы она меня в чем-то обвиняла... Я должен выяснить, в чем дело.

Только бы снова не поссориться... Все время каким-то неведомым образом случалось так, что я оказывался виноват кругом и всюду, после чего Элайв отказывалась со мной разговаривать. Разве я когда-нибудь хотел всерьез ее обидеть? Никогда. Ну, за исключением того случая в лесу (но тогда она сама меня разозлила!). И, тем не менее, я всегда был, по ее словам, виноват — и даже чувствовал себя виноватым! Причем оба раза получал отповедь от Анны. Как будто мне мало Эддарда, который неусыпно следит за моим нравственным обликом, постоянно делая замечания! Хотя последнее время это случалось все реже... Одним словом, любой малейший промах с моей стороны незамедлительно превращался в трагедию. И так было не только с Эл, но и с Катрионой, и даже с матерью... Кажется, это общая женская черта.

Если Элайв избегает меня по каким-то важным причинам, и мое вторжение будет встречено агрессивно... Пусть так, но я хотя бы узнаю о причинах. Да и в чем она может меня обвинить? В том, что я хочу побыть со своей невестой?.. Кстати, нужно следить за словами, и не назвать ее так вслух. Нет, я не настолько глуп — всему свое время, и однажды я скажу ей об этом, но пока рано. Впрочем, это и так очевидно: она спасла мою жизнь, и я не могу поступить по-другому. Только вот в прошлый раз разговор о свадьбе был встречен без энтузиазма, и я не буду наступать на те же грабли.

Хм, это даже смешно, честное слово... Любая девушка королевства Ферлиберт была бы счастлива стать моей женой, но с Эл я вынужден осторожничать, уговаривать, бороться... Может, поэтому мне нужна именно она? Со мной никогда не было такого прежде: я хотел видеть ее рядом всегда — только ее, и никого больше. А представить, что мне придется отказаться от нее, что придется делить ее с кем-то... Нет, никогда! Клянусь, я добьюсь положительного ответа. Нужно постепенно подводить ее к мысли, что она станет моей женой, дать свыкнуться с этим — пусть думает, что сама так решила.

Только как этого добиться, если ее даже нет рядом? Нет, так не может продолжаться долго.

Как-то вечером я увидел ее среди прочих фрейлин, возвращавшихся с прогулки. Это было хорошим шансом.

— Леди Файтер! — громко окликнул я. — Миледи!

Она извинилась перед своими спутницами и без особого воодушевления подошла ко мне.

— Да, ваше высочество?

Откуда такой холод в голосе? Впрочем, она права, на нас смотрят, надо быть осторожнее.

— Не уделите ли вы мне немного времени?

— Конечно... Если вы в этом нуждаетесь.

— О да, миледи, более чем.

Скрывшись от любопытных глаз в одном из укромных уголков сада, мы, наконец, могли поговорить. Я видел, что ей этого не хотелось, но никак не мог понять причину.

— Что происходит, Эл?

— О чем ты?

— А разве ты не знаешь?

— Понятия не имею.

Ну нет, дорогая, так просто ты от меня не отделаешься.

— Что произошло? Почему ты избегаешь меня?

— Ох, Берт... — она посмотрела на меня с жалостью, которая появляется во взгляде родителей, когда они пытаются уберечь не в меру любопытного ребенка от того, что ему знать не полагалось. Но я не нуждаюсь в жалости!

— Ты объяснишь мне, в чем дело?

— Я понимаю твои чувства, но пожалуйста, не злись на меня.

Ее взгляд был таким теплым, именно тем, за который я ее полюбил... Ну разве мог я злиться?

— Все в порядке, Эл, я просто хочу понять.

— Бертран... — она взяла меня за руку и крепко сжала ее. — Это вынужденная мера. Мне самой это нравится не больше, чем тебе, но так надо...

— Зачем? Кому это надо?

— Нам обоим.

— Объясни.

— Я люблю тебя.

Ох... Никогда мне не надоест слышать эти слова из ее уст. Ради них я готов был потерпеть еще несколько недель этого странного молчания.

— И теперь многие догадываются об этом, — продолжила она, пытаясь что-то прочитать в моих глазах.

— Что с того?

— Любовь — это слабость. Ты — моя слабость. А мне сейчас никак нельзя быть слабой, понимаешь?

Кажется, да... Хоть и не до конца.

— А мне нравится видеть тебя слабой...

Увидев, как изменилось ее лицо, я поспешил исправиться:

— Я имел в виду, что ты уже достаточно показала свою силу. Зачем тебе это?

— Нужно закончить кое-что.

— Что? Что ты скрываешь от меня?

Она с улыбкой покачала головой:

— Узнаешь в свое время.

— Нет, Эл. Скажи мне. Нет ничего такого, с чем бы мы не могли справиться вдвоем.

Она засомневалась — хороший знак.

— Пожалуйста, ты можешь мне доверять, — продолжал убеждать я. — Что бы это ни было.

— Возможно, ты прав...

Не \"возможно\", а я прав. Ну же...

— Но мне нужно все обдумать.

Иными словами, ей нужно было решить, какую часть правды мне сказать. Почему она меня всегда недооценивает? Почему каждый раз выходит так, что она защищает меня, а не наоборот?

— Обещаю, мы поговорим еще раз.

— Как скажешь. Только подумай хорошенько...

— Обязательно, — улыбнулась она. За эти дни я, кажется, начал забывать, насколько она красива, и как пронзителен ее взгляд, который видел меня насквозь. Раньше меня это даже тревожило, но не теперь. Я так сильно скучал, так... Как ты это делаешь, Элайв Файтер?..

— Мне тебя не хватало, — я медленно провел тыльной стороной ладони по ее скуле, а она поймала мою руку и прижала ее к своей щеке.

— Знаю. И я обещаю, что...

— Довольно обещаний. Просто позволь мне... — как бы это лучше сказать?.. Но она поняла меня без слов: ее губы изогнулись в улыбке. Последний раз я целовал их очень давно, и сейчас они были вдвое желаннее. Их вкус показался мне не менее прекрасным, чем вешний вид. — Я люблю вас, миледи.

— Как и я вас, милорд.

— Тогда пообещай мне одну вещь.

— Все что угодно, — она пододвинулась ближе, и ее слова... Они были опрометчивы. Она никогда раньше такого себе не позволяла. Однако было бы бесчестно ловить ее на слове.

— Пообещай, что не будешь совершать глупостей.

— А что ты считаешь глупостями?

— Рисковать своей жизнью и ввязываться во что-то опасное. Ты обещаешь этого не делать?

— Нет. Но я могу пообещать, что тебе больше не придется волноваться обо мне.

Нет, такая формулировка мне не нравилась. Определенно. Но что я мог сделать?.. Ее лицо вдруг снова оказалось так близко, что я не смог удержаться и не прикоснуться к этим губам еще раз... Хм, почему она так щедра сегодня? Неужели и правда чувствует вину за то, что скрывает от меня?.. Однако жаловаться мне не на что.

— Как идет твое выздоровление?

— Я уже в полном порядке, как будто ничего и не было. Спасибо.

— А память?

— Начинает восстанавливаться... Но я не хочу сейчас говорить об этом.

— Почему?

— Слишком хороший день, чтобы вспоминать о том, что было.

Хорошо сказано, миледи... День действительно прекрасный.

— Знаешь, я тут кое о чем подумала...

— Да?

— Мне нужна металлическая пластина на спину. В роде доспехов. Под корсетом ее никто бы и не заметил...

Я не успел сдержать смех, за что получил неодобрительный взгляд.

— Прости, но зачем тебе это?

— Все просто: спина — самое незащищенное место, которое постоянно страдает. Помнишь, у Ричарда Тириона? Шрамы не зажили до сих пор. А теперь будет еще один.

Конечно, я помнил, что сделал король Тирион, и он еще ответит за это. Я часто укорял себя за то, что не поквитался с ним, когда мы еще были там, но у меня не было никакой возможности: нужно было срочно вывезти девушек. Но не сомневайся, Эл, однажды я напомню ему об этом.

— О чем ты задумался? — она с улыбкой растрепала мои волосы.

— О старых долгах... Не важно. А насчет пластины...

Идея хорошая, но куда это годится, если женщина вынуждена защищать себя таким образом?..

— Она тебе не понадобится. Я смогу оберегать тебя лучше, чем любой доспех.

— Как скажешь, — покорно кивнула девушка. Слишком покорно. Кого она хочет обмануть? Я же вижу, что она не оставит эту мысль.

Столько усталости скопилось на дне ее глаз... Откуда? Что она на себя взвалила? И почему не хочет этим поделиться со мной? Еще один поцелуй сделал ее чуть расслабленней и умиротворенней, но ничего не решил. А жаль.


* * *


Когда солнце скрылось за горизонтом, я закрылся в своих покоях с бутылкой легкого вина и приказал как следует растопить очаг. Мне нравилось устраивать маленькие праздники, иногда я приглашал к себе Эддарда или отца, и мы даже недурно проводили время, но не сегодня. Сегодня мне предстояло многое обдумать.

Что же такого могла скрывать Эл... Если бы это было что-то серьезное, уверен, она бы мне сказала. Надо будет побольше выспросить, когда мы увидимся в следующий раз.

Она любит меня... Эта мысль согревала получше любого вина. И пьянила почти так же. Но в одном девушка ошибалась: любовь — это сила, а не слабость, и я отлично знаю, что с этой силой делать.

Не так давно я пообещал ей, что никому не позволю ее обидеть -пообещал, но позволил. Однако я докажу, что держу свое слово и не оставлю этого просто так — последние непростые дни многому научили меня: помимо страха, равного которому прежде мне не приходилось испытывать, я познал желание мести. Разве мог я позволить уйти безнаказанными людям, которые чуть было не лишили меня невесты? Нет, я потребую от них ответа.

Однако действовать следует осторожно: один раз они уже попытались меня убить, и попытаются снова. Я ведь так не хотел в это вмешиваться! Но теперь должен, речь шла о заговоре против моего брата, в котором участвовали несколько рыцарей: Хаген, Мартин, Трелл... И это только те, которых я знал. В действительности их должно быть больше, много больше... Отец сейчас не так крепок здоровьем (хотя вполне может прожить еще десяток лет), и не все придворные хотят, чтобы после него трон занял Эддард. В чем-то их можно понять: брат начнет свое правление с возврата долгов старым врагам, и, если он увлечется, то королевство превратится в кровавую баню. Рыцари предложили мне помочь им убить кронпринца и стать наследником.

Подумать только, они были настолько во мне уверены, что открыли свои карты... Но я отказался. Меня можно во многом обвинить, но я никогда не запятнаю себя братоубийством — я никогда не рассчитывал получить власть, и не собираюсь сражаться за нее с собственным братом. Эддард мог быть суров, жесток и чересчур требователен, но он мой брат, и ничто этого не изменит… иногда мне даже кажется, что он как-то по-своему любит меня (если он вообще способен на это чувство), по крайней мере, он мне ни разу не сделал ничего дурного, и смею надеяться, даже не желал. Так мог ли я предать его? Конечно, нет.

Итак, я отверг план изменников, и тем самым стал опасен, ведь мог все рассказать Эддарду. Не знаю, почему я этого не сделал — может, потому, что не хотел расправы над рыцарями? Но я могу рассказать теперь... Впрочем, могу ли? Что они сделают, если я разглашу их тайну? Их немедленно казнят, но проблема в том, что я не знаю всех, и оставшиеся в живых захотят мстить... К тому же мне не хотелось бы начинать правление Эддарда с казни изменников. Он озлобится еще больше и перестанет доверять кому бы то ни было, а это может плохо отразиться на королевстве.

Я отказался поддерживать план изменников, и что они могут теперь? К кому еще им идти за помощью? Армия сильна, но она предана наследнику: он не раз водил их в бой и заслужил их доверие и уважение. Я думал, что без опоры на союзников заговор устранится сам собой, но, если бы это было так, Хаген не поднял бы на меня меч (а тем более на Элайв). Значит, рыцари были только исполнителями, и кто-то еще стоял за всем этим. Кто-то, кто сумел подчинить их себе... Только кто?

С ним мне следовало говорить, и от него требовать ответа. Может, доспросить Мартина? Он никогда не был особенным смельчаком. Но не сделаю ли я хуже?.. Нет, заговорщиков следовало уничтожить, так поступил бы отец, причем сделать это своими силами. Без Эддарда. Если он узнает обо всем, и поймет, что я смолчал, не предупредил его, он может счесть меня предателем, так что я должен сделать все один и побыстрее. Но как?..

Остатки вина зловещего бордово-кровавого цвета переливались в свете камина. Хотел бы я избежать кровопролития, но... Это больше чем месть, это защита королевства. Я должен найти создателя заговора и убить его, только и всего. Нет, мне определенно следует потолковать с Мартином с глазу на глаз. Сумеет ли сталь у горла разговорить его? Возможно — он хороший воин и не боится смерти, но я умею убеждать; и если удастся выяснить хоть что-то, хоть самую малость — это уже будет успехом.

Антарес

Что есть знания? Это ограненные умелой рукой драгоценные камни человеческих мыслей и чувств, бережно хранимые рачительным хозяином. И ему решать, как ими распорядиться — можно щедрой рукой разделить их с наследником, братом, другом, слугой…

А можно, подобно скупцу, ревностно беречь их, иссушая душу пагубной страстью жадности, и погибнуть, дрожа в страхе, что кто-то украдет, отнимет эти бережно хранимые сокровища. Так поступали многие ведьмы, о, я слышала об этом.

Именно поэтому нас оставалось так мало — не желая делиться с кем бы то ни было своими силами, своим знанием, своей магией, сотни ведьм, умирая, не оставляли после себя ничего, никакой почвы, на которой могла бы родиться новая ветвь древнего искусства.

И колдовство понемногу вырождалось, особенно, когда к делу истребления ведьм подключилась святая инквизиция.

По этому поводу у нас с наставницей как-то состоялся примечательный разговор, который я до сих пор отчетливо помнила:

— Скажите, Вильгельмина, зачем вы учите меня этим премудростям? Не лучше было бы хранить их при себе, никому не рассказывать? Вы бы тогда стали самой могущественной колдуньей, никто не превзошел бы вас в этом искусстве!

Она в ответ рассмеялась каким-то сухим смешком, и даже прищелкнула пальцами. Отблеск свечи и падающие тени превращали ее лицо в подобие страшной маски.

— А ты, моя ученица, значит, надеешься меня превзойти? Однако же, это интересно! — кажется, ее откровенно забавляла эта ситуация. Но меня слишком интересовал ответ на вопрос, и я пропустила иронию мимо ушей:

— И все же? Почему вы делитесь этими знаниями?

— Мне казалось, ты понимаешь, Анна. Ими нельзя не делиться.

Я глубокомысленно закивала, а она ухмыльнулась:

— Хотя… я вижу, не совсем понимаешь. Ох уж это воспитание в благородных семействах — ум при этом не развивается совсем, а уж возможность иметь собственные суждения…

Порицать мою невежественность она могла бесконечно, право слово, и при этом совершенно не коснуться затронутой мною темы — именно поэтому вопросы королеве, в том числе связанные и с обучением магии, задавать я могла очень редко, а уж ответы на них получать — и того меньше. Однако сдаваться я не собиралась.

Смиренно выслушав пространный рассказ о том, как Антарес глупа, в какой мере она страдает скудоумием, и до какой степени безнадежна в магическом и общечеловеческом отношении, она… то есть я, все же спросила:

— И все-таки… Для чего это все? — я обвела взглядом полки, на которых, умело замаскированные от постороннего взгляда, стояли разнообразнейшие склянки с зельями, лежали полотняные мешочки с травами, старые свитки с еще более старыми магическими формулами и наговорами…

— Все мы смертны, Антарес, — проскрипела колдунья.

— И вы?! — помню, удивлению моему тогда не было предела. В моих глазах старая королева была каким-то высшим существом, и смерть была понятием, совершенно с ней не связанным.

— Да-да, и я в том числе, не нужно принимать столь удивленный вид. А теперь попытайся подумать, в конце концов, это не так уж и сложно (хотя… тебе, может быть, и сложно, глупая девчонка) — если я ни с кем не поделюсь своей магией — да вот хотя бы с тобой, бездарностью и лентяйкой! — она уйдет со мной в могилу. А кому она там будет нужна, кладбищенским червям? Обойдутся они и без моей магии, тебе понятно?

— Да, мне понятно, — сказала я смиренно.

— А кстати, почему ты спрашиваешь? — нахмурилась старуха. — Или ты передумала обучаться колдовству? Ты больше не хочешь стать самой сильной и могущественной?

Я сильно смутилась:

— Нет, что вы…

— Разве тебе больше не нужен принц Ричард?

— Я…

— Помни, Антарес, как только ты станешь настоящей ведьмой, я открою тебе настоящий рецепт приворотного напитка, и ты будешь вольна распоряжаться моим внуком, как сама того пожелаешь!

Я вздохнула. Определенно, у Вильгельмины в тот день было хорошее настроение, раз ей хотелось так жестоко надо мной подшутить.

Приворотного напитка не существует и не может существовать — как жаль, что я узнала об этом так поздно. Коварной Вильгельмине просто был нужен предлог, обещание, от которого маленькая и глупая Анна просто не сможет отказаться — та самая цена, которой она оплатила свою магию.

Но прочь воспоминания! Несмотря ни на что, я все равно любила ее.

Так или иначе, я повторю ее путь, и передам ее знания уже своей ученице, тем самым не нарушив преемственность, длившуюся веками. А иначе, клянусь чем угодно — старуха точно выйдет из склепа и жестоко, очень жестоко накажет свою глупую и, оказывается, крайне жадную ученицу — я была в этом абсолютно уверена.

В чем-то королева была права — участь скупца, трясущегося над своими сокровищами, более чем незавидна, и я ее никогда не выберу. Да и Элайв, хотелось бы верить, будет в большей безопасности, освоив новые виды чар, изобретенные старой королевой-колдуньей. Зелья — это, конечно, прекрасно, но в минуту большой опасности они не смогут защитить, во всяком случае, если это не быстродействующие яды.

— Зажги свечи, — тихо попросила я Элайв, едва мы оказались в беседке.

Мысли девушки явно были где-то не здесь, потому что она встрепенулась и спросила:

— Но чем я могу их зажечь? Я не взяла с собой ничего, кроме самих свечей.

Впрочем, я успокаивала себя тем, что возможно, ее рассеянность вызвана не обдумыванием каких-то зловещих планов, а более банальными причинами — например тем, что я разбудила ее среди ночи, и, полусонную, сейчас заставляю колдовать. Хотелось бы мне в это верить.

— Эл, зажги эти свечи магией.

— Я умею только гасить пламя, и…

— Ну же!

Она, немного помедлив, махнула рукой над свечой — и вот на кончике фитиля затеплился крошечный огонек. Затеплился, стал потрескивать… и погас, не выдержав слабого дуновения ветра — только легкий дымок взметнулся к потолку беседки и тут же растаял.

Я улыбнулась:

— Вообще-то, я просила зажечь все свечи. Здесь чересчур темно, не находишь? А тебе еще королевины свитки читать… — с притворным вздохом заключила я. — Расставь-ка их по беседке (надеюсь, ты прихватила подсвечники?) и зажги.

— Все?

— Да, — я утвердительно качнула головой. — До единой.

— У меня не получится, — она тяжело вздохнула. — Мария… она учила меня в основном зельеварению, и я… боюсь, что не справлюсь, Антарес.

Однако, это странно. Когда колдунья хочет передать знания, она обычно передает их до капли, а не только по определенным умениям.

Весьма, весьма странно.

Я передернула плечами:

— Что я слышу, Элайв Файтер! Неужели это капризы? Немедленно зажги свечи, я боюсь темноты. Вдруг от ужаса со мной случится удар?

Ответа на свою ехидную улыбку я не получила — девушка со вздохом принялась расставлять свечи по беседке. Прости, Эл, но так надо — уверена, что когда-нибудь тебе это пригодится.

Наконец, все было готово.

— Становись в центр, — внутренне посмеиваясь, велела я. — И зажигай, прошу тебя, эти идиотские свечи. У меня уже поджилки трясутся от страха, между прочим.

С видом обреченной жертвы, — а и впрямь, разбудила гадкая Антарес в полночь, да еще и требует чего-то, — Элайв выпрямилась и плавно повела рукой — тут же в темноте вспыхнуло несколько ярких огоньков — два… пять… семь.

А она быстро схватывает. Что ж, тем лучше.

— А теперь погаси пламя, — удовлетворенно вздохнула я. — Мне, кстати, еще не удалось забыть, как ловко ты умеешь нейтрализовывать магию. Помнишь, как в одиночку справилась с моим наколдованным ливнем?

Девушка с облегчением кивнула. На беседку точно порыв ветра налетел — все свечи разом погасли. Неплохо, более чем неплохо.

На лице Элайв расцвела довольная улыбка — никак, подумала, что это все? Э, нет, дорогая, рано радуешься.

— А теперь ты снова зажжешь их…

— Но, Антарес…

— … и будешь гасить их и снова зажигать, пока разом не вспыхнут все до единой свечи.

— Антарес!

Я захихикала:

— Тебе еще повезло. Сама я училась на факелах.

Занимался рассвет. Солнце едва показалось из-за вершин деревьев, ало отблескивая в окнах дворца — облака, пурпурные, золотые, красно-фиолетовые, казалось, переливались в его первых лучах, словно какой-то безумный художник оставил в небе свою волшебную, сияющую палитру. Было прохладно, дул легкий ветерок, и в этой кристально-чистой утренней свежести перекликались между собой только что проснувшиеся птицы.

Но мы с Элайв отнюдь не были так же свежи и бодры, как это утро — усталые, но, по крайней мере, довольные, мы едва тащились по направлению к дворцу. Ночь не прошла даром — ученица, хоть и не без труда, освоила магию вызова пламени.

Я невпопад подумала, что если она отлично усвоила этот навык, то теперь любому напавшему на нее придется очень постараться, чтобы не превратиться в не очень аппетитное, но хорошо прожаренное жаркое. Рыцарь с гарниром из доспехов — прекрасное блюдо, разумеется, если она сможет заставить себя должным образом сосредоточиться.

— Эл, — прошептала я. — У тебя есть какое-нибудь бодрящее зелье? А то я, по правде говоря, едва держусь на ногах.

Она прищурилась:

— Кому и нужно такое зелье, так это мне — это ведь я трудилась всю ночь, не покладая рук! Ты совершенно безжалостна, Антарес.

Я развела руками:

— Это не я — это Вильгельмина, а я всего лишь бездарно копирую ее методы. Между прочим, я еще довольно сильно щажу тебя — и то, единственно потому, что ты еще не до конца оправилась после болезни, — довольным тоном проговорила я.

— Методам обучения твоей наставницы наверняка позавидовала бы святая инквизиция, — недовольно пробурчала Эл.

Я тихо рассмеялась:

— Им не положено завидовать — это смертный грех. Но в чем-то ты права — Вильгельмина инквизиторов совсем не боялась — быть может, потому, что была близка им по духу?

Так или иначе, Элайв Файтер, за то, что я мучалась с тобой целую ночь, мне совершенно определенно требуется порция твоего зелья — иначе днем, в парадной зале, я просто усну на плече у королевы. Представляешь масштаб скандала?

— О да, расположением королевы лучше не рисковать, — усмехнулась Эл.

Я согласно кивнула:

— Тем более, что она к нам и так не особо благосклонна.

Элайв Файтер

Время шло, и все вокруг менялось, но не мое стремление найти виновных. Меня подталкивал обычный страх, страх неведомой и грозной опасности, нависшей над нами. Это не по мне: если есть угроза, я должна ее устранить, вот и все. Но королевский замок — особое место: здесь ты можешь угрозу только чувствовать, но не видеть. Прямой вызов и честная битва — непозволительная роскошь среди этих людей. И мое стремление избавить нас от опасности пока оставалось лишь желанием: у меня не было ни единой зацепки, кроме злополучного графа Вернера, который ни разу не появился при дворе со времени того происшествия, и хотя само по себе это не было странным, но у меня вызывало подозрения. Так или иначе, сидеть сложа руки я не могла и не стала.

Немалого труда мне стоило уговорить местного оружейника изготовить для меня меч, но еще большего — заставить дать обещание, что он никому об этом не скажет. Однако оно того стоило: меч был прекрасным, идеально сбалансированным, и так удобно ложился в руку... Стоило мне получить оружие, как жизнь превратилась в сплошную учебу: днем я уходила в самое пустынное крыло замка, где меня никто не мог увидеть, и тренировалась управляться с клинком, а ночью Антарес учила меня колдовать. И то, и другое было очень важно и могло пригодиться в любой момент, но так выматывало... У меня почти не было времени для сна, но я не смела жаловаться даже наставнице: тогда мне пришлось бы рассказать о своих занятиях по фехтованию, она стала бы интересоваться, зачем мне это нужно... Нет, я не хочу впутывать Антарес во все это, тем более, она так и не сказала ничего определенного о том, как ей удалось исцелить меня, а я и не стала особо допытываться. У нее свои тайны, у меня — свои, и нам не обязательно делиться ими. Правда, интуиция подсказывала, что в один прекрасный момент нам придется открыть друг другу все карты.

Я не позволяла себе жаловаться даже в мыслях, старалась не думать ни о чем, кроме дел. Мне следует быть начеку, готовой ко всему, а мысли... Если я позволю себе расслабиться, позволю своим страху и горечи вылезти наружу, то я уже не смогу собраться. Постоянный страх, физическая и эмоциональная усталость — вот чем я жила последние дни — я привыкла, но иногда становилось сложно. В конце концов, можно бесконечно долго бороться с кем и с чем угодно, но бороться с собой невозможно — как ни крути, ты проиграешь.

Именно поэтому я старалась избегать Бертрана, у меня не было ни времени, ни силы воли для встреч с ним — рядом с юношей я забывала обо всем, а мне нельзя забывать. Он ослаблял меня, и в любое другое время я была бы рада почувствовать себя юной хрупкой девушкой, нуждающейся в защите своего рыцаря, но не сейчас... Только долго бегать от принца я не смогла: он все-таки нашел меня и заставил поговорить. Это было несколько дней назад, но воспоминания греют меня до сих пор. Какая все-таки удача, что однажды я встретила его на своем пути! Если бы не Антарес, мы бы никогда не познакомились, а если бы вдруг и пересеклись, то он бы не обратил на меня внимания. И что бы было тогда?.. Впрочем, это все пустое. Кто может знать, что было бы, если...

Но пора вернуться к действительности. Сегодня во дворце очередной прием, и снова все должны на нем присутствовать — очень надеюсь, что там будет Вернер, он — ключ ко всему. Впрочем, и без него в придворной среде скучать не приходится: еще не совсем утихли те разговоры обо мне и чудесно спасенном Бертране, которые можно было услышать на каждом углу сразу после нападения. Чего я только не наслушалась, даже вспоминать не хочется, одна версия невероятнее другой. К тому же, теперь, несмотря на по-прежнему узкий круг знакомств, меня стали узнавать люди, которых я никогда прежде не видела. Они здоровались, задавали какие-то вежливые вопросы... Поначалу это было даже забавно, но потом стало раздражать. Да и Антарес не упускала случая пошутить над моей \"известностью\" — к слову, наставница последнее время всегда была в хорошем расположении духа, что очень меня радовало.

Я могла только догадываться о причинах — но какая разница, главное, что девушка хорошо себя чувствовала и, кажется, была вполне довольна жизнью. О большем я и не мечтала.

Так вот, жизнь при дворе кипела, и, сама того не желая, я была в курсе происходящего. Сейчас как никогда хотелось забиться в самый дальний угол, чтобы никто меня не слышал, не видел и не трогал. Если бы я знала о последствиях, я бы несколько раз подумала, прежде чем убивать несчастного рыцаря... Но был и один несомненный плюс. Как только я встала на ноги, меня нашел Эддард и сказал слова, которых я никак не ожидала услышать:

— Я хочу поблагодарить вас, леди Файтер. Я понимаю, что вы не нуждаетесь в одобрении, понимаю, ради кого вы это делали, но в любом случае вы спасли жизнь моего брата, и я перед вами в неоплатном долгу, как и вся наша семья.

— Вы ведь сторонник абсолютной честности, не так ли, ваше высочество? Так позвольте мне сказать вам одну вещь... Я меньше всего думала о славном семействе Фернеолов, когда позволила проклятому Хагену всадить кинжал мне в спину. При всем уважении. Однако ваши слова о долге... Не забудьте их. Возможно, однажды вам придется его вернуть.

— И я сделаю это, не сомневайтесь. Вы можете попросить все, что угодно.

— Не сейчас, ваше высочество. Однажды.

— Как угодно.

Неплохо иметь в должниках члена королевской семьи, который, кроме того, в один прекрасный день станет главой государства. Мне определенно нравилась эта мысль...

— Эл! Элайв, ты здесь? — услышала я настойчивый голос.

— Да, Анна... — нехотя отозвалась я. Кажется, я слишком задумалась или просто-напросто задремала.

— Не спи.

— Когда же мне прикажешь это делать? Другого времени для сна у меня нет, — ответила я, пожалуй, чересчур резко, и поспешила исправиться. — Прости. Мне не стоило так говорить.

Ведьма ничего не ответила, лишь холодно кивнула и отвернулась. Замечательно, не хватало только с Антарес поссориться.

Мы находились в королевском зале среди прочих придворных, пока какой-то барон горячо пытался что-то объяснить королю. Я рассеянно обвела взглядом присутствующих, по привычке ища знакомые лица. Король и королева с сыновьями, приближенные рядом с троном, дамы, гвардия, рыцари короля и какие-то неизвестные мне рыцари... Некоторые из них, заметив мой взгляд, кивали в знак приветствия, а я в ответ вежливо улыбалась. Интересно, почему я не видела их прежде?..

— Эл, что ты делаешь? — снова услышала я возмущенный шепот рядом.

— Со мной поздоровались, и я здороваюсь в ответ.

Ведьма со вздохом закатила глаза:

— Ты должна просто кивнуть в ответ. Никаких улыбок!

— Но почему?

— Поверь мне.

Похоже, наставнице стоит обучать меня не только тонкостям магии, но и этикета. Что может быть плохого в том, что я улыбнулась рыцарю в ответ на его приветствие?.. Глупое правило. Однако стоит послушать Антарес, она в этом разбирается лучше меня.

— Хорошо, — со вздохом ответила я, продолжая рассматривать присутствующих, — только…

Вдруг я заметила среди мужчин Вернера. Он здесь! Наконец-то! Как только все закончится, я должна подойти к нему, чтобы поговорить, но, боже, что я могу сказать?! Мне хотелось приставить кинжал к его благородной шее и заставить отвечать на мои вопросы, но никак не вести светские беседы!

— Только что? Кого ты там увидела?

— Так, не важно...

Граф заметил мой взгляд и учтиво улыбнулся, слегка поклонившись. Я только кивнула, как учила наставница, и поспешно отвела глаза, пока он не увидел в них что-нибудь, чего ему видеть не полагалось.

Итак, он здесь. И я не дам ему уйти. Но напрямую действовать нельзя, нужно быть умнее и хитрее... Сделаю вид, что считаю его своим добрым другом, это самое безопасное, усыплю его бдительность. Но я же совсем не умею врать!.. Что ж, похоже, придется научиться.

Когда просители закончились, придворные по одному стали покидать зал, но Антарес не торопилась. Я же не сводила глаз с Вернера, опасаясь упустить его. Он, как и ведьма, не спешил уходить, наоборот, кажется, надеялся еще о чем-то переговорить с королевской семьей.

— Леди Файтер, подойдите ближе! — вдруг услышала я властный голос.

Королева протягивала к нам руку, и мы с Антарес растерянно переглянулись. Которую она имела в виду? Обе мы поспешили исполнить ее просьбу.

— Да, ваше величество?

В помещении уже почти никого не осталось, а король о чем-то разговаривал с сыновьями, так что мы были практически наедине с королевой.

— Леди Анна, хоть мне неприятно это говорить, но вы разочаровываете меня, — сказала женщина с лицом, выражавшим гораздо большее раздражение, чем ее слова. — Вы пренебрегаете вашими обязанностями фрейлины!

— Извините, ваше величество.

— Если позволите, ваше величество, — поспешила вмешаться я, — моей сестре сейчас нездоровится в связи с ее положением. Как женщина, вы должны понять, что...

Ее глаза полыхнули злостью:

— Я ничего вам не должна, леди Файтер! И извольте хранить молчание, ведь я говорила не с вами!

Мне пришлось замолчать и с почтением поклониться, но не думайте, что я не нашла бы, что ответить. Краем глаза я заметила, что Эддард с интересом наблюдает за нами, но кажется, вовсе не собирается вмешиваться.

— Итак, леди Анна, что вы можете сказать в свое оправдание?

— Я прошу прощения у вашего величества, и обещаю впредь быть внимательнее.

— Ну нет, я не собираюсь больше терпеть это.

Под \"это\", она, похоже, подразумевала Антарес, и мы с опасением ждали ее вердикта.

— Я снимаю с вас обязанности фрейлины, и не желаю больше видеть вас при дворе.

— Не слишком ли вы суровы к бедной девушке? — неожиданно спросил подошедший к нам Эддард.

— Бедной девушке? — переспросила королева так удивленно, словно впервые увидела своего сына.

— Конечно. Полагаю, леди Файтер все еще не может оправиться от потери горячо любимого супруга, и придворная жизнь слишком сильно напоминает девушке о ее горе.

Королева была неподвижна, но я видела, что она готова была ударить Эддарда, так велика была ее ярость.

— Это так? — спросила она у Антарес тихо и с угрозой.

— Увы. Принц Эддард читает меня словно открытую книгу, — ее слова, кажется, имели какое-то особое значение для этих двоих, что не укрылось от королевы.

— Что ж... Вам повезло с защитником, леди Файтер, и в этот раз я прощаю вас, но на будущее учтите мои слова. Вы свободны, — она, похоже, хотела сказать еще очень многое и Антарес, и сыну, но сдержалась — самообладание, кажется, было одним из основных ее преимуществ.

Что это было? Королева никогда не была особо расположена к нам, но чтобы до такой степени... Чем мы могли вызвать такую сильную неприязнь? И почему именно на Антарес она направила свою карающую длань? Девушка не доставляла ей никаких неудобств, и вряд ли могла чем-то помешать...

Как только королева покинула зал, к нам присоединился Бертран:

— Что здесь произошло?

— Ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться, брат.

— Могу я тогда украсть у вас леди Элайв?

Я вопросительно посмотрела на Антарес, она едва заметно кивнула. Мне не очень хотелось оставлять ее с Эддардом, но если она сама считает это возможным...

— Прошу нас простить.

Как только юный принц вывел меня в коридор, я вспомнила, от чего меня отвлекла королева.

— Вернер!

— Что, прости?

— Граф Вернер, где он?

Бертран смотрел на меня с непониманием и легкой обидой:

— Я хотел проводить тебя до комнаты, но если тебе предпочтительней его общество...

Ох, ваше высочество, прекратите! Сейчас совсем не время для ревности!

— Хорошо, буду очень рада, но мне нужно поговорить с ним.

— Никуда не денется твой граф, идем.

И что я могла сделать? Пришлось идти и слушать пространные размышления Бертрана уже не помню о чем, а самой думать, как я могла так глупо упустить этого человека. Так долго ждать его, думать о встрече, планировать, а потом... Очень глупо!

— Элайв, ты вообще меня слушаешь?

Хм, сегодня я уже слышала этот вопрос от Антарес. Дважды.

— Конечно.

— Так значит, ты согласна?

Знать бы еще, о чем он спросил... Пфх, мне нужно сейчас всего две вещи: здоровый сон и возможность поговорить с графом. Разве я о многом прошу?

— Ммм, я подумаю.

— Вот и отлично! — принца более чем устроил такой ответ, вот и прекрасно. Он доволен, Антарес довольна, ну чем не рай на земле? Принесите мне голову Вернера на блюде, и, клянусь, от такой идиллии в наших краях вновь появятся единороги.

Наконец, мы подошли к моей комнате, и внутри меня ждал сюрприз — на столе стояли несколько букетов, заботливо поставленные служанкой в вазы. Что за... Бертран мог меня хотя бы предупредить.

— Ты решила украсить комнату цветами? — спросил он, пройдя вслед за мной внутрь и закрывая за собой дверь. — Красиво.

Так значит, это не он? А кто?

Растерянно подойдя к столу, я рассмотрела букеты ближе. Ничего необычного… кроме самого факта их внезапного появления здесь.

Принц тем временем развалился в кресле и лениво наблюдал за мной. Сказать ему? Зачем, он сейчас сам все поймет.

Одна возможность разгадать загадку все же была: не без опасений я опустила пальцы в самую гущу цветов и обнаружила там то, что искала. На небольшом куске пергамента красивым почерком была написана записка. Я бегло пробежалась по ней глазами: \"Леди Файтер, наслышанный о вашей отваге, я был поражен вашей красотой... прекрасный облик... ваш взгляд, который проник... позвольте мне засвидетельствовать свое восхищение...» и прочее в подобном же духе с абсолютно незнакомой мне подписью. В остальных букетах обнаружились такие же записки, примерно одинакового содержания, но написанные разными людьми.

— Что это? — Бертран подошел ближе и протянул руку к бумаге. — Можно?

Я молча кивнула.

Что все это могло значить? Я абсолютно не знала людей, которые там подписались, разве только... Мне вспомнились слова Антарес: \"Ты должна просто кивнуть в ответ. Никаких улыбок! Поверь мне\". Хм, так значит, это те самые рыцари, больше некому. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Подумать только, благородные рыцари шлют мне цветы! Ха-ха-ха!

— Чему ты смеешься? — спросил Бертран. Юноша был хмур, как осеннее небо.

— Забавная ситуация, не находишь?

— Ничуть, — ответил он, с отвращением посмотрев на записки, разбросанные по столу. Он смотрел на них так, будто несчастные клочки пергамента в любой момент могли превратиться в ядовитых змей.

— Неужели ты ревнуешь? Мог бы и порадоваться за меня, — ответила я со смехом.

— Я не ревную! Просто... Нет, это нормально, что на тебя обращают внимание, ты молода и красива, я все понимаю. Но это только начало, понимаешь?

— Нет, — честно ответила я. — Не понимаю, почему тебя это так беспокоит.

— Сейчас тебя это забавляет, но потом ты начнешь серьезнее к этому относиться, обращать больше внимания, задумываться над словами этих людей... Я прожил здесь не один год, и знаю, как это бывает.

— Постой, ты, что же, не доверяешь мне? Думаешь, однажды я уйду от тебя к другому?

— Это возможно.

— Бертран, у меня была прекрасная возможность избавиться от тебя раз и навсегда, но я этого не сделала, помнишь?

— Тогда шла речь о жизни и смерти, а тут совсем другое... Тем более ты сама сказала, что теперь мы квиты и больше ничем не обязаны друг другу.

Ох, ваше высочество, иногда вы становитесь совершенно невозможны!

— Сколько раз мне нужно повторить, что я люблю тебя, чтобы ты поверил?

— Я верю, и знаю это... Но вот они, — он указал на цветы, — они не знают.

— А им и не обязательно это знать.

— Ты не понимаешь... Сейчас ты говоришь, что никогда не бросишь меня, но это потому, что тебе просто не с чем сравнить.

— У меня были мужчины, — ответила я скептически.

— Знаю, — поморщился он. — Я имел в виду благородных.

Разговор принимал совершенно нежелательный оборот, и мы оба не были к нему готовы. Раньше мы затрагивали подобные темы лишь косвенно, и каждый раз это было очень неловко... Однажды, конечно, нам придется поговорить обо всем этом, но не сейчас.

— Хорошо, Бертран, тогда просто скажи, чего ты хочешь? Какой ты видишь выход?

— Ты знаешь, я не раз говорил об этом. Давай объявим о нашей помолвке.

— Это плохая идея. Твои родные будут против...

— Но мы даже не попытались!

— Потому что это бессмысленно.

— Вот видишь...

— Нет, я не отказываюсь! Когда-нибудь мы сделаем это, но нужно подождать...

— Чего? Скажи, Эл, чего мне ждать, и клянусь, я больше не заговорю об этом!

Если бы я знала... Это было не так просто. Или я просто искала отговорки? Я была вовсе не против обручения, а возможно, даже и свадьбы — когда-нибудь это обязательно произойдет, но... Мысль, что я навсегда застряну в душном узком мире королевского замка, была не такой уж приятной, это была та цена, которую я должна была заплатить за внезапно свалившееся на меня счастье, которое теперь смотрит на меня несчастными глазами и напряженно ждет ответа. И мне нужно было время, чтобы собраться с духом и заплатить ее. А еще мне просто жизненно необходимо было поговорить об этом с Антарес, уверена, она сможет дать мне какой-нибудь мудрый совет... Кроме того, проблемы надо решать по мере их поступления, а у меня до сих пор нет никакой ясности относительно того происшествия.

— Обещаю тебе, Бертран Фернеол, слышишь, обещаю, что через несколько дней мы снова поговорим об этом и подробно все обсудим. Хорошо? Даю тебе слово, что отвечу на все твои вопросы.

— Спасибо, — улыбнулся он.

Минута полного взаимопонимания и единения была беспардонно нарушена скрипом отворившейся двери, но никогда прежде я так не радовалась своим врагам: на пороге стоял Вернер, собственной персоной. Однако воодушевление быстро сменилось подозрением: почему он пришел сам? Что ему может быть здесь нужно?

— Миледи, — поклонился он. — Ваше высочество, не ожидал вас здесь увидеть.

— Как и я вас.

— Я пришел поговорить с леди Файтер, но если леди сейчас занята...

Просить Бертрана нас оставить, учитывая то, что принц только что мне сказал... Нет, это невозможно.

— Его высочество ваш близкий друг, как и мой. У нас не может быть от него секретов, не так ли?

— Разумеется, — улыбка Вернера навела меня на мысль о коте, потягивающемся перед прыжком. Домашний хищник, который не вызывает опасений, пока не выпустит когти.

— Я хотел поздравить вас с выздоровлением, миледи. Я слышал, что с вами произошло... Ужасно. Не понимаю, как такое могло случиться.

— Благодарю вас, однако очень жаль, что вы так долго не появлялись при дворе. Что-то случилось?

— Все в полном порядке, миледи, и не стоит беспокойства. К слову о беспокойстве, ваше высочество, я слышал, что рыцарь Мартин имел неосторожность рассердить вас?..

— Нам пришлось поговорить на повышенных тонах, это правда, — недовольно согласился Бертран. — Но откуда вам это известно?

Вернер звонко рассмеялся:

— Мне многое известно, пора вам к этому привыкнуть.

— Позвольте, граф, — вмешалась я в разговор, стараясь придать своему голосу как можно больше лукавости, — уверена, есть одна вещь, которой вы не знаете.

— Что вы имеете в виду, дорогая моему сердцу леди Файтер?

— Есть вещи, которые люди могут сказать только тогда, когда они уверены, что их слушатель унесет тайну с собой в могилу. Но не все выходит так, как мы рассчитываем...

Вернер понял, о чем я говорю, и на миг его глаза недобро блеснули. Он заглотил эту наживку! Конечно, ему захочется узнать, что мне сказал Хаген.

— И я бы с удовольствием по-дружески поделилась бы с вами...

— Не сомневаюсь, — Вернер все отлично понял, и кажется, даже успел сделать для себя какие-то выводы. Что-то темное затаилось на дне его глаз...

Бертран тоже почувствовал угрозу и встал поближе, положив руки на мои плечи.

— Что ж, не буду больше вам мешать, — с улыбкой поклонился граф. И, уже собираясь переступить порог, добавил:

— Приятно видеть, что люди еще способны так дорожить друг другом... Знаете ли, это вселяет веру в завтрашний день.

Кот с шумом захлопнул мышеловку. И каждый из нас троих услышал, как она закрылась.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 13

Антарес

Память… Это великий дар, присущий человеку, заставляющий его заново переживать упущенные моменты, раз за разом возвращающий тебя к прожитому. Как бы тяжело и больно не было после, память — всегда честна, она хранит тебя самого, тот самый правдивый отпечаток души, который ни за что не станет лгать. Разве что если человек сознательно затягивает себя в зыбкую, но такую сладостно-манящую пучину самообмана.

Память. Время полирует ее оттиски — что-то стирает, а что-то, напротив, обнажает с кристальной четкостью — и может статься, что спустя какие-то несколько тысяч мгновений, как по мановению неустанной руки художника, образ, запечатленный памятью, приобретет совсем другие черты, неуловимо похожие, но все же резко отличающиеся от первоначальных.

С каждым днем, с каждой неуловимо утекающей секундой мы изменяемся — незаметно, медленно, но от этого не менее неотвратимо. Что-то приходит, что-то уходит, тьма заменяется светом в душе человеческой, свет, напротив, — безоглядной, безотчетной, все рушащей тьмой. И снова повторяется пляска противоположных начал.

Рвет, кромсает глупую душу, ведь силы сопротивляться или хотя бы самостоятельно решать, у нее нет. Не вышло, не наделили душу этим умением, она сама как тонущий в быстрой реке — бросается потоками то в одну, то в другую сторону, сдирает руки о камни, глотая ледяную влагу — но напрасно. Все равно не хватит сил вечно бороться с рекой, и опустится на дно, обессиленная, и, прямо скажем, уже не живая.

А на мою душу к тому же точно камень тяжелый повесили — и как мне еще удается плыть, совершенно непонятно. Может, я обманываю себя? Может, я давно уже на дне, и солнце, свежий воздух и прочее — всего лишь предсмертная иллюзия? Вдохнешь освежающий, живительный ветер чуть глубже — и внезапно в грудь ворвется поток воды. А если так — стоит ли вообще дышать?

Ай!

Ребенок под сердцем внезапно шевельнулся. А может быть, это не солнце иллюзия, а камень на шее? Определенно, дышать стоило, хотя бы ради моей девочки. На лице против воли расползлась, наверное, глупейшая в мире улыбка, и, как бы странно это ни звучало, но я впервые в своей жизни ощутила, что такое настоящее счастье.

Это — покой. Это мир в душе, не сотрясаемой никакими треволнениями — просто состояние гармонии и идеального равновесия. Как же хорошо, в самом-то деле. Солнце. Деревья. Прозрачный до синевы воздух, яркий контур небес, прорывающийся сквозь легчайшую паутинку колеблющейся листвы…

И снова солнце, реки, океаны золотого света, льющиеся с вышины. Тепло… и в сердце тепло, и на ладонях тепло, и даже, кажется, в голову проникает этот невесомый, бодрящий жар. Раствориться бы в нем, растаять, превращаясь в этот ослепительно-горячий свет… и согреть бы кого-нибудь, согреть без остатка.

Жаль, что я раньше этого не умела, была холодной и такой требовательной… Память, этот жестокий паж, услужливо нарисовала картинку. Как же это было? Ах, да. Беседка. Ведьма. Король. Холодно. Больно.

— Я хочу, чтобы ты узнала об этом первая, Анна, — тихо проговорил Ричард, отводя взгляд в сторону. Ведьма смеется и пытается обнять короля, ведь вдали от чужих глаз позволено многое — к тому же глупышке кажется, что впереди ее ждет нечто волшебное, что старый друг приготовил для нее какое-то сказочное известие — ведь не зря же он в последнее время то и дело куда-то исчезает. Однако друг уклоняется от объятий — руки ведьмы зачерпывают пустоту, а губы целуют воздух.

— О чем же, ваше величество? — со смехом вопрошает ведьма. Она еще ни о чем не подозревает, но легкая тень набегает на ее лицо — темные глаза вглядываются в знакомое лицо с несвойственной подозрительностью.

Были, о, несомненно, были у нее поводы для беспокойства.

Королевство династии Тирионов и крошечная, но богатая земля, управляемая Фернеолами, вот уже несколько десятилетий неустанно враждовали — ходили смутные слухи о скорой войне, поговаривали даже, что частые отлучки короля Ричарда из собственного королевства — есть ни что иное, как псевдодипломатические визиты в стан врага, что, в общем-то, было небезопасно не только для него самого, но и для его подданных — в случае вероломства со стороны Генриха.

Наследника у Ричарда, разумеется, не было, и страну, в случае его смерти, кроме внешней войны, могли всколыхнуть кровавые распри в борьбе за престол.

Король медлил с ответом.

— Война почти неизбежна, Анна, — издалека начал он. — Я не хочу гибели своих людей.

Ведьма внимательно взглянула на короля:

— Армия Фернеолов во много раз уступает твоей, Ричард. Право, я не вижу поводов для беспокойства.

— Их люди, хоть и малочисленны, все же превосходят наших рыцарей силой и умением вести бой. Я не могу рисковать своими людьми, понимаешь, Анна? Я не вправе делать женщин моего королевства вдовами, а детей — сиротами!

Какое поразительное благородство, какая похвальная забота о своем многострадальном народе, не правда ли? Но не стоило сильно обольщаться.

Он тогда попросту искал для себя оправдание, ту кажущуюся архиважной первопричину, благодаря которой не стыдно будет уступить собственным прихотям, не показавшись при этом так нелогично слабым. Все что угодно, но не показаться в чужих глазах попросту влюбленным в принцессу чужого королевства, так разительно отличающуюся от сидевшей напротив ведьмы. Хрупкая, изящная, светловолосая — обманчиво глупенькая девочка, — той еще предстоит узнать ее во всех подробностях, но пока… пока она малодушно позволяет себя обманывать. Тоже глупая. Очень глупая.

Цепляясь за обманчивую, обещанную иллюзию счастья, не желая верить своим подозрениям, она растягивала губы в принужденную улыбку, тем не менее, в уме перебирая и изменившийся взгляд короля, словно обращенный куда-то внутрь себя, и теперь уже привычную томную задумчивость, и…

— И что ты... Вы решили, ваше величество? — не сумев сдержаться, спрашивает она, устав в одиночку держать хрупкий мостик мнимого взаимопонимания, которого, по сути, уже и не существует. Но ей важно получить ответ, который развеет ее сомнения, ей важно и дальше лгать самой себе… дурочка, какая же дурочка.

— Чтобы избежать войны, я решил… — король спотыкается на простых звуках, может быть, от волнения… или гнусного ощущения предательства. Впрочем, какое предательство? Он ничего не обещал ведьме, ничего и никогда — не его вина, что его престарелая бабушка убедила ее в этом.

— Что решил?! Что ты имеешь в виду? — от недоброго предчувствия внутри все леденеет, будто душа с мерзким звуком, почти что взвизгом разбивающегося тонкого стекла, устремляется куда-то вниз, точно стремясь уберечься от вполне очевидного ужаса. Холодно. Больно. Страшно. И обреченное ощущение того, что половина жизни прожита напрасно. Но где-то в глубине сердца еще теплится слабая надежда…

Король молчал. Слабый ветер, поднимаясь, трепал темные кудри колдуньи, бил по щекам Ричарда, нарушая тягостную, неестественную тишину. Наконец…

— Я решил породниться с Фернеолами, — тихо говорит он. — Тогда Генрих не посмеет объявить нам войну.

Весь мир внезапно сузился до звуков его усталого, но такого ясного голоса. А может, этот мир попросту исчез, растворился? Как мираж, или прочая фальшивка, он не мог долго существовать, опираясь только на обман и иллюзии. В этом мире окупается только правда, только она бесценна — остальное неважно, как песок, текущий сквозь пальцы… но песок — зыбучий и имеет свойство затягивать.

— Породниться? — тупо переспрашивает она.

Король кивает.

— Я женюсь на дочери Генриха, Катрионе.

Все! Старый мир окончательно осыпался звенящими осколками. Не стоило тогда о нем жалеть, ведь нельзя, никакой магией нельзя собрать то, что однажды было разбито.

— А я, Ричард? Как же я? — глядя в сторону, спрашивает ведьма, почти умоляет. Какое унижение, право.

— Я люблю ее, а с тобой мы останемся друзьями, Энни. Прости.

— Друзьями? Друзьями? — восклицает она, дернувшись от этого слова сильнее, чем от пощечины — он и в самом деле точно ударил ее, но причинил боль не телу, а душе.

Великая сила — самообман.

— Энни, что с тобой?! Энни…

— Будьте вы прокляты! Навеки прокляты, и ты, и твоя невеста!

Ведьма вскакивает, бежит куда-то — и внезапно начинается дождь. Стихийно собираются мрачные тучи, черные, дикие — точно зло, ворочающееся и бессильно кипящее в душе ведьмы. То ли дождь, то ли слезы текут у нее по щекам. Больно. Больно. Больно.

— Что ты такое говоришь? — изумляется король, ведь для него она — не ведьма, она мягкая и уступчивая Энни, она — его неразлучный товарищ. Но — оруженосец, а не прекрасная дама — вот только она сама этого не понимает.

Она смеется ему в лицо, стоя под хлещущими струями:

— Ну что? Казнишь меня, за такие слова, казнишь, да, чтобы вашему счастью не мешала?! Ну так веди меня, на костер, на плаху! — она смеется, дико, страшно, и протягивает руки к королю. — Прикажи слугам, пусть свяжут, запрут… Я не перестану тебя проклинать, даже отправившись в преисподнюю!

Глупая, совсем глупая… Король молча уходит, оставив своего верного оруженосца мокнуть под дождем. В душе у нее продолжает кипеть, как тучи над головой, злость и обида… А еще месть… о да, с нее-то все и началось…

Тучи сгущались.

Жаль, что дождем они излиться не способны — хотя, почему жаль? Я нынешняя решительно ни о чем не жалею — благодаря Ричарду у меня теперь есть сестра и дочь.

Хотя потеряла я многое, но и приобрела едва ли не больше.

Я открыла глаза — неужели заснула? Да, точно — яркое, теплое солнце действует лучше любого сонного зелья. День уже клонился к вечеру, солнце шло на закат, окрашивая запад в алый цвет. Видимо, только в королевском саду можно заснуть на несколько часов, чтобы никто тебя не потревожил — он поистине огромен, укромных уголков в нем не счесть.

Никто не потревожил?

— А я все ждал, пока вы проснетесь, — прозвучал прямо над ухом насмешливый голос. Позвольте, а на чем это я лежу?! Это определенно чье-то плечо. О, нет. Силы ада, силы небесные, пощадите меня! Пусть это все окажется сном — не могу же я в самом деле спать на плече у… Пощадите меня!

Не пощадили. Вот теперь и я нарушаю все правила приличия — дьявол бы побрал это теплое солнышко.

— О… ваше высочество, я… понимаете… уснула… — и почему в разговоре с ним я вечно начинаю нести всякую околесицу? Наверное, во всем виноваты эти его ужасные, прямо-таки невозможные глаза…

— А я любезно не оставил вас в одиночестве, — ехидно парировал он. Придушить бы его, а труп схоронить под той чудесной яблонькой.

— Право, не следовало.

— Что вы, кажется, я послужил для вас чудесной опорой. Хотя признаться, сначала я подумал, что вы мираж, — задумчиво добавил он.

— Простите?

— Я решил пройтись по саду в одиночестве… вы любите одиночество, Анна? — он лукаво прищурился. — И вдруг вижу вас, спящую, точно ангел, прямо на садовой скамье.

Я почувствовала, что краснею — только этого мне не хватало.

— Разве я мог отказать себе в удовольствии побыть с вами наедине несколько часов, при этом не слыша ваших нравоучений? Тем более, что вы нашли мое плечо крайне удобным для сна.

— Наглец! — не сдержалась я и едва подавила в себе желание закрыть голову руками — вот теперь точно казнят. Но, кажется, принц был в благодушном настроении:

— Лгунья!

Я опешила:

— О чем вы?!

— Во сне вы кое о чем говорили…

Проклятье! Я постаралась принять безразличный вид.

— И о чем же, позвольте узнать?

— О муже моей сестры, Ричарде Тирионе, о том, что не вернете ему дочь… — он неожиданно вцепился в мое запястье. — Что это означает? Отвечай!

— Мне снилось, что я — королева Катриона, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

— О. И каково же чувствовать себя ею? — любезно поинтересовался Эддард. Хватка, однако же, несколько ослабла.

— Великолепно. Всегда мечтала иметь светлые волосы, — мрачно проговорила я. Это был крайне опасный момент — поверит или не поверит? Я из-под полуопущенных ресниц внимательно наблюдала за его лицом.

Судьба ко мне сегодня благоволила — внезапно Эддард улыбнулся:

— Вы храните в себе столько тайн, что я уже и не надеюсь разгадать их все. Вы точно книга на непонятном языке, которую невозможно прочесть.

— Изысканный комплимент, ваше высочество, — слегка поклонилась я.

— Хотелось бы мне вас прочитать, — точно не слушая, продолжал он. — Да вот только ключ спрятан где-то далеко. Когда же вы станете для меня открытой книгой, Анна?

— К открытым книгам обычно быстро теряют интерес.

— Значит, вы не хотите, чтобы я перестал вами интересоваться?

Вот дьявол. Ну почему я вечно говорю не то и не так?

Элайв Файтер

В тот же день было объявлено, что свадьба наследника престола и юной леди Эллиот состоится уже через неделю — эта новость не стала неожиданностью, все знали, что Эддарду и Беатрис суждено пожениться, официальное закрепление союза было лишь вопросом времени. И все семь последующих дней королевский замок не знал отдыха: все готовились к предстоящему торжеству. Праздники не были здесь такой уж редкостью, но к свадьбам у людей особое отношение — их воспринимают, как начало чего-то светлого и прекрасного, а кроме того, женился их будущий король, и выбор невесты внушал веру в светлое будущее. Повсюду царило радостное возбуждение, которое затрагивало каждого, кроме самих виновников торжества. Я пару раз сталкивалась с невестой, не замечая в ней признаков счастья или воодушевления, Эддард же вовсе не появлялся в замке. Да уж, молодых явно ждет \"счастливая\" семейная жизнь...

К свадьбе в замок съехалось множество гостей, родственников с обеих сторон. Приглашение посылали и Катрионе с Ричардом, но они не смогли приехать, сославшись на какие-то важные дела в государстве. При дворе поговаривали, что Ричард просто не захотел ехать, и не пожелал отпускать супругу одну, чем вовсе не обрадовал молодую королеву. Впрочем, для нас это было хорошей новостью — только встречи с Тирионом сейчас не хватало.

Замок был до отказа набит людьми, все прежде пустующие комнаты обрели временных хозяев, но свои тренировки я прерывать не хотела и не прервала, только теперь действовать приходилось осторожнее, и в поисках места для фехтования, и в занятиях с Антарес.

В связи со свадьбой я ожидала каких-нибудь перемен в сестре (ведьма разрешила мне называть ее так даже наедине), но их не последовало. Антарес по-прежнему пребывала в мире и спокойствии, разве что она стала чуть задумчивее, но невнимательный взгляд не приметил бы и этого. Что ж, я могла и ошибиться, подозревая сестру и кронпринца в особом отношении друг к другу, хотя, признаюсь, мне нравилась мысль о них двоих, но о чем может идти речь, если Эддард скоро станет законным мужем леди Эллиот?

В ночь перед свадьбой мы снова практиковались в магии. Я уже освоилась в управлении многими силами и считала, что этого более чем достаточно, но Антарес думала иначе:

— Я дам тебе пару дней на отдых, а потом мы продолжим.

— Продолжим? Но, Антарес!..

— Не надо на меня так смотреть, Элайв Файтер! То, чему ты обучилась, — лишь азы. Мы должны перейти к более сложной магии.

— Уверяю тебя, что могу обойтись и этим. Ты же знаешь, я гораздо уютнее себя чувствую за котлом, чем...

— Нет, Элайв, ты не понимаешь! — она взяла меня за руку. — Только представь, что кроме меча, у тебя появится еще одно оружие, гораздо более грозное, чем сталь или твои зелья!

Хм, Антарес всегда знала, что нужно сказать. Соблазнительная мысль, но...

— Надеюсь, что мне не придется больше сражаться.

Она мне не поверила:

— Зная тебя, я в этом сомневаюсь, однако очень прошу хотя бы завтра не обнажать клинка.

— Постараюсь, — улыбнулась я в ответ. — А ты что думаешь о завтрашнем событии?

— Разве я должна о нем думать? — спросила она настороженно.

— Вопрос был не в этом.

— Ох, Эл, мы не должны говорить об этом.

— Ты уже второй раз произносишь слово \"долг\". Мне это не нравится.

Антарес лишь улыбнулась и покачала головой, но мне было так любопытно, что я не сдалась:

— Я же помню, как он поцеловал тебя, и потом заступился перед королевой...

— Он тебе нравится? — неожиданно спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Эддард чересчур жесток и по-королевски самоуверен, но в остальном... Думаю, на него можно положиться. Он человек чести.

Ведьма удовлетворенно кивнула:

— Именно поэтому он и женится — честь и долг обязывают его повиноваться воле родителей. Однажды он станет королем, в конце концов.

— Так значит, тебе все равно?

— Конечно.

Она, кажется, верила в то, что говорила, и у меня не было причин не доверять сестре. Да даже если бы она солгала, что тогда? Это ее дело, и я не должна вмешиваться. И задавать все эти вопросы было бестактно, только сейчас я это поняла... Как всегда, слишком поздно.

— Чего ты смутилась?

— Прости, я не должна была так расспрашивать. Я просто...

— Волнуешься обо мне, знаю. И очень ценю это.

— Мне всегда будет недоставать манер... Прости.

— Все в порядке.

— Могу я... Нет, не важно. Пойдем в замок.

Я уже поднялась, но Антарес поймала меня за руку:

— Что, Эл? Говори.

— Я хотела спросить... Точнее посоветоваться.

— Да?

— Это о Бертране...

Антарес прерывисто вздохнула:

— Вы опять поссорились?

— Нет! Нет, что ты, просто... Он... Как это сказать... Он хочет обручиться со мной.

Мне не нужно было смотреть на сестру, чтобы понять, что она улыбается:

— Очень рада за вас.

— Но я ему еще не ответила.

— Что тебя останавливает? Ты ведь по-прежнему любишь его?

— Конечно, но...

— Но?

— Я не хочу здесь жить, Антарес! Эта столица, придворные, королева... Я не хочу, чтобы это стало моей жизнью. Мне нужен только Бертран, один, без его королевства и всего прочего, что к королевству прилагается. Разве мы не можем быть счастливы только вдвоем?

— Ты сама знаешь ответ на этот вопрос, — ответила она, изящно пожав плечами, и лукаво добавила. — Признаться, я думала, что ты смелее...

— При чем здесь смелость?

— Твой принц неразрывно связан со всем этим, как ты связана с магией. Это то, кем он является, и кем всегда будет. Бертрану хватило смелости принять тебя такой, какая ты есть, а хватит ли смелости тебе?

Хм, я не думала об этом с такой точки зрения...

— Ты должна решить, — продолжала Антарес, — сможешь ли ты принести эту маленькую жертву. Впрочем, жертву ли? Разве ты никогда не мечтала о спокойной жизни в безопасности?

— Мечтала, но это было давно. Ты знаешь, что таким, как мы, это недоступно.

— Тем более! Считай, что тебе предоставили шанс начать все заново. Если ты станешь членом королевской семьи, ты получишь больше свободы, чем когда либо. Многие могли об этом только мечтать.

— Член королевской семьи? Это же смешно! У каждого в этом мире свое место, Антарес, и мое явно не в королевских покоях.

— Твое — рядом с Бертраном, разве нет? Перед тобой очень простой выбор: между жизнью, к которой ты привыкла, и жизнью с Бертраном, вашим совместный счастьем здесь. Ты уже однажды сделала подобный выбор, не задумываясь, ты была готова отдать жизнь за него и чуть не отдала. Я не понимаю, что изменилось теперь?

Сестра права. Пожалуй, я очень эгоистично подошла к этому вопросу. Да и что будет, если я откажу? Сейчас я говорю, что не хочу здесь жить, что уйду отсюда, но смогу ли я уйти без него? Оставить его? Нет, никогда. Тогда все, чем я пожертвую, это своей свободой, которую я давно и добровольно отдала в руки принца. Так не в этом ли заключается смысл простых слов \"быть вместе\"?..

— Спасибо, Антарес, ты, как всегда, даешь мне хорошие советы.

— Не за что, сестрица, — усмехнулась она. — Пользуйся моментом — как только ребенок появится на свет, я стану куда менее дружелюбной.

День свадьбы выдался таким, каким ему и положено быть: солнечным и теплым. Природа словно тоже решила приодеться в честь такого радостного дня — мир вокруг был так прекрасен, что очень походил на обещанный всем рай. Людей в церкви было очень много, казалось, что все королевство пришло посмотреть на то, как принц свяжет себя узами брака. Тем, кому не хватило места внутри, пришлось остаться снаружи, что, впрочем, не особенно их расстроило. Я стояла неподалеку от алтаря, среди других придворных дам, и с беспокойством ждала Антарес. Время еще было, но я боялась, что она не сможет протиснуться сквозь толпу... Если через десять минут ведьма не появится, пойду ее искать.

А пока я могла как следует осмотреться... Очень давно мне не приходилось бывать в церкви, по известным причинам, и теперь я с любопытством рассматривала прекрасные витражи. Священник в праздничном одеянии отдавал последние распоряжения своим помощникам, и те беспокойно суетились. Первые ряды были заняты ближайшими родственниками Эллиотов и Фернеолов, король и королева оживленно разговаривали с родителями Беатрис. Королева почувствовала мой взгляд и обернулась, но я поспешила отвести глаза: если она меня заметит, то увидит, что Антарес нет, и это снова может навлечь на сестру неприятности.

До церемонии оставалось совсем немного времени, когда в церкви появился Эддард. По его лицу тяжело было прочитать какие-либо эмоции, но он искренне улыбался всем, кто заговаривал с ним, и был настроен весьма благодушно. На его месте я бы радовалась, ему очень повезло с невестой, чего нельзя сказать о бедной девушке. Видит бог, ей будет непросто найти общий язык с мужем.

Но где же Антарес? Она уже должна была прийти... Я собиралась пробираться к выходу, когда увидела вдали сестру и Бертрана. Он помогал ей пройти сквозь толпу, попутно перекидываясь с ведьмой какими-то репликами.

— Наконец-то, Анна! Я уже начала было волноваться!

— Все в порядке, сестра. Его высочество любезно проводил меня.

— Благодарю вас, — поклонилась я и, посмотрев на Бертрана, вопросительно подняла брови.

Принц радостно кивнул. Отлично — значит, он получил мое послание.

— Прошу меня простить, дамы, я должен присоединиться к своей семье, — и раскланявшись, юноша отправился к своему месту, рядом с родителями.

— Что это было? — тихо спросила Антарес.

— Я отправила ему записку утром, и теперь получила ответ. Лучше расскажи, что тебя так задержало.

— Леди Эллиот, она хотела поговорить со мной, ей сейчас очень нужна поддержка, — с нарочито бесстрастным лицом ответила сестра.

Мне стоило большого труда сдержать смех. Насколько наша жизнь наполнена ироничными моментами!

— Вот как? Что ж, нет ничего удивительного, что она выбрала именно тебя своей наперсницей...

— Прекрати, в этом нет ничего такого!

— Конечно, — как я ни пыталась стереть с лица улыбку, у меня ничего не выходило. — Абсолютно ничего. Серьезно, я не знала, что вы подруги.

— Она была очень добра ко мне, когда ты... болела. Ты же знаешь, это такой искренний ребенок...

— И сегодня этот ребенок станет женой кронпринца.

Заиграла музыка, означающая начало церемонии, и все присутствующие обернулись, чтобы увидеть невесту. Она была похожа на ангела в подвенечном наряде, и выглядела очень уместно в божьем храме, на ее лице легко читался страх, но была на нем и отчаянная решимость — девочка решила быть сильной, и теперь очень старалась исполнить данное себе обещание. Я редко обращаюсь к богу, но сейчас мне очень хотелось помолиться за леди Эллиот. Пусть жизнь ее сложится лучше, чем мы предполагаем. Разве это чистое существо не заслужило счастья?..

После венчания в замке устроили богатый пир, на который мы бы с удовольствием не пошли, но у нас не было выбора, и пришлось нам с Антарес присоединиться к чествующим молодых супругов гостей. После пира мы с Бертраном договорились о встрече: в записке я пообещала ему, что он, наконец, получит мой ответ, и, наблюдая за счастливым принцем, я видела, что Бертран не сомневался в том, что ему предстоит услышать.

В зале становилось душно, да и захмелевшие гости не придавали очарования этому месту. Очень хотелось выйти на свежий воздух, но какое-то тревожное чувство поселилось внутри, и я никак не могла определить его причину. Все же хорошо, верно? Сегодня прекрасный день, все вокруг веселятся, и ничто не нарушает этого мирного праздника.

— Анна, ты не хочешь уйти? — спросила я, перекрикивая расшумевшихся гостей.

— В чем дело, Эл?

— Нет, ни в чем... Просто уже поздно.

— Если это все, то я бы осталась еще ненадолго.

— Хорошо, я побуду с тобой, а потом провожу до комнаты.

— Прекрати, Элайв! Я вполне способна дойти до своих покоев самостоятельно. Если ты хочешь уйти, ты свободна.

— Да? Спасибо, тогда я пойду.

Я успела поймать на себе удивленный взгляд ведьмы, впрочем, отвечать на него было необязательно. У меня вообще такое чувство, что последнее время она меня подозревает в какой-то тайной деятельности, но не решается спросить.

В королевском саду дышалось намного легче. Уже стемнело, безоблачное небо дарило каждому, кто был готов увидеть, холодный свет луны и морозное мерцание звезд. Тревога улеглась, и я могла прогуливаться по пустынным дорожкам, не боясь быть замеченной кем-либо. Великолепный час! Никогда прежде я не замечала, насколько ночь прекраснее дня: ночь — волшебное время покоя и тишины, царство теней и шепота...

Где-то позади треснула ветка. Я обернулась, но никого не увидела. Да и чего мне здесь бояться? Как только Бертран освободится, он придет сюда, и мы сможем поговорить. Как удачно я выбрала место и время! Что может быть лучше, чем...

Но что это? Кругом тихо, и все-таки я чувствую, что здесь есть кто-то еще. Проклятье! Сойдя с тропинки, я спряталась за деревом и прислушалась. Тишина... Даже если мне не показалось, и кто-то прогуливается неподалеку, что с того? Это может быть кто-то из гостей. Здесь безопасно. Но тогда почему мне так страшно?

Привычным движением я опустила руку в поисках оружия. Черт! В праздничном платье негде было спрятать даже кинжал, и я решила не брать его с собой. Какая глупость! Нужно было найти способ... Со сталью мне было бы спокойней. Ах да, у меня же есть магия, но я не могу ей пользоваться — слишком велика вероятность быть замеченной.

Все это пронеслось в моей голове за секунду, и я не видела другого выхода, кроме как вернуться обратно. Там больше людей, там безопаснее... Я вышла из своего укрытия и почти бегом направилась в замок. Вдруг впереди я заметила какое-то движение. Что это, разрази вас гром?!

— Кто здесь?

Тишина. Нет, я не пойду туда, там кто-то есть. Как и позади. Ах, как же глупо было не взять клинок!

— Кто здесь? — спросила я громче, и снова не получила ответа.

Сзади послышалось какое-то движение. Я лихорадочно искала спасения: даже ветки, самого безобидного оружия, было не найти. Снова шорохи... Меня окружили.

Я уже набрала в грудь воздуха, чтобы позвать на помощь, но не успела: тяжелый удар сзади сбил меня с ног. Мир закружился и исчез.

Антарес

Человеческие привязанности до странности нелогичны — бывает так, что тебе кажется, будто ты ненавидишь кого-нибудь, сильно, до дрожи, до ледяного щемления в груди, но… вот в один миг все меняется и чувства перетекают в нечто совершенно противоположное даже помимо нашей воли.

По крайней мере, я уж точно не хотела ничего менять в отношениях с принцем, не хотела, чтобы он меня и дальше преследовал… да я вообще видеть его не хотела! Но увы, от меня уже ничего не зависело.

О нет, я не стала угрозой для его будущей супружеской верности, напротив, я еще больше стала избегать наследника престола, всякий раз, по счастью, успевая скрыться, прежде чем он смог бы меня заметить.

Но вот сейчас передо мной стоит рыжеволосая девочка в подвенечном платье, которая вот-вот станет его женой, будущей королевой. Вы думаете, я злюсь, вспоминая Катриону, строя зловещие планы по убийству несчастной девочки и захвату не так чтобы сильно сопротивляющегося будущего короля? Вы думаете — я снова виню в своих бедах весь мир и конкретно леди Беатрис Эллиот? Да нет, напротив — мне ее жалко, мне себя жалко… Мне жаль весь этот сумасшедший, насквозь прогнивший плесенью фальши мир. Мне не жаль лишь Эддарда Фернеола — в конце концов, будь что будет. Все пройдет, и это тоже — надо лишь вытерпеть, надо лишь не сломаться. Но как же это трудно… Особенно, когда напротив тебя стоит юная невеста, и говорит, что…

— Анна, я не могу, я правда не могу! — глаза ее лихорадочно блестят, руки дрожат. Я вот тоже не могу, девочка, стоять рядом с тобой и выслушивать, принимать в себя твою боль, самой мне сейчас ненамного легче — клянусь, я тоже не желаю этой свадьбы, всей душой не желаю, — однако же стою и мирно утешаю тебя, на правах более взрослой и мудрой. И не столь важно, есть ли фактически эта самая пресловутая мудрость, или только ее иллюзия, самое важное — что есть силы не выказать ее отсутствие.

-Что именно вы не можете, леди Беатрис? — горько усмехнулась я. — Пройти пару шагов до алтаря?

Однако, увидев, как болезненно скривились уголки ее губ, я поправилась, постаравшись хоть как-то смягчить холодную грубость предыдущей фразы:

— Беатрис, дорогая, простите меня! Прошу вас, простите. Я только хотела сказать, что вам не следует так бояться замужества!

— Лучше бы я… отправилась в монастырь, — точно не слушая меня, с нелепой горячностью восклицает она. — Лучше… лучше келья, чем это! Вот вы… вы, Анна, вы никогда не хотели стать монахиней?

О да, именно мне как раз и следует всей душой желать быть служительницей господней! Подозреваю, что в таком случае архангелы лично, давясь от смеха, спустятся с небес, чтобы не допустить этого безобразия. Подойдет такой вот крылатый юноша к смиренно стоящей послушнице Анне, и тихо скажет:

— Дитя мое, мы все, конечно, помним историю о блудном сыне… Но не стоит воспринимать ее так буквально… не до такой же степени!

Послушница смиренно молчит. Ей не полагается разговаривать с мужчинами. Архангел предпринимает еще одну мужественную попытку:

— Анна! Пожалей ты нас! Серафимы смеются, херувимы хохочут, святые вообще лежат, за животики держатся, при мысли о том, что ты монахиней станешь!

Легкая улыбка скользит по губам Анны, но она молчит. Взмолился Ангел.

— У нас в Раю хаос, ты соображаешь, что натворила?

Едва уловимо качает головой — да где уж нам, смертным, о делах небесных помышлять? Нам бы с земными разобраться.

Ангел вздыхает, и начинает перечислять:

— Ангелы-хранители к своим обязанностям от смеха приступить не могут, Петр вот тоже хохотал, да так, что ключи от врат выронил. Как думаешь, что случилось?

Пожимает плечами.

— Грешники ключи подобрали, и в Рай пробрались, — со вздохом. — Вы же, грешники, становитесь очень изобретательными, когда вам что-нибудь надо! — заявляет он с осуждением. Ведьма кивает — мол, что есть, то есть, не отрицаю.

Архангел продолжает:

— В общем, Эдемский сад ваша братия едва в преисподнюю не превратила… едва выдворили! В общем так, Анна, я тебя очень прошу — откажись ты от своей затеи, а то ведь, сама понимаешь, в таком случае нам придется конец света устраивать несколько раньше. Я тебе по секрету скажу — Люцифера и то едва удар не хватил!

— Не могу я отказаться, — вздыхает ведьма. — Я ребенку обещала.

— Какому еще ребенку? — поднимает голубые очи ангел к небу.

— Да леди Беатрис же!

— Анна? Почему вы молчите? Я вас обидела чем-то? Простите… — ворвался в мои грезы испуганный голосок вышеупомянутого ребенка, и я с неохотой очнулась от этой веселой фантазии.

— Беатрис, что вы, я попросту задумалась…

— Я не знаю, что мне делать… — она потерянно опустила руки.

Что же творит ее мать? По-хорошему, это сейчас она должна успокаивать и утешать свое чадо, не я, но, кажется, ей приятнее о чем-то щебетать с королевой Маргери. Придется, видимо, все же мне исполнять ее роль — хотелось бы надеяться, что первый и последний раз в жизни — уж я-то точно не подвергну мою доченьку такому испытанию.

Но, несмотря на все это, я несколько оттаяла и, кажется, была способна искренне посочувствовать девочке. Вопреки этикету, я осторожно обняла ее.

— Мы можем поплакать вместе, Беатрис — хотите? Так, чтобы никто не увидел.

— Зачем? — донеслось от моего плеча.

— Не знаю. Может, станет легче, — неопределенно пробормотала я.

Вот так и вышло, что два чужих человека плакали в общем-то, каждая о своем, но все-таки об одном и том же.

Минут десять спустя я осторожно отстранила от себя Беатрис:

— Ну вот, все почти кончилось, не правда ли?

На залитом слезами лице появилась робкая улыбка. Вымученная, явно фальшивая, но все же улыбка:

— Да, осталось совсем немного, — при этих словах ее явно передернуло.

— Вы должны понять, милая, что это ваш долг, — тихо проговорила я. — Ваша обязанность, ваше служение, если хотите, на благо славного рода Фернеолов.

— Но…

— Вы должны быть сильной.

— Он меня не любит, — горько произнесла девочка. — Совсем не любит… В таком случае сложно остаться сильной.

— Вы должны. Вы сможете, Беатрис.

Она нахмурилась.

— А можно вам задать вопрос?

— Да, разумеется.

— Только он… не очень удобный, — несмело говорит девочка.

— Неважно, задавайте.

— А ваш муж вас любил? — она кивает на мой подросший живот.

Если считать мужем отца моего ребенка…

— Нет, не любил, — признаюсь я, и от осознания этого факта ничего в сердце не меняется — Ричард окончательно и бесповоротно ушел в небытие.

— А вы?

— Я его любила. Сильно, но напрасно, и теперь, когда его больше нет в моей жизни, я могу лишь уважать его память, — и, по сути, в этом не было ни слова лжи.

Ее глаза удивленно расширяются:

— Значит, вам было во много раз сложнее, — она качает головой. — Знаете… Я думаю, что теперь смогу быть сильной, смогу вытерпеть. О, как это прекрасно, что я не люблю принца, — почти радостно восклицает она.

Странная, странная девочка.

Я не запомнила ни самой церемонии, ни шумного водоворота пира, лишь уход Элайв напомнил мне, что не следует слишком долго оставаться там — в конце концов, несмотря на свадьбы (а также похороны, крестины и прочее) занятия магией никто не отменял.

В общем, спустя час я сбежала из дворца в беседку и принялась ждать сестрицу.

Судя по всему, у нее в очередной раз было какое-то неотложное дело, с наличием которых, при условии обучения, я кое-как смирилась. Если она сможет защитить себя от опасной стороны этих дел, то и я буду спокойна. Однако спустя еще час я забеспокоилась:

“Элайв, поторопись!” — подумала я, вспомнив, что с нашей связью она может услышать меня, где бы ни была.

Прошло еще четверть часа. “Элайв, где ты?! Я волнуюсь. Элайв Файтер!” — снова попыталась я позвать ее мысленно, надеясь, что она услышит — ах, как жаль, что я сама не могу услышать ее мысли… Но ведь с ней ничего не могло случиться, ведь так?! Я достаточно постаралась для этого… или недостаточно? «Эл, где ты?» Напрасно, она не появлялась. Но возможно, она просто устала и заснула в своей комнате, и не слышит моих призывов? В конце концов, в последнее время она выглядела очень утомленной.

Изрядно обеспокоенная, я отправилась во дворец, прямиком к ней. Комната девушки, однако, была пуста, более того, она выглядела так, точно в нее вообще не входили. Где же сестра? Куда она могла подеваться? Сердце заколотилось в предательском ужасе, но спустя мгновение мне в голову пришла еще одна мысль.

Постойте… а может… Может, она с принцем?! Ну, Бертран, если это так… Отрезать тебе уши и прочие ненужные органы будет достаточным наказанием, и следует этим заняться прямо сейчас, пока Эл еще с тобой!

Путь до покоев его высочества показался мне необычайно долгим. Однако, без стука ворвавшись к нему в покои, я сразу поняла, что что-то не так. Принц сидел в кресле неподвижно, и был странно бледен:

— Ваше высочество, не соблаговолите ли вы мне сообщить, где Элайв? — тихо, ядовито спросила я. Он не ответил, и я рискнула повысить голос. — Где Эл, Бертран? У вас? Вы не имели никакого права… какая бесчестность… Где вы ее спрятали?

Он в ответ молча бросил мне в руки какой-то конверт. Лицо его в отблесках пламени, я машинально отметила, казалось маской. Печать была сломана. Конверт вскрыт. И вновь меня затопило безотчетным ужасом. Я непослушными руками развернула письмо:

Ваше высочество, принц Бертран!

Вы поступали в высшей степени неразумно, раз за разом мешая нашим планам, действующим, поверьте, лишь на благо нашей стране и нашему народу. Ваше поведение, принц, попросту вынуждает нас идти на крайние меры.

Чтобы вы были немного сговорчивее, мы попросили помочь нам в этом небезызвестную вам леди Элайв Файтер. Думается нам, пока эта благородная дама находится в полной нашей власти, вы не посмеете действовать против нас, не так ли?

Итак, ваше высочество, повторяю снова, для пущей доходчивости — не пытайтесь нам противодействовать, иначе она вполне может разделить незавидную участь всех, бесславно погибших в муках и бесследно исчезнувших людей. Вы же не хотите этого?

Однако если же вы согласитесь с нашими условиями, как только мы выполним то, что намереваемся, она вернется к вам целой и, хочется верить, невредимой. Все в ваших руках, принц.

Пальцы мои онемели. Злополучный листок выпал из них. Я покачнулась.

И снова не уберегла, снова не защитила… Все было напрасно… Сестрица вновь в большой опасности, а я так же бессильна — и почему она вновь должна страдать?! Почему все время различные беды сваливаются на голову бедной девочки, а я опять и опять не могу ее уберечь? Ведь клятву же давала, черт побери! Но почему она не смогла защититься?!

— Как они сумели ее поймать? — едва ворочая языком, спросила я. Руки не слушались, губы не слушались — казалось, вместо тела душа нежданно-негаданно переселилась внутрь тряпичной куклы.

— Мы должны были встретиться…

Что? Опять она из-за него пострадала?! Сначала Хаген, теперь это…

— Ах ты, мерзавец… — зашипела я. — Снова ее подставил?! Снова?!

— Я не хотел… — равнодушно пробормотал он. Так, ему еще и все равно???

— Лжец! — заверещала я, подбегая, и хватая его за воротник. — Ты только рад, что все твои беды берет на себя ни в чем не повинная девушка! Ты это специально, намеренно устроил! Мерзавец! Все из-за тебя! — продолжая трясти безвольного Бертрана, я внезапно зацепила ногой столик и куда-то полетела.

На сознание точно черную тряпку набросили.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 14

Элайв Файтер

Передо мной был королевский сад, в час раннего утра больше напоминавший райские кущи. Я шла, куда глаза глядят, впитывая волшебный свет, что лился на меня обильными потоками, блестя и переливаясь, вспыхивая и сверкая… Вдруг передо мной оказалась сестра. Я не сразу узнала ее бледное изможденное лицо, тем не менее выглядевшее спокойным и умиротворенным. Непривычно было видеть ведьму в белых одеждах, ведь обычно она избегает этого цвета.

— Анна... Что с тобой?

— Пойдем, я покажу тебе кое-что... — она словно не слышала меня. Я готова была поклясться, что женщина смотрит куда-то сквозь меня, но к кому еще могли относиться ее слова?..

Она взяла меня за руку и повела вперед. Деревья расступались пред ней, как вассалы расступаются перед своим сеньором, она была хозяйкой этого мира, а я — чужой.

— Анна, что ты...

— Тише, — она крадучись подошла к самому раскидистому дереву и опустила одну из пышных ветвей. — Смотри.

Я заглянула в образовавшийся проем, и... Задохнулась от удивления. Я увидела, как на одной из скамеек сидел Бертран в окружении детей. Две девочки и два мальчика радостно резвились вокруг него, а он с интересом наблюдал за их возней.

— Не может быть... — пораженно выдохнула я. Девочка, самая старшая из детей, с черными, как смоль, кудрями, забралась на скамейку рядом с Бертраном и насмешливо следила за возней своих друзей. Ее подруга — маленький белокурый ангел — пыталась забираться к Бертрану на колени, но безуспешно, а мальчики, по-осеннему рыжий и светловолосый, сражались на деревянных мечах.

— Что это, Антарес?

Она устало улыбнулась и положила руку мне на плечо:

— Это надежда.

Сознание вернулось ко мне резко, будто кто-то в ухо крикнул, и первым, что я увидела, придя в себя, был незнакомый каменный потолок. Не худший вариант, скажем честно, хотя полог моей кровати обрадовал бы меня больше.

Сквозь камни я все еще видела чудесный сад... Мария говорила, что сны — причудливые метаморфозы наших желаний, но иногда они могут стать чем-то большим. Так что это? Неужели будущее?.. Не скрою, иногда мои сны сбывались, но... Ох, нет, это просто сон и не более того.

Я оказалась в темном небольшом помещении, лежащей на широкой низкой скамье. Пол был устлан свежей соломой, а где-то под потолком крошечное окошко скупо одаривало комнату светом. Впрочем, это была далеко не комната, скорее темница: три каменные стены, а четвертая из железных прутьев. И каким образом я могла здесь оказаться? А главное, за что? Заранее уверенная в неудаче, я потрясла решетку, и она, совершенно ожидаемо, не поддалась.

— Эй, кто-нибудь! Эй!

— Чего тебе? — неожиданно отделившаяся от стены темная фигура заставила меня подпрыгнуть.

— Как я здесь оказалась?

— Как и все — через дверь.

Шутник. Я бы с удовольствием поддержала веселье, если бы не была так напугана.

— Разве? Что-то я этого не помню.

— Ясное дело, они принесли тебя сюда без сознания.

Они? Хорошо, мы еще выясним, кто такие \"они\", сейчас гораздо важнее другое.

— Кто ты?

— Страж.

Он не выходил из тени, и я не могла толком разглядеть фигуру, не то что лицо. Однако судя по голосу, ему было не меньше сорока, и человек этот не походил на благородного.

— Так скажи мне, страж, почему я здесь?

— А мне почем знать? Мое дело охранять. Сажают другие.

Удивительной логики человек. В других обстоятельствах он бы мне понравился.

— А могу я поговорить с теми, другими?

— Нет. Ты вообще ни с кем не можешь говорить, даже со мной.

— Но говорю же...

— Ты сейчас же прекратишь.

— Почему?

— Потому что я ухожу. Тебе ничего не нужно?

— От воды бы не отказалась...

Он исчез из поля моего зрения, а потом вновь появился, протянув сквозь прутья кувшин.

— Благодарю.

Пока я утоляла жажду, таинственный страж исчез.

Что за странное место? И почему я все еще здесь, а не в замке... Ох, Анна там, наверное, с ума сходит. Надеюсь, кто-нибудь сможет ее утешить, ей же нельзя волноваться... Вряд ли похитители думали о моей сестре, но от их действий ей придется хуже всех. Бертран?.. Он найдет меня, я в этом ни минуты не сомневаюсь, найдет, и придумает способ освободить. Обязательно.

Но что мне делать, пока этого не случилось? Сами о том не подозревая, похитители предоставили мне отличную возможность выспаться и набраться сил, так что теперь я чувствую себя лучше, чем все последние дни вместе взятые. Я должна найти способ сообщить о себе. Только как? Меня наверняка обыскали, когда принесли сюда, и знают, что оружия у меня нет. Кроме магии, разумеется — впрочем, чем она может быть полезна? Расплавить решетку? Я ведьма, а не дракон. Убить стражника? Чем? Камни прочно держатся в кладке, и ни один не упадет ему на голову, даже с моей помощью. Так-то, Антарес, а ты говорила, оружие...

Никогда прежде мне не приходилось выполнять столь пассивной роли: сидеть в заточении и ждать, когда тебя спасут, точнее, надеяться, что это вообще произойдет. Конечно, Бертран не бросит меня в беде, но как он узнает, где я? Что вообще ему известно о том, что я пропала?..

Ох, Берт... А ведь я хотела дать тебе согласие, и мы обручились бы той же ночью, взяв в свидетели луну и звезды, но, видно, судьба решила испытать нас еще раз. И мы вынесем это испытание с честью. Темница отнюдь не способствовала радости или оптимизму, но мне отчего-то было так легко на душе... Это все Бертран. Приняв решение, я сама того не подозревая, что-то изменила — наверное, дело в постоянном недоверии, к которому я привыкла. В глубине души я до последнего не верила в то, что мы с принцем действительно будем вместе: сначала я не доверяла ему, а потом уже самой себе — мне казалось, что непременно должно случиться что-то, из-за чего все пойдет прахом, ведь так всегда и бывало, но сейчас... Я чувствую себя свободной (смешная мысль для человека за решеткой), чувствую, что могу раскрыться, позволить себе, наконец, разжать кулак и выпустить на волю свои чувства. Еще в замке Тириона я почувствовала, как они бьют сильными крыльями, желая вырваться на свободу — и теперь я дарую ее, я больше не боюсь утонуть в них, не боюсь того, что они меня ослабят, я готова, наконец, дать Бертрану то, чего он заслуживает... Как только все это закончится, я полностью поручу себя вашей милости, Бертран Фернеол.

Это же авантюра чистой воды! Представляю, как вытянется лицо королевы, когда она узнает, кого ее сын выбрал своей невестой. Только ради этого зрелища я готова дать принцу согласие. Она будет против, в этом не приходится сомневаться, а остальные? Король всегда проявлял ко мне только симпатию, а его сын... Несмотря на сложный характер Эддарда, думаю, мы почти нашли с ним общий язык. Солдат всегда поймет солдата. Хотя его бы разозлило сравнение с солдатом, полководец минимум, он же так амбициозен, как, впрочем, и положено наследнику престола.

Сама того не заметив, я вновь задремала и вот пред моим мысленным взором предстала прекрасная картина... Тронный зал Фернеолов полон света. На троне Эддард, слева от него Беатрис, оба торжественны и серьезны. Я стою у самых ступеней, подле возвышения для королевской семьи, на мне чудесные доспехи, и даже во сне я почувствовала гордость. Я преклоняю колено пред Эддардом и его женой, опираясь на меч.

— Мой государь, — обращаюсь я, опустив глаза, — позвольте служить вам. Позвольте занять место вашего стража и защитника!

Король смотрит на меня с одобрением и во мне поднимается чувство благоговения (и это странно, я никогда не испытывала ничего подобного под его взглядом).

— Ты славный рыцарь! — вещает Эддард голосом, полным величия и торжественности. — Ты не раз доказывал нам свою доблесть и верность, и я почту за честь принять твою присягу.

Я беру свой меч и протягиваю его королю:

— Клянусь жизнью моей, клянусь кровью и плотью служить славному семейству Фернеолов, да не прервется этот благословенный род во веки веков! Клянусь защищать королевский род мечом и речью, клянусь бить недругов и оберегать друзей короны, клянусь!

Эддард принимает меч и кладет его острие мне на плечо:

— Я, король Эддард Фернеол, принимаю твою клятву. Неси свой долг с честью.

Что-то лязгнуло, где-то за пределами зала, и я вспомнила о Бертране. Почему его здесь нет? Почему он не слышал мой клятвы?.. \"Метаморфозы наших желаний\" — вспомнилось мне... Но я никогда не желала служить Эддарду. Вдруг мне стало кристально ясно: это не мой сон, я не могла этого видеть прежде, не могла этого желать, нет! Чужая темница сыграла со мной злую шутку, это был сон одного из ее прежних узников...

— Нет, это не я! Не я! — испуганно вскрикнула я, но видение не пропало. Беатрис поднялась с трона и встала рядом с мужем:

— Верно, Элайв, но могло бы быть твоим. Ты дала клятву. Ты будешь ее выполнять.

— Нет, вы не понимаете! Я не...

Эддард направил на меня мой же меч:

— Ты оказываешься от своих слов?

— Нет, ваше величество, нет, я лишь...

— Послушай, Элайв, послушай и запомни, — продолжала Беатрис тоном, которого я никогда у нее не слышала. — Хочешь ты того или нет, ты защитишь это место. Так было суждено. Однажды этот трон займет мой сын, а ты приведешь его королеву.

— Но я не понимаю...

— Все решено. Судьбе так было угодно.

— Леди Элайв! Миледи! — донеслось откуда-то из другого мира.

Кто это зовет меня?..

— Элайв!

Беатрис и Эддард растаяли, как утренний туман, оставив после себя лишь удивление. Воистину это место заколдовано, иначе почему мне снятся такие странные сны?.. Трудно было вырваться из плена небытия, но мне удалось. Открыв глаза, я увидела, что кто-то вошел в камеру и теперь пытается разбудить меня.

— Кто здесь?

— Миледи?

Ох уж этот голос... Держи себя в руках, Элайв, ты бессильна перед ним. По крайней мере, в данный момент. Ничего, граф, ваше время еще настанет.

— Вы всегда так называете женщин, которых используете в своих планах?

— Вижу, сознание вернулось к вам.

— Сожалею, что явь принесла мне именно вас.

— А зря... Я к вам с хорошими вестями.

— Неужели, Вернер? Неужели вы на это способны?

— Представьте себе. Но если вы будете так недружелюбны, боюсь, эти новости останутся для вас неузнанными.

— Прекратите, наконец, это лицемерие! Прекратите изображать моего друга!

— Отчего же? Я мог бы им быть, если бы вы только пожелали...

— Да что вы говорите! И почему же я должна желать этого? Чем вы могли заслужить доверие? Покушением на принца? Моим похищением? Истинно дружеские поступки!

— Сразу видно, что вы не искушены в придворных делах... Все, что я делал, было на благо Бертрана, если бы он только захотел помочь мне... Вам ведь неизвестно многое, не так ли, леди Файтер? Так позвольте мне просветить вас. Я никогда не желал зла его высочеству, я действовал только в его интересах — мне отвратительна перспектива воцарения его брата, Эддарда, я хотел служить только Бертрану, хотел, чтобы он стал моим королем, а вы — моей королевой...

— И почему же вы позволили Хагену поднять меч на вашего короля и чуть не убить вашу королеву?

— Это было ошибкой, признаю, рыцарь вышел из-под контроля.

Ложь все, от первого до последнего слова! Да что с ним говорить... Все равно, что со стеной.

— Вы говорили о хороших новостях? Так используйте свой последний шанс, рассказывайте!

— О, это не будет так просто... Позвольте мне доказать вам, что я волшебник.

Что за глупые игры...

— Если вам это удастся, вас сожгут.

Вернер рассмеялся:

— Непременно, но весть о моих способностях останется только между нами? Правда?

Я мрачно кивнула. Да я сама готова показать тебе пару фокусов, только прекрати этот фарс.

— Итак, миледи, кого вы хотели бы сейчас видеть больше всего?

Такого вопроса я не ждала. В чем подвох? Что будет с тем, кого я назову? И зависит ли моя судьба от того, кого я назову?.. Поразмышляв минуту, я выбрала наиболее безопасный вариант:

— Бертрана.

— И вы увидите его. Идемте...

Дверь в темницу была открыта, и Вернер приглашал идти за ним. Ловушка? Возможно, но разве у меня есть выбор? И что значит его слова о Бертране?..

— Стойте, Вернер! Я пойду с вами, но пообещайте мне, что принц...

— Будет в целости и сохранности. Конечно, обещаю! — раздраженно бросил он и добавил чуть тише. — Как же с вами скучно.

Зато с вами весело. Поверить обещанию такого человека, как граф? Как будто у меня есть варианты...

Скрепя сердце, я отправилась вслед за Вернером. Он накинул темный плащ мне на плечи и вывел на полуразрушенную лестницу; мы долго спускались вниз, пролет за пролетом, пока не показался выход — это была не просто тюрьма, это была башня.

— Куда вы меня ведете?

— Терпение, миледи...

Мы вышли во двор, где я увидела несколько человек, в таких же темных плащах, как дал мне Вернер.

— Простите, что заставили вас ждать, лорды...

От группы отделился один человек и скинул капюшон:

— Элайв!

— Бертран! — я кинулась в его объятия, как в последнюю пристань мира и спокойствия.

Он крепко прижал меня к себе и не торопился отпускать.

— Все в порядке, милая?

— Да... Я знала, что ты спасешь меня.

— И мог ли я обмануть твое доверие? — улыбнулся он. — Я обещал защищать тебя, помнишь? Все будет в порядке...

— Я выполнил свое обещание, милорд, — вмешался Вернер. — Я сдержал свое слово, так сдержите и вы. И помните о времени.

Мирная улыбка исчезла с лица Бертрана, уступив место серьезной сосредоточенности.

— В чем дело? О чем он говорит?..

— Я должен идти, Эл.

— Что? Куда?

— Боюсь, вы недооцениваете личные качества вашего рыцаря, леди Элайв, — отозвался подошедший ближе граф. — Мое условие было очень простым: мне нужна гарантия, что мне не помешают, мне нужен пленник. И принц нашел выход, отдаю должное его изобретательности...

Вдруг я поняла, что сейчас Вернер разрушит то хрупкое чувство, которое я получила в руках Бертрана. И клянусь, он пожалеет об этом.

— Он займет ваше место, леди Элайв, и, восхищенный его поступком, я даже позволил ему встретиться с вами. И, если вы дорожите жизнью его высочества, то вы не расскажете Эддарду о нашем маленьком договоре.

— Нет!

Никто не отнимет у меня Бертрана! Не теперь!

— Элайв, так нужно...

— Нет, Бертран, нет!

Я вцепилась в его руки так крепко, как погорелец держится за щепки того, что было его домом. Как будто это что-то могло изменить...

— Я пообещал. Поклялся, понимаешь...

Так вот значит, как он спас меня! Поставив на кон свою жизнь, он выторговал мою.

— Я должен идти.

Ему было не легче, чем мне, но он просил, уговаривал свою неразумную даму, он хотел быть мягким. Нет, Бертран, я не могу тебя бросить...

— Я останусь с тобой.

— Здесь останется только один, — твердо сказал Вернер.

— Ты не должен был, Берт, ты не... — слезы против моей воли застилали глаза, чертя на щеках соленые дорожки. Он вытер их пальцем.

— Скоро все будет закончено, Эл, держись.

Я не смела ответить, потому что знала, что голос будет дрожать. Нет, ему и так непросто, я не буду ухудшать ситуацию.

— Время, ваше высочество... — вновь напомнил Вернер.

— Минуту! Элайв, еще кое-что... Твоя сестра.

Анна! Антарес! Что с ней могло случиться?..

— Она плохо себя чувствует, врачи думают — это из-за того, что она переволновалась.

— А ребенок?

— Пока ей не стало лучше, он в опасности. Ты сейчас нужна в замке больше, чем я. Со мной все будет в порядке, а ты позаботься об Анне.

— Конечно... — шепнула я. Он медленно освобождался от моих рук, но я не могла его отпустить... Нет, Бертран, не уходи...

— Я должен, — словно ответил он на мои мысли.

Вернер взял меня за плечо и заставил отойти в сторону, а люди, сопровождающие принца, подтолкнули его к башне. Он подчинился им, а мне оставалось только смотреть, как он медленно удаляется. Вдруг стражи зашумели: принц освободился от их рук и в несколько шагов вернулся к нам. Вернер дернул меня назад, но Бертран опередил его, и, взяв меня за плечи, крепко поцеловал.

— Я не мог уйти без этого, — шепнул он мне в губы.

Антарес

Я бесконечно падала в вязкую тьму, и, казалось, это продолжалось десятки дней, миллионы столетий… но наконец, падение кончилось, а вместе с ним и безмолвие, и бесчувственность. Раскаленным кипятком в уши вливались тысячи голосов, бессвязно бормочущих, невнятно выкликающих мое имя.

А еще пришла боль, тупая, тянущая боль в животе, и я внезапно осознала, что именно она означает. Моя девочка уходит от меня, я теряю мою крошку со светлыми глазами Ричарда. Она никогда не придет ко мне, я никогда не буду держать ее, теплую, пахнущую молоком, на руках, не увижу ее улыбки… не услышу слова «мама».

— Мама! — звал меня голосок. — Мама, мама, мама, — насмешливо скрежетала тьма, как дикое, взбесившееся эхо. Я сжалась в комок. И вдруг из темноты кто-то появился — я совершенно определенно слышала чьи-то знакомые, шаркающие шаги. Внутренне воспрянув, я подумала, что сейчас мне помогут — надо только дотерпеть. Терпи, малютка, терпи вместе со мною, пожалуйста, я тебя вытащу — во всех смыслах, только не в буквальном — упаси нас от него, рано еще. Терпи, моя девочка…

Шаркающий человек, наконец, соткался из темноты, и я с облегчением выдохнула:

— Вильгельмина.

Да, это была она — моя наставница, старая, согбенная — именно такой я ее и запомнила.

— Ты не справляешься, Антарес, — погрозила она мне ссохшимся пальцем и мерзко улыбнулась. — Это же совсем просто… Старайся, глупая девчонка, спасай себя сама! Или я зря горю из-за тебя в аду?

Вся радость из меня в один миг испарилась.

— Что я могу? — безнадежно спросила я.

— Отпусти магию на волю.

Легко сказать. Она спит во мне уже два месяца, и, по логике, должна защищать ребенка, но то ли опасность слишком сильна, то ли что-то и вовсе пошло не так. Боль тем временем продолжала усиливаться.

— Я стараюсь, но у меня не выходит! — бессильно крикнула я в пустоту. — Вильгельмина!

Но та уже таяла.

— Или умирай, если не способна попросить о помощи, — насмешливо прозвучал ее голос, прежде чем мертвая колдунья окончательно исчезла.

Я рванулась за ней, но цепкие лапы тьмы удерживали меня… Элайв, где ты? Ты мне нужна, сестра… нет, ты очень нужна нам — мне и моей дочери. Эл, где же ты? Но ответа не было — вокруг была все та же липкая темнота.

Я запаниковала. Терпеть боль было уже почти невозможно, и я что было сил крикнула:

— Элайв! На помощь!

Внезапно, то ли от моего крика, то ли от чего-то другого, тьма дрогнула, точно студень и расступилась, пропуская сквозь себя тонкий, золотисто светящийся лучик — хрупкий, дрожащий, точно струна.

Я, замерев, ждала, а он протянулся прямо ко мне, и легко принялся опутывать живот, точно невидимый паучок плел свою паутину. Дышать внезапно стало чуть легче. Я осторожно распрямила плечи, и вдруг услышала взволнованный голос Эл, только голос — саму девушку я не видела.

— Анна, держись за нить, прошу тебя, держись, не отпускай! — голос ее звучал панически, и я ощутила причину ее беспокойства — тьма, до этого остававшаяся вроде бы равнодушной, стала затягивать меня в свои глубины, как топкое болото. Было ясно, что долго борьбы с нею мне не выдержать, и я поспешно ухватилась за сияющий кончик — защитная паутинка была сплетена, и новый луч уже разрезал кисель мрака, указывая путь.

— Элайв, где ты? — позвала я.

Голос помедлил.

— Все со мной уже хорошо, просто… я пока не могу быть рядом, понимаешь? Я еще далеко… и… Анна, боюсь, что не успею…

О чем это она?

— Что ты имеешь в виду, Эл? — удивленно поинтересовалась я.

— Тебе нельзя здесь долго оставаться, ты должна идти! — крикнула она.

Но я все еще не понимала, внезапно осознав, что мне хочется лишь одного — уснуть и раствориться в этой странной, густой темноте — уснуть навечно, чтобы больше никогда не просыпаться.

Луч внезапно больно обжег мне ладони, и я тут же открыла глаза — боль слегка ослабила сонливость. Голос сестры стал непривычно строгим:

— Ты должна уходить, Антарес, немедленно! Тут нельзя долго оставаться живым!

Несмотря на апатию, до моего сознания одно из слов все же дошло с пугающей четкостью — и больно укололо. То есть Элайв…

Я покачнулась.

— Ты что, умерла, Эл? — спросила я медленно. — Ты не могла умереть! Я не верю!

Голос, похоже, потерял терпение.

— Я жива, Антарес, жива, но мне сложно здесь находиться! Иди, прошу тебя, иди побыстрее… И запомни еще одно — когда выберешься отсюда, опасность еще не минует. Ребенок впитывает мою магию со скоростью губки, так же, как и твою — надолго этой защиты не хватит. Дождешься меня?

— От меня ничего не зависит, ты же знаешь.

— Да, но… Я постараюсь прибыть как можно скорее, обещаю. Иди же!

Я послушно сделала один шаг, другой — голос Элайв благополучно пропал — перебирая в руках горячую золотистую ниточку, точно Тесей, ищущий выход из Лабиринта с великодушной помощью Ариадны.

Она точно была живой — во всяком случае, я чувствовала ее надежное успокаивающее дрожание, до боли напоминающее человеческий пульс.

Шаг, другой — и тут будто вихрь подхватил меня, и куда-то понес — прочь от этой тьмы и неизвестности.

Глаза удалось мне открыть не сразу, и первое, что я ощутила — немедленное возвращение боли, тупыми челюстями вгрызшейся мне в живот. Ну еще немного, моя девочка, потерпи — еще чуть-чуть и придет Элайв. Она нам поможет.

Память внезапно точно солнечным светом озарило — ведь Эл похитили. Но она же смогла со мной связаться? Неужели она солгала, и ее и впрямь там убили, или… Мне нужно срочно выяснить, что происходит.

Несмотря на боль, я попыталась приподняться — судя по всему, меня перенесли в постель, но ничего не вышло — сознание точно дымкой заволокло. Миг, и надо мной склонился ангел смерти, глумливо вопрошающий:

— Как вы себя чувствуете? — как будто он не знает, как обычно чувствуют себя те, за кем он является.

Не стану скрывать, я дико завопила — сама не понимаю, и откуда силы на крик взялись? Могла бы — ударила, да вот только духи обычно бесплотны, да и пошевелиться я не могла.

— Не прикасайся ко мне! Пошел вон!

— Анна, что с вами?! Анна! — явившийся за мной ангел смерти обернулся к кому-то за своей спиной. Наверное, его спутница — та самая старуха с косой, которая, как известно, стоит у каждой ведьмы за плечом. — Почему она так кричит? Ей больно?

— Не знаю, — последовал ответ. — Мне кажется, она чего-то боится.

— Чего она может бояться? — раздраженно ответили ей.

— Не знаю. Возможно, вас.

Прозвучали стремительно удаляющиеся шаги… Кажется, хлопнула дверь… И наступила звенящая тишина, очень неприятная моему обостренному сейчас слуху. Однако спустя несколько минут дверь со скрипом снова открылась:

— Нет, это решительно невозможно, сидеть в одиночестве около этой двери! С ней никаких изменений?

Чьи-то холодные пальцы коснулись моей ладони. Впрочем, мелькнула здравая мысль, скорее всего, у меня просто жар. Ох, Элайв, где же ты?

— Анна, вы слышите меня?

Я смогла лишь на секунду открыть глаза, моргнуть и снова смежить веки. Силы стремительно покидали меня.

— Не называть ее так, я же предупреждал! — последовал резкий окрик, больно резанувший слух. Голос казался знакомым, но странная мутная дымка мешала восприятию — я четко осознавала только одно — у меня болит все тело.

Хотя я все еще не понимала, кто именно находится рядом со мной, но все же осознание того, что бредовая мысль о проводниках в загробный мир, кажется, действительно оказалась порождением воспаленного рассудка, пришло ко мне, хоть и с опозданием.

— Хоть сейчас помолчите, прошу вас, — с досадой ответил женский голос. — Вы нервируете ее. Смотрите, у нее дрожат пальцы.

— Да как вы смеете? — взвился мужской голос.

— И это вы у меня спрашиваете, ваше высочество? — голос ее собеседницы был, напротив, тих и спокоен. — Между тем, как сами проявляете к леди Файтер довольно-таки странный интерес.

— Как вы проницательны, миледи. И что, этот интерес вас не смущает? — кажется, мужчина изо всех сил старался придать себе уверенности, отрешенно подумалось мне.

— Не настолько, насколько это принято… — неопределенность в тоне женщины была очевидна. — И если уж мы говорим начистоту… ни вы, ни я не хотели этого союза, так?

— Допустим.

— Вот видите. Значит, мы просто выполняем свой долг, и в таком случае нам незачем становиться врагами.

— Откуда такие мудрые мысли в столь юной особе? — голос звучал насмешливо.

— Мы говорили с Анной перед свадьбой, — тихий вздох. — Если бы не она, я бы, наверное, сбежала прямо из-под венца — вы не тот человек, с которым мне бы хотелось провести всю оставшуюся жизнь.

— Лестное же у вас мнение обо мне, — пробормотал мужчина, пожалуй, несколько уязвленным тоном.

— Вы сами не дали мне возможности составить другое. Откровенность за откровенность, не так ли?

— Пусть так. Но что будет с Анной теперь? Ее сестра и мой брат, по-видимому, сбежали вместе, как я и предсказывал. Они оставили ее одну в таком состоянии — это немыслимо! Между прочим, моя драгоценная матушка уже в бешенстве, и только наше с вами вмешательство, Беатрис, не позволило ей выкинуть леди Файтер из дворца вон прямо из-под рук лекаря.

Возможность мыслить вернулась так же мгновенно и четко, как удар кинжала в сердце. Беатрис! Так вот кто это… но не значит ли это, что ее собеседник — принц Эддард? О, нет. Светопреставление, не иначе — молодые супруги находятся у меня в моей комнате, тем временем как Элайв… но постойте. О чем это они говорят? Усилием воли разорвав паутину дремоты и боли, я открыла глаза. Боль подождет… Сейчас сказать правду было намного важнее моего самочувствия.

— Они не сбежали, — прохрипела я.

— Анна? Вы очнулись? — бросились ко мне муж и жена в едином порыве, и замерли, видимо, устыдившись такой своей общности.

— Они не сбежали… — тупо повторила я. — Я видела письмо.

— Какое еще письмо? — возмутился принц. — Они написали вам письмо, прежде чем сбежать?

Он что, совсем глуп?

— Мою сестру похитили люди, которым нужно что-то от Бертрана. Он им мешал, кажется… больше я ничего не помню.

Голова раскалывалась, живот тянуло все усиливающейся болью — я со стоном, сжав зубы, откинулась на подушки. Элайв, где ты? Я почти сдалась, Элайв, я больше не могу терпеть. Простите меня, все.

Однако принц, кажется, проигнорировал мое состояние — человека в нем вновь успешно заменил будущий грозный властитель.

— У вас с вашей сестрой какая-то избирательная потеря памяти, — прищурился Эддард. — Вы благополучно забываете все то, что…

Договорить он не успел. Двери с грохотом распахнулись, и на пороге появилась встрепанная Элайв Файтер, в одной руке сжимающая меч, в другой — какие-то склянки.

Я с облегчением выдохнула:

— Ты все-таки успела, сестричка.

А затем мягкие лапы беспамятства утащили меня в свое логово.

Элайв Файтер

Свежие сильные лошади стремительно неслись вперед, но мне казалось, что они тащатся слишком медленно.

— Вернер, быстрее, умоляю!

— В чем дело, леди Файтер?

Как я могу ему объяснить? Чем ближе я к замку, тем сильнее чувствую боль сестры. Ей очень худо, Бертран явно приукрасил положение дел. И если я не успею...

— Моей сестре нужна помощь, едемте быстрее.

— Тогда нас могут заметить.

Вдруг посреди кромешной тьмы безлунной ночи раздался резкий крик:

— Элайв! На помощь!

Я оглянулась: никто кроме меня его не слышал. Анна! Она зовет меня! Я близко, сестра, совсем близко... Сосредоточившись на той тоненькой магической нити, что связывала нас, я попыталась передать по ней свои силы. Но нить была слишком тонкой, мне нужна река, поток магии, а не этот полувысохший ручей! Но пока это все, что я могу ей дать.

— Анна, держись за нить, прошу тебя, держись, не отпускай! — кричала я, чувствуя, что голос уходит в пустоту. Нет, нет, нам обеим хватит сил...

— Элайв, где ты?

Она говорит, значит, магия помогает. Хорошо. Сколько я выиграла? Пять минут? Десять? А лес все такой же темный и густой...

— Все со мной уже хорошо, просто… я пока не могу быть рядом, понимаешь? Я еще далеко… и… Анна, боюсь, что не успею…

— Что ты имеешь в виду, Эл?

Эту проклятую тьму, неужели ты ее не чувствуешь?!

— Тебе нельзя здесь долго оставаться, ты должна идти!

Я чувствовала, что моей магии мало, ее просто нет во мне, а та, что была, целиком отдана сестре... Где мне взять еще? Как мне заставить ее подождать еще немного?.. Собрав волю в кулак, я одним мощным ударом кинула по нашему каналу все, что у меня осталось.

— Ты должна уходить, Антарес, немедленно! Тут нельзя долго оставаться живым!

— Ты что, умерла, Эл? Ты не могла умереть! Я не верю!

Нашла время тревожиться за мою жизнь! С того света мне было бы куда легче помочь тебе!

— Я жива, Антарес, жива, но мне сложно здесь находиться! Иди, прошу тебя, иди побыстрее… И запомни еще одно — когда выберешься отсюда, опасность еще не минует. Ребенок впитывает мою магию со скоростью губки, так же, как и твою — надолго этой защиты не хватит. Дождешься меня?

— От меня ничего не зависит, ты же знаешь.

— Да, но… Я постараюсь прибыть как можно скорее, обещаю. Иди же!

Связь держалась — Антарес жила. Магия подпитывала ее, точнее, их обеих, ее и дочь, но это не могло длиться вечно.

— Леди Элайв! — кто-то слегка ударил меня по щеке. В чем дело?

Резко распахнув глаза, я увидела, что мы остановились, а я лежу на коленях у Вернера.

— Вы потеряли сознание, миледи...

И не только его, магию выкачивали из меня секунда за секундой, и это сбивало с толку, мешало мыслить и действовать. Но не сейчас, нет, не время.

Я стремительно поднялась и вскочила на лошадь.

— Нельзя терять ни минуты! Анна, я чувствую, что нужна ей!

И не пускаясь в дальнейшие объяснения, я пришпорила коня, быстро оставив позади своих спутников. А магия все уходила и уходила, медленно сочилась по капле... Это хорошо. Значит, Анна жива, значит, с ребенком все в порядке...

Я гнала бедное животное с такой скоростью, на которую оно только было способно, и это дало результаты — меньше чем через четверть часа я уже видела замок. Только бы успеть! Держись, сестра, я уже рядом!

Двор, лестницы, коридоры, комната. Быстро достаю из тайника меч и сгребаю несколько пузырьков с готовыми зельями, какие-то травы... Сейчас некогда выбирать, мне нужно выиграть время, а потом уже займемся обстоятельным лечением... Снова коридоры и лестницы. Вот она, комната Антарес. А магия все утекает... Молодец, сестра, держись, сейчас я помогу тебе!

Перед дверью стража.

— Миледи, нам приказано...

Нет времени. Молча поднимаю меч и указываю на дверь. Один из стражников нерешительно отходит в сторону, большего мне и не нужно! Я с шумом врываюсь в комнату. Анна! Она в сознании! Краем глаза отмечаю застывших Эддарда и Беатрис. Хм, а они что здесь... Потом, все потом!

— Ты все-таки успела, сестричка, — устало улыбнулась Анна, и свет стал медленно потухать в ее глазах...

Нет! Нет, говорю! Я же успела! Оттолкнув Эддарда от постели сестры, я быстро принялась за работу. Спокойно, без нервов. Сейчас или будет поздно.

От свечи я подожгла связку разрыв-травы и положила ее рядом с подушкой Анны.

— Что вы делаете?

— То, что ваши лекари не смогли, — огрызнулась я на принца, не отрываясь от работы. Вам выпадает редкая возможность, ваше высочество, понаблюдать за ведьмой во время работы. Наслаждайтесь.

Так-так-так... Чем же я могу помочь... Я могу дать ей этого прозрачного напитка, и тогда боль уйдет, но ничего больше не изменится, а это — придаст ей сил… Нет, все не то! Думай! Ну же! А что если... Это решит все разом, но это рискованно. Хватит ли у меня магии? Да и для Антарес это будет очень неприятно... Но это лучший выход.

Хорошо бы проверить, но сейчас нет времени читать книги. Так, две капли этого, потом немного отсюда... И еще, пожалуй, щепотку этого порошка. Наверное. Черт побери, наверное?! А если не сработает?! Я даже представить не могу, что тогда...

Спокойнее, без нервов. Все получится. Антарес, прости, но другого выхода нет...

Когда питье приготовилось, и дыма было достаточно, я приступила к делу.

— Воды! Быстро!

Беатрис послушно подала мне кубок, и я даже нашла в себе силы благодарно улыбнуться ей. Размешав в воде зелье, я приблизилась к сестре, которая уже успела немного побледнеть...

— Помогите мне, ну!

Эддард приподнял голову Антарес, а Беатрис помогла мне заставить женщину проглотить лекарство. Хорошо, начало положено.

— Оставьте нас, — попросила я королевскую чету.

— Что вы сделали? — не унимался Эддард, хотя и более спокойным голосом.

— Помогла ей. Меня обучали искусству врачевания, что не раз спасало нас обеих.

Они поверили в это, но уходить не спешили. А надо. Анна сейчас выглядела, как крепко уснувшая, но здоровая девушка, но с каждой минутой ей будет все хуже, и если я не закончу...

— Прошу вас, оставьте меня с сестрой.

— Конечно, леди Файтер, конечно... — Беатрис потянула за собой упиравшегося мужа, и, в конце концов, он повиновался. Дыхание Антарес участилось. Трава рядом с ней почти догорела. У меня меньше минуты.

Как только дверь захлопнулась, я скинула пепел в остатки воды и поднесла к губам сестры. У нее начинался жар, пот струился по ее лицу...

— Ничего, дорогая, сейчас все закончится...

Я поднесла кубок к ее губам, но она дернулась, и я чуть не пролила его содержимое.

— Пей, Антарес! — мысленно приказала я. — Немедленно!

Если она не выпьет это сейчас же, ее сердце может не выдержать...

— Нет! — услышала я отчаянный крик. Боже, какие же видения могут преследовать бедняжку?..

Чуть ли не насильно я вливала в сестру остатки питья. Когда оставалось совсем немного, голос Анны вдруг разразился проклятьями:

— Прекрати немедленно! Нет! Ты не убьешь меня! Убери свои руки! Прочь!

Стараясь не обращать внимания на разрывающие голову крики, я продолжала свою работу. Шепча слова заклинания, я заставила ее допить лекарство. Магия не хотела мне поддаваться, слишком мало ее у меня осталось, но пришлось собрать последнее, что было. Когда в кубке не осталось ни капли, сестра затихла, ее дыхание вновь стало спокойным и глубоким, жар спал. Да, это должно было сработать и, кажется, сработало...

Я поправила постель и села рядом на пол, прислушиваясь. Все спокойно... Теперь она вне опасности. Наконец можно вздохнуть спокойно... Что ж, Анна, не все тебе меня спасать, пришла и моя очередь. Но больше так не пугай меня.

Я с трудом, пошатываясь, добрела до кресла. Силы и магия, это все восстановится, но сейчас из меня выжали все, без остатка. Ничего, ничего... Главное, что Анна сейчас в безопасности. Если бы Бертран не освободил меня... Усталость, наконец, взяла свое и я больше не чувствовала под собой ни кресла, ни пола, все превратилось в сплошную серость.

Бертран Фернеол

Один-два-три-четыре-поворот-один-два... Вот уже несколько дней, как я бесцельно мечусь из одного угла в другой, но это хотя бы видимость деятельности. Ужасно находиться здесь, не имея ни малейшего понятия о том, что происходит снаружи...

Мне нужно дело! Хоть какое-нибудь... Никогда не подозревал, что заточение может быть таким сложным — казалось бы, сиди себе на месте, да размышляй, о чем придется, но, оказывается, это не так просто. В детстве я любил слушать песни о прекрасных дамах, ждущих в течение многих лет храброго рыцаря, который вызволял их из заточения. И как же несчастная женщина может год за годом находиться в подобных условиях? Да и, простите, останется ли она после этого такой же прекрасной?.. Нет, хорошо, что я вытащил отсюда Эл. Тут весьма сносная обстановка, но не для долгого пребывания. Хорошо хоть не видно крыс, отвратительные животные... Нет, конечно, я их не боюсь — просто не люблю… да и никто не любит.

Сюда бы книгу и свечу уже было бы легче... Может, попросить у стражника, когда он появится?.. Хотя о чем это я... Я, королевский сын, буду что-то просить у этих людей?! Нет, не бывать этому. Насколько я помню (а матушка позаботилась, чтобы историю я знал на отлично), никто из нашего рода никогда даже в плену не бывал, не то что в тюрьме... Я буду первым. Сомнительное достижение. А женился ли кто-либо из них на простолюдинке? Нет, тоже мое новаторство, о котором никто не узнает. Ой, только не говорите Эл, что я так ее назвал! Иначе она меня загрызет... Хотя я не вижу в слове \"простолюдинка\" ничего обидного или позорного, но у девушки свой взгляд на такие вещи.

Надеюсь, у нее все в порядке. Ради этого я и оказался здесь... На самом деле в моем поступке нет никакой храбрости или благородства, это меньшее, что я мог сделать для своей невесты. Нам было так тяжело расстаться... Наверное, я мог бы уговорить Вернера не разлучать нас (если подумать, для него это было бы даже удобнее), и еще неизвестно, где Эл была бы в большей безопасности, но Анна... Кроме Элайв, ей некому помочь. Хм, как Анна набросилась на меня, когда узнала о пропаже девушки... Если бы не это несчастье, приключившееся с ней, не уйти бы мне живым. Заколдовала бы, наверняка — хотя, возможно, и пожалела бы, ради сестры. А ее обвинения... Они до сих пор стоят у меня в ушах: она говорила, что я все это специально подстроил, скинул свои проблемы на Эл. Немыслимо. Конечно, она это сказала сгоряча и я не хочу ее укорять, но... Неприятно, когда тебя обвиняют в такой подлости. Все-таки Анна — странная женщина. Взять хотя бы то, что она полюбила Ричарда Тириона — ну кто, скажите мне, кто в здравом уме способен на это? Моя сестра не в счет. Верно, никто. И как она может быть такой милой и заботливой с Элайв и такой агрессивной по отношению к остальным? Не уверен, что я ей нравлюсь... Впрочем, это все пустое. Элайв поможет Анне выкарабкаться.

Хоть мне никогда не нравились их ведьмовские штучки, но, нужно признать, иногда они оказываются очень действенными. Интересно, есть ли какая-то магия, способная передать мне последние известия? Что происходит во дворце? Выздоровела ли Анна? Чем занимается Вернер? А Эддард?.. Если такая магия существует, я сам был бы не прочь ею овладеть.

Интересно, каково это — быть ведьмой? Наверное, это уверенность в собственных силах — я видел, на что они способны, и это впечатляет, а если использовать эти силы во зло... О, можно поставить своих врагов на колени, конечно, при условии, что тебе не будет противостоять кто-то такой же сильный... Почему я вообще об этом думаю? Эти темные стены действуют на нервы, и что только не придет в голову.

Однако я все еще здесь... Вернер сказал, что меня выпустят, как только убедятся, что я ничем не смогу помешать, а мне бы очень хотелось помешать — речь идет о моем брате, в конце концов! А ведь я мог бы остаться и попытаться защитить кронпринца... Хм, получается, что между безопасностью брата и девушки я выбрал последнее. Эддард бы не одобрил. Но он же может постоять за себя, а Эл... Вообще-то тоже может. Забавно... Особенно интересно то, что я задумался об этом выборе уже после того, как его сделал.

Но разве я мог поступить иначе? Как поступил бы Эддард на моем месте? Ох, нет, неудачный вопрос. Чтобы брат оказался на моем месте, для начала нужна женщина, ради которой он был бы готов пожертвовать чем-то очень дорогим, и, боюсь, его жена на эту роль не подходит. Несмотря на всеобщую симпатию, брат, кажется, абсолютно безразличен к ней, а о ком-то другом, кто бы занял ее место, я не слышал. Впрочем, это не значит, что у него никого нет, он никогда не был особенно щепетилен в этом вопросе... И если матери потребовался серьезный разговор, чтобы заставить меня выбрать хоть кого-нибудь, то с Эддардом все было с точностью до наоборот. Родители тоже проводили с ним серьезные разговоры, только на другие темы... Впрочем, это было давно.

Но я отвлекся. Так как бы поступил Эддард? В теории. Конечно так, как велит ему долг, и ни одна женщина не смогла бы ему помешать. Как так вышло, что мы родились братьями?! Кроме небольшого внешнего сходства нас абсолютно ничего не связывает! Если бы нам одним прекрасным днем объявили, что произошла какая-то ошибка и что на самом деле мы не родственники, мы оба восприняли бы эту новость с радостью.

Как то я случайно высказал эту мысль отцу… Он очень сердился. Но, по обыкновению, недолго.

— Понимаю, вы не всегда ладите, — сказал он тогда, — но вы братья, и вам держать нашу страну. Хоть ты и не станешь королем, ты должен быть мудрым братом, а потом и заботливым дядей.

— Но отец, как я могу быть хорошим братом, когда Эддард в брате не нуждается?!

— Сейчас не нуждается, но однажды он будет рад, что ты у него есть.

Наступит ли это \"однажды\"?.. Пока не похоже.

Так или иначе, дело сделано — Элайв на свободе, я здесь, а Эддард в опасности. Но он не один, король с королевой никогда не оставляли вниманием старшего сына, да и верные рыцари у нас еще есть... Все наладится.

Ноги гудели от непрерывного движения, и я опустился на пол, прислонившись к стене. Тут даже удобнее, чем на скамье... Интересно, а как здесь коротала время моя Эл?.. Судя по тому, как горячо она меня встретила, часть ее мыслей была и обо мне. Эх, как не вовремя все случилось! Да и я хорош, согласился на встречу в саду. Надо было оставаться в замке. Но откуда я мог знать? Но это все неважно, абсолютно неважно... Она даст мне свое согласие, я это знаю, а потом нужно будет как-то получить благословение родителей... Не знаю, как. Нужен подходящий момент. Хорошо бы поговорить об этом с матерью, завести разговор издалека... Она, конечно, догадается, к чему я веду, но так даже лучше, ведь после женитьбы Эддарда они примутся за меня, и надо успеть раньше, чем они выберут, кого мне сосватать. Простите, дорогие родители, но вы не получите ни новых земель и дополнительной армии, приданое моей невесты будет несколько скромнее, но это не значит, что вы ее не полюбите. Я же полюбил... Но если они будут против... Сильная воля — семейная черта, и вы увидите, что она присуща не только Эддарду — Элайв будет моей женой, я так решил.

За пустыми мыслями пролетел еще один день... Ближе к вечеру, когда солнце еще не закатилось, но в моей камере уже было темно, я услышал странный шум... Что это? Моментально вскочив на ноги, я подбежал к решетке, пытаясь хоть что-то разглядеть. Внизу явно что-то происходило. Я слышал звон мечей и неясные крики, но кто это? Друзья или враги? Шум приближался, кто бы это ни был, они идут сюда. Быстро окинув взглядом свою небогатую обстановку, я решил, что скамья может послужить мне если не оружием, то хоть щитом. Взяв ее в руки, я снова занял свою позицию, готовый обороняться.

Один из голосов показался мне знакомым... Нет, только не говорите мне, что она снова... Эл! Ну зачем? Зачем ты постоянно меня вызволяешь! Я вытащил тебя из этой тюрьмы не для того, чтобы ты в нее вернулась. Однако она была не одна, на ее слова отвечал мужской голос... Кто с ней? Кого она могла уговорить прийти сюда?.. Они приблизились еще на пролет. Интересно, сколько там стражи?..

Мужской голос стал громче, и я узнал его. А он что здесь делает?! Элайв, разве смысл был не в том, чтобы он ничего не знал?! Я отбросил в сторону скамью — она мне не понадобится.

Спустя несколько минут, мои спасители уже появились в поле видимости.

— Бертран! Ты здесь?

— Здесь.

Радостная Элайв повисла на решетке, сжимая в руках окровавленный меч:

— Эддард, ключ, быстрее!

Эддард?! Он позволил ей обращаться к нему по имени? Я ждал вспышки ярости с его стороны, но кронпринц без слова, одним движением повернул в замке ключ и распахнул дверь:

— Что, брат, не ожидал меня здесь увидеть? — спросил он, насмешливо блеснув глазами.

— Абсолютно.

— Леди Файтер любезно пригласила меня сопроводить ее, мог ли я отказать?

Элайв вбежала ко мне и обняла, отбросив в сторону меч:

— Я переживала за тебя.

Поцеловав ее в ответ, я спросил:

— Как вы пробрались сюда?

— Мы потом все тебе расскажем, сейчас надо идти, — подняв оружие, она уже стояла у выхода. Эддард протянул мне мой меч:

— Вот, возьми, пригодится.

Эддард Фернеол

Всю свою сознательную жизнь я привык контролировать все, что было для меня важным, держать руку на пульсе событий, опережая их на шаг, как и положено, впрочем, любому уважающему себя будущему монарху. Но иногда старые привычки, к сожалению, приходится пересматривать — за свою жизнь я не управлял ситуацией ровно семь раз. И каждый раз я отчетливо помню.

Удар следовал за ударом. Неприятное чувство потери контроля посетило меня впервые, когда я узнал, что из замка пропала юная леди Файтер; вторично — когда я узнал, что с ее сестрой Анной случилось несчастье; и в третий раз — что вслед за леди Элайв исчез и мой безрассудный брат Бертран. Ему всегда было свойственны проявления некого, мягко скажем, вольнодумия, и я не удивился бы, если бы узнал, что эти двое просто-напросто сбежали вместе. Каков позор для чести нашего рода!

Впрочем, это волновало меня гораздо меньше состояния несчастной Анны Файтер — если она и раньше занимала чересчур много места в моих мыслях, то теперь и вовсе — абсолютно все мои помыслы были заняты лишь ею. Сказать, что я боялся за ее жизнь — означало не сказать ничего. Не боясь ни меча, ни стрелы, ни боя — я впервые познал, что такое настоящий страх. Будь моя воля — я бы не покидал ее ни на секунду. Проклятые правила приличия!

Как ни странно, моей спасительницей оказалась моя же собственная жена. Поистине, она может найти ключик к любому сердцу… кроме, пожалуй, моего — отделавшись парой застенчивых фраз и милых улыбок, перемежаемых неподдельными потоками слез и стенаний, она оговорила себе, на правах близкой дружбы с больной, право ухаживать за нею.

Разумеется, я не мог оставить свою жену в ее благородном самопожертвовании, чему впервые был крайне рад — помимо прочего, мне представилась возможность чуть ближе узнать ее, и перспектива совместного существования уже не казалась столь безрадостной — девочка оказалась отнюдь не так глупа, как мне показалось вначале.

Я был ей и впрямь благодарен, за одну только возможность находиться рядом с Анной — мне казалось, что если я буду рядом с нею, никто, даже сам господь, не допустит, чтобы с ней случилось что-то плохое — уж я-то сумею ее защитить. Нужно только все время быть близко, так, чтобы можно было слышать ее дыхание. Но избавь меня боже от ее язвительных слов — я, признаться, был даже отчасти рад, что она была без сознания и не могла говорить — ее манера разговаривать со мной порядком раздражала. И почему женщины не рождаются немыми — это было бы крайне удобно.

В четвертый раз я потерял контроль, когда дверь внезапно распахнулась, и на пороге я увидел леди Элайв. Я решительно ничего не понимал. Если не вместе с моим братом, то где она была? И куда, в таком случае, пропал сам Бертран? В пятый раз я потерял контроль, когда Анна неожиданно потеряла сознание. В шестой раз — когда девушка принялась вытворять с сестрой нечто непонятное, сильно напоминающее ведьминские обряды. В седьмой — когда меня попросту бесцеремонно вытолкали за дверь комнаты Анны.

С этого момента ни о каком контроле не могло быть и речи. И это значило, что мне вскорости все-таки предстоял нелегкий разговор с Элайв Файтер — я должен узнать правду, во что бы то ни стало. Слишком многое в последнее время замалчивалось ею и моим драгоценным братцем, и мне это ну просто категорически не нравилось. Было очевидно, что их с Бертраном темные делишки касаются не только их двоих — глупые дети явно замышляли что-то, касающееся всего королевства.

Я был уверен, что совершенно не зря тогда рыцарь напал на Бертрана, (хоть это и представили тогда, со слов того же Бертрана, как совершенно незначительное происшествие) и не зря именно она, Элайв Файтер, его защитила. Также мне представлялось отнюдь не случайным их нынешнее загадочное совместное исчезновение и не менее загадочное возвращение девушки… в одиночку. Беатрис, впрочем, повиснув на моем локте, уговаривала меня ни во что не вмешиваться... и я, в благодарность за Анну, уже приготовился уступить, хоть это и казалось совершенно немыслимым, как вдруг дверь комнаты леди Файтер распахнулась и на пороге снова предстала ее сестра. Она была мелово-бледной, лишь глаза лихорадочно блестели.

Девушка казалась очень ослабевшей — во всяком случае, она неожиданно сильно пошатнулась и рукой оперлась на массивную дверную ручку.

— Вам нехорошо, леди Файтер? — испуганно вскрикнула Беатрис, но та лишь медленно, и, казалось, с усилием покачала головой.

— Нет-нет, со мной все в порядке. Мне просто необходимо срочно поговорить с его высочеством…

— Несомненно, — кивнул я. — У меня к вам масса вопросов.

Леди Элайв слабо улыбнулась.

— Я надеюсь, что у меня найдутся к ним ответы.

Я повернулся к Беатрис.

— Вы можете идти, — пожалуй, фраза вышла несколько суховатой, но, тем не менее, она возражать не стала — кивнула, и, развернувшись, покорно направилась по коридору в направлении своих покоев. — Теперь мы можем с вами поговорить, наконец? — этот резкий вопрос был адресован уже другой собеседнице.

Она кивнула:

— Мне очень многое необходимо вам рассказать.

Я не выдержал:

— Сперва извольте объяснить, где находится мой брат Бертран! — ее кажущаяся невозмутимость очень сильно действовала мне на нервы. Девушка лишь устало прикрыла глаза, и слегка помедлила с ответом, точно испытывая мое терпение:

— Времени слишком мало. Вы можете мне довериться? — из интонаций ее ушла вся та напускная мягкость и просительность, которая до этого сквозила в голосе. Теперь вместо них там звенела сталь.

— Миледи, как я могу вам доверять, если совершенно ничего не знаю? — поинтересовался я. — Вы только что обещали ответить на все мои вопросы — и что же?

— Я не отказываюсь отвечать на ваши вопросы, но прошу вас, ваше высочество, если хотите, задайте мне их по дороге…

— По какой еще дороге? — настал черед, по-видимому, мне насторожиться. — Куда вы собираетесь, миледи?!

— Спасать Бертрана, — выдохнула она. И почему я не удивлен? Видимо, и эта способность потеряна, вместе со способностью владеть ситуацией. Ну что же, я способен признавать свое поражение, когда это действительно необходимо.

— И куда же мы отправляемся? То есть,… Каковы будут ваши приказания? — поинтересовался я, не сумев держать ироничной усмешки, все еще наивно полагая, что передо мной всего лишь изнеженная барышня, решившая поиграть в амазонку.

Ответ, вопреки ожиданиям, был предельно лаконичен:

— Велите седлать пару коней, ваше высочество. И прихватите меч, прошу вас… он может вам понадобиться.

Определенно, здесь творилось что-то невероятное. Чувство нереальности всего происходящего только усилилось, когда Элайв Файтер, одетая в мужской (я сначала решил, что сплю) камзол, при виде дамского седла на своей лошади («Вы, верно, смеетесь надо мною, ваше высочество?» — послышалось мне), бросила на меня — меня! — насмешливый взгляд, перед тем, как парой быстрых движений заменить его на обычное. При этом я готов был поклясться, что под плащом у нее на поясе имеется самый настоящий меч.

— Значит, «рука господня»? — спросил я, как только смог справиться с голосом. Намекая, разумеется, на слухи о чуде, обильно распускаемые ее сестрой сразу после сражения девушки с Хагеном.

— Моя рука, и ничья больше, — сквозь зубы прошипела она. — Теперь вы довольны, ваше высочество?

— Более чем. Видите ли, я не люблю, когда мне лгут, миледи. Но довольно пустых разговоров — указывайте путь, если он вам известен.

Девушка вскочила в седло, а мне оставалось лишь последовать ее примеру — она тут же пришпорила коня, который понесся быстрее вихря — мне оставалось лишь не отставать. Перед глазами цветными пятнами проносились люди, дома, деревья — все летело и кружилось в бешеном хороводе от безумной скорости, так, что в ушах свистел на разные голоса ветер, а тело точно сливалось с телом коня, летя ему навстречу. Надо ли говорить, что во время этой бешеной скачки я не сумел задать леди Элайв ни единого вопроса?

Однако это продолжалось недолго. До полусмерти загнав несчастных животных, мы спешились неподалеку от каких-то развалин — кажется, это был какой-то заброшенный замок, странно знакомый… принадлежавший… принадлежавший…

Развалина принадлежала графу Вернеру, изменнику, шпиону Ричарда Тириона, которого я искренне, всею душою ненавидел.

Наши королевства, Ферлиберт и Терравирис, издавна находились в состоянии соперничества-полувойны. Тирионы всегда мечтали захватить наши территории, уж больно лакомыми представлялись для их сурового края наши солнечные, плодородные земли. Наши предки, отцы наших отцов, Фернеолы и Тирионы старых дней, находились в вечной, глухой вражде, а мы всего лишь продолжаем славную «традицию».

Однако Ричард Тирион был первым, кто решился развязать открытую войну, видимо, посчитав возраст моего отца слабым местом.

А этот подлец Вернер, как оказалось, играл в пользу нашего врага, передавая ему сведения о численности наших воинов, конницы, количестве мечей… И даже подговаривал солдат прямо во время боя перейти под флаги Тириона.

Разумеется, когда все это вскрылось, не избежать бы ему плахи… если бы не скоропалительная женитьба недавнего врага на моей достопочтенной сестрице. Предательство смягчилось родством, и моему мягкосердечному брату удалось избавить Вернера от казни. А теперь, значит, Вернер удерживает своего «друга» здесь? Но зачем? Однако выяснять было некогда. К нам наперерез, с мечом в руках, уже мчался человек. Точнее, к леди Файтер, как к наиболее слабой и уязвимой жертве. Что ж, каков хозяин, таковы и слуги. И зачем я ее взял с собой?!

Однако не успел я обнажить клинок, как сияющая сталь просвистела в воздухе (мечи не успели даже скреститься) и незадачливый убийца рухнул, как подкошенный — и, без сомнения, мертвый.

Да, похоже, я недооценивал слабую женщину.

— Прекрасный удар, миледи, — не сдержался я.

— Просто повезло, — усмехнулась она и неожиданно посерьезнела. — Там еще должны быть люди.

— Там? Где они, кстати, держат его? Замок ведь не сохранился.

— Башня сохранилась… — тихо пробормотала она. — Там слишком темно, думаю, уцелеть будет сложно.

И действительно, едва мы пробрались по шаткой лесенке под ее темные своды, как на леди Элайв, с явной неохотой шедшую позади, со спины кто-то напал. Я же, насаживая на клинок, как барана на вертел, второго смельчака, не успел среагировать.

Девушка упала. Клинок просвистел в воздухе…

— Эдда-а-а-ард! — раздался ее панический вопль. Я не мог сделать ничего иного, как сильно ударить железной перчаткой ее противника в живот. К счастью, удар вышел на славу — меч изменил траекторию и врезался в камень в паре метров от ее головы, зато леди Файтер спустя пару мгновений не промахнулась. Я вовремя заметил на поясе у него связку ключей — нагнувшись, я сорвал ее.

— Элайв? — не остался я в долгу. — Вы в порядке?

— Я…

— Пока бы вы выговаривали «ваше высочество», вам бы успели снести голову, — рассмеялся я. — Так что, пока мы здесь, можете называть меня по имени — мало ли что, вдруг умрете, так и не открыв мне всей правды. Это будет печально, миледи.

— Более чем, — улыбнулась она, отдышавшись. — Кажется, их было всего трое.

— То есть нам осталось найти только одного человека.

— Бертрана.

— Бертрана, — согласился я и крикнул, что есть сил. — Бертран! Ты здесь?

Башня, судя по всему, была очень большой — но может быть, он нас слышит. Ответ неожиданно прозвучал очень близко:

— Здесь.

Пройдя еще пару шагов вглубь, я увидел крошечный закуток, забранный решеткой. За ней, как дикий зверь в клетке, стоял мой младший брат.

Ты умоешься кровью, Вернер, мразь. От размышлений о пытках, которых был достоин граф (я все не мог изобрести подходящую) меня отвлек голос леди Файтер.

— Эддард, ключ, быстрее!

У Бертрана едва рот не открылся от удивления, и я не преминул это отметить:

— Что, брат, не ожидал меня здесь увидеть?

— Абсолютно.

Как был глупцом, братец, так и остался — неужели ты всерьез мог думать, что я тебя оставлю?

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 15

Элайв Файтер

Выбравшись из-под мрачных сводов, мы не спешили возвращаться к лошадям, для начала следовало обсудить, что делать дальше.

— Стоит поторопиться, — говорил Бертран, — чтобы никто не заметил твоего отсутствия, Эддард — это может вызвать подозрения.

— А твое появление, конечно, их не вызовет?

— Вернер будет спокойно спать до утра. Вы позаботились о том, чтобы свидетелей не осталось.

— В замке слишком много ушей и глаз, среди них немало и вражеских. Возвращаться в замок прямо сейчас опасно.

— Предлагаешь провести ночь в лесу?

— А что, братец, сырости испугался?

Бертран недовольно поджал губы и кивком головы указал на меня. Эддард нахмурился. Неужели я еще не доказала, что не нуждаюсь в уступках, которые принято делать слабому полу?! Напустив на себя важный вид, я сказала лордам:

— Мы сделаем так, как будет безопаснее для нас всех. Не оглядывайтесь на меня, я приму любое ваше решение.

Но на мои слова никто не обратил внимания.

— Идем в замок, Эддард, — устало продолжал гнуть свое Бертран. — Нас никто не увидит.

— Ты предлагаешь...

— Именно, — кивнул Берт. Потрясающее взаимопонимание, еще бы понять, о чем они говорят.

Кронпринц махнул рукой:

— Хорошо, будь по-твоему. Но при одном условии: вы оба проведете эту ночь в моих покоях. Я не допущу, чтобы снова что-то случилось.

— Но милорд, — робко возразила я, — это будет очень неловко...

— Отчего же? — принцы удивленно обернулись ко мне.

— Если жена вдруг захочет навестить вас...

— Сомневаюсь, что она удостоит меня своим вниманием сегодня ночью, — раздраженно ответил Эддард, и его слова почему-то вызвали улыбку Бертрана, которую юноша старательно пытался скрыть.

— Едем, наконец! — кронпринц вскочил в седло и, не дожидаясь нас, умчался прочь.

— Ты даже не представляешь, какую шутку сейчас с ним сыграла, — улыбнулся Бертран, помогая мне забраться на коня.

— Я всего лишь хотела быть предусмотрительной.

— Охотно верю.

Снова, как в старые добрые времена, мы с Бертраном отправились в путь, сидя на одной лошади. В отличие от Эддарда, юноша не стал сильно гнать, и я с комфортом устроилась позади него, крепко держась за принца и прижавшись к его спине. О, это волшебное, пьянящее чувство безопасности и мира! Мне сейчас ничего не нужно, лишь бы чувствовать его рядом... Теперь все будет хорошо, бедствия недавних дней казались просто дурным сном, а события, произошедшие несколько лет назад, — отголосками прошлых жизней. Больше никто не посмеет забрать моего Бертрана, и он никому не позволит отнять меня у него. Честно говоря, это немного страшно — осознание того, насколько сильно ты зависишь от другого человека. Только это не леденящий, вымораживающий душу страх, нет... Скорее удивление, смешанное с опасением. И это странное чувство позволяет удерживать голову на плечах, а иначе... Правду говорят, что любовь — это болезнь, от которой, к тому же, никто не застрахован. Однако кто сказал, что болезнь не может быть приятной?

— Элайв...

— М?

— Ты меня слышишь? — принц не мог обернуться, и я не видела его лица, но чувствовала, что он хочет поговорить о чем-то важном.

— Конечно.

— Я все еще не сказал тебе спасибо, Элайв. Хотя ты не должна была этого делать, ты в очередной раз вытащила меня.

— Не стоит благодарности.

— Конечно, стоит! Ты снова рисковала...

— Меньше, чем в прошлый раз. Я учла твои пожелания и взяла с собой подмогу.

— Эддард? Должен признать, это было хорошей идеей. Как ты его уговорила?

— Просто сказала, что ты в опасности, больше ничего добавлять не пришлось.

— Это был последний раз, когда ты меня спасаешь, Элайв. Пообещай!

— Не могу.

— Я прошу мою невесту быть осторожнее, что тут сложного?

Как странно это прозвучало... Как будто не про меня.

— Невесту? — лукаво переспросила я.

Бертран заметно смутился:

— Мы так и не поговорили...

— Сейчас не лучшее время, не находишь?

— Да, но остаток ночи мы проведем в обществе Эддарда, и...

— И поговорим завтра. Торопиться некуда.

Юноша был абсолютно не согласен, но ничего не сказал, а лишь пришпорил коня, заставив его мчаться вдвое быстрее. К чему такая спешка? Не думает же он, что я могу изменить решение? Интересно, кстати, о чем он вообще сейчас может думать...

Я полагала, что остаток пути мы проведем в молчании, но не тут-то было: Бертран вдруг остановил лошадь, да так резко, что она встала на дыбы.

— Что ты делаешь? — испуганно вскрикнула я, едва удержавшись верхом.

Принц спешился и упрямо посмотрел на меня:

— Я не хочу больше ждать, Элайв! С того самого дня, как мы пересекли границу моего королевства, я все решил!

Так вот в чем дело...

— Продолжай.

— Я люблю тебя! Я никогда не чувствовал ничего подобного ни к одной из женщин. Ты знаешь, чего я хочу.

Юноша снял меня с лошади и поставил рядом с собой:

— Леди Элайв Файтер, согласны ли вы оказать мне великую честь и стать моей женой?

Риторический вопрос. Разве могу я ответить отрицательно, когда ты с волнением сжимаешь мою руку, когда весь мир сузился до небольшого расстояния, разделяющего нас?..

— Это вы оказываете мне честь, принц. Я согласна.

В глазах Бертрана зажглась такая надежда и радость, что я готова была повторять свои слова бесконечно долго, лишь бы видеть юношу таким счастливым всегда. Но ему больше не требовалось слов: он крепко обнял меня и поцеловал, прошептав:

— Благодарю тебя, миледи...

Когда мы достигли замка, то увидели Эддарда, беспокойно ходившего вдоль каменных стен.

— Где вы так задержались? Я уже начал думать, что вы снова попали в неприятности.

— Скорее наоборот, — весело ответил Бертран, помогавший мне спешиться.

— Каков наш план? — поспешила я перевести тему, но кронпринца было не так легко отвлечь, он продолжал задумчиво наблюдать за братом, однако сказал:

— Следуйте за мной и внимательно смотрите под ноги.

План, в который меня не захотели посвящать, был прост: пробраться по тайному ходу в замок и таким образом избежать опасности быть увиденными. Сам факт наличия тайного хода не был удивителен — это же королевский замок, здесь должно быть полно потайных лестниц, замурованных комнат и прочих прелестей, присущих старинным зданиям. Меня больше поразило то, что ход вел прямиком в комнату Эддарда.

— Полагаю, вы только что посвятили меня в государственную тайну, — заметила я, когда мы очутились в покоях кронпринца.

— Какие могут быть тайны между будущими родственниками, — с дразнящей улыбкой ответил Эддард.

— Как ты догадался?

— Это ясно любому, у кого есть глаза и способность мыслить, однако я не был уверен до конца...

— Это правда, — гордо ответил Бертран. — Леди Файтер — моя невеста.

— Вот как? — улыбнулся Эддард. — В таком случае я должен вас поздравить...

— Рада, что вы относитесь к этому благосклонно.

— Увы, только я.

— О чем ты говоришь, брат?

— Когда пропала леди Элайв, а потом вслед за ней и ты, мать была в ярости. Если бы мы не заступились за Анну, ее бы вышвырнули отсюда, несмотря на состояние несчастной.

— Поговори с королевой, Эддард, — серьезно попросил Берт. — Она тебя послушает.

— Боюсь, не в этом случае... Хотя твое намерение породниться с Файтерами, признаться, мне по душе.

С чего бы это? Какую выгоду вы могли здесь увидеть, Эддард Фернеол?

— Тогда я сам, — решительно кивнул Бертран. — Не вижу причин, по которым нам могли бы отказать!

Кронпринц неопределенно пожал плечами:

— Я готов вам помочь, но и у моих сил есть предел. Однако... — мужчина поставил на стол несколько свечей и жестом предложил нам присесть, — сейчас мы должны поговорить о другом.

Пугающее начало, впрочем, мне стоит пересмотреть свое недоверие к Эддарду. Когда сражаешься с человеком спиной к спине, это накладывает отпечаток на вас обоих, и у меня нет больше причин плохо относиться к кронпринцу — он доказал свои благие намерения на деле, но мне все равно потребуется время, чтобы привыкнуть...

— Расскажите мне все, что знаете, с самого начала. Должен же я, наконец, понять, что тут происходит.

И Бертран начал свое повествование с того дня, как впервые узнал о заговоре. Мне тоже было интересно послушать и выяснить много новых подробностей. Когда речь заходила о событиях, к которым я имела некоторое отношение, то я дополняла принца, хотя он и сам прекрасно справлялся. Поле того, как Бертран закончил говорить, Эддард несколько минут задумчиво молчал, а потом спросил у брата тоном, не сулившим ничего доброго:

— И почему же, позволь узнать, ты не пришел ко мне сразу?

— А разве я мог? У меня не было выхода.

— То, что ты его не увидел, не значит, что его не было! Если бы я с самого начала знал все, мы поймали бы этих предателей, и никто бы не пострадал.

— Может, поэтому я и не захотел к тебе обращаться? Ты казнил бы их всех.

— Да, и казню теперь. Это нормально, Бертран! Либо ты убиваешь врага, либо он тебя — третьего не дано.

Я не смела вмешиваться в разговор, но была полностью согласна с Эддардом. Когда кто-то угрожает тебе или твоим близким, самый верный способ устранить угрозу — убить неприятеля. Поначалу это тяжело, и ты чувствуешь себя кровожадным чудовищем, но, как ни грустно, это правильно, и со временем ты это понимаешь. Однако юноша оставался непреклонен:

— Отец всегда говорил, что мудрость — острее меча.

— То, что ты нам явил, мудростью не является. Ты действовал наугад, ты рисковал слишком многим, и ради чего? Чтобы сохранить жизнь такому человеку, как граф Вернер?

— Я знал, что делаю, и, как видишь, все остались живы.

— Хвала небесам. Боюсь, без их помощи мы бы точно кого-нибудь лишились.

— А что я мог, Эддард?

— Для начала — не быть таким самоуверенным глупцом...

— Прекрати разговаривать со мной, как с мальчишкой! — в ярости вскочил на ноги Бертран. — Я уже давно не ребенок!

— А ты прекрати воспринимать меня как врага! Если бы ты хоть раз прислушался ко мне, хоть на секунду допустил, что я могу беспокоиться о тебе... Ты ничему не учишься!

— С каких это пор ты решил стать моим учителем?! Ты никогда не интересовался ни Катрионой, ни мной — ты забыл, как я пытался завладеть твоим вниманием, когда мы были детьми? Я хотел быть похожим на тебя, хотел, чтобы мой храбрый и сильный старший брат гордился мной, но ты никогда не замечал этого! Никогда!

— Это не так...

— Да, я вижу, что теперь это не так, но не слишком ли поздно ты вспомнил, что у тебя есть брат? Не удивлюсь, если через несколько лет ты спросишь, куда подевалась та милая девочка, что звалась твоей сестрой.

— Ты не прав! Это вы не хотели понять меня! Вы только и знали, что свои игры, а я, сколько себя помню, готовился принять трон. Я не мог себе позволить вести такую беззаботную жизнь! Думаешь, я мечтаю о дне, когда на меня наденут корону?! Я не выбирал этого! Я не хотел этого! Я завидовал вам, злился, проклинал все на свете!.. Меня слишком рано научили тому, что такое долг...

В словах кронпринца звучал хор старых обид. Он сам, кажется, услышал их воющий отзвук и не стал договаривать, однако услышал его и Бертран, и был поражен своим открытием. Он смотрел на старшего брата так, словно никогда не видел его раньше.

Я дала им минуту, а потом тихо сказала:

— Милорды, прошу прощения, но не лучше ли нам поговорить о будущем, чем ворошить прошлое?

Оба вздрогнули, внезапно обнаружив, что я еще здесь.

— Прошу прощения, Элайв, что вам пришлось присутствовать при этом разговоре, — учтиво склонил голову Эддард, но потом добавил. — Впрочем, привыкайте. Семейные сцены у нас не редкость.

— Тем не менее, она права, ведь мы так и не решили, что делать дальше.

— А что тут решать? Как только рассветет, я прикажу привести Вернера в замок. Мы расскажем королю о том, что он сделал, и, уверен, отец не станет откладывать казнь.

— А как же сообщники графа?

— И до них доберемся. Рыба гниет с головы: как только мы поймаем этого предателя и заставим его во всем сознаться... Вряд ли кто-то захочет повторить его судьбу. Тебе ведь известны имена некоторых из них?

— Их ты тоже казнишь?

— Нет, просто лишу рыцарства и вышлю из столицы. В нашей гвардии им не место.

Бертран удовлетворенно кивнул:

— Я согласен. Это будет правильно.

— Элайв?

Я с удивлением посмотрела на Эддарда:

— Вы спрашиваете мое мнение, милорд?

— Сегодня вы доказали, что с ним стоит считаться. Непривычно говорить это женщине, но вы, действительно, неплохо держитесь в битве, а законы нашей страны призывают чтить воинов. Итак?

Я чувствовала, как пылают мои щеки, и опасалась, что это не укрылось от взглядов присутствующих... Какой же из меня воин, когда я так по-девичьи стыдливо краснею?

— Я поддерживаю ваше решение.

— А раз все согласны, то так мы и поступим, — Эддард расслабленно откинулся на спинку кресла. — Кстати... В вашей стране все женщины так хорошо владеют мечом?

Хм, если вы хотите спросить про Анну, ваше высочество, так задавайте вопрос напрямую.

— Нет. Этот талант достался мне от матери.

— Стало быть, ваша сестра...

— Она может защитить себя, если потребуется, — я вдруг вспомнила, как ведьма яростно рубила разбойников, когда на нас напали, — но не более.

— А почему тебя это так интересует? — с улыбкой поинтересовался Бертран, взяв меня за руку. — Хочешь занять освободившиеся места в гвардии?

Братья посмеялись этой шутке, а мне оставалось лишь улыбаться. Из вежливости.

— Боюсь, рыцари вашего королевства восприняли бы это как оскорбление, — ответила я обоим.

— Мы этого никогда не узнаем. Как ни крути, Элайв, война — удел мужчины, женщина служит своему государству несколько иным способом.

Государству ли, хотелось переспросить мне, но я промолчала. Мне отчего-то вспомнился сон, который я видела в заточении. В нем я поклялась служить славному семейству Фернеолов... И, похоже, сон этот начинает сбываться.

Свечи почти догорели, и дальний край стола терялся в темноте. Было очень легко представить, что там сидит кто-то еще... Прикрыв глаза, я вообразила, что вижу там Анну и Беатрис... Как знать, может, однажды семейные советы будут проходить именно в таком составе? Какое-то почти забытое чувство шевельнулось в душе. Подождав, пока оно поднимется в полный рост, я заглянула в его прекрасное лицо — это была надежда. Мне вдруг привиделись десятки и сотни ночей, похожих на сегодняшнюю, когда за этим столом будут сидеть благородные и прекрасные лорды и леди. Их слова будут наполнены мудростью, а решения — справедливостью... Древние считали, что каждый совет должен состоять из Владыки, главенствующего над остальными, Доброго сердца, несущего милосердие, Воина, оберегающего и защищающего от врагов, Мудреца, идущего путем благочестия, и Матери, сочетающей в себе черты всех. Старая, почти позабытая религия. Вера наших предков, презрительно заклейменная именем \"язычество\"... Они были мудры, наши предки. Хотя древние во многом заблуждались, здесь они правы. Владыка. Доброе сердце. Воин. Мудрец. Матерь.

Антарес

Из тьмы на меня внимательно смотрели светлые глаза Ричарда. Он улыбался, холодно, жестоко, и эта улыбка странно искажала его черты, точно сквозь нее неотвратимо проступало нечто страшное… В руке у него внезапно что-то блеснуло — кинжал. Я похолодела.

— Что… что ты делаешь?!

— Ты убила меня — я убью тебя, — последовал доходчивый ответ. — Но прежде… ты отдашь мне мою дочь.

Воздух, казалось, закончился в моей груди. Отчего-то тьма стала вдруг невыносимой, удушающе жаркой… Нет… Нечем дышать… Нет…

— Ни за что… — выплюнула я ему в лицо, собрав последние силы. — Ты ее не получишь, мерзавец! Никогда!

— Тогда я просто вырежу ее из тебя…

Король усмехнулся и шагнул ко мне — с его губ не сходила полунасмешливая, ироничная и совершенно безумная улыбка.

— Нет! — крикнула я ему, в надежде хоть как-то остановить его замысел, но тщетно. Тяжелые руки сомкнулись на моих плечах, Ричард занес кинжал… Я умру, даже не сумев крикнуть, и он даже не пожалеет мою девочку.

— Прекрати немедленно! — еще раз попыталась я.

— Медленно, я буду убивать тебя медленно, — эхом откликнулся он, все сильнее сдавливая мои плечи. Острый металл кинжала надрезал кожу, но я не собиралась сдаваться, хотя рукав быстро пропитала алая кровь и ткань прилипла к ране, причиняя невыносимую боль. Становилось все жарче — неужели я сейчас сгорю на костре?

— Нет! Ты не убьешь меня! Убери свои руки! Прочь!

Голос неожиданно ко мне вернулся, и я принялась биться и кричать, однако на моего мучителя это не произвело ровно никакого впечатления. Однако я не теряла надежды — изловчившись, мне удалось вцепиться зубами в его запястье… Оно почему-то показалось мне мягким и на вкус напоминающим… ткань?

Странный, тихий и шелестящий звук привлек мое внимание. Откуда-то сверху (не могу сказать «с неба», было ли небо вообще в этой странной темноте?) на мою пылающую от жара, почти плавящуюся кожу упали первые прохладные капли.

Дождь, это был самый настоящий дождь, и никогда я не была до такой степени рада холодным водяным струям — мне отчетливо казалось, что в них и есть мое спасение. Не зная, как, не зная, почему, но я доверилась так внезапно хлынувшему потоку.

Мне казалось, что я растворяюсь в нем, и лечу куда-то, то ли вверх, то ли в глубокую пропасть…

Пробуждение было внезапным, точно меня с силой вытолкнули из-под воды на поверхность. Я распахнула глаза, и поняла, что по-прежнему нахожусь в своей комнате, в своей постели — можно было подумать, что с тех пор, как я закрыла глаза, прошла всего секунда, но ни Элайв, ни Эддарда с Беатрис рядом не было.

Да и чувствовала я себя, признаться, значительно лучше — у меня больше ничего не болело, и я с облегчением осознала, что опасности для меня и моего ребенка больше нет, Элайв меня вытащила, она справилась… Но где же она, в таком случае?

— Элайв… — позвала я ее, вслух, затем мысленно, но безрезультатно. Она не откликалась.

Что же происходит, куда она опять подевалась?! Кое-как одевшись — я не вызывала горничную, — и выйдя из комнаты, я отправилась на поиски сестры. Слабость, однако, не позволила мне уйти далеко, поэтому я первым делом решила проверить ее комнату.

Мои надежды оказались напрасными — она была пуста, и даже, судя по всему, хозяйка давно не была здесь — все находилось в таком идеальном порядке, который может быть наведен исключительно руками слуг и просто не способен сохраняться в присутствии живого человека.

Я огляделась. Ни следа Элайв…Стоп. А если… Меня охватило дурное предчувствие — во что она опять ввязалась?

Отодвинув гобелен, наполовину закрывающий стену, я решилась проверить тайник девушки, где она обычно прятала свой сильно уменьшенный меч и мужское платье.

Так и есть — ниша была пуста.

Так, Антарес, не паниковать. Элайв знает, что делает. История с Хагеном больше ни за что не повторится… Однако, сколько я себя не убеждала, тревога все равно не желала уходить, вгрызаясь в сердце ледяными челюстями.

Я приоткрыла дверь… сделала шаг за порог… и тут силы окончательно меня оставили : я покачнулась, и, кажется, вознамерилась упасть, но чьи-то мягкие руки не позволили мне это сделать. Обернувшись, я встретилась взглядом с леди Беатрис. Ну разумеется. Они с Эл, как добрые ангелы, вечно рядом со мною, за плечами, подумалось отстраненно.

Впрочем, может ли быть ангел у ведьмы? Очень сомневаюсь — наверное, они быстро улетают от таких отъявленных грешниц… А меня вот защищают и помогают, оберегают и спасают, снова и снова. А я не заслужила, нет, не заслужила таких ангелов-хранителей — я порчу все, к чему ни прикасаюсь: Ричарда в пропасть толкнула, заставила погибнуть Вильгельмину… Эл вон, что ни день, головой рискует, того и гляди, без нее останется… Мне осталось только превратить эту девочку в злобную мегеру, видимо, в этом и заключается моя высокая цель.

Впрочем, с такой жизнью я скоро и вовсе разучусь иронизировать.

— Добрый день, леди Анна, — прощебетала Беатрис, не дождавшись от меня внятных приветствий. — Вам уже лучше? Вы так быстро встали на ноги, мы и не ожидали — ваша сестра настоящая волшебница, раз сумела сотворить такое чудо!

Вот ведь черт. Опять придется изобретать новую легенду, если Элайв не подсуетилась… Такими темпами двор Фернеолов вскорости разучится удивляться чему-либо в принципе… если, конечно, нас еще раньше не отправят на костер.

— Да, Беатрис, мне уже легче, — промямлила я. — Я просто… Искала свою сестру… Вы, возможно, знаете, где она?

Девушка заметно помрачнела.

— Представления не имею, Анна…. Ходят странные слухи — о заговоре.

Я насторожилась:

— Заговоре? Каком заговоре?

Как много известно придворным? Знают ли они, что Эл была похищена? А самое главное, известны ли при дворе причины, по которым ее похитили, и неизвестные даже мне ответы на вопрос, почему она все же сумела выкарабкаться из их лап?

— Это всего лишь слухи, и нет никакой ясности, — заметила Беатрис. Лицо ее погрустнело. — Лично я не верю во все эти досужие домыслы.

— Но как со всем этим связана моя сестра? — я попыталась осторожно выяснить интересующую меня информацию. Однако в ответ получила нечто совсем неожиданное.

— Едва она… помогла вам… — замялась девочка. — Она… Захотела поговорить с его высочеством.

— Вашим супругом? — недоверчиво переспросила я. Мне и в страшном сне не могло привидеться, чтобы Элайв Файтер, сама, по собственной воле решилась поговорить с кронпринцем. Мне казалось, что она всегда недолюбливала Эддарда. Неужели она решилась обратиться к нему за помощью? Это же… немыслимо, ведь даже Бертран… впрочем, я слишком мало знаю.

Девочка помрачнела еще больше…

— Да… Они остались наедине, решив поговорить, и с тех пор ни его высочества, ни леди Элайв я не видела. Однако я слышала, что принц велел седлать коня, и, вооруженный, в сопровождении одного только оруженосца, умчался куда-то в неизвестном направлении…

Ну ясно, кто был тем оруженосцем. Ох, Эл, когда-нибудь ты себя погубишь.

— Это все?

— Я знаю еще кое-что, — вздохнула Беатрис. — Принца Бертрана так до сих пор и не нашли… возможно, он отправился на его поиски.

И утащил с собой мою сестру. Ох, попадись мне этот Бертран… Шею сверну, и не посмотрю, что девчонка его любит. Ох, заслужил, мальчик, заслужил… А Эддард? Он что, после свадьбы последнего ума лишился? Как он мог взять с собой не хорошо вооруженную стражу, а одну только Эл, которая, вероятно, после того, как отдала мне очень много своих сил, и в себя прийти не успела?! Это безобразие! Это просто варварство!

Я этого так не оставлю, клянусь.

К сожалению, мои намерения исполнились раньше, чем я планировала. Я не переставала волноваться за сестру, коротая минуты в дальнем углу парадной залы (так, чтобы не заметила Маргери) и теша себя бессмысленной надеждой, что Эл все же объявится сама — хотя когда она сама объявлялась? Ее вечно приносят — то бездыханную, то и вовсе полумертвую (о количестве павших от ее хрупких рук умолчим). Да и вообще, если Элайв Файтер после пропажи возвращается обратно на своих ногах — это уже повод призадуматься.

Так или иначе, коротая минуты в зале, надеясь, что хотя бы вечер принесет облегчение и хоть какие-то известия, в пестрой толпе я неожиданно заметила принца Эддарда. Сердце мое упало — не оттого, что я его увидела (хотя и поэтому тоже, не скрою), но от тревоги за Эл. Если он вернулся, то где, в таком случае, она?

По счастью, он избавил меня от расспросов.

— Мне нужно поговорить с вами, Анна. Речь пойдет о вашей сестре, — тихо, чтобы никто не слышал, прошептал он. Я, наверное, побледнела, потому что он поспешно прибавил:

— Ну-ну, не стоит так пугаться, миледи. С ней все в порядке.

— Что с Элайв? — всполошилась я, точно со стороны наблюдая, как мужчина проворно вцепился в мой локоть и куда-то потащил.

— Что происходит? — предприняла я еще одну, довольно невежливую попытку освободиться и хоть как-то осознать, что происходит, и куда, собственно, меня тащат. Монотонное «Нам нужно поговорить о вашей сестре», — единственное, что служило мне ответом.

Наконец, мы очутились в каком-то полутемном помещении с высокими сводами — единственным источником света служил чадящий факел на стене. Потирая освободившийся локоть, я поинтересовалась:

— Итак, ваше высочество, вы хотели поговорить о…

Тихий смешок Эддарда прозвучал, как щелчок бича над телом пытаемого.

— Я вас обманул, Анна.

— Что?!

— На самом деле я привел вас сюда не для того, чтобы говорить о вашей сестре.

Я беспомощно открывала и закрывала рот, не находя слов. Что, черт побери, происходит? И где Элайв?!

Едва я собралась задать Эддарду этот вопрос, как он, точно издеваясь, меня опередил.

— Не волнуйтесь, с ней все в порядке — она сейчас с моим братом, тут, неподалеку. Смею надеяться, что у него хватит сил защитить ее от любой опасности — ваша помощь там не требуется.

Но едва я, проигнорировав его выпад, рванулась к выходу, как холодный голос буквально пригвоздил меня к месту:

— Я, кажется, не отпускал вас, миледи Файтер.

— Простите, ваше высочество, — начала я, пожалуй, чересчур ядовито. — Но мне вредно долго находиться в темных и душных помещениях.

— Я надолго не задержу вас, Анна, — голос его при этом странно дрогнул, и я даже забыла привычно поморщиться от его фривольного обращения. По правде говоря, я попросту замерла, и опасаясь, и втайне ожидая окончания фразы. — Единственное, что я хотел вам сказать, так это то, что вы…

— Не продолжайте.

— Не перебивайте меня!

— Я не хочу этого слышать, ваше высочество!

Да нет, хочу, всем сердцем желаю… Или нет? Или… В качестве поддержки я обхватила растущий живот. Ну, малыш, что мы скажем? За любой ответ он нас с тобой убьет.

— Отчего же?

— Потому что это совсем неважно, что я вас люб…

Ох, девочка моя. Это ты виновата. Я же совсем не то хотела сказать! Ну вот что ты натворила? И как мне теперь выпутаться… из объятий Эддарда? Он и тебя, того и гляди, раздавит, сразу после того, как треснут мои ребра.

— Я совсем не то имела в виду… — прошептала я, кое-как уклоняясь от его поцелуев. — Вы женаты, ваше высочество. Не забывайте об этом.

— Кого это интересует? — резонно возразил он, не выпуская моих рук.

— Меня, прежде всего. И леди Беатрис. Отпустите меня, ваше высочество, — тихо произнесла я.

Не знаю, что такого было в моем голосе, но Эддард подчинился.

— Вам действительно нельзя долго здесь находиться — но учтите, что мы еще вернемся к этому разговору, — пообещал он, учтиво распахивая передо мною двери.

Элайв Файтер

Уют и тепло — два почти позабытых мною понятия, тем не менее, прекрасно описывающие то, что я сейчас чувствую… Солнечные лучи почти осязаемо ласкают кожу, как будто прикасаясь тонкими и нежными пальцами к лицу. Почему нельзя вечно ощущать их, наслаждаясь мягким теплом?..

Я перевернулась на спину и блаженно вытянулась во весь рост... Боже, как хорошо... Позволив своим губам растянуться в блаженной улыбке, я вдруг почувствовала, что кто-то прикоснулся к ним... Впрочем, почему кто-то? Даже не открывая глаз, я отлично знаю, кто может так осторожно и нежно целовать меня.

— Доброе утро, миледи.

Бертран сидел рядом, и его довольная улыбка была ничуть не хуже, чем все это утро в целом...

— Доброе, милорд.

Но позвольте, где это я... Последнее, что я помню — это комнату Эддарда, стол, свечи... Я вскочила с кровати как ошпаренная, чем вызвала смех принца.

— Что с тобой?

— Это кровать Эддарда?!

— Да. Он не позволил мне отнести тебя в твою комнату, но согласился уступить свое ложе. Не без колебаний, честно говоря...

— Еще бы! Это же... Это... Непозволительно с моей стороны!

Даже теперь для меня это слишком! Эддард — кронпринц, будущий король, кроме того он женат, и... Бертран безразлично пожал плечами и растянулся, заняв мое место:

— А по-моему, ничего необычного.

— Где же сам Эддард?

— Он сказал, что у него есть какое-то очень важное дело.

— Надеюсь, оно связано с арестом Вернера.

— Пожалуй, так и есть.

Надо же, как крепко я вчера уснула, что даже не почувствовала, что меня переносят в другое место. Такого не было уже очень давно — последний месяц я всегда спала с оружием под подушкой и просыпалась от малейшего шороха... Кстати...

— Бертран, а где мой меч?

— Там, где ты его оставила — на столике у входа...

Действительно, вижу знакомые ножны... Надо бы почистить клинок, на нем еще осталась кровь. Но не сейчас. Я с комфортом разместилась в кресле, чувствуя затылком горячее дыхание утреннего солнца.

— И что нам теперь делать? Ждать Эддарда?

— Да. Теперь он взял под контроль это дело, и он распоряжается, как поступить...

Принц перевернулся на бок, чтобы лучше меня видеть, и явно рисуясь. Кого ты хочешь впечатлить, юный Фернеол? Кажется, скепсис слишком ясно отразился на моем лице, потому что Бертран вновь рассмеялся. Прекрасно. Не успела проснуться, как уже всех веселю. Ай да я. Нет, нужно чем-то себя занять, иначе я с ума сойду от этого насмешливого взгляда.

— Пока Эддард занимается своими делами, может, я могла бы навестить сестру? Антарес уже наверняка очнулась и волнуется...

— Нет, брат просил оставаться здесь, — немного помедлив, Бертран добавил. — Всегда хотел спросить, почему ты зовешь ее Антарес? Она же Анна!

— Официально, да. Анна она для окружающих, но как ведьму ее зовут Антарес.

— А у тебя тоже есть второе, ведьминское имя?

— Нет, я только ученица — имя дается после Посвящения.

— А когда ты его пройдешь... Ты скажешь, как тебя теперь зовут?

— Возможно, — пришла моя очередь пожимать плечами. — И знаешь, при всем уважении к твоему брату, я, пожалуй, рискну его ослушаться, — решительно закончила я, направляясь к двери.

Откуда это чувство неловкости, как будто сегодня первые дни нашего знакомства?.. Что-то странное витало в воздухе, что-то, что, похоже, замечала только я, и мне хотелось побыстрее избавиться от этого... Нет, это не связано со словами, которые я произнесла вчера. Совсем не связано.

Свадьба... Боже мой, подумать только! Цветы, поздравления, белое платье... Нет, даже не так — ПЛАТЬЕ. Хм, портному придется сильно потрудиться, чтобы скрыть все мои шрамы. Никаких кинжалов и стрел, Эл, никакого меча... Я безгранично люблю тебя, Бертран Фернеол, раз соглашаюсь на все это, а впрочем... Когда-то я мечтала об этом дне, как любая девочка, и, какая ирония, приблизительно так все и было в светлых девичьих мечтах: благородный прекрасный юноша, преданный и любящий, чудесное королевство, где никто и не догадывается о том, кто я и что я. Эти мечты давным-давно остались за пределами моей жизни, а теперь так внезапно вернулись вновь... Я стану женой, а однажды и матерью. Взрослой и ответственной.

И это не так уж плохо: стабильность — очень заманчивое слово. \"И жили они долго и счастливо...\" — неужели когда-нибудь так скажут и про нас?.. Мне нравится эта мысль. Я хочу стать леди Фернеол, хочу начинать и заканчивать каждый день рядом с ним, любить его и чувствовать его любовь, хочу, наконец, перестать бояться и прятаться, хочу быть уверена в том, что принесет мне завтрашний день. Я хочу оставить в прошлом голодные ночи в грязных городках, замызганные трюмы разбойничьих кораблей, звон оружия в лесу и дележи добычи у костра... Я хочу, и, наконец, могу. Нет, я не забуду — это часть меня, но теперь я буду двигаться дальше. Пора, наконец, признать, что я не только воин, но женщина.

Я уже взялась за ручку двери, когда услышала:

— Элайв.

Тихое, но твердое. А я почему-то боялась обернуться. Боже, ведь ничего не изменилось! Это все тот же Бертран, что был вчера и позавчера, так в чем дело? Почему я избегаю смотреть на него, словно это не высокородный юноша, а горгона Медуза? Если наше совместное будущее желанно, то откуда этот страх? Чего мне бояться? Глупость, очередная глупость, но, черт побери… Глубоко вздохнув, я все же обернулась и встретилась с ним взглядом... Странно, видясь с принцем каждый день, я, кажется, умудрилась забыть, насколько он красив. Я невольно залюбовалась его статной фигурой, прекрасным лицом...

— Иди сюда.

Он свесил ноги с кровати и внимательно наблюдал за мной. Что он видел? Какие выводы делал?.. Немного поколебавшись, я все же повиновалась и села рядом с ним.

— Да?

— Нам лучше остаться здесь. Я должен за тобой приглядывать... Сейчас и впредь.

Конечно, Берт, именно так. Сейчас и впредь.

Королевский зал был полон, как в день приезда леди Эллиот, только вот на этот раз повод был не такой радостный. Мы прошли через огромные двери и направились к трону сквозь расступающуюся толпу. Первым шел Эддард, а за ним мы с Бертраном. Юноша держал меня под руку. Не знаю, дозволено ли это правилами этикета, но осуждающих взглядов я не заметила, как не смогла я разглядеть и Антарес среди присутствующих — либо она не хочет быть замеченной, либо находится где-то еще, что мне совсем не нравится. Рядом с королем и королевой стояла юная леди Эллиот... То есть, простите, уже леди Фернеол. Она была спокойна, а если бы с Антарес что-то случилось, она бы знала... По крайней сере, мне хотелось в это верить.

— Эддард, — кивнул король, — мы ждали тебя. Теперь, когда все в сборе, можно начинать. Введите преступника.

Через боковые двери стража вытолкнула в зал Вернера. Я едва узнала его искаженное страхом лицо.

— Итак, — продолжил Генрих, — граф Тристан Вернер, вы обвиняетесь в государственной измене, в покушении на наследника престола.

— По законам нашей страны, вы не можете осудить меня без доказательств, ваше величество, — спокойно и даже с достоинством ответил граф. Как ему удается сохранять собственное достоинство, если я обонянием чувствую его страх?..

— Ты будешь говорить мне о законах?! — мгновенно вспылил король.

— У меня хватает доказательств, — вмешался Эддард. — Граф, вы пытались склонить на свою сторону моего брата, а когда он отказался вам помогать, попытались убить его.

— Ты подтверждаешь это, Бертран? — спросил король.

— Каждое слово, — серьезно кивнул принц. Он старательно придавал своему лицу суровое выражение, но я видела, что в нем борются какие-то противоречивые чувства... Понимаю, Вернер когда-то был его другом, но разве друзья пытаются убить друг друга? Нет, поступку графа не было прощения.

— Тогда дело ясное. Я приговариваю вас, граф Вернер, к казни через отсечение головы. На этом все. Хотите ли вы что-то сказать напоследок?

— Да! Я требую судебного поединка!

По залу пробежался взволнованный шепоток.

— Нет, — зло отрезал король. — Вы недостойны этой чести.

— Отец, — Эддард сделал шаг вперед, — он имеет на это право.

— Ты хочешь позволить ему это?

— Это было бы справедливо.

Король посмотрел на свою жену, ища у нее поддержки.

— По нашим законам любой может требовать у королевского суда права на поединок, — пожала плечами она.

— Хорошо, пусть будет по-вашему! Вы будете сражаться сами, Вернер, или кто-то защитит ваши интересы?

Граф с надеждой обернулся к присутствующим, но, как и следовало ожидать, никого не заботила его судьба. Где-то теперь ваши рыцари, Вернер?

— Я буду сражаться сам.

— Эддард?

— Окажи мне эту честь, брат, — неожиданно выступил вперед Бертран.

Куда? Что ж тебе на месте не сидится?! Хочешь меня вдовой сделать раньше времени? К счастью, Эддард ответил отрицательно:

— Мне не пристало прятаться за чужими спинами. Я буду сражаться сам, — Эддард спустился к осужденному, и громко сказал. — Через три часа я жду вас на этом же месте, чтобы провести судебный поединок. И сражение это будет не на жизнь, а на смерть! Потратьте это время на молитвы, граф, — добавил он тише и злее, — вам пригодится благосклонность неба.

Спустя три часа, как и было условлено, Эддард и Вернер вновь встретились в королевском зале с оружием в руках. На них не было тяжелой амуниции, только кольчуги и мечи в руках. Беатрис, Анна, Бертран и я, стояли в первом ряду, с тревогой наблюдая за готовящимся кровопролитием... Нужно ли говорить, на чьей стороне были наши симпатии? Из трех прошедших часов, как минимум полтора часа Бертран уговаривал брата позволить ему сразиться, аргументируя это тем, что ему не наследовать трон, и он может позволить себе риск. Я была крайне не согласна с такой логикой, но разве меня кто-то стал бы слушать? Беатрис вторила Бертрану, уговаривая мужа отказаться. Я не смела высказаться, и, признаться, я не сомневалась в победе Эддарда, а вот горячее стремление моего жениха пожертвовать собой вызывало опасения. Анна, пожалуй, была самой спокойной, я бы даже сказала чересчур, подчеркнуто спокойной. Однако когда я просила сестру не приходить на поединок — битва не лучшее зрелище для беременной женщины — она проигнорировала мою просьбу. Предполагая веские причины, я не стала настаивать, но все же... Если с Анной опять что-то случится — это будет на совести кронпринца, а теперь не приходится сомневаться, что она у него есть.

В конце концов, это закончилось тем, что Эддард вспылил. \"Неужели вы настолько не верите в меня?! Почему вы уверенны, что меня непременно убьют?\" — гневно вскричал он и ушел, хлопнув дверью.

А теперь мы наблюдали за наследником престола, который собирался лишить жизни своего врага или лишиться ее самому. Этим поединком он оказывал графу большую честь, большую, чем тот заслужил. Этот благородный шаг, решение сражаться самому, да и все события последних суток очень рас положили меня к Эддарду, поэтому ничуть не странно, что я испуганно вздрогнула, когда мечи скрестились первый раз.

Кронпринц действительно был хорошим воином, и у меня уже была возможность в этом убедиться. Вернер тоже должен был это знать... С первых минут стало ясно, что ему не победить. Зачем тогда он просил этой милости? Чтобы избежать позорной смерти на плахе?.. Разумно.

А тем временем бой был в самом разгаре: Эддард теснил своего противника, и каждый его удачный выпад вызывал чуть ли не аплодисменты среди придворных… Они, что же, думают, что на турнир пришли?! Это не игра! Со смертью вообще играть опасно — сколько ее не дурачь, она возьмет свое и останется в выигрыше. Это все знают.

Эддард загнал графа в угол — один удар и с предателем будет покончено, но вдруг граф увернулся и ловко ударил противника. Кронпринц едва удержался на ногах, прижав ладонь к колену. Присутствующие ахнули как один — мужчина был ранен. Неужели удача повернется к нему спиной? Чего стоит ваш \"судебный\" поединок, если преступник может выиграть на нем?

Кронпринц продолжал сражаться, но рана мешала ему, ослабляла его. Нет, это не может так закончиться!

— Что будет, если Вернер победит? — шепотом спросила я у Бертрана.

— Этому не бывать. Если Эддард перестанет справляться, я помогу ему, — напряженно ответил юноша, играя пальцами на рукояти меча.

— А ты имеешь на это право?

— Нет. Но я не позволю убить моего брата.

В его словах был смысл. Я бросила взгляд на Анну и Беатрис: обе были смертельно бледны и не отрывали глаз от сражавшихся. А что будет с ними, если Эддард проиграет? Нет-нет, это невозможно...

Вдохновлённый удачей, Вернер продолжал наступать, но Эддард сумел собрать силы в кулак и ловко отражал удар за ударом, забыв о кровоточащей ране. У меня возникла одна мысль, но... Будет ли это честно? Я могла бы на время остановить кровь, это не потребует больших усилий, но ведь я не имею права вмешиваться... Я напряженно наблюдала за сражением, пытаясь что-то решить, когда почувствовала дыхание магии совсем рядом. Кто-то менее щепетильный сделал всю работу самостоятельно. Угадайте, кто? Я удивленно обернулась к сестре, но у нее был такой невинный вид, на который она только была способна. И это только лишний раз подтвердило мои подозрения. Что ж, Анна, тебе повезло, что никто не заметил твоих действий.

А Эддард тем временем взял инициативу в свои руки — Вернер едва уворачивался от яростных ударов противника и начинал понимать, чем все закончится. Каждый раз он отражал удары все менее охотно, смиряясь со своей участью. Наконец, меч выпал из рук предателя и Эддард не стал медлить — через несколько секунд все было кончено.

Антарес

О, то, что я пережила при поединке кронпринца с гнусным изменником Вернером, не поддается никакому описанию — большого труда мне стоило не ввязаться в схватку (верно, сказывалось мое длительное общение с сестрицей), как дикий зверь, вцепившись зубами в ненавистную руку, угрожающую смертью Эддарду. Впрочем, если смотреть на вещи объективно, наверное, единственное, что я и в самом деле могла бы сделать — это до колик рассмешить графа, заставив его потерять бдительность. Ну, или придавить его своим непомерно выросшим, тяжелым животом.

Неуклюжая, неповоротливая, словно не в меру раскормленная утица, я нервно переминалась с ноги на ногу, стоя рядом с побледневшей Беатрис, которая в последнее время не только сумела найти общий язык с суровым муженьком, но и придать их отношениям некоторое подобие дружественности, чему я, признаться, была крайне рада. В любом случае было видно, что этот поединок был для нее, как и для меня, тяжелым.

Томясь от невозможности что-либо сделать (могла бы — помогла кронпринцу магией, но увы), я молча наблюдала за схваткой. Удар, еще удар… Если там, наверху, кто-то есть, если есть хоть какая-то справедливость (хоть и не мне на нее рассчитывать, и не мне о ней умолять) так вот, если есть хоть что-то правдивое в этом полном грязи мире, оно не позволит принцу погибнуть, тем более от руки такого низкого, неблагородного… не могу назвать его человеком, хоть на костер меня волоките, честное слово. Для такой мерзости в языке нет названия.

В какой-то момент ожесточенного боя я отчетливо услышала только гулкий звук собственного, дико колотящегося сердца — кажется, мы с Беатрис синхронно перестали дышать. Даже самому непосвященному, к коим я себя и причисляла, стало понятно, что наступил перелом. Весы в руках у судьбы слегка качнулись — в одну сторону, другую… и наконец, хвала небесам (хоть раз они вняли ведьминым мольбам!) все же склонились в пользу Эддарда.

Предатель был мертв. А Эддард? Его я не видела.

Я внезапно, не таясь, улыбнулась — хотя из всего тела мне повиновались лишь губы, все остальное застыло, скованное слепым ужасом, точно внезапно налетевший сильный холод заморозил меня, прихватив тонкой корочкой льда.

— Все в порядке, да? — шепнула мне Беатрис, легонько коснувшись руки. — Все уже кончено, Анна, ведь так?

Я с усилием кивнула:

— Во всяком случае, предатель поплатился.

Странная улыбка, почти против воли растягивающая мое лицо, никак не желала покидать его. Руки начали мелко подрагивать — видимо, запоздалая реакция на испуг. Мне все никак не удавалось вдохнуть — в горле встал мерзкий, вязкий комок, сдавливающий горло, да так, что в глазах потемнело.

— Не волнуйтесь, — донеслось до меня, точно сквозь мокрую вату. Снова меня успокаивает Беатрис… В самом деле, нашла, кому сочувствовать, добрая ты душа… Знала бы ты, милая девочка, какое зло я несу в себе на самом деле: ведь все, что ты видишь — только маска. Пусть привычная, почти сросшаяся с кожей, но все же маска… Ох, как же дышать хочется. А не выходит.

— Я не волнуюсь, — покачала я головой.

— Но вы так странно выглядите…

— Дышать нечем, — прохрипела я, и кажется, стала падать. Ну не мог же, в самом деле, пол сам собою накрениться и поменяться местами со стеной?

Чьи-то руки внезапно подхватили меня, вроде бы слишком сильные, чтобы принадлежать Беатрис, но слишком тонкие, чтобы быть мужскими. И как я ухитрилась это отметить? Не знаю. В любом случае, подняв взгляд, я обнаружила над собой полуиспуганное, враз побледневшее лицо Элайв.

— Что с тобой? — встревоженно прошептала она, быстрым движением придав мне некое подобие вертикального положения и легко, словно тряпичную куклу, оттаскивая в сторону, туда, где не было людей и было чуточку свежее. У меня, однако, до сих пор все расплывалось перед глазами. Но мне все-таки нужно было точно знать…

— Он живой?

Элайв помрачнела. Укоризненно вздохнула. Покачала головой:

— Нашла, о ком волноваться, право слово…

— Эл…

— Да живой, живой, — с новым вздохом, и, пожалуй, слегка ехидным выражением лица, улыбнулась она. — Какая ты мнительная, Антарес. Не стоит так переживать…

Я вспыхнула:

— А кто тебе сказал, что я переживаю? Мне просто жарко стало!

Эл отвернулась. Неужели улыбку прятала?

— Ну-ну… — мне почудилось, или она правда хихикнула? А, неважно. — Хорошо, пусть так… но все же не следует вести себя так неосмотрительно, Антарес! На шестом месяце! Не хватало еще родить прямо в толпе придворных! Вот скажи мне, пожалуйста, зачем ты вообще туда пошла?! Не думала, что тебе интересны казни!

— Да нет, конечно, — передернула я плечами. — Я просто хотела увидеть… — но, заметив, как лукаво блеснули глаза сестры, мгновенно поправилась: — … как этот Вернер будет наказан за свои прегрешения.

Я разговариваю, как архиепископ, честное слово. Таким путем скоро у меня на голове сама собой тонзура появится.

Внезапно все мысли отошли на задний план — я наконец-то увидела кронпринца. Точнее, его глаза и улыбку, слившиеся в одно мгновение в какой-то радужный, радостный калейдоскоп, ярко освещенный внезапно брызнувшим из-за туч солнцем.

И почему я раньше боялась его взгляда? Вот они, его глаза — сияющие… и теплые. Человеческие. Как странно и как спокойно смотреть в них без страха, запоминать, впитывать их блеск. Дышать. Улыбаться. Растворяться. Как же хорошо, право слово, как светло он умеет улыбаться, так светло, так по-настоящему… Точно снимая на мгновение эту маску, носимую ежесекундно. Он это умеет, я — нет, моя маска давно слилась со мною, с моим лицом и сердцем. В этом вся разница между нами.


* * *


Больше самой себя меня все-таки беспокоила Элайв — несмотря на кажущуюся веселость и безмятежность, настоящего, внутреннего спокойствия я в ней не ощущала — она вся была, как натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть и рассечь все то, что попадется на ее пути. Виной всему был Бертран, но разделаться с ним я не могла — он, видите ли, вздумал жениться на моей сестре (но это не самое важное, этот факт мне был давно известен), самое главное, хитрому проныре, похоже, удалось увлечь этой перспективой и саму Элайв. Удивительно, в самом-то деле, но смотреть на Эл, бросающую томно-тоскливые взгляды на церковь, мне было и забавно, и слегка досадно.

В самом деле, Бертран еще тот мастер — понастроить воздушных замков — это он умеет, а вот превратить собственные слова в нечто, хотя бы чуть более реальное, это уж извините, не к его высочеству. В результате — сам страдает, Элайв страдает, я стра… то есть, разумеется, злюсь. Ну когда же ты вырастешь, негодный ты мальчишка? Когда сумеешь хоть немного разумом мыслить, а не только своим ветреным, глупым сердцем — чтобы не досталась тебе Эл в вечные нянюшки? Вот зачем ты ее мучаешь, глупец ты этакий?

Сестра действительно страдала. Не раз я перехватывала ее странный, невеселый, задумчивый взгляд, направленный куда-то в пространство. Она, разумеется, не пыталась со мной поговорить на эту, довольно-таки щекотливую тему, но кому как не мне было несложно заметить и главное, понять причины ее своеобразной меланхолии?

Мне казалось очевидным, что она всем сердцем, всей душою хотела быть с ним — и мучалась от неизвестности, невозможности что-то решить, что-то изменить самостоятельно, и это Элайв Файтер, вечная одиночка, полагающаяся только на саму себя. Разумеется, она металась, точно зверь, загнанный в клетку — а Бертран был либо слишком слаб, либо чересчур нерешителен, чтобы что-то изменить, чтобы хоть как-то помочь ей. Но он же мужчина, черт побери. Он должен хоть как-то повернуть ситуацию, предпринять хоть что-то… раз уж связал себя обещанием с беднягой Элайв. Но он, судя по общему выжидательно-сумрачному виду парочки, все еще медлил. Каков подлец!

Меня это выводило из себя. Заключенная, как и сестра, в рамки условностей, я сама ничего не могла сделать. Не пойду же я, в самом-то деле, к королевской чете, и, панибратски им улыбаясь, заявить:

— А не выдать ли вам, ваши величества, вашего младшего сына за мою сестру? Они сами боятся к вам прийти, так что уж мне приходится суетиться, вы уж не взыщите — они, того и гляди, и впрямь сбегут вдвоем, как вы и опасались.

Одна радость — после такой аудиенции королеву Маргери, скорее всего, удар хватит.

А короля в таком случае, без вечного давления жениного каблука упросить будет гораздо проще, я подозреваю. Но шутки шутками, а с этим надо было действительно что-то делать. Вот только подсказал бы кто-нибудь, что и как.

Ответ пришел ко мне гораздо быстрее, чем я подозревала, в виде крайне расстроенной и, похоже, заплаканной сестры, которая, всхлипывая, смогла выговорить только одно имя. Дураку понятно, чье. Я похолодела: что этот мальчишка снова натворил? Нет, оборвать ему уши будет явно недостаточной карой. Нужно изобрести способ поэффективнее… и мучительней.

— Что случилось? — напрямик поинтересовалась я, едва пропустив ее за порог. — Он обидел тебя? Что он тебе сделал?

Она лишь подняла руку, обрывая меня. У меня, если уж говорить честно, руки совсем опустились — сейчас творилось что-то уж совсем из ряда вон выходящее. Я не узнавала Элайв — она казалась совершенно потерянной, точно неживой.

— Он… ничего. Он говорил о нас с королем и королевой.

Я удивилась еще больше. Мало того, что Бертран наконец-то решился, что само по себе удивительно, так еще и Эл реагирует как-то странно… Неожиданно нелепая мысль пришла мне в голову:

— И что, ты не хочешь выходить за него замуж? Ты передумала? — поразилась я.

Что ж, вывод был неожиданным, но, если подумать, вполне логичным — возможно, девушка просто боится расставаться со столь лелеемой ею свободой. Но она отрицательно покачала головой:

— Нет, что ты, вовсе нет.

— Тогда я совсем ничего не понимаю.

— Сейчас поймешь, — всхлипнула Эл. — Его мать, она… — и девушка вновь разрыдалась. Я же вздохнула. Когда в дело вмешивается Маргери, добра не жди, но обычно ее гнев выливался целиком и полностью на мою голову, и я, признаться, уже несколько привыкла к такому положению вещей. Но обычно гроза миновала Элайв. Чем же на этот раз она могла провиниться? (Надо сказать, что соображала я в этот момент туго — но это не совсем моя вина — просто на тот момент парочка в моем сознании настолько слилась в некую неразделимую сущность, что иных препятствий, кроме нерешительности Бертрана я не видела…).

— Что королева сказала тебе? — думать самостоятельно я явно не была способна, поэтому продолжала я допытываться у бедняжки Элайв, явно не настроенной сейчас на долгие и обстоятельные беседы. Ну вот такая я мерзкая гадина, что поделаешь. Ведьма же, пусть и бессильная.

— Она сказала… что не против нашего брака… — прорыдала Эл, а я радостно воскликнула:

— Ну и замеча… — улыбка моя увяла. — Элайв, послушай… Что не так?

Она внезапно вскочила. Щеки ее рдели на бледном лице, словно пламя:

— Да все не так, Антарес! Мы совершили большую ошибку, явившись сюда!

Вот так выводы.

— Это еще почему?!

— Потому. Что. От. Меня. Требуют. Подтвердить. Мое. Благородное. Происхождение, — медленно, сквозь зубы, цедя слова, отчеканила она. — А что я могу предъявить? Только пепелище от сгоревшей крестьянской хижины… и то не факт.

Сама того не замечая, она заламывала руки.

— А каким образом? Если какие-то документы, то мы с легкостью можем создать их прямо из воздуха…

— Нет, — простонала Эл. — Королева оказала нам особую милость.

— Звучит не слишком радостно, — заметила я.

— Еще бы. Она понимает, что в спешке, с которой мы покидали свою страну, от бумаг могло ничего не остаться и милостиво готова закрыть на это глаза.

— Но это же хорошо? — осторожно поинтересовалась я, все еще ничего не понимая.

— Просто прекрасно! — саркастически воскликнула Эл. — Ты знаешь, что меня просили предоставить взамен?

Мне оставалось только с глупым видом качать головой:

— И что же?

— Наше родовое поместье, и что немаловажно, моих родителей, — сестра перешла на панический шепот. — Я не знаю, что мне делать, Антарес. Королева загнала меня в ловушку, из которой мне не выбраться. Что делать?

— Прежде всего, надо успокоиться, — проговорила я. — Нужно спокойно все обдумать.

— Что тут можно придумать?! Нужно бежать. Немедленно, — Эл явно была не в себе, раз ее, обычно благоразумную, посетили такие бредовые идеи.

— Стой, — властно приказала я. — Не спеши…

Знаю я Элайв Файтер — в таком состоянии она может наворотить столько, что потом ужаснется сама. Но будет поздно. Наделать глупостей легко, гораздо сложнее все исправить…

— Почему?! Что толку, ведь я не могу похвастаться благородным происхождением, в отличие от тебя, я простая крестьянка, — горько прошептала она. — И что мне взбрело в голову, давно было пора оставить…

Вот оно. Нужные слова прозвучали — не про голову, нет…

— Так. Элайв Файтер. Возьми себя в руки. Мы возвращаемся в Терравирис, — тихо, но отчетливо произнесла я.

Она подняла на меня непонимающий взгляд — может быть, надеялась, что я, вопреки всему, найду какое-то решение? В конце концов, будь иначе, она бы и дальше продолжала надеяться лишь на себя, замалчивая и утаивая собственные проблемы и неприятности, до последнего держа их при себе.

— А как же Бертран?

— Он едет с нами.

Она побледнела.

— Я так не могу, Антарес. Его родители…

— Отправляются с нами.

— Ты шутишь? Мы собираемся бежать, прихватив с собой почти всю монаршую семью? — против воли Эл хихикнула. — Прекрасный выход.

— Я не совсем об этом, Элайв, — поправила я. — Мы отправимся в Терравирис, но не затем, чтобы бежать или скрываться…

— Но…

— Никаких но! Мы продемонстрируем королевской чете мой родовой замок. Ты же была там, помнишь? Как думаешь, устроит ли он блистательную чету Фернеолов? — я не сумела скрыть торжествующей улыбки.

Глаза сестры засияли.

— Это великолепно! Ты моя спасительница, Антарес… но…— блеск ее глаз малость потускнел.

— Снова но?

— Да. Ты не боишься Ричарда? Не боишься возвращаться снова туда, где будешь в его полной власти?

Я поморщилась.

— Вряд ли он следит за моим замком… Да и Фернеолам можно сказать, что это единственная резиденция нашего славного рода Файтеров, до которой можно безопасно добраться… Но с Ричардом Тирионом у нас давние разногласия, и поэтому лучше пробраться туда тайно…

— Это странно звучит.

— Да, — не стала спорить я. — Но уверена, что хотя бы Эддард будет со мной солидарен в неприятии Ричарда… тут совершенно нет ничего смешного, Элайв Файтер, — несколько возвысила я голос. Она кивнула, пытаясь погасить улыбку:

— Да, конечно. Прости, Антарес.

— И вдвоем с Бертраном они, думаю, сумеют повлиять на матушку, — закончила я.

Все получилось, так, как я и планировала, но удивительно, как мне удалось не поседеть от косых недоверчивых взглядов Маргери и ее каверзных вопросов. Но судьба к нам явно благоволила — совместными усилиями все же удалось уговорить вздорную женщину нам поверить и нанести визит дому «Файтеров».

Обратный путь из Ферлиберт в Терравирис занял не три месяца, а всего лишь неделю — на этот раз не было нужды пользоваться кружным путем ради безопасности — за нами никто не гнался, и кроме того, нас сопровождало несколько хорошо вооруженных воинов.

Было условлено, что при въезде в королевство, при приближении к цели нашего путешествия, король, королева, Бертран, Элайв и я пересядем в две закрытые кареты (я, как старшая сестра, и, следовательно, хозяйка, отправлюсь вперед и подготовлю все к приезду дорогих гостей), тайно въехав в город.

Надо сказать, что Маргери, несмотря ни на что, за эту неделю извела меня недоверчивыми взглядами и странными намеками, так что повторюсь — очень странно, что я от всех нервов не поседела. Оставалось утешать себя только тем, что это скоро закончится.

Впрочем, некоторым — не будем показывать пальцем, — и горя было мало. Эти некоторые прямо-таки светились от осознания того, что они скоро женятся. Что ж. Все ради детишек, пусть себе радуются.

Не успела я войти под родные своды и даже как следует всплакнуть — что поделать, люблю я при случае посентиментальничать, будем честны — не удалось Вильгельмине вытравить из меня эту черту — как меня едва с ног не сбила моя старая нянюшка.

— Леди Анна? Это вы? Глазам своим не верю. Где же вы, милая моя, пропадали? Ходили такие странные слухи… Но вы вернулись, хвала небесам…

Да, действительно. Не бесам хвала.

— Да, Грета, это действительно я… Все рассказы потом, моя дорогая, — постаралась я улыбнуться как можно сердечнее.

— Но как… у вас… — задохнулась она, приметив под плащом мой немаленький живот. — Как же это? Это же…

— Милая моя Грета, — перебила я ее недовольно. — Все разговоры о моей чести и репутации ты сможешь провести чуть позже.

— Как скажете, леди, — пробормотала она, пожалуй, несколько обиженно. — Но что произошло? Где же вы пропадали, почему вернулись?

— А ты не рада мне? — улыбнулась я.

— Что вы. Как можно… — кажется, таким кощунством я всерьез напугала старушку. И поделом мне.

— Тогда к делу, — посерьезнела я. — Вместе со мной прибыли гости…

— Мы всегда рады гостям, — с готовностью подхватила Грета. — И замок всегда готов принять даже королевскую особу.

Прекрасно.

— Это все очень хорошо, Грета, именно это от тебя и требуется — принять королевских особ… нет, не Ричарда… но это, увы, еще не все… Ты знаешь, что я тебе доверяю как себе, поэтому сначала ответь, сможешь ли ты мне помочь в одном очень важном деле? Сложном деле.

— Господи, во что вы снова ввязались, леди Анна? — ахнула старушка. Во всем мире, кроме моей наставницы и, пожалуй, Эл, только она могла так со мной разговаривать после смерти моих родителей… впрочем, неважно.

— Грета…

— Вы ведь ввязались во что-то? — не слушая меня, продолжала Грета.

— Ввязалась, — с легкостью согласилась я. — И все теперь зависит от того, захочешь ли ты помочь мне.

Она посерьезнела:

— Разве я могу вам отказать?

Я устало вздохнула — точно гора упала с моих плеч.

— Тогда зови своего мужа. Нет, подожди, сперва послушай, что необходимо сделать… — и я пустилась в долгие объяснения, в продолжение которых Грета ахала, охала и периодически хваталась за сердце.

Стоит ли говорить, что наших с Элайв родителей Грета с мужем изобразили почти блистательно, не считая мелких огрехов, заставлявших Маргери с подозрением на меня коситься? Нет, все же я была права, обучая собственных слуг, хотя при дворе это снисходительно называли очередными прихотями и капризами молоденькой и глупой дворянки — слуг, по их мнению, нужно было держать в черном теле и темном разуме. Но я точно знала, что когда-нибудь мне это пригодится.

И судя по настроению Генриха и притихшей Маргери, все же пригодилось. Не без легкого давления на королеву со стороны короля (о, ужас, она все же иногда его слушалась) юная парочка наконец-то получила вожделенное благословение.

Во всяком случае, в Ферлиберт мы возвращались в лучшем настроении, чем его покидали. Ну, не считая Бертрана — стать более счастливым, чем он был, просто невозможно, я считаю.

Хоть одна из моих авантюр не провалилась.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 16

Элайв Файтер

Доверие — это всегда опасность. Когда ты отдаешь кому-то часть своей души (а то и всю целиком), вероятность того, что тебе причинят боль, увеличивается в разы. Иными словами, доверие — это наивная вера в то, что близкий человек никогда не сможет тебе навредить. Но реальность сурова и сложна, ведь иногда человек, которому вы доверились, может неосознанно ухудшить ситуацию, а бывает, что во всем повинны обстоятельства, не зависящие от вас двоих...

Полагаю, вы понимаете, почему я обо всем этом говорю. Сколько себя помню, я всегда рассчитывала на себя и только на себя, но теперь все изменилось. Бертран был ответственен за меня, а я за него, и объясните, как с этим жить? Сложно привыкнуть к чувству уязвимости. Несмотря на мою любовь, я все еще не разучилась здраво смотреть на вещи и понимала, что мой жених... Нет, разумеется, он всегда делает все, что от него зависит, но слишком многие факторы могут на него повлиять. Он благороден, он стремится к справедливости, и это, черт возьми, его ослабляет! Сейчас я как никогда ясно вижу, насколько мы разные, и не понимаю, как мы могли сойтись?.. А может, это к лучшему? Может, это он прав, а не я? Я привыкла решать возникающие проблемы с помощью силы, точнее, даже насилия. Бертран, наоборот, — с помощью бесед и милосердия. Мне кажется, или должно быть наоборот? Впрочем, мы уже довольно долго общаемся, и я стала замечать, что мы влияем друг на друга: я стала мягкосердечнее, чаще обращаюсь к магии, чем к клинку, а Бертран теперь без колебаний хватается за оружие. А что будет после свадьбы? Что будет, когда мы проживем вместе много лет? Наверное, все встанет на свои места: он будет жестче и сильнее, а я добрее и слабее. Не очень верится, но время покажет...

Условие королевы и хитроумная идея Антарес разнообразили наши \"серые будни\". Я бы с удовольствием обошлась и без такого разнообразия, но... Я чувствую, что все меньше моя жизнь зависит от меня самой. Я абсолютно ничем не управляю — еще одна не самая приятная сторона доверия, странное чувство, к которому тоже следует привыкнуть. Впрочем, к этому привыкать совсем не хочется — если руль не в моих руках, то я, по крайней мере, должна знать, в чьих. Антарес? Бертрана? Непохоже. Королевы? Но и на нее влияют король, дети, двор... Странный замкнутый круг.

Почему все вдруг стало таким сложным? А может, так и должно быть? Я знаю, что совершала много ошибок в прошлом, но тогда в этих ошибках была повинна я одна, и отвечала за них я одна. Все было просто и понятно. А теперь? Теперь каждое мое действие может повлиять на людей, которых я люблю, может повлечь последствия, о которых я подумать не могла...

В связи с этим — я восхищалась Антарес: она до странности ловко ориентировалась в этом непростом придворном мире, всегда зная что сказать и при этом оставаясь самой собой. Полагаю, дело в том, что она привыкла к этому с рождения: как человек, всю жизнь проживший в горах, не ощущает, как тяжел там воздух, так и сестра, с детства погруженная в придворную жизнь, не замечала, как узок и душен этот мир. И кто из нас был счастливее? Она, что не чувствовала тяжести мира, в котором жила, чувствуя себя, как рыба в воде, или я, что должна была привыкать и адаптироваться, но при этом познала вкус истинной свободы? Впрочем, даже здесь все не так просто: Анна не до конца принадлежала этому миру, она нашла для себя способ сбежать — магию. У нее была эта отдушина, которая отличала ее от других и позволяла жить иначе. И тогда выходит, что способ Анны существовать в этом мире разумнее. Я бросаюсь из крайности в крайность, действуя по принципу — все или ничего, а она делит свою жизнь на два мира, каждый из которых неотрывно связан с ней. Она как мост, посредник между ними, хотя не всегда это играет ей на руку...

Теперь, когда все препоны позади, и день свадьбы назначен, я ведь должна быть счастлива, правда? Как счастлив мой жених, радостный вид которого просто не может не вызвать ответной улыбки. И я вполне разделяла его чувства, пока не произошло одно маленькое происшествие... Впрочем, нет, это не происшествие, это катастрофа, с которой я не сумела справиться и последствия которой не могу предотвратить!

За несколько дней до свадьбы, когда я, как обычно, проводила время в обществе своего нареченного, к нам заглянула Анна:

— Простите, если помешала...

Я сразу заметила, что она не в духе. Если бы я знала, чем это закончится, я бы непременно спросила у нее, что случилось, и многих неприятностей можно было бы избежать, но, увы, я этого не сделала.

— Ну что вы, Анна! — добродушно откликнулся принц, выпуская меня из объятий. — Как вы можете помешать...

— Я очень не хотела вас беспокоить, но, к сожалению, у меня просто не было другого случая, чтобы поговорить с сестрой, вы теперь занимаете все ее время.

Бертран, не почувствовав яда в ее голосе, чистосердечно ответил:

— Теперь так и будет, ведь я совсем скоро стану ее мужем.

— Какая отрадная новость... — Анна продолжала язвить, а я никак не могла понять причину ее настроения.

— Я же не отбираю у вас сестру. И хотя теперь она будет леди Фернеол, а не Файтер, она останется вашей ближайшей родственницей и подругой.

— Разумеется. Однако я была бы спокойнее, если бы вы отнеслись к этому серьезнее.

— Я серьезен! — удивлено и несколько обиженно ответил юноша.

— Сомневаюсь. Сколько раз вы подвергали жизнь моей сестры опасности? Сколько она страдала из-за вас!

Кажется, ведьма давно уже об этом думала, но молчала, а теперь что-то подтолкнуло ее высказаться — странно, ведь она никогда прежде не выступала против нашей свадьбы, так что же случилось?

— Анна... — попыталась я привлечь ее внимание, но была остановлена женихом:

— Нет, Эл, все в порядке, — он обернулся к ведьме, стараясь говорить спокойно, но я видела, что это лишь вынужденная вежливость. — В чем-то вы правы, нам пришлось многое пережить, но отнюдь не по моей вине!

Антарес возмущенно фыркнула:

— Неужели? А по чьей?

— Так сложились обстоятельства...

— Причем не единожды! Они так складывались раз за разом...

— Кто-кто, а вы должны знать, что жизнь при дворе не бывает простой!

— Настолько, чтобы заставлять девушку рисковать жизнью?

— Я не заставлял!

— О, разумеется, нет. Просто прятались за ее спиной!

Нет, это переходит всякие рамки!

— Анна! Бертран! — мне пришлось встать между ними, чтобы быть замеченной. — Если вы не забыли, я все еще здесь!

Однако никто не обратил внимания на мои слова.

— Я давно заметил ваше негативное отношение ко мне, но не знал, что оно насколько...

— Ох, прекратите, ваше высочество, я всего лишь сказала вам правду!

— Но это не правда!

— Вы просто не хотите признаваться себе в собственной слабости. Не волнуйтесь, это нормально для людей вашего склада...

— Анна! — перебила я ее, опасаясь, что может за этим последовать.

— Что вы имеете в виду? — принц уже не скрывал своего раздражения.

— Вы приспособленец, Бертран. Вам комфортно рядом с такой сильной девушкой, как моя сестра, ведь вы можете позволить себе уйти от ответственности и ничего не менять в своей жизни. Раньше вас защищал брат, теперь будет жена...

Не знаю, были ли слова, способные разъярить его еще больше.

— Так вот какого вы обо мне мнения?!

— А разве я не права?

— Абсолютно! Вы не понимаете основу моих чувств к вашей сестре!

— Все я прекрасно понимаю! А вы лжец!

— Не смейте меня так оскорблять!

Еще немного и они сцепятся, честно слово! Какого черта тут вообще происходит?!

— Прекратите сейчас же, оба! Что на вас нашло?!

— Я не знаю, что вами движет, Анна, — продолжал Бертран желчно, — но скажу одно: вы видите то, что хотите. И всегда видите то, что хотите, это касается не только Элайв!

— На что ты намекаешь, наглый мальчишка?!

— Вы знаете, о ком я говорю. Об отце вашего ребенка, о...

— Не смей! Ты ничего не знаешь!

— Как и вы ничего не знаете и не можете знать о моих мотивах и моих чувствах!

— Ошибаешься, я вижу тебя насквозь! Тебе повезло, что я лишена магии... — тихо и зло добавила она.

А как я сейчас была рада, что сестра временно лишена магических способностей — в противном случае свадьба так и не состоялась бы.

— А вам повезло, что вы сестра моей невесты, иначе...

— Так ты еще смеешь угрожать мне?! Мне?!

— Немедленно прекратите! — мое терпение тоже не безгранично. — Не хватало еще мне вас разнимать! Вы взрослые люди, возьмите себя в руки, наконец!

Бертран обиженно спросил:

— Ты тоже так считаешь? Что я женюсь на тебе, чтобы... Чтобы...

— Ну, договаривайте! — не унималась Анна. — Где же ваше хваленые твердость и самообладание?!

— Нет, Бертран, я так не считаю, — спокойно ответила я, стараясь не обращать внимания на ведьму. — Я знаю, ты ни за что не позволил бы всему этому случиться, если бы мог.

Анна посмотрела на меня чуть ли не с презрением. Считает меня предательницей?

— Сестра, я понимаю, что ты переживаешь за меня, но твои обвинения...

— Это же правда! Объективная правда!

— Анна... — Бертран сделал шаг к женщине, и я положила руку ему на плечо, надеясь успокоить его. — Я знаю, вы не захотите меня слушать, но все же постарайтесь. Я люблю вашу сестру, и она будет моей, хотите вы того или нет. Меня больше не волнует, что вы думаете обо мне и о моих мотивах!

— А меня больше не волнует, что ты говоришь, какие оправдания придумываешь, — зло прошипела сестра. — Если еще хоть раз что-то случится (случайно, как это у тебя бывает), я не посмотрю, что она тебя любит...

Антарес

Самый главный мой недостаток — неумение терпеть, выдерживать давление обстоятельств хотя бы на время, способное удержать от опрометчивых поступков. Одним словом, жестом, внезапным порывом я могу сломать все, что до этого с таким тщанием оберегала и лелеяла. И хоть потом буду жалеть… но чаще всего будет уже слишком поздно. Вот такая грустная особенность — и иногда я думаю, сколь бесценной была бы способность управлять временем — ну или хотя бы самой собой, что являлось бы в моем случае не менее волшебным умением.

Как бы мне хотелось хотя бы на секунду отдалиться от этого безумного, вечно меня раздражающего мира, от этого странного, невезучего дня, в котором ехидным хороводом, ухмыляясь и пакостно хихикая, кружились Маргери, Эддард и Бертран.

Ох уж мне эта Маргери… На что Вильгельмина была язвительной и желчной старушкой, но она… Королева переходила все мыслимые и не мыслимые границы. Она мило улыбалась, любезно шутила, но взгляд ее при этом оставался ненавидяще-стеклянным, и хотя я не только искренне не понимала, чем вызвана подобная неприязнь, но, напротив, изо всех сил старалась не отвечать тем же — с каждым днем становилось все хуже. Меня, едва державшуюся на ногах (и как я не родила до срока прямо там?) заставляли честно выстаивать все многочисленные приемы, а потом еще и распекали за «недостаточно веселый и достойный вид». Ну да, про веселость, когда жутко отекают ноги и за четверть часа, проведенных, стоя около трона, начинает немилосердно мстить спина — про веселость не будем. Достойный вид? Когда на тебе не сходится ни одно платье, а затянуть корсет на талии — талия? Какая талия? — просто невозможно… про достойный вид тоже умолчим.

Но я терпела, я, черт меня побери, терпела все эти бесконечные придирки, все те несправедливые упреки, которыми меня с поистине королевской щедростью, награждала Маргери, я улыбалась, я согласно кивала, я смиренно просила прощения… Но количество шпилек все не уменьшалось. И, кажется, я уже ко всему привыкла, но…

— Вы так любезны сегодня, леди Анна.

Я инстинктивно дернулась — услышать такое из уст Маргери… это и впрямь было что-то новенькое.

— Благодарю, ваше величество, — несколько растерянно промямлила я. — Услышать такое от вас — огромная честь для меня.

Что она приготовила на сей раз? Честно говоря, ожидать можно было всего, что угодно — после, не побоюсь этого слова, блестяще разыгранного спектакля с «родовым замком Файтеров» в ожидании скорой свадьбы младшего сына, королева тихо злилась на Бертрана, Эл — ну а на меня, как на зачинщицу сего непотребства, вдвойне. И, кажется, все-таки пришло время разразиться буре. Я со страхом ждала продолжения, а королева, однако же, не спешила подводить беседу к ее логическому завершению (то есть смешиванию фрейлины Анны Файтер с грязью). Напротив, она мило улыбалась и, честно говоря, от этой улыбки мне становилось очень и очень не по себе.

— Раз уж мы скоро станем с вами все равно что родственницами, милочка…

Кто, я?! Милочка?! Это ОНА меня так назвала??? И кем это мы с нею станем, простите, вероятно, не расслышала? Родственницами? Упасите меня адовы силы от таких родных, в самом деле. Или Маргери меня по случайности с Эл перепутала?!

— … то мы сможем с вами поговорить безо всех этих придворных условностей…

Что с ней произошло?! Эл таки разжалобилась на мой усталый вид и подсыпала тиранше умиротворяющего порошка? Да только, видимо, немного переборщила.

— … и даже немного посплетничать.

Нет, это, похоже, я сошла с ума. Так, уважаемые сумасшедшинки, я вас не слушаю, понятно вам, я вас не слу… Плохо. Удивленный возглас сдержать не удалось.

— Вам плохо, леди Файтер? — учтиво осведомилась королева. — Вид у вас что-то не слишком веселый.

Да-да, и не слишком достойный, я помню, ваше величество. Вслух я, разумеется, этого не сказала, а промямлила нечто вроде того, что цветущий вид королевы наполняет мое сердце весельем в любой ситуации. Ни дать ни взять придворный шут — но неважно, в любом случае, моя лесть никого не обманула, однако же ее с милостивой усмешечкой приняли к сведению, впрочем, истязания на этом не прекратили. После примерно четверти часа непринужденной беседы — я бы предпочла слово «допрос» — Маргери неожиданно произнесла такое, отчего со мною едва не случился удар:

— Вы же долгое время жили в Терравирис, миледи? — спросила она, слегка прищурившись. Следовало мне еще тогда насторожиться, но… Я простодушно подтвердила, что, действительно, когда-то там располагалась наша резиденция, и мы даже считаемся подданными короля Тириона (а что я еще могла сказать, учитывая пребывание там якобы наших с Эл родителей, пусть и оговаривавшееся временным и тайным?), но сами мы с сестрой ко двору представлены не были. На последнюю мою реплику королева отреагировала и вовсе странно — по-старушечьи ахнула и закачала головой:

— Вам очень повезло, милочка моя!

Интересное высказывание. Нет, я, конечно, помню непомерные амбиции Ферлиберт в желании превзойти Терравирис, но чтобы это так выражалось, да еще и в устах королевы, было довольно-таки сложно представить. Я осторожно поинтересовалась:

— Отчего же, ваше величество? Говорят, у Тирионов очень пышный двор, и…

Маргери презрительно поморщилась.

— Но там царят такие нравы, милочка моя! Вы себе даже не представляете!.. Я долго колебалась, прежде чем выдать мою дочь, Катриону, — как жаль, что вы с ней не знакомы… Прелестная девочка, всякий перед нею склонялся, и вы бы склонились, уверяю вас, милочка! — замуж за короля Ричарда.

Да уж, именно я и не представляю, проведя в замке Тирионов пятнадцать лет из своих двадцати пяти. Впрочем, насколько я помню, никаких особых нравов там не царило, вопреки всем заявлениям королевы. А насчет Катрионы — лучше бы она и впрямь осталась незамужней, тогда можно было еще поспорить, кто и перед кем стал бы склоняться. Впрочем, о чем это я? Пусть девчонка радуется своему счастью — и, несомненно, тому, что хотя бы осталась живой после того, как целых десять дней находилась в моей власти…

— Неужели, ваше величество? — с благоговейным страхом воззрилась я на внезапно посуровевшую Маргери. — Дикие нравы? В Терравирис — ни за что бы не поверила, — ведь там, я слышала, столько смелых и благородных рыцарей!

— Зато их женщины не отличаются чистотой дел и помыслов, — сухо проговорила королева. — Представьте себе, леди Анна, я говорю и о дворянках в том числе.

Я покачала головой, стараясь сдержать улыбку:

— Позвольте узнать, ваше величество, откуда вам это известно? Неужели вы так часто наносите визиты в это варварское королевство?

— Мне многое о нем рассказывали, — нервно передернула плечами Маргери, и я невольно отметила это несвойственное ей движение, резкое, порывистое. Неужели я сказала нечто такое, что сумело ее взволновать и заставить нервничать? Во всяком случае, того веселого, приподнятого настроения, с которым она начинала эту странную беседу, точно и не бывало. Взгляд королевы стал привычно сухим, голос твердым, пальцы незаметно для хозяйки хаотически перебирали створки веера — того и гляди, Маргери вновь раскричится. Вопреки всему, точно перед бурей, на секунду повисла зловещая тишина — а затем, точно по волшебству, на холеном королевином лице расцвела почти счастливая улыбка — и почти настоящая, если бы не холодные глаза и не подрагивающие, лгущие руки.

— Больше всего, признаться, поразила меня одна история… — монотонно начала она, и от звуков этого голоса у меня по спине побежали мурашки — кажется, я тоже сейчас, по примеру монаршей особы, начну перебирать в руке веер… или вовсе его сломаю, как посмотреть. Сердце точно в тисках сжало дурным предчувствием, но я нашла силы взять себя в руки и улыбнуться — правда, подозреваю, что улыбка вышла донельзя жалкой — не зря же глаза Маргери хитро блеснули.

— О, ваше высочество, как интересно… — промямлила я отрешенно. — Думаю, что каждому было бы интересно услышать ее, тем более из ваших уст… И крайне поучительно.

— Извольте, — мне показалось, или ее голос прозвучал торжествующе? — Я слышала, крайне забавная история произошла с королем Ричардом незадолго до свадьбы…

Что?!

А Маргери тем временем продолжала:

— Вообразите себе, какая-то глупая фрейлина… и не вспомню ее имени… словом, она вообразила себе, что влюблена в короля.

О, нет. Она же не имеет в виду то, что я подумала… Ту, кого я подумала, то есть меня… Это же просто невозможно! Этого не может быть, откуда она может знать?

А моя мучительница тем временем продолжала:

— Правда, они были неразлучны с детства — родители Ричарда держали ее при своем сыне, точно комнатную собачонку, — королева рассмеялась своей шутке, я уныло ее поддержала. Ха-ха, как смешно. — Надеюсь, вы простите мне подобную вольность, милочка, ведь это на самом деле крайне забавно, — учтиво осведомилась гадина.

Действительно, куда уж забавнее…

— О да, ваше величество — и что же с собачонкой, то есть, я хочу сказать, этой фрейлиной стало дальше? — вынуждена была спросить я, чтобы хотя бы позорно не упасть в обморок — в этот раз меня, бесчувственную, точно выбросят из дворца, точно ненужную вещь… или, без всякого сомнения, собачонку!!!

Маргери, казалось, только этого вопроса и ждала — она победно улыбнулась и продолжила:

— Когда она несколько подросла, то стала преследовать короля с намерением женить его на себе, — охотно поведала мне королева. Впрочем, это и впрямь стало для меня новостью. Надо же, какая эта дамочка коварная, оказывается. — Она даже отказывала многим достойным слугам короля.

— По моему, достаточно благородный поступок, ваше величество, если она и впрямь питала к королю какие-то чувства, — на правах «родственницы» и «милочки», дипломатично возразила я. Не знаю, насколько у меня хватит терпения… Королева только отмахнулась:

— Наверняка она была чем-нибудь больна…

Так, это уже слишком…

— …или завела интрижку с каким-нибудь грязным кучером, — похоже, нимало не смущаясь, заявила королева. Я прямо-таки ощутила, как кровь горячей волной приливает к щекам. — Вы, возможно, не знаете, но в семействах, которые кичатся своим благородством, а на деле… словом, это не редкость. Вы согласны со мной?

Что. Она. Несет. Тем не менее, у меня получилось кое-как кивнуть:

— Д-д-да, в-ваше величество…

— Вот и славно, леди Анна. Впрочем, я вспомнила имя этой мерзкой грешницы. Вы, несомненно, хотите его узнать?

— П-право же, ваше величество, я…

— Ну, раз вы так настаиваете… Ее звали, как мне помнится, Эстер, Анна Эстер. Так же, как и вас.

— Что?

— Ее тоже звали Анной, милочка, — раздраженно бросила королева. — Удивительно, ведь так?

— О. Да, — прошептала я, — Это удивительно, — повторила шепотом, находясь, по видимому, в какой-то прострации. Голова тихо кружилась.

— Имя одинаково — а одна настолько мерзка, а другая так любезна… — задумчиво повторила Маргери. — Вы можете идти, леди Файтер.

— Да, ваше величество, — поклонилась я, и направилась прямиком на поиски сестры — мне необходимо было успокоиться и прийти в себя. Следует ли говорить, что вместо этого я получила несправедливые упреки и обвинения от его высочества, принца Бертрана, привыкшего видеть этот сложный и глупый мир сквозь простую призму своих узких взглядов и интересов. Да еще оскорбления его матери — эти туманные намеки, о которых я пока решила умолчать. В общем, все настолько завертелось…

Тут я и потеряла терпение, тут я и высказала ему все, что накипело у меня на душе… Разумеется, этот самовлюбленный ребенок не внял моим разумным упрекам… что было дальше, можно не описывать — эгоизм и неумение Бертрана прислушиваться к чужому, разумному мнению, и что не менее важно, совершенная способность игнорировать чужие чувства, порывы и эмоции, его неумение хотя бы признать собственные ошибки (я уже не говорю о том, чтобы он научился их исправлять, нет)… словом, я не желала с ним разговаривать, а он, к моему удовольствию, отвечал мне тем же.

“Вы ведете себя, точно маленькие, упрямые дети. Такое ощущение, будто вам еще не исполнилось и десяти лет”, — раздраженно восклицала Элайв, едва видела Бертрана в двух шагах демонстративно рассматривающего лепнину на колонне и не желающего хотя бы поприветствовать меня.

А Беатрис при случае добавляла:

«Сил больше нет смотреть на их постные лица. Честное слово, такое ощущение, как будто они…»

«Пришли на аудиенцию к вашему супругу, леди», — подхватывала сестра, и обе они переглядывались, стараясь сдержать улыбки. Как будто это было смешно — я ни за что не стану терпеть и прощать такого рода оскорбления, тем более от юнца!

Да и были у меня дела поважнее — ссоры оставались ссорами, подозрения Маргери всего лишь подозрениями, а тем временем свадьба Эл неуклонно приближалась.

День свадьбы Фернеола-младшего был совсем не похож на аналогичное празднество его брата. Если Эддард постарался сделать торжество максимально закрытым, то Бертран утомил: мои глаза — обилием ярких флагов на улице, мои уши — шествующей и непомерно галдящей (и подозреваю, полупьяной) толпой ряженых, с диким шумом и криками возвестившей городу приятную весть о женитьбе принца Бертрана.

Разумеется, с раннего утра всякий сброд начал стихийно подтягиваться ко дворцу. Самое смешное, ну или скорее, ужасное, что Бертран запретил страже гнать их всех в шею, заявил, что, мол, раз у него счастье, то он хочет, чтобы и все сегодня были счастливы — ага, как же. Все, кроме меня, по-видимому, ведь, помимо всего прочего, от этих воплей у меня дико болит голова — а ему хоть бы что!

Эл, ну вот честное слово, ты выходишь замуж за юродивого! Но, похоже, бедная девушка сама сегодня вполне разделяла настроение своего суженого — во всяком случае, в те краткие моменты, когда мне удавалось увидеть ее сквозь плотный строй суетящихся портних и ворохи белого шелка, она улыбалась, практически так же мечтательно, как и он.

Вот уж не поспоришь — эти двое действительно подходят друг другу, как никто другой, и мне оставалось только присоединиться к общему веселью, и постараться не затеряться среди толпы снующих, и тоже наверняка непомерно довольных придворных и слуг — ведь в прошлый раз королевская свадьба ограничилась всего лишь скромным пиром во дворце — а сейчас к свадебному веселью собирается присоединиться весь город. Да и кто бы сомневался — у маленького негодяя везде найдутся друзья, с этим тоже спорить не приходилось.

К слову сказать, вышеупомянутый негодяй все же избегал попадаться мне на глаза, что было весьма дальновидно с его стороны — иначе несдобровать бы ему. Ну у меня же нервы, господа, носящей младенца ведьме убить какого-то там принца, даже не наследника престола, думаю, будет вполне простительно. Вот только сестрица расстроится, а жаль. Мелкий прохиндей, при всех его достоинствах, и мизинца ее не стоит.

Впрочем, пускай женятся, я не спорю — меня все еще не оставляет надежда, что когда-нибудь Эл одумается и отравит Бертрана какой-нибудь новоизобретенной гадостью — тем более, опыт уже есть, — доверчивый мальчишка любую дрянь из ее рук примет и не поморщится. Только, боюсь, и не отравится — влюбленные, они все такие… толстокожие, так что, я подозреваю, он еще и добавочную порцию отравы попросит, и сверх того, скажет, что это самое вкусное кушанье, которое он когда-либо ел в своей жизни.

Так что гораздо проще будет выкинуть его в пропасть.

Но вместо того, чтобы заняться этим полезным и нужным делом, я продолжала томиться около дверей покоев Эл — неужели я могла не поговорить с ней перед свадьбой? Наконец, назойливые, точно мухи, портнихи щебечущей стайкой выпорхнули из комнаты, оставив невесту одну — тут я и воспользовалась моментом, проскользнув за двери.

И застыла.

В первую минуту я не узнала собственной сестры — так она изменилась. Во всяком случае, такой спокойной и умиротворенной я ее не видела никогда — да и никто, думаю, не видел деву-воительницу в столь женственном обличии. С плеч точно гора свалилась — ну теперь я точно уверена, что она знает, на что идет.

Кажется, зря я ругала портних — они действительно мастерицы. В этой воздушной дымке шелка и кружев Элайв совершенно преобразилась, сама стала легкой и невесомой — мне вообще показалось что вот, дунет ветер, и сестра вместе с ним взлетит, превратившись то ли в облачко, то ли в полоску лунного света.

Из украшений на сестре были только нити жемчуга, вплетенные в прическу, да традиционный белый венок.

Я тихо вздохнула:

— Элайв. Ты точно уверена, что это ты?

Она улыбнулась:

— Не совсем. Это довольно странное ощущение, между прочим. Надеюсь, Бертран оценит.

— И ты сомневаешься? — покачала я головой. Ох уж мне этот Бертран… Ну да ладно, оставим, все равно уже ничего не изменить.

— На самом деле нет, но невесте положено волноваться, — тихо рассмеялась Эл.

Я кивнула:

— Только обычно они волнуются по другому поводу — как поладить со старым, некрасивым и нелюбимым супругом, — иронично заметила я.

— Мне повезло во всех трех случаях, — отпарировала Эл.

— Я бы, конечно, могла поспорить…

— Антарес!

— Не обращай на старуху внимания, — с покорным вздохом заключила я. — Лучше скажи мне — ты в самом деле уверена, что хочешь стать женой, матерью…

— Да. Да.

— Членом королевской семьи, связанной условностями…

— Да!

— Женой мальчишки Бертрана…

— Да! То есть… Он не мальчишка, — посуровела Эл, но я не отставала.

— Невесткой Маргери.

— И что намного лучше, Генриха, не забывай об этом.

— Тогда я за тебя спокойна, — сдалась я.

— Вот и славно. Ты знаешь, Антарес, мне кажется, ты переживаешь намного больше, чем я, — очевидно, слукавила Элайв, но я предпочла отшутиться:

— Так за двоих переживаю, знаешь ли.

Но тут слуга прервал нашу беседу сообщением, что кареты поданы…

Всю церемонию бракосочетания Элайв и Бертрана я тихо и умиленно прорыдала в платочек — все же надо было сначала рожать, а потом женить голубков — эта сентиментальность меня погубит, потому что, едва выдался удобный момент, я слезно начала приносить свои извинения молодожену, который так удивился, что даже не отпустил ни одного язвительного замечания, а только натужно кивал, позабыв закрыть рот.

Элайв Фернеол

Скоро уже месяц, как меня именуют леди Фернеол. Поначалу я даже не отзывалась — не была уверена, что обращаются именно ко мне. Непривычно. Еще более непривычно было осознать, что теперь я принадлежу к королевскому роду. Первое время эта мысль вызывала у меня чуть ли не панику: мне постоянно казалось, что секрет моего происхождения вот-вот будет раскрыт, меня выгонят, а мой муж будет покрыт позором... Но Анне удалось меня успокоить, а Беатрис с удовольствием помогала мне адаптироваться — ее, кажется, развлекала мысль, что она может взять кого-то под свою протекцию, а ее помощь была мне нужна как никогда: семейные ужины, которые устраивала королева, и на которые я теперь была приглашена... Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не брать туда оружие. Раз в неделю за огромным столом собирались три наши такие разные семейные пары, пытаясь поддерживать добрую семейную атмосферу. Разговаривали в основном мужчины, но иногда и нам приходилось вставить слово. Один несомненный плюс в этом был: я узнала семью Бертрана гораздо лучше, посмотрев на нее изнутри, и осталась довольна тем, что увидела. Но если бы эти ужины были единственным...

Я-то думала, что, соглашаясь на свадьбу, я совершаю чуть ли не подвиг, но с первых дней стало ясно, что свадьба — это только начало. Не все подданные Фернеолов успели приехать к празднеству (чего бы не случилось, если бы Бертран так не торопился, как неоднократно напоминала королева), так что поздравления растянулись чуть ли не на неделю. Я все время была на виду, рядом со своим мужем, и о блаженном одиночестве пришлось забыть. Как я поняла, многие мелкие дома рассчитывали, что именно их дочери составят партию младшему принцу, и теперь недоумевали, откуда я взялась, и почему неизвестная семья оказалась для королевской четы предпочтительнее, чем их собственные вассалы? На подобные вопросы пришлось отвечать королю с королевой, и теперь я вполне могла понять, почему наш брак был так нежелателен для Маргери — на ее месте я тоже бы сомневалась.

К слову о Маргери... Признаться, она удивила меня. Наверное, королева смирилась с мыслью, что теперь я ее невестка, и старалась как-то жить с тем, что есть. На свадьбе она не могла налюбоваться на собственного сына, и в порыве теплых чувств даже несколько раз назвала меня дочерью, и когда она это сказала... Возможно, это прозвучит глупо, но мне показалось, что я это уже слышала. Впервые мне показалось, что я могла встречаться с королевой прежде, но это же абсурд! Как? Где? Когда? Нет, это было вызвано волнительностью момента, и ничем иным. Я вспомнила и многочисленные расспросы Антарес о королеве, но не стала ничего рассказывать сестре, тем более, что после свадьбы Маргери взяла себя в руки, и больше не выказывала теплых чувств, сменив их на ироничность и некоторую насмешливость. О причинах я не могла и догадываться, все это было очень странно, но я не искала разгадки: не тревожь лихо, пока оно тихо.

Чуть ли не единственным, кто меня радовал в этой новой жизни, разумеется, был Бертран. Весь мой жизненный опыт доказывал, что люди не меняются практически никогда: то, что заложено в них природой, останется навсегда и пробьется, как упрямый росток сквозь мощеные городские улицы, но... Мой муж (если бы вы знали, как мне нравится его так называть) приятно удивил меня. Эта свадьба была для него не просто сменой социального статуса, но и поводом для некоторых решений. Он так старался стать тем, кем его все так хотели видеть: взрослым и ответственным семьянином и бесстрашным воином. К сожалению, одного старания мало, и он как всегда был настолько искренен в своих стремлениях, что порой это вызывало улыбку, но меня радовали эти перемены. Кроме того, они с Антарес, после примирения на свадьбе, поддерживали подчеркнуто дружеские отношения, что не мешало Анне высказывать мне наедине все, что она о нем думает. Но кто сказал, что это плохо?

Общение с сестрой стало для меня особенно ценным — я всегда могла положиться на ее советы и поддержку, как и прежде, могла обратиться к ней по любому вопросу.

Честно говоря, даже если я не хотела к ней обращаться, она все равно старалась помочь. Такова уж моя сестрица! Ей с каждым месяцем приходилось все сложнее... И порой я мечтала, чтобы ребенок быстрей бы уже появился на свет, но с другой стороны... Я боялась за Антарес. Боялась того испытания, которое ее ждет, ведь нередко женщина умирает при родах, а разве могла я такое допустить? Втайне от сестры я штудировала книги, запоминая заклятья, которые могли бы пригодиться, и готовя впрок лечебные зелья. Если что-то пойдет не так, я сумею помочь, обязательно.

Однажды вечером, когда я мирно беседовала с сестрой, пользуясь ее гостеприимством, наш тихий досуг был внезапно прерван вбежавшей в комнату Беатрис:

— Миледи! Миледи, вы слышали?

Глаза ее лихорадочно блестели, а в руках она держала вскрытый конверт.

— Что случилось?

— Как, вы еще не знаете? Ежегодный турнир состоится совсем скоро!

Ежегодный турнир? Я вопросительно посмотрела на Антарес, но она лишь взяла меня за руку, очевидно, предостерегая от вопросов вслух.

— И что же вас так взволновало, милая?

Беатрис покраснела:

— Мой отец будет одним из судей, а вместе с ним приедут многие мои друзья и родственники...

— Очень рада за вас, миледи, это прекрасные новости!

Девочка окончательно смутилась, и, бормоча что-то непонятное, ретировалась.

— Ежегодный турнир? — переспросила я, как только дверь за ней закрылась. Сестра нахмурилась, припоминая что-то:

— Да... Это традиция в Ферлиберт. Я слышала об этом, но не уверена, что знаю, в чем она заключается...

Я не стала мучить сестру, а обратилась к тому, кто должен был знать об этом все. Перед сном я спросила у мужа:

— Беатрис упомянула какой-то турнир, который скоро состоится... О чем идет речь?

— Ты разве никогда не слышала об этом?

— Я прежде никогда не была в твоем королевстве, а там, где я жила, никому не было дела до развлечений благородных господ, — с упреком напомнила я.

— Да, верно... Это турнир в честь победы над небольшим южным государством, которое сейчас входит в состав нашего королевства. Эта война закончилась не так давно, уже Эддард в ней участвовал, да и я захватил пару сражений... Отец Беатрис — лорд этих земель. Еще одна причина, по которой родители выбрали именно ее, — укрепление недавнего перемирия. С тех пор, как была одержана эта победа, каждый год устраивается турнир, по традиции, король отправляет письмо с приглашением лично лорду Эллиоту, а также рассылает весть по всему королевству. На турнир съезжается множество рыцарей, в том числе и из соседних королевств...

— А Ричард? Король Ричард Тирион?

— Он всегда отказывался от приглашения, не думаю, что в этом году что-то изменится... — он придвинулся ближе. — Так значит, ты никогда не была на турнире?

— Нет.

— Я тебе даже завидую, ведь ты увидишь все это в первый раз!

— Это так интересно? — с сомнением спросила я.

— Думаю, ты оценишь...

Разумеется, я слышала о турнирах и даже наблюдала за одним в Терравирис, но это никогда не казалось мне праздником. Каждый бой — это игра со смертью, а у каждой такой игры есть своя цена. Турнир же — пустой фарс, неоправданный ничем, и если любовь мужчин к подобным увеселениям я могу понять, то женщины... Что их может привлекать в таких жестоких зрелищах? Матери, жены, дочери — как они могут смотреть на рискующего жизнью воина, понимая, что причин для такого риска нет?.. И как это пережить мне?

— Ты сказал, что множество рыцарей принимают участие... А ты?

— Разумеется! Я же королевский сын, я не могу обойти стороной такое важное событие, да и не хочу. И Эддард тоже будет участвовать.

Не могу сказать, что это было хорошей новостью, и Бертран сразу заметил мою реакцию:

— Не волнуйся, до смертельного исхода практически никогда не доходит.

— Практически?

— Было несколько случаев, но это, скорее, случайности...

— Спасибо, успокоил.

— Это же турнир! На нем неизбежны ранения. Надеюсь, ты не будешь просить меня не участвовать?

— Я слишком хорошо тебя знаю и прошу лишь быть осторожнее, мне так будет спокойнее.

— Хорошо, — Бертран обнял меня и сказал так тихо, как будто делился самым сокровенным секретом. — Я хочу выиграть этот турнир... Знаешь, почему?

— Чтобы доказать, что ты хороший воин?

— Не только. Победитель коронует самую прекрасную даму турнира королевой любви и красоты... Будет справедливо, если в этом году ею станешь ты.

Ох, ваше высочество... Что же должно случиться, чтобы вы повзрослели? Впрочем, нет, я не хочу этого знать, я люблю моего мужа именно за то, какой он. Пожалуй, Антарес права, это сложно понять, но она просто не видит в принце того, что вижу я: за его врожденное благородство и честность я готова простить многое. Жизнь не обходит стороной никого, когда-нибудь и он узнает, как сильно она может бить, но это не сломает его. Сестра обвиняет моего мужа в несерьезности и слабости, но это лишь одна сторона монеты, на другой — его кристально чистая душа, в которой я нуждаюсь как в воздухе и воде. Она удерживает меня от падения в темную пучину страха, предательств и лжи, ведет как путеводная звезда. До встречи с ним, я не думала, что такие люди еще существуют, но мне повезло, и даже если это было последнее везение в моей жизни, меня это не огорчит.


* * *


Через несколько дней ко двору начали пребывать первые участники турнира, в числе которых были и родственники Беатрис. Она была так заразительно рада увидеть родных, что мы не могли не радоваться вместе с ней. Ее родителей и братьев с комфортом разместили в замке, остальным пришлось довольствоваться более скромным жильем. Пришлось запоминать множество имен и внутрисемейных тонкостей, которые я забывала через несколько часов, но не Антарес! Она умела быть любезной со всеми, и, несмотря на сложности своего положения, была весела и мила, чем заслужила благосклонность дам. Я же говорила, сестра просто рождена для придворной жизни, в отличие от меня: я уже успела создать несколько неловких ситуаций, из которых мне ни за что бы не выбраться, если бы не обаяние мужа и находчивость сестры. Ну почему, ваше высочество, вы выбрали в жены именно меня? Представить кого-то еще, более неспособного к подобной жизни трудно. Я несколько раз говорила обоим, что не должна находиться здесь, на что Антарес лишь сочувственно пожимала плечами, а Бертран уверял, что я отлично справляюсь... Мне оставалось лишь одно — надеяться и верить, что со временем я смогу приучить себя правильно вести в обществе.

А пока это оставалось лишь мечтой, я пыталась в который раз вбить себе в голову особенности родословной Эллиотов. Дело в том, что вместе с ними приехали их ближайшие родственники — Ридвеллы, которых было чуть ли не вдвое больше. Беатрис объяснила мне, что у них общие предки, но много лет назад ветвь Ридвеллов отделилась, и теперь это отдельная семья, которая все же очень им близка. Эллиоты и Ридвеллы часто сочетали своих детей браком, так что их связывают настолько прочные узы, что, как это бывает, не обходится без семейных склок. Например, некоторые отказались ехать в столицу, что вызвало недовольство других... Я не очень поняла, что именно там случилось, но судя по испуганному виду Беатрис, когда она мне это рассказывала, что-то неприятное.

В честь прибывших устроили богатый пир, который все так и называли — Первый Пир. Как мне объяснили, в течение турнира пиры будут чуть ли не каждый день, но этот — самый важный, важнее даже, чем открытие. По нему судят, какой выдастся турнир в этом году, и именно он является главным, ведь на нем собираются две прежде воевавшие семьи, которые теперь делят мясо и вино. На пиру я увидела Эллиотов и Ридвеллов во всей красе, впрочем, хозяева, Фернеолы, старались не уступать им.

Когда слуги уже по пятому разу наполняли чаши, Беатрис подвела к нам молодого человека, судя по его гербу, одного из Ридвеллов.

— Позвольте вам представить, Доран Ридвелл, один из знаменосцев моего отца.

— Очень рад знакомству! — протянул руку Бертран. — Для нас большая честь принимать вашу семью в этом году. Кажется, раньше вы не участвовали в турнирах?

— Нет, ваше высочество. Я единственный сын, а мой отец уже немолод...

— Понимаю. Что ж, надеюсь, это не помешает вам с честью пройти все испытания.

— Как и я, ваше высочество. Миледи, — он поклонился нам с Анной. — В этом году турнир обещает быть особенно прекрасным, ведь его украшают такие прелестные дамы.

— Вы слишком любезны, сир Ридвелл, — улыбнулась сестра, — право, мы этого не заслужили.

— Отнюдь... Я первый раз при дворе Фернеолов и, признаться, очарован. Уж не сменить ли походную жизнь воина на сытое придворное довольство?

Присутствующие ответили смехом, хотя я не заметила здесь шутки... Как они это делают?.. Рыцарь, кажется, заметил мое замешательство и я поспешила исправиться:

— Мы были бы очень рады видеть вас здесь чаще...

— Возможно, так и будет, — он вновь обернулся к Бертрану. — Ваше высочество, могу я попросить вас кое о чем?

— Разумеется.

— Я слышал, что у вас все еще нет оруженосца... Мой племянник, Оберин, мечтал бы занять это место, разумеется, если у вас нет других кандидатур.

— А сколько мальчику лет?

— Десять, самый подходящий возраст.

— Что ж, приведите его ко мне завтра утром, а там посмотрим.

— Благодарю вас, — поклонился рыцарь и, откланявшись, удалился, о чем-то беседуя с Беатрис.

Я с интересом посмотрела на Эддарда, сидящего на другом конце стола:

— А почему сэр Доран не сделал это предложение кронпринцу? Беатрис его жена и было бы разумно, если бы ее родственник...

— У Эддарда есть оруженосец. Из Фернеолов, разумеется.

— В таком случае, тебе повезло, Бертран, Ридвеллы кажутся хорошими людьми...

— Завтра увидим.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 17

Антарес


С юности слетела позолота,

Растворившись в ведьминой крови,

В жизни не хватало мне чего-то.

Что ж, наверно — искренней любви.

Я, в погоне с гордостью, невольно

Чуть не доигралась до костра.

Сердце рвать руками — было больно…

Впрочем, я нашла тебя сестра.

Пусть я в колыбели не качала,

Пусть не заплетала кос твоих,

Но судьбу перепишу сначала -

Сердце, знаешь, бьется за двоих.

Жизнь стремительно закружилась, завертелась — ослепила яркостью красок и кажется, совершенно не собиралась останавливаться в своем бешеном танце. Все менялось с такой невероятной скоростью, что я и удивляться не успевала. Месяц, что прошел со свадьбы Элайв, отныне принадлежавшей к королевскому роду Фернеолов, но зато оставившей мне в наследство — вот ирония! — свою фамилию, отпечатался в памяти лишь своей счастливой круговертью. Все эти приемы, затянувшиеся торжества в честь бракосочетания юного принца (надо пояснить, что и сам Бертран умело подогревал интерес к своему семейному счастью, хвастаясь Элайв перед всеми, как неразумный, но крайне горделивый ребенок… впрочем, почему — «как»?), — так вот, все эти затянувшиеся торжества, несмотря на крайне полезное для меня свойство убивать время, все же достаточно сильно выматывали беднягу Эл, и я не могла этого не замечать. Но на удивление, она справлялась очень хорошо — настолько хорошо, насколько этого вообще можно было ожидать, памятуя о ее происхождении.

Я даже как-то осторожно спросила у нее:

— Элайв, ты никогда не была на воспитании у какой-нибудь благородной особы? Ты на удивление хорошо справляешься со всем этим.

Но та лишь грустно покачала головой:

— Ты льстишь мне, Антарес. Впрочем… сейчас, вспоминая, мне кажется, что моя наставница, Мария, была не простого происхождения, — сестра нахмурилась. — То, как она держалась, как говорила… но… странно все это, честно говоря. Я не хочу, мне сложно вспоминать, прости.

И я деликатно перестала расспрашивать — в конце концов, потеря наставницы для любой из нас становилась тяжелым ударом, от которого невозможно оправиться полностью, никогда. О, я, разумеется, понимала Элайв — моя собственная рана от потери злобной, сварливой, желчной, лживой, но такой родной и понятной Вильгельмины, не заживала столько месяцев… и вряд ли когда-нибудь заживет.

Улыбаться, переваливаться сытой уточкой вслед за всем враз потребовавшейся сестрой по замковым переходам и галереям, часами стоять около трона, закрывая королеву в жаркий день огромной тенью своего живота, суетиться, раздавать указания слугам… да мало ли дел у беременной фрейлины королевы, не знающей, как скоротать свое время?

Между прочим, вскорости Маргери совершила поистине беспрецедентный поступок, назначив меня на должность первой фрейлины — наверное, для того, чтобы у нее освободилось намного больше времени для третирования недостойной Анны Файтер.

На самом деле, несчастная королева, видимо, совсем не мучалась от отсутствия совести, своей достопочтенной особой занимая практически все мое время. Я вынуждена была проводить с ней неотлучно все дни, но, признаться, использовала любую возможность, чтобы сбежать из-под ее монаршего надзора — хорошо, что хотя бы Эл часто меня выручала, с самым честным видом заявляя, что на многочисленных приемах ей без меня ну никак, совершенно никак не обойтись. Видно было, что Маргери злилась, злилась не на шутку, но ничего не могла поделать с устало-просительным выражением на лице Элайв.

Все-таки, что бы там не говорила сама Эл, королева ее отнюдь не ненавидела, в отличие, скажем, от меня самой — более того, можно сказать, что девушка была единственной, — ну, кроме, естественно, Генриха, — кому королева, пусть с неохотой, но уступала. В чем-то. Иногда. Но это все же было очень большим достижением в общении с нею.

К тому же в Ферлиберт наступило время для традиционного турнира, а это значило, что вскоре на сестру должны были обрушиться новые хлопоты. Но кроме меня, это, похоже, никого не волновало — все остальные, включая Бертрана и Беатрис, радовались, точно маленькие дети. Меня же во всем этом радовало только одно — сестра сумела каким-то невероятным способом оговорить для меня право сопровождать ее.

Королева уступила невестке с явной неохотой, и при любом удобном случае старалась заполучить меня обратно — что ж, видимо, издевательства над безропотными слугами не приносили ей такого удовольствия.

Так или иначе, принужденная проводить большую часть своего времени с одной только Маргери или в сумасшедшей, выматывающей суете по замку в тщетных попытках всюду успеть за Эл, я уставала сверх всякой меры и даже была вынуждена отменить обучение сестры магии — теперь уже, похоже, окончательно. Но на самом деле это был довольно ожидаемый исход, ведь помимо того, что заботы, совершенно не касающиеся колдовства, накрыли и меня, и ее с головой — так еще я, похоже, исчерпала тот запас знаний, которые обязана была передать ученице согласно обряду Верности — свитки Вильгельмины в руках Элайв артачились и представали девственно чистыми — им просто-напросто больше нечего было ей рассказать.

А это могло означать только одно — Элайв Файтер, то есть, простите, уже Фернеол, наконец-то готова пройти инициацию — обряд посвящения, благодаря которому она, из когда-то столь презираемого ею статуса простой ученицы, перешла бы в несколько иное положение, и наконец-то стала бы самой настоящей ведьмой.

Когда-то она мечтала об этом, но… Вот только нужно ли это ей сейчас, когда она сменила свободу лесов и долин на дворцовые своды, меч — на веер, лук и стрелы — на украшения, котел с зельем — на расшитое драгоценными камнями платье, а личное счастье — на дурака Бертрана.

Хотя… насчет сестры я все же не сомневалась, более того, я была уверена, что она готова к инициации, да и была готова к ней, еще до встречи со мной… но вот только не была готова я. Не подумайте, что я следовала примеру прочих ведьм, из корыстных побуждений не желавших расставаться со своими удобными служанками, безропотными ученицами, вовсе нет. На самом деле, зря я здесь клевещу на сестрицу — к обряду не готова была именно я, и никто иной. Думаю, не стоит объяснять причину — пока я беременна, а, следовательно, целиком лишена магии, я даже дохлую мышь не способна посвятить в ведьмы, не то что Элайв…

Меня вообще в последнее время все больше и больше тяготила и беременность, и все усиливающееся с каждым днем, ставшее почти болезненным желание колдовать — главным образом, из-за королевы, которая измучила меня совершенно. С каким бы удовольствием я бы уменьшила ее до размеров крохотной фарфоровой статуэтки, так, чтобы она могла бы только пищать тонюсеньким голосочком, да размахивать кулачками, которые были бы не больше булавочной головки.

О, я бы посадила Маргери в карман, целыми днями носила бы ее при себе… кормила бы ее только крошкой сухого хлеба и капелькой родниковой воды в день, и читала бы, читала ей бесконечные нотации, пока она и в самом деле бы не разрыдалась слезами раскаянья, согласившись до конца жизни быть добродетельной женщиной, и не притеснять своих бедных, замученных, и, к слову, несколько беременных придворных дам.

Без иронии можно было сказать, что неистощимой фантазии Маргери стоило позавидовать — мерзостными выдумками касаемо моей биографии — я все не решалась даже подумать о том, откуда королева может меня знать, а самое главное, СКОЛЬКО она может знать о настоящей Анне Эстер, — так вот, этими сплетнями, неизвестно откуда почерпнутыми, она отнюдь не ограничивалась, будто бы вежливо ставя меня в известность: «Я прекрасно знаю, кто ты, милочка, но пока давай притворимся, что это не так. А ты за это будь добра — терпи всю ту грязь, что я милостиво соизволяю на тебя ежедневно выливать».

— Будьте любезны объяснить, милочка, что происходит между вами и моим сыном, — неожиданно протянула Маргери, нарушив мертвую, точно сгустившуюся тишину в маленьком, тесном зальчике, своеобразной камере пыток, где она обычно любила проводить время (из окна открывался чудесный вид на расположенное неподалеку озеро).

Я, склонясь над тканью, опять вышивала какой-то дурацкий узор — это был еще один из методов моего унижения, изобретенных лично королевой лично для меня — этот, например, был известен под названием «почувствуй себя ничтожеством» — не раз я видела, как расшитые мною ткани идут на нужды слуг.

От звуков ее голоса я вздрогнула и поранила иглою палец, пропустив при этом ее вопрос мимо ушей.

Разумеется, это досадное происшествие не укрылось от вечно все подмечающих глаз моей мучительницы:

— Какая вы неловкая, Анна! С иголкой умеет обращаться даже шестилетняя девочка, а вы настолько неловки…

— Простите, ваше величество, — поспешила повиниться я, краем уха дослушивая сожаления в том, что я невероятно рассеянна, крайне вольно веду себя с монаршей особой, и прочее, прочее, прочее…

Право, моментами Маргери всерьез напоминала мне Вильгельмину — иногда я с неким даже суеверным ужасом ловила себя на мысли, что жду, будто она вот-вот достанет из-за пазухи тяжелый фолиант и со вздохом примется вдалбливать в меня основы магического искусства. Наверное, все королевы-матери так сильно похожи друг на друга — избыток власти в юности через много лет превращает неплохих в общем-то, благородных женщин, в самых настоящих ведьм. Причем кого-то в переносном — а кого то и в самом что ни на есть буквальном смысле.

— Я, кажется, задала вам вопрос, — ледяной голос королевы вывел меня из оцепенения и тут же снова вогнал меня в ступор. — Что происходит между вами и моим сыном, принцем Эддардом?

Я постаралась взять себя в руки — в конце концов, сама я не позволила себе почти ничего предосудительного, не винить же меня в том, что принцы, коим она приходится матерью, привыкли позволять себе недопустимые вольности!

— Ваше величество, — пролепетала я, — я, несомненно, глубоко уважаю наследника престола, а также его супругу, леди Беатрис и… — закончить фразу я не успела, Маргери мена перебила, голос ее был жестким:

— Это все, несомненно, делает вам честь — но смотрите, чтобы не переступить ту грань, за которой эта честь может быть потеряна.

Серые, строгие глаза королевы, такие же ледяные, такие же ужасные, как и у ее сына, внимательно изучали меня, будто бы просвечивая насквозь, проникая в самую душу — и кто знает, как много они там видели?

— Ваше величество… что бы вы ни имели в виду…уверяю вас, что вы несколько заблуждаетесь, ведь я не испытываю и не могу испытывать к его высочеству ничего, кроме преданности подданной…

Но она меня не слушала:

— Возможно, в связи со свадьбой вашей сестры, у вас появились какие-то надежды, какие-то планы по поводу кронпринца… Не обольщайтесь, леди Файтер, — она с каким-то особым, желчным выражением произнесла мою фамилию. — Мой сын женат… а вы, при удачном для вас стечении обстоятельств… сможете стать лишь одной из многих.

— Простите, за дерзость, но не думаю, что я давала какой-либо, даже малейший повод так думать о себе, ваше величество, — тихо проговорила я, в этот момент готовая под землю провалиться от стыда и неловкости. Под землю я, однако же, не провалилась, за неимением пропасти ограничившись простым обмороком — в помещении было, мягко говоря, душно: возможно, именно поэтому коварная женщина и выбрала его, а вовсе не из-за прекрасного вида.

Спустя некоторое время, открыв глаза, я наткнулась на изучающий взгляд Маргери, который она, впрочем, тут же попыталась изменить на испуганно-участливый. Получилось у нее, мягко говоря, неважно.

— Ах, дорогая, вы так меня напугали! — по-моему, скорее огорчила. Тем, что не умерла. — Не нужно же настолько близко к сердцу принимать мои слова — поверьте мне, я забочусь лишь о вашем благе и только.

— Да, ваше величество, — пробормотала я, неловко приподнимаясь. Меня все еще мутило. — Я понимаю это, и вы даже представить не можете, как я вам благодарна за такое искреннее ко мне участие. Но прошу вас, ваше величество — позвольте мне покинуть вас — мне необходим… свежий воздух.

Не представляю, как мне удалось выговорить все это и вновь не потерять сознание. Тем не менее, Маргери милостиво кивнула, и я со всей возможной поспешностью покинула ее, всем сердцем мечтая о глотке прохлады.

Ноги сами понесли меня к озеру, но… только не меня одну. Я слишком поздно заметила, что, на пару шагов опережая меня, в том же направлении двигалась и Беатрис со своим родственником Ридвеллом, также прибывшим на турнир. Они были настолько увлечены друг другом, что меня совершенно не замечали.

Движимая любопытством, я потихоньку пошла за ними.

Надо сказать, что меня с самого приезда Дорана Ридвелла меня крайне интересовало отношение к нему Беатрис: девочка буквально сияла, всюду неотлучно следуя за своим вновь обретенным другом, к вящему удовольствию последнего — это было очень и очень заметно. Я вообще подозревала, что разгадала причину похоронного настроения леди Эллиот перед свадьбой — уж не в этом ли благородном юноше было все дело?

Вот мне и представился случай это выяснить — и разве я могла его упустить? Поэтому я, отбросив всякие сомнения, двинулась вслед за парочкой.

Кое-как спрятавшись в густо росшем неподалеку кусте сирени (ветки немилосердно царапали кожу и путались в волосах), я затаила дыхание и прислушалась к разговору.

— Доран, зачем вы меня сюда привели? — прозвучал веселый голос Беатрис. Я осторожно отодвинула мешающие мне листья и увидела, что она улыбается такой счастливой улыбкой… Последние сомнения развеялись, к тому же я слышала, как она называет его по имени… черт, да она даже Эддарда, собственного мужа, называла «его высочеством»! А тут…

Ситуация была понятна. Однако из куста я выбираться не спешила — мне стало по-настоящему интересно, что же будет дальше.

— У меня для вас сюрприз, Беатрис, — точно такая же улыбка появилась и на губах Ридвелла. С этими словами он принялся расстегивать свой камзол.

Мысленно крестясь, готовая в любой момент выскочить из куста и прекратить сие непотребство, я неожиданно заметила, что он достает из-под камзола… белого щенка.

Я не смогла сдержать смеха, и, наверное, была бы в ту же минуту разоблачена, как вдруг окрестности потряс невероятный по громкости радостный вопль Беатрис.

— Георг! О, Доран, как же вам удалось? Ведь моя мать ни за что не разрешала мне взять его с собой…

— Все дело, видимо, в моем обаянии, — хитро улыбнулся он. — Хотя на самом деле я совершил тяжкий грех — я просто украл его из вашего дома. Не представляю, как буду каяться в этом на исповеди своему духовнику.

— Спасибо вам, о, спасибо, я так скучала по Георгу… и вам, — огромные зеленые глазищи Беатрис блестели так ярко! Одной рукой она, точно величайшее сокровище, прижимала к своей груди зверька, другой осторожно обняла Ридвелла, почти уткнувшись носом в его плечо. — Теперь я совсем счастлива, Доран.

Я готова была поспорить, что если бы ее спутник был девицей, он бы сейчас восторгался не менее бурно. Но надо отдать ему честь — на лице он сохранял спокойно-счастливое выражение, и не принимался чуть что, скакать и прыгать… в отличие от того же Бертрана. Видимо, ему больше нравилось обнимать Беатрис — тем более, что из поцелуев, большей частью достававшихся щенку, некоторые, по-видимому, случайно, выпадали и на его долю.

— Какая мерзость, — прокомментировал спокойный голос за моей спиной. Я в страхе обернулась, так, что куст затрещал, очень громко. — Надеюсь, она не притащит эту гадость в мою постель — разумеется, я о собачонке, хотя с леди Эллиот станется…

Передо мной стоял Эддард, с крайне заинтересованным видом наблюдавший за разворачивающимся действом. В его присутствии моя голова решительно отказывалась соображать, так что я в очередной раз не придумала ничего умнее, нежели шепотом спросить:

— Простите, ваше высочество, но… что вы здесь делаете?!

— Да собственно, то же, что и вы — подслушиваю и подглядываю. Только у меня для этого несколько больше оснований, вы не находите?

— Беатрис не виновата, — вяло возразила я, потому что невиновная девчонка в очередной раз по ошибке вместо своего Георга поцеловала отнюдь не своего Дорана.

Эддард тоже это подметил, поэтому с ехидцей заявил:

— Да-да, я вижу. И знаете, мне как-то не хочется оставаться в долгу у собственной жены.

Пока я заторможенно соображала, каким это образом Эддард не собирается «оставаться в долгу», этот несносный человек меня поцеловал — причем самым досадным было то, что я осознала, что именно я делаю, только секунд через пять.

Едва мне удалось вырваться из рук принца — и попутно потревожив еще несколько веток, — и слегка отдышаться, как Беатрис внезапно обернулась.

— Мне казалось, я слышала какой-то шум, — с сомнением поделилась она со своим спутником.

— Наверняка это ветер, — его голос звучал до непозволительности мечтательно.

— Нас едва не обнаружили, — радостно заявил Эддард. — Знаете, мне начинает нравиться эта ваша совершенно неприличная затея подглядывать за моей драгоценной супругой.

— Вы, между прочим, занимаетесь сейчас тем же самым, — заспорила я.

— Разве? Неужели Беатрис тоже ваша жена?

— Мне показалось, я слышала голоса, — внезапно вздрогнула та. — Если нас увидят, Доран…

На сей раз в шуме были уличены совершенно ни в чем не повинные птички, что делало честь воображению сэра Ридвелла — на самом деле я ворочалась в кусте, точно раненая медведица, о чем мне не преминул сообщить невежливый принц Эддард. И что на него нашло? Не иначе, Бертран покусал — сегодня как раз полнолуние.

— Она называет его по имени, — внезапно отметил Эддард и нахмурился.

— И здесь вы тоже не собираетесь оставаться в долгу? — с иронией спросила я.

— Разумеется. Отныне вы тоже обязаны так ко мне обращаться.

— Простите, ваше высочество, но это решительно невозможно, — возразила я.

Принц усмехнулся.

— А если я прикажу вам?

— Но я подчиняюсь не вам, а вашей матери, — справедливо заметила я. — Ради бога…

— Надо же, какой набожной вас сделал этот сиреневый куст…

— Простите?

— Слышал я краем уха, как вы, (Анна, кажется вы все-таки отнюдь не такая вежливая и воспитанная дама, когда думаете, что вас никто не слышит) при всяком удобном случае поминаете господ чертей. Как будто вы — переодетый матрос, право, леди Файтер. А вообще нравится мне ваше семейство — ваша сестра владеет мечом не хуже мужчины, вы сквернословите, как мужчина — это и впрямь необычно…

Такого оскорбления я вынести не смогла. В эту минуту мне было уже все равно, что обо мне подумают — и я, разобиженная на весь мир в целом и на Эддарда в частности, с оглушительным треском начала выбираться из своего убежища. Лучше бы я никуда не ходила, лучше бы, право слово, осталась с Маргери. Подумаешь, умерла бы от духоты, зато не умирала бы от стыда… впрочем, с нею это еще вопрос…

— Там медведь, я же говорила! — взвизгнула Беатрис.

Ну спасибо тебе, милая девочка.

Доран Ридвелл положил дрогнувшую руку на эфес шпаги:

— Не бойтесь, Беатрис, если что, я сумею вас защитить, — судя по виду, у бедняги душа ушла в пятки, но, тем не менее, он, похоже, собрался героически умирать, зашагав по направлению к злополучному кусту — во всяком случае, Эддард его точно убьет.

Но того, видимо, и впрямь покусал Бертран, потому что он внезапно схватил меня за руку, и куда-то потащил, успев только выдохнуть:

— Скорее, нас сейчас заметят!

Либо я сошла с ума, либо он, потому что ожидать такого от Эддарда… лично я склонялась ко второму варианту. Размышлять о душевном здравии кронпринца мне, впрочем, долго не пришлось — бегать с моим животом? Увольте.

Впрочем, за руку меня Эддард тащил довольно-таки быстро, да и сиреневый куст весьма значительно повлиял на мой внешний вид, так что я надеялась, что нам удалось остаться не узнанными.

— Что вы творите, ваше высочество? Что за ребячество? — спросила я, когда мне все же удалось убедить Эддарда остановиться. Из-за шума крови в ушах я почти ничего не слышала, даже собственный голос долетал до меня с трудом. В боку что-то закололо, перед глазами плавали какие-то веселые, разноцветные пятнышки.

— Это вы виноваты, леди Файтер, — безапелляционно заявил Эддард. — Рядом с вами я вечно совершаю необдуманные поступки. Например, сейчас я даже представления не имею, куда я вас притащил.

Я огляделась. Неподалеку была вырыта ужасная на вид яма, наполненная отвратительного вида водой.

— И я, если честно, тоже. Это было в высшей степени неразумно, и…

С приветливым чавканьем мою ногу приняла в объятья жидкая грязь.

— О, черт!

Элайв Фернеол

С каждым днем гостей в столицу прибывало все больше, и я уже не помнила имена тех, кто приехал два дня назад, а мне представляли все новых и новых рыцарей и их дам... В конце концов, все они слились у меня в один сплошной поток, и я начала жалеть, что не веду список. Возможно, будь Ферлиберт моей родиной, пришлось бы проще, ведь я знала многих крупных лордов Терравирис, но увы.

В конце концов, какой смысл во всех этих знакомствах, если я не отличу одного рыцаря от другого? И в итоге я стала сбегать от мужа и от его придворных... Он укорял меня, сердился, но вскоре ему пришлось смириться, у него просто не хватало времени на то, чтобы искать меня или читать мне нотации, чем я нагло пользовалась.

Не думайте, что мне не чем было заняться. Обычно я уходила в самые пустынные уголки замка (а, несмотря на наплыв гостей, такие еще остались) и продолжала там свои тренировки с мечом или луком. То, что я стала благородной леди, вовсе не отменило моей любви к ощущению приятной тяжести стали в руке или к дрожанию тетивы.

Однако Бертран, эта хитрая лиса, нашел выход. Вместо того, чтобы искать меня самому, он посылал своего оруженосца, Оберина. И мальчик, надо отдать ему должное, находил меня, хотя первый раз это стало неожиданностью...

Как обычно, стреляя в цель, которую мне приходилось рисовать углем на стене, я не ждала гостей. В крыле было пустынно и тихо. Пылинки кружились крошечными белыми мошками в лучах света, казалось, что прислушавшись, можно даже услышать их движение. Вот чего мне так не хватало: полной и абсолютной тишины. Я спокойно прицелилась и собиралась уже пустить стрелу, как вдруг услышала взволнованное:

— Миледи!

Надо ли говорить, что рука моя дрогнула от неожиданности, и стрела полетела далеко мимо мишени. Рывком обернувшись, я увидела невысокого мальчика, рыжего, словно осенняя листва... Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, кто это.

— Ты, должно быть, Эллиот?

— Точнее, Ридвелл, миледи. Мое имя Оберин. Я оруженосец вашего мужа.

Только этого мне не хватало...

— Его высочество хотел мне передать что-то?

Мальчик заметно смутился:

— Да, миледи... Точнее… Я не решусь этого повторить.

Ого, интересно, что же такого Бертран мог сказать?

— Он сильно сердился?

— О да! Он сказал, что это уже не первый раз, и что он вас уже просил не делать так, и... И еще много вещей.

— Что ж, не хочу расстраивать моего лорда-мужа, но возвращаться к нему я не намерена. Можешь идти по своим делам.

Я отвернулась от оруженосца и продолжила стрельбу, надеясь, что он скоро уйдет. Стрелы достигали цели, но отскакивали от каменной стены, не задерживаясь в ней, а лишь ломая острый кончик. Хорошо бы найти что-то мягкое для стрельбы, только что?.. Я уже успела забыть о мальчике, но тишину вновь нарушил его заинтересованно-ехидный голос:

— А что вы делаете, миледи?

— А ты разве никогда прежде не видел лука? — спросила я, пожалуй, чересчур агрессивно. Спокойно, Эл, это всего лишь ребенок, он не виноват, что нарушает редкие минуты твоего одиночества.

— Видел, но... Вы же леди! Вам не положено...

Я отложила в сторону лук и достала меч из ножен:

— А что ты на это скажешь?

Глаза его удивленно расширились:

— Это настоящий меч?

— Ясное дело, что не игрушечный. Хочешь подержать?

Я чувствовала какую-то неловкость от того, что не знала, как себя вести, но мальчик ничего не замечал: он, не отрываясь, смотрел на оружие жадными глазами и несколько раз быстро кивнул. Я протянула ему клинок. Ох, как хорошо мне был знаком этот взгляд... Когда-то и я смотрела на оружие с не меньшим благоговением. Оберин до смешного осторожно, словно боясь сломать несколько килограммов стали, поднял его перед собой.

— Нравится?

— Еще бы! То есть, да, миледи. Я, конечно, оруженосец, но сам сражаюсь еще недостаточно хорошо — так говорит мой отец. Он обещал мне подарить меч, когда я докажу, что достоин его, — и мальчик нехотя вернул мне оружие.

— А как он определит, достоин ты или нет?

Оберин пожал плечами:

— Об этом он не говорил.

Эти растрепанные рыжие волосы и озадаченный вид... Он кого-то напоминал мне, но я никак не могла вспомнить, кого.

— Так что мне передать его высочеству?

Нехорошо просить ребенка врать, но если он скажет правду, ссоры не избежать... Какая дилемма!

— Если ты не выполнишь поручение, что тогда?

— Его высочество заставит меня лишний раз чистить его доспехи, — безразлично пожал плечами мальчик. И, похоже, он будет делать это не в первый раз. Не самая приятная работа, однако, она входит в его обязанности, жалость тут неуместна. И все же...

— Оберин, ты можешь мне кое-что пообещать?

— Да, миледи.

— Я пойду с тобой, если ты не расскажешь моему мужу о том, что видел. Идет?

Глаза мальчика озорно блеснули:

— А разве он не знает?

— Знает, но не все... Так ты обещаешь?

— Конечно, миледи, — с улыбкой поклонился Оберин и тут я вспомнила! Да и как я могла забыть! Мальчик напоминал мне Ежика... То есть, я называла его Ежиком, для остальных он был Еж. Я так и не узнала, как его звали на самом деле, но когда мы нашли его, он представился именно так. Мы обнаружили его в лесу, умирающего от голода... И что бы вы ни думали о разбойниках, ни у кого и мысли не возникло поднять руку на ребенка. Мы выходили его, накормили, согрели и предложили остаться с нами, на что мальчик с радостью согласился. Вскоре Еж оказался незаменимым для нас: маленький и жилистый, он мог проникнуть куда угодно, и ни у кого не вызывал подозрений. Мы могли поручать ему самые сложные дела, и он всегда справлялся. Ежик стал для меня младшим братом, о котором я могла только мечтать. Этот мальчик был мне так дорог! Я даже хотела открыть ему свою тайну, но не успела. Судьба часто несправедлива к самым беззащитным из своих подопечных — нам так и не удалось выяснить, что именно произошло, и кто ранил нашего любимца. Наверное, какой-нибудь дворянин решил проучить мальчишку за воровство... После того, как мы его похоронили, я ушла от разбойников.

А теперь он, словно живой, стоит предо мной, и яркие лучи играют на его одежде... Сколько лет прошло с того дня, когда я его видела в последний раз!

— Миледи? Все хорошо? — мальчик обеспокоенно наблюдал за мной, пока я погрузилась в воспоминания.

— Конечно, Оберин, конечно... Идем. Обрадуем моего лорда-мужа, — со вздохом закончила я.

Казалось, столица не могла вместить еще больше народу, но ей пришлось. В день открытия яблоку некуда было упасть: горожане, рыцари, дамы и любопытные приезжие сновали по улицам, создавая жуткое столпотворение. Ристалище находилось за городом, что было очень благоразумно, иначе город просто лопнул бы. Через час должно было состояться открытие турнира, и королева любезно предложила нам присоединиться к ней и добраться до назначенного места вместе, в ее карете. Впрочем, это было любезностью для меня и для Беатрис, но не для Антарес, которая и так проводила целые дни вместе с королевой.

— Наши мужчины, должно быть, уже там... Не так ли? — вежливо поинтересовалась Маргери, как только мы отправились в путь.

— Его высочество принц Бертран уехал еще утром, так что полагаю, что да, — с поклоном ответила я.

— А мой старший сын?

— Кронпринц говорил, что будет вместе с братом, — сказала Антарес, но вместо благодарности получила от королевы лишь ледяное:

— Я спрашивала у его жены, а не у вас.

— Леди Файтер сказала все правильно, — кивнула Беатрис, словно не заметив тона свекрови.

Пока королева продолжала молча прожигать взглядом мою сестру, я смотрела на город и удивлялась, как он изменился! Всюду флаги, гербы участников турнира, венки из цветов... Должно быть, казна получает не меньше, чем тратит на это празднество. Достаточно представить, какую прибыль получают хозяева трактиров, кузнецы, кухарки и слуги, чтобы понять, почему все горожане так любят турниры.

Тем временем мы приближались к ристалищу... Вокруг него виднелся ровный строй палаток, пестрящих разноцветными флагами. В них рыцари готовились к выходу на поле боя, а тем, кому не хватило места в городе, там же и жили.

— Как долго продлится церемония открытия?

— Несколько часов, полагаю... В этом году много участников...

Антарес стоило больших усилий не застонать, но это и не потребовалось бы: достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы понять, как неподдельны ее страдания.

— Ваше величество, — перебила я королеву, — не будет ли милостивее отпустить мою сестру раньше? Ей сейчас непросто приходится...

— Это благоразумно, — поддержала меня Беатрис. — Зачем зря рисковать здоровьем леди Файтер и ее ребенка?

Королеве нечего было возразить, но и сдаваться так просто она не собиралась:

— Посмотрим. Если леди Файтер вдруг станет плохо, разумеется, я отправлю ее в замок, если же нет...

Прости, сестра, мы старались тебе помочь.

А церемония открытия, действительно, обещала быть долгой, ведь перед трибунами должны были пройти все участники турнира, а их было почти полсотни. Герольд объявлял дом и имя каждого, после чего рыцарь выезжал на поле под громкое приветствие трибун. День был солнечным, что было большим невезением, как для зрителей, так и для участников, так что, когда число представленных рыцарей перевалило за тридцать, церемония шла уже не так бодро. Рыцари старались отличиться и запомниться: кто-то яркостью герба и богатством вооружения, кто-то поведением. Один из воинов, представленный как Дункан из дома Алистеров, одарил дам, сидящих в первом ряду, красными розами; другой, имя которого я не запомнила, пустил в воздух несколько стрел, с привязанными к ним лентами цвета его герба...

По традиции, Фернеолы шли последними, после Эллиотов, так что зрители уже успели заметно заскучать, когда герольд, наконец, объявил:

— Фернеолы! Сэр Эддард и сэр Бертран!

Ну наконец-то... Мужчины выехали на ристалище в полной амуниции, приветствуя трибуны. Я заметила, что Беатрис довольно спокойно встретила своего мужа, то и дело бросая взгляд в сторону Ридвеллов. Маргери благосклонно кивнула сыновьям, когда они проезжали мимо, я сделала то же в ответ на приветственный жест Бертрана. Анна, очевидно, решила сделать вид, что вообще не принимает участия во всем этом, но все-таки не удержалась и фыркнула, когда несколько горожанок кинули цветы принцам.

После этого небольшого парада король Генрих сказал несколько традиционных слов и представил своих коллег-судей: Меррида Эллиота, лорда южных земель, и его родственника Уолтера Ридвелла. Когда все формальности были соблюдены, рыцари выстроились по всему ристалищу, обратившись лицом к королю. Преисполненный торжественностью от важности момента, король громко вещал:

— Высокие и могущественные принцы, сеньоры, бароны, рыцари и дворяне, каждый из вас, поклянитесь вашей верой, вашей жизнью и вашей честью, что на этом турнире вы не будете умышленно поражать соперника острием вашего меча!

— Клянемся! — грянули рыцари.

— Что никто из вас не начнёт нападать на другого, пока это не будет дозволено!

— Клянемся!

— Если чей-нибудь шлем свалится, — продолжал король, — то никто не прикоснётся к этому рыцарю, пока он не наденет его обратно, и вы согласны с тем, что если вы умышленно сделаете обратное, то вы потеряете своё оружие и коней, и будете изгнаны с турнира!

— Согласны!

— Судьи везде и во всём наблюдают за порядком, и они могут карать все нарушения без разбора!

— Согласны!

— В этом вы клянетесь верой, жизнью и честью!

— Да, да, да!

Последнее \"да\" потонуло в приветственных криках горожан и громких аплодисментах благородных дам.

— Призываю считать турнир открытым!

На сегодня это было все, а вот завтра рыцарей ждало первое испытание: жребий разделит их на два войска, которые, конные, с щитом и мечом, сразятся на ристалище. Довольно опасно, на мой взгляд, но, как все любили мне повторять, \"это же турнир!\".

Вечером весь город пировал. Не было такой таверны или кабака в столице, где бы не собрались хмельные гуляки. В палаточном лагере рыцарей накрыли широкие столы, накрыли их и в королевском замке. На пир нам с мужем полагалось идти вместе, и это было проблемой: он все еще обижался на меня. Наши пререкания длились уже не первый день и порядком вымотали нас обоих.

— Я же пообещала тебе, что такого больше не повторится, — повторила я в очередной раз.

— Да, пообещала, как и много раз до этого, — устало согласился муж.

— В конце концов, что такого страшного я сделала?!

— Ты бросила меня одного принимать гостей!

— А это так сложно? Конечно, куда уж принцу и рыцарю с этим справиться!

— Мы должны делать это вместе, потому что мы теперь супруги. Это обязанность!

— Кто бы говорил об обязанностях, Бертран... Можно подумать, ты выполняешь все, что от тебя требуют!

— Все, или почти все. Но я не сбегаю! Что у тебя за привычка...

Еще чего не хватало! Я же не критикую твои привычки, хотя мне есть что сказать!

— Ну я же извинилась!

— Мне не нужны твои извинения, я должен быть уверен, что этого не повторится!

Помните, я говорила, что мне нравятся эти попытки моего мужа измениться? Забудьте.

— Этого больше не повторится! Доволен?

— Нет. Слов мало.

Ну почему, почему ты так упрям?! Почему тебе всегда нужно добиваться своего? Избаловала тебя Маргери...

— Ну и ладно! Я сделала все, что могла! То, что ты не хочешь мне поверить, уже не мое дело.

Нет ничего паршивей ссор, особенно таких мелких... А мне еще с ним весь вечер сидеть. И еще много-много вечеров... Вот она, проза семейной жизни.

— Идем? — он протянул мне руку, и я со вздохом ее приняла.

— Конечно, ваше высочество.

В зале собрались уже почти все, даже Антарес, хотя я заранее упросила королеву, чтобы она не настаивала на присутствии сестры. Похоже, ведьма сама захотела прийти, вот только спросить ее о причинах мне не удалось: не знаю, кто отвечал за расположение гостей, но он отсадил Анну к прочим фрейлинам, тогда как я сидела с королевской семьей... Боюсь, что я догадываюсь, кто это устроил.

Я думала, что знаю, что такое богатый пир, но, увидев стол, поняла, что ошибалась. Фернеолы, надо отдать им должное, превзошли сами себя: гости ни в чем не нуждались: ни в блюдах, ни в напитках, ни в развлечениях. Несколько музыкантов и певцов наигрывали веселые мелодии, прерываясь лишь затем, чтобы принять милостиво предложенного им вина.

Король, такой серьезный и торжественный днем, сейчас веселился вместе со всеми, и даже королеву, кажется, проняла эта добродушная атмосфера. Самым мрачным, пожалуй, был Эддард, и вскоре я смогла разделить его настроение.

Оказывается, в Ферлиберт существовало несколько традиций, о которых муж забыл упомянуть... Иногда мне кажется, что вся жизнь королевства состоит из одних традиций, и чтобы знать их все, здесь нужно родиться. Некоторые мне нравились, но некоторые... Одним словом, во время пира супружеские пары должны были пить из одного кубка. Точнее даже поить друг друга в знак особого расположения и любви. И если у короля с королевой это выглядело нежно и мило, то на Эддарда и Беатрис тяжело было смотреть без смеха. Мрачный, как грозовая туча, кронпринц выглядел скорее злобным отравителем из страшной сказки, тогда как Беатрис было настолько неуютно, что она несколько раз пролила вино на своего супруга. Мы же с Бертраном, памятуя недавнюю ссору, выглядели не лучше и делали все подчеркнуто вежливо, не более того. Хотя, надо признать, иногда взгляды моего мужа были настолько красноречивы, что я была готова отбросить гордость и попросить прощения еще раз.

Однако это испытание было только началом. После трапезы начались танцы, и, как вы думаете, кто был в авангарде? Об этом мой муженек тоже забыл предупредить... Спасибо ему, что я еще могу сказать!

Учитывая, что никогда прежде мне этого делать не приходилось... То есть, конечно, танцы — это замечательно, но я понятия не имела, как это делают благородные леди! Прекрасно, просто прекрасно! Когда я сказала ему об этом, он почувствовал себя виноватым (и на том спасибо), и пообещал, что поможет мне. Сначала все шло неплохо: первыми начинали танцевать король и королева, потом две наших супружеских пары, а затем к нам присоединились остальные. Это оказалось проще, чем я думала. И вечер вдруг обрел положенные ему яркие краски... Танцевала я в основном с мужем, но он согласился уступить меня своему отцу, брату, паре рыцарей и Дорану, который подозрительно часто спрашивал у кронпринца разрешения потанцевать с Беатрис, а кронпринц подозрительно часто соглашался.

Не прошло и получаса, как я стала входить во вкус! Так приятно было кружиться в танце со своим мужем! Я снова почувствовала себя девятнадцатилетней девушкой, а это последнее время так редко мне удавалось... Бертран заметил мой благодушный настрой и тихо сказал:

— Ну вот, а ты переживала...

— Ты знаешь, я не люблю сюрпризы.

— Знаю, — вздохнул он, и крепче прижав меня к себе, шепнул в самое ухо. — Я не хочу с тобой ссориться, Элайв, тем более по таким мелочам.

— Как и я.

— Тогда давай забудем то, что мы сегодня друг другу наговорили? — с обезоруживающей улыбкой предложил он. И как я могла ему отказать? Да, давайте будем честны, и зададим вопрос правильно: когда это я могла ему отказать?

— Хорошо. И будем сговорчивее.

— Мы постараемся.

— Обязательно, — поцеловала его я.

И больше он меня не отпускал. Остаток вечера мы танцевали, либо же, в минуты редкого отдыха, пользовались этой странной традицией с кубком, которая вдруг перестала быть обременительной и показалась мне даже забавной. В одну из таких пауз я хотела было подойти к сестре, но меня опередили: Эддард, похоже, что-то пытался ей объяснить, а она возмущенно отвергала его доводы... Из-за гремящей музыки я едва могла расслышать, о чем они говорили. Не желая мешать, я вернулась к мужу, а когда вновь посмотрела туда, где сидела сестра, место уже пустовало. Должно быть, отправилась к себе...

Спустя полчаса в зале осталась чуть ли не половина гостей: остальные, поблагодарив короля и королеву за чудесный праздник, отправлялись в свои комнаты. Некоторые гости, злоупотребившие вином, пользовались помощью друзей и родственников, ибо самостоятельно добраться до своих покоев навряд ли сумели бы. Наконец, когда зал совсем опустел, королева подозвала меня к себе:

— Я вижу, вы хорошо провели время.

— Благодарю, ваше величество, все было прекрасно!

— У моего сына талант очаровывать...

Почему-то мне показалось, что она говорила не о Бертране. Я редко видела ее такой задумчивой и... Печальной. Не ехидной, не обозленной, а именно печально-уставшей, как будто на ее плечи вдруг опустилась вся тяжесть мира. Не думала, что когда-нибудь буду сочувствовать Маргери, но...

— Что-то случилось, ваше величество?

Она вздрогнула. Увлекшись своими мыслями, королева, очевидно, забыла про меня.

— Ну что вы, милая, ничего не случилось... Благодарю вас за беспокойство. Вы не останетесь со мной ненадолго?

Бертран, стоявший рядом, кажется, обрадовался такому повороту событий и удивительно быстро ретировался. Я же заняла свободное место рядом с королевой:

— Разумеется, ваше величество.

— Знаете, — она покачивала рукой полупустой кубок, — я так скучаю по своей дочери... Вы видите, как я люблю своих сыновей (надеюсь, вскоре и вы узнаете, что такое материнская любовь), но я столько вложила в мою девочку... И почему мы должны жить порознь?

— Уверена, она навестит вас, как только сможет, или вы могли бы съездить к ней.

— Да-да, конечно... Вы, должно быть, тоже скучаете по вашей матери? — спросила королева, как-то слишком пристально глядя на меня.

Если бы вы знали, насколько, ваше величество! И по матери, и по наставнице... Я не хочу обижать Анну, она многому меня научила, но она все же была для меня сестрой: заботливой и любящей старшей сестрой, а Мария — совсем другое дело.

— Да, ваше величество, разумеется.

У королевы вдруг стал очень довольный вид, точь-в-точь сытая кошка. Вот-вот замурчит. Что за странный день? Или ее величество решила мне показать весь свой тщательно скрываемый эмоциональный диапазон?..

— Знаете, — продолжала она, — я так долго хотела дочь... А у меня родился сначала один сын, затем второй, я уже думала взять на воспитание какую-нибудь девочку, но Катриона стала для меня подарком судьбы. Если бы не она... Многое было бы по-другому.

Я слушала Маргери не без удивления — с чего бы королеве так откровенничать со мной? — но все же я понимала ее и сочувствовала... В зале почти никого не осталось, кроме нескольких пьяных и сонных баронов, да музыкантов, которые продолжали играть, уже скорее для себя, чем для слушателей.

Вдруг зазвучала знакомая мелодия...

— Вы знаете эту песню, Элайв?

— Я слышала ее, ваше величество, но настолько давно, что и не припомню, когда это было...

Королева тепло улыбнулась мне, а сильный голос запел...

Громко пели

Менестрели,

Веселя толпу.

Как на диво

Все смотрели

На потеху ту.

Только вдруг

Одна старуха

Топнула ногой:

Мой хороший,

Мой пригожий,

Потанцуй со мной!

Потанцуй со мной!

Что ты бабка,

Как ты можешь,

Ты еле стоишь!

Возвращайся

В дом свой бедный

Ты толпу смешишь!

А она

В ответ лукаво:

\"Разве ты слепой?

Как ты можешь

Отказать

Красавице такой?\"

Красавице такой!

Все смеются,

А певец

Пустился в пляс за ней.

И старуха

С каждым шагом

Краше и стройней.

От заклятья

Страшного

Дева спасена!

Будет у певца

Теперь

Красавица-жена!

Красавица жена!

Антарес

Сидя в карете рядом с Маргери, я старалась не обращать внимания на ее сердитый вид — даже глупцу было понятно, что если я скажу хоть слово, неминуемо разразится буря. Нет, Маргери обычно и не требовался повод, поводом была я сама, но сейчас от откровенно несправедливых придирок ее все же удерживало присутствие Эл и Беатрис. Поэтому я молчала, вернее, старалась молчать, но разве я властна над собой, когда даже вскользь упоминается имя Эддарда? То-то и оно.

Но моя неосторожная реплика все же возымела некоторый положительный эффект — королева несколько спустила пар, и, за исключением прожигающих взглядов, больше ничего не предпринимала, хотя я уверена, будь мы наедине, раскричалась бы достаточно, напомнив мне о том, что даже мысли об Эддарде — для меня вещь абсолютно непозволительная, и еще раз напомнив, и еще, и еще… пока голова не начнет дико раскалываться и не появится глупое, настойчивое, сумасбродное, истинно ведьминское желание — только лишь в пику Маргери… а может, и нет, — украсть к чертям наследника престола вместе с мечом и конем. Не думаю, чтобы он сопротивлялся…

— У вас такой задумчивый вид, — шепнула мне Маргери с ехидной улыбкой. — О чем же вы думаете, леди Файтер?

Если бы старуха действительно знала, о чем я думаю, вероятно, убила бы на месте. Я вздохнула.

— О предстоящем турнире, ваше величество — наверное, он обещает быть очень интересным, — пробормотав эту фразу, я невежливо отвернулась к окну кареты: дышать уже и в самом деле было нечем — солнце, такое теплое и ласково-неяркое ранним утром, видимо, окончательно проснулось и с большой ответственностью принялось поливать землю жаром.

Глупый веер не спасал, слабое дуновение, создаваемое им, не могло охладить раскаленный воздух — а ведь внутри кареты было не намного жарче, чем снаружи. И после того, как королева приструнила меня, я не могла, не смела даже обратиться к ней с просьбой покинуть это... сборище! Проклятая все предусмотрела, мне оставалось только молча терпеть все это — к тому же, по мере приближения к цели нашей поездки, шум, издаваемый многими сотнями людских глоток, терзал мне слух. Жара, какофония криков, ужасное ощущение постоянной слежки — подозревающий взгляд королевы не отпускал меня ни на секунду, даже когда она якобы не смотрела на меня, я все равно чувствовала ее напряженное, холодное внимание, — все это не давало мне расслабиться и присоединиться к общему веселью. Интересно, когда же все это кончится... хотя ничего еще и не начиналось. Несомненно, такое отношение — дурной знак.

Интересно, если я спрошу у Маргери, она ответит или сразу убьет? Но внезапно Эл меня опередила:

— Как долго продлится церемония открытия?

Я сжалась — меня бы за такую вольность обращения пригвоздили бы к стенке, — но кажется, королева все же и впрямь благоволила невестке, потому что ответила благожелательно:

— Несколько часов, полагаю... В этом году много участников...

Я была готова поспорить, что при этих словах она кинула быстрый насмешливый взгляд на меня, точно зная, как мне сейчас плохо. Сказать, что я была в ужасе от перспективы провести не один час на жаре, в толпе незнакомых мне людей, наблюдая за красующимися, точно девицы перед зеркалом, рыцарями... означало ничего не сказать. Милосердие, как таковое, точно не входило в число добродетелей ее величества, о, и она это прекрасно понимала.

Впрочем, со мной же были мои ангелы-хранители — и белокрылое воинство отнюдь не собиралось сдаваться. Чуть ли не хором, без малейшей тени ужаса, который я испытывала теперь постоянно, две высокородные представительницы королевской фамилии принялись спорить с третьей.

— Ваше величество, не будет ли милостивее отпустить мою сестру раньше? Ей сейчас непросто приходится... — Эл решила давить на жалость — если бы она чуть дольше знала королеву, то поняла бы, что это совершенно бесполезно — чем хуже мне, тем счастливее она.

— Это благоразумно. Зачем зря рисковать здоровьем леди Файтер и ее ребенка? — и Беатрис не побоялась встать на мою защиту, удивительно. Но что-то подсказывало мне, что все их усилия напрасны. И точно, коварная женщина нашла выход:

— Посмотрим. Если леди Файтер вдруг станет плохо, разумеется, я отправлю ее в замок, если же нет...

Если леди Файтер станет плохо и ее величество будет вынуждена отправить ее восвояси, то леди Файтер в следующий раз, очевидно, привяжут к королевиной ноге.

Терпи, Антарес — так любила повторять Вильгельмина, после изнуряющих уроков магии, — Терпи, Антарес, и в один прекрасный момент перед тобой будут склоняться.

Лицо Маргери внезапно исказила легкая гримаса — надо же, жара и на нее, видимо, подействовала. Есть же справедливость в этом мире!

Само действо, происходящее на ристалище, меня нимало не заинтересовало — да я всегда, еще во время жизни в Терравирис, не любила подобное, хоть и скрывала это от вечно восторженного Ричарда:

— Анна, сегодня графа Рендорского посвящают в рыцари! Ты, конечно, захочешь это увидеть!

— Да, Ричард, — ведь я знаю, что ты ценишь его больше, чем родного отца, смотришь на этого прохвоста с восхищением, как я могу не пойти с тобой даже туда, где мне будет смертельно скучно? Как я вообще могу не идти за тобой, куда ты прикажешь, а, Ричард? Разве может быть своя воля у твоей тени, Ри-Ри, Король-на-одной-ножке? Как выяснилось, может.

Да, Король-на-одной-ножке — так я называла его в детстве, после одного старого спора — маленький Ричард утверждал, что способен проскакать на одной ноге через весь тронный зал, который, к слову, был очень длинным — не решусь даже назвать, сколько шагов следовало пройти от дверей, чтобы оказаться около трона.

Надо сказать, что маленький принц Тирион все же в полной мере заслужил это звание, с чистой совестью выполнив условия спора, и тем самым в очередной раз заслужив мое полное и безграничное восхищение.

Иногда мне кажется, что за эти годы, что мы были знакомы, он так к нему привык, что ему теперь тяжело приходится без этого искреннего поклонения. Интересно, а как же называет его дурочка Катриона?..

— Леди Файтер, где вы снова витаете? — послышался обвиняющий голос королевы. И как она меня вычислила? Вроде бы, не отрываясь, наблюдаю за происходящим… вон солнышко на доспехах отражается — жалко, птички не поют — их, похоже, совсем распугали эти дикари.

— Простите, ваше величество, я вас внимательно слушаю, — промямлила я.

— А должны не меня слушать, а смотреть на открытие турнира! — зашипела Маргери.

— Я должна слушать вас всегда, — с почти рабской покорностью, но усмехаясь в душе, смиренно заявила я.

— Вы забываетесь, миледи, — резко оборвала меня она.

— Простите, ваше величество, это моя вина… эта жара чересчур влияет на мои нервы.

— Постарайтесь впредь держать свои нервы в узде, — рявкнула Маргери и отвернулась, тем самым милосердно оставляя меня в покое. От нечего делать я принялась наблюдать за рыцарями и вздрогнула, когда неожиданно прозвучало имя Фернеолов.

Значит, сейчас я увижу Эддарда. Сердце предательски замерло, а потом заколотилось в бешеном темпе, так что вдобавок к жаре на лбу выступили крупные капли пота. Черт побери, как же жарко… так и в обморок снова нетрудно свалиться — меня на самом деле сдерживало только то, что если я посмею ее так опозорить — Маргери точно четвертует свою первую фрейлину. Причем с превеликой радостью и удовольствием.

И был день. И было солнце. И был принц Эддард.

Ему бросали цветы, которые конь равнодушно топтал, а он даже не улыбался, как всегда, оставаясь чудовищно серьезным — хотя я готова была поклясться, что каждая из красавиц, несмотря на то, что он женат на леди Беатрис, втайне надеется, что он поймает хотя бы один хрупкий стебелек и удостоит именно ее одним взглядом. В конце концов, у королей иногда бывают фаворитки, не так ли?

Ох, уж эти наивные мечты…

А что бы было, если бы цветочек принцу бросила я? Ну, исключая то, что Маргери первым делом оторвет мне руки?.. Маргери оторвет мне руки, поэтому не стоит об этом и думать.

— Да… — прозвучал над моим ухом голос королевы. Я вздрогнула. Неужели я проговорила это все вслух и Маргери подтверждает свои намерения оторвать мне все имеющиеся в наличии конечности?

— П-простите, ваше величество, что вы имеете в виду?

— Вы совершенно рассеянны сегодня! Я говорю — да, какое замечательное зрелище, не так ли, миледи? Вы со мной согласны?

— Да, ваше величество, очень занимательное… то есть, я хотела сказать, замечательное зрелище, — поспешила согласиться я.

— Рада, что вы оценили, — лукаво улыбнулась королева.

Интересно, что смешного — какую шутку я упустила?

Пир по случаю начала турнира был презабавным. То ли попросту желая мне насолить, лишний раз указав на мое место… а возможно, что и отдалить от сына (как будто мне это требовалось — я сама неплохо могла держаться от него на расстоянии… по крайней мере, пока.), королева наконец-то изменила своей недавно укоренившейся привычке таскать меня за собой везде и всюду, и велела мне занять место среди прочих придворных дам.

Чего Маргери не учла, так это того, что со своего места мне открывался прекрасный обзор на все три королевские четы, а, под прикрытием щебечущих о чем-то фрейлин, я могла без особого труда, и даже особо не прячась, вдоволь понаблюдать за ними.

Сама королева казалась странно спокойной, и мне бы даже стоило удивиться, если бы я не заметила, что ее глаза по-прежнему настороженно вглядываются в окружающих ее людей. Но почему-то, когда королева смотрела на Элайв, холод из ее глаз куда-то уходил, заменяясь чем-то настоящим и едва ли не тоскливым. Возможно, сестра напоминает ей дочь, Катриону? В конце концов, Маргери не видела ее больше полугода, с самого дня свадьбы. Не мне объяснять, как могут быть тяжелы муки матери, расставшейся со своим ребенком.

От тягостных мыслей меня отвлекло чье-то нерешительное сопение в районе моего локтя. Обернувшись, я увидела рядом с собой маленького мальчика лет десяти, сосредоточенно, и видимо, уже не первую минуту, наблюдавшего за мной.

— Откуда ты взялся, малыш? — поинтересовалась я, внимательно разглядывая мальчика. До него мне не приходилось встречать во дворце детей, да и его самого я видела уж точно впервые. Такого рыжика я бы точно запомнила.

— Я не малыш, я Оберин Ридвелл, — представился ребенок, пожалуй, слегка обиженным тоном. Ах, Антарес, какая ты глупая — совершенно не умеешь обращаться с детьми.

Так вот как объяснялось то, что раньше мы не встречались — похоже, мальчик вместе со своими родными приехал на турнир.

— Я рада познакомиться с вами, сэр Ридвелл — вы, в свою очередь, можете называть меня Анной, — решила я загладить вину за «малыша». Большого труда мне стоило не улыбаться. — Вы, очевидно, потеряли свою мать? Я могу помочь вам ее найти, — предложила я внезапно. Но Рыжик, то есть, простите, Оберин, только упрямо помотал головой.

— Я не потерялся, честное слово.

— Вот как? Тогда зачем ты здесь? Может быть, Беатрис… — я поправилась. — Леди Фернеол хотела мне что-то передать?

Кинув быстрый взгляд на ту часть зала, где восседало королевское семейство, я поняла, что ошиблась — она не могла мне ничего передать с Оберином — бедняга в очередной раз опрокинула кубок на своего драгоценного супруга, и… так, хватит на это смотреть.

— Нет, — пожал плечами Рыжик. — Просто все мои знакомые слишком заняты, они веселятся, и я не хотел им мешать. А увидев вас, я решил, что точно не помешаю. Вам ведь не весело… Ведь не помешаю же? — неожиданно забеспокоился он. Я поспешила его заверить:

— Конечно же, нет, сэр Ридвелл.

Яркая улыбка осветила детское личико, на щечках появились ямочки. Ну как тут можно не улыбаться в ответ?

— Вы такая смешная, Анна! — Точно. Обхохочешься. — Я Оберин… — тут он на секунду задумался. — Вижу, теперь и вам весело… Тогда я… наверно, пойду?

И мне придется провести в ужасной скуке еще несколько часов, ожидая, пока королева хоть немного про меня забудет, и перестанет ежеминутно выискивать меня среди сотен лиц, чтобы убедиться, что я не сбежала.

— Нет-нет, я совершенно уверена, что как только останусь одна, то мне снова станет грустно.

— Тогда я останусь, — удовлетворенно вздохнул мальчик. — Дамы не должны грустить — значит, я развлекать вас буду.

Развлекать малыш и впрямь умел — не знаю, как ему самому, а мне за те несколько часов, что он провел подле меня, ни разу не стало скучно. Посреди шумного пира, веселья и танцев я слушала истории про маленького жеребенка, который со временем ну совершенно точно станет прекрасным конем, достойным самого короля, про старого слугу Теренса, который, как никто, умеет высвистывать целую дюжину различных песенок и способен объездить любого коня…

Наверное, я была хорошим слушателем, а Оберин — хорошим рассказчиком, потому что, когда ему пришло время уходить, мы оба были крайне расстроены.

Я решила, что и мне пора покинуть пиршество, но неожиданно, уже пробираясь к выходу, нос к носу столкнулась с кронпринцем. Очень злым кронпринцем, судя по взгляду, которым он меня одарил. Неужели это Беатрис его до такой степени довела? Ну дрожат у человека руки — между прочим, он сам виноват, — мне кажется, даже у самого смелого в мире человека, взгляни он сейчас на Эддарда, поджилки затряслись бы от страха.

Но на этот раз злился он, похоже, не на Беатрис. О черт, хочу, чтобы меня третировало десять Маргери вместо одного, вот такого, Эддарда.

Хорошего настроения как не бывало.

— Вы снова решили от меня сбежать? — насмешливо поинтересовался он.

— Не понимаю вас, ваше высочество, — и я действительно его не понимала. Ну почему вечно так — сначала какие-то странные обвинения, упреки, потом — бьющее через край высокомерие, ироничные выпады, затем злость…Ну вот в чем я перед ним виновата?! Когда наконец наступит ясность?

Впрочем, тут я слукавила. Прекрасно известно, в чем проблема наших отношений — он принц, а я ведьма, он женат, а у меня будет ребенок, его ждет трон, а меня, в лучшем случае, костер. Но все мои помыслы заняты им одним — и готова поспорить, он это прекрасно понимает.

— Да неужели? Вы сегодня предпочли спрятаться среди прочих придворных дам… Скажите, я вам настолько неприятен, Анна?! Я вам противен настолько, что вы садитесь в противоположном конце зала, лишь бы быть подальше?!

— Не горячитесь, ваше высочество, прошу вас. Я…

Но он не слушал.

— Ну да, это же вы всегда отличаетесь прямо-таки снежной холодностью!

Это я холодна? Я? Да я, как дурочка, наблюдала за ним все это время, украдкой, чтобы не увидела Маргери… я терпела эту жару, эти крики, эти чересчур яркие краски… и все ради кого?!

У меня задрожали руки… и голос тоже:

— Я холодна? О чем вы, ваше высочество?

Он скривился:

— Ваше высочество! Ваше высочество! Вот оно, Анна. Вы сердечны со всеми, кроме меня одного. И чем я, спрашивается, это заслужил?! Тем, что наследник престола?!

— А по-вашему, ваше высочество, я должна, невзирая на все правила… и разум, разум, наконец!.. Прямо здесь!.. да-да, вы же этого хотите!.. Должна прямо здесь объясниться вам в любви, упасть к вашим ногам, так?! Все только для вас, ваше высочество, все, как вы хотите, не так ли?! Вы же привыкли, что все ваши желания исполняются по мановению руки…

— А вы слишком цепляетесь за правила, но вы ими не живете, о нет, вы просто используете их, как предлог… Сколько у вас масок? Ну?! Зачем вам это лицемерие, зачем вы лжете всем и каждому?

— Я не лгала вам!

— Да ну? Значит, не лгут ваши глаза, которые вы все время прячете. Что в них, Анна? Разве не то же, что и в моих?

Я бросилась к выходу.

Любые слезы рано или поздно заканчиваются. Несколько придя в себя, я принялась бродить по своим покоям, иногда останавливаясь и бездумно рассматривая то статуэтку, то узор на потолке, то мягкие тени, отбрасываемые свечами на стены…

Замерла у зеркала. Потрогала резную раму…

Зеркало для ведьмы — предмет особый. В нем скрывается очень много сил, с помощью зеркала можно влиять на судьбы, можно прозревать будущее… А еще за зеркалом живет твой двойник.

Иногда, в детстве, мне казалось, что он тоже живой, он просто существует в мире, который настолько похож на наш, что даже люди там живут одинаковые. Настолько одинаковые, что даже мысли у нас текут одновременно, и из-за этого мы не можем слышать друг друга.

Вздумал ты, к примеру, поправить воротничок — эта же мысль пришла твоему двойнику. А захочешь что-то ему сказать — и в то же самое мгновение и он откроет рот — вы заговорите одновременно, и разговора не выйдет… Глупые детские сказки.

Когда ты настолько устала, не время их вспоминать.

Устала? Но странно, какой счастливой и совсем не утомленной я кажусь в зеркале — даже глаза ярко блестят — ну, да это из-за свечей. Но в самом деле, хотела бы я стать такой же, как и мое отражение, очутиться на его месте, не знать ни бед, ни забот...

Пламя свечи заколебалось, и мне внезапно на миг почудился за зеркальной гладью, вместо собственного неясного силуэта, образ маленькой плачущей девочки.

Я пораженно выдохнула — пламя погасло, и все исчезло.

И чего только не привидится после шумного пира… Наверное, я и впрямь чересчур устала.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 18

Элайв Фернеол

Говорят, что истинную сладость отдыха можно узнать только после долгого бдения, проведенного в шумной, веселой компании. Что ж, теперь я могла с этим согласиться. Не помню, что мне снилось, только сон этот был так приятен, что нарушивший его стук показался карой небесной.

— Кого там носит... — пробурчал Бертран и отвернулся в другую сторону.

Стук повторился. Действительно, кто бы это мог быть? Хм, если бы сейчас к нам ворвались вооруженные воины, мы бы даже сопротивления не оказали... Нет, так не пойдет.

— Бертран...

В ответ раздалось неопределенное мычание.

— Бертран! Нужно открыть.

— А ты не можешь узнать, кто там? Ты же ведьма, наверняка есть какой-то способ...

— Не говори ерунды.

— Жаль... Кто бы там ни был, он скоро уйдет.

Но муж ошибся, спустя минуту из-за двери раздалось тонкое:

— Милорд!

— Что тебе нужно, Оберин?

— Вы просили разбудить вас пораньше, милорд.

Бертран с силой зажмурился, почесал затылок, растрепал себе волосы, но это не помогло:

— Напомни-ка, зачем?

— Вам нужно встретить важных гостей...

Бертран тихо застонал, выругался и с трудом поднялся. Даже открывание двери заняло у него больше времени, чем обычно.

— Заходи, мальчик. Мы еще успеваем?

— Да, если милорд поторопится, то... Ой, доброе утро, миледи!

Я натянула одеяло до подбородка (зачем травмировать ребенка?) и постаралась выглядеть доброжелательно, но вряд ли у меня получилось. Тем временем муж торопливо одевался, окончательно проснувшись.

— Они уже здесь? — спросил он у оруженосца.

— Да, ваше высочество. Прибыли еще затемно. Я был в трактире и попросил, чтобы они дождались вас.

— Вот как! Тогда не будем заставлять их ждать, скорее! — и легко поцеловав меня, муж стремительно выбежал за дверь. Оберин поспешил было вслед за своим господином, но я успела его перехватить:

— А ну, стой!

— Да, миледи?

— Куда это так резво побежал принц? — это и в самом деле было очень интересно. Турнир уже открылся, и все рыцари прибыли, кого же еще он мог встречать?

— Не могу вам сказать, — покачал головой мальчик и попытался улизнуть, но снова был остановлен:

— Действительно? Отчего же?

— Это секрет. Его высочество просил никому не говорить, — сам того не подозревая, он еще сильнее разжег мое любопытство. Меня слегка кольнула тревога: во что еще мог ввязаться Бертран?..

— Никому? Даже собственной жене?

Похоже, четких указаний на мой счет не было, потому что Оберин заколебался.

— Такие люди, как мы с тобой, — продолжала уговаривать я, — должны доверять друг другу. Согласен?

Мальчик напряженно раздумывал, не зная, как поступить. И тогда я решила применить маленькую хитрость, которая всегда работала с Ежиком:

— Ты лучший оруженосец моего мужа, и я полагаюсь на тебя. Как решишь, так и будет.

Оберин серьезно кивнул:

— Хорошо, я провожу вас.

По совету юного оруженосца, я накинула на плечи темный плащ, чтобы не быть узнанной ненужными глазами. Мы прошли до крепостной стены замка, а потом еще немного по городу до неприметного трактира. За весь путь Оберин не проронил ни слова, и я так и не смогла добиться от него никаких объяснений. А что, если это опять что-то опасное?.. Нет, разумеется, муж имеет право на личную жизнь и собственные тайны, но я хочу быть уверена, что эти тайны не угрожают его жизни. Мне хватило Вернера.

— Здесь?

— Да, миледи. Если вы позволите, я предупрежу вашего мужа...

— Не стоит. Веди меня внутрь.

В трактире было темно, и после солнечного утра глазам требовалось время, чтобы привыкнуть. Несколько секунд вынужденной слепоты — и нам представилась интереснейшая картина. Бертран сидел в углу с колоритной компанией, очевидно, небогатых людей... \"Важные гости\"?

Муж сидел спиной к входу, не желая быть замеченным, но это меня не остановило:

— Доброе утро, господа! Не помешаю? — спросила я, положив руку на плечо Бертрану.

Он обернулся с удивлением, но без раздражения или страха, что меня порадовало.

— Вы окажете нам честь, прекрасная незнакомка, — приветливо откликнулся один из молодых собеседников принца. Юноша сидел в тени, и я не могла разглядеть его лица, но голос у него был приятный и сильный. Однако долго оставаться \"незнакомкой\" мне не пришлось. Бертран поднялся на ноги и обратился к собравшимся:

— Позвольте вам представить, господа — моя жена, Элайв Фернеол.

Присутствующие поднялись и не сели обратно до тех пор, пока Бертран не устроил меня рядом с собой.

— Что же вы не предупредили, ваше высочество, что ваша жена тоже придет?

— Для меня самого это стало неожиданностью... Зачем вы здесь, миледи?

— Простите меня, милорд, но разве не должны мы принимать гостей вместе, как супруги? Это наш долг.

Бертран едва сдержал улыбку, а один из незнакомцев неожиданно сказал:

— Вы именно такая, как нам рассказывали.

— Это очень приятно, что вы обо мне слышали, господа, но еще приятней было бы услышать что-то о вас.

Переглянувшись, они представились — правда, их имена ничего мне не сказали.

— Мои друзья тоже прибыли на турнир, — многозначительно улыбнулся муж, — только их ждет соревнование несколько иного рода.

— Вы знаете, ваше высочество, что любой из нас владеет мечом не хуже, чем своим инструментом, — запальчиво ответил один из них.

— Инструментом? Так вы музыканты?

— Именно, миледи. Не желаете ли послушать одну чудную балладу, которая, уверен, придется вам по душе? — спросил юноша, назвавшийся Адельстаном, взяв в руки свою лютню.

— Оставь эту балладу для состязания, — остановил его Бертран. — У нас сейчас мало времени, сегодня первый день соревнований.

— Вы уже знаете, против кого будете сражаться?

— Нет, состав партий решает жребий, и о своей судьбе мы узнаем только перед выходом на ристалище.

— А что, если Эддард будет во вражеском лагере? — спросила я.

— Что ж, придется сразиться. Впрочем, поединок с братом меня ждет в любом случае.

Мне совсем не понравилась эта новость... Бертран был сильным воином, а Эддард еще сильнее — одному богу известно, чем может закончиться эта битва.

— Не бледнейте, ваше высочество, — с улыбкой обратился ко мне один из певцов, назвавшийся Гуртом, — даже если ваш муж будет побежден, он не лишится жизни.

— Разве что случайно...

— По абсолютно нелепому стечению обстоятельств.

— Которое совершенно невозможно, — закончил муж, дав понять, что тема закрыта. — Надеюсь, вы простите, что мне не удалось поселить вас в лучшем месте...

— Мы привыкли к походным условиям.

— К тому же здесь недурно кормят...

— А поят еще лучше.

— Не беспокойтесь, ваше высочество, вы и так много для нас делаете.

— Спасибо, друзья, рад был с вами увидеться. Прошу нас простить, сражение начнется через несколько часов.

— Мы обязательно придем посмотреть на ход битвы.

— Если оно будет того стоить, Адельстан сложит об этом песню.

— Скорее его вдохновят глаза какой-нибудь прекрасной дамы, чем сражающиеся мужи, — со смехом заметил Гурт.

-Желаем вам удачи, ваше высочество.

— Благодарю, друзья! Идемте, миледи... — и, взяв меня за руку, он вышел из трактира. Оберин следовал за нами неслышной тенью.

Оказалось, что мужу действительно нужно спешить на ристалище, но это не помешало ему проводить меня до замка и по дороге ответить на возникшие вопросы.

— Как давно ты знаешь этих людей?

— Уже и не припомню, сколько лет... Я часто путешествую по королевству, и в самых разных местах сталкивался с этими ребятами. Какими они тебе показались?

— Веселыми и неглупыми.

— Верно, так и есть. Кроме того, они действительно талантливы... На состязании ты сможешь это увидеть.

-Так значит, ты водишь дружбу с бродячими певцами… Не знала. Почему ты мне не сказал? Почему ты держишь это в секрете?

— Родители никогда не одобряли этого моего пристрастия... Они считали менестрелей неподходящей компанией для принца, а я всегда старался помочь этим людям — по-моему, они заслуживают гораздо больше, чем имеют.

— Можешь мне поверить, половина твоих подданных заслуживает больше, чем имеет, — скептически заметила я. — Однако я должна попросить прощения... Мне не стоило так врываться.

— Нет, что ты, я рад, что ты пришла. Я все равно хотел тебя познакомить с ними, но не знал, как ты воспримешь...

И как я раньше не догадалась? Действительно, кто же еще мог быть покровителем искусства в этом королевстве, если не мой муж? А я-то думала, что все о нем знаю!

— Признаться, ты удивил меня... И это приятное удивление.

— Рад слышать. Сегодня первая битва турнира... — неожиданно смутился он. — Ты ведь придешь?

— Разумеется, но все же это так опасно...

— Риск — неотъемлемая часть любого сражения, — гордо ответил Бертран. Почему мне так тревожно? Ничего плохого не произойдет, просто не может произойти...

— Я буду переживать за тебя.

— Ты же обещала не отговаривать меня!

— А я и не отговариваю... — со вздохом я сняла ленту со своего платья. — Вот, возьми. Кажется, у благородных дам принято давать своему рыцарю что-то на удачу.

Бертран принял скромный подарок с искренней улыбкой, не забыв отплатить за него поцелуем:

— Благодарю, миледи. Теперь со мной точно ничего не случится.

До начала сражения все еще оставалось несколько часов. Я отправила свою служанку к королеве с кратким посланием, переданным на словах: сегодня Анна поедет на ристалище со мной, можете не беспокоиться о ней, ваше величество. Что-то подсказывало, что Маргери и не будет беспокоиться, но формальности нужно соблюдать. Кроме того, сестра и так неотлучно находилась при королеве, так что заслужила день отдыха. Ну, или хотя бы утро...

Я нашла Антарес в ее покоях, приводящей себя в порядок. Мне сразу бросился в глаза ее огорченный вид, опущенные плечи... Неужели опять что-то случилось? Отослав слуг, я сама помогла ей одеться, осторожно сказав:

— Прости, что вчера за весь вечер так и не подошла к тебе...

— Это ничего, — спокойно ответила она, — мне с Оберином не было скучно.

Могу себе представить...

— Значит, вчерашний пир прошел хорошо?

— Да, очень.

Стоит ли говорить откровенно? Или проявить тактичность и смолчать? Нет, я не могу не выяснить, в чем дело.

— Мне кажется, или... У тебя очень уставший вид.

— Я посмотрю, какой бодрой будешь ты на последних месяцах беременности.

— Прости, я не то имела в виду... — раз уж начала говорить, нужно высказать все. — Твои глаза... Похоже, будто ты плакала.

— Ты ошибаешься.

— Анна...

— Все в порядке, Эл.

Так я и думала. Она готова помогать мне, и утешать в любую минуту, но о своих проблемах никогда не скажет. Порой мне кажется, что Анна чересчур благородна.

— Если бы я могла чем-то помочь... — но сестра отрицательно покачала головой, и я продолжила наступление. — Впрочем, я догадываюсь о причинах. Это ведь все кронпринц, верно?

— Уж очень ты догадлива сегодня, — с грустной улыбкой ответила она.

После той истории с Вернером мое отношение к Эддарду изменилось, но, кажется, скоро все вернется на круги своя. Неужели его самого не утомляет все это? Неужели он не может, наконец, начать рассуждать здраво? И неужели я не могу с этим ничего сделать?

— Ох, как же мне это надоело...

— Прости?

— Надоело это бессилие. А тебе разве нет? Ты должна понять меня, как никто другой, ты ведь полностью зависишь от королевы...

— Спасибо, что напомнила.

Но я пропустила этот укор мимо ушей:

— Разве тебе бы не хотелось хоть что-то здесь значить?

— Я не понимаю тебя, Эл.

— Нет-нет, ты должна это знать. При дворе существует всего два типа людей: одни подчиняются чужой воле, а другие творят собственную волю сами. Разве тебе не хотелось бы принадлежать ко вторым?

— Не знаю... — задумалась сестра. — Возможно, в Терравирис, но здесь — это может быть слишком опасно. Но почему ты об этом заговорила? Разве тебе плохо живется с Бертраном?

— Нет, дело не в этом... Большинством я мыслюсь как его неотъемлемая часть, а он всегда так предупредителен... Нет-нет, речь о тебе, — громко перебила я саму себя. — Мне не нравится, что я не могу защитить тебя.

Но к моему удивлению, Анна лишь улыбнулась:

— Ох, сестра, поверь, меня нужно защищать разве что от самой себя, а с этим никому не под силу справиться.

Первый турнирный день обещал быть богатым на подвиги. Когда зрители собрались на трибунах, герольд принялся громко вещать правила сегодняшнего состязания: две партии, составленные по жребию, должны сразиться до полной победы одной и поражения другой. Битва закончится только тогда, когда на ристалище останутся лишь представители одной, победившей партии. Прекратить битву может судья, бросив на землю свой жезл. Воин считается побежденным, если он получил ранение, если упал с лошади и не смог самостоятельно подняться, если был загнан в угол врагом и спиной коснулся ограждения. Намеренно убивать всего врага не разрешалось (для чего мечом можно было только рубить, но не колоть), однако несчастных случаев никто не исключал. Наконец, герольды приступили к объявлению имен участников. В каждой партии набралось до сорока воинов, которые выстраивались друг напротив друга. К счастью, Бертран, Эддард и Доран были союзниками, что уже вызвало облеченный вздох с трибун, где мы сидели.

Наконец, бой начался. Из-за большого количества участников первое время было трудно что-то разобрать: все смешалось в столбах пыли, ко всеобщему неудовольствию зрителей. Все же турнир — это прежде всего зрелище, а о каком зрелище может идти речь, когда ничего не видно? Но в первые пять минут на ристалище осталось не больше пятнадцати мужей с каждой стороны — остальные были либо свалены на землю, либо прижаты к ограждениям, либо сдавались добровольно, довольствуясь уже тем, что их имя будет в списке участников.

Когда пыль улеглась, мы смогли увидеть сражавшихся. Я с трудом разыскала среди них мужа: моя зеленая лента была повязана у него на руке, да и его коня я знала отлично — другие признаки мне не помогли. Так же, посовещавшись с Беатрис и Анной, удалось вычислить Эддарда и Дорана. Все трое крепко держались в седле и уверенно поражали своих врагов. Превосходство было на их стороне.

Тем временем раненных и поверженных уводили с поля их оруженосцы; я заметила у края поля Оберина, взволнованно наблюдавшего за своим господином. У моего мужа были и другие оруженосцы, но почему-то именно этот мальчик вызывал у меня особые чувства... А ведь его завтра тоже ждет битва: сражение оруженосцев, в котором он захотел принять участие. Вряд ли он победит, но, надеюсь, что хотя бы сумеет избежать несчастных случаев...

От мыслей об оруженосце меня отвлек крик трибун: Дорана кто-то сумел выбить из седла. Беатрис вскочила на ноги и не отрывала глаз от рыцаря, кажется, даже не дыша. Ему удалось самостоятельно подняться на ноги, но стоял он не крепко.

— Что с ним? Анна, что?

— Не знаю, милая, — рассеянно отвечала сестра, сама неотрывно наблюдая за Эддардом. Иронично, однако.

Самой спокойной из нас была королева, которая, кажется, даже немного скучала. Или делала вид.

— Простите, ваше величество, — я пересела поближе к ней, — а что это за пустая трибуна стоит рядом с судейской? Почему там никого нет?

— Эта? О, разве вы не знаете о славном обычае?

— Каком именно?

— Это места для королевы любви и красоты, и ее свиты.

— Та самая, которую коронует победитель?

— Да. Насколько я помню, среди королев еще никогда не было рыжеволосой, — тихо сказала она, указав глазами на Беатрис. — Наша красавица будет первой.

Маргери была так уверена в своих словах, только вот оставалось непонятным, кого тогда она прочила в победители: Эддарда или Дорана?..

А тем временем бой продолжался. Несколько стойких противников все еще оказывали сопротивление нашим рыцарям, но исход битвы был очевиден. Наконец, не желая задерживать измученных жарой зрителей и участников, король бросил на поле свой жезл — битва была закончена. Трибуны взорвались приветственными криками. Люди бросали цветы рыцарям и деньги герольдам. Ослабевший Доран был уведен с поля своим оруженосцем — он шел, тяжело опираясь на мальчика, и Беатрис стоило всей ее силы воли не броситься к рыцарю. Эддард же с Бертраном остались на ристалище. Муж благодарно ловил цветы и раздавал улыбки направо и налево, а Эддард лишь несколько раз взмахнул мечом и мрачно осмотрел трибуны. В эту минуту было трудно представить двух менее похожих людей.

На этот вечер снова был назначен пир, но я не была готова веселиться так же, как и вчера, в отличие от мужа, из которого энергия била, как вода из родника. Извинившись за свой уставший вид, я хотела было укрыться от шума гуляющих в собственных покоях, но внезапно была остановлена. Меня хотел видеть король.

Он сидел во главе стола, как и положено монарху, и несколько мест рядом с ним пустовало. Кажется, для королевы сегодняшний день тоже оказался утомительным.

— Это очень хорошо, что вы пришли, леди Фернеол, — поприветствовал он меня. — А почему здесь нет моей второй невестки? Где Беатрис?

Я слышала, что она приняла живейшее участие в лечении Дорана, но Генриху об этом знать не обязательно:

— Боюсь, его высочество принц Эддард не счел необходимым ее присутствие.

— Возможно, — нахмурился король. — Впрочем, это к лучшему. Я хотел сказать вам одну вещь... Конечно, стоило попросить мою жену поговорить с вами, вы, женщины, лучше понимаете друг друга, однако...

— Вы можете сказать мне все, что считаете нужным, ваше величество.

Король отвлекся от созерцания пирующих, чтобы бросить на меня удивленно-веселый взгляд.

— Вот как? Тогда слушайте... Я мало знаком с вами, но зато слишком хорошо знаю своего сына — вы должны отдавать себе отчет, миледи, в особенности вашего положения, — он снова устремил задумчивый взгляд вдаль. — Жизнь королевской семьи такова, что в ней личное соседствует с государственным. Когда у вас появится ребенок, он будет не только внуком и сыном, но и членом королевского дома, наследником.

— Но ведь Бертран...

— Да, младший сын. Но в жизни всякое бывает, леди Фернеол, и если... Одним словом, наш род не должен прерваться. Вы понимаете меня?

— Конечно, ваше величество.

— Вы говорили об этом с моим сыном?

— Мы... Нет, не совсем. Боюсь, его высочество принц Бертран не думал об этом в таком ключе.

— Я вижу, что вам есть что сказать, миледи. Выскажитесь, не стесняйтесь, пожалуйста, — его спокойный голос тонул в песнях и радостных криках, и мне пришлось сесть поближе, чтобы слышать его и быть услышанной.

— Я очень люблю вашего сына, однако... Должно пройти какое-то время, чтобы он привык к тому, что мы женаты. Пока рано говорить о детях.

Король улыбнулся:

— Боюсь, вы недооцениваете вашего мужа. Вы можете мне поверить, как человеку, который знает его очень давно — он еще удивит вас. Не бойтесь полагаться на него. Не бойтесь доверять ему.

— А вы бы доверили ему государство? — напрямик спросила я.

Генрих задумался на несколько минут, а потом сказал:

— Знаете, иногда я думаю, что небо очень благоволит к нам, ведь оно подарило нам двух таких разных, но смелых и честных сыновей... Хотя они и недолюбливают один другого, и порой не могут найти общий язык, все же их характеры дополняют друг друга. Не знаю, доверил бы я Бертрану трон, но одно я могу сказать точно: будущее правление Эддарда беспокоило бы меня гораздо больше, если бы рядом с ним не было брата.

Антарес

Задавались ли вы когда-нибудь, казалось бы, простейшим вопросом — а что же движет нашими поступками, что заставляет нас принимать те или иные решения? Обстоятельства? Наша собственная воля? Или может быть, судьба, фатум?

Раньше мне казалось, что основное отличие ведьмы от простого смертного — это именно то умение, которое позволяет, образно выражаясь, по своей прихоти поворачивать колеса чужих судеб, дергать за ниточки… Ведьмы всемогущи, ведьмы — повелительницы, ну, или, по крайней мере, они сами так считают. Ведь лишать других свободы выбора это ли не проявление собственной свободы?

Однако в последнее время мне кажется все отчетливей, что истинные марионетки — не слабые люди, а мы сами. Когда в душе корчится темнота, когда ты осознаешь, что, по сути, стал пленником собственных желаний (самый ощутимый минус всесилия — это, пожалуй, то, что ты становишься рабом, но не кого-то извне, а самого себя), когда твое «желаю» разбивает все рамки… что ж, много в таком случае, вы сделаете добра?). Остается творить зло, как неизбежную данность, но считаем ли мы собственные поступки злом? Вопрос, конечно, риторический.

В самом деле, на ведьму косо посмотрели, а она в ответ разрушила полгорода. Сами виноваты? Нужно быть снисходительным к ближнему своему, даже если этот ближний весьма подозрительно выглядит, и к тому же ворожит на глазах у всех. Так нет же, кричат, пугаются, волокут на костер, а потом самым натуральным образом сжигают. Варварство же — почему бы нам не уважать маленькие слабости друг друга? Но увы… Будьте же снисходительны, люди — даже если вас поубивает горстка запутавшихся в сетях собственного эгоизма женщин.

Будьте же милосердны… и будьте бдительны, господа.

Или вот еще пример — молодая, глупая и наивная ведьма отчего-то решила, что имеет право играть чужими судьбами, решила, что достойна большего, чем имеет сейчас, вообразила, что может, более того, имеет законное право играть чужими судьбами. Едва не свела в могилу юную девушку, которую посмел — видите ли, посмел!— полюбить король. Но как же? Любить? И без ее указки? Нарушать давно распланированные правила игры — позвольте, да как же можно? Ну, да мы же всемогущи — и не вырваться, не сбежать из цепей эгоизма. Только им на деле подчиняется все, к чему себя обманывать?

На деле же короля даже нельзя было обвинить в излишней жестокости по отношению к ведьме (хотя шрамы сестры я не прощу никогда, но это другое) — он лишь отвечал злом на зло, и нельзя сказать, чтобы обмен был равноценным. Ведь помимо всего прочего, Ричард сделал мне поистине королевский подарок — разумеется, я говорю о дочери. Я за это должна быть ему благодарна, ведь дитя — высшее благо, даруемое женщине: могла ли я надеяться на такое? — и я благодарна, от всего сердца, от всей моей испорченной, испачканной души…

Чаша зла переполнилась, когда он кричал мне, коленопреклоненной, о том, что ему не нужна я, не нужна любовь ведьмы… и поделом! Чаша зла переполнилась малой капелькой, и хлынула на землю — в нее же и ушла, да только вот эгоизм мешал это признать.

Раскаиваюсь ли я? Я уже говорила об этом, — несомненно, раскаиваюсь, — но отчего-то мысли раз за разом возвращаются к этому. Страшно становится от зла, которое я причинила Ричарду — которого, между прочим, любила, — и его жене. Но еще страшнее становится оттого, что я никогда не смогу искупить эту вину перед ними, более того, не смогу даже попросить прощения — и жить мне с этим тяжким грузом на душе до конца дней своих.

Прости меня, Ри-Ри — право, лучше бы мне и не знать тебя.

Как бы ни было больно расставаться со своими иллюзиями, впитавшимися, казалось, в плоть и кровь, я все же благодарна провидению за это — и благодарна самому Ричарду.

Но вообще, если сказать по совести, я должна быть благодарна многим — в первую очередь, Элайв, за то, что стала мне, одинокой, настоящей сестрой, к тому же разделив мою боль. Она есть у меня, я всегда могу на нее положиться — и не передать словами, в каком неоплатном долгу я перед ней за это.

Бертрану — за жизнь, ведь если бы не он, я была бы мертва и носилась вместе с ветром давным-давно остывшим пеплом… хотя это не отменяет того факта, что этот крайне везучий и безответственный мальчишка меня крайне раздражает.

Беатрис — за ее доброту, которая, у меня, увы, отсутствует, но как же мне ее не хватает в моей никчемной жизни.

И Эддарду — за возможность дышать с ним одним воздухом.

Наступил третий день турнира — думаю, не следует говорить, как меня утомили все эти ежедневные разъезды? Но уклониться мне в очередной раз не позволили, хотя был в этом и очевидное преимущество — Маргери вновь сделала мне поблажку (вероятно, мой кислый вид попросту ее утомил, как бы ей ни нравилось издеваться надо мною), разрешив отправиться туда вместе с сестрой и ее непутевым мужем. Хотя бы избавлюсь от нравоучений, думалось мне, когда я с тяжким вздохом забиралась в карету.

— Ты бледная, Антарес, — мгновенно заметила Эл. — Возможно, тебе лучше остаться?

Ну да, кто же мне позволит? Я отшутилась:

— Видимо, весь румянец забрала моя девочка — готова поспорить, щечки у нее будут, как розочки, — сестрица улыбнулась, но тут в разговор вмешался Бертран:

— «Девочка»? Хотите сказать, что до сих пор не выбрали для нее имя? Да мы бы с Элайв сразу же…

— Бертран! — возмутилась его супруга. — Тебе не кажется, что следовало бы помолчать?

— Слушаюсь и повинуюсь, ваше высочество!

Нет, ну следовало все-таки оценить комизм ситуации, но скандала мне не хотелось, поэтому, подавив в себе жгучее желание понаблюдать за этой прелестнейшей семейной разборкой, я робко внесла свою лепту в начинающуюся перепалку:

— Незачем спорить — имя для дочери я уже выбрала, но для вас оно будет сюрпризом, ни к чему портить удовольствие, — фраза вышла донельзя ехидной и Бертран фыркнул:

— Удовольствие? Что ж, надеюсь, вы не назовете бедняжку в честь себя — ребенок не вынесет такого странного имени, и прямо в колыбели потребует его переименовать, — заявил он. Я поинтересовалась:

— Чем же вас не устраивает имя Анна? — пропустив грубость мимо ушей, поинтересовалась я.

— О, я не об этом, а об имени, которым вас называет Элайв — Ан-та-рес. Кошмарное сочетание звуков.

— Что за глупость ты несешь? — прошептала Эл, шлепая его по руке тем же движением, каким обычно наносила финальный удар мечом. Бертран ойкнул и принялся потирать руку, бормоча о том, что теперь покалечен навечно, но Эл, судя по всему, уже привыкла не обращать на его нытье никакого внимания. И правильно — иначе как бы она смогла с ним жить? Но все-таки, заметив донельзя обиженное лицо своего «дитяти», она быстро поправилась, постаравшись придать голосу мягкости: — Прошу тебя, Бертран, замолчи, и не рассуждай о вещах, в которых ничего не понимаешь.

— Совершенно необязательно было его для этого бить, леди Фернеол, — со смехом вмешалась я.

— Я согласен с леди Файтер, — пробурчал Бертран. — Если я не стану победителем турнира, это будет целиком ваша вина, миледи!

— Общая черта всех мужчин… — вздохнула Эл.

— … винить в своих слабостях женщин, — докончила я.

— Это навет! — возмутился принц. — Но не уходите от ответа, леди Файтер — я хочу знать, что означает это ваше имечко, и самое главное — не изобретете ли вы для моей Эл что-то еще более устрашающее и заковыристое?

Раздался очередной шлепок, а следом за ним ойканье — как ни печально, «его Эл» снова не выдержала.

— Если уж вы для этого пожертвовали собственной рукой, Бертран, я, пожалуй, отвечу, — окончательно развеселившись, заметила я. — Только прекратите, прошу вас, стонать, как тяжелораненый на поле битвы, я этого не вынесу, и честное слово, сама вас чем-нибудь стукну, только бы вы молчали. Хотя нет, боюсь, эта почетная обязанность целиком и полностью принадлежит моей сестре, так что я не вправе поднимать на вас руку… но надо признать, она и сама с этим неплохо справляется.

— Благодарю покорно, — слегка поклонился он.

Сестра самодовольно улыбнулась:

— Ты и в самом деле ему скажешь?

— А почему бы и нет?

— Брось, Антарес — ты же знаешь Бертрана. Он будет над тобой смеяться.

Судя по всему, паршивец навострил уши, поэтому я подлила масла в огонь:

— Он и так будет, когда узнает, как я назову свою дочь, — возразила я. Пускай теперь мучается от любопытства оставшиеся месяцы.

— Это становится интересным, — протянула сестра, по-видимому, перебирая в уме все возможные варианты. Уверена, что не догадается, хотя именно этим двоим вычислить имя моей дочери просто прямо-таки до невероятия.

— И ты даже не представляешь, насколько интересным, Элайв, — подзадорила ее я, но тут нас самым невежливым образом прервали.

Оказывается, крошка Берти не любит, когда окружающие на него не обращают совершенно никакого внимания. Надо признать, что у воспитания отпрысков королевских семейств были свои, крайне ощутимые недостатки — у принцев и ведьм есть одна общая черта — они крайне эгоистичны.

— Благородные леди, — помахал рукой этот несносный человек. — Не хотелось бы вас отрывать от вашей интереснейшей беседы, но дело в том, что я все еще здесь.

— И это очень печально, ваше высочество…

— … когда вы начинаете нести глупости. В остальном ваше общество довольно-таки приятно...

— Говори за себя, Элайв. Твой супруг почти вытянул из меня мою величайшую тайну, и я, подумать только, ничего не предпринимаю по этому поводу.

— Как будто вы можете, — нахально заявил Бертран, и тут же втянул голову в плечи. Хвала небесам, бить его на этот раз Элайв не стала, ограничившись яростным взглядом.

— Пока не могу, ваше высочество, — улыбнулась я, — но кто сказал, что я что-то забываю? Кроме того, на этот случай у меня есть сестра.

— Ха! — скептическое восклицание Бертрана говорило само за себя. — И не надейтесь.

— Место надежде есть всегда, — туманно заявила Элайв. Я едва не рассмеялась, увидев, как лицо принца снова обиженно вытянулось. — Так что ведите себя прилично, ваше высочество, — несмотря на суровый тон (мне на секунду даже показалось, что она слегка подражает Маргери), в глазах у Эл прыгали веселые бесенята.

— Да, миледи, все, как вы скажете, — уныло согласился принц.

— Ваше высочество, вы все еще намерены меня слушать? — немало забавляясь, спросила я. — Между прочим, я собираюсь поведать вам факт настолько личный, настолько интимный, что ваше невнимание меня прямо-таки оскорбляет! — добавила я, с притворным возмущением.

— Антарес!

— Он сам напросился, сестрица, я тут ни при чем, — пожала я плечами. — Итак, Бертран, вы все еще намерены слушать, почему меня называют столь неблагозвучно?

— Я весь внимание.

— Может, лучше не надо? — осторожно заметила сестра. — Ему совершенно ни к чему знать…

— Помолчи, Элайв, а то твоя сестра и вправду ничего не скажет, а мне интересно, — досадливо поморщился Бертран.

Нет, у меня и впрямь иногда создается впечатление, что его только вчера отлучили от мамашиной груди. Может, поэтому Маргери такая злобная?

Элайв внезапно тихо рассмеялась — видимо, уловила эту мою мысль:

— Знаешь, почему-то сегодня мне кажется, что ты по его поводу не так далека от истины, как обычно бываешь.

— Да нет, я права всегда, но просто сегодня он даже не пытается притворяться взрослым, разумным человеком, — заспорила я.

Элайв пожала плечами:

— Исключая сегодняшний день… ты знаешь мое мнение о нем.

— Увы, и почти оставила надежду тебя переубедить.

Бертран подозрительно пробормотал:

— Ничего не понимаю…

— А тебе и необязательно, — лукаво улыбнулась Элайв.

— Опять эти ваши штучки? — нахмурился он.

— Помнится, именно про эти «штучки», как вы изволили выразиться, ваше высочество, вы и хотели у меня узнать буквально несколько минут назад, — торопливо вмешалась я, пока дело у супружеской пары не дошло до новой перепалки с применением женой грубой силы.

— Разве я виноват, что вы меня все время отвлекаете? — возмутился Бертран. — Наверное, хотите, чтобы я забыл о предмете нашего разговора?

— А вы не забудете? — уточнила я.

— И не надейтесь — я, как и вы, ничего не забываю.

Произнесено это было таким уморительно-мрачным тоном, ужасно не соответствующим ни облику, ни натуре принца, что большого труда стоило сдержать улыбку. Впрочем, как только я поняла, что Бертран сейчас неосознанно подражает старшему брату (возможно, привычка, оставшаяся с детства), улыбка погасла сама собой.

Видимо, и на лице у меня что-то отразилось, потому что принц полуиспуганно спросил:

— Леди Анна, я сказал что-то не то? Право, я не хотел, не думал…

Не думал? А ты умеешь?

Проницательная Элайв внезапно затараторила:

— Анна, думаю, стоит все же рассказать Бертрану, думаю, ему будет интересно, ведь до ристалища еще довольно далеко… а это нас хоть немного развлечет…

А она, однако, быстро учится. Я вздохнула:

— «Антарес», если уж вам так интересно, Бертран, это самая яркая звезда в созвездии Скорпиона, так называемое Скорпионье Сердце. А еще эта милая звезда ассоциируется с вампирами, — подытожила я, внимательно наблюдая за развеселившейся Элайв, которой прекрасно было известно значение моего имени, но хватало такта над ним не подшучивать, и изрядно позабавленным Бертраном.

— Скорпион, значит? Да еще и вампир? — протянул негодник. — Теперь ясно, кого вы мне напоминаете…

— Вот как? Неужели я действительно напоминаю вам это милейшее существо, ваше высочество? — учтиво осведомилась я.

Он лукаво прищурился:

— Более чем, леди.

— Бертран, что ты говоришь? — простонала бедняга Эл.

— Ничего предосудительного, дорогая — я всего лишь пытаюсь вас понять, — подмигнул он. — И еще один вопрос можно, леди Анна?

— Разумеется, как я могу вам отказать, ваше высочество, — пробормотала я, почти жалея о том, что начала этот разговор.

Принц расплылся в ехиднейшей из улыбок:

— Очевидно, вы по своей натуре кусаетесь, леди Файтер? И, в таком случае, позвольте мне узнать, насколько вы ядовиты?

Элайв издала возглас, полный праведного негодования.


* * *


Когда мы прибыли на ристалище, сестра все еще была несколько обижена на своего мужа-дурака, и я, чтобы не попасть под горячую руку, заняла место подле Беатрис. Надо сказать, что девушка выглядела отчего-то грустной, но спокойной. Вероятно, из-за того, что сегодня она не увидит сэра Ридвелла — сражаться должны были оруженосцы. Победителя должны были посвятить в рыцари, в остальном правила были те же, что и в сражении для взрослых.

Интересного зрелища я и не ожидала, это не более чем любопытная традиция, и, несомненно, честь для юных оруженосцев, которые всегда с нетерпением ждут этого

Словом, сегодня Эддарду не грозила никакая опасность, и я уже была готова скучать эти несколько часов, как вдруг в толпе подростков внезапно заметила яркую огненную макушку. Да ведь это Рыжик-Ридвелл! Но… Он ведь такой крошечный — наверное, самый младший из детей…

Как, как Бертран допустил такое? А если с малышом что-то произойдет? Ведь одного чуть более сильного удара достаточно, чтобы переломить эти тонюсенькие детские ручонки. Только бы ничего не случилось, только бы… иначе Бертрану несдобровать — увидит, насколько сильно я могу кусаться.

Тревога за Оберина меж тем все усиливалась — я волновалась за мальчика гораздо сильнее, чем за кронпринца накануне — да и неудивительно. Кто-кто, а уж Эддард точно не был ни слабым, ни хрупким. Ох, Оберин Ридвелл, кто же тебе позволил?

Вглядевшись, я заметила, что на лице мальчика нет ни капли страха, напротив, оно полно решимости. Наверняка маленький Рыжик надеется на победу — и страстно желает ее, и неудивительно: никого, кроме маленьких принцев, не посвящают в рыцари в столь юном возрасте. Неужели этот мальчик, эта тонкая веточка, надеется быть первым?

Немыслимо. Чудес, добрых чудес на свете не бывает, время сказок давно прошло… Почему ты этого не понимаешь, маленький?

Нет, Антарес, нельзя покидать трибуны, бросаться в толпу юных оруженосцев, хватать Рыжика в охапку, и уносить его подальше тоже нельзя. Впрочем, если бы я знала, что Оберин будет участвовать, я бы непременно упросила Элайв помочь малышу победить (я знала, что он ей тоже симпатичен), наверняка она бы не отказала, — но сейчас, к сожалению, было уже поздно что-либо менять. Мне оставалось только наблюдать, наверное, в десятитысячный раз ругая себя за невозможность повлиять на происходящие события.

Я украдкой взглянула на Беатрис — но, к моему удивлению, выражение ее лица было безмятежным.

Как же так, ведь там ее родственник, да еще такая кроха — но очевидно, симпатии ее распространялись исключительно на сэра Дорана Ридвелла.

Я, неодобрительно вздохнув, хотела было отвернуться, чтобы без помех наблюдать за маленьким Рыжиком, как вдруг она меня окликнула:

— Анна! Вы не могли бы мне уделить несколько минут, пока все заняты состязанием и можно спокойно поговорить, не опасаясь чужих ушей?

Немало удивленная, я кивнула — очевидно, спокойствие было лишь маской, а на самом деле девочка сильно волновалась.

— Да, разумеется, Беатрис, я вас внимательно слушаю.

Она вздохнула, очевидно, собираясь с мыслями, чуть помедлила, а затем выпалила:

— Вы обещаете ответить мне честно на один вопрос?

Начало не предвещало ничего хорошего, однако у меня не было причин отказать ей:

— Да, конечно, вы можете спрашивать все, что угодно — я постараюсь вам ответить, Беатрис.

— Что происходит между вами и моим супругом? — тихо спросила она, внимательно глядя мне в глаза.

Я задохнулась, отвела взгляд.

— А вы обещаете мне поверить, леди Фернеол? — едва выговорила я, как только мне удалось справиться с голосом.

— Да, Анна, я вам доверяю, вы же знаете, — спокойно сказала Беатрис, и я вновь подивилась этой ее выдержке. Разве не должна она сейчас рвать и метать, или хотя бы биться в судорожных рыданиях, заламывая руки. Впрочем, пока — пока?! Что я несу? — у нее не было для этого повода, но тогда непонятно, к чему этот разговор?

— Тогда отвечаю вам честно — ничего, — подняла я взгляд на девочку.

— Значит, вы его не избегаете?

Странный вопрос, однако.

— И снова честно? — поинтересовалась я.

— Пожалуйста.

— Избегаю, — выдохнула я, прикрыв глаза, ощущая себя, по меньшей мере, как на исповеди.

— Но зачем? — мне показалось, или в ее голосе прозвучало неподдельное удивление? Что, черт возьми, происходит?

— Глупый вопрос, Беатрис. Я избегаю его, потому что так нужно, потому что это… правильно.

— Кому нужно? Для кого правильно?

— Нужно мне. Нужно ему — потому что он действительно занимает слишком много места в моих мыслях, а это совершенно лишнее — и простите, Беатрис, я действительно обещала быть честной с вами, и всего лишь держу свое слово.

— Но если вы любите…

— Скажи честно, милый ребенок, чего ты добиваешься? — не выдержала я. — Странные вопросы от добродетельной жены, Беатрис Фернеол!

— Ради бога, тише, Анна! — испуганно воскликнула она. — Поверьте, я спрашиваю не из-за праздного интереса, я действительно хочу понять…

Неожиданно меня озарило:

— Это он вас подослал? — ахнула я. — Он заставил собственную жену… немыслимо, Беатрис, как вы могли… вы что, совершенно сошли с ума?!

— Ничего подобного, — возмутилась девочка. — Я просто…

— Стараетесь быть для него другом? Соратницей? Так вот, это уже слишком, дорогая.

— Раз уж мы говорим начистоту… я надеялась, что если его высочество будет занят вами, то я… и… неважно. Это совершенная глупость, я просто надеялась, что вы мне поможете, и… и все будут счастливы с теми, кого любят… — она отвернулась, очевидно, скрывая слезы.

Я, смущенная донельзя, хотела было успокоить бедняжку, но случайно бросила взгляд на ристалище… и похолодела.

Удар! Белый, как мел, Оберин, неловко взмахивает ручками, и летит на землю… Еще один звук удара — на сей раз бесчувственного тельца о землю.

Я вскакиваю, и, наплевав на все правила, громко кричу…

Элайв Фернеол

И снова сражение... И снова песня оружия, которая уже начинает приедаться своей бесполезностью. Вчера сражались дети, сегодня — взрослые. Какой в этом толк? Что вообще может быть хорошего в том, что детям дают оружие и отправляют сражаться друг против друга? Военные тренировки? Развлечение для благородных господ? Вчерашний день совсем не был похож на развлечение... Я машинально бросаю взгляд на Оберина, мрачно стоящего среди прочих оруженосцев. Печальное происшествие: он был серьезно ранен вчера, но знаете в чем причина мрачности мальчика? Не в боли, нет, он опечален своим позором... Позором! Подумать только, он считает позорным свой проигрыш, хотя в наших глазах он необычайно смел! Тяжело вздохнув, я закрываю глаза и снова вижу вчерашние события. Как мы все перепугались!..

Когда рыцарь, раненный и обессиленный, падает на ристалище, к нему спешит оруженосец, чтобы отвести господина в безопасное место — а кто поможет слуге? К счастью, этот вопрос решился сам собой: как только Оберин оказался на земле, Бертран бросился ему на выручку. Под разговоры вскочивших на ноги зрителей, он вынес его с поля боя, и мы отвезли мальчика в замок, где ему оказали помощь. К счастью, рана оказалась несерьезной, и уже через час он пришел в себя, а к вечеру встал на ноги.

Анна все это время не отходила от мальчика. Она забыла обо всем, помогая лекарям, а в перерывах советуя мне напоить Оберина чем-нибудь магическим, что могло бы ему помочь. Но оруженосец отлично справился сам, а когда стало ясно, что его жизни ничего не угрожает, Бертран, на мой взгляд, проявивший себя лучшим образом, выслушал пламенную речь от Анны. Вы думаете, она отблагодарила его? Ха, вы плохо знаете мою сестру. Со слов ведьмы можно было решить, что он злостнейший, бездушнейший эксплуататор, которому плевать на судьбу своего оруженосца, который чуть ли не силой заставил ребенка принять участие в этой жестокой сече... \"Как вы могли это допустить? Как, я вас спрашиваю? Неужели вы не могли подумать — разве я требую от вас слишком многого? — да, просто подумать и понять, что мальчику не место в битве?\" Напрасно муж пытался объяснить, что он не имел права разрешать или запрещать что-либо своему оруженосцу, напрасно старался иронизировать над словом \"битва\"... В ответ он получил лишь: \"Это абсолютно непозволительно, ваше высочество, абсолютно!\" И каждый остался при своем.

Только это все было вчера, сегодня же нас ждет еще одно волнительное зрелище: сражение рыцарей, победивших в массовом состязании несколько дней назад. Среди участников, конечно, и Эддард, и Бертран, и Доран, который, к слову, довольно быстро был поставлен на ноги — вот что значит любящий взгляд.

Сегодня нас ждало зрелище иного рода. Конные рыцари должны были преломить копье о щит или шлем противника, что было вдвойне опасно: нередко проигравший вылетал из седла, и тогда за его жизнь уже нельзя было поручиться. Это беспокоило меня, но, признаться, я верила в своего мужа. Если он сумел выиграть в прошлой битве, почему бы ему не победить снова?.. Словом, в отличие от своих спутниц, я была почти спокойна, насколько это позволяло окружение, ведь справа от меня сидела сестра, высматривающая... Впрочем, даже имя не стоит называть, вы сами знаете, о ком она могла так беспокоиться. А слева сидела королева, занятая тем же, чем и Анна...

И почему мне кажется, что симпатии Маргери всегда на стороне Эддарда, а не Бертрана? Ведь не просто так королева пренебрежительно относится к победам младшего сына и искренне радуется успехам старшего? Я никогда не заговорю об этом с мужем (зачем трогать старые раны?), но у этого должны быть причины. Посудите сами, она любит Эддарда, души не чает в Катрионе, а Бертран? Что остается ему? Если подумать, в его жизни тоже немало трудностей, хоть Анна упорно твердит об обратном. Судя по рассказам мужа о его жизни, он мало времени проводил дома: все время какие-то путешествия по королевству в составе разных делегаций... Представитель королевской фамилии, это его обязанность, но почему не Эддард?

Почему не наследник? Меня всегда интересовал этот вопрос, но не спрашивать же у Маргери, в самом деле. Кроме того, Бертран постоянно пытался изменить отношение к себе окружающих: стать нужным и уважаемым для Эддарда, более любимым для матери... Это, должно быть, непросто, и хотя он всегда много говорил о том, что сестра и отец — единственные, кто его понимал, почему он тогда решил спасти нас? Мы явно подпортили жизнь Катрионе Тирион, так почему мы здесь, живы и невредимы?.. Слишком много вопросов. Думаю, точнее, предполагаю, что в отличие от остальных Фернеолов, Бертран очень оторван от семьи. И это делает его несколько другим, чем все они... Странный человек мой муж.

Тем временем поединок шел за поединком, и появились уже первые раненые... А жара стояла такая плотная, что почти было видно колебание знойного воздуха. Анна еле дышала, но продолжала послушно сидеть на месте, хотя даже Беатрис, всегда живая и активная, находящаяся с другой стороны от королевы, была явно утомлена. Хм, а почему она сегодня не села рядом с Анной, как обычно?.. Как только выдастся минутка, нужно спросить.

Наконец, на ристалище стали выходить последние рыцари, что означало скорый конец сражения. Среди них были и дорогие нам мужчины, так что и без того горячий воздух накалился еще сильнее... Многое я бы отдала за свежий ветерок, но откуда ему взяться?..

И вот на поле появился Бертран. Не знаю, кто был его противником, но выглядел он внушительно: крепкие доспехи, сильная лошадь и щит с гербом, свернутой в кольцо змеей. Рыцари направили копья в грудь друг другу, пришпорили коней, и понеслись по ристалищу. Тяжело было решить, что лучше: не отрывать глаз от сражающихся, или зажмуриться, не заставлять себя замирать от страха. Я сосредоточилась на острие вражеского копья, которое смотрело уже не в грудь, а в шлем Бертрана. Если он сейчас со всей силы нанесет удар...

Вдруг произошло странное: мир застил белый свет, который стал постепенно исчезать. Послышался отдаленный шум, сознание поплыло, я перестала что-либо видеть и осознавать. Что же это...

Чернота и раздражающий шум — вот то, что я ощутила, когда снова смогла чувствовать. Что это было, черт побери? Потеря сознания? Похоже на то, но не от страха же, в самом деле?! Это, в конце концов, позорно! Ох, и я еще что-то говорила про Оберина...

А тот самый фоновый шум стал оформляться в голоса. Женские голоса, только вот разобрать бы, о чем они говорят...

— Это будет лучшим выходом!

— Нет!

— Я настаиваю, ваше величество! В прохладном замке сестре станет лучше!

— А я вам говорю, что лучше ее не трогать! Вдруг мы навредим?

— Мы скорее навредим бездействием...

Тут вмешался еще один голос

— Простите, ваше величество, но, думаю, обморок был вызван простым испугом, так что леди Анна права…

— Испугом? Леди Элайв не такой человек, чтобы падать в обморок от страха!

Хм, благодарю, ваше величество, очень лестно.

— И все же я настаиваю...

— Довольно! Я все еще королева, и я распоряжаюсь, как поступить! Лучше мы сделаем вот что...

Послышался шум, какие-то неразборчивые разговоры... Вдруг какой-то резкий запах... Ой! Господи, что это за гадость?! Если раньше сознание плыло, не давая возникнуть ни одной оформленной мысли, то теперь стало еще и мутить... Прекрасно. Просто прекрасно. Голова отказывалась думать, но несколько мыслей все же удалось извлечь, с большим трудом. Мы все еще на ристалище. Здесь все еще жарко. И душно. Смогу ли я подняться? Как только я это представила, меня вновь замутило... Нет, рано. Боже, что же со мной происходит?..

Я попыталась открыть глаза, но облегчения мне это не принесло. Хотя мои попытки были замечены.

— Она очнулась!

— Элайв, вы слышите нас?

— Да...

Из-под полуопущенных век я все же смогла увидеть взволнованные лица дам. Но, позвольте, на чем это меня так удобно устроили?.. Похоже, я действительно еще не пришла в себя, если заметила только сейчас, что моя голова лежит на царственных коленях Маргери, как на подушке. Я попыталась подняться, бормоча какие-то извинения...

— Прекратите, леди Фернеол, и лежите смирно! — сказала она и, с силой надавив мне на плечо, заставила лечь обратно.

Когда мне дали выпить немного воды, я вспомнила последнее, что видела перед обмороком:

— Бертран! Мой муж цел?

Когда я произнесла это имя, на лицах женщин отразились разные чувства: Маргери разочарованно отвернулась, Анна скептически прищурилась, а Беатрис торжествующе посмотрела на своих спутниц и ответила:

— С ним все в порядке, леди Элайв, не беспокойтесь. Он выиграл сражение, и видел, что с вами случилось...

Она говорила что-то еще, но я уже не слышала, меня снова поглотила вязкая черная трясина.

Когда сознание вновь вернулось ко мне, я уже была в собственной комнате. Я с опасением вздохнула и... ничего. Все снова было в порядке. Ох... Слава богу, это закончилось. Странное чувство, когда ты сама себя подводишь по неизвестным причинам. Разумеется, волноваться тут не о чем, все позади и, надеюсь, больше не повторится, но...

С каких это пор я падаю в обмороки? Со мной никогда такого не было, никогда! Из-за страха... Боже, какой позор! Может, я скоро начну взвизгивать при виде мышей? Бояться взглянуть на паука? Шарахаться от лошади, потянувшейся ко мне в поисках угощения, как будто это мантикора, или чем там еще отличаются благородные девушки... Неужели это правда, и я тоже становлюсь такой? \"С волками жить — по-волчьи выть\", разве не так?.. Но я не хочу! Нет, это буду уже не я! Нет, не верю, что... Нет и нет!

— Элайв?..

А вот и причина, по которой я оказалась здесь. По которой это, черт возьми, происходит!

— Да, Бертран.

— Как ты?

— Уже лучше, благодарю. Это ты меня сюда перенес?

— Да. Королева пыталась тебя оживить каким-то настоем из трав, но у нее ничего не вышло.

— А что сестра?

Действительно, почему ее нет здесь? Как мужу удалось не пустить ее сюда?..

— Королева заставила ее остаться. Кстати, ты пропустила победу Эддарда. Это было блестяще, всем очень понравилось.

Как слова не соответствовали его интонации!

— Думаю, кронпринца ждет еще много побед, свидетелями которых нам посчастливится быть.

— Лучше расскажи, что с тобой случилось.

— Это все жара, не о чем волноваться.

Да, жара, или мое постепенное превращение в одну из благородных дурочек, которых так много при дворе вашего высочества.

— А Беатрис сказала, что это ты обо мне так переживаешь...

Ох уж этот безудержный романтизм Беатрис! Я хорошо к ней отношусь, но право, ей стоит держать свои догадки при себе!

— Я испугалась за тебя, это правда, но от этого в обморок не падают, правда?

— Да, на тебя это не похоже... В любом случае, я рад, что все обошлось. Если тебе уже лучше, не хочешь вечером пойти на состязание менестрелей?

— Ох, я даже не...

— Это стоит увидеть, Элайв. Уверен, тебе понравится!

Разумеется, я согласилась. День, когда я смогу устоять перед его взглядом, станет моим последним днем, не иначе.

Наверное, мы пришли последними, но ухитрились ничего не пропустить. Анна о чем-то беседовала с королевой, старательно игнорируя взгляд ее старшего сына.

— Добрый вечер, — поздоровалась я со всеми.

— Сестра! Ты все-таки пришла?

— Как я могла такое пропустить?

Удобно устроившись между Анной и Бертраном, я с нетерпением ждала начала. Не зря же об этом столько говорили!

Столы были сдвинуты по периметру зала, на них сидели слуги, а поближе стояли стулья для благородных гостей. Пустой центр образовывал некоторое подобие сцены, куда герольды приглашали участников, которых было не так уж мало. Песни были самые разные: от протяжных баллад о любви, до быстрых походных песенок, прославляющих жизнь воина. Были среди выступающих и наши знакомые. Один из них спел песню про оруженосца, которая заслужила одобрение, особенно у задних рядов.

Давным-давно, в одной стране забытой,

Жил рыцарь, что не ведал поражений,

С друзьями щедр; в пирах и страшных битвах

Не знал он равных, и не знал сомнений.

Но вот однажды рыцарь спохватился:

\"Как жаль, что я такой непобедимый!

Вот был бы кто, кто бы со мной схватился,

Да победил! Мы б стали — побратимы\".

Седлает он коня, и в город выезжает,

Толпу на площадь рыцарь созывает:

\"Ну, кто из вас способен вызов бросить,

Да победить меня? И вот моя рука -

Коль вам удастся из седла меня на землю сбросить,

Я братом назову такого смельчака!»

Но люд молчит. А рыцарь хмурит брови,

И меч из ножен он неспешно достает -

Расправу непокорным он готовит.

Но вдруг его оруженосец — шаг вперед.

\"Что ж, я просить о том не смею,

Но верность, господин, моя крепка,

И я, слуга, — наверное, посмею,

К услугам вашим — вот моя рука.

Смеется рыцарь. \"Что же ты, мальчишка,

Ума лишился? Вызов! ты! и мне?!

Ну, знаешь, мальчик, это все же слишком!

Видать весь разум утопил в вине.

А впрочем, славно! Мне же и потеха,

Слугу пред всем народом посрамить...\"

И рыцарь, уж не сдерживая смеха,

Готов оруженосца проучить.

Но вдруг — удар? И что же наш герой?

Он из седла летит вниз головой!

Оруженосец тут над ним склонился.

— \"Вставай, мой брат... И вот моя рука\".

— \"Ты что, глупец? Совсем ума лишился?\"

\"Но ты мой брат, коль клятва дорога!\"

\"Что стоит клятва, данная для смеха?

Слуге к тому же (замолчал народ).

Упал я, между прочим, для потехи.

А ты знай свое место, идиот!\"

Но рыцарь клялся... клятвами своими

Навлек он на себя правдивый суд -

Ведь от него забылось даже имя,

А про слугу-то — песенки поют.

На этом можно было бы закончить рассказ о состязании, если бы не еще одна песня, которая многое изменила.

Последним выступал Адельстан, высокий и статный юноша, один из друзей моего мужа. По его выражению лица было ясно, что он готовит что-то особенное...

— Дамы и господа! Лорды и леди! — обратился он к собравшимся. — Мои друзья славно потешили вас, но мне выпала честь петь последним, поэтому я хочу попросить вас быть благосклонными к моему творению.

И, ударив по струнам, он запел:

Жила на свете дева,

Румяна и стройна,

И с сыном королевским

Дорога их свела.

Из рук бандитов подлых

Была им спасена,

Судьба свершилась, видно,

О том поет струна.

Ведет он деву в замок,

Домой, за семь морей,

С сестрой их оставляет

В обители своей.

В глазах у девы юной

Любовь к нему видна,

Судьба свершилась, видно,

О том поет струна.

Но, позвольте, это же... Я удивленно посмотрела на Бертрана, но тот в ответ лишь пожал плечами. А певец продолжал...

Но в замке королевском

Лишь ложь суровых лиц,

Повержен был врагами

Тот смелый, статный принц.

Неужто он погибнет?

Смерть руку занесла.

Судьба свершилась, видно,

О том поет струна.

Но нет, в руках у девы

Победно блещет сталь,

Железо в пальцах нежных

Звенит, словно хрусталь,

И яростью святою

Душа опалена.

Судьба свершилась, видно,

О том поет струна.

В деснице ее слабой

Откуда столько сил?

Да все ради защиты

Того, кто был ей мил.

Не ради блеска славы,

А как велит душа.

Судьба свершилась, видно,

О том поет струна.

Избавлен принц от смерти,

И дева весела.

Вновь счастье и улыбки

Увидела страна.

Любовь спасла обоих,

Ей покорился меч,

Судьба свершилась, видно,

Об этом моя речь.

Песня была с энтузиазмом встречена слушателями, и редкий человек не обернулся на нас с Бертраном.

— Что мы должны делать? — шепотом спросила я у мужа.

— Отблагодарить певца, разумеется, — и, взяв меня за руку, он подошел к Адельстану.

Сначала я кивала и полностью соглашалась с благодарственными словами принца, но потом... Что-то затронула во мне эта песня. Та девушка, о которой пел Адельстан, разве она потеряла бы сознание? Нет. Если послушать певца, ей был неведом страх. А разве она не я? Почему она не я?..

Извинившись перед мужчинами, я покинула их и отправилась на поиски одного очень нужного мне сейчас человека... Он обязательно поймет! Только ему я могу доверить свою тайну. Наконец, я заметила среди слуг рыжую макушку.

— Оберин!

Он удивленно обернулся и поспешил мне навстречу:

— Да, миледи?

— Мне потребуется твоя помощь.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 19

Антарес

Человек, так или иначе, живет в мире своих иллюзий. Все, к чему он стремится, все его мечты, его мысли, желания, цели — все подчинено его величеству иллюзии. В конце концов, все, что мы не можем потрогать руками, ощутить на запах, на вкус, на цвет — номинально не существует. Но позвольте, скажете вы — мир не может состоять из одного материального… он же в таком случае, уподобится скотному двору возле хижины беднейшего крестьянина, ведь даже самый последний из людей низшего сословия редко когда совершенно уподобляется животному.

Мысли, чувства, желания, цели… мы запутались в несуществующем, собственном мирке, где мы одни властители и господа, и нет, и не будет из него выхода, потому что без него — куда страшней.

Иногда я задумываюсь, а куда же, в таком случае, мы идем — по определенной ли, выверенной дороге, к единственной правильной цели, или в хаотичном метании прихотей и капризов. Не один ли это путь, ведущий в пропасть, где копошатся, точно черви в гробу, дожелавшиеся, достигшие невероятной ценой своей неизвестной цели?

Как избежать этой пропасти — и можно ли вообще ее избежать? Может быть, и в самом деле — удастся ее обойти, попросту не стремясь к своим иллюзиям, но напротив, выполняя чужие, бескорыстно, с мягкой, полубезумной улыбкой? Тогда впору заказывать шутовской колпак с аляповатыми звездочками, да волшебную палочку:

«Здравствуйте, детишки, я добрая фея. Как в сказке, могу быть вашей крестной! Желайте, пожалуйста, все исполню — для разнообразия можете не сжигать меня на костре, а повесить на шею табличку с надписью «Добрая ведьма» и водить по ярмаркам на потеху толпе».

Ведьма по определению не может быть доброй, как ни крути — это неоспоримый факт. И если в обычных людях таится малое зернышко зла, то в колдуньях оно цветет пышным цветом, разрастается, тянет свои мягкие щупальца, оплетает. Вырваться? О, почти невозможно. Разве что Элайв, наверное, еще в колыбели спавшая с мечом в обнимку, только она умеет рассекать эти страшные нити.

Мне же это недоступно. Я мечусь в темноте, натыкаюсь на стены, но не вижу, в общем-то, очевидного пути — вытянуть руки и идти на ощупь, прямо. Слишком страшно отделить от тела прижатые в страхе руки, слишком страшно их протянуть в поисках помощи — темнота, — а ну как откусят?

Вот и кружусь на месте в непроглядном мраке, размышляя, какая из ядовитых змей краше — Ричард или Эддард? Одна уже укусила, и от яда я едва излечилась, а другая уже нацеливает ядовитый клык. Странно, вместо того, чтобы стремглав бежать в темноту, где можно, в теории, найти выход, а возможно даже и свет, я в немом любопытстве жду, когда острые зубы снова раскусят меня до самого сердца, исследуют все его закоулки, а потом так же равнодушно бросят умирать, истекая кровью и горьким змеиным ядом.

Ах, как же я люблю себя жалеть, в самом-то деле (самосожаление — вот еще одна яркая черта настоящей эгоистки — им, к слову, не гнушался и Ричард: стоит только вспомнить его картинные страдания на глазах у лицемерных придворных.)!

Хотя, я, конечно же, несправедлива к Эддарду. Кое-кто другой может быть змеей, о да, мне ли не знать… змеей может быть Ричард Тирион, но отнюдь не Эддард Фернеол. Кронпринц не сделал мне совершенно никакого зла, он просто привык с легкостью получать все то, на что изволит упасть его царственный взор. Он просто не знает моей истинной природы. Получается, что именно я, и никто иной — жестокая отравительница?

Что ж, кажется, это закономерный вывод. Кем же еще может быть колдунья, не невинной же жертвой, в самом деле?

Но вот только я не змея. Я скорпион, как нарекла меня Вильгельмина — и убиваю я куда медленней, отравляю незаметно, капля за каплей…О нет, вокруг меня не тьма, не мрак — вокруг меня бесплодная, мертвая пустыня, которую я создала сама — с небольшой помощью моей наставницы, — ее не стоило винить, ей достаточно было лишь

легонько меня толкнуть, чтобы я покатилась вниз, оставляя за собой, вместо цветущего разнотравья, голый, выжженный песок.

Но в каждой пустыне, как известно, есть оазисы — таким глотком воды в пустыне стала, уже стала для меня дочь. Ее я должна уберечь, хотя другим причиняю столько боли — будь со мной, маленькая моя девочка, будь со мной. Я жду тебя уже много месяцев — холодное озеро в пустыне осталось специально для тебя. Та частичка меня прежней — и я отдам ее тебе без остатка.

Но дочь — это совершенно другое.

Всякий, кто встретится мне на пути, все равно рассыплется прахом — так хочу ли я для Эддарда такой участи? Хочу ли я и его погубить, как и Ричарда, однажды увидев в глазах его такую же ужасную пустоту? Глупый вопрос. Не знаю как, но…

Если скорпион любит свою жертву, он должен ее оставить.

— Элайв, ты и в самом деле так плохо себя чувствуешь? — встревоженно спросила я, зайдя к сестре перед очередной поездкой на турнир, и застав ее лежащей, более того, укрытой одеялом до самого носа, несмотря на изнуряющую жару. Солнце уже много дней изливало свои неимоверно горячие лучи на город, так что даже камни, казалось, вот-вот расплавятся.

А Элайв лежит, укрывшись одеялом, лежит в постели, перед самым турниром — Элайв, никогда не жаловавшаяся на здоровье. О, я так и знала, что этот обморок не пройдет для бедняжки даром, я говорила королеве… Почему Маргери никогда меня не слушает? Ах да, я всего лишь глупая Анна, и не более, но свести в могилу сестру я не позволю!

— Тебя что, знобит, Элайв? — поинтересовалась я, внимательно ее разглядывая. — Почему ты укрылась одеялом, когда так жарко?

— Нет… то есть да, Антарес, мне совсем холодно, — Эл застучала зубами. — Совершенно не могу понять, что со мной происходит. Наверное, я все же заболела, и мне придется пропустить турнир… но ты же мне все расскажешь, правда?

— Наверное, мне все же стоит остаться с тобой Эл, — еще более уверенно заявила я, присаживаясь у ее изголовья. — Ведь это может быть лихорадка.

— Но, Антарес…

— И не спорь, пожалуйста — я не могу тебя оставить. Если вдруг что-то случится, а меня не будет рядом…

— Ничего страшного не случится — оставь свою мнительность, Анна, это просто легкое недомогание! Но, к тому же, остаться тебе вряд ли позволит королева, — все же заспорила сестра. — Правда, Антарес, я не хочу для тебя неприятностей.

Я отмахнулась:

— Предоставь это мне, сестрица. В конце концов, не убьет же она меня за это. Подумаешь, накричит — поверь мне, для нее это только в радость.

Повисла пауза — казалось, Элайв что-то обдумывает. Я уж было обрадовалась, что она сдалась — но радость моя была преждевременной — впрочем, как и всегда.

— Мне бы так хотелось узнать, что я сегодня пропущу на турнире — ты же знаешь, раньше я никогда не участвовала… в качестве зрителя… в подобном, — быстро и взволнованно забормотала Эл. — Если бы ты поехала…

— Ну как я могу тебя бросить, одну, в лихорадке — ты предлагаешь мне тебя оставить и ехать развлекаться, рассматривая глупых рыцарей и их беготню, когда ты вот так… разболелась? — от беспомощности я почти взвыла. — Нет, Элайв Файтер… то есть Фернеол, даже и не проси. Я конечно, ведьма, — добавила я приглушенным голосом, — но отнюдь не бездушный человек!

Эл вздохнула:

— Я в этом и не сомневаюсь, но…

Я как можно мягче принялась ее уговаривать:

— Ты же сама прекрасно знаешь, что на турнир из замка норовит сбежать даже прислуга!..

— Знаю. Но я не буду одна! — горячо воскликнула сестра.

Я скептически подняла брови:

— А с кем же ты будешь… Если с этим дураком-Бе…

— Здравствуйте, леди Элайв, леди Анна, — послышался веселый детский голосок. О, как я была рада каждый раз его слышать, ведь был момент, когда я всерьез думала, что мальчик не выживет.

— Неважно, Оберин! — сказали мы хором. В самом деле, зачем раскрывать мальчику великую тайну, которая известна любому здравомыслящему человеку (кроме Элайв), что его господин — самый настоящий дурак.

— Вот! — крайне довольным тоном заявила из-под одеяла Элайв. — Оберин со мной и останется, так что можешь не переживать.

Я недоверчиво взглянула на мальчика:

— А ты справишься, малыш? То есть, простите, сэр Ридвелл? — поправилась я торопливо, вспомнив, что он не любит это обращение.

— Справится, — подала голос из-под одеяла сестра.

— Справлюсь, — подтвердил Оберин. — Помните, леди Анна, я же выхаживал жеребенка!

— Вам кажется, сэр Ридвелл, что моя сестра похожа на жеребенка?

Мальчик покачал головой:

— Нет! Она — лучше.

Послышался приглушенный смех. Я с подозрением обернулась.

— И как, жеребенок — выжил? — недоверчиво спросила Эл. — Мне крайне важно это знать, Оберин, поверь.

— Еще как, — похвастался ребенок. — Сейчас он вырос в такого коня… — поистине, о своей лошади юный оруженосец рассуждать мог вечно — она и сгубила все мои аргументы.

— Вот видишь, Анна — Оберин справился с жеребенком, значит, справится и со мной, — торжествующе заключила Эл. — Ты можешь спокойно отправляться на турнир, с Оберином мне будет спокойно.

Ну и что я могла возразить, когда меня столь очевидно прогоняли?

Поездка к ристалищу, очевидно, не удалась — без Элайв мне пришлось ехать в компании язвительной Маргери, которая готова была меня обвинить в чем угодно, и даже в болезни сестры; и все еще обиженной за мою отповедь, а потому молчаливой Беатрис.

Словом, на турнир мы прибыли, изрядно раздраженные друг другом, и оставалось только надеяться, что зрелище — сегодня должны были сражаться молодые, недавно посвященные в рыцари юноши, — нас немного развлечет.

Впрочем — лично мне оставалось надеяться только на то, что это немного отвлечет Маргери, потому как лично для меня турниры — невероятная скука. Что же до Беатрис — девочка, очевидно, снова высматривала среди сотен лиц благородный профиль Дорана Ридвелла, и от этого настроение ее, как обычно, значительно улучшилось. Забывшись, она даже, как и раньше, уселась рядом со мной, спохватилась, недовольно поджала губы… но внезапно снова расплылась в счастливейшей из улыбок, украдкой пожав мне руку — как бы то ни было, это означало мир, хоть и поговорить мы сможем несколько позже.

Царила невыносимая жара, и мне большого труда стоило не начать неистово размахивать веером, уподобившись ветряной мельнице. Зато в горячем мареве необыкновенно четко и ясно разносились голоса герольдов, выкликающих имена рыцарей.

И на каждое имя часть трибун реагировала приветственными криками — видимо, у каждого из участников были свои поклонники среди зрителей:

— Рыцарь Лесного Братства! — с небольшой заминкой провозгласил герольд.

И тишина. Против ожиданий, люди никак не отреагировали, разве что пронесся по рядам недоуменно-заинтересованный шепоток.

Я даже оторвалась на секунду от созерцания узоров на своем веере, чтобы взглянуть, что именно вызвало такую необычную реакцию — неужели на поле боя вышел какой-нибудь великан? Или, напротив, карлик?

Против ожиданий, это был совершенно обычнейший рыцарь — разве что, в отличие от его соперников, по этому юноше было сразу видно, что его только недавно произвели из оруженосцев в рыцари. Я вгляделась — рыцарь пресловутого Лесного Братства на вид казался более хрупким и слабым, нежели другие — возможно, это просто казалось из-за слишком тяжелых доспехов; да и держался он, на мой взгляд, не очень уверенно — вот, пожалуй, и все его отличия от остальных. Тогда почему его не приветствовали, как других?

Я обратилась к единственному человеку, который мог бы хоть что-то мне прояснить (во всяком случае, без язвительности):

— Беатрис, скажите — почему трибуны молчат?

— Судя по всему, никто не понимает, откуда этот рыцарь взялся, — ответила Беатрис, чем еще больше меня озадачила.

— Как такое возможно?

— Сама не понимаю, Анна — впрочем, я могу и ошибаться, — неопределенно пожала плечами девушка. — Взгляните сами на его герб — что вы видите?

Честнее всего было ответить, что я ничего не вижу, потому что проклятое солнце слепит мне глаза, но, тем не менее, я послушно вгляделась… Какие-то линии… зеленые пятна… Похоже на…

— Какое-то дерево, — вынесла я свой неуверенный вердикт.

Беатрис кивнула.

— Да, дерево — судя по всему, дуб.

— И что?

— А то, что ни один рыцарь в Ферлиберт или в южных землях не носит такого герба. А что насчет Терравирис? Ведь вы, леди Анна, родом оттуда? Может быть, это гость наших северных соседей?

Я невесело усмехнулась:

— Беатрис, по правде говоря, я совершенно точно знаю, что король Тирион слишком горд, чтобы посылать своих рыцарей на ежегодный турнир в Ферлиберт, и кроме того, я что-то и у его вассалов не припомню такого герба, — вынуждена была констатировать я.

— Тут явно кроется какая-то загадка.

— Несомненно, — кивнула я, и вопреки обыкновению, принялась внимательно наблюдать за происходящим на ристалище — в конце концов, Элайв ведь просила меня рассказать ей все, что она пропустит.

А зрелище и впрямь было занимательным. Рыцарь Лесного Братства, по сложению самый маленький из всех, вызвал на бой самого устрашающего из зачинщиков — я готова была поклясться, что тот был раза в полтора его шире, и выше, наверное, на полфута.

Но малютка рыцарь, до боли напоминая очень злобного и кусачего комара рядом с неповоротливой лошадью, и не думал сдаваться. Его меч был, казалось, сразу в тысяче мест одновременно, совершенно не давая сделать верзиле ни одного ненужного движения.

Естественно, исход был закономерен — образно говоря, комарик загнал лошадь в угол, прижав к ограждению. А комарик-то и правда кусач!

Трибуны восхищенно взревели — видимо, никто не ожидал от незнакомца такой прыти.

— Жаль, леди Элайв этого не видит, — аплодируя, с улыбкой сказала Беатрис. — Мне кажется, ей бы очень понравился этот юноша. Удивительно, как он справился — ведь его противник, по-моему, был гораздо сильнее его?

Мне внезапно отчего-то вспомнился Хаген, и, несмотря на жару, я зябко поежилась:

— Наверное, все дело в ловкости, — пожала я плечами, и снова перевела взгляд на ристалище, однако, к моему большому удивлению, комарика там не обнаружила.

Послышался удивленный вздох:

— Взгляните правее, — странным тоном велела Беатрис.

— Да что?.. — но вопрос замер у меня на губах — прямо передо мной стоял тот самый рыцарь, и мне даже на мгновенье показалось, что сквозь опущенное забрало его шлема я различаю улыбку. На колени мне упала белая роза.

Секунд десять я с глупым видом рассматривала цветок, не в силах понять, что этот жест, собственно, означает. Из ступора меня вывел, пожалуй, слегка ехидный голосок девочки:

— Вы и сейчас будете утверждать, что не знаете этого рыцаря Лесного Братства?

Я отмахнулась:

— Разумеется. И вообще, я думаю, что он просто промахнулся — хотел преподнести цветок вам… или королеве.

В глазах у Беатрис запрыгали смешинки:

— Что ж, посмотрим. Во всяком случае, это был очень рыцарственный жест с его стороны. Вы польщены, Анна?

— Скорее уж, удивлена до крайности, — заметила я хмуро. — Впрочем, странно ведущий себя странный рыцарь на странном турнире — это вовсе не странно, — попыталась я пошутить.

И зря. К концу дня рядом со мной лежали три белые розы — по числу побед рыцаря Лесного Братства, победителя этого дня, который, впрочем, внезапно куда-то исчез, несмотря на огромное впечатление, которое он произвел на зрителей — он заслужил дамскую милость, и прошел в финал турнира.

Беатрис по дороге в замок вовсю потихоньку потешалась над юным поклонником леди Анны, называя его Золушкой, и предлагая мне, за неимением хрустальной туфельки, побродить по королевству с букетом; Маргери была непривычно спокойна, а у меня было стойкое ощущение, что что-то обязательно произойдет.

Следует ли говорить, что оно меня не обмануло?

Надо сказать, что развеселившаяся Беатрис не позволила мне оставить розы на трибунах, со смехом чуть ли не силой впихнув букет мне в руки. Машинально, выходя из кареты, я подхватила цветы — честно говоря, уже забыв об их существовании, просто как привычный руке предмет.

Я шла к Элайв, намереваясь убедиться, что Оберин не подвел, и сестра себя хорошо чувствует, как дорогу мне кто-то преградил.

Я испуганно шарахнулась в сторону, но упасть мне не позволили.

— Добрый вечер, леди Анна, рад вас видеть, — саркастично заметил кронпринц.

Помни, Антарес, скорпион должен… должен… впрочем, никому он ничего не должен.

— Здравствуйте, ваше высочество, — кивнула я — кланяться мне было уже очень затруднительно.

Как бы сбежать?

— Как вам сегодняшний день турнира? — продолжил Эддард учтивую беседу. — Было ли что-то любопытное?

— День турнира? З-замечательно, — промямлила я.

Неожиданно, что-то как тисками сжало мои плечи. Ух, что-то? Вернее было бы сказать — «кто-то».

— Я сам вижу, что замечательно! — проорал над моим ухом Эддард. Я, сжавшись, попыталась отвернуться, но не тут-то было: — Откуда, скажите мне, у вас эти отвратительные цветы?! И не лгите, я и без вас все знаю!

— Тогда зачем вам мой ответ? — справедливо поинтересовалась я, но Эддард не слушал. Эддард предпочитал громко ругать рыцарей, турниры, белые розы и ветреных женщин, ах, да — еще и легонько, видимо, для пущего эффекта, трясти меня за плечи — хорошо, что не сильно: иначе я бы, честное слово, родила прямо там.

Цветы полетели на пол и были безжалостно растоптаны.

— Запомните, Анна — вам никто не имеет права дарить цветы! — шипел кронпринц.

— Почему? — глупо улыбаясь, спросила я.

— Потому что я вам запрещаю! — окончательно взвился Эддард. — Слышите? Запрещаю!

Я хмыкнула:

— Простите, конечно, ваше высочество, но вы не можете мне ничего запретить.

— Я все могу! Отныне вы не…

— Уж простите, ваше высочество, — крайне невежливо перебила я его, — я вам не жена, и даже пока не подданная, поскольку вы еще не король, поэтому приказаний ваших я могу и не слушать. Правда, вы, разумеется, можете покричать на Беатрис, но сомневаюсь, что бедняжка этого заслуживает. И да, может быть, вы все-таки соизволите отпустить мои руки — прошу вас, ваше высочество!

— Не смейте мне указывать! — прорычал Эддард, однако же руки все-таки не убрал. Видимо, специально, чтобы невзначай не послушаться какой-то там женщины.

— Спасибо, ваше высочество, — я не удержалась и позволила себе тихий смешок. — Буду вам очень признательна, если вы (при условии, что нас кто-то увидит) объясните сами свое поведение. Хотя, если вы скажете ее величеству о том, что планировали меня убить на месте… не думаю, что она стала бы возражать.

Хотя, по логике вещей, я, как и ранее, должна была ощущать смертельный ужас, на что и рассчитывал Эддард, меня прямо-таки распирало от смеха, так что я абсолютно ничего не могла с собой поделать. Судите сами — двое, кронпринц и ведьма, посреди коридора ведут глупейший диалог, причем мужчина вне себя от ярости вцепился в плечи беременной женщины, да еще и кричит так, что эхо в каменных коридорах уже запуталось и забыло, что повторять; и, кажется, сейчас оторвет свою жертву от земли и куда-нибудь утащит (наверное, понесет топить — от греха подальше) — а посреди всего этого великолепия, будто на надгробии нормальным человеческим отношениям, горделиво возлежат три растоптанные белые розы…

Влюбленный скорпион — потешается над жертвой.

Бертран Фернеол

Как не вовремя заболела Элайв! Мне нравилось наблюдать за сражением вместе с ней, отпуская комментарии и слушая ее критические замечания. Вместо этого я сижу рядом с братом, который и словом не обмолвился с самого начала: ничего удивительного, ведь он внимательно наблюдает за участниками, запоминая имена и особенности каждого... Конечно, завтра нам сражаться с одним из них, но зачем же так усердствовать?

— Брат, прекрати так внимательно смотреть на ристалище, или ты скучаешь по нему?

— Нет, — отмахнулся он. — Что за вопросы? Мы же завтра сами будем там.

Неужели ему неизвестны такие понятия как шутка? Сарказм? Все еще хуже, чем я думал.

Но вдруг трибуны непривычно стихли.

— Рыцарь Лесного Братства! — объявил герольд.

Лесное Братство? Иными словами, у нас рыцарь, не желающий называть свое имя...

— Еще один романтик, который наслушался песен и возомнил себя воином, — язвительно заметил брат. — Должно быть, один из твоих друзей.

Смотрите-ка, а он знает, что такое сарказм.

— Впервые слышу о Лесном Братстве... Посмотри на него, он же совсем мальчик!

— Уверен, он и одного сражения не выстоит.

— Посмотрим, — неопределенно ответил я, не желая спорить с Эддардом, но мысленно желая незнакомцу удачи.

То ли сегодня мои желания волшебным образом сбывались, то ли пареньку сказочно везло, но он победил! Зрители удивленно приветствовали героя, а тот, нимало не смущаясь, направился к трибунам, где сидели женщины.

— Ну конечно, — улыбнулся брат, — разумеется, у таинственного рыцаря должна быть дама сердца, какая... — но он осекся, увидев, кому рыцарь преподнес цветок.

Признаться, незнакомец удивил и меня:

— Анна! Ты видел брат, он выбрал Анну!

— Леди Анну, — зло поправил меня Эддард. — Видел. К несчастью для мальчишки, я все видел!

— К несчастью... О чем это ты?

Брат не ответил, а незнакомец тем временем сражался со следующим противником и снова одерживал победу!

— А ты говорил, что он не справится! Да его смело можно прочить в победители сегодняшнего дня!

— Очень на это надеюсь.

— Неужели он и тебя, наконец, склонил на свою сторону?

— Нет, просто хочу встретиться с ним на поле боя.

Брат был крайне сердит, но выяснять причины... Увольте, иначе и мне перепадет.

Когда и этот враг был повержен, Анна получила еще одну розу.

— Каков нахал! — вскрикнул Эддард. — Да как он смеет!

— В чем дело, брат? Анна незамужняя женщина, любой мужчина имеет право оказывать ей знаки внимания.

— Разумеется, любой. Но это же мальчишка! Нет, ты посмотри, как она на него взглянула!

— Да что такое? — я с удивлением посмотрел на Эддарда. — Тебя так волнует честь леди Файтер?

— Тебя бы тоже должна волновать, она твоя близкая родственница, — пробурчал брат.

Еще чего не хватало! Попробовал бы я заикнуться о чести Анны... О, представляю, каким громом насмешек она бы меня наградила. И это в лучшем случае! В худшем бы отчитала и посоветовала внимательнее приглядывать за женой, а не за ней.

Пока я думал об этом, таинственный рыцарь вел последний на сегодня бой, от которого зависела победа или проигрыш Лесного Братства. Все без исключения с напряжением следили за происходящим на ристалище: люди любят отчаянных храбрецов. Может, потому что сами никогда не решатся повторить их подвиги? А рыцарь, несмотря на все сложности, побеждал.

— Мне кажется, или он ранен? — тихо спросил брат.

— Мне кажется, или у тебя злорадство в голосе?

— Ты не можешь просто ответить на вопрос?!

— Конечно, милорд. Кажется, ему сильно пришибли руку, но меч он держит крепко. Полагаю, ранение не сыграет роли.

И я оказался прав, и снова белая роза отправилась в руки Анны Файтер!

— Наглец, — прошипел Эддард. — Он мне заплатит за каждый лепесток этих отвратительных цветов...

— Брат! Что ты такое говоришь!

— Я не потерплю такой вольности, Бертран!

— Вольности? В чем ты видишь вольность? Постой... — два и два, наконец, сложились в голове, но цифра четыре показалась мне невозможной. — Только не говори, что... Нет, ты не мог! Анна и... Анна и ты?!

— Говори тише, я же женат, в конце концов!

— Ты очень вовремя об этом вспомнил.

— Прекрати свои глупые шуточки! Хорошо, что тебе хватило ума догадаться: не придется ничего объяснять, но если ты... — он угрожающе направил мне в грудь указательный палец.

— Конечно, я никому не скажу! Кроме Эл.

— Никому, Бертран!

— Но они же сестры...

— Ладно, — смилостивился брат. — Впрочем, твоя жена уже наверняка знает.

Ох, вот это новости! Мой брат... Влюблен? Нет, нельзя поставить рядом слово \"любить\" и имя кронпринца. А что тогда? Желание, силой которого печально известен мой брат? Ха, наконец, кто-то дал Эддарду достойный отпор, которого он никогда не получал. Не думал, что скажу это, но стоическое сопротивление Анны достойно восхищения. Несмотря даже на ее отношение ко мне, я готов признать, что она ведет себя более чем достойно. Но какая ирония, что именно Анна заставила его испытывать это чувство! Впрочем, они стоят друг друга! И все это было бы очень хорошо, если бы не одно \"но\":

— Прости, брат, но как же Беатрис?

— О, поверь мне, она не скучает.

— Как это понимать?

— У каждого из нас свои сердечные привязанности.

— И ты позволяешь это?!

— Я сам нечист на руку, почему же я должен ограничивать ее?

— И ты знаешь, кто он?

— Ну, разумеется. Твой друг, Доран Ридвелл.

— Что? Не может быть!

— Может, — с мрачным удовлетворением ответил Эддард. — Или ты считаешь Дорана слишком честным для этого?

— Я никогда не думал...

— А вот это правда, — усмехнулся он, но, заметив мое выражение лица, продолжил. — Тут нечему удивляться, брат. Не всем так везет в браке, как тебе, так что... Кстати, — сощурился он, — до сих пор не понимаю, как тебе удалось все так удачно провернуть.

— О чем это ты?

— Я знаю тебя с рождения, и знаю твои вкусы. Как ты, всю жизнь бегавший за крестьянками, умудрился жениться на благородной девушке?

Ох, братец, ты даже не подозреваешь, насколько хороший вопрос задал.

— Просто везение. Но я все равно не понимаю, как ты можешь позволять жене...

— А я и не рассчитывал, что ты поймешь.

В комнате было сумрачно и прохладно: приятное разнообразие после уличной жары. Элайв выглядела гораздо здоровее и веселее, чем утром, и с удовольствием слушала мой рассказ о произошедшем на ристалище...

— А что было дальше?

— Он победил. Более того, рыцарь настолько впечатлил зрителей, что дамы единодушно пожаловали ему \"дамскую милость\"!

— Что это?

— Ах да, все время забываю, что ты не... Это право участвовать в финале, минуя несколько сражений. В нашем случае это значит, что он будет сражаться с победителями завтрашнего дня.

— И с тобой? — спросила она, слегка бледнея.

— Если я завтра хорошо выступлю, то да. Не переживай, я видел, как он сражается — ему меня не победить.

Жена весело усмехнулась:

— Ну, это мы еще посмотрим. То есть, конечно, я верю в тебя, — быстро исправилась она, — просто не хочу, чтобы ты был излишне самоуверен.

— Победа будет за мной, вот увидишь.

— Увы, не увижу... — мягко улыбнулась Эл.

— Как это?

— Я еще слишком слаба, чтобы завтра присутствовать на сражении.

— Но Эл! — разочарованно воскликнул я. — Завтра же финал!

— Прости, дорогой. Надеюсь, это не последний турнир в нашей жизни.

— Конечно, но...

Но мне жаль, Элайв, если бы ты знала, насколько! Какой смысл мне сражаться на этом турнире, если тебя там не будет?.. \"Ради чести семьи, разумеется\" — услышал я назидательный голос у себя в сознании. Голос, конечно, принадлежавший брату, кто же еще мог сказать такие слова.

— Я не буду тебя уговаривать, но объясни хотя бы, что с тобой происходит?

— Оберин сегодня приводил лекаря, — охотно ответила жена, — тот сказал, что это влияние жары. Как видишь, беспокоиться не о чем.

— Очень надеюсь, — вдруг мне пришла в голову одна мысль. — А может ты... Ну...

— Что?

— Поможешь себе магией?

— Не думаю, что это необходимо.

— Хорошо, Эл, ты можешь не приходить завтра, но сегодняшний вечер ты не пропустишь!

— А что будет сегодня вечером?

— Состязание лучниц, — глаза жены сразу загорелись тем блеском, который появлялся, когда она смотрела на свое оружие или на сильную лошадь. — Да-да, я вижу, что ты хочешь пойти! Я же знаю, что ты тренируешься каждую неделю.

— Откуда?

— Оберин рассказал. Только не сердись на него, это было не так-то просто из него вытащить.

Честно говоря, совсем не просто. Мне пришлось пожаловать ему коня и поклясться, что я не буду использовать эту тайну во вред Эл, только тогда он стал говорить.

— Хорошо, я с удовольствием приму участие.

— Я знал! — воскликнул я, поцеловав жену. Даже жаль, что турнир скоро закончится: придется вернуться к обычной жизни. Уверен, на меня опять взвалят кучу работы... Хорошо хоть не заставят подсчитывать доходы: после того случая, когда я ошибся на двести монет, чем вызвал переполох в казначействе, мне больше не доверяют. И хотя это было давно, брат до сих пор любит мне припоминать, что я оказался неспособен даже к этому.

Стоило мне подумать о брате, как в комнату вошла Анна:

— Позволите?

— Сестра! — радостно воскликнула Эл, и лукаво добавила. — А где же твои цветы?

Я ждал трагичного заламывания рук или хотя бы гордой отстраненности, но вместо этого женщина весело ответила:

— Кронпринц счел их слишком неподходящими к моему платью, разве я могу оспаривать его вкус?

Умеет Анна завуалировать. Иными словами, брат нагнал ее где-то в замке и высказал все, что он думает о ней и о случившемся. Иногда его честность бывает окружающим поперек горла, хотя женщина не выглядит расстроенной.

— А что ты думаешь об этом рыцаре? Ты не знаешь, кто бы это мог быть?

— К сожалению, нет, потому что мне есть, что ему сказать...

— Вы всегда знаете, что сказать, не так ли? — спросил я и тут же пожалел о том, что напомнил о себе.

— Бертран! Вы ведь завтра участвуете в сражении, не нужно ли вам готовиться?

— Нет, миледи, это ждет. Но если вас интересуют сражения, мы как раз говорили о вечернем состязании лучниц. Не желаете принять участие?

— Очень неуместная шутка, ваше высочество!

— А я не шутил. Кто знает, какие скрытые таланты в вас таятся?

Судя по тому, как сузились глаза ведьмы, она пыталась разгадать тайный смысл моих слов, но я ничего такого не имел в виду, честное слово!

Ситуацию спасла Эл:

— В любом случае, мы будем рады тебя там видеть, сестра.

— Мы?

— Я собираюсь участвовать.

— А ты уже достаточно хорошо себя чувствуешь?

— Для стрельбы из лука? Разумеется!

Однако, как и следовало ожидать, Анна не поверила и с упреком посмотрела на меня. Ее взгляд словно говорил: \"Если с Элайв что-то случится, виноват в этом будешь ты\". Конечно, кто же еще?

Вечер выдался теплым и безветренным: идеальная погода для стрельбы. На ристалище были выставлены в ряд мишени, напротив которых стояли дамы нашего королевства. Нужно сказать, что такой вид состязания традиционен для Ферлиберт, ведь наши женщины обучаются стрельбе из лука так же тщательно, как шитью. Однако в этом году участниц было не очень много.

Я снова, как и утром, сидел с Эддардом, который сразу заявил, что не пришел бы сюда, если бы приличия не обязывали его поддержать Беатрис. Интересно, как ей удалось уговорить мужа на это? Она выглядела весьма беззаботно, болтая о чем-то с Элайв на ристалище, пока не началось состязание, кронпринц же был мрачнее тучи, периодически бросая суровые взгляды в сторону Анны, которая, лишившись подруг на сегодняшний вечер, довольствовалась обществом королевы.

Наконец, герольды протрубили сигнал к началу состязания. Леди выстроились перед мишенями и подняли луки, прицеливаясь... Прекрасное зрелище. По сигналу судьи облако стрел взвилось в воздух. Не все достигли цели, но многие. Несколько дам покинули поле под благосклонные аплодисменты зрителей. И Элайв, и Беатрис попали в мишень и продолжали соревнование, правда, я заметил, что жена с трудом сгибает правую руку и часто встряхивает ей, словно обжегшись. Где она могла ее поранить?..

Пока герольды объявляли имена выбывших, я обернулся к брату:

— Объясни мне одну вещь…

— Я только этим и занимаюсь, сколько тебя знаю: объясняю, растолковываю...

Я предпочел пропустить колкость мимо ушей и продолжил:

— Почему ты так злишься?

— То есть?

— Почему ты разозлился на рыцаря Лесного Братства? Он ведь ничего не сделал! Всего лишь подарил ей цветы...

— Всего лишь? Всего лишь?! — воскликнул Эддард, но тут же понизил голос, вспомнив об окружающих. — Даже я не смею дарить ей цветы, чтобы не скомпрометировать, а он... Кто он? Мы ничего не знаем о нем! А она принимает от него дары! Почему ему позволено то, что не позволено мне?

— Ты слишком...

Но кронпринца было не так легко перебить:

— Нет, вот скажи, если бы он подарил эти несчастные розы твоей жене, что бы ты сделал?

— Что ж... — я попытался это представить, однако не увидел катастрофы. — Ты сам сказал, это всего лишь романтик, возомнивший себя воином. Кто бы ни дарил ей цветы, она остается моей женой.

— Но Анна не моя жена! Нет, ты не можешь меня понять...

— Могу. Но думаю, что тебе стоит быть осторожнее. Если твоя тайна будет раскрыта...

— То что? Что они мне сделают?

— Ты говоришь, как король, Эддард, но ты пока только кронпринц. Тебе нужно искать союзников, и чем больше их будет, тем лучше.

— Я не нуждаюсь в твоих советах.

— Как всегда.

От неприятного окончания разговора нас спас внезапно подсевший ко мне Доран:

— Я ничего не пропустил?

После того, что выяснилось утром, я смотрел на Дорана другими глазами. Хоть Эддард и спокойно относился к измене своей жены, но все-таки это было бесчестно. И сэр Ридвелл, которого я считал одним из лучших рыцарей королевства, благородный и смелый, он участвовал в этом!

Однако я не мог высказать все это ему и ответил, словно ничего не случилось:

— Нет, друг, вы пришли вовремя.

— Друг? Ха, посмотрим, как вы будете обращаться ко мне после финала!

— А почему я должен хуже относиться к проигравшему?

— Вы себе льстите, принц!

— Представьте, я вынужден льстить сам себе, потому что больше никто этого не делает.

Доран в ответ лишь рассмеялся, но был прерван Эддардом:

— Позвольте узнать, сэр Ридвелл, за кого вы болеете? — спросил он, кивком указав на ристалище. Доран сразу как-то сжался:

— За Беатрис Фернеол, ведь она наша будущая королева, — не сразу ответил он.

— Как и я. Приятно осознавать, что вы в этом не одиноки, не так ли? — спросил он, многозначительно и в упор посмотрев на рыцаря.

Я чувствовал себя неуютно, сидя между этими двумя. Брат пользовался робостью рыцаря и его чувством вины, чтобы откровенно потешаться над ним, а я предпочел наблюдать за состязанием. Участниц становилось все меньше и меньше, но Эл и Беатрис держались.

— Боюсь, благородные сэры, что моя жена возьмет приз, и Беатрис придется довольствоваться вторым местом, — сказал я обоим.

— Не торопите события, Бертран! — запальчиво ответил Доран. — Леди Беатрис очень метко стреляет, и я...

— О да, чрезвычайно метко, — перебил его брат, с мрачным удовольствием глядя на ристалище.

Доран никак не мог решить, то ли ему рассердиться, то ли смутиться, и выбрал промежуточный вариант — он покраснел, но продолжил:

— Так вот, я знаю ее с детства, и знаю, что она уступит в своем искусстве разве что мужчине.

— Несмотря на мою искреннюю любовь к жене, — вмешался Эддард, — вынужден признать, что леди Элайв довольно хорошо владеет оружием. Для женщины, разумеется. Так что интрига сохраняется.

— Вот увидите, господа, что вы ошиблись, — упрямо продолжал гнуть свое Доран.

— Главное, не ошибитесь вы завтра на ристалище, — почти отеческим тоном заметил брат, но звучало это угрожающе.

Рыцарь предпочел не отвечать и сосредоточился на лучницах. Беатрис и Элайв продолжали побеждать других, тем не менее, не обходя друг друга. На ристалище оставалось не более пяти человек, однако для всех уже было очевидным, что главная борьба развернется между супругами принцев. И это не мои слова, а одного из наших соседей, какого-то малознакомого лорда.

— Хорошо, что это состязание неопасно, не хватало еще, чтобы мы допускали ранения среди женщин, — внезапно сказал Доран.

— Не переживайте, сэр, ничего с нашей, — кронпринц сделал акцент на этом слове, — Беатрис не случится.

Рыцарь ничего не ответил, но я заметил, что он положил руку на рукоять меча. Плохой знак.

Однако пока мужчины препирались, на ристалище остались только Элайв и Беатрис. Они улыбались друг другу и о чем-то шутили вполголоса, но настроены были серьезно. Судьи оставили только одну мишень, которую поставили как можно дальше. Кто попадет в центр, тот и победил. Трибуны затихли, даже с лица Эддарда пропало это насмешливо-скучающее выражение... Интересно, на чьей он стороне на самом деле?

Первой стреляла Беатрис. Она долго прицеливалась, и даже нам, с трибун, было видно, что у нее дрожат руки. Наконец, выстрел — стрела вонзилась чуть правее центра, обозначенного черной точкой. Раздались громкие аплодисменты, зрители поддерживали будущую королеву. Теперь пришла очередь Элайв. Она около минуты разминала руку, прежде чем поднять лук. Жена почти не целилась: не прошло и секунды, между тем, как она взяла стрелу и выпустила ее. Острие вонзилось точно в черную точку. Люди разразились приветственными криками. Эл неловко обернулась на трибуны и смущенно улыбнулась, словно забыла о существовании зрителей. Герольд выкрикивал имя победительницы, а я повернулся к Дорану:

— Ну, что я говорил?

— Да, Бертран, вы оказались правы, зря я сомневался...

Но Эддард благодушно заметил:

— Нет, вы были по-своему правы. Кем бы вы были, если бы предали свою даму?

— Вам лучше знать, — впервые за вечер смело ответил Доран.

Маргери Фернеол

Поистине, день закрытия турнира причинил мне много хлопот, чего я совершенно не ожидала — обычно этот день являет собой само воплощение мира, веселья и отдыха. По крайней мере, каждый из ежегодных турниров Ферлиберт, которые я видела (а их насчитывается не менее двух десятков), был таким. Кроме этого.

Да и обычной радости от грандиозного празднества я не испытывала, да и неудивительно — в этом году трое моих детей в одночасье меня покинули, обзаведясь собственными семьями, и я чувствовала себя… это не описать словами, но, скажем так, — опустошенно. Не сказать, что одиноко, о нет, но кто опишет чувства матери, внезапно понявшей, что ее маленькие дети — уже не маленькие, уж точно не дети, и даже не совсем ее — а принадлежат новоприобретенным супругам.

Впрочем, сыновья… сыновья были рядом, да и не следует женщине печалиться об их взрослении — это в порядке вещей, когда юноша становится мужчиной, а вот дочь…

О дочери я тосковала, так сильно, что и сказать нельзя — до слез, до зубовного скрежета. Как она там, одна, в чужом королевстве?

Недавно я побывала в Терравирис — но не смогла увидеть ее. Думала перехитрить девчонку Эстер, но она оказалась настолько коварной, что, сама того не ведая, перехитрила меня саму, заявив, что они с сестрой в королевстве персоны нон-грата, и нельзя даже словом выдавать наше присутствие королю. Так мне не удалось повидаться с дочерью, ради которой, я собственно, и затеяла эту «проверку».

Уж не думаете ли вы, что я и впрямь хотела получить подтверждения дворянскому титулу сестер Файтер? Ничуть. Я прекрасно знала, что они не сестры, более того, я знала и то, что так называемая Анна Файтер — на самом деле графиня Эстер… но это совершенно неважно. Так или иначе, хитрая бестия вольно или невольно нарушила мои планы, не позволив мне увидеться с Катрионой. К тому же, отправляясь в Терравирис, я лелеяла надежду уладить отношения с королем Тирионом. Ведь был такой повод!

Возможно, если бы все сложилось иначе, король и королева еще недавно враждебного государства наконец-то нарушили бы негласное правило, и явились на наш турнир… все было бы, как раньше, Катриона была со мной, а я не мучилась от тоски и одиночества, точно старая волчица, у которой охотники для забавы отобрали ее последнего волчонка, не в силах ничего изменить.

Но и сама Катриона тоже хороша — неужели было так сложно уговорить своего супруга, чтобы он позволил ей приехать к матери? Неужели тоска — это все, чего я заслуживаю, после всего, что я для нее сделала?

Впрочем, ничего не поделать — и этот турнир я впервые за десять лет провела без моей Катрионы. Тягостное, скажу я вам, впечатление. Я поминутно принималась искать ее глазами — а не находя, чувствовала странный холод и отстраненность — как скупец, у которого украли его величайшее сокровище. Впрочем, как говорила одна умная женщина — у сильных духом нет места сентиментальности, но тут я была склонна с нею не согласиться — если для того, чтобы быть сильной, мне нужно вычеркнуть из сердца мою девочку… позвольте, в таком случае я лучше буду слабой. Тем более, я и так осознанно сделала все для того, чтобы она была от меня далеко — и вот, дочь добилась желаемого, выйдя замуж за короля Тириона не без моего потворства. Она, наверное, счастлива, а я отчего-то виню себя за это — глупо и нелогично, но я бы предпочла быть рядом с ней. Да кто же мне позволит?

Наверное, это все пресловутый материнский эгоизм, но я принципиально не желала делить мою дочь, мою любимицу, с кем бы то ни было.

Нет, умом-то я все понимала, что дети не могут быть с нами вечно, что дети вырастают — у них, в конце концов, есть собственная жизнь, и мать не может, попросту не имеет права прицепить дитя к собственной юбке. А, откровенно говоря, хотелось бы.

Но я желаю своим детям только лучшего — и будущее двоих из них не внушает мне опасений.

Катриона уже королева, Эддард когда-нибудь станет королем (но я стараюсь об этом не думать — не хочу терять Генриха… если о беде не вспоминать, может, и она о нас забудет? Нет, и думать не желаю!) — словом, двое моих детей уж точно будут счастливы, хотя не мне объяснять, как тяжела ноша монарха. Но власть дает силу, а сильный человек способен на все — или хотя бы на большее, чем другие.

За старшего сына и младшую дочь я относительно спокойна… а вот средний сын — это другое. Слишком мягок, слишком беспечен, чтобы держать в руках реальную власть — однако же и слишком горд, чтобы склоняться. Что-то из него выйдет в будущем?

Бертран не оправдал моих надежд — он вообще в последнее время живет исключительно по велению своей излишне легкой головы, принимая совершенно сумасбродные решения. Я милостиво закрываю на них глаза, — сын все-таки! — а он, видимо, вообразил, что может творить все, что захочет.

И в кого он такой?

Лукавить не стоит — иногда в Бертране я с ужасом узнавала себя — такой, какой я была раньше. И мне это категорически не нравилось — ведь в свое время мне пришлось круто измениться, и не сказать, чтоб это было так уж приятно. Бертран пугал меня — я не хотела, чтобы и ему пришлось, как и мне однажды, себя сломать.

Впрочем, время покажет.

Ах да, о чем это я? Окончание турнира меня неприятно удивило, и это еще мягко сказано — а точнее, не столько само окончание, как мой собственный сын, наследник престола, человек, на которого я, а вместе со мной и все королевство, возлагало столько надежд! Мой собственный сын, однако же, повел себя совершенно неожиданным образом — он не проиграл сражение, о нет, (хотя, я теперь думаю, что это было бы и к лучшему), нет, он совершил нечто, во много раз худшее, он...

Зря я, наверное, винила Бертрана в своеволии — оказывается, отнюдь не он один этим отличается, по правде говоря.

Но обо всем по порядку.

Отличительной чертой моего старшего сына была способность педантично следовать правилам, что я в нем, признаться, ценила больше всего остального. Эддард имел врожденное чувство справедливости и всегда неукоснительно следовал своему долгу, делая все, что от него требовалось, как от будущего короля. Много лет я была уверена в нем, зная, что если мой сын что-то должен сделать — он выполнит это любой ценой. Эддард был спокоен, выдержан — а если временами и жесток, то это только оттого, что он предъявлял к другим столь же высокие требования, как и к себе самому.

Но все изменилось, как только он встретил эту девчонку — о нет, что вы, я не о Беатрис, я об Анне. Именно ее, и никого другого, стоило винить в том, что Эддард стал поистине непредсказуем, да что там, он переменился настолько, что в этом человеке было сложно узнать моего прежнего сына. Нет, он остался таким же прямолинейным и упрямым, таким же требовательным к себе и другим, таким же сильным, но порывистым мальчиком, гордым, благородным… да вот, кажется, чувство долга в нем несколько изменилось, сместившись в совершенно другую сторону — разумеется, в сторону этой брюхатой девчонки Эстер. Я бы сказала, что она его приворожила… но к чему лгать? Мой сын, следовало признать, и сам с этим неплохо справился.

И я ничего с этим поделать не могла. Выкинуть девчонку из дворца — пыталась, отдалить ее от сына — пыталась, даже для этого сделала ее своей приближенной, занимая по мере сил все ее время — чтобы на интрижки и минуты не оставалось. Я даже женила сына на очаровательнейшей дочери лорда южных земель, кроме политической подоплеки, надеясь, что семейная жизнь заставит его взяться за ум. А ведь был вариант женитьбы на принцессе Августине, более выгодный, кстати, — но на нее же без страха не взглянешь, а я ведь надеялась, что Эддард сможет полюбить свою будущую жену!

Но все мои попытки пошли прахом.

Несмотря на то, что мне частенько хочется ее отравить, девчонка Анна все еще во дворце, и до меня доходят слухи, что она смеет иногда встречаться с Эддардом, а сам сыночек даже и смотреть в сторону собственной жены не желает.

И это будущий король, который должен своим поведением подавать пример своим подданным — но как на него влиять, я совершенно не представляла.

Да мне, по сути, этого и не требовалось никогда — мой сын всегда был послушен, и навязывать ему свою волю мне и вовсе не было смысла — то, чего ждала от него я, автоматически становилось и желанием моего мальчика. Он в этом плане был идеальным ребенком.

Но теперь вышло так, что впервые наши желания разошлись, и я совершенно не представляла, что мне с этим делать — Генрих, правда, советовал закрыть мне на все глаза, и ждать, когда мальчик сам остынет… Но я понимала, что все ожидания будут напрасны — о нет, Эддард не остынет, ни за что и никогда, он в своем упрямстве способен идти до конца.

Как жаль, что я слишком хорошо знаю собственного сына и не могу слепо довериться надежде, что все когда-нибудь образуется.

А ведь девчонка когда-нибудь его погубит — разве могу я это допустить? Смотреть, как гибнет собственный сын, от рук какой-то чертовки, я не намерена. Должен, обязательно должен быть какой-то выход, стоит лишь внимательней присмотреться — и, кажется, я его обнаружила.

Радует только то, что сама Анна, видимо, не растеряла последний скудный умишко, и не очень-то рвется в объятия Эддарда, не знаю уж, по каким соображениям — может, сугубо меркантильным? Хотя… не думаю, что ей нужны титулы и деньги — благодаря моему глупому сыну, женившемуся на ее «сестричке», та ни в чем не нуждается. Я и в самом деле плохо понимала Эстер, но думаю, не приходилось сомневаться, что она прекрасно сознает, что может вертеть моим сыном, как хочет — но почему она не воспользуется им? Возможно, ждет, пока в его руках окажется реальная власть?

Раньше я думала, что дело всего лишь в глупости девчонки, но, как выяснилось, я плохо знала, потому что сегодня ей удалось меня удивить, не меньше, чем Эддарду, выказав неплохую способность соображать — а по виду и не скажешь, что она способна на мыслительные действия. Я вообще-то была уверена, что прекрасно разбираюсь в людях, да и неудивительно… но сегодня оказалось, что люди иногда способны раскрываться для меня с неожиданной стороны.

После ожидаемой победы на турнире Эддарда, в которой я, собственно, и не сомневалась, (о том, как и кого он победил в финальном сражении, и вспоминать не хочется — до сих пор успокоиться не могу от такого «сюрприза») трибуны замерли, ожидая самого интересного события — выбора королевы любви и красоты, которой, разумеется, должна была стать Беатрис.

Каково же было общее потрясение, когда он сложил оружие… к ногам Анны Эстер!

Перед моими глазами в одно мгновение пронеслись все возможные варианты такого позора — с лорда Эллиота станется после такого развязать войну — оскорбления единственной дочери он явно не потерпит, а еще… тысячи образов, один ужаснее другого, услужливо нарисовало мне мое воображение, и я схватилась за сердце.

Но, к моему удивлению, девчонка, и сама немало потрясенная, не растерялась. Вскочила, начала что-то лопотать о том, что это сама Беатрис из жалости к ней, несчастной, заставляла (надо же придумать такое) Эддарда отдать титул бедной вдове, поскольку у той нет никаких радостей в жизни. Но поскольку она недостойна, то не может принять такой смелый подарок.

С неожиданной стороны пришла помощь, нечего сказать!

На трибунах облегченно заголосили, приветствуя великодушие новой королевы, а картинка перед моими глазами понемногу прояснилась — сейчас главное, чтобы лорд Эллиот оказался столь же доверчив. В любом случае, мне предстоял с ним нелегкий разговор, и, тяжело вздохнув, я, как только смогла, тут же поспешила к нему.

— Приветствую вас, ваше величество, — произнес мужчина, и я перевела дыхание — он чуть улыбался.

— Добрый день, лорд Эллиот. Мне нужно с вами поговорить об этом... Происшествии.

— Ваше величество, не надо слов — я еще раз убедился, что доброта моей дочери не имеет границ! — рассмеялся он.

— Я всего лишь хотела выразить вам свое восхищение ее душевными качествами — это целиком и полностью ваша заслуга, — натянуто улыбнулась я. — Вы прекрасно воспитали Беатрис.

Все обошлось, неужели?

— Но все же я удивлен, что ваш сын пошел у нее на поводу — все же не следует забывать, что именно мужчина должен быть главой в семье.

Я кивнула:

— О, конечно. Просто Эддард так любит нашу девочку, что готов исполнять любые ее прихоти.

Лорд Эллиот притворно огорчился:

— Боюсь, таким образом, она станет совершенно изнеженной.

— Как и положено настоящей будущей королеве, — заключила я.

Очевидно, эта беседа удалась мне легче, чем я ожидала. А вот с Эддардом мне придется разговаривать откровенно, и, боюсь, что на повышенных тонах. На самом деле мне от всей души хотелось бы избежать неприятной беседы с сыном, но кто поручится, что позже он не приведет свою пассию и не скажет, что завел вторую жену, как какой-нибудь султан!

— Я хочу знать, сын мой, что сегодня произошло? — попыталась я начать разговор как можно спокойней. Однако Эддард промолчал, а я, совершенно не представляя, как с ним говорить, с сыном, совершенно чужим, молчаливым сыном, сорвалась на крик:

— Эддард, я прошу... нет, я требую, наконец, объяснить, что вы творите?!

— Что именно вы желаете узнать, Ваше величество? — произнес он медленно и словно бы с усилием.

— О, не притворяйтесь глупцом! Я говорю о сегодняшнем инциденте на турнире!

— А что случилось на турнире?

Я растерялась. Это не мой сын. Это совершенно определенно не мой сын. Его подменили.

— Ваш позор едва удалось замять — такая глупость недостойна будущего короля! — предприняла я еще одну попытку увещевать его. — Вы хоть представляете, чем это могло закончиться? Вы должны думать об интересах государства, а не о собственных интрижках! Вы — будущий король, и…

— Тогда… я не желаю быть королем, матушка.

Эддард с непроницаемым лицом коротко поклонился и вышел.

Я определенно теряла сына.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 20

Антарес

Люди — все же не марионетки, и иногда они поступают так, как нам бы того не хотелось — но ведьме, привыкшей щелчком пальцев добиваться желаемого, этот факт осознать очень непросто. Впрочем, сейчас я не могла щелкнуть пальцами — и меня это удручало, как никогда, — ведь люди, особенно те, которых ты успела узнать и полюбить, — совершенно не похожи на послушных куколок, и их решения не всегда приносят хорошие плоды.

Но как же больно все-таки разочаровываться в людях, которым веришь так безраздельно и безоговорочно, точно самой себе, словно во время боя, когда тебе, уже почти победившему, почти выжившему, наносит удар в спину твой друг. И не знаешь, верить ли глазам, или сердцу — ведь глаза не лгут, но и сердце упорно отказывается признавать такую правду.

Разочаровываясь в человеке, мы невольно виним его в этом своем неудовольствии, но не означает ли это, что мы подсознательно желаем управлять людьми, навязывая им свою волю, желая, чтобы они поступали только так, как нам хочется?

А стоит им отступить от намеченного плана и — смертельная обида? Все так, но что, если то, как поступил человек, то, как он себя повел, не укладывается не только в любезно очерченные тобою рамки, но и в общепринятые нормы чести? Нарушая эти законы, человек наносит обиду самому себе, возможно, даже не подозревая об этом.

Впрочем, не ведьме рассуждать о чести и морали — слишком эта тема зыбкая, ведь само наше существование противоречит этим понятиям, более того, отрицает их. Так с чего я взяла, что могу судить других, когда сама являюсь образцом бесчестья?

Но помимо того, что я все еще являюсь ведьмой, я была и остаюсь человеком — я могу, правда могу испытывать боль, хотя, возможно, это и не сразу заметно. Испытывать боль за себя — и за близких людей, что немаловажно. Близких людей, которых у меня и нет почти — что там, дочка, которая еще и на свет не появилась, сестра с ее непутевым мужем (они же теперь неделимое целое, придется смириться, что мне от парочки никуда не деться), Беатрис… Вот, пожалуй, и все.

Эддарда я намеренно не включаю в этот список — да и какой он мне близкий? Далекий, не совсем чужой человек, к которому у меня хватило ума… нет, глупости… хватило глупости привязаться. А впрочем, ладно — пусть он там будет, хоть так почувствую себя к нему причастной, раз уж по-другому нельзя, ну никак не выходит.

Число небезразличных мне людей так мало — и оттого еще страшнее получить от них удар, которого совершенно не ожидаешь. Для близких людей мы всегда открыты… и тем больнее раны, которые они нам наносят — сгоряча ли, или, напротив, с тонким расчетом.

Но дело даже не в том, насколько глубока причиненная тебе обида, а в том, хватит ли у тебя сил на то, чтобы простить — не со скорбно-великодушным видом, точно жертвуя подаяние, нет — простить по-настоящему, простить искренне? На самом деле, не каждый на это способен, слишком привыкли лелеять мы свои обиды.

Глупец тот, кто считает, будто простить легко, ведь простить — означает забыть всякое зло, которое тебе причинили, забыть непритворно, а действительно вычеркнув из памяти навсегда, насовсем, с тем, чтобы больше никогда не возвращаться к этому моменту.

Это очень трудно — забыть, ведь нужно, по сути, перекроить душу тупыми портняжными ножницами, да сшить заново, так, чтобы и следа не осталось.

Раньше я прощать не умела, слишком тряслась, видимо, над своей душой, воображая, что она не стоит того, чтобы ее рвать ради кого-то — сама я для себя была ценнее, чем другие! Да и немудрено — если твой мир вращается лишь около юного принца, разве можешь ты ценить простых смертных?

Сейчас я училась прощать — пусть медленно, пусть неохотно, но загрубевшая душа поддавалась — и я радовалась этим нехитрым изменениям, — может быть, я когда-нибудь изживу собственный скорпионий яд и смогу, наконец, не опасаться самой себя?

Нельзя жить без умения простить того, кто тебе дорог. Но как, спрашивается, можно это сделать, если один твой близкий человек причинил боль другому?

Как можно простить, если это не твоя обида, но из-за нее ты страдаешь не менее сильно?

Как простить чужую боль, если она для тебя стократ горше собственной? Увы, у меня не было ответа на этот простой вопрос.

Наконец-то наступил последний день ежегодного турнира, чему я, признаться, не могла поверить — неужели мои ежедневные мучения на жаре наконец-то окончены? Неужели все переживания о кронпринце наконец-то позади — он сегодня победит, и…

О, конечно, я не сомневалась, что победа останется за ним — кто же еще был более достоин? Не мальчишка же Бертран, и не пресловутый безымянный Рыцарь, доставивший мне столько хлопот… и минут искреннего веселья (уж очень мне понравилось потешаться над Эддардом).

Единственную конкуренцию ему мог составить только сэр Ридвелл, и, как я подозревала, не только на ристалище, но и в сердце Беатрис — да что там подозревала, я была уверена в этом!

Все же, положа руку на сердце, должна сказать, что лорд Эллиот поступил жестоко со своей дочерью, выдав ее замуж за принца Фернеола. Все же Эддард был не тот, кто действительно нужен милой девочке, и я уверена, ее отец прекрасно это осознавал. Проклятые политические союзы!

Я говорю это вовсе не потому, что мне хотелось бы быть на месте Беатрис, о нет. Просто я видела, насколько она любит Дорана, Ридвелла, насколько опасается своего супруга, и насколько он сам к ней равнодушен. Поистине, не такой участи заслуживает бедная девочка, о нет, не такой. Но нельзя не признать — она хорошая дочь, рас старается примириться с навязанной ей отцом участью.

Но для своей дочери я бы не допустила такой судьбы — впрочем, пожалуй, еще рановато об этом думать, наверное.

…Словом, я не сомневалась в победе Эддарда, и искренне радовалась скорому освобождению от мучений на несусветной жаре. И только одна проблема серьезно омрачала мои мысли — да что там, занимала большую их часть. Эта проблема не отпускала меня все часы, которые я проводила вне дворца.

Разумеется, я имею в виду сестру.

Элайв все еще болела, и, по-видимому, серьезно, если ей не помогали даже ее собственные зелья. И хотя, возвращаясь с турнира, я нашла ее внешне вполне здоровой и даже, кажется, довольно-таки веселой, на последний день турнира она не отправилась вместе со мной, опять сославшись на недомогание.

Эта ее болезнь меня очень беспокоила, если даже не сказать — пугала. В самом деле, что это за недуг, который не может излечить магия?

Наверняка это что-то очень опасное — какое-нибудь ведьмино проклятье… хотя, с другой стороны, откуда Элайв могла именно здесь, в королевском замке Фернеолов, попасть под него. Тут, насколько я знаю, нет ведьм…

Нет ведьм? Ну и глупа же ты, Антарес! А как же та, кто писала мне письма, кто однажды спасла Элайв? «Ты даже не представляешь, насколько я близко, я слежу за каждым твоим шагом», — кажется, так было написано в том письме?!

Что, если Элайв обнаружила ту таинственную ведьму и она сгоряча ее прокляла? Тогда объяснялся и непривычно веселый вид сестры — она… она… возможно, просто храбрилась в ожидании мучительной гибели, не желая показывать мне и Бертрану, как ей на самом деле плохо, как она в действительности мучается!

А я… я посмела ее оставить.

Я едва не развернулась, намереваясь бежать обратно к сестре, как вдруг свежий порыв ветра, налетевший неизвестно откуда, и едва не сбивший с ног, несколько меня отрезвил.

Снова эта глупая, ничем не подтвержденная паника — надо же, я за пару секунд успела вообразить себе целую трагедию, хотя объективных причин для беспокойства у меня явно нет.

Ну, подумаешь, надоело Элайв каждый день кататься от дворца до ристалища и обратно, вот она и изобрела благовидный предлог, чтобы увильнуть — наверное, наконец-то осознала, что турниры, в сущности, довольно скучны… но вот почему она не приехала даже сегодня, если ее муж должен был сражаться в последний раз, и, в теории, даже победить, наградив ее почетным титулом королевы любви и красоты… или Элайв уже не верит в его победу?

Что ж, может быть, это и правильно — может быть, сестра научится, наконец, смотреть трезво на своего супруга?

А может, она и впрямь немножечко приболела… а зелья ее слишком сильны для легкого недомогания… Может быть, она просто не хочет пить то, что сварила собственными руками? Ведь она настолько трепетно относится к своим снадобьям…

Очевидно, волноваться мне не стоило, но непонятное чувство тревоги меня все же не отпускало, и более всего оно походило на дурное предчувствие, но, поднимаясь к своему месту на трибунах, я предпочла его отбросить.

В самом деле — я зря тревожусь, своими страхами я могу, наверное, только приблизить несуществующую пока беду.

С Элайв ничего плохого не случится, это только мои глупые страхи. Так что я задвинула тревоги в дальний угол, решив не думать ни о чем плохом в такой день — солнце сегодня было на удивление нежарким, шум уже не так беспокоил меня (либо я к нему привыкла, либо за целую неделю люди устали бесноваться), и даже королева была на удивление молчалива и спокойна.

Однако она поглядывала на меня с каким-то странным огоньком в глазах и затаенной ядовитой улыбкой, что я поневоле начала опасаться какой-нибудь пакости с ее стороны.

Но пока, кажется, все было в порядке. Я шагала позади королевы, время от времени украдкой переводя дыхание, как вдруг увидела, что место рядом со мной, которое обычно занимала сестра, сегодня не пустовало.

Это был незнакомый мне светловолосый молодой человек, примерно моих лет, довольно приятной наружности. Едва завидев королеву, он вскочил:

— Позвольте вам помочь, леди!

И протянул руку… мне.

Немало удивленная, я все же под строгим взглядом королевы оперлась на предложенную руку, и прошла вместе с незнакомцем к своему месту. Он же, дождавшись, пока усядется и королева, вежливо поклонился, и, как ни в чем не бывало, опустился рядом со мной.

Да что происходит?

Обернувшись, я наткнулась на непонимающий взгляд Беатрис — в ее глазах читался тот же молчаливый вопрос — вместо ответа я лишь пожала плечами.

Определенно можно было сказать только одно — здесь происходило нечто странное, и, судя по улыбке Маргери, происходило не без ее участия… Однако, если ей это действительно нужно, королева сама все объяснит.

Так и оказалось — спустя пару минут напряженного молчания, Маргери его нарушила, нарочито-веселым тоном воскликнув:

— Беатрис, Анна, я же совершенно забыла вам представить нашего гостя!

Анна? Я не помню, чтобы она когда-нибудь называла меня по имени — я всегда была для нее «леди Файтер», а в минуты, когда она решала надо мной поиздеваться, еще и «милочкой»… но не Анной.

Теперь я была совершенно уверена в том, что старуха что-то задумала… ох, не нравился мне этот ее гость, совсем не нравился…

— … позвольте вам представить моего гостя, барона Вимана Лорнелла. Барон, познакомьтесь — это моя невестка, леди Беатрис, и… леди Файтер, наша родственница, обратите особое внимание.

Я натянуто улыбнулась, а тот поспешно вскочил, поклонился, и меня неприятно удивил его цепкий взгляд — ведь по лицу Беатрис он едва скользнул.

Едва кивнув в знак приветствия, я было отвернулась к ристалищу, в ожидании появления Эддарда, но тут же почувствовала чужое прикосновение к собственной ладони. Все же не подавив желание с омерзением отдернуть руку, я тихо спросила:

— Что вам угодно… сэр Лорнелл?

Он располагающе улыбнулся — вернее, попытался: на самом деле, улыбка его вышла какой-то неживой, словно бы искусственной.

— Я вижу, леди Файтер, вы скучаете на турнирах?

Ну да, разумеется, вы это поняли спустя пару секунд наблюдения за мной, и из-за этого вам понадобилось брать меня за руку?! Нечего сказать, вы необыкновенно проницательны, милорд…

Ну, Маргери!..

Ну, ваше величество — кажется, я поняла, чего вы добиваетесь… но это же совершенно невероятно, в моем-то положении… но… это подло, в конце концов!

Едва не скрипнув зубами от злости, я все же ответила:

— Отчего же, сэр? Это крайне интересное зрелище.

— О, вот как? — кажется, он был немало удивлен.

Что, к такому ответу королева не готовила? Нет, все же, несмотря на мою антипатию к Маргери, я думала, что она достаточно благородна для того, чтобы использовать столь низкие методы!

— Кажется, погода сегодня прекрасная, — предпринял еще одно попытку песик королевы. — Вы, вероятно, сегодня чувствуете себя лучше, чем обычно?

И мерзавец с явным отвращением покосился на мой живот — уж выражение лица о многом может сказать, я-то знаю! И вы думаете, чтобы я смогла такое терпеть?!

— Великолепная погода, сэр, для того, чтобы целиком и полностью посвятить себя турниру, — медленно произнесла я, и отвернулась к Беатрис, краем глаза поймав насмешливо-торжествующий взгляд королевы.

— Анна, что происходит? — шепотом поинтересовалась немало озадаченная девочка.

Я покачала головой:

— Вряд ли я смогу вам что-то объяснить, Беатрис — сама знаю не больше вашего.

— Мне категорически не нравится этот барон Лорнелл, — трагическим полушепотом объявила свой вердикт она. — То, как он переглядывается с ее величеством… Знаете, он чем-то похож на… наемного убийцу.

— И много ли убийц вы видели в своей жизни?

Девочка смутилась:

— Нет, но…

Я задумалась:

— А знаете, пожалуй, вы в чем-то и правы…

Беатрис побледнела:

— Неужели вы думаете, что он хочет вас убить?! Это как-то связано…

— О нет, не пугайтесь… Думаю, все гораздо прозаичнее… и хуже, — последний полувопрос я намеренно оставила без внимания, потому что было слишком очевидно, что Беатрис не так далека от истины, как мне того хотелось бы.

— Что вы имеете в виду? — еще более испуганно спросила она.

Я пожала плечами.

— Не могу вам ответить, потому что это лишь мои предположения — которые обычно оказываются очень мало схожими с правдой — это единственная их приятная особенность, надо сказать.

Бой был в самом разгаре — на ристалище сражались Эддард, Бертран, Доран Ридвелл и рыцарь Лесного Братства.

Доран сражался с Эддардом, и мы с Беатрис уже успели немного поссориться, потому что я радостно восклицала, когда ошибку допускал сэр Ридвелл, а Беатрис — наоборот. Хорошо, что рядом с нами не было Элайв, а то мы, вероятно бы, подрались.

Бертран тем временем бился с пресловутым безымянным рыцарем, и надо сказать, был не так плох, как я ожидала. Он вовсю теснил хрупкого юношу, а тот, пожалуй, отбивался как-то вяло, будто щадя — может, опасался причинить вред столь высокой особе? Помнится, в окружении равных он вел себя несколько иначе.

А впрочем, неважно — все равно ни тому, ни другому не стать победителем турнира — основная схватка велась между сэром Ридвеллом и кронпринцем.

Момент был напряженный, и я не отрывала взгляда от ристалища — ну же, еще немного…

Трибуны взорвались ликующими криками, и я в недоумении обернулась — ничего же еще не кончено! Ах да, Бертран все-таки справился с едва оперившимся юнцом, и с торжествующей улыбкой прижимал его к ограждению. Подумаешь, великая честь…

— Леди Анна, вы чем-то взволнованы? — раздался над ухом чей-то незнакомый голос.

Ах да, барон… Я, признаться, совершенно о нем забыла.

— Нет, сэр Лорнелл, ничуть, — холодно ответила я. — Просто турнир настолько интересен, что я не могу оторваться от этого захватывающего зрелища! — последнюю фразу я специально выговорила погромче, чтобы и Маргери имела удовольствие послушать.

Мелочь, а приятно.

— О, надо же, — заметил мой собеседник с плохо скрываемой иронией. — И как же вы думаете, леди Анна, кто же победит?

Я торжествующе улыбнулась:

— По-моему, в этом нет никаких сомнений.

— И все же?

— Разумеется, я говорю о принце. Он сегодня необыкновенно хорош, — закатила я глаза словно бы в восторге, с удовлетворением заметив, как вытянулось лицо Маргери. — Просто неподражаем, я давно не получала такого удовольствия, глядя на него, а ведь встречаемся мы довольно часто!

Барон промолчал, видимо, лихорадочно обдумывая эту мою фразу, и, увы, не нашел ничего лучше, чем спросить:

— Вы, вероятно, говорите о наследнике престола, леди? О принце Эддарде?

Я выдержала значительную паузу, наслаждаясь абсолютно ошалелым видом Маргери, а потом с превеликим удовольствием ответила:

— Ну что вы, как можно! Разумеется, я о принце Бертране, муже моей сестры! Он сегодня необыкновенно смел, не так ли?

Шумный выдох Маргери заглушил смех Беатрис, который, впрочем, тут же оборвался — в то же мгновение трибуны вновь ожили.

Беатрис застонала — Доран Ридвелл лежал на земле. Что ж, довольно ожидаемый исход, надо сказать.

— Не переживайте, Беатрис, кажется, с ним все в порядке, — успокаивающе сказала я, дальновидно не упоминая, с кем именно. И добавила еще тише: — Вы в любом случае стали бы королевой любви и красоты, не так ли?

Но она в ответ на мою шутку лишь страдальчески улыбнулась, наблюдая за поверженным кумиром.

Сражение Бертрана ми Эддарда было очень предсказуемым, и напоминало, скорее, дружескую потасовку — у братьев не было иллюзий насчет друг друга — во всяком случае, мне так показалось. Стоит упомянуть лишь то, что Эддард после окончания боя помог подняться младшему брату с земли.

Трибуны приветствовали ревом своего победителя, но он, вопреки ожиданиям, направился не на трибуны к своей супруге, чтобы наградить ее по праву победителя турнира почетным титулом, а к…

Боже, что он творит?!

Раздался звон металла о щит и трибуны притихли — кажется, этот бой не был последним…

Эддард, пожалуйста, пожалуйста, не надо! Это же всего лишь мальчик, глупый юный мальчик, Эддард, пожалуйста, не надо! Прошу тебя.

Он не внял моим молчаливым мольбам. Но, вопреки правилам, Эддард Фернеол, победитель турнира, вызвал на бой Рыцаря Лесного Братства.

С какой жестокой и холодной яростью он наносил удары этому вчерашнему ребенку, как будто и впрямь хотел убить, а не победить. Какое ледяное презрение выражало его лицо, когда мальчик уворачивался от этих ударов!

Король должен быть терпелив и милостив, но Эддард пока не был королем.

Проклятые белые розы! Если он убьет его, а потом спишет на несчастный случай (кто же будет искать незнакомца, не пожелавшего даже назвать сое имя!), я себе этого никогда не прощу.

Удар!

Еще удар!

И вот рыцарь Лесного Братства уже лежит на земле, прижатый мечом Эддарда. Он поднимает забрало, резким движением снимает шлем…

И я вижу… Я вижу… Разметавшиеся светлые косы.

ЭЛАЙВ!

Я что-то начинаю кричать. Из сумятицы криков различаю невнятный вопль Бертрана… Меня держат…. Я не могу подойти к сестре. ПОЧЕМУ Я НЕ МОГУ ПОДОЙТИ К СЕСТРЕ, И УБЕДИТЬСЯ, ЧТО ЭТО НЕ ОНА???!!!

— Тише, леди Анна, тише, не стоит так кричать! — послышался раздраженный голос. Меня что, Маргери успокаивает? — проплыло в туманной голове.

— Пустите меня, — почти рыдаю я. — Мне нужно к ней. Как она могла? Как ОН мог?..

— Да прекратите вы панику, леди Файтер! — меня немилосердно трясут за плечи (трясти меня за плечи — видимо, уже семейное развлечение у Фернеолов). — Смотрите на ристалище!

— Не могу! Элайв там!..

— Смотреть туда, куда я приказываю, глупая девчонка! — теряет терпение Маргери. — С вашей сестрой все в порядке, она уходит…

Я недоверчиво взглянула туда, куда мне указывали, и сознание у меня несколько прояснилось. Ну, уходит — это мягко сказано, я бы сказала, убегает.

— Мне нужно за ней, — высказываю я очередную просьбу, но и в этом мне отказывают.

— Вам нужно быть здесь. Хотя… ах, уже поздно, — непонятно заявляет Маргери.

Что поздно, почему поздно, для чего поздно?

И тут я замечаю, что сюда направляется Эддард.

Как он мог? Как посмел из-за собственной глупости поднять руку на Элайв? Сначала Ричард, теперь он… но как же он мог?! Как он мог?! — один вопрос повторялся на разные лады в моей голове.

Не сорваться. Не сорваться. Только выдержать эти несколько минут, а потом бежать на поиски сестры. Ну же… еще немного.

И тут я вижу, что он кладет оружие к моим ногам.

Секунд десять я мучительно соображаю, что бы это могло значить, а потом под возмущенный гул трибун сознание неожиданно проясняется. Я вижу схватившуюся за сердце Маргери, и вдалеке — озадаченное лицо лорда Эллиота, отца Беатрис.

Эддарду не простят такого позора. И мне не простят… Нужно что-то предпринять, немедленно, иначе будет плохо всем.

Милая, добрая девочка, за что твой муженек тебя так мучит? Я взглянула на Беатрис — о боги, она радостно улыбалась, — и вдруг меня озарило.

Надеюсь, добрая девочка меня простит.

Я вскочила и завопила так, чтобы лорду Эллиоту точно было слышно.

— Дамы и господа! Прошу вас, не удивляйтесь странному выбору доблестного рыцаря. Я должна… должна кое-что объяснить…

Кажется, я была услышана. Люди, во всяком случае, настороженно замолчали.

— Не далее как вчера я стала невольной свидетельницей разговора между его высочеством, принцем Эддардом, и его супругой, леди Беатрис! — возвестила я. Эддард было открыл рот, но под моим взглядом как-то быстро увял — возможно, чувствуя за собой вину. Так или иначе, врать у меня определенно получалось хорошо, потому что возмущенный гул начал стихать, и я продолжила: — Леди Беатрис убеждала своего супруга отдать титул королевы мне, поскольку я… вдова (тут я позволила себе вздох) и, по мнению милосердной леди, титул королевы любви и красоты может доставить мне некое… удовольствие, когда я так несчастна, а она сама так счастлива! Милосердие леди Фернеол не знает границ, но… — я перевела дыхание, — Я недостойна этого титула, не так ли, дамы и господа? Ведь достоин его не тот, кто несчастен, а кто добродетелен и милосерден! И поэтому я настаиваю, чтобы леди Эллиот отказалась от своего доброго поступка, поскольку я не могу его принять — я недостойна такой доброты!

Да, у меня вышло! Трибуны вновь торжествующе взревели, восхваляя Беатрис, а мне следовало подумать о других, более важных проблемах.

Бросив последний уничтожающий взгляд на источник всех моих проблем, я коротко извинилась перед королевой и помчалась на поиски Элайв. Ну, помчалась… это я, конечно, себе польстила — поковыляла, так будет вернее.

Сердце у меня неистово колотилось, перед глазами все расплывалось, я почти падала… как вдруг кто-то подхватил меня под руку и потащил за собой.

Я было хотела возмутиться подобным поведением, но подняла взгляд и увидела отражение собственной тревоги — за руку меня тащил Бертран.

— Спасибо, — только и могла выдохнуть я. Он молча кивнул, и мы побежали вместе.

Искать Элайв.

Элайв Фернеол

Прочь отсюда! Быстрее! Какой позор, боже, что теперь будет! И что заставило Эддарда снять с меня этот чертов шлем?! Он сказал, что хочет увидеть мое лицо, прежде чем убьет... Что ж, надо бы ему припомнить эти слова. Да какое там! Как я после этого вообще смогу ему в глаза смотреть? А остальным? Маргери, Генрих, Беатрис, Анна, Бертран! Бертран! Бедный мой муж, я так его опозорила! А сестра, она же никогда не простит мне такого риска...

И почему, черт возьми, я думаю об этом только сейчас?! Я была уверена, что со мной ничего не произойдет... Мне казалось, что цель оправдывает средства, но на самом деле я только все испортила.

Пробежав через палаточный лагерь, я остановилась перед начинающимся лесом... Какой соблазн! Они никогда не найдут меня, стоит лишь сделать несколько шагов... Но нет, я не забыла еще понятие долга — перед сестрой и перед мужем. Нужно успокоиться, взять себя в руки...

Да черта с два! Я с грохотом швырнула на землю меч и те части доспехов, что смогла снять самостоятельно. Если бы можно было разорвать их, сломать... Нет, даже магия тут не поможет. Черт, я настолько ничтожна, что даже с этим не могу справиться!

Почему, почему все мои планы рушатся? Почему все благие намерения обращаются бедами? Однажды я хотела спасти Анну — и мы обе оказались в темнице Тириона, а сейчас... Это была моя последняя возможность взять в руки меч, последняя возможность почувствовать себя свободной, почувствовать, что я способна хоть на что-то, а в итоге... Унижение и позор. Я понимаю, что приключения с оружием в руках уходят прочь, и я хотела достойно проводить эту жизнь, а все превратилось в глупый и пошлый спектакль...

Вдруг невдалеке послышались громкие шаги: кто-то шел сюда. Раздались знакомые голоса:

— Анна, позвольте мне...

— Нет.

— Так будет быстрее!

— Я же сказала, нет! Смотрите лучше прямо... Где нам ее искать?

Однако муж заметил меня:

— Сюда! Элайв! Элайв, что...

Но я остановила его жестом. Запыхавшиеся сестра и муж выглядели крайне встревоженными, и чувство вины вновь заворочалось внутри. Дам ему сожрать себя потом, но сейчас нет, рано.

— Тебе нельзя так бегать, Антарес, — спокойно, стараясь контролировать свой голос, сказала я.

— Вот именно, Элайв Файтер, — она даже не заметила, что назвала меня старым именем, — но я бегу, о да, бегу за тобой! Что это было? Объяснись, наконец!

— Объясниться? О чем ты?

— Не испытывай мое терпение, сестра!

— Ничего особенного не произошло, все живы и здоровы...

Принц нетерпеливо топнул ногой:

— Но это могло плохо закончиться, ты понимаешь это?

— Ох, Бертран, не ты ли меня убеждал в безопасности турнира?

— Для мужчин.

— Вот! Вот именно! — напускное спокойствие полетело к чертям. — Я же всего лишь женщина, милорд! Я создана для того, чтобы служить вашим украшением и рожать вам детей, не так ли?

Анна и Берт переглянулись, наконец, муж обиженно спросил:

— В чем ты обвиняешь меня?

— Тебя? Нет, ни в чем. Твоей ошибки здесь нет.

— Так что же это все значит, сестра? — Анна старательно сдерживала эмоции, но это давалось ей нелегко.

— Ты хочешь знать?.. Что ж, изволь. Когда умирает человек, принято устраивать похороны, так вот, только что мы расстались с девчонкой Файтер, которая никак не хотела уступать место леди Фернеол...

— Расстались ли...

— О, в этом можете быть уверены.

— Элайв, ты... Когда же ты, наконец, будешь вести себя, как взрослый человек?

— Куда мне до твоей рассудительности и опытности, сестра.

— Пожалуйста, пойдем в замок, — словно уговаривая ребенка, сказал муж.

— А вы не поняли? Я не могу. Я же теперь покрыта позором, и его свидетелем стало полкоролевства! Как-то теперь ты будешь жить с такой женой, Бертран?

— Уверен, мы сможем это замять...

Анна, не сумевшая больше сдерживаться, воскликнула:

— Как ты могла так поступить со мной?

— С тобой?!

— Ты рисковала жизнью! Разве ты не знаешь...

Это было последней каплей.

— Нет, и знать не хочу! Это моя жизнь, и я буду распоряжаться ей, и никто другой — ни ты, сестра, ни муж, а только я.

Бертран начинал действительно сердиться:

— Ты опять за старое? Никто не покушается на твою свободу!

— Да?! И, тем не менее, ее у меня больше нет!

— И это, конечно, повод идти на ристалище... — со скепсисом заметила Анна.

— Вы не понимаете! Я хотела последний раз взять в руки меч... Никто не должен был узнать.

— Но все вышло иначе.

— Мне все равно, — громко воскликнул муж, — что ты хотела, ради какой идеи полезла в сражение... Тебе там не место!

— Серьезно? Давай, расскажи, где мое место?

В отличие от Бертрана, Анна поняла, что мы коснулись опасной темы, и пыталась одернуть принца, но он был так зол, что не обращал внимания на ее знаки.

— Будь, наконец, справедлива! — продолжал он. — Разве я запретил тебе упражняться с мечом и луком, когда узнал? Нет! Разве я запрещал тебе хоть что-нибудь с тех пор, как мы поженились? Нет! Но это уже слишком! Тебя могли ранить! Я мог тебя ранить, понимаешь ты это?!

— И что бы тогда? Меня не убили, а раны...

— Бертран прав. Не дорожа собой, ты наплевательски относишься к нашим чувствам... — попыталась вставить Анна, но вновь была перебита:

— Ты обвиняешь меня, что я ущемляю твои права? Да назови мне еще хоть кого-нибудь, кто обращался бы с женой так, как я с тобой! Тебе просто не с чем сравнить.

— Если ты думаешь, что я сейчас раскаюсь и попрошу прощения...

— Тебе бы не мешало это сделать.

— Знаете что? Если вы действительно хотите помочь, идите домой. Я не хочу видеть ни одного из вас!

Принц сделал шаг вперед:

— Элайв, пожалуйста...

— Не подходи ко мне, Бертран, стой, где стоишь.

После недолгого молчания, Анна протянула руку к принцу:

— Идемте, ваше высочество, тут мы ничем не поможем.

— Неужели? Спасибо, сестра, наконец-то.

— Я не знаю, что с тобой происходит, но ты явно нездорова. Тебе нужно разобраться с самой собой, только умоляю, не натвори глупостей, как это у тебя обычно бывает.

Однако Берт не собирался сдаваться:

— Ты можешь договориться с Анной, но от меня ты так просто не отделаешься.

— Что это значит?

— Не важно, вернешься ты в замок или нет, я не оставлю тебя одну.

— Боже, неужели я о многом прошу?!

— Нет, Элайв, ты просто не понимаешь. Закрытие турнира, подвыпившие рыцари...

— Ну да, как я могла забыть — ведь все, на что я гожусь, это угождать мужчинам.

— Эл! — возмущенно воскликнула Анна. Что, ваша светлость, не привыкли к подобным словам? А ведь это в порядке вещей там, откуда я родом.

— Опасаешься за мою честь? Думаешь, меч не поможет?

— Как мы сегодня выяснили, победить тебя вполне возможно, тем более в таком состоянии, тем более нескольким людям.

Пока мы говорили, небо заволокло тучами, а если учесть, какая жара стояла последние дни, нас ждет нешуточный ливень...

— Становится холодно... — поежилась Анна.

На жалость давите? И, черт побери, это работает!

— Да будь оно все проклято! — наверное, мой крик был слышен на весь лагерь. — Все! Эта жизнь, этот турнир, все ваши замки со всеми вашими королями и королевами!.. Что стоите? Идите! Я вас догоню. Обещаю, — раздраженно добавила я, заметив их недоверчивые взгляды.

Нужно было отнести доспехи в шатер, где их взял Оберин... Ах да, не мешало бы предупредить мужа, что мальчик тут ни при чем. Если Бертран вообще захочет меня слушать после такого.

Нагрузившись тяжелым металлом, я медленно тащилась вслед за сестрой и мужем, которые тихо о чем-то переговаривалась.

— Тебе помочь? — оглянулся Бертран.

— Справлюсь.

Оказалось, что вопрос был риторическим, и, взяв половину ноши, он спросил, как ни в чем не бывало:

— Куда нести?

Я кивком указала на шатер. Когда мы, все трое, зашли внутрь, оказалось, что мы здесь не одни: кронпринц придирчиво рассматривал свое оружие. Он поднял голову на шум и окинул нас удивленным взглядом:

— Чем обязан?

Мне не нужно было оборачиваться на Анну, чтобы понять, что она тут же вспыхнула.

— Простите, ваше высочество, — опередила я мужа, собиравшегося что-то сказать. — Мы только оставим здесь доспехи и уйдем.

Он жестом пригласил нас, не стесняясь, приступить к своим делам, а сам вернулся к своему мечу.

Когда мы вместе с Бертом свалили железо в углу, и уже собирались уходить, Эддард неожиданно поднялся:

— Постойте, Элайв. Я должен попросить у вас прощения.

— За что?

— Ну как же... Я обещал вас убить, — краем глаза я заметила, как изменились лица сестры и брата. — Правда, тогда я не знал, что это вы, так что теперь беру свои слова обратно.

— Я тоже была неправа, ваше высочество, мне не стоило так глупо шутить.

— Надеюсь, подобного больше не повторится?

— Разумеется, — ответила я с поклоном, и вышла прочь.

Бертран последовал за мной, но Анна... Анна вполне ожидаемо осталась с кронпринцем. Пожалуй, им есть о чем поговорить. А может, он отвлечет ее, и она забудет о моей вине? Ну да, конечно, когда это Анна о чем-то забывала...

Правда был один несомненный минус в том, что сестра нас покинула: я осталась наедине с мужем в очень неподходящий момент. Может, и правда стоит попросить прощения? Пока я придумывала, как бы начать разговор, принц сказал, словно отвечая на мои мысли:

— Я все еще не простил тебя.

— Расскажи хотя бы, в чем я виновата?

— А по-твоему, было мало сказано?

— Тебе наверняка есть, что добавить.

— Изволь. Сам факт твоего участия в турнире не так страшен, но твои мотивы... Если бы ты сделала это от скуки, я бы понял, и даже не стал с тобой ссориться. Но то, что ты сказала... Это, в конце концов, обидно!

Не думала, что мои слова так его задели...

— Что именно?

— Ты абсолютно не ценишь то, что я для тебя делаю! Ты принимаешь это, как само собой разумеющееся, но это не так!

Стало ясно, к чему он клонит, но хотелось услышать, в каких словах он это скажет:

— Продолжай...

— Сам факт нашей женитьбы! Ты знаешь, что я не должен был этого делать? Ты знаешь, что будет, если твое происхождение откроется?

Еще бы мне не знать! Это часто возникало в моих мыслях, и именно этого я боялась:

— Твоя семья будет опозорена, как и ты сам, никто не захочет иметь с вами дела...

— А ты понимаешь, что это значит для королевской семьи?

Я кивнула, не находя слов. Мне все это было хорошо известно, но...

— Бертран, я ценю это. И всегда ценила.

— Неужели? Так вот она, твоя благодарность? Спасибо большое!

Налетевший ветер был очень кстати — можно было не отвечать, пока мы не дошли до более тихого места.

— Если бы я не была благодарна, — тихо сказала я, и это звучало скорее грубо, чем мирно, — ты бы сейчас был мертв.

Это заставило его замолчать на минуту, но поразмыслив, он сказал:

— Мы многим обязаны друг другу, и я не хочу, чтобы все разрушилось в один момент.

Я испугалась хода его мыслей:

— Ничего не разрушено, мы просто не поняли друг друга...

— Боюсь, никогда не поймем, — грустно сказал он, остановившись в воротах замка.

— Бертран!

— Ты всегда будешь обвинять меня в том, чего я не делал. А я всегда буду оправдываться, будто я и правда виновен, при этом невольно попрекая тебя... Нет, я не хочу этого.

— И что же ты предлагаешь?

— Я бы попросил тебя временно занять любые свободные покои в замке, но сейчас, пока гости еще не разъехались...

— Постой! Ты что, выгоняешь меня?

Что же он такое говорит? Нет, это невозможно!

— Ты сама говорила, что не хочешь никого видеть, — едко ответил принц чуждым ему тоном, — так я с удовольствием предоставлю тебе эту возможность.

— Пожалуйста, не делай этого! Прости меня... — я положила руки ему на плечи, надеясь, что это заставит его посмотреть на меня, но нет, это не сработало.

— Прощу, — сказал он, глядя в сторону. — Но не сразу.

— Бертран, зачем ты так...

— А ты? Зачем ты... А ладно, уже неважно.

— Нет, стой! Ответь мне, ты и правда мог бы меня оставить? Бертран!

Но он, не сказав ни слова, убрал от себя мои руки и ушел, не оглядываясь.

Я осталась одна в воротах замка, резной высокий свод давил на меня сильнее низкого потолка избушки. Что же это произошло? Я пыталась понять, осознать, и не могла... Он промолчал. Либо он не захотел сказать \"да, мог\", опасаясь моих слез, либо он не захотел сказать \"нет\", не желая обнадеживать меня. А что если... Если он разлюбил меня? Нет-нет, если бы что-то изменилось, я бы почувствовала, нет, это невозможно. Тогда почему? Я так сильно обидела его?.. Но я не знала. Не хотела!

Бежать за ним, просить прощения? Что-то вроде гордости проснулось в душе, вступив в схватку с чувством вины. Он дал ясно понять, что не хочет меня видеть, так что будет милосерднее дать ему разобраться во всем в одиночестве, но куда деваться мне? На улице мрак и непогода, а я все еще нетвердо стою на ногах...

— Что вы здесь делаете, милая? — услышала я откуда-то сверху. На лестнице стояла Маргери, перегнувшись через перила.

— Решаю, куда направиться, ваше величество, — ответила я, удивленная ее мягким, дружественным тоном. Неужели, после всего произошедшего, остался еще кто-то, кто не винит меня...

— Идемте со мной.

Если и она вздумала отчитать меня... Однако пришлось повиноваться, и отправиться за ней.

Королева привела меня в свои покои. Чем же я удостоилась такой чести? Нет, я не могу больше слушать упреков, лучше сразу сказать все самой:

— Ваше величество, я понимаю, что виновата, что это было глупо... Я искренне раскаиваюсь и прошу прощения. Если бы я могла как-то искупить свою вину…

— О какой вине вы болтаете? Сядьте и успокойтесь.

Нужно признать, это было неожиданно. Поклонившись, я заняла предложенное мне место, а Маргери села напротив. Она около минуты смотрела на меня, ничего не говоря, чем немало меня смутила, но потом, словно спохватившись, воскликнула:

— Вы так бледны, моя девочка! У меня есть кое-что, что поможет вам восстановить силы.

Моя девочка?.. Что все это значит? Сегодня все перевернулось с ног на голову: упреки Анны, обида Бертрана и доброта Маргери... А еще это странное тянущее чувство внутри... Я либо сойду с ума, либо лишусь чувств.

Женщина достала из шкафчика какую-то настойку, и, вылив ее в кубок, протянула мне:

— Это должно помочь.

Закрыв глаза, я вдохнула аромат напитка, и тут же перед моим мысленным взором предстали выскобленный стол, стены, увешанные пучками сухих трав, лес за крошечным оконцем... Я мгновенно узнала этот запах. Мария любила пить эту настойку в дождливые дни, а иногда заставляла и меня сделать несколько глотков. Но как...

— Откуда у вас это варево, ваше величество?

Королева заметно смутилась, но быстро взяла себя в руки:

— Я покупала его у одной женщины... Вы знаете, иногда я, одевшись во что-то скромное, люблю прогуляться по городскому рынку, там я и встретила эту торговку, продающую различные снадобья. Правда, давно я ее не видела...

— И никогда больше не увидите, — тихо сказала я, с трудом сдерживая вдруг подступившие слезы.

Слезы? Откуда? Это было давно, я уже не единожды оплакала Марию, так почему сейчас?.. Обморок, слезы… Только что я сражалась, а теперь готова разреветься как девчонка! Скажите, наконец, кто-нибудь, что со мной? Небеса или преисподняя, все равно, только скажите!

Когда я сумела справиться с собой, и поднять взгляд, то увидела в глазах королевы жалость... Это отрезвило меня. Я не позволю этой женщине жалеть себя! Нужно уходить.

— Благодарю вас за внимание, ваше величество, но мне...

Едва я поднялась, как поняла, что не смогу сделать ни шагу.

— И куда же вы пойдете? — спросила она, заметив мое состояние. — Выпейте хоть глоток... — попросила она мягче, усадив меня обратно.

Я послушалась, но стало только хуже: жидкость отдавала чем-то неприятным, меня вновь замутило, как тогда, перед потерей сознания. Плохо, очень плохо...

— Простите, ваше величество, но ваша настойка не помогла.

— Что ж, это бывает... А не попробовать ли вам...

Она снова пошла к своему шкафчику, но для меня уже было достаточно экспериментов:

— Право, не стоит, ваше величество...

Королева задумчиво крутила в руках какой-то пузырек, но решившись, предложила его мне:

— Хуже вам точно не станет, ручаюсь за это. Но было бы очень любопытно проверить...

Ее нерешительность и странные слова навели меня на подозрения... О боже, Эл, прекрати немедленно! Тебе дай волю, и ты за каждым углом будешь видеть врагов и отравителей. Так нельзя.

Я приняла отвар, и на этот раз королева угадала правильно: приятное тепло пронизало меня до кончиков пальцев, в голове все прояснилось, а ноги перестали быть ватными...

— Благодарю, так действительно лучше!

Маргери ответила мне удивленным взглядом, но потом я увидела то ехидное выражение лица, которое мне было так хорошо знакомо.

— А раз лучше, то теперь мы можем поговорить... Что у вас произошло с Бертраном?

— Ох, ваше величество... Это все из-за турнира, зря я туда полезла...

— Я бы больше удивилась, если бы вы этого не сделали.

— Что, простите?

Она взяла меня за руки, и это был такой естественный и дружественный жест, что я даже не сразу удивилась:

— Он вас простит, милая, и очень скоро, поверьте умудренной опытом женщине.

— Но мне нужно как-то с ним жить, пока он этого не сделал!

— Так же, как прежде. Он бывает упрям, это правда, но не с вами.

— Ваше величество, вы...

— Нет, не перебивайте. Ведите себя так, будто ничего не случилось. Будьте так же внимательны и нежны, как обычно, этого достаточно. А там все уляжется само собой...

Наблюдая за ее дружеским, почти материнским поведением, я вдруг поняла причину всего этого: королева слишком скучала по дочери, и не придумала ничего лучше, чем перенести свою заботу на меня. Странный выбор, честно говоря, но кто знает, что творится в душе у этой женщины...

Антарес

Едва мы с Эддардом остались одни, как между нами воцарилась неловкая тишина. Он угрюмо молчал, я тоже не смела открыть рот… Но поговорить нам было нужно, без сомнения… только вот как начать этот неприятный разговор, я не знала. По правде говоря, мне хватило и выяснения отношений с Элайв — уж очень неприятная процедура эти «выяснения отношений»!

Подняв, наконец, взгляд на кронпринца, я поразилась выражению затаенного ожидания в его глазах и в первую секунду даже озадачилась этим — а потом до меня дошло, и я едва не застонала. Ах, я идиотка, гусыня глупая…

Да ведь я же впервые осталась с ним наедине по собственной воле — и более того, по своей же инициативе! Представляю, что могло прийти ему в голову. Хотя нет, даже не желаю представлять, хватит с меня.

Я откашлялась.

Он вежливо ждал.

А у меня от этой тишины внезапно затряслись руки: вся та гневная речь, что я приготовила, мигом вылетела у меня из головы. Что же я сказать-то хотела? Ах, да — Элайв. И как прикажете мне говорить, когда он стоит вот так — поза небрежно-расслабленная, на губах — легкая полуулыбка, а в глазах — ведьминский шабаш?

Тут и дышать-то сложно, не то что говорить…

Наконец, кронпринц заметил:

— С вами, леди Файтер, и молчание меня устраивает, но, думаю, вы сами остались здесь не за этим, не так ли? Или я ошибаюсь?

Я вспыхнула. Но, однако же, как жаль, что слишком часто словами мы невольно нарушаем то хрупкое равновесие, которое так редко можно почувствовать в этом безумном мире. Впрочем, я снова окунаюсь в нелепую сентиментальность — как оказалось, она всегда необходима и достаточна для того, чтобы рухнуть в пропасть. К черту. Довольно.

— Не ошибаетесь, ваше высочество, — сухо (ох, и нелегко же дался мне этот тон) произнесла я.

Эддард улыбнулся — победно, дав мне еще один повод обругать себя — ох, и дура же ты, Анна Эстер! — и поинтересовался, даже не пытаясь скрыть счастливые нотки в голосе:

— Итак… и о чем же вы хотите со мной поговорить?

— О моей сестре, — возмущенно заявила я, тем не менее, с легким раскаянием наблюдая, как истаивает в серых глазах ожидание, сменяясь удивлением, разочарованием и злостью:

— О… вот как? — протянул он насмешливо.

Я сердито кивнула:

— Именно так, ваше высочество. А вы ожидали чего-то другого?

— От вас невозможно ожидать ничего другого, кроме упреков, — угрюмости его голоса мог бы позавидовать и каркающий кладбищенский ворон. — Впрочем, к делу. Что там с вашей сестрой, леди Файтер?

Ну, это уж слишком!

— И после всего, что вы сделали, вы еще задаете такой вопрос? — вскипела я, и, забывшись, подступила к нему на шаг. — Это…возмутительно!

Эддард смерил меня удивленным взглядом:

— Если мне не изменяет память, то я, не далее как несколько минут назад, принес свои извинения леди Фернеол.

— И вы думаете, что этого достаточно?! — выдохнула я. — Да вы едва не убили ее, ваше высочество, и теперь говорите, что извинениями искупите свою вину?

Эддард нахмурился:

— А что я еще могу?

— Вы…

— Если хотите, можете вызвать меня на поединок, — тихо рассмеявшись, с иронией предложил он. — Правда, если ваш меч будет так же остер, как ваш язык, я бы, по правде говоря, побоялся скрестить с вами клинки, Анна.

— Сейчас совершенно не время для глупых шуток, ваше высочество! — возмутилась я.

— О, понимаю, — заверил он меня. — Так чего же вы от меня хотите в таком случае, леди Файтер, позвольте узнать?

— Я считаю, что простых извинений тут явно недостаточно, — промямлила я. В самом деле, и чего я добиваюсь этим идиотским разговором? Я что-то требую от кронпринца? Серьезно? Бежать, бежать немедленно, прочь от этих холодных глаз, прочь от веселой улыбки и ироничного голоса… Да вот только разве получится убежать от себя самой? Несмотря на все мои попытки убедить себя в обратном, что-то мне подсказывало — не убежишь и не скроешься.

— Понимаю. Тогда, я, пожалуй, разрешу моей милой родственнице участвовать во всех последующих турнирах. Учитывая, что все мужчины-рыцари будут ее щадить, быть Элайв Фернеол победителем турнира…

Я схватилась за сердце:

— Вы что, серьезно?

Эддард снова рассмеялся:

— Ну-ну, не бледнейте так, Анна — это всего лишь шутка.

— Значит, быть Бертрану королевой любви и красоты? — против воли улыбнулась я. — О, думаю, он прекрасно справится с этой ролью…

И осеклась, увидев, как мгновенно посуровел кронпринц. Да, мне определенно не следовало ему об этом напоминать.

Эддард сжал зубы:

— О, да. Прекрасно, что ты напомнила, Анна.

Я задохнулась от возмущения. «Ты» мне говорил только Ричард, и никто больше. Ну так, простите, Ричарда я знала всю свою жизнь, а тут…

— Простите, ваше высочество, — подчеркнуто спокойно начала я. — Вероятно, я вас неправильно расслышала…

— ТЫ все правильно расслышала, — огрызнулся Эддард. — Когда ты, Анна, наконец, перестанешь притворяться?

— Я не притворяюсь, ваше высочество. Ни перед кем, — тихо сказала я. — А вам все же следует держать себя в руках.

— Ни перед кем, значит? А как же я? А как же ты сама? — почти беспомощно спросил он. — Как же мы, в конце концов? Другие… не поймут, я знаю, но себе зачем лгать? Хоть на этот вопрос ответь честно, Анна! Хоть раз — но правду.

— Хотите честно, ваше высочество? Ну, если так, то… что ж — извольте. Так вот вам один, но честный вопрос. Видимо, другие женщины, которые вам встречались до меня, себе не лгали, и вам тоже? — ядовито заметила я. — Я уже не спрашиваю, сколько их было…

— Ты меня винишь за неверность тебе? До того, как я тебя узнал… — попытался возразить Эддард, но я нетерпеливо отмахнулась — мне важно было проговорить мысль до конца, иначе — испугаюсь и замолчу, и эти слова уже не смогут выйти наружу, задушенные сомнением, не прозвучат. А ведь они были очень важны, я это чувствовала, как никогда.

— Я сейчас совсем не об этом, но… Если несложно, ответьте же мне, кронпринц Эддард, будущий король, ответьте честно! Где все эти ваши «честные» женщины, куда они от вас подевались? Их же было так много… и наверняка каждой вы клялись в вечной любви. Так где же она, эта вечность? Молчите? Что ж, вам легко повторять — «честно-честно-честно…» — но почему-то, ваше высочество, сдается мне, что вы, в отличие от меня, совершенно не понимаете значения этого очень простого слова, — с болью усмехнулась я на выдохе этой длинной тирады.

— Они были до тебя. А это совершенно другое, — глядя в сторону, заявил он.

Ну да, как же. Я просто особенная, наверное, потому что счастливым числом иду — семьсот семьдесят седьмая на очереди, вероятно.

— А теперь вспомните, сколько раз вы уже повторяли эту фразу.

Он повернул ко мне искаженное злобой лицо:

— Но к ногам ни одной из них я не клал своего оружия!..

— … едва не доведя королевство до братоубийственной войны, — докончила я.

Эддард вскинулся:

— Предположим. Но тебя это совершенно не должно касаться.

— Отчего же? По-моему, такие ваши действия, ваше высочество, меня касаются в первую очередь, разве не так?

— А если я вырву из груди, и к твоим ногам положу свое собственное сердце, ты тоже будешь кричать, что оно гадкое, потому что пульсирует неостывшей кровью? Или нет — знаю, ты скажешь, что выдирать сердца не по правилам? — горько улыбнулся он. — А если я так хочу? Хочу подарить тебе сердце — гадкое, красное, дрожащее, полумертвое — на последнем издыхании хочу сложить оружие и преклонить колено?! И…

— Это неправильно, — бессильно пробормотала я. — Это совершенно невозможно, как вы не понимаете?! Это…

— Ну вот, ты опять, — вздохнул Эддард. — Ты, Анна, меня совершенно не понимаешь… да я тогда все тебе отдать готов, а ты это с такой легкостью отвергла, втоптала кусок мяса, сердцем зовущийся, в пыль! «Я недостойна»… А кто, по-твоему, достоин?!

— Беатрис, ну или Элайв, если бы победил Бертран… В любом случае, это была бы не я — потому что это решительно невозможно.

— И снова Беатрис, если бы победил Ридвелл, — невесело рассмеялся Эддард. — Как думаешь, она бы стала отказываться в таком случае, если бы победил сэр Доран?

— Это совершенно другое, — отвела я глаза в сторону.

— Отчего же? Хотя…

— Я всего лишь имела в виду, что они знакомы с детства, — торопливо оборвала его я. — И никого бы не удивило, что сэр Ридвелл выбрал ее — как единственную знакомую.

Эддард усмехнулся:

— Нет, ты положительно меня не слышишь. Вот скажи мне, отчего для тебя так важно мнение окружающих? Кажется, я уже не впервые задаю тебе этот вопрос, и, признаться, уже почти отчаялся получить на него ответ — ну вот как мне тебя понять?

— А понять меня очень просто, ваше высочество — и я не виновата, что вы сознательно не желаете замечать очевидных фактов. Ведь, как говорил ваш брат, вы привыкли всегда следовать правилам, разве не так? Где же это, куда исчезло это ваше пресловутое умение?! Но, может быть, вы и мне позволите поступать так же? Почему я не могу иметь свободу поступать так, как я считаю нужным?

Эддард вздохнул.

— Потому что то, что ты считаешь свободой — и есть настоящая клетка, в которую ты добровольно себя запираешь. А я — будущий король, и мой долг — эти клетки разрушать… И потом. Настоящая любовь не признает никаких правил, не забывай об этом.

О нет. Он произнес это слово.

— Только если она настоящая, — помедлив, откликнулась я.

Он прищурился:

— Ах да, я совершенно забыл. Ведь вы готовы счесть настоящим любое притворство, лишь бы оно исходило не от меня!

Я непонимающе взглянула на кронпринца:

— О чем вы, ваше высочество?

Эддард вспылил:

— Как будто вы не понимаете.

— Простите, ваше высочество, но нет, — пробормотала я, все еще немного ошарашенная переходом нашей беседы от чувств к банальному скандалу. Впрочем, это же Эддард Фернеол — и мне давно следовало бы к этому привыкнуть.

— Я говорю о Лорнелле! — с омерзением выплюнул Эддард. — Уж вы должны его запомнить, не так ли, леди Файтер? Очевидно, он произвел на вас очень большое впечатление!

Сперва я не поняла, кого он имеет в виду — да и немудрено, я предпочитала вообще не возвращаться, даже в памяти, к ужасному дню закрытия турнира.

— Ах, вы о бароне Лорнелле… — вспомнила я. — Мне он показался довольно неприятным человеком, если честно.

— Да неужели?

— А в чем вы меня, собственно, обвиняете, ваше высочество? Его пригласила ваша мать, а отнюдь не я, и я не понимаю, в чем…

— И усадила его подле вас, надо же, какое удивительное совпадение! — саркастически взглянув на меня, заметил Эддард.

Тут я по-настоящему рассердилась — со мной и так обращаются, как со служанкой, но, в самом деле, не хватало мне еще несправедливых упреков!

— То есть, по-вашему, я его об этом умоляла?! — поразилась я, но Эддард, как, впрочем, и всегда в подобные моменты, предпочел меня не услышать.

— А как он на вас смотрел! — возмущался он, буквально прожигая меня взглядом, точно хотел наверстать упущенное.

— По-моему, с величайшим отвращением, — ехидно вставила я.

— В таком случае, точно такое же отвращение вы внушаете и мне…

Я снова задохнулась от возмущения:

— Ах, так?! Тогда, думаю, я правильно поступала, избегая вас, ваше высочество — так что, пожалуй, буду следовать это примеру и впредь!

— Анна… да я же совсем не то имел в виду, — кричал мне вслед Эддард, но я уже была далеко. И не была намерена оборачиваться.

Прочь, прочь, прочь!


* * *


Когда в двери моей комнаты раздался тихий стук, я нервно вздрогнула — гостей я не ждала. Элайв после нашей ссоры меня не навещала, Беатрис покинула меня с четверть часа назад, а больше вряд ли кто-то бы захотел меня видеть.

На цыпочках подкравшись к двери, я осторожно приоткрыла ее и обмерла — на пороге стояла сестра. Первая мысль, пришедшая в голову, была о том, что с ней что-то случилось, и я смерила Элайв внимательным, встревоженным взглядом. Внешне, кажется, все было в порядке, но доверять глазам — очень глупо, ведь их слишком легко обмануть.

— Элайв?

Кажется, она была очень смущена, но вот отчего? Я терялась в догадках, а сестра тем временем прошла к окну, постояла в молчании несколько мгновений, а потом развернулась и выпалила:

— Мне… мне нужно с тобой поговорить, Антарес. Можешь меня выслушать?

Я кивнула:

— Да, разумеется.

Сестра решительно потащила меня у выходу. Я попыталась было сопротивляться, но она лишь нетерпеливо сказала:

— Не хочу, чтобы нас кто-то слышал…

— Как скажешь, — вздохнула я покорно и последовала за ней.

Элайв провела меня королевским садом, спустилась вниз, к озеру, прошла мимо памятного куста сирени и решительно двинулась дальше, туда, где начиналась прилегающая к дворцовой территории кромка леса.

— Не слишком ли экзотическое место для беседы? — поинтересовалась я, когда она перестала, наконец, выворачивать мою руку, таща меня вперед с упорством лошади, волокущей тяжелую повозку, и к тому же нещадно подгоняемой кнутом.

Вот только что за кнут подгонял Элайв?

— Зато безлюдное, — слегка запыхавшись, ответила сестра.

Безлюдное ли? Мне, во всяком случае, внезапно почудились чьи-то приглушенные голоса, и неясное чувство тревоги затопило мою душу.

— Антарес… Ты меня слушаешь?

Я оторвалась от созерцания неясных теней, мелькавших за деревьями:

— Да, Эл, и очень внимательно.

Сестра замялась:

— В общем… я тут подумала… Я и впрямь виновата, Антарес, — было видно, что ей нелегко даются эти слова — она вздернула подбородок и отвернулась. — Я виновата, прос…

Я вздохнула:

— Ну что ты, Элайв…

Она обернулась. Глаза ее были сухи, но лихорадочно блестели:

— Я правда перед вами виновата — и я чувствую, что должна это сказать. Я действительно не подумала, что, если со мной что-то случится…

— Но ведь ничего не случилось, — решила воспользоваться я ее оружием, потому что понимала, что разумные доводы сейчас на нее не подействуют. Да и вообще, человек лучше всего воспринимает собственные слова и суждения — просто повторяй вслед за ним, и появится гарантия, что ты будешь услышан.

— Но, Антарес…

— Никаких «но» — этого просто не было, мы об этом забудем, — зачастила я, уж очень меня пугал взгляд Элайв. — Мы забудем, и никогда не будем вспоминать, хорошо?

— Да… — полуугасшим тоном откликнулась сестра. — Спасибо тебе, ведь ты даже не представляешь, насколько мне тяжело было это осознать.

Я неловко обняла ее за плечи, и Элайв глубоко вздохнула, точно стремясь вместе с воздухом вытолкнуть из души все свои переживания.

Наконец-то все вернулось на свои места…

И тут же мир перевернулся с ног на голову — мешанина криков, голоса, какие-то люди в черных плащах… Я пытаюсь достать кинжал (благодаря Эл оружие всегда со мной), но руки мои сдавливают чьи-то грубые пальцы:

— Беги, Анна, беги, — раздается крик слева, — позови на помощь!

Но куда я могу убежать с таким животом?

Я оборачиваюсь…

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 21

Элайв Фернеол

Второй случай потери сознания за одну неделю — многовато. Второй раз, правда, был более обоснованным. На нас напали... Кажется. Да, помню каких-то людей, помню, что схватили Анну, я успела кого-то полоснуть клинком, и... Все. На этом воспоминания заканчиваются. Кому мы могли потребоваться? Зачем?

Прежде чем открывать глаза, я прислушалась. Тишина, полная, гробовая. Нет, последнее слово вычеркните, туда нам еще рано. Вдруг стало страшно: что я увижу, когда открою глаза? Мгновенно перехватило дух. Нет, дайте мне еще минуту. Нужно собрать силы в кулак.

Пока я собиралась это сделать, раздались шаги и какое-то шуршание... Спокойно, без паники. Твердые, уверенные шаги... Определенно мужские. Он остановился, кажется, совсем рядом. Теперь сбоку слышалось не только шуршание, но и какие-то неопределенные звуки. Вдруг подошедший взял меня за плечи и слегка приподнял, словно желая поближе рассмотреть. Открыть глаза? Мужчина усмехнулся:

— Совсем не изменилась.

Этот голос... Не может быть!

От удивления потеряв контроль над собой, я распахнула глаза, не веря своей догадке. Но она оказалась верна! Черт побери!

— Ты?!

Я хотела было оттолкнуть его, но вдруг обнаружила, что руки у меня связаны. Запаниковав, я попыталась освободить плечи, но этим только рассмешила его:

— Ну-ну, кто же так приветствует старых друзей?

Сбоку раздался удивленный возглас: это была Анна. Несчастную не только связали по рукам и ногам, но вдобавок ко всему и лишили возможности сказать хоть слово.

— Освободи ее!

— Вот так сразу? Ни \"здравствуй\", ни \"как поживаешь\", а сразу приказы?

Я чуть ли не с ненавистью уставилась в эти глубокие карие глаза, которые когда-то столько для меня значили... Только сейчас это не важно:

— Освободи ее, Уилфред, пожалуйста. Или хотя бы вынь кляп... Почему вы вообще, черт вас дери, его использовали?

— Она очнулась раньше тебя, принялась кричать и кусаться...

Ох, Антарес, в таком случае, ты еще легко отделалась... Эти люди не любят, когда им мешают.

— Освободи ее, — повторила я упрямо.

— А что я за это получу?

Злость уступила место удивлению:

— Ты хочешь поторговаться?

— Почему бы и нет, если она столько для тебя значит...

— Я не буду ни о чем с тобой разговаривать, пока ты не уберешь кляп.

— А если она вновь примется кричать?

Я повернулась к Анне:

— Пообещай ему, что не будешь.

Глядя на ее скептическое выражение лица, я добавила:

— Пожалуйста, это нужно сделать. Мы попробуем все уладить... Обещаешь?

Поразмыслив несколько секунд, женщина гордо кивнула. Ну вот и прекрасно...

— Видишь, Уил, твои методы по-прежнему не действуют.

— Зато твои, как всегда, эффективны, — огрызнулся он, но выполнил обещанное — сестра вновь могла разговаривать.

— Ты его знаешь? — сразу спросила она.

Сложный вопрос... Крайне сложный. Я сама не возьму в толк, как лучше на него ответить. И проблема не в том, что я его знаю, а в том, что он здесь, и мы в его руках. А это очень плохо. Анна терпеливо ждала, а вот Уилфреду не терпелось услышать ответ:

— Что же ты молчишь, милая?

— Была бы милая, ты бы меня не связал.

— Чтобы ты заколола меня и моих людей при первой удобной возможности? Нет, я не настолько глуп. Однако ответь своей подруге, она ждет.

Анна, действительно, напряженно вслушивалась в наш разговор, и ей не нравилось то, что она слышала...

— Это Уилфред, он... Мой старый друг.

— Друг? — недоверчиво повторила она.

— Был другом когда-то, а сейчас не знаю, — эта реплика была обращена уже больше к Уилу, чем к сестре.

— Позвольте, дамы, я вам все объясню. Мне и моим товарищам не хватает средств, — насмешливо говорил он, подражая высокому стилю и явно рисуясь перед Анной, — а посему мы решили добыть их, пусть не самым благородным, но действенным способом.

— Выкуп?

— Именно. Ведь вы, миледи, из высокородной семьи?

— Да будет вам известно, — мгновенно приосанилась сестра, — что вы схватили графиню Анну Эстер.

Уилфред присвистнул:

— Не ту ли графиню Эстер, что служила при дворе Ричарда Тириона, а потом неизвестным образом исчезла?

— Именно, — ответила она не без удивления.

— Что ж, это большая честь для нас... А также удача, ведь теперь мы можем потребовать за вас вдвое больше, — он вновь повернулся ко мне. — Графиня? Твоя подруга? Серьезно, Эл?

— Она мне не подруга, а сестра.

— У тебя вдруг обнаружились благородные родственники?

— Не глупи, не в том смысле сестра. Ты же знаешь, кто я...

— А, эти ваши... Тогда ясно. Что ж, миледи, надеюсь, что Фернеолы не поскупятся.

— Ты получишь свою цену, только не золотом, а железом.

Это заставило мужчину вновь рассмеяться:

— Хорошо сказано, графиня, но это мы еще посмотрим... Теперь ты.

Я не хотела с ним говорить, я боялась того, что он может сказать, я боялась даже его взгляда. Попытка отползти подальше и скрыться с глаз долой была встречена жестким смехом.

— И чего ты вдруг испугалась? Мы же с тобой так хорошо знаем друг друга. Я бы даже сказал — как никто другой, однако... Это правда, Эл?

— Что именно?

— Ты вышла замуж за младшего Фернеола?

— Я не...

— Просто ответь.

— Да.

— И он знает, кто ты?

— Да.

— И ты любишь его?

— Уилфред, не заставляй меня...

— Не пытайся давить мне на жалость, ты знаешь, это не сработает. Я хочу услышать правду.

— А ты... Ты по-прежнему...

— Мне никакая принцесса не подвернулась. Не всем так везет, Элайв Файтер.

— Значит... Меня ты тоже хочешь продать?

— Ну нет! Знаешь, как у нас говорят? Продашь соху — голод тебя за так возьмет. Я свою соху не продаю, пора бы тебе это знать.

— Тогда зачем я здесь?

— Об этом мы еще поговорим. Но я хочу, чтобы ты честно ответила: ты любишь его? Учти, я узнаю, если ты соврешь.

Немного поколебавшись, я с опасением ответила:

— Да, люблю.

— Так я и думал. Чего еще ждать от женщин!

— О чем ты? — осторожно переспросила я.

— А ты уже забыла свои клятвы?

Я не могла поверить собственным ушам:

— Клятвы? Клятвы, Уилфред?!

— А кто пообещал вернуться через месяц?

— Я предупредила тебя, что могу не вернуться!

— Но я ждал, Элайв Файтер! — он сжал руки в кулаки. — Ждал, черт тебя дери, и месяц, и два, и три!

— Это уже твое дело...

— Не буду тебя обманывать — когда мое терпение вышло, я не стал ничего предпринимать, я надеялся никогда больше тебя не видеть, но... Да, вот мы и подошли к сути. Я случайно оказался на турнире, и увидел тебя. И наша история еще не закончена, вот что я тебе скажу!

— Не поздновато ли ты спохватился? Я замужем!

— Ты еще смеешь мне напоминать о своей измене? Ты... Ты предала меня! И ради чего? Ради денег и положения в обществе!

— И ты в это веришь?!

— Ну не ради же принца, в самом деле! Я видел его на турнире... Нет, ты не могла променять меня на него.

Я предпочла не заметить усмешки Антарес. В самом деле, сейчас не время!

— Хорошо, Уил, пусть так, но что ты собираешься делать?

— Получить выкуп за твою сестру и вернуть тебя домой.

— Домой? Но мой дом здесь!

— Не будь смешной, милая... Мы оба знаем, что это не так. Я все сказал. Даю вам время на то, чтобы прийти в себя, дамы. Располагайтесь, — добавил он насмешливо.

Когда он ушел, я, наконец, смогла осмотреться: мы находились в какой-то полуземлянке, что, с одной стороны, было хорошо (все же земляной пол предпочтительней для пленников, чем каменный), но, с другой, совсем не радовало, ибо мы никак не могли догадаться, где находимся. От остального помещения нас отделяла дубовая дверь, но не думаю, что дом был большим. За стеной никого не было слышно, значит, люди Уилфреда находятся где-то еще — это хорошо, если мы вдруг решим бежать. Больше ничего беглый осмотр места дать не мог.

Глубокое молчание повисло в нашей каморке... Ох, мало нам было проблем! А тут еще Уилфред... Зачем? Почему?.. Впрочем, да, это же Уил, с ним всегда так.

Жаль, что из-за меня вновь должен страдать ни в чем не повинный человек: эти условия были совершенно непригодны для Антарес, которой и так было тяжело, а уж с веревками на ногах и руках... Может, мне удастся уговорить Уилфреда освободить хотя бы ее? Во всяком случае, попытаться стоит.

Антарес неловко зашевелилась рядом:

— Эл, а что это было?

— Этот человек, Антарес, мой бывший жених.

Быстро справившись с удивлением, она заметила:

— Ты никогда о нем не рассказывала.

— Верно, потому что не думала, что когда-нибудь его встречу.

— Он сказал, что ты обещала вернуться...

Глубоко вздохнув, я начала рассказывать ей всю историю с начала:

— Это было, когда я жила у разбойников. Он пришел через несколько недель после меня... Мы всегда подозревали в нем благородное происхождение, но он никогда не говорил о своем прошлом, даже со мной. Мы часто ходили на дело вместе, а опасность способствует сплочению, которое потом переросло в дружбу. Ты знаешь, я выдавала себя за юношу, так что и помыслить не могла о чем-то большем. Однако спустя некоторое время, когда мы были одни, он сказал, что разгадал мою тайну, но поклялся, что никому не скажет. Сейчас я понимаю, что не он один был таким догадливым, но они просто позволили мне притворяться дальше, ничего не говоря, и ни о чем не спрашивая. Уилфред стал оказывать мне знаки внимания, как девушке, я не отвергала их, и в один прекрасный день мы объяснились друг другу в своих чувствах, а вскоре и вовсе приняли решение пожениться. Однако мне не хотелось идти под венец, начинать новую жизнь, не вернув старых долгов — я решила отправиться к Марии, чтобы окончательно попрощаться с ней. И все же я не исключала возможности, что что-то может пойти не так: я предупредила Уила, что если не вернусь через месяц, то он может меня забыть. Вернувшись к наставнице, я не планировала задерживаться надолго, но потом она погибла, а затем я встретила тебя, и... Дальше ты знаешь. Когда на моем пути появился Бертран, я больше ни о чем не хотела вспоминать.

— Понимаю, Эл, но... Что же нам теперь делать? Если меня он готов отпустить, хоть и за выкуп, то что будет с тобой?

— Не знаю, Анна, попытаемся что-то придумать, — рассеянно ответила я, но мысли мои были далеко отсюда.

Я думала о муже, о том, что мы так и не успели помириться... Как мне хотелось сейчас очутиться в его успокаивающих объятиях, ведь только там я чувствовала себя в безопасности. Нет, Уилфред может думать, что хочет, но мое сердце и рука уже заняты — Бертран не отпустит меня, не позволит забрать свою даму... Он найдет нас, и вытащит отсюда. И у Эддарда есть неплохой стимул помочь брату, а если эти двое берутся за дело, в успехе можно не сомневаться.

Уилфред... А ведь я и правда собиралась выйти за него и прожить с ним всю жизнь... Тогда он казался мне единственным надежным человеком во всем мире, и я верила, что у нас будет счастливая семья. Как знать, может, так и было бы, если бы я не встретила Фернеола. Так странно теперь сравнивать свои чувства к этим двум разным людям: нежное, романтичное — к Бертрану, и дружественное, спокойное — к Уилфреду. Зачем же он вернулся? То, что он увидел меня на турнире, еще ни к чему его не обязывало: он же сам сказал, что не хотел больше иметь со мной никаких дел. Неужели его чувство было таким сильным и глубоким? Неужели даже остатков этого чувства хватило на такой смелый поступок? Впрочем, он вряд ли считает его смелым, он думает, что забирает принадлежащее ему по праву.

Как же мне вести себя с ним? Я могу, конечно, ругаться и злиться, но это не поможет мне облегчить учесть сестры. Подыграть ему? Можно, и он легко в это поверит, но как же Бертран?.. Нет, я же не собираюсь делать ничего предосудительного, нужно лишь быть дружелюбнее к нашему похитителю, сделать вид, что я согласна с ним. Это не будет сложно.


Антарес

Темнота осторожно касается

Твоих щек влажно-липкими пальцами,

Ну куда ты, сестрица, бросаешься?

В темный омут? Увы, не сорваться бы.

Темный омут — красив, но безжалостен.

Осторожно, сестра, ну пожалуйста…

Иногда мне думается — а что же такое, эта восхваляемая менестрелями свобода? Ведь, кажется, этим звонким словом можно выразить все — и воздушные крылья ветра, и пение птиц ранним утром, и звонкий посвист молодого пастушка…

Птицы — свободны, звери, ветра — тоже. А вот что значит свобода для человека? Как для ветра и неразумных тварей — возможность идти, куда хочется? Но позвольте, это не человеческая свобода, это свобода бродяги, для которого единственная радость в жизни — теплое солнце над головой, да дорога, уходящая вдаль: чем дальше, тем бродяга счастливее.

Свобода, может быть, это то — когда ты волен делать все, что захочешь, каким бы безумным, неправильным твое желание ни было? Смею предположить, что многие ведьмы со мной согласились бы, о, да, мы (или они? Сама уже не знаю…) знаем в этом толк. Но дикие, сумасбродные порывы — отнюдь не критерий свободы. А жаль, пожалуй.

Может быть, свобода состоит в том неуловимом умении мыслить только собственным разумом, не опираясь на прочие правила и догматы? Но тут, вы и сами знаете, господа — совсем уж печальная ситуация: того и гляди, нарекут еретиком и с превеликим удовольствием сожгут, дабы не возникало соблазна пускать в ход свой скудный умишко. Рыжая лисица любит гладить пушистым хвостом не только ведьм…

О, да что там — вы и сами не раз бывали свидетелями, как на костер отправляли целыми семьями — мужчин, женщин, детей и немощных стариков, и смотрели значительно и осуждающе: да и немудрено, ведь жалость — тоже проявление, скажем так, некоей свободы, за которую так же можно оказаться в объятиях пламени, послушного, теплого, разомлевшего лисенка, так уютно сворачивающегося калачиком в ваших домах, в ваших очагах…

Но что-то я, пожалуй, отвлеклась… Что есть свобода? У каждого, я уверена, понятие о ней — очень личное, непохожее на другие.

Для Элайв, например, как выяснилось, это возможность невозбранно всласть помахать мечом направо и налево, на глазах у восхищенной толпы, попутно отвлекаясь на любимые зелья и чуть менее любимого супруга… Почему — менее? О, если бы вы видели, как сестра бережно обращается со всеми этими склянками, травами, порошками, как она боится на них даже дышать… Вильгельмина оценила бы точно, ведь ей много лет приходилось наблюдать, как юная бездарь Анна, с вдохновенной грацией медведя, сгребала в кучу травы, сметала со стола флакончики, что-то резала, что-то просто мяла, а результат этого хаоса гордо именовала зельем…

Если серьезно, то, пожалуй, свобода Элайв — это свобода выбора. Свобода сильного волей и духом человека, иногда совершающего, однако, выбор совершенно неправильный

А Бертран? Подозреваю, что он мечтает о солнечной долине, крошечном домике… куче детей, и чтоб обязательно — Эл рядом, и больше никого на целом свете, только любящая его семья, где он будет свободен — свободен! — от рамок и условностей, навязанных ему положением. Никого в целом мире, и лишь по вечерам им будут петь менестрели. Тишина, мир и спокойствие царит в его воображаемом мирке. Что поделать — такой уж он солнечный человек, мягкий — и зря я, пожалуй, его за эту мягкость винила, ведь она, по сути, тоже ни что иное, как проявление его свободы. Разве он не имеет на эту малость, этот пустяк, права?

Свобода Беатрис, пожалуй, схожа со свободой Бертрана, но с малым отличием — ее мир не пустынен, ее мир не ограничивается только лишь супругом (представим, что это сэр Ридвелл, ведь Эддард… о нем умолчим), а наполнен голосами всех тех, кому посчастливилось стать ей близкими. Свобода Беатрис — это веселое скопище любящих и любимых ею людей.

Свобода Эддарда… Не знаю, мне до сих пор непонятен до конца этот человек, весь он — сплошная загадка, не поддающаяся расшифровке, но мне кажется, что истинная свобода для кронпринца — это по-настоящему королевская прихоть управлять и контролировать что бы то ни было — от государственных дел до человеческих судеб. А еще, пожалуй, вопреки всему, точно ведьма какая-нибудь, Эддард хочет жить так, как он себе позволяет, иногда сознательно загоняя себя в рамки правил, а иногда так же легко и нарушая собственные, написанные для себя самого, законы.

Сложный он человек, непонятный.

Для меня же свобода означает — жить, как подсказывает разум и сердце. Да вот беда, слишком часто они спорят, так что, получается, и нет у меня никакой свободы? Может быть, это и правильно.

Хотя… сейчас бы, я, связанная, охотно бы разделила свободу бродяги… но, увы.

Не дано мне этого крошечного преимущества. По крайней мере, пока.


* * *


Очнулась я в каком-то темном и омерзительно грязном помещении. Это определенно был не дворец Фернеолов, и даже не их темницы… скорее, место, где я оказалась, напоминало какую-то… нищенскую хижину, или, того хуже, землянку.

Бросив быстрый взгляд по сторонам, я тихо охнула: неподалеку без чувств лежала Элайв. Кто посмел?! Да я тому сердце зубами выгрызу!

— О, вижу, ваше сиятельство изволили очнуться! — прозвучал надо мной насмешливый голос. Я обернулась и увидела человека, по виду напоминающего одного из тех разбойников, на которых мы с Элайв и Бертраном наткнулись при переходе через лес.

Этот, правда, отличался тем, что одет был чуть более опрятно, да и вид имел донельзя самоуверенный. В таком случае, становилось понятно, к кому мы угодили… плохо, очень плохо. Но, помнится, несколько, таких как он, я, не задумываясь, заколола кинжалом. Так может быть… о нет. Проклятье! Разумеется, кинжал у меня изъяли — что ж, благоразумно, ничего не скажешь!

Разбойник тем временем продолжал:

— О, ну что ж вы молчите, ваше сиятельство? Или разговоры с таким, как я, претят вашему высокому происхождению?!

— Что вы с ней сделали?! — вырвалось у меня на истерично-высокой ноте. — Как посмели?!

— Тише, мадам, а то я могу и рассердиться… — безразлично бросил он, поднимаясь и склонившись над сестрой. — С ней…

— Не смейте к ней подходить! — вне себя от негодования и ужаса, заверещала я, вообразив на мгновение, что он собирается прикончить Эл. — Не трогайте ее!

Он обернулся ко мне, не скрывая насмешливой улыбки, которую можно было бы назвать даже обаятельной, если бы она не выражала откровенное глумление:

— А что иначе? Вы задавите меня своим непомерным пузом?

Я с неизвестно откуда взявшимися силами бросилась на него, и вцепилась в волосы, движимая одним желанием — причинить негодяю как можно больше боли, и не подпустить его к бесчувственной, не способной оказать сопротивления убийце, Элайв…

К несчастью, моя попытка с треском провалилась — подручные мерзавца до безобразия быстро меня скрутили, несмотря на мое яростное сопротивление, и вот я беспомощным кульком валяюсь рядом с Элайв, и могу только с ненавистью смотреть на похитителя, очевидно, главаря, раз уж он мог отдавать им приказы.

— Мерзавец! Ты еще ответишь за это, — тяжело дыша, и пытаясь разорвать ужасные веревки (безуспешно, разумеется — меня же связали не паутиной), мстительно пообещала я. — Твои грязные внутренности бросят собакам, но и те побрезгуют к ним прикоснуться!

— Учтите, мадам, я еще хочу получить за вас деньги, так что ведите себя тише…

— Негодяй! Отродье…

Он безразлично усмехнулся и заявил:

— О себе не думаешь, так подумай о ребенке, которого носишь... Не ровен час — что-то произойдет.

В его голосе звучала неявная, но различимая угроза, от которой я взъярилась еще больше и закричала прямо в спокойное лицо разбойника:

— Если со мной или Элайв что-то произойдет, от тебя не останется даже пепла! А если ты и останешься жив…

— То что же? — спросил он, кажется, немало удивленный или позабавленный.

— Я не успокоюсь, пока лично не придушу тебя и твою шайку!

— Извольте. Только сначала руки освободите, мадам, — иронично заметил он. — А потом, так и быть, душите — моя плетка, которой я потчую норовистых кобыл, всегда при мне.

— Ах ты… Да я тебя прокляну!

Не знаю, что отразилось на моем лице, но разбойник отчего-то мне поверил.

— Вот как? Одна из этих, что ли? — он брезгливо сморщился. — Знаешь что, леди? Стоит, пожалуй, заткнуть тебе рот. А то мало ли…

Разумеется, угроза тут же была приведена в действие, и мне оставалось только прожигать мерзавца взглядом и бессильно смотреть на то, как он склоняется над сестрой, смотрит на нее — непонятно, с каким-то… сожалением? Презрением? Или…

А затем Эл очнулась, и все встало на свои места.

Сказать, что я была в ужасе — означало ничего не сказать. Нет, я помнила туманные намеки Элайв о жизни в лесу, но чтобы правда оказалась настолько ужасной… Эл — разбойница. Милая, славная сестрица — невеста этого негодяя… Бывшая, но все же.

Да когда же прошлое нас отпустит? Когда прекратит раз за разом возвращаться в кошмарных снах или наяву?! Когда, наконец, наступит спокойствие?! Нет ответа ни на один вопрос.


* * *


— Что же нам теперь делать? — спросила я. — Если меня он готов отпустить, хоть и за выкуп, то что будет с тобой?

И что будет со мной, если меня отдадут Фернеолам за большие деньги, а Элайв останется в этом логове? Как я смогу смотреть ей в глаза, когда меня будут уводить, и как я смогу взглянуть потом на Бертрана, потерявшего жену, отчасти по моей вине? Ведь это я затеяла эту глупую ссору, из-за меня Эл понадобился разговор наедине… Что будет, когда — если! — нас разлучат?! Ведь весь наш мир рухнет без нее — а если так, я не смогу ее здесь оставить. Только не ее!

Но сестра явно мыслями была где-то очень далеко, потому что после небольшой паузы ответила очень спокойным тоном:

— Не знаю, Анна, попытаемся что-то придумать.

Ну да, конечно. Что тут можно вообще придумать?! Этот… Уилфред тот еще собственник, ни за что не отпустит ее от себя дважды, как сестра этого не понимает? С моей точки зрения, ситуация была абсолютно безвыходной, и помочь нам могло разве что чудо.

Вот оно! Чудо…

— Эл, почему бы тебе не воспользоваться магией? — почти не сдерживая ликования в голосе, спросила я. — Как же мы могли об этом забыть!

Эл зябко повела плечам, заставив ликование несколько замереть:

— Что-то не так? — поинтересовалась я.

Она не ответила.

— Элайв! Что случилось? Ты… не хочешь применять к нему магию?

Мало ли, какая сентиментальность могла прийти девушке в голову, старая память — ужасная вещь, я точно знаю об этом.

Но, вопреки моим предположениям, сестра отрицательно мотнула головой:

— Не в этом дело…

— Вот как? А в чем же еще?

— Понимаешь… Вероятно, это нервы виноваты… В общем, у меня не получается колдовать, — простонала бедняга.

Я ахнула:

— Хочешь сказать, ты не можешь… совсем не можешь?..

— Нет, пока у меня еще выходит… но с перебоями… Знаешь, как бывает, когда только начинаешь обучаться основам?

— О, это я очень хорошо представляю, — кивнула я. — Но, Элайв, слышала ли ты когда-нибудь о подобном — чтобы нервы могли помешать колдовать?

Она невесело усмехнулась:

— Когда я была маленькой, у моей матери такое иногда случалось. Ничего, когда это все закончится, силы вернутся, — проговорила она, точно стараясь подбодрить саму себя. — Слишком неспокойно мне живется в последнее время, Антарес.

— Это точно… Но тогда становится совершенно непонятно, как нам придется отсюда выбираться, Эл. Что бы там ни говорил твой мерзавец…

— Уилфред, — поправила меня она.

— Что бы ни говорил этот твой Уилфред, — сердито продолжила я, — я все равно тебя здесь не оставлю, слышишь?

Элайв устало прикрыла глаза.

— Прости, прости, прости меня, Анна, что я не могу нас отсюда вытащить — потому что если даже чары и выйдут, их слишком много, мы не сможем убежать…

— Тем более, когда я такая неуклюжая, верно? — подытожила я. — Ты права, Элайв, нам следует ждать настоящего чуда, а не того суррогата, который мы способны наколдовать.

— Ну уж нет, — решительно произнесла сестра. — Ждать я не намерена. Я точно должна что-нибудь придумать, как-то облегчить нашу участь…

Мне очень и очень не понравилось выражение ее лица — именно с таким видом Элайв затевала что-нибудь донельзя авантюрное и очень опасное. Да и вообще, по-моему, было очень похоже, что у Эл зреет какой-то план, который бы мне наверняка совсем не понравился.

Но пока я решила приберечь увещевания:

— И как же? — скептически поинтересовалась я. — Ведь мы — всего лишь пленницы.

Сестра пожала плечами:

— В конце концов, я очень хорошо знаю многих из них, хотя они и не догадываются, в каком качестве.

Я усмехнулась:

— Да, пожалуй, это может стать преимуществом.

— Кстати, о преимуществах, — протянула Элайв. — Нужно что-то поделать с твоими веревками.

Я попыталась пошевелить изрядно затекшими пальцами и со вздохом заметила:

— Похоже, тут ничего не поделаешь.

— Кто знает, — грустно заметила Эл. — Возможно, у меня что-нибудь и получится, а пока давай-ка я тебе помогу сесть поудобнее…

И она парой легких движений придала мне сидячее положение.

— Спасибо, — выдохнула я, отбрасывая волосы с глаз. — Так намного лучше. Но что ты имела в виду, Элайв?

— О чем ты? — притворно удивилась она.

— О, прошу тебя, не разыгрывай дурочку, Эл. Я прекрасно вижу, что ты что-то задумала.

— Не переживай, Антарес. Я тебя отсюда вытащу.

И, признаться, меня очень напугал некий огонек жертвенности, зажегшийся внезапно в зеленых глазах сестрицы. Если могла — я бы за руки Элайв схватила, но мои собственные руки, так же, впрочем, как и ноги, к сожалению, были крепко-накрепко связаны и я ничего, совершенно ничего не могла с этим поделать.

— Только, прошу тебя, без глупостей!

Эл снова вздохнула:

— Я… постараюсь.

— Но ничего обещать не можешь? — внутренне заледенев, спросила я.

Она как-то потерянно кивнула.

— Ты угадала.

Девушка неловко поднялась и побрела к выходу из нашей (или моей, ведь Эл никто не удерживал?) тюрьмы, и я сжалась от ощущения чего-то непоправимого. Казалось, что стоит ей выйти из землянки, как больше она не вернется.

— Куда ты?! — беспомощно крикнула я вслед сестре.

Элайв лишь улыбнулась:

— Я скоро вернусь…

Нельзя, нельзя было ее отпускать — это я чувствовала так же четко, как и темноту, наполняющую все вокруг, съедающую очертания предметов.

Внезапно меня осенила новая мысль:

— Эл… А что если тебе бежать без меня? Нет, в самом деле… тебя не очень-то и охраняют… возьми любого коня и скачи во весь опор в столицу, ведь, насколько я понимаю, места эти тебе хорошо знакомы? Беги, Элайв, беги без меня, пожалуйста!

Она обернулась, и полоска света в которой она стояла, очень ярко высветила ее лицо, внезапно исказившееся. Парой быстрых шагов она снова вернулась ко мне и присела рядом.

— Ты сама в это веришь? В то, что я смогу тебя оставить? — будничным тоном поинтересовалась она.

— Это будет правильно, — не нашлась я.

— Теперь я знаю, почему кронпринц такой хмурый.

— А при чем тут Эддард? — право же, слишком резкий переход.

— Наверняка ты и его этой фразой всякий раз потчуешь, да, Анна?

— Эл, я…

— Да пойми же ты, что плевать мне на то, что ты считаешь правильным! Главное, что я тебя не оставлю, — взорвалась сестра. — Жди меня, Антарес, и, пожалуйста, без глупостей, — внезапно усмехнувшись, повторила она мою недавнюю фразу.

— Очень постараюсь, леди Фернеол, — отшутилась я.

— Правда, Анна, твое поведение было крайне неразумным. Именно поэтому ты сейчас связана.

«А ты идешь неизвестно куда, чтобы хоть как-то мне помочь», — закончила я ее фразу, а вслух сказала только:

— Должна же я была как-то тебя защитить, правда?… Не моя вина, что у меня ничего не вышло, но я не могла допустить, чтобы кто-то причинил тебе вред.

— Это очень опасные люди.

— И даже опаснее нас с тобой? — сыронизировала я, но сестра серьезно ответила:

— В данный момент — да, поэтому прошу тебя, веди себя осторожней, и, ради всего святого, не вызови ненароком их гнев.

— То есть ты предлагаешь забыть мне о гордости и чести?

— Тут эти понятия имеют несколько другой смысл, не забывай, — устало заметила Эл. — И если ты хочешь выжить… пожалуйста, будь сдержанна.

— Я… попробую, — выдавила я.

Элайв хмыкнула и вышла, а вместе с ее уходом ко мне тотчас же вернулось гнетущее, ужасное беспокойство, выворачивающее душу наизнанку. Как же мы справимся, черт возьми, ну как же мы справимся?!

Ох, Элайв, пожалуйста, будь благоразумной!


* * *


Неизвестно, сколько времени я пробыла одна, в сером сумраке наступающего вечера. Попыталась освободить руки от пут — безуспешно, только еще больше поранила и так беспощадно стертую до крови кожу.

Неужели моя наставница была принуждена долгие годы находиться в таком же положении, связанная стенами старой башни, да ее темнотой? Неужели она выдержала в этом ужасе, в этом адском кошмаре одиночества долгие-долгие годы? Как ей удалось выдержать, как ей удалось не сломаться, поистине удивительно.

Вот только Вильгельмину заточил в башню не разбойник, а ее собственный супруг, король Тирион, властитель государства Терравирис.

Но она выдержала — и, надеюсь, мне тоже хватит сил.

Серый сумрак внезапно разрезала яркая полоска света — Элайв спускалась вниз.

Радостный возглас замер у меня на губах — от руки разбойника, по-хозяйски — по-змеиному! — обвившейся вокруг плеч сестры.

Ох, девочка моя, что же ты наделала.

Элайв Фернеол

Несмотря на внутреннюю решимость, я шла как можно медленнее. Сейчас происходило что-то очень важное, я чувствовала это. Мысли роились в голове, каждый шаг сопровождался новым открытием, которое меняло абсолютно все.

Антарес смотрела на меня так, словно я шла на добровольное заклание... На самом деле это было не так, ведь, в сущности, чем я жертвовала? Честью? Не смешите, для меня это уже давно не важно.

Давайте честно, когда я вообще последний раз жертвовала чем-то? Тем более собой. Такую эгоистку еще поискать... Я всегда сосредоточена на своих чувствах и мыслях, не замечая интересов других, или не желая замечать — все, что я делаю, в конце концов подчинено моим собственным желаниям и чувствам. Когда я хотела вернуть Катриону Ричарду, конечно, я беспокоилась о благополучии сестры, но все мои мысли были заняты лишь Бертраном, мне хотелось поскорее разделаться со всей этой историей, хотя способ оказался и не лучшим. Когда я подняла меч на Хагена, я защищала Бертрана, это верно, но потому, что не смогла бы пережить его гибель. Он важен для меня, только вот я всегда видела в нем только свое отражение, свою часть... С мужем вообще выходит непонятно, ведь все, что я делала для него, так или иначе, я делала и для себя. А ведь любовь и эгоизм должны быть несовместимы, разве нет?..

Да что далеко ходить, вспомните турнир: разве я подумала о чувствах своих близких? Нет, только о себе и своих желаниях — мне хотелось участвовать — я участвовала. И справедливы упреки близких, и, действительно, я виновата перед ними. Стоило лишь подумать, лишь отделить желаемое от правильного, и все бы встало на свои места! Но нет, я не сделала этого шага, я делала лишь то, чего хотела. Даже сейчас, вместо беспокойства о сестре, мысли в моей голове связаны лишь с самой собой.

Разве это правильно? Разве этому меня учили? Нет, и еще раз нет. Только вот от моего осознания и покаяния ничего не меняется. Сейчас я собираюсь немного помочь Антарес, хоть раз в жизни помочь другому, помочь человеку, который столько для меня сделал. Только вот незадача, я снова упираюсь в старую схему: помогая сестре, я выбираю очень \"хороший\" способ, не заботясь о чувствах ни Анны, ни Уилфреда, ни тем более Бертрана. Я же собираюсь предать его, верно? Так где же сожаление, где чувство вины? Ничего, пусто.

Жалкий ты человек, Элайв. Врущая и себе, и другим эгоистка, которая запуталась в собственной лжи, как муха в паутине. Да, во мне еще живы совесть и милосердие, но ложь скоро задушит и их.

Есть ли у меня выход? Выход, который не ранит моих близких, выход, который даст мне надежду на исправление ошибок, на изменение жизни к лучшему?.. Почему-то мне казалось, что предложение Уила и есть тот самый выход — оставить людей, которым я столько врала, которых... Которых я люблю. Им будет тяжело, а я ведь оговорилась, что такое решение мне не подходит.

Да, снова побег — снова те же грабли. И как бы я смогла им это объяснить? \"Антарес, Бертран, простите, но мое место не здесь\"? Глупость. \"Я вам врала, поэтому вы меня больше не увидите\"? Еще большая глупость. И если в благополучии сестры я уверена (Эддард и, как ни смешно, Беатрис сумеют о ней позаботиться), то Бертран... Я не посмею его оставить. Наверное, я очень привязалась к нему, раз сама мысль о расставании кажется мне невозможной. Боже, какое лицемерие! Я собираюсь предать его, но не хочу отпускать. Снова эгоизм, в худшем виде.

Люди, которые меня окружают, как правило, цельные. Антарес мечется между правильным и желаемым, и ей всегда тяжело решить что-то определенное, но у нее есть внутренние правила, по которым она живет. Она любит своих близких, делает для них все возможное, у нее есть чувства собственного достоинства и гордости (которые я так и не сумела в себе воспитать), — все это собирает разнообразные черты ее характера в одну картину. Бертран... Что я могу сказать: хотела бы я быть такой же цельной, как мой муж, так же просто воспринимать жизнь.

Хотела бы я, чтобы для счастья мне было нужно так мало, чтобы люди казались мне, в сущности, неплохими существами, чтобы солнце светило ярче и птицы пели громче, но... Я могу лишь учиться у него этому, причем не очень успешно.

Мне не хватает того, что собирает человека в единое целое. Я распадаюсь на множество мелких кусочков, и со временем это чувствуется все больше. Словно хрустальный бокал, который уронили, и он разбился на тысячи мелких осколков. Разве возможно снова собрать его в одно целое? Ответ очевиден.

Хотя я себе польстила, сравнив свою душу с хрусталем. Нет, мне больше подойдет фаянсовая чашка, не такая красивая, но чуть более прочная. Сколько раз ее роняли? О, и не сосчитать. Трещины покрывают ее целиком, краешки отколоты, да и рисунок уже почти стерся. Как вновь сделать ее гладкой и блестящей? Бертрану почти удалось выполнить эту нереальную задачу, но наша последняя ссора... Она пустила новые трещины. Как знать, возможно, из-за них чашка, наконец, разобьется.

С усилием толкнув дверь, я вошла в небольшую комнату. Уилфред сидел за столом, о чем-то напряженно раздумывая... Я сразу вспомнила, что видела уже эту картину, и не единожды — только очень давно. В другой жизни.

— Эл? — удивленно поднял он голову.

— Да, Уил. Нам нужно поговорить.

— Всегда пожалуйста, милая, — ответил он мягко.

С чего бы это? Всего несколько часов назад он был груб и насмешлив... Кажется, не я одна провела это время в нелегких думах.

— Я поразмыслила над твоими словами...

— И что же?

— Ты должен отпустить нас.

Он качнул головой:

— Не такого ответа я ждал.

— Нет, ты дослушай до конца. Когда нас найдут, что обязательно случится, тебя убьют.

— Нас не найдут. Сегодня я отправил послание с требованием выкупа, где обозначил сумму, за которую я отпущу Анну.

— А что ты написал обо мне?

— Ничего. Я писал только о графине, о тебе — ни слова.

Могу себе представить, как воспримет такую весть Бертран. Наверняка решит, что меня убили, и... Ох...

— Нет, точно найдут. Ты видел принцев на турнире? Ты всерьез веришь, что выстоишь против них?

Но его самоуверенность было не так просто победить:

— Нас больше! Мои люди...

— Всего лишь разбойники. Они предадут тебя при первой опасности, и ты это знаешь.

— Думаешь, у меня нет плана?

— Плана? — подозрительно переспросила я. — О чем ты?

— Так я тебе и рассказал! Если ты хотела просить освобождения, можешь идти обратно.

— Уилфред, пожалуйста, — в голосе невольно появились умоляющие нотки, — отнесись серьезно к моим словам...

Что-то в моем лице или словах тронуло его. Он вышел из-за стола и встал совсем близко:

— Я серьезен. Более чем, — он положил руку мне на талию, но я смахнула ее.

— Нет, выслушай. Если ты не хочешь освободить нас, хотя бы развяжи Анну. Это даст тебе шанс... Хоть и ничтожный.

На этот раз мужчина уверенно взял меня за талию, и, привлекая к себе, лукаво спросил:

— Ты так беспокоишься за меня?

— Я не хочу увидеть твою смерть. Ты должен уходить, если тебя найдут...

— Спокойнее, милая. Раз тебя это так трогает, открою тебе маленький секрет, — он перешел на шепот, давно нарушив дистанцию, установленную правилами приличия. — Вокруг нашего убежища стоят мои люди, которые предупредят нас о приближении Фернеолов. И тогда придется оставить им Анну, что уж тут поделать, но ты... Тебя я возьму с собой.

— Мой муж...

— Меня волнует не он, а ты. Ты пойдешь со мной? Только так мы сумеем спастись.

— Не \"мы\", а \"ты\".

— Это значит, нет? — помрачнел мужчина.

— Если я откажусь, ты меня оставишь?

— Нет. Но если ты согласишься — сможешь сохранить мне жизнь.

Подумать только, он пытается манипулировать мной с помощью таких вещей! Впрочем, у него это плохо выходит.

— Нет, это не так, Бертран...

— Все что я от тебя слышу, это \"муж\", \"Бертран\" и снова \"муж\"! Послушай меня, Элайв Файтер. Ты стала женой этого человека по недоразумению. Как ты можешь любить его? Там, где нет равенства, не может быть любви, уж можешь мне поверить! А разве вы равны? Нет, и вы оба всегда (ты понимаешь, всегда) будете помнить это. Он никогда не сможет полюбить тебя так, как я...

Он говорит о любви? Уилфред, циничности и прагматизму которого удивится самый скупой ростовщик!

— Я не верю тебе.

— Веришь или нет, факты от этого не изменятся. Ты, конечно, можешь сказать, что принц тебя тоже любит. Но знает ли он тебя? Знает ли тебя та, кого ты называешь сестрой?

— О чем ты?

— Они видят хрупкую миловидную девушку, которая, несомненно, доказывала им свою любовь и преданность, из-за чего они поверили в твою чистоту, решили, что тебе можно доверять. Но я знаю тебя настоящую, Эл. Знаю, чем ты зарабатывала, пока не встретилась с нами. Знаю, что ты можешь убить человека, не задумываясь. Знаю, что ты можешь убить из-за денег. Если придется, можешь обмануть и предать. Знаю, на что ты способна в гневе. Нет, не когда злишься, а в истинном гневе... Что сделает твой обожаемый муж, если узнает все это? Как на тебя посмотрит графиня?

В его словах была пугающая правда, и вот оно, что так гложет меня... Уилфред дал ответ на самый сложный вопрос, он объяснил, что происходит: вся та темнота, что заложена во мне, давно заперта внутри, я не позволяла ей выйти, и, не имея выхода, она стала разъедать меня... Я с ужасом осознала, что я уже никогда не смогу ее выпустить, а это значит, что скоро от меня останется лишь... Нет, слишком страшно! Нет, он ошибся:

— Я оставила это в прошлом.

— Ты можешь оставить в прошлом эту жизнь, — покачал головой он, — но ты не оставишь в прошлом себя. Однажды твоя стена рухнет, все это выйдет наружу, и неизвестно, в каких формах... Но я, Элайв Файтер, знающий все это, знающий настоящую тебя, я вернулся за тобой, и готов принять тебя...

— Уилфред... — я склонила голову, пытаясь собраться с мыслями, и вдруг он оказался так близко... Он поднял мое лицо и наклонился к нему, и я уже не видела ничего, кроме его глаз.

— Я люблю тебя, Элайв Файтер, со всеми твоими тайнами и ранами, — прошептал мужчина, целуя меня.

Нет, я никогда не забывала этого ощущения: стоило только почувствовать его губы, я сразу вспомнила все дни и ночи с ним, все наши разговоры, все ощущения, связанные с этим человеком... Я не отстранилась, не протестовала, а позволила ему прижимать меня к себе, целовать меня, шептать что-то в мою кожу, однако все это время в голове стучало только одно слово: \"Бертран\". Я целовала мужчину в ответ, я позволила себе расслабиться в его руках, но когда я закрывала глаза, но видела мужа, и только его...


* * *


— Что все это значит? — холодно спросила сестра, когда мы вернулись к ней. Только вот в глазах холодности не было, лишь жалость, смешанная со страхом. Она опасливо смотрела на руку Уилфреда, по-домашнему лежавшую на моих плечах.

— Все в порядке, Анна. Уил согласен немного облегчить твою участь.

Она расширила глаза от удивления, замерла на долгую минуту, обдумывая что-то, наконец, судорожно кивнула. Мужчина парой легких движений перерезал ее веревки, и ушел, бросив на прощание:

— Если что-то еще понадобится, Эл, заходи, не стесняйся.

Едва дверь за ним закрылась, Антарес повернулась ко мне:

— Зачем? — в ее голосе звенела сталь.

— Зачем что? — попыталась я выиграть время.

— Зачем ты сделала это? Зачем ты...

— Но ведь так лучше?

— Лучше? Что, по-твоему, лучше, сестра, быть связанной веревкой или быть связанной тем, что никогда не сможешь вернуть долг близкому человеку?

— Я думала, что таким образом возвращаю долг тебе.

— Ты... Ты пошла на такое ради меня! Это слишком!

— Хорошо, Анна, если ты хочешь сделать что-то для меня, то, пожалуйста, не рассказывай ни о чем Бертрану.

Казалось, еще больше удивить Анну нельзя, но мне удалось:

— Ты будешь врать мужу ради него? Но вы с Бертраном... Вы же всегда были так счастливы, Эл!

— Именно поэтому я прошу тебя... Ему лучше не знать.

— Хорошо, я не скажу, но... Не хочу вмешиваться, но, знаешь ли, это нехорошо по отношению к Бертрану.

Знаю, что нехорошо, сестрица, но еще хуже то, что я не смогу бросить Бертрана... Как мне теперь смотреть мужу в глаза? О, совесть — зверь, который просыпается, когда все уже сделано и ничего не изменить. Я попросила Анну сохранить тайну, но как мне самой не признаться ему? Если принц узнает... О, я даже затрудняюсь представить, что тогда будет! Он выгонит меня, не захочет больше меня знать, прикажет убраться с глаз долой — и это будет справедливо... А может... Рассказать все мужу, и уйти к Уилфреду? Сумасшедшая мысль, но есть в ней что-то притягательное.

Так страшно... Я обернулась на Анну, только сейчас заметив, что все это время мерила шагами нашу темницу.

— Что-то еще случилось? — спросила она обеспокоенно.

Нет, Анна, я не утащу тебя за собой в эту пучину, в которой тону сама.

— Все в порядке, просто надеюсь на скорое спасение. Задержались мы здесь, не находишь?

— Я уже было решила, что тебе начинает здесь нравиться.

— Нет, чем быстрее все это закончится, тем лучше.

И странным образом мое желание сбылось. Ближе к полудню (по крайней мере, мне так казалось) все подозрительно стихло. Я даже не заметила, но Анна обратила внимание:

— Не чувствуешь? Что-то не так...

Прислушавшись, я действительно уловила некоторую тревогу, витавшую в воздухе. Хорошо, что я успела этой ночью припрятать нож. Вытащив его из потайного кармана (чем немало удивила Анну), я протянула оружие сестре:

— Возьми. Если тебе придется защищаться без моей помощи, это пригодится.

— Оставь у себя, в твоих руках он полезнее.

Отчасти она права, но у меня были причины настаивать:

— Не спорь, пожалуйста. Мне так будет спокойнее.

Как только Анна взяла в руки клинок, дверь распахнулась, и на пороге появился тот, кого я меньше всего ждала увидеть!

— Вы здесь, миледи! — выдохнул Эддард. — Отлично, оставайтесь на месте, никуда отсюда не уходите, мы...

Они здесь! Это значит, что... О боже!

— Где мой муж?

— Неподалеку, сражается с кем-то...

Не спрашивая больше ничего, я ринулась мимо кронпринца к выходу. Основное сражение развернулось у входа, здесь уже лежали тела, однако многие еще держались на ногах: когда я выбежала из лачуги, мимо меня внутрь пробежали несколько разбойников... Ничего, Эддард их встретит, как нужно. Сейчас необходимо как можно быстрее найти Бертрана, нужно предупредить... Пожалуйста, пусть Уилфреду хватит ума сбежать, пусть он...

Обернувшись, я увидела сражающихся принца и нашего похитителя... У меня все оборвалось внутри. Нет, этого не должно было произойти! Почему, ну почему именно они?!

— Бертран! — крикнула я. — Бертран, не надо, не...

Не убивай его... Но было поздно. Меч принца пронзил Уила насквозь. Не думая ни о чем, не рассуждая, я бросилась к поверженному.

— Элайв... — муж попытался поймать меня за руку, но я увернулась, упав на колени рядом с разбойником.

Он умирал, его раны были слишком серьезны, даже если бы я владела магией в полной мере, я бы не смогла ему помочь.

— Уилфред! Уилфред, я же просила тебя... Почему ты не ушел? Прости меня, пожалуйста, ты не должен был погибнуть...

— Тише, милая, — прохрипел он. — Все в порядке. Я умираю, как и положено разбойнику: от меча благородного рыцаря, спасающего свою даму… Хотел бы я быть на его месте.

Я боялась дышать, опасаясь, что как только смолкнет дыхание умирающего, прекратится и мое. Я забыла о муже, стоящем неподалеку, сейчас мне было плевать, что он подумает, как я буду объяснять... Мой друг умирал.

Слегка приподняв голову Уила, я поцеловала его в лоб.

— Спасибо, — судорожно улыбнулся он. — Я знаю, мы с тобой еще встретимся. Там. Я буду ждать...

— Прости меня, Уилфред. Прости и прощай.

— Прощай, милая... — выдохнул он, и его глаза закрылись навсегда. Громкий звук трескающейся фаянсовой чашки оглушил меня.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 22

Антарес

Любовь — совершенно неправильное, не подчиняющееся никаким законам и определениям чувство — она неподвластна ни разуму, ни воле, ни даже чарам. Иногда я думаю, право, что любовь сама — порождение волшебства какой-нибудь сумасшедшей колдуньи, наложившей свои чары на всех без исключения людей, и пожелав, чтобы никто ничего не смог поделать с ее великим творением.

В самом деле, любовь невозможно ни объяснить, ни воссоздать, ни навязать, ни уничтожить. Правда, ее можно растоптать вместе с человеком… но это совершенно особый случай — и не желаю я его вспоминать больше.

Знаю только, что полюбив, мы невольно не разумом, не всегда телом, но обязательно — какой-то частицей души сливаемся с человеком, и всегда его незримый образ находится рядом — крепче зажмуриться, задержать дыхание — и вот он уже здесь, уже рядом, точно и не уходил никуда, невидимкой присутствуя, словно ангел-хранитель, за твоим плечом.

Комичные рассуждения, если знать, кто я на самом деле — во всяком случае, Вильгельмина бы меня точно осудила. Она никогда не ценила глупые сантименты — и правильно, ведь они бы ее в таком случае очень скоро погубили… ну да не о ней речь.

Рука об руку с любовью идет счастье — тоже странное, донельзя сентиментальное и необъяснимое — просто беда у этих светлых чувств — каждый знает, что это такое, но никто не может объяснить. Каждый вам расскажет, что такое боль или ненависть, а вот счастье с любовью — увы. Наверное, потому, что оно, как и свобода, у всех разнится — эти чувства не бывают одинаковыми у разных людей.

Кроме того, счастье, если оно действительно настоящее, одномоментно, мимолетно, но как же прекрасно то ощущение, когда оно наполняет тебя до краев — и тем сложнее его уловить и тем более, описать, не правда ли?

Счастье — когда не можешь видеть ничего, кроме преломленных, дрожащих солнечных пятен, из-за слез, застилающих глаза. Когда не можешь видеть, а можешь только ощущать — звуки, прикосновения, запах…

Что такое счастье, спрошу я у вас, наконец? Что такое, это ваше счастье, которым вы все так кичитесь? «Ах, мой супруг составляет мне истинное и единственное счастье» — как витиевато любила выражаться баронесса Луиза, о своем тучном, одышливом, пятидесятилетнем муже, которого — ужасно удивительно, не так ли? — она никогда не любила и вряд ли когда-нибудь сможет хотя бы по-настоящему уважать — внешне выказываемая покорность не в счет.

Нет, я думаю, то, что мы называем счастьем — это обычно всего лишь сытое и вольное благополучие, не более того. Тихая смерть души, фикция, иллюзия.

Настоящее счастье похоже на свободу в миг, когда она, наконец, достигнута — ведь что есть счастье, как не свобода человеческая в полном, идеальном ее проявлении?

Счастье — это замерший солнечный миг.

Счастье, Элайв, я знаю, хоть ты мне и не веришь сейчас — это осознание того, что ты вновь обрел свое почти утерянное сокровище — через боль, через страх, да через какие угодно мучения! — обрел, и уже никогда не потеряешь.

И потому — все мы счастливы. Хотя бы на этот миг, а что там будет дальше, по сути, уже и неважно. А что важно, спросишь ты?

Важно, что солнце застыло в наших глазах, а твоя рука — в его ладони, слышишь? А все остальное, все, что было… все пройдет, все забудется, как глупый ночной кошмар. Останется в памяти только это последнее мгновение, которое будет исцелять все твои раны.

А боль, сожаление и даже этот сковывающий ужас — они растают, как холодный утренний туман под горячими лучами, они точно когда-нибудь растают, веришь? Не растает только его рука, да моя — если ты пожелаешь на них опереться. Если ты позволишь опереться нам.

Ведь счастье и любовь, сестра — это не яркая огненная вспышка, не треск пламени в кромешной тьме, и не буйная радость пляшущей над поверженными врагами ведьмы.

Любовь и счастье — это теплый солнечный свет и тихая музыка.

Знаю — когда было темно, когда тебе было холодно, неожиданно вспыхнул жаркий костер и тебя согрел.

Но не печалься оттого, что пошел дождь и погасил пламя — едва разойдутся тучи, выглянет солнце, и согреет тебя, но не испепеляющим жаром, а живым светом и теплом.

Помни — костру, чтобы дать тепло, в отличие от солнца, всегда нужно что-то сжечь в себе, уничтожить, обратив в прах и пепел. Солнце же греет бескорыстно.


* * *


Все-таки чудовищная жертва, которую принесла Элайв, не давала мне покоя. Мне были ощутимо отвратительны выставляемые напоказ хозяйские манеры разбойника — то, как он демонстративно брал ее за руку, обнимал, точно стараясь доказать прежде всего самому себе, что Эл теперь его полная и безраздельная собственность…

То, как она не смела перечить. Какой-то новый, полуобреченный блеск ее глаз, поникшие плечи и то, как едва заметно, почти инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, Элайв старалась избегать этих прикосновений…

Было ощущение, что Эл летит в пропасть, и, понимая это, уже обреченно закрыла глаза и даже не пытается сопротивляться.

А действительно, был ли смысл? Конечно, красиво погибнуть может не каждый… но вот выжить все же еще сложнее. И она выживала, черт побери, выживала, потому что это был единственный возможный вариант.

Загнанный зверь в клетке, в последней попытке выжить, ластящийся к своему мучителю. Но кто знает, может быть, в один прекрасный момент покорная волчица устанет притворяться и просто-напросто перегрызет ласкающую руку, а затем и горло своего мучителя, заставившего предать зверя свою собственную суть?!

Могла ли я винить Элайв?

Глупый вопрос — ведь можно сказать, что именно из-за меня она пошла на этот шаг, именно я виновата в том, что она была вынуждена… нет, не хочу это произносить. В общем, если кто-то и был виновен в том, что с нею произошло, так это я. Если бы я сдержалась, если бы не бросилась в совершенно глупой ярости на разбойника, меня бы не связали, и сестре не пришлось бы идти на уступки своему бывшему жениху.

Какие уступки, о чем это я? Это чудовищная, самая чудовищная плата из тех, что можно представить… И как она это вынесла, как не сломалась?

Наверное, я никогда не смогу посмотреть ни ей, ни Бертрану в глаза — как я могу на них смотреть… и помнить, знать какому ужасному надлому в сестре я послужила виной?!

Бертран, конечно, ничего не узнает — по крайней мере, от меня, но каково будет самой Эл, которая, я знаю, тоже ни за что не забудет этого плена? Будет помнить этого чужого человека, будет помнить, как легко он ее сломал.

Неважно, как — угрозами ли, или обычной сделкой (в пользу этого варианта говорили и относительное спокойствие Элайв, и мои разрезанные веревки), так или иначе, похоже, что ключом к этой мерзости, затеянной Уилфредом, послужила я. Именно мною, моим незавидным положением он, негодяй, шантажировал бедную сестрицу.

Сможет ли она меня простить за ее рухнувший уютный мирок?

О, я поняла бы и приняла, если бы она так поступила — но увы, заслуженные упреки так и не вырвались у нее, напротив, Элайв была так тиха… Словно сама себя в чем-то винила.

Да и неудивительно, в общем то. Скорее всего, эта жертва оказалась для нее чересчур тяжела, и осознание того, что она изменила Бертрану, было сильнее мысли о том, что она спасала меня. Как же ты мучаешься, бедная, как же мучаешься… Прости меня за это.

Самое ужасное, что я ничем не могу тебе помочь, никак не могу тебя защитить — и твой разбойник, я вижу, прекрасно это понимает.

Почему я не бросилась на него снова, когда освободили мне руки?

Во-первых, я уже прекрасно понимала, что это напрасно — без магии я гораздо слабей любого вооруженного человечка.

Во-вторых, я боялась за своего ребенка — я чувствовала, что любое мое резкое движение здесь и сейчас столь опасно, что может стоить ему жизни.

А в третьих… в третьих меня бы снова связали, и Эл пришлось бы снова… унижаться перед этим недочеловеком. Неужели я могла еще раз обречь ее на такие страдания?

И поэтому я покорно приняла эту уступку.

Но смогу ли я когда-нибудь искупить перед тобой свою чудовищную вину, сестра?

Прости, умоляю, прости меня.

Если сможешь.

Но меня, впрочем, не отпускало одно, очень нехорошее подозрение.

Однако все попытки поговорить с Элайв не увенчались успехом — она предпочитала отмалчиваться и ограничилась сухими, совершенно не своими фразами и объяснениями. И я предпочла отбросить в сторону свои сомнения и глупые домыслы, как, в общем, и обычно, не став на нее давить, слишком много все-таки на нее свалилось — тут и в происходящем сложно разобраться, не то что в себе самой. Элайв просто не выдержала — слишком много от нее потребовал разбойник, слишком много ей пришлось выдержать…

Я боялась, как бы это окончательно не сломило ее, но утешать ее все же опасалась — это, думаю, вполне могло вызвать еще большие неприятности.

Поэтому я также молчала, а Эл, казалось, и не возражала — я понимала, ей нужно было побыть наедине со своими мыслями.

Но вскорости эту тягостную тишину прервала тишина еще более ужасная — вдруг как-то резко стихли веселые, хмельные выклики наших похитителей, — землянка, где нас держали, насколько мне было известно по рассказам сестры, находилась в некотором отдалении от места, где собиралась банда, но их громкие крики иногда долетали до нас — бандиты что-то в очередной раз праздновали.

И вдруг наступила неестественная, странная тишина.

Я испуганно обратилась к Эл:

— Не чувствуешь? Что-то не так...

Она обернулась к выходу из землянки, прислушалась, и на лице ее отразилась тревога. Цепким взглядом посмотрев на меня, она достала откуда-то… нож.

— Возьми. Если тебе придется защищаться без моей помощи, это пригодится.

Вопрос, откуда она взяла оружие, замер у меня на губах — моя уверенность в том, что не все так очевидно между ней и Уилфредом, лишь окрепла.

Однако я лишь сухо произнесла:

— Оставь у себя, в твоих руках он полезнее, — время поговорить с нею еще будет. А вот если сестра останется без единственной защиты…

— Не спорь, пожалуйста. Мне так будет спокойнее.

И что-то было в ее голосе, что заставило меня подчиниться.

Внезапно дверь распахнулась, и в потоке золотого света, хлынувшего в эту могилу, возник… Эддард. Я со стоном облегчения выпустила грубую рукоятку.

Это он. Это он. Неважно, как, но он здесь. Эддард. Эддард. Эддард!

— Вы здесь, миледи… Отлично, оставайтесь на месте, никуда отсюда не уходите, мы…

Элайв что-то спросила, он что-то ответил… А я могла только бессмысленно и глупо улыбаться, прислонясь к стене. Все кончилось. Все прошло. Он за мной пришел.

Но нет. Он уходит.

Почему он уходит? Почему меня бросает?!

— Не уходи, пожалуйста, — как в тумане, произнесла я. — Не оставляй меня.

Сноп солнечного света ясно высветил, как темная фигура его замерла. Я же, не дожидаясь, на подламывающихся ногах (и откуда только силы взялись?) направилась к нему. Он все так же не шевелился.

— Эддард, пожалуйста, не оставляй меня одну, — для доходчивости повторила я и объяснила: — Мне страшно. Ты не уйдешь?

Он молчал.

Шажок, еще шажок. Ступенька, еще ступенька.

Я шла к Эддарду, точно так же, как в детстве, очнувшись ночью от ужасного кошмара, я шла к своей няне, Грете, чтобы она меня утешила, успокоила, и сказала, что это только глупый и страшный сон, который больше никогда не вернется.

Я шла к человеку, который меня любил — и единственный мог избавить от ужаса, внезапно вернувшегося.

— Не уходи, прошу тебя, — выдохнула я, судорожно вцепляясь в его пальцы.

Он, вероятно, почувствовал мое прикосновение — во всяком случае, вздрогнул и посмотрел на меня совершенно безумным взглядом. А я неловко приподнялась на цыпочки и порывисто обняла кронпринца за шею, уткнувшись в его плечо.

Ведь Грета всегда меня обнимала!

— Анна… — раздалось над самым моим ухом, и я почти очнулась от наваждения, но, однако, не пожелала отстраниться.

Что было теплее — солнце, теплое солнце, льющее яркие золотые лучи прямо на мое лицо, или его руки, обнявшие мою уставшую спину? Или его глаза, серые и тоже теплые? Или его губы, невпопад целующие мои глаза, щеки?..

Вот что было правильным.

— Я тебя люблю, — шепнула я, едва он позволил мне это сделать, — я люблю тебя, слышишь, Эддард?

И снова поцелуи, легкие, солнечные, тающие…

Казалось, это никогда не кончится. Но я бы не отказалась от такой вечности…

Как вдруг я услышала пронзительный крик сестры, долетевший даже до нас:

— Бертран! Бертран, не надо!

О нет! Что с ним?!

Весь туман из головы точно ветром выдуло, и в следующую секунду я птичкой вылетела наружу, в лес, за руку увлекаемая также мгновенно пришедшим в себя Эддардом.

Несколько десятков секунд бега, отсчитываемые гулко бьющимся в ушах сердцем, и…

Я увидела.

Трупы.

Много мертвых людей.

Держащая за руку мертвеца рыдающая сестра (спустя полмгновения я поняла, что это не Бертран, и с облегчением вздохнула).

Но…

Кровь. Море крови. Мертвецы. Кругом мертвецы. Ужас какой!

Я поняла, что это зрелище определенно было лишним — и тут мы с моей девочкой не выдержали — я поняла, что…


* * *


Хвала судьбе, что Эддард и Бертран прибыли нас спасать в небольшой дорожной карете. Элайв, правда, настаивала на том, чтобы принять роды прямо в лесу, но, крайне испугавшиеся этой перспективе, мужчины заверили ее, что лошади ничуть не устали и домчат меня до дворца в четверть часа. Сестра попыталась было спорить, что в карете будет трясти, но я, в перерыве между схватками, приняла точку зрения Эддарда.

Мне, знаете ли, совершенно не хотелось, чтобы моя девочка появилась на свет в лесу, среди трупов и смерти.

Меня ужасно трясло в карете, Элайв же, сама бледная, точно смерть, держала меня за руку и старалась хоть как-то подбодрить:

— Тише, Анна, тише! Скоро мы будем дома… Скоро все кончится…

Но я не хотела быть тихой. Мне было больно, я кричала — заставляя Эддарда, вопреки всем протестам, поехавшего вместе с нами, мучительно вздрагивать от каждого моего вопля.

Колеса запрыгали по мостовой (я взвыла) а эти двое снова принялись меня успокаивать, вероятно, вообразив, что проблема в моем страхе перед родами, а не в гадкой дороге (какой дурак ее мостил, невозможно же ехать!).

— Анна, не бойся…

— … мы почти приехали…

— … все будет хорошо…

Вот ведь как слаженно у них получается, как будто двадцать лет женаты! Может, Маргери все-таки сделала неправильный выбор? Женила бы сынка на Элайв, хорошая пара бы вышла, в самом-то деле!

Наконец, карета остановилась, и у меня получилось хотя бы выдохнуть.

К тому же, схватки на время прекратились, но Эддард, не слушая моих возражений, подхватил меня на руки и куда-то потащил.

Я не протестовала. И, наверное, на несколько минут мое сознание выключилось, потому что в следующий миг я обнаружила над собой сомнительного вида лекаря и повитуху.

— Уберите их! — заверещала я. — Я не желаю, чтобы эти люди были рядом со мной!

— Но, госпожа… прошамкала старуха.

— Нет, — отчеканила я. — если я тут умру, то не на твоих руках, старая ты карга! — у меня вновь начались схватки, и я не могла себя контролировать.

— Чего же вы хотите, в таком случае? — влез лекарь.

Вот еще, спрашивали его!

— Убирайтесь отсюда, и позовите мою сестру! Элайв, Эла-а-а-аайв! — завопила я, потеряв терпение.

Она не заставила себя ждать.

— Анна, я здесь.

— Боже мой, Эл, помоги мне, — зарыдала я. — Я не могу рожать, я не хочу рожать, мне рано еще, в конце концов!

— Но…

— Сделай же что-нибу… а-а-а, Элайв, умоляю… — простонала я, в очередной раз не выдержав ужасной муки.

— Но что я могу? — точно издеваясь надо мной, спросила она. — Тебе придется…

— Не надо мне указывать, Элайв Файтер, — взорвалась я. — Убирайся. Пусть меня отправит к праотцам эта старая, грязная бабка!

— Ну уж нет, — сердито завила сестра. — Никуда я отсюда не пойду.

— А я тебе говорю, пошла во-о-о… О-О-О… Стой, да куда же ты? Элайв! Не оставляй меня одну с этими ужасными людьми, пожалуйста!

Она со вздохом вернулась…

Вакханалия продолжалась несколько часов — снедаемая ужасной болью, я то прогоняла бедную сестрицу, то вновь требовала к себе… Утомленный хлопаньем дверей, в проем просунул вихрастую голову его высочество, принц Бертран (в щелочку я мельком увидела расхаживающего от стены к стене Эддарда, что меня взбесило еще больше) и громко поинтересовался:

— Ну, долго вы тут еще?

Ни слова не говоря, левой рукой я нашарила около кровати свою туфельку и одним точным движением запустила ее в нахала.

Громкое:

— Ай! — возвестило, что каблук мой достиг цели…

Внезапно будто порыв ветра налетел — зазвенело, застонало все вокруг, и из окон внезапно точно чья-то мощная рука выбила все стекла. До меня только спустя пару секунд дошло, что этой рукой была я сама — ко мне вернулась магия!

— Ветер, это просто сильный ветер, — принялась успокаивать людей измученная Эл, но у меня не осталось времени радоваться обретению силы: тонкий детский плач разрезал горячий, густой воздух комнаты, и я, облизнув искусанные губы, попросила повитуху:

— Дайте ее мне… пожалуйста.

Та лукаво улыбнулась, и сказала:

— Сначала девочку должен увидеть отец.

Пока мы с Эл заторможенно соображали, что она имеет в виду, ловкая старуха сунула кулек в руки ни в чем не повинному Эддарду, который делал знаки, что он в общем-то, ни при чем — и не его вина, что бабуля оказалась такой древней, что не была ни на свадьбе кронпринца, ни на турнире… Словом, она приняла меня за его жену, к немалому нашему веселью и смущению.

На веселый смех прибежал и Бертран, красуясь огромной шишкой на лбу:

— Ну что, нас всех можно поздравить?

— Особенно вас, Бертран, — пошутила я. — Кажется, у вас на лбу растет новая голова…

— Не будем спрашивать, кто в этом виноват, — сморщился он. — Меня больше интересует, как вы решили назвать нашу племянницу! Помнится, вы, Анна, говорили, что нам с Эл понравится.

— Да уж. Девочку будут звать… — я выдержала паузу, и лукаво взглянула на Элайв. — …Элизой.

Протестующий вопль Эл утонул в новом взрыве смеха.

Элайв Фернеол

Теперь все позади. Позади Уилфред и та буря, что он с собою принес, позади мучения Анны, которые теперь означают для нее только счастье... А значит, теперь можно, наконец, окинуть трезвым взором события последних дней, и понять, что же это было.

История с Уилфредом... О, как она меня мучала теперь! Я оказалась малодушна и слаба перед этим человеком, и он не преминул воспользоваться этим. После ссоры с мужем я чувствовала себя чужой здесь, и Уил сказал мне именно то, что я хотела услышать... Нет, я не виню его, только себя — я виновата перед мужем, виновата в смерти друга. Только вот как мне теперь разобраться с этим?

Пока я не увидела Берта, я думала, что мне легко будет скрыть свою тайну. Право, это было бы и лучше: каково было бы узнать мужу, как низко пала его жена, но я недооценила силу привычки. Я привыкла быть откровенной с ним, доверять ему свои тайны, и мне стоило огромных усилий, глядя в его глаза, прикасаясь к нему, молчать.

Кроме того, странное слово \"обесчещена\" стало все чаще возникать в сознании. Раньше в моей речи даже не было слова \"честь\": люди, с которыми я общалась, его не использовали. Конечно, я слышала его от благородных господ, и в общих чертах представляла, что это могло бы значить, но никогда не примеряла это понятие на себя. Позже, познакомившись с Анной и наблюдая за людьми ее круга, я решила, что \"честь\" — это не про меня. Мне знакомы такие понятия, как \"совесть\" и \"честность\", и этого достаточно. То есть было достаточно. Став леди, я стала не только больше слышать о чести, но и размышлять о ней сама. Но теперь я чувствую, что поступила бесчестно, и это гнетет меня, разъедает. С удивлением слушала я истории об обесчещенных женщинах, которые уходили в монастырь, или вовсе сводили счеты с жизнью... Теперь я понимала их. Действительно, как можно жить с таким позором?

Все это неминуемо вело к страшной развязке, которая не заставила себя долго ждать.

В один из темных промозглых вечеров, вернувшись от Анны, я застала мужа в особенно мрачном настроении. Прошло около двух дней со времени нашего возвращения, и невеселые мысли снедали не только меня.

Через несколько минут неловкого молчания, муж резко спросил:

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Это было так неожиданно, и сказано таким тоном, что я растерялась:

— О чем?

— Что это было, в лесу? Ты обычно так хладнокровна, и вдруг...

Так вот о чем он думал все это время! Впрочем, так же, как и я... Но нет, он не должен узнать правды. Она будет слишком губительна.

— Бертран, ты... Ты должен понять.

— Я постараюсь.

— Это был мой друг, старый добрый друг.

Явно раздраженный, он дернул плечом:

— Друг, который держал в неволе тебя и твою сестру?

— Нет, друг, который решил напомнить о себе.

— Ты так убивалась, когда он умирал!

Неужели это ревность? Ревность к поверженному врагу?.. Нет, это на него не похоже. Но придется немного приоткрыть завесу тайны;

— Он был дорог мне! Хорошо, Бертран, я уточню. Он был моим женихом, задолго до того, как мы с тобой познакомились.

— Вот именно, это было давно, на что он надеялся?

— Да, он сглупил, но это не должно караться смертью!

Бертран тут же уловил истинный смысл произошедшего, что нагнало на него мрачную ироничность:

— И как, интересно, я должен был поступить? Выслушать обоих, а потом отпустить вас с миром?

— Для начала, хотя бы выслушать...

— Ну знаешь... Впрочем, нет, подожди. Я хочу узнать другое: почему вы тогда не поженились?

Наиболее безопасная тема из возможных.

— Раз ты так любопытен сегодня... Мы обручились, но потом я вернулась к своей прежней наставнице, чтобы закончить работу, потом, когда она погибла, я встретила Анну... А потом тебя.

— То есть, ты его не любила?

— Почему ты так думаешь?

— Если бы любила, вернулась бы, несмотря ни на что.

Странная мысль... Впрочем, это меня не оправдывает — понял это и муж, продолживший свои размышления вслух:

— Однако если не любила, то почему тебе было так горько, когда я... — он изобразил движение мечом и поднял на меня взгляд. — Надеюсь, ты не винишь меня?

— Я не ждала от тебя ничего другого.

— В любом случае, я победил его, а значит, подтвердил свои права...

Да-да, конечно... \"Свои права\"... И он всегда называет меня \"моя Эл\", когда думает, что я не слышу, или не обращу внимания — только теперь, боюсь, это не совсем так. Впрочем, душой я всегда с ним, и всегда его, но Уил...

Моя мать, ведьма, всегда говорила мне, что колдовство — это плохо. Она убеждала меня, что сама стала колдовать по глупости, и я не должна повторять ее ошибок. Пару раз она даже ходила со мной в церковь, надеясь пробудить в ребенке какие-то религиозные чувства... Так вот, именно там я услышала эти слова и запомнила их на всю жизнь: в человеке есть тело, и есть душа. Тело низменно и грязно, но без него человек не может существовать, душа же — чиста и возвышенна. И чтобы достигнуть небес, человек должен на протяжении всей своей жизни заботиться о душе и презирать тело. Уилфред был моим телом, Бертран — душой. А теперь, когда осталась только душа... Нужно достойно проститься с телом.

— Бертран, мы должны вернуться и похоронить его, — убежденно сказала я.

— Что? — муж обернулся ко мне с неподдельным удивлением. — Нет!

— Это будет по-рыцарски: милость к падшему противнику...

Но моя хитрость не сработала:

— Он не был рыцарем.

— Бертран, пожалуйста, мы должны...

— Нет! Ничего я ему не должен!

— Тогда я сама.

Это рассердило его еще больше:

— Я не позволю, чтобы моя жена...

— Он был дорог мне! Я не могу оставить его тело на растерзание хищникам!

— Ты туда не вернешься!

— Бертран...

— Разговор окончен.

Как он сердит и как замкнут...

— Да что с тобой? Ты до сих пор не простил меня?

— Ты понимаешь, в какое положение меня ставишь? — взорвался он. — Вспомни последние события! Сначала турнир, который нам с трудом удалось замять, теперь ты собираешься в лес, хоронить разбойника, который тебя украл? Что обо мне будут говорить?!

— С каких это пор тебя это волнует?

— Меня должно это волновать! Честь семьи! Что для тебя значат эти слова? Для меня — многое. И мне надоело быть тем, кто все портит! Ты — моя жена, твои поступки напрямую связаны с семьей, поэтому я не позволю тебе...

— Бертран, ты должен понять...

— Я и так слишком много \"понимал\" последнее время, но отпускать тебя обратно — это слишком!

— Нет, не слишком! Я должна сделать это! Мой долг...

— Повиноваться мужу.

— Да пойми же ты! Он отдал жизнь из-за меня! Жизнь из-за одной ночи!

— Что, прости?

Вот оно, я все-таки не смогла сохранить тайну. Что же теперь будет...

— Бертран, пожалуйста...

— Повтори!

— Он... Мы...

Но муж уже все понял. Я никогда не видела его таким.

— Так вот что значила эта трагедия! Вот почему он стал так тебе дорог! Ты... Как ты могла?!

— Пожалуйста, прости меня! Так случилось, что...

— Да какая разница?! Ты предала меня!

— Бертран, умоляю...

— Я верил тебе! Тебе одной! Я был уверен, что ты никогда... Прочь!

— Пожалуйста, выслушай меня...

— Нет! Я не хочу тебя слушать, не хочу больше тебя знать! Предала...

— Позволь мне хоть слово сказать!

— Вон! — он яростно указал мне на дверь. — И потрудись сделать так, чтобы я тебя больше не видел!

— Я виновата перед тобой, но я не заслуживаю...

— Ты заслужила гораздо большее! Нет, ни слова больше! Мне все равно, куда ты пойдешь! Я отказываюсь называть своей женой ту, что променяла меня... И на кого?! И так быстро?! Сколько тебе потребовалось, чтобы забыть меня? Час?!

— Я не забывала... Никогда.

— Неужели? И поэтому отдалась первому, кто этого пожелал? Как ты сама себе не противна?! Как ты после всего этого посмела вернуться в замок?! А я... Волновался! Спешил к тебе! Если бы я только знал, то оставил бы тебя ему! Впрочем, как знать, не изменила бы ты на следующий день и разбойнику?

Слезы поступали к глазам, голос мой дрожал и срывался:

— Прекрати! Я же... Я честно тебе во всем созналась! Никто об этом не знает...

— И на том спасибо! Не хватало еще, чтобы об этом позоре кто-то узнал!

— Бертран, пожалуйста, не отказывайся от меня, вспомни...

— Замолчи! — крикнул он. — Ты отказалась от меня, так почему я должен поступить иначе? Извольте оставить меня, леди Фернеол... Нет, вы не достойны. Леди Файтер. И будьте так любезны, пришлите за своими вещами слуг — я не хотел бы случайно столкнуться с вами.

— Бертран...

— Для вас — ваше высочество.

— Милорд...

— Довольно! Прочь!

Бертран Фернеол

Вот уже неделя, как я не разговариваю со своей женой, и это была непростая неделя... Первые дни после ссоры дались особенно тяжко: я почти не выходил из своих покоев, не хотел никого видеть и ни с кем говорить. У меня не укладывалось в голове, что все это произошло на самом деле, что это правда... Я ни за что бы не поверил, если бы об этом рассказал кто-то другой.

Сама мысль об измене приводила меня в бешенство. Пару раз я даже задумывался о том, что мог бы стать вдовцом, но тут же со страхом отгонял эту мысль. Стоило мне представить ее перед собой, покорную, плачущую... Нет, никогда. Что бы она ни совершила, я никогда не лишу ее жизни, и никому не позволю. Только как нам теперь с ней быть? Я не смогу полностью забыть и простить... Никогда.

Она очень буквально восприняла мои слова о том, что я не хочу ее видеть. Первые дни после ссоры я понятия не имел, где она, да меня это и не интересовало — потом, правда, я видел ее пару раз в коридорах замка, но каждый раз она вжималась в стену и опускала глаза, надеясь, что я ее не замечу. И я делал вид, что не замечаю. Сначала высокомерно проходил мимо, потом, когда немного успокоился, стал вглядываться в нее, и... Мне не нужно было ей ничего говорить, не нужно было придумывать никакого наказания: всегда самостоятельная, она и сейчас сделала все сама, сама казнила себя за свой поступок. Она сильно побледнела и осунулась — понятия не имею, где и как она жила...

Этот ее вид не мог меня не тронуть. И не только меня, Беатрис, и даже королева пытались заступиться за нее, выяснить, что между нами произошло... Но я их не слушал. Не слушал никого.

Разве мне было лучше, чем ей? Разве я не чувствовал себя обманутым, растоптанным, униженным? Чья судьба лучше: предателя или преданного? И что мне теперь делать со всем этим? Я не перестал ее любить, не так скоро, но представить ее снова рядом с собой, снова назвать своей женой? Нет, не могу. А ведь мы клялись перед богом и перед людьми, что будем верны друг другу до смерти...

Спустя несколько дней пришло осознание, что долго так продолжаться не может, что нужно что-то делать. Я настолько привык делить с ней все свои радости и печали, что сейчас мне было очень сложно справляться со всем этим без поддержки. Нет, нужно вернуть все на свои места, и для начала следовало бы поговорить с ней, выслушать ее оправдания... Не возненавижу ли я ее после этого еще больше? Не знаю.

Если бы я тогда знал... Я бы не просто убил его, я бы разрубил его на куски, прямо у нее на глазах. Но как она могла? Я бы понял, если бы он месяцами держал ее на хлебе и воде, я бы простил, если бы он заставил ее силой, но ее слезы над трупом этого негодяя... Как простить такое? Как прикоснуться к ней, если она так себя обесчестила?

Но это нужно сделать. Нужно заставить себя. Во что ты превратила меня и мою жизнь, Элайв? Куда делась моя Эл, улыбающаяся не всегда удачным шуткам своего мужа и обожающая звон стали? Почему на ее место пришла чужая и холодная женщина с потухшими глазами? Кто сделал это с тобой?

Однажды, случайно встретив ее в коридоре, я понял, что откладывать больше нельзя. Она хотела было пробежать мимо, но я остановил ее, взяв за руку:

— Посмотрите на меня.

— Милорд? — ответила она тихо, так и не подняв глаз.

— Да-да, это я вам... Нам нужно поговорить, леди Файтер.

Она вздохнула и отвернулась, все так же опасаясь заглянуть мне в глаза:

— Стоит ли это делать, если вы до сих пор называете меня \"леди Файтер\"?

— Стоит. Вы, кажется, хотели что-то сказать, а я не дал вам такой возможности, так я вас слушаю. Говорите.

Она отняла руку и, наконец, посмотрела мне в глаза. В них были только страх и горечь... Все так же, полушепотом, она проговорила:

— Я понимаю, что виновата перед вами, милорд... Очень виновата. Но вы были не правы, когда сказали, что я забыла вас. Я не забывала ни на минуту.

Я собирался быть как можно более беспристрастным, но тут не выдержал:

— Должно быть, это было неприятно для вашего любовника: обнимая его, вы думали о другом... — она еще сильнее сжалась от этих слов, но я не пожалел о том, что сказал. — Впрочем, теперь это неважно. Скажите, зачем вы рассказали мне это?

— Я привыкла быть с вами честной, милорд. Честной до конца.

— Вы понимаете, что ваша честность разрушительна? Вы уничтожили все, что мы создавали в течение года...

— Никто не просил вас жениться на мне так скоро, — холодно ответила она.

— Да, теперь я вижу, что поторопился. Однако дело сделано, и мы не можем отпустить друг друга. Нам нужно как-то жить дальше... Я прошу вас вернуться обратно, в наши покои.

Она настолько удивилась, что даже посмотрела мне в глаза:

— Значит ли это, что вы готовы меня простить?

— Нет. Это значит, что я не хочу афишировать наш разлад. Не думайте, что все будет забыто... Должен вас предупредить, что, если это повторится снова, я не посмотрю на правила приличия! Вы будете с позором выгнаны из замка, и я никогда не позволю вам сюда вернуться.

— Этого не повторится.

— Очень надеюсь. Так же имейте в виду: никто не должен знать о произошедшем. Ни одна живая душа. Вам это ясно, леди Файтер?

— Да, милорд, — ответила жена и... поклонилась.

Элайв. Мне. Поклонилась. Не мог же я настолько запугать ее?.. Мне это определенно не понравилось, но предпринимать я ничего не стал. У нас еще будет время все наладить.

Относительное спокойствие было восстановлено. Эл вернулась, но мы по-прежнему очень мало разговаривали и обращались друг к другу только на \"вы\". Впрочем, ссора вскоре стала не так очевидна, ибо происходящее в замке забирало все наши силы и мысли.

Как всегда, я узнал обо всем последним. В тот день Оберин потащил меня в оружейную, проверить мечи, которые нам только что доставили. Как будто, кроме меня, это сделать некому! Там я встретил брата, который, как раз, возился с новыми клинками.

— Хороши, не правда ли? — спросил он со странной улыбкой.

— Наверное, — не без удивления ответил я, заметив его нервность. — Что случилось?

— Ничего, — отмахнулся он, беря в руки бастардный меч и направляясь к выходу.

— Стой! Куда ты?

— Берт, не до тебя сейчас, потом поговорим!

— Зачем тебе оружие?

— Нужно потолковать кое с кем.

Я бросился за ним следом:

— Ты так просто от меня не отделаешься! Объяснись!

Он резко развернулся:

— Как же ты мне надоел, младший братец! Почему я должен вечно с тобой... Анну выдают замуж!

— Что? За кого?

— За лорда Вимана. Это наша мать устроила. Но я не позволю этому случиться!

— Как?

— Не знаю, но он ее не получит. Она просила меня, понимаешь? Я не подведу ее.

— Только не говори, что ты собираешься убить его!

— Если придется...

— Нет, брат! Ты не можешь!

— Хватит болтать, я должен поговорить с ним.

— Я иду с тобой!

— Бертран! — он раздраженно закатил глаза. — Ты остаешься здесь, это не твоя битва.

— Битвы вообще не должно быть!

Но он меня уже не слушал и кинулся прочь. Что ж... Я не дам тебе натворить глупостей, братец. Кто бы мог подумать, что он вообще на это способен?! Ну, Анна!..

Я шел вслед за Эддардом, правда, держась поодаль, чтобы он меня не заметил, и это было легко: брат настолько увлекся мыслями о возмездии, что не заметил бы, если бы за ним ехал целый полк. Наконец, он настиг своего противника:

— Виман! Позвольте, я отниму у вас всего несколько минут... — услышал я, а затем хлопнула дверь. Значит, они вошли в залу... Я подошел к самой двери, напряженно вслушиваясь.

— Я слышал, готовится радостное событие, — даже не стараясь придать своему голосу доброжелательность, начал разговор Эдд.

— Вы можете поздравить меня, ваше высочество — я женюсь.

— На вашем месте я бы не стал так радоваться.

— Да неужели? И что же может мне помешать в моем будущем семейном счастье?

— В первую очередь — сама Анна. Она никогда по своей воле не станет женой такого, как вы.

— А разве ее мнение кого-то волнует? К тому же, она должна быть мне благодарна за этот брак — она немолода, да еще и с ребенком. Впрочем, на средства, которые мне заплатила ваша матушка, я мог бы жить даже с горгульей!

Напряженное молчание, очевидно, означало удивление Эддарда, и Виман продолжил:

— Впрочем, вы, кажется, имеете на нее какие-то виды? Думаю, вашу сентиментальность утешит, что первенца мы назовем в вашу честь.

Зря барон это сказал... Реакция последовала незамедлительно: я услышал звон стали. Пора!

Ввалившись внутрь, я поспешил достать меч и не зря: Эддард и Виман сражались не на жизнь, а на смерть, а, зная доблесть моего брата... Нет, только трупа нам не хватало!

— Прекратите! — я попытался встать между ними, но кронпринц не дал мне этого сделать. Он отшвырнул меня в сторону, бросив лишь:

— Не путайся под ногами! — и продолжил схватку.

Можно попытаться оттащить барона, он слабее, но тогда Эддард убьет его, не задумываясь, и я окажусь соучастником. Нет, так не пойдет. Выгадав момент, я оттолкнул Вимана, скрестив меч с братом.

— Немедленно убери клинок в ножны! — Эддард остановился, но повиноваться не спешил, зло поглядывая на своего противника. — Вам повезло, господа, что этого никто не видел! Барон, идите домой, и впредь держите свое остроумие при себе!

Вимана не нужно было уговаривать: убрав меч, он поспешил покинуть место ссоры, оставляя меня на растерзание брату. О, я не сомневался, что буду именно растерзан, ведь я помешал ему совершить подвиг во имя его дамы...

— Что ты себе позволяешь?!

Ну вот, началось...

— Я мог все исправить!

— Как? Убив его?

— Мертвецы не могут жениться.

— Эддард, открой, наконец, глаза! Ты же сам женат! Почему она не отравила Беатрис, когда ты женился?

— Это другое... Она просила меня помочь ей! Я так долго ее добивался, а теперь...

— Что теперь? Она перестанет любить тебя?

— Нет, но барон... Он найдет способ не дать нам увидеться. Он... Все кончено, брат.

О, боже мой, да вразумите кто-нибудь этого идиота!

— Ты с этой любовью последних мозгов лишился?! Ты будущий король! Твоя власть ничем не будет ограничена...

— Мне нужна не власть, а Анна.

— Ты вообще способен думать? С помощью одного ты получишь другое!

— Ничего ты не понимаешь. Это будет не скоро... У нее будут дети от него к тому времени. Она будет мучаться... Ее продали, понимаешь! Продали, чтобы убрать отсюда. А ты уничтожил последнюю надежду на то, что это можно исправить!.. Надеюсь, она простит меня, если я не приду на свадьбу.

И, глубоко вздохнув, он пошел прочь.

Антарес

Звезды играют на флейтах хрустальных,

В окно любопытная смотрит луна,

Спи, моя девочка, ночь так печальна,

Спи, моя девочка, ночь так темна.

Ведьмы хохочут, свирели играют

Там, далеко, на другом берегу.

Спи, мое солнышко — ночь наступает.

Спи, мой малыш — я твой сон сберегу.

Счастье материнства — пожалуй, самое светлое счастье в мире. Твой ребенок, такой крошечный, слабый, беззащитный — а сколько любви он вмещает! Точно золотые монетки собирает в невидимую копилочку — и внезапно может подарить взамен счастливо-бессмысленную младенческую улыбку. Или задеть щеку крошечным кулачком, выпростанным из-под пеленки, или… но перечислять можно бесконечно, ведь каждый миг, проведенный с дочерью, с моей Элизой, становился для меня по-особому радостным — я даже не представляла, что у счастья может быть столько граней!

Счастьем были бессонные ночи (хотя понять, что это счастье, можно было, только хорошенько выспавшись), счастьем была возня с Элизой — запеленать, искупать, накормить, — к слову, я не пожелала взять кормилицу, — счастьем было каждое прикосновение, каждый взгляд моей малышки, каждый ее крик, любая слезинка.

Я по-прежнему ощущала ее своей неотъемлемой частью — ниточка, нас соединяющая, стала тоньше, воздушнее, но не исчезла, а наоборот, стала крепче. Каждый раз, подхватывая дочь на руки, я ощущала ее — и буквально не знала, что делать — нежность накрывала меня с головой, любовь затапливала теплой волной душу до краев.

Даже магия отошла на второй план — занятая дочерью, я не могла, не хотела колдовать, точно боялась испачкать ребенка.

Я забыла упомянуть о том, что у Элизы были голубые глаза — светлые и прозрачные глаза Ричарда Тириона, и сперва я испытала самое настоящее потрясение, когда их увидела — такие светлые, такие прозрачные, такие знакомые.

Вильгельмина однажды сказала (и я подозреваю, что это было непонятым пророчеством):

— Однажды глаза моего внука посмотрят на тебя с любовью.

Разумеется, тогда я восприняла эти слова в самом примитивнейшем из смыслов. Но теперь же…

Действительно, его глаза принадлежат человечку, который уже сейчас любит меня всей душой. Что может быть лучше?

Мы часто не понимаем пророчеств, и не видим, как они легко могут сбываться, когда надежда уже почти утеряна, потому что ожидаем от них совершенно другого, нежели они значат в действительности. А судьбы порой сплетаются в такой причудливый узор, что и не поймешь сразу, к чему эти ниточки могут привести в действительности.

И все же Вильгельмина была права, тысячу раз права! Глаза короля Тириона, глаза моего друга, будут любить меня всегда.

А я, в свою очередь, никуда не смогу от них деться…

Я укачивала Элизу, когда в дверь неожиданно постучали. Мысленно вспомнив черта — девочка не спала всю ночь, и вот сейчас почти заснула, — я осторожно положила ее в колыбель и пошла открывать…

Моими гостьями, как несложно было догадаться, оказались Элайв и Беатрис.

Надо сказать, что выглядели они достаточно странно — чего стоили только эти их искусственные улыбки, да постоянные взгляды тайком — было очень похоже, будто они пришли к постели умирающего, и с опаской ждут, что он вот-вот отойдет в мир иной.

Но я была слишком занята проснувшейся, раскричавшейся дочкой, и не успела толком их расспросить, как вдруг в дверях показался слуга, заявивший, что меня требует к себе королева. Немедленно и безо всяких отговорок.

Странно, что Маргери могло от меня понадобиться?

Ведь в эту неделю она проявляла неслыханное для нее милосердие, оставив меня в покое, не требуя к себе по каждому пустяковому поводу, и я была ей за это благодарна, считая, что королева в кои-то веки проявила милосердие — возможно, она понимала, каково это — быть матерью? Ведь у нее самой было двое… ах, нет же, трое (про Катриону я благополучно позабыла)… у нее самой было трое детей.

И вот теперь это неожиданное требование заставило меня если не испугаться, то призадуматься — старуха явно что-то задумала.

Заставив Элайв клятвенно пообещать, что она не отойдет от племянницы ни на шаг, а в случае чего, примчится за мной, даже если внезапно наступит апокалипсис, я, кое-как приведя себя в приемлемый для королевской аудиенции вид, но все же изрядно нервничая, отправилась на казнь… то есть, к ее величеству королеве.

Осторожно, почти крадучись, войдя в зал, где обычно Маргери меня принимала, я внезапно заметила, что возле королевы, подобострастно склонившись перед нею, стоит какой-то человек.

Вглядевшись, я поняла, что это ни кто иной, как доставивший мне некоторые хлопоты на турнире и после него, барон… как же его звали? Ах, да, Виман Лорнелл. И что ему здесь понадобилось? Хотя, судя по тому, как он склоняется перед ее величеством... Наверное, он ее фаворит — что ж… это, наверное, судьба всех королев Ферлиберт.

Я поклонилась Маргери:

— Ваше величество.

— Добрый день, Анна, — расплывшись в премерзостной улыбке, почти по-родственному поприветствовала меня старуха. — Как ваше самочувствие, позвольте узнать?

— Благодарю вас, ваше величество, я чувствую себя превосходно, — помедлив, ответила я, с испугом отметив, как торжествующе вспыхнули глаза Маргери. Боги, что я такого сказала?

— Вы необыкновенно похорошели с тех пор, как мы виделись в последний раз, — вмешался Лорнелл, окидывая меня почти непристойным взглядом.

Ну да, если вспомнить с каким отвращением он косился на мой живот тогда… Я отвела глаза — так, главное, не сердиться, а то мало ли что я теперь могу натворить. Еще стены рухнут, а я виноватой окажусь.

Иронизировать над собой, я могу, конечно, едва ли не бесконечно, но мне и впрямь нужно вести себя поспокойнее. Магия теперь все же со мной… словом — мало ли.

Однако наглость со стороны своего пса Маргери все же не оставила без внимания:

— Не стоит так торопиться, сэр Лорнелл. Еще не время.

— Да, ваше величество, — кивнул тот с кислым видом.

Я похолодела. Не стоит торопиться к чему? Для чего еще не наступило время?

Да, они определенно что-то замышляют, интуиция просто вопила об этом. Некстати вспомнилась Беатрис, которая сравнивала барона с убийцей. Но… они же не могут… или могут?

— Ваше величество, — все же рискнула вмешаться я. — Вы… ведь для чего-то звали меня, не так ли? В таком случае я буду рада вам услужить…

Глядя на меня все с той же странной улыбкой, королева промолвила:

— О нет, на этот раз речь идет об услуге с моей стороны, которую я буду очень рада вам оказать, милочка моя…

Начало не порадовало. Зная Маргери, я очень хорошо понимала, что вряд ли эта услуга обернется для меня чем-то хорошим.

— Услуге? — переспросила я, желая потянуть время, но королева даже не удостоила меня ответом, вместо этого обернувшись к Лорнеллу, ощупывающему меня престранным взглядом.

Едва я встретилась с ним глазами, он улыбнулся, точно бы в предвкушении какой-то подлости.

Королева, вероятно, тоже это заметила, потому что резким голосом приказала:

— Барон, будьте добры, оставьте нас!

Ох, да со мной она, получается, разговаривает даже сердечно. Надо же.

Тот, однако, попытался спорить:

— Но, ваше величество, я не думаю, что…

— Мне неинтересно, что вы думаете — мне интересно, слышали вы приказ?! — взорвалась королева. Интересно, что ее так нервирует?

На сей раз барон не стал спорить, предпочтя убраться прочь.

И это, честно говоря, меня обрадовало — королева хоть и была неприятным для меня человеком, но большое количество времени, проведенное с ней, давало о себе знать — я без особого труда могла терпеть ее причуды. А вот Лорнелл, в отличие от Маргери, отчего-то внушал мне большое отвращение.

— Я вижу, разрешившись от бремени, вы совершенно оправились, — почти дружелюбно констатировала королева.

— Вы совершенно правы, ваше величество, — вздохнула я, гадая, к чему она ведет.

— Быть матерью — тяжкий труд, — вздох королевы был, кажется, еще более тяжел, чем мой, но не лишен некоторой театральности. — Вам, наверное, сложно приходится?

Это был не вопрос, а утверждение, и, почуяв неладное, я решила спорить.

— Нет, что вы, ваше величество, благодарю за заботу, но у меня прелестная дочь, которая не доставляет мне абсолютно никаких хлопот.

Маргери улыбнулась — и большого труда мне стоило не вздрогнуть от этой улыбки.

— Когда родился Эддард, в первый месяц после его рождения я так же думала, что справлюсь со всем одна — и даже не подпускала его величество к сыну, — она рассмеялась, точно приглашая меня поддержать ее, но мне такие перемены в ее настроении нравились все меньше. Я молча изучала узор на полу, и смех королевы мало-помалу стих. Маргери продолжила:

— Но затем мне стало так тяжело справляться с ребенком — я ведь, как и вы, Анна, не терпела, чтобы к моему сыну подходили слуги, — и без помощи мужа я бы ни за что не справилась.

Я подняла взгляд на Маргери.

— Это делает вам честь, ваше величество, — прошептала я. Взгляд ее пронизывал меня насквозь — я невольно отступила на шаг.

— Что-что? Ах, да… — покивала королева и продолжила: — Так вот, видя, в каком вы бедственном положении находитесь, я поняла — ваш ребенок не может расти без отца.

Да, конечно. Сейчас возьму Элизу и пойду в Терравирис. Пешком.

Мне живо представилось лицо Ричарда, когда он увидит меня с младенцем на руках.

— Здравствуй, милый. Я тут родила от тебя ребенка, это случайно вышло, а теперь мать твоей Катрионы приказала мне искать для нее отца. Что я могла сделать?

— Мой супруг скончался, — едва вымолвила я.

— Я знаю о вашем горе, леди Файтер, и знаю, как ему помочь, — мне показалось, или в ее голосе прозвучало плохо скрытое торжество?

— Я не понимаю, что…

Дальнейшее я слышала довольно таки смутно, потому что следующие слова Маргери прозвучали, точно гром среди ясного неба.

— Вам необходимо выйти замуж, леди Файтер.

— Замуж? Но… как…

Над моей головой закачалась люстра.

— Ненавижу сквозняки, — очень спокойно заявила Маргери. — Да, вы правильно расслышали — вам необходимо выйти замуж.

Люстра раскачивалась все сильнее. Звон подвесок меня убаюкивал…

— Ради вашего ребенка. Ну же. Ан… Анна, придите в себя! — отчего-то споткнувшись на моем имени, прикрикнула королева, и упоминание дочери привело меня в чувство.

— Я не могу выйти замуж, ваше величество! — отчеканила я.

— Отчего же?

— Со времени смерти моего супруга прошло чуть больше полугода. Всего лишь. Я еще не оплакала его, я ношу траур!

Но королева была непреклонна.

— .Вам следует думать не об умерших, давно покоящихся в ином мире, а о живых! О себе и своей дочери.

— Но…

— Никаких но. И вы знаете, что может последовать за вашим отказом. Я не люблю, когда мне перечат.

— Я…

— Я слышала, что война в вашем королевстве уже закончена, — с нехорошей улыбкой продолжила Маргери. — И если у вас не будет супруга здесь, в Ферлиберт, вы, наверное, захотите вернуться к себе домой.

Я похолодела.

Только не это! Я точно знала, что королева не шутит — если я не соглашусь на ее условия, она с легкостью выполнит свои обещания, и разлучит меня со всеми, кого я люблю.

С Элайв. С Беатрис…

С Эддардом. О, да, именно с ним — я знаю, что она не просто так это задумала!

Между тем я, осознав простой факт, что затевается это все исключительно из-за моих отношений с кронпринцем, наладиться которым, видимо, было просто не суждено, несколько успокоилась (люстра, во всяком случае, качаться перестала), но королева не отводила от меня пристального взгляда.

— Судя по всему, вы готовы мне ответить.

— Да, ваше величество, — выдохнула я. — Вы не оставляете мне выбора.

— И что же вы решили, таким образом?

— Я согласна на ваши условия, — выдавила я.

Зло всегда к нам возвращается — помнится, именно таким образом я заставила Элайв стать моей ученицей. Глупо считать, что беды нам причиняет кто-то извне. К нам просто возвращаются наша собственная боль, причиненная кому-то другому.

Все правильно. Все так, как надо.

Маргери снова ликующе улыбнулась.

— Тогда вы рады будете узнать, что я взяла на себя смелость предугадать ваше решение. И все подготовила сама.

Правда, ваше похищение немного запутало мои планы, но сейчас, когда все разрешилось так благополучно…

— Благодарю вас, ваше величество, — смиренно пробормотала я.

— Вы не поняли, миледи, — шелковым голоском заявила проклятая старуха. — Готово совершенно все, поэтому нет смысла откладывать церемонию. Ваша свадьба завтра.

— Как… завтра? — задохнулась я.

— Вижу, вы рады, — удовлетворенно кивнула она. — На самом деле, о вашей свадьбе известно решительно всем, и только от членов королевской семьи его скрывали. Мы же все родственники, и такое счастливое событие должно стать сюрпризом! — лукаво добавила Маргери.

Значит, Эддард не знает тоже. Теперь ясно, зачем было скрывать от «родственников» — он наверняка взбунтовался бы, а с ним и Беатрис… да и сестра с мужем тоже.

— Значит, настало время познакомить вас с вашим будущим супругом, — заключила королева, и, приподнявшись с трона, крикнула: — Виман! Войдите, пожалуйста.

Я медленно обернулась, не желая верить своим ушам… глазам… разуму. Мерзкий человек тем временем успел склониться перед королевой, и проворно вцепиться мне в руку Липкие, потные пальцы ненавязчиво скользнули по моему запястью.

Я с отвращением вырвалась:

— Нет, ваше величество! Умоляю вас… — в этот момент я была готова упасть перед нею на колени, но королева лишь смерила меня насмешливым взглядом.

— Вы сами не ведаете, что говорите, — сказала она. — Думаю, вам следует несколько успокоиться и прийти в себя. Осознать… эту новость.

— Прошу вас, — тихо взмолилась я, не обращая внимания на озадаченное лицо Лорнелла. — Пожалуйста, ваше величество…

— Идите, леди Файтер! Немедленно!

— Но…

— Хорошенько подумайте, миледи, а потом возвращайтесь с ответом. С правильным ответом, слышите ли вы меня?!

И что мне оставалось делать? Я кое-как поплелась к себе. Рыдая и цепляясь за стенку.

По пути вспыхнуло несколько факелов.

Когда я, едва волоча ноги, переступила порог комнаты, Элайв и Беатрис ворковали над Элизой. Девочка улыбалась, пытаясь поймать яркий рыжий локон Беатрис.

А дети, оказывается, реагируют на настроение своих матерей… словом, пока я повисла на плече у Элайв, еще пару мгновений назад веселая и довольная Элиза зашлась в плаче на руках у Беатрис.

Не берусь сказать, сколько продолжалась всеобщая истерика. Но самое смешное, что в конце концов мне даже объяснять ничего не пришлось двум моим ангелам-хранителям.

Они, оказывается, и без меня обо всем знали.

Потом, как-то без перехода, исчезла сначала Беатрис, потом Элайв, прихватившая с собой мою дочь.

Затем я внезапно осознала, что нахожусь в объятиях… Эддарда.

— Помоги… только и смогла выдохнуть я.

— Я не позволю, чтобы тебя у меня отобрали, — пообещал он.

Кое-как меня успокоив, Эддард ушел, пообещав, что все уладит. О, я верила ему, верила всей душой, не сомневаясь, что у него все получится. Но, с каждой проведенной в одиночестве минутой, теплый и солнечный Эддард становился все дальше… а липкий, мерзкий барон Лорнелл все ближе.

Я теряла надежду, она уходила, точно песок, сыпавшийся сквозь пальцы.

Вот уже прошел час. Вот два. Три? Я уже внутренне застыла, заледенела — словом, успокоилась, и была готова отправляться не то что к алтарю… да хоть к самому дьяволу в объятья.

Но прежде всего меня беспокоило отсутствие дочери — и куда Элайв ее унесла? Несмотря на все мои проблемы, девочку давно пора было кормить.

С твердым намерением пойти и отыскать дочь, я встала и направилась к выходу, как вдруг услышала за дверью какие-то шорохи.

Меня посетила безумная мысль, что Маргери потеряла терпение, и меня потащат к алтарю силой.

Но прислушавшись, я поняла, что это разговаривают служанки. Я уже хотела было открыть дверь, и прервать их разговор, как вдруг…

— Мэри, ты слышала, говорят, будто его высочество избил господина Лорнелла!

— Убил?!

— Да нет же, из-бил!

— А… из-за чего?

— Верней, наверно, будет сказать — из-за кого. Но идем отсюда, а то услышит!.. Говорят, они с этой…

И больше я ничего не слышала, но и без дальнейших объяснений было понятно, что моя надежда на спасение растаяла, точно дым.

Боги, Эддард! Ну отчего ты не смог придумать ничего лучше, чем поднять на мерзавца руку?

Впрочем, я давно привыкла полагаться только на себя, к чему было тешить себя иллюзиями, что добрый принц поможет, спасет и защитит?

А значит, нужно действовать самой. И разделаться с этим побыстрее.

— Итак, леди Файтер, вы приняли решение? — Маргери сердито смотрит на меня сверху вниз, необычно бледная, с горящими глазами — неужели ей уже известно о произошедшем с ее сыном и… моим женихом? Впрочем, да, раз уж об этом говорят даже слуги…

Я уже открыла рот, чтобы ответить утвердительно, как вдруг хлопнула дверь, что-то быстрее ветра с оглушительным топотом пронеслось мимо меня, сказало: «Добрый день, ваше величество, простите, ваше величество! У меня очень важное дело, ваше величество!»…

В следующий момент перед собой я обнаружила опустившегося на одно колено сэра Ридвелла.

Не в силах понять, что здесь вообще происходит, я тихонько спросила — по счастью, мы были достаточно далеко от королевы:

— Что вы делаете, сэр?

Глаза его смеялись.

— Спасаю нас всех — в первую очередь себя и вас. Ведь иначе меня тоже отправят домой, а мне бы этого совсем не хотелось.

— Да что здесь происходит? — взвизгнула Маргери. Рыцарь обернулся.

— Минуту, ваше величество! — и вновь обернулся ко мне: — Леди Файтер, вы согласны быть моей женой?!

— Но позвольте… — вскипела королева. До меня все еще доходила суть происходящего.

— Соглашайтесь, скорее же! — поторопил меня Ридвелл, дернув за руку. — Меня об этом попросила сама Беатрис, не волнуйтесь.

— И вы…

— А я этому очень рад, — улыбнулся он. — Вы — моя единственная надежда… остаться с ней.

— Как и вы для меня, — кивнула я.

Маргери тем временем спустилась с трона, и направлялась к нам с решительным выражением лица — думаю, сама растаскивать нас хотела. Поэтому я громко завопила.

— Конечно, сэр Ридвелл. Я согласна.

Старуха замерла в полушаге.

По сути, Маргери, было решительно все равно, за кого выдавать меня замуж — разница была только в том, что Лорнеллу ей пришлось бы заплатить за брак со мною большую сумму денег (мне об этом по секрету рассказала Беатрис, сыгравшая в этой истории роль доброй феи), так что, слегка успокоившись, Маргери сразу дала нам с Дораном разрешение на свадьбу. Чему все были, надо сказать, очень рады. Каждый по-своему.

Беатрис была рада тому, что с ней остается ее любимый человек, ведь этот брак был просто прикрытием, отговоркой для королевы (Эддард радовался тому же).

Элиза радовалась теплому солнышку и белым кружевам на мамином свадебном платье, которые так интересно хватать ручками. А еще новому рыжему человеку, который смеялся и щекотал ее.

А Элайв… Элайв радовалась за всех разом. И за меня с Эддардом, и за Беатрис с Дораном…

Еще она, кажется, радовалась и за себя саму — у нее получилось помириться с Бертраном. Тень ушла из ее глаз.

И я радовалась за нее больше всех.

Надо сказать, что все мы в этот день были счастливы.

И после первого, традиционного нашего с мужем танца, к нам подошел Эддард и лукаво сказал:

— Позвольте, Доран, мне украсть для следующего танца вашу супругу.

Он в тон ему ответил:

— Если вы, ваше высочество, позволите мне украсть вашу.

И закружились три пары — Элайв и Бертран, я и Эддард, Беатрис и Доран.

И этот танец стал почти пророческим. Мы были счастливы с ними, вопреки всем правилам и законам.

Моя история почти закончена…

Но круг еще не замкнулся.


Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 23

Элайв Фернеол

Дверь распахнулась, жалобно скрипнув петлями:

— Мама! Мама, скажи им, что я не еду!

Едва звонкий голос раздался в комнате, из колыбели послышался плач... Прекрасно! Замечательно! И кого волнует, что я битых полчаса укачивала дочь прежде, чем она уснула?!

— Генрих! Сколько раз тебе повторять: днем твоя сестра должна спать! И как ей это делать, если ты каждый раз...

Я взяла ребенка на руки уже привычным движением, начав все заново.

— Прости, мама, — шепотом извинился мальчик. — Я забыл.

— Теперь укладывай ее сам!

Глаза сына блеснули радостью. С чего бы?

— В чем дело?

— Дядя Доран собирается на охоту... Я не хочу с ним ехать. Лучше я останусь с Нольвенн.

— А почему ты не хочешь?

— Это же на весь день!

— И?

— Ты же знаешь, как это бывает! Мы весь день будем ездить по лесу, ничего не найдем, потом Доран заставит нас стрелять из лука... А у меня еще с того раза болит рука.

— Что ж. Оставайся. Только тогда верни меч, который отец тебе подарил.

Лицо Генриха обиженно вытянулось:

— Но... Почему?

— А зачем он тебе, если ты предпочитаешь сидеть в замке? Получишь его, когда будешь достоин.

Мальчик нахмурился, напряженно раздумывая. Дочь тоже притихла, и я смогла уложить ее обратно в кроватку, надеясь хотя бы на час покоя.

— Что ты решил?

— Я еду. И меч возьму с собой.

— Тебе будет неудобно.

— А он по-прежнему будет моим, если я его здесь оставлю?

— Он будет твоим, если ты будешь его достоин. Вот и все.

Сын серьезно кивнул и ушел на конюшню, пообещав, что вернется вечером. И непременно с дичью.

Не знаю, придется ли мне благодарить его за мясо к ужину, но за тишину и покой я уже была благодарна.

Подумать только, как все изменилось! Не прошло и года после рождения Элизы, как и я стала матерью. Мое недомогание на том памятном турнире объяснялось очень просто: я ждала ребенка. Если бы не он, не знаю, помирились бы мы с мужем или нет... Сейчас мальчику уже четыре года, он такой взрослый! Мы назвали его в честь дедушки — на этом настоял Бертран, да я не особо и протестовала: Генрих очень красивое имя. Еще через год родился Родрик — сын Эддарда и Беатрис. Анна очень спокойно отнеслась к этому факту, в отличие от Дорана... Непростое было время. Но сейчас все это уже позади.

Однако всего полтора месяца назад наша семья снова увеличилась: у меня родилась дочь, Нольвенн. Она была такой крохотной и слабой, и мы боялись, что ребенок не выживет, но все обошлось, и пока было в порядке...

Кто бы мог подумать, что я стану матерью, да еще двоих детей? Я точно не могла. Но было в этом что-то правильное... По крайней мере, жаловаться (или скучать) мне не приходилось. Как муж был горд, когда у него родился сын! Какие планы относительно его будущего он строил! Потом оказалось, что ребенок — это не только счастье, но и труд, и энтузиазм его поутих. Конечно, дочери он радовался не меньше, но по-другому. Если мне сложно было соотнести себя со словом \"мать\", то Бертран — отец двоих детей... Нам обоим пришлось привыкать, меняться и перестраиваться.

Мы старались заниматься воспитанием вместе, но вскоре стало ясно, что для мальчика отец может дать больше, и чем старше ребенок, тем это заметнее. Месяц назад Бертран решил подарить сыну меч, посчитав, что он уже способен держать его в руках. Удержать-то он его, конечно, сумел, но на занятия с мастером над оружием ему все равно приходилось брать деревянный клинок, чтобы никого не ранить и не убиться самому. Так что сталь играла скорее символическую роль, но сын так обрадовался этому подарку! Обычно настоящий клинок мальчикам дают в руки не раньше семи лет, но у Генриха был такой воинственный характер! Вы бы видели его на тренировках! Никогда не видела, чтобы ребенок его возраста так дрался!

Не подумайте, что это мое предвзятое материнское мнение, все говорят, что из него выйдет отличный воин. Бертран часто шутил, что сыну не повезло с родителями: обычно мальчик наследует боевые навыки только от отца, а Генрих обязан своим характером и матери тоже. К слову, он не только хорошо сражался, но и был ужасно хитрым — всегда знал, как получить то, чего ему хочется. Он мог найти подход к любому человеку, и перед ним действительно было сложно устоять, но мы с Бертраном очень старались.

Однажды, после особенно удачного сражения, сын заявил, что собирается участвовать в турнире. Он был так уверен в себе, что это было даже смешно, однако объяснить ему, что это невозможно, мы так и не смогли. В итоге пришлось пойти на хитрость, которую придумал Бертран. Когда мужу надоело убеждать сына в том, что он не выдержит и одного сражения, он предложил следующее: пусть сын возьмет свой новый меч, а я его деревянный. Кто победит, тот и отправится на турнир. Стоит ли рассказывать, чем все закончилось...

После этого сын стал относиться ко мне более уважительно, даже с некоторой опаской. У него возникли вопросы, почему я так хорошо владею оружием, и кто меня научил... Право отвечать я предоставила мужу. Это же был его план! Не знаю, что он ему сказал, но вскоре все вернулось на свои места, и о турнире Генрих больше не заговаривал. По крайней мере, с нами.

Сын был очень дружен с Оберином, который по-прежнему был оруженосцем моего мужа. Правда, теперь это был взрослый, и, смею заметить, весьма привлекательный юноша, который ждал скорого посвящения в рыцари. Не одна фрейлина королевы одаривала его томным, мечтательным взглядом, когда он появлялся на приемах, но он, казалось, этого не замечал. Правда, я слышала, как муж рассказывал Эддарду про какие-то любовные похождения своего оруженосца — судя по их смеху, не совсем удачные. Но Генриха, разумеется, интересовало не это. Оберин все так же был прекрасным рассказчиком, и сын мог часами слушать его истории о турнирах, рыцарях и прекрасных дамах. Когда я видела их вместе, мне казалось, что у меня два сына... Впрочем, свою сентиментальность я старалась держать при себе — если бы Оберин захотел почувствовать себя ребенком, ему достаточно было бы прийти к Анне. Выйдя за Дорана, она стала его тетей, и для нее он навсегда остался тем десятилетним мальчиком, которого ранили на турнире.

Был у Генриха еще один друг — Элиза Ридвелл. Дети были неразлучны, несмотря даже на частые жалобы сына, что \"девчонки ничего не понимают\". Наверное, он очень пытался ей объяснить, потому что они часто спорили, но от этого были не менее дружны.

Элиза была очень похожа на Анну, порой мне казалось, что я слышу слова сестры из ее уст, но внешне... Король Ричард Тирион был виден в девочке так же ясно, как и Анна. Порой мне становилось не по себе от этого сходства, но нельзя же винить ребенка в том, кто его родители. Сестра души не чаяла в дочери, и, на мой взгляд, даже баловала ее, но мне сложно было винить в этом Антарес. Никто не вмешивался в воспитание Элизы, в том числе и Доран, хотя девочка звала его папой, и у них были очень теплые отношения.

К слову об Анне... Счастье в виде дочери и любимого человека, изменили ее очень сильно. Она стала не только мягче, но и буквально расцвела. Никогда прежде она не была так прекрасна, как сейчас. После рождения Генриха она посвятила меня в ведьмы. Как долго я к этому стремилась, а в итоге, как всегда и бывает, ничего особенного не произошло. Мое ведьминское имя — Элеанна, но слышу я его не часто. Все привыкли к тому, что я Элайв, только муж иногда, ради шутки, вспоминал мое новое имя. Анна обещала, что после Посвящения моя магия должна найти выход в чем-то одном, что будет удаваться особенно хорошо. Анна, например, легко управлялась со стихиями, что когда-то вызвало у меня такой восторг и благоговение. Не знаю, на что способна моя магия — прошло уже несколько лет, но я так и не обнаружила чего-то особенного. Может, дело в том, что я мало практикуюсь? На это есть свои причины: некогда. А еще редко беру в руки лук, и еще реже — меч.

Если до рождения Нольвенн у меня была такая возможность, то сейчас...

Словно угадав, что я думаю о ней, дочь заворочалась в кроватке. Тише, милая, все хорошо... Конечно, я не могу любить кого-то из своих детей больше, а кого-то меньше, но дочь для меня так много значит! Берт говорит, что она похожа на меня, но пока она не вырастет, трудно будет сказать что-то наверняка. А когда она вырастет... О, я научу ее всему, что знаю и умею сама. Она еще даст фору Генриху, правда, милая? Мы ему покажем, что не он один умеет правильно держать меч...

— Спит? — услышала я рядом тихий шепот.

Муж уже вернулся? Сколько же времени прошло?..

— Да.

— А где Генрих?

— Уехал на охоту с Дораном и Родриком.

Бертран с трудом подавил смешок:

— Спорим, что они опять подерутся?

Ох, да тут и спорить не надо... Еще одна проблема Генриха — при таком количестве друзей, он терпеть не мог Родрика и не скрывал этого. Я не очень понимала причину такой вражды. Родрик всегда был вежлив и спокоен, но стоило Генриху хоть словом задеть его (что сын всегда делал с большим удовольствием), то драки уже было не избежать. Родрик был очень похож на отца, только унаследовал осеннюю рыжину волос Беатрис.

— Надеюсь, Доран сумеет их растащить. А как прошел ваш совет с Эддардом и лордами?

Муж лишь рукой махнул:

— Все по-прежнему. Они думают, что если отец стал слаб, и не может держать их в подчинении, то можно делать все, что захочешь! Эддард пытается до них достучаться, но они понимают только силу — но не идти же нам на них войной, в самом деле!

— Не переживай так, уверена, вы со всем справитесь...

— Давай не будем об этом. Лучше скажи... Словом, я тут подумал...

— Что такое?

— Ведь ваши способности передаются по наследству?

— Ты о магии? Да, конечно.

— Это значит, что Нольвенн...

— Ну нет, я не позволю этому случиться!

Бертран спросил о том, что меня так беспокоило... Теперь я понимала свою мать, которая всегда была против того, чтобы я стала ведьмой. Пусть ее дочь не смогла минуть этой кары, но с внучкой такого не случится. Она сумеет защититься и без магии, я не подвергну ее такой опасности, сделаю все, чтобы ей никогда не угрожал костер.

— Я не хочу, чтобы наша дочь...

— Понимаю, — он положил руку мне на плечо. — Я бы тоже не хотел, поэтому и спросил.

Как мне повезло с мужем! Что бы я без него делала?..

Вдруг дверь тихонько отворилась — на пороге стояла Беатрис.

— Простите, если мешаю... — шепотом сказала она.

— Все в порядке, девочке все равно уже пора просыпаться. Что вы хотели?

— Леди Анна зовет вас, Элайв.

— Хорошо, я буду в течение получаса.

— Нет, вы не поняли... Что-то случилось. То есть, я сама не очень поняла... Королева сообщила ей новость.

— Какую новость?

— Мы ждем гостей. Катриона Фернеол вот-вот будет здесь.

— Сестра приезжает? — оживился Бертран. — Одна?

— Нет, с мужем. Когда королева сказала, что Ричард Тирион будет нашим гостем, Анна почему-то так побледнела...

Анна Ридвелл

«Счастливые часов не наблюдают» — говорят люди. И, в сущности, я согласна с ними — ах, как правы старые пословицы, что стократно мудрее нас самих. Действительно, когда человек счастлив, время для него перестает существовать.

Я ошибалась, утверждая, что подлинное счастье — это единый миг горения. Нет. Время счастливого человека действительно сливается в единую слепящую точку, одну секунду… но эта секунда может длиться вечность. Пока ты счастлив, эта золотая струна не оборвется.

Вот уже ровно пять лет она все звучала, то тише, то звонче — но не обрывалась, клянусь, ни на миг. Похоже, чаши весов моей жизни все же пришли в равновесие, ведь я ощущаю себя… целостной, несмотря ни на что.

И все это благодаря двоим людям — Эддарду и Элизе.

Впрочем, не стоит лукавить. Расскажу по порядку, хоть это и сложно — счастливый человек не обладает разумом, мы с Эддардом в этом скоро убедились. Сложно вычленить из памяти все, что происходило за эти пять лет, ведь они были столь беззаботными…

Мое внезапное замужество, организованное милейшей Маргери, которая, к слову, уже и не держит на меня зла (чему я очень рада), по ее мнению, должно было бы стать препятствием для наших с кронпринцем отношений. На самом же деле оно стало для них ключом — я любила Эддарда, мой «муж» — вернее будет сказать, друг, но упаси господь, чтобы об этом узнало общество: на виду у всех мы хорошо притворяемся — мой муж любит Беатрис.

И в таком взаимном соглашении мы и нашли выход. Безнравственно, скажете вы? А не безнравственны ли браки, заключаемые без любви?

Зато Элиза росла совершенно счастливой, искренне считая Дорана своим отцом — я была этому только рада, тем более что и он считал ее своей родной дочерью — она, привыкшая непосредственно выражать свои чувства, души в нем не чаяла.

Могла, например, посреди важного обеда вбежать в зал:

— Мама! Папочка! А я сегодня была вместе с Генрихом у озера! — затем расцеловать сначала его, з потом меня, и… с уморительно серьезным выражением бледного личика обернуться к шокированным гостям и присесть в вежливом поклоне:

— Здравствуйте, господа. Прошу прощения за мой неожиданный визит!

Люди разражались веселым смехом — сердиться на маленькую шалунью было решительно невозможно.

Несмотря на то, что она была очень общительной девочкой, и с легкостью, даже с удовольствием заводила новые знакомства, друг у нее был один.

Сын Элайв и Бертрана, Генрих.

О, это была неутомимая парочка — несмотря на то, что оба были совсем малышами, они вечно где-то пропадали вдвоем.

Вспоминая свое детство, проведенное с Ричардом, я подозревала, что мешать им и запирать по разным комнатам, в общем-то, бесполезно. Ограничились тем, что около каждого фонтана в саду Элайв велела посадить по пажу, дабы дети по нечаянности не утонули.

Запретный плод сладок. И уже через неделю предприимчивые дети умудрились последовательно обмануть каждого из стражей, с радостными взвизгами вдоволь наплескавшись в прохладных струях.

Мы с сестрой убедились, что вода едва доходит малышам до пояса — и сняли с фонтанов охрану.

Разумеется, те тут же разочаровались в новом развлечении.

По опыту зная, что запрещать что-то дочери совершенно бессмысленно, я, полагаясь на то, что Элиза была крайне ответственной, взяла с нее клятвенное обещание, что она не станет делать ничего такого, что бы мне, или ее отцу не понравилось. На том и порешили.

Дочь серьезно кивнула.

— И, пожалуйста, Элиза, береги Генриха! Ты старше его, а он…

— Он совсем еще маленький, — полупрезрительно закончила она, и неожиданно продолжила. — Я буду заботиться о нем, мама, да?

— О, конечно, — потрясенно кивнула я, втайне страшно гордая своей не по годам разумной дочуркой.

Как выяснилось, очень зря.

Через четверть часа ко мне ворвалась плачущая навзрыд Элиза (мы с Эддардом едва успели отскочить друг от друга).

— Милая, милая!.. Что случилось?! — воскликнула я, увидев зареванное лицо дочки. — Кто тебя обидел? Почему ты плачешь?

— Ге… Генрих! — простонала дочка, разражаясь новой порцией слез.

— Что? Что-то с Генрихом? Что случилось? Да не молчи же ты, Элиза! — принялись наперебой расспрашивать мы ее. Но девочка покачала головой:

— Он меня сту… сту-у-укнул!

Я облегченно выдохнула, а Эддард сквозь сдерживаемый смех проговорил:

— Ударить даму — поступок, недостойный рыцаря. Сейчас я приведу его, и он, разумеется, перед тобой извинится, Элиза.

Однако когда Эддард появился в дверях, ничем не сдерживаемая улыбка играла на его губах — готова поспорить, что ему стоило большого труда не расхохотаться.

Да и неудивительно.

За руку он тащил Генриха, наряженного…. В старое кружевное платьице Элизы. На кудрях мальчика красовалась Элизина же любимая серебряная диадема. Картину довершал деревянный меч, которым ребенок неистово размахивал, не желая идти.

Эддард, которому уже пару раз попало этим оружием по руке, тем не менее, упорно тащил четырехлетнего «принцесса» вперед.

Пока я озадаченно наблюдала за этой картиной, он успел подвести племянника к Элизе и сурово спросить:

— Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?

Элиза обиженно отвернулась. Генрих разревелся.

— Элиза! — стараясь выглядеть строгой, но на самом деле разрываясь от душившего меня смеха, приступила я к допросу. — Будь добра, объяснись!

Она вытерла слезы, и неохотно начала:

— Помнишь, мамочка, ты просила меня заботиться о Генрихе? Ну, вот я и заботилась! А он за это стукнул меня своим гадким мечом!

— А вот и неправда! — перебил ее донельзя возмущенный малыш. — Она нацепила на меня свое платье, и сказала, что теперь я буду ее дочкой!


* * *


Словом, жизнь моя текла размеренно и спокойно — казалось, что она состоит лишь из солнечных, светлых дней. Но иногда солнце заволакивает тучами — наверное, для того, чтобы мы больше научились ценить тепло яркого солнца.

Это произошло в один из моих частых визитов в замок — мне неожиданно сообщили, что меня вызывает к себе королева. Это само по себе было достаточно странным, потому что я больше не считалась ее фрейлиной. Значит, что-то произошло,

Отослав расшалившуюся дочку поиграть с Генрихом, я со стесненным сердцем отправилась к Маргери. Как выяснилось, предчувствия меня не обманули. В зале Маргери оказалась вдвоем с Беатрис — и обе они казались чем-то встревоженными.

— Проходи, Анна, присаживайся, — устало бросила королева. Поддавшись общей семейной привычке, наедине она отбрасывала официоз — это, наверное, была одна из причин, сделавших наше с нею общение чуть более сердечным.

— Да, ваше величество, — кивнула я, и внимательно взглянула на ее меловое лицо. — Скажите, что произошло? Что-то серьезное?

Но она лишь молча покачала головой — и больше я не добилась от нее никаких объяснений.

Тогда я обернулась к Беатрис. Уж она-то ни при каких условиях не теряла здравого рассудка.

— Беатрис, что случилось?

Но та лишь виновато пожала плечами:

— Я застала ее величество уже в таком состоянии.

Размышляя, не стоит ли ограбить Эл на флакончик с успокаивающим зельем, я уже было решилась на этот рискованный поступок (сестра бы мне голову оторвала), как вдруг Маргери повелительным жестом подняла руку.

— Анна, не вздумай уходить. Я должна…. Сказать тебе кое-что.

Я замерла, чувствуя, как в бешеном ритме забилось сердце.

— Ты должна знать, — точно в полубреду, продолжала королева. — Сюда едет король Тирион.

Ледяная волна ужаса накрыла меня с головой. Ричард? Едет сюда?

О, нет, Только не это.

Как долго в ночных кошмарах преследовал он меня, жаждущий мести и расплаты. Как долго я каялась в самом большом своем грехе! И что? Вот она, расплата?!

О нет, только не здесь, не сейчас. Только не Ричард! Я не могла, не желала его видеть, не хотела, чтобы старые страхи, старые сны возвращались ко мне ужасной явью.

-Тебе нужно спрятаться, Анна Эстер, — перебил мои мысли монотонный голос королевы. Я едва удержалась от крика, а она слабо улыбнулась: — О, не удивляйся — ты, верно, давно уже догадалась, что я частично в курсе того, кто ты такая?..

Я было открыла рот, но она вновь меня перебила:

— Знаю, сколько вопросов вертится у тебя на языке, но не время для них сейчас. Позже ты задашь их, а пока поспеши — тебе нужно не появляться здесь хотя бы пару дней, а там… там... будь, что будет.

— Мне сначала нужно поговорить с сестрой, — прошептала я, и сама удивилась мерности звучания своего — нет, чужого! — голоса.

— Я позову ее, — вызвалась помочь доселе, казалось, безучастная к разговору Беатрис.

Когда я увидела испуганное лицо сестры, меня вторично накрыло понимание того, что мы пропали. Ужас сковал меня ничуть не хуже, чем тяжелые кандалы в темнице Ричарда.

— Элайв.

— Я знаю, Анна, все знаю, — выдохнула сестра, беря меня за руку, и оборачиваясь к Маргери. — Ваше величество… Какова официальная цель визита?

— Якобы Катриона хочет навестить родных, — отозвалась Маргери с нотами истерики в голосе. — Да она уже шесть лет этого хочет! А он все не позволял! А сейчас позволил, ну, разумеется... Да я по его вине шесть лет не видела свою дочь! Нет, здесь не просто родственный визит, он явно что-то задумал — она со значением покосилась на меня, — разве он может, спустя столько лет, понять чувства матери?

Все мы в этой комнате были матерями. Разумеется, следовало утешить королеву, кому, как не нам, понять ее горе?

Едва Маргери, да и я, взвинченная этой «приятной вестью», за хлопотами несколько успокоились, настолько, что мы с Эл смогли отойти от королевы, с тем, чтобы спокойно поговорить.

— Как думаешь, что произошло? — взволнованным шепотом спросила сестра.

— Я не знаю, Элайв. Но чувствую, что-то затевается, — ответила я неопределенно.

Голос ее дрогнул.

— Как думаешь, это как-то связано… с нами?

Я пожала плечами.

— Вряд ли. Мы не оставили никаких следов. К тому же, спустя столько времени…

Эл задумчиво кивнула.

— Да, это маловероятно. Но что тогда? Почему королева так волнуется?

Я вздохнула:

— Согласись, воспылать родственными чувствами, спустя столько лет… Это странно.

— Он что-то задумал, — констатировала Эл и поежилась.

Я с ней согласилась от всей души:

— О, несомненно. Я…я опасаюсь войны, Эл…

Глаза Элайв полыхнули слепым ужасом.

— Только не это, нет… Ведь тогда Бертран… и Эддард… и Доран… и даже Оберин…

Я уже сама готова была снова окунуться в льдистые объятья страха, как вдруг…

— Мам! Наконец, я тебя нашла! Смотри — этот дядя говорит, что он твой друг!

Он почти не изменился. Те же непослушные темные кудри, та же странная бледность — я видела только его лицо, но\\памятью угадывала, что тонкие пальцы сейчас дрожат. То же лицо, те же руки… только взгляд усталый, да в уголках глаз и рта отпечатались едва заметные, такие же усталые, как и взгляд, ломкие морщинки…

В остальном он ничуть не изменился.

Даже глаза остались теми же — такие же прозрачные, светлые глаза. Такие же, как у моей дочери. У моей Элизы, с радостным недоумением переводящей взгляд с меня на него.

Как будто и не было тех лет. Не было его свадьбы, не было его и моей боли, не было моего преступления.

Как будто мы вчера расстались, обменявшись в беседке дружеским поцелуем… Я потянулась к нему… но вскрик Элайв привел меня в чувство.

Наваждение развеялось. Я отшатнулась. Он — мой враг.

— Ну, здравствуй, Энни, — тихо произнес Ричард.

Ричард Тирион

Та, которую я имел глупость назвать своей женой, уже битый час действовала мне на нервы, сотрясаясь в абсолютно фальшивых рыданиях.

Разве ведьмы могут плакать? Они могут только лгать и притворяться, это известно всем. А она… да она должна мне быть еще и благодарна, за то, что я ее сразу не сжег, едва узнав об обмане!

— Помалкивай! — прикрикнул на гадину я. И это, поверьте мне, было еще достаточно вежливым обращением с такими, как она. Ну и свинью же мне подложили Фернеолы — всегда знал, что их прогнившему семейству доверять нельзя. Так нет же, хотел все миром уладить, а вышло… так, как вышло.

— Ричард…

— Не смей обращаться ко мне, пока я не приказал, чтоб тебе заткнули рот, — пригрозил я тихо, но Катриона не послушалась:

— Позволь мне все объяснить!

Ну, раз она так хочет…

— Я и без твоих объяснений все знаю, ведьма, — скучающе заметил я.— Ты опоила меня каким-то зельем, заставила поверить в то, что я в тебя влюблен…

— Я…

— На протяжении шести лет ты травила меня…

— Ричард, послушай…

— А вот не далее, как три дня назад, ты забыла подлить его мне в еду и питье. И что же я вижу? Что моей женой является не Анна… как мне все время казалось! А ты…

— Но…

Я прищурился, внимательно оглядывая ее:

— Не думай — я уже прекрасно осознал, что со мной произошло, и теперь ты отправишься к своим родителям. Пусть делают с тобой, что хотят.

Катриона зашлась в новом приступе рыданий, я же равнодушно наблюдал за ней.

Почему я не сжег ее на костре? Причина очень проста — тогда бы Ферлиберт точно объявил Терравирис войну.

Первым. А я люблю, чтобы инициатива находилась в моих руках. Так больше шансов на победу, знаете ли. Поэтому сначала я решил вернуть Катриону родным, а уж затем развязать войну — благо, и повод имелся, так что я не могу обвинять самого себя в бесчестье…

Уж слишком тошное это чувство.

— Твоя Анна тоже ведьма! — вдруг выкрикнула моя благоверная. — Она заколдовала меня, я едва не погибла, помнишь? Она была с тобой, она…

— Как жаль, — протянул я, изучая подушку на сиденье кареты.

— Ты… ты правда жалеешь?

— Как жаль, что она совсем тебя не убила тогда, — закончил я равнодушно.

На ее бледных щеках вспыхнули алые пятна — это было бы даже красиво, если бы вся она, с ног до головы, не внушала мне стойкого отвращения. И я еще мог к ней прикасаться… Мерзость какая.

— Но ведь она тоже ведьма! Почему же я, в таком случае, плоха?

— Она стала ведьмой с моего позволения. Она меня не обманывала, в отличие от вас, мадам! — насмешливо взглянул я на явно шокированную девчонку.

— Но как…Почему?!

Меня начинал забавлять этот разговор — в конце концов, пусть она поверит, что я немного оттаял — тем горше будет ее разочарование.

— Видишь ли, я прекрасно был осведомлен, чем помышляет моя драгоценная бабушка. Почему ее заперли в башне. Отчего у нее меняются фрейлины не реже, чем дважды в неделю. Да и как я мог этого не знать, когда все королевство знало, знал каждый последний нищий?! Разумеется, я знал.

— А про нее?

— Прошла неделя, месяц, год… пять лет. А Анна не спешила отказываться от возложенных на нее обязательств. Моя Энни, — я выделил два первых слова, с удовольствием наблюдая, как скривилось лицо моей супруги, — моя Энни всегда была очень храброй девочкой. Неужели я не мог не понять, КЕМ она стала?

— Прошу тебя, не называй ее так!

— Я имею право называть любимую женщину так, как я хочу, поняла, ведьма?! — Катриона сжалась. — И за то, что ты нас разлучила, ты тоже ответишь!..

Оставив Катриону в карете — не хватало еще, чтобы она шла вместе со мной по коридору, — я шел, чтобы с глазу на глаз объясниться с ее родными. Как вдруг прямо под ноги мне полетело что-то очень маленькое и вертлявое.

Судя по всему, это бы ребенок, которого я едва не сбил с ног.

— Простите, сэр, — весело воскликнула девочка лет пяти… ее длинные, иссиня-черные кудри, упавшие на лицо, взметнулись…. И я увидел маленькую Анну. Анну, у которой были голубые глаза. Мои глаза, черт подери! Но как… как такое возможно? Неужели ребенок может быть настолько похож… Да нет, бред…

Мысли были бессвязными.

Получается, что Анна, которую я искал столько лет, жива?! Анна здесь?! И это… ее ребенок? И… мой? Да, ведьма сказала — «Она была с тобой»… Это какое-то чудо — когда я уже перестал надеяться…

Странная, ничем не подкрепленная надежда во мне выросла и расправила крылья. И я окликнул девочку с замиранием сердца:

— Здравствуй, малыш.

— Добрый день, сэр, — вежливо откликнулась она, и я вздрогнул, услышав собственные интонации в голосе ребенка. Сглотнув мерзкий комок в горле, мучительно желая, и в то же время не желая просыпаться, только чтобы удостовериться, я спросил:

— Тебе случайно не знакома... Леди Анна? Она очень на тебя похожа...

— Да, это моя мама! А вы ее знаете?

— Да... я ее... друг, — выдавил я.

— Как дядя Эддард?

Что?! Наследник престола? Быть не может. Ну хорошо же, с этим мы еще разберемся, пока же не стоит пугать... дочку.

— Да, как дядя... Эддард. Ты отведешь меня к маме? Мы с ней очень давно не виделись...

— Давайте, я лучше отведу вас к папе! Он будет рад...

Вот это была действительно новость.

— А у тебя и папа есть?!

— Да! А еще дядя Эддард. А почему вы не знаете, если с мамой дружите?

— Мы очень давно не виделись, и... отведи-ка ты меня лучше прямо к ней, — разберемся, что тут за папы и дяди... — Может, я тебя на руки возьму? Тебе, верно, тяжело бежать, — предложил я, глядя, как малышка целеустремленно бежит по коридору. Мне вообще отчаянно захотелось дотронуться до нее, убедиться, что она действительно моя — не мираж. Не сон.

— А вот это совершенно лишнее, — строго заявила она и я похолодел. Это была уменьшенная копия Анны, настолько правдоподобная, что если б не глаза...

Впрочем, сейчас я увижу ее. Настоящую.

Она совсем не изменилась. Даже похорошела.

И я вдруг понял, что увезу ее с собой. Несмотря ни на что — ни на «папу» девочки (о, если б она знала, кто ее настоящий отец!) ни на «дядю» Эддарда.

Анна всегда была только моей — с самого детства — только моей! Она же не мыслила без меня существования, она же…какая речь может идти о мужчинах? Если она — изначально — моя собственность, мой оруженосец, мой верный паж. Моя Энни. Все внезапно отошло на второй план — я нашел ту, которую потерял много лет назад. И уже не существовало ничего, кроме меня и ее. Все стало неважным.

— Ну, здравствуй, Энни, — тихо сказал я, уверенный, что она тут же бросится мне в объятия

Но странно — она отшатнулась.

— Я не Энни, я леди Ридвелл — вы, вероятно, ошиблись, — сухо произнесла она.

— Перестань, Анна. Как видишь, я вернулся. За тобой, — подумав, прибавил я. Не в этом ли была ее мечта? Ну так вот я ее и исполняю.

— Я в самом деле не понимаю, о чем вы, — сухо сказала она. — Беатрис, Эл — помогите ее величеству, кажется, ей плохо.

— Но, Анна…

Вот и еще одна старая знакомая. А она что тут делает, интересно?

— Я справлюсь, идите, — сухо сказала Анна.

— Мам, это не твой друг, да? — внезапно спросила девочка. Кажется, она внимательно вслушивалась в наш разговор.

А ничего, она смышленая. Вся в меня. Дураку понятно, что я для Анны не просто друг… я…

— Нет, милая, это не мой друг. Это очень плохой человек. Держись от него подальше, — ласково произнесла она обращенные к дочери ужасные слова.

Я вздрогнул.

А девочка, прежде чем бегом покинуть зал, сердито сказала:

— Ты меня обманул — ты злой! А я тебя еще с мамочкой познакомила, и она из-за тебя сердится! Ненавижу тебя!

Ее глаза — глаза моей дочери, — полыхнули самой настоящей ненавистью.

Элайв Фернеол

Едва нам удалось привести королеву в чувство, появилась Катриона... Я еще ни разу не видела ее саму — только Анну под действием зелья, и от этого сложно было сразу понять, кто стоит передо мной. Придется привыкать.

Странное чувство... С Катрионой столько связано, но при этом она всегда оставалась для меня чуть ли не мифическим персонажем: она послужила поводом для моего знакомства с Анной, она была сестрой моего мужа, но я никогда не говорила с ней. Наверняка она захочет познакомиться с племянниками, так что нам еще предстоит узнать друг друга поближе.

Мы с Беатрис поспешили оставить королеву и ее дочь — они так давно не виделись, и было бы немилосердно отрывать их друг от друга. Увидев это долгожданное воссоединение, я поспешила к своей девочке, по дороге раздумывая над произошедшим... Ричард здесь. Как он сказал? «Я вернулся. За тобой». Можно подумать, Анна все бросит и пойдет за ним… Впрочем, кажется, именно этого он и ждал. Что ж, ему придется удивиться.

Король Ричард Тирион... Как часто он возникал в моих кошмарах! Он и его инквизиторы... Сколько бы лет ни прошло, я всегда буду помнить его \"Скажи правду!\", и удары, последовавшие за этим. Холодный зал, холодные глаза... Я вижу их в кошмарах.

Постойте-ка... Я встала, как вкопанная, пораженная внезапной мыслью. Несколько лет назад, сразу после Посвящения, мне приснилось, как Ричард приезжает в Ферлиберт, как идет следом за Элизой, его разговор с Анной... Черт побери, во сне все было именно так, как сегодня! Значит, это был вещий сон?.. Нет, бред. Ведьмы многое могут, но предвидение будущего просто так, без магических предметов... Нет, не может быть. А вдруг?.. Ведь все сбылось в точности! И дар у меня еще не проявился. Что если... Нужно посоветоваться с Анной. Только придется немного подождать, ей сейчас не до меня.


* * *


В комнате я обнаружила только Оберина, с рассеянным видом сидящего возле детской кроватки.

— Где мой муж?

— Он ушел.

Странно... После новостей, которые нам принесла Беатрис, я побежала к Анне, а его оставила смотреть за ребенком. Правда, я не могла не заметить, как изменилось его лицо... Что же заставило его сорваться с места?..

— Куда он направился?

— Не знаю, миледи. Милорд взял меч, приказал мне остаться здесь, и ушел.

Взял меч! О боги! Не хочет же он...

Бертран мог по-своему воспринять приезд Ричарда. Не раз, глядя на мои шрамы, он вспоминал короля Тириона, обещая отомстить. И теперь он, похоже, решил исполнить задуманное... Нельзя ему этого позволять! Между королевствами и так нет постоянного мира, а если принц...

— Оберин, пожалуйста, побудь еще немного с Нольвенн, я скоро вернусь, — тараторила я, доставая из сундука свой меч.

— Конечно, я... Что вы делаете, миледи?

— Неважно. Смотри за девочкой.

— Я же совершенно не умею обращаться с детьми! Если ей что-то потребуется, я не смогу...

— Позовешь служанку. Не бойся, я скоро вернусь.

— Зачем вам меч?

— Помочь мужу.

— Миледи, я должен... — Оберин поднялся на ноги, желая остановить меня. Как бы не так!

— Следить за ребенком, — отрезала я, и быстро скрылась за дверью.

Как давно не брала я в руки клинок! Нет, я не собираюсь его использовать, но он придаст моим словам значительности, если меня не захотят слушать.

Я услышала их издалека, и перешла с бега на тихий шаг, стараясь расслышать, о чем идет речь. Кажется, я успела вовремя: муж только что нашел Ричарда Тириона. Я услышала голос принца:

— Ваше величество, можно вас на пару слов?

— Бертран! Разумеется, у вас есть какое-то дело ко мне?

— Очень важное дело. Видите ли, в последнюю нашу встречу я очень торопился, и не успел...

— О чем это вы?

— Вы знаете нашу семью. Честность, гордость. Я бы не простил себе, если бы не вернул вам долг.

— Какой до...

Послышался звон меча, вынимаемого из ножен:

— Я вызываю вас на поединок, Ричард Тирион.

— Что? — король рассмеялся. — С чего бы это?

— Вы оскорбили мою супругу, ваше величество. Возможно, вы забыли, но я нет.

— Вашу... Ах да, — Ричард зло усмехнулся. — Скажите спасибо, что я никому не рассказал о том, кто она. И уберите оружие, не позорьтесь.

— Вы отказываетесь принять вызов?

— Вызов? О каком вызове идет речь? — вдруг услышала я приближающийся голос Эддарда. Только его здесь не хватало!

— Тирион задолжал мне кое-что, брат. Не пытайся остановить меня.

— Я не собираюсь с ним драться, ваше высочество, — ответил Ричард Эддарду, однако тоже достал меч, — это все глупое недоразумение.

— Была задета моя честь, а это не глупости!

— Знаете, Ричард, лучше бы вам с ним согласиться — мой братец очень щепетилен в таких вопросах. И, кроме того, он не отстанет от вас, пока вы не примете его вызов.

— Да вы смеетесь надо мной! Вы оба!

— Если не хотите драться с Бертраном, я готов поддержать его притязания. Надеюсь, меня вы сочтете достойным вашего меча?

— Неужели и у вас есть ко мне претензии, Эддард?

— Ну что вы, как можно. Впрочем, мы могли бы все решить более простым способом. Брат, что именно тебе задолжал Тирион?

— Пару десятков ударов плетьми.

— Ого, это серьезно. Что ж, ваше величество, если вы не хотите платить сталью, вы можете отдать долг той же монетой, что взяли...

— Да что вы себе позволяете?!

— Учитывая то, что я о вас слышал... Мы еще мягки с вами. Итак, ваше величество, кто первый будет иметь честь сразиться с вами? Выбирайте.

Сразиться? Да вы же поубиваете друг друга! Нет! Я выбежала к ним, вызвав всеобщее недоумение.

— Элайв? — первым отреагировал Бертран. — Что ты тут делаешь?

Воспользовавшись заминкой, я встала между принцами и королем Терравирис:

— Вы не будете драться, милорды.

Эддард раздраженно поморщился:

— Брат, убери свою жену.

Бертран хотел было отодвинуть меня в сторону, но я подняла меч:

— Я серьезно.

Мне было очень неуютно стоять спиной к Ричарду, но что поделать.

— Ты знаешь, что он сделал!

— И что еще может сделать, — добавил Эддард.

— И защищаешь его?!

— Нет, я не защищаю его, я всего лишь не позволяю вам, милорды, сделать глупость. Если вы убьете его, войны не избежать!

— А с чего это они должны меня убить? — послышался ехидный голос у меня за спиной.

Я обернулась: короля очень забавляла эта ситуация, только мне было не до смеха:

— Не знаю, насколько хороший вы воин, ваше величество, но принцы достаточно хорошо владеют мечом, чтобы ваша жизнь была в опасности.

— Вы беспокоитесь о моей жизни? — откровенно смеялся он. — Вы?

— Я уже все объяснила: главное для меня это мир в наших королевствах.

— Однако вызов был брошен, и я не имею права отказаться, — хищно ухмыльнулся король. — Вы первый, Бертран.

Несмотря на мое сопротивление, Эддард оттащил меня в сторону, после недолгой борьбы отобрав меч. Разве бы я позволила пару лет назад отобрать у меня оружие кому бы то ни было?.. Старею.

Конечно, Эддарду на руку, если Ричарда немного помнут, но... Постойте-ка, а почему воинственность Бертрана не вызвала у наследника престола никаких вопросов? Ведь он не знает, что наша история началась не в лесу, а несколько раньше, в замке Тириона. Или...

— Милорд, — тихо обратилась я кронпринцу, — а вы знаете, почему ваш брат вызвал Ричарда на поединок?

— Да, я немного в курсе... Вас это не должно беспокоить.

Не должно беспокоить?! Что именно муж сказал кронпринцу? Ладно, с этим разберемся чуть позже.

А тем временем поединок начался. Мужчины сражались, и каждый раз, когда вражеский клинок оказывался в опасной близости от мужа, я рвалась к нему, но Эддард крепко держал меня за плечи. Да что же это такое?!

— Пустите же, наконец!

— Прошу прощения, миледи, но сейчас Бертрану лучше не мешать.

— Я хочу остановить это!

— Он же из-за вас затеял все это!

— Вот именно! А мне этого не нужно!

Никогда прежде муж не проявлял себя таким проворным воином: не прошло и пяти минут, а он уже выбил меч из рук Ричарда, приставив клинок к горлу короля.

— Победа! — выдохнул он.

— Признаю, милорд, вы оказались сильнее, — король был зол и разочарован. — Надеюсь, на этом все?

— Почти.

Эддард, наконец, отпустил меня, и я смогла обнять мужа. Ричард смотрел на нас ненавидящим взглядом.

— Извинитесь перед ней.

— Что? Я никогда...

Принц сильнее нажал на клинок, и по шее короля потекла тонкая струйка крови.

— Бертран, пожалуйста...

— Тише, Эл. Итак, милорд?

Если бы Ричард обладал магией, от нас бы и мокрого места не осталось: злости во взгляде короля хватило бы на серьезное проклятье.

— И что я должен сделать? Упасть на колени перед этой ведь... женщиной?

— Простого извинения будет достаточно.

Ричард молчал, то ли борясь с собой, то ли подбирая слова.

— Я жду, — с угрозой в голосе поторопил короля Бертран.

— Тогда она получила по заслугам, мне не за что просить прощения.

— Никто не заслуживает такого! — терял терпение муж.

— Хорошо... — с тяжелым вздохом кивнул король. Заставив себя посмотреть мне в глаза, он произнес:

— Леди... Леди Фернеол, я прошу у вас прощения за то... За то, что обращался с вами неподобающим образом. Такие, как вы, — он сделал акцент на этом слове, — заслуживают совершенно другого.

Это прозвучало намеком на то, что он еще был мягок со мной, и это окончательно рассердило Бертрана:

— Умейте проигрывать, Ричард!

— Я же извинился!

— Достаточно, — вмешалась я, обратившись к мужу. — Ты добился, чего хотел.

Дождавшись, пока он опустит меч, я сказала королю:

— Извинения приняты, милорд, надеюсь, впредь вы будете дружелюбнее.

Ричард хотел что-то ответить, но его перебил Эддард:

— Думаю, на сегодня с вас хватит сражений. Мы с вами переговорим в другой раз.

Откланявшись, король стремительно удалился, а Эддард с довольным видом похлопал брата по плечу:

— Не так уж часто я горжусь тобой, но это был именно такой момент.

После, уже в спокойной обстановке, когда мы остались наедине, Бертран рассказал мне, что Эддард давно знает правду. Через несколько месяцев после того, как мы оказались в замке Фернеолов, Эддард пришел к брату, желая поделиться новостями. Он видел, как мы с Анной практиковались, и поспешил сообщить Бертрану, что его невеста — ведьма. Однако на юношу это не произвело должного впечатления, более того, он успокоил кронпринца, уверив его, что ничего страшного в этом нет, и рассказав нашу историю целиком. Подумать только, все это время Эддард знал и ни разу и вида не показал! Более того — так спокойно принял нашу сущность, что это достойно восхищения и уважения.

Ближе к вечеру с охоты вернулся Доран с Генрихом и Родриком. Если детям достаточно было сказать, что приехала тетя Катриона с мужем, то Дорану пришлось объяснять все более подробно, и эти подробности, как и следовало ожидать, ему совсем не понравились.

Вечером королева решила собрать нас всех за одним столом, что было весьма смелой идеей, ибо Ричард испортил отношения со всеми, с кем только можно, а Катриона оказывалась в очень неудобном положении. До этого ужина, обещающего быть, по крайней мере, запоминающимся, мне было жизненно необходимо поговорить с Анной. Оставив детей на попечение мужа, я отправилась на поиски сестры. Мысли о моем случайном (а, может, и нет) предсказании не давали мне покоя.

Я нашла ее быстро: Анна что-то горячо объясняла Дорану, и не стоит труда догадаться, что именно это было.

— Прошу прощения... Сестра, можно тебя на минутку?

— Конечно, — она отошла со мной подальше от мужа, и устало сказала. — Только не говори, что снова что-то случилось!

— Нет, пока не случилось... Я не уверена... Мне нужен твой совет. Это связано с магией.

— Да? — заинтересовалась она.

— Дело в том... Анна, мои сны начинают сбываться. Я знала, что Ричард приедет! Видела это! То есть тогда я не придала этому значения, но сейчас...

Сестра заметно напряглась:

— Это было единожды?

Немного подумав, я покачала головой:

— Вообще-то нет... Но в прочих ситуациях это касалось незначительных событий: помнишь, когда Родрик случайно ранил Генриха? Это тоже было во сне. И Элиза с Генрихом, утащившие три тома \"Истории Ферлиберт\" из королевской библиотеки только ради картинок... Но это же мелочи? Нет? — с сомнением добавила я, видя, как бледнеет Анна.

— Это плохо Эл, очень плохо. Но пока у нас недостаточно доказательств.

— Доказательств чего?

— Что ты действительно видишь будущее. Надеюсь, это всего лишь совпадения!

— Но почему? Разве не здорово бы было...

— Нет! — резко оборвала она. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. Ты когда-нибудь видела ведьм, наделенных таким даром?

— Нет...

— Правильно, потому что долго они не живут! Они сходят с ума, они уходят от жизни, бегут от людей, лишь бы не видеть и не знать того, что суждено. Это страшная судьба! Знать будущее и не иметь сил предотвратить его…

— А если я... Если Посвящение открыло во мне эту способность? Что тогда?

— Способа отменить это не существует. Ох, если бы я знала...

— Анна, от тебя здесь ничего не зависело!

— Если бы я знала, то не стала бы посвящать тебя в ведьмы! И ничего этого бы не было!

Сестра явно начинала паниковать, и я уже жалела, что рассказала ей об этом. Мне не казалось смертельным это дополнение к магии, более того, я в глубине души надеялась, что смогу использовать его во благо. Что плохого, если ты знаешь об опасности заранее? Что плохого, если ты можешь подготовить к ней себя и своих близких? К тому же это только сны! Разве можно знать наверняка, что из увиденного предсказание, а что — игра утомленного за день разума? Но Анну такая перспектива испугала не на шутку, нужно срочно сменить тему:

— Пока мы ничего не знаем наверняка. Как и не знаем, зачем королеве этот званый ужин.

— Есть только один способ узнать — пойти туда.

Глава опубликована: 11.07.2013

Глава 24

Анна Ридвелл


Он вернулся.

Уже не любимый, нисколько не значимый.

Не зная, что стал чужим.

Наверно, судьба для меня предназначила

Расплату за грех мой с ним.

Всю ту темноту, что его напитала я,

Он мне возвратил стократ.

Бороться с прошедшим немного устала я,

А Ричард... и сам не рад.

Ну дайте же мне хоть возможность раскаяться,

Святые же вы?! Небеса?!

Забыть, отпустить, чтобы сердцу не маяться,

Чтоб жить его мертвым глазам...

Душа короля, что наполнена мщением,

Не просит \"Меня отпусти!\"

А мне все равно — сердце жаждет прощения -

Не выдавить: \"Ричард, прости\"...

Вероятно, несчастья нам даются для того, чтобы мы могли лучше понять и оценить прелесть спокойной, бестревожной радости.

Как безмятежна, оказывается, была моя жизнь, как мелочны и пусты были ее тревоги. Впрочем, рано или поздно нам приходится платить за сделанный нами выбор.

За свою жизнь я перед многими провинилась, но главный мой грех — причиненная Ричарду боль, в одночасье изменившая его, из моего доброго друга, из человека, которого я когда-то наивно, по-детски любила, превратив в жестокое чудовище.

И вот теперь я плачу за это. Чудовище рушит мой едва устоявшийся, хрупкий мир — а я не спорю. Я ведь сама когда-то уничтожила его мир, этой ценой заплатив за свое последующее счастье.

Я же — эгоистка. Я не умею прощать.

О, если бы мне дано было это великое умение… если бы вторично раскололась проклятая ступка с травами для Цепенящего зелья, приготовленного для Катрионы, если бы я не стала мстить… король Тирион сейчас был бы счастлив. У него был бы любимый сын, наследник престола.

Красивый мальчик, темноволосый и светлоглазый, хрупкий и изящный, похожий на прихваченный легким морозцем белый цветок лилии… Сын Ричарда, не знавший горя и забот, неуловимо похожий на свою юную и прелестную мать, красоту которой не уставали воспевать бродячие певцы.

Как бы он радовал своих родителей, счастливейших королей Терравирис, впервые за много лет забывших о войне, боли и крови.

И расцвел бы суровый северный край под их счастливым владычеством…. Если бы не вмешалась колдунья, возомнившая себя вершительницей судеб.

И мальчика нет. Вместо него есть Элиза. По рождению — Эстер, по крови — Тирион, Ридвелл по духу, и Файтер по праву и легенде.

Но с другой стороны, все к лучшему. Кем была бы я, не встретив Элайв, Бертрана, Эддарда? Кем бы я была, не будь у меня дочери?

Сумасшедшей, одержимой местью? Второй Вильгельминой, не любящей никого и ничего? Ведьмой, самой настоящей сестрой ядовитого Скорпиона, гордо, как терновый венец, носящей его имя — «Антарес», сердце скорпиона, яркая и холодная, одинокая звезда в льдистом мраке небосклона — не имя даже, а настоящее проклятие.

Щедрый же ты мне подарок сделала, Вильгельмина!

Настолько щедрый, что я не знаю, как оплатить его —

Собственной жизнью, может быть?

Она ничего не стоит, да и по совести, я давно должна была отдать ее костру.

Душой?

Она грязна и раскрошена, как грубый хлеб на столе простолюдинов.

Совестью?

Она запятнана.

Любовью?

А вот ее я вам не отдам!

Именно из-за нее, проклятой любви к своим близким, я не могу и не хочу становиться такой же, как моя наставница.

Нет, возможно, когда-то подобная судьба меня и прельщала, казалась мне единственно возможной — более того, единственно правильной! — но не сейчас, о нет.

Высшее благо для женщины — любить и быть любимой — и любить прежде всего, а не требовать любви к себе. Разумеется, сидя в темной башне, это сложно осознать, да, моя дорогая наставница?

Знаю, ты меня бы осудила.

Но ты, мудрая королева, королева-ведьма, ничего не понимаешь в жизни.

А я знаю, что жизнь… она другая, более милосердная, чем мы сами, более счастливая, чем мы себе представляли.

Оставьте меня, призраки прошлого, уходите! Я не желаю вас вспоминать, не хочу вас видеть. Та, другая, которая знала вас и любила, канула в небытие.

Для меня же вы чужие, слышите?

Я Анна, я Анна, слышите? Я не Антарес, нет ее больше, она ушла, исчезла, испарилась. Скорпион забрал свой яд и скрылся в горячем, зыбучем песке, под которым навеки погребены уставшие от многолетнего гнета, смутно белеющие в непроглядной темноте кости его старинных жертв, неотомщенных жертв скорпиона!

Но кости белеют, отполированные стеклянистым песком, а плоть на них давно истлела. Нет в них больше жизни, а вместе с жизнью уходит и зло, им причиненное.

Скорпион уполз в свою глубокую нору, он ищет новую жертву, а пустыня наконец-то свободна от его пагубной власти.

На месте голого песка, иссушенного палящими лучами жестокого солнца, появляются оазисы. Когда-нибудь зеленое травяное воинство захватит бесплодную пустыню — и на ее месте расцветет зеленая долина, и даже солнце смирит свой гнев перед ее жизнью и красотой, подарив взамен свет и тепло, а не яростное, кипящее горение.

А скорпион уже не посмеет высунуть голову из песка — потому что и песка не будет там, где качаются хрупкие цветочные венчики.


* * *


Жизнь изменилась, перестав быть жизнью, превратившись в жалкое существование, потеряв свою волшебную прелесть. Надолго ли?

Все изменилось, потому что мое прошлое упорно не желало становиться таковым, врываясь с истинно монаршей бесцеремонностью в мою жизнь. Все изменилось, потому что король Ричард Тирион, мой бывший друг, меня преследовал.

Он заговаривал со мной, нимало не стесняясь окружающих, все равно не понимающих опасной двусмысленности его вежливых фраз. Я отмалчивалась, но это, казалось, еще больше распаляло его рвение свести меня с ума.

Сестра, так же, как и я, сильно обеспокоенная создавшимся положением вещей, как-то с большой тревогой спросила:

— Что ты намереваешься делать дальше?

Я лишь неопределенно пожала плечами:

— Я не знаю, Элайв.

Она скептически поморщилась.

— Неужели?

Я подняла брови:

— Ни к чему ирония, Эл… я правда не знаю, слишком подозрительно он себя ведет! Прежде всего, я не понимаю, какие цели он преследует.

— Тоже мне, тайна… — усмехнулась Эл.

Я не обратила на сарказм внимания.

— Ты просто не видела Ричарда, когда он только начал свои визиты в Ферлиберт, закончившиеся свадьбой… Что у них там вообще произошло с Катрионой, которую он так любил, покрыто тайной, и пока мы не узнаем…

Она отмахнулась:

— Цели его довольно ясны… Я слышала, он сказал что-то вроде «Я вернулся за тобой». Разве не так, Анна? В таком случае, вполне понятно его желание тебя увидеть.

Я потеряла терпение:

— Да нет, Эл, непонятно! Если бы ты видела, какими глазами он смотрел на свою Катриону — тогда как я была в то время для него совершенно безразлична… Тем более мне непонятна и даже пугает такая перемена!

— Да, действительно, — кивнула сестра, — Может, он разлюбил ее… и…

— И тут же вспомнил обо мне и воспылал страстью, — с сарказмом закончила я. — А до этого он не мог обо мне вспомнить, потому что на память его были наложены чары забвения!..

На лбу у сестры появилась морщинка, но тут же пропала.

— Да прекрати, Эл! Это же просто смешно. Я скорее поверю, что он хочет забрать меня с собой, чтобы сжечь на костре.

— Но ты боишься?

Я вздохнула:

— Я не боялась его в прошлом, и не буду бояться впредь.

— Но тогда…

— Единственное, что меня пугает — это возможность того, что либо Терравирис, либо Ферлиберт, не выдержав такого напряжения — взгляни на его величество, он из последних сил терпит наглое поведение зятя, — если королевства, неважно, какая сторона, развяжут войну…

— А там… в таком случае, пострадают все, — закончила Элайв.

Я кивнула — это и без слов было понятно.

Тирион своей наглостью так и напрашивался на конфликт — ведь Фернеолы не потерпят такого позора для дочери. А ведь слухи о пренебрежительном отношении короля к жене уже ходили.

Но, по правде говоря, лично меня больше волновали проблемы более насущные.

Ричард ходил за мной по пятам, почти превратившись в мою тень — и это меня пугало и беспокоило, что бы я там ни говорила Элайв. В конце концов, у нее дети, маленькие дети, ни к чему ей взваливать на себя еще и мои проблемы.

Я справлюсь. В этом же нет ничего страшного, это же Ричард, просто Ричард, ничего более… Но вот вздрагивать при его появлении я так и не разучилась.

Большого труда стоило упросить Эддарда ни во что не вмешиваться — из-за этого и его, и моя честь пострадала бы еще больше. Еще одной войны, кроме той, что мог затеять Ричард, но на сей раз с лордами юга, нам не хватало.

Эддард, разумеется, остался недоволен — но обещание не вмешиваться, однако дал — и даже не стал задавать вопросов по поводу столь необычного поведения короля.

Это, конечно, было странно… но я ему была благодарна за это молчание. Мне и так непросто давались эти постоянные балансирования на грани правды и лжи.

Оберин даже как-то заметил, заехав в гости к нам с Дораном:

— Вы выглядите усталой и побледневшей, тетушка. Вас что-то тревожит?

Ну что я могла ответить мальчику?

— Не волнуйся. Я просто немного переутомилась… и… справлюсь, мой мальчик, справлюсь. Только нужно немного отдохнуть и прийти в себя. Не волнуйся.

Не думаю, что он внял моим просьбам.

Впрочем, несмотря на заявления, что справлюсь со всем сама, от Эддарда я старалась не отходить далеко — я боялась того разговора с Тирионом, который, вопреки всем моим ухищрениям, все же должен был состояться.

Не вечно же мне от него бегать и скрываться за чужими спинами — рано или поздно эта детская игра в салочки закончится моим провалом, я была в этом уверена. Несмотря на все мои уверения, что я не та женщина, за которую он меня принимает…

Ричард отнюдь не был настолько глуп, чтобы удовлетвориться ложью, да и я не была столь наивна, чтобы считать, что он мне поверит и оставит в покое.

Но в маске… как-то удобней, знаете ли.

Тем не менее, долго это продолжаться не могло.


* * *


Ранним утром, выскользнув из опочивальни Эддарда, я нос к носу столкнулась с Ричардом. Мысленно кляня себя за то, что не послала кронпринца вперед, я, тем не менее, предприняла отважную попытку скрыться. Стоит ли говорить, что мне это не удалось?

Ричард был крайне сердит, и даже отбросил обычную иронию в разговоре, которой так умело колол мое самолюбие в последнее время.

— Что ты там делала? — спросил он звенящим шепотом, очевидно, опасаясь, что услышит Эддард. Вот значит, как? Меня преследуем, а кронпринца опасаемся?

Что ж, в подлости, как и в трусости, надо признать, Ри-Ри, Королю-на-одной-ножке, не откажешь.

Вот бы кто-нибудь ему эту ножку оторвал!

— Я повторяю вопрос. Что. Ты. Там. Делала? Отвечай!

— Я не считаю нужным вам отвечать, ваше величество, ведь я не ваша подданная, — заметила я.

— Ах так? — взъярился он. — Ну тогда я сам скажу…

— …И не обязана перед вами отчитываться, — заключила я, дерзко добавив: — Следить за нравственностью вы вольны в Терравирис, не здесь.

Ричард побледнел:

— Никогда не думал, что дочь рода Эстеров станет… Распутницей!

Большого труда стоило мне сдержаться:

— Я не Эстер, ваше величество.

Ричард презрительно усмехнулся:

— Не лги мне!

Я вздохнула, все еще подыскивая пути к спасению. Так, позади меня дверь в покои Эддарда, если отступить на пару шагов… Плохо, что сам он еще внутри. Если я в таком состоянии предстану перед ним… скандала в любом случае не избежать.

— Анны Эстер больше нет. Есть Анна Ридвелл, в девичестве Файтер, — жестко произнесла я.

Начистоту хотите, ваше величество — что ж, извольте.

Но мысли Ричарда, похоже, текли уже в другом направлении.

Он прищурился:

— Ридвелл, значит? Ну что же, леди Ридвелл… А ваш муж знает, где и с кем вы проводите свои ночи, миледи?

— О, вас это не должно беспокоить!

— Напротив, — не отступал, кажется, обретший почву под ногами и понявший, в каком направлении действовать, Ричард. — Меня это очень даже беспокоит.

— О, вот как?

— Да, так. Что будет, если я, скажем, отыщу сэра Ридвелла, и расскажу, где и в каком виде имел удовольствие вас встретить?

Бедняга Доран. Каково ему будет притворяться, что возмущен этим обстоятельством? Ведь, по правде говоря, он не устает ежедневно подтрунивать над нашей «семейной жизнью». Ох уж мне эти его шуточки! Чувство юмора у моего дражайшего супруга, надо признать, довольно-таки своеобразное, поэтому доводить до его сведения то, как я глупо впервые за пять лет попалась, будет, по меньшей мере, неразумно — хотя и по другим причинам, нежели принято считать в добропорядочных семействах. Как там Ричард меня назвал? Развратница?

Если мой муж рассмеется в лицо жаждущего правды и мщения Тириона…

— Будет… конфуз, — заключила я, стараясь не улыбаться.

— И только? — спросил он, кажется, немало удивленный.

— А что еще вы от меня хотите?

— Вы, я вижу, совершенно не боитесь разоблачения? — поинтересовался он.

Я замотала головой:

— Что вы, дрожу от страха, как и положено добропорядочной даме.

Ричард помедлил:

— А ты совсем не изменилась, Энни. Столько яда в твоих словах…

Да нет, король, Ты ошибаешься. Я переменилась так, как тебе не измениться никогда… к большому сожалению.

Впрочем, вслух я этого говорить не стала. Незачем ему об этом знать — да и не поймет Ричард этого, пожалуй.

— Ваше мнение обо мне как никогда лестно, — слегка поклонилась я, размышляя о том, что, возможно, стоит его усыпить на пару минут…

Да вот только сонного зелья нет при себе.

Ну почему я такая невезучая?

Ричард немного помолчал, а затем заговорил, отбросив язвительность:

— Впрочем, я хотел поговорить не об этом. Твоя девочка…

— Элиза, — машинально поправила я его, спохватившись только через пару мгновений: — Что тебе нужно от моей дочери?!

— Она не только твоя, — протянул он самодовольно.

— Но и не твоя!

— А чья же еще? — подступил он на шаг ближе.

— Ничья больше, — возразила я.

— Ты думаешь, я не понял, не заметил, как она на меня похожа? Ты думаешь, я не заметил, чьи у нее глаза?

Я молчала. По правде говоря, я не ожидала, что дело примет подобный оборот. В любом случае, отрицать очевидное было бессмысленно.

— Чего же ты, в таком случае, хочешь? — тихо спросила я.

Голос Ричарда прозвучал ликующе, эхом отдаваясь в моей, внезапно дико разболевшейся, голове:

— Ты отправишься вместе со мной и нашей дочерью в Терравирис.

— Ты предлагаешь мне сбежать? — медленно спросила я, не желая верить своим ушам. — Сбежать с тобой, Ричард?!

— Да, со мной, — произнес он также медленно, и почти раздельно. — Со мной, отцом твоего ребенка.

— И в каком же я положении окажусь при тебе, отец моего ребенка? Служанки? Любовницы? Оруженосца, вечно таскающейся за тобой Энни?

Будь моя воля, от Ричарда не осталось бы и пепла… Но разум отказывался мне подчиняться, меня охватила странная апатия.

— Жены. Ведь я же люблю тебя, Анна.

Вот оно, значит, как? А старую жену куда?! На костер? Просто интересно! Куда же мы денем Катриону, в таком случае?! Убьем?! Или нет, опыт уже есть, так что… Сварим оборотное зелье? Как тогда, почти шесть лет назад?!

— А я тебя нет. Я тебя, знаешь ли, ненавижу, — с каким-то нехорошим удовольствием произнесла я, глядя прямо в глаза Ричарду.

— Что? — спросил он, точно не веря своим ушам. — Ну что же… Значит, ты отказываешься ехать со мной, так Анна?!

— Верно, отказываюсь.

— Тогда я буду вынужден сообщить сэру Ри…

И Ричард осекся. Дело в том, что в этот самый момент из дверей показались Беатрис и Доран.

Я заинтересованно наблюдала за реакцией Ричарда, потому что мой муж, пока не замечая нас, стоящих в стороне, крепко прижал к себе Беатрис и громко произнес:

— Это только до вечера, любимая…

— Буду ждать, — выдохнула она в его плечо. — Вы с Анной… будете, как обычно?

— Ну ты же ее знаешь, милая — моя супруга вечно собирается к своему Эддарду, как…

— Он, между прочим, не жалуется, — усмехнулась Беатрис.

— А я жалуюсь! Она отбирает у меня драгоценные минуты, что я мог бы провести с тобой…

Но Беатрис нежно закрыла ему рот ладонью, и парочка удалилась, на ходу обменявшись нежнейшим из поцелуев. По счастью, нас они не заметили.

Я победно обернулась к Ричарду, даже не скрывая ехидной улыбки:

А он, кажется, все еще не мой прийти в себя:

— Что… Что это было?! Что вообще между вами происходит?

Я взглянула в ту сторону, куда удалились Беатрис и Доран, и безразлично пожала плечами:

— Всего лишь любовь… но боюсь, тебе этого никогда не понять.

Однако миг торжества был краток — и к Ричарду уже возвращались былой апломб и самообладание.

Он медленно, с усилием проговорил:

— В таком случае… если ты не боишься гнева собственного мужа… думаю, мне стоит сообщить принцу Фернеолу о твоих… особых способностях. Как думаешь, его порадует известие о том, что женщина, к которой он… питает столь нежные чувства, ведьма?

— Что? Ты… ты не посмеешь!

— Еще как посмею, — пообещал Ричард. — Если ты меня не разочаруешь. А ведь ты меня не разочаруешь, ведь так?

— Ты что же, хочешь, чтобы меня казнили? — уходя от ответа, спросила я.

— О нет. Они не захотят огласки, поэтому тебя просто изгонят. А я… в свою очередь… буду рад принять тебя обратно… Ты в любом случае отправишься со мной в Терравирис, вопрос только в том, по своей воле, или с позором. Тебе решать.

И с этими словами он резко притянул меня к себе.

Но я же, наученная горьким опытом первых месяцев общения с кронпринцем, тут же поняла, что замыслил Ричард. И сделала то, что никогда не решалась сделать с Эддардом — быть может, потому, что с ним мне не очень хотелось сопротивляться?

А тут смысл был. И поэтому я что есть силы закричала:

— Помогите! Кто-нибудь, на помощь!

На мой крик из собственных покоев выбежал Эддард — встрепанный и не вполне одетый — камзол его был застегнут лишь на одну пуговицу.

— Что происходит? — испуганно спросил он. Но, быстро сориентировавшись, приказал: — Уберите руки, Тирион. Живо!

Слава богу, Ричард не спорил.

Но проходя мимо, он все же успел шепнуть:

— Значит, ты выбрала позор.

Как я ни упрашивала впоследствии Дорана прекратить визиты во дворец — нет, он, скорее, готов был вызвать Тириона на дуэль, чем покинуть хоть на день Беатрис. А разве я могла просить его сражаться за меня?

Впрочем, вскоре собственные мои проблемы отошли на второй план.

Во мне поселился другой страх, стократ сильнее страха разоблачения. Я боялась за Элайв. Смертельно боялась.

Элайв Фернеол

Мне снилось что-то приятное, лесная прохлада, птицы, река... Но вдруг в сновидение ворвался голос:

— Мама... Мама, папа, проснитесь!

Я приоткрыла один глаз: в комнате было темно и лунный свет выхватывал лишь маленькую фигурку, стоящую рядом с кроватью.

— Генрих? Почему ты не спишь?

— Мама, я...

— Что такое? — проснулся Бертран, одним движением притягивая меня к себе. Он всегда так делает, когда его резко будят.

— Все в порядке, милый, спи. Генрих, иди к себе в комнату.

Удобно устроившись в руках мужа, я уже была готова снова уснуть, но сын не дал мне это сделать:

— Вы должны проснуться!

Ну что за наказание...

— Уверен, это может подождать до утра, — проворчал муж сквозь сон.

— Вы же собирались вчера лечь пораньше, почему вы такие сонные? — неожиданно спросил сын.

— Нольвенн вчера так долго не хотела засыпать, и мы... Ладно, раз уж ты нас разбудил, рассказывай, что случилось? Тебя опять что-то испугало?

Пару раз Генрих уже будил нас посреди ночи из-за того, что ему мерещились в темноте дикие звери, которые его пугали. Но это было давно, и если снова началось...

— Я не уверен, но это похоже на привидение.

— Почему ты так думаешь?

— Оно... Оно издает странные звуки.

Я растолкала вновь уснувшего Бертрана:

— Ты слышал?

— Что?

— Там что-то шумит, и... То ли плачет, то ли стонет, — испуганно прошептал сын.

Муж выразительно посмотрел на меня, а я только пожала плечами в ответ:

— Иди с ним и убедись, что там нет никаких приведений.

Пока Бертран одевался, он умудрился что-то свалить. Я вышла замуж за человека или за медведя?! Дочь тут же проснулась и подняла крик, так что пришлось подниматься и мне. Генрих с Бертраном отправились смотреть на привидение, а я принялась успокаивать Нольвенн... Чудная ночка.

Не прошло и пяти минут, как муж вернулся, но не один.

— Это было не привидение, — улыбнулся он, заводя в комнату свою сестру. Катриона? Вот уж кого я не ожидала увидеть! У нее было испуганное и заплаканное лицо, она все еще дрожала и всхлипывала.

— Что случилось?

Ответа я так и не получила. Бертран усадил ее в кресло, укрыл одеялом и, направляясь к выходу, сказал:

— Я схожу на кухню, распоряжусь, чтобы нам чего-нибудь принесли.

Дочь никак не хотела засыпать, хотя обычно мне удавалось ее успокоить довольно быстро.

— Милая у вас девочка, — услышала я тихий голос.

— Благодарю, миледи.

— А сын так похож на отца... Я помню брата в детстве, удивительное сходство!

— Говорят, что чем старше он становится, тем больше будет походить на Бертрана.

— Я так хотела сына... — вдруг сказала королева. — Но мы не успели, а потом... — и в ее глазах снова появились слезы.

— Еще не все потеряно, ваше величество. Вы молоды, и сможете...

Она покачала головой:

— Не в этом дело. Однако — прерывисто вздохнув, она улыбнулась, посмотрев мне в глаза, — мы с вами близкие родственники, и вы можете обращаться ко мне просто по имени.

Ох уж эти мне Фернеолы... У них и правда это семейное.

— Хорошо, миледи. Но что случилось?

— Нет-нет, ничего...

Я не стала допытываться, может, с братом она будет разговорчивее. Бертран вернулся спустя несколько мину и принес с собой фрукты и горячее вино:

— Все спят, это единственное, что я смог раздобыть.

— Спасибо, брат...

Катриона немного поела, и, кажется, ей стало лучше. По крайней мере, она стала более расслабленной, черты ее лица смягчились.

— Может, ты расскажешь, что произошло?

— Это все Ричард, мы снова поссорились.

— Из-за чего на этот раз?

— Я пыталась убедить его уехать, он сказал, что готов уехать хоть сейчас, лишь бы я осталась здесь. Я не выдержала, высказала все, что накипело за эти дни, а он... Он...

— Он что?

— Он ударил меня. И тогда я ушла, и ваш сын услышал меня...

Нельзя сказать, что я сильно удивилась, но все же это было слишком.

— Ричард наплевал на все правила приличия! — высказал вслух мои мысли Бертран. — Такое поведение немыслимо!

— И что ты сделаешь? Снова вызовешь его на поединок?

— Нет, Эл, не в этот раз. Теперь пусть с ним разбирается Эддард!

— Нет! — чуть ли не вскрикнула Катриона, вцепившись в руку брата. — Не рассказывай ему ничего!

— Но мы не можем сделать вид, что ничего не было!

— Я сама разберусь со всем этим, пожалуйста.

Бертран вопросительно посмотрел на меня.

— Это их личное дело, и если твоя сестра не хочет, чтобы ты вмешивался...

Катриона благодарно кивнула.

На следующий день нас ждал сюрприз: едва занялся день, Маргери прислала за нами слугу, веля поскорее прийти в тронный зал. К слову, мы с Бертраном явились последними, и как только мы вошли, за нами плотно закрыли дверь. Здесь собралась вся королевская семья, точнее две королевские семьи: Ричард и Катриона тоже присутствовали.

— Зачем вы нас собрали? — спросил муж у королевы, но она лишь кивнула на Ричарда.

— Это я вас собрал, — охотно откликнулся он. — Милорды и миледи, я решил, что пришло, наконец, время сообщить вам о целях моего визита, — выдержав драматическую паузу, он продолжил. — Я отказываюсь от своей жены и заявляю, что наш брак не имеет никакой силы.

Чего-то подобного следовало ожидать, но присутствующие нервно переглянулись.

— На каком основании? — грозно спросил Генрих.

— На том, что я был околдован. Некоторое время назад я обнаружил, что моя жена подливает мне зелье в еду и питье. Не знаю, что именно это было, не разбираюсь в бесовщине, но если бы не зелье, я бы никогда на ней не женился! А раз так... Скажите спасибо, что я вернул ее вам, а не сжег, как того требует закон!

Сложно описать реакцию присутствующих на слова короля. Самыми удивленными оказались Беатрис, Доран, Анна и мы с Бертраном. Для остальных это как будто не было новостью! Ну ничего бы себе! Катриона ведьма?!

— Вы не могли ее судить, потому что она невиновна, — железным голосом заявила Маргери.

— У меня есть доказательства! Зелье...

— Моя дочь не обладает магией! — оборвала его королева. — Это я приготовила зелье.

Еще лучше! Королева — ведьма! Я точно не сплю? Анна, изумленная не меньше меня, бросила предостерегающий взгляд. Да, конечно, не всем тайнам сегодня стоит быть озвученными.

— Меня не волнует, — кричал Ричард, — как глубоко эта зараза поселилась в вашем семействе, я лишь требую освободить меня от незаконного брака!

И в звенящей тишине, мы вдруг услышали:

— Мама?

Я с удивлением узнала голос мужа.

— Ты... Почему ты не сказала мне?

— Прости, это должно было храниться в тайне.

— Но Эддард! Катриона! Для них это тайной не было!

— Прекрати, Бертран, сейчас совсем не время.

— Ну конечно! А когда оно для меня у тебя было!

— Ты еще обижаешься? Да если бы ты знал...

— Так расскажи мне! Хоть раз в жизни, расскажи все!

— Что ж... — она посмотрела на меня. — Вышло так, что я получила рецепт очень редкого и опасного зелья, с его помощью можно внушить человеку все, что угодно. Наши королевства стояли на пороге войны, и только брачный союз мог предотвратить надвигающуюся бурю. Дочь у нас всего одна, и мы решили отдать ее за короля. Вот и все.

Зелье... Черт побери, это же мое зелье! Откуда оно у королевы? О нем знали только моя мать, я и Мария. Даже Анна не знает, как его готовить. А может...

— Кто сообщил вам рецепт? — спросила я, наплевав на все меры предосторожности.

— Ты, Элайв, — спокойно ответила королева.

— Я бы никогда... Не понимаю...

— Я знаю, кто ты, и кто такая Анна, сложно было не догадаться. Когда мой сын привел тебя в замок... \"У судьбы есть чувство юмора\", — подумала я тогда.

— Но зелье!

— Ты сама же и научила меня его готовить, ведь у тебя не было секретов от твоей наставницы.

Не может быть...

— Мария!

— Да, это была я. Это мое ведьминское имя.

— Но...

— Оборотное зелье, что может быть проще?

Как же так?! Нет-нет, здесь какая-то ошибка...

— Но Мария же умерла! Погибла! Я сама видела!

— Ты видела, как сжигают ведьму, но почему ты решила, что это я?

Бред, глупость... Нужно все обдумать, понять... Но если это правда, если...

— Докажи! Я должна быть уверена, что это правда!

— Подумай сама, откуда я еще могу знать рецепт. Но если этого мало... Мы жили на юге Терравирис, ты сбегала от меня на два долгих года, и вернулась совсем другим человеком. Ты долго не хотела открывать мне свою тайну, а потом доверилась, и...

— И ты бросила меня! Как ты могла?!

Маргери (или Мария?) не ожидала такого поворота, а я продолжала:

— Ты хоть представляешь, что я пережила?! Легко ли мне было смотреть на этот костер?!

— Возможно, я была неправа, но я искупила свою вину.

— Каким же образом?

Королева тоже начинала сердиться:

— Когда ты чуть не умерла, кто тебя спас, как ты думаешь?

— Анна нашла способ...

— Твоя Анна сидела без магии, и если бы не я, ты была бы мертва, девочка! Ты, — она посмотрела на Бертрана, — тоже мог бы меня поблагодарить за это.

— Но зелье... Ты обещала не использовать его в личных целях!

— Личные цели? Спасение королевства ты называешь личными целями?

— Так вот ради чего ты пожертвовала мной...

— Пожертвовала?! — рассмеялась она и была как никогда похожа на ведьму. — Я приглядывала за тобой, пока ты не дала новую клятву. Пожертвовала... Ты, безродная, дочь бедняка, ты замужем за моим сыном, за принцем, и это ты называешь пожертвовала?!

В ее словах была доля истины, но мне не хотелось этого признавать, слишком сильна была обида.

— Это все очень интересно, — вмешался Ричард, — но я так и не услышал вашего решения по моему вопросу.

— Брак был заключен по всем правилам, вы не имеете права его расторгать.

— Да и зачем вам менять одну ведьму на другую, — ядовито сказал кто-то.

— Я не ведьма! — впервые подала голос Катриона.

— Если вы не признаете моих притязаний... — прошипел Тирион. — Стать вдовцом очень просто.

— Вы нам угрожаете? — вскинулся Эддард.

— А что, не похоже?

— Угрозами вы ничего не добьетесь, — грустно сказала Анна. — Уезжайте, ваше величество, зря вы это затеяли.

— Но Анна, я же хотел... Ты должна...

— Нет! Вам я не обязана ничем! И знайте, что бы вы ни задумали, вы будете остановлены. Так что возвращайтесь домой, так будет лучше.

На том и закончилась эта история. Ричард, как ни изливал он на нас свой яд, вынужден был покинуть Ферлиберт. С ним уехала и Катриона, как ни странно, пожелавшая остаться со своим мужем. Я чувствовала себя косвенно виноватой, ведь если бы не мое зелье... Да, если бы не оно, Анна вышла бы за Ричарда, а я никогда бы не познакомилась ни с ней, ни с Бертраном. Магия вмешалась в нашу жизнь, перекроив ее по своему, может, и лучшему образцу. Впрочем, не стоит забывать, что магией управляют люди, их прихотям и амбициям подчинена эта древняя, разрушающая сила... Сила, которая может убить и воскресить, сила, которая всегда будет желанна, а потому никогда не исчезнет с лица земли.

Анна Ридвелл

В голове — точно маятник качался, разрушая весь привычный мир, который я себе, выходит, навоображала.

Как все просто, не правда ли? Соткать паутинку лжи, а потом одним махом ее разрубить: и неважно, что паутина при этом упадет в пропасть, а вместе с ней и те, кто в неебрагополучно попался.

Нет, я не верила! Не хотела верить… Маргери — ведьма, господа, это же бред какой-то.

Ричарда у меня отняли с помощью моей же ученицы, которая потом с таким усердием помогала мне его вернуть.

Бред, бред, бред!

А Эддард? Милый, любимый, порывистый Эддард — все знал?!

Точно в подтверждение моих мыслей, его руки обняли меня за плечи.

Ну а что?! И правильно! Тут же все честны друг с другом, черт бы вас побрал!

— Анна, успокойся, прошу тебя, — прошептал он мне на ухо. — У тебя такой вид, будто ты ожидаешь удара. Открой глаза.

Я машинально последовала его словам — и тут же пожалела об этом: в зале остались лишь мы трое. Я, Эддард, беззастенчиво меня обнявший, и Маргери.

Виновница всего.

— Ты права, Антарес, — я дернулась от звука своего ведьминского имени, как от пощечины. Сколько еще ей известно?

Неужто Маргери стала моей тенью?

— Ты права, Антарес, это я виновница всего. Я во всем виновата. Но не вечно же мне каяться, еще и перед тобой!

— Как вы… — запоздало сообразила я, что вслух ничего не произносила.

— Я читаю мысли, — отмахнулась королева. — В этом мой дар.

Так значит, она…

— Да, в свое время ты доставила мне немало веселых минут, Анна Эстер. Чего стоили только твои дерзкие мысли обо мне, моей дочери и моем сыне…

— Надеюсь, она думала не о Бертране, — донесся из-за моего плеча веселый голос кронпринца.

— Если бы, — вздохнула королева.

— Тогда я польщен, — тихий смех окончательно вывел меня из равновесия. Ну точно, я либо сплю, либо сошла с ума.

— Ваше величество…

— Можешь называть меня Марией, Антарес, — улыбнулась она. — У нашей с тобой наставницы было неплохое чувство юмора в выборе имен, как считаешь?

И тут ноги меня перестали держать окончательно.

— Нашей… с вами… кого?!

— Да, милейшая Вильгельмина знакома мне не понаслышке, — подытожила, видимо, решившая меня добить Маргери. — Она отдала мне много, очень много своих сил… И я благодарна ей, потому что кем бы я была?..

Но я не слушала. В голове лихорадочно билась одна только мысль — мы с Маргери, получается, еще и сестры по магии.

Как иронична, однако же, наша глупая, смешная жизнь.


* * *


Кое-как выйдя на свежий воздух — мне определенно требовалось отдышаться, — я столкнулась с Ричардом.

Ну, вероятно, сегодня мне было прямо-таки жизненно необходимо разделаться со всеми старыми долгами.

— Ричард, — я осторожно тронула его за рукав. — Ваше величество, нужно поговорить.

Он обернулся, и мне на миг почудился в его усталом лице далекий призрак моего исчезнувшего друга.

— А, Энни… это ты. Что ж, они победили — ты победила. Что тебе еще нужно от меня?

— Мне нужно поговорить с тобой, — пробормотала я виновато.

— За нас все решили, как всегда, — горько пробормотал он. — Мне уже ничего не нужно, а ты иди к ним, Анна Ридвелл. Иди.

— Ты знаешь, Ричард, я сегодня поняла одну вещь — в какой-то мере она касается и тебя, и меня…

— Очень интересно.

— Мы можем изобрести себе много иллюзий, Ри-Ри. Целые воздушные замки, целые миры, придумаем даже людей… и сами поверим в собственную же ложь — но воздушные изделия очень непрочны, и в один прекрасный момент замки рухнут, и ты окажешься здесь, на нашей грешной земле. Что ты будешь делать?

Ричард промолчал.

— Молчишь? А я тебе отвечу — нужно учиться жить в настоящем мире. У меня получилось, Ричард, пять лет назад… получится и у тебя. Все кончено. Все рухнуло.

— Почему? Если я не желаю с этим смириться?..

— Нельзя оплакивать то, чего никогда не существовало.

Он кивнул (по лицу его пробежала какая-то нервическая судорога), развернулся и побрел прочь.

А я все смотрела ему вслед.

Внезапно позади меня раздались какие-то легкие шаги — скорее всего, это Элайв решила меня отыскать, и стала невольной свидетельницей нашего разговора.

Я, не оборачиваясь, спросила:

— Что, сестрица, неужели и правда — все кончилось?

— Даже и не сомневайся в этом.

Я обернулась и увидела улыбающуюся королеву Маргери Фернеол.

Глава опубликована: 11.07.2013

Эпилог

Эпилог

Когда тебя вызывает на аудиенцию королева — это полбеды. Настоящая беда — когда, вопреки обыкновению, все же чувствуешь за собой вину.

О да, перед Маргери совесть моя было нечиста, и, проскальзывая в дверной проем, я постаралась все же принять раскаивающийся и донельзя расстроенный вид, хотя в душе у меня пела и переливалась огромная радость.

Ее, впрочем, почти сразу же охладило холодное приветствие королевы, видимо, решившей не откладывать скандал в долгий ящик, а начать распекать меня прямо с порога.

А я что? Я не спорю. Виновата. Грешна.

— Входите, дорогая... Как же мне вас теперь называть? На двух сыновей три невестки — это слишком, не находите?

Поздновато же вы спохватились… Впрочем, теперь аргументы весомее. Весомее на шесть килограммов.

Еще у аргументов серые глаза, истинно фернеольское личико… Аргументы не дают по ночам спать…

Имя аргументам — Мира.

Помимо воли, я почувствовала стыд, хотя, казалось бы, это было довольно логичным исходом… К тому же, по понятным причинам, в тайну рождения моей младшей дочери были посвящены только Беатрис, да Элайв, от которой у меня в принципе не могло быть секретов.

Да я даже самому виновнику солгала про перебравшего на пиру супруга… Теперь на Дорана кронпринц смотрит волком, но, извините, спокойствие дороже.

Я поступила так, как должна была, а меня еще и обвиняют в чем-то? Но все же я почувствовала, как мои щеки медленно, но верно заливает краска.

Может быть, мне удастся провести и королеву? Конечно, вряд ли, но попытаться стоило.

Я принялась сбивчиво лепетать:

— Ваше величество, вы все не так... Позвольте мне объяснить... я... Словом, Эдда... ваш сын... Не имеет к этому никакого отношения!

Получалось, мягко говоря, отвратительно — насмешливый, строгий взгляд королевы говорил о том же.

Она, тихо, ядовито проговорила, с каждой отрывистой фразой, впрочем, повышая голос:

— Неужели? Совсем никакого? Вы считаете меня слепой?! Стоит только взглянуть на вашу дочь, как становится ясно, что к этому никакого отношения не имеет ваш муж!

На каждую реплику Маргери я отважно мотала головой, чувствуя себя зайцем, загнанным в угол. Когда она, наконец, остановилась, чтобы перевести дыхание, я робко вставила:

— У Миры взгляд Дорана, что бы вы там ни говорили, и вообще, она очень на него похожа... — Маргери метнула на меня уничтожающий взгляд, но промолчала. А я окончательно осмелела, и ляпнула: — А вообще, существует мнение, что Эстеры состоят в дальнем родстве с Фернео...

БЛЯМС!

Я едва успела нагнуться — точно над моей головой пролетел серебряный кубок. Ну, если уж в дело пошли подручные предметы…

Остается радоваться, что меня хотя бы не прокляли. Однако в словах королевы ярости было больше, чем в самом страшном проклятии.

— Прекратите немедленно! Отцовство очевидно, и все, что я хочу у вас узнать — что вы собираетесь делать дальше? Это будет не так просто скрыть, — тут в голосе Маргери зазвучала плохо скрытая ирония: — Может, стоит пригласить сюда и кронпринца, узнать его мнение на этот счет?

Вот когда мне стало по-настоящему страшно — если обман раскроется… Я едва сдержалась, чтобы не упасть перед ней на колени:

— Ваше величество! Прошу вас... Эдда... его высочество... он ничего не должен знать, понимаете?

Ведь тогда... он будет способен на все, на любые необдуманные поступки. Нет, этого нельзя допустить...

Возможно, вы думаете иначе, но я не столь глупа, как привыкли считать вы... и, без сомнения, Вильгельмина, — тихо добавила я, не совладав с собой.

Но королева, казалось, пропустила этот укол мимо ушей:

— А вы думаете, он не догадается? Да скоро об этом будет знать все королевство! — она помедлила и глубоко вздохнула, очевидно, стараясь себя успокоить. После паузы тон стал несколько более спокойным, и, я бы сказала, задумчивым. — Да, от Эддарда тогда можно будет ждать чего угодно...

Точно очнувшись, она взглянула на меня и вернулась к прежней манере:

— И если вы не так глупы, как вы себя ведете, то как вы собираетесь держать это в секрете от моего сына?

Что ж, пожалуй, стоит раскрыть карты — королева мне в этом деле скорее союзница, нежели враг.

— Он... он до сих пор думает, что это ребенок моего мужа, мне пришлось солгать, — пробормотала я расстроенно. Мой голос срывался. — И... и... он смирился с этим, но... он просил единственное — никогда не показывать ему Миру. Может, все обойдется, ваше величество? — последняя фраза вышла едва ли не жалобной — взгляд Маргери, во всяком случае, потеплел.

Она присела рядом и тихо заговорила:

— Так не может продолжаться долго, Анна. Рано или поздно он увидит ее и припомнит нам все годы лжи... Кроме того, вам придется прятать ее не только от Эддарда, но и ото всех остальных — уже ходят слухи, неужели вы не знаете? — я помотала головой, а она продолжила: — Разве ребенок заслужил такую судьбу?.. Я вижу только один выход, но он не понравится ни вам, ни вашему мужу.

— Вы хотите, чтобы Эддард признал ребенка? Хотите, чтобы ваш сын, ваша невестка, были опозорены? Уж о своей-то чести я и не заикаюсь — с вами, ваше величество, незачем притворяться...

— Нет, я хочу, чтобы вы уехали. Доран, Элиза, Мира и вы. Столица не единственное пригодное для жизни место в нашем королевстве.

Эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

Оставить родных? Уехать? Но… но…

Возможно, это достаточная кара за мое безрассудство, подумалось отрешенно. Королева права. Почему, боже мой, она всегда права?!

Хотя существовало еще одно «но».

— Если бы это зависело от меня... я бы, без сомнения, уехала... Проблема даже не в том, что кронпринц не захочет меня отпустить, о нет, если бы я захотела, я бы... — подняв взгляд, я наткнулась на ехидную улыбочку королевы. Она что, не верит мне? Однако же я не замолчала. В конце концов, нужно думать не только о себе. — Ваше величество, прошу воспринять мои слова правильно. Доран не захочет... разлучиться с Беатрис.

Она, казалось, нимало не удивилась этому факту — голос был все так же сух и холоден:

— Но ему придется. Вы сможете приезжать на приемы или турниры, раз в полгода... — видимо, на лице моем отразилось что-то этакое, потому что внезапно она начала увещевать едва ли не мягко, точно неразумное дитя: — Это ради блага вашей же дочери, другого выхода у нас нет… Поговорите с мужем — если нужно, я повлияю на него.

Да, как же.

Я вскочила, и взволнованно принялась шагать из угла в угол:

— Вы забываете, ваше величество, что за человек мой муж — Ридвеллы упрямее Фернеолов.

А уж если в дело вступит Беатрис... Безнадежно! Совершенно. Впрочем, нельзя отрицать — это бы сработало, если б моим мужем был Лорнелл, но не Доран, — не удержалась я от второй шпильки, которая уколола мою собеседницу куда ощутимей.

От былой мягкости не осталось и следа — нервы сдали и у Маргери.

— Нашли время вспоминать это! Лучше бы предложили, как нам поступить! Если вы уедете одна с детьми, а Доран останется... Не будет ли это слишком очевидно?

И я решилась, хоть это и было совершеннейшим безумием:

— Нам нужно все рассказать, всю правду... И уговорить Эддарда не предпринимать никаких действий, — решительно произнесла я, сама удивляясь этой своей уверенности.

— Как?! У моего сына железная воля, его невозможно переубедить! Не вы ли несколько минут назад говорили о позоре? Я не позволю, чтобы вы навлекли его на мою семью!

— Я о другом, ваше величество! Нужно рассказать ему все, как есть, но убедить не афишировать это... привести разумные доводы, в конце концов!.. Да, это выход... Но это сложно.

Голос королевы прозвучал неожиданно устало:

— Если бы я знала, чем все закончится, и на порог бы вас не пустила... Не предпринимайте ничего, я должна обсудить все с сыном. А теперь идите. И будьте так любезны, не попадайтесь мне на глаза хотя бы пару дней.

Я вздохнула. Кажется, гроза не миновала… но туч стало меньше.

— Да, ваше величество, — неожиданно мне пришла в голову еще одна глупейшая идея. — А вы не хотите...

И осеклась.

Мысль и в самом деле была крайне глупой, мне совершенно не стоило… А, пустое.

Неожиданно стало горько и обидно, а королева, сама того не зная, лишь подлила масла в огонь:

— Что? Сделать вид, что мы не знакомы? Очень хочу.

Я не смогла сдержать сарказм, слишком уж гадко было на душе, и едва вымолвила:

— Вы как всегда остроумны, дорогая Сестра, — ее лицо исказилось от этого обращения, а я тихо добавила: — Впрочем, вы правы, ваше величество, мне уже пора, и вовсе не важно, что...

И взялась за ручку двери.

— Ох, прекратите, у вас же на лице написано, что вы хотите сделать! Так и быть, несите ее сюда...

Я почувствовала, как губы сами собой расползаются в довольную улыбку, и порадовалась, что до сих пор невежливо стою спиной к монаршей особе.

Направляясь к покоям сестры, где сейчас находилась Мира, я услышала какой-то шорох из-за гобелена, что был напротив дверей залы.

Впрочем, я не обратила на это внимания, стремясь поскорее забрать дочку, которая — вот странно! — отчего-то была оставлена на попечение служанки.

Вечно у Эл какие-то дела, право слово!

Снова войдя в зал с девочкой на руках, где меня с царственным видом ожидала королева, я не смогла сдержать лукавой улыбки:

— Вот, ваше величество, позвольте вам представить, леди Мира Ридвелл.

Маргери склонилась над малюткой — по ее губам внезапно тоже пробежала странная, радостно-удивленная улыбка:

— Рада нашему знакомству, миледи.

Мира тоже, очевидно, была рада, потому что тут же с проворством выпростала ручку из-под пеленки и цепко ухватила длинную серьгу своей… бабушки, принявшись рассматривать эту странную, блестящую штуковину.

Осторожно взяв девочку из моих рук, королева казалась непривычно умиротворенной и довольной, и кажется, она совершенно забыла обо мне, полностью увлеченная своей… внучкой.

Некоторое время, пораженная этой сценой, я наблюдала за ними, а потом решила все же проявить тактичность — пусть новоявленные родственницы познакомятся.

В конце концов, не мне мешать им в этом.

В дверях я обернулась, и задумчиво пробормотала вполголоса:

— Да уж, теперь мы вряд ли уедем.


* * *


Ангелы-хранители незримо присутствуют за плечом у каждого — но они слишком проворны, настолько, что мы их не замечаем.

Мои же ангелы-хранители, местные, земные, несколько уступали ангелам небесным в этом качестве — скрыться они не успели.

Едва я прикрыла двери, мне снова почудился странный шорох со стороны гобелена. Обернувшись, я увидела исчезающую за ним женскую туфельку:

— Что за детские игры, Беатрис?! — сердито крикнула я. — Пожалуйста, перестаньте от меня прятаться. Что вообще происходит.

Встрепанная рыжая макушка леди Фернеол высунулась из-за гобелена:

— Вы что, подслушивали? — со смехом обратилась я к ней.

Неловко выбравшись из своего убежища, та виновато пробормотала:

— Мы не подслушивали, Анна, мы… — и осеклась, поняв свою ошибку, и загораживая спиной гобелен.

Я ахнула:

— Вы что, там… не одна?

И, не слушая ее протестов, я отодвинула гобелен.

Вы не поверите, что предстало моему взору!

Из просторной ниши на меня смотрели четыре пары виноватых глаз. Хотя вру. Одна пара была очень и очень сердитой.

— Что вы там делаете?! — пытаясь понять, не сошла ли я с ума, поинтересовалась я.

— Пытаемся узнать правду, — сердито ответил за всех кронпринц, скрючившийся немыслимым образом — в тесноте его крепко притиснули к стене бертранов локоть и плечо Элайв.

— Ваше высочество…

— Достаточно слов — я не настолько безрассуден… как вы могли подумать, что…

Да, ваше высочество, однако же безрассудства в вас хватило, чтобы подслушивать, а потом прятаться за гобеленом, точно неразумное дитя.

— Но я… только…

— Солгали мне!

— И правильно сделала, — вмешалась справедливая Элайв. — Простите, ваше высочество, но вы в своем благородстве…

— Мог наломать дров, брат, — поддержал Бертран.

— …и, разрушив легенду, навлечь на нас большие неприятности, — закончил Доран.

— Но его высочество обещает не делать необдуманных поступков,— подытожила Беатрис (Эддард хмыкнул). — А значит, нам следует обрадовать его величество королеву.

И весь этот околокоролевский сброд, с чувством выполненного долга, полным составом ворвался в зал, где Маргери возилась с Мирой.

Им предстоял недолгий, но эмоциональный разговор, закончившийся полным примирением.

А я не знала, смеяться мне или плакать — поэтому я делала и то, и другое.


* * *


За окном хлестал косыми струями свежий летний дождь.

Сквозь его хрустальные ниточки стеклянно просвечивало солнце...

Через минуту стихия уйдет — и все будет спокойно.


* * *


...Когда на кону оказалась корона,

Огонь лижет руки, вонзаясь во мглу,

И ты назовешься Сестрой Скорпиона,

С любовью и смертью вступая в игру.

О нет, нам не страшно, ведь мы — дети ночи,

Мы злобные ведьмы, что, небо кляня,

Ступаем по краю, а пропасть так хочет

Скорей проглотить и тебя, и меня.

Не дрогнет рука на резной рукояти,

Не дрогнет над зельем Дурманным рука.

Владыка и Воин, Мудрец, Добрый, Матерь...

Решает Совет, как нам жить, а пока...

Когда на весах — сотни судеб и троны,

От силы откажется только дурак.

Мы сестры поганого скорпиона...

Уставшие женщины. Впрочем, пустяк.

Никто в наших ликах не видит — слабейших.

Напротив, боятся и жгут на кострах.

А мы... мы устали. Ни больше, ни меньше.

Мы просто устали внушать людям страх

Сквозь смерть, через боль... просто нянчить ребенка.

В конце-то концов! не убить, а любить!

Шагаем по грани, по ниточке тонкой,

Моля небеса нам позволить забыть...

Глава опубликована: 11.07.2013
КОНЕЦ
Отключить рекламу

3 комментария
"Не Катриона Фернеол была с Ричардом каждую минутку его детства и юности, не Катриона понимала его с полуулыбки, с полувзгляда, не Катриона держала его за руку, когда умер его отец, и уж конечно, Катриона Фернеол не могла, не умела любить его так, как я. Но он предпочел ее..."
Перечитываешь и думаешь, бедная моя Анютка. Но, кое-кто иной мне нравится теперь больше Ричарда:)
Обожаю мою Анютку и Элку:) Рада, что наконец выложили это чудесное произведение, девочки. )
В итоге мне даже жаль Ричарда. Так как по сути его кругом обманули и все же любил Анну. Хотя это и не умаляет его опредмеченные личные качества.
Очень много нелогичного поведения героев и провисов в достоверности картины, но все равно было интересно, так как чертовски непредсказуемо)
А какая флегматичная церковь! Признаться, я все ждала, когда она о себе напомнит. Но не судьба и героям повезло хД
О, с Ричардом, конечно, все немного сложнее. Он не то чтобы любил Анну, он привык полагать ее неотъемлемой частью себя самого.
А вот когда он увидел, что она может быть вполне самодостаточна, тут ему стало несколько... обидно, что ли. Как так, меня, расчудесного, посмели водить за нос, ладно, пусть девчонка, которой он изначально не доверял, но Анна. И она еще смеет спокойно жить *распутничать*, и радоваться жизни?
Стоило хотя бы для проформы восстановить надлежащий порядок - мракобесы-Фернеолы унижены, Анна на привязи, да еще приятный бонус в виде бастарда. А то жена-то все не рожает, а ведь могли и бесплодную подсунуть.
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх