Тот, кто рядом (гет)

С Апрелем плаваем в Татарском проливе два раза в неделю. Каждый раз он поднимается на полметра выше.

С такими успехами как раз лет через сорок всплывет к поверхности.

Язык жестов у него получается, как надо. Впрочем, иначе быть не могло.

Апрель — не человек.

А вот с людьми получается заминка. Ни Андрей, ни Аня не знают языка жестов.

— А… а почему он все руками показывает? — интересуется у меня слуга в один из дней, косясь на дверь кладовки.

— Потому что мы сейчас с ним изучаем язык жестов, а для лучшего изучения требуется постоянная практика, — поясняю.

— А разве вы не выучиваете… разом? — заминка.

— Выучиваем, но Апрель молод. Без практики знания быстро исчезнут.

— А у вас?

— У меня нет, но я его старше в тридцать восемь раз. У меня было намного больше времени, чтобы научиться использовать знания сразу, после получения.

Задумывается.

Кивает.

* * *

Рассматриваю тетрадь Вити по русскому языку.

Владелец тетради стоит передо мной, надув губы.

— Виктор Васильевич, — возвращаю тетрадь. — Что вы можете сказать по поводу своей писанины?

— Ну… я буду стараться.

Вздыхаю.

То, что Витя не старается — дело десятое. Его не научили стараться.

Он умный, он может делать хорошо. Но он ленивый.

Когда отец отправил их к бабушке, Витя неплохо ухаживал за Ромой для своих лет. Даже готовил. Но сейчас, когда можно взвалить заботу на плечи других, в том числе заботу о себе, любимом, Витя, не задумываясь, подсознательно это и сделал.

Чтобы он что-то делал, он должен видеть в этом необходимость. Но при этом связь должна быть подвластна его детскому мозгу.

Если я сейчас придумаю какое-либо условие, например, если Витя не будет красиво писать, то я не пущу его за компьютер, то это не будет восприниматься необходимостью. Будет злой дядя Марк Витальевич, который по прихоти лишил его законного компьютера, точнее, времени за ним. Витя будет делать вид, что старается, но он будет стараться не для себя.

Для меня.

И как только необходимость в этом пропадет, то тут же перестанет.

Кладу на стол планшет.

Глаза загораются.

— Здесь игрушка, — говорю. — Играй.

Недоверие.

Его можно понять. Он ожидал наказаний, увещеваний. А получил — развлечение.

У меня просто ресурсов больше.

Игрушка — с подвохом.

Собственно, идея проста. Герой гуляет по нарисованному миру, выполняет квесты. А вот среди квестов очень многие нуждаются в выполнении заданий из школьной программы.

Первый класс я в базу игры внес.

К Новому Году закончу до четвертого класса.

А еще часть заданий требуют выполнения в реальном мире. Например, написать что-нибудь на листе, и сфотографировать лист. Если написано красиво — задание засчитывается. Если нет, то квест провален.

И награды имеют эквивалент в реале. За тысячу игровых монет, к примеру, можно приобрести шоколадку.

Пока — у меня.

Но обставлено хитро — шоколадка придет по почте.

Пусть думает, что я здесь ни при чем.

* * *

Холода в декабре начинаются несколько позже, но внезапно. Буквально за неделю теплая осень сменяется морозной зимой.

Игрушка Вите пришлась по вкусу. Простые задачки он щелкает, как орешки, часто даже устно. С русским языком было хуже, но он постепенно научился выполнять задания красиво и, что немаловажно, грамотно.

Тетрадка для игровых заданий выглядит даже опрятнее, чем школьная.

И получил по почте первую награду — набор игрушечных роботов.

Обошлись в пять тысяч игровых монет.

Мне не жалко.

Забиваю в базу данных материал за третий класс. Хотя как за третий — все, чему детей учат в течение аж четырех лет, легко и просто упихнуть в год-полтора.

Чем я, собственно, и занимаюсь.

Шум во дворе привлекает внимание.

Выскакиваю наружу.

— Значит, с адресом я не ошибся, — довольно заключает Аугусто, видя меня.

Одет в легкую летнюю одежду — рубашку, брюки, сандалии.

— Откуда ты узнал, где я обитаю? — интересуюсь.

— Апрель сказал, — улыбается. — А то нечестно получается, ты у меня в гостях был, а я у тебя — нет. Ты ведь не против?

— Не против.

«В гостях» — это не только в доме.

Территорией al’lil считается территория его охоты.

«В гостях» — это весь город и несколько соседних. Комсомольск, Амурск, Биробиджан.

— Кстати, я тут тебе подарок прихватил.

На земле — человек. Живой. Запах знакомый. Кажется, именно его он называл Тварью.

— И зачем он мне? — приподнимаю брови.

— Ну, учитывая, как именно ты любишь заботиться о своих слугах, я не удивлюсь, если все твое время проходит в прислуживании им. В уборке, стирке, готовке на все стадо. Этот раб призван облегчить твою жизнь, взяв на себя почти всю работу по дому. Я его обучил и выдрессировал на послушание.

— Они прекрасно справляются сами, — возражаю.

— Тогда что хочешь с ним, то и делай, — поднимается в воздух. — Мое дело предложить, ваше дело отказаться.

И исчезает из вида.

Смотрю на лежащего раба. От лица поднимаются крохотные завитки пара. Он в сознании, но попыток подняться не делает.

Шаги Апреля за спиной.

— Хм, — глубокомысленно заключает.

— Угу, — соглашаюсь.

Молчу, размышляя.

Подарок Аугусто из серии бесполезного.

— Ты думай быстрее, — говорит птенец спустя минуту. — Он у тебя сейчас замерзнет. Он же еще в воздухе черт знает сколько пробыл, в ласковых объятиях Аугусто.

Смотрю на птенца.

— Хотя, если именно этого ты и добиваешься, я молчу, — поднимает руки.

— Встань, — приказываю человеку.

Встает.

От холода трясется, как осиновый лист. Губы синие.

Одежды никакой.

Тощий.

Грязный.

— Дохлятина какая, — с отвращением заключает Апрель. — Он же тебе г..но подсунул.

— Дареному коню в зубы не смотрят, — пожимаю плечами.

Впрочем, физическое состояние — дело десятое. Я — взрослый al’lil, способный выходить любого заморыша, лишь бы у него билось сердце.

А кровь на вкус одинакова.

Только я питался буквально вчера.

— Отмыть, подлечить и выпить? — озвучивает очередную мысль Апрель. — Или просто так выкинуть, сам сдохнет?

— Может быть, от него и будет смысл, — пожимаю плечами. — Возможно, Аугусто не совсем дебил, чтобы подсовывать мне «на тебе, боже, что мне не гоже».

— Тогда тащи в дом, — вздыхает.

* * *

Если на улице раб еще как-то держался, то в душе, в теплой воде силы его покидают. Раб закатывает глаза и валится на скользкую поверхность.

Приходится приводить в чувство укусом, заодно анализируя состояние по крови. Ну, и метку ставлю.

Серьезных заболеваний нет, лишь истощение по всем параметрам. Ну, и последствия дрессировки Аугусто — шрамы от плетки, ожоги. На левой лопатке — выжженное клеймо.

Что любопытно — метки Аугусто нет. Изначально хотел подарить мне? Впрочем, неважно.

— Держи, — в дверях появляется Апрель, протягивает старые штаны Андрея, — пусть прикроет себе что. У тебя дети ходят.

— Спасибо, — благодарю.

Отдаю предмет одежды.

Раб натягивает штаны.

— За мной, — командую, когда человек справляется с нелегкой задачей, пару раз едва не упав снова.

— Да, хозяин.

Голос подарка слегка хриплый, бесцветный.

Шагаю на кухню.

— Тут у нас суп оставался, — вездесущий птенец отзывается от плиты. — Пока ты его мыл, я разогрел немного.

— В кружку налей, — опережаю Апреля, который уже занес половник над тарелкой. — В железную.

Останавливается, окидывает раба оценивающим взглядом и кивает, согласившись со мной.

Температура супа — ровно такая, чтобы можно было пить, не обжигаясь, но и не залпом.

— Спасибо, хозяин.

Живот раба дублирует благодарность громким бурчанием.

Пьет быстро.

Руки дрожат. Если бы ел из тарелки, расплескал обязательно.

— Имя, — интересуюсь, когда раб допивает суп, и Апрель забирает у него кружку. И уточняю, вспоминая Аугустовские «эксперименты»: — По паспорту.

— Павел, — негромко отзывается подарок. — Иннокеньтьев Павел Петрович...

— Возраст?

В глазах — паника.

— Я… я не знаю… я семидесятого года… я не знаю, какой сейчас год, хозяин…

— Сорок лет, — произвожу подсчет. — Ладно. Что умеешь?

Опускает голову.

— Убирать, стирать, немного готовить, садовничать, водить и чинить легковые и грузовые автомобили, немного плотничать…

— Образование какое? — перебиваю. А то начнет мне тут список на две страницы зачитывать.

— Среднее специальное, техник по обслуживанию автотранспорта, хозяин, — исправляется.

Ну и нафига мне автомастер?

— К Аугусто как попал?

— Прошлый хозяин выкупил меня с кирпичного завода в Дагестане…

Al’lil сложно удивить. Но у этого раба, кажется, получилось.

— А там как оказался?

— Служил по контракту в две тысячи шестом, — тихо говорит. — Отправили в Дагестан. Там в плен попал…

— Ясно. И чем ты так Аугусто привлек?

— Не знаю, хозяин.

Вот и я не знаю.

И куда его девать? В подвале холодно. Хоть и теплее, чем на улице, все равно гараж — это не дом. Комнаты заняты — спален всего три. Даже Машина комната занята — там Аня спит. Да и не поселю я раба со слугами. В гостиной селить? Ага, на кожаном диванчике. В коридоре места нет. Это мы с Апрелем перелетим, а люди спотыкаться будут. Мансарда вообще на зиму закрыта.

— У нас третья кладовка есть, — подсказывает Апрель.

— Она на крыльцо выходит, — недовольно говорю. — В гараже теплее.

— Так не его туда, — поясняет. — Там пережидать можно. Тебе, например.

— А его в мою комнату?! — возмущаюсь. — Апрель, тебе не кажется, что меня скоро вообще из собственного дома такими темпами выселят?! А потом я что, буду на постой проситься к собственным слугам?!

— Ну давай его ко мне, а я в той кладовке буду пережидать. В конце концов, это на неделю, не больше. Через неделю — выпьем.

— Пусть спит у тебя, если тебе так хочется, — наконец-то прихожу к удобному решению, — ночью. А днем хоть в той кладовке пережидай, хоть его на день выгоняй. Твое право. А насчет выпить… посмотрим.

— Договорились, — кивает.

* * *

Утром, после ухода Андрея и Вити в школу, Апрель выгоняет из кладовки раба.

— Душ там, — указывает в направлении ванной. — Там же и туалет. Надеюсь, ты тут мне не нагадил?

— Нет, господин, — тихо отвечает раб.

— Тогда марш мыться, еще твоей вони не хватало.

— Да, господин.

Моется недолго. Слышу, что старается экономить воду. Не удивлюсь, если окажется, что он еще и холодный душ принимает, с целью той же экономии.

Оказываюсь прав.

— Еще раз, — говорю рабу после оплеухи. — Мыться тщательно, в нормально горячей воде, в нормальном количестве. Рожу побрей. Пошел повторно!

Увижу Аугусто — убью. Ну, или хотя бы выскажу все, что я думаю о его системе воспитания рабов.

Может, раб и дрессирован, но не обучен. По крайней мере, под мои привычки.

Андрей возвращается во время восхода. Когда я выхожу из комнаты ожидания, он уже успевает снять дубленку и ботинки.

Появление раба из душа застигает его врасплох.

— А?..

— Не обращай внимания, — морщусь. — Это подарок Аугусто.

— Подарок?!

— Да.

— А?..

— Мы иногда можем дарить друг другу людей, — вынужден пояснить. — Как вы, люди, друг другу дарите животных. Кошек, собак. Вот Аугусто меня… облагодетельствовал.

— А зачем?

— Захотелось, — пожимаю плечами. — Не бойся, он тут побудет неделю максимум.

— А потом что?

Потом…

— Потом придумаю, — вымучиваю.

Смотрю на растерянного слугу.

На лице — боль. Боль детской обиды забытого обещания.

Только Андрей — не ребенок.

А я помню свое обещание.

— Я помню, Андрей, — возражаю на его взгляд. — Я помню, что обещал тебе. И я не забыл. Не бойся.

Вглядывается в раба. Секунду медлит, но потом качает головой.

— Я… я не знаю… вам не обязательно… В тот раз… в тот раз ведь все стало только хуже… как хотите. Я… я не настаиваю…

— Дядя Паша? — изумленный голос Ани с лестницы.

Раб дергается от неожиданности, вскидывает голову, но тут же опускает.

Правильно, хозяин рядом. Разрешения не было.

Брови Андрея ползут вверх.

Да, точно. Аня упоминала какого-то «дядю Пашу», которого Аугусто клеймил.

Кажется, теперь я точно знаю, какого.

— Дядя Паша? — повторяет Аня настороженно.

Это понятно — «дядя Паша» не откликается.

— Аня, подойди, — командую.

Оглядывается на меня, затем на «дядю Пашу»…

Подходит.

— Анечка, откуда ты его знаешь? — киваю в сторону недвижимо стоящего раба.

— А… а это дядя Паша, он рядом с нами жил, — отзывается девочка. — Потом пропал, тетя Настя приходила к нам в гости, плакала… я слышала разговоры… мамы и тети Насти… А потом там, на острове… я видела… — заканчивает совсем тихо убитым голосом.

Ясно. Давний знакомый.

Земля квадратная.

— Аугусто мне его подарил, — поясняю. — Ты знаешь, что это значит?

На секунду замирает, затем кивает.

— Замечательно, — ободряюще кладу руку на плечо девочке. — Так что теперь он будет жить с нами. И да, Анют. Никаких «дядь Паш». Для тебя он просто Павел.

— Я поняла…

Смотрю выжидающе.

— Поняла, хозяин, — поспешно исправляется.

— Молодец, — хвалю еще раз.

* * *

Людей надо кормить. В том числе и рабов.

Конечно, он не будет возмущаться, как кошка, если вдруг останется голодным, но я не Аугусто.

Зря никого не мучаю.

Проверяю кастрюли.

Остатки вчерашней картошки, супа, четыре надкусанных, но недоеденных сосиски…

Смотрю на раба.

Лучше кормить осторожно. Не хочу возиться с лечением.

Из картошки, сосисок и супа получается вполне сносное жидкое пюре.

Отделяю половину, накладываю в железную миску. Тарелку может разбить, а мне это не нужно.

Ложка.

— Ешь, — ставлю миску на стол.

Замешательство.

Ну да, учитывая, что Аугусто кормил его с пола. Не удивлюсь, если вообще требовал есть по-собачьи.

— Можешь сесть за стол.

— Спасибо, хозяин.

Хлеба не даю.

Смотрю на жующего раба, размышляя, что с ним делать.

Ему нужна одежда, в том числе и уличная. У меня не тропический остров, на улице уже минусовая температура.

Впрочем, у Андрея где-то была старая одежда. А себе новую купит.

Дверь кухни открывается.

Андрей.

Легок на помине.

Косится на раба.

Не знает, как себя вести.

— У человека рядом с нами может быть один из двух статусов, — отвечаю Андрею на невысказанный вопрос. Даже не на один. — Статус слуги и статус раба. Ты — слуга. Ты выше него по иерархии. Поэтому веди себя соответственно.

Хмурится.

— А… а в чем разница?

— Разница… — смотрю, как раб заканчивает еду и сидит, уставившись в пустую тарелку, ожидая очередного приказа. — Разница в том, что слуга служит по договору. Раб — по принуждению.

Хлопает глазами. Но слуга у меня все-таки не совсем идиот.

Понимает.

Хмурится.

Но вопросы остаются. Хотя нет, не так.

Меняются на другие.

— А… зачем? Зачем так?

— Павел, вымой посуду, — отвлекаюсь на раба. — И мой ее каждый раз после еды.

— Слушаюсь, хозяин, — отзывается раб, поднимаясь из-за стола.

— У каждого из нас есть свои соображения заводить себе людей, — пожимаю плечами. — У меня — свои. У Аугусто — его собственные. Я не знаю, чем он руководствовался. Ему так захотелось. Я вообще не нуждаюсь в людях, слугах или рабах. Но судьба почему-то подкидывает мне то одного, то другого.

Молчит, размышляя.

— Немного об этикете, раз уж довелось, — перевожу тему. — Между собой у вас общение по именам. Его зовут Павел, но ты, похоже, уже в курсе. Впрочем, по именам у тебя будет общение с любым из носящих метку al’lil. Возраст при этом роли не играет. И да, любые драки запрещены. Накажу. А зачинщику всыплю так, что мало не покажется.

— Да у меня и в мыслях не было! — в голосе — возмущение.

— У тебя — да, — соглашаюсь. — У него — может появиться. Так что на провокации не поддавайся.

— Какие провокации?

— Обычные, — не свожу глаз с раба. Он уже помыл свою миску, и стоит, опустив голову. — Это он сейчас послушный и хороший. Потом огрызаться начнет.

— А… — слуга чешет в затылке. — А… эм…

— Спрашивай уже, — вздыхаю.

— А если отпустить?

У раба неслышно сбивается дыхание.

Я — слышу.

— А это уже только мне решать, — чуть добавляю в голос холода. — Не тебе.

— Понял.

Запах недовольства.

— Этикет, — напоминаю.

— Понял, хозяин!..

Киваю.

* * *

Я очень не люблю, когда планы приходится менять.

Если планов на жизнь нет, то менять ничего не приходится.

Как говорится, если кораблю неважно, куда плыть — любой ветер попутный.

Планы у меня появляются, когда вокруг начинают образовываться люди.

Андрей, Маша, Аня, Витя, Рома… раб.

Витя пока понятия не имеет, кто я и что я. Если Андрей и Аня еще могут скрывать свой статус, то у раба это не получится. Даже если стараться будет, но ведь он может и не стараться.

Мне не нужно «слабое звено».

Ни в виде раба, ни в виде Вити.

Проглядываю сайты негосударственных школ-пансионов. В отличие от обычных школ-интернатов, там практикуется индивидуальный подход к детям, высокий уровень подачи материала.

Конечно, школа Маши на порядок лучше, но сейчас отправлять Витю в Англию нет смысла — в первый класс его не возьмут, возрастом не вышел, а в другие классы идти — подготовка слабая.

После четвертого класса — можно.

А еще хорошо, что закат — в пять.

Апрель загоняет раба в кладовку до возвращения Вити.

Им незачем встречаться.

Бывший адрес Алены я знаю. Мне не нужно даже расспрашивать Аню, где жил мой раб.

Родственный запах указывает сперва на нужный дом, а затем и на искомую квартиру.

У моего раба есть дети.

Точнее, один ребенок — мальчик.

Смотрю, как женщина лет тридцати пяти укладывает ребенка в кровать. Мальчик слегка капризничает, но вскоре засыпает.

Мальчику — лет семь. Школьник — в комнате стол с тетрадками и портфелем на нем.

Мое присутствие в воздухе рядом с окном никто не замечает.

Это и понятно — седьмой этаж.

Возвращаюсь домой к одиннадцати.

* * *

Никогда наличие рабов меня не напрягало так, как сейчас.

Раньше рабовладение было вполне понятным явлением, не далее, как полторы сотни лет назад. Никто бы и ухом не повел, зная, что у меня дома есть невольники.

Аугусто же умудрился создать мне проблемы на пустом месте.

Долго прятать раба не получится, рано или поздно он встретится с Витей, хотя бы потому, что имеют место быть выходные. А язык у детей длинный, Витя не удержит в себе информацию.

Убить раба я не могу — обещание, данное Андрею, в силе. Даже если он вроде как и отказался от него.

Андрей все равно не сможет принять и смириться.

Одно дело, когда я питаюсь где-то там, вне его поля зрения и ведения, а другое — когда жертва живет рядом с ним, маячит перед глазами.

А скоро еще и у Маши каникулы.

Каникулы моим людям, видимо, придется проводить в Москве.