Парадоксы восприятия (джен)

Ночь.

Лаборатория.

За столом — трое: худощавый мужчина лет пятидесяти — на нём белый лабораторный халат, мантия же аккуратно сложена и висит на спинке стула, а в руках — блокнот и почему-то простой карандаш, а не перо; приятный молодой человек лет двадцати, с тонкими аристократическими чертами лица, черноволосый и черноглазый — и вид он имеет одновременно скучающий и заинтригованный (сложно сказать, как два эти чувства могут сочетаться в одно время в одном человеке, но это именно так); последний — с сединой в волосах и следами побоев на измученном, но не старом еще лице, одежда его порвана и запачкана кровью, с совершенно измученным видом — рот его приоткрыт, и оттуда свисает длинная нитка слюны.

У каждого из них своя роль: Августус Руквуд допрашивает пленного Карадока Дирборна, а Ойген Мальсибер в это время держит того под Империо — выбор довольно странный, на первый взгляд, потому что Руквуд и сам превосходно владеет этим заклятьем. Однако в данном конкретном случае не то что у него — у самого Тёмного Лорда ничего так и вышло: то ли Дирборн — великолепнейший менталист, то ли это Дамблдор постарался и своих соратников защитил, но так или иначе, ни от легилименции, ни от Империо толку не было — первая просто мало что показала, а второе вообще не получилось наложить… ни у кого, кроме сидящего тут мальчишки. Как и почему — к этому вопросу Руквуд планирует вернуться чуть позже, однако факт: потерпев неудачу и замучив несчастного, Темный Лорд разозлился неимоверно, однако, наконец, совладав с собой, заставил каждого из ближнего круга сделать попытку — и внезапно у Мальсибера-младшего это вышло легко и сразу. Потому-то он и сидит сейчас здесь, скучает и весьма раздосадован: все остальные в этот момент устраивают какой-то весёлый погром, а он вынужден тут торчать. Они почти незнакомы, Мальсибер и Руквуд: тот видел, конечно, не так давно принятого в ближний круг вслед за отцом юношу, но общаться не довелось — да и незачем было. Сколько их, вот таких… а, впрочем, таких вот как раз и нисколько.

— Да не скажет он ничего, — наконец не выдерживает Ойген, осторожно просовывая кончик пальца в клетку с лабораторными мышами. Те принюхиваются, и он с любопытством смотрит, укусят его или нет.

— Почему? — вежливо интересуется Руквуд.

— Потому что нечего, — Мальсибер смеётся, поворачивается и смотрит теперь и на Руквуда с тем же любопытством, что только что глядел на мышей. — У него в голове всё перемешано, он даже не понимает, чего вы от него хотите.

— Велите ему…

— Я не могу! — восклицает тот. — Это же так не работает… я не могу ему приказать сделать то, чего он сделать не может. Мы его так совсем с ума сведём. Да? — спрашивает он ласково и сочувственно у сидящего на табурете Дирборна.

— Как вы сделали это?

— Что как я сделал? — с удовольствием переспрашивает молодой человек.

— Наложили Империо. Никому кроме вас это не удалось, включая Лорда.

— Ну мало ли, — пожимает плечами тот и легкомысленно замечает: — Может, вы все ему не понравились просто. А я понравился. Я же и красивее, и моложе — меня приятнее слушаться.

Он смеётся, но Руквуд почему-то никак не может понять, говорит он всерьёз или шутит. Ему вообще очень трудно с Мальсибером: в том слишком много эмоций, и хотя он вполне открыт, да и окклюмент крайне слабый, толку от легилименции в его случае немного — Руквуд пробовал: его сознание столь же чувственно и наполнено яркими образами, как и его речь, и отыскать там что-нибудь нужное теоретически можно, но весьма утомительно, а главное — долго.

— Это шутка? — вежливо уточняет Руквуд. Мальсибер глядит на него изумлённо и уточняет:

— Что именно? Что я моложе и красивее вас? По-моему, это факт… даже аксиома, — он снова смеётся.

Руквуда это слегка раздражает, но вместе с тем интригует — но сейчас нужно заниматься Дирборном: они сидят уже второй час, а практических результатов до смешного мало.

— Прикажите ему рассказать то, что…

— Я же уже сказал: он не может! — повторяет Ойген. — Он бы хотел, правда. Но не может. Он всё забыл и всё перепутал, увы. Нужно подождать хотя бы несколько часов, — говорит он и добавляет неосторожно: — Да после лордовской легилименции и не удивительно… у него и голова сейчас болит, и вообще от него толку не будет.

— У нас мало времени, — ровно говорит Руквуд. — Мы не можем ждать.

— Ну не можем так не можем, — легко соглашается Мальсибер. — Вы продолжайте — он же вполне вам послушен.

Руквуд и продолжает: пробует применить какие-то комбинации зелий, подносит к пленному светящийся голубоватый кристалл и задает вопросы то так, то эдак... без толку. Дирборн даже говорить нормально не может, изъясняясь все больше какими-то междометиями и усталым мычанием. Мальсибер, тем временем, вновь начинает скучать и снова оборачивается к столу, на котором так много занятных вещей: начиная с волшебных магических линз, которые не просто увеличивают изображение, но и меняют способы восприятия, и даже образ мыслей порой — молодой человек наклоняется к одной из них и заглядывает в неё, смотрит вокруг, разглядывает сквозь неё хозяина лаборатории, пленника, смеётся удивлённо, затем отодвигается, заинтересовавшись теперь разнообразными измерительными приборами, которые в идеальном порядке разложены на краю стола. Его внимание привлекает волшебный штангенциркуль — штука, наверное, редкая и, на первый взгляд, действительно странная: он трогает его осторожно (Руквуд морщится, но молчит), но в руки взять, к счастью, не решается. Потом Мальсибера заинтересовывает маятник на подвесах — он тихонько толкает его, трогает, разве что не обнюхивает… Ничего опасного в его действиях нет, но Руквуда они отвлекают, ибо далеко не все предметы у него на столе невинны и безопасны. Колбы и колбочки с зельями беспокойный юноша благоразумно обходит стороной — так же, как и небольшой котёл, и вообще все принадлежности для приготовления зелий — и тянется к странным металлическим табличкам с выгравированными на них не менее странными буквами. Он почти что касается их, когда Руквуд ровно его одергивает:

— Не трогайте это.

— Не буду, — послушно убирает руку Мальсибер и тут же спрашивает: — А что можно трогать?

— Ничего.

— Совсем ничего? — недоверчиво уточняет тот, и Руквуд подтверждает:

— Совсем. Сосредоточьтесь.

— Да не соображает он ничего! — с легкой досадой говорит Мальсибер, — мог бы — давно уже все рассказал...

— Он знает — значит, расскажет, — говорит Руквуд.

Мальсибер изумляется:

— Почему?!

— Почему что? — слегка раздражённо уточняет Руквуд.

— Почему раз знает — значит скажет?

— Потому что он под Империо, — с некоторым недоумением поясняет Руквуд — как можно, на таком уровне владея заклятьем, не понимать самой его сути?

— И что? — так и не понимает Мальсибер. — По-вашему, знание и способность его воспроизвести идентичны? — он смотрит очень недоуменно.

А вопрос-то хороший... Хороший и неожиданно точный. Руквуд сам удивлен тем, что подобное не пришло ему в голову: он слишком устал, вероятно, а еще этот юнец, постоянно его отвлекающий — потому что ему скучно, и он как может пытается себя развлекать. А фантазия у него богатейшая, и скучать он, видимо, действительно не привык, посему на запрет трогать что бы то ни было он не то чтобы не обращает внимания — нет, почему, обращает, но как-то... своеобразно. Например, сейчас он вновь тянется к клеткам, решив, вероятно, что в оном запрете речь шла исключительно о неодушевленных предметах. Пусть бы его и покусали, но, во-первых, вдруг это его отвлечет, и он не удержит свое странное Империо, а больше наложить не сумеет — а во-вторых, это может испортить чистоту эксперимента уже над самими животными. Надо чем-то занять его, решает Руквуд, раз уж слов он не понимает. И Риддлу потом сказать, чтобы сделал молодому человеку внушение о правилах поведения в лаборатории — потому что работать им вместе, вероятно, еще придется, ибо Августус намерен всерьез изучить его аномальное Империо.

— Не нужно трогать ничего на столе, — напоминает Руквуд. — Можете пока посмотреть книги, если хотите.

Тот тут же встает и идет к стеллажам — и на какое-то время ему их хватает.

А у Руквуда так ничего и не выходит с допросом. Да и за стеллажами как-то подозрительно тихо... Он окликает:

— Мистер Мальсибер!

Тишина.

Как неприятно... но вроде бы там не было ничего опасного, в чем тогда дело?

Руквуд идет сам посмотреть — и тут из-за угла на него совершенно бесшумно выскакивает Мальсибер, они сталкиваются, не удержавшись на ногах, и падают. Ойген пытается найти опору, хватается за стеллаж — и тот падает следом. Книги летят с полок, сметая заодно и со стола все, что на нем находится: клетки падают, мыши пищат, что-то проливается, смешивается друг с другом, шипит и дымит... а потом следует рывок аппарации — и они оказываются на улице.

Руквуд выпускает Мальсибера — тот падает и садится на сырую от недавнего дождя землю. Выглядит он напуганным и обескураженным — говорит растерянно:

— Простите... я совсем не хотел... я вовсе не думал, что так получится...

— Очень плохо, — говорит Руквуд.

— Да не то слово! — грустно соглашается молодой человек.

Похоже, он не понял его — опять.

— Плохо, что вы делаете то, чего не хотите, — поясняет Августус. — Действия всегда должны соответствовать намерениям.

— То есть если бы я намеренно все это устроил, вам бы больше понравилось? — изумленно спрашивает Мальсибер.

Что за манера переворачивать все с ног на голову?

— То, что вы сделали — чрезвычайно неуместно и будет стоить вам дорого, — говорит Руквуд, прикидывая примерную стоимость возможного ремонта и стоимость оборудования.

— Вы, конечно, нажалуетесь Лорду?

Формулировка Руквуду непонятна:

— Вы полагаете, достоверно изложить факты — значит жаловаться? — интересуется он.

— Да, если вас об этом не спрашивают! — восклицает Мальсибер. — А иногда даже если и спрашивают, — добавляет он, чуть подумав.

— Значит, я был прав, — констатирует Руквуд.

— Нет! — Ойген даже руками всплескивает. — Ну вы правда не понимаете разницу? Давайте я вам сам оплачу весь ремонт — а вы ничего Лорду не скажете... он же просто убьет меня!

— Вряд ли, — подумав, возражает Руквуд. — Он не станет убивать единственного наследника почтенной семьи, с которой связаны многие планы за разрушение лаборатории. Просто накажет.

— То есть вам просто хочется меня наказать? — немедленно спрашивает Мальсибер.

— Я полагаю, для вас это будет правильно и полезно, — кивает Руквуд.

— Так накажите сами, — предлагает ему Ойген. — Зачем отвлекать и расстраивать Лорда?

— Я? — кажется, слегка все-таки удивляется Руквуд. — Это не моя функция.

— Ну вот — что ж, по-вашему, Лорду это к лицу, а вам нет? — с невинной улыбкой спрашивает Мальсибер.

Какие он точные вопросы порой задает, однако. Интересный мальчик. Они, кажется, со Снейпом приятели, вспоминает Руквуд. Что ж, это логично: два человека с нетривиальным мышлением, вероятно, должны общаться.

— Я подумаю, — кивает Руквуд. — Ждите здесь.

Он зачаровывает одежду, и, наложив на себя чары головного пузыря: мало ли, что там теперь в лаборатории — и аппарирует в разрушенную лабораторию.