Галопом по вселенным (джен)

Адольф в полной задумчивости вышел на улицу. Возбуждение, появившееся после видения, исчезло, словно его и не было. Вокруг громыхали, закладывая уши, фейерверки. От них и бенгальских огней рябило в глазах. Окна сверкали гирляндами. Пьяные мужские голоса орали песни и поздравления. Из окон доносилась музыка и звон бокалов.

Падал снег. Большими белыми хлопьями. Небо было светло-фиолетовым от дыма салютов. Пахло чем-то вкусным, но было непонятно откуда запах доносится, и от этого грустно. Ноги вязли в сугробах, легкая куртка промокла насквозь, неприятно холодя.

Он шел и думал — а ведь тогда все было по-другому, лучше. И снег падал совсем не так. А когда это "тогда"?.. И лучше ли было? А где это было?

Он закрыл глаза. Новое воспоминание. Смутное, как болезненный сон. Прерывающееся, идущее картинками, которые расплываются, как только фокусируешь взгляд.

Он шел по коридору высокого, величественного здания, поражающего своими размерами. Кованые, мощные сапоги гулко стучали по кафелю. Новая коричневая шинель, только с конвейера, приятно пахла и обволакивала теплом.

— Adolf! Adolf, haben Sie einen alten git, wie viel k?nnen Sie erwarten!(1)? — крикнул мужчина в мундире. Он усмехнулся. Эмиль, старый друг. Лишь он может так по-панибратски к нему обращаться. Он улыбнулся и открыл дверь. Его встретили шумным криком, подхватили и усадили за стол. Раздавались шутки, прибаутки, веселые стишки. Он был среди своих. Улыбнувшись, он принялся есть. Наступал 1939 год. Интересно, что он принесет ему?

Какие-то люди, смех, веселье. Адольф содрогнулся. Картинки тут же исчезли. И как он не пытался, они не появлялись. Он стоял посреди пустой улицы с остатками празднеств — хлопушками, "дождиками", спичками, бутылками. Было убийственно тихо. Как будто наступил апокалипсис. Сколько же времени парень простоял тут, на морозе? И где он? Кто он? Похоже, в воспоминаниях Адольфа занесло на незнакомую улицу.

Носки промокли. Перчатки тоже сырые. Он их снял — руки тут же свело морозом. Сунув перчатки в карманы, Адольф пошел наугад. А идти, мерзнуть и разглядывать промокшие носки довольно интересно. Поэтично даже. И думать о вечном. Представляешь, что ты герой фильма... Еще бы музыку. Фортепиано. Долгую, спокойную красивую музыку. И скрипка после вступления. И первые такты такие робкие, осторожные... Адольф вообще любил классическую музыку. Вагнер, Шопен, Лист…. Классика приятно касалась его измученных ушей и медленно успокаивала, давала сил. За все время он никогда не пытался начать слушать современную музыку. Единственным исключением была рок-группа Black Sabbath, использующая тритоны в гитарном звучании. На эту группу его подсадила Вечная, мадам с весьма странным вкусом.

Шаг. Еще шаг. В голове отзвуки музыки. Грустно. Он никому не нужен, даже Вечная спровадила его прочь…. Шаг. Зачем его оживили? Шаг. Лучше бы остался умирать в Берлине, уж лучше вечное забытье, чем этот кошмар. Еще шаг. Кто он? Он не помнит себя, не понимает, за что он вынужден не жить, а выживать в этом кошмаре, никому не нужный, тупиковая ветвь эволюции…

Концерт в голове закончился, и он открыл глаза. Все, хватит, так и с ума сойти недолго. Жаль, снег перестал идти. И он проходит не вдоль уютных кафе и винтажных стекол, а по грязным переулочкам мимо старых облезлых домов. Темно, холодно… легкая курточка совсем не греет, а ноги отказываются шевелиться. Да, оплошал он. Сколько раз Вечная говорила — без ботинок ходить нельзя. Вот и нарвался….

Продрогший, замерзший и грустный, сейчас Адольф мечтал попасть домой, выпить чашку горячего чая, принять душ, съесть чего-нибудь вкусное и, плотно укутавшись в теплое одеяло, забыться в тяжелом сне. Возможно, ему опять приснится что-нибудь из прошлой жизни, а лучше из детства. Он ведь только сейчас вспомнил свою семью, наверняка с ними связано множество приятных событий его жизни. Задумавшись, Адольф брел по негостеприимной улице, даже не заметив то, что магия восполнилась.

Однако надо шевелиться. Подворотня, мимо которой он проходил, доверия не внушала совсем. Он уже успел познакомиться с таким неприятным явлением, как «гопники». Конечно, Адольф легко может их и убить, и заставить совершить самоубийство, но… у него и так плохое настроение, зачем же его портить еще сильнее?

Адольф как раз поравнялся с подворотней, как вдруг он услышал женский крик....

— Я еще пожалею об этом решении, да, Вечная? — вздохнул он и припустил в темноту

(1) — Адольф! Адольф, старый ты придурок, сколько тебя можно ждать?(нем.)