Invictus (гет)

Рывок — и я приземляюсь в кромешной тьме. Книга падает рядом со мной с глухим стуком.

Ч-что произошло? Где я?!

Ничего не вижу.

Не паникуй, Гермиона. Не паникуй!

Крепче сжимаю палочку... Вопреки тому, что прикосновение к ее гладкой деревянной поверхности вселяет уверенность, сердце продолжает колотиться как сумасшедшее.

Может, рискнуть и зажечь Люмос?

А что если кто-нибудь наблюдает?

Вслушиваясь в окружающую меня темноту, я пытаюсь дышать как можно тише, но не улавливаю ровным счетом ничего, кроме собственного неровного дыхания, заглушающего другие звуки...

Если здесь есть другие звуки.

Глубокий вдох, ладони упираются в землю. Отлично.

Я словно ослепла и оглохла, скорчившись на шероховатом каменном полу, но осязание услужливо подсказывает, что трещины между плитками разбегаются причудливыми изломанными линиями. Здесь нет запахов — кроме, быть может, едва уловимого запаха пыли. Воздух полностью неподвижен; не затхлый, но и свежим его никак не назовешь. У меня такое чувство, будто я нахожусь в замкнутом пространстве...

В замкнутом пространстве.

Господи. Я здесь в ловушке? Как я отсюда выберусь?!

Дыши. Думай о том, что произошло...

Книга.

Расположившись в одном из самых укромных уголков библиотеки, я изучала сочинение профессора Снейпа о сопротивлении темномагическим зельям, попутно проверяя, могла ли эта информация пригодиться для наших занятий в Выручай-комнате. Неожиданно я заметила лежащую на столе книгу, оставленную, должно быть, кем-то из преподавателей.

Безусловно, я знаю более чем достаточно, чтобы быть осмотрительной с колдовскими книгами — в особенности, такого рода книгами, — потому что невозможно провести столько времени в библиотеке и не постигнуть искусство выявления ловушек. В этой книге я не обнаружила ничего необычного, однако на случай неприятностей держала палочку на изготовку.

Я просто не ожидала подобного.

Портключ.

Это настолько очевидно, особенно после всего, что случилось с Гарри прошлым летом, что я готова надавать себе тумаков! Все мы проявляли предельную осторожность, дотрагиваясь до незнакомых предметов... Но ведь это была книга. В библиотеке. Никто не станет подозревать книгу в библиотеке — каким бы ни было содержание, — что делает ее использование в качестве приманки еще более очевидным, не правда ли?

Мне не стоило прикасаться к ней, но... Я решила, что с помощью книги смогу лучше понять принцип действия подобных зелий, так как едва ли могла рассчитывать на консультацию профессора Амбридж по части теории Темных Искусств.

Слишком поздно для сожалений, Гермиона. Думай.

Может... может, ловушка подготовлена самой Амбридж? Руку дам на отсечение, что мерзкая жаба пыталась подловить меня с самого начала семестра, — просто потому, что я знаю ее предмет намного лучше... Интересно, с каких это пор учиться стало преступлением?!

Итак, где я нахожусь? И что если Амбридж просто оставит меня здесь гнить заживо? После того, как она обошлась с Гарри, от нее можно ждать чего угодно.

Я вздрагиваю. Что это за место? Такое темное…

Маленькая испуганная девочка внутри меня предпочла бы остаться в блаженном неведении, но я должна знать.

Я должна рискнуть и произнести заклинание. Менее всего мне хочется выдавать свое присутствие здесь — где бы это здесь ни находилось, — но и протирать коленками пол до скончания веков я тоже не намерена. А еще... я ни секунды больше не вынесу этой вязкой, давящей на меня темноты.

— Люмос.

В абсолютной тишине мой шепот звучит громовым раскатом.

Я в небольшой комнате, приблизительно четыре на пять метров. Каменные стены и пол, даже потолок — и тот выложен неровными каменными плитками, до странности напоминающими булыжники мостовой. У противоположной стены стоит письменный стол, а в ближнем от меня углу — кровать, занавешенная бархатным зеленым пологом. Нет окон. Одна дверь.

Бросившись к ней, я пробую все известные отпирающие заклятия, но дверь, конечно же, не поддается.

Думай! Отсюда должен быть выход.

Мой взгляд падает на книгу.

Тот Кубок вернул Гарри обратно. Что если книга сделает для меня то же самое? Или же что-то внутри нее содержит подсказку, которая поможет мне вернуться?..

Если подсказка и существует, то она не на поверхности. Бесчисленные страницы рукописного текста, на первый взгляд кажущегося полнейшей бессмыслицей. “Разделение шестого и седьмого уровней вибрации. Заблуждения и аномалии”. Понятия не имею, что бы это значило. Неужели я думала, что смогла бы разобраться в стратегиях магического сопротивления, используя этот хлам?!

Возвращаюсь к началу. “Мстительный отклик и его использование в управлении вторичной производной векторов Хагалаза”. Не более чем набор букв, который выглядит даже бредовее, чем продвинутая арифмантика, а следующие главы, кажется, и вовсе на русском. Чтобы разобраться в написанном, могут понадобиться годы!

Отсюда должен быть выход!

В отчаянии я швыряю фолиант на пол...

И понимаю, что не одна.

— Вам следовало бы обращаться с этой книгой с куда большим уважением, мисс. Антикварная вещь, как-никак.

О боже. Я знаю этот голос!

Я резко оборачиваюсь, понимая, что все равно не успею...

— Экспеллиармус.

Он произносит это так, словно отдает безоговорочный приказ — коротко, властно, не повышая голоса ни на йоту, — но заклинание впечатывает меня в стену, а палочку вырывает из рук. И, пока я силюсь подняться на ноги, за мной, криво ухмыляясь, наблюдает...

Отец Малфоя. Я должна была догадаться. Идиотка.

Он с деланной небрежностью вертит мою палочку меж пальцами, а я пытаюсь не обращать внимания на липкий страх, сжимающий мои внутренности.

Гермиона, дыши.

— Истинное удовольствие видеть вас снова, мисс Грейнджер, — произносит он тоном, от которого в жилах стынет кровь. — Рад, что вы смогли заглянуть.

Наконец-то обретя дар речи, я стараюсь держаться уверенно.

— Чего вы хотите?!

— Хм-м... — его ухмылка становится шире. — Давайте начнем с того, чего хотите вы?

Что? В какие грязные игры он играет?

Скажи что-нибудь. Что угодно, но не стой столбом, как в прошлый раз! Он не имеет права так с тобой поступать!

— Я хочу вернуться в Хогвартс, — чеканю я, призвав на помощь всю свою решительность. — Немедленно!

Он слегка наклоняет голову влево, словно и в самом деле размышляет над моими словами.

— Думаю, нет, — отвечает наконец. — Мне стоило немалых усилий доставить вас сюда.

Теплившаяся во мне надежда, что ловушка не более чем случайность, от его слов разбивается вдребезги.

Как если бы ты действительно в это верила.

Он поднимает книгу и придирчиво осматривает ее со всех сторон.

— Знаете, вам несказанно повезло, что вы ее не повредили. Эта книга принадлежала моему деду.

Продолжай с ним разговаривать, настаивает голос у меня в голове. Именно на это он и рассчитывает, загнав тебя в угол, верно?

С другой стороны, что тут можно сказать?

Закрыв книгу, он смотрит на меня.

— Полагаю, мой дед был бы рад увидеть ее в школьной библиотеке на старом месте. В свое время у него были серьезные разногласия с Министерством по поводу финансирования Запретной Секции. — Выражение его лица становится откровенно насмешливым. — Смею сказать, вы можете нажить кучу неприятностей, читая подобные книги, мисс Грейнджер, и лишь по счастливой случайности никто не мог видеть, на что вы смотрели.

Он переворачивает книгу и, открыв ее на форзаце, вынимает оттуда каштановый волос.

— В следующий раз будьте осторожнее, разбрасываясь подобными вещами. Вам ли не знать о том, что волосы могут быть использованы с куда менее... невинными намерениями, нежели маскировочные чары?

Если бы я только знала! Та часть библиотеки, где я находилась, в это время дня обычно пустует, поэтому у меня не было возможности проверить, что чертова книга видима только для меня!

И тут он прав: Лаванда постоянно жалуется, что я линяю хуже Живоглота, так что добыть один-единственный волосок для кого-то, кто задался подобной целью, не составило бы труда. Например, для кого-то вроде Малфоя-младшего... Впрочем, в данный момент это вряд ли имеет хоть какое-то значение.

Наблюдая за мной, он буквально смакует понимание, отражающееся на моем лице, и внезапно внутри меня как будто что-то ломается. Я не сделала ничего, чтобы заслужить подобное!

— Почему бы вам просто не оставить меня в покое?!

Он пожимает плечами.

— Это был ваш выбор, мисс Грейнджер. Именно вы проглотили наживку, и мне остается лишь удивляться, почему одну из любимейших учениц Альбуса Дамблдора соблазнила книга по темной магии.

Этот мерзавец знает слишком хорошо, почему я хотела посмотреть на ту дурацкую книжонку! Если бы кто-то не сказал ему, что я исследую, он бы не знал, какую книгу использовать, разве нет?

— Итак, — продолжает он, — досточтимая Гермиона Грейнджер интересуется Темными Искусствами? — Насмешливая улыбка исчезает. — Что ж, грязнокровка, безусловно, ты обратилась по адресу.

И в этот жуткий момент я сознаю, что маски, которые Пожиратели смерти надевают по ночам, ничто по сравнению с теми личинами, которые они носят на протяжении дня. Может, его обычная снисходительность и кажется отвратительной, но она меркнет перед силой его ничем не прикрытой ненависти.

Я чувствую себя кроликом, пойманным огнями несущегося на всех парах поезда, и он это знает.

— Что в точности возвращает нас к первоначальному вопросу, я думаю.

Он пересекает комнату, кладет книгу на стол и поворачивается ко мне лицом.

— Так ты хочешь знать, чего я хочу? — Его слова источают злобу. — Ты меня бесишь. На протяжении последних четырех лет, всякий раз, когда я пытался защитить магическое сообщество от вас, тупых невоспитанных магглов, именно тебя приводили в качестве яркого примера того, почему я заблуждаюсь. Каждое заседание попечительского совета, каждый прием в Министерстве... о, Дамблдор позаботился о том, чтобы все магглолюбцы знали тебя... Может, для них ты и божье благословение, но для меня ты — словно кость, застрявшая в горле!

Он понижает голос до вкрадчивого шепота.

— И сейчас мы выясним, из чего на самом деле сделано наше маленькое грязнокровное чудо. Ты хочешь знать о Темных Искусствах больше?.. Я буду только счастлив тебе показать.

Закрыв глаза, я прислоняюсь спиной к стене. В реальности этого не происходит. Должно быть, на книгу наложено одно из тех проклятий, которое сначала погружает тебя в твой худший кошмар, а затем превращает его во что-то намного более ужасное... Приближается время обеда. Вскоре кто-нибудь придет, найдет меня в библиотеке и вытащит отсюда.

— Будь любезна смотреть мне в глаза, когда я с тобой разговариваю!

Он стоит в каких-то трех футах от меня. Его лицо перекошено от ненависти, и я мечтаю оглохнуть, лишь бы не слышать этот ужасный голос...

Но я должна слушать. Пропустить хоть словечко из сказанного — непозволительная роскошь, поэтому принуждаю себя встретиться с ним взглядом... Жалею об этом тот час же, зная наверняка: животный ужас, что я испытываю, читается на моем лице, как в открытой книге.

— Уже не настолько уверена в себе? — ухмыляется он.

Единственное, в чем я по-настоящему уверена: я не стану перед ним пресмыкаться. Поэтому пялюсь в ответ, хотя чувствую себя так, словно меня вот-вот стошнит.

— Знаешь, в чем твоя главная проблема? — спрашивает он мягко. — Будучи абсолютно несведущей в том, что именно объединяет наше общество, ты, тем не менее, считаешь, что можешь судить об этом наравне с остальными. Твой крестовый походец в защиту домовых эльфов лишь служит тому подтверждением.

Домовые эльфы? Речь идет о домовых эльфах? Он глубоко заблуждается, если думает, что мне нечего сказать по этому поводу!

— То есть, вы полагаете, общество может гордиться тем, что использует рабский труд маленьких бесправных существ?!

— Ты понятия не имеешь о том, что такое гордость, поэтому держи свой поганый рот на замке, ты, дерзкая девчонка! — шипит он, глядя на меня сверху вниз пылающим от ярости взглядом. — Гордость делает наше общество сильным, и основана она на том, что каждый из нас знает свое место. Я знаю свое, домовые эльфы знают их, но ты, к несчастью, не знаешь собственного. И мне кажется... — он делает паузу, — мне кажется, настало время преподать тебе урок.

Такое чувство, словно я тону...

Хочу проснуться от этого кошмара.

— У меня была мысль позволить сыну развлечься подобным образом, — произносит он насмешливо-доверительным тоном. — Однако наша с тобой последняя дружеская беседа показалась мне столь... увлекательной, что я был не в силах отказаться от возможности встретить тебя снова, и к тому же... Я должен убедиться, что задание усвоено... в полном объеме.

Он впивается в меня взглядом, как бы подзадоривая к ответу.

Ты пытаешься напугать меня и чертовски в этом преуспеваешь. Вот что ты во мне высматриваешь, не так ли?

Его улыбка полна жестокого удовольствия.

— Давай начнем с небольшого урока, темой которого будет твое место в жизни.

Он поднимает мою палочку.

Одиннадцать дюймов. Гибкая. Хороша для чар и трансфигурации.

— То, что тебе, грязнокровке, разрешили коснуться ее хотя бы пальцем — извращение. — Палочка со свистом рассекает воздух, и он притворно вздыхает. — До чего же жалкая участь у столь превосходного изделия...

Профессор Люпин как-то сказал, что не встречал более умной ведьмы моего возраста.

Он сгибает ее — тонкий, светлый кусок дерева, зажатый в тисках рук, обтянутых черными перчатками.

Вот-вот раздастся треск.

Я ведьма, и никто не сможет у меня этого отнять.

— С другой стороны, — произносит он задумчиво, проводя пальцем по гладко отполированной поверхности, — вероятно, я мог бы найти этой палочке иное применение.

Он явно хочет, чтобы я умоляла, но я молчу, не собираясь доставлять ему такого удовольствия, и он прячет ее в карман. Мою палочку.

Резко развернувшись, он возвращается через всю комнату к столу и, опершись об него, начинает меня рассматривать. Его взгляд скользит по мне от макушки до пят. Холодный, оценивающий... ненавижу, когда так смотрят.

Отсюда должен быть выход!

Стены, потолок... если бы здесь было куда бежать, или окно, которое я могла бы попытаться выбить... Нет ничего, за исключением единственной двери, но я знаю, что она не поможет. Я поймана в ловушку в этой маленькой, похожей на склеп каменной комнатушке, заперта в ней вместе с темным волшебником-садистом, который никак не может принять тот факт, что его привычный мир меняется, и хочет выместить это на мне.

Где-то далеко настоящая Гермиона, должно быть, впала в забытье прямо на библиотечной книге. Эй, проснись! Пожалуйста...

— Я не приветствую этого заимствования маггловской моды, — говорит он, разглядывая мои туфли без каблуков. — Если ты разыгрываешь из себя ведьму, то можешь хотя бы одеваться как одна из них. Интересно, насколько далеко зашли твои потуги соответствовать?

Мне на самом деле не нравится то, как он на меня смотрит.

— Пожалуй, стоит взглянуть... Ты не могла бы мне продемонстрировать?

Таращусь на него в недоумении.

— Я должен произнести это по буквам? Снимай свои тряпки, грязнокровка, живо!

Щеки становятся пунцовыми, в то время как ярость во мне борется со стыдом.

Нет. Ни за что.

— Ну же, я спешу и не намерен оставаться здесь дольше необходимого.

— Нет.

В этом коротком слове наполовину возражение, а наполовину — категорический отказ. Он толкает меня на путь, которым я не буду следовать. Господи, почему он это делает?!

— Нет? — Его глаза сужаются, но он одаривает меня отвратительной плотоядной усмешкой. — И по какой такой причине, позволь спросить?

Прекрати это. Прекрати!

— Уж не думаешь ли ты, что я собираюсь домогаться тебя? — Резкий смех. — Уверяю тебя, грязнокровка, у меня нет ни малейшего желания прикасаться к тебе — когда бы то ни было в своей жизни, — так что давай покончим с этим как можно скорее.

— Нет, — вот все, что я могу выдавить.

Он все еще улыбается мне. Снисходительно. Может себе это позволить, ведь мы оба слишком хорошо знаем, на чьей стороне преимущество.

— Думаю, ты не в том положении, чтобы говорить мне “нет”.

Он поднимает палочку, а мгновение спустя я понимаю, что за этим последует...

НЕТ!

— Империо.

В этот момент напряжение покидает меня... и я улыбаюсь... и все мои мысли улетучиваются... я наверху блаженства... оно позволяет мне плыть по течению... окутывает меня теплом...

И голос в моей голове — слегка неприятный? — шепчет, что я должна снять мантию... бросить ее на пол... почему бы и нет? Мне так жарко...

И мучительное чувство, что это — всего лишь иллюзия. Что это неправильно.

...неправда, мне так хорошо...

Я не хочу этого делать.

...что за глупости так думать... разумеется, хочу... я потягиваюсь и улыбаюсь, и...

Реальность подобна сокрушительному удару. Я стою в одном белье, с ворохом одежды у ног, а он — с надменным видом кутающийся в плащ, в черном одеянии и перчатках, — злобно ухмыляется и... пристально меня разглядывает.

Нет.

Наверное, так чувствуют себя животные, выставленные напоказ в зоопарке.

И он был в моей голове, о боже!

Я содрогаюсь. Закрываю глаза.

— Ну вот, было не так уж и сложно, не правда ли?

Я не в силах ответить.

У меня не находится слов.

— Кажется, я был прав, — продолжает он. — Что за уродливое белье вы, магглы, любите носить... Боюсь, от него придется избавиться.

Он хочет, чтобы я... нет. Нет, не могу. Не могу даже думать об этом.

— Ой, да ладно, в конце концов, я дал тебе неплохую фору для начала. Без сомнения, приятно наблюдать за тем, как ты краснеешь, но у меня есть и другие дела, знаешь ли... Так что заканчивай с этим.

Разлепляю веки.

Я не могу этого сделать, и проблема не в отсутствии желания. Не могу. Застыв под взглядом этих бледных, излучающих ненависть глаз, я просто не в состоянии заставить себя продолжить демонстрацию.

— Сейчас же, грязнокровка, — его голос подобен ножу, приставленному к горлу.

Я не могу! Все, тупик.

Если я скажу ему “нет”, он подумает, что я всего лишь упрямлюсь. Возможно, я бы даже сделала это... если бы могла. Но я не могу. Не могу... Я должна схитрить. Сказать что-нибудь.

— П-почему?

— Почему? — фыркает он недоверчиво. — Была ли ты столь же раздражающей занозой для своих хогвартских преподавателей, хотел бы я знать?

Нет, не была. Гермиона все еще в Хогвартсе. После обеда у нее урок зельеварения, который продлится до самого вечера. Сейчас она в библиотеке, исследует проклятия, и она нашла книгу, которая научит ее всему, что ей нужно знать о том, как темные волшебники используют страх в качестве парализатора. Вскоре Рон придет искать ее, и друзья будут подшучивать над ней до конца недели...

— Адаэремуро!

Заклинание отшвыривает меня к стене и пришпиливает к ней, словно бабочку. Он подходит ближе... Я очень хочу пошевелиться, но на этот раз не только страх удерживает меня на месте. Нас разделяет несколько дюймов, а я не в состоянии даже прикрыться. Глаза щиплет, и хотя я сдерживаюсь изо всех сил, горячие соленые капли все же стекают по щекам... Слезы унижения.

— Так-так-так, — этот тихий ненавистный голос настолько близко, что я чувствую, как чужое дыхание касается моей щеки. — Вне всякого сомнения, ты полностью оправдываешь мои ожидания. Что за реакция... а ведь настоящее веселье еще и не начиналось.

Рон, разбуди меня немедленно!

— Однако у меня сложилось впечатление, что ты отнеслась к моим словам недостаточно внимательно, а это очень и очень плохо, маленькая грязнокровка. Я не люблю людей, попусту отнимающих у меня время.

Голова словно приклеилась к стене, и я не могу отвернуться, чтобы не смотреть в эти равнодушные глаза, выражение которых совершенно ясно дает мне понять, что их обладатель способен разделать меня на части, кусок за куском, испытывая при этом ни с чем не сравнимое удовольствие.

Он бормочет какое-то заклинание — я не могу разобрать, какое именно, — держа палочку над моей левой рукой.

О господи.

Ужасающей силы спазм, словно от удара электрическим током, прокатывается от пальцев к плечу.

Я дрожу всем телом, но все еще не могу двигаться.

— Хм-м, — его взгляд остается бесстрастным. Он перекладывает палочку в другую руку, ни на секунду не прерывая зрительного контакта.

Я не дам тебе насладиться моей реакцией, думаю я и впиваюсь в нижнюю губу, готовясь скрыть все от меня зависящее.

Он прикасается палочкой к моему бедру.

Сначала ничего не происходит, но затем резкая обжигающая боль расползается вниз по ноге, потом поднимается вверх по телу, к лицу, и я сильнее прикусываю губу, полная решимости не кричать. Все, что я вижу в его глазах — это выражение спокойного любопытства, но это неподходящее определение... Клинического, всплывает в голове нужное слово, когда жар становится нестерпимым, и я обещаю себе, что не издам ни звука... судя по ощущениям, что я испытываю, меня нарезают тонкими ломтиками... Обещаю, но слышу собственный стон и...

Пытка прекращается. Я прилагаю усилие, чтобы вырваться из плена его пристального взгляда, но не могу, поэтому просто зажмуриваюсь.

Хоть бы мне потерять сознание.

— Открой глаза, — говорит он с тем же странным спокойствием.

Не знаю почему, но я подчиняюсь.

Адресованная мне улыбка не поддается классификации. Заговорщицкая. Фамильярная. Я вздрагиваю.

Нет.

— Интригующее начало, малышка. Думаю, мы с тобой чудесно проведем время вместе.

А я думаю, что ты заслуживаешь гореть в аду.

Он поднимает брови.

— Тебе не понравилось? Ох, грязнокровка, ты меня разочаровываешь... Но ты права, я не должен был позволять тебе отвлекать меня по пустякам.

Ублюдок.

Внезапно он отступает на шаг и холодно усмехается.

— Итак, на чем же мы остановились?.. Ах да, небольшая проблема с твоей концентрацией. Ты всегда так же невнимательна в классе?

Я сосредоточиваюсь. Предельно сосредоточиваюсь, пытаясь вычислить, что меня ждет, и...

Не вижу никакой разницы.

— Должен сказать, от лучшей ученицы Хогвартса я ожидал большего... Поскольку ты испытываешь трудности с концентрированием на действительности, позволь мне продемонстрировать то, что поможет их преодолеть.

В его глазах отражается порочное предвкушение. Теперь я хочу бежать... и неважно, что бежать некуда. Пытаюсь оторваться от стены, но не могу пошевелить даже пальцем, а он лишь скалится, наблюдая за тщетностью моих усилий.

— Нет-нет, тебе придется остаться на месте. Не хочу тратить время, гоняясь за тобой по комнате. Ко всему прочему, эта техника немного безопаснее, если ты сохраняешь неподвижность.

Я застываю.

Безопаснее?

— Почему ты так встревожилась? — ухмыльнувшись, он поднимает палочку. — В конце концов, именно поэтому ты здесь. Считай это своим первым уроком Темных Искусств.

Не могу удержаться от крика, когда нож погружается в мое запястье.

Боль не передать словами. Боль расходится волнами сокрушительной агонии, проникая сквозь меня, и кажется, что боль — это все, что я знаю и знала раньше. И он, со своей палочкой и внушающим трепет взглядом, он... вне этого. Я растворяюсь в боли. Боль...

Проходит.

Короткие, резкие вдохи наполняют легкие воздухом. Мне не вынести этого снова...

Запястье онемело. Не хочу видеть того, что он сделал. Не могу повернуть голову, чтобы посмотреть.

В затуманенном болью разуме всплывает несколько строк из книги, которую я прочитала во время изучения Круциатуса в прошлом году.

Нет таких слов, чтобы описать боль. Боль существует исключительно в области ощущений.

Боль не задерживается в памяти. Боль живет в настоящем.

Воображение не может представить боль. Боль находится за гранью воображения.

У боли собственное измерение, доступ к которому открывается лишь через БОЛЬ.

Никогда не понимала этих слов по-настоящему. Теперь — понимаю.

Смотрю на того, чьи поступки не укладываются у меня в голове.

— Я знаю, на что это похоже. — В его словах нет даже намека на издевку, всего-навсего спокойная констатация факта. — Ты не научишься использовать это заклятие надлежащим образом, если не испытаешь его действие на себе.

Чувствую, как сквозь леденящий сердце ужас проскальзывает тень удивления. Так вот почему он такой?.. Но он не может помнить всего, как и я, и единственная связная мысль, за которую я цепляюсь: не хочу испытать что-либо подобное снова.

Никогда.

— Ты не находишь странным, что заклятие такого рода не относится к Непростительным, ведь оно гораздо более эффективно при его правильном применении? — продолжает он. — Удивляться тут нечему. Из достоверного источника мне стало известно, что в Министерстве его считают весьма полезным.

Нет, они не могут. Я знаю, Сириус говорил, будто Министерство применяло Непростительные раньше, но сейчас... Они бы не препятствовали нашему обучению защитным чарам, если бы сами использовали что-то в этом роде. Или?..

— Ты мне не веришь? Что ж, если ты и дальше хочешь смотреть на мир сквозь призму своего нелепого гриффиндорского благородства, будь по-твоему. Но настоящая жизнь не делится на белое и черное, грязнокровка. Тебе придется многому научиться.

Он небрежно взмахивает палочкой, после чего я сползаю по стене на землю. Первым делом осматриваю запястье. Кожа нетронута, нет никаких внешних повреждений. Легкое покалывание в руке говорит о том, что к ней возвращается чувствительность. Поднимаю взгляд на своего мучителя... Он выгибает бровь.

— Как видишь, никаких следов не остается. Ты все еще не веришь, что для авроров это довольно... удобно?

Обхватив руками колени, я смотрю в пол.

Гермиона, включи логику.

Чисто теоретически любой может использовать это заклинание, не будучи при этом пойманным. Я видела достаточно примеров так называемого “магического правосудия”, поэтому охотно верю, что жалобы пострадавшего, которого самого подозревают в темном волшебстве, не рассматриваются с должным вниманием... Но на практике у него неплохой шанс выдвинуть подобное обвинение, неважно, правда это или ложь. И я знаю, кому бы поверила я.

Резкий голос прерывает ход моих мыслей.

— Ты снова витаешь в облаках?!

Продолжаю пялиться в пол. Не желаю его видеть и слышать.

— Похоже, твоя память находится в столь же плачевном состоянии, как и твоя внимательность, раз ты нуждаешься в еще одном небольшом уроке, — иронизирует он, нарочито растягивая слова. — Или ты жаждешь его получить? Тебе настолько понравилось, маленькая грязноровка?

Больной урод.

Смотрю на него с ненавистью.

— Нет? Ну ладно. Так на чем мы остановились?..

Я почти забыла. Хотела бы забыть, мечтая, чтобы ему тоже отшибло память.

Не повезло.

— Ты ведь не будешь упорствовать, не так ли? — Он опускается передо мной на корточки, и я съеживаюсь, крепче прижимая коленки к груди. — Потому что мне не останется ничего другого, кроме как дать тебе дополнительный стимул для завершения задания, либо же применить Империус... но не думай, что я в восторге от подобной идеи. Мне не нравится использовать это заклинание на тебе подобных. То, что мне приходится находиться в одном помещении с тобой — само по себе достаточно неприятно, не говоря уже о том, чтобы копаться у тебя в голове.

Можно подумать, я об этом просила — быть в одной комнате с тобой?!

Он поднимается и направляет на меня палочку.

— Выбор за тобой, грязнокровка. Ты можешь встать сейчас, — или же позволишь показать тебе еще одно заклинание? В любом случае ты станешь делать то, что я говорю, а насколько легко это будет, зависит только от тебя.

Может, я и не могу по-настоящему вспомнить боль, но все же помню достаточно, чтобы не хотеть пройти через это снова. Я заставляю себя подняться.

Ненавижу себя за это. Ненавижу его за столь очевидное удовольствие, с которым он смотрит... наблюдает за тем, как я, сгорая от стыда, борюсь с желанием сжаться в маленький незаметный комочек.

Он одобрительно кивает.

— Наконец-то хоть какое-то послушание. Уже намного лучше. Продолжай.

Не думай об этом.

Очень медленно я завожу руки за спину, чтобы расстегнуть застежку бюстгальтера, но на самом деле иду по коридору из библиотеки, подальше от книги, которую я даже не заметила. Неужели он заставляет меня делать это только потому, что я купила белье в маггловском магазине, а не в Хогсмиде? Поход в Хогсмид уже на этих выходных, ученики обсуждали его за сегодняшним завтраком. Или же он просто хочет унизить меня? Если так, то он нашел отличный способ. Гарри и Рон радостно машут мне, когда я захожу в Большой зал, и... слезинка катится по моей щеке, в то время как я, бросив бюстгальтер на пол, наклоняюсь, чтобы снять трусики, и... присаживаюсь к обеденному столу. От запаха еды текут слюнки, и даже со своего места я могу видеть, как Малфой ухмыляется чему-то... сквозь пелену слез замечаю его мерзкого папашу, который стоит напротив меня с тем же выражением лица, и... Мне от него не спрятаться.

Он смотрит на меня так, словно видит перед собой какое-нибудь отвратительное насекомое.

— Обернись.

Я повинуюсь. Переставляю правую ногу, ощущая шершавые каменные плитки под босыми ступнями, затем левую...

— Заколку тоже.

Заколка летит на пол с металлическим стуком.

Волосы падают мне на лицо и шею, и я чувствую некоторое облегчение от того, что могу хоть немного прикрыться.

— Можешь снова повернуться.

Мне претит следовать его инструкциям, подобно автомату, но если я буду думать об этом, то опять впаду в ступор, и одному лишь Богу известно, что он со мной потом сделает. Я просто должна это пережить. Сконцентрироваться на настоящем, ведь прошлое — это другой мир, а будущее — далёкое далёко.

— Ты кое-что пропустила, — он показывает на мою шею, и рука инстинктивно сжимается вокруг амулета... Гарри подарил мне его, после того как я рассказала о ночных кошмарах, связанных с василиском.

— Снова неповиновение? — он неодобрительно цокает языком. — Но ведь мы так хорошо друг друга поняли...

Не могу заставить себя разжать пальцы. Едва ли я когда-нибудь верила, будто амулет сможет меня защитить от чего бы то ни было — а сейчас и подавно, — но эта безделушка — единственная ниточка, ведущая к моим друзьям и моей настоящей жизни.

Вот почему он хочет ее оборвать.

— Дай мне посмотреть. — Он угрожающе тычет в меня палочкой, и я нехотя отпускаю кулон.

Гарри, мне очень жаль.

Он приближается ко мне и, подцепив цепочку кончиком палочки, поднимает кулон повыше.

— Миленькая пустяковина, — хмыкает он, — однако не особенно действенная, не так ли?

Я молчу, а он протягивает руку и берет кулон пальцами.

— Так что я на самом деле не могу понять, почему ты хочешь ее сохранить, — с этими словами он резко дергает. Цепочка рвется, оцарапав мне шею.

Разглядываю серебряную застежку его плаща, лишь бы не смотреть в глумливо усмехающееся лицо.

— Ты делаешь из мухи слона, но я забуду об этом... на время. Иди туда, — он показывает на противоположный от кровати угол комнаты, и я безумно счастлива убраться от него как можно дальше. Замечаю, что трясусь, хотя, скорее, не страх тому причиной, а холод. Обнимаю себя за плечи...

Он одаривает меня взглядом, полным отвращения.

— Разве я сказал, что ты можешь прикрыться?

Ох, бога ради!

Почему бы ему просто не заткнуть пасть?!

— Неужели вам этого недостаточно?!

Слова срываются с губ прежде, чем я могу себя остановить, и его глаза мгновенно темнеют.

— Очевидно, нет, — отвечает он, поднимая палочку.

О нет, я не это имела в виду!

Я вздрагиваю, когда огненная линия прочерчивает мое тело снова, а он слегка поводит рукой, отчего боль усиливается. Закусываю губу. Ждет ли он, что я закричу, или же сильнее накажет меня, если я это сделаю?

— Как насчет тебя? — скалится он. — Тебе достаточно?

Мне кажется, заклинание пронзает меня насквозь, прошивая плоть пылающей огненной нитью, и боль от этого невыносима. Отшатнувшись к стене, я захлебываюсь рыданиями и выкрикиваю, чтобы он прекратил...

Долгие несколько мгновений он холодно смотрит на меня, прежде чем опустить палочку.

Стараюсь выпрямиться.

Дыши глубже, Гермиона, и не провоцируй его.

— Позволь мне кое-что прояснить, грязнокровка. Мне плевать на то, как ты вела себя в Хогвартсе со своими преподавателями, но здесь я не потерплю неповиновения. Будешь бунтовать — заплатишь за это сполна. Ты поняла?

Я тупо киваю.

— Значит, я могу рассчитывать на более плодотворное сотрудничество в будущем?

Снова киваю. Предавая себя. Гриффиндорцы не должны так легко сдаваться... С другой стороны, наши героические традиции никогда не готовили меня к встрече с этим чудовищем.

— Не слышал, что ты сказала?

Открываю рот, чтобы заговорить, и... не могу. Почему настолько труднее озвучить собственную капитуляцию?

Он наводит на меня палочку.

— Отвечай, когда разговариваешь со мной, грязнокровка. Или ты собираешься и дальше упрямиться?

Что бы подумали все те учителя, которые в меня верили, об этом молчаливом согласии?

Мне очень жаль.

— Нет, — отвечаю я, сгорая от стыда.

— И ты будешь делать то, что я говорю?

Каким-то непостижимым образом я выдавливаю:

— Да.

И в один прекрасный день заставлю тебя заплатить за это.

— Хорошо. Теперь опусти руки и помолчи.

Его взгляд ощупывает меня с головы до ног, очень внимательно, а я позволяю ему изучать себя, словно я — животное на рынке, выставленное на продажу, — едва сдерживаясь, чтобы не свернуться калачиком прямо на полу...

И он растягивает губы в ухмылке — в то время как я заливаюсь краской. Он словно подталкивает меня к тому, чтобы я воспротивилась этому наглому осмотру.

Это скоро закончится, уговариваю я себя и неожиданно вспоминаю слова Сириуса, когда он рассказывал нам об Азкабане. “...я не сошел с ума по одной простой причине: я знал, что невиновен. Не самая счастливая мысль, поэтому дементоры не смогли высосать ее из меня...”

Я видела дементоров, они ужасны. Но они, по крайней мере, высасывают из тебя эмоции, а это существо в черной мантии, что стоит напротив и находит удовольствие в том, чтобы мучить меня, поглощает мои ответные реакции, чтобы потом вернуть их в виде ненависти.

Я не позволю ему высосать из меня душу.

И фокусируюсь на одной менее-чем-счастливой мысли: ненавижу тебя.

Ненавижу отвратительную высокомерную улыбку, слишком бледную кожу и бесцветные волосы. Можно подумать, этот ублюдок целую жизнь провел в какой-нибудь богом забытой темной дыре.

Я ненавижу этот мерзкий снисходительный голос.

— Не понимаю, в чем твоя проблема, грязнокровка. Быть не может, чтобы ты не выставляла себя на обозрение до этого. Я думал, магглы помешаны на сексе.

Не реагируй на выпад, Гермиона. Потому что он хочет, чтобы ты отреагировала.

— О, так я первый, кто увидел тебя во всей твоей первозданной красе? — Он издает гадкий смешок. — Как это мило, что ты сохранила себя для меня.

Заткнись. Ненавижу тебя, ненавижуненавижуненавижу

Он усмехается, питаясь моим стыдом и моей ненавистью.

Наградив меня еще одним долгим взглядом, он склоняется перед ворохом одежды на полу.

Холод пробирает до костей, и только тут я замечаю, что в комнате нет камина.

Он берет мой школьный шарф и туфли, добавляет к ним заколку. Поднимает носок.

— Бог ты мой, я и не знал, что стандарты, принятые для школьной формы, допускают подобное.

Носок голубой, с вытканным по нему узором из пёрышек. Подарок Добби на мой прошлый день рождения.

Добби. О нет!

Мерзавец смотрит на меня, слегка прищурившись.

— В этом носке есть нечто особенное? — Он прикасается к нему палочкой, и носок начинает искриться, распространяя едкий запах палёного. — Какая-то магия, я это чувствую. Эльфийская магия, если не ошибаюсь.

Не спрашивай меня. Не спрашивай.

Видя мое замешательство, он смеется.

— Что ж, полагаю, это вполне предсказуемо, учитывая твое сродство с домовыми эльфами, но никогда бы не подумал, что доживу до того дня, когда увижу ведьму — пусть даже грязнокровку, — павшую настолько низко, чтобы принять от домового эльфа одежду.

Я улавливаю смысл его слов и ненавижу его за это, но, по крайней мере, необходимость оскорбить меня отвлекает ублюдка от вопросов насчет происхождения носка.

— Хотя, пожалуй, единственное различие между тобой и домовым эльфом заключается в том, что эльф считает себя опозоренным, когда получает одежду... Мне же пришлось избавить тебя от тряпок, чтобы усмирить твою гордость.

Вспыхнувший гнев борется во мне со смущением, когда он снова проходится по мне взглядом, но мне все же удается скрыть эффект, произведенный его словами. Надеюсь на это. Не могу даже помыслить, каким будет его следующее действие.

Он бросает носок обратно на кучу и кривит губы в ухмылке.

— Эльфийская магия. Годится для того, чтобы ноги оставались сухими, но абсолютно бесполезна для отслеживания твоего местопребывания... А впрочем, не будем беспечными.

Отложив шарф, туфли и заколку в сторону, он направляет палочку на оставшиеся вещи.

— Инсендио.

Вспышка голубого пламени — и от одежды ничего не остается, кроме маленькой кучки пепла.

Носки от Добби. Подаренный Гарри кулон. Джемпер, связанный мамой Рона. Письмо от родителей в кармане...

Все исчезло.

Господи, как же здесь холодно.

— Думаю, это, — он кивает на узел с шарфом и туфлями, — я оставлю. Вернее, использую для того, чтобы дать ложное направление в расследовании твоего загадочного исчезновения. Мы ведь не хотим, чтобы кто-нибудь пришел тебя искать? Не то чтобы они смогли найти это место...

Неправда, они меня найдут. Они не могут просто так оставить меня здесь, для этого... Не могут.

В деланном изумлении он приподнимает бровь.

— Полагаешь, им не все равно, что с тобой происходит? Сомневаюсь в этом, грязнокровка. Это твой шрамоголовый дружок заставляет беспокоиться всех и каждого о сохранности его драгоценной персоны... Пожалуй, я единственный, кто по-настоящему ценит тебя за то, кем ты есть, и ты должна быть благодарна за мою заинтересованность.

Я тебя ненавижу.

— Кроме того, будет справедливым, если я заберу у Дамблдора его наглую грязнокровку, учитывая тот факт, что он забрал моего не менее наглого домового эльфа, тебе так не кажется?

О нет, пожалуйста, не говори мне, что я выдала Добби!

Он снова смеется.

— Считала, я не смогу распознать магию собственного слуги? Мне следовало догадаться, что только Дамблдор может быть таким идиотом, чтобы приютить это жалкое создание. Разумеется, я позабочусь о нем, ведь теперь мне стало известно, где прячется этот коротышка. Я должен был покончить с ним еще два года назад.

Он ухмыляется моему испугу и отходит к столу, чтобы положить мои вещи рядом с книгой, затем возвращается и останавливается напротив меня. Смотрю в пол, не в силах больше этого выносить.

— С другой стороны, ты...

Рукой, затянутой в перчатку, он убирает локоны с моего лица... Я содрогаюсь от этого прикосновения.

Нет.

Затем он наматывает мои волосы на кулак, заставляя меня приподнять голову и взглянуть прямо в эти серые, сверкающие злобой глаза.

— О да, — шепчет он, — несомненно, тем летом я поступил правильно, позволив тебе жить. И я с огромным нетерпением жду того момента, когда наконец-то узнаю, какие еще секреты прячутся в твоей сообразительной головке.

Пытаюсь отклониться, но он усиливает захват, и я задыхаюсь от резкой боли.

— Не думай, что сможешь скрыться от меня, маленькая грязнокровка, — говорит он с усмешкой. — Я читаю тебя куда лучше, нежели одну из милых твоему сердцу книг. Ты ведь научилась стольким интересным вещам, не правда ли?

Он притягивает меня ближе. Стараюсь не смотреть на него.

Не думай, Гермиона. Не думай ни о чем.

— И ты поведаешь мне о них... продемонстрируешь то, что таится в каждом, даже самом отдаленном уголке твоего сознания. Я уверен, что по меньшей мере одному из нас этот процесс покажется... занимательным.

Отпустив меня, он отступает на пару шагов.

— Что касается твоего тела, — бросает он, — я достаточно на него насмотрелся.

Он наколдовывает простую черную мантию и швыряет мне, а я крепко прижимаю ее к груди, благодарная хоть за какое-то подобие убежища, способного скрыть меня от его пронзительного взгляда.

— Ах да, и вымойся как следует к моему возвращению. Я знаю, магглы не слишком любят водные процедуры, но мы здесь все же более цивилизованы.

Цивилизованы. Поверить не могу, что он так сказал.

Стукнув по дверной ручке волшебной палочкой, он толкает вожделенную дверь. С того места, где я стою, я могу видеть большую белую ванну и унитаз.

Ванная комната?

— Что, думала, там выход? — смеется. — Отсюда нет выхода. По крайней мере, для тебя, — с этими словами он дизаппарирует.

Все вокруг погружается во тьму.