Дело в теле (джен)

Утром Дана, прихватив сумку, выскользнула из спальни. Сидеть в гостиной с главной уликой было бы верхом глупости, и она ушла в первый же подвернувшийся пустующий класс рядом с башней.

Дневник Лили Эванс был извлечён и водружён на стол. Дана заперла дверь и достала волшебную палочку. Ключа у неё всё ещё не было, но должна же магия начать приносить ей какую-то пользу. Простейшие отпирающие чары, изучаемые первокурсниками, сработали раза после пятого, что Дана посчитала большим успехом. Замочек щёлкнул, тетрадь открылась, явив взгляду аккуратные, но всё-таки довольно неуклюжие строчки, написанные детской рукой. Дана приготовилась к открытиям.

«Здравствуй, дорогой Дневник. Мама сказала, что именно так надо начинать каждую запись в дневнике. По-моему, это глупо — разговаривать с тетрадью, ты не считаешь? Теперь я буду записывать все самые-самые важные события в моей жизни, чтобы, когда я стану взрослой, я могла открыть эту тетрадь и вспомнить обо всём хорошем и плохом, это поможет мне вспомнить детство. По-моему, это отличная идея.

Сегодня мне исполнилось десять лет. Мне сказали, что я могу пригласить на праздник всех своих друзей. Но меня обманули. Мне не разрешили пригласить на обед Северуса. Всё из-за того, что Снейпы бедные и он вечно ходит в обносках, а Петуния дразнит его умственно-отсталым и малолетним преступником, а родители верят ей, а не мне. Ничего, скоро мы вместе уедем в Хогвартс, и им придётся поверить, что мы с Северусом нормальные, и волшебство правда существует...»

Дана вздохнула. Открывшееся не стало для неё таким уж шоком: она практически с самого начала подозревала, что в этом треугольнике дело нечисто. Получается, все, с кем она разговаривала до сих пор, лгали. С Северусом Снейпом Лили Эванс была знакома ещё до школы, более того, они дружили. Ревность Поттера и его ненависть к этому человеку получили своё объяснение. Дана засекла время и продолжила чтение дневника. К счастью, Лили старалась писать аккуратно и разборчиво, поэтому особых проблем с чтением не возникло, и за час Дана сумела добраться достаточно далеко. Со временем почерк девочки менялся, и по одним буквам Дана могла наблюдать за тем, как она росла.

«...Первый день в школе начался ужасно. Этот несносный мальчишка начал приставать ко мне ещё в поезде, он грязно обозвал Северуса. А его друзья — ужас! Мы вдвоём сели в лодку, этот тип тоже залез к нам. Я хотела посмотреть на Хогвартс, Северус так здорово рассказывал о нём. Конечно, мне всё испортили, мальчишки затеяли драку и Северуса бросили в озеро. Я чуть не умерла со страху! Хорошо, там сидел гигантский кальмар и вытащил его, иначе Северус бы умер, он ведь не умеет плавать. Нам с Северусом никто не поверил. Мы плыли последними, никто не видел, что произошло, а Поттер и Блэк сказали, что Северус упал сам. Яксли сказал, что слово двух безродных грязнокровок ничего не стоит против слова двух чистокровных магов. Это несправедливо. Северус тоже так считает, он полез драться, но его сильно избили. Хуже всего то, что я теперь на Гриффиндоре с этими малолетними чудовищами, а Северус и вовсе на Слизерине. Я боюсь, что его там не примут, ведь его отец магл, а слизеринцы, я слышала, хуже Поттера. Но в любом случае, лучше, чем на Гриффиндоре, здесь бы ему пришлось жить в одной спальне с Поттером и его дружками. Северус говорит, что справится, я ему верю: он ещё ни разу меня не обманывал.

Я думаю, мне всё-таки будет неплохо на Гриффиндоре, если Поттер не будет приставать ко мне тоже. Шляпа сказала, что я храбрая, хотя я так не думаю, я же не бросилась в озеро помогать выплыть Северусу, и не смогла защитить его от мальчишек, ведь в самый первый раз они поругались из-за меня. Здесь неплохие девочки, мне очень понравилась Пенелопа Хельсингтон, она, хотя и чистокровная ведьма, в отличие от остальных хорошо разбирается в разных магловских вещах и не такая зазнайка. С Бетти Трикс и Джинджир Браун не так интересно, хотя я и хочу узнать побольше о мире волшебства и со всеми подружиться, но они ужасно скучные...».

Дана подняла глаза. Ей никто не сказал о Пенелопе Хельсингтон и о том, что с ней случилось. Скорее всего, это и была та самая четвёртая девушка с фотографии, хотя Дана оставляла себе место для ошибки. Как бы там ни было, сейчас от её присутствия в школе не осталось и следа.

В дальнейшем Дана убедилась в том, что Лили дружила с Пенелопой Хельсингтон и Северусом Снейпом, с другими соседками у неё были нейтральные отношения, а Джеймса Поттера и его друзей не переносила на дух, хотя и сочувствовала Питеру Петигрю, которого ребята часто унижали, если других объектов для насмешек не было под рукой. Совсем не та картина мира, которую ей старательно рисовали одноклассники.

Снейпа, по мнению Лили, действительно заперли в чулане именно школьные хулиганы. Она записывала многие не самые приятные сцены, свидетельницей которых стала за первые годы обучения, и все они говорили отнюдь не в пользу Поттера и его друзей. Слухов касательно четвёрки хулиганов было ещё больше. Лили очень огорчала пристрастность учителей: обычно если кого-то и наказывали за драки и запрещённую магию в коридорах, то именно Снейпа, иногда других детей, которым доводилось становится объектом жестоких шуток. В конце концов, ребёнок просто перестал бороться за свои права и убедил Лили не портить свою репутацию, бесконечно вступаясь за него. Он даже ссорился с ней для этого несколько раз, правда, Лили была настырной и они быстро мирились. В конце концов, кроме Лили и Пенелопы с ним никто по-дружески не общался — насколько она сама знала.

Дана сжимала кулаки, наблюдая эту несправедливость со страниц тетради, многократно усиленную переживаниями обманутой в ожидании чуда девочки. Ей стало казаться, что обида, непонимание и страх Лили — её чувства. Администрация школы не делала ничего, чтобы устранить этот конфликт в зародыше, более того, косвенно поощряла его, оставляя виновных безнаказанными. Девочка не понимала, что происходило с этим прекрасным и справедливым миром. Дана видела немногим дальше неё. Ей неясны были мотивы взрослых, допустивших в школе подобное. Ведь в результате это вылилось в многочисленные покушения, которые однажды закончились смертью. Лили Эванс уже умерла.

Конечно, мотивов могло быть много. Джеймс Поттер — сын члена Попечительского Совета и, возможно, этим достоинства его отца не ограничивались. Золотые мальчики во все века были головной болью для всех, кто их окружал, и часто совершали преступления, даже не задумываясь о своей неправоте, не говоря уже о таких сложных вещах, как гуманизм или совесть. Золотым мальчикам не принято перечить. Могла иметь место личная неприязнь преподавателей к Снейпу и его родственникам, их финансовая заинтересованность и просто профнепригодность. Любой из этих пунктов вполне объяснял бездействие педагогов.

С большим трудом Дана добралась до записей, датированных третьим курсом. Её душили сильнейшие эмоции. Ярость, ненависть, гнев, непонимание и даже боль. Эмоции с неровных беглых строк, с размытых капельками букв и цепких клякс в самых неприятных местах, казалось, передавались ей и поглощали её, чужие, понятные, родные. По сравнению с ними туманные всплески радости, счастья, удовлетворения, гордости и предвкушения, были слабыми, бледными и незначительными, хотя на страницах дневника их было, возможно, даже больше.

Лили раздражал Джеймс Поттер. Нечто, напоминающее грубые ухаживания, он начал ещё с первого курса, а к третьему успел вконец ей опостылеть. Он следил за ней и подбивал своих дружков, особенно Питера Петигрю, подслушивать девичьи разговоры. Он украл у неё несколько вещей, хотя Лили так и не смогла доказать, что это сделал Поттер. Личный дневник Лили всегда носила с собой в непроницаемой чёрной обложке и никогда не открывала на людях, чтобы его не постигла участь заколок, перчаток, альбома с наклейками и любимого сборника стихов.

«... Я в шоке. Нет, я в ярости и в шоке.

Мне сегодня так плохо, не знаю, как я переживу эти недели в Хогвартсе...»

Дане показалось, что с её ресниц капают слезинки, размывая буквы, а рыжие локоны лежат на столе и лезут в тетрадь, цепляясь за перо и мешая писать. Но волосы были аккуратно заплетены в косу, а глаза и старые кляксы так и остались сухими. Дана несколько раз глубоко вздохнула и тряхнула головой, отчуждаясь от воспоминаний, прогоняя тяжесть из груди и резь из глаз. Она не ожидала, что эмоции Лили настолько захватят, что почти подчинят её — а ведь это были только эмоции, заключённые в дневнике. Пробуждение памяти она представляла себе совсем по-другому, и уж точно не думала, что почувствует себя четырнадцатилетней обиженной девочкой, которую предают друзья и не верят взрослые.

Её час давно истёк. В гостиной уже собирались студенты, а соседки по комнате, скорее всего, обнаружили её пропажу. Дана завернула дневник в юбку и наглухо застегнула мантию. Не хватало ещё, чтобы любопытные глаза углядели в её сумке яркую розовую обложку, которая по идее должна храниться под матрасом Джинджер Браун.

Не возвращаясь в гостиную, она сразу пошла на завтрак. В Большом Зале было только несколько ранних пташек, знакомых лиц, к счастью, не наблюдалось, и Дана сумела поесть в тишине и спокойствии. Со временем обеденные места начали заполняться, на завтрак пришли преподаватели. Посмотрев в сторону преподавательского стола, Дана решила поговорить сегодня с Дамблдором. Какие-то результаты внутреннего расследования у него уже должны были быть, а кроме того, позиция, которую он займёт, в любом случае даст ей ещё несколько ниточек.

В зал нагрянули одноклассники. Дана поспешила встать.

— Лили, ты уже? А мы тебя потеряли! — попыталась схватить её за руку Джинджер.

Дана резко отстранилась.

— Я сегодня встала рано, — сказала она. — Я уже пойду.

Она постаралась обогнуть Джеймса Поттера по широкой дуге.

Расписание было у неё на руках, но расположения классов она не знала. Впрочем, уже прошло два дня из отведённых семи. Тратить время на лекции по сомнительным предметам, в которых она всё равно не разбиралась? Вчерашний опыт показал, что это не лучшая идея. Дана не собиралась быть слабее своих соперников в этой игре, а, значит, ей нужно было много информации. Глубокие различия двух миров, магического и магловского, благодаря дневнику, стали для Даны неприятным сюрпризом. Предрассудки, суеверия и собственные законы. Это было плохо.

Дана поймала какого-то младшекурсника за рукав мантии.

— Где здесь библиотека? — спросила она.

Растерявшись, ребёнок всё-таки показал направление. Библиотека Хогвартса, если верить записям Лили, была самым большим помещением в школе, и пропустить её было бы сложно. Дане не потребовалось особых усилий, чтобы найти её.

— Почему вы не на уроках? — строго спросила библиотекарь, водрузив на нос массивные очки. — Мисс Эванс?

— У меня освобождение от профессора Дамблдора, мадам Пинс, — сказала Дана.

Лили часто была в библиотеке. Она познакомила Дану с обитателями замка гораздо лучше, чем это сделали подставные подруги и принудительный жених.

— Ну да, конечно, — согласно кивнула мадам Пинс. — Чем могу помочь?

— Мне нужна юридическая литература. Законы, традиции. Устав школы.

— Эти книги находятся в Запретной Секции. У вас есть туда допуск?

Дана удивлённо вздохнула.

— То есть как — Устав школы — в запретной секции?

— В нём есть информация, которая может негативно повлиять на неокрепшие умы. Из пользования Устав не изъят, просто ограничен круг лиц, который может его прочитать, в целях безопасности учеников, как и в случае со всеми другими книгами, которые хранятся в Запретной Секции. Так у вас есть допуск? Или вы ограничитесь знакомством с общедоступными выдержками?

Дана не понимала, как Устав может поставить под угрозу безопасность. Что в нём такого может быть записано? Однако, у Лили Эванс доступ в Запретную секцию был любезно выписан профессором Слизнортом, и этот документ заботливые руки недоброжелателей не догадались изъять из пользования девушки — видимо, считали, что ей это не понадобится. Дана достала нужный листок из сумки.

Мадам Пинс тщательно изучила его.

— У вас по-прежнему неограниченный допуск в Запретную Секцию, — недовольно сказала она. — Не понимаю, почему профессор Слизнорт продолжает выписывать эту форму, когда по его предмету студентам достаточно одной-двух книг.

Она тяжело поднялась и повела Дану вдоль стеллажей. По дороге она непринуждённым жестом сняла с одной из полок увесистую книгу. Остановившись возле кованых воротец, разделяющих библиотеку на две неравные части, она произнесла отпирающее заклинание, и ввела Дану в святая святых. Возле столиков она взмахнула волшебной палочкой, и к ней подплыли две книги. Мадам Пинс положила их на стол вместе с той, которую прихватила по дороге.

— Устав Хогвартса, История Хогвартса, Свод Магических Законов. Это самые популярные книги по этому запросу. Мисс Эванс, вы решили сменить специализацию? Колдомедицина вас больше не привлекает, и вы решили заняться магическим правом?

— Нет, это... Для общего представления. Спасибо, мадам Пинс.

— Обращайтесь.

Женщина вернулась за свой стол, а Дана быстро просмотрела книги. История Хогвартса была огромной, но Свод Магических Законов — просто чудовищных размеров книгой. К счастью, Устав помещался на нескольких десятках листов. С него и следовало начинать.

Но сперва Дана решила до конца дочитать дневник. Она села за самый дальний от входа стол, чтобы её было сложнее обнаружить.

Глубоких потрясений больше не было. Описаний мерзких выходок Поттера становилось всё меньше, подростковых душевных метаний — всё больше. Отчуждение родителей, непонимание сестры беспокоили Лили гораздо больше, чем какой-то взбалмошный одноклассник, к которому она начала относиться как к неизбежному злу. После перерыва Дане было сложно подключиться к этим эмоциям, которые обильно изливала Лили, и она оставалась сторонним практически равнодушным наблюдателем. Лили описала слухи, ходившие в начале пятого курса вокруг Снейпа и четвёрки Мародёров, как называли в школе Поттера и его друзей. Ничего определённого ей не удалось добиться, даже расспрашивая Снейпа — только что все они дали клятву о неразглашении.

Пятый курс закончился очень сухой заметкой о ссоре со Снейпом, и больше никаких записей Лили с тех пор не вела.

Дана почувствовала себя как ребёнок, у которого забрали леденец, когда он успел долизать до карамельной начинки. Она получила достоверный источник информации — и вот его вырывают из её рук. За почти полтора года, прошедшие с момента последней записи, в жизни Лили могло измениться многое. Она действительно могла начать встречаться с Джеймсом Поттером. Дана не исключала в этом случае описанное раньше заклятие подчинения. Так же Лили всё-таки могла подружиться с Джинджер Браун. Лучшая подруга могла за это время поссориться с ней и куда-нибудь уехать. Информация, которую держала в руках Дана, была безнадёжно устаревшей.

Утешение оставалось одно: благодаря записям Лили, Дана узнала, что «нашим местом» был заброшенный класс на восьмом этаже, напротив портрета некоего Варнавы Вздрюченного. Дети обычно занимались там домашней работой и самостоятельной подготовкой, вроде чтения интересных книг, которые мог раздобыть Снейп, или варки зелий, не входивших в школьную программу. Они были одинаково увлечены новыми знаниями, и особенно той их частью, которую не проходили на уроках. В гостиных и спальнях, как Дана уже заметила, делать что-то в этом роде было бы невозможно: людно, шумно и нет личного пространства.

Убрав дневник, Дана начала изучать Устав школы. И очень быстро поняла, почему он был засекречен от большинства студентов, и для них в открытый доступ предоставлялись лишь выдержки. Если бы содержимое Устава дошло до студенческих ушей, в школе вполне мог начаться полный беспредел.

Как оказалось, студенты Хогвартса находились полностью в юрисдикции школы. Единственный пункт, по которому так называемое Министерство Магии могло самостоятельно вмешиваться в судьбы учеников — это нарушение так называемого Статута о Секретности: волшебство несовершеннолетних дома, волшебство на глазах у маглов и незаконное использование магловских изобретений.

Со всеми остальными правонарушениями разбиралась школа. За ряд преступлений было предусмотрено исключение, после которого бывший студент попадал под юрисдикцию Министерства и отвечал уже перед ним и по его законам. У исключаемого студента ломалась волшебная палочка, что лишало его возможности колдовать, и разрешение на приобретение новой могло выдать только Министерство после снятия обвинений или отбытия наказания в магической тюрьме, если заключения требует закон.

Но пока человек оставался студентом Хогварса, его не могли судить по общим магическим законам. Решением Чрезвычайной Комиссии, возглавляемой директором, даже убийца или насильник мог остаться в школе и продолжать обучение, правда, с некоторыми ограничениями в передвижениях, и только по окончании школы представал перед настоящим судом за свои преступления. Правда, такие случаи встречались редко. Исключение из школы же, напротив, имело место быть довольно часто, и поводом для этого могло быть что угодно, включая мелкое воровство и нарушение техники безопасности. Как оказалось, чем ниже социальный статус ученика, тем меньше он защищён школой — правилами было чётко прописано, каких студентов нельзя исключать ни в коем случае, а от кого надлежало избавляться при первой провинности. Дана поняла, зачем среди юридической литературы лежал учебник по истории — Устав постоянно давал ссылки на те или иные исторические события, произошедшие в школе с момента её основания. Его переписывали несколько раз.

При всей несправедливости Устава, на высшем уровне лишающей учеников их законного равноправия, это был действующий юридический документ. В настоящее время он находился в гораздо более гуманной форме, чем каких-то сто пятьдесят лет назад, когда ученикам официально разрешалось иметь собственных рабов, а за провинности дети наказывались не только дисциплинарными взысканиями, но и телесными истязаниями. Однако, это было не очень большое утешение.

Из прочитанного Дана сделала простой вывод. Что бы ни происходило сейчас в Хогвартсе, какие ужасные методы ни использовались, виновник, даже если будет найден, не будет наказан. По крайней мере, это касалось Поттера и его компании, детей крупных шишек, которых защищает сам закон. Вовремя она озаботилась дополнительной информацией.

«Свод Магических Законов» был написан тяжелейшим языком, который был ближе к поэтическому староанглийскому, чем к современной речи. Читать его было сплошным мучением. Хорошо, что Устав давал ссылки на задействованные в нём законы. Через два часа Дана всё-таки убедилась, что всё написанное в Уставе принятому современному законодательству не противоречит ни по одному из пунктов. Более того, во многих аспектах магическое право застряло глубоко в средневековье, и уж тем более никак не походило на то, что было принято во всём цивилизованном немагическом мире. У магов даже не было подобия «Декларации Прав Человека». По крайней мере, тех магов, которые жили в этой стране.

Обойти эти законы было невозможно. Любой волшебник, даже совершивший преступления против маглов, подлежал только магическому суду. Магический суд же был очень специфичным, в нём противоречий было больше, чем даже в судебной системе США. Во многом это исходило из абсолютного неравноправия не только магических рас, но даже волшебников в целом, не говоря уже о маглах, неволшебниках, которые до сих пор считались неполноценными существами. В целом, на изучение законов магического мира не столько для того, чтобы стать правозащитником или работать в сфере правопорядка, а хотя бы для того, чтобы, как простой гражданин, знать свои права, ушло бы очень много времени — ресурса, которым Дана на сегодняшний день не располагала.

Это сильно выбивала из колеи, но Дана решила пока оставить всё, как есть. Такие вещи, как убийства, покушения, воровство и прочее были одинаково вне закона в обоих мирах, разница была только в том, что здесь преступника в силу обстоятельств временами трудно призвать к ответу.

Пока что она усвоила лишь несколько вещей. Её, как маглорожденную, не имеющую связей, поручителей и высокого социального положения в мире волшебников, Устав Хогвартса (и всё магическое законодательство в целом) защищает в меньшей мере, чем того же Джеймса Поттера, сына богатого высокопоставленного волшебника. И если их интересы столкнутся, закон будет не на её стороне, разве что, Поттеру придётся убить её при свидетелях, чтобы, наконец, получить какое-то наказание. Любые голословные обвинения сыграли бы только против неё.

То же касалось Северуса Снейпа — бедного полукровки без связей в обществе — он стоял значительно ниже на социальной лестнице, нежели Поттер. Оказывается — Дана только сейчас это поняла — он крупно рисковал, регулярно вынося обвинения против своего противника. В любом случае, став старше и умнее, он перестал повторять эту ошибку, ограничиваясь только намёками и слухами — вся школа это знает, но никто никому ничего не говорил. После скандала в конце первого курса Снейп по всем правилам должен был быть исключён из школы. Похоже, чтобы решить его судьбу, даже собиралась комиссия — именно она доказала, что мальчик оклеветал товарища, присудила выплатить компенсацию и, видимо, только благодаря этой компенсации не исключила его. Ну и, похоже, всё-таки имело место быть заступничество Дамблдора, как директора школы и председателя комиссии.

Дело становилось запутанней и запутанней. Теперь, ориентируясь в школьных правилах, Дана не могла понять, кого покрывает Дамблдор — неприкосновенного Поттера или в целом ненужного магическому сообществу Снейпа? Сложно было решить. Разве что, беседа с директором могла бы помочь определить, кому принадлежат его симпатии.

Дана провозилась с документами и собственными мыслями до обеда. На этот раз она не успела поесть раньше всех, и теперь вынуждена была терпеть неприятных ей людей, активно навязывающих своё общество, расспрашивающих и пересказывающих сплетни, которые, скорее всего, были далеки от истины. Поттер пытался распускать руки, за что получил злобный взгляд и недовольное шипение, к счастью, он оказался достаточно сообразителен и до пощёчины дело не дошло. Ситуацию сгладил Блэк, попытавшись с ней заигрывать и тем самым перетянув всё внимание своего беспардонного товарища на себя. Сидевшие напротив сплетницы вещали без умолку, постоянно спрашивали, отвечали сами же, и продолжали дальше. Школьная столовая. Брр, что может быть хуже?

Дневник Лили тянул карман, хотя и лежал в сумке, Дана постоянно вспоминала о нём и вздрагивала, когда ей казалось, что кто-нибудь может вытащить его, и она окажется без этой важной улики. Она постаралась поесть побыстрее, просто чтобы были силы и не падать от голода — мало ли, объективные причины заставят её снова пропустить ужин, а там и с завтраком не срастётся? В мире волшебников она по-прежнему чувствовала себя беззащитной, и знание своего места этому в немалой степени способствовало. Иногда она страстно желала, чтобы отведённая ей неделя поскорее закончилась, и она со спокойной душой могла вернутся назад в рациональный и привычный мир, хотя и в чужой дом.

Она вышла из-за стола без предупреждения, и понадеялась, что это позволит засидевшимся за столом «друзьям» не сразу начать преследование. Всё-таки, она закончила, когда остальные едва съели по-пол-тарелки, а то и только накладывали себе что-нибудь. Как она и рассчитала, ребята остались в зале.

По дороге она поймала какого-то младшекурсника.

— Где здесь кабинет директора?

Тот посмотрел на неё, как на умалишённую.

— Директор сейчас обедает! — показал он в сторону Большого Зала.

— Мне нужно поговорить с ним после обеда. Ну?

— Нафига? — вытаращил глаза мальчонка.

Следующий был старшекурсник.

— Кого нужно, он сам расспросит, — флегматично сказал он. — По всем вопросам к МакГонагалл, директор мелочами не занимается.

В течении получаса Дана расспросила ещё нескольких мальчиков и девочек, но самой точной инструкцией было «где-то на третьем этаже, наверное». Блуждая по третьему этажу, она обратила внимание, что все двери были пронумерованы, однако, ничего кроме цифр на них не наблюдалось. Разве что, туалетные комнаты были с соответствующей маркировкой.

Когда её схватили за руку, напряжённое тело и подсознательные рефлексы чуть было не сработали как надо, и от участи быть распластанным по полу с завёрнутыми руками Джеймса Поттера спасла исключительно мышечная слабость и заторможенность этого тела. Плавно развернуться и выполнить захват попросту не получилось.

— Джеймс Поттер, перестань меня хватать! — рявкнула она.

Тот примирительно поднял руки.

— Прости, солнышко.

— Как ты меня нашёл? — спросила Дана, сопоставив размеры замка и свою удалённость от Большого Зала.

— Чутьё, — пожал он плечами. — Мы ведь связаны.

Дана смерила его очередным скептическим взглядом. Никакой связи, разумеется, она не чувствовала.

— Ты заблудилась? Давай я тебя провожу. Куда тебе надо? В гостиную? В библиотеку?

— В кабинет директора.

— Всего-то? — Поттер схватил её за руку и буквально потащил за собой.

— Стой... Я... могу... сама... идти... Отпусти меня, чёрт возьми!

Дана снова вырвалась.

— Ну прости, зая, я не нарочно.

— Просто иди рядом. Нет, лучше чуть впереди.

Созерцать спину Поттера было лучше, чем слушать его дыхание в ухо.

До директорского кабинета он довёл её легко и быстро, похоже, прекрасно зная маршрут. Он оказался далеко не на третьем этаже. Они остановились около красиво выполненной статуи гаргульи в человеческий рост, и Дана нервно поморщилась. Хотелось бы быть уверенной, что внутри не замурован человек, но в мире волшебников никто ей таких гарантий не даст. Волшебники презирали простых людей.

— Пряная Пастила! — сказал Поттер гаргулье.

Дана против воли взвизгнула, когда статуя, как живая, резко отпрыгнула в сторону, и рука невольно потянулась к боку, но вместо пистолета нащупала пустоту.

— Что с тобой? Ты такая бледная. Может тебе...

— Не подходи, — Дана выставила перед собой руку, быстро восстанавливая дыхание.

— Успокойся, она просто охраняет директорский кабинет. Она неживая.

— Мать твою, что она делает? — выдохнула Дана. — От кого? От детей?

— Ну... Не знаю. Мало ли, — растерянно протянул Поттер.

Прикрыв глаза, Дана медленно досчитала до десяти и обратно.

— Надеюсь, больше сюрпризов там не будет?

Поттер пожал плечами.

— Нууу... Там лестница и дверь. И много хлама у Дамблдора в кабинете, но прыгающих гаргулий точно больше нет.

— Хорошо. Спасибо, дальше я сама.

Дана решительно шагнула в открывшийся в стене проём и, чуть пошатнувшись, всё-таки удержала равновесие и тираду бранных слов. Винтовая лестница, жужжа и пощёлкивая, медленно поехала вверх. К сожалению, перила при этом остались недвижимы, и схватиться за них она не смогла.

Когда Дана оказалась перед массивной дубовой дверью, лестница остановилась, и она нерешительно протянула руку, надеясь, что в отличие от гаргульи и лестницы дверь будет самой обыкновенной. Приготовившись отпрыгнуть, она постучала.

— Войдите, мисс Эванс, — послышался чуть приглушённый голос директора.

Дверь открылась, и Дана осторожно зашла. Кабинет Дамблдора оказался действительно завален тем, что она охарактеризовала бы как хлам. Он был целиком круглый, а стены увешаны портретами так, что не было видно их цвета. Все люди на портретах спали. В целом, вещей здесь было столько, что сидящий за столом Дамблдор в своей сияющей крикливой мантии, казалось, сливался с фоном.

— Добрый день, профессор Дамблдор, — поздоровалась Дана, быстро прекратив осмотр помещения.

— Здравствуйте... Дана. Вы хотели меня видеть?

— Я хотела поговорить с вами.

— Присаживайтесь, — Дамблдор повёл рукой с волшебной палочкой, и перед столом появилось небольшое кресло для посетителей. Дана заняла предложенное место.

— Вы нездорово выглядите, — сказал Дамблдор ласково. — Словно боггарта только что увидели. Хотите, я дам вам успокоительного?

— Спасибо, нет, — тут же ответила Дана, вспомнив вчерашний урок зелий.

— Ну, тогда позвольте предложить мятный чай. Против мятного чая вы ничего не имеете?

— Да, пожалуй, чай будет лучше.

Дамблдор взмахнул волшебной палочкой, материализуя на столе разнос с чайником, двумя чашками и вазочкой с печеньем. Ещё один взмах, и чайник поднялся в воздух, разливая ароматный напиток.

— Так что вас так напугало? — спросил он, наблюдая за процессом.

— У вас ужасная гаргулья. Скажите, господин директор, от кого она вас охраняет?

Дамблдор удивлённо посмотрел на неё.

— И ещё, мне было бы интересно знать, почему абсолютное большинство учеников, которых я спрашивала, не знают даже приблизительно, где находится ваш кабинет? Почему, чтобы попасть к вам на аудиенцию нужно знать пароль?

— Ммм... Это необходимо для поддержания дисциплины среди учащихся...

— Дисциплина, господин директор, в достаточной мере поддерживается системой баллов, взысканиями и комендантским часом. Вы позиционируете свою школу как самое безопасное место в магической Англии, где каждый может получить помощь. Кажется, это слова вашей ежегодной речи. Однако, как ваши студенты могут получить от вас помощь, если ваш кабинет засекречен и, кроме того, находится под охраной? В самом безопасном месте магичесской Англии?

Дамблдор благожелательно улыбнулся.

— Дана. Вы ведь ещё Дана, не так ли? Вы по-прежнему довольно плохо ориентируетесь в магических реалиях, и в правилах школы. В Хогвартсе четыре факультета, иначе Дома: Гриффиндор, Слизерин, Равенкло и Хаффлпафф. Эти факультеты полностью автономны друг от друга. По всем вопросам, с проблемами, предложениями, требованиями ученики обращаются к своим деканам, главам своих Домов. Для Гриффиндора это мой заместитель, профессор МакГонагалл. И только если деканы не могут самостоятельно решить поставленную задачу, вмешиваюсь я. У учеников нет никаких причин приходить ко мне, все их проблемы, как правило, разрешаются раньше, чем возникнет такая необходимость. Но я предусмотрел, что ученикам всё-таки может понадобится меня посетить. Видите ли, ни для кого в школе не секрет, что я ставлю в качестве паролей названия сладостей. Пришедшему ко мне нужно просто подобрать нужное название, это совершенно несложно, особенно для детей, которые отлично разбираются в конфетах. Однако, после первого же неправильного пароля я получаю сигнал о том, что кто-то пытается ко мне пройти, и тут же отправляюсь на место, если меня в кабинете нет, или открываю проход. Так что, как видите, попасть ко мне совсем несложно.

Дана терпеливо кивала, помешивая свой чай и не сводя глаз с улыбающегося директора.

— А теперь о гаргулье, которая вас так напугала. Уверяю вас, она неживая и не нападает на учеников, даже если они тысячу раз назовут неверный пароль или даже попытаются взорвать её — это всего-навсего статуя, которая приводится в движение паролем, и открывает вход. На самом деле это традиционный атрибут, старый, как сама школа. Хогвартс существует тысячу лет, и первоначально эта статуя была установлена для того, чтобы воспрепятствовать незаконному захвату власти. Она не реагирует на неверные пароли, а так же не открывается недостойному человеку, даже если статуя будет уничтожена, проход останется запечатан. Фактически, Хогвартс — это маленькое государство в государстве, что гарантирует безопасность учеников, какой бы политический курс ни держало действующее правительство. Не раз за прошедшие века появлялись тёмные маги, желавшие подчинить его себе, но Хогвартс признавал лишь власть законного директора, человека, который заботится об общем благе всех учеников, а не о каких-то своих эгоистичных интересах. И в наше довольно спокойное по сравнению с прошедшими веками время есть тёмный волшебник, именующий себя лорд Волдеморт, который страстно желает подчинить себе нашу школу. Гаргулья — это защита именно от таких недостойных претендентов. Видите ли, кабинет директора — центр Хогвартса, его сердце, сюда стягиваются энергетические потоки и здесь завязываются узлы. Не имея доступа к этому помещению, по-настоящему управлять школой невозможно. Даже заручившись поддержкой действующей власти, имея все необходимые бумаги, даже подписи всех учеников и учителей, злоумышленник не может быть настоящим директором школы, и Хогвартс рано или поздно вытеснит его, это древний замок, обладающий собственной, непостижимой и местами разумной магией. Недостойный своего места человек не может оставаться в этих стенах долго, обычно, год — самый большой срок.

Дана задумчиво кивнула. Дамблдор был весьма убедителен. В Уставе школы говорилось о законной и незаконной власти директора, и только сейчас она поняла настоящий смысл этих слов. Всё снова оказалось сложнее, чем она думала. Выходит, директор не может руководствоваться собственным благом и ставить его выше интересов своих учеников, иначе он будет лишён директорской власти. Одно то, что Дамблдор всё ещё занимает этот кабинет, говорит о том, что он вовсе не такой загребущий спрут, каким показался Дане по-началу. Или всё это было искусно подготовленной специально для неё дезинформацией? На изучение Истории Хогвартса, чтобы подтвердить или опровергнуть его слова, ушло бы минимум два дня.

— Это всё, что вас интересует? — Дамблдор сверкнул глазами из-за очков и пригубил чашку.

— Нет, я шла к вам, чтобы задать несколько вопросов. Как продвигается расследование?

Дамблдор развёл руками.

— Пока, по имеющимся данным, злого умысла в действиях учеников обнаружено не было. Ученик, сваривший злополучное зелье, не имел своей целью убить кого-то, только усыпить на небольшое время. Он пользовался рецептом, переписанным с переписанной работы, источники теряются из-за времени, так что в злом умысле можно заподозрить даже студентов, учившихся сто лет назад, которые описание одного зелья заменили описанием другого. Так же, доказано, что Северус Снейп не имеет никакого отношения к этому зелью, он только взял кувшин с ним из кухни, свидетели подтверждают. Я сделаю объявление об этом в ближайшее время, как только расследование будет закончено, чтобы о мальчике не ходили дурные слухи. На сегодняшний день всё настолько запутанно, что я не могу назвать ни имя настоящего злоумышленника, ни имя жертвы, которой предназначалось это питьё — у меня есть только имена исполнителей. Дело будет закрыто.

Он глубоко и, как Дане показалось, почти театрально вздохнул.

— Печально, — сказала она довольно холодно. Примерно такого результата она и ожидала, так что не видела смысла ни расстраиваться, ни возмущаться.

— Единственное, что в моих силах — я могу снять баллы и назначить взыскание мистеру Петигрю за изготовление зелья по непроверенному и опасному рецепту, а так же мистеру Снейпу за посещение кухни, так как это закрытое для посещений помещение. Если, конечно, вы настаиваете, чтобы за происшествие кто-то хоть как-то ответил.

Он выжидающе посмотрел на неё.

— Пожалуй, это лишнее, — ответила она равнодушно. — Нет смысла наказывать жертв.

— Я знал, что у вас доброе сердце.

Дана снова кивнула.

— Если с этим мы закончили, я хотела бы уточнить у вас несколько моментов относительно жизни Лили. Её друзья и знакомые забрасывают меня самой разнообразной информацией, разобраться сложно. Уверена, вы, как директор, в курсе некоторых событий, особенно если учесть, что Лили была старостой и лучшей ученицей.

— Да, это так, — согласился Дамблдор. — Разумеется, я приглядывал за вами... То есть, за Лили. Она была очень многообещающей ведьмой.

— Хорошо, — Дана улыбнулась. — Так кем приходится Лили Джеймс Поттер?

— Насколько мне известно, женихом, — мягко сказал Дамблдор.

— Как давно это вам известно и от кого?

— Три дня назад мне сказал об этом Карлос Поттер, отец Джеймса.

— Вас это не удивляет?

Дамблдор пожал плечами.

— Дети, с согласия родителей, часто обручаются ещё в школе. Меня не удивляет ни выбор Лили — всё-таки один из самых завидных женихов — ни то, что всё это держалось в секрете.

— А какие отношения были у... детей до обручения?

— Увы, не могу вам в этом помочь. Личной жизнью студентов я интересуюсь только когда этого требуют обстоятельства, — Дамблдор развёл руками. — Лили была спокойной, уравновешенной и довольно скрытной девушкой, она не хотела делать свою личную жизнь достоянием сплетников и никогда не доставляла проблем учителям. Так что об этом мне ничего неизвестно, вам лучше спросить более близких друзей Лили.

— Хорошо, — согласилась Дана. — В таком случае, могу я узнать, кто такая Пенелопа Хельсингтон и почему сейчас её нет в Хогвартсе?

Дамблдор помрачнел. Он тяжело вздохнул и разлил новые порции чая.

— Пенелопа была лучшей подругой Лили, — честно ответил он. — К сожалению, после этого несчастного случая произошло ещё одно неприятное событие — её родители решили, что в Хогвартсе недостаточно безопасно. Они забрали свою дочь в тот же день и, насколько мне известно, уже сейчас Пенелопа продолжает обучение в Шармбатоне. Это французская школа магии.

— Почему Пенелопа не оставила Лили записки или письма и до сих пор не попыталась связаться?

Дамблдор снова развёл руками.

— Я не могу этого знать. Пенелопа была необщительной девочкой, кроме Лили у неё друзей не было, хотя не было и врагов. Её забрали буквально за пару часов, боюсь, она не успела оставить что-то для Лили.

Дана согласно кивнула, внутренне сохраняя недоверие словам директора. Когда люди собираются в спешке, они обычно забывают много мелочей или ненужных вещей, которые незачем брать на новое место. В спальне девочек не было не только бесхозных мелочей, но даже следов пребывания четвёртого человека. В вещах Лили не было её фотографий или подписанных подарков. Кто-то подчистил следы? Вполне возможно, вопрос, кто это сделал и кому это нужно? Нет, оба ответа были налицо, оставалось непонятным: зачем? Просто чтобы выдать Лили замуж? Глупо.

— Хорошо, господин директор, — уступила она. — У меня остался последний вопрос. Что бы вы сделали, если бы узнали, что помолвки Лили Эванс и Джеймса Поттера никогда не было?

Дамблдор удивлённо вздохнул и провёл рукой по бороде.

— Помилуйте, Дана, зачем Поттерам лгать? Это благородное древнее семейство, Карлос Поттер — честнейший человек, целиком и полностью преданный делу Света. Заполучать невесту таким бесчестным путём? Зачем бы это? Скажу вам начистоту, увы, таковы реалии, но маглорожденные невесты очень низко котируются на брачном рынке, какими бы достоинствами они ни обладали. Такие неравные браки заключаются по любви и только по любви. Никакого расчёта тут быть не может. Нет, мне сложно в это поверить. Я понимаю, вы сейчас ничего не чувствуете к Джеймсу, вы ведь совсем его не знаете. Между ним и Лили тоже ведь не сразу всё сложилось. Прошу, не нужно делать поспешных шагов. Ведь, возможно, память Лили вернётся к вам, или вы измените своё отношение к юноше.

Дана сузила глаза.

— А если у меня будут доказательства этого?

— Их не будет, это просто невозможно. Ладно, можно поверить в молодость, горячность и глупость, подростки иногда вытворяют несуразные вещи. Но ведь факт помолвки подтвердил отец Джеймса, взрослый и уравновешенный человек. Поверьте, ему гораздо выгоднее было бы женить сына на одной из сестёр Блэк, это самые завидные невесты магической Англии, и Блэки не против породниться с Поттерами. Но он, как любящий отец и просто разумный человек, не помешанный на чистоте крови и общественном мнении, благословил этот выбор сына. Будь здесь что-то неладно, он забил бы тревогу первым.

Дамблдор потрясающе умел убеждать. Он говорил мягко и уверенно, очень аргументировано и спокойно. Его пронзительные глаза смотрели прямо в душу. Дане хотелось ему верить.

Но она знала — помолвки не было. По крайней мере, будь Лили в трезвом уме и здравой памяти, она бы этого не допустила. Заблуждался ли Дамблдор или осознанно лгал? Здесь была зарыта огромная зловонная собака, Дана всё ещё не знала, кому так невыгодно её раскапывать. Древнее богатое семейство явно выигрывало что-то, заполучив в семью простушку из рабочего района и, скорее всего, Дамблдор тоже в выигрыше, если ему что-то известно. Лили была не так проста? Или Дана не знает какой-то очень важной составляющей этого пазла?

Однозначно, сведений всё ещё недостаточно. К сожалению, у Даны не было никаких полномочий к их добыче иными путями. По крайней мере, она не могла сделать это законно. Хотя... Что такое закон в этом сумасшедшем мире?

— Хорошо, профессор Дамблдор, я пока оставлю всё как есть, — уступила она.

Язык чесался сказать о том, что однокурсники ей лгали. Хотелось рассказать о дневнике Лили и том, что ей открылось и что она только подозревает. Но мягкий и улыбчивый, добрый и всепонимающий могущественный волшебник не внушал ей ни капли доверия. Она скорее поверит в то, что это мудрый добрый дедушка стоит за всем происходящим и умело управляет всеми, словно своими марионетками, чем в то, что он остался где-то не у дел и будет безумно рад её выкладкам. Рисковать получить опасного противника, имея только призрачный шанс на его покровительство и помощь? Дана ещё слишком слабо держалась на ногах в этом мире, у неё не было путей отступления и безопасного угла. Свои права в этой школе и весомость своего голоса она понимала очень хорошо.

Так хотелось домой, в спокойную, уравновешенную жизнь. Но — не время.