Ласточка на морском берегу (гет)

"Мой дорогой друг! Я не знаю, дойдёт ли это письмо до Вас, но мне искренне хочется верить, что дойдёт, и что Вы не затеряетесь на дорогах Талига и позволите себе написать мне пару строк в ответ.

Есть такие дороги — назад не ведут.

На чужом берегу я прилив стерегу.

Паруса обманув, ветер стих навсегда,

Плоским зеркалом стала морская вода...

После Вашего отъезда время идёт особенно медленно, небо хмурится, море посерело и распухло как мёртвая рыба, и все вокруг — тоже, похожи на мёртвых рыб — сплошное мычание, отговорки и глупое хлопанье глазами. Мне не добиться от них ответа, не выяснить, что происходит в вашей столице, как там Вы, мой друг, добрались ли Вы до места в срок и успели ли исполнить ту миссию, ради которой Вы так скоропалительно покинули Ургот...

Почему-то мне кажется, что я Вас больше никогда не увижу, но, может, это всё мои глупые девичьи страхи и осенняя грусть, которая никак не может оставить меня в покое. Порою мне кажется, что я начинаю уподобляться Юлии и писать витиевато и изощрённо, терзая умы своих читателей ненужными восторгами, страстными страданиями и безумными эмоциями, которые не то чтобы мне не присущи, но которые я предпочитаю держать при себе и в себе.

Если это внезапно случится и я утомлю вас своими письмами, дайте мне это знать, но только ответьте мне, непременно ответьте. Хоть одной строкой...

И берегите себя, обязательно берегите себя.

Ваша Е."

"Мой дорогой друг! Новости, приходящие из Талига, теперь уже Талигойи, тревожные и пугающие. Я знаю, что Вы совершили, и я искренне восхищаюсь и Вами, и Вашим поступком. Наверное, если бы Вы не сделали того, к чему обязывали Вас Ваш долг и Ваша верность, я бы не смогла и дальше относиться к Вам с тем уважением и трепетом, которые Вы вызываете во мне сейчас. Крепитесь, мой друг, настали трудные времена. Но знайте, что Вы не одни.

Я искренне молюсь за Вас, но, право слово, если бы обстоятельства позволили, то я предпочла бы молитвам более решительные и влияющие на ситуацию действия. Но сейчас мои руки и, самое печальное, мои ноги связаны, я не могу, как Вы, сесть на коня и пересечь степи и равнины, чтобы разрубить связывающие Вас оковы. Я даже не могу сесть на корабль, без того, чтобы отец не узнал об этом и не велел запереть меня под замок. После того, как "Влюблённая акула" покинула наши воды, ни одно судно не осмелится взять на борт принцессу Урготскую и без разрешения герцога увезти её в Талиг... Пока не осмелится...

Я по дну бы морскому навстречу пошла,

Только в компасе старом сломалась игла.

Парус стёрся до дыр от палящих светил,

Да и ветер попутный меня невзлюбил...

Давеча, за спиной моего собственного отца, мне удалось пообщаться с одним человеком, и он сообщил мне, что Вы заточены в Багерлее, и что условия Вашего заключения столь ужасны и унизительны, что должны, по мнению ваших палачей, указать Вам на "ваше место" и лишить Вас надежды на спасение и веры в свои силы. Не поддавайтесь им, мой друг, не дайте этим глупцам даже на секунду поверить в то, что Вас можно сломить солёной водой и отсутствием чистого воздуха.

Помните, мы с вами разговаривали о свободе, о том, когда человек может ощущать себя наиболее свободным: когда он не зависит от внешних обязательств и может делать что хочет, или когда он свободен внутренне, и это позволяет ему не оглядываться на внешние обстоятельства.

Вы помните, что сказали мне тогда?

"Ни одни оковы не способны удержать на месте ветер, потому что ветер делает то, что он захочет".

"Но разве ветер не может заплутать в узких переходах и улочках старого города, которые будут удерживать его внутри городских стен и не выпустят в вольные степи?" — спросила я тогда у Вас. Помните, дорогой друг, что Вы ответили мне?

"Все стены и замки находятся внутри нас, и если мы разрушим их, то станем по настоящему свободными. Даже если тело наше будет томиться в застенках, душа по прежнему будет вольна жить своей жизнью, не подчиняясь навязанным ей условиям. Свободная душа способна летать, милая Елена, и ветер всё равно найдёт тот неровно положенный камень, который поддастся его напору и выпустит его обратно в степь".

Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?

Хороню в себе боль и венчаю печаль.

Бурунами морскими пробежать нелегко —

Вспоминай мое имя, прикасайся рукой...

Помните о том, что на этом свете есть люди, ценящие Вас превыше всех богатств мира, и не поддавайтесь унынию и тяжести оков. Ветер всегда найдёт неровно положенный камень.

Ваша Е."

"Мой дорогой друг! Последние присланные известия из новоявленной Раканы не могут не радовать моё измученное ожиданием сердце: Вы оправданы!

Да, я знаю, что было потом, я знаю, как низко повел себя тот "господин в белых штанах", что вообразил себя королём Талигойи, я знаю обо всём и нисколько не сомневаюсь в том, чем закончился бы поединок между вами, если бы до него дошло дело. Я горжусь Вашей выдержкой и спокойным разумом, порою мне хочется обладать столь же великим хладнокровием и рассудком, кои в полной мере присущи Вам, но моё женское существо то и дело сбивает меня на недопустимые в такой трудной ситуации чувства. Мне очень трудно не дать им сейчас волю и не написать Вам о том, что может чувствовать простая провинциальная принцесса, сидящая в высокой башне у моря и ждущая появления на горизонте белого паруса надежды... Но полно.

Зимние ветра уже вовсю метут и засыпают снегом прибрежные скалы. Ещё никогда зима не была столь холодной и длинной. Жизнь вокруг как будто замерла и затихла, не проходят балы и маскарады, не танцуют мистерии, все живут в ожидании войны и перемен, которые грянут и изменят политическое равновесие. Наш общий друг, не буду его называть сейчас, чтобы не навлечь на него беды, кажется придумал свой выход из сложившейся ситуации и свой способ сдвинуть чаши весов в нужную сторону. Надеюсь и верю, что всё у него получится, и что его план приблизит тот день, когда вы наконец будете свободны в полной мере и сможете написать мне хотя бы пару строк. Хотя, вероятно, мне не стоит рассчитывать даже на это... Я не столь наивна, чтобы не понимать, что в Ракане Вас держат не только "милостью королевской данное помилование" и "поруки кардинала", но и бывшая королева Талига.

Третий год я зову — только эхо в ответ,

Обманул меня ветер, запутал твой след.

Только сталь твоих глаз не забыть никогда,

А в груди ледяная морская вода...

Но не тревожьтесь об этом. Я хочу, чтобы Вы знали, что я останусь вашим преданным другом вне зависимости от того, с кем Вы решите связать свою судьбу. Моё сердце и моя дружба, в отличии от моей руки и моего разума, принадлежат только мне, и только мне решать, кому отдать их без остатка. Наверное, это и есть та внутренняя свобода, о которой я писала в своём прошлом письме — обстоятельства могут быть нам навязаны, но лишь мы сами вправе решать, что нам делать с нашим внутренним миром и душой.

Держитесь, мой друг. И берегите себя. Для меня Ваша целостность очень важна, вероятно, гораздо более, чем целостность любого другого человека.

Ваша Е."

"Милый друг! Позвольте сегодня мне назвать Вас так, как велит мне моё сердце. Ибо хоть раз в жизни и незаряженное ружьё должно выстрелить, и даже умерщвленный ызарг напоследок может устроить свистопляску среди недругов одним своим видом.

Наш добрый друг виконт Валме прислал мне удивительное и радостное письмо о переменах, случившихся в Олларии в самом начале этой, такой долгожданной весны: оно дошло даже раньше дипломатической почты, и даже раньше тайных сообщений, поступающих моему батюшке от неизвестных источников в самых разных кругах власти Талига.

Я не могу сожалеть о смерти человека, который причинил столько бед и Вам, и Вашей родине, но по человечески оплакиваю его судьбу: глупый мальчишка, возомнивший себя наследником Великой державы и бездумно гоняющийся за реликвиями... Мне действительно жаль его и я не смогла бы простить тех, кто вкладывает подобные мысли и желания в юные умы и коверкает им жизни жаждой власти и "справедливости". Я задумываюсь о том, свободен ли был Альдо Ракан в своих поступках и мыслях? И понимаю, что нет. Вся его жизнь, всё его существо было подчинено чужим идеям, пустившим в юной и неокрепшей душе сильные и, в итоге, задушившие его корни... Он не решал ничего и ничего не мог повернуть вспять, так и шёл по тому пути, который навязало ему его окружение, и, право слово, он был несчастнейшим человеком, ибо не мог ни на шаг отступить от якобы "предначертанного" ему великого будущего... Всё это слишком печально и заставляет нас задумываться и о своей собственной судьбе, не правда ли?

Но, не будем вспоминать былое, мой друг, будем смотреть в будущее широко раскрытыми глазами и радоваться каждому новому дню.

Мне сообщили, что вы собираетесь вернуться к своей армии, что по началу показалось мне удивительным в свете произошедших событий: в какой-то момент я позволила себе предположить, что вы постараетесь задержаться в королевском дворце — уже не как пленник, но как долгожданный правитель и муж. Но потом я поняла, что Вы слишком долго были прикованы к одному месту и заперты в четырёх стенах, и сейчас вашему внутреннему ветру просто необходим простор и воля. А где их ещё можно обрести и пропитаться ими, как не в походах и странствиях? Где ещё можно вдохнуть столько воздуха и ощутить столько огня, как не в достойной великого Маршала битве?

Я искренне желала бы сейчас оказаться на той дороге, что уводит Вас от столицы в сторону Кольца Эрнани. Увидеть закаты, сонные травы и почувствовать мощь древних камней. И может быть даже ненадолго, всего на несколько мгновений, но ощутить то, что чувствуете Вы, побыть Вами, побыть рядом с Вами...

Обернуться бы лентой в чужих волосах!

Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,

Шелком в руки родные опуститься легко

Вспоминай мое имя...

Это моё последнее письмо к Вам, мой милый друг, потому что негоже замужней даме, коей я стану в ближайшее время, писать письма другому мужчине, даже если он и не собирается опорочить её имя ни перед кем на этом свете.

Герцог Фома не сообщил мне имя моего будущего супруга, но, судя по собранным мною крупицам информации, Ургот собирается породниться с одним из ваших южных графств, и, вероятно, этот союз укрепит наше положение на политической карте.

Я по-прежнему свободна в своих чувствах и мыслеизъявлениях, наши с Вами беседы позволили мне многое понять и узнать о себе, поэтому моё будущее, которое решил и устроил за меня мой отец, не страшит меня. Ведь благодаря Вам я точно знаю, что умею летать. Не зря же наш общий друг иногда называет меня урготской ласточкой, мне кажется — это очень символично, и это имя дарит мне надежду и веру в то, что я справлюсь и не поддамся никаким возможным тяготам и невзгодам.

Берегите себя, мой друг.

Любящая Вас Е."

Обернуться бы лентой в чужих волосах,

Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх...

"Милая Елена.

Я умею быть многословным и расточительным в словах, но в делах предпочитаю краткость и ёмкость, ибо зачем раскланиваться и рассыпаться в наилучших уверениях и пожеланиях, если можно просто выполнить свой долг. Или свое невысказанное обещание, как в нашем с Вами случае.

Разрешите же высказать вам мою глубочайшую признательность за вашу заботу и волнения обо мне. Ваши письма и ваши слова придавали мне сил на протяжении всех этих долгих и холодных месяцев.

Надеюсь, что вас не затруднит ровно через два дня по получении этого письма взобраться на самую высокую башню, какая только есть в Урготелле и откуда будет видно море до самого горизонта, и с рассвета ожидать там появление белого паруса.

Потому что ворон летит к своей ласточке.

И к Леворукому все наилучшие пожелания, потому что я лучше знаю то, что нам всем нужно этой весной.

Рокэ Алва, герцог Кэналлоа, Первый маршал Талига.

Вечер 20 дня месяца Агата (Весенних Волн) 400 года круга Скал."